Границы. Описание страны. Аборигены. Разделение истории на периоды. Начало Малороссии. Аскольд и Дир. Олег. Киев. Русь. Христианство. Разорение Киева. Междоусобия. Калка. Батый. Гибель Киева и Чернигова. Глухов. Мор. Кн. Симеон Михайлович. Олтава. Торки. Черные Клобуки. Черкасы. Происхождение Малороссийских козаков. Первые Запорожцы. Митрополит Максим, Грек. Митрополия во Владимире. Лев Данилович, короле Русский. Гедимин. Литовцы. Полковник и Воеводы. Битва над Ирпенью. Миндовг. Епископ Генрих. Язык и писемена. Статут. Пакты и Привилегии. Георгий Андреевич. Малороссия. Война с Прусаками п Ливонцами. Синие воды. Война с Поляками. Присоединение Литвы и Малороссии к Полеше. Пакта Конвента. Права трех союзных народов. Витовт. Владимир Олегердович. Убийство Скиригайлы. Тохтамыш. Битва над Ворсклою. Гетеман Венцеслав. Динабургская битва. Битва Таненбергская. Привилегии Малороссиян. Эдигей. Новая привилегия. Война с Портою. Исанн и Андрей Голешанские Олелеко Владимирович. Битва под Варною. Симеон Олелекович. Гастолед. Разделение Малороссии на воеводства. Крымцы в Киеве. Отпадение к России Чернигова, Новагорода Северского и других городов. Заключение.

Малороссия, пространство земли от Словечны до Днестра, от Клевени до Орели и от обеих Галиций до севернаго Донца, по сознанию всех путешественников и естествоиспытателей, ее посещавших, есть одна из прекраснейших стран Европы; богатая Днепром и пастбищами, на востоке и юге она изумляет безбрежностью плодородных степей, на севере изобилует лесами, на западе пленяет множеством холмов, потоков и рек. Цвет ее неба напоминает путешественникам Италию; климат в ней благорастворенный, растительность изумительная, и произведения земли стол разнообразны, что знаменитый Линней предполагал ее колыбелею народов после потопа. Сия страна издревле была обитаема народами Славянского поколения: Полянами по Днепру, Суличами по Суле, Северянами по Десне, Древлянами по Словечне и Припети, Бужанами и Дулебами по Бугу западному, Тиверцами по Бугу южному и по Днестру.

Жизнь Малороссии представляет шесть картин, разительных, резкими чертами одна от другой отделенных. Это шесть периодов ее Истории. В первом мы видим ее Русью, несущею тягость рабства под игом Татар, вместе с своими единоплеменниками, северными Руссами. Вскоре отделилась она от младших братьев своих, обитателей севера; избавясь от угнетения Татарского, назвалась Малою Россиею, присоединилась к Литве, а с нею и к Польше, но управляема была своими удельными Князьями, потомками Рюрика, и воеводами, назначенными Литвою или Королем Польским. Во втором периоде мы видим ее под управлением Гетманов, избранных народом из среды себя. Здесь жизнь ее в полном разгуле страстей; Запорожцы заставляют трепетать и Хана Крымского, и Султана Турецкого; от них нередко призадумывается сам Польский Король. В третьем отделе является Уния; Малороссия претерпевает неисчислимые бедствие; уже не верны ни жизнь, ни собственность народа в его борьбе за Православие; храмы Христианские у Жидов на откупе; Духовенство поругано; Гетманы мученически гибнут от рук Варшавских палачей. В четвертом является избавитель Малороссии: она поставлена на высочайшую степень силы и славы своей, соединяется с младшими братьями своими, северными Россиянами, добровольно и на условиях. В пятом мы видим шаткость этих условий: Гетманы, природные Поляки, колеблются отступить от России; Гетманщина клонится к падению; Малороссия быстро подвигается к жизни общей; отдельность ее почти уже потеряна. В шестом она исчезает, сливается с Россиею без борьбы, без ропота.

Первый период Малороссийской Истории мы видим в бытописаниях России, Польши и Литвы. Эта часть жизни нашей описана уже тамошними летописями, и описывает подробно, что тогда было с Малороссиею, значило бы повторять Историю России, Польши и Литвы, что отдалило бы меня от цели, мною предполагаемой; и так в этом периоде я упомяну о тех только происшествиях, которые относятся прямо или косвенно к Малороссии; их немного осталось от того времени в памяти народной. Мы начали свою Русскую жизнь появлением Руссов из Скандинавии. Аскольд и Дир завоевали Полян и древний их город Киев. Олег пришел и назвал его Матерью городов Русских. Покорив Дулебов, Тиверцев, Суличей и Северян, обложив Древлян данью, он собрал во едино почти всех Славян, воздвигнул города, и всей земле своей дал имя-Русь.

Мимо Киева прошли Угры; начались войны с Печенегами; города продолжали строится; Святослав утвердил владычество над Древлянами; Владимир просветил Полян Христианством. Мало помалу Полянам последовали все единоплеменники; на поприще бытописаний явился новый, многочисленный, Крестом озаренный народ. Окрестности Киева на полнились селами, держава была неразделена; но с смертию Владимира она распалась на части, водворились междоусобия, Половцы стали тревожить Государство безпрерывными набегами. А между тем оно расширялось, все подвигаясь к востоку и северу. Суздаль и Владимир, Москва и Тверь и другие города, в последствии столь знаменитые, воздвигались один за другим. Но, не признавая их Русью, народ этим именем величал только древние владения Олега и Святослава, в которых сердцем был Киев, и где присутствовали глава Церкви и глава Князей. Так Киев удерживал за собою имя Руси даже и тогда, когда престол великокняжеский был перенесен уже из него, разоренного и разграбленного Андреем Боголюбским, во Владимир. С той поры быстрыми шагами подвигался к падению первопрестольный град. Он терпел разорение и от соотечественников и от иноплеменников. Рюрик Ростиславич и Князья Черниговские вторично взяли его приступом, сожгли Подол, а церкви и монастыри предали на разграбление.

Год от году междоусобная борьба усиливалась, и первое нашествие Монголов не надолго примирило Князей на степях Калки, где из одних Киевлян легло десять тысяч воинов, а с ними шесть Князей и семьдесят богатырей. С удалением кровожадных врагов, борьба домашняя возобновилась и снова была остановлена вторичным их нашествием, нашествием разрушительным, испепелившим до основания почти все города Южной Руси, а в том числе и Киев. Церкви Св. Василия, Десятинная и Киево-Печерский монастырь разорены были до основания; на их развалинах умерщвлен Митрополит Иосиф. Та же участь постигла монастыри Успенский-Елецкий и Троицкий-Ильинский в Чернигове и собор Спаса Преображения, там же Великим Ярославом воздвигнутый. В удел всему народу и Князьям достались властвование над развалинами городов и долговременное рабство у потомков Чингисхановых.

Уцелел только Глухов, чтобы через столетие, испытать почти столе же ужасное бедствие: в половине ХIV столетия в нем не осталось ни одного человека от мировой язвы. Несчастие, конечно, неравняющееся с Киевским опустошением: ибо, если, умирать, то лучше умирать зная, что наше добро врагам не досталось. Во время нашествия Татар, Глуховым владел Кн. Симеон Михайлович, сын Черниговскаго; уже в то время существовали Лодижин, Сосница и на реке Ворскол известно было урочище Олтава.

За несколько лет перед гибелью Руси, исчезло не многочисленное, но знаменитое войско наше составленное из иноверцев и пришельцев, поселенное не на островах Днепра, где потот прославились Запорожцы, но в городах но Днепру и по Роси. Оно называлось Черкасами и Козаками, т. е. людьми волными, и служило конницею Князьям Киевским предпочтительно. Я говорю о Торках, бедном остатке целого народа, известного в летописях под именем Черных Клобуков, загнанного в Россию Половцамы и построившего над Днепром город людей вольных, Черкасы, славившиеся древностию еще при Боплане и при Герберштейне. В 1120 году, этот народ, за страсти к грабежам, был изгнан обратно Мономахом в Азийские степи, и остатки его были слугами Князей в продолжение почти целого столетия.

С разрушением Монголами Киева, Чернигова, Галича и множества других сел и городов, знаменитейшая фамилия с немногими княжескими семействами удалились в Кнажество Литовское, и вступили в родство с тамошними владетельными князьями и вельможами; Простой народ остался под игом завоевателей, и только горстке скитальцев безприютных, но неподдавшихся под власть Ханскую, удалилось с пепелищ своей родины на Днепровские острова, защищенные непроходимыми тростниками и никем ненаселенные, и в землю Древлянскую, именуемую ныне Полесьем. Там, без жен и детей, питаясь звериною и рыбною ловлею, тревожа набегами врагов веры и отечества, они приняли имя исчезнувшего, но знаменитого войска Козаков и Черкас. Эти имена напоминали им набеги, удальство и безприютность их предшественников. И когда некоторые из них, устаревшие в шуме тревог, возвращались в родные села свои, возникавшие из развалин, тогда, не снимая с себя звания козацкого, они приучали сыновей своих к такой же жизни свободной и боевой, и передавали им свое козачество. Так составилось славное в последствии войско наше. Оно в то время не могло быть заметно, но чрез восемьдесят лет имело уже своих полководцев.

В продолжение этого времени Киев претерпел новое бедствие: туда приехал Митрополит Максим, Грек из Константинополя; но видя столицу малолюдную, область, набегами орд опустошаемую, жителей разбегающихся, Князей обезсиленных, переехал во Владамир на Клязьму, и хотя продолжал именоваться Митрополитом Киевским и всея России, но престол свой утвердил во Владимире. Между тем Князья Галицкие присвоивали себе титул Великих Князей Киевских; Лев Даниилович, прадед Георгия Андреевича, подписывался В. Кн. Владимирско-Волынским, Киевским, Галицким, Луцким, Дрогочинским и Королем Русским. Утратив присутствие главы Церкви и главы Князей, первоначальная Русь по истине стала малою Руссю, а чрез двадцать пять лет так была названа и от Князя своего Георгия Андреевича.

Вскоре явился новый завоеватель, которому суждено было, исторгнув южную Русь у Татар, разлучить ее на три с лишком столетия с ее младшею сестрою, Русью северною. То был Гедимин, прежде конюший Литовского князя Витена, потом убийца своего Государя, потом счастливый и мужественный завоеватель княжества Пинского, всей Кривской области, и наконец Великий Князь Литовский и Русский, властитель мудрый и дальновидный.

