|
||||
|
|
Часть 3 Мы – Таллинские Вечером 21 сентября командир полка пригласил к себе своих заместителей, начальника штаба связи, командиров эскадрилий. Подводили итоги боевой работы торпедоносцев и топмачтовиков за прошедший день. Неожиданно зазвонил телефон. – Майор Ситяков слушает. Наступила недолгая пауза. Командир полка время от времени вставлял: «Есть», «Понятно», а мы все внимательно следили за выражением его лица, пытаясь определить, с кем и о чем он разговаривает. Наконец, Федор Андреевич произнес твердое «Есть» и бережно положил трубку на аппарат. – Звонил генерал Шугинин, – сказал Ситяков. – Он сообщил, что завтра сухопутные войска развернут наступление на Таллинн. Нам приказано с рассветом 22 сентября иметь в тридцатиминутной готовности к вылету восемь торпедоносцев и топмачтовиков для нанесения удара по вражеским транспортам, которые увозят из Таллинна войска, боевую технику и награбленное добро. Вылет нашим решением по данным воздушной разведки. – Что в первую очередь будем делать? – спросил Иванов, кладя перед собой лист бумаги, чтобы записать распоряжение командира. – Сделаем так, – немного подумав, сказал Ситяков. – Командирам эскадрилий выделить по два экипажа из наиболее подготовленных летчиков, штурманов и стрелков-радистов. Два остальные самолета выделит управление полка. Одну группу поведу я сам, а другую – мой заместитель по летной подготовке майор Орленко. Всем экипажам прибыть на аэродром к пяти часам утра. Инженеру полка обеспечить готовность машин к выполнению боевого задания… А теперь – отдыхать. Отдыхать? Накануне такого дня? Нет, нам с замполитом майором Добрицким не спалось, особенно когда прослушивали оперативную сводку из Москвы. В ней сообщалось, что 21-го сентября на Таллиннском направлении войска Ленинградского Фронта, развивая наступление, овладели городом и узловой железнодорожной станцией Раквере, а также заняли с боями более трехсот других населенных пунктов. Наши войска достигли успеха и на других участках фронта. Например, дивизии, действовавшие к западу от Нарвы, полностью очистили от противника перешеек между Чудским озером и Финским заливом и соединились с частями, наступавшими вдоль побережья Чудского озера. Попали в сводку Совинформбюро и мы, летчики. О нас сообщалось: «Авиацией Краснознаменного Балтийского флота потоплен в Балтийском море транспорт противника водоизмещением в 4000 тонн. В Финском заливе советские летчики атаковали и пустили на дно немецкий транспорт». Разве тут уснешь? А какими будут результаты наших завтрашних боевых вылетов? До старта еще несколько часов, а хотелось, чтобы они прошли как можно скорее. В море, скорее в море, в настоящее дело! На фронте ни один вылет не обходится без риска, мы даже к учебным полетам на полигон готовились, как к боевым, потому что никогда не исключалась встреча с вражескими истребителями: расстояние-то – всего ничего! Начальник штаба полка капитан Иванов рассказал мне в первые дни знакомства, как в июне, во время тренировочных полетов из облаков внезапно вывалились четыре «мессера», подкрались на малой высоте и сходу атаковали торпедоносцев. Сбили один «Бостон», экипаж во главе с младшим лейтенантом М.И. Жестковым погиб… Даже наши недавние дальние полеты на разведку вражеских коммуникаций представлялись невинной прогулкой по сравнению с тем, что ждало нас завтра. Я чувствовал необычайный прилив сил, душевный подъем, словно мне представляло идти не в бой, а участвовать в показе фигур высшего пилотажа, как это бывало на праздниках воздушного флота в памятные довоенные годы! * * *…Пять часов утра. Все экипажи уже на аэродроме. Собрались на КП. Командир полка майор Ситяков уточнил задачу, подробно разработал схему атаки, привязав ее к району боевых действий: развертывание групп, развертывание