В Средние века в Западной Европе формируется уникальная общественная система, которую органически подготовили исторические условия поздней античности и разрушавшаяся традиция германского социума. Ее называют феодализмом – термином, производным от ключевого понятия эпохи: феода.

Феодом (также употреблялись синонимы фьеф и лен) именовалось владение (обычно земельное), передававшееся его собственником другому лицу на условии, что тот будет сам нести военную службу, подготавливать и содержать определенное количество воинов, а также исполнять ряд иных обязательств.

Помимо условного характера земельных владений, важной чертой западноевропейского феодализма была еще и иерархичность правящего класса: земельная собственность перераспределялась по нескольким уровням держателей, вследствие чего формировалась феодальная лестница.

Поддержание общества в эту эпоху всецело легло на плечи крестьянства, освобожденного от военной службы и не имевшего в большинстве случаев прав на землю. Различные формы и степени его поземельной и личной зависимости вынуждали передавать часть результатов труда собственникам земель, что обеспечивало высшие социальные круги всем необходимым.

Уже в эпоху поздней Империи колонат начинает вытеснять рабство из хозяйственного обихода, поскольку эффективность труда материально заинтересованного производителя была выше. В римских хозяйствах зачатки феодальных отношений землевладельца и производителя ощущались сильнее. Они отчасти послужили моделью для пришедших на земли Империи германцев, хотя у всех этих племен в первые десятилетия и даже века после Великого переселения народов отмечается увеличение числа рабов. Правда, не всегда с уверенностью можно утверждать, что в документах сказано именно о рабах, а не о зависимых крестьянах. В целом германские общества раннего Средневековья преимущественно состояли из свободных работников, владевших наделами общинной земли. Но на эту структуру сразу же повлиял ряд разрушительных факторов.

Колоссальное значение имело то обстоятельство, что с распадом Империи в Европе началась полоса непрерывных войн. Регулярные столкновения германских государств между собой, а также вторжения кочевников создавали атмосферу крайней неуверенности в завтрашнем дне. В этой ситуации могущественные люди – бывшие римские магнаты, новые германские государи, влиятельные вожди варваров и просто те, кто обладал властью и уважением, – олицетворяли собой хоть какой-то порядок и надежность. Они располагали главным – военной силой в лице своих вооруженных отрядов. Это гарантировало защиту и привлекало людей, стремившихся найти верное покровительство. В условиях нестабильности подобное оказывалось зачастую предпочтительнее, нежели полагаться только на свои силы, будучи лично экономически свободным.

Особую роль сыграло положение с земледелием и скотоводством. Производительность труда в этой сфере была невероятно низка – урожаи сам-2, сам-3 были нормой (т. е. собиралось лишь в два-три раза больше зерна, чем требовалось для посадки). В условиях эпидемий и стихийных бедствий (от засухи до нашествия саранчи), а также постоянных войн, которые велись порой и за продовольствие, сильный покровитель мог гарантировать защиту урожая и скота, обеспечить семенной материал на следующий год. Укрепленная вилла римского патриция, монастырский двор или поместье германского вождя рассматривались и как укрытие, и как хранилище средств существования.

Соответственно, поиск покровителя осуществлялся беспрерывно. Все большее количество людей – причем совершенно добровольно – предпочитало лишиться части своей имущественной и личной свободы в обмен на гарантии безопасности. Закрепощение крестьян на первых порах весьма часто происходило по их собственной инициативе. Впрочем, часто не означает всегда. Естественно, всякий владелец земельных угодий стремился увеличить подконтрольную ему территорию и целенаправленно понуждал мелких собственников согласиться с зависимым статусом.

Такие отношения обычно оформлял прекарий. Он существовал в двух основных вариантах: прекарий данный и прекарий возвращенный. В первом случае землевладелец подтверждал специальной грамотой передачу участка безземельному крестьянину с условием, что тот регулярно отдает часть продукции хозяину надела. Во втором случае, столь же распространенном, крестьянин, владевший землей, но по тем или иным причинам не имевший возможности вести безубыточное хозяйство, передавал свой надел магнату. Незамедлительно он получал его обратно (иногда с прибавлением площадей), только на сей раз в аренду – на аналогичных условиях: поделиться урожаем.

Так или почти так большинство крестьян, например в государстве франков, за эпоху Темных веков и в последующие три столетия превратились из свободных собственников в зависимых арендаторов. Они обязаны были отчуждать часть произведенной продукции и отрабатывать на хозяйской земле (барщина). Степень подобного закабаления различалась не только от страны к стране, но даже в землях одного магната. Феодальные отношения приобрели множество форм.

Прекарий у франков отмечается уже с эпохи первых Меровингов и достигает грандиозного размаха в период Карла Великого и его потомков. Разумеется, существовали и иные пути возникновения зависимости. Например, массовый характер приобрел выкуп монахами заключенных в тюрьму преступников. Обязанные с этого момента абсолютно всем своим благодетелям, такие люди сразу же пополняли число работников в монастырском хозяйстве.

По специфике земельных отношений феодализм почти идентичен в самых разных уголках Земли. Однако европейская его особенность определялась организацией господствующего класса и уникальным путем развития военного дела в раннее Средневековье.

Уже к IV в. обнаружились преимущества конного войска над пехотой. В битве при Адрианополе и в ряде других сражений всадники варваров – кочевники и германцы – одерживали верх над непобедимыми доселе пешими легионами римлян. Причина этого заключалась не только в кризисе римской армии. Совершенствование способов ведения конного боя, увеличение конницы, задействованной в сражении, умножались на маневренность всадников, которые могли навязать инициативу пехоте. В Европу впервые за очень долгое время проникли племена, располагавшие кавалерией, и для противодействия им и защиты от них также требовалась конница.

Настоящий переворот в ведении войны вызван распространением с VII в. стремян и изменением конструкции седла, шпор и упряжи лошади. Все это – в особенности стремена – обеспечило жесткую посадку всадника в седле (впервые в истории человечества) и возможность таранного удара копьем (главный прием европейского рыцарства).

Высочайшая эффективность натиска тяжелой кавалерии на поле боя давала даже относительно небольшим контингентам всадников абсолютное преобладание над пехотинцами.

Отражение набегов викингов, венгров и арабов показало, что необходимо формировать элитную кавалерию. К концу раннего Средневековья по всей Европе (кроме Скандинавии и Британских островов) пехота оттесняется на второстепенные роли. Битва при Гастингсе (1066 г.) стала яркой демонстрацией абсолютного преимущества конного войска, после чего повсюду, за исключением Скандинавии, наступает эра рыцарских войн, завершившаяся лишь с развертыванием Столетней войны.

Процесс перемен был чрезвычайно длительным, но их начало (по франкским источникам) относится к VI в. Мартовские поля – ежегодные военные смотры франков – очень быстро сменяются майскими. Кони после зимовки становились пригодными для боя лишь к концу весны.

Постепенно коннице отводится решающая роль. Войны же с арабами сделали ее просто жизненно необходимой для франков. В начале X в. венгерские всадники вынудят сформировать конное войско и в Германии.

Однако, поскольку содержание всадников требовало немалых расходов, их число не было велико. Не все германцы могли себе это позволить. К тому же с распространением земледелия массы франков начинают тяготиться военной службой. Возникает ситуация, когда несколько семей-хозяйств (а позднее и несколько десятков семей) выставляют на смотр и на бой одного тяжеловооруженного всадника. Королю оставалось только проводить политику раздачи бенефициев, с позднейшим превращением их в феоды, – так он влиял на события.

В VI–XI вв. на смену народному ополчению германских племен приходят численно небольшие, но весьма боеспособные конные войска. Впоследствии они получат название рыцарства. Военная верхушка владела землями, будучи защищенной иммунитетными правами, полученными от короля. Крестьянству же вменялось в обязанность ее содержать.

Аналогичная система утвердилась и в сфере церковного землевладения, с той разницей, что здесь обеспечивалось функционирование не воинов, а духовной элиты общества.

Возникло стандартное для эпохи Средневековья разделение социума на три части: священнослужители за всех молятся, рыцари за всех воюют, крестьяне за всех работают.

К концу XI в. вся обрабатываемая земля в Европе оказалась в чьих-то руках – восторжествовал юридический принцип «нет земли без господина». В подавляющем большинстве таковым выступала знать; крестьяне-собственники перешли в разряд редких исключений.

Коренное своеобразие западноевропейских феодальных отношений заключалось в том, что господствующий слой имел иерархическую структуру. Первоначально бенефиции предусматривали одноуровневую передачу земли: от короля – ближайшим сподвижникам. Но при Каролингах идея получила свое развитие: королевские держатели уступали часть земель своим подданным, а те – своим. Сюзерены, или сеньоры, дававшие землю, и их вассалы – ее держатели – заняли подобающее им место среди правящей элиты.

Классическая феодальная лестница состояла из четырех ступеней. На них располагались соответственно король; герцоги и графы; бароны; собственно рыцарство. Однако столь идеальная структура устоялась лишь в Северной Франции и Рейнской области. В остальной Европе существовали многочисленные отклонения от нее, а в Скандинавии она сложилась лишь под занавес Средневековья, да и то будучи весьма примитивной.

Итак, причинами возникновения западноевропейского феодализма стали экономические потребности в интенсификации сельскохозяйственного труда вместе с объективной надобностью в появлении вооруженных сил нового типа. Региональные природные и геополитические реалии Европы придали этому процессу уникальный характер.

В результате перераспределения прав на землю обычным делом стало неподчинение вассалов всех уровней как королю, так и собственным сюзеренам. Оно названо феодальной раздробленностью. В IX–XII вв. повсюду на континенте короли утрачивают рычаги управления государствами. Страны распадаются на множество независимых территорий, соперничающих между собой. Так появилось мнение, что раздробленность – это неотъемлемый атрибут классического феодализма, а формирование единых монархий в XIII–XV вв. есть симптом заката феодальных отношений в Европе.

Арабы и венгры – заметные действующие лица средневековой истории. Их расселение даже не столько кардинально изменило этническую основу западной цивилизации, сколько скорректировало пути ее социального и политического развития.

Арабские племена – кочевники, жившие в пустынях и оазисах Аравии, – были давними соседями и до известной меры подданными Римской империи. На Аравийском полуострове, где они обосновались, выделялось несколько природных зон. Хиджаз («граница»), полоса побережья вдоль Красного моря, – древнейший караванный путь как из Индии, так и из Африки на Ближний Восток. Издревле существующие здесь города – в частности, Мекка – представляли собой узловые торговые и религиозные центры. На юго-востоке Аравии располагался Йемен («Счастливый») – населенная и вполне благополучная сельскохозяйственная территория с развитой системой ирригационных сооружений. Однако основную часть занимал Неджд («Плоскогорье») – типичная пустыня с оазисами, занятая редкими кочевниками. Основой хозяйства здесь оставалось разведение верблюдов, лошадей, а также мелкого рогатого скота. Арабы тогда были беспримесными язычниками, а уклад их жизни вписывался в каноны патриархальности.

После войн Византии с Персией в VI в. торговые пути сместились от Красного моря к северу, и часть земель Аравии (главным образом Йемен) захватили персы. Разорение полуострова и кризис торговли создавали весьма взрывоопасную обстановку. В этой атмосфере родилась новая религия.

До начала VII в. ничто не предвещало превращения арабов в мощную политическую силу. Весьма скудные условия существования и, как следствие, слабый уровень материального и культурного развития удерживали их на самой отдаленной периферии тогдашнего цивилизованного мира. Однако все решительно изменилось в первой четверти VII в.

