Глава 4

Тотальный террор

Распятие символов

Диктаторы ликвидируют оппозицию

Профессор Мичиганского университета (США) У. Розенберг заметил, что многие советские и западные историки сводили концепцию российской государственности XX века к понятию «weighty actor» (солидный деятель), т. е. к конкретным правителям и правящим кругам[387]. Розенберг прав: при таком подходе большевистское государство представлялось типом тоталитарного общества, взявшего из прошлого страны как самое радикальное, так и патриархальные «царистские иллюзии».

Неоднородность менталитетов различных слоев российского общества не препятствует восприятию периодов его истории по именам царей или вождей, в сознании многих — символов определенной эпохи. В ходе гражданской войны быстро распадалась старая властная элита, бывшие «революционные пролетарии» стремительно трансформировались в большевистскую административную элиту, а ее лидеры и активно действующие во времена хаоса и смут авантюристы, деятели теневой экономики стали формироваться во властные структуры. Видоизменялись цели индивидуального и массового террора: они приобрели государственный характер. Правительства санкционировали убийства сограждан. В годы гражданской войны в России не было разделения между диктаторским и тотальным террором, так как подавление оппозиции и расстрелы представителей всех слоев населения проводились единовременно. Лозунг «грабь награбленное», предложенный большевиками, касался не только имущих сословий, но скоро обратился и красными и белыми в грабежи самых многочисленных граждан страны — крестьян. Но более других в памяти остались акты террора по отношению к символам старой и новой элиты, к царской семье и большевистским вождям.

Об убийстве Николая II, его семьи и родственников достаточна полно рассказано в многочисленных книгах и статьях[388]. Общеизвестна версия о том, что последний российский император Михаил Романов был расстрелян в ночь с 12 на 13 июня 1918 года на окраине Перми. А через месяц — в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. в доме Ипатьева в Екатеринбурге были расстреляны Николай II, его семья и несколько приближенных.

По существовавшей в советской историографии долгие годы официальной версии, все Романовы пали жертвой решений местных Советов. Михаил Александрович Романов (1878–1918) был главой российского престола менее суток — с 3 на 4 марта 1917 года. Великого князя и формально последнего российского императора расстреляли председатель Мотовилихинского Совета Г. И. Мясников (1889–1946), рабочие-большевики А. В. Марков (1882–1965), В. А. Иванченко (1874–1938), Н. В. Жужгов (1879–1941) и И. Ф. Колпашиков. Весной 1918 года на Урал были высланы из Петрограда: великий князь Сергей Михайлович, три брата — князья Иоанн, Константин и Игорь Константинович Романовы, и барон Владимир Павлович Палей (сын великого князя Павла Александровича). Они были в Вятке, затем Екатеринбурге и Алапаевске. Об их передвижении и содержании регулярно докладывалось Ленину и Свердлову, Дзержинскому и Урицкому. Донесения подписывал, как правило, председатель Уральского Совета, большевик А. Г. Белобородов (1891–1938). Убийством великих князей в ночь на 18 июля 1918 г. руководил председатель Алапаевского Совета Г. П. Абрамов. Через полгода, 29 января 1919 г., в Петропавловской крепости были расстреляны великие князья Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович Романовы. Их расстреляли петроградские чекисты как заложников, «в порядке красного террора» и в ответ на «злодейское убийство в Германии товарищей Розы Люксембург и Карла Либкнехта»[389].

В советской мемуаристике и историографии бытовало мнение о том, что решение о расстреле Николая II и его семьи было принято Уральским исполкомом в связи со сложным военным положением — на город наступали белые[390]. Хотя еще Н. А. Соколов (1882–1924), один из первых следователей по делу об убийстве царской семьи, проводивший это расследование по поручению Колчака, писал: «Судьба царской семьи была решена не в Екатеринбурге, а в Москве»[391].

Опубликованные в разное время документы свидетельствовали о том, что судьба Романовых весьма интересовала большевистское руководство. Видимо, окончательное решение об их искоренении принадлежало Ленину, которого поддерживали его приближенные. Троцкий в дневнике писал, что он предлагал устроить судебный процесс против царя с участием себя в качестве главного обвинителя. Во второй половине июля 1918 г. он узнал от Свердлова о расстреле царской семьи, потому что «нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в нынешних условиях». Троцкий согласился с целесообразностью содеянного. По его мнению, «суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель». Чуть позже Троцкий встретился с Лениным, который разъяснил ему ненужность длительного судебного процесса над царем и высказал главное соображение: «В судебном порядке расправа над семьей была бы, конечно, невозможна. Царская семья была жертвой того принципа, который составляет ось монархии: династической наследственности»[392].

В борьбе с возможными претендентами на власть Ленин был особенно беспощаден. И, наверное, поощрение безнаказанности, лживости и провокации вкупе с конкретными жестокими действиями стимулировали местные власти. Белобородое признавал, что весьма скептически отнесся к известию о переезде царской семьи из Тобольска в Екатеринбург: «…Необходимо остановиться на одном чрезвычайно важном обстоятельстве в линии поведения облсовета. Мы считали, что, пожалуй, нет надобности доставлять Николая в Екатеринбург, что, если представятся благоприятные условия… он должен быть расстрелян…»[393]

Решение о расстреле царской семьи, наверное, было принято в Москве, в начале июля 1918 г., когда Ш. И. Голощекин (партийная кличка Филипп. 1876–1941), военный комиссар Уральского военного округа, один из руководителей екатеринбургских большевиков, был в столице. Конспирация об отношении Ленина к происходящему в Екатеринбурге соблюдалась весьма жестко. И все-таки ряд документов, свидетельствующих о санкциях из Москвы на расстрел Романовых, сохранились. Среди них косвенные: 7 июля 1918 г. в 17. 20 председатель Совнаркома распорядился предоставить Екатеринбургу прямой провод для экстренных переговоров (через Казань); 13 июля зафиксированы переговоры Свердлова с Белобородовым; 16 июля был заказан срочный разговор Ленина с Екатеринбургом.

16 июля в ответ на запрос датской газеты в Совнарком по поводу распространившихся слухов о казни бывшего царя Ленин ответил: «Слух неверен, бывший царь невредим, все слухи — только ложь капиталистической прессы». Действительно, в это время царь еще был жив, но слух был не без оснований. Комендант Ипатьевского дома Я. М. Юровский сообщал, что именно 16 июля в 2 часа дня к нему приехал Голощекин и передал постановление исполкома о казни Николая II. Свое решение екатеринбургский исполком согласовал с Кремлем. Через Петроград Зиновьеву, Свердлову и Ленину 16 июля 1918 г. была отправлена телеграмма, в которой Голощекин зашифрованно сообщал, что «условленный с Филиппом (т. е. с Голощекиным. — А. Л.) суд по военным обстоятельствам не терпит отлагательства, ждать не можем». Телеграмма была получена в Москве в 21 час 22 минуты, за несколько часов до расстрела царя и его семьи. Ленин и Свердлов ответили согласием. Заметим, что военные обстоятельства были не столь опасны — белые вошли в Екатеринбург через 9 дней — 25 июля 1918 г.

В «Записке» Юровский (1920 г.) писал о том, что телефонограмма из Москвы на условном языке, содержавшая приказ об истреблении Романовых, была получена через Пермь. Все происшедшее Юровский подробно описал в 1922 году: примерно в 1.30 ночи с 16 на 17 июля он разбудил Романовых и предложил им спуститься в подвал дома. «Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне. Я объявил: Исполнительный Комитет Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал „стрелять“. Первый выстрелил я и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и, несмотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от нее отскакивали. Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие еще живы. Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом я с ним покончил. Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была еще и Демидова. Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Но, однако, это не удавалось. Причина выяснилась только позднее (на дочерях были бриллиантовые панцири вроде лифчиков). Я вынужден был поочередно расстреливать каждого. К величайшему сожалению, принесенные с казненными вещи обратили внимание некоторых присутствовавших красногвардейцев, которые решили их присвоить». Далее Юровский писал, как он потребовал вернуть награбленное, драгоценности. Расстрельная команда состояла из 12 человек, в том числе 7 латышей, двое из которых отказались стрелять в детей. Всего они расстреляли 11 человек. (Кроме семьи царя, погибли доктор Боткин, повар Харитонов, камердинер Трупп и горничная Анна Демидова.)[394]

В годы тоталитарного режима в стране, когда убийцы «врагов народа» занимали «особо почетное положение», на роль человека, расстрелявшего царя, претендовали, кроме Юровского, еще и другие члены расстрельной команды: П. З. Ермаков (1884–1952), Г. П. Никулин (1884–1965) и др.

Исследователи утверждали, что размах дезинформации по делу убийства царской семьи был необычен. Вначале Свердлов сообщал лишь об убийстве царя и о том, что его семья переведена в Алапаевск, хотя в архиве следователя Соколова находилась зашифрованная телеграмма, отправленная в Кремль 17 июля 1918 г.: «Сообщите Свердлову, что всю семью постигла та же участь, что и ее главу. Официально семья погибнет при эвакуации». В результате противоречивых официальных заявлений появились версии о том, что не все члены царской семьи погибли. Французский историк Марк Ферро в книге о Николае II приводит свидетельства о том, что большевики и немцы вели тайные переговоры о судьбе царицы и ее дочерей. Карл Радек, представлявший большевиков в Берлине, — писал Ферро, — предложил обменять императрицу и ее дочерей на арестованных членов организации «Союз Спартака». Но сделка не состоялась[395].

18 июля 1918 г. Совнарком под председательством Ленина, заслушав внеочередное заявление Свердлова о казни Николая II, постановил: «принять к сведению». Но на этом «дело об убийстве царской семьи» не завершилось. Несмотря на заявление расстрельщиков Юровского, Г. П. Никулина о том, что погибли в ту ночь все претенденты на звание царских детей, Анастасии и Алексеи появлялись в разных городах. В 1920 г. «спасенная» Анастасия Романова появилась в Берлине, позже претендентки на имя дочери царя оказались в Омске, в казанской психбольнице и Тбилиси[396]. В 1979 г. было найдено место захоронения расстрелянных в Ипатьевском доме. Криминалисты признали, что это действительно останки царской семьи[397].

Исследователям же предстоит по-прежнему ответить на вопрос, который мучает поклонников символов в истории: кто он, последний российский царь, — безгрешный мученик или преступник? Олицетворение империи или просто слабый человек? Как действующий политик Николай II завершил свою карьеру 2 марта 1917 года. Затем началась человеческая трагедия всей династии Романовых. Наверное, изжившие себя политические системы способны воспроизводить лишь усредненных лидеров, ускоряющих своими действиями падение старых режимов[398]. Но только этим нельзя объяснить появившееся на смену карикатурному образу Николая II его иконографическое изображение в сознании многих людей. Символы означали время, ностальгию о прошлом, они были в центре яростных, кровавых схваток при жизни и стали предметом ожесточенных властных разборок политиков последующих поколений.

Летом 1918 года стреляли и в символы большевизма. Расстрел династии Романовых, убийства большевистских комиссаров и чекистов, покушение на Ленина инициировали обострение гражданской войны в стране, способствовали ожесточению сторон и размежеванию общества[399]. Эти акции были использованы правящими элитами для разжигания противостояния, а не достижения согласия и гражданского мира. Когда не было иных аргументов и способов удержания власти, диктаторы прибегали к эскалации террора. Они использовали карательную политику для достижения своих целей и тогда, когда были иные возможности: страх и террор, убийства организовать проще, эффективнее, быстрее, чем предложить что-либо иное…

Характерно повышение должностной значимости объектов террористических акций той поры: в июне 1918 г. убит комиссар по делам печати, пропаганды и агитации Петроградского Совета В. Володарский, в конце августа — председатель Петроградской ЧК М. Урицкий и ранен председатель Совнаркома Ленин. В советской историографии длительные годы бытовало мнение, что все эти акции совершены от имени партии правых эсеров. Трудность установления истины заключалась в том, что ни одного из предполагаемых убийц — Сергеева, Канегиссера и Каплан — не судили. Следственные материалы подверглись в разное время купированию. Потому в 1922 г. устроители судебного процесса над лидерами партии правых эсеров использовали «избранные» цитаты из выступлений В. М. Чернова, А. Р. Гоца для доказательств их антибольшевистских намерений, видя в них «состав преступления»[400].

После разгона большевиками Учредительного собрания правые эсеры призвали к открытой вооруженной борьбе с ними, но не к терактам, официально осуждая последние. Эсеровский ЦК категорически открещивался от участия в убийствах Володарского, Урицкого, покушении на Ленина. В декабре 1920 г. эсеры протестовали против ареста членов партии в качестве заложников на случай возможных покушений на большевиков. Они писали, обращаясь к советскому правительству: «Партия с.-р. в своей борьбе с диктатурой коммунистической партии никогда не прибегала к террору. ЦК партии не раз открыто заявлял об этом в связи с попытками правящей партии и ее органов политической репрессии приписать партии с.-р. участие в террористических актах. Эта позиция партии с.-р. подтверждается всей ее деятельностью на протяжении трех лет большевистской диктатуры». Среди членов ЦК партии эсеров бытовало убеждение, что выстрел в Ленина был «индивидуальным актом озлобленной фанатички», не более того[401].

Процессу над 34 эсерами в Колонном зале Дома союзов (Москва, 8 июня — 7 августа 1922 г. Председатель суда — Г. Л. Пятаков, общественный обвинитель — Н. В. Крыленко) предшествовала мощная пропагандистско-разоблачительная антиэсеровская кампания и следствие, ведомое известным в свое время мастером политического сыска Яковом Аграновым[402]. Наиболее разоблачительные материалы о террористической деятельности правых эсеров содержались в брошюре Г. Семенова «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 гг.», изданной в 1922 г. одновременно в Берлине и в типографии ГПУ на Лубянке, 18 в Москве; а также в письме в ЦК РКП(б) Л. В. Коноплевой. Григорий Иванович Семенов (Васильев) был в 1918 г. руководителем боевой эсеровской группы, а Лидия Васильевна Коноплева — активным ее членом[403].

Голландский историк Марк Янсен, специально исследовавший материалы правоэсеровского процесса 1922 г., полагает, что Семенов и Коноплева писали свои «разоблачения» по поручению его устроителей[404]. Действительно, они были арестованы осенью 1918 г., а в начале 1919 г. — освобождены, служили в ВЧК, в 1921 г. вступили в РКП(б). Полностью они были амнистированы во время процесса 1922 г. В зарубежной историографии показания-воспоминания Семенова и Коноплевой не пользовались особым доверием, в советской — подтвержденные обвинительным заключением процесса над эсерами 1922 г., — долгое время считались наиболее достоверным описанием террористической деятельности этой партии. Обвинения, выдвинутые Семеновым и Коноплевой, не признали ни эмигрантская группа ЦК партии эсеров, ни судимые члены ЦК А. Гоц, Е. Тимофеев и др. С. Ляндрес пишет о них как о самых отъявленных провокаторах. Следователь Д. Л. Голинков им верил в четырех изданиях своей книги о борьбе с антисоветским подпольем в СССР. Он писал: «Будучи в прошлом непосредственными участниками преступлений, Семенов и Коноплева открыли факты использования эсерами в борьбе с советской властью диверсий, экспроприации и индивидуального террора в отношении виднейших деятелей большевистской партии и Советского государства»[405]. В. Войнов в «Комсомольской правде» (29 августа 1990 г.) назвал Семенова «двуликим Янусом эсеровской партии».

Показания Семенова и Коноплевой не были документально аргументированы. Им возражали такие же участники событий. Но организаторы этого первого большого политического процесса в стране имели, видимо, целенаправленные политические, а не правовые установки. Они верили тому, кому хотели верить. Только тщательно проведенный медицинский анализ дела о ранении Ленина позволил академику Б. В. Петровскому разрушить легенду, созданную Семеновым и Коноплевой в 1922 г., об отравленных пулях, которыми стреляли в вождя.

«Пули были отравлены ядом кураре. В каждом револьвере было отравлено по 3 пули. Допрошенный по этому поводу Семенов удостоверяет, что пули он отравил лично на квартире Федорова-Соколова, который при этом присутствовал и это также подтверждает», — говорилось в обвинительном заключении процесса. Коноплева в письме в ЦК РКП(б): «В. И. Ленин приехал в Щипок (гранатный корпус завода был в 3-м Щипковском переулке. — А. Л.), и Фанни стреляла в него. Все три пули были отравленные (у всех трех выполнителей первые три пули в обоймах были подпилены крестом и отравлены ядом „кураре“…» Семенов и Коноплева претендовали каждый на первенство в этом варварстве!

Академик Петровский: «Не было и отравления, которое якобы несли с собой „отравленные“ пули. Хотелось бы, кстати, заметить, что пули в те времена не начиняли ядом… ни о каких отравленных пулях речи не могло быть, хотя в то же время ранение было редким и крайне опасным для жизни»[406].

Весь смысл показаний Семенова и Коноплевой состоял в утверждении эсеров главными организаторами и исполнителями терактов против партийно-советского руководства. Это с их «легкой руки» и других эсеров, сотрудничавших к тому времени с ВЧК, станут известны «подробности» многих терактов как исходящих от партии эсеров. Ведь процесс над политическими противниками должен был тогда стать «образцовым» для устрашения других.

Володарский был убит 20 июня 1918 г. в Петрограде. Семенов об этом писал так: эсеровские боевики готовили покушение на Зиновьева и Володарского. За ними была установлена слежка. Сергеев — рабочий, маляр, около 30 лет. «Маленький, невзрачный человек с красивой душой, из незаметных героев, способных на великие жертвы. В нем все время горело желание сделать что-нибудь большое для революции. Он был глубоко убежден, что большевиками делается губительное для революции дело». Сергеев был исполнителем. Он спросил Семенова, как ему действовать, если представится случай убить Володарского, и получил указание — стрелять. И вот: «В этот день автомобиль Володарского по неизвестной причине остановился невдалеке от намеченного нами места, в то время, когда там был Сергеев. Шофер начал что-то поправлять. Володарский вышел из автомобиля и пошел навстречу Сергееву. Кругом было пустынно. Вдали — редкие прохожие. Сергеев выстрелил несколько раз на расстоянии двух-трех шагов, убил Володарского, бросился бежать. Сбежавшаяся на выстрел публика погналась за Сергеевым. Он бросил английскую военного образца бомбу (взвесив, что на таком расстоянии он никого не может убить). От взрыва преследующие растерялись. Сергеев перелез через забор, повернул в переулок, переехал реку и скрылся. Полдня скрывался на квартире Федорова, два дня в квартире Морачевского. Затем я отправил его в Москву». Семенов отмечал, что Сергеев до революции был анархистом, а позже стал эсером, что отказ ЦК партии открыто признать это убийство как свое действо был «для нас большим моральным ударом»[407].

На процессе эсеров 1922 года Григорий Иванович Семенов давал показания в качестве одного из обвиняемых и дополнил свои же данные, изложенные в брошюре, написанной год назад. Теперь он назвал двух исполнителей: Сергеева и Козлова и то, что на квартире последнего он травил пули ядом кураре, взятым у члена своей боевой группы Л. В. Коноплевой (Козлов тогда же заявил, что он ничего не знал и не помнил о том, что Семенов был у него на квартире). Семенов также сообщил, что так как Зиновьев почти не выезжал из Смольного, а Володарский бывал часто на митингах и так как по техническим соображениям его убить было легче, то решено было убить его первым[408].

Во время следствия выяснилось, что автомобиль остановился из-за нехватки горючего на одной из пустынных улиц, что Володарский вышел из него вместе с сотрудницами Смольного — своей женой Н. А. Богословской и Е. Я. Зориной, что человек, видимо знавший его в лицо (Сергеев), пошел следом и убил его тремя выстрелами в упор. Расследование продолжалось до конца февраля 1919 г., но результатов не дало. В деле много загадочного, главное — автомобиль остановился именно там, где его ждали…

В 1922 году появились две версии. И. Флеровский, автор одной из первых брошюр о Володарском, писал, что его убили первым из-за влияния на рабочих. Он ведь не занимал крупных постов в Петрограде и выступал прежде всего как агитатор. Брошюра Флеровского была написана к политическому процессу над эсерами и ставила задачей не выяснение обстоятельств убийства комиссара, а обличение эсеров, стрелявших в большевиков. В. Чернов в газетной статье «Иудин поцелуй» сетовал на то, что убийство Володарского произошло тогда, когда шли выборы в Петроградский Совет и у эсеров были шансы набрать голоса. «Я пошел к Гоцу и спросил, в чем дело. Он ответил: „Рабочий, эсер по убеждению, имевший одно серьезное партийное поручение, был свидетелем того, как у Володарского испортился автомобиль, и, не стерпев, выстрелил“»[409]. Развернувшаяся в ходе судебного процесса дискуссия на тему «ЦК партии правых эсеров санкционировал убийство Володарского или нет?» — не дала результатов. Семенов и Коноплева, ставшие к тому времени большевиками, утверждали, что они организовали теракты с разрешения эсеровского ЦК. А. Р. Гоц, отвечавший в ЦК за работу боевой организации, говорил обратное. Он ссылался на публикацию письма петроградского бюро партии эсеров 22 июня 1918 г. в «Петроградской правде», в которой говорилось, что «ни одна из организаций партии к убийству комиссара по делам печати Володарского никакого отношения не имеет». На вопрос Гоцу члена суда, почему же Сергеев не был тогда же исключен из партии эсеров, Гоц ответил: «Обнародовав его фамилию, я бы отдал его на растерзание чекистам… Этого как революционер я позволить не мог».

Тогда же возникло сомнение и в истинности фамилии убийцы — Сергеев. Суду было зачитано показание Богословской, видевшей убийцу, по ее словам, шагах в 15 и заявившей, что представленный ей для опознания Петр Юргенс «имеет большое сходство с убийцей». А также заключение следователя Петроградской ЧК Отто, сделанное им в феврале 1919 г. в связи с прекращением расследования: «Злоумышленников, убивших Володарского, обнаружить не удалось, как не удалось установить пособников их, кроме одного Петра Юргенсона (Юргенса), наводившего справки о местопребывании и месте выезда Володарского и подговорившего шофера Гуго Юргенса согласиться на убийство товарища Володарского. Петр Юргенсон по постановлению комиссии расстрелян». Семенов заявил, что человека с такой фамилией он не знал и потому был расстрелян невинный[410]. Была ли использована фотография П. Юргенса для опознания — неизвестно.

Подобная недоработка следствия проявилась и в последующих расследованиях убийства Урицкого и покушения на Ленина. Отсутствие или незнание достоверных источников, некритическое отношение к брошюре Семенова, показаниям во время суда 1922 г. вызвали появление крайних точек зрения на выстрелы в большевистских лидеров летом 1918 г. Для К. В. Гусева убийство Володарского и Урицкого — дело рук эсеров, для Г. Нилова (А. Кравцова) — выстрелы той поры исходили из ближайшего окружения Ленина, дабы узурпировать власть, объединившись против врага[411]. Анализ следственных дел о предполагаемых террористах дает основания для новых вопросов и версий.

В деле об убийстве Володарского осталось неясным, кто же в него стрелял: мифический Н. Сергеев, член партии эсеров, или «эсер по убеждению», которого никто, кроме Семенова и Коноплевой, не знал, да и они «вспомнили» о нем к судебному процессу 1922 г., или расстрелянный чекистами Петр Юргенс, подозреваемый в убийстве Володарского? Следственные дела не дают оснований утверждать, что эсерами были Канегиссер и Каплан. Более того, они убеждают, что Каплан не стреляла в Ленина… Осталось неясным, почему ни по одному из терактов не было суда, хотя Канегиссер и Каплан находились под чекистской стражей? Хронологически это выглядело так…

«30 августа 1918 года я ехал с собрания на Васильевском острове, — вспоминал лидер питерских большевиков Г. Е. Зиновьев. — У Дворцового моста смятение и тревога.

— В чем дело?

— Сию минуту был убит Урицкий.

Всего несколько недель назад, едучи с Обуховского завода, я таким же образом поехал к месту убийства Володарского, где застал его бездыханное, но еще теплое тело.

Из Смольного позвонили Владимиру Ильичу. С волнением он выслушал сообщение о гибели Урицкого.

— Я попрошу сегодня же товарища Дзержинского выехать к вам в Петроград.

Через несколько минут Владимир Ильич позвонил сам и настоятельно потребовал, чтобы были приняты особые меры охраны других наиболее заметных питерских работников»[412].

По версии Семенова, поведанной в 1922 г., эсеровские боевики, готовя убийство Зиновьева и Володарского, одновременно установили слежку за Урицким, которую осуществляла Коноплева. Но вскоре эта группа переехала в Москву готовить покушение на Ленина и Троцкого, а за Урицким слежку продолжил боевик Зейме. Этот рассказ во время процесса 1922 г. дополнила Коноплева. Она сообщила, что вела работу по подготовке покушения на Урицкого и «для этой цели мною снята комната на 9-й линии Васильевского острова, против дома, где жил Урицкий. Я бывала в его квартире, так как хозяйка ее была зубным врачом». В середине июля Коноплева дала телеграмму Семенову о готовности к операции, но была срочно вызвана в Москву. Урицкий был убит Канегиссером, который никакого отношения к эсеровским боевикам не имел. С последним выводом следствие не согласилось и посчитало Канегиссера эсером, так как он одно время был эсеровским комендантом района в Петрограде, а эсеровский ЦК дал санкцию на убийство[413].

Сам акт убийства описывается противоречиво[414]. Несомненным по всем описаниям вырисовывается одно: Канегиссер застрелил Урицкого в вестибюле здания Комиссариата внутренних дел Петроградской коммуны. Убийца пытался бежать, но был схвачен и доставлен в машине на Гороховую, 2, в Чрезвычайную комиссию. Его допрашивали Ф. Э. Дзержинский и заместитель Урицкого на посту председателя Петроградской ЧК Н. К. Антипов (1894–1941).

На первом допросе выяснилось, что убийца — Канегиссер Леонид Акимович, 22 лет, сын инженера-металлурга, студент Политехнического института, бывший юнкер Михайловского военного училища, поэт. Антипов писал в «Петроградской правде» (4 января 1919 г.) об этом: «При допросе Леонид Канегиссер заявил, что он убил Урицкого не по постановлению партии или какой-либо организации, а по собственному побуждению, желая отомстить за аресты офицеров и за расстрел своего друга Перельцвейга, с которым он был знаком около 10 лет. Из опроса арестованных и свидетелей по этому делу выяснилось, что расстрел Перельцвейга сильно подействовал на Леонида Канегиссера». Узнав о расстреле друга, «он уехал из дому на несколько дней — место его пребывания за эти дни установить не удалось». Антипов признавал, что ЧК не удалось и «точно установить путем прямых доказательств, что убийство тов. Урицкого было организовано контрреволюционной организацией».

Среди советских версий есть и такая: в августе 1918 г. по указанию Урицкого была расстреляна группа военных из Михайловского артиллерийского училища и как бы в ответ на это стрелял Канегиссер. Эсеры видели в убийстве Канегиссером Урицкого «месть истории» человеку, участвовавшему в разгоне Учредительного собрания[415].

В одном из наиболее интересных очерков об убийстве Урицкого, написанном писателем-эмигрантом М. А. Алдановым в начале 20-х годов, утверждается, что Канегиссер действовал в одиночку, что это был «исключительно одаренный от природы» человек, что политиком его сделал Брестский мир, а террористом — гибель друга. Урицкий был не самый худший из чекистов[416], более того, он знал о готовящемся на него покушении, но ничего не предпринял. Урицкий был избран Канегиссером в качестве жертвы и из желания еврея показать русскому народу, что среди евреев есть не только Урицкие и Зиновьевы[417].

Урицкий был торжественно похоронен на Марсовом поле 1 сентября 1918 г., Канегиссер был расстрелян несколько месяцев спустя. Могила его неизвестна.

Политическое убийство — мерзость и преступление, признавал Алданов и тут же делал исключение для Канегиссера, восторгаясь его поступком и призывая поставить ему памятник.

В архиве бывшего КГБ СССР хранятся 11 томов дела об убийстве Урицкого. Они позволяют многое уточнить и дополнить. Это относится к биографии Канегиссера, мотивов его поступка и подробностей самого покушения[418]. В следственных делах — протоколы допросов Канегиссера. На одном из первых коменданту Петрограда В. Шатову Канегиссер заявил: «Я, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, студент политехнического института, 4-го курса, принимал участие в революционном движении с 1915 г., примыкая к народным социалистическим группам. Февральская революция застигла меня в Петрограде, где я был студентом… С первых дней революции я поступил в милицию Литейного района, где пробыл одну неделю. В июне 1917 г. я поступил добровольцем в Михайловское артиллерийское училище, где пробыл до его расформирования. В это время я состоял исполняющим обязанности председателя союза юнкеров-социалистов Петроградского военного округа. Я примыкал в это время к партии, но отказываюсь сказать к какой, но активного участия в политической жизни не принимал».

Показания Канегиссера подтверждались и дополнялись документами: удостоверением № 1084 от 24 октября 1917 г. на право входа, как представителю юнкеров-социалистов, на заседания II съезда Советов; приказом Военно-революционного комитета Петрограда от 24 октября 1917 г. за подписью его председателя П. Е. Лазимира передать в распоряжение И. Г. Раскина и Л. А. Канегиссера юнкеров, задержанных по выходе из Зимнего дворца для препровождения в училище.

В следственных делах есть личная переписка Л. Канегиссера, рукописи его неопубликованных стихов[419]. В них нет никаких намеков на мотивы убийства Урицкого, нет их и в показаниях многочисленных лиц (в одном томе их 57, в другом — 76), привлеченных следствием. Версии следователей, выдвинутые в самом начале, подтверждения не получили. Одна из них была высказана следователями Отто и Риксом, которые доставили Канегиссера в ЧК, затем произвели обыск на его квартире, устроили там засаду и конфисковали его личную переписку. Их заключение: убийство Урицкого — дело рук сионистов и бундовцев, отомстивших председателю ЧК за его интернационализм и даровитость, — не нашло подтверждения. Более того, Антипов был вынужден отстранить их от работы в Петроградской ЧК за антисемитские настроения, а арестованную ими большую группу евреев освободить за непричастность к преступлению. Не была доказана принадлежность Канегиссера к эсеровской или какой-либо иной контрреволюционной организации.

Канегиссер говорил Шатову 30 августа 1918 г.: «Мысль об убийстве Урицкого возникла у меня только тогда, когда в печати появились сведения о массовых расстрелах, под которыми имелись подписи Урицкого и Иоселевича. Урицкого я знал в лицо. Узнав из газет о часах приема Урицкого, я решил убить его и выбрал для этого дела день его приема в Комиссариате внутренних дел, пятницу 30 августа. Утром 30 августа в 10 часов утра я отправился на Марсово поле, где взял напрокат велосипед и направился на нем на Дворцовую площадь к помещению Комиссариата внутренних дел. В зале за велосипед я оставил 500 рублей. Деньги эти я достал, продав кой-какие вещи. К Комиссариату внутренних дел я подъехал в 10. 30 утра. Оставив велосипед снаружи, я вошел в подъезд и, присев на стул, стал дожидаться приезда Урицкого. Около 11 часов утра подъехал на автомобиле Урицкий. Пропустив его мимо себя, я поднялся со стула и произвел в него один выстрел, целясь в голову из револьвера системы „кольт“. Урицкий упал, а я выскочил на улицу, сел на велосипед и бросился через площадь… на Миллионную улицу, где вбежал во двор дома № 17 и по черному ходу бросился в первую попавшуюся дверь. Ворвавшись в комнату, я схватил с вешалки пальто и, переодевшись в него, выбежал на лестницу и стал отстреливаться от пытавшихся взять меня преследователей. В это время по лифту была подана шинель, которую я взял и, надев шинель поверх пальто, начал спускаться вниз, надеясь в шинели незаметно проскочить на улицу и скрыться. В коридоре у выхода я был схвачен, револьвер у меня отняли, после чего усадили в автомобиль и доставили на Гороховую, 2».

Канегиссер заверил подписью правильность протокольной записи и добавил: «1) Что касается происхождения залога за велосипед, то предлагаю считать мое показание о нем уклончивым; 2) где и каким образом я приобрел револьвер, показать отказываюсь; 3) к какой партии я принадлежу, я называть отказываюсь».

Вот эти недоговоренности характерны для всех признаний Канегиссера на допросах. И дальше, в других показаниях одно подтверждалось, другое — оставалось и осталось неизвестным.

Мать Канегиссера, Роза Львовна, на допросе 30 августа заявила, что последние две недели Леонид не ночевал дома, ей казалось, что он занимался какой-то опасной работой, и она хотела отправить его в Киев. Она же сообщила, что Канегиссер до дня покушения был в ЧК, получив от Урицкого пропуск. Он просил председателя ЧК не расстреливать его друга В. Перельцвейга, арестованного в качестве заложника. Отец, Иоаким Самойлович, подтвердил сказанное, подчеркнув, что «Леонида сильнейшим образом потрясло опубликование списка 21 расстрелянного, в числе коих был его близкий приятель Перельцвейг, а также то, что постановление о расстрелах подписано евреями Урицким и Иоселевичем».

В следственных делах сохранилось извинительное письмо Канегиссера князю П. Л. Меликову, в квартиру которого он случайно ворвался и взял с вешалки пальто. Канегиссер просил простить его и понять, что «в эту минуту я действовал под влиянием скверного чувства самосохранения».

В своих извинениях князю Канегиссер был искренен, во время допросов — стремился не отвечать на прямо поставленные вопросы.

31 августа его допрашивал Дзержинский, протокол вел Антипов. Вот ответ Канегиссера: «На вопрос о принадлежности к партии заявляю, что ответить прямо на вопрос из принципиальных соображений отказываюсь. Убийство Урицкого совершил не по постановлению партии, к которой я принадлежу, а по личному побуждению. После Октябрьского переворота я был все время без работы, и средства на существование получал от отца. Дать более точные показания отказываюсь».

Канегиссер готовил побег из здания ЧК, его записка сестре была перехвачена, и он перевезен в Кронштадт. Побег не удался. Его еще долго возили на допросы. Следствие никак не могло смириться с тем, что человек мог убить другого по личному побуждению, тем более, если этот другой — председатель ЧК. Они были настроены на борьбу с контрреволюционными организациями и готовы были в подобных акциях видеть лишь политические убийства, а не месть по личным мотивам. Потому долго расследовалась связь Канегиссера с его двоюродным братом Максимиллианом Филоненко, эсером-боевиком. Выяснилось, что отношения у них были плохими и они не виделись годами. Нашли лишь список петроградских юнкеров-социалистов, где под № 17 значился Канегиссер. Его нежелание назвать партию, в которой он состоял, объясняется боязнью Канегиссера возбуждения репрессий против ее членов, хотя он действовал без всяких разрешений на проведение акции против Урицкого. Но известный историк С. Мельгунов вспоминал, что первый раз был арестован 1 сентября 1918 г. из-за того, что Канегиссер назвал себя народным социалистом, и тут же начались преследования всех, кто так себя называл[420].

24 декабря 1918 г. Антипов закрыл дело об убийстве Урицкого. Канегиссера тогда же расстреляли одного[421]. Установить его принадлежность к какой-либо «контрреволюционной организации» не удалось. Все эти месяцы допросов он говорил о сведении личных счетов, мести за друга, стремлении показать, что евреи бывают разные и т. д. Такое объяснение не могло удовлетворить тогдашних следователей, за исключением Антипова, который решил более к нему не возвращаться, а часть бумаг, связанных с этим делом, — сжечь, как ненужную макулатуру. Следователь Отто, в мае 1919 г. вернувшийся на работу в Петроградскую ЧК, написал жалобу на Антипова по этому поводу и сообщил, что ему удалось сохранить некоторые документы и переправить их ВЧК. В августе 1920 г. в обращении в ВЧК он потребовал возобновить следствие по делу об убийстве Урицкого, поскольку, по его мнению, его нельзя считать законченным. Отто возмущался тем, что даже во время массового террора родственники Канегиссера не пострадали, а его отец работал в Петроградском совнархозе. Продолжения в то время эта жалоба не имела.

Дело об убийстве Урицкого затем возникало не раз, но нового ничего в существо разбирательства не вносило, и сейчас вряд ли возможно ответить на вопросы, на которые отказался что-либо сообщить Канегиссер… Для поэта это было первое и последнее свершенное убийство человека, ставшего для него символом бездушия и несправедливости. Он к нему ходил, просил за невинного друга, взятого в заложники за преступление, которое он не совершал и о котором не имел ни малейшего представления. И все-таки его друг был расстрелян. Что мог этому жестокому акту противопоставить уязвленный и обиженный в своих лучших чувствах поэт и свободный гражданин? Он выбрал не лучший способ протеста. Но, видимо, состояние аффекта не находило иного выхода. Может быть, Канегиссер видел в своем выстреле и протест против жуткой действительности, выражение национальной гордости и желание защитить достоинство своего народа, в котором были не только большевики и чекисты?

Реакция властей на убийство Володарского и Урицкого (его убийство было тесно связано с покушением на Ленина) была различной. В первом случае было письмо Ленина 26 июня Зиновьеву, Лашевичу и другим петроградским работникам, в котором выражалось негодование по поводу того, что в ответ на убийство Володарского рабочие хотели ответить массовым террором, а он не был допущен, прежде всего, благодаря противодействию Урицкого экстремизму[422].

Во-втором, стали расстреливаться заложники, «начался страшнейший террор. Всякий, кто был в те страшные дни в Петрограде, — вспоминал очевидец, — знает, какая дикая разнузданность, какое своеволие тогда царили в столице. Никто, за исключением коммунистов и ответственных служащих, не чувствовал себя в безопасности. Вооруженные красноармейцы и матросы врывались в дома и арестовывали лиц по собственному усмотрению. Не было и речи о том, что арестованные имели хотя бы отдаленное отношение к убийству или самому убийце… Арестованных отправляли без всякого предварительного допроса в тюрьму, хотя вся вина состояла в том, что они были „буржуями“ или интеллигентами. Волна красного террора, как известно, раскаталась затем по всей России»[423].

Среди арестованных заложников были бывшие полицейские и жандармы, царские чиновники, офицеры. Судя по сохранившимся ходатайствам жен, родственников и сослуживцев, арестованные заложники ко времени их заключения под стражу ни в каких политических организациях не состояли[424].

Я. М. Свердлов 2 сентября 1918 г., выступая на заседании ВЦИК, отметил гибель Урицкого как крупную потерю и особо указал на ранение Ленина, которого «заменить мы не можем никем». Еще более образно высказался на этом заседании Л. Д. Троцкий: «Никогда собственная жизнь каждого из нас не казалась нам такой второстепенной и третьестепенной вещью, как в тот момент, когда жизнь самого большого человека нашего времени подвергается смертельной опасности. Каждый дурак может прострелить череп Ленина, но воссоздать этот череп — это трудная задача даже для самой природы»[425]. Ясно одно — убийство Урицкого и покушение на Ленина стало последней ступенью перехода к практическому воплощению проведения массового красного террора.

Незавершенность следствия, отсутствие открытого слушания дела в суде породили множество версий. В советской историографии долгие годы существовала канонизированная версия — большевистских вождей убивали эсеры. Версия следователя, что, возможно, Володарского убил один из шоферов (незаправленная машина, в которой он ехал, остановилась в нужном месте), осталась недоказанной, подозреваемого быстро расстреляли, не выяснив, стрелял ли он, а если стрелял, то с какой целью? Предложенная другом Канегиссера писателем Алдановым версия о том, что он стрелял в Урицкого из личных побуждений, подтверждается материалами следственного дела. На многие вопросы, поставленные Алдановым: с какой целью Канегиссера принимал Урицкий и разговаривал с ним по телефону, ведь он не всех принимал? почему Урицкий, по утверждению Алданова знавший, что на него готовится покушение и готовит его Канегиссер, ничего не предпринял для своей защиты, не арестовал поэта? как мог Канегиссер, по мнению его друга Алданова совершенно не умевший стрелять, с шести-семи шагов попасть в быстро идущего человека? — трудно дать исчерпывающий ответ. И, наконец, появилась версия Г. Нилова о том, что организовать синхронность выстрелов в Урицкого и Ленина 30 августа 1918 г. было под силу лишь ВЧК, выполнявшей указания борющихся между собой за власть большевистских лидеров. Он же отметил возможность того, что Канегиссер, как и Каплан, были подставными лицами, т. е. стреляли не они, а Ленину тогда «было выгодней закрыть глаза на обстоятельства собственного ранения, чем допустить раскрытие всей механики политической преступности». Нилов отмечал, что чистка архивов ВЧК навсегда унесла с собой тайну выстрелов лета 1918 г.[426]

На все эти вопросы можно ответить лишь предположительно, поскольку, действительно, многие документы не найдены, не сохранились, были уничтожены. В следственном деле есть указания Канегиссера о его разговорах с Урицким по поводу освобождения его гимназического друга, ставшего заложником. Урицкий принял Канегиссера, зная его как поэта, а семью и дом — как место, где собиралась культурная элита. Слова Антипова о том, что Урицкий из донесений разведки знал, что Канегиссер готовит на него покушение, следственным делом не подтверждаются. Они вызывают сомнение и более похожи на обычный чекистский блеф: ЧК все знает (даже если не знает), ее предупреждений не послушались, и вот трагический результат. Этот имидж поддерживался ее работниками все годы. Если в следственных делах о выстрелах в Володарского и Ленина присутствуют имена других подозреваемых, нежели хрестоматийные, то в деле об убийстве Урицкого назван лишь один террорист — Леонид Канегиссер[427].

В последние годы сомнению подвергается еще один миф советской истории: под натиском фактов стала разрушаться версия о том, что в Ленина стреляла Фанни (Дора) Каплан[428]. Хотя намного важнее выяснить не кто стрелял в вождя, а с какой целью, по чьему поручению? Что это было: действия фанатика или наемного, заказного убийцы?

Первое воззвание ВЦИК в связи с покушением на Ленина было подписано Свердловым и датировано 30 августа 1918 г., т. е. сразу же после выстрелов в вождя. В нем говорилось: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина… По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Задержано несколько человек. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов»[429]. Так были определены заказчики преступления: англичане и французы, правые эсеры. Для большевиков использовать случившееся в политических целях было необычайно важно. Гнев «народа» следовало направить на врагов, которым было выгодно убрать вождя, остановить «сердце революции».

Руководство ВЧК исходило из современной им политической обстановки. Чекисты полагали, что в связи с «заговором послов» и арестом Р. Локкарта организатором покушения могла выступить британская разведка. С целью выявления знакомства Петерс привел Каплан в камеру на Лубянке к арестованному британскому посланнику. Локкарт позже вспоминал: «В шесть утра в комнату ввели женщину. Она была одета в черное платье. Черные волосы, неподвижно устремленные глаза, обведенные черными кругами. Бесцветное лицо с ярко выраженными еврейскими чертами было непривлекательным. Ей могло быть от 20 до 35 лет. Мы догадались, что это была Каплан. Несомненно, большевики надеялись, что она подаст нам какой-либо знак. Спокойствие ее было неестественно. Она подошла к окну и стала смотреть в него, облокотясь подбородком на руку. И так она оставалась без движения, не говоря ни слова, видимо покорившись судьбе, пока за ней не пришли часовые и не увели ее. Ее расстреляли прежде, чем она узнала об успехе или неудаче своей попытки изменить ход истории»[430]. Каплан не признала Локкарта своим сообщником. Тогда стала активно разрабатываться версия о том, что покушение организовали правые эсеры.

Политическая конъюнктура в конце лета 1918 г. сложилась так, что левые эсеры к этому времени были разгромлены, их лидеры арестованы. Истеричная и больная Каплан заявляла многим о своем желании убить Ленина и приверженности идее Учредительного собрания. Может быть, поэтому один из арестованных вместе с ней, бывший левый эсер Александр Протопопов был, вероятно, расстрелян сразу же после ареста[431].

В конце лета 1918 г. наиболее опасным для большевиков был Восточный фронт республики, где военная удача сопутствовала народной армии созданного 8 июня 1918 г. в Самаре Комитета членов Учредительного собрания и поддерживавшему ее чехословацкому корпусу. К началу сентября бои шли в районе Казани, где красными руководил лично наркомвоен Л. Д. Троцкий. Потому во время допроса Петерс упорно пытался выяснить у Каплан, по чьему наущению она выполнила этот акт, кто стоял за ее спиной, кто ее сообщники, с какой парторганизацией она связана и т. д. И он, и другие следователи пытались своими вопросами предопределить ее ответы. Они не хотели верить в то, что Каплан — террористка-одиночка, они искали организацию и сообщников[432]. Сообщения, помещаемые от имени ВЧК в газетах, были больше направлены на разжигание страстей и ненависти к врагам, дабы оправдать готовящееся постановление о красном терроре, чем поиск истины.

1 сентября 1918 г. Петерс от имени ВЧК опубликовал в «Известиях ВЦИК» сообщение: «Из предварительного следствия выяснено, что арестованная, которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии социалистов-революционеров черновской группы… Она упорно отказывается давать сведения о своих соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги… Из показаний свидетелей видно, что в покушении участвовала целая группа лиц, так как в момент, когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан под видом разговоров несколькими лицами…» Особо подчеркивалось, что в распоряжении ВЧК имеются данные, указывающие на связь покушавшейся с организацией, подготовлявшей покушение, и в этом направлении продолжается энергичное расследование, что «определенно устанавливается связь ее с самарской организацией».