Он явился в Малороссию с Литовским и Русским воинствами. В его рядах мы видим наших полковников: Громвала, Турнала, Перунада, Ладима, и воевод: Прейдеслава, Светоледа и Блудича. Поразив Татар в двух битвах, он в третий раз сразился с ними над Ирпенью. Победа осталась на его стороне. Два князя Татарские, Тимур и Диваст погибли в этой битве. Напрасно баскаки Ханские усиливались удерживать власть свою в Киеве: с 1331 года, они удалились в южные провинции, и Миндовг, князь Гольшанский, христианин греко-католического исповедания, был с 1321 года уже Гедиминовым наместником. Правление было возстановлено Русское. Хотя Митрополит Киевский не возвращался уже в свою первобытную столицу, но, продолжая по прежнему именоваться Киевским и Всероссийским, он и, по его примеру, все его преемники продолжали присылать туда своих наместников. А между тем тогда же в Киеве открылась римско-католическая епископия, в угождение Папе; по воле Гедимина, первым Епископом поставлен был Генрих, из ордена Доминиканского.

Так прекратилось Татарское владычество в южной России. С отпадением Киева, многие княжества и по сю сторону Днепра отпали от России северной; Гедимин не только не препятствовал новым своим подданным исповедывать веру Христианскую, но даже ей покровительствовал, и женив сыновей своих, Ольгерда на княжне Витебской, а Любарта на Владимирской, даже позволил им принять веру жен своих. Подтвердив права и обычаи во всем их пространстве в краях присоединенных, он с законами Малороссии ввел и язык и письмо Русское в свое отечество, где их употребление, как в церковных, так и в гражданских делах, продолжалось до XVI века. Коренное право Русское, называемое Судными статьями, собрал он в одну книгу, назвал ее Статутом княжества Литовского, и уже в последствии перевели ее на Литовский и Польский языки. Это присоединение Малороссии к Литве было добровольное; слова мои вполне подтверждаются трактатами, пактами и привилегиями: по ним оба народа названы друг к другу приобщившимися, «яко равные к равным и вольные к вольным»-и это же служит доказательством, что если Русские Князья были в Татарских, войсках против Гедимина, то не иначе, как по принуждению.

Чрез четыре года после соединения Литвы с Малороссиею, вступил на Русский княжеский престол Кн. Георгий Андреевич, Галицкий и Владимирский, правнук Короля Льва Русского и Князя Киевского, по нисходящей линии 16-й Князь от Рюрика, и он первый, сколько известно нам, начал именоваться Князем Малороссии. Он скончался, вероятно, без наследников и прежде 1339 года; ибо Казимир Великий завладел безпрепятственно в этом году городами Львовым, построенным Львом Даниловичем, присоединил Галицию к Польше и разделив ее на воеводства, дал ей марта 17 дня, в том же году, привилегию, в которой объявил, что так как Князья Русские извелись в Галиции, то, избавляя от притязаний со стороны Венгрии, он ее присоединяет к Польше; что он сам происходит от Княжны Галицкой; что народ в той стране единоплеменен с Сарматами; что и рыцарству и народу Галицийским он дает права и вольности народа и рыцарства польских; вероисповедание объявлено у нас тою же привилегиею свободным. И так одна часть Малороссии соединилась к 1320 году с Литвою, а другая в 1339 с Польшею; та и другая без кровопролития, добровольно, с сохранением своих прав и обычаев.

Гедимин умер язычником, наделив сыновей своих уделами, в числе которых не поименовал он городов Русских, где были свои Князья удельные, потомки Рюриковы. Из благодарности за освобождение от ига Татарского, Малороссияне во всех войнах Литвы за нее ополчались, в особенности против Прусаков, Ливонцев и Немецких кавалеров, во время Ольгерда. Вероятно, они участвовали и в походе его, в 1363 году, к Синим водам и к устью Днепра, где кочевали три орды Татарские. Далее, в княжение Ольгердова сына Ягайлы, мы видим Малороссиян в походе Литвы против Поляков и участниками во взятии Люблина и воеводства Сандомирского, когда до реки Сана все было предано огню и мечу. В то время земли Северские были обращены в поместья Князей Литовских, а Чернигов подчинен Киевским Наместникам; но он был тогда в столь дурном положении, что Князья жили в Новегороде Северском. Когда же Ягайло женился на наследнице престола Польского Ядвиге, принял святое крещение, был признан Польским Королем и окрестил своих подданных, тогда Литва присоединилась к Польше, а вместе с нею, под именем Руси, и Малороссия, на условиях, которые названы были Пакта Конвента, как равные к равным и вольные к вольным. Тогда учреждены были у всех трех народов три равных Гетьмана: Коронный Польский, Литовский и Русский, с правами Королевских наместников; им были даны на их содержание деревни, названные ранговыми. Малороссийскому Гетману назначен был местопребыванием город Черкасы на Днепре. С учреждением Гетманской столицы в этом городе древних козаков, Малороссийское войско поучило еще более права на название козаками. Галиция впрочем не вошла в состав тройственного союза. Там, по занятии северной ее части Поляками, еще за сорок лет прежде учреждено было Воеводство Русское.

Гетманы и все Чины правительственные были избираемы во всех трех народах из собственного рыцарства, голосами вольными; их утверждали Король и Сенат. Сенат состоял из лиц, избранных Сеймом, т. е. общим собранием; а Сейм составляли Депутаты, от всех трех союзных народов присланные и назначенные из каждаго народнаго класса: из Шляхетства, из Духовенства и из Посполитства. Шляхетством именовались потомки Князей, бояре, простые воины и козаки с своими урядниками; бояре и козаки передавали свое боярство и козачество детям своим; урядники избирались из козаков и по окончании уряда возвращались в свое первобытное звание. Все шляхетство называлось рыцарством, имело земли собственные, а посполитством владело по чинам. Духовенство, занимаясь единственно богослужением, имело права шляхетные. Посполитством же назывались по городам купцы и мещане, а по селам крестьяне. Крестьяне были двух родов: одни свободные, войсковые, платящие оклады в скарб войсковой; другие- подданные бояр и урядников. Все они подчинены были Магистратам и Ратушам, в которых заседали выбранные от них Войты и Лавники, и все судились по праву Магдебургскому

Иные из Историков говорят, что принятие Ягайлом веры Римско-Католической послужило Малороссиянам во вред; что немедленно были запрещены браки между двумя вероисповеданиями, права Греко-Католиков стеснены; что даже Ягайло мучительски казнил двух вельмож своих, нехотевших изменить Православию. Едва ли это не выдумка монаха, летописца Ростовского, который не мог любить Короля, оказавшего предпочтение вероисповеданию Римскому перед Греческим. Грамота, изданная Ягайлом в охранение прав и веры Малороссиян, весьма тому противоречит.

В это время Король уступил Витовту Литву, Волынию, Брест и Малороссию. Новый Великий Литовский и Русский Князь изгнал из Киева тамошнего наместника, преемника Миндовгова, Владимира Ольгердовича, и поставил на место его Скиригайла; но увидев непокорность Скиригайлову и узнав, что тот собирает на него сильное войско, он с помощию Архимандрита Печерского отравил его. Архимандритом был тогда Авраамий. Впрочем другой историк, ближайший к тому времени, говорит, что Скиригайло был убит Малороссиянами за тиранство в Вышгородском замке. В 1432 году Иоанн Гольшанский заступил его место в Киеве. Тогда же Витовт взял в плен и отвез в Литву Корибута, владевшего в Новегороде Северском.

В конце сего столетия Хан Тохтамыш, изгнанный из Сарая, бежал в Киев. Тимур-Кутлук требовал его у Витовта. Витовт отказал. Война с Татарами загорелась; Малороссияне участвовали в битве с ними над Ворсклою; последствием войны было новое разорение Киева Татарами. Тимур-Кутлук взял 3000 рублей серебра с города и 30 рублей с монастыря Печерского. В том же году скончалась Королева Ядвига. Полагая себя лишенным права на престол, Ягайло бежал в Малороссию и потом, женясь на племяннице Казимира Великого, Принцессе Анне, графине Циллей, возвратился, чтоб снова принять бразды правления.

Тогдашних Гетманов Малороссийских можно полагать только военачальниками, а не правителями края, ибо мы видим всю последовательность Князей-наместников. О Гетманах хотя в летописях наших и упоминается, с замечанием, что до пресечения княжеской Русской линии они всегда были избираемы из потомства Светольдов, Олеговичей и Острожских; но потом Лянцкоронский был назван первым Гетманом;-правителем Малороссии. Из прежних же Гетманов лишь имя одного осталось у нас в памяти, и мы его видим только военачальником; это был Венцеслав Светольдович.

Он оказал великия услуги Ягайле и Витовту в двух войнах против Крестоносцев. В одну из них, которой последствием было возвращение Польше земли Добринской и отдача рыцарям Жмудьской, Винцеслав привел 37,000 козаков под Динабург. Воеводами были Острогет и Ольгович, а Полковниками Рогдай, Полелит, Громвал, Колядит и Купальдий. Пехота Малороссийская под начальством Рогдая обошла к низменному берегу Двины и ударила на Крестоносцев с боков и с тылу. Это было началом победы, и если только число убитых и пленных не преувеличено победителями, то их было сочтено до 50,000. Награды и подарки от Короля Малороссиянам были соразмерны заслуге их. В другой войне с Крестоносцами они снова находились под главным предводительством Витовта. В битве между Таненбергом и Гриневальдом, составляя вместе с Литовцами правое крыло армии, они первые двинулись на левое крыло кавалеров, и чуть было, по медленности центра союзников, не погибли в битве: уже они в безпорядке стали отступать с Литовцами, когда Поляки загладили ошибку свою быстрым нападением на правое крыло неприятельское, обезсиленное взятием оттуда конницы, и его опрокинули. Корпус кавалеров вспомогательный еще раз удержал в равновесии битву; Малороссияне и Литовцы снова были разсеяны; первых Витовт остановил, но вторых не возвратил из бегства, и ужа без них наконец одержал блистательную победу. Четырнадцать тысяч кавалеров были взяты в плен и закованы в цепи, ими же для Поляков приготовленные; 50,000 осталось на поле сражения, а в том, числе множество Командоров и сам Магистр Юнгинген.