пар, выход на цель и сбор после атаки. Еще раз напомнили летчикам о противозенитном маневре и взаимодействии топмачтовиков с торпедоносцами, об осмотрительности – вражеские истребители могли появиться в любой точке маршрута. – Помните, наши цели – транспорты, и покрупнее, конечно, – сказал в заключении командир полка. Флагштурман майор Заварин попросил у командира разрешение дать парочку полезных советов. – Пожалуйста, пожалуйста, Григорий Антонович, – охотно согласился Ситяков, зная, что Заварин не любит пустословия, и у него, обладавшего самым богатым в полку боевым опытом, наверняка рекомендации будут существенными. – Прошу иметь в виду, – начал флагштурман, – что для перевозки войск противник использует самые быстроходные суда. Составленные из них конвои совершают переходы со скоростью пятнадцать узлов, а то и немногим больше. Сопровождать их могут не только сторожевики и тральщики, но и эсминцы и даже крейсера. Исходя из этого и нужно делать расчеты на встречу. Понятно, да?… И еще одно, – продолжал он после короткой паузы. – Наша торпеда, как вы знаете, парогазовая и в движении оставляет на поверхности воды след из пузырьков. Поэтому, чтобы противник, даже заметив ее, не успел сманеврировать, лучше всего устанавливать дистанцию сбрасывания в 600–700 метров. Последним напутствовал летчиков майор Добрицкий. Как всегда, он говорил тепло, проникновенно, и его слова о предстоящем испытании нашего мастерства, нашей выдержки и нашего мужества каждому запали в душу. Экипажи направились к самолетам. Начальник штаба капитан Иванов тихонько придержал меня за локоть. – Ты, Иван, смотри там… осторожней. Не лезь на рожон… Я легонько обнял его, похлопал по плечу: мол, не беспокойся, все будет в порядке. – Погода на маршруте и в районе цели хорошая, так что… – Это плохо, – в тон ему отозвался я. – Пикировщикам такая годится, а нам – облачка бы сверху. Он проводил меня взглядом. И у меня на сердце стало теплее: хорошо, когда на земле у тебя остается друг. У самолетов бурную деятельность развил майор Добрицкий. Тут и там пестрели боевые листки. Возле парторгов и комсоргов группками сидели люди – проводились беседы. Сам Григорий Васильевич стремился обойти все экипажи, подбодрить вниманием, парой теплых слов. А эти слова ох как нужны тем, кто вылетал, да и тем, кто оставался. Хотя все верили в успех, в победу, морально готовили себя к встрече с врагом, сердца нет-нет да и сжимались в тревоге: «Не в последний ли раз? Война есть война!» «Бостон» спереди напоминал издали птицу. Вот только подвешенное под брюхом матово поблескивающее сигарообразное тело торпеды не позволяло развивать родившийся было по ассоциации образ. Штурман капитан П.Н. Сазонов и стрелок-радист старшина Ю.А. Волков уже готовили свои места. Подбежал механик Н.А. Стерликов, доложил о готовности самолета к выполнению боевого задания. Моя группа вылетала второй, после группы Ситякова, времени оставалось еще достаточно. Я безусловно верил нашим техникам, ничуть не сомневался в готовности машин, но все же, следуя укоренившейся с годами привычке, обошел вокруг самолета, бегло осмотрел его, Почувствовал вдруг какую-то расслабленность – видимо, отдыхал все-таки маловато. Я знал: стоит сесть на свое место в машине – все пройдет. Невольно вспомнилось: кода наши улетали топить фашистский крейсер «Ниобе» и я спросил у майора Пономаренко, волнуется ли он, его штурман Заварин усмехнулся и сказал: «У него волнение – только до штурвала…» И в самом деле, стоило мне очутиться на привычном пилотском месте, почувствовать в руках упругую податливость штурвала – всю расслабленность как рукой сняло. В небо взметнулась зеленая ракета – сигнал для взлета группы командира полка. Один за другим четыре «Бостона» взмыли в небо и скрылись за горизонтом. Через установленное