Петерс сразу же попытался придать происшедшему большое политическое звучание, указав на «организацию» и самарский Комуч как главных виновников преступления. Однако от этих выводов пришлось тогда же отступить. «Известия ВЦИК» 3 сентября 1918 г. сообщали: «Каплан проявляет признаки истерии. В своей принадлежности партии эсеров она созналась, но заявляет, что перед покушением будто вышла из состава партии». Но в протоколах допросов Каплан такого признания нет. В них тому же Петерсу она заявила о сочувствии Учредительному собранию, Чернову, но ничего о своем членстве в эсеровской партии. Не удалось тогда ВЧК установить и связь Каплан с какой-либо организацией; расстреляна была она одна, остальных арестованных по этому делу (ее сокаторжанок, женщин, беседовавших с Лениным во время выстрелов, и др.) освободили за отсутствием состава преступления. Неизвестно, на каком основании появилось утверждение Петерса о деньгах, найденных у Каплан. В следственном деле о Каплан нет официально оформленного протокола произведенного у нее обыска. Но в записке 3. Легонькой, произведшей личный досмотр арестованной и ее вещей, деньги не упоминаются. Вряд ли можно предполагать, что Петерс писал сообщение в газету и не знал о результатах обыска. Тогда остается лишь думать, что жесткий текст газетного извещения нужен был для нагнетания политического психоза против правых эсеров, воевавших тогда во имя Учредительного собрания с большевиками.

Следствие не доказало принадлежность Каплан к эсеровской партии, хотя это чекистское утверждение вошло во многие издания[433]. На допросах Каплан называла себя социалисткой, но к «какой социалистической группе принадлежу, сейчас не считаю нужным сказать» (Скрыпнику); «Я стреляла в Ленина, потому что считаю, что он предатель, и считаю, чем дольше он живет, он удаляет идею социализма на десятки лет. Я совершила покушение лично от себя» (Дьяконову)[434].

ЦК партии правых эсеров заявил о своей непричастности к покушению, ЦК партии левых эсеров 31 августа 1918 г. призвал в ответ на выстрелы в Ленина перейти к террору против «цитадели отечественного и международного капитала», а лидер левых эсеров, М. Спиридонова, хорошо знавшая Каплан по каторге, в письме, написанном в ЦК партии большевиков, упрекала Ленина за расстрел сокаторжанки[435].

Версия Петерса об эсеровской принадлежности Каплан, выдвинутая из конъюнктурно-политических соображений в начале сентября 1918 г., получила подтверждение на судебном процессе 1922 г. над лидерами партии правых эсеров. Дело Каплан было в основе обвинений партии правых эсеров в террористической деятельности. На следственном деле № 2162 надпись: «Составлено к процессу над ЦК партии правых эсеров в 1922 году и является приложением к т. 4 этого суда». Действительно, 18 мая 1922 г. заведующая следственным производством по делу правых эсеров Е. Ф. Розмирович, рассмотрев присланное из ГПУ дело по обвинению Каплан, принимая во внимание, что Каплан была правой эсеркой, постановила: «Считать дело Каплан вещественным доказательством при деле правых эсеров».

Однако участники процесса не были столь категоричны, и те правые эсеры, которые к тому времени еще не работали с ВЧК, всячески оспаривали утверждение о членстве Каплан в партии правых эсеров.

Рассмотрим показания на процессе 1922 г. только в той части, где они касаются Каплан и покушения на Ленина 30 августа 1918 г. Заметим лишь, что о возможности покушения на жизнь Ленина и Троцкий говорили не раз[436]. Семенов в брошюре, изданной накануне процесса, рассказал о том, как эсеры в Москве готовили покушение на Ленина и Троцкого. «Особое значение, — писал Семенов, — я придавал в тот момент убийству Троцкого, считая, что это убийство, оставив большевистскую армию без руководителя, значительно подорвет военные силы большевиков… Покушение на Ленина я расценивал как крупный политический акт…» Он указал на свое знакомство в Москве с Каплан, которая после революции вошла в партию эсеров (хотя это в 1918 г. не удалось доказать Петерсу). Каплан произвела на Семенова сильное, яркое впечатление революционерки-террористки. Он даже предложил ей войти в свою группу и получил согласие. И тут же сообщал: «Представление о терроре у них (видимо, у членов группы. — А. Л.) было совершенно дикое. Они примерно считали возможным отравить Ленина и Троцкого, вложив что-нибудь в соответствующее кушанье, или подослать к ним врача, который привьет им опасную болезнь. Предполагалось, что исполнителем будет Фаня»[437]. По Семенову, покушение на Ленина готовили эсеры. Каплан встречалась с Д. Д. Донским, членом ЦК эсеровской партии, — следовательно, преступление санкционировалось ЦК (это было важно для судебного процесса 1922 г.). Более того, Д. Д. Донской и Е. М. Тимофеев, тоже члены ЦК партии с.-р., встречались с представителями французской военной миссии на квартире, где жила Каплан, т. е. в покушении были задействованы и интервенты…

Коноплева вспоминала, как она вместе с Каплан готовила покушение на Троцкого и осматривала дорогу, по которой тот ездил на дачу, и что выстрелы Каплан были санкционированы от имени ЦК партии эсеров А. Р. Гоцем и Д. Д. Донским[438].

В газетном варианте стенограммы и в сохранившихся многотомных следственных делах процесса Евгения Ратнер и Евгений Тимофеев, хорошо знавшие состав московской правоэсеровской организации, категорически отрицали членство Каплан в эсеровской партии и свое знакомство с ней.

Показания подсудимых эсеров противоречивы во всем, что касается Каплан, и к ним нельзя относиться с доверием, трудно предпочесть те или иные характеристики. Член боевой московской организации с.-р. И. С. Дашевский говорил о Каплан: «Она производила впечатление глубокой и чрезвычайно упорной натуры. Переубедить ее в чем-либо, что она для себя решила, было трудно». Д. Д. Донской о ней же: «Довольно привлекательная женщина, но, без сомнения, сумасшедшая и в дополнение к этому с различными недугами: глухота, полуслепота, а в состоянии экзальтации — полный идиотизм»[439].

Обвинение лидерам партии правых эсеров в покушении на Ленина суд начал рассматривать 19 июля 1922 г., когда председательствующий Пятаков предоставил слово Семенову для изложения своей опубликованной версии. Многие выступавшие подвергли сомнению его главное утверждение — покушение совершено по указанию и с разрешения ЦК партии правых эсеров. М. Я. Гендельман, депутат Учредительного собрания и член ЦК ПСР, первым выразил сомнение в том, что К. А. Усов, боевик и приятель Семенова, отказался стрелять в Ленина без санкции ПСР и поручил это сделать Каплан. «В моей морали такое не укладывается». Он и Семенов сказали, что о намерении Каплан стрелять в Ленина знали Гоц и Донской. Гоц этого не подтвердил: «Никогда в беседе с Семеновым я не говорил ему о Фани Каплан как об истеричке. Я никогда Фани Каплан не знал, лично с ней не встречался, и поэтому я не мог ее так квалифицировать. Я никак не мог связать ее с именем Семенова, потому что не знал, какие могли существовать отношения и взаимоотношения между ним и Каплан. Поэтому, прочтя эту фамилию, я решил, что дело Фани Каплан — ее индивидуальное дело, которое она замыслила и выполнила». Далее Гоц выразил сомнение в том, стреляла ли в Ленина Каплан. Ведь при встрече с ним Семенов говорил, «что он тут ни при чем, что это дело одного из дружинников, который на свой страх и риск это делал, что Семенов никогда не говорил ему о своем знакомстве с Каплан. Подробности я узнал из брошюры, которую следователь Агранов мне предъявил и на которой есть клеймо — сфабриковано в Германии… Донской и Морозов говорили мне, что Каплан не имела никакого отношения к партии с.-р.», — подчеркивал Гоц. Из его показаний ясно, что Семенов знал, кто на самом деле стрелял в Ленина 30 августа 1918 г., но он в показаниях и брошюре назвал фамилию не «дружинника», а Каплан, тем более что ее не было к тому времени в живых.

Семенов, возражая Гоцу, заявил: «Здесь гражданин Гоц говорил, что мои показания — миф. Я считаю нужным заявить, что все показания гражданина Гоца и иже с ним — сознательная ложь…» И повторил написанное в брошюре утверждение, что покушение на Володарского было организовано с ведома Гоца. О Каплан и «дружиннике» не сказал ничего.

Донской удостоверил встречу с Каплан и Семеновым между 24–26 августа 1918 г. на одном из московских бульваров, заметив, что это была их единственная встреча. Он подтвердил, что Каплан говорила ему о своих террористических замыслах. Донской ответил: «Подумайте хорошенько». Донской настаивал на том, что поступок Каплан носил индивидуальный характер, что он предупредил ее, что если она займется террором, то будет вне партии. В октябре 1922 г. Донскому устроили очную ставку с Фаней Ставской. Последняя заявила, что знала Каплан по работе в Симферополе, что встречалась с Донским в Москве и тот сообщил ей о готовящемся покушении, которое не было предотвращено. Донской с мрачным юмором заметил, что действительно разговаривал со Ставской и «тогда еще имел основания ей верить как подруге Каплан» и что он в присутствии Семенова пытался отговорить Каплан, но не смог этого сделать.

Донской заметил, что после покушения, о котором он узнал на следующий день из газет, начался разгром в партийной среде на легальных и полулегальных квартирах, что именно он написал обращение о том, что партия правых эсеров не имела отношения к покушению. После этого Донской сказал, что Каплан стреляла как частное лицо, и сделал выговор Семенову за то, что тот дал ей револьвер[440].

Эти показания Донского не были приняты во внимание, и в обвинительном заключении утверждалось, что именно он дал Семенову санкцию на производство террористических актов против Ленина, Троцкого, Володарского, Зиновьева и Урицкого[441].

Обвинение на процессе поверило не Донскому и Гоцу, а Семенову, Коноплевой, Дашевскому и другим, показания которых оправдывали сам судебный процесс. В обвинительном заключении не ставилось под сомнение, что покушение на Ленина произвела Каплан, и более того, «Каплан имела санкцию от имени Бюро ЦК на производство террористических актов против деятелей советской власти»[442]. Тогда, в 1922 г., судебным разбирательством и решением было подтверждено то, что не успели, не смогли или не захотели сделать чекисты в начале сентября 1918 года.

Однако стенограмма правоэсеровского процесса 1922 г. и представленное чекистами следственное дело о покушении на Ленина оставили открытым вопрос о том, была ли Каплан членом партии эсеров, более того, стреляла ли она?

В показаниях главных обвинителей Семенова и Коноплевой, бывших эсеров, с октября 1918 г. сотрудничавших с ВЧК и ставших в 1921 г. большевиками, много лжи и фальши. Это они придумали миф об отравленных пулях, террористической группе под руководством Каплан, это они на правоэсеровском процессе не могли ответить на прямо поставленные вопросы, и не потому, что не знали на них ответа, а потому, что этот ответ не вписывался в заранее подготовленный сценарий. Так, Семенов ничего по существу не мог ответить Гоцу, утверждавшему, что Каплан непричастна к выстрелам в Ленина и напомнившему Семенову его же сообщение о том, что это сделал «дружинник». Кто был этот дружинник? Расстрелянный 30 августа 1918 г. Протопопов или фигурировавший в книге Семенова и на процессе Василий Алексеевич Новиков (1883–1937), который позже станет еще одним автором легенды о встрече с Каплан в 1932 г. в свердловской тюрьме?[443]

Ведь на процессе желание некоторых бывших эсеров все «свалить» на Каплан было столь тенденциозным, что доходило до курьезов. Когда Евгения Ратнер попросила Дашевского, уверявшего о знакомстве с Каплан, описать ее внешность, тот затруднился это сделать, хотя до этого утверждал, что именно он познакомил Семенова с Каплан.

Обвинительное заключение Верховного революционного трибунала ВЦИК РСФСР летом 1922 г. с утверждением о том, что Каплан была членом партии правых эсеров и стреляла в Ленина именно она, было основано на свидетельских показаниях, подтверждавших этот вывод[444]. Вещественных доказательств не было. Свидетельские показания, утверждавшие обратное или выражавшие сомнение, не были приняты во внимание.

В качестве документального доказательства фигурировало следственное дело Каплан. Это дело под № 2162 хранится в архиве бывшего КГБ на Лубянке в Москве. В нем всего 124 листа, фотографии Каплан, здания завода Михельсона, где происходил митинг 30 августа 1918 г., отметка, что автомобиль Ленина находился от здания на расстоянии 9 саженей, мандат А. Я. Беленького, кому было поручено забрать «арестованных, стрелявших в тов. Ленина, из Замоскворецкого комиссариата». В деле — протоколы допросов Каплан, знавших ее людей, свидетельские показания. Вел следствие по поручению Свердлова член ВЦИК В. Э. Кингисепп[445]. Свидетельские показания датированы с 30 августа по 5 сентября, основные свидетели С. К. Гиль, шофер машины Ленина, и С. Н. Батулин, помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии, давали показания дважды. Все свидетели утверждали, что стреляла женщина, зная, что Каплан арестована и призналась, но ни один не мог подтвердить, что стреляла именно Каплан[446].

Среди исследователей явственно выделились те, кто традиционно уверял, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, и те, кто полагал, что Каплан не была эсеркой и не стреляла в Ленина. Анализ следственного дела Каплан и стенограммы обсуждения этого вопроса во время судебного процесса над лидерами правых эсеров в 1922 г. позволяют признать близкой к истине вторую версию. Каплан же была «подставлена» организаторами покушения, знавшими ее многие высказывания о готовности убить вождя, предлагавшей себя в качестве исполнителя. Ее знали как больную женщину, истеричку, полуслепую, но верную традициям политкаторжан брать вину на себя. С этой точки зрения ее кандидатура удовлетворяла организаторов покушения: никого не выдаст, тем более никого не знает, но «примет удар на себя». Все знали лишь те, кто все организовывал, кто не дал завершить следствие, а позже из следственного дела выдрал часть страниц (последний раз дело прошнуровывалось в 1963 г.).

Ведь ныне известно, что Ленин и Свердлов в случае с царской семьей сделали все, чтобы не допустить открытого суда и возможности сохранить жизнь хотя бы детям Романовых. В сообщениях ВЧК той поры говорилось как минимум о шести-семи подозреваемых в покушении на Ленина, но широко известно лишь о расстреле Каплан[447]. С. Ляндрес высказал предположение, что Каплан была послана заговорщиками на заводской двор как инвалид и без оружия для прикрытия действительного террориста[448].

По существующей официальной версии главными действующими лицами, организаторами покушения на Ленина были руководители правоэсеровской боевой группы Семенов, Коноплева и исполнительница Каплан. Эта версия в 1990-е годы подверглась сомнению со стороны историков и публицистов. 19 июня 1992 г. Генеральная прокуратура России, учитывая общественный интерес к делу о покушении на Ленина 30 августа 1918 г., по заявлению ульяновского писателя А. Авдонина начала проверку обоснованности расстрела Каплан. Рассмотрев материалы уголовного дела по обвинению Ф. Е. Каплан, прокуратура установила, что следствие в 1918 г. было проведено поверхностно, и вынесла постановление «возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам». Новых обстоятельств не было, было недоумение многих, увидевших, сколь бездоказательно была уничтожена бывшая политкаторжанка. Что во время того трехдневного следствия не было проведено никаких экспертиз, в том числе и на предмет психического здоровья Каплан. Следствие ставило задачей установить: стреляла ли Каплан, каковы мотивы и судьба стрелявшей. Повторное следственное дело о вине Каплан в покушении на Ленина, начатое в 1992 г., было завершено спустя четыре года — в 1996 г. Следователь ФСБ РФ В. А. Шкарин, ведший это дело, в интервью корреспонденту «Московского комсомольца» Е. Лебедевой (7 октября 1998 г.) сообщил некоторые подробности. Он подтвердил заключение экспертов о том, что стреляли действительно из подброшенного после покушения «браунинга», что выстрелов было четыре, что обойма «браунинга» состояла из семи патронов, но восьмой патрон был в патроннике, что стрелял один человек. Заметим лишь, что нет данных о том, что Каплан когда-либо пользовалась оружием, и явно «браунинг» с полной обоймой и патроном в патроннике готовила к бою не она.

Ответ на вопрос, кто стрелял, выглядит в интервью следователя не столь убедительно. Свидетельства очевидцев, на которые он ссылается, мало что дают в этом отношении. Шофер Ленина С. К. Гиль заявил в показании, написанном 30 августа 1918 года, что после первого выстрела заметил женскую руку с браунингом, но была ли это рука Каплан? Батулин, задержавший Каплан, сообщил 5 сентября 1918 г., что «человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел». Поэтому, когда следователь Шкарин утверждает, что «свидетели покушения, видевшие стрелявшую женщину в черной одежде, узнали ее в представленной им на следствии Фани Каплан», он явно лукавит. Ее видели только после задержания, но стрелявшего или стрелявшую не видел никто из тогда давших показания. Столь же неубедительно звучит и его заявление о том, что Ленин, наверное, был единственным человеком, который не мог видеть покушавшегося и поэтому его вопрос об убийце-мужчине был скорее стереотипен. Почему? Ведь Ленин энергично двигался и, по мнению доктора Б. С. Вейсборда поворот головы «спас его от смерти». Следователь заявил, что покушение совершила Каплан, так как «в ходе изучения дела и всех архивных фондов не установлено ни одного человека, на которого могло пасть подозрение». Подобный вывод может лишь удивить, поскольку он ничего не доказывает. Более того, с самого начала подозреваемых было несколько, в том числе и неизвестный «дружинник», на которого указывал, но не назвал Г. И. Семенов.

Видимо, корреспондента газеты также не убедили доводы следователя, и она обратилась за разъяснениями к начальнику отдела реабилитации жертв политических репрессий Г. Ф. Весновской, которая сообщила, что в соответствии с российскими законами человек может быть признан виновным только по решению суда. В сентябре 1998 г. редакция «Московского комсомольца» обратилась с заявлением в Генеральную прокуратуру с просьбой дать оценку материалам уголовного дела в отношении Каплан с учетом закона о реабилитации жертв политических репрессий. Чем завершилась работа по этому заявлению и будет ли суд, — мне неизвестно. Известно другое. Опубликованные газетные материалы о ходе расследования дела Каплан, с моей точки зрения, не дали убедительных доказательств ее вины в покушении на Ленина 30 августа 1918 г. Тогда же «Московский комсомолец» предложил версию захоронения останков Каплан не в Александровском, а в Тайнинском саду.

Среди тех, кто мог, кроме Каплан, стрелять в вождя, ныне называют Л. Коноплеву, З. Легонькую, А. Протопопова, В. Новикова. Согласно брошюре Г. Семенова именно Л. В. Коноплева, член эсеровской боевой группы, предложила в 1918 году «произвести покушение на Ленина» и одно время «мыслила себя исполнительницей». Но данных, подтверждающих это, нет. Есть другие — о ее вступлении в РКП(б) в 1921 г., разоблачении своих бывших коллег по партии в 1922 г., работе в 4-м управлении штаба РККА. В 1937 г. ее арестовали и расстреляли, а в 1960 г. реабилитировали. Она признавалась публично в организации покушения на Ленина, но как исполнительница не обвинялась.

З. И. Легонькая (1896—?), водитель трамвая, большевичка, участвовала в обыске Каплан, видимо, рассказывала об этом. В сентябре 1919 г. по доносу была арестована как «принимавшая участие в покушении на Ленина». Она быстро представила алиби о том, что в день покушения находилась на занятиях в инструкторской коммунистической школе красных командиров. Узнав о покушении на Ленина, побежала вместе с другими курсантами в военкомат Замоскворецкого района, где Дьяконов предложил ей участвовать в обыске Каплан.

Следы А. Протопопова после 6 июля 1918 г. теряются. Ясно, что в августе 1918 г. он не был «высокопоставленным сотрудником ЧК», а скорее всего был арестован или находился «в бегах». Его имя возникло в связи с тем, что, согласно официальному сообщению, 30 августа 1918 г. было «задержано несколько лиц». Одним из них был Протопопов. В. А Новиков в брошюре Семенова называется эсером, помогавшим Каплан осуществить покушение. Во время пристрастного допроса в НКВД в декабре 1937 г. Новиков признался лишь в одном: он показал Каплан Ленина, а сам во двор завода не заходил и ждал «результатов» на улице.

С. В. Журавлев, автор биографического очерка о Г. И. Семенове, пишет, что 7 октября 1937 г. на закрытом заседании военной коллегии Верховного суда СССР, рассматривавшем дело, Семенов сказал правду, назвав себя организатором покушения на Ленина, «перед смертью» он признался. Поэтому, заключает Журавлев, «можно считать окончательно установленным, что убийство Володарского и покушение на Ленина в 1918 году имели место и были подготовлены именно группой эсеров-боевиков во главе с Семеновым». Думаю, что это не окончательный вывод. Семенов писал об этом в брошюре, говорил публично на процессе 1922 года. Он повторил это и в 1937 году, возможно, рассчитывая на то, что поскольку это признание сохранило ему жизнь в 1922 г., то, наверное, сохранит и сейчас. Ведь признался он в этом до вынесении приговора о расстреле.

Более осторожны в своих заключениях С. А. Красильников и К. Н. Морозов, когда говорят не о боевом отряде эсеров Семенова в 1918 г., а о группе рабочих из петроградских дружин и нескольких революционерах-интеллигентах, которые занимались подготовкой террористических актов и проведением экспроприации. Они убеждены, что текст брошюры Семенова был инспирирован властями для успешного завершения процесса, и отметили множество фальсифицированных данных. В комментариях составители сборника документов «Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь — август, 1922 год)» попытались ответить на вопросы о том, существовал ли в реальности отряд Семенова, в какой степени руководство партии эсеров несет ответственность за террористические акты членов этого отряда против советского руководства? Действительно ли Каплан стреляла в Ленина, или это был какой-то другой террорист? Была ли Каплан террористом-одиночкой или выполняла поручение? Ответы на эти вопросы неоднозначны. Авторы комментариев правы, утверждая, что в ходе процесса 1922 года ни Семенову, ни Коноплевой, ни обвинению не удалось доказать факт дачи Гоцем и Донским санкции ЦК ПСР на террористический акт против Ленина. Трудно не согласиться с ними и в том, что в дискуссии о том, стреляла ли Каплан, сложилась патовая ситуация. Веских доказательств и свидетельств в пользу того, что стреляла она — нет. Но она принимала участие в этом покушении в каком-то ином качестве. Наверное, во дворе завода находились и другие боевики, кроме Каплан и Новикова. Оценка трагической фигуры Каплан, по мнению составителей названного сборника, со временем подвергнется такому же пересмотру, как «подверглось пересмотру отношение к недавнему кумиру нашего общества, на которого она подняла руку»[449].

Итак, можно утверждать, что о покушении на Ленина 30 августа 1918 года нам по-прежнему известно немного. Фактами стали выстрелы в него и ранение, неоспоримыми доказательствами — две пули и «браунинг», из которого стреляли. Вопрос о том, кто стрелял, остался на версионном уровне. На таком вариативном уровне находится и определение возможного заказчика преступления.

В ходе следствия в 1918 и 1922 годах искали организаторов преступления среди правых эсеров и представителей Антанты. Доказать связь Каплан с ними не удалось, согласиться с тем, что покушение совершил террорист-одиночка, — трудно. Поэтому ныне отдельные исследователи в качестве рабочей гипотезы выдвинули другую, противоположную первой, версию: покушение стало возможным вследствие «кремлевского заговора», в котором были замешаны председатель ВЦИК Я. М. Свердлов и в какой-то мере Ф. Э. Дзержинский. Наиболее полно эта версия представлена в работах Ю. Г. Фельштинского[450].

Россиянам многие годы внушали идею о монолитности большевистского руководства, хотя репрессии против многих его представителей, особенно в 1930–1940-х годах, сильно поколебали эту веру. В 1960–1980-х гг. ряд политиков и историков выступили с разъяснениями о делении советской истории на «хорошую» при Ленине и «плохую» при Сталине и что монолит большевизма был неколебим при первом вожде. В девяностых годах историки поняли, что поделить историю страны даже оценочно нельзя, она едина. Борьба в стране за власть велась различными группировками всегда: и при большевиках, и сейчас, в постсоветское время.

Политическое основание для кремлевского заговора в конце лета 1918 г. имелось. Положение правящей партии к тому времени становилось критическим: численность РКП(б) уменьшилась до 150 тыс. человек, крестьянские мятежи, рабочие забастовки и военные неудачи свидетельствовали о возможности потери власти. Выборы в местные Советы в июне — августе уменьшили число большевиков в них по сравнению с мартом 1918 г. с 66 % до 44,8 %[451]. Подобная ситуация вызвала у большевистской элиты стремление любыми способами укрепить свое пошатнувшееся положение. Настроение того времени охарактеризовал Троцкий в разговоре с германским послом В. Мирбахом: «Собственно, мы уже мертвы, но еще нет никого, кто мог бы нас похоронить»[452].

О кризисе в большевистской властной структуре лета 1918 г. известно намного меньше, чем о таковом во время подписания Брестского мирного договора, но сам факт убийства Урицкого и покушения на Ленина — в известном смысле свидетельство этого.

Во время заключения Брестского мирного договора с Германией (март 1918 г.) все лидеры большевизма, в том числе и Ленин, исповедовали идею мировой революции. Но для Ленина тогда было важнее сохранить власть большевиков в стране, поэтому ради этого он был готов заключить мир — на унизительных условиях, с оставлением больших территорий, выплатой контрибуций и т. д. В данном случае прагматическое решение взяло верх над идеологией. Среди противников подписания Брестского договора были те, кто мыслил категориями мировой революции (Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский и др.), те, кто полагал, что следует затянуть подписание мира, надеясь тем самым на скорые революции в европейских странах, особенно в Германии (Л. Д. Троцкий и др.). Обстановка была настолько серьезной и критической, что в качестве последнего аргумента в случае отказа от подписания мирного договора Ленин пригрозил собственной отставкой. Справедливости ради отметим, что тогда Ленина поддержал Свердлов, но голосование в ЦК РСДРП(б) он выиграл одним голосом Троцкого.

По наблюдениям Ю. Фельштинского, с конца лета 1918 г. на фоне кризиса советских властных структур и роста недоверия к ним со стороны населения начинает усиливаться влияние Свердлова с одновременным падением авторитета Ленина[453]. Именно в это время большевики начинают ликвидировать оппозицию: в июне — запрет на участие в работе Советов меньшевикам и правым эсерам, в июле — разгром и изгнание с правящих должностей левых эсеров. В стране стала устанавливаться однопартийная система. Тогда же активно стала подвергаться критике позиция Ленина на сохранение перемирия с Германией. Достаточно вспомнить убийство германского посла В. Мирбаха (июль 1918 г.) в Москве и растущие антигерманские настроения. Ранение Ленина на какое-то время отстраняло его от власти и поставило перед ним вопрос о почетном уходе из жизни смертью Марата.

К лету 1918 г. в руках Свердлова была вся партийная и советская власть. Он был председателем ВЦИК и секретарем ЦК РКП(б), именно он рекомендовал и утверждал ведущие партийно-советские кадры и относился, по характеристике Троцкого, к тем властным людям, которые всегда знают, чего хотят, и добиваются реализации своих решений. По словам Троцкого, Свердлов пытался придать президиуму ВЦИК политическое значение, и на этой почве у него возникали трения с Совнаркомом и отчасти с Политбюро. Он же отмечал, что в решении политических вопросов Свердлов предпочитал обращаться за советом к Ленину, в решении практических вопросов — Сталину. Это он открывал Учредительное собрание и руководил его разгоном, предлагал при помощи оружия отбирать хлеб у крестьян (май 1918 г.) и был за резкое усиление красного террора, мало чем в этом отношении отличаясь от Ленина. Он занимался и подбором чекистских кадров. Это по его настоянию 19 мая было заслушано сообщение Дзержинского «о необходимости дать в Чрезвычайную комиссию ответственных товарищей, могущих заменить его». И опять-таки Свердлову было поручено поговорить о переходе на работу в ВЧК с Лацисом, Яковлевой и Стуковым[454]. В августе 1918 г. стал вопрос о возвращении Дзержинского на пост председателя ВЧК, с которого он ушел после участия чекистов в левоэсеровском выступлении (начало июля 1918 г.). Дзержинский был вместе с Бухариным при обсуждении мирного договора с Германией, позже вместе со Сталиным против ленинской позиции о Грузии. Вполне вероятно его объединение со Свердловым в перераспределении власти, наметившемся летом 1918 г. Большевистская элита вкусила власти за примерно годичное правление и брала пример со своих лидеров, не стеснявших себя никакими ограничениями, дабы ее не потерять.

О признаках кризиса власти в Москве сообщали тогда и германские дипломаты. После убийства левыми эсерами германского посла в Москве графа Мирбаха его сменил Карл Гельферих. В течение недели придя к заключению о том, что положение большевиков безнадежно, он покинул Россию, посоветовав германскому правительству искать других союзников. Тогда вновь в головах германских генералов возникла идея об интервенции и захвате Петрограда. В Москве осталось генеральное консульство, которое занималось эвакуацией немецких подданных и военнопленных. Возглавлявший консульство Герберт Гаушильд (1880–1928) писал 16 сентября 1918 г. германскому канцлеру о разгуле террора в Советской России и о расколе московского правительства. На панические настроения в Москве в начале августа 1918 г. указывал Альфонс Пакет, оставивший записи о своем пятимесячном пребывании в столице.

Винфрид Баумгарт, посвятивший свои работы исследованию немецкой восточной политики в 1918 г. и отдельно миссии графа Мирбаха, на основе документов германского МИДа написал о переводе в августе 1918 г. «значительных денежных средств» из Советской России в швейцарские банки, о том, что многие большевистские руководители просили тогда для своих семей дипломатические паспорта (14 августа 1918 г.). По его мнению, в июле — августе 1918 г. «воздух Москвы был пропитан покушением как никогда».

Специалисты по истории эсеровского террора в России полагают, что не только кадровый состав, но и сама технология покушения на Ленина с точки зрения предшествующего опыта боевой эсеровской организации не выдерживают критики. Руководители эсеровских боевых организаций с начала XX в. предпочитали пистолетным выстрелам бомбометание в субъект покушения. Они полагали, что осуществить такое покушение в 1918 г. было неизмеримо проще и легче, чем до революции, так как намного снизилась квалификация сыскных и филерских кадров; охраны у Ленина почти не было (он приехал на завод Михельсона только с шофером Гилем), определить машину Ленина было несложно, как и маршрут передвижения. Если бы ЦК ПСР решил осуществить убийство Ленина, то при помощи двух-трех метальщиков бомб это было бы сделано с первой попытки. Но они понимали, что только удачное покушение посеяло бы панику среди правящей большевистской элиты, а сорвавшаяся попытка или ранение Ленина создали бы для большевиков повод для ужесточения карательной политики и ослабления позиции эсеров, что и произошло на самом деле[455]. Если покушение организовали не эсеры, то кто?

Заметим, что из шести известных протоколов допроса Каплан ею подписано только два. Из протоколов явствует, что покушение осуществила она одна, действуя из идейных побуждений: «Существование» Ленина «подрывало веру в социализм». Множество пробелов в ведении следствия в 1918 г., отсутствие конкретных данных о завершении следствия в 1996 г. оставляют надежду на открытый суд по этому делу, где свои сомнения и версии могли бы высказать юристы и историки и было бы принято взвешенное решение по вопросу, до сих пор волнующему общественное мнение.

Пока же ясно одно: в 1918 году происходило распятие символов власти или тех, кто стал знаком национального позора. Таковым многие тогда считали посла Германии в Москве графа Мирбаха.

Германское посольство во главе с графом Вильгельмом фон Мирбахом (1871–1918) прибыло в Москву 23 апреля 1918 г., и сразу же Мирбах стал объектом враждебного отношения к себе со стороны патриотов, не желавших смириться с грабительскими условиями Брестского договора с Германией, изменой союзникам по участию в войне. Он вызвал неприязнь антисоветской и антибольшевистской оппозиции, а также тех представителей правительственных партий (левые эсеры и левые коммунисты), кто активно выступал против заключения сепаратного мира с Германией и был сторонником разжигания всемирной революции пролетариата. Все это вкупе с обшей нестабильной обстановкой в России делало продолжительность дипломатической деятельности графа непредсказуемой.

Действительно, Мирбах пробыл в России недолго: 47-летний граф 6 июля 1918 года подвергся вооруженному нападению, был смертельно ранен и скончался в 3 часа 15 минут того же дня. Убийцы стали известны тогда же: Яков Блюмкин и Николай Андреев, сотрудники ВЧК[456], мотивы террористического акта дискутируются до сих пор. Версий две: Мирбах был убит левыми эсерами с целью спровоцировать войну между Германией и Советской Россией; убийство посла было совершено большевиками с целью разгромить партию левых эсеров и установить однопартийную диктатуру в стране.

Первую версию обосновывала и защищала советская историография. Главными аргументами были ленинские оценки, обвинительное заключение Верховного трибунала при ВЦИК (16 ноября 1918 г.), показания лидеров партии левых эсеров, прежде всего М. А. Спиридоновой, покаяния Блюмкина[457]. Вторую версию представляла зарубежная историография, результаты аргументации которой наиболее полно представлены в работах Ю. Г. Фельштинского[458].

Аргументация каждой из версий основана на различной трактовке выборочных публикаций документов, собранных в «Красной книге ВЧК» (М., 1920. Кн. 1; М., 1989. Кн. 1. Изд. 2-е). Официальные советские документы, воспоминания и левоэсеровские публикации были составлены созданной 7 июля 1918 г. Особой следственной комиссией Совнаркома (нарком юстиции П. И. Стучка, следователь Верховного революционного трибунала при ВЦИК В. Э. Кингисепп и председатель Казанского Совета Я. С. Шейнкман). 19 томов материалов этой комиссии озаглавлены «О мятеже левых эсеров в Москве в 1918 г. и об убийстве германского посла Мирбаха»[459]. Вначале у членов комиссии не было сомнения, что левые эсеры организовали мятеж в Москве и убили германского посла с целью дестабилизации обстановки и захвата власти. Эта следственная комиссия была расформирована 9 сентября 1918 г., так и не завершив своей работы. Оставленные ею материалы не дают оснований для подтверждения той или иной версии, они оставили множество вопросов, на которые и ныне трудно ответить.

Среди этих вопросов множество частных, таких, как выяснение роли в убийстве Мирбаха заместителя Дзержинского по ВЧК с января 1918 г. левого эсера В. А. Александровича. Неясно, почему именно он был столь быстро, в ночь с 7 на 8 июля 1918 г., расстрелян после краткого допроса и беседы с Петерсом? Вместе с ним были расстреляны 12 бойцов из отряда ВЧК, которым командовал Д. И. Попов. Но Александрович был единственным членом ЦК партии эсеров, который был расстрелян и непричастность которого к убийству Мирбаха показывали Дзержинский и Петерс, Спиридонова, Блюмкин и Мстиславский[460]. Остались и многие иные дискуссионные вопросы[461].

Однако осталось неоспоримым: 6 июля 1918 г. было совершено политическое убийство, причем покушавшиеся были убеждены в своей безнаказанности. Блюмкин писал в показаниях: «Меня не покидала все время незыблемая уверенность в том, что так поступить исторически необходимо, что советское правительство не может меня казнить за убийство германского империалиста»[462]. И его действительно не казнили, а амнистировали, и он вновь сделал блестящую чекистскую карьеру[463].

Среди объяснений причин убийства посла есть и такое: Мирбах был убит Блюмкиным, потому что знал о получении Лениным немецких денег[464]. Эта версия не была поддержана исследователями, не было найдено ни одного документа, свидетельствовавшего о причастности Ленина к теракту. Но то, что лидер большевиков лучше всех других использовал создавшуюся ситуацию в политических целях, — неоспоримо.

Обстановка летом 1918 г. была весьма критической для правящей партии. По оценке советника германской миссии в Москве доктора К. Рицдера, она представлялась к 4 июня 1918 г. так: «За последние две недели положение резко обострилось. На нас надвигается голод, его пытаются задушить террором. Большевистский кулак громит всех подряд. Людей спокойно расстреливают сотнями… Не может быть никаких сомнений в том, что материальные ресурсы большевиков на исходе. Запасы горючего для машин иссякают, и даже на латышских солдат, сидящих в грузовиках, больше нельзя полагаться, не говоря уже о рабочих и крестьянах. Большевики страшно нервничают, вероятно, чувствуя приближение конца, и поэтому крысы начинают заблаговременно покидать тонущий корабль»[465].

Убийство Мирбаха произошло в начале работы 5-го Всероссийского съезда Советов. Партийность делегатов съезда — 773 коммуниста и 353 левых эсера — свидетельствовала, по сравнению с предшествовавшими съездами, о падении влияния большевиков. Средневолжские губернии, где полыхала гражданская война, были представлены на съезде 27 большевиками и 33 левыми эсерами. Большевистское руководство понимало, что его спасение — в создании экстремальных условий, в избавлении от всякой оппозиции, в установлении диктатуры как единственной возможности удержания власти. Потому была использована война на Волге с комучевцами и чехословацкими легионерами, потому выстрелы в Мирбаха привели к разгрому партии левых эсеров, единственной тогда легальной организации в политической борьбе за доверие масс[466].

События, происшедшие в Москве 6 июля 1918 г., представляются ныне хорошо кем-то срежиссированным спектаклем. Мирбах был убит не только левым эсером, а советским служащим, занимавшим высокий пост в ВЧК. Однако вскоре второе было забыто, а первое использовалось, и весьма целеустремленно и организованно, для предания одной из правительственных партий остракизму. Вряд ли можно говорить о левоэсеровском мятеже в тот день, скорее это были 24 часа трагического финала партии, решившей бороться за власть с большевиками. Они оборонялись, а не наступали. Они задержали 27 большевиков, в том числе и Дзержинского, и никого не расстреляли. Большевики на следующий же день начали расстрелы. По воспоминаниям Мстиславского, А. И. Рыков, ведший переговоры с фракцией левых эсеров, делегатов 5-го съезда Советов, недвусмысленно их предупредил — все они не народные избранники, а заложники за тех коммунистов, которые арестованы отрядом ВЧК Попова. «И если с ними что-нибудь случится…» Рыков недоговаривал. Но и не надо договаривать: ясно…[467]

Тогда же большевики, дабы оправдать свои действия, назовут случившееся антисоветским мятежом, и это определение на долгие годы прочно войдет в советскую историографию, левые эсеры будут все обвинения в свой адрес отвергать[468]. Они одобряли и признавали свое участие в убийстве Мирбаха, а в антисоветском мятеже — нет. 4 августа 1918 г. в Москве состоялся 1-й Совет партии левых эсеров. Его открытию предшествовало заявление во ВЦИК заключенных на кремлевской гауптвахте левых эсеров Саблина, Измаилович и др.: «Мы, члены партии левых с.-р., арестованные после террористического акта над послом германского империализма, требуем немедленного приведения над нами смертного приговора, который, очевидно, входит в план действий правительственной партии». Арестованные возмущались оскорбительным отношением к ним, находящимся в заключении без предъявления обвинения[469]. Тогда же они подготовили проекты резолюций Совета партии по различным вопросам, в том числе заявили, что «принципиально приемля террор, Совет полагает, что террор может стать оружием борьбы партии лишь в том случае (и с того момента), если бы условия политической обстановки пресекли возможность легальной работы в массах», и решительно протестовали против клеветы о том, что будто бы левые эсеры восстали против советской власти и хотели свергнуть большевиков вооруженным путем[470].

Восторжествовало мнение победителей. Разгром партии левых эсеров, бывших соратников, посмевших стать в оппозицию, был завершен довольно быстро. Вывод о том, что никакого антисоветского восстания левых эсеров тогда не было и не могло быть, а была лишь вооруженная защита отрядом ВЧК членов ЦК партии левых эсеров от возможной расправы за взятие ими на себя ответственности за убийство Мирбаха, только в последнее время стал утверждаться в российской историографии. «Было бы, пожалуй, неверным… обвинять только одну из противоборствующих сторон. И ленинцы, и члены ЦК левых эсеров равным образом оказались не в состоянии разглядеть историческую перспективу, предугадать грядущую за установлением однопартийной системы диктатуру личности, похоронившую и тех, и других», — пишет Я. В. Леонтьев[471].

И. И. Вацетис, командир латышской дивизии, руководивший военным разгромом отряда ВЧК, т. к. гарнизон Москвы заявил о своем нейтралитете, увидев в происходящем лишь межпартийную склоку, оставил несколько вариантов своих воспоминаний о событиях 6–7 июля 1918 г. в Москве[472]. Им вряд ли можно доверять, они излишне политизированны и неточны. В первых вариантах воспоминаний Вацетис хотел преувеличить силы и возможности «мятежников» и оттенить свои заслуги. Это он назвал число противников в 2000 штыков, 8 орудий, 64 пулемета, 4–6 бронемашин. Но когда следственная комиссия стала составлять список лиц отряда ВЧК, которые в тот момент принимали какое-либо участие в защите левоэсеровского руководства, то их оказалось всего 174 человека[473].

В воспоминаниях, написанных по предложению Ворошилова в конце 20-х годов, Вацетис обнаружил в Москве 6–7 июля не только левоэсеровское, но и троцкистское восстание[474], которого, разумеется, не было. Судьба Вацетиса, как и всех остальных действующих лиц, участников конфронтации 6–7 июля 1918 г. в Москве, сложилась трагично. Вацетис за свои действия получил денежное вознаграждение (пакет с деньгами ему вручил Троцкий), стал главкомом фронта, а затем и всеми вооруженными силами республики. Но, наверное, Ленин не мог забыть момент унижения, просьбы помочь ему и по крайней мере дважды в 1918–1919 гг. предлагал Вацетиса расстрелять[475]. Его воспоминания не подтверждают наличия мятежа в Москве 6 июля 1918 г.

Проявления массового террора были в Советской России и до июля 1918 г.[476]. Но только после разгрома партии левых эсеров, принятия Конституции РСФСР (10 июля 1918 г.) в стране стала устанавливаться полновластная диктатура большевиков, быстрыми темпами завершился переход к созданию республики «единого военного лагеря», готового к проведению тотального террора. Жертвами последнего стали, прежде всего, небольшевистские политические партии и организации, все слои населения. С лета 1918 г. из всех властных советских структур была удалена легальная оппозиция, репрессивный беспредел, получив государственную поддержку, перестал сдерживаться.

Левые эсеры с декабря 1917 г. сотрудничали с большевиками. До марта 1918 г. их представители были в правительстве наркомами земледелия (А. Л. Колегаев), юстиции (И. З. Штейнберг), почт и телеграфов (П. П. Прошьян), государственных имуществ (В. А. Карелин), городского и местного самоуправления (В. Е. Трутовский); без портфеля (В. А. Алгасов). После заключения мира с Германией они в знак протеста ушли из правительства и остались во ВЦИКе и советских учреждениях. Они, вместе с большевиками, ответственны за введение внесудебных репрессий, хотя Штейнберг и призывал наказывать только по решению суда. У Дзержинского не было претензий к работе своих заместителей, левых эсеров Александровича и Г. Д. Закса.

И все-таки это была партия, сотрудничавшая с большевиками и оппонирующая их действия. Левые эсеры протестовали против объявления всей партии кадетов «врагами народа» и их ареста (ноябрь 1917 г.). 14 июня 1918 г. левые эсеры голосовали на заседании ВЦИК против предложения об исключении правых эсеров и меньшевиков из Советов[477]. Левые эсеры оставались приверженцами индивидуального, а не массового террора, в этом было их основное программное отличие от большевистской карательной политики.

Руководство левых эсеров понимало, что непопулярность действий большевиков к лету 1918 г. возросла, что возникла возможность стать первой из правящих партий в стране. Решительное сражение должно было состояться в парламентских формах на 5-м Всероссийском съезде Советов, где они резко выступили против создания в деревнях комбедов, реквизиций у крестьян хлеба продотрядами, аграрной и продовольственной политики большевиков[478]. В их поступки в те дни вмешался случай — убийство Мирбаха, которое они приветствовали, полагая его смерть необходимой жертвой во имя разжигания мировой революции. Это была их вторая, доктринальная причина расхождения с Лениным, отражавшая реальную борьбу мнений в Советах[479]. ЦК партии левых эсеров хотел сформировать на съезде новый состав Совнаркома. Незадолго до открытия съезда представители левых эсеров вступили в переговоры на эту тему с левыми коммунистами, также противниками брестских соглашений. По признанию Бухарина (1923 г.), они предложили делегации левых коммунистов (Бухарин, Дзержинский, Пятаков) создать «Правительство мировой гражданской войны и международной республики Советов», в котором не было места Ленину и Троцкому. Бухарин отказался[480]. Ленин мог узнать от него или Дзержинского о планах левых эсеров и противопоставить ему свой замысел их разгрома. Он был беспощаден ко всем претендентам на его власть, и потому после июля 1918 г. левые эсеры, по сути, были лишены права быть на советской работе[481].

Ревтрибунал по «делу левых эсеров» начал слушание 27 ноября 1918 г. Из обвиняемых были лишь Спиридонова и Ю. В. Саблин. Они заявили, что недопустимо, когда одна политическая партия судит другую, что это прерогатива Интернационала, и отказались участвовать в процессе. Их приговорили к годичному тюремному заключению и через день амнистировали[482]. Попытки Спиридоновой и ее сподвижников реанимировать жизнь партии успеха не имели[483].

Троцкий справедливо писал о монопольном положении большевистской партии и в первый год советской власти. Но был не прав, пытаясь обелить запрет оппозиционных партий обстоятельствами гражданской войны или тем, что оппозицию заменили фракции и группировки внутри самой РКП(б)[484]. Преследование небольшевистских партий продолжалось и после окончания гражданской войны, а фракции внутри РКП(б) до их закрытия на X съезде партии (март 1921 г.) спорили лишь о методах строительства государства диктатуры пролетариата и не ставили под сомнение саму возможность его существования.

Ленин не раз называл партию кадетов главной партией российской контрреволюции[485]. Но с особой беспощадностью он, а затем Сталин преследовали социалистические партии меньшевиков и эсеров, видя в них враждебных большевикам конкурентов в борьбе за власть и влияние на население[486]. В советской историографии длительное время их именовали соглашателями и противниками «научного социализма». Действительно, они были непоследовательны и нерешительны в июле — октябре 1917 г., когда имели реальную власть, но предпочли большевиков генералу Л. Г. Корнилову, стремящемуся стабилизировать ситуацию в стране. Будучи у власти, они повесили над Зимним красный флаг и широко использовали в пропагандистских целях определение «враг народа» для того, чтобы заклеймить буржуазию, различные «контрреволюционные» заговоры. Все это взяли на вооружение большевики, как и эсеровскую аграрную программу, чтобы взять власть. В силу амбициозной нерешительности меньшевики и эсеры не настояли на II Всероссийском съезде Советов на создании многопартийного правительства и не смогли воссоединить разрушенное до того социалистическое движение в России. Меньшевики и эсеры (за исключением левых) покинули съезд, и разрыв с большевиками вскоре превратился в вооруженную конфронтацию[487].

