Вынужден напомнить полузабытую сейчас истину: если государство готовится к войне, оно обязано позаботиться о формировании благоприятного общественного мнения в мире по отношению к своей политике. Это предопределяет его дипломатическую активность в предвоенный период, ставит перед военно-политическим руководством важнейшую задачу поиска союзников и нейтрализации действий других государств, которые иначе могли бы войти в союзнические отношения с противной стороной, обрекая тем самым другую сторону на изоляцию в политическом, экономическом и моральном смыслах.

В своем блестящем военно-научном труде «Государственная оборона», незаслуженно забытом, на мой взгляд, в России, первый начальник штаба РККА П. П. Лебедев сформулировал ряд первоочередных задач, которые предстояло решить органам, ведающим внешней политикой, в период подготовки к войне для обеспечения благоприятных условий ведения военных действий.

Вот эти задачи.

1. Изучение политического положения своего и иностранных государств, особенно примыкающих к границам своей страны.

2. Укрепление международного авторитета государства и участие дипломатических ведомств в выработке основного задания для подготовки к вооруженной борьбе.

3. Создание выгодных для войны политических условий, устранение возможности вовлечения государства в невыгодную или непосильную борьбу.

4. Обеспечение во время войны благоприятных условий, в которых протекает вооруженное противоборство и использование результатов войны.[181]

Часть этих задач была успешно решена нашими дипломатическими органами, в частности, в определении и расстановке сил накануне войны. Успешно, хотя и не без некоторых издержек для международного авторитета СССР, был преодолен советско-финляндский кризис, не вызвали принципиальных возражений и не оказали негативного воздействия на союзнические отношения территориальные приобретения СССР на границах с Польшей, Румынией и в Прибалтике.

Оперативный план войны 1941 года четко определил реального противника Советского государства в предполагаемом военном противостоянии, что позволило наметить конкретные пути к формированию антигитлеровской коалиции и привлечению на свою сторону нейтральных государств. Самым крупным промахом сталинской дипломатии в предвоенный период было чересчур воинственное ее поведение на международной арене. Советско-финляндская война позволила международному сообществу объявить СССР агрессором и исключить его из Лиги Наций. Единственным оправданием для И. В. Сталина в этом вопросе служит то, что он сумел вовремя закончить непопулярную войну, подписав сравнительно мягкий мирный договор, отбросив химерические планы «добровольного» присоединения Финляндии к Советскому Союзу, хотя его усиленно толкали на это доморощенные теоретики «мировой» революции вроде Куусинена и других.

Начало войны с Германией не только резко активизировало международную активность СССР, но и значительно повысило его авторитет, поставив нашу страну в ранг жертвы неспровоцированной агрессии. В этот период были сформулированы основные направления деятельности дипломатических ведомств нашего государства. Среди них:

1. Взаимосвязь с главами государств, ведущих войну с Германией — прежде всего с Англией и США.

2. Поддерживание традиционных дружественных отношений с другими государствами мира, не втянутыми в агрессию, по линии Наркомата иностранных дел.

3. Создание по военной линии на уровне Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба военных миссий, а также представительств при Генштабах вооруженных сил союзных воюющих государств.

4. Установление и упрочение связей с союзными и нейтральными государствами по линии наркомата внешней торговли в СССР и соответствующих ведомств и других странах.

Вопросы создания антигитлеровской коалиции, начиная с 22 июня 1941 года, решались быстро и положительно. Неудобство ситуации было, однако, в том, что формирование союзного антигерманского блока неоправданно затянулось. Вторая мировая война шла уже два года, немецкие бомбы падали на головы англичан, немецкие танки утюжили Францию и Польшу, другие государства Европы. Все это раньше нас как бы не касалось.

Нельзя сказать, чтобы И. В. Сталин и его окружение вообще не делали попыток сближения с потенциальными союзниками в конце 30-х годов. Переговоры, однако, велись формально, в результате еще в 1938 году был упущен шанс заключить крупномасштабный союзнический договор между Англией, Францией, Польшей и Советским Союзом, который мог коренным образом изменить ход дальнейших политических событий. В это время соотношение сил могло сложиться далеко не в пользу стран германского блока. Союзники, будь на то их добрая воля, могли бы выставить против еще не набравшего силу Вермахта до 239 дивизий, 9940 самолетов, 7740 танков, 25776 тяжелых и средних орудий.[182] Военный потенциал Германии и Италии составляли тогда 168 дивизий, 7700 самолетов, 8400 танков, 4350 тяжелых орудий.[183]

При таком численном превосходстве противника Гитлер вряд ли решился бы развязать войну. Кроме этого, он должен был учитывать выгодное стратегическое положение союзных армий, угрожавших границам Рейха и союзных с ним стран с Запада и Востока. В сущности, если бы дело дошло до заключения антигерманского союза, положение на Европейском театре военных действий напоминало бы ситуацию лета 1914 года, правда, с довольно значительными отклонениями не в пользу Германии.

Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения. Гадать, «что было бы, если бы», бессмысленно. Фактом же остается то весьма сложное положение, в котором очутился Советский Союз после нападения на него германских войск. В этих условиях главной целью советской внешней политики стало обеспечение наиболее благоприятных международных условий для организации отпора врагу. Необходимо было также предотвратить нападение на СССР тех государств, которые сохраняли пока вооруженный нейтралитет в советско-германском конфликте. Причем, симпатии их явно находились на стороне Германии. Япония, Турция, Иран лишь выжидали благоприятного развертывания событий, чтобы обеспечить себе крупные территориальные приобретения за счет СССР.

Не торопились с конкретной помощью Советскому Союзу и наши союзники. Международные отношения — жестокая вещь, в них нет места эмоциям, симпатиям или антипатиям на уровне: «мне нравится эта страна. К тому же она является жертвой агрессии и оттягивает на себя большую часть сил нашего общего противника». Политики и дипломаты в первую очередь просчитывают реальные и возможные выгоды и убытки от тех или иных действий и только потом принимают конкретные решения.

Англичане и американцы в течение первых месяцев войны внимательно наблюдали за ситуацией на советско-германском фронте, не торопясь оказывать реальную помощь Советскому Союзу. Надо учитывать, что в этих государствах были влиятельные силы, которые считали, что надо дать Германии и СССР как следует увязнуть в войне, подождать, пока они взаимно ослабят друг друга до уровня государств второго сорта. Кое-кому в Англии и США очень не нравился уверенный тон И. В. Сталина, когда он говорил об обязательной победе советского народа над Германией, хотя Красная Армия терпела на фронтах поражение за поражением.

В этом плане примечательным является эпизод, случившийся во время первого визита в СССР министра иностранных дел Англии А. Идена в декабре 1941 года. Во время приема у И. В. Сталина министр высказал предположение, что борьба с немцами на советско-германском фронте будет трудной и длительной.

— Ведь сейчас, — добавил он, — Гитлер все еще стоит под Москвой и до Берлина далеко…

— Ничего, — спокойно возразил Сталин, — русские уже бывали два раза в Берлине, будут и в третий раз.

Как раз этого англичане очень не хотели бы. Во-первых, потому, что И. В. Сталин весьма талантливо продолжал играть роль «отца всех угнетенных народов мира», не переставая пугать западные демократии; во-вторых, неизмеримое усиление Советского Союза во всех областях, включая сюда и сферу международной политики, в случае победы над Германией, тоже не вызывало восторга у англичан. Ведь появление сильного конкурента никого и никогда не радует.

В июне 1941 года, буквально в первые дни Великой Отечественной войны Нарком иностранных дел В. М. Молотов провел три беседы с послом Великобритании в СССР Криппсом. В результате проделанной ими работы 12 июля состоялось подписание «Соглашения между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии». Это соглашение и легло в основу антигитлеровской коалиции, хотя до реальной помощи Советскому Союзу со стороны Англии было еще очень далеко, так как военные специалисты в Лондоне считали, что СССР не сможет долго противостоять Вермахту, отводя пять — шесть недель для полного разгрома РККА.

Аналогичные оценки делались и в США, с той разницей, что американские военные эксперты называли еще меньшие сроки русского сопротивления агрессии. Президент Ф. Рузвельт недоверчиво отнесся к этим оценкам. Он стремился получить информацию из первых рук, для чего и направил в СССР миссию во главе со своим представителем и личным другом Г. Гопкинсом. Последний прибыл в Москву 28 июля 1941 года, во второй половине дня, а уже вечером был принят И. В. Сталиным. В беседе с Верховным Главнокомандующим Г. Гопкинс сообщил, что президент США считает самым важным в сложившихся условиях нанесение поражения Гитлеру и гитлеризму, передав твердое обещание президента оказать помощь нашей стране. В ходе беседы были определены приоритеты этой помощи, в частности, по поставкам зенитных орудий, крупнокалиберных пулеметов и винтовок. Намечены были и перспективные поставки с учетом ведения длительной войны (в частности, по высокооктановому бензину и алюминию для строительства самолетов). Кроме того, обсуждался вопрос о поставках самих самолетов, прежде всего бомбардировщиков.

31 июля, после обсуждения ряда вопросов с послом Великобритании С. Криппсом и Наркомом иностранных дел В. М. Молотовым, Г. Гопкинс вновь встретился с И. В. Сталиным. Он попросил Верховного охарактеризовать обстановку на советско-германском фронте для сообщения Ф. Рузвельту. Уяснив ситуацию на фронтах и ознакомившись с возможностями экономики СССР в связи с эвакуацией ряда крупных промышленных предприятий на Восток, Г. Гопкинс заявил, что широкомасштабная помощь СССР со стороны США невозможна без проведения конференции на уровне глав государств антигитлеровской коалиции, которая может состояться только после стабилизации положения дел на фронтах, ибо в противном случае И. В. Сталину трудно будет оторваться от руководства военными действиями. Г. Гопкинс пессимистически расценивал шансы Советского Союза в противостоянии с Германией и хотел оттянуть переговоры на высшем уровне.

