Миф № 5. Сталинская экономика не выдержала испытания войной

Честно говоря, установить, кто же «сработал» первый из указанных мифов, не представилось возможным. Но, к глубокому сожалению, миф существует и периодически используется отдельными «деятелями» от Истории. К не меньшему сожалению, «адекватно» этому мифу о великой работе тыла и его астрономическом вкладе в нашу Победу у нас знают разве что отдельные пафосные выражения. Между тем без единства фронта и тыла первый ни при каких обстоятельствах не смог бы выиграть войну. Подчеркиваю, что воюют-то не армии — они только убивают друг друга. Воюют экономики, а это и есть тыл, без которого фронт не может прожить и дня. И потому для начала позвольте внести некоторую ясность в эту тему.

«Творцы» первого из указанных мифов обычно пользуются, причем, что далеко не редкость, отнюдь не сознательно, одним малоизвестным широкой публике обстоятельством. Оно связано с самим понятием тыла в разные периоды войны. На это особое внимание обратил в свое время авторитетный отечественный историк Ю. А. Поляков, который, в частности, отмечал, что «дело, прежде всего, в том, что применительно к истории Отечественной войны территориальное определение всего тыла не было и не могло быть постоянным, стабильным, однозначным. Что же касается отдельных регионов, то одни (Восточные районы) все годы войны свое определение сохраняли, а в других (преобладающая часть европейской территории СССР) оно, напротив, постоянно менялось. Это, разумеется, меняло границы тыла в целом. А положение в различных тыловых районах отличалось коренным образом. В самом деле, как можно объединить одним, равнозначным понятием „тыл“ Ленинград, где в 1941–1943 гг. противник находился в предместьях города, или Москву осени 1941 г., ощетинившуюся противотанковыми „ежами“, перекрывшую улицы баррикадами, с районами за Уральскими хребтом, с оазисами Средней Азии, со всеми теми городами и селами, „где не было затемнения“? Понятие „тыл“ в территориальном смысле требует конкретно-исторического, дифференцированного рассмотрения. Это совсем не простой вопрос. Своеобразие военных действий было таково, что обстановка менялась на протяжении недель, дней, а иногда и часов. Места, ещё недавно отдаленные от фронта, становились прифронтовыми, а затем и прямой ареной боевых операций.

Первоначальное отступление советских войск сменилось в декабре 1941 г. наступлением, длившимся до весны 1942 г. Новое наступление фашистских армий, начавшееся летом 1942 г., привело к новому изменению в соотношении фронта и тыла. А после Сталинграда и Курской дуги, когда развернулось освобождение временно оккупированных врагом территорий, эти районы на какое-то время оказывались прифронтовыми, а затем по мере продвижения наших войск на запад все больше и больше превращались в тыловые. Поэтому определение понятия „тыл“ не может быть абстрактным, оно обязательно должно сочетаться с выяснением обстоятельств времени и места. На наш взгляд, следует различать понятия „глубокий тыл“, „средний тыл“, „близкий (или ближний) тыл“ и „прифронтовой тыл“ или „непосредственный тыл“. При этом применительно к различным этапам войны территориальное содержание каждого из этих понятий существенно менялось.