Политика большевистского руководства в годы гражданской войны по отношению к меньшевикам и эсерам после военного разгрома сторонников эсеровских правительств в 1918 г. состояла в разрешении легальной работы тем из них, кто признал законность деятельности Советов. Ленин вуалировал действительность, когда писал, что «по отношению к мелкобуржуазной демократии наш лозунг был соглашение, но нас заставили применить террор»[488]. Тактика террора была для него на первом месте, а соглашение касалось только тех, кто с ним соглашался или занимал нейтральную позицию по отношению к любым действиям большевиков. Одним из первых актов Дзержинского стал подписанный им ордер 18 декабря 1917 г. об аресте лидеров эсеровской и меньшевистской партии В. М. Чернова, Ф. И. Дана, М. И. Скобелева, А. Р. Гоца и других и предании их суду революционного трибунала[489]. Подобные действия большевистских властей проявились повсеместно и особо усилились после решения ВЦИК об изгнании эсеров и меньшевиков из состава Советов (14 июня 1918 г.). Можно утверждать, что с этого времени началась систематическая ликвидация социалистических (небольшевистских) партий в России.

Эсеров арестовывали по подозрению в подготовке мятежей, меньшевиков — за «антисоветскую пропаганду». И тех и других часто заключали в концлагеря только за принадлежность к партии. Характерна в этом отношении судьба правых эсеров, собравшихся 5 декабря 1918 г. в Уфе (В. К. Вольский, Н. В. Святицкий, Н. А. Шмелев и др.). Бывшие активные деятели самарского Комуча заявили о прекращении вооруженной борьбы с большевиками. Деятельность этой группы была легализована, и осенью 1919 г. она превратилась в партию меньшинства эсеров (МПСР) с организациями в 25 губернских и 41 уездном центре страны. Бывший председатель самарского Комуча Вольский, выступая в июне 1919 г. на заседании IX Совета партии правых эсеров, оправдывал позицию раскола партии тем, что силы демократии «потерпели поражение со стороны двух диктатур. Очевидно, в процессах революции рождаются силы диктатур, но не уравновешенного народовластия»[490]. Вольский выступал на VII и VIII съездах Советов и говорил, что его партия, оказавшись меж двух диктатур, избрала большевиков, а не Колчака. Его не спасло от чекистского досье ни то, что он был депутатом Учредительного собрания, ни то, что он был делегатом всероссийских съездов Советов, ни его публичные заверения в лояльности правящей партии. 6 февраля 1922 г. в агентурном донесении ВЧК «обосновывался его арест тем, что будто бы во время выступления матросов в Кронштадте он их поддержал, а также „сочинил“ манифест Антонову, желая дать ему и его движению идейную основу». Доказательства не приводились, но 27 февраля 1922 г. Вольский был арестован, его допрашивала Вера Брауде и решила его этапировать в Уфу и Тамбов. Расследовать там его деятельность, а затем возвратить в ГПУ. Более никакой политической деятельностью Вольский не занимался[491]. Участь руководителей партии эсеров и меньшевиков была схожей. Их судили или высылали, физически ликвидировали[492]. Дожили до своей естественной смерти только те, кто уехал, оставшиеся почти все погибли[493].

В годы гражданской войны партии эсеров и меньшевиков раскалывались: одни вступали с большевиками в сотрудничество, другие оставались непримиримой оппозицией, третьи — отходили от политической деятельности. Отдельные группы и тех и других действовали легально, были и нелегалы. К концу гражданской войны многие из них вступили в РКП(б)[494].

Большевики и меньшевики называли себя марксистскими партиями. Апология террора сближала большевиков более с эсерами, нежели с меньшевиками. В июне 1919 г. Мартов обнародовал меньшевистскую программу «Что делать?». В ней предполагалось реорганизовать работу революционных трибуналов на основе выборности судей, установить подсудность всех должностных лиц за нарушение законов, отказаться от террора «как системы управления, отменить смертную казнь, внесудебные расправы, предоставить нациям самоопределение, а казачьим областям самоуправление, дабы прекратить гражданскую войну»[495]. Эти призывы меньшевиков большевистским руководством не воспринимались. В конце марта — начале апреля меньшевики Н. Суханов, Н. Череванин и другие обратились в Совнарком и ВЦИК c протестом против их ареста, обысков, перлюстрации писем, закрытия газеты «Всегда вперед». Они ссылались на то, что их партия легализована, что нет фактов их участия в забастовочном движении рабочих. На записке секретаря ЦК РКБ(б) Н. Крестинского Ленин написал: «Меньшевики подличают, и им надо за это сугубо набить морду»[496].

Ленин и его соратники в годы гражданской войны пропагандировали «антисоветскую» сущность меньшевиков и правых эсеров. Они могли на время, из тактических соображений, легализовать их деятельность, поддержать отколовшиеся от них группы, но о соблюдении законов и постановлений не могло быть и речи в годы диктаторского правления. Их не могли убедить ни плодотворная работа представителей этих партий в советах и советских учреждениях[497], ни преследование и расстрелы меньшевиков и эсеров белыми генералами[498].

Учредительное собрание с его эсеро-меньшевистским большинством поддержало декреты советской власти о мире и земле. Документально невозможно доказать их антисоветскую деятельность в последующие годы. Они были против внутренней политики большевистского режима. Отсюда возникновение лозунга «За Советы без коммунистов». Большевики отождествляли свою деятельность с советами и выступления против них квалифицировали антисоветскими, что не соответствовало действительности. Это была фальсификация просоветских резолюций эсеров и меньшевиков, которая использовалась правящей партией для обоснования преследования социалистов[499]. Последние протестовали и защищались как могли, особенно эсеры. Они не могли смириться с большевистскими реалиями. Поэтому на конференции (сентябрь 1920 г.) приняли решение о том, что «с современным режимом партия с.-р. будет бороться как с самой уродливой фальсификацией социализма, как с азиатски-деспотическим, проеденным насквозь бюрократическим и плохо замаскированным демагогией — государственным коммунизмом»[500]. В 1922 г. у арестованного правого эсера, члена группы «Народ», сотрудничавшей с большевиками, Н. В. Святицкого были изъяты написанные им рукописи по истории этой группы. В них, в частности, говорилось, что эсеры из этой группы помогали Красной Армии в борьбе с Колчаком и Деникиным. Но ВЧК расправилась с группой «Народ». И хотя Каменев и Рыков поддержали легализацию этой группы, фактически репрессии против ее членов не прекращались[501].

Тактика большевиков по отношению к анархическим группам мало чем отличалась от осуществляемой к эсерам и меньшевикам. Они использовали их как разрушительную силу в начале переворота и захвата власти, а затем систематически подвергали ликвидации: в апреле 1918 г. в Москве, после взрыва в помещении МК РКП(б) 25 сентября 1919 г. в Леонтьевском переулке. По данным переписи 1922 г., в РКП(б) вступили 633 бывших анархиста[502]. Для многих из них жизнь закончилась в ГУЛАГе.

С кадетами большевики не заигрывали. Они их физически уничтожали, используя версии о заговорах, их антибольшевистские (антисоветские) признания на допросах. Созданные руководителями партии народной свободы организации «Национальный центр», «Союз возрождения» и другие были признаны в 1919 г. контрреволюционными и разгромлены[503]. Ныне выяснилось, что члены этих организаций представляли в 1919 г. альтернативную большевикам программу экономического и политического возрождения России. По предложению руководителей «Национального центра» профессора-экономисты Л. Б. Кафенгауз и Я. М. Букшпан разработали программу восстановления в России частнокапиталистических отношений и свободного рынка[504]. Но альтернативные планы большевикам не были нужны. В них они видели посягательство на их прерогативу диктовать стране и людям свою линию поведения и будущего устройства России.

Начало 20-х годов и введение нэпа усилило наступление большевиков на социалистические партии. Это было связано с утверждением однопартийной системы в стране, с ликвидацией политических соперников. Избавление от претендентов на власть происходило методом политической дискредитации противника (газетные разоблачения, открытый судебный процесс летом 1922 г. над лидерами партии правых эсеров), увеличением репрессивного подавления. 20 января 1921 г. ВЧК запрашивала московских чекистов: «…срочно сообщите цифрой, какое количество проверенных осведомителей имеете по меньшевикам, правым партиям, духовенству, религиозным сектам и анархистам»[505]. Проблема информации о внутренней жизни оппозиции особо интересовала чекистов и большевистское руководство. 11 июня 1922 г. Менжинский и Самсонов направили специальную телеграмму во все губЧК, предлагая под расписку о неразглашении ознакомить с ней секретарей губкомов РКП(б). Эта телеграмма настолько характерна для методов работы ВЧК той поры, что заслуживает публикации. В ней говорилось, что губЧК «как орган политической борьбы с буржуазными и социалистическими антисоветскими партиями должны опираться в своей повседневной борьбе на секретное осведомление. Несмотря на это, ряд губЧК занимаются мелочной оперативной работой, случайными мелочными ликвидациями тех или иных контрреволюционеров, оставляя в стороне гущу контрреволюции, т. е. партии и группы. Некоторые губЧК, не понимая основных задач и не имея секретного осведомления, очень часто не видят преступной работы наших врагов эсеров, меньшевиков, анархистов и белогвардейцев, которые у них на глазах подрывают устои советской власти, и совершенно неожиданно для себя такие губЧК вдруг оказываются перед лицом открытых восстаний, бунтов и мятежей. Такие случаи были с Тамбовской, Саратовской, Петроградской, Пензенской и другими губЧК. Все эти неожиданности объясняются единственно неумелой и небрежной постановкой секретно-осведомительной работы губЧК. ГубЧК должны помнить и не забывать того, что основной ее работой является политическая борьба с антисоветскими партиями через секретно-осведомительный аппарат и что, при отсутствии такового, отсутствует и губЧК как политорган данной губернии. В целях пресечения этого основного зла в работе губЧК ВЧК под личную ответственность предгубЧК и завсекретотделами предлагает: 1) В трехдневный срок со дня получения сего выработать конкретный план вербовки и насаждения секретного осведомления в недрах политпартий; 2) Не считаясь ни с какими склоками и условностями, перегруппировать сотрудников губЧК по работе таким образом, чтобы они приносили максимум пользы секретной работе губЧК по политпартиям; 3) Вербовка, насаждение и руководство осведомлением должно производиться под личным руководством предгубЧК, завсекретотделом и уполномоченного по политпартиям; 4) Осведомление по политпартиям должно вербоваться из рядов тех же партий, а не из числа беспартийных и коммунистов, кои могут быть только подсобниками и попутными осведомителями, а не осведомителями основными; 5) Никоим образом не стремиться к количеству осведомления, а к его качеству. Достаточно иметь два-три толковых осведомителя по той или иной партии, чтобы контролировать их действия; 6) Ни один осведомитель не может быть принят кем бы то ни было из сотрудников губЧК без санкции председателя ЧК и завсекретотделом;… 8) Все данные осведомления должны тщательно проверяться и подтверждаться при возможности теми или иными данными о нем немедленно… 9) Более или менее серьезные дела по политпартиям, основанные на данных крепкого осведомления, не могут ликвидироваться без санкции СО ВЧК, за исключением случаев, не требующих отлагательств; 10) Все губЧК в трехмесячный срок по выбранной в трехдневный срок программе должны закончить организацию по обзаведению у себя секретного осведомления по политпартиям согласно настоящему циркуляру; 11) Все предгубЧК и завсекретотделами, не успевшие в трехмесячный срок обзавестись секретным осведомлением, будут считаться бездеятельными; 12) По истечении шестинедельного срока губЧК должны прислать первый доклад на имя СО ВЧК о проделанной ими работе, второй доклад должен быть представлен не позднее 20 сентября сего года под ответственность предгубЧК»[506].

Политический сыск в 1921 г. развернулся во всю мощь. ВЧК готовил судебные процессы над социалистическими партиями, требуя от своих сотрудников компромата на эсеров и меньшевиков. Осенью 1921 г. Ленину отправлялись перлюстрации писем Мартова и других лидеров оппозиционных партий. Приказ ВЧК 27 октября 1921 г. (№ 357) предписывал сотрудникам быть в курсе работы всех «противосоветских группировок», знать методы их деятельности, предлагать способы борьбы с ними[507]. ЦК партии меньшевиков в открытом письме во ВЦИК (8 декабря 1921 г.) протестовал против «недопустимых и небывалых репрессий», когда без суда и следствия, только за членство в партии люди томятся в казематах и ссылаются с дальнейшим «заключением под стражу». В письме отмечался массовый характер незаконных действий властей[508].

В 1922 г. активизировались репрессивные санкции властей против эсеров и меньшевиков. В резолюции Всероссийской конференции РКП (б) 4–7 августа 1922 г. ставился вопрос о репрессиях не только по отношению к членам социалистических партий, но и тех, кто пропагандировал «контрреволюцию в науке». Приказом ГПУ 19 декабря 1922 г. регистрации в его местных учреждениях подлежали члены «антисоветских партий»: эсеры, меньшевики и анархисты[509]. В периодике шла целенаправленная кампания, направленная на дискредитацию деятельности этих партий, инсинуирующая их связь с любыми антибольшевистскими акциями в России и за ее пределами. Одновременно начали на местах собираться конференции эсеровских и меньшевистских организаций, заявляющих о самороспуске. 18 марта 1923 г. собравшиеся в Москве делегаты-эсеры из 50 городов страны «признали партию с.-р. ликвидированной». Тогда же происходили и самороспуски меньшевистских организаций, изоляция их лидеров[510].

В борьбе за идеологическую монополию руководство РКП(б) беспощадно расправлялось и с религиозными конфессиями, существовавшими в России, прежде всего с самой мощной из них — православной церковью. Декретом Совнаркома 2 февраля 1918 г. церковь была отделена от государства, лишалась собственности и права ее приобретать. Духовенство протестовало, особенно против атеистических действий властей, террора по отношению к священнослужителям. 26 октября 1918 г. патриарх Тихон обратился с призывом к Совнаркому прекратить гражданскую войну[511]. Воззвание последствий не имело. До 1922 г. в Советской России было закрыто более 600 монастырей. Общее число жертв среди духовенства и мирян, стоявших вне гражданской войны, с октября 1917 по конец 1921 г. превысило 10 тыс. человек. Сюда не входят те священники, которые погибли, находясь в рядах белого движения.

Репрессии против духовенства не ослабли и после того, как Тихон опубликовал 25 сентября 1919 г. послание «О прекращении духовенством борьбы с большевиками». Это было, по существу, одностороннее прекращение гражданской войны. Большевики ее продолжали[512].

В 1921 г. началась кампания по изъятию церковных ценностей под предлогом помощи голодающим Поволжья. Добровольные пожертвования священнослужителей не устроили тех, кто рассчитывал на все церковные богатства и их бесконтрольное использование. Протесты верующих приводили к кровавым расправам. Так произошло в Новгороде, где «революционная» толпа, науськанная атеистами, просто оторвала епископу голову, ворвавшись в храм во время богослужения; в Шуе, где красноармейцами было убито 4 и ранено 10 верующих. И все это делалось ради того, по словам Ленина, чтобы «взять в свои руки фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей», воспользовавшись голодом[513].

В 1922–1923 гг. было 1414 столкновений властей с верующими по поводу ограбления религиозных храмов, в результате чего погибли 2691 священник, 1692 монаха и 3447 монахинь. В ряде городов состоялись показательные судебные процессы над священнослужителями: в Петрограде более 80 обвиняемых — 4 смертных приговора, в том числе митрополиту Вениамину; в Москве — 54 обвиняемых — 11 казнено[514].

В 1923 г. был арестован патриарх Тихон. Тогда же 6-й секретный отдел ГПУ, возглавляемый Е. Тучковым, провел с так называемыми «обновленцами» (протоиереи А. Введенский, В. Красницкий и др.) раскол церкви, выделив из нее послушных властям служителей. Гонениям подверглось не только православие, но и мусульманство, иудаизм, буддизм и др. В первые же годы советской власти начали подвергаться разгрому мечети, кирхи, синагоги, молельные дома баптистов и др. Трагедия всех религиозных конфессий в России продолжалась и в последующие годы[515].

Одновременно, с 1918 г., стали преследоваться национальные движения, объявляемые властями сепаратистскими[516]. Политика интернациональной ассимиляции вскоре превратилась правящей элитой в русификацию многонационального населения страны, а правящая партия — в национал-большевистскую[517].

По данным советских историков, с 1913 по 1920 г. численность рабочего класса в стране сократилась более чем вдвое: с 2 млн. 591 тыс. человек до 1 млн. 185 тыс. человек[518]. Большевистское руководство представляло себя истинным защитником и выразителем интересов рабочего класса. Оно надеялось на «революционную сознательность» пролетариата, учитывая неприязнь передового класса к «буржуям», антисемитизм и антиинтеллектуализм («спецеедство»). Советское государство не было рабочим, учитывая незначительный удельный вес пролетариев в органах управления, в Красной Армии: в 1920 г. — 77,4 % крестьян, 14,9 % рабочих, 7 % служащих и учащихся и др.[519]. Более того, жесткая государственная структура не щадила рабочих, пытавшихся бороться за свои права, как-то ограничить власть режима, выступающего от его имени.

В июне 1918 г. в Москве и Петрограде происходили рабочие митинги, на которых большевистское руководство обвинялось в ухудшении положения пролетариата. Это выразилось в отказе участвовать в выборах местных Советов или в выдвижении в них меньшевиков и эсеров. Тогда ЧК провела серию арестов рабочих, одновременно ВЦИК принял решение о недопуске социалистов в Советы. Тогда Петроградское бюро совета уполномоченных решило созвать всероссийскую рабочую конференцию. Вскоре Совет уполномоченных был властями распущен. Аресты рабочих и социалистов вылились в призыв 22 июня рабочих Обуховского завода к вооруженному выступлению. К ним согласились присоединиться матросы минной дивизии, расквартированной неподалеку. Однако введение отрядов кронштадтских матросов в район готовящегося выступления предотвратило его[520].

Провозглашение большевиками классового государства рабочих и крестьян не исключало репрессий против последних, если они в чем-либо посягали на властные функции правящей партии. 6–21 июля 1918 г. советская власть была свергнута в Ярославле. Город оборонялся от многих большевистских отрядов 16 дней: советские историки квалифицировали выступление ярославцев белогвардейским, подчеркивая руководство их действиями «Союзом защиты родины и свободы», организацией Б. В. Савинкова. Они отмечали, что в Ярославле было расстреляно несколько комиссаров и узники, пытавшиеся бежать с «баржи смерти»[521]. Расправа над побежденными в Ярославле была не менее устрашающей. По представлению ЧК было расстреляно 350 человек. По данным лейтенанта Балка, председателя комиссии по делам немецких военнопленных в Ярославской губернии, сразу же были расстреляны 429 человек, а всего с марта по ноябрь 1918 г. им была составлена картотека на 50 247 человек, расстрелянных органами советской власти в этой губернии[522]. Подобное повторилось после прихода красных в Ижевск 11 ноября 1918 г., когда в течение дня было расстреляно около 800 человек, многие из которых были рабочие, чьи родственники ушли с народной армией Комуча к Колчаку[523].

С. П. Мельгунов назвал цифру в 4 тыс. рабочих, расстрелянных чекистами и красноармейцами в марте 1919 г. при подавлении забастовки в Астрахани. Он понимал, что возможны преувеличения, когда писал: «Допустим, что легко можно подвергнуть критике сообщение хотя бы с.-р. печати о том, что во время астраханской бойни 1919 года погибло до 4000 рабочих. Кто может дать точную цифру?.. Пусть даже она уменьшится вдвое. Но неужели от этого изменится хоть на йоту самая сущность?»[524] Сущность была ясна — террор против рабочих, озабоченных своим тяжелым экономическим положением.

10 апреля 1919 г. в письме Ленину из Тулы представители советской власти сообщали о рабочей забастовке, вызванной нехваткой продовольствия, антисанитарными условиями труда, а главное — эсеро-меньшевистской агитацией. Выход из обстановки предлагался простой — усилить репрессии против эсеров и меньшевиков, недовольных рабочих[525]. Антирабочая практика вызвала к концу гражданской войны появление «рабочей оппозиции» в РКП(б)[526]. Власти не доверяли никому, полагая, что «присматривать» нужно за всеми. 30 апреля 1921 г. Менжинский и Самсонов телеграфировали во все губЧК о том, что следует «принять меры к насаждению осведомления на фабриках, заводах, центрах губернии, совхозах, кооперативах, лесозаготовительных отрядах, деревне. К работе о постановке осведомления отнестись возможно внимательней, соблюдая все принципы конспирации». Для формирования корпуса осведомителей предполагалось использовать демобилизованных чекистов и красноармейцев, служивших во внутренних войсках[527]. Так проводился в жизнь тотальный политический сыск, обосновывая нужность тотального террора, невзирая на классовое происхождение…

Абсолютное большинство рабочих не повысило свой социальный статус, хотя большевистские лозунги проповедовали элитность пролетариата. Карательная политика государства диктатуры пролетариата не исключала рабочих из числа подозреваемых и репрессируемых. Рабочие отвечали забастовками или формированием Ижевской дивизии, воевавшей под Красным знаменем на стороне Колчака. Более мощное сопротивление большевистскому режиму оказало крестьянство.

В экономически многоукладной России различные социальные группы крестьянства неадекватно реагировали на действия и программы белых и красных. Декрет о земле, принятый II съездом Советов, даровал крестьянам право работать на земле, но не распоряжаться ею. Потому линия фронта между губерниями России, вставшими на сторону или красных, или белых, часто совпадала с районами проживания бывших помещичьих крестьян (за красных, не хотели возвращения помещиков) и государственных крестьян (за белых, у них право работать на земле уже было).

Российская Вандея в принципе имела общие корни с французской конца XVIII столетия: крестьяне восставали против революции, которая будто бы и делалась ради них, доведенные ее лидерами до крайнего унижения и обнищания. Крестьяне финансировали гражданскую войну не только непомерными поборами, продовольствием и промышленным сырьем, но и своими сыновьями, составлявшими большинство красных и белых солдат. Выступления часто безоружных крестьян против произвола властей — это проявления народного сопротивления военно-коммунистическому режиму. Они жестоко подавлялись. Так же, как и всякие попытки крестьян распоряжаться результатами своего труда.

Данные о числе крестьянских выступлений в 1918 г. на территории Советской России противоречивы. Многие исходят из данных НКВД о том, что в 1918 г. было 285 крестьянских выступлений, а всего за время гражданской войны — более 400[528]. На самом деле их было значительно больше[529]. Среди основных причин, вызвавших антиправительственные крестьянские выступления, были насильственное ограбление крестьян, жестокие репрессивные меры властей по отношению к ним[530]. Значение крестьянских выступлений тогда же определил Ленин: «Кулацкие элементы… составляли из себя главную и самую серьезную опору контрреволюционного движения в России»[531]. Квалифицировав их как «контрреволюционные», Ленин дал право их беспощадного подавления силой.

Крестьянская война с большевистским режимом была существенной частью гражданской войны. Жестокость по отношению к крестьянам превращалась в подобную же по отношению к властям и часто превосходила организованный «правительственный» террор. Это был российский бунт, жестокий и беспощадный[532]. В подавлении, разгроме сотен тысяч представителей многонационального населения России, не принявших большевистского режима, участвовали части регулярной Красной Армии, особенно ее преторианцы, национальные соединения, лучшие полководцы той поры — M. Н. Тухачевский, И. П. Уборевич, В. И. Шорин и другие. Это было движение, по определению Ленина, более опасное для советской власти, чем Деникин, Юденич и Колчак, вместе взятые[533]. Крестьянское возмущение было настолько сильным, что отмена продразверстки в ходе нэпа не сняла напряжения. Вплоть до конца 1922 г. 36 губерний страны находились на военном положении, в 1923 г. в некоторых районах выступления крестьян против действий властей продолжались[534].

Количество жертв, погибших и растерзанных в ходе схваток плохо вооруженных крестьян с обученными воинскими частями, неисчислимо. В марте 1919 г. в нескольких смежных уездах Самарской и Симбирской губерний вспыхнула «чапанная» война. Она продолжалась несколько недель. Учитывая ее совпадение с началом наступления армии Колчака, командующий Восточным фронтом М. В. Фрунзе бросил на подавление одетых в чапаны крестьян два полка. По различным донесениям, в «войне» участвовало 100–150 тысяч средневолжских крестьян, было убито не менее тысячи крестьян и расстреляно более 600 «главарей»[535].

Множество крестьянских выступлений не учтено в документах, хотя их массовость и есть свидетельство народного сопротивления режиму[536]. Наиболее крупные вспыхнули в 1920 году, когда белые армии были разгромлены, угроза возвращения помещиков исчезла, а разорительные повинности, накладываемые на крестьян режимом, увеличились.

В феврале — начале марта 1920 г. в ряде уездов Уфимской, Казанской и Самарской губерний вспыхнуло крестьянское «вилочное» восстание. Общее число восставших доходило до 400 тысяч человек. Против крестьян были брошены воинские части Запасной армии республики[537]. Восстание было подавлено с присущей в таких случаях жестокостью. Деревни расстреливались артиллерией, в приказах по армии отмечались случаи мародерства и издевательств над «пленными» крестьянами[538]. Крестьяне также не церемонились с попавшими к ним продотрядниками и бойцами-интернационалистами. По официальной справке, составленной командованием Запасной армии, в ходе подавления восстания было взято в плен 3235 «мятежников», из них 1683 — дезертиры. Кроме того, в селах отобрано 209 винтовок, 57 охотничьих ружей, пулемет, шашки, пики. Потери повстанцев — 637 человек, отрядов Запасной армии — 79 бойцов. Цифры погибших явно занижены, особенно жертв мирного деревенского населения[539].

В 1920 г. крестьянская война охватила практически всю Россию, как свидетельство неприятия военно-коммунистического режима. Ее размах в различных районах страны был неодинаков. Наиболее крупными были выступления крестьян в Западной Сибири и Тамбовской губернии.

Пик выступления западносибирских крестьян пришелся на январь 1921 г. Он захватил Тобольск, Кокчетав, Петропавловск. Численность восставших — несколько сот тысяч человек. Подавление восстания было возложено на полномочную тройку: председателя Сибревкома И. Н. Смирнова, помощника Главкома вооруженных сил республики В. И. Шорина и председателя Сибирской ЧК И. П. Павлуновского. В их распоряжение было передано несколько кадровых красноармейских дивизий. «Усмирение» крестьян продолжалось вплоть до июля 1921 г. Погибло не менее 2 тыс. красноармейцев, 5 тыс. партийно-советских работников[540]. Число погибших крестьян исчислялось десятками тысяч. Они требовали отмены продразверстки и установления «истинного народовластия».

С не меньшей жестокостью было подавлено и крестьянское выступление в Тамбовской губернии, начавшееся в августе 1920 г. и продолжавшееся почти год. Организующим ядром этого выступления был «Союз трудового крестьянства» (СТК), представивший программные требования восставших. Среди них — задача «свержения власти коммунистов-большевиков, доведших страну до нищеты, гибели и позора», ликвидация деления властями граждан на классы, немедленное прекращение гражданской войны. К своим политическим противникам СТК был также беспощаден. В сводке губЧК говорилось: «…По отношению же к семьям коммунистов и трудовых артелей… применяются самые репрессивные меры, а также к лицам, заподозренным в хранении оружия. Плеть гуляет вовсю. Избивают до полусмерти»[541].

В восстании участвовали десятки тысяч крестьян. Против них были использованы красноармейские части (в мае 1921 г.: до 38 тыс. штыков, 10 тыс. сабель, 500 пулеметов, 63 орудия, авиация, бронепоезда и броневики). Подавление мятежников осуществлял штаб: командующий — M. Н. Тухачевский, зам. — И. П. Уборевич, начальник штаба — H. Е. Какурин. Позже Тухачевский поделился опытом такой войны: «В районах прочно вкоренившегося восстания приходится вести не бои и операции, а, пожалуй, целую войну, которая должна закончиться полной оккупацией восставшего района, насадить в нем разрушенные органы советской власти и ликвидировать самую возможность формирования населением бандитских отрядов. Словом, борьбу приходится вести в основном не с бандами, а со всем местным населением»[542]. Для Тухачевского это была война с населением собственной страны. А на войне как на войне… 12 июня 1921 г. в подписанном Тухачевским оперативно-секретном приказе говорилось: «Остатки разбитых банд, сбежавшие из деревень, где восстановлена советская власть, собираются в лесах… Для немедленной очистки этих лесов приказываю: леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, чтобы облако распространилось по всему лесу, уничтожая все, что там пряталось…»[543] Опубликованные цифры потерь: погибло более 2 тысяч партийно-советских работников, 11 тыс. крестьян, — вряд ли могут быть приняты как достаточно полные. Жертв было намного больше.

«Малая» гражданская война, как называли позже историки борьбу властей с крестьянскими восстаниями, не завершилась разгромом «антоновщины» и других масштабных выражений недовольства сельского населения. Продолжающийся, например, в Поволжье «политический бандитизм» (как называли власти проявление крестьянского возмущения) вызывал повышенную активность карательных организаций вплоть до 1924 г. В ходе войны с крестьянами власти поняли значимость таких репрессивных мер, как разорение хозяйства повстанца, арест членов его семьи и т. д. Сводки ВЧК из различных районов страны свидетельствовали о непрекращающемся противостоянии властей и крестьянства по вопросам о владении землей и производимыми продуктами питания. Крестьяне сопротивлялись произволу властей, которые были беспощадны к любой форме сопротивления[544].

В 1920 г. население Советской России составляло 131,5 млн. человек, из них 110,8 млн. проживало в деревне. Потому столь большую тревогу большевистского руководства вызывала крестьянская война[545]. Одним из отражений нежелания крестьян служить красным и белым было дезертирство, вызвавшее создание отрядов «зеленых», не хотевших воевать ни за тех, ни за других[546].

Тотальный террор в стране опирался на произвол и беззаконие. Его жертвами были отдельные люди, классы, сословия, народы. Именно тогда появилось слово «расказачивание», связанное с попыткой ликвидировать одно из привилегированных крестьянских сословий России.

Политическое решение о репрессивных мерах по отношению к казачеству приняло Оргбюро ЦК РКП(б) 24 января 1919 г. В результате этого решения в губкомы было направлено циркулярное письмо, в котором обосновывалась необходимость «самой беспощадной борьбы со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления». Предлагалось: «1). Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью. К среднему казачеству применить все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против советской власти». Предлагалось также конфисковать у казаков хлеб, уравнять «иногородних» переселенцев в правах с казаками в земельном и других отношениях, во всех станицах поставить вооруженные отряды[547]. Это постановление было направлено только против 3,5 млн. донских казаков. Погромы станиц, расстрелы и грабежи вызвали быстрое и мощное восстание на Дону. 16 марта 1919 г. ЦК РКП(б) выполнение своего решения приостановил[548]. Число погибших казаков после двух месяцев красного террора исчислялось тысячами, в памяти поколений осталось нанесенное моральное оскорбление.

Сословием являлась и интеллигенция, чьи отношения с властями тогда складывались весьма своеобразно. Интеллигенция не была однородной группой, потому было различным и восприятие отдельными ее представителями большевистских программ[549]. Многие крупные инженеры были привлечены к работе во властных хозяйственных структурах, но стремление подчинить действия интеллектуалов решению политических задач вызвало сопротивление части из них.

В работах Ленина слово «интеллигенция» упоминается, как правило, в отрицательном контексте. Он противопоставлял «хнычущую интеллигенцию» и всегда правого «твердокаменного пролетария»[550]. Ленин и его сторонники создавали тоталитарный режим, где не было места оппозиции властям в лице представителей интеллигенции или кого-либо другого. Они уже в годы гражданской войны стали создавать свою партийную интеллигенцию, организуя для ее подготовки многочисленные партийные школы, коммунистические университеты (1919 г.), институт красной профессуры (1921 г.) и др.

Многие представители интеллигенции выражали тогда свое возмущение отношением режима к людям, к культуре, стремлением всех уравнять в бесправии, лишить свободы слова, узаконить произвол[551]. Вряд ли можно согласиться с утверждением, что интеллигенции, единственной из «старых» групп сумевшей выжить в годы гражданской войны, удалось и сохранить свои привилегии[552]. Ведь ее жизненный уровень понизился, а репрессии коснулись в широких масштабах. Расстреливалась без всякой пощады военная интеллигенция (офицеры), не было снисхождения и ученым, связанным с профессором Н. С. Таганцевым. Своим знакомым Ленин советовал уехать[553], других большевики запугивали, а третьих — расстреливали. 18 сентября 1919 г. на заседании Политбюро рассматривался вопрос о родственнике философа В. В. Розанова. Решили: Розанова не расстреливать. Поручить Бухарину составить от имени ВЧК официальное сообщение о том, что Розанов изобличен в контрреволюционных действиях, за которые полагается по законам революции расстрел. Но так как он действовал не персонально, а как представитель «организации правых меньшевиков», то дело о нем выделено из «дела» остальных арестованных вместе с ним, уже расстрелянных, и направлено к доследованию для привлечения остальных виновных[554]. В августе 1921 г. по постановлению Петроградской ЧК был расстрелян поэт Николай Гумилев[555]. Не щадили большевики и своих, даже таких, как М. В. Фрунзе[556].

Большевистское руководство России наследовало от самодержавия многие имперские принципы управления, совершенствуя полицейский надзор, аппарат и формы насилия над собственным населением. Тоталитаризм, как и его отличительная черта — антисемитизм, не был навязан России. Тоталитарное мышление веками существовало в российском обществе и исходило из существования единой и неделимой России, где самый многочисленный народ — русский — играл роль старшего брата для всех остальных[557]. Большевики утвердили новый, советский тип колониализма для мусульманских народов России[558], они сделали антисемитизм одной из составных частей государственной идеологии[559].

Еврейские погромы в годы гражданской войны, проводимые красными, белыми, «зелеными», всевозможными бандами, были обыденным явлением[560]. Тогда происходил опыт массового геноцида народа, при протесте отдельных лиц. Горький негодовал: «Грозный еврейский Бог спасал целый город грешников за то, что среди них оказался один праведник. Люди, верующие в кроткого Христа, полагают, что за грех двух или семерых большевиков должен страдать весь еврейский народ». Тогда вся Симбирская губерния должна отвечать за деяния Ленина[561]. Власти произносили речи о равноправии, но виновники геноцида не наказывались. 13 апреля 1921 года еврейская секция при ЦК РКП сообщала в Политбюро ЦК о том, что еще в декабре 1920 г. секция просила Политбюро опубликовать меры в отношении тех частей конной армии Буденного, которые устраивали погромы на Украине. Резолюция была лаконична: запросить Фрунзе[562]. В то же время по предложению большевиков-евреев осуществлялась должностная дискриминация евреев, т. е. их заставляли менять фамилии или просто отказывали в вакансии. 18 апреля 1919 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) выступил Троцкий с заявлением о том, что «огромный процент работников прифронтовых ЧК, прифронтовых и тыловых исполкомов и центральных советских учреждений составляют латыши и евреи, что процент их на самом фронте сравнительно невелик и что по этому поводу среди красноармейцев ведется и находит некоторый отклик шовинистическая агитация». Было предложено перераспределить работников[563]. Тогда на заседаниях Полит- и Оргбюро ЦК практиковались предложения типа: «Предложить Цюрупе послать в распоряжение Донисполкома крупного работника, но не еврея»[564]. Преследования и геноцид по отношению к евреям, осуществляющиеся властями в годы гражданской войны, вылились в депортации этого народа и создание специфического российского холокоста[565].

Не много делали для пресечения антисемитизма и еврейских погромов руководители белого движения. В. Бурцев писал, что Врангель принимал отдельные меры против антисемитизма, но «систематической борьбы с антисемитизмом как огромной опасностью, угрожавшей всему освободительному движению, у его правительства, к сожалению, не было, поэтому антисемиты в Крыму от принимавшихся против них мер мало пострадали и продолжали делать свое роковое дело»[566]. Антисемитизм был присущ белому движению в целом[567]. Опыт безнаказанности погромщиков и организаций погромов, геноцид и дискриминацию по отношению к евреям позже Сталин использовал для массовых депортаций и убийств калмыков, крымских татар, многих народов Кавказа.

Большевистские власти жестоко подавляли любые сопротивления режиму, особенно если восставали воинские части. Дисциплина в Красной Армии во многом основывалась на боязни наказания. Главком вооруженных сил республики И. И. Вацетис писал в докладе Ленину (январь 1919 г.): «Дисциплина в Красной Армии основана на жестоких наказаниях, в особенности на расстрелах, но если мы этим, несомненно, и достигли результатов, то только результатов, а не дисциплины разумной, осмысленной, толкающей на инициативу… Беспощадными наказаниями и расстрелами мы навели террор на всех, на красноармейцев, на командиров, на комиссаров. Достигнутое механическое внимание, основанное лишь на страхе перед наказанием, ни в коем случае не может быть названо воинской дисциплиной… наша дисциплина в Красной армии может быть названа, в полном смысле этого слова, кровавой дисциплиной…» Вацетис делал вывод: «Если долго будет продолжаться дисциплина, основанная на смертной казни, то наша армия не даст нам гарантии устойчивости»[568].

Репрессиям подвергались, прежде всего, бывшие офицеры[569]. Их топил Сталин в Царицыне на барже, несколько тысяч расстреляли по его и Зиновьева приказу в Петрограде (1919 г.). 8 июня 1919 года Ленин телеграфировал Склянскому для передачи Зиновьеву: «Надо усилить взятие заложников буржуазии и семей офицеров ввиду учащения измены». Он считал, что «позором было бы колебаться и не расстреливать за неявку» офицеров по мобилизации. Приказом Троцкого 19 октября 1919 г. семьи служивших в Красной Армии военспецов объявлялись заложниками[570].

Одними из первых крупных военачальников были репрессированы казачьи командиры Красной Армии Б. М. Думенко и Ф. К. Миронов[571]. В июле 1920 г. начал восстание против «лжекоммунистов» командир 9-й кавалерийской дивизии А. П. Сапожков. Он объявил о создании в Самарской губернии (там была расквартирована дивизия) «Красной армии правды». В его распоряжении оказались около 3 тысяч бойцов, выступивших за свободную торговлю, против продразверстки и «плохих» коммунистов. В течение месяца восстание было подавлено. Сапожков убит в бою. К суду было привлечено 150 человек, 52 из них расстреляны. К. Данишевский увидел в выступлении Сапожкова критику советской системы с оружием в руках[572].

Крупным антибольшевистским выступлением было восстание матросов в Кронштадте (март 1921 г.). Они требовали «Советов без коммунистов», свободного рынка для крестьян, поддержали бастующих рабочих Петрограда. В Кронштадте было около 27 тысяч матросов и солдат, 140 крепостных орудий, более 100 пулеметов. На них наступала под командованием Тухачевского 7-я армия (45 тыс. бойцов, артиллерия, авиация). Около 8 тыс. матросов бежало в Финляндию, советские войска потеряли убитыми 527 чел., ранеными — 3285 чел.[573] В Кронштадте погибли тысячи людей. Тухачевский вспоминал, что матросы «бились как — дикие звери… Каждый дом… приходилось брать штурмом»[574]. В кронштадтских событиях ни эсеры, ни меньшевики, ни буржуазия никакого участия не принимали. После его подавления не было открытого судебного процесса. Моряков расстреливали, жителей выселяли из Кронштадта[575]. В январе 1994 г. указом Президента России Б. Н. Ельцина все участники Кронштадтского восстания были реабилитированы. В Кронштадте было решено установить памятник жертвам событий весны 1921 г.[576]

Н. И. Махно (1884–1934) и его крестьянская армия — это часть гражданской войны в России и на Украине[577]. Отряды Махно дважды в 1919–1920 гг. становились регулярными частями Красной Армии. В феврале 1919 г. Махно стал командиром 3-й бригады 1-й Заднепровской дивизии.

Однако когда в начале июня бригаде Махно Троцкий приказал отправиться на оголенный участок фронта против Деникина, тот отказался, сославшись на отсутствие оружия. Тогда Троцкий объявил его вне закона.

Махно во второй половине 1919 года воевал со всеми: добывал у небольших красноармейских гарнизонов оружие, беспощадно расправлялся с теми, кто поддерживал деникинский режим, грабил крестьян.

«Отрицали ли когда-нибудь повстанцы-махновцы то, — писал Махно в эмиграции, — что они на своем пути уничтожали иногда большевистских агентов по продразверстке, а также милиционеров и председателей?.. Я заявляю — нет! Повстанцы-махновцы никогда не отрицали и не намеревались отрицать. Наоборот, они всегда говорили — да, мы агентов по продразверстке убивали, да, мы председателей кое-где на своем пути расстреливали, как расстреливали мы также и только кое-где и милиционеров. Но расстреливали мы их совсем не за то, что они агенты по продразверстке, председатели комнезамошных и милиционеры из рядов бедноты… За выслеживание и указание чекистским отрядам лечивших по деревням раненых и больных махновцев и сочувствовавших махновскому движению тружеников-крестьян мы их уничтожали»[578].

В начале октября 1920 г. отряды Махно приняли активное участие в разгроме войск Врангеля[579]. Но на Южный Кавказ Махно идти отказался. Тогда по приказу Фрунзе началась ликвидация крестьянского войска Махно. На это было отправлено две трети красноармейцев Южного фронта. Война с Махно продолжалась до августа 1921 г. Она сопровождалась беспощадной расправой над противниками конфронтирующих сторон, каждая из которых славилась своей жестокостью. В этой борьбе с собственным крестьянством РККА потеряла убитыми в 1921 г. — 170 тыс. бойцов, в 1922 г. — 21 тыс.[580]

Крестьянская война шла в 1918–1921 гг. против красных и белых, и те и другие формировали свои армии за счет крестьян. Потому исход гражданской войны в России в конечном счете зависел от того, на чьей стороне выступала основная масса населения страны. Крестьяне не хотели участвовать в гражданской войне и стремились «откупиться» от красных и белых, уступая мобилизациям в армии, выполнению повинностей. Но когда требования властей становились чрезмерными и посягали на их собственность — начинались восстания. Крестьяне потеряли только во время войны с красными и белыми в 1919–1921 гг. более полумиллиона человек. Жестокость и беспощадность красных, белых, крестьянских повстанцев в то время не отличались друг от друга. В гражданской войне убивали друг друга граждане одной страны, с одним менталитетом. Поэтому карательные экспедиции красных и белых против непокорных деревень были столь же беспощадны и кровавы, сколь и грабежи, убийства сторонников Махно, Антонова, Сапожкова и других лидеров бесчисленных крестьянских выступлений..

Стремление большевистского руководства быстро и эффективно преобразовать общество, искореняя по классовому принципу целые социальные группы общества, разве лишь масштабностью отличались от политики белых избавиться от всякой оппозиции. Шовинизм и антисемитизм был свойствен в той или иной степени всем воюющим сторонам, так как целью было сохранение империи в старом или новом виде.

Результаты гражданской войны были ужасны для населения России. Число погибших до конца не выяснено и поныне. Опубликованные статистические данные называют количество жертв гражданской войны, которые колеблются от 3 до 16 млн. человек[581]. Это была трагедия страны и пиррова победа пришедшего к власти «ордена меченосцев» — партии большевиков.

Примечания:

3

Родина. М., 1990. № 10. Данные В. П. Данилова; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. М., 1998. T. 1. С. 49.

4

Мельгунов С. П. Красный террор в России. Берлин, 1924. 2-е изд.; М., 1990. 5-е изд. См. также: Мельгунов Сергей. Воспоминания и дневники. М., 2003.

5

Мельгунов С. П. Красный террор в России. М., 1990. С. 5.

38

Ленин В. И. ПСС. Т. 36. С. 316. Экономист Н. Д. Кондратьев писал: «…на вооруженное насилие деревня, наводненная вернувшимися после стихийной мобилизации армии солдатами, ответила вооруженным сопротивлением и целым рядом восстаний. Вот почему период… до глубокой осени 1918 г. представляется временем кошмарной и кровавой борьбы на полях производящей деревни». Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов. М., 1922. С. 124. В годы гражданской войны начал осуществляться «проект» Ленина по переустройству российского общества, существенными частями которого стали установление диктатуры пролетариата, власть правящей партии, перманентная необходимость врага и т. д. Байрау Д. Большевистский проект как план и социальная практика. // Ab Imperio. Казань, 2002. № 3. С. 359

39

Ленин В. И. ПСС. Т. 39. С, 127, 156.

40

См.: Lewine M. The civil war: dynamics and legacy. Party, state and society in the russian civil war. Indiana University Press, 1989. P. 406; он же. Гражданская война в России: движущие силы и наследие/ История и историки. М., 1990. С. 375. Деструктивными были не только красный и белый террор, а также бандитизм и погромы. Только на Украине в 1918–1920 гг. было убито 200 тысяч евреев и еще около миллиона избито и ограблено. Погромы охватили 1300 местечек и городов Украины и около 200 Белоруссии. Ларин Ю. Евреи и антисемитизм в СССР. М — Л., 1929. С. 39. В. П. Данилов назвал иные данные: петлюровский террор (его можно назвать черным или желтым) унес 300 тысяч жизней евреев. Такие жертвы ни белые, ни красные не могут принять на свой счет. // Родина. 1990. № 10. С. 15. Вероятно, более точна цифра примерно в 200 тысяч жертв массового геноцида еврейского населения и более 300 тысяч сирот, оставшихся без родителей в результате погромов. Гусев-Оренбургский С. И. Багровая книга. Погромы 1919–1920 гт. на Украине. Харбин, 1922. С. 15; Гаврилов Ю. Трагедия ухода от родины. // Огонек. 1991. № 25. С. 25. Можно утверждать, что именно тогда началась «катастрофа», «холокост» для евреев. И когда вопрошают, кто в этом виновен? — люди, истреблявшие себе подобных из классовой ненависти, тех, кто был неспособен оказать достойное сопротивление. Подобная катастрофа до этого коснулась армян (1915 г.), позже, в советское время, многих народов страны.