В промежутке между двумя войнами, Венцеслав Светольдович исходатайствовал для Малороссиян новую подтвердительную грамоту, к прежним привилегиям. Она была необходима по случаю притязаний Литовцев на права и владения Чинов Малороссийских, и вот ея содержание:

Промыслом Божиим и доброю волею Станов наших народных, соединивших дедовское Княжество наше Литовское и, по своей воле отдавшиеся ему, Княжества Русские с народом и королевством Польским постановили мы и подписали для того пакты соединения, и казалось бы довольно того; но некоторые Чины Литовские, на которых доносит нам Гетман Русский, не унимаются отрицать полного единства с ними Чинов Русских и тамошней шляхты, по поводу освобождения их от Татар. И потому поставляем и повторительно утверждаем основные и утвержденные пакты соединения народа Русского с народом Польским и Литовским, и быть им: как равный с равными н вольный с вольными, вечно и непреложно; и права свои Русские иметь им без нарушения, ибо они хороши, и потому приняты в Княжестве нашем Литовском, вместе с письмом Русским или Славянским. И по ним иметь все суды и содержать расправы и владениями своими наследными и нажитыми обладать им, и как хотят употреблять безпрекословно и без нарушения иными правами. Так же и Рыцарству Русскому с Рыцарством Польским и Литовским быть в согласии, как равным с равными, на всех расправах и урядах, без всяких противоречий и помешательства. А претензии и укоризны о давнем освобождении народа Русского от ярма Татарского сильно запрещаем и уничтожаем, ибо это дело значительно заплачено и отслужено рыцарством Русским против врагов Литовских, изменников Ливонцев, неустойчивых Крыжаков и иных наступателей на отечество, от которых Руснаки нас обороняли и головы свои на месте положили, и за укоризны им строгие наказания виновникам постановляем.»

Но вскоре с другой стороны Малороссия испытала новые бедствия: кроме сожжения Стародуба Свидригайлом, Эдигей, разорив многие владения Витовта, разграбил и выжег церкви, окрестности Киева и Лавру Печерскую. Один только укрепленный замок Киевский устоял против Орды. Чернигов между тем начал обстроиваться; Полтава и Глинск в Роменском уезде уже существовали и принадлежали Князю Лексаде, родоначальнику Князей Глинских.

Вскоре учреждено было Воеводство Подольское и в том же году скончался Ягайло, оставив престол Полеский сыну своему Владиславу Варнинскому. К концу царствования Ягайлы Малороссия снова была угнетена Поляками. Охраняя в мирное время границы, занимаясь крепостною работою, платя подати, козаки в военное время служили на своем иждивении. Наставнику молодого Короля Збигневу Олесницкому обязан был народ возвращением прежних прав, и новая привилегия была издана в следующих словах: Воеводства Русские с рыцарством тамошним, постановляем и утверждаем на тех правах привилегиях и вольностях, которые утверждены и поставлены им были отцем нашим при добровольном соединении Руси и Литвы с державою Польскою; и да не осмелится никто в других Воеводствах наших тех прав и привилегий отрицать. В делах земских и рыцарских, так же и в вере, от отцов наследованной, добрая воля и свобода да не отъемлется; да не входят в распри рыцарство благородное Русское с благородным рыцарством Польским и Литовским; и те народы да будут соединены как равный с равными, и свободный с свободными; ибо они единоплеменные и по доброй воле соединились, и освободились от ига Татарского общею ратию Русскою и Литовскою. И так во владениях своих и приобретениях да имеют Руснаки свободу и волю непреследуемую и ненасилуемую, и да судятся сами меж собой, а в суды земские и городские да избирают судей и урядников голосами с вольными по правам и статутам, которые утверждаем и отдаем под сохранение, ручаясь и за наследников наших, на времена вечные.»

Тогда же брат Короля, Казимир IV, и сыны его Ян, Алберт и Александр присягнули в ненарушимости этой хартии. В следующем году Малороссияне участвовали в войне Сигизмунда Кейстутовича, Великого Князя Литовского, с Свидригайлом, и потом открыто было в Малороссии воеводство Бельзское.

В 1439 году Король, взяв сторону Венгрии, объявил войну Порте, и прежде два раза в Трансильвании, а потом на третьем сражении, в котором сам Султан участвовал, разбил Турок на берегах Дуная. В этих битвах находилось 43,700 Малороссиян, под предводительством воевод: Киевского Светольдовича и Северского Олеговича. Первого можно полагать Гетманом Венцеславом; ибо в это время, кажется, был Наместником Киевским сын Иоанна Алгимунтовича Гольшанского Андрей. Об отце я упоминал под 1396 годом. Полковники тогдашние были Блудич, Дулепа, Претич, Станай, Бурлий и Артазий. Король в награду за мужество, оказанное ими в битвах с Магометанами, роздал им гербы и аксельбанты.

По окончании войны с Турками, место Андрея сына Иоанна Алгимунтовича, занял в Киеве Олелько Владимирович, освобожденный тогда же из темницы, куда заключен был Великим Князем Литовским Сигизмундом. Так Литовцы, не смотря ни на грамоты, ни на привилегии королевские, продолжали самовольную управу над Князьями Малороссии. Олелько был зять Князя Московского Василия Темного, и, по словам Литовских Историков, был Князь умный, справедливый и деятельный. В его время была та война, столь гибельная для Поляков, в которой, имея 21 год от роду, их знаменитый Король пал в битве под Варною. Здесь и Малороссияне понесли общее несчастие: едва ли половина их, от битвы уцелев, бежала в Булгарию, откуда своими единоверцами, тамошними жителями, проведена была скрытыми путями за Дунай. Нашим Воеводою под Варною был Олегович, а Полковниками: Бурлий, Станай, Претич, Гудима и Тризна.

По смерти Олелька, осталось от него два сына: Симеон и Михаил. Они намеревались разделить между собою земли Киевские. Казимир, бывший прежде Великим Князем Литовским, а с 1445 года и Королем Польским, им в этом попрепятствовал. Он отдал Копыль и Слуцк Михаилу, а Симеона утвердил Правителем в Киеве. Любовь к нему и уважение не только Малороссиян, но и Литовцев, простирались до того, что когда Казимир воевал в Пруссии, то Симеону предложили в Литве великокняжеское достоинство. Одним из примечательнейших дел его было отражение Волжских Татар; он обновил Печерскую церковь Пресвятыя Богородицы, бывшую, после Батыева. нашествия, 230 лет в развалинах, и летописцы говорили о Симеоне, что он правил Киевом подобно древним Князьям Владимирова племени. Находясь на смертном одре, он отправил Казимиру в подарок свой лук и коня своего, и поручил ему сына Василия и дочь Олельку.

Мы видим сына и брата Симеоновых еще в живых; но мстя Малороссиянам за их приверженность к покойному правителю, Король не признал ни того, ни другого в этом звании. Место Симеона заступил Литовец Мартын Гастольд.

Но до скорой и счастливой перемены в положении Малороссии, ей суждено было еще изведать бедствия. Опять сожжен был монастырь Печеркий, Киев опустошен, его посады и ближние села обращены в пепел Ханом Крымским Менгли-Гиреем; те же Крымцы выжгли окрестности Чернигова; а пять лет спустя, и самый город разграбили они вместе с Молдаванами.

Новгород-Северский между тем обстроивался Поляками. В нем воздвигнуты были два монастыря, один на месте, которое и доныне называется Кляштором; другой, Доминиканский, там, где ныне слободка Домотканова. Граждане Киевские были Александром уволены от воинских повинностей. Полтава существовала уже и находилась во владении Князей Глинских. Около того же времени удалившиеся в Литву Князья Иван Андреевич Можайский и Иван Дмитриевич Шемякин получили от Короля: первый — Чернигов, Стародуб, Гомель и Любеч; второй-Новгород Северский и Рыльск; но когда Александр начал обращать Князей и народ в веру Католическую, то сын, оставшийся после Можайского, Симеон, и внук старого Шемяки Василий Иоаннович предложили обладателю России избавить их от ига Литовского, и Великий Князь Иоанн послал к зятю своему обявить, что вотчины обоих Князей добровольно к Москве присоединяются.

Так оканчивается этот период существования Малороссии; в нем видим мы опустошения городов наших, борьбу с иноплеменниками и шаткость народных прав. Княжения сменялись воеводствами, Князья воеводами, Литовские повелители даже присвоивали себе право заключать в темницы повелителей Киевских. Безпрестанно необходимы были для нас подтверждения пакт и привелегий, и безпрестанно они были нарушаемы, не смотря на королевские повеления. Вера была объявлена свободною, и нередко была угнетаема. Вопреки универсалу королевскому, в котором сказано, что Малороссияне сами отбились от Татар и что, за помощь, Литовцами им оказанную, заплатили сторицею в битвах за Польшу и Литву, самолюбие народное было оскорбляемо безпрестанными попреками об освобождении Малороссиян Литовцами от ига Татарского; а назначение Гастольда воеводою, против народного желания, все довершило.

Вдруг три замечательных явления обновили всю старую жизнь Малороссии; то были: Предслав Лянцкоронский, Евстафий Дашкович и Сечь Запорожская.

Лянцкоронский. Дашкович. Битва на Митькове поле. План Острожского. Кошевой. Запорожье. Битва под Вишневцом. Дмитрий Вишневецкий. Малороссияне в Белграде. Набег Крымцев. Дашкович с Татарами идет на Россию. Рязаеь. План Дашковича. Возвращение. Битва под Киевом. Битва под Черкасами и Каневым. Рожинский. Устройство войска Малороссийского. Гибель Татар. Кодима. Смерть Рожинского.

Начало шестнадцатаго века ознаменовано важною для Малороссиян переменою. Зять Князя Острожского, свойственник Короля Александра, Предслав Лянцкоронский, из Фамилии Сенаторской, был избран первым Гетманом, и от него началась наша Гетманщина; ее последовательность уже не прерывается. Здесь же мы впервые встречаем имя законодателя Сечи Запорожской, ее первого Кошевого, Евстафия Дашковича. Он стал известен в войне Иоанна Державного с зятем своим Королем Александром, когда Князья Симеон Черниговский и Василий Шемякин возстали за веру противу Короля, и когда, соединясь с Боярином Воронцовым и Александром Ростовскими, они разбили под Мстиславлем Князя Михаила Ижеславского и Евстафия Дашковича, тогдашнего только еще Воеводу в войске козацком и старосту Черкасского. Война кончилась сожжением Великороссиянами предместия Киевского и всех сел до Мстиславля и Полоцка. Мировой сделки, хотя посредником был Папа, не могло быть между Великим Князем и Королем. Зять требовал городов, завоеванных Россиею, а державный тесть не такого был нрава, чтоб отдавать завоеванное. «Своего не уступлю «, говорил он, и требовал Смоленска и Киева; к тому же Дашкович был новым предлогом к войне: он выехал в Москву со всеми богатствами и многочисленным дворянством. Король требовал выдачи его; Иоанн отвечал, что по грамоте перемирной определено выдавать воров, злодеев, должников и холопей, а Дашкович не уличен ни в каком преступлении; был у Короля Воеводою и добровольно вступил в Русскую службу. Не известно, какие причины были поводом к побегу Дашковича; но зная взаимные связи знаменитых людей того времени, можно полагать, что преданность его к Князю Острожскому его к тому побудила; бегство его с Острожским из Москвы оправдывает предположение.