Религиозные подвижки сопровождались исключительно напряженной социальной борьбой, появлением в арабском мире многочисленных пророков и бунтарей – не в последнюю очередь под сильным воздействием христианства. Против языческих верований и связанного с торговлей и ростовщичеством жречества оформилась массовая оппозиция. Определенный колорит событиям придавало противостояние Мекки, процветание которой основывалось на торговле, и города Ятриб – традиционного центра земледелия.

Выходец из жреческой семьи, впоследствии преуспевающий купец, Мухаммед (буквально «Одержимый духом», в европейской версии произношения – Магомет) стал проповедовать, призывая отказаться от многобожия и вернуться к религии Авраама. Со временем воззвания Мухаммеда преобразились в религию ислама, очень быстро отвоевавшего себе место в ряду авраамической духовной традиции.

Рассматривая мусульманство как последнюю ступень ее развития (иудаизм—христианство—ислам), последователи Мухаммеда считали, что новая религия наиболее точна в идее абсолютного монотеизма. Однако, напротив, ислам унаследовал массу весьма архаичных пережитков язычества.

Яростное сопротивление идеям Мухаммеда оказали корейшиты – арабское жречество Мекки, почувствовавшее угрозу собственной монополии. В 622 г. Магомет отправился оттуда в Ятриб, впоследствии переименованный в Медину («Город пророка»). Это бегство – хиджра – расценивается мусульманами как точка отсчета их летоисчисления.

Призывы Мухаммеда попали на благодатную почву. Открытая вражда Медины и Мекки завершилась примерно в 630 г. полной победой сторонников пророка и торжеством провозглашенного им учения, которое, впрочем, вобрало в себя и элементы прежних культов. В частности, священный камень Кааба, главная святыня язычества в Мекке, благополучно сохранил свой статус и в исламе.

После смерти пророка в 632 г. верховные круги арабского общества во главе с соратниками Мухаммеда – халифами – начинают невиданную по масштабам и молниеносности завоевательную войну, которая сделала их хозяевами огромной части Евразии.

Халиф Омар (634–644 гг.) захватывает Месопотамию, часть Персии, Египет и остров Кипр, а также Иерусалим, сданный византийцами в результате поражения в 636 г. Всего в течение нескольких лет Константинополь потерял свои наиболее богатые и важные провинции. Нередко население не только не оказывало арабам сопротивления, но и поддерживало их, поскольку налоговый гнет императорской власти усиливался с каждым годом. Обычно завоеватели почти не вмешивались в жизнь на местах, оставаясь оккупационной армией и не претендуя на изъятие земли. К тому же арабы-мусульмане весьма терпимо относились к иным религиям, что снижало остроту противоречий.

Последователи Магомета присоединили территории, исключительные по их ценности, да к тому же очень быстро превратились в мореплавателей. К середине VII в. они хозяйничали в восточной части Средиземноморья.

С халифа Османа (644–656 гг.) отсчитывается время династии Омейядов (661–750 гг.). Несмотря на междоусобицы, ей удалось создать огромное арабское (точнее, контролируемое арабами и весьма многонациональное) государство – Халифат – со столицей в Дамаске.

Затем халифы инициировали очередную серию завоеваний, которые раздвинули границы их владений от Средней Азии (р. Амударья) на востоке до Гибралтарского пролива. Жестокая борьба шла с Византией: в 673–678 гг. и в 716–717 гг. флот Халифата пытается, хотя и неудачно, осадить Константинополь. Именно против арабов был изобретен и впервые применен знаменитый греческий огонь. В 711 г. они вторгаются в Испанию, однако в 732 г. Карлу Мартеллу удалось пресечь эту агрессию.

После переворота в 750 г. на престол восходит династия Аббасидов (до 1055 г.), столицей Халифата становится Багдад. Именно при них арабский мир вступает в пору своего золотого века. Возникает уникальное сообщество, в котором от границ Индии до Атлантического океана существует единая религия – ислам – и единый язык общения – арабский. Расцвет экономики, ирригация, процветающая торговля, усвоение опыта античности (ассимиляция знаний, особенно в точных и прикладных науках) – все это обеспечило этому миру гораздо более комфортное существование, нежели европейскому Западу.

И все же, несмотря на культурное единство, арабское пространство распадается на части. Рост сепаратизма набирает обороты. Прежде всего отпала самая дальняя от центра провинция – Испания. В 755 г. Абдурахман из династии Омейядов основал здесь Кордовский халифат. На несколько государств разделился и африканский Магриб – появились Марокко, Алжир, Тунис. Именно они и выдвинулись в основные контрагенты Европы, коль скоро речь заходила об арабах. Кордовский халифат был самым густонаселенным, богатым и могущественным государством в раннесредневековой Европе. Там жило примерно столько же людей, если не больше, как во всей остальной христианской части континента.

Ненавидя мусульман и регулярно воюя с ними, европейцы не гнушались заимствовать у них изобретения и знания. Зачастую ездили поучиться в Испанию, хотя это вызывало крайне отрицательное отношение со стороны церкви. Именно арабы принялись изучать Аристотеля, Евклида, Птолемея, Гиппократа, заинтересовались астрономией, географией и историей, довели до совершенства позиционную систему чисел (арабские цифры). Христианский Запад воспринимал культурное и научное наследие через такое посредство. Впрочем, это не способствовало примирению.

Арабы Испании были постоянной угрозой для юга Франции, захватив к концу IX в. часть Прованса. Магриб вообще угрожал всему средиземноморскому побережью Европы; с начала IX в. оттуда совершаются бесчисленные пиратские набеги. В 820-е годы арабы занимают Крит и Сицилию, а в 840-е захватывают Апулию на юге Апеннинского полуострова и регулярно нападают на Салерно, Амальфи, Неаполь и даже Рим. К концу века вторгаются на Сардинию и Корсику. Это был бич Средиземноморья: морская торговля Европы с Востоком оказалась фактически парализованной, города подвергались разграблению, их жителей уводили в рабство. Только вторжение норманнов в середине XI в. в какой-то степени поубавило бесчинства арабов на юге Италии.

К X в. в Багдадском халифате обозначилась внутренняя опасность – племена турок, названные впоследствии по имени своего вождя сельджуками. Вначале они были воинами и служили в качестве гвардии, однако в 1060–1070 гг. захватили власть в Халифате. В чем-то повторяя судьбу Рима, он во второй половине XI в. сменяется зарождающейся турецкой империей.

Племена венгров (именовавших себя мадьярами), из числа финно-угорских народов, появились в Европе в середине IX в. За несколько столетий до этого, на рубеже новой эры, они кочевали в степях Предуралья и по р. Каме, занимаясь разведением оленей. Однако распад родоплеменных структур и натиск соседей-кочевников заставил их сняться с мест и двинуться на запад. Перемещаясь почти по следам гуннов и авар, венгры, во главе со своим вождем Арпадом, в середине IX в. попали в орбиту византийской политической игры. Император Лев VI попытался использовать их против своих противников – болгар, однако стоило венграм пересечь Карпатские горы, как его приоритеты поменялись. И мадьяры оказались зажаты между болгарами и наступавшими на пятки печенегами. Большая часть из попавших в жернова перекочевала в Паннонию (будущую Венгрию) – последний очаг степей в Европе.

Эта страна, пребывавшая в относительном спокойствии после разгрома авар, понемногу осваивалась германцами. Известно, что к северу от озера Балатон архиепископ Зальцбурга заложил христианскую церковь (850 г.). Однако между 895 и 899 г. мир здесь закончился, новые кочевники выбрали Паннонию объектом своих интересов.

Сразу же после расселения венгры начали походы – не столько завоевательные, сколько грабительские. Последовавшие за этим 56 лет оказались тяжелейшими в истории Запада. К арабским набегам и походам викингов добавилась еще и венгерская экспансия.

Едва ли не каждый год конница мадьяр отправлялась терроризировать население разных мест и оставляла после себя разоренные деревни. Города их интересовали мало: они предпочитали не утруждать себя осадой и тем более штурмом, а занимались разграблением сельской округи. Многочисленная, подвижная и маневренная венгерская кавалерия не имела достойного противника. По преимуществу пешие войска немецких земель не могли ее догнать. Франция же так глубоко увязла в феодальных дрязгах, что ее воинство просто перестало существовать как государственное явление. Каждого сеньора обычно волновала безопасность лишь его собственного замка. Показателен случай, произошедший в 919 г. Во время одного из вторжений французский король Карл Простоватый объявил общий сбор войска, однако на его призыв откликнулся только архиепископ Реймса.

Между 899 и 955 г. источниками фиксируются 33 похода мадьяр. Излюбленными направлениями были Германия, Франция и Италия; нередко венгерская кавалерия отправлялась сразу в разные регионы. Цели географически разнились: в 915 г. мадьяры дошли до Бремена, в 937 – до Орлеана, в 947 – до итальянского Отранто. В сущности, ареной их набегов стала вся Западная Европа, кроме атлантического побережья и Испании. Венгры 11 раз вторгались в Баварию, 13 – в Ломбардию.

Только решительная политика немецких королей, сделавших ставку на конницу, смогла переломить ситуацию. В 950 г. отмечается первое вторжение немцев в Венгрию. На р. Лех (поле Лехфельд под Аугсбургом) 10 августа 955 г. Оттон I нанес-таки венграм сокрушительное поражение. И экспансия тех вскоре прекратилась. Венгерский вождь Вайк принял христианство, к концу X в. мадьяры обзавелись всеми социальными атрибутами соседних народов: у них развивается земледелие, в том числе виноградарство, возникают примитивные государственные структуры, распространяется католичество и даже появляется первый венгерский святой – Иштван (Стефан). Венгры стали европейским народом.

Как ни странно, их набеги послужили развитию феодализма – по крайней мере в Германии. Кроме того, при всем разрушительном воздействии мадьяры оказались той стеной, которая в конечном счете закрыла Европу от новых вторжений кочевников. Венгерское нашествие – последняя реальная опасность кочевых племен для западной цивилизации.

Походы викингов традиционно рассматриваются как наиболее серьезная из варварских угроз на этапе раннего Средневековья. Однако взгляд на тогдашнюю Скандинавию извне грешит необъективностью. Адекватно понять исторические пути Северной Европы можно только при анализе собственно ее истории, дабы не смотреть на викингов глазами их жертв.

После завершения Великого переселения народов, т. е. к VI в., от общей массы германских народов отделяются скандинавские племена. Они не участвовали массово в миграции и жили оседло на европейском Севере. Единственным заметным движением в этой части континента было переселение племен данов из Скандинавии в Ютландию – на освободившиеся после ухода ютов места. Происходило оно как раз в V–VI вв.

К VII в. бывшее до того формальным разделение дополняется также и лингвистическим обособлением скандинавских народов в особую ветвь германской языковой семьи. Помимо прочего, скандинавы оставались в отличие от остальных германцев язычниками.

Главные же причины самобытного устройства их этнического пространства кроются в другом. Ими послужили своеобычность хозяйственной структуры региона, обусловленная природно-географическими условиями, и, как следствие, замедленное развитие социальной жизни. К тому же Скандинавия располагалась на максимальном удалении от границ бывшей Римской империи, что всегда минимизировало ее воздействие на германцев Севера. В результате и в VII, и в VIII в. у них отсутствуют зачатки государственности, а миросозерцание не преодолевает уровня языческих представлений.

Основу хозяйства, прежде всего в Швеции и Норвегии, тогда составляли не земледелие, а скотоводство, рыбный промысел и охота. Весьма скудная (по сравнению с Южной и Центральной Европой) природа сдерживала развитие и консервировала архаические социальные условия. Масса населения проживала на хуторах или в небольших деревнях, крупные поселения отсутствовали в принципе.