41

Коэн С. Переосмысливая советский опыт (политика и история с 1917 года). Вермонт, 1986. С. 47–78; Авторханов А. Ленин в судьбах России. // Новый мир. 1991. № 1; Волкогонов Д. А. Сталинизм: сущность, генезис, эволюция. // Вопросы истории. 1990. № 3; Ципко А. С. Насилие лжи, или Как заблудился призрак. М., 1990; и др. Обвинения современных черносотенных организаций (Молодая гвардия. 1989. № 6, 11) в адрес евреев как виновников революции и террора носят антисемитский характер и были с достаточной полнотой разоблачены на страницах газеты «Известия» (1990. 11, 29 августа). К антисемитским бредням относятся выступления с указанием на Свердлова как организатора гражданской войны, и на него же и Троцкого как инициаторов «расказачивания» (Назаров Г. Я. М. Свердлов: организатор гражданской войны и массовых репрессий. // Молодая гвардия. 1989. № 10; Назаров Г. Дальше… дальше… дальше… к правде. // Москва. 1989. № 12; Литературная газета. 1989. 29 марта. Писатель В. Солоухин возлагает всю вину за террор на Октябрьскую революцию, начавшую, по его словам, уничтожение генетического фонда народа. Родина. 1989. № 10. С. 70. Но генетический фонд народа уничтожался и расстрелами 9 января 1905 г., погромами, гибелью во время бесчисленных войн. Кто может поручиться за то, что среди расстрелянных колчаковцами жителей партизанских деревень не было будущего Ломоносова, а убитых еврейских детей — Эйнштейна? Любой террор незаконен и отвратителен. «Виселицы не помогли Романовым, несмотря на 300-летние корни, — писал Короленко X. Г. Раковскому 20 марта 1919 г. — В политической борьбе казни вообще недопустимы, а их было уже слишком много. Жестокость заливала всю страну, и все „воюющие“ на внутренних фронтах в ней повинны. Вы, большевики, не менее других. Если можно указать на массовые казни, совершаемые добровольцами, петлюровцами, то вам не вычеркнуть из своей истории таких же массовых казней заложников». // Вопросы истории. 1990. № 10. С. 7–8.

42

Красные и белые объясняли жестокость обращения ссылками на подобные действия противоположной стороны — новейший тип «кровной мести». 10 января 1939 г. Сталин направил секретарям обкомов партии и начальникам управления НКВД телеграмму: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, и притом в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод». // Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 145.

43

Д. А. Волкогонов в 1990 году оговаривался: сталинизм возник на извращении марксизма, само учение Ленина в этом не виновато. // Вопросы истории. 1990. № 3. С. 6. После ознакомления в 1991 г. с неопубликованными 3724 ленинскими документами изменил свое мнение и написал о Ленине как диктаторе, создателе партии ордена, нетерпимом и жестоком, положившем начало правлению террора в стране. Волкогонов Д. С беспощадной решительностью… // Известия. 1992. 22 апреля.

44

Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. // Новый мир. 1989. № 9. С. 143; Бжезинский 3. Большой провал. Рождение и смерть коммунизма в двадцатом веке. N. Y., 1989. С. 29; Шальнев А. Книга Р. Пайпса о революции в России. // Известия. 1990. 27 ноября; Keep J. Lenin's Budget: the Smolny period. Revolution in Russia: Reassment of 1917. Cambridge, 1992. P. 354; по мнению Анфимова, к массовым репрессиям народы России стал приучать П. А. Столыпин. Анфимов А. М. Тень Столыпина над Россией. // История СССР. 1991. № 4. С. 120. Подробнее об этом: Сахаров А. Н. Новая политизация истории или научный плюрализм? (О некоторых тенденциях в мировой историографии истории России XX в.). / Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. M., 1996. С. 11–21.

45

Конквест Р. Большой террор. Лондон, 1974. С. 16–17. Точку зрения Конквеста разделяет поэт Н. Коржавин: ленинщина — это преступление, совершенное людьми, которые считали исторически необходимым его совершить. Сталинщина — это уголовщина по методам и отношению к жизни. // Известия. 1992. 17 февраля. Иной взгляд у писателя-эмигранта М. А. Алданова. Говоря о смерти Ленина, он замечал: «Верно, половина человечества оплакала его смерть. Надо было бы оплакать рождение». // Собр. соч. М., 1991. Т. 6. С. 446.

46

Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ), ф. 2, оп. 2, д. 380, л. 1; B. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999. C. 400.

47

Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 192–193; В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. С. 516–519.

48

Шапиро Л. Коммунистическая партия Советского Союза. Лондон, 1975. С. 265; Legget G. The Cheka: Lenin's political police. Oxford, 1981. P. 102, 119; Ципко А. Хороши ли наши принципы? // Новый мир. 1990. № 4. С. 186–187; Яковлев А Н. Сумерки. М., 2003. С. 14; и др.

49

Cм.: Фридлянд Ц. Жан-Поль Марат и гражданская война XVIII в. М.—Л., 1934; KondratievaT. Bolshevics et jacobines. Paris, 1989.

50

«Якобинцы XX века не стали бы гильотинировать капиталистов — подражание хорошему образцу не есть копирование». Ленин В. И. ПСС. Т. 32. С. 307; см.: Олар А. Теория насилия и французская революция. Париж, 1924. С. 18; Молчанов Н. Монтаньяры. М., 1989; Генифе П. Марат — идеолог террора. // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 150–156; и др.

51

Робеспьер объявил 5 февраля 1794 г.: «Движущей силой народного правительства в революционный период должны быть одновременно добродетель и террор: добродетель, без которой террор пагубен, террор, без которого добродетель бессильна. Террор — это не что иное, как быстрая, строгая, непреклонная справедливость, он, следовательно, является эманацией добродетели…» Среди жертв якобинского террора 1792–1793 гг. дворян менее 9 %; крестьян — 28 %, рабочих — 30 %. Молчанов Н. Статьи // Московские новости. 1989. 16 июля; Литературная газета. 1989. 4 октября. Инструкции о массовых казнях создают психически больные люди. // Известия. 1994. 28 июля; Бовыкин Д. Ю. Революционный террор во Франции XVIII века: новейшие интерпретации. // Вопросы истории. 2002. № 6. С. 144–149; и др.

52

Подробнее об этом: Янов А. Истоки автократии. // Октябрь. 1991. № 8. С. 150. Страшен кровавый след диктатуры. Несколько утешает сознание их изначальной обреченности.

53

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1988. Т. 3. С. 284; Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1988, Т. 2. С. 165. В Уложении Алексея Михайловича (1649 г.) смертная казнь предусматривалась за оскорбление величества, бунт против существующего правительства, измену. Малиновский Н. Кровавая месть и смертные казни. Томск, 1908. Вып. 1–2. С. 177.

54

Пайпс Р. Россия при старом режиме. С. 294–295; Гейфман А. Революционный террор в России. 1894–1917. М., 1997. С. 33.

55

В марте 1917 г. в США проживало около 3 млн. уроженцев России, из них 41 % евреи, 29 % — поляки. По опросам, евреи заявили, что покинули Россию навсегда. Тудоряну Н. Л. Очерки российской трудовой эмиграции периода империализма. Кишинев, 1989. С. 172. В октябре 1946 г. в спецпоселениях на территории Казахстана, Средней Азии, Урала и Сибири жили без права выезда 2 463 940 чел.; из них — 979 182 детей до 16 лет. Это были чеченцы и ингуши (более 400 тыс. чел.), карачаевцы (60 139), балкарцы (32 817), калмыки (81 672), крымские татары, болгары и греки (почти 200 тыс.), немцы (774 178), турки, курды, хемшины (84 402), истинно православные христиане (1212), солдаты армии Власова (95 386) и др. // История СССР. 1992. № 1.С. 157; всего в 40-х годах в СССР были подвергнуты вынужденному переселению 3 226 340 чел. Бугай Н. Ф. К вопросу о депортации народов СССР в 30–40-х годах. // История СССР. 1989. № 6. С. 135.

56

Вряд ли можно согласиться с выводом о том, что левый экстремизм в России исчерпал себя убийством Александра II и, не имея никаких планов реформ, перестал быть силой. Амальрик А. Записки диссидента. М., 1991. С. 38. Эсеровские боевики, со столь романтической приподнятостью воспетые Б. В. Савинковым в «Воспоминаниях террориста» (Харьков, 1926), видели в терроре наилучшую форму политической борьбы против неугодных им представителей властей. Писатель

B. Шаламов полагал, что «русские писатели-гуманисты второй половины XIX века несут на душе великий грех человеческой крови, пролитой под их знаменем в XX веке. Все террористы были толстовцы и вегетарианцы, все фанатики — ученики русских гуманистов. Этот грех им не замолить». // Московские новости. 1988. 4 декабря. Идеи террора как средство борьбы с самодержавием поддерживала интеллигенция. Дейч Л. Г. Провокаторы и террор: по личным воспоминаниям. Тула, 1927. C. 87. Политический террор оправдал А. Блок. Ссылаясь на журнал «Былое», где был помещен материал об эсере-террористе И. П. Каляеве, Блок сочувствовал: революционеры «убивают, как истинные герои, с сиянием мученической правды на лице… без малейшей корысти, без малейшей надежды на спасение от пыток, каторги и казни». Блок А. Собр. соч. M. — Л., 1961. Т. 8. С. 276. По мнению Аксельрода, большевики использовали для истребления своих врагов теорию Ткачева, оправдывающего практику Нечаева. Нечаев считал, что врагов революции следует уничтожать. К ним он относил: вождей господствующих классов, агентов старой власти, инакомыслящих социалистов и противников своих планов. Аксельрод П. В. Пережитое и передуманное. Берлин, 1923. Кн. 1. С. 199.

57

Цит.: Троицкий Н. А. «Народная воля» перед царским судом. 1880–1891 гг. Саратов, 1971. С. 67; В. Ф. Антонов, перечисляя случаи жестокости царских судов, отвечал положительно на им же поставленный вопрос: «Спрашивается, можно ли в условиях объявленной войны назвать аморальным применение народовольцами оружия против бешеного белого террора?» Антонов В. Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности. // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 14.

58

История СССР. 1991. № 4. С. 120; в разных изданиях называются различные числа казненных: за вторую половину 1906 г. военно-полевые суды рассмотрели более 1000 дел, 52 человека было оправдано, 85 были лишены свободы, а 950 — казнено. Фалеев Н. И. 6 месяцев военно-полевой юстиции. // Былое. 1907. № 2. С. 80; в России в 1907 г. вынесено 1692 смертных приговора, казнено — 748; в 1908 г. соответственно: 1959 — 782; в 1909 г. — 1435 — 543. Всего казнено 2073 чел. // Социал-демократ. Центр, орг. РСДРП. 1910. 26 февраля. № 11.

387

Розенберг У. Формирование новой российской государственности. // Отечественная история. 1994. № 1. С. 3. В настоящее время исследователи сосредоточили внимание на социальных проблемах гражданской войны. Их интересует та часть российского общества, которая не участвовала в «великой классовой борьбе», ведшейся в то время между «суррогатом» пролетариата (Красная армия и компартия) и «суррогатом» буржуазии (Белая Армия и городская интеллигенция). // Fitzpatric Sh. New perspectives on the civil war. — Party, state and society in the Russian civil war. Indiana University Press, 1989. P. 5–6.

388

См.: Убийство царской семьи. Протокол расследования комиссии, учрежденной приказом Верховного правителя адмирала Колчака. Б. м. 1919; Соколов Н. А. Убийство царской семьи. М., 1991; Summers A., Mangold Т. The File of the Tsar. N.Y. 1976; Иоффе Г. Революция и судьба Романовых. М., 1992; Ферро М. Николай II. М., 1991; Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель императорского дома. 1917–1919 гг. М., 1992; и др.

389

Судьба Михаила Романова. // Вопросы истории. 1990. № 9. С. 149–163; Беленкин Б. Ганька. // Огонек. 1990. № 21. С. 18–19. Ганька — это Гавриил Иванович Мясников, убийца М. Романова, позже один из лидеров «рабочей оппозиции» в РКП(б). Буранов Ю., Хрусталев В. Тайное убийство великих князей. // Совершенно секретно. 1990. № 18; Там же. С. 324. Ю. О. Мартов в 1919 г. протестовал против убийства великих князей. Мартов и его близкие. N. Y., 1959. С. 153–154.

390

См.: Быков П. М. Последние дни Романовых. Свердловск, 1926. С. 96; Иоффе Г. З. Великий Октябрь и эпилог царизма. М., 1987. С. 341; и др.

391

Соколов Н. А. Там же. С. 305.

392

Троцкий Л. Д. Дневники и письма. Tanaffy, 1986. С. 100–101; он же. Из дневника 1935 года. // Знамя. 1990. № 8. С. 179–180.

393

Хрусталев В. Новые документы об убийстве царской семьи. // Известия. 1993. 14 мая. Убийцы великого князя Михаила не понесли никакого наказания. С Мясниковым беседовал Дзержинский. Никакого последствия для убийц это не имело. Об убийстве всех Романовых была распространена дезинформация: в печати сообщалось, что князья то ли бежали, то ли их похитили бандиты…

394

ГАРФ, ф. 130, оп. 1, д. 787, л. 11, 13, 14; В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. С. 243; Буранов Ю., Хрусталев В. Указ. соч. С. 258, 261; Радзинский Э. «На бой кровавый…» // Аргументы и факты. 1990. № 46. Современники пытались обелить Ленина, показать его сочувствие казненным. Ф. Ф. Раскольников писал: «Ленин резко негодовал против ареста и казни великих князей: ученого-историка Николая Михайловича и опального, одно время даже высланного из старорежимной России, безобидного Павла Александровича. Они стояли в оппозиции к Николаю II и не имели никакого влияния при дворе. Приказ Ленина об освобождении великих князей пришел слишком поздно: их уже расстреляли во дворе тюрьмы». Федор Раскольников о времени и о себе. Воспоминания, письма, документы. Л., 1989. С. 516. Ни одного приказа Ленина о помиловании, пришедших «поздно», исследователи пока не обнаружили. Не подтверждаются и антисемитские инсинуации о причинах гибели царской семьи. // Известия. 1993. 2 октября. См. также: «Суд над семьей Романовых организовать не представляется возможным». НКВД СССР и МГБ СССР о судьбе царской семьи. // Источник. 2001. № 6. С. 97–110.

395

Буранов Ю., Хрусталев В. Указ. соч. С. 273; Свердлов Я. М. Письма из 1918 г. // Октябрь. 1982. № 11. С. 175; Аргументы и факты. 1990. № 9; Ферро М. Николай II. М., 1991. С. 305; и др. См. также: Richards G. The Rescue of the Romanovs. Greenwich. 1975.

396

Радзинский Э. Расстрел в Екатеринбурге. // Огонек. 1990. № 22. С. 27; Коваленко Ю. Судьба царской семьи: новые версии и старые мифы. // Известия. 1991. 16 сентября; Валитов Р., Светлова Е. Царевна Анастасия. Жизнь и смерть под надзором. // Республика Татарстан. 1994. 12 февраля; и др. За годы после расстрела царской семьи появилось не менее трех десятков «уцелевших» детей российского императора. Одна из последних «Анастасий» была «обнаружена» в Тбилиси в 2002 г., но вскоре выяснилось, что это очередная мистификация. // Комсомольская правда. 2002. 20 июня. Вскрытие захоронения царской семьи в 1991 г. привело к обнаружению 9 трупов, которые затем были перезахоронены в Петропавловском соборе С.-Петербурга. Авдонин А. Тайна Коптяевской дороги. // Источник. 1994. № 5. С. 61–76.

397

См.: Московские новости. 1989. 16 апреля; Известия. 1994.16 марта, 23 апреля, 20 мая; Источник. 1994. № 5. С. 61–76; и др.

398

Черкасов П. Последний император. // Новый мир. 1993. № 1.С. 196. X. Арендт была потрясена чудовищным разрывом между огромностью преступлений гитлеровского сподвижника Эйхмана и незначительностью преступного персонажа. // Свободная мысль. 1992. № 8. С. 75. Стрелявший в царя Я. М. Юровский (1878–1938) также относился к типу людей, которые готовы были скорее убить за идею, нежели умереть за нее. Юровский стал большевиком в 1905 г., был боевиком, оставаясь малограмотным человеком (учился полтора года в начальной школе, окончил школу военных фельдшеров). В начале 1918 г. Юровский — председатель следственной комиссии при Екатеринбургском ревтрибунале, затем ЧК. У него была воля, решимость исполнить свой долг и указания руководства, не задумываясь над преступностью приказа, поскольку и сам был причастен к созданию таковых. Позже он работал в ЧК, Гохране, был директором Политехнического музея в Москве. Умер Юровский 2 августа 1938 г. от язвы желудка. Юровский никогда не сожалел о содеянном, наоборот, гордился тем, что был палачом революции. Резник Я. Чекист. Свердловск, 1968; Кто же он, Яков Юровский? // Уральский рабочий. 1990. 11 ноября.

399

М. Горький только после выстрелов в Ленина заявил, что террористические акты против руководителей Советской республики «побудили его окончательно вступить на путь тесного с ними сотрудничества». Федюкин С. А. Художественная интеллигенция в первые годы советской власти. / История СССР. 1969. № 1.С. 13.

400

В «обвинительном заключении» судебного процесса 1922 г. цитировалось выступление В. М. Чернова на IV съезде партии эсеров (ноябрь 1917 г.): «Партия социалистов-революционеров не скрывала и не скрывает, что все ее силы, физические и революционные, которые будут в ее распоряжении, она противопоставит всякой узурпации, всякому покушению на права народа, как она это делала прежде при предыдущих покушениях на права народа». И письмо А. Р. Гоца на имя этого съезда, в котором «смольные самодержцы» предупреждались, что если они посягнут на завоевания революции, то «партия социалистов-революционеров вспомнит о своей старой испытанной тактике, вдохновляемой лозунгом „по делам вашим воздастся вам“». Обвинительное заключение по делу Центрального комитета и отдельных членов иных организаций партии социалистов-революционеров по обвинению их в вооруженной борьбе против советской власти, организации убийств, вооруженных ограблений и в изменнических отношениях с иностранными государствами. М., 1922. С. 80. Это были декларативные заявления о намерениях, не более того. К таковым в меньшей степени следует отнести и обращение ЦК партии правых эсеров с реакцией на заключение Брестского мира (март 1918 г.). В нем заявлялось, что «правительство народных комиссаров предало демократическую Россию, революцию, интернационал и оно должно быть и будет низвергнуто… Партия социалистов-революционеров приложит все усилия к тому, чтобы положить предел властвованию большевиков». РГАСПИ, ф. 274, оп. 1, д. 2, л. 18.

401

Обвинительное заключение… С. 79–80.

402

На заседании президиума ВЧК (Уншлихт, Менжинский, Благонравов) 22 апреля 1922 г. было решено: дело по обвинению правых эсеров в вооруженной борьбе против советской власти, в экспроприациях, террористической, военно-подрывной работе и в сношениях с союзниками, получении от них денежных средства 1918 г., по докладу Агранова, утвержденному Уншлихтом, со всеми обвинениями передать в Верховный трибунал. ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 1, д. 4, л. 45.

403

Семенов-Васильев Г. И. (1891–1937), из семьи акцизного чиновника, уроженец города Юрьева, по образованию — самоучка. Эсер с 1915 г. После Февральской революции — комиссар 3-го конного корпуса, член военной комиссии при ЦК партии с.-р., член петроградского комитета партии эсеров, в конце 1917–1918 гг. — руководитель боевой группы партии эсеров. В ноябре 1918 г. был арестован чекистами. Об этом позже говорил Агранову. «В тюрьме я пробыл 9 месяцев, все это время у меня происходил глубокий внутренний процесс, шла коренная переоценка. В результате мои политические взгляды изменились коренным образом. Я пришел к признанию необходимости диктатуры пролетариата». На поруки его взял Енукидзе. В 1919 г. примкнул к эсеровской группе «Народ», одновременно работал в ВЧК. В январе 1921 г. по рекомендации А. С. Енукидзе, Л. П. Серебрякова и H. Н. Крестинского вступил в РКП(б). В 1922 г. осужден и амнистирован. Позже работал в разведуправлении РККА. Семенов был арестован 11 февраля 1937 г. НКВД и обвинен в том, что с 1928 г. являлся активным участником нелегальной антисоветской организации правых и был связан с Н. И. Бухариным; что являлся руководителем боевой и террористической организации правых, по поручению Бухарина создал ряд террористических групп из числа бывших эсеров-боевиков; что силами этих групп подготавливал совершение терактов против руководителей ВКП(б) и советского правительства. 8 октября 1937 г. Военная коллегия Верховного суда приговорила Г. И. Семенова к расстрелу, и в тот же день он был расстрелян. Военная коллегия 22 августа 1961 г. дело Семенова прекратила за недоказательностью предъявленных ему обвинений. В определении Военной коллегии от 22 августа 1961 г. сказано: «Проверкой дела установлено, что Семенов никаких террористических групп после 1918 г. не создавал и с эсерами связан не был. Будучи арестованным 11 февраля 1937 г., Семенов до 15 июня 1937 г. отрицал свою вину и 4 июня 1937 г. на очной ставке с уличающим его арестованным Усовым К. А. (Усов был членом эсеровской группы Семенова в 1918 г. — А. Л.) заявил: „Вы Усова замучили угрозами. Смотрите, на кого он похож? Потому он и дает такие показания“». За это заявление Семенов был водворен в карцер, после чего 15 июня 1937 г. написал прошение на имя Н. И. Ежова о том, что вину свою он признает к обещает дать подробные показания. По делу установлено, что бывший сотрудник НКВД M. Л. Гатов, руководивший следствием и допрашивавший Семенова, в 1939 г. был осужден за фальсификацию следственных дел и антисоветскую деятельность в органах НКВД. ЦА ФСБ РФ, следственное дело № 11401. Т. 1. Семенов Г. И.

В. Шкловский писал о встречах с Семеновым: «Это человек небольшого роста, в гимнастерке и шароварах, но как-то в них не вношенный, со лбом довольно покатым, с очками на небольшом носу, и рост небольшой. Говорит дискантом и рассудительно. Верхняя губа коротка. Тупой и пригодный для политики человек. Говорить не умеет». Шкловский В. Сентиментальное путешествие. М., 1990. С. 144. Подробнее о Г. И. Семенове см.: Литвин А. Л. Азеф второй. // Родина. 1999. № 9. С. 80–84; Журавлев С. В. Человек революционной эпохи: судьба эсера-террориста Г. И. Семенова (1891–1937). // Отечественная история. 2000. № 3. С. 87–105.

Коноплева Л. В. (1891–1937), из семьи учителя. Училась в архангельской женской гимназии, участвовала в революционном движении. В партию эсеров вступила в 1917 г. Летом 1917 г. работала секретарем газеты «Земля и воля» в Петрограде, в конце года вошла в военную организацию, в 1918 г. — в боевую дружину, в начале 1919 г. — в группу «Народ». В том же 1919 г., по ее словам, от работы в партии с.-р. отошла и никакой политической работой не занималась. В 1921 г. по рекомендации членов ЦК Бухарина, Шкирятова и И. Смирнова вступила в РКП(б). На допросе в 1922 г. сказала Агранову: «Начавшаяся у меня после покушения на Ленина… утрата веры в партию, сознание пагубности ее политики заставили меня уйти совсем от партийной работы». С осени 1918 г. Коноплева сотрудничала с ЧК. У нее хранилась часть эсеровского архива и составленная для чекистов инструкция по «подрывной химии». В 1922–1924 гг. работала в 4-м управлении штаба РККА. Позже работала в московском отделе народного образования, в издательствах «Работник просвещения» и «Транспечать». Арестована в Москве 30 апреля 1937 г., обвинена в связях с Бухариным и Семеновым, расстреляна 13 июля 1937 г. 20 августа 1960 г. реабилитирована «за отсутствием состава преступления». // ЦА ФСБ РФ, следственное дело № 11401. Коноплева Л. В.

В. Шкловский: «В Москве видел Лидию Коноплеву, это блондинка с розовыми щеками. Говор — вологодский». Шкловский В. Указ. соч. С. 157.

404

Jansen M. A Show Trial under Lenin. The trial of the Socialist revolutionaries. Moscow, The Hague. 1982. P. 144–146; он же. Суд над эсерами // Огонек. 1990. № 39. С. 15; он же. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. М., 1993; Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь — август 1922 г.). Сб. документов. М., 2002.

405

Slavic Review. 1989. V. 48. № 3. P. 444; Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М., 1986. Кн. 2. С. 207.

406

Обвинительное заключение… С. 95; Коноплева Л. Организация эсеровского покушения на тов. Ленина. Пионтковский С. А. Гражданская война в России. Хрестоматия. М., 1925. С. 176; Петровский Б. В. Ранение и болезнь В. И. Ленина. // Правда. 1990. 25 ноября. О подготовке брошюры Семенова было известно Политбюро ЦК РКП(б), возлагавшему на предстоящий процесс над правыми эсерами надежды покончить с политической оппозицией. На заседании Политбюро 21 января 1922 г. было поручено Уншлихту принять меры, чтобы «известная ему рукопись вышла из печати за границей не позже чем через 2 недели». РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 256, л. 2. Уншлихт, в свою очередь, передал в ЦК письмо Семенова, в котором объяснялись причины, побудившие его написать эту брошюру. Письмо датировано 5 декабря 1921 г., сохранилась рукопись. Семенов писал, что разочаровался в деятельности правых эсеров и уже в конце 1920 г. пришел к «мысли о необходимости открыть темные страницы прошлого п. с.-р.». Он был за границей и понял, что из всех партий — партия правых эсеров «безусловно единственная реальная сила, могущая сыграть роковую роль при свержении советской власти». Поэтому решил «разоблачить партию с.-р. перед лицом трудящихся, дискредитировать ее… открыв темные страницы ее жизни, неизвестные еще ни РКП, ни большинству членов партии с. — р… Это и было основной причиной, побудившей меня написать доклад». РГАСПИ, ф. 87, оп. 84, д. 45, л. 8-10.

«Цинизм, с которым через 10 дней после опубликования брошюры предателя в Берлине было состряпано „дело“ против социал-революционеров в Москве, со всей ясностью поставил перед социалистами и рабочими вопрос о методах расправы большевиков со своими политическими противниками вообще. То, что обычно творилось под спудом, впервые открыто выявилось во всем своем безобразии. Террор на основе гнусного предательства и грязной полицейской провокации — вот против чего поднял свой протестующий голос пролетариат». Социалистический вестник. 1922. 3 апреля. № 7.

407

Семенов (Васильев) Г. Там же. С. 27–29.

408

ЦА ФСБ РФ, Н-1789. Стенограмма судебного процесса по делу ЦК партии, правых эсеров. 1922. Т. 10.

409

Флеровский И. В. Володарский. M., 1922..С. 9, 20–21; Голос России. 1922. 25 февраля. Из допроса шофера машины Г. Юргенса и бывших с Володарским сотрудниц Смольного видно, что террорист стрелял в спину комиссару и что это для них было неожиданно. Володарского застрелили в трех шагах от машины. Стрелявший был «среднего роста, плотный, приземистый, на нем темно-серый поношенный костюм и темная кепка. Лицо его было очень загорелое, скуластое, бритое, ни усов, ни бороды. На вид лет около 30…». // Выстрел в сердце революции. М., 1983. С. 50–52.

410

ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Стенограмма судебного процесса по делу ЦК партии правых эсеров. 1922. Т. 10. С. 20, 64, 106, 376–377.

411

Гусев К. В. Рыцари террора. М., 1922. С. 79, 83–84; Нилов Г. Урицкий и другие. // Горизонт. 1991. № 1. С. 34–35; Он же. Покушение на Ленина. // Грамматика ленинизма; Столица. 1991. № 33, 34.

412

См.: Пионтковский С. А. Гражданская война в России. Хрестоматия. С. 173.

413

Семенов Г. Указ. соч. С. 28, 31; Обвинительное заключение… С. 90–91. Коноплева говорила на суде: «Позже из газет я узнала, что Урицкий был убит Канегиссером. Между прочим, о Канегиссере могу сказать, что он не был членом нашего отряда, не был членом партии… он абсолютно никакого отношения к нашим боевым организациям, к нашим отрядам не имел». // ЦА ФСБ РФ. Стенограмма судебного процесса по делу ЦК партии правых с.-р. С. 388. Утверждения суда о том, что Канегиссер был эсером, звучали неубедительно, потому в одной из первых советских книг об Урицком говорилось, что его убил юнкер Канегиссер. Уралов С. Г. М. Урицкий. Л., 1929. С. 118. На суде возникла полемика между Семеновым, утверждавшим, что убийство Урицкого санкционировало правоэсеровское ЦК, и Гоцем, отрицавшим это.

«Семенов: Если бы я тогда знал, что такое из себя представляет центральный комитет…

Гоц: Конечно, истина познается только на службе ВЧК». Стенограмма… С. 400, 413.

414

См.: Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М., 1986. Кн. 1. С. 185–186; Скрябин М., Гаврилов Л. Светить можно — только сгорая. Повесть о Моисее Урицком. М., 1987. С. 344–346.

415

Волков П., Гаврилов Л. Первый председатель Петроградской ЧК. // Звезда. 1967. № 12. С. 150; Новое казанское слою. 1918. 6 сентября.

416

Урицкий М. С. (1873–1918), из купеческой семьи, окончил юридический факультет Киевского университета, с 1903 г. — меньшевик, был в тюрьмах, ссылках, эмиграции. На VI съезде РСДРП(б) стал большевиком, членом ЦК партии, участвовал в разгоне Учредительного собрания как комендант Таврического дворца. С марта 1918 г. — председатель Петроградской ЧК. Разумеется, Урицкий был чекистом той поры. Но Г. Нилов и Р. Медведев видели в нем человека, который в июне 1918 г. предотвратил в Петрограде развертывание красного террора после убийства Володарского. // Столица. 1991. № 34. С. 36.

Это Урицкий протестовал против садистских методов допроса в ЧК, чем вызвал специальное решение фракции коммунистов конференции ЧК (12 июня 1918 г.), предложившей «ЦК партии отозвать т. Урицкого с его поста в Петроградской чрезвычайной комиссии и заменить его более стойким и решительным товарищем, способным твердо и неуклонно провести тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими советскую власть и революцию». // Московские новости. 1991. 10 ноября; Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. Т. 1. С. 30. Бывший премьер-министр царского правительства В. Н. Коковцев писал о том, как Урицкий, допросив его в ЧК, освободил, предложив быть свидетелем в суде над Николаем II. Коковцев В. Н. Из моего прошлого. М., 1992. Кн. 2. С. 383–391. В. П. Зубов, директор Гатчинского музея, с 1922 г. эмигрант, вспоминал: во главе Петроградской ЧК «находился недюжинный человек, товарищ Урицкий. Короткая встреча, которую я тогда имел с ним (он вскоре был убит юным идеалистом Канегиссером) не была слишком понятной, но, оставаясь объективным, я должен сказать, что моим впечатлением было, что предо мной человек глубоко честный, до фанатизма преданный своим идеям и обладавший где-то в глубине души долей доброты. Но фанатизм так выковал его волю, что он умел быть жестоким. Во всяком случае, он был далек от того типа садистов, что управляли чекой после него». Зубов В. П. Страдные годы России. Воспоминания о революции (1917–1925 гг.) Мюнхен, 1968. С. 51.

417

Алданов М. Убийство Урицкого. // Наш современник. 1990. № 2. С. 173–186. Этот очерк Алданова был издан несколько раз: в 1928 г. в специальном сборнике, посвященном памяти Канегиссера, — Леонид Канегиссер. Париж, 1928. В нем также статьи Г. Иванова и Г. Адамовича, стихи Канегиссера. Ф. Раскольников предложил политическую подоплеку убийства Урицкого, не имеющую оснований. Вспоминая о допросе в Лондоне в начале 1919 г., он сообщал: «Не было ли убийство товарища Урицкого, совершенное Канегиссером, организовано англичанами за убийство Кроми?» Федор Раскольников о времени и о себе. Л., 1989. С. 397. Этого не могло произойти по многим причинам. Прежде всего по той, что Урицкий был убит 30 августа 1918 г., а британский морской атташе Ф. А. Кроми — 31 августа во время перестрелки с чекистами в здании английского посольства в Петрограде. После убийства Урицкого Кроми был жив еще более суток. Видимо, Раскольников перепутал хронологию событий, но помнил выступление Урицкого, обвинявшего англичан в убийстве Володарского. Локкарт Р. Мемуары британского агента. М., 1991. С. 269.

418

В 1-м томе следственного дела — материалы об аресте и допросах Л. И. Канегиссера, во 2-м и 3-м — показания лиц, привлекавшихся по делу; в 4-м — следственная переписка, материалы к биографии Канегиссера; в 5-м — личная переписка поэта, изъятая при обыске; в 6-м — материалы, отобранные при обыске у отца поэта; в 7-м — личные документы родителей и родственников Канегиссера; в 8-м — личные документы арестованных по делу; в 9-м — следственные материалы на заложников, арестованных в связи с убийством Урицкого; в 10-м — сведения о родственниках поэта; в 11-м — ходатайства об освобождении заложников. В делах — сведения о семье Канегиссера и самом поэте. О них мало известно, хотя они и важны для полного представления о случившемся. Итак, семья: отец — Иоаким (Аким) Самойлович Канегиссер (1860 г. р.), кандидат математических наук, инженер, служащий Министерства путей сообщения, с 1891 г. — титулярный советник, с 1896 г. — коллежский асессор, с 1899 г. — надворный советник. Мать — Роза Львовна, дочь одесского купца Сакерса, набожная женщина. В семье трое детей: Сергей (1894 г. р.), студент-медик, покончил жизнь самоубийством; Леонид (1896 г. р.) и Елизавета (1893 г. р.). Все иудейского вероисповедания. Леонид Иоакимович Канегиссер родился 15 марта 1896 г. В 1913 г. он — студент экономического отделения Петербургского политехнического института. В делах хранится его Лекционная книжка: пометка о последнем сданном экзамене 19 января 1917 г. — по биржевому и банковскому делу — «весьма удовлетворительно».

30 августа 1918 г., после ареста Леонида Канегиссера, были арестованы его родители и сестра, в квартире произведен обыск, в течение дня и ночи выявлены 467 фамилий с адресами родственников и знакомых «террориста».

Иоаким Самойлович (отец) характеризовал сына импульсивным, увлекающимся поэтом, имевшим независимый характер. Он сказал, что Леонид поступил в Михайловское артиллерийское училище после Февральской революции, когда евреям было дано право быть офицером, одновременно он сотрудничал в торгово-промышленных газетах. Роза Львовна (мать) сообщила, что она была в стороне от политики, сына учила уважать свой народ. Мать, сестра и бабушка подтвердили, что со своим двоюродным братом М. Филоненко Леонид не встречался. По распоряжению Н. К. Антипова все родственники Канегиссера были освобождены. В апреле 1921 г. они были вновь арестованы как заложники в связи с кронштадтским мятежом. После его подавления — освобождены. Затем вновь подверглись репрессиям. Часть из них погибла, а часть — оказалась в эмиграции. Исай Бенедиктович Мандельштам (1885–1954) был переводчиком немецкой и французской литературы, двоюродным братом отца Л. Канегиссера. В ночь на 1 сентября 1918 г. был арестован, затем отпущен за непричастностью к убийству Урицкого. В марте 1935 г. его вновь арестовали за родство с убийцей Урицкого. Был сослан, вернулся. В 1951 г. снова арестован, сослан в Казахстан, где и умер. // Минувшее. М., 1992. Т.U.C. 386, 388. Попытка представить И. Б. Мандельштама отчимом Л. Канегиссера неверна. См.: Мандельштам О. Э. Собр. соч. М., 1991. Т. 2. С. 610.

Воспоминания знавших Леонида Канегиссера однозначны: это был настоящий поэт с огромной чувствительностью, красивый, стройный, высокий и черноглазый. Иванов Г. «Я вспоминаю — Россия, свобода, Керенский на белом коне». // Столица. 1991. № 10. С. 45, 47. М. Цветаева вспоминала: «Леня для меня слишком хрупок, нежен… цветок. Старинный томик „Медного всадника“ держит в руке — как цветок, слегка отставив руку — саму как цветок. Что можно сделать такими руками?» Цветаева М. Проза. М., 1989. С. 267. Л. Канегиссера я полюбил за «эту прямую и честную натуру». Hелидов Н. Д. Заговоры в Петрограде. — Белое дело. Берлин, 1928. T. IV. С. 206. Семью Канегиссеров и самого «Леничку» вспоминал не раз добрым словом поэт М. А. Кузмин (1872–1936). Кузмин М. Дневник 1921 года. // Минувшее. М., 1993. Т. 12. С. 438; и др.

419

В одном из писем матери 2 апреля 1918 г. Л. Канегиссер писал: «Очень ли ты возмущаешься моим эгоизмом? Зато ты увидишь, мамочка, когда я приеду, как бодр я буду! Работа здесь будет длиться довольно долго, но я вряд ли дослужу до конца, оттого что я все-таки настолько дурно воспитан, что эгоизм меня тяготит… Если увидишь Марка Александровича (Алданова. — A. Л.), скажи, пожалуйста, что я не могу здесь (в Нижнем Новгороде. — А. Л.) найти никого из наших общих „товарищей“. Я был бы очень благодарен, если бы он послал мне сам или через тебя указания, где их разыскать». Стихотворение адресовано Агриппине Ивановне Пивоваровой:

Для вас в последний раз, быть может,

Мое задвигалось перо. —

Меня уж больше не тревожит

Ваш образ нежный, мой Пьеро!

Я вам дарил часы и годы,

Расцвет моих могучих сил,

Но, меланхолик от природы,

На вас тоску лишь наводил.

И образумил в час молитвы

Меня услышавший творец:

Я бросил страсти, кончил битвы

И буду мудрым наконец.

420

Мельгунов С. Воспоминания и дневники. Париж, 1964. Вып. 2. Ч. 3. С. 27.

421

Г. Иванов, хорошо знавший Канегиссера, писал, как его возили на допросы в Петербург из Кронштадта по морю, как однажды разыгралась буря и поэт сказал: «Если мы потонем, я один буду смеяться». Один из матросов позже утверждал, что чекисты были принуждены ускорить казнь, так как нравственный облик Канегиссера располагал к себе всех окружающих, большевики боялись, как бы матросы не освободили его. // Столица. 1991. № 10. С. 48.

422

Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 106; Рабинович А. Моисей Урицкий: Робеспьер революционного Петрограда? // Отечественная история. 2003. № 1. С. 12–13.

423

Смильг-Бенарио М. На советской службе. Архив русской революции. Берлин, 1921. Т. 3. С. 149. Число расстрелянных в Петрограде и Кронштадте в ответ на убийство Урицкого исчислялось сотнями заложников. Дом на улице Миллионной в Петрограде, куда забежал Канегиссер, был «взят на подозрение», и его многие жильцы арестованы. Аксакова Т. А. Дочь генерала. // Минувшее. М., 1991. Т. 4. С. 13. Через несколько дней после убийства Урицкого военный комиссар Петроградского военного округа Б. П. Позерн (1882–1939) выехал в Кронштадт, где ночью матросы ворвались в тюрьму и расстреляли до 500 человек. // Архив русской революции. Т. 3. С. 150.

424

В следственном деле об убийстве Урицкого многочисленные жалобы заложников на произвол властей. Вот один из случаев: Иван Гончаров, 30 лет, счетовод магазина, на допросе 10 октября 1918 г. в Петроградской ЧК заявил, что вскоре после убийства Урицкого в магазин пришел комиссар торговли Спасского Совета для ареста директора. На вопрос: «За что его арестовывают?» — ответил, что может всех арестовать. В результате Гончарова объявили заложником, записали бывшим поручиком. «Но я болен, — говорил Гончаров, — я никогда в армии не служил, но со 2 сентября сижу в Дерябинской тюрьме». ЦА ФСБ РФ, д. Н-196. Об убийстве Урицкого. Т. 11. С. 7. Неизвестный петроградский чиновник записал в дневнике 3 сентября 1918 г. о том, что после убийства Урицкого и ранения Ленина начались аресты генералов, расстрелы без суда, а потому надо требовать отмены смертной казни. Русская революция глазами петроградского чиновника. Дневник 1917–1918 гг. Осло, 1986. С. 57.

425

Пятый созыв ВЦИК. Стеногр. отчет. М., 1919. С. 87; Троцкий Л. Д. О Ленине. Материалы для биографа. М., 1925. С. 111.

426

Нилов Г. Урицкий, Володарский и другие. // Горизонт. 1991. № 1.С. 30, 31, 35.

427

Кроме признания самого Л. Канегиссера в убийстве Урицкого, есть многочисленные свидетельские показания. Швейцар П. Г. Григорьев 30 августа 1918 г. открыл лифт Урицкому в 11 часов утра. На полдороге от дверей до лифта, говорил он в тот же день следователю ЧК, грянул выстрел, и Урицкий упал. Стрелял в него человек, сидевший на окне в подъезде с 10 часов утра, в котором он узнал Канегиссера. За ним побежал другой швейцар, Федор Васильев, караульные солдаты. Убийца убегал на велосипеде. ЦА ФСБ РФ, Н-196, т. 1, л. 20. «Мне кажется, — писал очевидец, — что бедный мальчик, стрелявший в Урицкого, открыл дорогу всем ужасам советского террора». Зубов В. П. Страдные годы России. С. 52. Комментаторы изданных документов Ленина безосновательно утверждают, что Урицкий был «убит эсерами». // В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. С. 648.

428

Одним из первых, в научной статье поставившим под сомнение участие Каплан в покушении на Ленина, стал Б. М. Орлов, историк-эмигрант, ныне сотрудник Русского исследовательского центра Тель-Авивского университета. В статье «Миф о Фани Каплан» он назвал Л. В. Коноплеву в качестве возможной убийцы Ленина, но отказался от серьезного источниковедческого анализа. Орлов Б. Миф о Фани Каплан. // Время и мы. Тель-Авив, 1975. № 2–3; он же. То же. // Источник. 1993. № 2. С, 71. Семен Ляндрес, родственник известного советского мастера детектива Юлиана Семенова, ныне проживающий в США, в статье на ту же тему подтвердил гипотезу о том, что стреляла не Каплан, но не назвал фамилии возможной террористки. Lyandres S. The 1918 attempt on the life of Lenin: anew look on the evidense. // Slavic Review, 1989. V. 48. № 3. P. 432–448.

Он основывает свое предположение на двух обстоятельствах: полуслепоте Каплан и на том, что, по свидетельству задержавшего ее Бакулина, она находилась во время выстрела позади него, а он сам в 15–20 шагах от Ленина. Тогда как выстрелы были произведены почти в упор. Оба аргумента не могут быть приняты с достаточным основанием. Несмотря на плохое зрение, Каплан свободно передвигалась по улицам, видела лица и узнавала знакомых. Потому Каплан вполне могла стрелять в упор, и выстрелы с такого близкого расстояния (менее метра) скорее свидетельствовали против нее, чем за то, что стреляла не она. Бакулин оставил разные показания, причем второе перечеркивает первое. Вначале он писал, что задержал Каплан в заводском дворе, затем что на улице. Неизвестно, кто его просил написать повторно о задержании Каплан и почему он изменил свои первоначальные показания, сделав их теперь похожими на все остальные свидетельства очевидцев, утверждавших, что арест Каплан произошел вне заводского двора. Разумеется, всегда хочется верить тому, чему хочется, но вера не есть юридическое доказательство…

29 августа 1990 г. в «Комсомольской правде» была опубликована статья преподавателя Оренбургского пединститута B. Войнова «Отравленные пули», в которой ставилось под сомнение участие Каплан в прямом покушении на Ленина (следить за Лениным могла, стрелять — нет) и в качестве возможного террориста назывался эсер, рабочий В. Новиков. Возразивший ему в этом же номере «Комсомольской правды» научный сотрудник Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

C. Кудряшов также пришел к выводу, что причастность Каплан к покушению неоспорима, «в остальном же твердой уверенности быть не может». В 1991–1993 гг. увидели свет несколько статей юриста Е. Данилова о покушении на вождя. Данилов Е. Тайна «выстрелов» Фани Каплан. // Звезда Востока. Ташкент, 1991. № 1. С. 113–130; он же. Три выстрела в Ленина, или За что казнили Фани Каплан. // Нева. 1992. № 5–6. С. 306–324; он же. Покушение на вождя: сигнал к террору. // Огонек. 1993. № 35–36. С. 10–16. Он убежден, что стреляла не Каплан и что «некто весьма могущественный был заинтересован в сокрытии тайны». // Нева. 1992. № 5–6. С. 310.