Князь Константин Иванович Острожский, Воевода Троцкий, Кастеллан Виленский, Великий Гетмант Литовский, был Грекороссийского вероисповедания, человек щедрый, благосклонный к каждому, милосердный к пленникам и великий полководец: уже достаточно, чтобы сподвижники славы его были ему вполне преданы; но он еще был женат на дочери Симеона Олельковича, последнего, чтимого и любимого, Киевского Князя-Наместника, на Олельке, которую, как сироту, умирающий отец оставил на руках Короля Казимира, отдав ему и сына и лук свой и любимого коня. И так могли ли соотечественники видеть равнодушно плен Острожского. Вероятно, и Король не знал причины побега Дашковича, и потому требовал его у своего тестя. Но когда он добровольно возвратился из побега, то Король возвысил его и вполне осыпал всеми почестями; да и что другое могло бы заставить его уйти из родины, где он имел сильные связи, дружбу и родство: Воевода Киевский Андрей Немирович был женат на его сестре Богдане; а Гетман Малороссийский Предслав Лянцкоронский был его друг.

Близ Дорогобужа на Митькове поле, на берегах Ведроши, было в 1500 году большое сражение у Острожского с Юрием и Щенею, Иоанновыми полководцами; Острожский был разбит. Из тридцати пяти битв две только в жизни своей он потерял. Но за то, как он потерял эту: Наместник Смоленский Станислав, Маршалки: Остюкович и Хребтович, Князья Друцкие и Мосальские, и он сам, Константин Острожский, были взяты в плен; их всех привезли в Москву, окованных цепями. Угрожаемый темницею, Князь Острожский присягнул в верности Державному.

Четыре года он жил уже в России, когда явился в Москву знаменитый беглец из родины — Дашкович.

И едва только Острожский, под предлогом осмотра войск, приблизясь к границам Литвы, оставил Россию, Дашкови по его следам ушел к Сигизмунду. Лянцкоронскй, Немирович, и вероятно, более всех Осрожский помогли ему при Короле; он пришел на острова Днепровские к тамошним разсеянным воинам и застал их неустроенными: они переходили с места на место и не имели никакого постоянного образования; едва он к ним появился, его избрали Кошевым, и он стал для Татар опаснейшим врагом и истребителем. Тотчас разделил своих воинов на сотни и полки; но козаков было тогда весьма немного: в 1532 году их считалось не более 2,000, в 1535 до 3,000. Вооружив каждого ружьем и саблею, Дашкович избрал из них начальников, и ввел подчиненность, сходную с древнею Римскою. Презрение к жизни, перенесение всех трудностей, слепое повиновение начальству во время войны, равный дележ добычи и свободный выбор начальников были главные законы в этом новоустроенном войске. А между тем Сигизмунд позволил им устроивать хутора выше порогов, и дал Дашковичу во владение Канев и Черкасы. Иные Историки говорят, что Сигизмунд позволил им построить город Черкасы; но это ошибка. Боплан жил сто лет после Дашковича и называл этот город весьма древним; вероятно, его Дашкович только оправил. Кроме того, козакам даны были земли и угодья по обеим сторонам Днепра и между рек: Конской, Самары, Кальмиуса, Ташлыка и Буга.

Так, по ходатайству Гетмана Малороссийского по воле Короля, составилась и образовалась эта, столь незначительная в своем начале, пограничная стража, сделавшаяся в последствии войском многочисленным и бурным. По ничтожному их числу при Дашковиче, мы видим, что они не могли быть родоначальниками всех Малороссиян, не могли быть также ни остатками Торков, ни выходцами из гор Кавказских; но были скитальцы из тех же Малороссиян, усиленные приданными к ним от Короля и Гетмана городовыми и земскими Козаками.

Прежде сменялись они другими, из жилищ назначаемыми; потом стали принимать приходящих охотников из холостых козаков; занимаясь звериною и рыбною ловлею, ища добычи у Турок и Татар, составили многолюдное общество вечно готовое на все предприятия; привыкли к своим островам, устроили укрепления и засеки, и решились навсегда оставаться холостыми. Так произошла знаменитая наша Запорожская Сеч. Она была отдана Королем во власть Гетмана Малороссийского, у которого всегда по доброй воле оставалась в большем или меньшем повиновении; а Гетманы, не мешая набегам их на врагов Малороссии, говаривали только, улыбаясь на жалобы: «А що ж! треба хлопцям погуляты». И подвиги Запорожцев с первой минуты их существования были знамениты. Только появились они и уже соседи Малороссии приметили их.

Не знаю, о какой войне Лянцкоронского с Валахами, Татарами и Турками говорит Преосвященный Конисский. Было впадение этих трех народов в 1498 году и потом одних Турок в 1499. В первый раз они взяли в плен более ста тысяч жителей, во второй дошли до Галича. В 1502 году Шах Ахмет, Хан Татар Заволжских, надеясь на пособие от Короля, вышел против Крымцев, был разбит Менгли-Гиреем и бежал в Киев. Там был он задержан Воеводою и отправлен на Сейм Литовский. Подлым образом обманув Шаха, Польский Король и Чины осудили его на вечное заточение в Ковно. Они страшились Менгли-Гирея и желали таким поступком угодить ему, а себе доставить мир. Но Крымцы в 1506 году опять дважды вторгались в Литву и Малороссию; тогда назначена была дань Хану от Польши в 15,000 червонных. По всему видно, что в этих битвах не участвовали, ни Лянцкоронский, ни Дашкович. Вскоре эта дань оказалась безполезною, и потому созван был Сейм в Пиотркове. На Сейме находился и Дашкович, но еще не престарелый воин, и не Кошевой: это можно видеть из слов его к собранию. Описав, как постыдно для Польши платить дань Татарам, когда она легко может преградить им путь чрез Днепр весьма легкими средствами, он заключил речь свою следующим мнением: «Необходимо для сего учредить деятельную стражу только из двух тысяч воинов. Они могли бы разъезжать на малых судах и лодках между Днепровскими островами и порогами, препятствуя переправе Татарской. Для прикрытия сей стражи, острова следует укрепить; а для доставления ей жизненных припасов, нужно не более 500 всадников.» Итак до Пиотрковского Сейма не было еще Запорожцев. Но здесь положено было содержать 4,000 человек конного войска, и на его содержание собрать с десятин в первый год по 18, а в другой но 12 грошей. И это войско должно было охранять Подолию. Ясно, что две тысячи сменялись, как говорит Конисский, другими двумя тысячами, пока не привыкли жить постоянно на своих островах. Это объясняют слова Бельского, Окольского, Энгеля, Бандтке и Коха, говорящих, что в это время впервые появились козаки в Польше. Они были и прежде, но неизвестны и неустроены; с увеличением их из Малороссийских козаков и с назначением их должности они не появлялись, но учреждались.

И на другой же год после того, Гетман Малороссийский, Староста Каменецкий, Предслав Лянцкоронский с Князем Константином Острожским разбил Татар под Вишневцом, где их погибло 2,000, и тогда же оставил Гетманство; скучая четырехлетнею однообразною жизнию, он пригласил Кошевого с 1200 Запорожцами у простыми козаками, и решился заплатить Магометанам за прежние набеги. Вдвоем они прошли до Белграда, занятого Турками, разбили несколько Татарских отрядов и угнали в Сечу 500 лошадей и 3,000 скота. После такого отважного похода, друзья, не переставали истреблять отдельные отряды Крымцев. Плодом совместных набегов на земли неприятельские и дружбы Гетмана с Кошевым было возвращение земель над Днестром и при устьи Днепра, удержанных Татарами со времени нашествия Батыева. Чрез три года счастие Крымцев переменилось. Сын Магмета Гирея, Богатырь, пришел в Литву, опустошил весь край почти до Кракова, разбил Кн. Острожского под Сокалем на Буге, угнал в рабство 60,000 жителей, и убил еще более. В то же время Русские выжгли предместия Витебска и Полоцка, и дошли до самой Вильны. Заключив с Россиею перемирие на шесть месяцев, Король обратил все свои силы против Крестоносцев, и Малороссийский Гетман участвовал в завоевании Голланда и Мариенвердера.

В те времена не было верных условий; на мирные договоры и на союзы нельзя было надеяться, особенно с Крымцами. Мы увидим в короткое время Кошевого и в союзе с Ханом и в плену у него. Неожиданно взбунтовав Казанцев, поставив над ними Царем брата своего Саид Гирея, Хан возобновил дружбу с Сигизмундом и, соединясь с Дашковичем, двинулся войною на Россию. От Нижнего Новгорода и Воронежа до Москвы реки все села были выжжены и народ увлечен в рабство. Москву спасла грамота, в которой Великий Князь обязывался платить Хану дань. Крымцы отступили к Рязани; Дашкович советовал Хану взять хитростью тамошнюю крепость. Неудача последовала от догадливости тамошнего Окольничего Хабара Симского. В стане Крымском завелась торговля добычею и невольниками, но число Литовцев и Крымцев так подозрительно стало умножаться под стенами Рязани, что Окольничий решился их разогнать; пушкарь Рязанский Иордан одним выстрелом положил множество на месте, остальные разсеялись; Хан готовился было отомстить за это, но впадение Астраханцев в его государство заставило его поспешить в Крьм. Дашкович, в награду за помощь Хану, получил от Сигизмунда воеводство Троцкое, а Хан из благодарности к Кошевому разбил его на голову над Днепром, взял в плен и увез с собою. В скором времени Ногаи убили Хана и, почитавшийся погибшим, Кошевой неожиданно явился в Черкасы; неизвестно, какой случай доставил ему средство бежать из плена; но едва прибыл он, тотже час собрал своих Запорожцев, двинулся на Очаков, сжег тамошние укрепления и, соединясь с Ногаями, причинил ужаснейшие опустошения на полуострове.