Главные герои скандинавской истории – лично свободные и экономически самостоятельные крестьяне (бонды). Стержневой общественный институт – одаль (комплекс земельных, луговых, лесных и водных угодий, передававшийся по наследству в течение многих поколений и представлявший собой неотчуждаемую собственность рода). Соответственно, коллективы, члены которых были связаны между собой непосредственным или отдаленным родством, и составляли социум. Они группировались вокруг одаля как источника существования.

В середине I тысячелетия н. э. на территории Ютландии складывается племенной союз данов с культовым центром в Еллинге, лидирующую роль в котором играет династия Скьольдунгов. Южная Швеция была заселена племенами гаутов (или гётов), не потерявшими свою самостоятельность, а в Средней Швеции создается наиболее значительное для Скандинавии объединение племен свеев с центром в Старой Уппсале. Во главе становится династия Инглингов. Она возводила свой род к верховному божеству германцев и скандинавов Одину и именовалась так в честь бога плодородия Ингви-Фрейра.

Незадолго до того, как викинги двинутся в другие части Европы, главная ветвь дома Инглингов перемещается в Норвегию. Там проживало не менее десятка самостоятельных племен, занимавших отдельные фьорды и долины. Однако власть династий ограничивалась преимущественно религиозной и военной сферами.

В социальном отношении жители Скандинавии по своей архаичности мало чем отличались от германцев, осевших на континенте в начале их завоеваний – эпохи переселения. В Дании, Норвегии и Швеции существовало множество мелких княжеств, возглавляемых конунгами и стоящими ниже их в социальной иерархии ярлами. Основа их власти – военное предводительство в периоды опасности и поддерживаемый многими поколениями сакральный авторитет, связанный с отправлением локальных культов.

Главным формальным атрибутом власти местных конунгов было право вейцлы (аналогичной восточнославянскому полюдью). Это регулярные ежегодные (обычно зимой) объезды конунгом и его дружиной подвластных земель. В ходе таких поездок вожди творили суд, выполняли языческие обряды, пировали в усадьбах подданных и, естественно, собирали дань – главным образом в виде пушнины и еды (значительная часть ее поглощалась конунгом и дружиной на месте сбора). Подавляющая же доля властных полномочий по-прежнему принадлежала народным собраниям – тингам.

Источники свидетельствуют и о появлении заметной прослойки морских конунгов. Они не имели власти, связанной с землей, и не включались в традиционную социальную иерархию. Как и их дружинники, рассчитывали исключительно на добычу, полученную в бою или в результате захватов чьего-либо имущества. Маргиналы, превратившиеся затем в характерную для викингов силу.

Есть основания полагать, что примерно в середине 700-х годов конунг Ивар Широкие Объятья на какое-то время подчинил значительное число скандинавских земель в Дании, Норвегии и Швеции. Но образовавшаяся эфемерида, без сомнения, не была ни государством, ни тем более империей. Вероятнее всего, Ивар лишь на время установил контроль над территориями разных племен, уничтожив в войнах их вождей и перенаправив выплату дани, а также над культовыми действиями. Никаких реальных следов этого объединения, кроме громкой славы его инициатора, не сохранилось.

Специфика жителей Скандинавии – региона, окруженного морями, – состояла в умении создавать великолепные суда и в овладении навыками мореплавания. Их корабли достигают максимального совершенства к VII–VIII вв., когда впервые ставится парусное оснащение и появляется возможность совершать трансатлантические рейды. Это обстоятельство, безусловно, послужило предпосылкой заморских походов.

Да и в материально-техническом плане скандинавы не уступали остальной Европе: например, металлургия Севера была на уровне франкской и позволяла адекватно копировать лучшие достижения континентальных оружейников (в частности, знаменитые франкские мечи каролингского типа). Сказался также некоторый прирост населения, вызвавший демографическое напряжение, которое привело к эмиграции в эпоху викингов.

Но все-таки главной причиной их экспансии оказались те же социальные процессы, которые несколькими веками ранее подвигли к походам и переселениям германские племена: расслоение общества, выделение дружинников, заинтересованных вместе с конунгами в набегах, которые бы обеспечивали добычу и приносили славу. Скандинавским новшеством стала лишь форма осуществления этого – грандиозный размах морских операций. И, безусловно, подталкивало к ним специфичное мировоззрение.

Воинственность языческого культа Одина, в фазе наивысшего расцвета, обеспечивала идеологическую поддержку такой экспансии. Ключевыми были представления о Вальхалле, где оказываются павшие в бою воины. Там они ведут подобающий им образ жизни (в ожидании последней битвы богов и чудовищ), находясь в непосредственной близости от бога воинской доблести, мудрости, поэтического мастерства и магии. Подобная перспектива обеспечивала скандинавским викингам потрясающую степень мотивации и воздействовала на их боевые качества.

Мнение о том, что походы викингов начались в конце VIII в., неверно. В действительности уже в V–VI вв. скандинавы (в основном свеи) полностью осваивают Балтику, покрывая ее восточные и южные берега сетью торговых факторий и поселений. Основные районы этого продвижения, преследующего частью торговые, а частью грабительские цели, – Финляндия, Прибалтика и побережья рек Невы, Волхова, Западной Двины. Мощная цепь скандинавских следов протягивается вдоль Аландских островов в Финский залив. Это было установление торговых контактов с восточными странами. Достаточно рано складывается Austrvegr (Восточный Путь), ведущий по рекам на Волгу. Несколько позже оформится и знаменитый Путь из варяг в греки, соединивший Скандинавию и Византию.

В начале VI в. датский конунг Хуглейк (в латинской транскрипции Хлохилаикус) со своим отрядом совершает набег на франкское побережье в районе устья Мааса и Шельды и проникает достаточно далеко в глубь континента, чему есть свидетельство у Григория Турского. Однако других неоспоримых примеров скандинавской экспансии в последующие два с половиной столетия западная историография не сохранила.

Все изменилось 8 июня 793 г., когда небольшой отряд воинов из Скандинавии разграбил и сжег едва ли не самый знаменитый английский монастырь св. Кутберта на о. Линдисфарн. Со следующего года Англия, Франция, а потом и остальные территории Западной Европы стали объектом безжалостного грабежа викингов.

Само слово викинг, вероятнее всего производное от глагола vikja (поворачивать, отклоняться), первоначально обозначало сам поход и только затем стало экстраполироваться на его участников. Следует иметь в виду, что профессиональные викинги – маргиналы, проводившие в войнах и набегах всю жизнь, – составляли в годы экспансии лишь небольшую часть. Основными действующими лицами до самого последнего этапа оставались выходцы из семей бондов, которые участвовали в походах, как правило, несколько сезонов и, обзаведясь богатством, социальными связями и авторитетом, оставляли это занятие ради стабильной и оседлой жизни. В общей сложности в заморских походах принимала участие примерно четверть всех взрослых свободных мужчин Скандинавии.

Необходимо отметить, что экспансия викингов отнюдь не представляла собой исключительно череду грабежей и погромов, как это нередко пытаются подать. Формы ее были весьма разнообразны. Выделяются три варианта непосредственно грабительских набегов. В начале эпохи – примерно до конца первой трети IX в. – доминировали откровенно пиратские нападения и вылазки на английское, французское, немецкое побережья, осуществлявшиеся небольшими отрядами (как правило, командами нескольких кораблей или вообще одного судна). В таком случае не преследовалось никаких стратегических целей; все сводилось к разовому опустошению незначительных территорий, а также к грабежу монастырских припасов и ценностей.

Подобное будет продолжаться и в последующие десятилетия, однако главной угрозой уже с первых лет натиска станет вторая форма экспансии – нападения организованных дружин на десятках кораблей. В этих случаях сезонности не отмечалось (участники походов перестанут на зиму возвращаться в Скандинавию), да и целью станет оккупация или обложение постоянной данью областей вблизи побережья. Викинги начнут строить укрепленные лагеря (например, Дублин) и рассматривать контролируемую территорию не только как объект грабежа, но и как источник стабильного снабжения и обеспечения себя богатствами.

К середине – второй половине X в., когда наберут силу процессы образования государств в Скандинавии и появятся конунги, претендующие на статус королей, наступает финальный этап экспансии. Он выражался в походах, предпринимаемых не по частной инициативе, а из-за стремления новых владык осуществлять государственную политику по обкатанным стратегическим направлениям и в освоенных регионах. В это время речь идет уже о межгосударственных войнах, лишь облеченных в форму морских походов.

Однако были и другие варианты экспансии. Так, огромное количество скандинавов не участвовало в таких походах своих соплеменников, а служило наемниками – некоторые в Англии, но особенно много их было на Руси и в Византии, где скандинавы на несколько веков составили основной и самый боеспособный отряд императорской гвардии.

Колоссальное значение имела торговля – ведь каждый воин-викинг одновременно представлял собой еще и купца. Торговые операции превалировали над военными на Восточном Пути. Они выступили тем фоном, на котором вдоль речных магистралей Востока Европы образуется Древнерусское государство. Благодаря торговой деятельности скандинавов успешно функционирует великий торговый путь по северным морям, связавший Запад с мусульманским и византийским миром, что было особенно важно в период затухания средиземноморской торговли. По примерным оценкам, в результате нескольких веков торговли рабами, оружием и пушниной из восточных стран в Скандинавию поступило ценностей (по преимуществу серебра) на сумму, эквивалентную примерно $1 млрд, что обеспечило заметный социальный прогресс на Севере.

И наконец, важнейшей особенностью эпохи викингов стала масштабная колонизация. Она выражалась в отъезде по морю десятков тысяч семей скандинавских переселенцев, занимавших затем как отвоеванные, так и пустовавшие земли. Часть скандинавов основала хутора и в Восточной Европе, но предпочтительными выглядели другие регионы: Финляндия и Аланды, Северо-Восточная Англия (так называемая Денлоо – Область датского права, откуда скандинавы почти вытеснили англосаксов), северо-запад Франции (Нормандия), а также острова Атлантики. Выходцы с Севера колонизировали Шетландские, Оркнейские и Гебридские острова, в 874 г. начали заселение Исландии, около 982 г. основали поселения в Гренландии и, наконец, примерно в 1000 г. высадились в Северной Америке.

Для всемирной истории принципиально значимы английские и нормандские поселения викингов, а исландская эпопея, в ходе которой между 874 и 930 г. на остров переехало около тысячи семей (всего не менее 30 000 человек), сформировала уникальное общество. Его исключительность – в абсолютном (с социальной точки зрения) самоорганизующемся демократизме, не знавшем традиции родоплеменных отношений и знати. Кроме того, исландцы создали неповторимую культуру с, возможно, наиболее оригинальной мифологической, эпической и литературной традицией. Достаточно сказать, что почти все письменные источники, касающиеся эпохи викингов, дошли до нас от исландцев.

Продвижение скандинавов по Европе шло в несколько этапов. После первого натиска на рубеже VIII–IX вв. они перешли к массовым набегам. В 820–850 гг. отряды из десятков и даже сотен кораблей (численность воинов на одном судне, как правило, колебалась в пределах 50–70 человек, редко отклоняясь в какую-либо из сторон) подвергают систематическому разорению побережье Ла-Манша, Британию, Ирландию и королевство франков.

Сохранилось не менее 40 имен знаменитых предводителей викингов. Известнейшим вождем той поры был Рагнар Лодброк (Кожаные штаны) – полулегендарная личность, который стал одним из героев культового голливудского фильма «Викинги».