…Для первого этапа войны (с июня по декабрь 1941 г.) глубокий тыл составляли районы Урала и Приуралья, Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии, Казахстана, Закавказья (в первые недели войны глубоким тылом являлось и Поволжье). Эти районы, находившиеся вне воздействия вражеской авиации, стали (прежде всего Урал, Сибирь, Казахстан, Среднеазиатские республики) главной кузницей страны. Известное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 августа 1941 г., одобрившее военно-хозяйственный план на IV квартал и на 1942 г. по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии[9] предусматривало, как очевидно из перечня регионов, прежде всего глубокий тыл и частично средний (Поволжье). О первоочередном развитии в глубоком тылу предприятий оборонного назначения говорили и другие партийные и правительственные постановления (постановление Политбюро ЦК, принятое в ноябре 1941 г., „О развитии черной металлургии на Урале и в Сибири в 1942 году“, постановление СНК СССР от декабря 1941 г. „О развитии добычи угля в восточных районах СССР“ и Др.)[10]. Сюда шел главный поток эвакуированных предприятий и населения. Как известно, во второй половине 1941 г. в тыл было эвакуировано полностью или частично 1523 предприятия. Из них 667 было размещено на Урале, 322 — в Сибири, 308 — в Казахстане и Средней Азии[11]. Здесь сооружались новые фабрики, заводы, стремительно росло производство. Несколько иным было положение дальневосточных районов. Наиболее отдаленные от линии фронта, они в то же время являлись форпостом Родины на восточных рубежах, где империалистическая Япония не оставляла мысли о нападении на СССР. Дальневосточные районы наращивали производство, но новое промышленное строительство носило сравнительно ограниченный характер. Развитие каждого из районов глубокого тыла в первые месяцы войны характеризовалось рядом особенностей, в общем, неплохо изученных в… историографии. Без глубокого тыла с его мощнейшим потенциалом Советский Союз был бы после потерь лета и осени 1941 г. обречен на поражение.

Средний тыл включал в 1941 г. большинство районов Поволжья, Северного Кавказа, Европейского Севера, восточную часть европейской России, Эти районы были в зоне досягаемости вражеской авиации (и ряд железнодорожных узлов и промышленных объектов подвергался атакам с воздуха), линия фронта постепенно становилась ближе (некоторые из них в дальнейшем, в 1942 г., были захвачены врагом и стали зоной военных действий), но в 1941 г. для них не было прямой угрозы со стороны гитлеровских войск. Волжские города Ярославль и Горький, Ульяновск и Казань, Куйбышев, Саратов, Сталинград, Астрахань, такие центры Европейской России, как Иваново, Владимир, Муром, Пенза, Тамбов, северные города — Вологда, Киров, а также города Северного Кавказа приняли часть эвакуированных с запада предприятий и населения. (В Поволжье во второй половине 1941 г. было эвакуировано 226 предприятий[12], то есть около 15 % от общего числа перебазированных на Восток заводов и фабрик.) Здесь формировалась и сосредотачивалась значительная часть стратегических резервов Красной Армии. 5 октября 1941 г. ГКО решил сформировать девять резервных армий на Волжском рубеже[13]. Во всех этих районах в неослабевающем темпе развертывалось военное производство. Трудно переоценить значение большинства из них в производстве оружия и боеприпасов для фронта на протяжении всей войны и в особенности в её первые месяцы. В ряде работ Поволжье упоминается или рассматривается применительно к 1941 г. как единый тыловой регион[14].

Однако нельзя забывать, что осенью 1941 г. возникли существенные различия в военно-стратегическом положении отдельных областей и районов Поволжья. Районы Верхнего Поволжья (Ржев, Калинин) были захвачены врагом, а ряд других областей оказались в зоне возможного продвижения фашистских войск. Н. С. Патоличев, являвшийся тогда секретарем Ярославского обкома ВКП(б), пишет, что такая ситуация возникла в октябре 1941 г. после взятия Калинина (Тверь. — А.М.), применительно к Ярославской, Костромской, Ивановской, Горьковской областям. В Ярославской области, например, сооружались оборонительные рубежи, был создан Комитет обороны, предпринимались другие меры на случай приближения противника[15]. Этот пример ещё раз показывает сложность и относительность классификации тыловых районов в условиях непрерывно и быстро передвигающейся линии фронта.

Эта сложность особенно наглядна на примерах районов близкого (ближнего) тыла. Близкий тыл — это районы, находящиеся в зоне возможного продвижения противника. Враг ещё не создал непосредственной угрозы, но его приближение сделало эту угрозу вероятной, поэтому следовало готовиться к её отражению. К осени 1941 г. вражеское наступление превратило многие районы, летом являвшиеся средним тылом, в близкий тыл. К их числу можно отнести, например, упоминавшийся Ярославль, а также расположенные к югу и юго-востоку от Москвы Рязань, Воронеж. В этих районах с особой напряженностью ковалось оружие для фронта, с особой напряженностью потому, что накладывала свой отпечаток задача возможной непосредственной их обороны.