Когда Султан Солиман II-й с 300 тысяч войска явился в Венгрию, то страшась соединения Поляков с Венгерцами, он приказал Хану опустошать Литву. Кн. Острожский, Немировичи Дашкович встретили Хана под Киевом разбили его, прогнали от города за сорок миль, заставили 7000 Крымцев положить оружие, и освободили из плена несколько тысяч Христиан. Потом, разсеяв Крымцев при Черкасах и при Каневе, Дашкович явился в Краков, где был принят Королем с великою честию. Чрез два года Гетман, друг и сподвижник своего Кошевого, опять захотел попробовать счастья в набеге на Татар. Он соединился с Дашковичем, и с 1300 козаков отправились они к Очакову. Три раза били врагов, пригнали оттуда множество лошадей и рогатого скота, и это был последний поход Гетмана: вскоре он скончал жизнь, славную и полезную для Малороссии.

Все его гетманство, сходно с привилегиями своих предшественников, Сигизмунд запретил вмешиваться властям светским в дела духовные. Киевские мещане получили право Магдебургское, и Чернигов, сожженный Литовцами в 1506 году, обнесен был валом с деревянными башнями.

Мы видели, что, оставя гетманство еще с 1512 года, Лянцкоронский тешился походами на Крымцев, а на место его был избран в Гетманы Князь Дмитрий Вишневецкий, славный гражданскими добродетелями. Тогда было время мирное. Новый Гетман поправлял разоренные города и общественные здания, наблюдал за правосудием городских и земских урядников, покровительствовал трудолюбию, сельскому хозяйству и торговле. Народ, отдыхая и оправляясь от разорительных войн, почтил его именем отца народа.

Однакож и в его правление был набег Татар; здесь они погибли без войны, без отражения, Они пробились сквозь пограничную стражу в нижнюю Подолию, называемую Набережьем; во время ярмарки разграбили несколько местечек и угнали много скота; но на возвратном пути были застигнуты снегом и вьюгою; похода нельзя было продолжать; они остановились по шею в снегу; после вьюги настал жестокий мороз с ветром. Хищники, перерезав похищенный ими скот и лошадей, влезали к ним во внутренности, желая хоть там отогреться, и весною найдено было более четырех тысяч трупов. Вскоре после этого проишествия Вишневецкий оставил гетманство, и Князь Евстафий Рожинский был избран ему в преемники.

С молодых лет путешествуя по Германии и Франции, и занимаясь науками, Рожинский приобрел разнообразные сведения; в особенности же имел глубокие познания в науке военной. Первым его старанием было преобразовать Малороссийское войско. По-старинному заведению, козаки считались, одни по околицам из одного селения в жилищах своих, другие по куреням из нескольких селений, и назывались или Куренною, или Околичною Шляхтою; старики, служившие и уже отставные, товариством; а молодые козаками. Курени и околицы управлялись избранными из них же атаманами и товарищами, которые разбирали ссоры маловажные и мирили тяжущихся; а по спорам о землях, по тяжбам и процессам важным, судили суды Поветовые и Гражданские; что касается до службы, по ней зависели они от Хоружих Поветовых; эти урядники делали смотры и составляли описи вооружению; у Хоружих сохранялись поветовые знамена под стражею товариства; на знаменах были гербы: с одной стороны поветовый, а с другой народный. Когда же должно было собираться войску в поход, то от Хоружих давалась повестка по куреням, указывалось сборное место, которое обыкновенно бывало или в Белых Межах, где ныне Немецкие колонии, между Борзною, Конотопом и Нежином, или в Крылове, за Днепром. Из собравшихся козаков и товариства составлялись полки и сотни; в них избирание было вольными голосами; все чиновники низшие и высшие считались в своих чииах до окончания похода, а по возвращении принимали первобытное состояние, с названием товарищей, и с преимуществами в голосе против других козаков. Такое учреждение было поводом к многим злоупотреблениям. Часто козаки, без повисток от Хоружих, выбирали старшин. Наиболее случалось это в местах пограничных, и тогда вдруг являлись полки, которые, называясь Охочекомонными, нападали на Турцию, на Крым, на Молдавию; говорили, что хотят освободить пленников, и добывали добычу.

Такие неустройства и своеволия уничтожил Гетман Рожинский. Он учредил 20 полков, в 2000 козаков каждый, и назвал их по городам; из них был Киевский первый; полки разделил на сотни, названные по городам и местечкам; во всяком полку определил быть Полковникам и Сотникам, которые, будучи выбраны товариством и козаками, оставались на всю жизнь в своих чинах. С тех пор заведено в Малороссии наследное барство. Полки были набраны, и укомплектовывались молодыми козаками, выбранными из куреней и околиц шляхетских, и записанными в военный регистр, до выслуги положенного срока; от чего и названы они регистровыми козаками. Половина их, конная, содержалась всегда в поле; а другая, пешая, составляла в городах гарнизоны; в случае надобности последняя помогала конным и комплектовала их. Одежда и вооружение были положены у них одинаковые, и заготовлялись в мирное время, из собственного кошта, по данным образцам; пропитание имели они от домов своих. На случай похода, положено жалованье из скарба Малороссийского, каждому козаку в год по червонному, в два года, по кафтану тузинковому, а в случае нужды и по кожуху; старшинам сотенным вдвое против простого козака; Полковники, Старшины Генеральные, Обозные и Старшины полковые имели ранговые деревни. Артиллерия, обозы и вьюки с запасами, провиантом и фуражем снаряжались от Скарба и Посполитства; оружием конница имела штуцеры, пистолеты, сабли и копья; пехота-ружья, копья и кинжалы. Все это выписывалось из Турциии из Швеции.

Зкзерциция, с некоторою поправкой, осталась прежняя; марш колонною назывался итти соганою; в опасности строился вместо каре треугольник; строиться во фрунт называлось: становиться в лаву, и наконец строй в три ширенги: батова.

Для поощрения охотников, устроено было пять полков охочекомонных, и назывались они именами; своих Полковников, производимых Гетманом; общее имя им было гультяи. Им выдавалось незначительное жалованье, а больше довольствовались они рыбною и звериною ловлею, и были содержаны над реками Самарой, Бугом и Днестром.

Все сии перемены были утверждены Королем Сигизмундом I-м, и пользу их он увидел в весьма скором времени.

Хан Крымский в 1516 году поднялся на Польшу и на Малороссию, Гетман выступил к нему навстречу, нашел его на наших границах, у Белгорода над Донцом, и позволил атаковать себя. Хан тотчас окружил нас с трех сторон, по-Азиатски, и с ужасным гиком, пустив тучи стрел, бросился в атаку. Войска Гетманския были примкнуты к реке и к обозу тылом. Конница спешилась, и с пехотою выстроилась в боевой порядок; натиск Татар был встречен сильным оружейным огнем и безпрерывною пушечною пальбою. Татары, видя страшное поражение в толпах своих, начали отступать. Показывая, что мы только в силах обороняться, но наступать не можем, Гетман не велел трогаться войскам своим. Татары возобновляли свои натиски в продолжение целого дня. К ночи отступили они в степи, на несколько верст, и там расположились обширным станом со всею Азиатскою безпечностью. В полночь выступил Гетман с козаками и тихо придвигался к стану Татарскому. Он прибыл к ним на разсвете, когда лошади у них бывают не у коновязей, а на подножном корму, заарканенные на руке всадника. Гетман выслал отряд конницы с ракетами, дающими по шести выстрелов и перепрыгивающими с места на место, называемыми шутихами большого калибра. Наскакав на стан Татар, козаки пустили ракеты меж лошадей; испуганные, они поскакали во весь опор по табору; волоча своих всадников, били и топтали их; а между тем подошли все войска Гетманские с артиллериею и прошли насквозь весь стан, поразив Татар наголову; весь багаж достался победителям. Возвращаясь из Белгорода Русского, Гетман был встречен Татарами и Турками, вышедшими из Белгорода Татарского; узнав о поражении Хана, они надеялись отнять у Гетмана добычу нападением в расплох; но Рожинский, узнав уже об их предприятии, отправил все тяжести, в Уманщину, а сам, переправясь чрез Буг, засел в оврагах и тростниках у реки Кадимы, и едва явились Турки и Татары, внезапно окружив, разгромили их совершенно, и остатки загнав в Акнерман, умножил добычу, взятую в стане Ханском.

С тех пор, уважая храбрость Малороссиян и склонность их к войне, многие Поляки стали служить в полках Малороссийских, й с гордостью называть себя козаками.

Между тем Дашкович был еще жив и, от времени до времени, имя о звучало на военном поприще. Кн. Димитрий Вишневецкий тоже собиралс выступить к саве, и к мученическому концу.

Ислам, сын Магмета Гирея, два раза низвергавший Сайдет Гирея о престола Крымского, бежал в Черкасы. Мстительный Сайдет с 50 пушками подступил к городу, и тринадцать дней держал его в осаде; потеряв терпение, он решился вступить в переговоры и пригласил Дашковича в лагерь; оставив несколько заложников Татарских в своей крепости, Дашкович поехал ко врагу по-рыцарски, пировал с Ханом, пил с ним мед и из врага сделал его другом Сигизмунда.

В скором времени Рожинский скончался, и Венжик Хмельницкий был избран в Гетманы.

Набег Орды. Битва под Заславлем. Осада Стародуба. Немирович. Осада Чернигова Новая осада и разорение Стародуба. Сожжение Копыса, Орши, Дубровны и Почепа. Последние подвиги Дашковича. Бегство Немировича. Князь Дмитрий Вишневецкий у Царя. Подвиги его. Возвращение на родину. Страшная смерть его в Цареграде. Две привилегии Малороссиянам. Кн. Михаил Вишневецкий под Астраханью. Бегство Турок и Титар. Запорожцы па Дону. Черкаск. Свирговский. Война с Турциею. Прием Гетмана Господарем Молдавским. Слава Гетмана и козаков его. Многочисленные победы. Измена. Заключение.