Заметим, что сомнения в том, кто стрелял, возникли еще в годы гражданской войны. В следственном деле о покушении на Ленина, хранящемся в архиве бывшего КГБ СССР, находятся следующие документы: 27 сентября 1919 г. чекист Горячев сообщал, что, работая по делу о готовящемся восстании в Москве, слышал, что в покушении на Ленина участвовала Зинаида Легонькая, «причем эта Легонькая якобы и произвела выстрелы». Легонькая была арестована и на допросе сказала, что ей 23 года, она член партии большевиков с 1917 г., рабочая. Выяснилось, что именно З. И. Легонькая обыскивала Каплан, но в момент покушения находилась на учебе в инструкторской коммунистической школе. Во время перерыва в школу пришел курсант и сказал, что стреляли в Ленина, она побежала в военкомат, где тогда служила. Свидетели подтвердили ее полное алиби. Важно другое: чекисты нашли необходимым арестовать и допросить человека по обвинению в покушении на Ленина спустя год после того, как Каплан была расстреляна по этому же обвинению. Следовательно, полной уверенности, что стреляла в Ленина именно Каплан, не было. Подробнее см.: Литвин А. Л. Кто стрелял в Ленина? Megapolis-Continent. 1991. 30 мая; он же. Дело 2162 и другие дела. // Собеседник. 1991. Октябрь. № 42. Об этом свидетельствует и возвращение к делу о покушении на Ленина во время судебных процессов над лидерами партии правых эсеров (1922 г.) и по делу «антисоветского правотроцкистского блока» (1938 г.). На последнем государственный обвинитель А. Я. Вышинский настойчиво добивался признаний в покушении на Ленина не только правых, но и левых эсеров, Н. И. Бухарина и других. Бухарин согласился со многими оговорами в свой адрес, но участие в покушении на Ленина отрицал решительно. Судебный отчет по делу антисоветского «правотроцкистского блока». М., 1938. С. 185, 227. Позже были найдены и другие документы, дополняющие сведения к биографии Каплан. См.: Литвин А. Л. Фейга Файвеловна Каплан. — Дело Фани Каплан, или Кто стрелял в Ленина. М., 2003. С. 9–11.

Биография Каплан малоизвестна. Фейга Файвеловна Каплан родилась в 1887 году в Волынской губернии. Позже, во время допроса, она сообщила заместителю председателя ВЧК Я. X. Петерсу, что ее отец был еврейский учитель, что родители уехали в США в 1911 году, у нее было четыре брата и три сестры, и все они рабочие, а сама она получила домашнее воспитание. На этом же допросе Каплан сказала, что под этой фамилией она жила с 1906 года. // Пролетарская революция. 1923. № 6–7. С. 284. Ляндрес полагает, что смена фамилии произошла в связи с замужеством и что ее мужем мог быть большевик Макс Каплан, работавший в 1918 г. в крымском подполье. // Slavic Review. 1989. V. 48. № 3. P. 435. См. также: В борьбе за советский Крым. Воспоминания старых большевиков. Симферополь, 1958. С. 10; Баранченко В. Гавен. М., 1967. С. 97, 100. Ныне выяснилось, что паспорт Каплан был фальшивым и был ею одолжен у эсерки Фани Каплан — реальной фигуры, известной минскому жандармскому управлению в 1907 г. //Общая газета. 31 августа — 6 сентября 1995 г. Публикация Я. Леонтьева.

Однако в 1916 г. начальник акатуевской тюрьмы получил письмо от родителей Каплан, которые подписались Файвел и Сима Каплан, т. е., возможно, это была ее настоящая фамилия. Каплан судил военно-полевой суд войск Киевского гарнизона 30 декабря 1906 г. Она была приговорена к бессрочной каторге за «изготовление, хранение, приобретение и ношение взрывчатых веществ с противной государственной безопасности и общественному спокойствию целью».

В 1907 г. Каплан появилась в Мальцевской тюрьме Нерчинской каторги в Восточной Сибири. Эта тюрьма, по воспоминаниям бывших каторжанок Ф. Радзиловской и Л. Орестовой, с февраля 1907 г. и вплоть до весны 1911 г. была средоточием всех женщин, осужденных по политическим статьям к каторжным работам в Сибири. К августу 1907 г. их было 14, в мае 1908 г. — 33, а весной 1911 г. — 62. Большинство каторжанок — это эсерки (М. Спиридонова, А. Биценко, А. Измаилович и др.), были большевички, меньшевички, бундовки, анархистки. Бывшие каторжанки подробно описывали свой тюремный быт и отмечали тяжелые приступы болезни у М. Спиридоновой и слепоту Ф. Каплан. О последней они писали так: «В смысле заболевания был у нас в Мальцевской один, поистине трагический случай. Одна из мальцевитянок, Фаня Ройтблат (Каплан. — А. Л.), еще до своего ареста была ранена в голову осколком взорвавшейся бомбы. Так как прошло около 2 лет после взрыва и рана зажила, то никто из нас, да и она сама, никогда не думали о каких-либо осложнениях от ранения. Мы привыкли видеть ее всегда здоровой и жизнерадостной.

Вдруг, однажды вечером, кажется летом 1909 г., в тюрьме поднялась тревога: с Фаней неожиданно случился странный припадок — она перестала видеть. Глядела широко раскрытыми глазами и ничего не видела вокруг себя. Маруся Беневская (отбывавшая с Каплан свой строк на каторге. — А. Л.) пересмотрела все медицинские книги, какие только были в тюрьме, предположила причину слепоты повреждением зрительного нерва при ранении, но непосредственной помощи оказать не могла. Через день или два припадок слепоты кончился, Фаня опять увидела свет, но мы поняли, что дело может принять печальный оборот. И, действительно, через короткое время она совсем потеряла зрение. У нее по-прежнему оставались прекрасные, серые, лучистые глаза, такие ясные и чистые, что по внешнему виду трудно было определить, что она слепая.

В течение долгого периода Фаня надеялась, что слепота пройдет, что все это временно, и ни за что не хотела приспособиться к своему новому положению. Она перестала совсем выходить на прогулку, молча сидела или лежала на кровати в своей одиночке и, уйдя в себя, углубленно думала о том ужасном, что над ней стряслось. Слепота так ее потрясла, что она хотела лишить себя жизни. Пока особо острый период не миновал, мы ни на минуту не оставляли ее одну.

Когда прошел месяц, другой и ничего не изменилось, она постепенно начала приспосабливаться к своему новому положению. Стала учиться читать по азбуке для слепых без посторонней помощи и приучилась обслуживать себя. Так странно было видеть, как она, выйдя на прогулку, быстро ощупывала лица новеньких, которых она не знала зрячей. Веселье и жизнерадостность к ней не вернулись в прежней мере, она теперь больше ушла в себя.

Неоднократно к ней вызывались тюремные врачи, но их мнение долго сходилось на одном, что она симулирует слепоту. Так она прожила в течение многих лет слепой и только в 1913 г. была переведена в Иркутск для лечения. Оказалось, что ее слепота все-таки поддается лечению. После лечения зрение ее не стало, конечно, вполне нормальным, но, во всяком случае, это уже не был тот полный мрак, в котором она жила столько лет». Радзиловская Ф., Орестова Л. Мальцевская женская каторга. 1907–1911 гг. Каторга и ссылка. 1929. Кн. 59. С. 122–123. Они же сообщали, что жили тогда коммуной: все полученные деньги, посылки и книги становились общей собственностью и шли в общее пользование. Там же. С. 118.

Эти воспоминания дополнила А. Пирогова, бывшая с Каплан в Нерчинске: «В камере с нами была бессрочница Каплан, временно потерявшая зрение еще в Мальцевской. Врачей-окулистов на каторге не было; вернется ли зрение или нет, никто не знал. Однажды Нерчинскую каторгу объезжал врач областного управления, мы попросили его осмотреть глаза Фани. Он очень обрадовал нас сообщением, что зрачки реагируют на свет, и сказал, чтоб мы просили перевода ее в Читу, где ее можно подвергнуть лечению электричеством. Мы решили, что будь что будет, а надо просить Кияшко (губернатор, приезжал на каторгу с инспекцией. — А. Л.) о переводе Фани в Читинскую тюрьму для лечения. Тронула ли его красивая молодая девушка с незрячими глазами, не знаю, но только мы сразу увидели, что дело нам удастся. Расспросив нашу уполномоченную, он громогласно дал слово перевести Фани немедленно в Читу на испытание». Пирогова А. Я. На женской каторге. / На женской каторге. М., 1932. С. 195.

Несмотря на небольшие разночтения, бывшие каторжанки утверждали о слепоте Каплан и о том, что зрение полностью к ней не вернулось. Заметим, что воспоминания писались и публиковались в конце 20-х — начале 30-х годов, когда писавшим было известно о трагической судьбе Каплан. Более того, Ф. Н. Радзиловская была вызвана 1 сентября 1918 г. в ВЧК для опознания Каплан, дала ей положительную характеристику. Она сразу же выразила недоумение: «Я познакомилась с Фани Каплан на Нерчинской каторге, где я пробыла с ней три года. Каплан ослепла в августе 1908 года, а может быть, в 1909 году…» И позже, в воспоминаниях, бывшие каторжанки продолжали тепло вспоминать Каплан, хотя официальная пресса была полна проклятий в ее адрес и клеймила ее как эсеровскую убийцу…

В марте 1917 г. из Акатуйской каторги в Читу на тройках отправилось 10 каторжанок, освобожденных Февральской революцией: А. Биценко, А. Измаилович, Ф. Каплан, М. Спиридонова, Н. Терентьева, А. Пирогова, А. Шумилова, П. Шакерман, А. Шенберг, В. Штольтерброт. Перед отъездом они навестили могилу декабриста Лунина, а 8 марта были торжественно встречены в Чите. // Там же. С. 201, 203.

Из Читы Каплан отправилась в Москву и некоторое время там жила у своей знакомой по каторге Анны Пигит по адресу: Б. Садовая, д. 10, кв. 5. А. С. Пигит сообщила на допросе Кингисеппу 31 августа 1918 г.: «Я заявляю, что предъявленная мне содержащаяся под стражей во Всероссийской чрезвычайной комиссии женщина, называющая себя Фани Каплан, есть действительно Фани Каплан, бывшая каторжанка, вместе со мной бывшая на Нерчинской каторге. Она была приговорена к бессрочной каторге. Я застала ее уже на каторге в 1907 году. Я не помню, по какому именно делу она была осуждена. Она была приговорена по какому-то делу анархистов. По освобождении с каторги между нами, бывшими каторжанками, сохранились старые отношения, и Фани Каплан ко мне неоднократно заходила; Мы партийно разошлись. Я левая эсерка, и мы встречались нечасто. Полагаю, что она последнее время проживала в Москве». Допрошенный тогда же ее брат, Давид Пигит, сказал: «Я лично знаю Фани Каплан. Познакомился с ней в апреле прошлого года, когда она вернулась с каторги вместе с моей сестрой и гостила у нас за неимением пристанища. Вскоре она уехала в Крым для лечения. После этого я с ней больше не встречался. Мне неизвестно, сколько времени она пробыла в Крыму. Я не знаю подробностей того дела, по которому она была осуждена на каторгу. Знаю только, что она ослепла от взрыва бомбы, а потом вновь прозрела». Были допрошены и другие сокаторжники (В. Штольтерброт, В. Тарасова), признавшие в задержанной Фани Каплан. ЦА ФСБ РФ, д. 2162. По обвинению Каплан Ф. Е., л. 44, 45, 51.

В Крыму Каплан лечилась в санатории для политзаключенных в Евпатории. Октябрь 1917 г. застал ее в Харьковской офтальмологической клинике, где она восстанавливала зрение у знаменитого профессора Л. Л. Гиршмана. «Этой революцией я была недовольна, — говорила она на допросе Петерсу, — встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это. По течению эсеровской партии я больше примыкаю к Чернову». // Пролетарская революция. 1923. № 6–7. С. 284.

После Харькова был Симферополь, где Каплан пробыла до февраля 1918 г., работая заведующей курсами по подготовке работников волостных земств и получая зарплату в 150 рублей в месяц. По воспоминаниям В. Е. Баранченко, он познакомился с Каплан летом 1917 г. в Крыму, в санатории, там же с ней встретился Д. И. Ульянов. Ему понравилась Каплан, по его рекомендации она поехала в Харьков и частично восстановила зрение после операции, стала видеть силуэты. Баранченко позже стал мужем Ф. Ставской, на процессе 1922 г. сообщившей о встрече с Каплан в Крыму. // Резник С. Тайна покушения Фани Каплан. // Литературные записки. М., 1991. № 1. С. 102–103; ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 47. В конце февраля или марте 1918 г. Каплан вернулась в Москву, где жила на квартире Пигит и встречалась со своими подругами по каторге. О ее политических взглядах в то время судить трудно. На допросах по этому поводу она высказывалась достаточно противоречиво, путая хронологическую последовательность событий. Каплан говорила Петерсу о том, что в Акатуе она была вместе со Спиридоновой и Биценко и стала из анархистки социал-революционеркой. «В своих взглядах я изменилась потому, что я попала в анархистки очень молодою… Самарское правительство принимаю всецело и стою за союз с союзниками против Германии. Стреляла в Ленина я. Решилась на этот шаг еще в феврале. Эта мысль у меня назрела в Симферополе, и с тех пор я начала подготавливаться к этому шагу». // Пролетарская революция. 1923. M 6–7. С. 284.

Решение Каплан примерно в это время участвовать в покушении на Ленина подтвердил В. Зензинов, член ЦК партии эсеров. В книге о событиях 1918 г. он вспоминал, что Каплан предложила свои услуги в Москве Нилу Фомину, впоследствии расстрелянному колчаковцами. Он предложил Зензинову весной 1918 г. «организовать вместе с Дорой Каплан покушение на Ленина. Партия тогда отказалась воспользоваться этим предложением, и позднее Дора Каплан на свою собственную ответственность стреляла в Ленина и тяжело ранила его». // Зензинов В. Государственный переворот адмирала Колчака в Омске. 18 ноября 1918 г. Сб. документов. Париж, 1919. С. 152. Эти воспоминания невозможно проверить, хотя следует учесть, что возникли они уже после того, как о Каплан писали со ссылками на советские газеты многие. Так утверждалось мнение, что стреляла в Ленина именно она. Ссылались и на ее собственные признания, хотя часть протоколов допросов не подписана. Н. А. Скрыпнику, заведующему отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией, Каплан сказала 31 августа 1918 г., что «стреляла по собственному побуждению». Председателю Московского ревтрибунала А. М. Дьяконову она говорила: «Стреляла в Ленина я потому, что считала его предателем революции и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм… Я считаю себя социалисткой, сейчас ни к какой партии себя не отношу». И снова Дьяконову: «Меня задержали у входа на митинг, ни к какой партии не принадлежу. Я стреляла в Ленина, потому что считаю, чем дольше он живет, он удаляет идею социализма на десятки лет. Я совершила покушение лично от себя». // Пролетарская революция. 1923. № 6–7. С. 282, 285. Подписать этот протокол допроса Каплан отказалась.

Бывших каторжанок А. Пигит, Ф. Радзиловскую, В. Тарасову по распоряжению Кингисеппа привезли в ВЧК, на квартире Пигит оставили засаду. В нее попадет зашедшая к Пигит ее подруга по каторге Вера Штольтерброт и тоже будет доставлена в ВЧК. Но все они удостоверяли личность Каплан, о себе заявили, что политической работой не занимаются. Потому допрашивавший их Кингисепп постановил всех освободить и засаду в квартире Пигит снять. Ф. Радзиловская сообщила 1 сентября: «В июле я была в отпуске. Приехала 25 июля… видела Каплан 3–4 раза. Она заходила ко мне, раз я ее видела, кажется, на улице. В последний раз она была у меня недели полторы назад. На политические темы мы не говорили. Я ни разу у нее не была. Ее адреса не знаю. Она вернулась из Крыма в конце мая или начале июня. За точность не ручаюсь. Мне кажется, что она одно время искала занятий, но я не знаю, служила ли она где-нибудь. При встречах она производила на меня впечатление вполне уравновешенного человека». Ее показания подтвердил Л. Я. Черномордик, проживающий по адресу: Леонтьевский переулок, д. 12, кв. 9, сказавший, что к квартирантке Фане Радзиловской приблизительно неделю назад (22–23 августа 1918 г.) приходила женщина, имевшая сходство с предъявленной ему фотокарточкой. ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 31, 32.

Каплан сообщила Петерсу и наркомюсту Курскому, что виделась после приезда из Крыма с А. Биценко, сокаторжанкой, членом ЦК партии левых эсеров, но не спрашивала ее, как попасть к Ленину, что правого эсера Зензинова, равно как и других, не знает, что «не слыхала ничего про организацию террористов, связанную с Савинковым. Эти показания Савинков позже подтвердил: „В 1918 г. предполагалось покушение на Ленина и Троцкого. Но делалось очень мало… К делу Доры Каплан наш союз не имел никакого отношения“». Дело Б. Савинкова. Л., 1924. с. 56.

С А. А. Биценко дело обстояло сложнее, Анастасия Алексеевна Биценко (1875–1938) была вместе с Каплан на каторге, в 1917-м и до июля 1918 г. являлась членом ЦК партии левых эсеров. На допросе следователю НКВД она сообщила 17 февраля 1938 г., что в августе 1918 года ходила в Кремль к арестованной М. А. Спиридоновой и та ей говорила о встрече с Каплан и о решимости последней стрелять в Ленина. В обвинительном заключении Биценко инкриминировалось знание в 1918 г. о готовящемся покушении на Ленина и непредупреждении такового. Биценко была расстреляна 16 июня 1938 г. Во время реабилитации Биценко в 1961 г. выяснилось, что к Спиридоновой она не ходила, что левые эсеры к покушению на Ленина не имели никакого отношения. ЦА ФСБ РФ, д. 17358, А. А. Биценко. С. 17, 25, 76. Петерс спрашивал Каплан на допросе, просила ли она Биценко провести ее к Ленину в Кремль. Каплан на этот вопрос ответила отрицательно.

429

Столица. 1991. № 33. С. 51.

430

Локкарт Р. Мемуары британского агента. М., 1991. С. 293–294. Локкарт был арестован в ночь на 1 сентября 1918 г. Никак не аргументированную версию о том, что покушение на Ленина было делом рук английской разведки, поддержал специалист по ее истории Филип Найтли в книге «„Ким Филби“ — супершпион КГБ». М., 1992. С. 114.

431

О Протопопове сведения скудны. Известно, что он из матросов. В марте 1918 г. — начальник контрразведки красного советско-финского отряда, ставшего в апреле 1918 г. отрядом ВЧК. В июне 1918 г. отрядом стал командовать левый эсер Д. И. Попов, Протопопов был назначен его заместителем. Он активно участвовал в действиях отряда во время выступления левых эсеров в начале июля 1918 г. Когда Дзержинский приехал в отряд для ареста Блюмкина, к нему подошел член ЦК партии левых эсеров Ю. В. Саблин и потребовал сдать оружие. Дзержинский отказался. Тогда к нему подошел Протопопов, схватил за руки и обезоружил. ЦА ФСБ РФ, д. H-8, т. 1, л. 150; т. 11, л. 4, 94.

432

На Каплан оказывалось психологическое давление.

31 августа 1918 г. Кингисепп допросил сокаторжанку Каплан B. М. Тарасову-Боброву, которая рассказала многое из биографии Каплан. Ему удалось разговорить Каплан, узнать, что она была анархисткой. Но о своем участии в покушении на Ленина не сказала ничего вразумительного. Зачем оказалась на митинге? Кто ей помогал? Об этом — ни слова.

— Я думаю, у вас есть еще много что сказать…

— Я сказала все.

— Я не ошибусь, — сказал Петерс, — вы утаиваете главное — сообщников и руководителей покушения… ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 8.

Этот допрос Петерс проводил в 2 часа 25 минут ночи с 30 на 31 августа. Позже он вспоминал: «Я долго ей доказывал, что преступление, которое она совершила перед рабочими, перед трудящимися вообще, перед революцией, чрезвычайно тяжелое, и мы с ней долго спорили по этому вопросу. В конце концов она заплакала, и я до сих пор не могу понять, что означали эти слезы: или она действительно поняла, что она совершила самое тяжелое преступление против революции, какое только можно совершить, или это были просто утомленные нервы. Каплан ничего не сказала о своих соучастниках в преступлении», — сетовал Петерс. Петерс Я. Воспоминания о работе в ВЧК в первый год революции. 1924. № 10. С. 30–31; он же. То же. // Былое. Париж, 1933. Т. 2. С. 121, 122. Сообщение эсеровской газеты «Земля и воля» от 18 сентября 1918 г. о пытках, которым подвергли Каплан в ВЧК, о том, что она оказалась столь ужасной, что ее нельзя было вывести в зал суда, а потому ее просто пристрелили, — не соответствуют действительности.

433

Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. // Новый мир. 1989. № 9. С. 85, 102; Гусев К. В. Рыцари террора. М., 1992. C. 84; и др.

434

ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 29, 30.

435

Спиридонова писала: «И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться и не убивать Каплан. Как это было бы не только красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время нашей всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздается только щелканье зубами, вой боли, злобы или страха и… ни одного звука, ни одного аккорда любви». // Родина. 1990. № 5. С. 50. О реакции Ленина сообщила А. Балабанова, хорошо знавшая семью вождя и навестившая Ленина в сентябре 1918 г.: «Когда мы говорили о Доре Каплан, молодой женщине, которая стреляла в него и которая была расстреляна, Крупская была очень расстроена. Я могла видеть, что она была глубоко потрясена мыслью о революционерах, осужденных на смерть революционной властью. Позже, когда мы были одни, она горько плакала, когда говорила об этом. Сам Ленин не хотел преувеличивать эпизод. У меня сложилось впечатление, что он был особенно потрясен казнью Доры Каплан, т. к. это имело отношение к нему самому; что решение было бы более легким, если бы жертвой ее пули был один из народных комиссаров. Позднее, когда я выразила свои чувства по поводу казни группы меньшевиков, обвиненных в контрреволюционной пропаганде, Ленин ответил: „Неужели вы не понимаете, что, если бы мы не расстреляли этих нескольких лидеров, мы могли быть поставлены в положение, когда нам придется расстрелять десятки тысяч рабочих?“ Его тон не был ни жестоким, ни безразличным, создавалось впечатление трагической необходимости, которая глубоко поразила меня в то время». // Ваlabаnоff А. My life as a Rebel. London, 1973. P. 187–188. Балабанова сочувствовала Ленину, а не Каплан, оправдывала его жестокость, показывала его решимость любыми средствами добиться цели.

Местные эсеровские издания злорадствовали по поводу покушения, но ни одно не писало о том, что его свершила представитель эсеровской партии. «Тяжело ранен Ленин… Политическое убийство грозит оборвать эту роковую для России жизнь», — сообщало «Новое казанское слово» 3 октября 1918 г. В. М. Чернов в Самаре рассказал корреспонденту эсеровской газеты «Народ», что пробирался в город через множество деревень. «В некоторых местах в среду крестьян, — говорил он, — вместе с недовольством большевиками просачивается антисемитская агитация, особенно в связи с нападением большевиков на церкви и монастыри, однако, когда мужики узнали, что убийцами Ленина и Урицкого являются евреи Ройд-Каплан и Канегиссер, они свою ненависть к большевикам уже не стали относить к евреям». По впечатлениям Чернова, «относительно покушения на Ленина крестьяне в массе не выражают ни радости, ни печали, а лишь равнодушное любопытство», и единственным откликом на это событие были вопросы: «Что же, теперь чуточку получше будет или еще кто-нибудь злее найдется?» ЦА РФ, Ф. 4370, оп. 1, л. 7–8.

436

Троцкий вспомнил о разговоре с Лениным, состоявшемся между ними уже в первые дни после прихода к власти:

— А что, — спросил меня совершенно неожиданно Владимир Ильич… — если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?

— Авось не убьют, — ответил я, смеясь.

— А черт их знает, — сказал Ленин и сам рассмеялся.

Троцкий также ссылается на рассказ Семенова, подтвердивший планы эсеров взорвать поезд председателя Реввоенсовета республики. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Берлин, 1930. Т. 2. С. 60, 151.

В начале 1918 г. план пленения или убийства Ленина и Троцкого разработал Ф. М. Онипко, эсеровский депутат от Ставрополя и член военной комиссии Союза защиты Учредительного собрания. Но когда Онипко обратился за одобрением в ЦК эсеровской партии, члены ЦК пришли в ужас от самой идеи покушения, доказывая, что убийство эсерами Ленина и Троцкого обрушит на партию ярость рабочих. После этого Онипко распустил свою террористическую группу. // Минувшее. М., 1991. Т. 4. С. 110–111. 13 декабря 1918 г. в ВЧК допрашивали летчика-офицера Д. Д. Хризосколес-де-Платан. Выяснилось, что в апреле — июле 1918 г. он был в Казани командиром 6-го авиаполка. Во время наступления чехословацких легионеров на Казань (июль 1918 г.) уговаривал летчиков перелететь к комучевцам и предлагал за это 2 тысячи рублей. Стало известно, что он, вместе с другими офицерами, готовил в 1917–1918 гг. покушение на Ленина и Троцкого. В декабре 1919 г. Хризосколес-де-Платан бежал из Таганской тюрьмы и скрылся. ЦА ФСБ РФ, Обзорная справка о покушении на В. И. Ленина.

437

Как опытный боевик, Семенов, консультируясь с мастером провокации чекистом Аграновым, нарисовал «достоверную» и логическую схему «охоты на Ленина». «Город разбивался на четыре части, назначаются четыре исполнителя… В часы, когда идут митинги, районный исполнитель дежурил в условленном месте, на каждом крупном митинге обязательно присутствовал кто-нибудь из боевиков. Как только Ленин приезжал на тот или другой митинг, дежурный на митинге боевик сообщал об этом районному исполнителю и тот немедленно должен был явиться на митинг для выполнения акта. Среди исполнителей Семенов лучшей назвал Каплан, а также сообщил, что в их числе были Коноплева, Федоров, Усов (последний вскоре был исключен). В тот день к заводу Михельсона, где Ленин должен был выступать на митинге, были посланы Каплан и „хороший боевик, старый с.-р., рабочий Новиков“».

А дальше события, по Семенову, развивались так: «Ленин приехал на завод Михельсона. Окончив говорить, Ленин направился к выходу. Каплан и Новиков пошли следом. Каплан вышла вместе с Лениным и несколькими сопровождавшими его рабочими. Новиков нарочно споткнулся и застрял в выходной двери, задерживая несколько выходящую публику. На минуту между выходной дверью и автомобилем, к которому направился Ленин, образовалось пустое пространство. Каплан вынула из сумочки револьвер; выстрелив три раза, тяжело ранила Ленина. Бросилась бежать. Через несколько минут она остановилась и, обернувшись лицом к бегущим за нею, ждала, пока ее арестуют. (Думаю, что Каплан остановилась, вспомнив свое решение не бежать и овладев собою.) Каплан была арестована. На Новикова никто не обратил внимания». Семенов (Васильев) Г. Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 гг. С. 31–35.

438

Там же. С. 34, 36; Пионтковский С. А. Гражданская война в России. Хрестоматия. С. 175–176; Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь — август 1922 г.). М., 2002. С. 148–161, 177, 178.

Донской Д. Д. (1883–1936), военный врач, член ЦК партии эсеров, депутат Учредительного собрания. После января 1918 г. руководил военной комиссией партии эсеров. Неоднократно арестовывался. На процессе 1922 г. приговорен к расстрелу, исполнение которого было приостановлено и поставлено в зависимость от поведения находящихся на свободе членов ПСР. В сентябре 1924 г. выслан в Нарымский край сроком на 3 года, где заведовал больницей в селе Паратель; с 1933 г. — в ссылке в Уральской области. 24 сентября 1936 г. покончил с собой в ожидании ареста. См.: Дмитрий Дмитриевич Донской. Сост. Я. А Яковлев. Томск, 2000; Бондаренко А, Красильников С. Узник Нарымского края. Жизнь и судьба Дмитрия Донского — эсера и ссыльного. // Родина. 2000. № 8. С. 64–66.

Гоц А. Р. (1882—?), в партии эсеров с 1902 г. Учился в Берлинском университете философии, с 1907 г. — на российской каторге. После февраля 1917 г. — лидер фракции эсеров Петроградского совета, член Президиума 1-го Всероссийского съезда Советов, осудил захват власти большевиками, председатель Комитета спасения родины и революции, депутат Учредительного собрания. Весной 1918 г. вошел в военный штаб «Союза возрождения» в Петрограде. В 1920 г. арестован, в 1922 г. на суде приговорен к расстрелу, замененному ссылкой в 1925 г. в Ульяновск, в 1931 г. в Семипалатинск, с 1935 г. в концлагере, в 1937 г. доставлен в Алма-Ату для допросов. В мае 1937 г. в Алма-Ате был обвинен в том, что вместе с М. И. Либер-Гольдманом и С. О. Ежовым-Цедербаумом пытался в 1935 г. «создать единую социалистическую антисоветскую партию». По всей вероятности, тогда же, в 1937 г., расстрелян. По другой версии умер в Красноярском лагере 4 августа 1940 г. // Минувшее. М., 1992. Т. 7. С. 201–202.

Тимофеев Е. М. (1885–1941), член ЦК партии эсеров с декабря 1917 г. До этого не раз арестовывался за террористическую деятельность. Весной 1918 г. вместе с И. Дашевским, В. Зензиновым и Б. Моисеенко организовал военную комиссию ЦК в Москве. В 1920 г. арестован. В 1922 г. приговорен на суде к расстрелу, замененному ссылкой. В 1925 г. Тимофеев в Коканде, затем Лубянская тюрьма, ссылка в Уральск, в 1929 г. — в Казань, затем в Самарканд. До ареста в 1936 г. написал более 10 исследований об экономике сельского хозяйства и гидрологии. Расстрелян 11 сентября 1941 г. в Медведевском лесу на окраине Орла вместе с М. Спиридоновой и др. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 128; Красильников С. А. Евгений Тимофеев и Макс Гельц: несостоявшийся обмен политзаключенными в 20-е годы. // Гуманитарные науки в Сибири. Новороссийск, 1994. № 2. С. 59–66.

439

ЦА ФСБ РФ, Н-1789. Стенограмма судебного процесса по делу ЦК ПСР, т. 10, л. 596. Е. М. Ратнер (1886–1931), член ЦК ПСР, в 1922 г. судом приговорена к расстрелу, замененному ссылкой в Самарканд. В 1931 г. умерла во время операции (рак) в Ленинграде. // Минувшее. Т. 7. С. 209.

И. С. Дашевский (1891–1937), член боевой группы партии с.-р., в 1921 г. вышел из партии правых эсеров. Во время суда в 1922 г. был амнистирован. На суде говорил, что он познакомил Каплан с Семеновым. В момент ареста 30 апреля 1937 г. работал замначальника сектора кадров Всесоюзного автогенного треста. Расстрелян 13 июля 1937 г. // ЦАФСБ РФ, д. 11401, т. 1, л. 312.

440

ЦА ФСБ РФ, Н-1789. Стенограмма… л. 471, 562, 563, 565, 574, 591–596,625. А. Р. Гоц рассказывал суду о том, что в середине июля 1918 г. поселился на станции Удельная под Москвой, а 30–31 июля вместе с Б. Рабиновичем поехал в Казань. 2 августа на станции Алатырь был опознан и арестован. Решил, что лучше к Дзержинскому в Москву, чем к Лацису в Казань, где был бы сразу расстрелян. За это время видел Семенова один раз. Семенов приезжал в Удельную, спрашивал об отношении к террору. Гоц сказал, что ЦК ПСР ныне за Волгой, и отправил Семенова к Тимофееву, который ведал военной работой в Москве (л. 550).

М. Я. Гендельман (1881–1938), член ЦК ПСР, на 2-м съезде Советов (25 октября 1917 г.) выступил с предложением от фракции эсеров отказаться от решения споров силой оружия. Арестован в 1921 г., суд приговорил его в 1922 г. к расстрелу, замененному ссылкой, затем тюрьмой. Расстрелян 3 октября 1938 г. Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993. С. 77–78.

Ф. Е. Ставская (1890–1937), эсерка, занималась террористической деятельностью, была на каторге, в 1917 г. в Крыму, жена большевика Баранченко. В 1922 г. вступила в РКП(б) по рекомендации Бухарина, Пятакова и Серебрякова. В 1937 г. перед арестом и расстрелом — директор государственной библиотеки при Историческом музее. ЦА ФСБ РФ, д. 11401, т. 1, л. 228.

Эсерка Б. А. Бабина (1894–1983) встретила Донского в Бутырской тюрьме в феврале 1922 г. и задала ему вопрос: «Как могло случиться, что эсерка Фани Каплан по заданию ЦК пошла убивать Ленина?» Донской сказал ей, что Каплан не была эсеркой, хотя он с ней и встречался: «Женщина довольно красивая, но несомненно ненормальная, да еще с разными дефектами: глухая, полуслепая, экзальтированная вся какая-то. Словно юродивая! Меньше всего мне приходило в голову отнестись к ее словам серьезно. Я ведь, в конце концов, не психиатр, а терапевт. Уверен был — блажь на бабенку напала!.. Помню, похлопал ее по плечу и сказал ей: „Пойди-ка проспись, милая! Он — не Марат, а ты — не Шарлотта Корде. А главное, наш ЦК никогда на это не пойдет. Ты попала не по адресу. Даю добрый совет — выкинь это все из головы и никому больше о том не рассказывай!“» Бабина Б. А. Февраль 1922. // Минувшее. М., 1990. Т. 2. С. 24–25, 376.

441

Обвинительное заключение… С. 110. М. Янсен пишет, что процесс развивался по сценарию: часть бывших эсеров обвинила своих бывших товарищей по партии. Суд, несмотря на отрицание обвинений, связанных с покушением на Ленина, принял версию Семенова. // Огонек. 1990. № 33. С. 16.

442

Обвинительное заключение… С. 97. Обвинение поддержали те правые эсеры, которые перешли к сотрудничеству с большевиками. Они говорили во время процесса 1922 г.:

Григорий Ратнер: До материалов, опубликованных Семеновым и Коноплевой, верил, что выстрелы в Ленина были индивидуальным актом озлобленной фанатички, причем актом, «определенно запрещенным ЦК».

Константин Буревой: По приезде в Москву из Самары в начале февраля 1919 г. слышал от Донского, что Каплан обратилась в ЦК с предложением об убийстве Ленина, причем ЦК отверг это предложение, в связи с чем Каплан вышла из партии и самостоятельно совершила преступление.

Константин Рабинович: Летом 1918 г. (июнь — август) у меня на квартире проживала Фани Каплан. Я не знал о ее причастности к боевой организации партии с.-р.

443

В. А. Новиков на допросе 15 декабря 1937 г. заявил, что в июле 1932 г. в пересыльной тюрьме во время прогулки встретил Каплан, которая числилась там под фамилией Ройд Фаня. Проверка, проведенная НКВД, ничего подобного не обнаружила. Запросы в Свердловскую и Новосибирскую тюрьмы установили, что среди заключенных Каплан ни под какими фамилиями не числилась. // Источник. 1993. № 2. С. 86–87.

444

В работах Н. Д. Костина «Суд над террором» (М., 1990. С. 4), «Кто стрелял в Ленина» (Родина. 1993. № 10. С. 64). утверждается правильность обвинительного заключения суда 1922 г. Дополнительная аргументация не приводится. Ныне можно утверждать, что многое на процессе было сфальсифицировано. Об этом подробно пишет Марк Янсен, подтверждая мнение писателя В. Шалимова о том, что во время политических процессов только «правые эсеры уходили из зала суда, не вызывая жалости, презрения, ужаса, недоумения…» // Огонек. 1990. № 39. С. 17. Янсен полагает, что процесс провалился. В защиту правых эсеров выступили М. Горький, А. Франс и другие. Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Горький и дело эсеров. //Дружба народов. 1990. № 12. С. 231–239. На процесс приехали представители II Интернационала, но вскоре западные адвокаты стали сомневаться в необходимости своего участия в «странном» суде. Ян сен М. Первый показательный. // Независимая газета. 1992. 4 сентября.

4 мая 1922 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) была выделена тройка для «детальной разработки вопроса о защитниках с.-р.». Этот протокол подписан Сталиным. Защитниками на процессе были Бухарин, Томский, M. Н. Покровский и др., которые не столько защищали, сколько обвиняли подсудимых. О ходе процесса Сталину докладывал Бухарин, который участвовал в процессе в качестве представителя ЦК, а не был «защитником Семенова в индивидуальном порядке». Ведь это «защитник» Бухарин тогда организовал слушателей коммунистического университета имени Свердлова для устройства «кошачьего» концерта на вокзале против приезда Вандервельде и др. ЦА ФСБ РФ, д. 17358, л. 33, 34.

445

Протоколы допросов Каплан с небольшой литературно-стилистической правкой, без искажения смысла, а также показания некоторых свидетелей были изданы. К истории покушения на Ленина (Неопубликованные материалы). // Пролетарская революция. 1923. № 6–7. С. 275–285; Покушение на Ленина 30 августа 1918 г. М., 1924; 2-е изд. М., 1925; Выстрел в сердце революции. М., 1983; Покушение. // Новое время. 1987. № 33; Источник. 1993. № 2; Фондовое издание каторжного и советского следственных дел см.: Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина? Сб. документов. Казань, 1995; Дело Фани Каплан, или Кто стрелял в Ленина? Изд. 2-е, исправленное и дополненное. М., 2003; и др.

В. Э. Кингисепп (1888–1922), большевик с 1906 г. В 1918 г. работал в ревтрибунале и ВЧК. С 1920 г. на подпольной работе в Эстонии. 4 мая 1922 г. расстрелян эстонской охранкой.

А. Я. Беленький (1883–1942), большевик с 1902 г., в 1919–1924 гг. — начальник охраны Ленина, член коллегии ВЧК.

446

Гиль. Показания, данные 30 августа А. М. Дьяконову, председателю Московского революционного трибунала: «Я приехал с Лениным около 10 часов вечера на завод Михельсона. Когда Ленин был уже в помещении завода, ко мне подошли три женщины. И одна из них спросила, кто говорит на митинге. Я ответил, что не знаю. Тогда одна из трех сказала, смеясь: „узнаем“. По окончании речи Ленина, которая длилась около часа, из помещения, где был митинг, бросилась к автомобилю толпа человек 50 и окружила его. Вслед за толпой в 50 человек вышел Ильич, окруженный женщинами и мужчинами, и жестикулировал рукой. Среди окружавших его была женщина-блондинка, которая меня спрашивала, кого привез. Эта женщина говорила, что отбирают муку и не дают провозить. Когда Ленин был уже на расстоянии трех шагов от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, в расстоянии не более 3 шагов, протянувшуюся из-за нескольких человек женскую руку с „браунингом“, и были произведены 3 выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли, стрелявшая женщина бросила мне под ноги „револьвер“ и скрылась в темноте…» Тогда же Гиль поправился: женщина спрашивала, не кто говорит на митинге, а кого привез; женскую руку не с «револьвером», а «браунингом» заметил после первого выстрела. // Пролетарская революция. 1923. № 6–7. С. 277–278. Ленин приехал на завод Михельсона не в 10 ч. вечера, а раньше — в 18 ч. 30 мин. — Выстрел в сердце революции. С. 69. Гиль опровергал показания Семенова, утверждавшего, что Новиков в дверях устроил давку и Ленин вышел в пустой двор. По Гилю, никакого затора в дверях цеха не было.

2 сентября, в более развернутых показаниях, Гиль писал: «Стрелявшую я заметил только после первого выстрела. Она стояла у переднего левого крыла автомобиля. Тов. Ленин стоял между стрелявшей и той в серой кофточке, которая оказалась раненой». В двух показаниях Гиля речь шла только о женской руке, которую он увидел после первого выстрела. Лицо стрелявшей Гиль «вспомнит» много лет спустя, когда напишет воспоминания, где желаемое выдаст за действительное и где многое будет противоречить его прежним показаниям. Нельзя согласиться, например, с таким «воспоминанием» Гиля: «Раздался еще один выстрел. Я мгновенно застопорил мотор, выхватил из-за пояса „наган“ и бросился к стрелявшей. Рука ее была вытянута, чтобы произвести и следующий выстрел. Я направил дуло моего „нагана“ ей в голову. Она заметила это, ее рука дрогнула…» Гиль С. К. Шесть лет с Лениным. Воспоминания личного шофера Владимира Ильича Ленина. М., 1957. С. 18.

Оставалось недоказанным и то обстоятельство, мог ли Гиль, сидя за рулем машины со включенным мотором в заводском дворе, заполненном людьми (около 8 часов вечера), увидеть руку, которую он определил как женскую, хотя все время путал в показаниях «браунинг» с «револьвером»…

Следственный эксперимент провели 2 сентября сотрудники ВЧК Я. M. Юровский и В. Э. Кингисепп. На машине Гиля они приехали на завод. Н. Я. Иванов, председатель заводского комитета и председательствующий на митинге, рассказал: «Кингисепп попросил показать, по возможности точнее, где стояла машина, когда товарищ Ленин выходил после митинга… Я показал, а Гиль подтвердил, что машину он поставил именно здесь. Кингисепп сказал Гилю: „Поставьте машину так, как она тогда стояла“. Гиль поставил… Тогда Кингисепп спросил меня, видел ли я раненого товарища Ленина. Я видел. Я показал место, где товарищ Ленин упал… Кингисепп велел Гилю сесть за руль, а нам с Сидоровым сказал, чтобы мы встали там так, как в момент выстрела стояли Владимир Ильич и та женщина, которая о муже спрашивала. Это, объяснил Кингисепп, нужно для следствия… Мы встали. Чекист, сопровождавший Кингисеппа, сделал несколько снимков. Снимал он нас в разных положениях…» См. также: Глазунов M. М., Митрофанов Б. А. Следователь по важнейшим делам. // Советское государство и право. 1988. № 8. С. 102. Один из этих снимков сохранился в следственном деле Каплан.

В ходе эксперимента, проведенного с большим запозданием, уточнили, что стрелявшая Каплан находилась у передних крыльев автомобиля со стороны входа в помещение для митингов, что Ленин был ранен в тот момент, когда он был приблизительно на расстоянии одного аршина, т. е. менее метра от автомобиля (а не 3 шагов, как ранее утверждал Гиль), немного вправо от дверцы автомобиля. Экспериментально не проверили, мог ли Гиль вечером, примерно в 20 часов, видеть именно женскую руку. Только 2 сентября был проведен тщательный осмотр места преступления. Все говорили о трех выстрелах, но найдено было четыре стреляных гильзы. «Браунинг», из которого стреляли, был брошен под ноги Гилю, тот ногой отбросил его под машину.

И тут же в следственном деле иное утверждение. «2 сентября, — писал Кингисепп в протоколе, — ко мне явился тов. Александр Владимирович Кузнецов (живет: Москва, Щипок, 22), показал удостоверение фабрично-заводского комитета и членский билет партии коммунистов № 713 и подал письменное заявление о том, что у него находится „револьвер-браунинг“, из которого 30 августа стреляла Каплан». Кузнецов передал следователю «браунинг» № 150489 и обойму с четырьмя патронами. Он сказал, что поднял его «тотчас же по выронению его Каплан». «Браунинг» был приобщен к делу о покушении на Ленина. В заявлении Кузнецов писал о том, что «прорвался сквозь кучу людей», когда «Ленин еще лежал» (т. е. машина стояла на месте), недалеко от него было брошено оружие, из которого было сделано три выстрела. Он указал, что по прочтении 1 сентября в «Известиях ВЦИК» просьбы о возвращении «браунинга» принес его в ВЧК, хотя еще 31 августа заявил товарищам из Замоскворецкого военкомата, что оружие у него. Затем Кузнецов сообщал, что, подняв «браунинг», бросился догонять убийцу и принял участие в задержании женщины. ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 53–55; Дело Фани Каплан, или Кто стрелял в Ленина? С. 227–230.

Показания Кузнецова вызывают ряд вопросов, из которых по крайней мере два представляются принципиальными: 1) Где лежал «браунинг», под машиной (Гиль) или рядом с упавшим после выстрела Лениным (Кузнецов); 2) Кузнецов принес семизарядный «браунинг» с четырьмя оставшимися в обойме пулями. Три из них поразили Ленина и стоящую рядом женщину. Как объяснить происхождение 4-й гильзы? Если согласиться с утверждением Кузнецова, то показания Гиля ставятся под сомнение и наоборот. В семизарядном «браунинге» при оставшихся в обойме 4 пулях не могло быть восемь зарядов. Следовательно, или «браунингов» было два, или стреляли не из представленного Кузнецовым «браунинга». К сожалению, в материалах следствия нет ни этих или похожих вопросов, нет и ответов на них. В следственном деле нет дактилоскопической экспертизы (отпечатки пальцев Каплан не сличались с оставленными на «браунинге»), видимо, ее не проводили вовсе. Позже, когда сравнили пули, извлеченные при операции Ленина в 1922 г. и при бальзамировании тела вождя в 1924 г., выяснилось, что они разные. Следовательно, или стреляли в Ленина двое, или из разных «браунингов». // Московский комсомолец. 1992. 19 сентября. Интервью научного сотрудника Музея Ленина в Москве Д. Малашенко. Позже следствие доказало идентичность пуль. В следственном деле Каплан есть справка санитарного отдела ВЧК на имя Кингисеппа о том, что стоявшая рядом с Лениным М. Попова имела сквозное огнестрельное ранение локтевого сустава левой руки. Но нет сведений ни о том, что у нее была извлечена пуля, ни о ее поисках на месте ранения и идентификации с пулями из обоймы «браунинга».

Гиль сообщил еще о двух заслуживающих внимания фактах. Один из них о том, как он с «револьвером» в руках кинулся к лежащему Ленину. В это время женщина, как оказалось фельдшерица, схватила его за руку, полагая, что он хочет стрелять в раненого человека. Эта фельдшерица и еще двое помогли ему положить Ленина в автомобиль. И еще. «Я опустился перед Владимиром Ильичем на колени, наклонился к нему, — вспоминал Гиль. — Какое счастье: Ленин был жив, он даже не потерял сознания.

— Поймали его или нет? — спросил он тихо, думая, очевидно, что в него стрелял мужчина». В другом варианте воспоминаний Гиль объяснил: «Он, очевидно, думал, что в него стрелял мужчина». Гиль С. К. Шесть лет… С. 19; см. рассказ Гиля в кн.: Бонч-Бруевич В. Три покушения на В. И. Ленина. М., 1930. С. 95.

Этот ленинский вопрос даже не рассматривался как следственная версия. А он, наверное, был единственным, кто мог видеть стрелявшего. Ведь первой пулей была ранена стоявшая рядом и разговаривавшая с ним женщина — М. Г. Попова. Ленин обернулся, и это спасло ему жизнь. Лечившие Ленина врачи писали об этом. Б. С. Вейсброд подчеркивал, что «лишь случайный и счастливый поворот головы спас его от смерти»; B. Н. Розанов отвечал: «Уклонись эта пуля на один миллиметр в ту или другую сторону, Владимира Ильича, конечно, уже не было бы в живых». Воспоминания о Ленине. М., 1984. Т. 3. C. 309; Т. 4. С. 184.