Уже при Карле Великом северные земли франков тревожили походы датского конунга Готфрида, прославившегося завершением строительства системы валов Даневирке (Дело данов), изолировавшей Данию от набегов с континента.

Не меньшую славу обрел и подвизавшийся в качестве приглашенного франками защитника дельты Рейна в городе Дорестад датский викинг из рода Скьольдунгов по имени Рёрик (более точно Хрёрекр) по прозвищу Ютландский или Фрисландский. Помимо своей бурной деятельности на Западе и в Скандинавии он чуть позже стал известен и как князь Рюрик – основатель русской княжеской династии.

Большим авторитетом пользовался боец и предводитель Бьёрн Ёрнсида (Железнобокий).

В 830–860 гг. викинги обустраивают лагеря в Западной Европе, переходя от спорадических набегов к регулярным, – такие базы возникают в Дублине, Генте, на островах Нуармутье (в устье Луары), а также Танет и Шеппи (в устье Темзы). На европейские берега переносится традиционный скандинавский страндхугг – захват продовольствия и скота на побережье в районе боевых действий. Возникают районы сплошного скандинавского расселения на Западе. В зону походов попадает много новых регионов – в 844 г. викинги напали на мусульманскую Севилью, регистрируются их вылазки на берега Италии.

К 880-м годам интенсивность натиска достигает кульминации. Главным событием стала почти годичная осада Парижа в 885–886 гг., в которой приняли участие около 40 тыс. скандинавов, приплывших на 700 кораблях. Симптоматично, что именно в 888 г. на соборе в г. Мец было постановлено включить в текст богослужения слова «И от ярости норманнов избави нас, Господи!». Однако в 890 г. в Бретани, а в 891 г. под Левеном, во Фландрии, викинги потерпели поражения, потеряв несколько тысяч человек. В этот же период активная политика Альфреда Великого сдерживает их натиск в Англии. Здесь устанавливается определенный баланс сил между занятыми викингами северо-восточными областями страны и подконтрольными англосаксонским королям землями. Энергичная экспансия ослабевает, меняются и ее приоритеты.

К тому времени относятся первые опыты организации государств на территории Скандинавии. Наиболее подробно освещен этот процесс для Норвегии, где конунг из рода Инглингов Харальд Прекрасноволосый предпринял первую попытку объединения страны под своей властью. Несмотря на номинальный характер этого шага, успешная деятельность Харальда вызвала массовый отъезд как родовой знати, терявшей свои полномочия, так и семей бондов. В результате происходят быстрое и массовое заселение Исландии и земледельческая иммиграция в Западную Европу.

Самое яркое событие начала X в. – завоевание викингами северо-западной части королевства франков. Норвежский вождь Рольф Пешеход (в латинском варианте Роллон), пятнадцать лет разорявший берега Ла-Манша, в 911 г. стал вассалом французского короля Карла Простоватого. С этого момента занятая викингами часть Нейстрии называется Нормандией. Массовый приток сюда скандинавов обусловил особенности социального устройства нового герцогства. В течение всего X в. Нормандия превращается в самое мощное и наиболее управляемое из феодальных владений Запада, и именно ей суждено будет сыграть революционную роль в процессе перехода Европы от раннего к развитому Средневековью. Кроме того, Нормандия становится щитом Франции от других викингов – после 911 г. походы на Запад имеют своей целью почти исключительно Британские острова.

В 920–950 гг. викинги вновь активизируют нападения на Англию, атакуя в основном ее северные территории. Особый размах приобретает скандинавское наемничество: отряды скандинавов поступают на службу к британским владыкам.

С 960-х годов Англия подвергается все возрастающему давлению; в 991 г. викинги впервые принуждают короля Этельреда Неразумного к выплате данегельда (датских денег) в размере 22 тыс. фунтов серебра. В течение 60 лет дань будет регулярной, постепенно возрастая: в 1002 г. – 24 тыс. фунтов, в 1007 – 36 тыс., в 1012 – 48 тыс. фунтов серебра.

К концу X в. в практику входят нападения армий скандинавских королей – Северная Европа вступает в полосу строительства настоящих государств. Осуществленная по приказу Этельреда резня скандинавов в Англии (1003 г.) вызвала серию ответных карательных экспедиций. В 1016 г. датский конунг Кнут Могучий завоевал северного соседа и сделал данегельд ежегодным в размере 80 тыс. фунтов (!). Дания, Англия, а с 1018 г. и Норвегия стали единым государством. Эта непрочная империя распалась через два десятилетия, однако независимости Англия добилась лишь к 1042 г.

Вернувшийся на престол Эдуард Исповедник не пострадал от нападений скандинавов, поглощенных в эти годы междоусобицами. Однако в 1066 г. одним из претендентов – не столько на английскую корону, сколько на власть над страной – оказался норвежский конунг Харальд Суровый. Летом и осенью того года он отторг фактически весь север Англии, потерпев затем поражение от войск находившегося на английском престоле Гарольда Годвинсона. Это сражение – битва при Стэмфордбридже 25 сентября 1066 г. – традиционно рассматривается как последнее сражение эпохи викингов. После него их экспансия на Западе прекращается.

Ее угасание предопределили исчезновение питательной среды для походов скандинавов (уходят в прошлое стихийно возникающие дружины, их полностью замещают государства) и качественное изменение войск, противостоящих викингам на континенте. Последний фактор стал самым значимым: уже под Стэмфордбриджем выяснилась неэффективность битвы пеших захватчиков с отрядами тяжелой кавалерии. После Гастингса же в Европе повсеместно утверждается в правах рыцарская конница. В конечном счете нерентабельность переброски по морю лошадей стала финальной деталью, почему викинги прекратили свои походы. Изолированная от внешних вторжений Скандинавия сохраняет архетип преимущественно пешего войска еще довольно долго, контрастируя со всеми остальными европейскими странами. В этом плане даже христианизация Севера имела явно второстепенное значение.

Комплекс институтов, связанных с решением вопросов обороны и нападения, – важнейший для каждого общества, ибо он непосредственно определяет вопрос выживания во враждебном окружении. Но никогда военная составляющая исторического процесса не была проявлена столь ярко, никогда общественная жизнь не зависела от нее столь недвусмысленно, как в эпоху феодализма.

Рыцари, всегда не слишком многочисленный слой общества, выступают, однако, бесспорно его лидирующей силой на протяжении всего Средневековья. Нужды их существования диктуют формирование и модернизацию общественных институтов. Поэтому военный аспект истории Средних веков – ключевой элемент в ее понимании.

Во время домината в римской армии бурными темпами шли процессы ее варваризации. Они затрагивали разные уровни. Все чаще отряды варваров использовались в качестве самостоятельных боевых подразделений; постепенно размывались и легионы, куда включались отдельные представители варварских племен. Кроме того, в IV–V вв. немало их вождей и просто видных воинов занимают командные посты у римлян, в том числе и самые высшие. В итоге облик армии Рима – от морально-боевых качеств и господствующего в ней стиля отношений до внешнего вида воинов (те стали носить штаны, не сбривали бороду и т. д.) – кардинально изменился. И, что самое существенное, другими стали система боя, вооружение, стратегия и тактика.

Переход от римского этапа к периоду варварских королевств и раннему Средневековью в военной сфере оказался плавным и достаточно однородным повсюду в Европе. Многие черты раннесредневекового военного строя вызрели в Риме, многое было заимствовано оттуда напрямую.

Главная ударная сила сражений на заре Средних веков – пешие солдаты. Роль конницы оставалась символической, как и в античных армиях. Всадники были немногочисленны – окружение вождя и привилегированные дружинники. Воин на коне – это скорее знак высокого положения в обществе, чем реализация боевого потенциала. Объяснение тому предельно просто: в отсутствие настоящего седла и стремян прочная и качественная посадка всадника исключалась. Следовательно, не удавалось сделать необходимый удар копьем или мечом с коня. Единственное преимущество в таком случае – лучшая мобильность воина в бою. Впрочем, восточные племена германцев – прежде всего готы – к кавалерии привыкли намного раньше, нежели западные. Сказывалась их географическая близость к кочевникам – сарматам, гуннам и др., познакомившим и с рядом навыков конного боя (применение лука и стрел, рассыпная тактика и т. д.).

В годы Великого переселения народов роль конницы заметно возрастает; переломным моментом, как уже отмечалось, стала битва при Адрианополе (378 г.), в которой восточноримская армия впервые вступила в схватку с кавалерией готов и потерпела крах во многом благодаря именно коннице. В подобных сражениях выяснилось, что кавалерия владеет инициативой на поле боя, способна выбирать время и направление удара, а в случае неудачи недостижима для преследователей-пехотинцев. При эффективной защите всадника и коня доспехами, применении тяжелого кавалерийского меча (латинское spatha), которым пользовались едва ли не с бронзового века (например, кельты), многочисленная армия всадников получает явное преимущество даже над качественно организованной пехотой.

Свою лепту в перемены внесла и конница гуннов, с которыми столкнулась Европа. Все мыслимые типы войск и все известные тогда тактики оказались задействованы в «Битве народов» на Каталаунских полях (451 г.).

Несмотря на явное преимущество кавалерии, она не нашла широкого распространения у варваров в эпоху Темных веков. Ее содержание и подготовка требовали совершенно иного, чем имевшийся, уровня затрат. На полях многочисленных сражений по-прежнему господствовала пехота.

Облик типичного пешего воина того времени, насколько можно судить по результатам многочисленных раскопок, мало чем отличался в Европе. Наступательным оружием были копья, – ими располагал практически каждый. Известны две их основные разновидности. Обыкновенное копье с массивным и достаточно широким наконечником на длинном древке предназначалось для ближнего боя: им наносили колющие, а зачастую и режущие удары. Кроме него распространен был дротик ангон (ango) – прямое наследие римского легионерского пилума. Его наконечник переходил в железную шейку длиной до 60 см: вонзившись в щит противника, ангон оставался там, поскольку отрубить железный наконечник сам воин не мог, в результате приходилось бросать щит.

Достаточно часто использовались массивные однолезвийные боевые ножи – скрамасаксы или лангсаксы (от германского sax – нож) – длиной 40–60 см. Мечи представляли собой относительно редкое и элитарное оружие. По форме они продолжали позднеримские, хотя на заре Средневековья уже отличались от традиционного гладиуса. Меч стал длиннее и был приспособлен к рубящему удару; конец клинка не всегда бывал острым. Часто германские воины пользовались боевыми топорами – у франков, например, топор характерной формы (франциска) стал излюбленным национальным видом оружия.

Что касается защитного вооружения, то по-прежнему применяли щит; доспехи – реже. Как правило, ими служили панцири пластинчатого и чешуйчатого типа на кожаной или матерчатой основе: они лучше защищали тело от стрел кочевников, чем кольчужные доспехи, и были технологически проще и дешевле. Шлемы встречались часто, но в основном у предводителей. Интересно, что самый распространенный в раннем Средневековье шпангенхельм, склепанный из нескольких треугольных металлических фрагментов и снабженный нащечниками на шарнирах и иногда переносьем, по сути есть видоизмененный и упрощенный шлем легионера.

Поразительное сходство шлемов VII–VIII вв., применяемых в разных местах континента – от Испании до Скандинавии, говорит об абсолютно универсальной военной традиции ранней Европы. Особняком смотрелся лишь ее Север: в Скандинавии той поры отмечается не менее трех десятков элитных и простых шлемов (вполне оригинальных) с полумасками, бармицами из железных полос и т. д.