И. В. Сталин обратился к Г. Гопкинсу с просьбой убедить президента в необходимости занять твердую антигитлеровскую позицию. Верховный выразил мнение, что вступление Соединенных Штатов в войну против Германии неизбежно.

Доклад Г. Гопкинс а президенту и правительству США сыграл положительную роль в формировании последовательного антигитлеровского курса администрации Ф. Рузвельта и организации ею регулярных поставок в СССР военной помощи.

Важное значение в развитии отношений между странами антигитлеровской коалиции имели переговоры в сентябре — октябре 1941 года англо-американских миссий во главе с лордом Бивербруком (Англия) и А. Гарриманом (США) с советским правительством. Во время переговоров были уточнены потребности Советского Союза в боевой технике — танках, противотанковых орудиях, средних бомбардировщиках, истребителях. Главы миссий были приняты И. В. Сталиным, выразившим недовольство медленным развертыванием поставок вооружения.

Тем не менее 1 октября на заключительном заседании итоговые документы, переговоров были подписаны. На следующий день Верховный направил послания премьер-министру Англии У. Черчиллю и Президенту США Ф. Рузвельту с благодарностью за оказываемую помощь и с просьбой увеличить ее объем, так как именно в это время Вермахт резко усилил активность на советско-германском фронте, ставя задачей окончательный разгром Красной Армии до наступления зимы.

По мере того, как ведущие политики Англии и Америки осознавали крах «молниеносной войны», затеянной Гитлером на Востоке, отношения между союзниками претерпевали определенные изменения. Так, например, пусть осторожно, но во время переговоров заходила речь о послевоенном устройстве Европы. В частности, 15 декабря 1941 года, во время беседы А. Идена с И. В. Сталиным затрагивалась проблема границ Советского Союза, а также ставился вопрос о странах Прибалтики. Идена интересовала и позиция СССР в отношении Японии.

Верховный считал нецелесообразным обсуждать в данной ситуации вопрос о Прибалтике, что же касается Японии, говорить о ней он считал преждевременным, так как вступление СССР в войну с этой страной осложнило бы наше и без того нелегкое положение.

После завершения переговоров Верховного с министром иностранных дел Великобритании было опубликовано совместное советско-английское коммюнике. В нем, в частности, говорилось о единстве взглядов сторон в отношении войны с Германией и ее союзниками, о принятии мер, которые не допустили бы повторения германской агрессии в будущем, а также о послевоенной организации Европы. В целом эти переговоры были важным шагом в деле консолидации антигитлеровской коалиции.

В этот период наблюдается интенсивный обмен посланиями глав государств «Большой тройки». В средствах массовой информации появились их заявления о безусловном выполнении взятых на себя обязательств. Однако на деле все обстояло далеко не так безоблачно. Например, за октябрь — декабрь 1941 года Англия поставила СССР 669 самолетов, 487 танков, 330 танкеток, хотя должна была поставить в соответствии с заключенными договорами 800, 1000 и 600 единиц указанной техники соответственно. Еще хуже обстояло дело с поставками из США (цифры приведены в начале моей книги). Кроме того, союзники норовили всучить нам устаревшие образцы боевой техники — скажем, вместо великолепных «Аэрокобр» англичане привозили к нам никуда не годные «Харрикейны». В этой связи, в послании Ф. Рузвельту от 7 октября, И. В. Сталин выразил готовность отказаться от утвержденных союзническими договорами американских танков, артиллерии и боеприпасов в обмен на увеличение поставок истребителей современного типа. Ф. Рузвельт отделался обещанием изучить данный вопрос.

В самый трудный для Советского Союза период войны (лето и осень 1942 года), когда немецкие армии прорвались к Волге и Кавказу, американское и английское правительства полностью прекратили отправку в СССР стратегических грузов северным морским путем. А ведь по нему мы получали три четверти союзнической помощи. В июле и августе 1942 года Англия не поставила Советскому Союзу ни одного самолета. Поводом для прекращения поставок послужил хорошо известный в нашей стране факт разгрома союзнического конвоя «РQ-17».

Напомню, как это случилось. Конвой, состоящий из 37 судов, вышел из Исландии в начале июня 1942 года. Английское Адмиралтейство, руководившее в данной оперативной зоне боевыми действиями и проводкой конвоев, получило сведения о выходе в море знаменитого германского линкора «Тирпиц» для перехвата транспортов союзников. Английские адмиралы не нашли лучшего решения, чем отозвать от конвоя силы прикрытия. В сущности, транспорты были оставлены на съедение немцам, чем они и воспользовались.

Чего тут было больше — глупости или предательства, — неизвестно. Английский адмирал Паунд, докладывая о трагическом происшествии на совместном заседании представителей СССР и Англии, прямо заявил: если немцы захотят, ни один конвой не достигнет советских северных портов. А вот причины отвода кораблей прикрытия он объяснить так и не сумел. Оппонируя английскому коллеге, глава советской военной миссии контр-адмирал Н. М. Харламов доказал, что по условиям глубин линкор «Тирпиц» не мог создать угрозу кораблям прикрытия. Отход крейсеров охранения и приказ рассредоточить транспорты был грубейшей ошибкой руководителей английского морского штаба.

Осложняла отношения между союзниками и проблема открытия «второго фронта». После нападения Японии На военно-морскую базу США Перл-Харбор союзники с удвоенной энергией начали оттягивать дату высадки англо-американских войск на севере Франции. Английское правительство, исходя из собственных стратегических интересов, разработало операцию «Факел» по вытеснению немецких войск из Северной Африки. Эта операция была успешно осуществлена при участии американских войск. Потребности высадки во Франции у союзников практически не было. Советско-германский фронт напрочь сковал силы немцев и их союзников. Разумеется, англичане и американцы предпочли решать свои домашние дела, спасая от распада Британскую империю.

О том, что «второй фронт» не будет открыт в 1942 году, У. Черчилль официально уведомил И. В. Сталина. В резком ответном послании Верховный подчеркнул, что такое решение противоречит англо-советскому коммюнике о принятии неотложных мер по высадке союзников во Франции, заявив далее, что Советский Союз не может мириться с таким вопиющим нарушением договоренностей. Ситуация становилась угрожающей, и У. Черчилль поспешил в Москву. Вместе с ним прибыл и личный представитель Ф. Рузвельта А. Гарриман.

Вечером 12 августа 1942 года они были приняты в Кремле И. В. Сталиным. На встрече присутствовали В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов и английский посол А. К. Керр.

В ходе беседы У. Черчилль пытался обосновать причину отказа от проведения операции в Северной Франции трудностями сосредоточения на территории Англии больших масс войск и наличием сильной группировки немцев на Западе. Его поддерживал А. Гарриман. Верховный возражал. Опираясь на раз-ведданные, он проанализировал состав немецкой группировки во Франции вплоть до дивизии. Он выразил несогласие советского правительства с переносом сроков открытия «второго фронта». У. Черчилль начал говорить о преимуществах балканского варианта вторжения союзников в Европу, в котором нетрудно было заметить далеко идущие цели британской политики по отношению к государствам южной группы.

Переговоры продолжились 13 августа. На них возникали все те же проблемы. И. В. Сталин настаивал на открытии «второго фронта» в 1942 году. Иронизируя над присутствующими, он говорил, что немцев бояться не стоит, чем приводил У. Черчилля в бешенство. Вечером Верховный в отличном настроении принимал гостей в Екатерининском зале Кремлевского дворца. У. Черчилль был явно не в своей тарелке, дымил сигарой и чаще, чем обычно, прикладывался к коньяку.

В ходе обеда велся деловой разговор о проблемах войны, о выполнении союзнического долга, о возможной встрече И. В. Сталина и Ф. Рузвельта. За обедом Верховный произносил тосты за присутствовавших на приеме маршалов и генералов, за возглавляемые ими войска. Из иностранцев тоста удостоился только президент США. У. Черчилль был этим явно огорчен, но молча проглотил пилюлю.

В заключение пили кофе и продолжали вести непринужденный разговор о различных периодах советско-английских отношений. Затронули тему поездки в СССР леди Астор, которая уверяла И. В. Сталина в том, что У. Черчилль — человек конченный, что его карьера, как политика, не имеет перспективы. Верховный вспоминал, что в ответ на это заявление он предсказал скорое назначение сэра Уинстона премьер-министром, особенно в том случае, если Вторая мировая война будет развязана. У. Черчилль выразил признательность за это главе Советского государства.

Вместе с тем он подчеркнул, что не всегда дружественно относился к Советской России. Он спросил И. В. Сталина:

— Можете ли Вы простить мне это?

И. В. Сталин немного помолчал, посмотрел на У. Черчилля и ответил:

— Не мое дело прощать, пусть Вас прощает Ваш Бог. А в конце концов нас рассудит история.[184]

На рассвете следующего дня У. Черчилль и А. Гарриман вылетели в Тегеран с Центрального аэродрома. 14 августа Верховному была вручена «Памятная записка» У. Черчилля, в которой он отстаивал необходимость проведения операции «Факел» в Северной Африке, а высадку на побережье Северной Франции считал бесплодной.[185]

Разумеется, подобные визиты не вносили особого тепла в советско-английские отношения, но и помешать им не могли, ибо совпадение интересов обоих государств в рассматриваемый период времени было очевидным. Не случайно именно тогда в Советский Союз зачастили политические и общественные деятели из разных стран мира, в том числе и из США. Особо отмечу приезд Уэнделла Уилки, лидера республиканской партии в американском Конгрессе.

17 сентября 1942 года он прибыл на аэродром в г. Куйбышеве, где находилось тогда американское посольство. Высокого гостя встречали представители Наркоминдела, городских властей, а также главы дипломатических представительств. На следующий день он посетил ряд куйбышевских предприятий, где все спрашивали его об одном: когда же будет открыт «второй фронт». У. Уилки отделывался общими фразами. 21 сентября А. Я. Вышинский, тогда заместитель Наркома иностранных дел, устроил прием в его честь.