Получив от Сигизмунда повеление отражать Великую Орду, из Крыма и Бессарабии пробравшуюся чрез Волынь в Польшу, новый Гетман выступил с войском регистровым; а в Волынь, для прикрытия границы с той стороны, по которой шли Татары, послал Запорожцев. Последних и полки охочекомонные он разделил на многия партии, велел им безпрестанно нападать на Татар во время их походов и ночлегов и, в след за нападением удаляясь, подаваться к главному войску. Этот род войны партизанской обманул Ордынцев: они почли наши нападения малозначущими, считали весьма легким делом опрокинуть и прогнать козачьи отряды и, безпечно подвигаясь вперед, насунулись на стан Гетманский близ Заславля. Гетман укрепил уже лагерь свой вагенбургом; оставив в нем несколько пехоты с тяжелою артиллериею, он с главным войском укрылся за рощи и пасики городские, и едва лишь, по своему обычаю, Татары окружили козацкий обоз, подняли крик, начали перестрелку, Гетман выступил, ударил им в тыл и в бока, и сделав один только выстрел из пушек и ружей, поднял их на копья и на сабли. Сбитые залпом, с трех сторон окруженные козаками, изумленные неожиданностию, Татары оробели и разсыпались. Тогда, послав особенный отряд, Гетман велел гнать неприятеля и продолжать начатое поражение. Зная, что Крымцы искусно на бегу соединяются и, оборачиваясь, нападают на преследующих, он приказал козакам отнюдь не разсыпаться, но придерживаться кишеев, т. е. взводов и плотонг. Сам же с главным корпусом пошел серединою, отбил неприятельские вьюки с запасами. И догадливость Гетмана оправдалась: Татары часто соединялись; но всегда для отражения готова была сильная батова с артиллериею. Так разогнав и поразив хищников, с большой добычею и со славою, Гетман возвратился к Заславлю. Поляки везде встречали его с триумфом, а Король прислал ему похвальный лист с благодарностию. Во время подвигов его с Татарами, в другой стороне Малороссии происходили тоже движения наших войск, но далеко не столь удачные. Киевский Воевода Андрей Немирович с многочисленным, войском вступил в Северию, осадил Стародуб; Левин сделал вылазку, и Немирович отступил от города. Знатный чиновник Суходольский был взят в плен и, с 40 пушками Литовскими, был отправлен в Москву Стародубским Наместником Кн. Кашиным. Немирович сжег Радогощ, в котором сгорел Воевода Московский Лыков, взял в плен многих жителей, обступил Чернигов; но тамошний Воевода, Князь Мезецкий, ночью выслал Черниговцев на стан Немировича, и он, будучи разбит, бежал в Киев и покинул осажденным обоз и пушки. Так в то время, когда южная Малороссия обстроивалась, северная часть ее отдалась Москве, и была разоряема Малороссиянами же. Но эти неудачи были скоро заглажены.

На будущий год, Сигизмунд, дав волю Россиянам свидетельствовать в Литве, отрядил 40,000 войска к Стародубу; предвестником этого войска явился знаменитый Дашкович с Булгаком и начал опустошения; потом пришли Немирович, Юрий Радзивил, Ян Тарновский и Князь Илия Острожский, взяли Гомель, осадили Телепнево, в Стародубе взорвали стену, вломились в город, перерезали 13,000 жителей, сожгли все окрестности Княжичей, Шклова, Копыса, Орши и Дубровны, и отступили к Смоленску, а Русские отплатили сожжением Почепа.

В 1536 году война с Москвой возобновилась. Сигизмунд дал повеление Немировичу взять крепость Ивангород на Себеже, построенную Бутурлиным; ее осадили 20,000 войска. Неискуство наших пушкарей и разпорядительность воевод, Кн. Засекина и Тушина; били причиною неудачи Воеводы Киевского. Козаки бросились на озеро, лед обломился, Русские довершили гибель их, а Воевода бежал опять в Киев, и опять оставил знамена и пушки.

Но со взятия Стародуба в 1535 году имя Дашковича замолкло: уже он не являлся на поприще историческом и вскоре окончил жизнь, оставя Паволочь и прочие свои имения сестре своей Богдане Немировичевой.

Где и что делал во все это время Князь Димитрий Вишневецкий, о том молчат летописи; но в гетманство Венцеслава мы наконец видим его на острове Хортицком. Он кажется, взял только одних охотников из Запорожцев, отделился от Малороссии и поддался Иоанну Грозному. Не известны причины измены столь знаменитого человека. Согласно с нашими летописями, Историограф России говорит, что, вышел из Литвы со многими усердными козаками, он занял остров Хортицу близ устья Днепровского, против Конских вод, построил там крепость и писал к Царю, что не требует войска, а Хана в Тавриде запрет, лишь бы Царь принял его в число подданных; тут сжег он Ислам Кермень и вывез оттуда пушки в свою крепость; напрасно в продолжение двадцати четырех дней потом осаждал ее Хан.

Тогда между прочим Вишневецкий сделал весьма значительное в Сече нововведение. Он первый приказал устроивать чолны из буйволовых кож, чтобы легче было, в случае нужды, переносить их по сухому пути, и кроме того укрепил остров Томаковку.

Однакож он не мог удержаться на своем острове; когда явились присланные на помощь Хану Турки и Волохи от Султана, и когда истощились его и силы и запасы, он вышел из крепости, занял Черкасы и Канев и писал к Царю, что может покорить ему все южные области Днепровские; но Иоанн, возвратив оба города Королю, призвал к себе в Москву Вишневецкого и, одарив Белевым и другими богатыми волостями, стал держать его на страх Королю и Хану.

Не один Вишневецкий отстал тогда от соотечественников: 300 козаков с атаманами Есковичем и Млынским пристали к Царскому Дьяку Ржевскому, шесть дней бились под Ислам Керменем и Очаковым, перебили множество Турков и Татар и принудили Девлет Гирея удалиться от Конских вод на свой полуостров.

В 1558 году Иоанн, как союзник Короля, позвал Вишневецкого, дал ему 5000 жильцов, детей боярских, стрельцов и козаков и приказал, соединясь с Князьями Черкесскими, итти войною на Крьм. Бывший Гетман доходил до устья Днепровского и не встретил в поле никого. Девлет Гирей ожидал его на полуострове, и Вишневецкий возвратился в Москву, оставя Дьяка Ржевского, с козаками. На другой год он с пятью тысячами легких воинов ходил на Дон, чтобы и с той стороны потревожить Тавриду. Там построил суда и поплыл к Азову, но только мог истребить на Ипсаре несколько сот Крымцев, пробиравшихся в Казань. Когда же наконец Князя Черкесские просили у Царя полководца против Хана Крымского Царь опять к ним отправил Князя Вишневецкого.

Вскоре по кончине Царицы Анастасии характер Царя изменился; его жестокость известна всем; один из первых его беглецов был беглец Литовский Кн. Дмитрий Вишневецкий. Страшась, вероятно, попасть в какую нибудь эпоху казней, он ушел из южной Россия, из Русского стана, и навсегда покинул Москву. В это время брат его Князь Михаил Вишневецкий, тогдашний ротмистр, с козаками Каневскими опустошал Черниговские и Стародубские окрестности, и когда он был разбит Князем Щербатовым, Воеводою Северским, в то самое время знаменитый воин, бывший Гетман Малороссийский, явился к Королю и был принят милостиво. И не только Король дал ему медика своего для излечения болезни, произведеной отравою, но еще осведомлялся у Царя о причине бегства Вишневецкого из России. Иоанн отвечал: «пришел он как собака и потек как собака; а мне Государю, и земле убытка никакого не причинил. «Дряхлый Князь был стар уже, от лет и слабости не мог ни ездить на коне, ни ходить; но славы и честолюбия в нем годы не уменьшили. Молдавские Бояре на место Стефана IX призывали его быть Господарем у них; это был обман: с небольшим войском Князь поехал, был схвачен Стефаном и отправлен в Константинополь. Султан приказали с высокого жилья сбросить его на колья; зацепясь ребром, он трое суток висел и трое суток славил Христа и проклинал Магомета. Один турок, услыша эти проклятия, пришел в изступление, и жизнь страдальца окончил стрелой повествуют, что перед казню ему предлагали отказаться от Православия, обещая отдать и жизнь и свободу; но Князь отвергнул предложение, Турки ему разрезали грудь, и надеясь получить мужество знаменитого Гетмана, вынули сердце оттуда, поделились и съели его.

Старанием Гетмана на главном Сейме Варшавском были уравнены права шляхетных рыцарств Литовского и Русского с правами шляхетного рыцарства Польского. Все пакты, привилегии и законоположения были вновь подтверждены; в новой привилегии Сигизмунд сказал: «Дозволяем рыцарству Литовскому и Русскому привилегии прав и вольностей земских внести и вписать в новосоставляемый Статут таким образом, как и в короне Польской они вписаны, и равномерно употреблять и вольностями своими пользоваться имеют так, как и прежде сего чин рыцарский и шляхетский народов Литовского и Русского то употреблял и пользовался»

Этот новосоставленный Статут был Статут Гедимина, Великаго Князя Литовского, исправленный Сигизмундом I, писанный по-Русски и только в исходе XVI века переведенный на Польский язык.

На Гродненском Сейме Малороссияне получили права на чины Сенаторские и другие, какими могли пользоваться только Римско-Католики. Наконец на Люблинском, когда от Малороссийских Депутатов были поданы представления о притязании некоторыми чинами Литовскими, в особенности же служившими в Малороссии по выборам на урядах, посполитства Малороссийского в свое вечное подданство, тогда Сигизмунд Август узаконил: «Землю Русскую и Княжение Киевское и всех оныя жителей, вообще и каждого особливо, от послушания, владения, должностей и повелений Великого Княжества Литовского на вечное время изъемлем, освобождаем и к Польскому Королевству, как равных к равным и свободных к свободным, к первому и собственному телу, и со всеми вообще и с каждым особливо, и с ее городами, местечками, селами, поветами и всеми их, «каковы б ни были, имениями, оную землю и Княжение Киевское присоединяем, обещая и равно как Римского, так и Русского исповедания людям производства сенаторские и прочие все достоинства.»

Воеводство Киевское осталось при Великом Княжении Литовском; тамошний Воевода получил право заседать в Сенате, жители освобождены от всех тягостей и налогов; земельные платили по два гроша Польских с десятины; безземельные по грошу с трубы; подтверждено свободное вероисповедание; городам разным даровано право Магдебургское; Воеводы Киевские были Киевскими Старостами; воеводство высылало двух депутатов к трибуналу и, четырех посланников к Сейму. Мы увидим, каково повиновались магнаты Королю, и каково держало обеты свои Польское Правительство. Но такие улучшения для края были сделаны при Венцеславе Хмельницком. Он скончался в том же году, и на его место был выбран Кн. Михаил Вишневецкий.