Раннее средневековье – эпоха постоянных войн и одновременно предельного упрощения тактики. Бои проходят в основном по весьма примитивному сценарию и заключаются в столкновении масс воинов, которые плохо держат строй. Эта стихийность продержится до конца Средних веков.

Самые показательные тенденции данного периода – сокращение численности варварских армий, неуклонная профессионализация военного дела и постепенное повышение роли кавалерии в боевых действиях (как в количественном, так и в качественном отношении). Кроме того, свою роль сыграло распространение стремян, которые переняли с востока в VII в. Благодаря им утвердилась прочная посадка воина в седле, что привело к усовершенствованию самого седла и средств управления лошадью: упряжи, шпор. Франкский кавалерист уверенно чувствовал себя на коне и мог теперь наносить мощные удары мечом, а также главным оружием средневекового всадника – тяжелым копьем, не боясь вылететь из седла.

Появление воинской элиты в войсках варваров позволяет сформировать относительно небольшие, но исключительно мобильные конные подразделения. Будучи чрезвычайно дорогим удовольствием, они, в свою очередь, провоцируют прогресс феодальных отношений. Вместе с тем конница становится все более востребованной – без маневренной и хорошо вооруженной кавалерии невозможно отражать натиск авар, арабов, венгров, викингов. Вероятно, битва франков с арабами при Пуатье (732 г.) впервые столь очевидно продемонстрировала первостепенную надобность конного войска. Королевство восточных франков столкнулось с этой проблемой двумя столетиями позже, но решило ее при Лехфельде (955 г.) сходным образом: венгров разбила немецкая кавалерия.

В последующие сто лет угроза со стороны кочевников ослабла, однако оформлялась окончательно элита воинов и укреплялись феодальные отношения. Пехота вследствие этого уступала свои некогда главенствующие позиции на полях сражений. Она продолжала господствовать лишь в Скандинавии и на Британских островах, не знавших проблем с кочевниками. Однако именно там – в 1066 г. под Гастингсом – норманны продемонстрировали сполна превосходство в полевом бою тяжелой кавалерии.

Ко второй половине XI в. формируется явление рыцарства. Это прослойка привилегированных воинов, сражающихся на коне с применением в начальной фазе боя главного тактического приема – таранного копейного удара, а затем использующих рубящее и ударное оружие, опять же верхом. Метательное оружие (луки и т. д.) ими почти не применялось. Постепенно усложняется и улучшается защитное вооружение всадников.

Время норманнских завоеваний вплоть до Первого крестового похода – первый период существования рыцарства как такового. Его облик образца 1066 г. известен по гобелену из Байё.

Защитное вооружение всадников Вильгельма и хускарлов Гарольда совершенно идентично, лишь в наступательном заметна разница. Она обусловлена тактикой – вместо превалирующих у англосаксов секир норманны снабжены копьями и мечами. От атаки неприятеля их оберегала кольчужная рубаха до колен и с рукавами до локтей. Уже на раннем этапе она, видимо, дополнялась кольчужным капюшоном. Сверху надевался конический шлем-шпангенхельм или цельнокованый, с переносьем. Штанины получались из пол кольчуги, обернутых вокруг ног для удобства верховой посадки.

Предпочтение в тот период отдавалось именно кольчуге, которая оставляла свободу телу, не стесняла движений. Она вошла в обиход, потому что поменялся и состав нападавших. Все реже в Европе встречаются лучники. Кочевники исчезли, скандинавы использовали это оружие нечасто, относясь к нему с некоторым скепсисом, потому что оно убивало на расстоянии. Несмотря на огромную стоимость и трудоемкость изготовления, кольчужные доспехи полностью вытесняют чешуйчатые.

Щиты миндалевидной формы закрывали всадника от лица до голени, дублируя защиту всего тела в бою. Их конструкция в этот период также едина для Западной и Восточной Европы. Копье не получает каких-либо усложнений: остается стальной наконечник на обычном, хотя и длинном, древке.

Самый интересный предмет того времени – меч. К концу VIII в. франкские мастерские на Нижнем Рейне (главным образом, мастера Ульфберта) освоили производство непревзойденных по качеству и эффективности клинков каролингского типа. На 500 лет эти мечи стали самым популярным видом клинкового оружия не только в континентальной Европе, Скандинавии, на Руси, но и в арабских странах, где очень высоко ценились. В Европе их производили во многих центрах. Так, в Норвегии при раскопах обнаружили более 2 тыс. мечей-каролингов, значительная часть которых произведена на месте. Более сотни мечей известно на Руси, в том числе с местными клеймами.

Меч изготовлялся в пакетной технике, основанной на проковке многократно сложенной полосы из пяти слоев металла: трех стали и двух железа. Имевший длину около 0,8–1 м и весивший обычно не более 1,5 кг, зачастую с округлым, не заточенным, концом, каролингский меч был излюбленным предметом воинов, мало менявшимся внешне на протяжении веков. Модернизировалась форма элементов рукояти (навершие, гарда), которая могла богато украшаться.

С небольшими видоизменениями каролингские мечи просуществовали до второй половины XIII в., а затем были постепенно вытеснены классическими рыцарскими мечами, с которыми, однако, связан закат эпохи рыцарства.

К концу раннего Средневековья сложилась ситуация, когда полноценным бойцом на поле сражения себя ощущал только воин, соответствовавший описанному стандарту экипировки. Эффективность его действий намного превосходила все, что мог совершить пехотинец. Чрезвычайно высокая стоимость вооружения и боевого коня (эквивалентная в Х—XI вв. цене 45 коров, т. е. целому состоянию) и постепенно усложнившийся доступ в сословие элитных воинов довершили дело. Понятие рыцарь (риттер, шевалье – т. е. буквально всадник) стало синонимом человека благородного и высокопоставленного. Принадлежность к роду войск и социальное положение пришли в полное соответствие. Пехота никогда не исчезала с полей сражений, но ее роль стала вполне символической и третьестепенной. Как и сохранившиеся отряды легкой кавалерии, пехотинцы стали вспомогательными силами.

Отличительная черта раннего Средневековья – неразвитая фортификация. Малое число городов, доминирование позднеримских вилл как основного жилища первых феодалов дополнялось повсеместным господством деревянной архитектуры. Лишь в средиземноморской полосе, на старых имперских землях встречаются настоящие каменные укрепления. В остальной Европе они земляные и деревянные. Наиболее распространена комбинация рва, земляного вала и частокола (палисада) из заостренных бревен, вкопанных на валу вплотную друг к другу. Более сложные конструкции – со стенами, снабженными галереями и т. д. – встречаются крайне редко. Монастыри и возникающие города стремятся обзавестись каменными стенами, но процесс идет медленно, поскольку мероприятия требуют больших затрат. Впрочем, роль укреплений существенно возросла в эпоху венгерских и скандинавских нашествий.

Очень быстро возводимые крепости (известны случаи, когда деревянно-земляной форт строили чуть ли не за ночь) оставались крайне непрочными и уязвимыми – в частности, легко горели. Осаду этих укреплений никак нельзя назвать характерной чертой раннего Средневековья. Борьба за них не составляла еще важную часть стратегии и тактики боевых действий. Не развивалась и осадная техника. Впрочем, в эту эпоху – особенно на окраинах континента – создаются укрепленные линии большой протяженности, насчитывающие многие десятки километров. Такова система валов Даневирке в Ютландии, Вал короля Оффы и Вал Черной свиньи на Британских островах и др. Они предотвращали доступ армий противника (со временем – кавалерии) в целые провинции и страны: из Германии в Данию, из Уэльса в Англию и т. п.

Резюмируя, можно сказать, что в V–XI вв. в Европе произошла полная смена парадигмы военных действий: массовая дисциплинированная профессиональная государственная, по преимуществу пехотная, армия Рима уступила на Западе место численно крайне ограниченным, также профессиональным, тяжелым кавалерийским силам, в основе существования и воинской традиции которых лежал принцип феодального индивидуализма.

Одна из самых интересных страниц в истории Средних веков – норманнские завоевания. В X–XII вв. норманны создали прецедент – своего рода микроцивилизацию в западном мире.

Правильнее, впрочем, именовать их нормандцами, ибо они явно отличаются от тех скандинавов, которые совершали набеги на территорию франкского королевства.

Возникновение герцогства Нормандия в 911 г. положило начало новому этносу и его культуре, основанных на смешении скандинавского и франкского элементов. Однако в исторической литературе прочно утвердилось не вполне верное именование норманны, а не нормандцы применительно к отдаленным потомкам викингов-переселенцев.

После передачи Рольфу Пешеходу в феодальное владение огромных территорий Нейстрии, получивших впоследствии название Нормандии, сюда переселилось немало скандинавских семей, разбавивших северной кровью этнический состав этих земель. Вместе с тем они перенесли с собой более архаичный и свободолюбивый дух Скандинавии, наложивший неизгладимый отпечаток на нормандский тип феодализма.

После столетнего разорения викингами эти территории находились в изрядном запустении, и местами здесь встречались сплошь скандинавы. Рольфу подчинялась не только Нормандия, но и ряд соседних земель – в частности, Бретань.

Получив целую провинцию в неограниченное управление, Рольф и его потомки решили установить здесь порядок. Жесткая центральная власть в герцогстве, такое же законодательство и, самое главное, его строгое соблюдение – все это принесло стабильность и процветание вновь возникшему государству, чего не встречалось нигде в Европе того времени. Центром нового герцогства стал крупнейший город – Руан.

Рольф немало одаривал своих соратников и католическую церковь, создав мощную прослойку лично связанных с ним и лояльных людей, располагавших той или иной властью. Распространение получили браки людей разной национальности. Сам Рольф женился на 15-летней Гизеле, дочери французского короля; многие викинги также обзавелись франкскими, бретонскими или бургундскими женами. Скандинавские наречия очень быстро вышли из употребления, но самосознание, ощущение исключительности, особости, привилегированности оставались незыблемыми у многих поколений нормандской знати.

Развернул Рольф и бурную законодательную деятельность, возродив порой архаические традиции, чуть ли не времен Салической правды. Позднейшие нормандские хроники сохранили много полулегендарных сведений о справедливости этого законодательства. Рассказывали, что по закону не только вор, но и всякий укрыватель краденого наряду с ним подвергался казни.

Было приказано оставлять на пашнях плуги и тягловый скот, Рольф взял обязательство платить из собственной казны за любой ущерб от разбоя или воровства. Одна крестьянка, сговорившись со своим мужем, решила испытать действенность законов герцогства и украла собственный плуг. Когда дело было расследовано и раскрыто, крестьянина и его жену повесили.

По свидетельству тех же хроник, Рольф велел повесить на ветку дуба в лесу на берегу Сены золотой браслет, который провисел там три года, и никто не пытался его украсть.

Какова бы ни была достоверность этих рассказов, не вызывает сомнения, что порядка в Нормандии было намного больше, чем в любой другой области феодального мира.

Не менее неукоснительно нормандцы блюли свою независимость от французского короля, сохраняя по отношению к нему лишь формальное подчинение. Несколько поколений потомков Рольфа управляли герцогством твердой рукой и сумели не только не растерять, но и приумножить наследие основателя Нормандии.

Характерная для Севера свобода личности повлияла на то, что в Нормандии так никогда и не сформировалась настоящая личная зависимость крестьян от феодалов – общество оставалось весьма демократичным в средневековом понимании этого слова.

Нормандцы даже спустя полтора века после завоевания и внешне, и в поведении отличались от французов. Они не меняли скандинавский тип питания (в частности, незнакомое уже французам употребление пива) и т. д. Нормандцы оставались отличными мореходами и в X в. построили ряд портовых городов и гаваней: Шербур, Дьепп, Гонфлер, Барфлер и др. Большой популярностью в их среде пользовалась героическая поэзия, саги. Судебные вопросы они решали посредством поединков. Сохранялись и иные черты северного быта эпохи викингов.