На приеме был решен вопрос о встрече У. Уилки с Верховным Главнокомандующим, которая была назначена на 23 сентября. 26 сентября в его честь был дан обед, на котором И. В. Сталин посоветовал американскому послу Стэндли вернуться из Куйбышева в Москву. Также во время обеда был затронут продовольственный вопрос, хотя он и не был предусмотрен регламентом встречи. И. В. Сталин сказал, что в связи с оккупацией немцами ряда областей СССР страна нуждается в двух миллионах тонн пшеницы, в комбикормах и консервах, масле, сгущенном молоке, жирах и мясных продуктах. Говорили и о советско-японских отношениях, о возможности вступления Японии в войну против СССР по просьбе Гитлера. Верховный со знанием дела ответил, что воевать с СССР Япония не может, свои ресурсы по стали и алюминию у нее отсутствуют, а немцы отказались поставлять необходимые стратегические материалы своему союзнику.

Кстати говоря, голод на стратегически важные материалы испытывала и сама Германия. Это недвусмысленно означало, что она находится в критической стадии. Чем дальше, тем труднее будет немцам продолжать войну. Это понимали все здравомыслящие люди и на Востоке, и на Западе.

После Сталинградской битвы уже не было сомнений, что в конечном итоге Советский Союз одержит победу над Германией и ее союзниками. Речь шла лишь о том, какой ценой и в какие сроки эта победа будет достигнута. Разумеется, военно-политическое руководство страны было заинтересовано в военной помощи США и Англии. Речь не идет о том, что экономическая мощь нашего государства ослабла и мы не могли сами в достаточной степени обеспечить себя военной техникой, боеприпасами или продовольствием. Вопрос стоял так: союзники по антигитлеровской коалиции были обязаны помогать СССР в силу ряда заключенных договоров, а также по той причине, что Восточный фронт оттягивал на себя подавляющее количество германского военного потенциала. В сущности, все успехи англичан и американцев в Северной и Северо-Западной Африке были достигнуты исключительно за счет мужества и стойкости советского солдата. 36 дивизий, из них 6 танковых, было вынуждено перебросить немецкое командование на советско-германский фронт зимой 1943 года. Не случись этого — Роммель вышвырнул бы англичан из Египта, ибо в военном отношении немецкая армия значительно превосходила Вооруженные Силы США и Англии.

Ставка и лично Верховный Главнокомандующий были вправе ждать от союзников усиления конкретной материальной помощи, чтобы ускорить нашу общую победу над сильным и достойным противником. Президент США Ф. Рузвельт предложил организовать встречу военных представительств СССР и США в Вашингтоне, чтобы обсудить практические вопросы помощи Советскому Союзу боевой техникой, в том числе авиацией.

И. В. Сталин согласился с необходимостью такой встречи, предложив, однако, перенести ее в Москву. Ф. Рузвельт назначил американскими представителями генерал-майора Фоллета Брэдли, военного атташе в Москве полковника Микела и военно-морского атташе капитана Данкена. Перед ними была поставлена задача организовать поставку американских самолетов через Аляску и Сибирь на Западный фронт, а также обеспечить советское правительство информацией относительно условий переброски, ее маршрутов и технических характеристик перебрасываемой техники.

Для практического осуществления подобного мероприятия, осуществить которое было бы непросто даже в современных условиях, Верховный приказал сформировать специальную авиационную дивизию со штабом в Красноярске. Входившие в нее летчики-перегонщики действовали так успешно, что эта никогда не воевавшая дивизия за успешное выполнение сложного правительственного задания была награждена орденом Боевого Красного Знамени.

Конечно, американская военная помощь сыграла немалую роль в деле разгрома Вермахта, но все же главной и самой болезненной проблемой зимой и весной 1943 года оставалось открытие «второго фронта». Советский народ устал в одиночку сражаться с врагом, в распоряжении которого был военный потенциал всей Европы, включая сюда и «нейтральные» страны. Из Швеции, например, в Германию поставлялась марганцевая и никелевая руда, без которой Вермахт давно бы потерял все свои танки. Из Испании и Португалии в Германию шло продовольствие: прежде всего рыбные консервы, оливковое масло и фрукты. Швейцарские банки исправно выполняли для Германии сложнейшие финансовые операции.

Иными словами, Советский Союз был вправе ожидать, что союзники честно разделят с ним тяжесть вооруженного противостояния в Европе. Справедливые требования И. В. Сталина вызывали нервную реакцию в Вашингтоне и Лондоне. В марте 1943 года посол США в Москве провел пресс-конференцию для иностранных журналистов, где говорил о том, что русские проявляют неблагодарность в ответ на помощь со стороны США, которая шла не только по официальным каналам, но и через общественную американскую организацию «Фонд помощи России», собиравшую пожертвования от рядовых граждан Соединенных Штатов.

Благодарить союзников было пока и рано, и не за что.

Общеизвестно, что благодарность в политике не играет большой роли. Так случилось, например, во время Первой мировой войны, когда русская армия в результате дерзкой стратегической наступательной операции в Восточной Пруссии спасла Францию от страшного поражения. В «благодарность» за это страны Антанты отказались помочь России вооружением и боеприпасами, в результате чего Империя понесла невосполнимые потери во время неудачной кампании лета 1915 года.

Так какой же благодарности ждали от нас американцы? Верховный был прав, когда в своем послании к президенту США от 16 марта 1943 года выражал серьезную озабоченность по поводу затяжки открытия «второго фронта».[186] Союзники в ответ тянули время, всячески уклоняясь от прямого ответа. В столицу СССР с личным письмом Ф. Рузвельта прибыл бывший посол в СССР Д. Дэвис. Поездка его была обставлена весьма театрально, смысл ей придавался чуть ли не исторический. Вместе с Дэвисом в Советский Союз прибыл документальный фильм «Миссия в Москву», посвященный развитию советско-американских отношений. Он был широко показан на экранах страны.

В послании, которое привез Д. Дэвис, Ф. Рузвельт предлагал И. В. Сталину двустороннюю встречу на уровне Глав государств без привлечения к ней У. Черчилля. Далее президент США предупреждал Верховного о том, что немцы намечают летом 1943 года широкомасштабное наступление на центральных участках Восточного фронта. А вот о высадке союзников во Франции опять не было сказано ни слова. Становилось ясно, что все обещания открыть «второй фронт» в 1943 году так и останутся пустым звуком.

В этой связи мне хотелось бы сказать вот о чем. Существует расхожее мнение, что в результате Второй мировой войны И. В. Сталин захватил половину Европы и установил в ряде стран диктаторские режимы. Разумеется, я далек от мысли спорить с очевидностью: в странах Центральной и Восточной Европы в послевоенное — время действительно было совершено немало неправых деяний. Только перекладывать за это вину на СССР по меньшей мере странно. В течение нескольких военных лет Верховное Главнокомандование Советского Союза и лично И; В. Сталин всю свою военно-дипломатическую деятельность направляли на то, чтобы ускорить открытие «второго фронта» в Европе. Иными словами, Верховный как бы говорил союзникам: приходите, помогите разгромить немцев, освободите народы Европы от тяжелого ига оккупации!

Срок высадки англо-американских войск во Франции откладывался несколько раз. Вина за это лежит исключительно на военно-политическом руководстве союзников, совершившем грубейшую ошибку стратегического характера, не сумевшем просчитать те убытки, которые были неизбежны в случае дальнейшего затягивания процесса освобождения Европы от «нового порядка», установленного там немцами. Кстати, по числу жертв и разрушений он оставил далеко позади сталинский тип государства «диктатуры рабочего класса».

Увы, вместо реальных действий союзники предпочли позицию наблюдателей. Они наблюдали за противостоянием СССР и Германии на протяжение всего 1943 года, оценивая и взвешивая шансы противников, размышляя, кто кого одолеет в той страшной свирепой борьбе. Здесь заключается еще один грубейший просчет руководителей военных ведомств США и Англии, не сумевших дать верную оценку происходившим на их глазах событиям. А ведь именно военные специалисты должны своими советами правильно ориентировать высшее политическое руководство на принятие кардинальных решений. С этой задачей они не справились. Так зачем же свою вину перекладывать на чужие плечи?

В мае 1943 года У. Черчилль и Ф. Рузвельт приняли совместное решение об открытии «второго фронта» только в 1944 году, о чем и уведомили И. В. Сталина. Последний, в который уже раз, обратился к главам союзных государств с % резким посланием (от 11 июня 1943 года), в котором прямо указывал на невозможность принятия столь важных решений без участия третьего партнера. В послании подчеркивалось, что принятое решение окажет прямое воздействие на ход войны:

«…Нужно ли говорить о том, какое тяжелое и отрицательное впечатление в Советском Союзе — в народе и в армии — произведет это новое откладывание второго фронта и оставление нашей армии, понесшей столько жертв, без ожидавшейся серьезной поддержки со стороны англоамериканских армий».[187]

В послании У. Черчиллю от 24 июня 1943 года Верховный указывал на многочисленные и широковещательные обещания британского премьера форсировать Ла-Манш в августе или сентябре 1943 года. И. В. Сталин писал, что теперь, когда десантная операция отложена, речь идет не о разочаровании советского правительства, а о том, что не удастся сохранить миллионы жизней как в оккупированных странах Европы, так и в советской армии. Иными словами, речь шла о сохранении доверия к союзникам.[188]

Именно дефицитом доверия прежде всего можно объяснить постепенное охлаждение отношений между тремя великими державами. Недоверие вело к подозрительности, подозрительность порождала конфронтацию.