Степень опасности ранения была в описаниях врачей преувеличена: Ленин самостоятельно поднялся по крутой лестнице на третий этаж и лег в постель. 1 сентября врачи признают его состояние удовлетворительным. Тополянский В. Кто стрелял в Ленина? Изнанка покушения. // Литературная газета. 1993. 10 ноября.

Показания свидетелей, данные 31 августа, мало что добавили нового по сравнению с рассказом Гиля. Все они достаточно противоречивы. Все они давались после признания Каплан и исходили из того, что стреляла женщина, часто путая Каплан с Поповой, разговаривающей с Лениным. Показания свидетелей П. С. Груздева, И. И. Воробьева. М. И. Яцкевича, М. Г. Поповой, А. И. Хворова, И. Александрова, А А Сафронова, А Сухотина, Е. Мамонова, И. А. Богдевича и других опубликованы в сборнике документов «Дело Фани Каплан, или Кто стрелял в Ленина?» (М., 2003).

Следственная версия о том, что Попова имела какое-либо отношение к покушению, быстро отпала. Были допрошены все названные ею лица, ее дочери, подруги и все освобождены, засада с квартиры быстро снята. В постановлении о ее невиновности Кингисепп и Юровский писали 2 сентября: «М. Г. Попова заурядная мещанка и обывательница. Ни ее личные качества, ни интеллектуальный уровень, ни круг людей, среди которых она вращалась (тщедушный чиновник Семичев, Клавдия Московкина — забитая швейка и т. д.), не указывает на то, что она могла быть рекрутирована в качестве пособницы при выполнении террористического акта». Было указано, что побудительным мотивом ее обращения к Ленину было то, что ее дочери Нина и Ольга поехали за мукой, а она боялась, что ее отберут, в заключении говорилось: «Признать Попову лицом, пострадавшим при покушении, и лечить ее за государственный счет. Предложить СНК РСФСР назначить Поповой единовременное пособие».

Все показания сходились в одном — стреляла женщина, многие утверждали, что участвовали в ее задержании. Все свидетели писали свои показания Дьяконову после признания Каплан (они знали об этом, видели, как ее уводили), часть, видимо, хотела преувеличить свое участие в поимке террористки, другие — передавали слухи, разговоры, которыми делились ошарашенные происшедшим люди, выдавая версии за факты, ведь лица стрелявшей или стрелявшего никто не видел.

Многие заявляли о том, что они помогали задержать Каплан, и только двое показали, что это заслуга каждого из них в отдельности. Хотя показания помощника военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С. Н. Батулина и председателя заводского комитета Н. Я. Иванова достаточно противоречивы.

30 августа, в первом варианте показаний, Батулин заявил, что был в 10–15 шагах от Ленина, когда услышал три выстрела и увидел Ленина, лежащего ничком на земле. И когда от выстрелов люди стали разбегаться, он заметил женщину, которая вела себя очень странно. На его вопрос: зачем она здесь и кто она, Каплан ответила так, как тогда в юности, во время взрыва фанаты в киевской гостинице: «Это сделала не я». Их окружили люди из толпы и стали кричать, что это она стреляла. Каплан согласилась, и, чтобы избежать самосуда, ее окружили вооруженные красноармейцы и отвели в Замоскворецкий военкомат.

Можно допустить, что Каплан покинула то место, с которого стреляла, и «призналась», испугавшись самосуда возмущенной толпы. Тем более что во втором варианте показаний, написанных 5 сентября, уже после расстрела Каплан, Батулин признал, что не слышал выстрелов, полагая, что это обычные моторные хлопки, что человека, стрелявшего в Ленина, он не видел. Теперь он писал, что увидел Каплан не на заводском дворе, а на Серпуховке, куда он выбежал в поисках террориста. Добежав до «стрелки», он заметил двух девушек, «которые, по моему глубокому убеждению, бежали по той причине, что позади их бежал я и другие люди». В это время он увидел возле дерева женщину, которая привлекла его внимание «странным видом». Она не бежала, а стояла с портфелем и зонтиком в руках. «Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: „А зачем вам это нужно?“ Тогда я, обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. По дороге я ее спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на тов. Ленина: „Зачем вы стреляли в тов. Ленина?“, на что она ответила: „Зачем вам это нужно знать?“, что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина».

Где же была Батулиным задержана Каплан: во дворе завода или на Серпуховке? Почему она сначала заявила, что стреляла не она, а затем «призналась»? Что здесь преобладало: испуг перед самосудом? старое правило каторжанки — тянуть время, брать вину на себя, чтобы дать убежать настоящему преступнику? ее не совсем нормальное, истеричное состояние в экстремальных ситуациях, умноженное на полуслепоту и глухоту? Наверное, ответа на эти вопросы мы не найдем никогда.

Иванов 2 сентября сообщил Кингисеппу, что видел женщину, стрелявшую в Ленина, на заводе, у стола, где продавалась литература, по внешности она напоминала ему партийную работницу. И ничего о задержании. Иванов «вспомнил» о том, как задерживал Каплан, во время процесса над эсерами в 1922 г., когда заявил, что догнал ее на улице, опознал при помощи кричащих детей возле остановки трамвая. Тогда же он рассказал и о своем вопросе в ответе Каплан: «Почему вы стреляли в нашего великого вождя? — Я сделала это как социалист-революционер». См.: У великой могилы. М., 1924. С. 90.

Этот ответ отвечал намерениям суда, и Иванов долгое время в советской историографии был человеком, задержавшим Каплан, хотя первое показание Батулина намного ближе к истине, а Иванов к задержанию скорее всего не имел отношения.

Каплан привели в Замоскворецкий военкомат, заперли в комнату, стали звонить в ВЧК. Она села на диван, ей показалось, что в ботинке гвоздь колет ногу. Она сняла ботинок, взяла со стола несколько серых конвертов со штемпелем военкомата, положила в ботинок и снова надела его. Позже будут искать ее сообщника в военкомате, не поверят, что она использовала конверты сама в виде стелек. Потом этот розыск сообщника прекратят. Более того, 1 сентября было вынесено по этому поводу специальное заключение: «1) Признать, что найденные при вторичном обыске арестованной Фани Каплан в ее ботинках служившие стельками два конверта со штампами военного комиссариата Замоскворецкого района взяты ею в этом помещении уже после ареста и обыска ее; 2) Признать посему, что не имеется никаких данных для возбуждения следствия, имеются ли соучастники Ф. Каплан в составе Замоскворецкого военного комиссариата; 3). Красноармейцам, охранявшим Каплан и допустившим, что она взяла для стелек конверты, сделать строгое замечание». На всякий случай были допрошены сотрудники военкомата Немарский, Осовский, Удотова, Легонькая. (В деле сохранились протоколы допросов и образцы конвертов. ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 62–63.)

В военкомат приехал Дьяконов с чекистами Беленьким, Захаровым и Степным. Это Дьяконов приказал вторично обыскать Каплан, так как первый обыск носил поверхностный характер. В комнату на третьем этаже, где происходил обыск, вошли три женщины, у дверей поставили трех вооруженных красноармейцев. Одна из них, Зинаида Ивановна Легонькая, через год вспоминала: «Дьяконов сказал мне: „Вы обязаны исполнить поручение: обыскать женщину, которая покушалась на тов. Ленина…“ Вооруженная револьвером, вместе с двумя другими женщинами, я приступила к обыску…» Она сообщала, что в портфеле у Каплан были найдены: «„браунинг“, записная книжка с вырванными листами, папиросы, билет по ж. д., иголки, булавки, шпильки и т. д., всякая мелочь… а во время того, когда ее совсем раздевали наголо, то не могу вспомнить, нашли чего-нибудь или нет». Заметим, что Легонькая, год спустя после обыска Каплан вспомнившая о наличии «браунинга» в ее портфеле, сразу поставила несколько вопросов, на которые трудно ответить. По признаниям Гиля и Кузнецова, стрелявшая (стрелявший) бросили «браунинг», потом Кузнецов сдал его следователям. Если верить отчету Легонькой, в портфеле Каплан оказался еще один «браунинг». Отсюда вопросы: у нее их было два? Или стреляла и бросила оружие не она? Или Легонькая его придумала? Во всяком случае, в сохранившемся следственном деле нет данных о проверке этого второго «браунинга», неизвестно, стреляли ли из него и какова его судьба.

Железнодорожный билет был до Томилина, профсоюзный билет на имя Митропольской. Легонькая обыскивала и Попову.

В протоколе допроса другой женщины, Д. Бем, записано, что именно она обнаружила в ботинках Каплан стельки из конвертов военкомата, брошку, шпильки и булавки. Третья, Зинаида Удотова, свидетельствовала: «Мы раздели Каплан донага и просмотрели все вещи до мельчайших подробностей. Так, рубцы, швы просматривались нами на свет, каждая складка была разглажена. Были тщательно просмотрены ботинки, вынуты оттуда и подкладки, вывернуты. Каждая вещь просматривалась по два и по нескольку раз. Волосы были расчесаны и выглажены. Но при всей тщательности обнаружено что-либо не было. Раздевалась она частично сама, частично с нашей помощью». // Источник. 1993. № 2. С. 80–81.

После обыска в комнату вошли Дьяконов, Беленький, сотрудники Замоскворецкой ЧК Захаров и Степной, работник военкомата Осовский. Дьяконов допросил Каплан, сообщившую, что она стреляла в Ленина «по собственному убеждению». Протокол подписать отказалась, тогда, по просьбе Дьяконова, на нем расписались Батулин и рабочий А. Уваров, отметивший: «Показания Фани Каплан сделаны при мне». По указанию Петерса ее отправили на Лубянку в ВЧК. В легковой машине ее охранял чекист Григорий Александров. В карете Красного Креста отправились на Лубянку Попова и Легонькая. В ВЧК Каплан допрашивали Курский, Петерс и другие. В. Бонч-Бруевич вспоминал, что поздно ночью к нему пришел член коллегии Наркомата юстиции М. Ю. Козловский и сказал, что Каплан произвела на него «крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя рассеянно, говорит несвязно и находится в подавленном состоянии». Бонч-Бруевич В. Три покушения на Ленина. С. 89.

Следствие быстро разобралось и с членским билетом № 1387 Всероссийского профсоюза конторских служащих железных дорог на имя сотрудницы отдела статистики M. М. Митропольской. Было установлено, что бланк и печать настоящие, но в списках членов союза Митропольская не значилась. Под номером 1387 был записан И. А. Юрупов. Поэтому было решено билет считать подложным. Правлению союза было указано на плохое хранение бланков. Протокол подписали Д. Курский, В. Аванесов, Я. Петерс и Н. Скрыпник.

Не успев начаться, следствие было свернуто. Оно не было завершено, на ряде показаний дата 5 сентября, к этому дню Каплан уже не было в живых. Более того, в деле сохранились пометки следователей, которым кто-то мешал вести следствие. На повторном показании Батулина от 5 сентября подпись синим карандашом Кингисеппа от 24 сентября: «Документ примечателен по своему 19-дневному странствию»; 18 сентября Н. Скрыпник писал Кингисеппу, что посылает ему два документа по делу о покушении на Ленина, «которые, очевидно, после долгого странствия по комиссии попали вчера ко мне. Если они ничего не дают нового, переправьте их обратно ко мне для приобщения к делу Ройд-Каплан». ЦА ФСБ РФ, д. 2162, л. 4, 10. Содержание документов не сообщалось.

Каплан была расстреляна в 4 часа дня 3 сентября 1918 г., если не раньше. Долгое время была жива легенда, согласно которой «милосердный» вождь сохранил Каплан жизнь. Публикация воспоминаний коменданта Московского Кремля П. Д. Малькова в известной мере рассеяла эту иллюзию. Мальков рассказал, как по указанию секретаря ВЦИК В. А. Аванесова он привез Каплан из ВЧК в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под детской половиной Большого дворца. Аванесов же вскоре предъявил ему постановление ВЧК о расстреле Каплан.

«— Когда? — коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул ни один мускул.

— Сегодня. Немедленно.

И, минуту помолчав:

— Где, думаешь, лучше?

Мгновенно поразмыслив, я ответил:

— Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда, в тупике.

— Согласен.

После этого возник вопрос, где хоронить. Его разрешил Я. М. Свердлов:

— Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа» (так же поступили с царской семьей в Екатеринбурге. — А. Л.). Мальков велел начальнику Автобоевого отряда выкатить из боксов несколько грузовых автомобилей и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам. В воротах гаража он поставил вооруженную охрану — двух вооруженных латышей. Сам привел Каплан, подал ей команду: «К машине!» и выстрелил. Присутствовал при этом и Демьян Бедный. Это он будет пособлять Малькову осуществлять кремацию Каплан: налить бензин в железную бочку, засунуть туда труп Каплан (без всякого медицинского освидетельствования) и поджечь бензин… А затем, почувствовав запах горелой человечины, Д. Бедный упадет в обморок. //Мальков П. Д. Записки коменданта Московского Кремля. М., 1959. С. 159–160; Огонек. 1989. № 30. С. 27.

4 сентября 1918 г. «Известия ВЦИК» сообщали: «Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фани Ройд (она же Каплан)». Спешили. Зачем? Кто был в этом заинтересован?

Каплан была расстреляна по постановлению ВЧК, об этом сказано в газете, подтверждено в «Еженедельнике чрезвычайных комиссий» (27 октября 1-918 г., № 6. С. 27). В последнем издании опубликован список расстрелянных, в нем Каплан значится под № 33; в том же списке в числе казненных протоиерей Восторгов, бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов, министр внутренних дел А. Н. Хвостов, директор департамента полиции С. П. Белецкий и другие. Рядом с фамилией Каплан пометка: за покушение на тов. Ленина. Сведения о смерти Каплан есть и в алфавитном списке лиц, расстрелянных ВЧК в 1918–1919 гг., который вел чекист Г. Беленький. (В нем лишь фамилии более или менее известных лиц. Список хранится в архиве бывшего КГБ СССР.)

Но в протоколах заседаний Президиума ВЧК никаких сведений (постановлений) о расстреле Каплан не имеется. Мальков свидетельствовал, что непосредственный приказ о расстреле Каплан он получил от Свердлова и Аванесова — руководства ВЦИК, т. е. они были прежде всего заинтересованы в казни Каплан еще до завершения следствия, без суда и прочих правовых норм. В чем была эта заинтересованность — можно догадываться и предполагать, что здесь были политические мотивы, а возможно, и личные. Ведь говорил Свердлов горделиво Бонч-Бруевичу: «Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича все-таки справляемся». Бонч-Бруевич В. Три покушения… С. 102.

По мнению Ю. Фельштинского, к покушению на Ленина был причастен Свердлов. Фельштинский Ю. Вожди в законе. Ленин и Свердлов. — День и ночь. // Литературный журнал. Красноярск, 1997. С. 121–142.

О. Васильев полагает, что покушение было инсценировкой, нечто вроде «поджога рейхстага», о чем было сговорено между Лениным и Свердловым. Его поразило, что организаторы покушения, Семенов и Коноплева, сами сознавшиеся в этом, практически не были наказаны и попали не под «красный», а лишь под большой террор. Он обращал внимание на то, что «следы пули на пиджаке не совпадали с ранениями на теле» Ленина. На это обратил внимание и Е. Данилов. Он пишет: «Со стороны спины на пальто (Ленина) — четыре отметины крестиками: две красные — обозначают попадание пуль, причинивших ранение, две белые — попадание, не задевшие тело (а всюду отмечают три выстрела. Откуда взялись отверстия от четвертого „выстрела“?..)…» «Посадить пули из пистолета (или револьвера) с такой кучностью боя может только твердая натренированная рука профессионального стрелка». Васильев указал на излишнюю драматизацию опасности ранения Ленина, который уже 3 сентября встал с постели, и на то, что пули, находившиеся на поверхности тела, извлекли не сразу. Васильев О. Покушение на Ленина было инсценировкой. // Независимая газета. 1992. 29 августа; Данилов Е. Тайна «выстрелов» Фани Каплан. //Звезда Востока. Ташкент, 1991. № 1. С. 122–123.

447

Б. Савинков во время суда над ним акцентировал: «Не мы, русские, подняли руку на Ленина, а еврейка Каплан. Не мы, русские, убили Урицкого, а еврей Канегиссер. Не следует забывать об этом». Не удержался и провозгласил: «Вечная слава им». Б. Савинков перед Военной коллегией Верховного суда СССР. Полный отчет по стенограмме суда. М., 1924. С. 54.

448

Slavic Review. 1989. V. 48. № 3. P. 447.

449

Труд. 1992. 3 ноября; Родина. 1993. № 10. С. 77; Известия. 1994. 4 марта; Отечественная история. 2000. № 3. С. 103; Журавлев С. Человек революционной эпохи. Судьба эсера-террориста. // Независимая газета. Приложение. 2000. 31 марта; Судебный процесс над социалистами-революционерами. Сб. документов. С. 21, 23, 620, 629, 640–642.

450

Фельштинский Ю. Вожди в законе. Ленин и Свердлов. //День и ночь. Красноярск. 1997. № 4. С. 121–142; он же. Выстрел в вождя. Участвовал ли Свердлов в организации покушения на Ленина. // Труд. 1998. 6 февраля. Выстрелы в Ленина сначала вызвали панику: Бонч-Бруевич, опасаясь нападения на Кремль, привел в боевую готовность его гарнизон, усилил караулы. Бонч-Бруевич В. Три покушения… С. 79–80. Тогда же на волне массовых протестов и призывов к отмщению было принято 5 сентября 1918 г. Постановление СНК РСФСР «О красном терроре», начались аресты и расстрелы. Н. Берберова как общеизвестные цифры назвала 31 489 арестованных ВЧК в августе — сентябре 1918 г. Из них было расстреляно 6185, посажено в тюрьмы — 14 829, сослано в лагеря — 6407, взято заложниками — 4068. Это был ответ ВЧК на выстрелы Каплан, заключала она. Берберова Н. Железная женщина. М., 1991. С. 93.

Врач Р. Донской вспоминал, как он зашел через несколько дней после покушения на Ленина в Лефортовский военный госпиталь и там во дворе анатомического театра увидел разостланный огромный брезент, на котором лежали 24 трупа с раздробленными от выстрелов в упор черепами. Вскоре привезли еще 40. «Это было самое начало террора в ответ на покушение на Ленина», — пишет он. Донской Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции. Берлин, 1921. Т. 1. С. 195–196. Подобных описаний довольно много.

451

Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России. 1917–1920 гг. М., 1968. С. 29, 174.

452

Цит. по: Алданов M. А. Собр. соч. в 6-ти томах. М., 1991. Т. 6. С. 517.

453

Фельштинский Ю. Брестский мир. М., 1992. С. 375–376; Чубарьян А. О. К истории Брестского мира 1918 г. Этот противоречивый XX век. М., 2001. С. 133, 137. После смерти Свердлова в марте 1919 г. его личный несгораемый шкаф не вскрывали 16 лет. Вскрыл его в июле 1935 г. нарком внутренних дел СССР и родственник Свердлова Г. Ягода. 27 июля 1935 г. он писал Сталину, что обнаружил в шкафу золотых монет царской чеканки на 108 525 руб., 705 золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, чистые бланки паспортов царского образца, семь заполненных паспортов, в том числе на имя Я. М. Свердлова. Кроме того, царских денег в сумме 750 тыс. рублей. // Источник. 1994. № 1. С. 4. Это лишь подтверждает факт готовности одного из вождей к обеспечению будущего в случае неудач своих планов в России.

454

Троцкий Л. Политические силуэты. М., 1990. С. 218; он же. Портреты революционеров. Benson, 1988. С. 50, 240; Деятельность ЦК партии в документах. // Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 146. Яковлева В. Н. (1884–1941), член коллегии НКВД с марта 1918 г., «левый коммунист». Стуков И. Н. (1887–1937), в 1918 г. «левый коммунист», член Московского обкома РКП(б).

455

Paquet A. In Kommunistishen Russland Briefe aus Moskau. Jena, 1919. S. 54; Baumgart W. Deutshe Ostpolitik. 1918. Wien und Munchen, 1966. S. 238; Ватлин А. Паника. Советская Россия осени 1918 года глазами немца. // Родина. 2002. № 9. С. 78, 81; Судебный процесс над социалистами-революционерами. Сб. документов. С. 629, 630. Бухарин протестовал 20 февраля 1937 г. в письме на имя Пленума ЦК ВКП(б) против обвинения в участии в какой-либо террористической деятельности.! В доказательство таковой, среди прочих, ему предъявили выбитые у Семенова в начале февраля 1937 г. показания, где тот «признавался» в сотрудничестве с Бухариным на террористической ниве. «Нельзя пройти мимо чудовищного обвинения меня в том, что я якобы давал Семенову террористические директивы… Здесь умолчано о том, что Семенов был коммунистом, членом партии… Семенова я защищал по постановлению ЦК партии. Партия наша считала, что Семенов оказал ей большие услуги, приняла его в число своих членов». И подчеркивал: «Семенов фактически выдал советской власти и партии боевые эсеровские группы. У всех эсеров, оставшихся эсерами, он считался „большевистским провокатором“. Роль разоблачителя он играл и на суде против эсеров. Его эсеры ненавидели и сторонились его как чумы». Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. // Вопросы истории. 1992. № 2–3. С. 27–28.

456

В очерке Л. Овруцкого и Л. Разгона «Яков Блюмкин. Из жизни террориста» // Горизонт. М., 1991. № 11. С. 49–64; № 12. С. 52–64) биография Блюмкина дана фрагментарно, во многом со ссылками на опубликованные данные. В архиве бывшего КГБ СССР хранится написанная Блюмкиным автобиография, уточняющая многие даты и факты его жизни. Блюмкин писал в 1929 г.: «Родился в 1900 г. в марте месяце, в бедной еврейской семье. Отец мой, бывший ранее рабочим лесных фирм в Полесье, ко времени моего рождения стал мелким коммерческим служащим. Вскоре после моего рождения, в 1906 г., отец мой умер, и большая семья из 6-ти человек впала в нищету. В условиях еврейской провинциальной нищеты, стиснутый между национальным угнетением и социальной обездоленностью, я вырос, предоставленный своей собственной детской судьбе. В 1908 г., восьми лет, я был отдан в бесплатное еврейское духовное начальное училище (1-ю Одесскую талмудтору). Училище я окончил в 1913 г. С 1908 по 1913 г., все пять лет моей школьной жизни, в период летних каникул, я служил мальчиком на посылках в конторах и магазинах, за оклад от 3 до 7 рублей в месяц (контора Шифреса, магазин Перемена и т. д.). Вскоре, по окончании училища, 13 лет я был отдан в учение в электротехническую мастерскую, сначала К. Франка, затем инженера Ингера, с платой сначала 20 к., позднее 30 к. за день. Подлинно каторжные, горькие условия жизни ремесленного ученика у мелкого предпринимателя в ту эпоху настолько общеизвестны, что на них не стоит останавливаться. В связи с ними скажу лишь то, что именно к этому периоду моей жизни относится появление во мне полуюношеского классового чувства, впоследствии облекшегося в революционное мировоззрение.

За период своего учения я работал, главным образом, на частных монтажах по проводке электроосвещения, специализируясь на так называемой бергменовской проводке (трубы цинкованные, латунные). Получившись, я работал по ремонту освещения трамвайных вагонов на ночной смене в Ришельевском трамвайном парке бельгийского анонимного общества, затем помощником театрального элекротехника в русском театре. Ввиду низкой оплаты труда я во время войны, к концу ее, перешел на консервную фабрику бр. Авич и Израильсон, где работал в томатном отделении (1 р. 20 к. в день). Одновременно подготовился и выдержал экзамен в техническое училище инженера Линденера, но за отсутствием средств на учение с горечью это намерение оставил. В тот период я и связался с эсеровскими гимназистами и студенческими кружками (кружок Вишневского и Лернера). Чувствуя в себе также и, как принято выражаться, „литературное призвание“, я пописывал в журнале „Колосья“, в детской газете „Гудок“ и т. д. Разумеется, все эти годы я занимался запойным чтением, саморазвитием, посещал лекции и т. д.

Февральская революция застала меня в Одессе, когда мне было 17 лет. Я принял в ней участие как агитатор первого Совета рабочих депутатов, выступая на различных предприятиях с агитацией за присоединение к революции и посылку депутатов в Совет. В этот момент в Соснице Черниговской губернии умер мой дед, оставивший мне, как самому младшему внуку, наследство в триста рублей. Я поехал в Сосницу, получил дедовское наследство и с ним поехал в Харьков, где поступил на службу в качестве конторского мальчика в торговый дом Гольдмана и Чапко. В Харькове, к концу своего пребывания там (июль — август 17-го г.), я работал как эсер левого крыла. Затем перебрался на Волгу, сначала в Симбирск, потом в Алатырь. Был членом Симбирского Совета крестьянских депутатов, Алатырского Совета крестьянских депутатов.

Октябрьский переворот застал меня в Самаре. Вскоре я уехал в Одессу, тянуло к родным. В Одессе в самом начале 18-го я вступил добровольно в „железный отряд“ при штабе 3-й армии, сначала Румфронта, затем Украинского фронта. Вскоре был избран, тогда еще на юге существовало выборное начало, на командира этого отряда. Вместе с ним, в составе 3-й армии, под командованием П. Лазарева, оставил Одессу 12 марта и отступил в Феодосию. В Феодосии я был назначен комиссаром военного Совета 3-й армии, затем помначштаба и и. о. начштаба 3-й армии. С этой армией я проделал поход Феодосия — Лозовая — Барвенково — Славянск.

В мае 18-го года, после отступления с Украины, я попал в Москву, где поступил в распоряжение ЦК партии левых эсеров. Последний направил меня на работу в ВЧК, где я организовал и возглавлял первый отдел по борьбе с международным шпионажем до 6 июля 1918 г., когда по поручению ЦК партии левых эсеров организовал и совершил убийство германского посла гр. Мирбаха.

С июля 18-го г. по апрель 19-го г., т. е. меньше года, я скрывался, сначала на Волге, затем в Петрограде. В ноябре 1918 г. я был направлен на Украину, как член центральной боевой организации и правобережной областной боевой организации партии левых эсеров для организации убийства гетмана Скоропадского. Ноябрь, декабрь и т. д. до апреля 1919 г. я провел на Украине, принимая участие в работе нелегального киевского Совета, организуя повстанческое движение в Винницком районе, побеги коммунистам, работая в феврале — марте в качестве секретаря киевского городского комитета партии левых эсеров и т. д. В марте, по дороге в Елисаветград, я попал в районе Кременчуга в плен к петлюровцам, подвергшим меня жесточайшим пыткам. У меня вырвали все передние зубы, полузадушили и выбросили как мертвого голым на полотно железной дороги. Я очнулся, добежал до железнодорожной будки, откуда на следующий день, 13 марта, на дрезине был доставлен в Кременчуг, в богоугодное заведение. Выздоровев, я вернулся в Киев и 14 апреля 1919 г. добровольно явился в Киевскую губЧК к т. Лацису и Сорину.

Моя явка явилась результатом моего аналитического, под углом интересов социалистической революции, наблюдения событий на Украине и на Западе, интенсивно ведшегося мной со времени июльской драмы 1918 г., равно как и моего интенсивного теоретико-политического самообразования. Как видно, понадобилось лишь 9 месяцев, чтобы я понял историческую правоту большевистской линии в социалистической революции. Я был доставлен в Москву к т. Дзержинскому и 16 мая, через месяц после моей явки, амнистирован.

Левые эсеры (ЦК партии левых эсеров был в стороне от этого, затем прислал ко мне Ирину Каховскую с заявлением о полной непричастности к этому) — за мой отход организовали на меня три покушения, когда в июле месяце 1919 г. я приехал в Киев организовывать из своих друзей боевую организацию для выполнения одного боевого предприятия в тылу колчаковского фронта по предписанию ЦК РКП в лице т. Серебрякова и Аванесова. Я был полусмертельно ранен в голову. Об этих покушениях было официальное сообщение в „Известиях ВЦИК“ за июль или август 1919 г. Вслед за этим я пошел работать в ПУР, был председателем комиссии по обследованию политработы Ярославского и Московского военных округов, ездил на Восточный фронт к т. Смилге, вернувшись оттуда, пошел добровольно на Южный фронт в 13-ю армию, имея задачей организацию боевой работы в тылу Деникина. Это было в 19–20-м гг. В 1920 г. я, после десанта в Энзели, был командирован в Персию для связи с революционным правительством Кучук-хана. Там я принимал деятельное участие в партийной и военной работе в качестве военкома штаба Красной Армии, был председателем комиссии по организации персидского представительства на съезде народов Востока в Баку, захватывал власть 21 июля 1920 г. для более левой группы персидского национально-революционного движения для группы Эсанулы, больной тифом, руководил обороной Энзели. Вернувшись осенью 1920 г., я поступил в военную академию РККА, в течение обучения в ней неоднократно самомобилизуясь на внутренние фронты, на разные командные должности.

С 1920 по 1923 г. я состоял для особо важных поручений при тогдашнем наркомвоене. В тот же период сотрудничал в „Правде“ в качестве политического фельетониста. В апреле 1923 г. по инициативе т. Зиновьева, Дзержинского я был привлечен к выполнению одного высокоответственного боевого предприятия. Тогда же я перешел на работу в Коминтерн, затем ИНО ОГПУ. С 1923 по 1929 г. с перерывом на 1 год (25–26) я работал в ОГПУ, в ИНО — за границей в качестве резидента, затем в Тифлисе в качестве помощника постоянного представителя ОГПУ в Закавказье, члена коллегии Зак. ЧК, зампреда советско-персидской смешанной погранкомиссии и члена советско-турецкой смешанной погранкомиссии, главного инструктора ГВО и представителя ОГПУ в Монголии и т. д. Год (1925–1926) я работал в Наркомторге (начальник отдела организации торговли, пом. нач. ЗКУ, председатель ряда комиссий, консультант при наркоме и т. д. — одновременно).

О том, что мной было сделано по линии чекистской работы за это время, я упоминал в своем заявлении т. Агранову. Но лучше всего об этом могут сказать т. Менжинский и Трилиссер. Они знают, сколько раз я рисковал жизнью за интересы нашего дела, являющегося и моим делом. За время моего пребывания в партии я в никаких оппозициях до 1927 г. не состоял. В троцкистской же оппозиции я никакой активной фракционной работы не вел. Единственное поручение Троцкого мной выполнено не было. Мои колебания всегда шли справа налево, всегда в пределах советского максимализма. Они никогда не шли направо. На фоне всей моей жизни это показательно.

Имею 4 огнестрельных и 2 холодных ранения. Имею три боевые награды. Состою почетным курсантом тифлисской окружной пограничной школы ОГПУ и почетным красноармейцем 8-го полка войск ОГПУ (в Тифлисе). Членом партии являюсь с 1919 г., принят оргбюро ЦК». // ЦА ФСБ РФ, Н-5101. С. 174–178. В этом же деле ордер на арест Блюмкина 31 октября 1929 г., донесение сожительницы Блюмкина Елизаветы Горской Агранову. Горская сообщала о том, что Блюмкин, будучи в Константинополе, встречался с Троцким и что об этом известно Радеку и Смилге. При обыске у Блюмкина обнаружили его письмо к начальнику иностранного отдела ОГПУ М. А. Трилиссеру, в котором Блюмкин писал, что в Константинополе случайно встретил сына Троцкого Льва Седова, а затем, 16 апреля 1929 г., имел продолжительное свидание с Троцким. «Его личное обаяние, — сообщал Блюмкин, — драматическая обстановка его жизни в Константинополе, информация, которую он дал мне при беседе, — все это подавило во мне дисциплинарные соображения, и я предоставил себя в его распоряжение. Практически же, как Вы понимаете, я ничего не мог ему сделать полезного». Блюмкин отмечал, что во время работы в секретариате Троцкого он написал историю его поезда и статью о Ефиме Дрейцере, с которым служил вместе в 79-й бригаде 27-й Омской дивизии Южного фронта. Блюмкин был начальником штаба. Блюмкин взял у Троцкого два письма. Передал их Радеку, интересовался отношением к высылке Троцкого и И. Н. Смирнова.

Допрашивал Блюмкина Агранов. Тогда же, по предложению Агранова, он написал вышеприведенную автобиографию. Кроме того, сообщил, что женат, имеет сына 4 лет и на иждивении сестру, Розалию Григорьевну, с 2 детьми. Следствие продолжалось несколько дней — с 29 октября по 2 ноября 1929 г. 3 ноября 1929 г. судебная коллегия ОГПУ постановила: «За повторную измену делу пролетарской революции и советской власти и за измену революционной чекистской армии Блюмкина Якова Григорьевича расстрелять. Дело сдать в архив». Вечером 3 ноября приговор был приведен в исполнение. ЦА ФСБ РФ, Н-5101. С. 1, 18, 23–27, 158. Елизавета Горская (Зарубина) (1900–1987) позже стала признанным советским разведчиком. Звезда нелегальной разведки (Е. Ю. Зарубина). — Бережков B. И., Пехтерева С. В. Женщины-чекистки. СПб., 2003. C. 186–220.

Биография Н. А. Андреева мало известна. Вероятно, это была его не настоящая фамилия. Он был евреем и мог носить русскую фамилию лишь как псевдоним. В следственном деле «О мятеже партии левых эсеров в Москве в 1918 г. и об убийстве германского посла Мирбаха», составленном тогда же, сведений об Андрееве, человеке, смертельно ранившем Мирбаха, очень немного. На фотографии изображен человек в военной гимнастерке и с солдатским Георгиевским крестом. Блюмкин называл его своим товарищем по революции. Сохранилось его и Блюмкина внешнее описание. 6 июля 1918 г. во все милицейские участки Москвы была направлена телеграмма: «Задержать и препроводить в уголовную милицию Якова Блюмкина. Приметы: высокого роста, голова бритая, обросший черной бородой, хромой, ввиду вывихнутой ноги. Одет в зеленый френч, может быть и синий костюм. У Блюмкина могут быть бланки Чрезвычайной комиссии». И дополнение к телеграмме: «Роста Блюмкин выше среднего, черные волосы, лоб высокий, лицо бледно-желтоватое, густая круглая борода, у губ редкая. Тип еврейский. Одет в черную шляпу и синий костюм. Надлежит задержать еще Николая Андреева. Приметы: небольшого роста, рыжеватый, нос горбатый, лицо тонкое, длинное, худощавый, глаза косят. Тип еврейский». ЦА ФСБ РФ, Н-8, т. 1, л. 100. О судьбе Андреева исследователи сообщали скупо: в июле 1918 г. бежал из Москвы на Украину, где и умер от сыпного тифа. Спирин Л. М. Крах одной авантюры. М., 1971. С. 86; Велидов А. С. Предисловие к «Красной книге ВЧК». М., 1989. Т. 1. С. 28; он же. Яков Блюмкин и Лев Троцкий. // Отечественная история. 1992. № 4. С. 207–214.

457

См.: В. И. Ленин и ВЧК. Сб. док. М., 1975. С. 86, 91; Заключение обвинительной коллегии Верховного трибунала при ВЦИК по делу о контрреволюционном заговоре ЦК партии левых эсеров и других лиц той же партии против советской власти и революции. Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 275–295; Спирин Л. М. Крах одной авантюры. С. 20; Гусев К. В. Рыцари террора. М., 1992. С. 74–75.

458

Фельштинский Ю. Г. Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 — июль 1918. На пути к однопартийной диктатуре. Париж, 1985; он же. Брестский мир. М., 1992.

459

ЦА ФСБ РФ, д. Н-8, в 19 томах. Комиссия вначале своей задачей поставила сбор материалов, допрос участников событий, аресты членов ЦК партии левых эсеров, т. е. исходила сразу же из признания виновными в случившемся только левых эсеров.

В первом томе находится (в копии) постановление ЦК партии левых эсеров от 24 июня 1918 г., ставшее исходным для иллюстрации террористических намерений левых эсеров. В нем указывалось на решимость ЦК партии левых эсеров организовать террористические акты в «отношении виднейших представителей германского империализма… Осуществление террора должно произойти по сигналу из Москвы, хотя это может быть заменено другой формой. Для учета и распределения всех партийных сил при проведении этого плана в жизнь партия организует бюро из трех лиц — Спиридоновой, Голубовского, Майорова». Там же, т. 1, л. 5. Публикация протокола в «Красной книге ВЧК» (М., 1989. С. 185) дана в отредактированном виде и с небольшими купюрами. Со слов адъютанта военного атташе германского посольства в Москве лейтенанта Леонгарта Мюллера, инспектор милиции Ксаверьев записал об акте покушения на жизнь посла следующее: «…Вчерашнего числа, около 3 часов пополудни, меня пригласил первый советник посольства д-р Рицлер присутствовать в приемной, при приеме двух членов из ЧК. При этом у доктора Рицлера имелась в руках бумага от председателя этой комиссии Дзержинского, которой двое лиц уполномочивались для переговоров по личному делу с графом Мирбахом. Выйдя в вестибюль с доктором, я увидел двух лиц, которых доктор Рицлер пригласил в одну из приемных (малинового цвета) на правую сторону особняка. Один из них смуглый брюнет с бородой и усами, большой шевелюрой, одет был в черный пиджачный костюм. С виду лет 30–35, с бледным отпечатком на лице, тип анархиста. Он отрекомендовался Блюмкиным. Другой — рыжеватый, без бороды, с маленькими усами, маленький, худощавый, с горбинкой на носу. С виду также лет на 30. Одет был в коричневый костюм и, кажется, в косоворотку цветную. Назвался Андреевым, по словам Блюмкина, является председателем революционного-трибунала». Далее в записи о том, как Блюмкин требовал личной встречи с Мирбахом, как состоялась встреча, во время которой посол сказал, что не имеет ничего общего со своим однофамильцем, арестованным ВЧК. Тогда Андреев обратился к Блюмкину с замечанием: «„…По-видимому, послу угодно знать меры, которые могут быть приняты против него“. По-видимому, эти слова являлись условным знаком, так как брюнет, повторив слова рыжеватого мужчины, вскочил со стула, выхватил из портфеля револьвер и произвел по нескольку выстрелов в нас троих, начиная с графа Мирбаха, но промахнулся. Граф выбежал в соседний зал и в этот момент получил выстрел на пролете пули в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и д-ра Рицлера. Я инстинктивно опустился на пол, и когда приподнялся, то тут же раздался оглушительный взрыв от брошенной бомбы. Посыпались осколки бомбы, куски штукатурки. Я вновь бросился на пол и, приподнявшись, увидел стоявшего доктора, с которым кинулись в зал и увидели лежавшего на полу в луже крови без движения графа. Тут же, вблизи на полу, лежала вторая, неразорвавшаяся бомба. И в расстоянии примерно 2–3 шагов в полу — большое отверстие — следы взорвавшейся бомбы. Оба преступника успели скрыться через окно и уехать на поджидавшем их автомобиле». Там же, т. 1, л. 109–111; Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 201–202.

В томе — опубликованные протоколы допросов сотрудников германского посольства, свидетелей покушения на посла, составленных инспектором московской уголовной милиции Ксаверьевым; описание содержимого портфеля, который Блюмкин забыл в гостиной: бумаги по делу графа Мирбаха, портсигар с несколькими папиросами, револьвер. Упомянуты и брошенные впопыхах сотрудниками ВЧК шляпы.

Дзержинский в показаниях комиссии заявил, что в середине июня получил от Карахана известие о готовившемся покушении на Мирбаха, но посчитал их шантажом. Спиридонова на допросе Шейнкману 10 июля 1918 г., еще не зная о том, что 7 июля были расстреляны 13 левых эсеров, в том числе заместитель Дзержинского левый эсер В. А. Александрович, всю вину за содеянное пытался взять на себя. «Я организовал дело убийства Мирбаха с начала до конца… Блюмкин действовал по поручению моему». Там же, т. 1, л. 157; Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 268–269.

460

Протокол допроса В. А. Александровича 7 июля 1918 г. опубликован — Левые эсеры и ВЧК. Сб. документов. Казань, 1996. С. 100. В удостоверении на имя Журавлева, которое Александрович, видимо, сделал для себя, говорится, что он сотрудник ВЧК и имеет право на жительство в Москве и окрестностях. Тут же паспорт на имя Журавлева, потомственного дворянина. 13 июля 1918 г. комиссар ВЧК Л. Заковский, будущий ежовский палач, по поручению Петерса повторно обыскал комнату теперь уже покойного Александровича и составил акт: «Номер открыт в присутствии тов. Соколовой и швейцара. Вещи, принадлежащие Александровичу, взяты Соколовой, как книги, ткани, обувь и мелочи. Для доставления в комиссию взяты 3 паспортные книжки, несколько записок и кое-какие мелочи». 17 июля Петерс препроводил Стучке акт о вскрытии номера, в котором жил Александрович, о том, что паспорта и записки для следствия интереса не представляют, а блокнот содержит пометки о сотрудниках отряда Попова. И здесь же заключение следователя ВЧК Волкова: «Действия В. А. Александровича, которому как товарищу председателя Комиссии было оказано чрезвычайное доверие, можно назвать предательскими и провокационными, а потому полагаю по отношению к нему применить высшую меру наказания». Одновременно этим же следователем были приговорены к расстрелу бойцы отряда ВЧК С. Кулаков, А. Лопухин, В. Немцев, С. Пинегин, посланные Поповым в разведку и арестованные с оружием в руках. Их действия, как состоящих на советской службе, были сочтены предательством. ЦАФСБ РФ. Д. Н-8. Т. 9, л. 1, 14–15, 27, 39–40. Ордер 7 июля 1918 г. на первый обыск в комнате Александровича был подписан Петерсом и Ксенофонтовым. Произвел его сотрудник ВЧК Зосин. Там же, т. 7, л. 1; Красная книга ВЧК. Т. 1.С. 299. В следственном деле сохранилась записка Дзержинского: «Это ордер Александровича на машину для Блюмкина — для убийства Мирбаха. Ордер этот присоединить к делу. 12 июля 1918 г.». Там же, Т. 15, л. 28.

Странный случай «вспомнил» во время допросов с пристрастием арестованный в ноябре 1937 г. бывший командир латышской дивизии, громившей левых эсеров в Москве, И. И. Вацетис. В тюремной камере он писал очередной вариант воспоминаний о «Московском восстании 6–7 июля 1918 г.», в котором отметил: «Во время пребывания в Военной Академии Блюмкин сделал доклад о событиях 6 июля. По его словам, в принципе московское восстание планировалось весной 1918 г. На 6 июля вышли случайно, причем Блюмкин предлагал убить Мирбаха в кабинете Александровича. Блюмкин не знал, что в кабинете Александровича за ширмой спал Дзержинский, который мог слышать предложение Блюмкина. Вскоре Дзержинский встал и вышел из комнаты, ничего не сказав. Блюмкин и Александрович думали, что их арестуют, но этого не произошло». ЦА ФСБ РФ, следственное дело И. И. Вацетиса, т. 1, л. 338.

О незначительной роли Александровича в организации убийства Мирбаха писал в своем покаянии Блюмкин в апреле 1919 г., когда это ничем не угрожало уже расстрелянному его коллеге по ВЧК: «Когда пришел, ничего не знавши, товарищ председателя ВЧК Вячеслав Александрович, я попросил его поставить на мандате печать комиссии. Кроме того, я взял у него записку в гараж на получение автомобиля. После этого я заявил ему о том, что по постановлению ЦК сегодня убью графа Мирбаха». Спиридонова также оправдывала Александровича: «Мы от него скрывали весь мирбаховский акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши поручения, как партийный солдат, не зная их конспиративной сущности». См.: Открытое письмо М. Спиридоновой ЦК партии большевиков. // Родина. 1990. № 5. С. 38; Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 299. Петерс вспоминал о допросе Александровича: «Он плакал, долго плакал, и мне стало тяжело, быть может потому, что он из всех левых эсеров оставил наилучшее впечатление». // Пролетарская революция. 1924. № 10. С. 109. «Александровичу я доверял вполне, — указывал Дзержинский, — почти всегда он соглашался со мною». Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 260.

С. Д. Мстиславский, член ЦК партии левых эсеров, вспоминал: «На вокзале опознан был и арестован Александрович. Его, вместе с 12 первыми, еще с оружием в руках арестованными половцами, расстреляли в ту же ночь. Расстрел случайный, сгоряча, ибо все 12 отрядников только смертью своей приобщились к делу левых с.-р.: при жизни мы их имена не знали и не слыхали. Что же касается Александровича, то смерть его является подлинно трагической, он расплатился полностью за чужие дела… в рядах партии он был, несомненно, одним из наиболее близких, искренно близких большевикам людей. Он был расстрелян — не за себя». Мстиславский С. Д. Убийство Мирбаха и левоэсеровский мятеж в Москве. Июль 1918 г. Машинопись. РГАСПИ, ф. 5, оп. 3, д. 12, л. 19.

Воспоминания Блюмкина, записи Вацетиса нуждаются в проверке, хотя их направленность не вызывает сомнения. Блюмкин в 1919 г. был амнистирован и мечтал о новой чекистской карьере, которая ему удалась, хотя и за более мелкие проступки чекисты изгонялись без права далее служить в органах. Вацетис по настоянию следователя «вспоминал» все, что тому было угодно, перемешивая реальные фамилии и мифические факты. Свои мотивы оправдать Александровича были и у других мемуаристов. Возможно, Александрович был расстрелян столь быстро и беспощадно, как опасный свидетель. Чего? Видимо, это и хотели замолчать конфронтанты.

Н. В. Святицкий вспоминал об Александровиче (наст, фамилия — Дмитриевский В. А): «Крепко сложенная фигура, небольшого роста. Продолговатая сплошь лысая голова с торчащей шишкой. Жесткие черные усики, недобрые глаза… Александрович был прямолинеен и довольно невежествен. Это был человек среднего калибра и недалекого ума. Но он был фанатически предан делу социалистической революции, — шел до конца в принятых на себя обязательствах. Кроме того, он, несомненно обладал практицизмом и подпольным опытом». Святицкий Н. Война и предфевралье. / Каторга и ссылка. 1931. Кн. 2. С. 40–41.