время на старте вспыхнули еще две зеленые ракеты – разрешение на взлет второй группы. Включаю зажигание, и двигатели послушно отзываются ровным гулом, отчего весь корпус мелко-мелко вибрирует. Рука ложится на штурвал – проверена работа рулей. Убраны колодки из-под колес. Левая рука посылает секторы газа вперед, самолет, покачиваясь на неровностях рулежной дорожки, приближается к началу взлетной полосы. За мной в кильватер – ведомые. На полных оборотах опробованы моторы, отпускаю тормоза, и длинная взлетная полоса набегает на торпедоносец. Не делая круга, выхожу на маршрут. Ведомые выстраиваются на догоне. Теперь они идут, плотно прижавшись ко мне: справа командиры звеньев И.И. Репин и М.В. Ремизов, слева – командир звена Г.А. Зубенко. Через прозрачные колпаки кабин мне видны их лица – спокойные, полные мужского достоинства, и в сердце рождается чувство единения, гордость за моих товарищей. Показываю им большой палец: хорошо, мол, взлетели и идем хорошо. В ответ кивают головой, скупым жестом руки показывают, что и у них все в норме. * * *В ясные сентябрьские дни на Балтике много солнца, черта горизонта видна за десятки километров и только отдельные облачка прячут ее от человеческого взора. Неожиданно попадаем в дождевой заряд, летчики ближе приближаются к ведущему, это – правило. Но заряд быстро проходит, и солнце, сняв туманную пелену, вновь распахивают видимость на многие километры. Оглядывая горизонт, далеко справа замечаю очертания небольшого транспорта, спешащего укрыться в финских шхерах. Он идет один, без корабля охранения, и мне никак не хочется упускать такой случай. Решаю лично атаковать его, не распуская группу. Транспорт встречает меня редким огнем – зенитных средств на нем не так уж много, это придает мне уверенности и я, маневрируя, сближаюсь на минимальную дистанцию, обстреливаю его из курсовых пулеметов и сбрасываю торпеду. Но, видно, кто-то из команды этого неказистого парохода родился в рубашке. Им повезло, мелководье спасло их. Торпеда ныряет до грунта и, застряв в нем, взрывается. Судно уходит невредимым. Я пристраиваюсь во главе группы и веду ее дальше, кляня себя за мальчишество. Ну, зачем я атаковал этот чертов пароходишко? Разрядившись раньше времени, я теперь почти безоружен и при атаке конвоя могу помочь группе лишь пулеметным огнем. Какая досада, какая промашка! И хотя бы утопил! А так ни за что, ни про что напрасно пропала торпеда! На душе кошки скребут, хоть возвращайся за новой торпедой, но не могу, не имею права бросить ведомых, боевую задачу надо выполнить во что бы ни стало. А у нас теперь те же четыре бомбы, но торпед-то всего одна! Ведомые идут за мной строем. Сейчас они все внимание сосредоточили на ведущем – мы подходим к району, где находятся транспорты. Теперь от ведущего зависит успех боя, это понимаю я, это понимают летчики. Вот-вот появятся вражеские корабли, и мы пойдем в атаку, не щадя себя. Таков закон войны, такова наша профессия. Все внимание – море: важно на предельной дальности обнаружить транспорты и выгодно развернуть группу для атаки. А вот и они! Взгляд машинально фиксирует положение стрелок часов на приборной доске: они показывают 12.20. Гитлеровские суда идут двумя караванами. В первом несколько десятков вымпелов, крепкое охранение. Я выбираю второй: три транспорта и танкер, да и охранение здесь пожиже. Завожу группу в атаку со стороны солнца. Нас обнаружили. Навстречу несется шквал огня. Уходя из Таллинна, немцы нагромоздили на палубы все, из чего можно стрелять по самолетам. Среди рвущихся тут и там снарядов зенитных орудий среднего калибра мечутся, сплетаясь и расходясь, огненные трассы автоматических малокалиберных зенитных пушек и пулеметных установок. Все эти яркие осы жалят смертельно и, кажется, не найти щели, не найти лазейки, чтобы