С середины XI в., периода великих нормандских завоеваний, дошло описание нравов этих людей. Характеризуя их как хитрых, благоразумных, не выносящих обид и всегда готовых к отмщению, автор того времени также отмечал, что они корыстны, властолюбивы, хотя держатся середины между скупостью и расточительностью, а их государи очень щедры. Говорили, будто нормандцы легко переносят голод и холод, любя при этом роскошь в одеянии и оружии и высоко ценя хороших боевых коней. Современники знали нормандцев как людей своевольных и требующих обуздания законами.

Со вступлением в 987 г. на престол Каролингов попытки французских королей поставить Нормандию под свой контроль прекратились. Предоставленное самому себе герцогство еще более расцветает и становится самым могущественным феодальным владением во Франции. И уже в X в. наступает период нормандских завоеваний.

Вероятно, первый поход нормандцы совершили в 964 г. в Испанию, разорив Галисию. Тогда они захватили 18 городов. В 969 г. набег повторился – в нем участвовало около 100 кораблей. Главной целью стал крупнейший религиозный центр Испании – Компостелла. Однако после повальных грабежей и разорения, учиненных нападавшими, испанское войско прогнало их обратно на корабли.

В начале XI в. внимание нормандцев переключается на Южную Италию. В 1016 г. несколько нормандских паломников прибыли на Апеннины. Их целью был знаменитейший монастырь Михаила Архангела на горе Монте-Гаргано в Апулии. Там они встретились с неким Мелусом – византийским вельможей из Бари, поднявшим восстание против императора. Мелус предложил нормандцам поучаствовать в борьбе с Византией и помочь ему отвоевать греческие земли в Италии. Разумеется, на такое предложение они согласились и отправились за подмогой.

Юг Италии был территорией, где боролись три основные силы – византийцы, лангобарды (ломбардцы) и арабы. Лангобардские князья владели Беневенто, Салерно и Капуей; Апулия, а также Амальфи, Гаэта и Неаполь принадлежали византийцам; на Сицилии хозяйничали арабы, постоянно пытавшиеся расширить свои владения. И ни одна из сторон не имела решающего перевеса в силах. В это самое время сюда и пришли нормандцы.

С 1017 по 1029 г. ограниченный контингент добровольцев (в коих недостатка в самой Нормандии никогда не ощущалось) воевал в Южной Италии как против византийцев, так и в союзе с ними против арабов. Нормандцы сражались за тех, кто оказывался щедрее, всегда преследуя свои корыстные интересы. И в 1029 г. герцог Неаполитанский подарил их вождю Райнульфу цветущую землю между Капуей и Неаполем, где возникло первое нормандское княжество в Италии со столицей во вновь построенной крепости Аверса.

Затем из Нормандии потянулись туда люди, порой целыми семьями. Они шли через Францию и Альпы, приплывали по морю. Этому нашествию способствовал традиционный для нормандцев обычай майората, т. е. наследования земли старшим сыном. Огромное количество самоуверенных и гордых отпрысков нормандских воинов не получали ни клочка и, не имея иных средств к существованию, искали лучшего вне родины.

Показателен пример Танкреда и его семьи из Отвиля. У него было пять сыновей от первого и семь от второго брака. Естественно, отцовское поместье получил старший, а остальным выпал жребий гоняться за удачей. Сыновья Танкреда составили ядро второй волны нормандских завоеваний в Италии. Они многократно побеждали византийские армии, взяли множество городов и разбили византийский флот в морском сражении. Осуществлялись вылазки и на Сицилию. После четырехлетней осады сдался византийский оплот Византии на Апеннинах– город Бари. В результате нормандцам досталась вся Апулия.

Известнейшие среди сыновей Танкреда – Роберт Гвискар (Хитрая Голова), Рожер Сицилийский, Вильгельм Железная Рука, Гумфрид и Дрого.

Папа Лев IX, встревоженный успехами нормандцев, попытался создать против них коалицию, но в конце концов сам выступил во главе немецко-итальянского войска, чтобы пресечь постоянную угрозу. 18 июня 1053 г. под Чивитате произошла битва, в которой нормандцы наголову разгромили намного превосходившие их силы противника. Лев IX был взят в плен; хотя ему целовали ноги и просили прощения, но удерживали около года, пока тот не согласится на мир.

Папа Николай II, рассматривая нормандцев как главную свою опору, даровал Роберту Гвискару титул герцога Калабрии, Апулии и Сицилии. Так нормандцы в Италии стали вассалами Святого престола. Они оказались надежной и верной опорой папской власти, усмирив ее многочисленных противников, а папа – их покровителем.

Захватив Калабрию, взяв Бриндизи, Таренто и Реджио, нормандцы высадились на Сицилии. Там хозяйничали арабы, в очередной раз отбившие ее у византийцев. В 1060 г., узнав о намерении нормандского врага переправиться на Сицилию, они выслали большой флот, чтобы предотвратить нападение. Однако упоминавшийся выше Рожер всего со 150 всадниками высадился на острове и захватил город Мессину, вызвав на себя атаку всего арабского флота. Пользуясь этим, нормандское войско беспрепятственно переправилось в пункт назначения. Рожер захватил все основные замки и города острова, несмотря на численное превосходство арабов. Получив титул графа Сицилийского, он предпринял рейд на Мальту и занял ее, освободив там всех рабов-христиан.

Вслед за этим нормандцы быстро покорили лангобардские княжества Центральной Италии. Честолюбивый Роберт Гвискар загорелся идеей подчинить ни много ни мало саму Византию и стать императором. В 1081 г. он захватил о. Корфу, высадился в Иллирии и осадил крупнейший торговый город региона Диррахий (Дурраццо). Император Алексей Комнин пытался воспрепятствовать вторгшемуся в его владения агрессору и даже хотел создать общеевропейскую коалицию против нормандцев; его союзники – венецианцы – разбили нормандский флот. И все-таки, несмотря на пятикратное превосходство соперника, Гвискар одолел византийское войско и в 1082 г. взял Диррахий. Впрочем, развития эта экспансия не получила; в 1085 г. Роберт Гвискар скончался.

Его сын Боэмунд, прозванный Тарентским, продолжил завоевания в Иллирии, а в 1096 г. стал одним из лидеров Первого крестового похода. Ему не досталось солидных владений, соответствующих притязаниям, и он обзавелся в конце концов собственным княжеством в Антиохии.

Сын Рожера I Рожер II вскоре после кончины своего дяди (внука Гвискара), бывшего герцогом Апулии и Калабрии и не оставившего наследников мужского пола, объединил под своей властью все нормандские владения в Италии. От Сицилии до Салерно, Беневенто и Капуи теперь простирались земли, подконтрольные ему. В 1130 г. Рожер получил от папы титул короля – появилось новое королевство Обеих Сицилий, просуществовавшее до середины XIX в. Впоследствии Рожер II присоединил ряд территорий в Африке, в Греции и даже разорил предместья Константинополя. В течение XII–XIII вв. королевство оставалось серьезной и влиятельной силой в регионе, служа своего рода противовесом и папской власти, и в особенности немецким императорам.

Италией нормандские притязания не ограничились. В 1066 г. Англия подверглась последнему в своей истории завоеванию. Оно было осуществлено герцогом Нормандии Вильгельмом Незаконнорожденным, впоследствии известным как Завоеватель.

Классический государь своей эпохи – властолюбивый, беспринципный и агрессивный, Вильгельм проявил полководческий талант, воюя в Анжу, во Фландрии и с королем Франции.

В результате запутанной ситуации с престолонаследием в Англии после смерти Эдуарда Исповедника на троне восседал его ближайший сподвижник Гарольд Годвинсон. На то же претендовали трое: конунг Норвегии Харальд Суровый, брат Гарольда Тости и Вильгельм Незаконнорожденный. Причем последний юридически имел больше прав: Эдуард в свое время завещал корону именно ему.

Высадившись в гавани Певенси 28 сентября 1066 г., Вильгельм 14 октября разгромил в тяжелейшем сражении при Гастингсе ослабленное войско из отборных хускарлов Гарольда. Заняв господствующую позицию на холме, отразив несколько атак тяжелой кавалерии нормандцев, англосаксонская пехота не сдавала позиции. Лишь после седьмого кряду наступления, произошедшего под вечер, когда у англичан дрогнули нервы и они ринулись на равнину, лишившись тактического превосходства, нормандцы сумели переломить ход сражения в свою пользу и победить противника. Англия досталась Вильгельму. Через два месяца он короновался.

Таким образом, в середине—второй половине XI в. потомки викингов, осевшие в Нормандии, завоевали многие территории в Англии, Италии, Испании, Африке, на Балканах, в Сирии и Палестине. Они создали ряд государств западного мира и наложили неизгладимый отпечаток на их культурное развитие. Известно, например, что именно в Нормандии и Южной Италии в регионах контакта народов вызревали зачатки готического стиля архитектуры, складывалась новая литература и прорастало новое мировоззрение. На некоторый период времени норманны (нормандцы) превратились в главную силу цивилизации Запада.

Урбанизация в X–XII вв. послужила одним из переломных моментов в оформлении европейского пространства. Дав толчок развитию экономики и социальной жизни, города, по сути, были глубоко чужды средневековому обществу. Поэтому они превратились в очаг, который разлагал его изнутри, и предстали виновниками заката Средневековья, перехода к буржуазному стилю жизни.

Европа на раннем этапе Средних веков почти не знала городской жизни. Немногочисленные городские поселения, доставшиеся в наследство от Римской империи, располагались только на ее бывшей территории: к югу и западу от лимеса и на юге Британии. Концентрация их в Италии, Южной Галлии и Испании была высока; по мере же перемещения к границе она стремительно уменьшалась. Все эти города пережили серьезный упадок, нередко сократившись в размерах во много раз и полностью потеряв свое великолепие. Некоторые использовались даже в качестве каменоломен – величественная архитектура рассматривалась варварами, да и потомками римлян, лишь как фонд готового и качественного строительного материала.

Изменился не только вид городов, но и их суть. Поскольку торговля повсюду замерла, восторжествовало натуральное хозяйство, а центр жизни переместился в деревню, городам места в социальном бытии не находилось. Да и большой нужды в них особо не ощущалось с VI по IX в. В лучшем случае они были резиденциями епископов или временными столицами королей. Ремесло в значительной степени концентрировалось в деревнях. И лишь к рубежу этого периода, с некоторым хозяйственным оживлением в ряде европейских стран, города начинают подниматься.

В европейской урбанизации отчетливо выделяются географические различия. В бывших границах Римской империи она шла двумя путями – реанимация старых и возникновение новых городов. В остальных регионах – Скандинавии, большинстве германских земель, в Шотландии, Ирландии и др. – никакого опыта городской жизни попросту не существовало; здесь все буквально строилось с нуля. Поэтому опыт неримской Европы особенно интересен – он позволяет проследить процесс в его чистом виде.

Урбанизацию подтолкнули повсеместное отделение ремесленного производства от земледелия и пробуждение торговли. Увеличившийся выпуск изделий, их усложнение и специализация ремесленников, не способных уже заниматься своим делом в свободное от обработки земли время, – все это уничтожило зависимость мастеров от сельской округи. Да и продукция требовала сбыта.