Трудно, конечно, предположить, как сложились бы политические события в Европе, если бы правительства США и Англии честно выполнили свои обязательства перед СССР. Думаю, однако, что жесткой конфронтации (имею в виду «холодную войну» со всеми вытекающими из нее последствиями) удалось бы избежать, ибо разжечь ненависть друг к другу между вчерашними братьями по оружию было бы не так-то легко.

Все же, пока шла война, союзникам удавалось найти приемлемые компромиссные варианты. Например, было принято решение провести в Москве 18 октября 1943 года конференцию Министров иностранных дел СССР, Англии и США. В ней приняли участие В. М. Молотов, А. Идеи и госсекретарь США К. Хэлл. Ф. Рузвельт пытался заменить Хэлла заместителем Госсекретаря Уэллесом, настроенным резко антисоветски, противником каких-либо совместных действий СССР и США, но последний сам отказался от поездки. Он отдавал себе отчет, что его участие в переговорах неизбежно привело бы к их срыву.

Повесткой дня конференции предусматривались два основных вопроса:

1. О мероприятиях по сокращению сроков войны.

2. О подписании декларации по всеобщей безопасности.

Обсуждались на ней и другие вопросы, в частности, об отношении союзников к Италии, о репарациях и об ответственности гитлеровцев за совершенные военные преступления.

Первый вопрос повестки дня был практически полностью посвящен проблемам открытия «второго фронта». Союзники обещали открыть его весной 1944 года, однако ставили при этом ряд условий. Так, они ставили перед Верховным Главнокомандованием СССР задачу принять меры к сокращению количества германской истребительной авиации в Западной Европе. Говорилось также и о том, что проведение десантной стратегической операции — дело настолько сложное, что требует резкого повышения активности советских войск для оттягивания части сил Вермахта с Западного фронта на Восточный.

Несмотря на явную чрезмерность требований, удалось согласовать и принять документы по первому вопросу. При обсуждении второго вопроса на конференцию был приглашен посол Китая в СССР Фу Бинчан. 30 октября 1943 года главы делегаций СССР, США, Англии и Китая подписали Декларацию по всеобщей безопасности (так называемая «Декларация четырех»), заложив тем самым фундамент послевоенного устройства общества и основы для формирования Организации Объединенных Наций.

Остальные вопросы конференции носили не столь глобальный характер. Вопрос о репарациях, например, был решен в принципе. Каждая из жертв гитлеровской агрессии должна была получать репарации пропорционально своим потерям и утратам, но не в виде денежных выплат, а в виде товаров и услуг. На конференции была также решена техническая проблема обеспечения «челночных» операций американских и английских ВВС, для чего советская сторона выделила союзникам аэродромы в районе Полтавы. Конференция обсудила и приняла «Декларацию об ответственности гитлеровцев за совершенные зверства». После окончания конференции, 30 октября 1943 года, в Кремле состоялся прием для ее участников. Во время приема И. В. Сталин поздравил всех присутствовавших с успешным окончанием работы.

В дипломатической истории Второй мировой войны особое место занимает состоявшаяся 28 ноября — 2 декабря 1943 года Те-геранская конференция руководителей трех великих держав. Именно в Тегеране впервые собрались вместе три великих политика XX столетия — Ф. Рузвельт, У. Черчилль и И. В. Сталин. При всей противоречивости своих действий и неоднозначности оценок этих людей со стороны современников и потомков, их заслуги в победе над гитлеризмом неоспоримы. Не случайно многие историки считают Тегеранскую конференцию главным звеном в деятельности антигитлеровской коалиции.

Подготовка к конференции в Тегеране была весьма сложной. Достаточно сказать, что само место проведения встречи Глав союзных государств вызвало немало споров. И. В. Сталин настаивал на Тегеране, американцы и англичане предлагали провести встречу в Басре (Турция), на Кипре или в Северной Африке.

В конце концов Тегеран всех устроил. Советская делегация во главе с И. В. Сталиным добиралась туда комбинированным способом: специальным поездом до Баку, а оттуда, на правительственном самолете (командир экипажа полковник В. Г. Грачев), в сопровождении 3-х девяток истребителей — до Тегерана. Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР прибыл в Тегеран в сопровождении многих специалистов и экспертов. От генерального штаба его сопровождал начальник оперативного управления генерал-полковник С. М. Штеменко и офицер шифровального отдела. Для них был выделен железнодорожный вагон, оборудованный правительственной спецсвязью. Это дало возможность докладывать Верховному оперативно-стратегическую обстановку на фронтах по заведенному в Ставке порядку — три раза в сутки. Генеральный штаб был готов в любое время сообщить Верховному любую необходимую информацию, а также передать просьбы и предложения командующих фронтами.

Подробно рассказывать о ходе работы конференции я не буду. Об этом написано достаточно много. Скажу только, что советская делегация была в Тегеране одной из самых малочисленных. В нее входили И. В. Сталин, В. М. Молотов и К. Е. Ворошилов. Размещалась делегация в здании советского посольства, где, кстати, остановился и Ф. Рузвельт. Так было легче обеспечить его охрану и предотвратить возможные покушения, о которых в Тегеране ходили всевозможные слухи. Это теперь нам доподлинно известно, что руководитель немецкой военной разведки Канарис и начальник Главного управления имперской безопасности Кальтенбруннер планировали в ходе операции «Дальний прыжок» одним ударом покончить с руководителями стран антигитлеровской коалиции. Тогда же спецслужбы трех стран могли только предполагать наличие заговора.

Американская делегация была гораздо более многочисленной, что создавало дополнительные трудности по ее охране. В нее входили сам президент, его помощник Г. Гопкинс, посол США в СССР А. Гарриман, начальник объединенного комитета начальников штабов армии США генерал Д. Маршалл, главнокомандующий ВМФ адмирал Э. Кинг, начальник штаба ВВС генерал Арнольд, начальник снабжения армии США генерал Соммервэл, начальник штаба при президенте адмирал У. Леги, начальник военной миссии в СССР генерал Дин. Иными словами, при удаче немцы имели возможность уничтожить не только политическую, но и военную верхушку американской армии.

Не менее представительной была делегация Великобритании. Премьер-министра сопровождали в Тегеран А. Идеи, посол Англии в СССР А. Керр, начальник Генерального штаба генерал А. Брук, первый лорд Адмиралтейства адмирал Э. Каннингэм, начальник штаба ВВС Главный маршал авиации Ч. Портал, начальник штаба министра обороны генерал X. Исмей, начальник военно-морской миссии в СССР генерал Г. Мартел.

28 октября, в 16 часов, конференцию открыл Ф. Рузвельт — самый младший из трех Глав государств. Обсудить предстояло главным образом две проблемы:

1. О скорейшем окончании войны.

2. О будущем человечества — послевоенном устройстве мира.

Преамбулой перед обсуждением этих вопросов стали обзоры военных действий и нужд войны,»которые сделали Главы государств в части, касающейся их стран и армий. Например, И. В. Сталин, заканчивая свое выступление, сказал: «…было бы очень важно ускорить вторжение союзников в Северную Францию», тем самым как бы определив главную тему разговора по первому вопросу. Этот вопрос и обсуждался практически на каждом пленарном заседании, то есть дважды в день.

У. Черчилль активно не желал форсировать события по открытию «второго фронта». Любыми средствами он пытался оттянуть срок вторжения на три — четыре месяца, что фактически означало срыв операции в 1944 году. Первоочередной задачей он считал ведение активных военных действий в восточной части Средиземного моря (на Балканах), в Италии и Северной Африке, где у союзников к тому времени наметился явный успех. Ф. Рузвельт фактически не возражал против мнения У. Черчилля. За его постоянной вежливой улыбкой стояла недвусмысленная угроза очередного переноса срока открытия «второго фронта». В связи с этим И. В. Сталин семь раз в прямой форме ставил на обсуждение этот вопрос. Кроме того, он дважды обсуждался на совещаниях военных экспертов.

Когда на одном из пленарных заседаний Верховный в пятый раз заставил союзников вернуться к обсуждению проблемы «второго фронта», У. Черчилль без обиняков заявил: вторжение в Северную Францию состоится лишь в том случае, если во Франции к моменту начала операции будет находиться не более двенадцати дивизий Вермахта. Кроме того, британский премьер требовал, чтобы Советская армия препятствовала немцам перебрасывать резервы на Западный фронт. Подобная постановка вопроса поставила конференцию на грань срыва. Только Ф. Рузвельт в свойственной ему тактичной манере сумел снять возникшее напряжение.

На другой день И. В. Сталин снова потребовал конкретного ответа о сроках вторжения в Северную Францию, и снова У. Черчилль ушел от прямого ответа. Верховный, как бы не заметив этого, снова спросил, не может ли премьер назвать дату начала операции «Оверлорд». У. Черчилль пообещал дать конкретный ответ за завтраком. Когда руководители трех великих держав вновь собрались вместе, слово взял Ф. Рузвельт.

— Господа, — обратился он к присутствующим, — я намерен сообщить маршалу Сталину приятную новость… Операция «Оверлорд» намечается на май 1944 года и будет проведена при поддержке в Южной Франции.»

После того, как вопрос об «Оверлорде» был в принципе решен, союзники приняли решение сохранить достигнутые договоренности в строгой тайне. С советской стороны по этому поводу были предприняты все меры предосторожности. Дипломатические работники записи сделали от руки в одном экземпляре, чтобы затем оформить протоколы в Москве. Рукописи тегеранских договоренностей сдавались в диппочту упакованными в специальные пакеты и брезентовые мешки с множеством сургучных печатей. Доставлялись они в Москву вооруженными курьерами.