461

Неясными остаются вопросы, связанные с указанием лица, давшего поручение Блюмкину организовать убийство посла, а также с подлинностью удостоверений, предъявленных от имени ВЧК сотрудникам германского посольства. Фельштинский полагает, что задание убить Мирбаха Блюмкин получил от члена ЦК партии левых эсеров П. Прошьяна, т. е. террористический акт был совершен не по указанию ЦК, а лишь одного из его членов. Наверное, не весь ЦК знал об этом решении, но Спиридоновой, скорее всего, оно было известно, так же, как, по свидетельству С. Д. Мстиславского, об этом знал и член ЦК В. А. Карелин. Фельштинский Ю. Г. Большевики и левые эсеры. С. 174. Мстиславский вспоминал о том, как на улице, накануне теракта, его обогнал Карелин с двумя неизвестными ему людьми, возбужденно разговаривающими. «Вероятно, — писал он, — я стал невольным свидетелем… решающего разговора ЦК с Блюмкиным и его товарищем». Мстиславский С. Д. Там же, л. 6.

Вопрос о том, кто послал Блюмкина, связан со служебным положением последнего и его личными качествами, позволившими выполнить поручение. В материалах Комиссии несколько документов: удостоверение Блюмкина от 1 июня 1918 г. на право ношения оружия — кольт № 77093; его же удостоверение № 227 на бланке ВЧК от 3 июня — Блюмкин Я. состоит сотрудником ВЧК и работает в отделе по борьбе с контрреволюцией, исполняет обязанности заведующего секретным отделом. Удостоверение подписано тов. (заместителем) председателя ВЧК Г. Д. Заксом. Удостоверение Николая Андреева от 10 июня 1918 г., который был делегирован ЦК партии левых эсеров для работы в секретном отделе ВЧК. Записка Блюмкина Заксу от 13 июня 1918 г.: в «интересах широкой и активной организации при отделе по борьбе с контрреволюцией секретного отделения прошу все попадающие к вам факты, сообщающие что-либо о немецком и союзническом шпионаже, спешно направлять в секретное отделение, комнату № 16». И подпись: зав. секретным отделением Я. Блюмкин. Выписка из протокола заседания коллегии ВЧК от 1 июля 1918 г. Слушали о подотделе Блюмкина. Постановили: «Отдел упразднить. Блюмкину дать другую работу. Личный состав подотдела оставить при контрреволюционном отделе, а если нет в этом надобности, то передать контрразведке». Подпись Ксенофонтова. ЦА ФСБ РФ, д. Н-8, т. 18, л. 173–195.

Итак, должность Блюмкина, его личная характеристика, опыт участия в боях, авантюризм и молодость соответствовали выполнению задания. Блюмкин работал в ВЧК под руководством Дзержинского и Лациса — начальника отдела по борьбе с контрреволюцией. Его отдел был расформирован 1 июля, непонятно, каким образом Лацис 6 июля выдал ему дело Мирбаха, с которым он и явился в посольство. Ведь Дзержинский в показаниях Комиссии дал Блюмкину отрицательную характеристику и сообщил, что по его настоянию тот был оставлен без должности. Лацис указал, что Блюмкин заведовал «немецким шпионажем», т. е. отделением по наблюдению за охраной посольства и «за возможною преступною деятельностью посольства». Он заявил, что «Блюмкина недолюбливал», что он у него не числился, и тут же признал, что выдал дело Мирбаха Блюмкину в 11 часов утра 6 июля. Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 256, 261, 264. Почему это сделал крайне подозрительный Лацис? Почему обыск в квартире Блюмкина был произведен только 8 июля, хотя двумя днями раньше было известно, что именно он организовал покушение на Мирбаха и мог прятаться дома? А тут только записка, что изъяты 4 чемодана, корзина с книгами, коробка и узел с одеждой и грязным бельем. А также расписка в том, что Комиссия приняла от субинспектора В. В. Михайловского из уголовного розыска вещественные документы по делу об убийстве Мирбаха: две шляпы (забытые Блюмкиным и Андреевым в посольстве), «браунинг» за № 24300, пустая обойма, бомба разряженная, пять расстрелянных гильз, капсюли, одна пулька, портсигар кожаный, красный. ЦА ФСБ РФ, д. Н-8, т. 19, л. 6.

Надобность в установлении подделки подписей Дзержинского и Ксенофонтова на удостоверении Блюмкина и Андреева возникла к середине августа 1918 г., когда Комиссия уже работала не в полном составе (Шейнкман был расстрелян в Казани 8 августа 1918 г., когда в город вошли народоармейцы самарского Комуча). Было это связано, по-видимому, с активизацией попыток реабилитировать ВЧК и возвращением Дзержинского на должность председателя этого учреждения (Дзержинский с 7 июля по 22 августа 1918 г. формально не занимал должности чекистского руководителя).

Удостоверение за подписями Дзержинского и Ксенофонтова от 6 июля 1918 г. гласило: «Всероссийская Чрезвычайная комиссия уполномочивает его члена Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином германским послом в Российской республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу».

31 июля 1918 г. Ксенофонтов писал, что Кингисепп предъявил ему это удостоверение, и он заявляет: «Подпись секретаря на сем документе подложна. Я такого удостоверения не подписывал». 26 августа Стучка просил Дзержинского «изобразить несколько раз свою подпись и возвратить настоящее отношение в Комиссию с подателем сего». Тогда же Дзержинский расписался на обороте этого предписания 7 раз.

Экспертизу почерков провел Семен Иванов, мобилизованный отделом народного просвещения Московского Совета от 2-го реального училища и получивший за свою работу 100 рублей. В выводах он писал: «Сопоставляя подпись Дзержинского на указанном документе с несомненно оригинальными его подписями, я прихожу к следующим выводам: при некотором внешне общем сходстве присущая Дзержинскому плавность стиля в удостоверении не наблюдается. Переходя к деталям — обращаю внимание на букву Ф. Здесь на оригинале — незаметно точки, которой оканчивается правый овал. Буква Д также не выявляет большого тождества, но в особенности разнится буква Ж и росчерк подписи — всегда один и тот же (лишь с небольшими уклонениями) в оригинале Ъ. Принимая во внимание сказанное, я полагал бы, что подпись на удостоверении от 6 июля 1918 г. за № 1428 сделана не Дзержинским.

Сопоставляя далее подпись Ксенофонтова на том же удостоверении с рядом несомненно оригинальных его подписей, я наблюдаю следующее. Общий стиль как бы похож — плавный, уверенный. Но первая буква К на всех оригинальных подписях имеет особенность, которая в удостоверении отсутствует: опущенная круто книзу правая черта. И далее — тенденция подчеркнуть букву Т на всех подписях — здесь почему-то зачеркнута лишь в одном экземпляре (и чертой снизу). Такие типические черты редко пропускаются авторами. В результате я не мог бы в данном случае с безусловной уверенностью утверждать подлинность указанной подписи Ксенофонтова». Написано 27 августа 1918 г. ЦА ФСБ РФ, д. Н-8, т. 18, л. 201–204. Блюмкин признавал, что подпись Ксенофонтова подделал он, а Дзержинского — один из членов ЦК. Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 299. И все-таки, учитывая тенденциозность задания, которое получил учитель правописания, а не профессионал-криминалист, а также «отработку» Блюмкиным своим признанием амнистии по отношению к нему, следует провести новую профессиональную независимую экспертизу, дабы покончить с сомнениями на эту тему. А. Я. Яковлев выдвинул версию о том, что одной из причин убийства Мирбаха чекистами было стремление скрыть следы получения денег большевиками от германского правительства. Яковлев А. Н. Сумерки. М., 2003. С. 115.

462

Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 301. Германский дипломат Г. Хильдер писал, что Мирбах не знал России и русского языка. «Его имя едва ли было бы сегодня известно, не принеси его судьба в жертву внутренней борьбе, которая тогда разгорелась в России между только что пришедшими к власти большевиками и левыми эсерами». Wir und der Kreml. Deutsch-Sowjetisch Beziehungen. 1918–1941. Erihnerungen eines deutshen diplomaten von Gustav Hilger. Berlin, 1955. S. 12.

463

31 июля 1918 г. в Киеве эсером (левым) Борисом Донским был убит германский генерал-фельдмаршал фон Эйхгорн. Немцы казнили Донского 10 августа 1918 г. Каховская И. К. Дело Эйхгорна и Деникина (Из воспоминаний). Пути революции. Берлин, 1923. С. 193, 212. Большевистские власти и ВЧК оказались более милосердны к Блюмкину, нежели германское командование к Донскому. Подробнее о Блюмкине см.: Beлидов А. С. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. М., 1998; Савченко В. А. Авантюристы гражданской войны: историческое расследование. М., 2000. С. 305–336.

464

Katkov G. The assassination of count Mirbach // Soviet affairs. 1962. № 3. P. 77. Советская историография долгие годы отрицала факт использования Лениным немецких денег. См.: Совокин А. М. Миф о «немецких миллионах». // Вопросы истории КПСС. 1991. № 4. С. 70–79; и др. Западные историки были убеждены в обратном. См.: Германская попытка распоряжаться Россией. Владивосток, 1918; Zeman Z. (ed.) Germany and the revolution in Russia. 1915–1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. London, 1958; Pearson M. The sealed train. N. Y, 1975; Авторханов A. All rights reserved. Франкфурт-на-Майне, 1976. Ныне этот факт признается и рядом российских историков. Кувшинов В., Григорович В. Возвращение В. И. Ленина из эмиграции в 1917 году. // Преподавание истории в школе. 1991. № 2. С. 25. Октябрьский переворот 1917 г. стоил кайзеровскому правительству около миллиарда марок. // Аргументы и факты. 1992. Август. № 29–30.

465

Zeman Z. Op. cit. P. 130–131. В. И. Старцев признавал: «В случае свободных выборов весной 1918 г. большевики провалились бы полностью… Только постоянный приток валюты (германской) давал возможность центральной власти в Москве удерживаться независимо от коллапса всей старой России». // Нева. 1991. № 3. С. 158.

466

«Чехословацкое восстание… — писал Троцкий, — выбило партию из угнетенного состояния, в котором она находилась несомненно со времени Брест-Литовского мира». Луначарский А., Радек К., Троцкий Л. Политические силуэты. М. 1991. С. 97. Фельштинский, Катков и другие исследователи широко используют для доказательства того, что Ленин разгромил партию левых эсеров, воспользовавшись убийством Мирбаха, воспоминания бывшего сотрудника советского полпредства в Берлине Г. А. Соломона и жены коминтерновца Отто Куусинена Айно Куусинен. Соломон со ссылкой на слова Л. Б. Красина писал, что Ленин использовал Блюмкина и Спиридонову для «организации политической смерти» партии левых эсеров. Айно Куусинен вспоминала: «Многие эсеры были расстреляны после того, как Ленин заявил, что убийство посла явилось прелюдией к восстанию против большевистского режима. Однако вскоре я узнала, что на самом деле эсеры не были виновны. Когда я однажды вернулась домой, Отто (Куусинен) был в своем кабинете с высоким бородатым молодым человеком, который был представлен мне как товарищ Сафир. После того как он ушел, Отто сообщил мне, что я только что видела убийцу графа Мирбаха, что его настоящее имя было Блюмкин. Он был сотрудником ЧК и вот-вот собирался уехать за границу с важным поручением от Коминтерна. Когда я заметила, что Мирбах был убит социалистами-революционерами, Отто разразился громким смехом. Несомненно, убийство было только лишь поводом, чтобы убрать эсеров с пути, поскольку они были самыми серьезными оппонентами Ленина». Цит. по: Фельштинский Ю. Г. Большевики и левые эсеры. С. 190–191; Katkov G. Op. cit. P. 93.

467

Мстиславский С. Д. Арест фракции левых эсеров 5 съезда Советов в Большом театре 6 июля 1918 г. РГАСПИ, ф. 5, оп. 3, д. 15, л. 20. По свидетельству Ж. Садуля, 4 июля 1918 г. Троцкий и Зиновьев состязались с Камковым и Спиридоновой на съезде в грубости. «И те и другие пустились в словесный садизм, который, похоже, исключил всякую возможность сближения». Садуль Ж. Записи о большевистской революции (октябрь 1917 — январь 1919). М., 1990. С. 315. Н. И. Бухарин 11 июля 1918 г. статьей в «Правде» произнес панихидную речь о партии левых эсеров: «Для того чтобы руководить политической партией, нужно нечто большее, чем сердце и слезы на мокром месте. Нужна еще голова на плечах. Этого-то, к сожалению, и не было у покойной партии».

468

В. И. Ленин назвал события 6 июля авантюрой левых эсеров, восстанием. Ленин В. И. ПСС. Т. 36. С. 527; Т. 37. С. 385. Первое заседание ВЦИК 5-го созыва квалифицировало события как «убийство Мирбаха и восстание против советской власти». Пятый созыв ВЦИК. 15 июля 1918 г. Стенографический отчет. М., 1919 г. С. 7. С резкой критикой в адрес левых эсеров выступил Я. С. Шейнкман. См. также: Зиновьев Г., Троцкий Л. О мятеже левых с.-р. Пг., 1918; Бонч-Бруевич В. Д. Убийство Мирбаха и восстание левых эсеров. М., 1927; и др.

И. А. Майоров, выступая 1 августа 1918 г. на заседании крестьянского съезда в Казани, говорил о вынужденности лево-эсеровского протеста, т. к. «новые тираны, пришедшие из Германии на смену Романовых, несмотря на заключенный в Бресте мир, самыми зверскими приемами борются с социалистическими устремлениями масс». Текст выступления Майорова был отобран у него при аресте казанскими чекистами в ноябре 1918 г. Управление ФСБ по РТ, д. 26076, л. 9. В 1922 г. были опубликованы письма из кремлевской тюрьмы, где Спиридонова и Измаилович сидели в июле — августе 1918 г. Спиридонова писала 17 июля 1918 г.: «Газеты читаем с отвращением. Сегодня меня взял безумный хохот. Я представила себе — как это они ловко устроили. Сами изобрели „заговор“. Сами ведут следствие и допрос. Сами свидетели и сами назначают главных деятелей — и их расстреливают. Ведь хоть бы одного „заговорщика“ убили, а то ведь невинных, невинных… Как их убедить, что заговора не было, свержения не было… Я начинаю думать, они убедили сами себя, и, если раньше знали, что раздувают и муссируют (слухи), теперь они верят сами, что „заговор“ (был). Они ведь маньяки. У них ведь правоэсеровские заговоры пеклись как блины». Кремль за решеткой (подпольная Россия). Берлин, 1922. С. 12–13. Ей вторил бывший левый эсер и нарком юстиции в коалиционном советском правительстве И. З. Штейнберг, когда писал: «…Объективное описание июльских событий необходимо начать с важного заявления. Несмотря на утверждение большевистской историографии, эти события не были мятежом, ни „восстанием“ против Советов; их целью не был ни захват правительственной власти левыми эсерами, ни „объявление войны Германии“. Настоящий смысл этих событий лежит в драматической попытке заставить большевистское правительство изменить его внешнюю и внутреннюю политику во имя и в интересах дальнейшего непрерывного развития революции». Штейнберг И. З. События июля 1918 г. — Из коллекции Hoover Institution Archives. USA Арестованные в ночь с 6 на 7 июля левые эсеры утверждали, что они против Ленина и Троцкого, но за Советы. РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2568, л. 2.

469

Левые эсеры и ВЧК. Сб. документов. С. 129. Комендант Московского Кремля П. Д. Мальков сообщал в следственную комиссию 12 августа 1918 г., что он отказался удовлетворить просьбу Саблина и Спиридоновой о совместных прогулках, так как не намерен потакать их капризам. На листке Малькова надпись Кингисеппа: «Сообщить т. Малькову, что это было постановление комиссии, а не каприз арестованных». Там же. С. 130. 13 августа Стучка отклонил ходатайство Биценко, Измаилович, Колегаева о замене арестованной Спиридоновой содержания в тюрьме домашним арестом под предлогом того, что ей предъявлено обвинение и дело передается в Революционный трибунал. ЦА ФСБ РФ, д. Н-8, т. 3, л. 99.

470

Там же, л. 71–73. С 8 июля 1918 г. на кремлевской гауптвахте содержались 13 арестованных левых эсеров: Мстиславский, С. Ф. Рыбин, В. И. Хоскин, Д. Д. Шляпников, Спиридонова, Измаилович, В. И. Егошин, Н. Б. Гаврилов, П. П. Петров, И. Г. Петров, Я. С. Базарный, М. Г. Булочников, И. Н. Николаев. К 12 июля — осталось 6: Гнутиков, Жеблюнок, Измаилович, Мстиславский, Спиридонова, Саблин. К 11 июля было арестовано 260 человек, из них 108 — в Бутырской тюрьме, 4 — в Таганской, 66 освобождены. Там же, л. 81, 84, 131.

471

Рыбаков А. М. Проблемы насилия и террора в Октябрьской революции и гражданской войне: левоэсеровская альтернатива. М., 1993. Автореф. канд. диссерт. С. 21. Попытка Рыбакова представить А. Биценко тем членом ЦК партии левых эсеров, которая дала указание Блюмкину убить Мирбаха, недостаточно аргументирована. Дзержинский, приехав в отряд Попова, объявил главными заложниками по этому теракту Прошьяна и Карелина. Именно Прошьяна назвал «главным вдохновителем и организатором убийства Мирбаха» его первый биограф. Буковский-Жук И. Первое дело Проша Прошьяна. // Каторга и ссылка. 1928. № 6. С. 171; Леонтьев В. Предисловие к кн.: Партия левых социалистов-революционеров. Док. и материалы. М., 2000. Т. 1. С. 29.

472

Вацетис И. Выступление левых эсеров в Москве (воспоминания). // Война и революция. 1927. № 10–11; он же. Гражданская война. 1918 г. Память. Исторический сборник. М., 1977; Париж, 1979. Вып. 2; он же. Мятеж левых эсеров в июле 1918 г. Латышские стрелки в борьбе за советскую власть в 1917–1920 гг. Восп. и док. Рига, 1962. Последний вариант воспоминаний Вацетис писал в тюрьме в декабре 1937 г. — январе 1938 г.

473

См.: Латышские стрелки… С. 19; Спирин Л. М. Указ. соч. С. 61; ЦА ФСБ РФ, д. Н-8, т. 15, л. 246.

474

Память. С. 15, 16. В тюремных воспоминаниях Вацетис писал по настоянию следователя, стремящегося обвинить его в немецком шпионаже, что 7 июля 1918 г. он написал статью в «Известия Наркомвоена», в которой призывал сохранять спокойствие и не поддаваться агитации поджигателей войны против Германии. Эта статья понравилась германскому посольству, которое боялось погромов. Он же, по указанию Свердлова, послал роту латышских стрелков для охраны посольства. Через день он встретился с сотрудником германского посольства Шубертом, который говорил ему о роли Германии в восстановлении России, о том, что Германия готова помочь Троцкому победить. В августе 1918 г., когда Вацетис прибыл в Москву из взятой народоармейцами Казани, он снова встретился с Шубертом. Тот был озабочен падением авторитета немцев в России и предлагал сделать так, чтобы белые взяли Москву, а немцы бы помогли красным ее освободить. Вацетис отверг эту авантюру. В октябре 1918 г. состоялся еще один разговор Вацетиса с Шубертом о возможности захвата власти в Москве Троцким и т. д. Вацетис приходил к выводу, что Троцкий — германский шпион (?!). Фраза Вацетиса о восстании левых эсеров в тюремных воспоминаниях звучала так: «Известное в истории гражданской войны московское восстание, происшедшее 6–7 июля 1918 г., было организовано троцкистами в союзе с левыми эсерами и левыми коммунистами». Вацетис был расстрелян 28 июля 1938 г. ЦА ФСБ РФ, д. Р-23497, л. 11, 19, 23, 319. Если последние воспоминания были им фальсифицированы по указанию следователя, то и первые испытали на себе политическую конъюнктуру.

475

30 августа 1918 г. Троцкий получил телеграмму Ленина в Свияжск, в которой ему предлагалось принять «особые меры против высшего командного состава». Ленин предлагал объявить Вацетису (главком Восточного фронта республики) и другим, что они будут отданы под суд и расстреляны в случае затягивания и неуспеха военных действий под Казанью. К счастью для них, Казань красные взяли 10 сентября 1918 г. и репрессий не последовало. The Trotsky papers. London-Paris, 1964. T. 1. С. 116. В начале июля 1919 г. Вацетис был арестован по подозрению в том, что вместе со своими адъютантами, бывшими офицерами, готовил заговор. Вацетис был до этого главнокомандующим всеми вооруженными силами республики. Следствие вел начальник Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновский. Вскоре он сообщил, что «следствию не удалось установить формальной связи бывшего главкома Вацетиса с белогвардейской организацией Полевого штаба». 7 октября 1919 г. Президиум ВЦИК дело Вацетиса прекратил, но «предложил ВЧК установить за Вацетисом тщательный надзор». Надзор ВЧК установлен был и за его бывшими адъютантами. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 36, л. 5. С ноября 1919 г. Вацетис стал преподавать в Военной академии и от практической военной работы отошел. Его полная реабилитация состоялась лишь 5 апреля 1957 г. ЦА ФСБ РФ, д. Р-23497, л. 492–507; В. И. Ленин и ВЧК. С. 226. О военной деятельности Вацетиса см.: Голубев А. В. Первый советский главком И. И. Вацетис. // Военно-исторический журнал 1972. № 2. С. 73–83.

476

На заседании ЦК РКП(б) 19 мая 1918 г. И. Т. Смилга говорил о массовых расстрелах финских красногвардейцев, жестокостях, сообщил, что следует в ответ расстрелять арестованных в Питере белых. Решили в связи с нецелесообразностью момента от массовых расстрелов воздержаться, но нескольких человек расстрелять. Официально сообщить, что «на расстрелы наших будем отвечать репрессиями против белогвардейцев». // Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 147.

477

Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 260; Разгон А. И. ВЦИК Советов в первые месяцы диктатуры пролетариата. М., 1977. С. 274–275; Протоколы заседаний ВЦИК 4-го созыва. Стенограф, отчет., М., 1920. С. 439–441.

478

Б. Д. Камков, член ЦК партии левых эсеров, говорил на V съезде Советов: «Тов. Ленин из всех книжек, которые он давно прочитал и которые заставили его предлагать отрезки крестьянам, вспомнил, что есть беднейшие и трудовые крестьяне, что с беднейшими надо быть в полном контакте, а с трудовыми — в дипломатических отношениях, в каких вы находитесь с Мирбахом. И наша партия, которая знает трудовое крестьянство, утверждает, что это деление есть искусственное деление. Мы вам открыто заявляем, что не только ваши отряды, но и ваши комитеты бедноты мы выбросим вон за шиворот». // Пятый Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. Стенографич. отчет. М., 1918. С. 74.

479

В объяснении командира отряда ВЧК левого эсера Д. И. Попова это звучало так: «Мы не против советской власти, но такой, как теперь, не хотим. Теперешняя власть — соглашательская шайка во главе с Троцким и Лениным, которые довели народ до гибели и почти ежедневно производят аресты и расстрелы рабочих. Если теперешняя власть не способна, то мы сделаем, что можно будет выступить против германца». Красная книга ВЧК. Т. 1.С. 237. ЦК партии правых эсеров отреагировал на события 6 июля 1918 г. в Москве заявлением: «Не признавая в лице советской власти законной государственной власти России, партия социалистов-революционеров никогда не признавала и Брестского мира, заключенного с Германией советской властью от имени страны». Правые эсеры были против убийства посла и считали, что выступление левых эсеров внесло раскол в «единые до сих пор советские ряды», превратив съезд Советов в съезд правительственной партии. // Отечественная история. 1993. № 1. С. 168–169.

480

См.: Попов H. Н. Очерки истории ВКП(б). M. -Л., 1929. С. 254, 261.

481

Представительство левых эсеров на VI–VIII Всероссийских съездах Советов было символическим. На VIII съезде (декабрь 1920 г.) было 2284 коммуниста и 2 левых эсера с совещательным голосом. Восьмой Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов. Стенографич. отчет. М., 1921. С. 293. Возникновение в июле-августе 1918 г. из бывших левых эсеров партии народников-коммунистов (Г. Д. Закс) и революционных коммунистов (A. Л. Колегаев, А. М. Устинов) не играли особой оппозиционной роли, и в 1918–1920 гг. большинство из них вступило в РКП(б), их партии перестали существовать.

482

Обвинитель на суде Н. В. Крыленко говорил в отсутствие обвиняемых. По его мнению, партия левых эсеров умерла, судят лишь вредных отдельных лиц. // Известия ВЦИК. 1918. 28 ноября.

483

Судьбу партии левых эсеров можно сравнить лишь с судьбой многих представителей «ленинской гвардии», которые расстреливали сначала своих сподвижников по революции, а затем сами с оставшимися в живых погибли в годы большого террора. Следственные дела бывших лидеров партии левых эсеров — свидетельства человеческой трагедии.

Спиридонова была вновь арестована чекистами 18 февраля 1919 г. Ее поместили снова в здании кремлевской гауптвахты, остальных, более 50 арестованных вместе с нею эсеров, отправили в Бутырскую тюрьму. В письмах из заключения Спиридонова называла Бухарина «доносчиком». ЦК партии левых эсеров протестовал против арестов Спиридоновой и Штейнберга, чьи выступления пользовались «огромным успехом на рабочих митингах Москвы». Спиридонова заболела, была переведена в больницу, а 3 апреля 1919 г. стало известно о ее побеге с помощью чекиста Н. С. Малахова, 22-летнего крестьянина из Рязанской губернии. Около года Спиридонова жила в Москве под фамилией Ануфриева. В октябре 1920 г. Спиридонова опять арестована. К этому времени среди левых эсеров произошел раскол. Группа во главе со Штейнбергом заявила о своей легализации и прекращении борьбы с большевиками. Спиридонова была непримирима. Она долго в тюремной больнице болела тифом. Затем чувствовала себя плохо. 19 апреля 1921 г. Дзержинский предложил ее охранникам связаться с врачебным руководством (Семашко, Обух) для помещения Спиридоновой в психиатрический санаторий, «но с тем условием, чтобы оттуда ее не украли или не сбежала. Охрану и наблюдение надобно бы сорганизовать достаточную, но в замаскированном виде… Когда найдете таковую и наметите конкретный план, доложите мне». Ее выпустили 16 сентября 1921 г. по решению Политбюро ЦК за подписью В. М. Молотова и Президиума ВЧК под поручительство Штейнберга и И. Д. Баккала, левых эсеров, заявивших о своей лояльности к большевикам. Сохранилась их рукописная расписка от 16 сентября 1921 г.: «Мы, нижеподписавшиеся, даем настоящую подписку секретному отделу ВЧК о том, что мы берем на свои поруки Марию Александровну Спиридонову, ручаясь за то, что она за время своего лечения никуда от ВЧК не скроется и за это же время никакой политической деятельностью заниматься не будет. О всяком новом местонахождении больной Спиридоновой мы обязуемся предварительно ставить в известность СО ВЧК».

Штейнберг увез Спиридонову, Майорова и Измаилович на малаховскую дачу, но вскоре сам уехал за границу. Его попытка вывезти Спиридонову не увенчалась успехом. Спиридонову арестовали, отправили в ссылку в Самарканд, где она жила до 1928 г. Затем она жила в Москве и Ялте, лечилась от туберкулеза. В 1931 г. ссылка в Уфу, работа экономистом в кредитно-плановом отделе Башкирской конторы Госбанка. В Уфе ее арестовали 22 февраля 1937 г… как «активного руководителя контрреволюционной эсеровской организации». На первом допросе она сообщила, что у нее с Майоровым есть сын Лева, живущие в Тамбове три сестры, что в Уфе с нею вместе жили А. А. Измаилович и И. К. Каховская, что никакой контрреволюционной работы она не вела. Когда же от нее потребовали признания о существовании всесоюзной эсеровской организации, она объявила голодовку.

2 мая 1937 г. следователь Башкирского НКВД лейтенант Михайлов рапортовал наркому внутренних дел Башкирии майору Баку: «Доношу, что во время допроса обвиняемой Спиридоновой М. А. последняя отказалась отвечать на прямые вопросы по существу дела, наносила оскорбления по адресу следствия, называя меня балаганщиком и палачом. На категорическое мое предложение Спиридоновой прекратить безобразие и отвечать на вопросы следствия — она встала со стула и демонстративно вышла из кабинета. Будучи возвращена в кабинет, Спиридонова бросила в меня прессом и, повернувшись ко мне задом, прекратила отвечать на вопросы. На неоднократные предложения Спиридоновой повернуться ко мне лицом и сесть для продолжения допроса она стала кричать „сажайте сами“ с явной тенденцией к провокации следствия. Учитывая упорство Спиридоновой и ее нежелание подчиниться следствию, мною был вызван дежурный надзиратель Гутовский, коему я предложил посадить Спиридонову на стул, причем это, как исключительная мера, было проделано совершенно корректно. При нажиме на Спиридонову она почти каждый раз бросает по моему адресу следующие эпитеты: „хорек, фашист, контрразведчик, сволочь“ — о чем и ставлю вас в известность». Спиридонова была этапирована в Москву, приговорена к 25 годам заключения и была расстреляна 11 сентября 1941 г. в Орле. ЦА ФСБ РФ, д. Н-685, т. 2, л. 68, 119; д. Н-13266,т. 1, л. 1, 5, 11; Кремль за решеткой. С. 26; Steinberg U. Spiridonova — revolutionary terrorist. L., 1935; Гусев К. В. Эсеровская богородица. М., 1992.; Лавров В. М. Мария Спиридонова: террористка и жертва террора. М., 1996.

Ю. В. Саблин (1897–1937), после амнистии 29 ноября 1918 г. руководил на Украине повстанческими отрядами против Петлюры, в ноябре 1919 г. стал членом РКП(б). В РККА командовал бригадой и дивизией, был награжден двумя орденами Красного Знамени, четыре раза ранен. По службе характеризовался как человек «сильной воли». Был арестован 25 сентября 1936 г. как член «троцкистской организации». Был расстрелян 20 июня 1937 г., реабилитирован 12 декабря 1956 г. ЦА ФСБ РФ, д. 5802.

A. Л. Колегаев (1887–1937), в ноябре 1918 г. вступил в РКП(б), в 1934–1936 гг. — управляющий треста «Уралцветмет». Арестован в Свердловске 22 декабря 1936 г. Расстрелян 22 марта 1937 г. Реабилитирован 3 октября 1957 г. ЦА ФСБ РФ, д. 23596.

B. А. Карелин (1891–1938), после 6 июля бежал на Украину и там готовил отряды для борьбы против немцев и Петлюры. В феврале 1919 г. арестован в Харькове чекистами, отправлен в Москву. На допросе 5 апреля 1919 г. заявил, что «после июльских событий в Москве перешел на нелегальное положение и на суд не явился, считая, что постановка всего дела об убийстве Мирбаха делала для меня явку необязательной. На нелегальном положении оставался все время до отъезда на Украину». В октябре 1919 г. был освобожден Лацисом. Вновь арестован в апреле 1921 г. ЦА ФСБ РФ, д. Р-28445. Затем в ссылках. Арестован 26 сентября 1937 г., расстрелян 22 сентября 1938 г. Реабилитирован 3 июля 1993 г. ЦА ФСБ РФ, д. 35853.

И. А. Майоров (1891–1941), после 6 июля вернулся в Казань, был арестован, в начале ноября 1918 г. этапирован в Москву. Амнистирован. В октябре 1919 г. вновь арестован в Москве на улице. Заявил, что является членом ЦК левых эсеров. От всех других показаний отказался. Среди отобранных у Майорова рукописей — текст «Основных положений по организации партии» с подписью «Непримиримый». В них говорилось, что левые эсеры пережили три периода в своем развитии: до октября 1917 г. — группы, не спаянные между собой, период создания партии государственного типа и, наконец, нелегальное существование. В июне 1922 г. Майоров находился в Таганской тюрьме, затем его перевели в Лефортовскую и выпустили. Он писал: «Числа 15 августа я был выпущен начальником московской Лефортовской тюрьмы на волю, как отбывший срок (трехгодичный) наказания по приговору революционного трибунала РСФСР. А через 8–9 дней меня вновь арестовали на улице города Москвы, несмотря на то что я предъявил свой документ (даденный мне начальником Лефортовской тюрьмы). Всю эту неделю я жил на воле легально, никакой политической работой не занимался, был болен и собирался ехать на родину. Полагаю, что причиной моего ареста было мое освобождение, и только я думаю, что меня будут теперь держать без всякого следствия. Или сошлют. Но я ничего против этого не возражаю, а лишь протестую против тех условий, в каких меня держат сейчас, после 3 лет заключения. С пороком сердца, измученный, больной, сижу в полуподвальном этаже, в каморке без окон. 3 шага в длину и два поперек, на заперта, голодный (я вегетарианец и тюремного не ем), без белья, без полотенца, без, мыла, без книг и т. д. Один, без товарищей… в самых гнусных условиях. Жить здесь нельзя. Поэтому я очень вас прошу перевести меня или в Бутырки, или в Лефортово на общесоциалистический режим. Я вас прошу, не требую и не объявляю голодовку. Если вы не удовлетворите моей просьбы, я должен буду покончить с собой». Это заявление в ГПУ от 30 августа 1922 г. привело к тому, что Майоров был 7 сентября освобожден под подписку о невыезде. Затем были ссылки, женитьба на Спиридоновой, арест вместе с ней в 1937 г. и расстрел 11 сентября 1941 г. ЦА ФСБ, д. Р-28543. Реабилитирован 29 марта 1990 г. ЦА ФСБ РФ, д. Р-39280.

Б. Д. Камков (Кап, 1885–1938), доктор права, окончил Гейдельбергский университет, член ЦК партии левых эсеров в 1918–1920 гг. С 1925 г. называл себя беспартийным, был членом ВЦИК в 1917–1918 гг. В 1920–1937 гг. сидел в Челябинском и Ярославском изоляторах, был в ссылке в Челябинске, Твери, Воронеже и Архангельске. В Архангельске находился с 1932 г., работал экономистом-статистиком в «Союзмехторге». Там же был арестован 5 февраля 1937 г. На допросах заявил, что до 1922 г. партия левых эсеров боролась за власть, имела нелегальную типографию, паспортное бюро, позже связь с массами потерялась и партия оказалась банкротом. Переписывался со Спиридоновой, но это были личные письма. В 1926 г. пришел к выводу, что «партия л. с.-р. в силу целого ряда причин прекратила свое существование как социально-политическое образование и что оставшиеся, разбросанные отдельные лица, бывшие членами этой партии, больше партии не составляют». Судили Камкова в Москве 29 августа 1938 г. Камков заявил о своей невиновности. 29 августа 1938 г. его расстреляли. Реабилитирован 27 апреля 1992 г. В следственном деле показания сокамерника Камкова по Бутырской тюрьме Брюханова, который позже сообщал, что Камков все полит. процессы, начиная с шахтинского, называл инсценировками. Камков обвинял Ленина в уничтожении демократии в стране и называл случившееся в России «калмыцким социализмом». О Конституции 1936 г. он говорил, что ее введение означало «начало страшного разбоя внутри страны, ибо конституция невозможна при сохранении диктатуры и террора». На допросе по делу Бухарина Камков не подтвердил ложных показаний Карелина. ЦА ФСБ РФ, д. Р-42103.

В. Е. Трутовский (1889–1937), член ЦК партии левых эсеров. После 6 июля 1918 г. на нелегальном положении. Жил в Москве под фамилией Акин Владимир Иванович, поступил в Петровскую (Тимирязевскую) академию учиться. Одновременно писал книгу «Социализм и крестьянство». Закончил ее в тюрьме, обсуждал в камере в 1922 г. с Майоровым. Затем были ссылки. Арестован 6 февраля 1937 г. в Алма-Ате, где работал бухгалтером в типографии. В камере написал краткую историю партии левых эсеров. О событиях 6 июля 1918 г. в Москве рассказал следующее: после выхода из СНК «наши отношения с коммунистами заметно охладели, причем создание комбедов и реквизиции хлеба вызывали все большее давление на ЦК со стороны низовых организаций, в сторону разрыва с коммунистами». Левые эсеры стали готовить «взрыв» Брестского мира. В прифронтовой полосе стали создаваться партизанские отряды. В Москве был организован штаб под руководством матроса Балтфлота Шишко. Как только началось наступление немцев на Украину, секретное заседание ЦК (Натансон, Спиридонова, Прошьян, Трутовский, Фишман, Колегаев, Измаилович) решило приступить к подготовке терактов против Вильгельма II и Гинденбурга, установить связь со спартаковцами. Деньги собирались из взносов от продажи литературы и государственных субсидий. В 1918 г. часть средств была переправлена за границу, в Швейцарию. Ими мог распорядиться Натансон, а после его смерти — Штейнберг.

Решили убить Мирбаха и развить партизанское движение против немцев. Блюмкин был избран как исполнитель, потому что вел дело племянника Мирбаха по обвинению в шпионаже и ему было легче проникнуть в германское посольство. Отряды в Москве и Питере пополнялись боевиками с мест и финнами, бежавшими от Маннергейма. Анархисты левых эсеров не поддержали, т. к. помнили, как те их разоружали. Июльское выступление было неожиданным и на местах не поддержано. В штабе, когда стало ясно о провале, каждому дали по 500 р. и предложили уехать на юг. Сначала ушли боевики, затем вывели раненого Блюмкина, последним ушел Прошьян.

Судили Трутовского в Алма-Ате 4 октября 1937 г. и в тот же день расстреляли. Реабилитирован 13 августа 1990 г. ЦА ФСБ РФ, д. 9195, т. 1.

484

Троцкий Л. Д. Что такое СССР и куда он вдет? Париж, б. г., С. 218, 229.

485

Ленин В. И. ПСС. Т. 35. С. 135, 138; подробнее см.: Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром. М., 1982.

486

См.: Шапиро Л. КПСС. London, 1975. С. 298. Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. // Новый мир. 1989. № 9. С. 160. Большинство советских историков в гибели партий обвиняют самих меньшевиков и эсеров: не надо было бороться с большевиками, надо было их поддерживать. Большевики правы в своих расправах с политическими противниками. Эта идея в разных вариантах является главной для этих исследований. См.: Гусев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М., 1975; Канев С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма. М., 1974; Подболотов П. А., Спирин Л. М. Крах меньшевизма в Советской России. Л., 1988; и др. Лишь в последнее время стало высказываться сожаление о физической расправе над отдельными лидерами социалистических партий. См.: Гусев К. В. Эсеровская богородица. М., 1992; и др.

487

Захват большевиками власти 25 октября 1917 г. меньшевики и эсеры (правые и центра) не признали правомерным. Ю. О. Мартов отмечал: «В качестве марксистской рабочей партии РСДРП отнеслась отрицательно к перевороту 25 октября». Mартов Л. Линия социал-демократии. / Вопросы социал-демократической политики. М. — Пг., 1920. Вып. 1. С. 3. Он уже в конце декабря 1917 г. увидел, что большевики строят «„окопно-казарменный“ квазисоциализм, основанный на всестороннем „опрощении“ всей жизни, на культуре даже не „мозолистого кулака“, а просто кулака, что чувствуешь себя как будто бы виноватым перед всяким культурным буржуа… Мы идем — через анархию — несомненно к какому-нибудь цезаризму, основанному на потере всем народом веры в способность самоуправляться». Мартов и его близкие. Нью-Йорк, 1959. С. 48–49. Мартов видел в большевизме «склонность к решению всех вопросов политической борьбы, борьбы за власть, методами непосредственного применения вооруженной силы». Мартов Ю. О. Мировой большевизм. Берлин, 1923. С. 13. Он считал, что «путь большевизма для пролетариата гибелен». Мартов и его близкие. С. 82. Ф. И. Дан как председатель ВЦИК, открывший II съезд Советов 25 октября 1917 г. и передавший руководство съездом большевику Л. Б. Каменеву, в своей книге «Происхождение большевизма. К истории демократических и социалистических идей в России после освобождения крестьян» (Нью-Йорк, 1946) отмечал, что советская власть, ведомая большевиками, быстро превратилась в диктаторскую и террористическую. По мнению В. М. Чернова, большевики устроили «контрреволюционный переворот». Они, полагал он, болели «гипнозом власти» и установили «отвратительную полицейщину».

488

Ленин В. И. ПСС. Т. 37. С. 222.

489

РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2565, л. 1. Идею ареста Чернова и др. поддержали тогда же нарком юстиции и госимуществ эсеры И. Штейнберг и В. Карелин. Там же, л. 2.

490

Исторический архив. 1993. № 3. С. 146. Петров M. Н. Советская историография возникновения и краха меньшинства партии эсеров. // Великий Октябрь и непролетарские партии. М., 1982. С. 49–57.

491

VII Всероссийский съезд Советов… С. 68–71; VIII Всероссийский съезд Советов… С. 45–51; ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 1, д. 5, л. 52; РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2565, л. 23.

492

Ф. И. Дан был выслан за границу в 1922 г.; Ю. О. Мартов уехал за границу в 1920 г.; тогда же покинул пределы России и В. М. Чернов. Подробнее об этом см.: Павлов Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917— середина 1950-х годов. М., 1999; и др.

493

Из бывших меньшевиков только А. Я. Вышинский и И. М. Майский сумели занять видные посты в советское время. Первый стал генеральным прокурором СССР, второй — послом в Англии.

494

И. М. Майский (1884–1975), вступивший в 1921 г. в РКП(б), писал Луначарскому 20 февраля 1920 г. о том, что в 1918 г. считал большевиков «безумными мечтателями», а «советскую диктатуру — насилием». Потому Майский-меньшевик стал министром труда самарского Комуча. Приход к власти Колчака означал для него, что «реакция съела демократию». Он убедился в правильности основной политики большевиков и потому хотел работать на советскую власть. РГАСПИ, ф. 2, д. 12945, л. 1–3.

495

РГАСПИ, ф. 2, д. 10728, л. 6; Меньшевики в советской России. Сб. документов. Казань, 1998. С. 51–55; Меньшевики в 1919–1920 гг. М., 2000. С. 230–237.

496

РГАСПИ, ф. 2, д. 9102, л. 1,4–5; д. 10382, л. 2. Н. Суханов телеграфировал 22 мая 1920 г. Ленину, Троцкому и Дзержинскому о том, что в Екатеринбурге арестованы все меньшевики, кроме него. Потому он слагает с себя обязанности члена Совета трудовой армии и просит дать ему направление на неправительственную работу. РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 45, л. 27. Когда Ленин узнал, что среди избранных депутатов Моссовета (февраль 1920 г.) 40 меньшевиков, в том числе Дан и Мартов, он сообщил председателю совета Л. Б. Каменеву: «По-моему, вы должны „загонять“ их практическими поручениями». Дан — санучастки, Мартов — контроль за столовыми. // РГАСПИ, ф. 2, д. 15680, л. 1; Ленин В. И. ПСС. Т. 51. С. 150.

497

М. Л. Коган-Бернштейн, один из лидеров партии правых эсеров, сторонник поисков сотрудничества с большевиками, был расстрелян в сентябре 1918 г. красноармейцами. Коган-Бернштейн М. Л. М., 1922. С. 61, 100. В конце января 1919 г. Ленину телеграфировали из Самары о явке с повинной бывшего городского головы, правого эсера А. М. Смирнова, который заявил о своем намерении служить советской власти. Его арестовали и приговорили к расстрелу. Ленин потребовал проверки причин приговора. РГАСПИ, ф. 2, д. 8446, л. 1, 2. Н. Мещеряков, выступая в «Правде» (12 февраля 1919 г.), резко осудил правых эсеров за попытку найти «третий путь» в революции. По его мнению, во время революции верно положение: «Горе сердцам страшливым и рукам слабым, горе грешнику, ходящему по две стези».

498

В журнале «Народ» (органе Центрального организационного бюро меньшинства партии социалистов-революционеров, 6 декабря 1919 г., № 1) сообщалось о том, что в Уфе, после захвата города колчаковцами, к квартирмейстеру Уфы генералу Нарышкину обратился кооператор с предложением выпустить газету. Генерал заявил: «У вас в кооперативах — гнезда социалистов, говорить с вами я буду мало: чуть что — к стенке. Пока я не убрал двух прохвостов — Фомина и Маевского, мне не было житья в Сибири, а теперь там все спокойно». Правые эсеры Фомин и Маевский были расстреляны колчаковцами. Вместе с ними на льду Иртыша были расстреляны, по свидетельству члена ЦК партии правых эсеров Д. Ф. Ракова, не меньше 1500 человек. Гражданская война в Сибири и Северной области. М,—Л., 1927. С. 41. О расстрелах офицерами армии Колчака эсеров Сибири писал и В. И. Игнатьев Н. В. Чайковскому (9 февраля 1922 г.), называя пофамильно жертвы террора. Белый Север. Вып. 2. С. 448.

499

А. И. Деникин писал: «…по отношению к социалистической демократии в 1918 г. советское правительство, по выражению Ленина, проявило „много терпения“… Правда, терпение это было относительным: периодически, особенно же в день разгона Учредительного собрания, потом в ленинские дни, большевистские тюрьмы наполнялись социалистами. Хотя положение их было привилегированным, но тюремный режим большевиков стал несравненно тяжелее, чем „царский“». Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин, 1924. Т. 3. С. 14. Деникин был не прав. Тюремных привилегий у социалистов не было. По постановлению коллегии ВЧК 17 августа 1919 г. для арестованных эсеров и меньшевиков устанавливались отдельные от других заключенных дни свиданий, дабы наблюдать за ними. ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 1, д. 1, л. 91. Арестованные левые эсеры протестовали против расправы с ними большевиков (1920), которые в «ревнивой партийной злобе бросили (их) в грязные, заразные тюрьмы, откуда выносят людей в больницу на смерть или на кладбище». РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2572, л. 16.