Наконец, ряд районов можно отнести к непосредственному тылу. Это — те районы, которые подвергались прямой, непосредственной угрозе вражеского захвата, которые вели оборону, выдерживая натиск противника или осаду с его стороны. Здесь главные усилия партийных организаций, всех трудящихся сосредотачивались для отпора врагу, для осуществления защиты города, района. Сосредотачивая силы на строительстве оборонительных рубежей, создании новых боевых отрядов, укреплении ПВО, трудящиеся в то же время, несмотря на проводимую в больших или меньших масштабах эвакуацию, продолжали работу на фабриках и заводах. Самыми яркими примерами непосредственного тыла могут служить Москва, Тула во время обороны этих городов осенью 1941 г. Совершенно особое место занимают города, державшие оборону и оказавшиеся в жесткой блокаде, — Одесса, Севастополь, Ленинград.

В ходе контрнаступления советских войск (декабрь 1941 г. — апрель 1942 г.) произошли определенные изменения. Ранее захваченные врагом, а теперь освобожденные города и районы снова стали тыловыми. Тихвин, Калуга, Калинин, Ростов-на-Дону оказались в зоне близкого советского тыла. Перед освобожденными районами во весь рост встали задачи ликвидации ущерба, нанесенного вражеской оккупацией при одновременной интенсивной работе на помощь фронту. Москва и Тула перестали быть обороняющимися городами, зоной непосредственного тыла. Отдаление линии фронта позволило Рязани и некоторым другим районам перейти из зоны близкого тыла в зону среднего тыла.

Некоторые существенные изменения в соотношении районов советского тыла произошли летом 1942 г. Врагу удалось снова захватить Ростов-на-Дону, оккупировать нижнюю и большую часть среднего течения Дона, большую часть Северного Кавказа, прорваться к Волге на юге. Сталинград, в конце 1941 г. находившийся сравнительно далеко в тылу, стал осенью 1942 г. местом ожесточённейших боев, продолжавшихся до февраля 1943 г. Непосредственно на линии фронта оказались и такие города, как Новороссийск, Воронеж. Во время боев за Сталинград районы, примыкавшие к нему с юга, севера и востока, превратились в близкий тыл. Например, в Западно-Казахстанской области (с 1962 г. — Уральская область) в контакте с командованием Сталинградского фронта проводилась подготовка к обороне, в частности, намечалось создание шести оборонительных рубежей.

Восточные районы Северного Кавказа стали районами близкого, а некоторые (Орджоникидзе[16], Грозный) — непосредственного тыла. Это относится и к Черноморскому побережью Северного Кавказа. Близким тылом стали и многие районы Закавказья.

С конца 1942 — начала 1943 гг. положение стало быстро и кардинально меняться. Нет надобности… прослеживать все этапы изменений. Это несложно сделать, поскольку наука располагает всеми необходимыми данными и датами о продвижении фронтов, об освобождении ранее оккупированных врагом территорий. С лета 1943 г. после победы на Орловско-Курской дуге освобождение пошло ещё более быстрым темпом. В марте 1944 г. советские войска вышли на государственную границу в районе реки Прут. После победы в Белоруссии советские войска вышли за пределы Советского Союза, вступив на территорию Польши. К началу 1945 г. почти все территории страны (за исключением остававшегося в руках фашистов плацдарма в Курляндии) были освобождены. Война завершалась за рубежами СССР. Ранее находившиеся во вражеском тылу территории, став на какое-то время (в большей или меньшей степени) местом боевых действий, пройдя этап близкого тыла, превратились в тыл глубокий.

…Такая поразительная по своему трагическому динамизму, длившаяся почти два года (июнь 1941 — февраль 1942 гг.) начальная стадия войны, такое стремительное изменение положения отдельных регионов на огромной территории от Прута, Дуная, Западного Буга до Волги и обратное движение Советской Армии от Москва-реки, Терека, Дона, Невы и Волги к Висле вели к калейдоскопической смене конкретных задач, стоявших перед регионами. От проблем налаживания военной экономики к проведению эвакуации, а затем, по мере продвижения противника, к уничтожению оставшегося промышленного потенциала, сооружения оборонительных сооружений. От налаживания элементарных жизненных условий в освобожденных городах к реэвакуации, началу восстановления промышленности и жилищ, организации сельхозработ и т. п.»[17].