Шестнадцатого Сентября Турки и Крымцы обступили Астрахань 26 того же месяца зажгли они свои укрепления и удалились от города. Карамзин не описывает участия козаков в этом деле, но летопись наша подробно говорит о Гетмане Кн. Вишневецком и о козацких подвигах под Астраханью.

Гетман Кн. Михаил Вишневецкий был избран из Воевод и, в том же году, послан Королем на помощь Царю под Астрахань, к которой шли Турки и Татары. Выступив из Черкас, на дороге присоединили он к себе полки охочекомонные и часть Запорожцев, и когда пришел к Астрахани, Паша и Хан уже были под ее стенами. Он расположил свой стан над Волгою повыше неприятельских, стоявших порознь; укрепив его окопами и артиллериею, приказал наездникам тревожить врагов частыми перестрелками или, говоря по тогдашнему, шермицерами. Сам же с сильным корпусом конницы ежедневно несколько дней с ряду наезжал на стан Турецкий и, побезпокоив его ружейным огнем, возвращался к своему стану. Наконец в одну ночь послал надежного старшину в город с требованием, чтобы гарнизон, в назначенный день, сделал вылазку и повел фальшивую атаку на Турецкие шанцы. Старшина прополз в оба пути ночью и объявил о готовности гарнизона. Уговорясь и со вспомогателным Русским войском, окопавшимся на одной Волжской косе, Гетман взял с Воеводы слово, что тот подступит под стан Татарский спешась, и займет его своим нападением. Так распорядясь, в первое утро, на разсвете, он построил конницу в лаву, позади этого длинного фрунта поставил 15,000 пехоты в согану и выступил из стана своего; едва в городе заметили придвигающихся козаков, тотчас же граждане сделали вылазку, а гарнизон разсыпался вокруг шанцев Турецких. Видя вблизи стана своего Гетмана одного с конницею без пехоты, Турки почли его разъезжающим по-прежнему и не обращали на это внимания; они бросились толпами из стану к своим укреплениям на помощь против Астраханцев. Став в ближайшей дистанции к неприятельскому лагерю, Гетманская конница мгновенно раздалась в обе стороны и с необычайною стремительностию пехота кинулась на стан, вломалась и овладела артиллериею. Остальные в стану Турки, не ожидав такой нечаянности, бросились к шанцам звать других на помощь, но пока те подоспели, козаки уже обратили их собственную артиллерию против них и встретили их ужасным огнем. Турки бежали, Гетман поражал их, нагонял конницею и преследовал до стана Татарского. А между тем Астраханцы заняли Турецкие укрепления; дождавшись ночи, Паша бежал под прикрытием Хана, и Астрахань била освобождена.

Тогда Гетман Вишневецкий, говорит Летопись, получив при Астрахани в стане неприятельском великую добычу, разделил ее между войсками своими и Московскими, отдав последним и всю тяжелую артиллерию Турецкую; но отделил притом и часть добычи на скарб Малороссийский. Сим поступком войска Малороссийские, а паче охочекомонные и козаки Запорожские, крайне огорчились и явно роптали на Гетмана; а в одну ночь, отделившись их более 5000, ушли из стану Гетманского и, проходя вниз по реке Дону, остановились в устье на одной косе, выше города Азова, на противоположном берегу, и построили там город Черкаск, на имя своего города Черкас, там оставшись они навсегда, жили прежде без жен, по примеру Запорожцев; потом, приглася к себе донских козаков, в малом числе живших в своем городке, называвшемся Донским, на месте нынешнего Донского монастыря бывшем, соединились с ними и переженились, приняв все обычаи тех козаков и сделав город свой главным всему войску Донскому, от них и от приходящих к ним единоземцев умножившемуся.

В 1570 году военачальником у Запорожцев был уже Свирговский, Козаки под его начальством не переставали безпокоить Татар и грабить Турецких купцов. Султан жаловался на Свирговского, но Король не удовлетворил жалобы его. Свирговский был избран Генеральным Обозным, и, на другой год, над Днепром была заложена крепость противу Татар, что ныне Кременчуг.

По кончине Короля, на новом Сейме были подтверждены права Малороссийские, и потом Гетман, был послан от короны послом в чужие края; на место его поступил, известный уже нам, Григорий Свирговский, избранный в Гетманы из Генеральных Обозных.

Немедленно по вступлении его в управление Малороссиянами, явились к нему Молдавские Посланники от Иоанна, по прозванию Армянина, Господаря Молдавии, с просьбою о помощи против Волошского Воеводы Александра и Султана Турецкого. Они уже приезжали в Польшу, и Король Генрих Валуа отказал им; на этот раз, пользуясь отъездом Генриха во Францию, Гетман отнесся к Речи Посполитой и, с согласия Польского Правительства, выступил с своими козаками.

Узнав о его приближении, Молдавский Господарь выехал к нему с Боярами и встретил его с пушечной пальбой: за обедом, вместо десерта, Молдаване поднесли блюды с червонцами и сказали, подавая предводителям: «Они доставят вам отдых от путевых трудов и смоют с вас пыль дорожную. «Но козаки с гордостью отвечали Господарю, что пришли к нему не за золотом, а за славою, чтоб сразиться с врагом Христианства. Они объявили, что с радостью примут в подарок вино и забудут с ним об воде Днепровской; им выкатили шесть бочек Венгерского.

Первая битва с Турками была у города Сороки на Днестре, против Цехиновки. Разбив на голову Турков, Свирговский взял в плен главного Пашу их Кара Мустафу, и многих с ним чиновников, и отправил их в Польшу с добычею.

Здесь присоединилось 6000 Молдаван к Свирговскому, и он подошел к Браилову; под городом был расположен стан Турецкий. Оставив в лагере своем один огонь караульный, Гетман заманил к себе Турков, окружил их, опрокинул и овладел обозом их. Но Браилов, не смотря на четырехдневный приступ, устоял, и тогда к козакам прибавилось еще 3000 Молдаван.

Шестнадцать тысяч Турков шло на помощь войскам уже разбитым; им перерезал путь Свирговский и, положив их 7000 на месте, обратился к Белграду, что на Днестре; здесь он испепелил половину предместия, вырезал часть гарнизона, вышедшего к нему навстречу, и возвратился в Молдавию, где разделил на два отряда войско свое: один, под начальством Саввы Ганжи, бывшего Полковником, выступил к Букаресту; другой, под начальством самого Гетмана, отправился к Галацам. В Сечь Запорожскую был послан к Кошевому Феську Покотылу нарочный с повелением, чтобы он отрядил пехоту свою в ладьях на Черное море и не допускал бы Турков, к дессантам в Дунай и Днестр. Это было весьма важное распоряжение. Запорожцы, разъезжая по морю и в устьях обеих рек, перехватали множество неприятельских судов с войском и запасами и, войдя в Дунай, укрепления и жилища прибережные выжгли и разорили. А Гетман и Ганжа ходили то но Молдавии, то по Валахии, и где ни встречали отряды Турецких войск, всегда их разгоняли счастливо.

Но счастье Гетмана н Господаря изменилось; не оружие, но обман и предательство погубили их. Иоанн послал Молдавского Боярина Чарневича с 12,000-ным отрядом, чтоб наблюдал он движения неприятельские; Чарневич был подкуплен за 30,000 цехинов, пропустил чрез реку двухсоттысячное войско Турецкое без всякого сопротивления и уверил Господаря, что Турков только до 30,000. Началась битва и Чарневич немедленно перешел с своею конницею на сторону неприятеля: Господарь был окружен, взят в плен, привязан к двум верблюдам и разорван надвое. Миллер и Энгель говорят, что из козаков после этой битвы осталось только 250 человек в живых, что, обороняясь отчаянно, они дошли до изнеможения, и что наконец последние 46 человек, считая в том числе и Гетмана, отдались в плен и окончили жизнь в оковах. Турки, продолжает Миллер, требовали столь высокую цену за Свирговского и его товарищей, что не явилось охотников истощить за них свое состояние.

Но Конисского летопись совершенно иначе разсказывает нам конец Гетмана. Вот ее слова: «Когда поворотился Гетман оттуда к Бессарабии, под город Килию, то тут, предательским образом, извещен был от одного Армянина, что в городе толи хранятся безчисленные сокровища, награбленные Турками в Молдавии и Балахии, и сложенные в город, под стражу небольшого гарнизона, в ожидании пока суда Запорожские из моря и от Дуная удалятся, и пока их в Турцию перевезть будет можно. Гетман, привыкнув побеждать несравненно большие силы и укрепления Турецкие, решился тотчас осадить Килию и взять ее приступом; распорядивши войска на приступ и не оставив в стане своем обыкновенного резерва и укрепления, он начал скоропостижную атаку с трех сторон; но взорванные Турками в двух местах, мины подняли его и множество с ним козаков на воздух и сделали совершенную разстройку и гибель; нанавшие за тем Турки в тыл многих перерезали, а остальных разогнали; и сии скитались долго по Молдавии, нашли корпус Полковника Ганжи, и с ним воротились в свои границы.

Пользуясь междуцарствием в Польше и отсутствием страшного Гетмана Малороссийского, Татары причинили ужасное опустошение в Волынии. В исходе 1575 года, предупрежденные о приближении Татар криком диких птиц, Запорожцы дали знать о том Воеводе Киевскому, Князю Острожскому; Воевода, сколько мог, собрал козаков в Киеве, Каневе, Черкасах и соединил с Запорожцами. Крымцы стояли уже над Днепром; подползши к ним сквозь тростники и кустарники, козаки привели их в величайшее замешательство; но потом, увидев как малочисленно войско козацкое, они прогнали его, вторгнулись в Волынию и увели оттуда 55,340 пленников, способных к работе, 150,000 лошадей, 200,000 овец и 500,000 скота рогатого.

Так кончилось счастливо начатое Гетманство Свирговского.

Федор Богдан. Нечай. Поход в Черное море. Взятие Кафы. Мир с Крымцами. Поход на Кавказ. Сожжение Синопа и Трапезонта. Взятие Килии. Счастие Малороссии при Короле Батори. Привилегия. Новый регламент. Число полков. Сожжение Стародуба. Подкова. Сила его телесная. Букарест. Предательство Бояр Валахских. Смерть Гетмана. Шах. Месть на Валахию. Осужден и заточен. Постригается в монахи. Скалозуб. Богуславец. Перебинос. Война с Крымцами. Сигизмунд III. Угнетения Малороссиянам. Уничтожение прав. Заключение.