И все же тайну переговоров сохранить не удалось. Как стало известно после войны, А. Идеи, вернувшись из Тегерана в Лондон, подробно информировал о принятых в ходе конференции решениях, включая сюда и сроки вторжения в Северную Францию, британского посла в Анкаре Н. Хьюджессона. Эта информация через камердинера посла Э. Базна, бывшего платным немецким агентом (кличка — «Цицерон»), попала в секретную службу СС. Однако немцы не придали ей должного значения, посчитав фальшивкой. Меры для укрепления побережья Северной Франции приняты не были, а широко разрекламированный Атлантический вал оказался пустым пропагандистским трюком. Тем самым немецкое военное и политическое руководство с постоянством, достойным лучшего применения, повторяло роковые стратегические ошибки И. В. Сталина, допущенные им в предвоенный период, практически ничего не сделав для организации стратегической обороны на наиболее угрожаемом участке.

Впрочем, трагедия Вермахта в Северной Франции произошла значительно позже описываемых событий. Подводя итог Тегеранской конференции, скажу, что на ней были обсуждены вопросы участия Турции в войне с Германией и некоторые другие. 1 декабря 1943 года Главы государств согласовали заключительную Декларацию, известную, как Декларация трех держав, которую подписали Ф. Рузвельт, У. Черчилль и И. В. Сталин.

В соответствии с решениями Тегеранской конференции, осуществление долгожданной операции «Оверлорд» началось 6 июня 1944 года. Утром того же дня У. Черчилль сообщил И. В. Сталину:

«Все началось хорошо. Мины, препятствия и береговые батареи в значительной степени преодолены…».[189]

Верховный ответил премьер-министру телеграммой:

«Ваше сообщение об успешном начале операции «Оверлорд» получил… Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется в середине июня на одном из важных участков фронтов».[190]

23 июня началась операция «Багратион» — самая крупная в истории Великой Отечественной войны. В результате войска четырех фронтов полностью освободили Белоруссию от немецких войск, вступили на территорию Польши и создали благоприятные условия для активного продолжения военных действий на советско-германском фронте. 17 июля 1944 года через Москву прошли колонны немцев (57 тысяч человек), попавших в плен в районах Витебска, Орши, Могилева, Бобруйска и Минска. Участники этого «парада» с немецкой стороны вспоминали позже, что боялись идти через Москву, справедливо ожидая, что русские встретят их, мягко говоря, недружелюбно, что их всех отправят пешком прямо в Сибирь, на каторгу. Эти ожидания, однако, не оправдались.

В условиях сложившейся военно-политической обстановки, когда на повестку дня встал вопрос об освобождении стран Восточной Европы, обострились проблемы определения восточных границ Польши, раздела сфер влияния союзников в Восточной Европе и на Балканах. Активизировалась, например, деятельность польского эмигрантского правительства в Лондоне во главе с Миколайчиком, которое стремилось восстановить польские границы по состоянию на 1 сентября 1939 года. Эти притязания были поддержаны У. Черчиллем в нарушение решений Тегеранской конференции, установивших восточные границы Польши по так называемой «линии Керзона». Тем самым британский лидер собственными руками заложил основу будущей жесткой конфронтации между Западом и Востоком, которой в принципе можно и нужно было избежать. Ведь дело здесь было вовсе не в том, что У. Черчиллю не нравился конкретный режим, установленный на территории бывшей Российской Империи И. В. Сталиным и его окружением. В 30-е годы, даже во время самых страшных репрессий, проводимых И. В. Сталиным против собственного народа, европейские правительства не поднимали свой голос в защиту грубо попираемых прав советских граждан. Проблема заключалась в ином. Единая, сильная Россия, как бы она ни называлась в конкретной исторической обстановке, кто бы ни стоял в ней у власти, пугала сравнительно небольшие страны Европы своей возможной конкуренцией на мировых рынках, своим политическим влиянием в приграничных странах, своей колоссальной военной и экономической мощью. Такое отношение к России сложилось со времени великих Петровских преобразований, поставивших нашу страну в ряд первоклассных мировых держав, такое отношение к ней держится и до сего дня.

Тем не менее советское правительство твердо стояло за установление восточной границы Польши по «линии Керзона», которая была установлена по национальному признаку. Эта граница была принята в 1919 году Верховным Советом Союзных держав Антанты и опубликована в виде «Декларации Верховного Совета Союзных и объединившихся держав» 8 декабря 1919 года. Пользуясь развалом Российской Империи, очевидной слабостью возникшей на ее развалинах Советской России, Польша во время мирных переговоров в Риге в марте 1921 года навязала нашей стране другую границу, захватив бывшие западные губернии Императорской России. Вернулись они в состав СССР только в 1939 году и, как бы ни пытались определенные круги у нас в стране и за рубежом выдать их присоединение к Советскому Союзу за акт агрессии, на деле же это было всего навсего восстановлением «статус кво» в рамках имевшихся к тому времени международных соглашений.

В октябре 1944 года в Москву прибыли У. Черчилль и А. Идеи. Цель их визита — урегулирование польского вопроса, а также установление сфер влияния в Европе между Англией и СССР. Во время встречи с Верховным У. Черчилль подал ему специальную записку, предложив конкретный план взаимодействия двух стран и Румынии, Болгарии, Югославии и Греции. И. В. Сталин не стал даже обсуждать этот вопрос, внеся тем самым свой посильный вклад в дело значительного ухудшения политического климата в послевоенной Европе. Зато по некоторым другим проблемам стороны пришли к соглашению.

В частности, договорились заключить перемирие с Болгарией и создать в ней контрольную союзную комиссию под председательством советского представителя. Советский Союз отказался от мысли направить свои войска в Грецию и на Адриатическое побережье. Стороны пришли к выводу о необходимости проведения согласованной политики в отношении Югославии и образования в ней единого югославского правительства. По вопросу о послевоенной судьбе Германии союзники не сумели договориться.

Возникшие между союзниками серьезные разногласия, а также перспектива скорого окончания Второй мировой войны поставили в повестку дня новую встречу Глав государств «Большой тройки». В период с сентября 1944 года по февраль 1945 года шла интенсивная подготовка к проведению Ялтинской конференции. В Крыму полным ходом шли восстановительные работы в Ливадийском и Воронцовском дворцах и на вилле «Кореиз», сильно пострадавших во время немецкой оккупации. Наряду с решением технических вопросов, между союзниками проходил активный обмен мнениями по политическим проблемам, выносимым на конференцию.

В это же время решались проблемы стратегического взаимодействия между союзными и советскими войсками, возникшие в связи с открытием «второго фронта». У. Черчилль просил, например, усилить активность советских войск, на что Верховный ответил ему, что широкие наступательные действия на советско-германском фронте планируется начать не позднее второй половины января 1945 года. Напомню, кстати, что наступление наших войск началось даже раньше планируемых сроков из-за трудного положения, в которое попали англо-американские войска в результате немецкого наступления в Арденнах. Именно тогда, 15 января 1945 года, И. В. Сталин сказал Главному маршалу британских ВВС Теддеру:

«Было бы глупо, если бы я стоял и дал возможность гитлеровцам уничтожить вас».[191]

Встреча У. Черчилля и Ф. Рузвельта, предваряющая Ялтинскую конференцию, состоялась в порту Ла-Валетта на Мальте. После личных переговоров, каждый на своем самолете, Главы двух государств направились в Крым. И. В. Сталин в это время уже был в Ялте, но гостей не встретил, чем прибывшие остались весьма недовольны. Только 4 февраля, в день открытия конференции, Верховный нанес визит британскому премьеру, резиденция которого размещалась в Воронцовском дворце, а затем посетил в Ливадийском дворце президента США.

После этого, в 17 часов, начала работу Ялтинская конференция. В ее пленарных заседаниях принимали участие министры иностранных дел, начальники высших штабов и другие лица. На конференции были согласованы планы окончательного разгрома германской военной машины, определены принципы послевоенной организации мирового сообщества.

На первом пленарном заседании обстановку на советско-германском фронте доложил генерал армии А. И. Антонов. Он сообщил, что наступление советских войск, намеченное на конец января, началось на полмесяца раньше и осуществлялось силами трех фронтов — 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского в полосе около 700 километров. Несмотря на сокращенные сроки подготовки, оно развивалось вполне успешно, со среднесуточным продвижением на 25–30 километров.[192] От США и Англии с аналогичными докладами выступили начальник объединенного комитета начальников штабов генерал Д. Маршалл и Главнокомандующий английским ВМФ адмирал Каннингэм.

Поскольку по военным вопросам на конференции царило полное единодушие, стороны перешли к обсуждению политических проблем. Теперь военные руководители собирались на свои совещания отдельно от Глав государств. Они обсуждали вопросы взаимодействия авиации союзных стран, согласовывали объекты и районы бомбовых ударов. Американцы и англичане договорились о поддержании тесных контактов с Генеральным штабом СССР. К сожалению, политические разногласия давали себя знать и среди военных, о чем уже говорилось в начале моей книги.

6 февраля на одном из пленарных заседаний была достигнута договоренность о вступлении СССР в войну с Японией. Этому предшествовали переговоры на высшем уровне и настоятельные просьбы военных руководителей Англии и США. Так, американский адмирал Э. Кинг в своем выступлении на заседании подчеркнул: «…крайне желательно, чтобы Советский Союз вступил в войну с Японией». Через два дня, во время встречи И. В. Сталина с Ф. Рузвельтом были обсуждены политические условия этой важнейшей акции.

В результате президент США выразил согласие, чтобы Южный Сахалин и несколько островов

Курильской гряды, полученные Японией по Портсмутскому мирному договору после русско-японской войны, отошли к СССР. 10 февраля на вилле «Кореиз» В. М. Молотов вручил представителям администрации США текст советских предложений по политическим условиям вступления Советского Союза в войну с Японией.

Ф. Рузвельт подтвердил свое согласие с этими предложениями, которые легли в основу специального документа, подписанного Главами государств «Большой тройки». В документе указывалось, что через два — три месяца после капитуляции Германии Советский Союз вступит в войну с Японией на стороне союзников при следующих условиях:

1). Сохранение «статус кво» внешней Монголии (МНР).