И тем не менее, при всем трагическом динамизме калейдоскопических изменений в тылу, советский тыл, где бы он ни находился, работал с потрясающей, фантастически невиданной эффективностью, обеспечивая фронт всем необходимым. Где бы тыл ни находился, как бы он ни назывался, какой бы статус он ни имел, но за годы войны «…воины тыла приняли от народного хозяйства и доставили в действующую армию… миллионы единиц различного вооружения и боевой техники, более 10 млн. т боеприпасов, около 16,4 млн. т горючего и огромное количество других материальных ценностей. Только автомобильным транспортом перевезено 145 млн. т снабженческих грузов. Воинские железнодорожные перевозки превысили 19 млн. вагонов, что эквивалентно почти 300 млн. т грузов»[18]. Вы только вдумайтесь в эти астрономические масштабы! Осознайте вселенский масштаб поддержки фронта тылом! И тогда наверняка вы с порога будете отметать любые мифы на тему об отсутствии единства фронта и тыла! Потому как никому не дозволено оскорблять подвиг тыла во имя Победы!

Потому что в течение войны, но прежде всего в период с 1942 по 1944 г. советская промышленность в среднем ежегодно выпускала 126,6 тысячи орудий всех видов и калибров, 25,8 тысячи танков и САУ, 28,2 тысячи боевых самолетов, 102,1 тысячи минометов, 3,3 млн. винтовок и карабинов, 417,9 тысячи пулемётов всех видов. В Германии же, которая в период войны из-за концентрации в своих руках экономической мощи всей Западной и Центральной Европы производила в 2,1 раза больше электроэнергии, выплавляла чугуна и стали в 3,7 раза больше, добывала угля в 4,3 раза больше, чем Советский Союз, ежегодно в среднем производилось:

— 87,4 тыс. орудий всех калибров;

— 11,7 тыс. танков, САУ и штурмовых орудий;

— 21,6 тыс. боевых самолётов;

— 21,9 тыс. миномётов;

— 2,2 млн. винтовок и карабинов;

— 296,4 тыс. пулемётов всех видов.

Уступая нацистской Германии в выпуске важнейших видов базовой промышленной продукции, Советский Союз чрезвычайно эффективно использовал каждую тонну металла и топлива, каждую единицу станочного оборудования. В расчёте на 1 тысячу тонн выплавленной стали на оборонных заводах производилось в 5 раз больше танков и артиллерийских орудий, а на 1 тысяче металлорежущих станков — в 8 раз больше самолетов, чем в германской индустрии.

Не могу не обратить внимания и на организованную Сталиным систему высокоэффективной, экономически выгодной утилизации подбитой трофейной техники и стреляных гильз (орудийных). В результате за весь период войны трофейные команды собрали 24 615 немецких танков и самоходных артиллерийских установок, 68 тысяч орудий и 30 тысяч минометов, более 114 миллионов снарядов, 16 миллионов мин, 257 тысяч пулемётов, 3 миллиона винтовок, 2 миллиарда винтовочных патронов и 50 тысяч автомобилей. Общий вес трофейного металла составил свыше 10 миллионов тонн. Только в 1943 г. стреляных орудийных гильз было собрано на сумму 738 млн. рублей, выплачено — 38 млн. рублей. За указанный год экономия только латуни составила свыше 100 000 тонн. Даже в 1945 г. гильз было собрано на 799 млн. рублей. Трофейный металл вовсю работал на нашу Победу!