сквозь них прорваться к транспортам. По моей команде топмачтовики Зубенко и Ремизов выходят вперед, обеспечивая Репину торпедную атаку. Стволы их пулеметных установок, нацеленные на корабли, захлебываются беспрерывными вспышками выстрелов. Вместе с ними и я бросаю «Бостон» в пологое пикирование на корабли охранения, поливая их палубы свинцом. Это все, что я теперь могу сделать, в который раз мысленно кляня себя за загубленную торпеду. Две бомбы попадают в центральную часть транспорта, оттуда, как из вулкана, вырывается красное пламя с черным зарядом дыма, обломки взлетают выше нас. Репин атакует торпедой, она разворачивает кораблю носовую часть и довершает дело. Уходя из зоны огня, прохожу над самыми мачтами другого транспорта и вижу, как офицер с палубы стреляет по моему самолету из пистолета. Ну, это не самое страшное… * * *Как и было условленно, после атаки собираемся группой и в прежнем порядке следуем на свой аэродром. Настроение немного улучшилось: и транспорт потопили, и возвращаемся без потерь. Правда, не обошлось и без огорчений. Оказывается, на машине Репина снарядом повредило систему шасси и при посадке сложилось правое и переднее колеса. Самолет поломали, но экипаж, к счастью, отделался незначительными ушибами. На земле узнали, что группа командира полка отработала удачнее. Ситяков – торпедоносец и его ведомый топмачтовик лейтенант Пудов потопили транспорт водоизмещением в 10000 тонн, а Борисов с Богачевым – в 7000 тонн. Две единицы за один вылет – тут оставалось только позавидовать. – Отстаем мы, товарищ майор, – удрученно, хотя и не без подначки заметил Ремизов. – Не вешай голову, в следующий раз догоним и перегоним. Я и не предполагал, что этот самый «следующий раз» наступит через пару часов. Пока самолеты моей группы заправлялись горючим, боеприпасами, подвешивали бомбы и торпеды – а последняя процедура занимала особенно много времени, о чем я еще расскажу ниже – группа командира полка вторично в этот день пошла на взлет. Теперь их было пятеро: с торпедами вылетели Ситяков и дополнительно включенный в группу командир 3-й эскадрильи капитан Мещерин. Борисов, Богачев и Пудов взяли по две полутонные бомбы. Намеренно опускаю здесь подробности повторного вылета обеих наших групп. Все повторялось как в фильме, снятом по скопированному сценарию: и шквал огня в лицо, и дерзкие атаки навстречу смерти. Хорошо еще, что истребительная авиация противника, прикрывавшая свои отступавшие сухопутные войска, не проявляла активности ни на маршруте, ни в районе цели. Обнаружив канвой, майор Ситяков принял смелое решение: по его команде капитан Мещерин в одиночку, без топмачтовиков, с ходу атаковал транспорт водоизмещением в 6000 тонн и потопил его одной торпедой. Сам ведущий, не распуская оставшуюся группу, повел ее в атаку на выделявшийся своими габаритами транспорт водоизмещением в 15000 тонн. Такая добыча встречалась нечасто и майор Ситяков правильно решил, что игра стоит свеч. После попадания нескольких бомб и торпеды гигант быстро погрузился в морскую пучину. Правда, на этот раз домой возвратились не все. Вражеские зенитчики сумели подбить самолет лейтенанта С.П. Пудова. Объятый пламенем «Бостон» упал в воду. Вместе с летчиком погибли штурман П.М. Быстров и стрелок-радист А.Г. Крамарь. Два прямых попадания было и в самолет капитана Мещерина. Один снаряд пробил бензобак, другой разворотил левую плоскость, тем не менее Мещерин благополучно дотянул до аэродрома. Обо всем мы узнали, конечно, по возвращении. А вылетев вскоре после группы командира полка, мы настигли вражеский конвой далеко в море. Четыре транспорта шли быстрым ходом на запад под охраной эсминца и тральщика. Это уже солидное прикрытие, с которым нельзя не считаться. Мой ведомый топмачтовик Зубенко и я атаковали головной транспорт водоизмещением в 8000 тонн. Бомбы и торпеда попали в центральную часть судна, которое очень быстро затонуло. Большой успех выпал и на долю второй нашей пары, где подбитого в предыдущем вылете Репина заменил командир 2-й эскадрильи майор Б.