2). Восстановление принадлежащих России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 году, а именно:

а) возвращение Советскому Союзу южной части острова Сахалин и всех прилегающих к ней островов;

б) интернационализация торгового порта Дайрен с обеспечением преимущественных интересов СССР в этом порту и восстановление аренды на Порт-Артур, как на военную базу Советского ВМФ;

в) совместная эксплуатация Китайско-Восточной железной дороги, дающей выход на Дайрен, на началах организации смешанного советско-китайского общества с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза при сохранении китайского суверенитета в Манчжурии;

3) передача Советскому Союзу Курильских островов.[193]

Об этих документах было бы нелишне помнить кое-кому из зарубежных политиков как на Западе, так и на Востоке, поскольку обладание определенными территориями прежде всего должно основываться на правовых международных актах, а уже потом на туманных воспоминаниях о том, кто что первый открыл или кто где первый жил. Ялтинская конференция раз и навсегда решила вопрос о Сахалине и Курилах в пользу России.

Она завершила работу 11 февраля 1945 года. Подводя ее итоги, Г. Гопкинс говорил:

«Мы абсолютно убеждены, что выиграли первую великую битву за дело мира — и говоря «мы», я имею в виду всех нас, все цивилизованное человечество. Русские доказали, что они могут быть разумными и дальновидными. И у президента, как и у всех нас, не было никакого сомнения, что мы можем жить с ними и сотрудничать в мире до самого далекого будущего, которое только мог вообразить себе любой из нас».[194]

Как говорится, благими намерениями бывает выстлана дорога в ад. Впрочем, это тема для совсем другой книги.

Что же до Ялтинской конференции, то даже в ее ходе Верховный не терял нитей управления войной. У него в Юсуповском дворце постоянно бывали командующие фронтами и армиями, с которыми он обычно беседовал в присутствии А. И. Антонова, имевшего всегда под рукой карты с нанесенной свежей обстановкой. Утром и вечером А. И. Антонов делал доклады Верховному. После завершения вечернего доклада Верховный давал указания на следующий день.

После завершения Ялтинской конференции до конца войны оставалось совсем немного. Ставка ВГК и командование фронтов в этих условиях делало все возможное, чтобы подойти к Дню Победы с наименьшими потерями и утратами. С другой Стороны, выполняя союзнический долг, Верховное Главнокомандование внимательно следило за тем, чтобы наступление войск на советско-германском фронте продолжалось непрерывно или с небольшими оперативными паузами, что затрудняло противнику перегруппировку войск с одного европейского фронта на другой.

В то же время на Западе участились контакты высших должностных лиц Германии с представителями союзников. Читателям хорошо известна миссия генерала СС Карла Вольфа, сумевшего завязать переговоры с резидентом управления американской Стратегической службы в Швейцарии А. Даллесом. Во второй половине февраля 1945 года К. Вольф обсуждал вопрос об условиях капитуляции Германии с представителями армий США и Англии. 12 марта посол США в СССР А. Гарриман уведомил об этом Наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова. Последний предложил не прерывать эти переговоры, но продолжить их с участием представителей Вооруженных Сил Советского Союза. Американское посольство отказало в этой просьбе письмом от 16 марта.

Отказ был мотивирован тем, что переговоры якобы велись о капитуляции только части немецких сил на отдельных участках Западного фронта. На самом же деле речь шла о том, что командующий Западным фронтом Кессельринг откроет фронт и пропустит англо-американские войска на Восток, за что к его войскам будет применен режим перемирия, то есть они не будут разоружены. Одновременно Кессельринг перебросит освободившиеся части на Восточный фронт.

Все это не способствовало сохранению отношений дружбы и доверия между союзниками по антигитлеровской коалиции. Отношения эти стали едва ли не враждебными после смерти президента США Ф. Рузвельта, которая последовала 10 апреля 1945 года. Новый президент Г. Трумэн с первых дней пребывания на посту главы американской администрации пытался проводить жесткий курс по отношению к Советскому Союзу. Установку на конфронтацию он дал на совещании военных руководителей страны, заявив: русским надо дать бой или сейчас, или никогда.

Реалистически мыслящие политики США не разделяли экстремизм своего президента. С резкой критикой позиции Трумэна по отношению к союзному государству выступили военный министр Стимсон и генерал Маршалл. На стороне Трумэна оказались военно-морской министр США Форрестол и отчасти начальник штаба при президенте адмирал Леги. Иными словами, «холодная война», начало которой приходится на первые месяцы 1945 года, была фактически спровоцирована определенными политическими кругами США и Англии, принеся множество бед. Я не оправдываю И. В. Сталина, который как во внутренней, так и во внешней политике в ряде своих поступков оставался жестоким и капризным диктатором, но я не могу также оправдывать с трудом поддающиеся логике действия высшего английского и американского руководства. Ведь во многом их близорукая, примитивная политика позволила И. В. Сталину создать «образ врага» из наших вчерашних союзников, которым советский народ пугали в течение нескольких десятилетий.

Повторю еще раз: когда война только начиналась, невозможно было представить себе, что через несколько лет нашими врагами станут не фашисты, а сегодняшние союзники. В нашей стране работали многочисленные военные миссии, находившиеся вне подчинения посольствам Англии и США и замыкавшиеся непосредственно на Ставку Верховного Главнокомандования, наши люди летали на американских самолетах, водили английские танки, вместе с союзниками пили русскую водку и пели одни, ставшие интернациональными, песни.

В успешной работе англо-американских миссий сыграл свою роль Генштаб. При нем были аккредитованы военные миссии союзников: США во главе с генералом Дином, Великобритании во главе с генералом Берроузом, Правительства сражающейся Франции во главе с генералом де Латтр де Тассиньи, Норвегии во главе с полковником Далем, Чехословакии во главе с генералом В. Пикой. Миссию Югославского национального комитета возглавлял генерал-лейтенант Терзич. Для связей с иностранными армиями в Генштабе был создан отдел спецзаданий. Но вскоре после начала Великой Отечественной практические задачи взаимосвязи с союзниками так усложнились и расширились, что отдела оказалось мало для этих целей. В сентябре 1941 года возникло управление спецзаданий. Его начальником стал генерал-майор Н. В. Славин. Через это управление осуществлялось и руководство нашими миссиями в союзных странах.

В начале июля 1941 года в Англию была направлена советская военная миссия во главе с генерал-лейтенантом Ф. И. Голиковым. В ее состав входили контр-адмирал Н. М. Харламов, полковник Н. Н. Пугачев, полковник В. М. Драгун, майор А. Ф. Сизов, военный инженер 2-го ранга П. И. Баранов. К ним присоединились советский военный атташе полковник И. А. Скляров и его помощник майор Б. Ф. Швецов.

Во время подготовки миссии к отъезду Ф. И. Голиков встречался с Наркомом иностранных дел В. М. Молотовым, Наркомом обороны С. К. Тимошенко, начальником Генштаба Б. М. Шапошниковым, Наркомом внешней торговли А. И. Микояном. Перед убытием в Лондон Ф. И. Голиков был принят И.В. Сталиным.

Получив всеобъемлющие инструкции, 8 июля миссия, совершив перелет по маршруту Архангельск — Глазго, прибыла в Лондон. Она должна была поставить вопрос о последовательном осуществлении трех операций.

Операция № 1: создание общего с англичанами фронта на севере Европы. На этот фронт Англия должна была направить силы флота, авиации, несколько дивизий сухопутных войск, заняв союзными войсками острова Шпицберген и Медвежий для обеспечения коммуникаций между СССР, Англией и США.

Операция № 2: высадка значительного контингента английских войск на севере Франции. Правительство Советского Союза поручило передать правительству Англии, что оно считает особенно важным осуществление «французской операции» если не сейчас, то хотя бы через месяц.

Операция № 3: боевые действия английских войск на Балканах. По срокам и по выделенным силам эта операция должна была занимать второстепенное место.

На первом заседании с участием министра иностранных дел А. Идена и его заместителя Кадогана Ф. И. Голиков заявил о решимости Советского Союза довести войну против Германии до победного конца. Вместе с тем он подчеркнул необходимость проведения совместных военных действий, особо указав на важность для СССР открытия «второго фронта». А. Идеи предложил обсудить эти вопросы с начальниками главных штабов. Основные переговоры по военным вопросам миссия вела с начальником штаба ВМС Паундом.

В тот раз англичане не захотели прийти к каким-либо конкретным результатам, ибо не верили в возможность Красной Армии справиться с агрессией. Единственное, чего добилась миссия, это передача советским ВВС двухсот истребителей «Томагавк», полученных англичанами из США.

В середине июля Ф. И. Голикова отозвали в Москву и приказали готовиться к поездке в США с аналогичной миссией.

Миссию в Великобритании возглавил Н. М. Харламов, который и провел там практически всю войну.

Перед отъездом в США Ф. И. Голикова опять вызвал к себе Верховный. Разговор шел о проблемах военно-политического характера, а также о закупках в США вооружений и стратегических материалов. Одним из важнейших вопросов, которые предстояло решить в Америке, был вопрос о займе, необходимость в котором могла возникнуть в самом скором времени.

Переговоры советской военной миссии за океаном проходили не без трудностей. Дело особенно осложнялось тем, что ходу переговоров постоянно мешали англичане. Они опасались, что поставки в СССР повредят американским поставкам военной помощи в Англию. Об этих препятствиях глава миссии и посол СССР в США Уманский доложили в Москву. Проблема поставок была решена положительно только после встречи Ф. И. Голикова с Ф. Рузвельтом.