А какое гигантское значение в годы войны имели такие факторы, как материальная заинтересованность, колоссальное развитие фундаментальных наук, бурный всплеск изобретательства и рационализаторства. Всё это поворачивало производство оружия и боевой техники к резкому удешевлению. Причем при снижении себестоимости продукции в одном месте волна эффективности пробегала по всей технологической цепочке. Интересы потребителя (воюющей армии) и производителя (оборонки) полностью совпадали. Это блестяще проявилось в военные годы. Так, если бомбардировщик «Пе-2» в 1941 г. стоил 420 тысяч рублей, то к 1945 г. — всего 265 тысячи рублей. Или, например, прекрасно отработанный в серийном производстве ещё с 1937 г. бомбардировщик «Ил-4» в 1941 г. стоил 800 тысяч рублей, а к 1945 г. — всего 380 тысяч рублей. Снижение стоимости более чем вдвое в условиях тотальной войны! Возьмите стоимость легендарного танка «Т-34»: в 1941 г. он стоил 269,5 тысячи рублей, а к 1945 г. — всего 142 тысячи рублей. И это с учётом многочисленных модернизаций! Принятая на вооружение ещё в 1938 г. гаубица «М-30» в 1941 г. стоила 94 тысячи рублей, а к 1945 г. — всего 35 тысяч рублей. Сокращение без малого в три раза! В условиях такой войны! Или тот же знаменитый пистолет-пулемёт «ППШ», который в 1941 г. стоил 500 рублей, а в 1945 г. — 148 рублей, то есть более чем в три раза дешевле! И все ведь в условиях войны! Наконец, стоимость донельзя отработанной в серийном производстве легендарной русской трёхлинейки — знаменитой винтовки Мосина, которая и в 1941 г. стоила-то всего 163 рубля, уже в 1943 г. составляла 100 рублей! Вновь подчёркиваю, что все это было достигнуто в условиях тяжелейшей тотальной войны! Причем прежде всего только за счет умелого хозяйствования! Никогда более экономика Советского Союза, тем более в постсталинское время, столь эффективно не работала. А западная экономика за всю войну и тем более за весь послевоенный период так и не смогла превзойти эффективность советской экономики. И это притом, что они даже авианосцы клепали как сосиски на конвейере. Вот так-то!

Так что говорить о том, что не было единства тыла и фронта, что советская экономика не выдержала испытания войной, — нет ни малейшего основания. В том числе и потому, что Советская Армия водрузила Знамя Победы над рейхстагом, а не вермахт водрузил свой поганый штандарт над Кремлем. Советская Армия именно потому водрузила Великое Знамя Победы над рейхстагом, что за её спиной стояла могучая советская экономика, прежде всего наимощнейший военно-промышленный комплекс, который, работая в условиях разного тыла, обеспечивал фронт всем необходимым. Причем даже в самое трудное время — в первом полугодии войны. Из обзора немецкого генштаба о положении дел на фронтах по состоянию на 1.12.1941 г.:

«Неожиданным оказалось не количество соединений, которое можно было создать при таких больших людских ресурсах страны, а наличие запасов оружия, техники и обмундирования. Танков и орудий СССР имел больше, чем любая страна мира. Русская промышленность в своем развитии шагнула так далеко, что даже после утраты важных районов она оказалась в состоянии производить самое необходимое для нужд войны».

Так что адептам антисталинизма давно пора заткнуться и более на эту тему не выступать. Ибо любой факт на эту тему — смертоносное оружие для их лжи. Даже письменное свидетельство бывшего врага!

Примечания:

По данному вопросу см. мою книгу «Трагедия 22 июня: Блицкриг или Измена? Правда Сталина». М., 2006.

История Второй мировой войны. 1939–1945. М., 1975, т. 4, с. 133.

История КПСС. М., 1970, т. 5, кн.1, с. 297–299.

См. № 9, с. 140.

Самсонов A. M. Москва в октябре 1941 года // История СССР, М., 1981, с. 5, 69.

Кстати говоря, именно с этим связан один из расхожих мифов о Великой Отечественной войне — миф о том, что в начале войны Сталин приказал осуществить незаконное выселение немцев Поволжья, о чём говорится в анализе соответствующего мифа.

Патоличев Н. С. Испытание на зрелость. М., 1977, с. 126, 131, 135, 136.

Ныне Владикавказ.

Поляков Ю. А. Историческая наука: Люди и Проблемы. М., 1999, с. 200–205.

Тыл Советских Вооружённых Сил в Великой Отечественной войне. М., 1977, с. 5.

Оглавление