Е. Ковалев. Вместе с топмачтовиком Ремизовым он пустил на дно еще один крупный корабль. И моя группа добралась до Клопиц не полностью, хотя до гибели людей не дошло. Серьезные повреждения получил самолет Зубенко. До ближайшего на маршруте аэродрома Котлы летчик шел на одном моторе и приземлился на полосу с убранными шасси, так как они не выпускались. Сделал он это мастерски, экипаж не пострадал. * * *Только зарулив на стоянку, я понял, как сильно устал. Выключили моторы, и тишина словно ударила по барабанным перепонкам так, что ушам стало даже больно. Не хотелось двигаться, не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой. Я чувствовал себя опустошенным и морально и физически, это была настоящая прострация – вот что значит дважды за один день сходить в торпедную атаку без какого-либо обеспечения! Казалось не осталось сил даже дышать. Но вот послышались знакомые позывные московского радио. Кто-то крикнул: «Вруби погромче!» и над стоянкой торжественно прозвучал взволнованный голос Левитана. В сообщении Совинформбюро говорилось о том, что войска Ленинградского фронта в результате стремительного наступления 22 сентября с баями овладели важной военно-морской базой и крупным портом на Балтийском море – столицей Советской Эстонии городом Таллинн, а также заняли более 800 населенных пунктов… И усталость уже не так сильно давила на плечи. Готовясь к разбору полетов, мы с майором Ситяковым решили тщательно проанализировать, как можно более выпукло выпятить и умение, и мужество летчиков, особенно молодых. Некоторые из них в этот день открыли свой боевой счет и следовало вселить в них уверенность, заставить поверить в себя, в свои возможности, посеять зерна будущих успехов. Мы обменивались мнениями, и мне показалось, что Федор Андреевич недоволен результатами моей группы в первом вылете. Я не выдержал и рассказал ему о неудавшейся атаке в финских шхерах, о напрасно загубленной торпеде. – Зато вы наверстали во втором вылете, не потеряв при этом ни одного экипажа, – как бы успокаивая меня, заметил Ситяков. – А потопить транспорт – это ведь не слово сказать! И позже, на разборе, детально разложив по полочкам действия экипажей в бою, командир полка стремился показать цену, весомость вкладов летчиков в победу. – Принято считать, – говорил Федор Андреевич, – что обычный железнодорожный состав перевозит 1200 тонн грузов. Транспорт водоизмещением пять-шесть тысяч тонн за один рейс может взять более 3000 тонн груза или, скажем, сто средних танков, для перевозки которых по железной дороге потребовалось бы два состава по 50 платформ каждый. Он может вместить на борту более тысячи солдат с оружием и боеприпасами или продовольствие для двух дивизий на целых три месяца. Сравните: для перевозки этого количества продовольствия по шоссейной дороге необходимо 600 автомашин грузоподъемностью 5 тонн каждая… Вот что значит, друзья, потопить такой транспорт. Я смотрел в сосредоточенные лица нашей молодежи. У тех, кто принимал участие в атаках на караваны, пропала мальчишеская беспечность, они становились бойцами. Они мужали на глазах. А те, кому еще не довелось по-настоящему «понюхать пороху», откровенно завидовали им. Некоторые что-то набрасывали карандашом на газетных полях, на папиросных коробках. И я догадывался, что они писали. Подводя итог боевых вылетов, майор Ситяков объявил, что летчиками нашего полка за сегодняшний день, 22 сентября, отправлено на дно Балтики семь фашистских транспортов общим водоизмещением примерно 55 тысяч тонн… Наверняка ребята переводили этот показатель для наглядности в железнодорожные составы. Сам-то я еще раньше прикинул. Как ни считай, больше сорока эшелонов. Да, это действительно победа! На другой день утром у нас состоялся митинг. Полк выстроили на аэродроме. Стояли поэскадрильно: летчики, штурманы, стрелки-радисты, техники, механики. Замыкали строй офицеры и солдаты подразделений обслуживания. На правом фланге – заместитель командира полка по политической части майор Г.