Что же касается миссии адмирала Н. М. Харламова в Англии, работать ей было гораздо труднее, чем нашим представителям в США. Англия была, мягко говоря, сложным союзником, ибо ее государственные и военные деятели весьма по-разному относились к своему союзническому долгу. Одни из них были откровенными противниками СССР (адмирал Паунд и военный министр Паркинсон). Последнего У. Черчилль был вынужден отправить в отставку за откровенный саботаж решений по военной помощи Советскому Союзу. Другие не выражали к нашей стране симпатий, но и злобы особой не проявляли. К ним относились лорд Бивербрук, морской министр Александер и начальник штаба авиации Дилл. Третьи симпатизировали нашей справедливой борьбе и старались оказывать посильную помощь. Примером может служить активная работа контр-адмирала Филиджа, ведавшего военными поставками, и многих других сотрудников в аппаратах военного и военно-морского министров.

Главную свою задачу миссия видела в ускорении открытия «второго фронта». Не раз Н. М. Харламов присутствовал на учениях по подготовке высадки десанта и других мероприятиях, касающихся операции «Оверлорд». Более того, он сам участвовал в ней в июне 1944 года, высадившись вместе с союзными войсками в Нормандии. Вскоре он вернулся в Советский Союз, а начальником миссии стал в ноябре 1944 года генерал-майор А. Ф. Васильев, прибывший с Итальянского фронта.

После Тегеранской конференции Генштаб получил распоряжение Ставки направить советскую военную миссию в Югославию. При назначении ее руководителя выбор пал на генерал-майора Н. В. Корнеева, обладавшего самыми широкими познаниями в военном деле. Его заместителем стал полковник С. В. Соколов, специалист по применению авиации в горных условиях.

17 января 1944 года два самолета с членами миссии на борту совершили перелет в итальянский город Бари, вблизи которого располагалась английская авиабаза. Отсюда миссии предстояло добраться до гор Боснии, в которых располагался Верховный штаб Народно-Освободительной армии Югославии. В последующем эта база со всем оборудованием, складами, средствами связи была передана советским Вооруженным Силам. Десантирование миссии должно было осуществиться с помощью парашютов и планеров, для чего все члены миссии упорно тренировались, чтобы живыми добраться до места назначения. 23 февраля планеры успешно доставили наших людей в Боснию. На авиабазе остался только С. В. Соколов, остальные присоединились к штабу И. Броз-Тито.

В Бари дислоцировались две эскадрильи советских военных самолетов, по двенадцать машин в каждой. Они перебрасывали в Югославию вооружение, боеприпасы, медикаменты, а обратно забирали раненых. Более пяти тысяч югославских солдат и офицеров перевезли советские летчики через линию фронта. В критический момент они сумели забрать из Югославии даже весь Верховный штаб НОАЮ во главе с самим командующим.

Из остальных миссий отмечу миссию при штабе командующего Средиземноморскими экспедиционными союзными войсками во главе с генерал-майором А. А. Кисленко, а также группу советских офицеров связи при Тихоокеанском флоте США.

Во Франции, при штабе Вооруженных Сил правительства Ш. де Голля и Главнокомандующем экспедиционными войсками союзников генерале Д. Эйзенхауэре советским военным представителем был генерал-майор И. А. Суслопаров. С 1939 года военный атташе в Париже, он оказался свидетелем трагического разгрома и капитуляции Французской республики. Затем, с 1941 года, он служил в штабе артиллерии РККА, командовал артиллерией 10-й армии.

Летом 1944 года его снова послали на военно-дипломатическую работу во Франции. На него возлагалась большая ответственность за осуществление связи с союзниками, открывшими, наконец, «второй фронт» в Европе. Трудность заключалась в том, что он находился в Париже, а штаб союзных войск — в Реймсе. Меж тем следить за ситуацией в штабе нужно было в оба глаза, так как именно там чаще всего германские эмиссары пытались найти пути для сепаратных соглашений. Ставка предвидела возможность таких попыток. Если же вдруг соглашение о капитуляции было бы достигнуто, И. А. Суслопарову были даны полномочия представлять Советский Союз при переговорах и подписании документов. Этим правом ему пришлось воспользоваться 7 мая 1945 года, ибо именно в Реймсе немцы объявили об общей капитуляции Германии.

В штаб Д. Эйзенхауэра прибыл тогда генерал-полковник Йодль. Сначала он предложил, чтобы Германия капитулировала только на Западном фронте. На большее он, якобы, не имел полномочий от нового Главы Германского государства адмирала Деница. Д. Эйзенхауэр отказался обсуждать подобный вариант. Вечером 6 мая И. А. Суслопаров был приглашен к Главнокомандующему, который сообщил нашему представителю, что после требований союзников о полной капитуляции немцы согласились подписать соответствующий акт. Текст этого акта был получен И. А. Суслопаровым и немедленно отправлен в Москву.

Церемония подписания капитуляции была назначена на 2 часа 30 минут 7 мая 1945 года. Шло время, а ответ из Москвы все не приходил. Создавалась ситуация, когда акт о капитуляции Германии мог быть подписан только между Германией, Англией и США, что дало бы немцам возможность продолжать боевые действия на Восточном фронте. В 2 часа 41 минуту протокол о капитуляции был подписан. Впрочем, И. А. Суслопаров настоял на включении в документ специального примечания, согласно которому церемония подписания акта о капитуляции должна быть повторена еще раз, если этого потребует одно из трех государств-союзников. Едва он успел направить информацию об этом в Ставку, как оттуда было получено строжайшее распоряжение: никаких бумаг не подписывать!.[195]

По линии военной миссии США в СССР генерал Дин сообщил А. И. Антонову просьбу президента США объявить миру о капитуляции Германии на основе Реймсского протокола от 7 мая в 19 часов по Московскому времени. Обсудив создавшееся положение, руководители СССР договорились с союзниками считать капитуляцию Германии в Реймсе предварительной и никаких сообщений по ее поводу не делать. Основная церемония подписания акта о полной и безоговорочной капитуляции должна была пройти в столице побежденного государства, под документом обязательно должны были стоять подписи Верховного Командования всех стран антигитлеровской коалиции. На церемонии предусматривалось присутствие делегаций стран — союзниц Германии.

Все согласились, что оттягивать подписание этого важнейшего исторического документа не следует, назначив его на 8 мая 1945 года. Ровно в полночь церемония началась. В зале, украшенном Государственными флагами СССР, США, Англии и Франции, за длинными столами, сидели военачальники, войска которых сокрушили оборону Берлина и вынудили противника сложить оружие. Здесь же присутствовали делегации стран-союзниц, многочисленные советские и иностранные журналисты.

Прав был Верховный, сказавший незадолго до церемонии командующему 1-м Белорусским фронтом маршалу Г. К. Жукову:

— Главную тяжесть войны на своих плечах вынес советский народ, а не союзники…

И. В. Сталин сумел настоять на проведении церемонии в Берлине и был в своей настойчивости тысячекратно прав. Только так должна была проходить церемония окончания самой тяжелой и кровавой войны в истории человечества — торжественно, в присутствии высших представителей победившей и побежденной страны.

Церемонию открыл Г. К. Жуков. Он заявил о полномочиях делегаций принять безоговорочную капитуляцию Германии, после чего пригласил в зал представителей немецкого командования. В зал вошли фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Штумпф и адмирал флота Фридебург. Им было предложено сесть за отдельный стол. Г. К. Жуков справился у Кейтеля, есть ли у него на руках акт о капитуляции и уполномочен ли фельдмаршал подписать его. Кейтель ответил утвердительно. В президиум был передан документ, подписанный гросс-адмиралом Деницем, о полномочиях немецкой делегации. После этого Г. К. Жуков сказал:

— Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу. Здесь вы подпишете акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Кейтель шел по залу медленно, неуверенным шагом. Это был не тот Кейтель, который принимал капитуляцию поверженной Франции и участвовал в разработке плана «Барбаросса». Теперь он олицетворял не славу, а позор Германии.

В 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года важнейший исторический документ был подписан. Немцы вышли из зала, и тогда Г. К. Жуков от имени советского Верховного Главнокомандования поздравил всех присутствующих с Победой. В зале поднялся невообразимый шум, все друг друга поздравляли, жали руки. Многие, вспомнив своих боевых товарищей, которым не суждено было дожить до этой светлой минуты, плакали.

В 0 часов 50 минут церемония, на которой была принята безоговорочная капитуляция немецких Вооруженных Сил, закончилась. Мы победили — ив этом заключена та самая историческая правда, которую ни изменить, ни отменить нельзя.

Немало знаменательных дат оставляет нам уходящий в историю XX век. Особенно памятной из них является, без сомнения, 9 мая 1945 года — День Победы советского народа и его Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне.

Ушли в вечность 1418 трагических, наполненных героизмом и подвигами, страданиями и кровью военных дней. Долг всех живущих на Земле, кем бы они ни были, сделать так, чтобы не померкли в памяти имена тех, кто своей жизнью заплатил за свободу Отчизны, многих стран Европы и мира в целом.

Мне бы очень хотелось, чтобы моя книга была принята читателями как скромный вклад в это святое дело. Исследования по затронутым в книге проблемам только начаты. Надеюсь, что в процессе работы над темой мне удастся пополнить книгу новыми интересными материалами из архивных источни-, ков, чтобы показать деятельность Ставки Верховного Главнокомандования Вооруженными Силами СССР как во всем ее блеске, так и в неизбежной в любом большом деле противоречивости и неоднозначности.

Прочитав эту книгу, сегодняшний гражданин свободной России может упрекнуть меня, что я чересчур много уделил внимания личности И. В. Сталина. Да, я, как человек военный, отношусь к Верховному с большим уважением как к талантливому стратегу и руководителю. При этом хочу заметить, что в книге И. В. Сталин показан отнюдь не в розовом свете. Нельзя забывать, что Верховный играл действительно первую роль в той административно-командной системе, которую сам создал. Без его разрешения в Красной Армии не проводилось ни одно сколько-нибудь крупное мероприятие, без ведома И. В. Сталина Нарком обороны не имел права вызвать на совещание командующих войсками округов, принять на вооружение армии хотя бы одну единицу боевой техники.