Странствующие ремесленники когда-то и где-то останавливались и обзаводились стационарной мастерской – либо при дворе могущественного феодала, либо в тех или иных узловых местах, которые имели нужную инфраструктуру. Они, таким образом, и сыграли определяющую роль в создании структуры городских центров. Узловыми были перекрестки дорог, переправы и мосты через реки, гавани, в которые упирались сухопутные и морские пути, места массового пересечения людей: объекты паломничества, резиденции представителей власти и т. д. Названия многих городов свидетельствуют, что именно было отправной точкой их возникновения и главной достопримечательностью: Брюгге («Мост»), Франкфурт («Свободный брод»), Копенгаген («Торговая гавань») и пр.

Еще одним стимулом к тому, чтобы появилось больше новых поселений, послужила торговля. Коробейникам раннего Средневековья – купцам, разъезжающим по округе, чтобы продать свой товар, – в новом историческом сценарии отводилось иная роль. Теперь уже крестьянин или феодал, желающий что-либо приобрести, искал купца, торгующего в городе. Со сменой эпох, с объединением земель королями и уменьшением таможенных проблем торговля растет в геометрической прогрессии, стимулируя и урбанизацию.

Таким образом, средневековый город представляет собой тип поселения, жители которого получают средства к существованию главным образом вне сферы земледелия. Оговорка «главным образом» необходима потому, что еще очень долго почти у всех горожан будет свое подсобное хозяйство: скот, огороды и т. д. Однако это станет не основой, а лишь подспорьем жизни – продукты горожане ввозят в массе из деревни, обменивая их на свои товары или покупая на деньги. Возникает взаимозависимость: деревня не может существовать без ремесленных товаров, а город – без пищи и сырья.

Без сомнения, в соответствии с указанной схемой возникали не все европейские города. Дублин, например, основан норвежскими викингами как лагерь для размещения собранной в Восточной Ирландии добычи. Ничем не примечательный галло-римский центр Лютеция в XII в. превращается в цветущую резиденцию французских королей – Париж, и реанимация его произошла именно в силу нахождения здесь властных и управленческих структур. Напротив, Аахен, Ингельгейм, Ксантен, столь значимые при Карле Великом, со временем захирели.

Нидарос (современный Тронхейм) возник по повелению норвежского конунга Олава Трюггвасона как своего рода альтернативная столица (аналог Санкт-Петербурга). Множество городов Восточной Германии, Прибалтики и Поморья были основаны немецкими или скандинавскими королями и епископами как форпосты войны, торговли и христианизации: Любек, Рига, Таллин и др.

Везде имелись свои причуды. Но решающими факторами жизни и роста городов продолжали оставаться ремесло и торговля. Среди иных вариантов стоит отметить появление таких центров на месте торгово-ремесленных посадов при замках и крепостях, а также при бывших римских лагерях (в особенности вдоль Рейна и в Англии).

С самого начала своей истории города обзаводились стенами – слишком много было желающих поживиться богатствами и заполучить квалифицированных работников. Строительство каменных оборонительных сооружений обычно растягивалось из-за дороговизны на долгое время, хотя без них нельзя представить себе облик средневековых городов.

Селиться за их пределами не отваживались, теснились внутри линии обороны. Это приводило к узости улиц, скученности домов, этажности застройки. Повсюду царили антисанитария, болезни и эпидемии. Вместе с тем по современным меркам эти поселения были невелики – в большинстве случаев численность их жителей не превышала 3–5 тыс. человек, и лишь мегаполисы вроде Парижа или Лондона могли в период Высокого средневековья похвастаться населением в 20–30 тыс. человек и более.

Несколько особняком пребывали Скандинавия и ряд областей Восточной Балтики и Руси. Здесь в VII–XI вв. бытует уникальный тип открытых торгово-ремесленных поселений – неукрепленных факторий на важных торговых путях. Это шведская Бирка, датский Хедебю, норвежский Скирингссаль, русские Старая Ладога, Гнёздово и др. Однако с изменением условий жизни им на смену приходят классические укрепленные города.

При всех проблемах они привлекали людей. Как правило, определенный срок проживания в городе делал человека свободным – выводил его из-под юрисдикции феодала. В классическом варианте (немецком и английском) такой период исчислялся годом и одним днем, случались и другие варианты: три года, пять лет и т. д. В города бежали лично зависимые крестьяне.

Сложившийся там образ жизни породил особую культуру, непривычные отношения между людьми и в итоге новый слой населения, который не укладывается в стандартные рамки феодального трехсословного общества. Этот социальный дискомфорт завершится разрушением средневекового жизненного уклада.

Города сразу становятся объектом финансовых и юридических претензий феодалов. В большинстве случаев они находились на чьей-либо земле и формально принадлежали ее верховному владельцу – герцогу, графу, барону, епископу. Но даже если такого повода не было, всегда находились претендовавшие на обладание ими. Вся эпоха XI–XIII вв. исполнена борьбой городов за свободу и привилегии. Подчас она была успешной, порой – нет. Объективно – по наличию общего врага – это стало поводом к оформлению их союза с крепнущей королевской властью, в результате чего именно города внесли колоссальный вклад в возникновение единых, монолитных государств Европы.

К концу XII в. немало городов обзавелись определенными привилегиями, сводившимися обычно к их финансовой и правовой независимости от местного сеньора, которая заменялась прямым подчинением королю и государственной юрисдикцией.

Существенно усложняется и их внутренняя социальная структура. Возникают различные, но типологически сходные структуры управления, в которых главенствуют купеческие верхи и главы ремесленных объединений. Возникает и утверждается цеховая система.

Цехи – объединения ремесленников по профессиональному принципу (дальний прообраз профсоюзов). Они не только регламентировали производство, смягчали социальные конфликты, служили взаимопомощи ремесленников, но и прямо участвовали в управлении городом и направляли его культурное развитие.

Занятие определенным ремеслом возможно было для человека исключительно в силу его членства в том или ином цехе. Тот устранял всякую конкуренцию на местном рынке, отстаивая интересы входивших в него людей. Цех следил за качеством продукции, лимитировал ее выпуск, предупреждая перепроизводство и падение цен на данный товар, и т. д.

Внутри цеховой организации существовала строгая иерархия. Как правило, превратиться из простого подмастерья в мастера, равноправного члена цеха, ремесленник мог лишь после долгих лет работы, нередко к концу жизни.

Строгий протекционизм в течение долгого времени оставался своего рода социальным гарантом благополучия ремесленников. Однако к концу эпохи он стал сдерживающим фактором. Теперь все острее ощущалась потребность в конкуренции, разрушавшей социальную защиту, но служившей мощнейшим катализатором роста производства. Однако конкуренция и цеховое производство были взаимоисключающими явлениями. Именно поэтому зарождение капиталистического образа жизни сопровождалось кризисом, а затем и развалом цеховых структур.

Общая палитра средневекового урбанизма знала феномены городов, достигших совершенно особого уровня самостоятельности. Такие города-республики, как правило, становились фактически самостоятельными государствами, играя порой колоссальную роль в торговой, политической и военной жизни континента. Они встречались, как правило, в Италии и Германии.

Среди итальянских республик выделялись Венеция, Генуя, Пиза, Флоренция, Милан, Болонья. В Германии особняком держались имперские или вольные города Гамбург, Бремен и Любек; огромной самостоятельностью пользовались Нюрнберг, Аугсбург, Франкфурт-на-Майне.

В ряде областей Европы, где перекрещивались торговые потоки и где ремесленное производство получило выраженную специализацию, отмечалась повышенная концентрация городских поселений. Прежде всего это Фландрия и Северная Италия. Там уже в XIV в. доля горожан превысила долю сельского населения.

Показателем урбанизации служит выход в XIII–XIV вв. на поля сражений городской пехоты – в значительной степени упразднившей в грядущие два века рыцарство как основную военную силу.

Именно городской образ жизни стал тем главным фактором, который изнутри подточил самые основы материальной, социальной и духовной жизни Средневековья. Взращивая города, поздний феодализм готовил и орудие самоубийства.

Крестовые походы – массовое общеевропейское движение, вылившееся в череду войн на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье под лозунгом освобождения Святой земли от иноверцев. Оно охватывает период с 1096 по 1291 г. В него было вовлечено множество европейцев – в основном феодалов, но также и значительные массы крестьян, купечество. Сугубо военные мероприятия быстро сменились колонизаторской деятельностью и торговлей, которые (последняя прежде всего) превалировали в финале.

Начало крестовых походов есть поворот в судьбе европейской цивилизации, предвестие коренного изменения ее статуса. Если до конца XI в. Европа не предпринимала внешней экспансии и занималась строительством собственного культурного пространства, то теперь окрепшая христианская цивилизация Запада почувствовала себя в силах оказывать давление на иные сообщества и вышла на арену международной политики. С Первым крестовым походом заканчивается раннее и начинается классическое высокое Средневековье.

Изменения связаны с окончательным сложением феодальной системы в развитых европейских странах. Окрепла рыцарская конница – основное действующее лицо не только военной, но и социальной истории Средневековья. Сформировался стереотип воина новой эпохи и появились хозяйственные структуры, его обеспечивающие. Важнейшей среди них была система феодального землевладения – к концу XI в. вся пригодная для обработки или использования земля в Европе была поделена (указанный выше принцип «нет земли без господина»). Вместе с тем сословие рыцарей расширялось. Масла в огонь подливал и майорат, восторжествовавший в европейской правовой практике. В результате увеличивалось число безземельных рыцарей, которым оставались только два выхода: либо податься в духовенство, либо промышлять разбоем, превратившись в наемников. Эта категория населения к концу XI в. стала серьезной проблемой для внутренней стабильности западноевропейского общества.

Европейскую знать манила идея расширить свои владения и получить под свою власть новых подданных. Ей не давали покоя богатства Востока, о которых знали немного, но придерживались чрезвычайно высокого мнения.

Инициировала крестовые походы католическая церковь. Она переживала период очевидного подъема и намеревалась усилить свое влияние и на Ближнем Востоке, и в Византии.

Непосредственным поводом послужило появление в Святой земле новых агрессоров. С середины XI в. турки-сельджуки атаковали Византию и после того, как она проиграла битву при Манцикерте, оккупировали практически всю Малую Азию, поставив Восточную Империю в тяжелейшее положение. Союз сельджуков с печенегами еще более усугубил проблемы, и император Алексей I Комнин вынужден был обратиться за поддержкой к папе и ряду европейских государей. Кроме всего прочего, сельджуки отторгли у арабов Египта Иерусалим, в котором находилась главная святыня христианского мира – Гроб Господень, причем в отличие от арабов, вполне лояльно относившихся к христианским паломникам, турки были куда менее терпимыми.

Сплетение всех этих событий привело к провозглашению папой Урбаном II в ноябре 1095 г. на соборе во французском Клермоне призыва взяться за оружие и освободить из рук неверных Гроб Господень. Идею крестоносного движения поддержали практически все слои общества – от крестьян до высшей знати. В результате в 1096 г. начался Первый крестовый поход (1096–1099 гг.).

Он делится на две части, практически никак между собой не связанные, – поход бедноты и поход феодалов. Прежде выступили крестьянские массы, поддавшиеся агитации экзальтированного странствующего монашества.

Монах Петр Амьенский (Пустынник), священник Готшалк и обедневший рыцарь Вальтер Голяк повели ранней весной 1096 г. многотысячные толпы ополченцев – в основном из Северной Франции и Рейнской области – в Святую землю. Слабо представляя себе направление и расстояние до цели, кое-как вооруженные отряды добывали себе продовольствие, мародерствуя по пути и заодно устраивая массовые еврейские погромы. Поредевшее войско летом 1096 г. было переправлено византийцами на азиатский берег Босфора и в октябре полностью уничтожено сельджуками.