В. Добрицкий, начальник штаба капитан Н.И. Иванов, флагштурман майор Г.А. Заварин, начальник связи старший лейтенант П.И. Черкашин. И у начальства, и у всех стоящих в строю радостные, взволнованные лица. В каждой части, независимо от рода войск, бесперебойно действует солдатский беспроволочный телеграф, поэтому большинство знали: и построение, и митинг связаны не только с освобождением столицы Советской Эстонии. Строй замер в благостном, светлом ожидании. Из штаба вышел майор Ситяков, направился к строю. – По-олк, смир-рно-о! Равнение на середину! – скомандовал я и подошел к нему с рапортом. Нечасто у авиаторов бывали на фронте подобные построения, и за годы войны мы отвыкли от строевых ритуалов. Но в этот день возвышенная торжественность царила в полку, как-то неуловимо повеяло на меня дыханием незабываемых моих курсантских лет, изрядно насыщенных шагистикой, и, поддавшись общему настроению, я постарался вложить в свою роль все умение, чтобы этот высокий настрой людей сохранялся и дальше. Командир начал говорить. В воцарившейся тишине четко прозвучали слова приказа Верховного Главнокомандующего, в котором указывалось, что нашему полку присвоено почетное наименование «Таллиннский». Отныне мы будем именоваться «51-й Таллиннский минно-торпедный полк». Звучало волнующе-непривычно. Майор Ситяков зачитал поздравление командующего авиацией КБФ генерала М.И. Самохина. А затем сказал несколько слов от себя: – Присвоение полку почетного наименования «Таллиннский», – говорил он, – это высокая оценка упорного боевого труда всего личного состава. Большое спасибо вам, дорогие товарищи! С чувством огромной благодарности и глубокой скорби мы вспоминаем в эту торжественную минуту тех, кто должен был стоять в этом строю, но кого сегодня нет среди нас, кто своим ратным подвигом, ценой своих жизней помогли полку завоевать почетное звание… Разрешите надеяться, товарищи, что вы и впредь во имя Родины, во имя светлой памяти наших геройски павших однополчан будете с честью выполнять свой воинский долг, приумножать славу полка, беречь и продолжать боевые традиции. Все участники вчерашних вылетов удостоились высоких правительственных наград. Ордена Красного Знамени получили и молодые летчики: М.В. Ремизов, Г.А. Губенко, М.Б. Борисов, С.П. Пудов (посмертно). Орденом Красной Звезды были удостоены старший техник-лейтенант А.В. Завьялов, Техники-лейтенанты П.С. Борисов и М.Н. Кузнецов. Были и такие, кто получил сразу два ордена Красного Знамени – за вчерашнюю операцию и предыдущие вылеты. Это ставший всеобщим любимцем младший лейтенант А.А. Богачев и неразлучный с ним штурман экипажа младший лейтенант Н.И. Конько. Свой первый орден Красного Знамени довелось в тот день получить и мне. Выступавшие на митинге летчики, штурманы, техники благодарили за награды и от имени своих товарищей клялись беззаветно служить любимой отчизне, множить удары по врагу, не жалеть своей крови и самой жизни для достижения победы. И это были не только красивые слова, приличествующие торжественному моменту. Окончился митинг, экипажи поспешили к самолетным стоянкам и сразу же начались боевые вылеты. Наши торпедоносцы и топмачтовики продолжали наносить удары по морским коммуникациям противника. В оперативной сводке в тот день сообщалось:
Да, слово наших летчиков не расходилось с делом. Слово, как кремень. |
|
||