В 1966 году Г. К. Жуков, отвечая на вопросы сотрудников редакции «Военно-исторического журнала», сказал: — Сталин — это Ставка.

Правда, здесь мне хотелось бы возразить великому полководцу. Его собственная деятельность, пример других военачальников, о которых шла речь в моей книге, убедительно свидетельствуют, что в совокупности своих действий Ставка ВГК была все-таки коллективным органом руководства войной. Если Верховный в начальный период войны действительно пренебрегал и Генштабом, и членами Ставки, разогнав их по войскам фронтов, единолично принимая важнейшие оперативно-стратегические решения, то после тяжких поражений он все же сумел понять, что одному ему не справиться с тем колоссальным количеством сложнейших проблем, которые ежедневно ставила война.

Когда было нужно, И. В. Сталин умел прислушиваться к мнению руководителей Генштаба, членов Ставки, командующих войсками фронтов. Даже если Г. К. Жуков, А. М. Василевский и их коллеги по работе в Ставке находились в войсках, ежедневно, к 24.00 они посылали Верховному свои донесения о ходе боевых действий на их участках и предложения на их перспективу вплоть до кампаний. Чтобы понять роль каждого члена Ставки в достижении победы, целесообразно было бы изучить эти донесения и другие имеющиеся документы.

Особо скажу о журнале регистрации посетителей кремлевского кабинета Верховного. В Приложении № 1 даны сведения, о посещении И. В. Сталина различными должностными лицами, что в какой-то мере само по себе характеризует стиль и напряженность его работы. К сожалению, в моем распоряжении пока нет достаточно подробной и достоверной информации о том, зачем приходил к нему тот или иной человек, по всем посетителям. Узнать об этом было бы интересно и поучительно не только для историков.

В процессе создания книги я ставил своей задачей привлечь внимание специалистов к деятельности Ставки ВГК, к судьбам ее руководителей. Однако главная причина, по которой эта книга появилась, все же в другом. Опыт Великой Отечественной войны со всей остротой свидетельствует, что создавать высшие органы управления Вооруженными Силами надо еще в мирное время, чтобы потом не приходилось подсчитывать убытки и оплакивать потери. Структура этих органов должна быть такова, чтобы с переходом на военное положение не пришлось осуществлять их коренное преобразование. Руководить ими должны компетентные специалисты, хорошо владеющие теорией военного искусства, способные решать практические вопросы непосредственно на фронтах.

Именно такими людьми были Г. К. Жуков и А. М. Василевский. Они создали и возглавили нашу полководческую школу. Недаром говорят, что основы победы закладываются в столкновении интеллекта и опыта полководцев. Наша полководческая школа победила в Великой Отечественной войне не только за счет силы оружия и мужества народа, но и за счет блестящей разработки и осуществления замыслов кампаний и стратегических операций, за счет наличия мощного мозгового центра, которым были Ставка и Генеральный штаб.

Тем больше чести для нас, что победа была одержана над богатой талантами высшей пробы германской полководческой школой. Во главе Верховного Главнокомандования Германии, стоял Адольф Гитлер, фюрер немецкого фашизма. Большой Генеральный штаб германских Вооруженных Сил возглавлял генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, поклонник старых прусских традиций, один из главных исполнителей плана «Барбаросса». Германские ВВС создавал, а позже и бессменно руководил ими имперский Министр генерал-фельдмаршал Герман Геринг. Самые значительные победы Вермахта были одержаны под Главнокомандованием одного из авторов «Барбаросса» генерал-фельдмаршала В. фон Браухича. Начальника Генштаба сухопутных войск Франца Гальдера не нужно особо представлять российскому читателю, знакомому с его неоднократно переиздававшимися в нашей стране дневниками. Скажу только, что это был штабной работник высшего класса. Хорошо известно у нас и имя одного из создателей плана «Барбаросса», заместителя начальника Генштаба сухопутных войск генерала (с января 1943 года — генерал-фельдмаршала) Фридриха Паулюса. Этот человек проявил себя и как искусный разработчик оперативно-стратегических замыслов, и как командующий большими массами войск. Свой яркий и кровавый след в истории Великой Отечественной войны оставили командующие группами армий фон Лееб, фон Бок, Г. Рундштедт, Манштейн, Клейст и другие. Все они были представителями военной аристократии, имевшими в своей родословной фельдмаршалов не менее, чем в трех поколениях.

Глупо, да и недостойно победителей было бы говорить об этих людях с пренебрежением. И все-таки мы их одолели. Мы — это прежде всего Г. К. Жуков, Георгиевский кавалер и Маршал, полководец и стратег от Бога, человек, не имевший никаких военных дипломов, но сыгравший, тем не менее, выдающуюся роль в достижении Великой Победы; мы — это сын сельского священника А. М. Василевский, это крестьянские дети С. К. Тимошенко и С. М. Буденный, выпускник учительской семинарии В. Д. Соколовский, выдвиженцы последних предвоенных лет Н. Ф. Ватутин, А. И. Антонов, И. С. Конев, К. К. Рокоссовский, К. А. Мерецков, Л. А. Говоров, И. X. Баграмян, Ф. И. Толбухин, Р. Я — Малиновский, С. П. Иванов, М. С. Мали-нин, Г. К. Маландин, В. В. Курасов, А. Н. Боголюбов, многие другие генералы и офицеры Генштаба. Все они — выходцы из самых бедных слоев населения, имевшие начальное или в лучшем случае среднее образование. Некоторые из них окончили в свое время училища и академии, а для других академией была их служба, вся их военная жизнь. Таким образом, в годы войны, наполненные важнейшими историческими событиями, друг другу противостояли люди практически одного поколения, исполнявшие к тому же схожие функции руководителей высших органов военного управления. Война замыслов, война идей началась между ними задолго до первых залпов Великой Отечественной. Под водительством своих начальников Вермахт затрачивал в среднем две недели, чтобы захватить такую страну, как Польша или Норвегия. Франция была разгромлена им за полтора месяца. А вот в Советском Союзе германских стратегов и полководцев ждала катастрофа. Маршал Победы Георгий Константинович Жуков писал об уровне подготовленности Верховного Главнокомандования Германии:

«Я не могу присоединить свой голос к тем, кто считает дефективным стратегическое и тактическое искусство германских вооруженных сил. Это будет необъективное суждение. В начале войны оно было на высоком уровне по отношению ко всем буржуазным армиям и к оперативно-стратегическому искусству советских войск, а затем, когда был приобретен опыт ведения войны, советское военное искусство начало превосходить искусство германского командования».[196]

Победу одержала наша полководческая школа, представителями которой были военачальники, выросшие из самой гущи народной. Побежденными оказались представители элиты прусской школы с многовековым опытом.

Очевидно, главную роль в сражении «умов» сыграла не только образованность, а прежде всего полководческий талант.

Говоря о Победе, хочу особо сказать о советском, русском народе, о его огромной внутренней силе и удивительной жизнестойкости. Он был главным героем всех боев и сражений. Это был народ-воин, народ-труженик, народ, выдвинувший из своей толщи великих полководцев, гениальных конструкторов и ученых, чьими усилиями была приближена Победа. Солдатом же на Руси в лихие годы всегда был едва ли не каждый ее гражданин.

На командных пунктах фронтов, в штабных кабинетах нашим полководцам помогал опыт старой Русской армии, овеянной славой блестящих побед. Связующим звеном между поколениями являлись лучшие представители русской военной мысли А. А. Брусилов, А. А. Свечин, П. П. Лебедев, В. К. Триандафил-лов, А. И. Егоров, Б. М. Шапошников, С. С. Каменев. Иные из этих людей занимали крупные посты в Наркомате обороны и Генштабе. И если бы не подлые удары из-за угла, если бы не страх посредственности перед талантом и дарованием, уверен, страна наша сейчас была бы совсем другой.

Прав, однако, современный поэт, сказавший, что «времена не выбирают». В трудном нынешнем времени, когда реформируется государство, а вместе с ним и Вооруженные Силы, когда осуществляется поиск новых форм и способов управления войсками, необходимо дальнейшее всестороннее и глубокое изучение опыта Ставки Верховного Главнокомандования как вершины теории и практики военного дела. Великий реформатор Германии граф Отто фон Бисмарк говорил, что только недалекие люди учатся на собственном опыте. Уметь учитывать уроки прошлого — великое искусство, помогающее учиться не на своих ошибках и просчетах, за которыми в военном деле стоят миллионы человеческих жизней. Своей книгой я хочу помочь моим современникам заставить работать бесценный опыт Великой Отечественной. В какой степени мне это удалось — судить вам, моим читателям.

Примечания:

1

Below N. Als Hitler Adjutaut. 1937–1945. - Mainz, 1980, s. 192.

18

ЦАМО РФ. Ф. 16 а, оп. 2951, д. 205, л. 74.

19

ЦАМО РФ. Ф. 15а, оп. 2154, д. 4, лл. 128–170.

181

Лебедев П. Государственная оборона. — М., 1924, с. 10–11.

182

Шапошников Б. Соображения советской стороны на переговорах с военными миссиями Великобритании и Франции. — Сб.: Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы. — М., 1990, с. 168–174.

183

Бережков В. Страницы дипломатической истории. — М., 1984, с. 126.

184

Там же.

185

Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг. Т. I.-М., 1976, с. 75–76.

186

Там же. Т. П., с. 70.

187

Там же, с. 76.

188

Там же. Т. I, с. 164–167.

189

Там же, с. 266.

190

Переписка… Т. I, с. 267.

191

Бережков В. Указ, соч., с. 477.

192

Бережков В. Указ, соч., с. 495.

193

Там же, с. 506.

194

Там же, с. 504.

195

ЦАМО РФ. Ф. 148а, оп. 3763, д. 114, л. 78.

196

Архив Президента РФ. Ф. 93 оп. 1, д. 50, л. 7.