Феодалы выступили летом 1096 г., будучи отлично подготовленными. Их отправление сопровождалось продажей или закладом многих владений и имущества, поскольку участники похода нередко собирались обустроиться в Палестине заново. Это обстоятельство серьезно встряхнуло экономику и социальную жизнь Запада.

Войско составили несколько отрядов: лотарингских рыцарей возглавлял герцог Готфрид (Годфруа) Бульонский, норманнов Южной Италии – Боэмунд Тарентский, рыцарей Прованса и Лангедока – граф Раймунд Тулузский, а несколько отрядов Северной и Центральной Франции повели герцог Нормандии Роберт, граф Блуа Этьен и граф Фландрии Роберт.

Несмотря на отсутствие общего руководства, рыцари представляли собой огромную силу. Несколькими путями они в конце 1096 – начале 1097 г. добрались до Константинополя. Добившись от них вассальной присяги, Алексей Комнин переправил войско крестоносцев в Малую Азию.

Междоусобицы сельджуков несколько облегчили их задачу. В начале 1098 г. крестоносцы отбили город Эдессу, где создали графство Эдесское во главе с Балдуином Фландрским. После взятия Антиохии появилось княжество Антиохийское во главе с Боэмундом Тарентским. Наконец, в июле 1099 г. крестоносное войско штурмовало Иерусалим, учинив в нем впоследствии грандиозную резню неверных. В городе ему досталась большая добыча, а в результате завоеваний на побережье и захвата большинства портов возникла окончательная структура четырех новых государств крестоносцев на Востоке. Они образовали очаг западной цивилизации в Азии.

Палестина и Южная Сирия входили в королевство Иерусалимское (Готфрид Бульонский), севернее располагались графство Триполи, княжество Антиохийское и графство Эдесское. Формальным главой всего анклава являлся король Иерусалимский, вассалами которого были остальные трое владык. Но по сути все они не зависели от своего короля.

Принципы устройства нового общества излагались в Иерусалимских ассизах, представлявших собой кодекс, регламентирующий правовую и социальную структуру государств.

Все эти государственные образования – уникальный опыт искусственного насаждения классического феодального устройства в других регионах. Поэтому их нередко рассматривают как одну из эталонных моделей феодального общества в целом. Яркой особенностью было то обстоятельство, что постоянная угроза извне потребовала скорректировать принципы вассальных обязательств: король имел право требовать военной службы в течение всего года, а не ограниченного числа дней в году.

Государства крестоносцев просуществовали до 1291 г., постоянно уменьшаясь в размерах. Земли местных мусульманских владетелей были переделены, а население обложено повинностями в пользу новых хозяев. На Восток также переселилось немало рыцарей, крестьян и купцов из Европы. Христианские подданные обычно несли больше повинностей, чем мусульмане: тем, в частности, не вменялось платить церковную десятину. И все же обстановка всегда оставалась напряженной – как из-за социальных противоречий, так и благодаря внешней угрозе со стороны мусульманских соседей.

Важнейшие черты государств крестоносцев – это высокая роль церкви и превалирование церковного землевладения, массовый приток итальянских купцов, очень быстро прибравших к рукам всю средиземноморскую торговлю с Востоком.

Небольшое количество конных рыцарей, которые осели на Ближнем Востоке (обычно не более 600), заставляло искать пути организации войск. Выход был найден в формировании духовно-рыцарских орденов, которые складывались с самого начала XII в. Крупнейшие из них – тамплиеры (храмовники, рыцари Ордена Храма) и госпитальеры (иоанниты, рыцари Ордена святого Иоанна), а также тевтонцы.

Возникая первоначально внутри монашеских орденов, занимавшихся обслуживанием и лечением паломников, они вскоре принимают свой канонический вид. Сущность идеи состояла в формировании мощных и абсолютно управляемых организаций, члены которых одновременно были бы и монахами, и полноценными конными воинами-рыцарями. Они находились вне юрисдикции местных феодалов и через своего главу – великого магистра – подчинялись непосредственно папе.

Ордена представляли собой наиболее организованную, дисциплинированную и боеспособную силу христианского мира, в них была практически полностью изжита главная ахиллесова пята феодального общества – тотальная анархия. Именно им удалось в значительной степени отсрочить ликвидацию христианских государств на Ближнем Востоке.

Вскоре после отвоевания земель христианами началось сплочение мусульманских государств. После захвата ими Эдессы в 1144 г. был организован Второй крестовый поход (1147–1149 гг.), который возглавили французский король Людовик VII и германский император Конрад III. В это время начинают ощутимо влиять на ситуацию споры между европейскими государями о преобладании на Ближнем Востоке. Обостряются и противоречия с Византией, которую изначально никто не собирался допускать к управлению ее бывшими землями. Эти проблемы обрекают на медленное угасание очаги христианских государств на Востоке.

К концу XII в. европейцы сталкиваются с новыми сложностями. Султан Саладин (Салах-ад-Дин) объединяет Египет и ряд земель Сирии и Месопотамии в мощное государство и в 1187 г. захватывает Иерусалим. Ответом на это явился Третий крестовый поход (1189–1192 гг.). Во главе его встали германский император Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский король Ричард I Львиное Сердце. Союз Фридриха с иконийским султаном против Саладина привел, в свою очередь, к союзу Византии (противника иконийцев) с Саладином, что окончательно смешало все карты в ближневосточной политике.

При переправе через горную речку в Киликии утонул Фридрих I, что вывело немцев из игры. Филипп же в ходе кампании окончательно рассорился с Ричардом и, после своего отъезда в 1191 г. в Европу, заключил союз с новым германским императором против англичан. Те остались в одиночестве. Единственным заметным успехом похода стало взятие Акры.

Затянувшееся единоборство Ричарда Львиное Сердце с Саладином завершилось миром, по которому за крестоносцами сохранялось побережье от Тира до Яффы со столицей Иерусалимского королевства в Акре. Подтверждалось право паломников и купцов посещать Иерусалим, но лишь в течение трех лет. Таким образом, и в этом походе крестоносцы не достигли искомых целей.

Во время Четвертого крестового похода (1202–1204 гг.) вместо намеченных завоеваний на Востоке они напали на Византию и разгромили ее.

Инициировавший его папа Иннокентий III мечтал о захвате Египта. Однако проблемы со сбором войска и нехватка денег (значительная часть крестоносцев вовремя не добралась до Венеции, купцы которой организовывали за предварительно оговоренную плату их переправу) поставили вышедших воевать в полную зависимость от венецианцев. Дож Энрико Дандоло предложил крестоносцам в качестве компенсации захватить главного конкурента Венеции в торговле на Адриатике – далматинский город Задар. Во время осады и взятия Задара к крестоносцам обратился за помощью сын свергнутого византийского императора царевич Алексей. Помимо денег он пообещал подчинение православной византийской церкви папскому престолу. В результате Константинополь в 1203 г. был отбит крестоносцами, а когда те не получили обещанной суммы, в апреле 1204 г. они взяли византийскую столицу еще раз и подвергли ее тотальному разграблению.

Эта акция, поддержанная и венецианцами, и французским королем, и германским императором, привела к катастрофическим последствиям для всей Европы.

Балканские владения Византии и небольшая территория в Малой Азии (около половины всех земель Империи) были захвачены крестоносцами, здесь возникло новое государство – Латинская империя (1204–1261 гг.). Остатками былого колосса являлись Никейская и Трапезундская империи (обе в Малой Азии), а также Эпирский деспотат (на Балканском полуострове). Венецианцы завладели частью Константинополя, многочисленными портами в Пропонтиде, островами и побережьями в Греции (в частности, Критом). Хотя через несколько десятилетий византийцы воссоздали свою Империю, государству был нанесен сокрушительный удар, ослабивший его и облегчивший мусульманам проникновение в Европу. Всего через столетие упорная антивизантийская политика Запада обернется массой военных и политических проблем для него самого.

В ходе Пятого крестового похода (1217–1221 гг.), в котором участвовали рыцари Англии, Германии, Венгрии и Голландии, после длительной осады они взяли важнейшую крепость Дамиетту. Путь в Египет был открыт, однако отсутствие единства и из рук вон плохое командование привели к ряду поражений, заставивших эвакуировать войска.

В Шестом крестовом походе (1228–1229 гг.) под руководством германского императора Фридриха II европейские рыцари высадились в Сирии. Пообещав султану Египта поддержку против его врагов на Ближнем Востоке, Фридрих выторговал себе Иерусалим и ряд других городов Палестины.

В 1244 г. мусульмане снова отбили Святой город, результатом чего стал Седьмой крестовый поход (1248–1254 гг.). С этого момента крестоносное движение становится почти исключительно инициативой французской короны. Людовик IX Святой остается фактически единственным государем Европы, не утратившим интереса и рвения в войнах на Востоке. Поход преследовал целью закрепиться в Северной Африке. Однако военные неудачи и эпидемия холеры заставили французов вернуться домой ни с чем.

В 1270 г. Людовик Святой организует Восьмой крестовый поход, высадив французское войско в Тунисе. Однако новая эпидемия выкосила значительную часть армии; не пережил ее и сам король.

Эта кампания оказалась последним состоявшимся крестовым походом. Идея новых экспедиций будет возрождаться и в XIV, и в XV, и даже в XVI в., однако дальше приготовлений и робких попыток реализации дело не пойдет. Эпоха крестовых походов безвозвратно уходила в прошлое. Идея, вдохновлявшая первых крестоносцев, уже не привлекала сторонников. Европа сильно изменилась благодаря тесному общению с Востоком.

Знакомство с роскошью и богатством восточных стран и Византии необратимо сказалось на сознании европейцев, прежде всего тех, кто располагал властью. Резко возросшие материальные и отчасти духовные потребности феодалов требовали удовлетворения, которое не могло быть достигнуто за счет поборов с подданных.

Желание увеличить оборот торговли с Востоком вызывало как повышение роли денег в повседневной действительности Европы, так и рост значимости купеческой прослойки. В конечном счете купцы (преимущественно итальянские) первыми осознали бессмысленность войн в Палестине и Африке, предпочитая им торговую экспансию. И, как показал опыт Четвертого крестового похода, феодальные армии на рубеже XII–XIII вв. почти полностью зависели от купцов. Все связи с Ближним Востоком оказались в руках итальянской купеческой аристократии, заинтересованной в мире, а не в регулярных обострениях военных действий.

Усиление сопротивления со стороны мусульман и возвышение Египта также сыграли свою роль. Переориентация крестоносного движения на новые цели (захват Прибалтики, Финляндии и славянских земель, Реконкиста, альбигойские войны) отвлекла множество потенциальных участников от ближневосточных экспедиций. Масса неприкаянных безземельных феодалов, составлявших костяк движения на раннем этапе, находила выход своей энергии в службе по найму в королевских отрядах (так было во Франции и Англии).

В итоге к концу 1280-х годов государства крестоносцев утратили почти все свои территориальные владения, превратившись в несколько приморских крепостей, полностью зависящих от снабжения по морю. В 1291 г. после тяжелой осады последний оплот крестоносцев в Палестине – крепость Акра, оборонявшаяся тамплиерами, – была взята штурмом. Ее эвакуация – последнее событие этой эпохи. Не достигнув своей главной цели – установления христианами контроля над Святой землей, движение крестоносцев сказалось на самой Европе, активизировав в ней практически все стороны жизни: военную, финансово-экономическую, политическую, социальную и культурную. Не будет преувеличением утверждение, что классическое Средневековье началось с крестовыми походами и с ними же завершилось.