500

РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2572, л. 38; Партия социалистов-революционеров. Док. и материалы. М., 2000. Т. 3. Ч. 2. С. 652.

501

Там же, л. 26.

502

Канев С. Н. Анархизм и его крах в России. Исторические записки, 1979. Т. 103. С. 188; Красная книга ВЧК. М., 1989. Т. 1. С. 311–400.

503

Красная книга ВЧК. Т. 2. Среди 54 человек, расстрелянных ВЧК по первому списку кадетов, обвиненных в антисоветской деятельности, были профессора H. Н. Щепкин, А. А. Волков, А. И. Астров, генералы С. А. Кузнецов, M. М. Махов, Н. И. Алексеев, А. А. Дмитриев, офицеры, юнкера, кадет 6-го класса, учителя, юристы, студенты; В. Д. Дембовецкая, как жена шпиона Юденича; К. Н. Дорошевская, дочь генерала, убитого во время Ледового похода Добровольческой армии; и др. ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 3, д. 531, л. 1–5. С. П. Мельгунов (1879–1956) в эмиграции написал воспоминания, в которых сообщил, что как член «Союза возрождения» в 1918–1922 гг. он полтора года провел в тюрьме и 23 раза его обыскивали чекисты. Освобождали его под поручительство X. Раковского, а позже — Академии наук и П. Кропоткина. Мельгунов С. П. Воспоминания и дневники. Париж, 1964. Вып. 2. Ч. 3. С. 3, 27, 85. См. также: Протоколы Всероссийского национального центра. // Отечественная история. 1997. № 5. С. 151–164; Всероссийский национальный центр. М., 2001; и др.

504

Букшпан Я. M., Кафенгауз Л. Б. Программа экономического возрождения страны, составленная «Национальным центром» в 1919 г. Неизвестная Россия. М., 1992. Вып. 1. С. 154–181. Князь С. Е. Трубецкой, член «Национального центра», в воспоминаниях писал о том, что его представители поддерживали связь с противобольшевистскими силами. Он был арестован в январе 1920 г. и оставил описание внутренней тюрьмы ВЧК, камеры в Бутырках. Трубецкой был выслан за границу. Трубецкой С. Е. Минувшее. М., 1991. С. 190, 212. Первый председатель ЦК партии кадетов князь П. Д. Долгоруков ареста в 1919 г. избежал. Он был в Добровольческой армии и писал о нравах той поры: «Был ли вообще суд? Если вешались по суду, то почему трупы висели по всему городу?.. Творились ли зверства в Добр. армии? Конечно, да. Трудно, почти невозможно облагородить и регулярную войну, и так называемые правила войны редко соблюдаются. Тем труднее облагородить гражданско-партизанскую, худшую из войн». Был за границей. В 1926 г. вернулся, был арестован. В 1927 г. Б. Каверда убил советского посла в Польше П. Л. Войкова. Тогда же в разных городах СССР расстреляли 26 человек как заложников. Среди них и П. Д. Долгорукова. // Неделя. 1990. № 34. 20–26 августа. Генеральный прокурор Н. В. Крыленко утверждал: «В 1926 г. мы расстреляли 26 белогвардейцев во главе с бывшим князем Павлом Долгоруковым». В 1930 г. расстреляли 48 вредителей-«снабженцев» и этим показали, что «мы не собираемся складывать оружие террора, мы не отказываемся от него». Крыленко Н. Выводы и уроки из процесса «Промпартии». M. — Л., 1931. С. 42.

505

ЦА ФСБ РФ, д. Н-685, т. 2, л. 47. Референт ВЧК И. Вардин (Мгеладзе) 11 апреля 1921 г. сообщал в ЦК РКП(б), что партии меньшевиков и эсеров находятся на нелегальном положении. РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 269, л. 1. 1 марта 1921 г. большевики Дона и Кавказа на совещании приняли решение о борьбе на местах с меньшевиками и эсерами. Причем «борьба должна вестись не только в направлении разоблачения деятельности и политики этих партий, но и в направлении ликвидации их организаций (арест, высылки и т. д.)». РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 71, л. 27. В феврале — марте 1921 г. начальник секретного отдела ВЧК Т. П. Самсонов предлагал чекистам Владимира и Петрограда прислать списки меньшевиков «по форме посланной вам анкеты», а саратовским коллегам советовал «осведомителей набирать на месте». Он требовал в Курске ареста всех правых эсеров (24 марта 1921 г.), повсюду «парализовать рост меньшевистской популярности путем изоляции в первую очередь активного руководящего элемента». Менжинский и Самсонов телеграммой во все губЧК 30 апреля 1921 г. требовали принять меры по осведомлению о деятельности политических партий. ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 5, д. 651, л. 33, 53, 508, 1402. Подобные телеграммы-требования рассылались в разное время.

506

ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 5, д. 654, л. 74-74а. 22 июня 1921 г. эта инструктивная телеграмма была дополнена указанием расширить осведомительную сеть только в политпартиях. Самсонов отмечал, что нужны осведомители и «в среде меньшинства партий с.-р.». Им «вменить в обязанность принимать участие во всех конференциях и движениях партии с.-р., стремясь к проникновению в центральные организации». Самсонов требовал установить факты «взаимных услуг между правыми эсерами и меньшевиками», которые используют явки друг друга. ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 5, д. 654, л. 80, 322, 468.

507

РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2576, л. 16, 24, 35. Сборник важнейших приказов и распоряжений ВЧК. М., 1921. Т. 8. С. 108. Политбюро ЦК РКП(б) 2 февраля 1922 г. поручило ГПУ «держать в заключении меньшевиков, эсеров и анархистов», находящихся в их распоряжении. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 259, л. 9.

508

РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 2576, л. 28; Меньшевики в 1921–1922 гг. М., 2002. С. 387.

509

Материалы Всероссийской партийной конференции 4–7 августа 1922 г. Тула, 1922. С. 98. Сборник важнейших указов и распоряжений ВЧК-ГПУ. Т. 14. С. 142.

510

Павлуновский И. Сибирский крестьянский союз. // Сибирские огни. 1922. № 2. С. 125; Платонов А. Страничка из истории эсеровской контрреволюции (Военная работа эсеров за границей в 1920–1921 гг.). М., 1923. См. также: Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982; ЦГА ИПД РТ, ф. 30, оп. 1, д. 283, л. 6. 25 декабря 1923 г. в Казани собралась всетатарская конференция бывших рядовых членов партии эсеров, заявившая о самороспуске организации. К 1937 г. в Татарии проживали 90 бывших эсеров. // Там же, л. 6; д. 289, л. 1–2. 22 ноября 1921 г. Уншлихт сообщил Ленину об изоляции Дана и высылке в Туркестан 200 меньшевиков, о том, что высылаемые меньшевики получают пособие в 650 тыс. советских рублей, за границу — 13 долларов. РГАСПИ, ф. 2, оп. 2, д. 1023, л. 1; д. 1145, л. 1. В 1923 г. объявили о самороспуске саратовские меньшевики и эсеры. ЦГА Саратовской области, ф. 151, оп. 1, д. 20, л. 6, 16–18. По спискам, составленным в 1923–1924 гг., происходила физическая ликвидация бывших меньшевиков и эсеров в годы большого террора. В 1932–1935 гг. в казанской ссылке находились брат Мартова — С. О. Цедербаум-Ежов, его жена К. И. Цедербаум-Захарова, М. И. Либер-Гольдман и др. В 1935 г. они и группа бывших меньшевиков, проживавших в Поволжье, были арестованы по обвинению в создании «всесоюзного организационного политического меньшевистского центра». ЦА Управления ФСБ по РТ, д. 1534; Мартов и его близкие. С. 69. Меньшевиков и эсеров изолировали после фальсифицированных процессов в начале 30-х гг. над «Союзным бюро РСДРП» и крестьянской партией, а затем после предписаний «железного» наркома Ежова «Об оперативной работе по социалистам-революционерам» и др.

511

Патриарх Тихон писал: «Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью, часто без всякого следствия и суда». // Наш современник. 1990. № 4. С. 161.

512

Васильева О. Ю. Русская православная церковь и советская власть в 1917–1927 годах. // Вопросы истории. 1993. № 8. С. 43. В 1918–1938 гг. было репрессировано около 250 митрополитов, архиепископов и епископов русской православной церкви. //Аргументы и факты. 1989. № 10. Заведующий секретным отделом ВЧК Т. П. Самсонов писал Дзержинскому 4 декабря 1920 г. о том, что «религию разрушить не сможет никакой другой аппарат, кроме аппарата ВЧК». // Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. Т. 1. С. 34.

513

Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 191–193.

514

Вопросы истории. 1993. № 8. С. 44, 45; «Дело» митрополита Вениамина. М., 1991. См. также: 199 Покровский H. Н. Политбюро и церковь. 1922–1923. // Новый мир. 1994. № 8. С. 186–213.

515

Разрушение храмов, снятие позолоты с куполов активно происходили в 30-е годы, когда под руководством ОГПУ ежемесячно добывалось до 30 кг золота. Неизвестная Россия. М., 1992. Т. 2. С. 339. В 1930 г. ОГПУ в Татарии ликвидировало «церковно-монархическую организацию, руководимую бывшими профессорами духовной академии В. И. Несмеловым, Н. В. Петровым, бывшим казанским викарным епископом Иоасафом Удаловым и священником H. М. Троицким, представляющую собою филиал всесоюзного центра церковно-монархической организации „Истинно православная церковь“». К суду были привлечены 33 человека. Их судили как сторонников умершего в 1925 г. патриарха Тихона. В качестве обвинения были приведены выдержки из дневника профессора Я. Я. Галахова, в том числе запись: «Христианство и социализм столь непримиримы, что о мирных отношениях церкви христовой и коммунистического государства нельзя даже мечтать». Обвиняемые были отправлены в концлагеря и ссылки. ЦА Управления ФСБ по РТ, д. 119660; 18199. Сталин проводил антирелигиозные пятилетки, Хрущев продолжал закрытие храмов, до конца 80-х гг. в СССР были запрещены Библия и Ветхий завет. Наказ Ленина о расстрелах возможно большего числа священнослужителей, дабы другим неповадно было, выполняли неуклонно все его последователи. // Известия. 1994. 4 июня.

516

В 1919 г. было запрещено сионистское движение в России. //Марголин Ю. Как было ликвидировано сионистское движение в Советской России. Иерусалим, 1968. В 1919–1920 гг. в Казани находилось около трех тысяч евреев, бежавших от погромов с западных территорий страны. Среди них были 17 членов сионистского движения, предлагавших евреям уехать в Палестину, организаторы вооруженных молодежных отрядов «Кадим», создаваемых для защиты от погромов. Письма на еврейском языке (иврите) казанская цензура не пропускала, сионисты были объявлены вне закона, место их сбора (ул. Рыбнорядская, д. 52, кв. 26) разгромлено чекистами. ЦА Управления ФСБ по РТ, д. 1536, л. 15, 48. Тогда же была запрещена деятельность евангелистов, а сектантство объявлено «белогвардейской организацией». ЦГА ИПД РТ, ф. 868, д. 125, л. 12. В Казани и других городах Поволжья и Приуралья были тогда же разгромлены национальные мусульманские организации.

517

Агурский М. Идеология национал-большевизма. Женева, 1980. По его мнению, лозунг о возможности построения социализма в одной стране был провозглашен большевиками в угоду русскому национализму (с. 202).

518

Великий Октябрь и социальная структура советского общества: рабочий класс. Минск, 1987. С. 21.

519

Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России. С. 346.

520

Балтийский флот в Октябрьской революции и гражданской войне. М. -Л., 1932. С. 120–129; Пайпс Р. Создание однопартийного государства в Советской России (1917–1918). // Минувшее. М., 1991. Т. 4. С. 135–139; Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917–1929. Сб. документов. СПб., 2000.

521

Балашов Р. Пламя над Волгой. Ликвидация белогвардейского, мятежа в Ярославле летом 1918 г. Ярославль, 1984; Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М., 1986. Т. 1.С. 178.

522

Войсками по подавлению «ярославского мятежа» командовал А. И. Геккер (1888–1938), кадровый офицер, большевик с 1917 г. Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 170. В Ярославле висели объявления: «ЧК привлекла по делу о контрреволюции 40 человек, из них 18 уже никогда не будут мешать советской власти…» Рачков В. П. В борьбе с контрреволюцией. Ярославские чекисты в годы гражданской войны. Ярославль, 1968. С. 17; Бунич И. Л. Золото партии. СПб., 1992. С. 22.

523

Гутман — Ган А. Два восстания. // Белое дело. Берлин, 1927. Т. 3. С. 158.

524

Мельгунов С. П. Красный террор в России. 1918–1923. С. 50–51. Р. Гуль отмечал, что расстрелом астраханских рабочих руководили член РВС фронта К. А. Мехоношин и чекист Чугунов. Гуль Р. Дзержинский (начало террора). Нью-Йорк, 1974. С. 103. См. также: Чека. Материалы о деятельности чрезвычайных комиссий. Берлин, 1922. С. 251.

525

РГАСПИ, ф. 2, оп. 1, д. 24095, л. 1–2.

526

В начале 1923 г. Г. Мясников написал «Манифест Рабочей группы РКП(б)», в котором говорилось, что коммунисты от имени рабочих «заправляют страной и хозяйством», что власть — это «зарвавшаяся кучка интеллигентов», что партия «обратила добытую в октябре власть против рабочих». «Рабочая группа» объединила недовольных и была удобна для чекистского наблюдения и быстрого разгрома, потому — наблюдение: если бы «Рабочую группу» не придумал Мясников, то ее придумало бы ОГПУ для ликвидации оппозиции. Члены «Рабочей группы», более 20 человек, вскоре были арестованы. // Огонек. 1990. № 21. С. 19.

527

ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 5, д. 651, л. 388, 1402. ВЧК — ОГПУ представляли в ЦК РКП(б) информационные сводки о забастовочном движении рабочих. 15 мая 1920 г. Ленину была направлена сводка о том, что на Казанском пороховом заводе замечено недовольство рабочих введением 12-часового рабочего дня. Активные агитаторы изолированы. РГАСПИ, ф. 2, оп. 2, д. 303, л. 2. Или: в июле 1923 г. в Москве бастовало 1844 рабочих, в сентябре — 7808, в октябре — 3586. Основная причина — задержка с выдачей зарплаты. РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 468, л. 6.

528

Буйский А. Красная Армия на внутреннем фронте. Борьба с белогвардейскими и кулацкими восстаниями. М., 1931. С. 7, 15.

529

Сводки НКВД свидетельствовали, что в августе 1918 г. в 21 губернии было 47 крестьянских восстаний; в сентябре — в 17 губерниях — 35; в октябре — в 7 губерниях — 7; в ноябре — в 16 губерниях — 54; в декабре — в 15 губерниях — 21. ГАРФ, ф. 393, оп. 4, д. 51, л. 20, 31, 36, 46, 48, 55. Данные избирательны и общая цифра — 164 крестьянских выступлений — неполна. Сотрудник НКВД С. Духовский тогда же писал, что в августе 1918 г. было 47 крестьянских восстаний и 82 столкновения. Но разницу между ними не указал. Он же опубликовал сведения о том, что по 22 губерниям в июле 1918 г. были расстреляны контрреволюционерами 4141 советский работник, в августе — 339, в сентябре — 6016 // Правда. 1918. 13 ноября; Власть Советов, орган НКВД. М., 1918. № 25. 7 ноября. С. 8. По уточненным данным (и они считаются не окончательными), за первую половину 1918 г. было более 120 крестьянских выступлений, и только в июле не менее 200. Осипова Т. В. Развитие социалистической революции в деревне в первый год диктатуры пролетариата. Октябрь и советское крестьянство. М., 1977. С. 58, 62.

В докладе НКВД (ноябрь 1918 г.) главными причинами крестьянских выступлений назывались: недовольство мобилизацией в Красную Армию; хлебная монополия, реквизиция скота; проведение декрета об отделении церкви от государства; взимание с крестьян чрезвычайного налога; белогвардейская агитация; антисемитская пропаганда. ГАРФ, ф. 393, оп. 4, д. 51, л. 46. По мнению чекиста Я. X. Петерса, причинами крестьянских выступлений стали «влияние кулака на бедноту», реквизиция у крестьян хлеба, невежество деревни, агитация эсеров и меньшевиков. // Известия ВЦИК. 1918. 27 сентября.

530

Из Симбирской губернии наркому внутренних дел Г. И. Петровскому сообщали в декабре 1918 г. о восстании крестьян в ряде уездов из-за «нетактичного отношения к ним представителей местной власти». Госархив Ульяновской обл. (далее ГАУО), ф. 386, оп. 1, д. 6, л. 40. Инспектор Тюриков докладывал председателю Казанского Совета Д. П. Малютину, что крестьяне Арского уезда восстали, не выдержав неправильного обложения чрезвычайным налогом, конфискацию имущества и скота у неплательщиков и избиения (порку) при этом. ЦГА ИПД РТ, ф. 868, оп. 1, д. 34, л. 5–6.

531

Ленин В. И. ПСС. Т. 37. С. 11. Н. И. Подвойский в мае 1918 г. писал Ленину, что красноармейцы часто защищают только Советы, не связанные с массами. А нужно «переломить настроение крестьян в нашу пользу». ГАРФ, ф. 1235, оп. 79, д. 7, л. 29.

Под давлением военных поражений летом 1918 г. Ленин был вынужден менять тактику ускоренной «социалистической революции» в деревне. Так были упразднены комбеды, провозглашен курс на сотрудничество не только с беднотой, но и со средним крестьянством. В. П. Антонов-Саратовский вспоминал о разговоре с Лениным в конце 1918 г., когда на его замечание о безобразиях, творимых комбедами, Ленин ему сказал: «Надо уничтожить комбед… Нам нужен середняк. Чтобы помириться с ним, надо перешагнуть через намозоливший комбед». Антонов-Саратовский В. П. Отблески бесед с Ильичем. // Пролетарская революция. 1924. № 3. С. 187. Восстание крестьян в Камышинском уезде Саратовской губернии из-за реквизиции лошадей (10–21 августа 1918 г.) было жестоко подавлено латышским полком. Соколов В. Обзор кулацких восстаний в Саратовской губернии. / Годовщина социальной революции в Саратове. Саратов, 1918. С. 59.

532

М. Горький изумлялся коллективным забавам муками человека. Он писал, как в Сибири крестьяне, выкопав ямы, опускали туда — вниз головой — пленных красноармейцев, оставляя ноги их — до колен на поверхности земли; потом они постепенно засыпали яму землей, следя по судорогам ног, кто из мучимых окажется выносливее, живучее, кто задохнется позднее других. Горький М. О русском крестьянстве. // Огонек. 1991. № 49. С. 10.

533

Ленин В. И. ПСС. Т. 43. С. 24.

534

Фрунзе М. В. Соч. М., 1929. Т. 1. С. 375.

535

Литвин А. Л. Крестьянство Среднего Поволжья в годы гражданской войны. Казань, 1972. С. 195–208. Поводом для выступления крестьян явилось прибытие в село Новодевичье Сенгилеевского уезда продотряда для реквизиции скота и кур. Крестьяне не дали. Появился еще один продотряд в 50 человек, но его бойцы, «очевидно, видя правоту крестьян, сдали им оружие без всякого сопротивления». Вскоре к крестьянам этого села присоединились окрестные с призывом против «грабителей-коммунистов». В течение недели восстание распространилось на многие уезды. Большинство были крестьяне-середняки. Они были вооружены топорами, вилами, винтовок было мало. ГАРФ, ф. 393, оп. 13, д. 428, л. 238. С. И. Гусев, член РВС фронта, сообщал Ленину о том, что это восстание было вызвано «безобразной деятельностью местных организаций, как советских, так и партийных… При взимании чрезвычайного налога применялись пытки вроде обливания людей водой и замораживания… При реквизиции скота отнимали последних кур… Представитель уездного комитета партии участвовал, будучи членом ЧК, в десятках избиений арестованных, в дележе конфискованных вещей и прочее. Партийная организация была теплой компанией грабителей…» // Московские новости. 1991. 10 ноября. Троцкий, выступая 6 апреля 1919 г. в Самаре, высказался по поводу «чапанной» войны однозначно: «Я бы расстрелял подлейших агентов Колчака, которые подбивали крестьян и разрушали железные дороги, и тех советских прохвостов, которые, пользуясь именем советской власти, угнетали крестьян, одним взводом красноармейцев». Троцкий Л. Д. Как вооружалась революция. М., 1924. Т. 2. Кн. 1. С. 325. Дзержинский был сторонником решительных мер. 14 марта 1919 г. на заседании ЦК РКП(б) он предложил местности, охваченные крестьянскими выступлениями, объявить на военном положении, дать ВЧК чрезвычайные полномочия, потребовать от губкомов вернуть в ЧК отозванных коммунистов, запретить военкоматам отзывать без ведома ВЧК чекистские отряды, усилить в печати разоблачения эсеров. РГАСПИ, ф. 17, оп. 65, д. 2, л. 21.

536

См.: Френкин М. Трагедия крестьянских восстаний в России. 1918–1921 гг. Иерусалим, 1987; Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. «Антоновщина». Тамбов, 1994; Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ. 1918–1922. Док. и материалы. М., 1998; Сибирская Вандея. 1919–1920. М., 2000. Т. 1; Крестьянское движение в Поволжье. 1919–1922. Док. и материалы. М., 2002; Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1919–1921 гг. и Южный Урал. Оренбург, 1999; ОсиповаТ. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. M., 2001; Телицын В. Л. Крестьянский бунт. 1917–1921 гг. М., 2001; и др.

537

Поводом к восстанию стали действия продотряда (35 чел.), явившегося 4 февраля 1920 г. в деревню Новая Елань Троицкой волости Мензелинского уезда. Крестьяне отказались отдать весь хлеб, тогда в холодный амбар продотрядники посадили стариков и женщин. Крестьяне в ответ перебили продотрядников ночью, когда последние пьянствовали. К ним присоединились вскоре жители соседних деревень и уездов, которых грабили столь же жестоко и беспощадно. Дзержинский 2 марта 1920 г. в телеграмме в Уфимский губисполком потребовал принять самые решительные меры для ликвидации восстания. Он предлагал помощь ВЧК. Центральный архив республики Башкортостан (ЦА РБ), ф. 1, оп. 3, д. 83, л. 22. Член Бирского ревкома — Журавлев в докладе о причинах мятежа отмечал: «Терроризированное, запуганное всевозможными слухами население зачастую помимо своего желания становилось в ряды „черной армии“… Отдельные советские работники вместо того, чтобы принять срочные меры для успокоения населения, спешили эвакуироваться; население, оставаясь без всякой власти, делало выводы, что советская власть бессильна бороться с восстанием…» Там же, ф. 396, оп. 1, д. 273, л. 14. Основным лозунгом восставших был: «Долой большевиков-угнетателей, долой коммунистов, да здравствует вера в Бога и свободная торговля». Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 212, оп. 1, д. 32, л. 75. Только в Белебеевском уезде восставшими было убито до 200 коммунистов.

538

В ликвидации «вилочного» восстания участвовало от Запасной армии: штыков — 4872, сабель — 696, пулеметов — 59, бомбометов — 2, орудий — 2; от армии Туркестанского фронта: штыков — 1500, сабель — 120, пулеметов — 20, орудий — 4. Основное оружие крестьян: вилы, топоры, дробовики. РГВА, ф. 212, оп. 3, д. 467, л. 19; д. 68, л. 3. Троцкий телеграфировал Крестинскому 2 марта 1920 г.: «За ходом восстания слежу. Военного значения оно не имеет. Скандалы вроде сдачи Белебея объясняются непригодностью ВОХРа. Башкиры в восстании не участвуют. Башкирские части держат себя хорошо… Валидова вчера по прямому проводу предупредил относительно башкирских частей, которых может увлечь мусульманское восстание. Валидов ответил длинным объяснением, где клялся, что ни один башкир не выступит против советской власти, предлагал башчасти для усмирения». The Trotsky papers. 1920–1922. Hague-Paris, 1971. T. II. P. 92.

539

Литвин A. Л. Крестьянство Среднего Поволжья в годы гражданской войны. С. 209–222. В письме из Уфы очевидец писал родственнику 29 апреля 1920 г.: «Настроение у крестьян самое подавленное, за большое в марте месяце восстание они сильно поплатились, многих из них расстреляли, других выпороли, а часть посадили в дома принудительных работ… Население стало запуганное, боится больше всего солдат». ЦА РБ, ф. Р-107, оп. 3, д. 53, л. 33.

540

Богданов М. А. Разгром западносибирского кулацко-эсеровского мятежа 1921 г. Тюмень, 1961. С. 7.

541

Есиков С. А., Канищев В. В. «Антоновский НЭП». // Отечественная история. 1993. № 4. С. 63, 70.

542

Тухачевский М. Борьба с контрреволюционными восстаниями. // Война и революция. 1926. № 7. С. 7. В то же время попытка сравнения крестьянских восстаний в тылу у красных и белых в 1918–1920 гг. была официально осуждена Ворошиловым как нецелесообразная. Котов Н. Тактика крестьянских восстаний. Гражданская война. 1918–1921. М., 1928. Т. 2. С. 283; РГВА, ф. 24696, оп. 4, д. 20, л. 15, 16.

543

Аргументы и факты. 1993. № 1. Среди репрессивных мер стороны практиковали взятие заложников, расстрелы. Полномочная комиссия ВЦИК 11 июня 1921 г. приказом распорядилась: «1) Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте без суда; 2) Селениям, в которых скрывается оружие… объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия; 3) В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда; 4) Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и выселению из губернии и имущество конфисковывается. Старший работник в этой семье расстреливается на месте без суда; 5) Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитские и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда; 6) В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать». // Родина. 1989. № 10. С. 57. О применении химического оружия против тамбовских крестьян см.: Родина. 1994. № 5. С. 56–57.

544

Реввоенсовет Приволжского военного округа 21 апреля 1924 г. отметил, что «бандитизма (политического), так и антисоветских выступлений» в округе не имеется. ЦГА РТ, ф. 373, оп. 4, д. 67, л. 36; Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ — НКВД. Т. 1.

545

Поляков Ю. А. Переход к нэпу и советское крестьянство. М., 1967. С. 55. Н. Подвойский, М. Кедров и К. Мехоношин писали в ЦК РКП(б) 13 февраля 1921 г. о том, что «нынешние крестьянские восстания отличаются от прежних тем, что они имеют программу, организованность и план», а потому особо опасны. Они предлагали прекратить демобилизацию из армии коммунистов и политработников. РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 265, л. 1–3.

546

См.: Оликов С. Дезертирство в Красной Армии и борьба с ним. Л., 1926; Войцекян А. В зеленом кольце. М. — Л., 1928. С 16 по 31 декабря 1919 г. было задержано 75 352 дезертира Красной армии, с 1 по 20 января 1920 г. — 79 799; 16–31 марта 1920 г. — 89 557; 16–30 апреля — 73 684; 1-15 мая — 85 984. РГАСПИ, ф. 17, оп. 65, д. 124, л. 2, 7, 13, 20, 22, 38. Деникин писал о повальном дезертирстве кубанцев в конце 1919 г. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин, 1926. Т. 5. С. 197.

547

РГАСПИ, ф. 17, оп. 4, д. 7, л. 1. Под циркулярным письмом стоит подпись ЦК РКП(б). Попытки возложить вину за расказачивание только на Свердлова (Кожинов В. // Литературная газета. 1989. 29 марта; Назаров Г. Дальше… дальше… дальше… к правде. // Москва. 1989. № 12. С. 174) носят антисемитский характер и архивными данными не подтверждаются. Свердлов повинен, как и все другие члены ЦК РКП(б) той поры.

548

Выполнение постановления было приостановлено после доклада Г. И. Сокольникова, заявившего о его невыполнимости, а также расслоении среди казаков, проживающих на севере и юге Донской области. РГАСПИ, ф. 17, оп. 4, д. 11, л. 1. Попытки «радикально» решить казачий вопрос предпринимались и до января 1919 г. Председатель Оренбургского ревкома С. М. Цвиллинг предложил ликвидировать казачье сословие в конце марта 1918 г., чем дал повод для восстания и укрепления сил атамана Дутова. Неповинующиеся станицы были предупреждены, что они будут «без всякого разбора виновных и невиновных сметаться с лица земли силой оружия революционных войск». В течение мая — июня 1918 г. карательные походы красноармейцев уничтожили шесть казачьих станиц в Оренбургской области. Чирухин Н. А. Дутовщина. Антибольшевистское движение на Южном Урале. 1917–1918 гг. М., 1992. Автореф. канд. дисс. С. 11–12.

549

По мнению академика Д. С. Лихачева, интеллигент — это человек, связанный с умственным трудом и обладающий умственной порядочностью. К интеллигенции принадлежат люди, свободные в своих убеждениях, не подчиняющиеся идеологическим обстоятельствам. Он полагал, что профессиональные революционеры и те, кто считал возможным терроризм, были глубоко антиинтеллигентными личностями. Лихачев Д. С. О русской интеллигенции. // Новый мир. 1993. № 2. С. 3, 7. По переписи 1897 г. число российской интеллигенции составляло 778 426 человек. Ушаков А. В. Революционное движение демократической интеллигенции в России. 1895–1904. М., 1976. С. 9. В 1914 г. в России было 42 700 врачей, 6400 преподавателей высшей школы, 11 800 адвокатов, около 300 000 учителей. Лейкина-Свирская В. Р. Русская интеллигенция в 1900–1917 гг. М., 1981. С. 50, 78, 97. Основная масса квалифицированной интеллигенции проживала в губернских центрах и Москве: 81,8 % всех инженеров и архитекторов, 90 % ученых, 83,2 % литераторов и 70 % всех врачей. Пинегина Л. А. Некоторые данные о численности и составе интеллигенции к началу восстановительного периода (по материалам переписей 1922 и 1923 гг.). // Вестник МГУ. 1979. № 3. С. 17.

Поэт А. Блок воспринял октябрьский переворот не как политический акт, а просто впечатляющее дело и видел в разрушении позитивный элемент. Историк С. Ф. Платонов в «покаянной» записке в ОГПУ, написанной между 17 сентября и 5 октября 1930 г., писал: «Должен сознаться, что октябрьский переворот показался мне чрезвычайно кровавым и жестоким и вызвал во мне недоумение и внутренний протест». // ЦА ФСБ РФ, д. П-65245, т. II, л. 296. П. Сорокин писал, что «самыми ужасными» для профессуры были 1918–1920 гг.: «Получая ничтожное вознаграждение, и то с опозданием в три-четыре месяца, не имея никакого пайка, профессура буквально вымирала от голода и холода. Смертность ее повысилась в 6 раз по сравнению с довоенным временем». Сорокин П. Современное состояние России. // Новый мир. 1992. № 5. С. 176. Схематическое деление интеллигенции на группы нейтралов, противников и защитников советской власти (Соскин В. Л. Очерки истории культуры Сибири в годы революции и гражданской войны. Новосибирск, 1965. С. 214–219) весьма условно.

550

Ленин писал Горькому 15 сентября 1919 г. о том, что нельзя смешивать «интеллектуальные силы» народа с «силами» буржуазных интеллигентов. Он цинично замечал, что аресты «кадетской и околокадетской интеллигенции» необходимы, так как это превентивная мера для предотвращения возможных заговоров. И высказывался о Короленко, который, по его мнению, не образец интеллигентности, а «жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками… мнящий себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно». Ленин В. И. ПСС. Т. 51. С. 47.

551

Горький М. Несвоевременные мысли. Пг., 1918. С. 36, 54; В. Г. Короленко в годы революции и гражданской войны. Benson, 1985. С. 141; Изгоев А. С. Социализм, культура и большевизм. / Из глубины. Пг., 1918. С. 183; Лункевич В. В. Большевизм и интеллигенция. / Большевики у власти. Пг. — М., 1918. С. 149.

552

Fitzpatrick Sn. New perspectives оп the civil war. Party, state and society in the Russian civil war. Indiana University Press, 1989. P. 7. Д. Мережковский писал, что для «романовского самодержавия русская интеллигенция есть русская революция, для самодержавия ленинского — „контрреволюция“». // Огонек. 1991. № 45. С. 3.

553

В 1919 г. в Ростове-на-Дону вышла брошюра Е. Н. Чирикова «Народ и революция». Ленин вместе с Чириковым учился в Казанском университете, знал его. Поэтому Чирикову тогда и была передана записка Ленина: «Евгений Николаевич, уезжайте. Уважаю Ваш талант, но Вы мне мешаете. Я вынужден Вас арестовать, если Вы не уедете». В ноябре 1920 г. Чириков с семьей эмигрировал. Чириков Е. Н. На путях жизни и творчества. М. — СПб., 1993. С. 288–289. О «деле» профессоров Н. С. Таганцева см.: Черняев В. Ю. Ученый, власть и революция: парабола судьбы Н. С. Таганцева. / Интеллигенция и российское общество в начале XX века. СПб., 1996. С. 161–183; он же. Финляндский след в «деле Таганцева». / Россия и Финляндия в XX веке. СПб., 1997. С. 180–200; и др.

554

РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 27, л. 2.

555

Фельдман Д. Дело Гумилева. // Новый мир. 1989. № 4. С. 265–269; Ставицкий В. Тайна жизни и смерти Николая Гумилева. / Спецслужбы и человеческие судьбы. M., 2000. С. 47–64.

556

Тополянский В. Д. Гибель Фрунзе. // Вопросы истории. 1993. № 6.

557

М. Агурский отмечал, что едва ли не центральную роль в становлении национал-большевизма играли русифицированные евреи. Развитие русского национализма поощряли еврей Троцкий и грузин Сталин. Агурский М. Идеология национал-большевизма. Женева, 1980. С. 114, 156, 194. Это не помешало И. Шафаревичу призвать «бояться „малого народа“, большинство которого составляют евреи, т. к. они готовы „разрушить религиозную и национальную жизнь русских“». Шафаревич И. Русофобия. //Наш современник. 1989. № 6. С. 190.

558

Авторханов А. Империя Кремля. Советский тип колониализма. Вильнюс, 1990.

559

В годы гражданской войны были разогнаны многие национальные организации, выступавшие оппонентами большевиков в разрешении национальных проблем. Карательные меры применялись по отношению ко всем народам. 18 марта 1920 г. Г. Пятаков, один из руководителей трудовых армий республики, запрашивал ЦК РКП(б) о согласии на репрессивные меры в отношении башкирских кантонов, не выполнивших продразверстку. РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 63, л. 14. См. также: Верещагин А. С. Некоторые новые тенденции в изучении башкирского национального движения в годы гражданской войны. // Отечественная история. 2002. № 4. С. 116–123; Гиззатуллин И. Г. Мусульманские военные организации (1917–1921 гг.). Казань, 2002; Дмитриев П. Н. Удмуртское национальное движение в 1918 г.: организация, идеология, отношение к партиям и власти. // Вестник Удмуртского университета. 2002. № 4. С. 43–58; и др.

Антисемитизм как идеологическая доктрина оформился в России в начале 60-х гг. XIX в. и проявился в ограничительных цензах, погромах и пропаганде. Эльяшевич Д. А. Идеология антисемитизма в России в конце XIX— начале XX вв. Обзор. / Национальная правая прежде и теперь. СПб., 1992. С. 47–72. Антисемитизм был государственной политикой и советских правительств. / Антисемитизм в Советском Союзе. Его корни и последствия. Иерусалим, 1979; Levin N. The Jews in the Soviet Union since 1917, N. Y. - London, 1988. T. 1, 2.

560

Гусев-Оренбургский С. И. «Багровая книга». Погромы 1919–1920 гг. на Украине. Харбин, 1922; Еврейские погромы 1918–1921. М., 1926; Шехтман И. Б. Погромы Добровольческой армии на Украине (к истории антисемитизма на Украине в 1919–1920 гг.). Берлин, 1932; и др.

561

Горький М. Несвоевременные мысли. С. 110; он же. Русская жестокость. // Новая Россия. 1922. № 2. С. 143.

562

РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 165, л. 1; 6 июля 1921 г. Ленин ознакомился с запиской секретаря Центрального бюро еврейских коммунистических секций при ЦК РКП(б) А. И. Чемеринского о бандитских погромах еврейского населения в Гомельской и Минской губерниях и о том, что представители советских учреждений ничего не делают для его защиты. B. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. С. 457. Подробнее о еврейских погромах, которые устраивали бойцы 1-й Конной армии С. М. Буденного в 1920 г., см.: Поликарпов В. Д. Другая сторона буденновской легенды. Гражданская война в России. События, мнения, оценки. М., 2002. C. 618, 622.

563

РГАСПИ, ф. 325, оп. 1, д. 404, л. 82.

564

РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 27, л. 1.

565

Бугай Н. Ф. 20–50-е годы: переселения и депортации еврейского населения в СССР. // Отечественная история. 1933. № 4. С. 175–185; Борщаговский А. Обвиняется кровь. М., 1994; Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001; и др.

566

Бурцев В. «Протоколы сионских мудрецов» — доказанный подлог. М., 1991. С. 277.

567

См.: Ганелин Р. Ш. Белое движение и «Протоколы сионских мудрецов». / Национальная правая прежде и теперь. С. 124–130.

568

Вацетис И. И. Гражданская война. 1918 год. // Память. М., 1977. Вып. 2. С. 72, 74.

569

Из 250-тысячного офицерского корпуса российской армии (октябрь 1917 г.) в Красной Армии служило 30 %, в Белой — 40 %, остальные эмигрировали или отказались от службы. Кавторадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917–1920 гг. М., 1988. С. 28, 170. Есть и иное мнение: общее число кадровых офицеров, служивших в 1918–1920 гг. в Красной Армии, более чем в 2 раза превышало их количество у белых. Лившиц И. И. О роли кадровых офицеров в гражданской войне. // Вопросы истории. 1993. № 6. С. 189.

570

РГАСПИ, ф. 325, оп. 1, д. 404, л. 214; д. 435, л. 1. Репрессии порождали страх даже у их устроителей. Однажды Троцкий сказал Дзержинскому: «Вся моя работа на фронте пропадает оттого, что некоторым Калигулам нужна моя голова». Председатель ВЧК парировал: «Всероссийской комиссии по борьбе с контрреволюцией пока не нужна голова товарища Троцкого». Ветлугин А. Авантюристы гражданской войны. Париж, 1921. С. 124–125.

571

Командиру сводного конного корпуса Б. М. Думенко было инкриминировано обвинение в убийстве комиссара. Он был расстрелян в 1920 г., реабилитирован в 1964-м. Hайда С. Ф. О командире сводного конного корпуса Б. М. Думенко. // Военно-исторический журнал. 1965. № 9. С. 113–120. Ф. К. Миронов — командир Донского казачьего кавалерийского корпуса 24 августа 1919 г., вопреки запрету Реввоенсовета, выступил с корпусом из Саранска на фронт. Был обвинен в попытке мятежа, арестован, приговорен к расстрелу, но амнистирован ВЦИК. В 1920 г. командовал 2-й конной армией. Был награжден орденом боевого Красного Знамени № 3. Был арестован 13 февраля 1921 г. будто бы за подготовку антисоветского мятежа на Дону. Расстрелян в Бутырской тюрьме в апреле 1921 г. Реабилитирован в 1960 г. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 2. С. 175–176. Об обстоятельствах гибели Думенко и Миронова см.: Поликарпов В. Д. Другая сторона буденновской легенды. Гражданская война в России. События, мнения, оценки. С. 597–626.

572

Десятый съезд РКП(б). Март 1921 г. Стенографии, отчет. М., 1963. С. 285; Литвин A. Л. Крестьянство Среднего Поволжья в гражданской войне. С. 222–230.

573

Семанов С. Н. Ликвидация антисоветского кронштадтского мятежа. М., 1973. С. 182. См.: Кронштадтская трагедия 1921 г. // Вопросы истории. 1994. № 4, 5, 6; и др. К лету 1921 г. по приговорам Петроградской ЧК, особого отдела и трибунала военного округа были приговорены к расстрелу 2103 человека и осуждены на длительные сроки заключения 6459 человек. Около 3000 менее заметных участников выступления подлежали высылке в административном порядке. Петров M. Н. Формирование и деятельность органов ВЧК — ОГПУ. 1917— середина 1920-х гг. (на материалах Северо-Запада России). Автореф. дисс. докт. ист. наук. СПб., 1995. С. 26. Таковы карательные итоги кронштадтских событий 1921 г.

574

См.: Гуль Р. Тухачевский. Красный маршал. Берлин, 1932. С. 173–174.

575

Дзержинский писал Манцеву 16 марта 1921 г., что эшелоны матросов, высланные из Петрограда на юг, по пути «творят бесчинства» и ведут контрреволюционную агитацию. Потому следует «хулиганствующих, агитирующих, вывешивающих плакаты и других активных контрреволюционеров немедленно арестовывать и беспощадно расстреливать». ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 5, д. 651, л. 365. Дзержинскому было поручено на заседании Политбюро 27 апреля 1921 г. создать в Ухте концлагерь для высылаемых кронштадтских матросов. // РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 155, л. 3.

576

Известия. 1994. 11 января. См. также: Getzler I. Kronstadt 1917–1921. The fate of Soviet Democracy. Cambridge University Press, 2002.

577

В 20-е годы «махновщину» квалифицировали «кулацкой диктатурой». Кубанин М. К истории кулацкой контрреволюции (махновщина). // На аграрном фронте. 1925. № 9. С. 96. Или «кулацким повстанческим движением на Украине». Руднев В. В. Махновщина. Харьков, 1928. С. 97. Также называли и движение крестьян под руководством Н. А. Григорьева (1878–1919) на юге Украины. Раковский М. Е. Крах григорьевщины. // История СССР. 1966. № 5. С. 41. В начале 80-х махновщина рассматривалась как «антисоветское анархо-кулацко-крестьянское движение… одна из разновидностей мелкобуржуазной контрреволюции». Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1983. С. 343. Одновременно формировалось и иное мнение: махновщина — выразитель интересов «сравнительно широких слоев крестьянства». Семанов С. Н. Махновщина и ее крах. // Вопросы истории. 1966. № 9. С. 37. Махновщина — это крестьянская война против советской власти на юге Украины; Волк С. С. Нестор Махно в дни войны и мира. Махно Н. Воспоминания. М., 1992. С. 7. «Махно был одним из первых в нашей стране борцов с тоталитаризмом», — утверждает А. В. Шубин. Шубин А. В. Махно и махновское движение. М., 1998. С. 3.

578

Комин В. В. Нестор Махно. Мифы и реальность. М., 1990. С. 34–40. В гражданской войне не было законов. К чему бы ни призывали руководители, реалии были иными. Махновцы грабили и расстреливали. Воспоминания Н. В. Герасименко — свидетельство тому. Он познакомился с махновцами, когда они грабили поезд и артистическая группа, в которой был Герасименко, была арестована. Наблюдая поведение Махно во время казни стражников, Герасименко сообщал: «Все человеческие чувства давно заглохли в Махно. Его не тронут ни слезы женщин, — а к ним он падок, — ни плач детей, ни клятвы мужчин… Никто не смеет, не может быть грознее, — что значит и жесточе, чем он, — батько Махно». Герасименко Н. В. Батько Махно. Мемуары белогвардейца. M. — Л., 1928. С. 33–34. О расстрелах плененных красноармейцев см.: Оппоков В. Лев Задов: смерть от бескорыстия (повесть о махновце-чекисте). Петрозаводск, 1994. С. 184–185.

579

Французский историк А. Скирда полагал, что 10–12 тысяч войск Махно сыграли решающую роль в разгроме армии Врангеля. // Skirda A. Les cosaques de la liberte: Nestor Makhno. Le cosaque de l'anarchiec et la querre civil russe. 1917–1921. Paris, 1985. P. 259.

580

Трифонов И.Я. Классы и классовая борьба в СССР в начале НЭПа. Л., 1964. Автореф. докт. дис. С. 4. Судьба Махно и его сторонников сложилась по-разному. Махно умер в Париже, его семья побывала в нацистских концлагерях. Начальник контрразведки армии Махно Л. Н. Задов позже работал в ВЧК — ОГПУ и был репрессирован в 1938 г. // Комсомольская правда. 1990. 4 февраля.

581

А. И. Деникин 4 апреля 1919 г. подписал положение о создании Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при главнокомандующем вооруженными силами Юга России. По подсчетам этой комиссии, в 1918–1919 гг. жертвами красного террора стали 1 млн. 700 тыс. человек. Мельгунов С. П. Красный террор в России. Берлин, 1924. С. 138. Красный террор в годы гражданской войны (по материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков). London, 1992. По данным Д. Леггета, по меньшей мере 140 тыс. крестьян были убиты красными при подавлении восстаний. L egg et G. The CheKa: Lenin's political police. Oxford, 1981. P. 360. И. А. Курганов полагал, что в 1918–1921 гг. в России погибло 3 млн. человек. Российский ежегодник. М., 1990. Вып. 2. С. 288. А. Антонов-Овсеенко писал, что гражданская война и голод 1921 г. унесли 16 миллионов жизней. Антонов-Овсеенко А. Портрет тирана. Нью-Йорк, 1980. С. 262. М. Геллер и А. Некрич утверждали, что потери страны в гражданской войне составили 10 млн. 180 тыс. человек. Голод 1921 г. унес 5 млн. 53 тыс. чел. Отсюда и число потерь в 1918–1921 гг. примерно 16 млн. человек. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. // Даугава, 1990. № 12. С. 76. В. П. Данилов обратил внимание на то, что в 1918–1920 гг. армейские потери составляли 800 тыс. чел., еврейских погромов — 300 тыс. чел., жертв террора, бандитизма, подавления крестьянских выступлений — 1,3 млн. чел., тифа, оспы и дизентерии — 5,1 млн. Данилов В. П. За что погибли шестнадцать миллионов россиян? // Юность. 1990. № 10. С. 19.

Впервые террор приобрел массовое распространение в России после 1905 г. Гейфман А. «Убий». // Родина. 1994. № 1.С. 26. Масштабность массового террора резко выросла в годы гражданской войны и достигла своего апогея в 30-е годы.