Знаменитый по преданиям и летописям, новый Гетман, Федор Богдан, собрав и пополнив войска, разсыпавшияся после погибели Свирговского, начал, в следствие повеления тогдашнего Короля Стефана Батори, преследованием Крымцев: в отсутствие Свирговского они нападали на Волынь. Выступив с войском, Гетман отправил в лодках 5000 пеших Запорожцев, под начальством Войскового Асаула Нечая. По его повелению Нечай выплыл в Черное море, пристал к Козлову и Кафе и, ожидая прибытия Гетманского, запер тамошние гавани; при переходе чрез Крымскую степь, Гетман встречал и разгонял многие полки Татарские; он, впрочем, предвидел, что эти столкновения окончатся действительным сражением; и при повороте от лимана Днепровского к Орской или Перекопской крепости, был атакован между Кучугурами Кинбургскими и Дариевым мостом. Все орды Татарские под начальством Девлет-Гирея были в деле; армия Гетманская шла четырьмя батовами; обоз и резерв были в середине; артиллерия, разставленная по всем флангам, могла везде вредить неприятелю. Едва подступили Крымцы, открылась пальба изо всех орудий и продолжалась более часа; панцырные всадники и наездники наваливались на фрунт наш и были поражаемы копьями. Между тем ветер разнес дым, и страшные кучи Татарских трупов явились козакам по всей окрестности, где была их армия. Приметя, что отступая к лиману, Татары растянулись по обеим сторонам моста, соединяющего Кинбурнскую косу с Перекопскою степью, Гетман двинулся к мосту и к вершине залива и, отрезав значительную часть Татар от их армии, выслал на них конный резерв, подкрепленный одною батовою; этот отряд пригнал Татар к заливу, перебил их и перетопил. Оставшиеся на другой стороне, сколько ни порывались им помочь, но вода и козачья пальба их до того не допустили. Войска наши пришли к линии без всякого препятствия. Разсудя, что штурмовать ее будет и медленно и убыточно, ночью Гетман переправил часть конницы в брод и в плавь чрез Сиваш; эта конница, дошедши к первым воротам с той стороны отбила их и впустила целую армию; тогда козаки, напав на город Ор или Перекоп, взяла его штурмом, гарнизон вырезали, укрепления разорили и город сожгла.

От Перекопа они пошли в боевом порядке до города Кафы, застали его осажденным от гор и от моря Запорожцами, и произвели генеральный приступ; в короткое время Кафа досталась Гетману, была разграблена и жители вырезаны, кроме 500 обоего пола пленников.

Тогда, Гетман стал обходить горы, чтобы напасть на Бахчисарай и Козлов; но над рекой Салгирью встретили его послы от Хана, с дорогими подарками и просьбою о мире. Получив 713 пленников, освободив всех Христиан, такие были в неволе у Татар, Гетман взяв 15 мурз в амананы и возвратился в Малороссию с величайшею добычею. Морским войскам своим велел он навестить те города Турецкие, где производилась торговля Русскими пленниками, напасть на Синоп и на Трапезонт и освободить оттуда своих единоверцев.

В это время Турки безпрестанно тревожили Дунайских Христиан; их правительство просило у Короля помощи; и он дал Гетману повеление, сделать сильный набег на земли Турецкие, от Польши отдаленные. Гетман отправил в Черное море Нечая, Асаула Запорожского, и с ним козаков 3000; сам пошел с войсками в степи Крымские, перешел их в виду Татар близ Орской линии, и никто ему в этом деле не противился. Он вступил в землю Донских казаков, был дружелюбно ими принят: ему оказали все походные вспоможения, особенно же при переправе чрез Дон и потом за Кубань; проходя земли Черкесов, Гетман не предпринимал против них ничего неприятельского; удивляясь войскам его, они их мирно пропускали и, вступив с ними в торг, продавали дружелюбно скот и съестные припасы.

За Кубанью Гетман открыл военные действия против народов, Туркам подвластных, и начал предавать огню и мечу всю страну. Запорожцы, между тем, крейсируя близ ее берегов, разоряли прибрежные селения. Не ожидая этих нападений и не приготовясь к обороне, народ разбегался. Таким образом Гетман, проходя всю Анатолию, пришел к Синопу и Трапезонту, выжег и ограбил их предместия; потом двинулся к Царюграду и подошел к проливу Константинополькому. Турки спасались в город чрез пролив; разграбив берег Азиатский у Черного моря, козаки переправились в Европейскую Турцию и вступили в Болгарию, уверив Болгар, что, как единоверцы, они им вредить не станут. Гетман воспользовался всеми возможными пособиями от жителей, был ими провожаем до Дуная, и тут же получил от них известие, что Турки, нападавшие на Сербию и другие христианские Банатства, возвратились скоропостижно и направили путь свой к Адрианополю.

На Запорожских и добытых судах переплыв Дунай, между Варною и Силистриею Гетман вступил в Молдавию, напал на Килию на разсвете, неожиданно взял ее приступом, вырезал Турков и Армян и, мстя за гибель Свирговского, город разграбил, сжег до основания и возвратился в отечество. Только тогда, говорит Преосвященный Конисский, только в его Гетманство, был золотой век для Малороссии. Король Баторий любил наш на род и войско наше. В трех соединенных народах был дух единства и братского согласия. Неслышно было споров ни о породе, ни о религиях. Вера и Римская, Вера и Русская были ограждаемы Королем одинаково; нередко случалось, что когда отлучался из своей Епархии Епископ Римский, Русский Епископ занимал его место до его возвращения; или за отсутствием Епископа Русского, делами его Епархии управлял Римский, и паства не роптала.

Заслуги Гетмана были награждены почестями, подарками, преимуществами. Мы видим из Королевской привилегии, как пользовалась его милостию Малороссия: Взглядом и увагою великих праць рыцарства и войск Русских, якии воны показалы, и завше оказують в оборони и розширении общей отчизны от супостатов и извыклых претендаторов зарубежных, и найбарзий от них преклятых иноплеменных магометанцив и бусурманыв, плюндруючих отчызну и завертаючых в неволи люд христианский, яко ся недавно за Королевство наше учынылося; але, мылостию Божескою; завоевательством вирного Гетмана нашого Русского Богдана и войсками козацкими знатне одвернуто и одплочено; уставуем и подтверждаем вси права, вольности и привилегии войска того и всего народа Русского антецессорами нашыми постановленный и утвержденный и, як из виков бувало, тако да пребудет на вичные времена, и да не важить ни хто одминяты и нарушаты прав и свобод в добрах вичистых и набытых и во всяких маетках; а властны шаровать им по своей воли и судытысь об них имеют в своих земских и городских судах, в яких и засидаты выбранным от рыцарства особам, и судыты по своим правам и статутам Русским; а належыть до рыцарства войскового тым судытыся в обозах и табурах своих, от судей же войсковых, яких мы в каждому полку учредыты повеливаем. Еднак справа до ных належыть о бремени воина и маетку его двыжымого, донели же хто казакуе и впысан в реестры войсковыи; а за повроченьем в повиты и околыци, судытыся воны учнуть в судах повитовых и гродских, яко стан шляхетный; шляхетство Русское в чынах, урядах и реестровом козацстви знайдуючоесь, едность и равенство имуть с шляхетством Польским и Лытевским, якоже зьедноченье Руси с Польшою и Лытвою улажено есть и утверждено, и мы то подтверждаем и заховуем Трыбуналу Русскому. Отправовать дила свои по прылычности в новосозданном гроди нашом Батурыти, а як потреба укажет, то и в Черкасах; теж и Гетьмаанови Русскому резыдовать в тым городи, а в Черкассах миты намистныка с своего из Генералытета войскового, який мы значне розшырылы и заоздобылы, умножыв и классы товарыства Бунчукового, Войскового и Значкового, яким помищатысь под бунчуком и пры полковых хоругвах; а бунчук мы жалуем Гетману, на знак звытяжства его з войском своим над народом Азиатычным, от кого и клейнод сей добут працею Гетманского и кровию козацкою.»

Пожаловав Богдана бунчуком, Король дал ему булаву и знамя с гербом белого Орла. В Генералитете, который был увеличен, изменения были следующие: прибавлены были два Генеральные Асаула и Генеральный Бунчужный; в полки определено было по одному судье и по одному писарю; повелено козакам судиться по службе и во всех делах, до служивой особы касающихся, а только по делам великим разбираться, подобно шляхте, в судах поветовых, по-прежнему; и так права разделились на воинские и шляхетские; по ним назвались и суды; последние, во время гонений за веру, перешли в полки и сотни; но права оставались одни и те же.

Трибунал Малороссийский был составлен из семи департаментов: 1. Генеральная канцелярия, с верховною аппелляциею; судилище верховное, откуда выходили Гетманские резолюции, универсалы и повеления. 2. Генеральный суд градский. 3. Генеральный суд земский. 4. Комиссариат, ревизовавший дела подкоморские, управлявший и надзиравший над публичными зданиями, дорогами и переправами. 5. Скарбовая канцелярия, ведавшая доходы и расходы национальные. 6. Военный регимент, управлявший делами войсковыми и 7. Ревизионный комитет, ревизовавший все счеты скарбовые и войсковые и от которого зависело фискальство над чинами и адвокатами.

Для награды товарищей, в полках и сотнях невместимых, Король учредил три степени войсковых товарищей: 1. Товарища Бунчукового; чин его равнялся Полковому Обозному; в военное время находился он при клейнодах, под бунчуком и знаменами; в мирное время определялся в знатные коммиссии по повелению Гетманскому. 2. Товарища Войскового; чин его равнялся чину Сотника; обыкновенно при повышении он производился в сотники, находился по большей части в штате Гетмана и у клейнодов во время военное; а в мирное занимался поручениями от генеральной канцелярии и ее департаментов. Последний: Значковый Товарищ, из которого производились в войсковые; он имел место при полку у полкового знамени.

Все они имели универсалы на чины свои от Гетмана, служили на своем иждивении, и от него же были награждаемы деревнями, хуторами и другими наградами за отличие.

Полки были из 20 сведены в 10; это были области; не то что поветы, но что Губернии; в них судились по двум правам: по воинским и по гражданским, как мы сказали выше, хотя обоих судов главный начальник был Полковник со времен Унии. Доныне большая часть архивов земских лежит в городах полковых. Архивы же воинские большею частию свезены в Киево-братский монастырь.

В том же году Малороссияне участвовали в войне Поляков с Русскими, сожгли Стародуб, находились при завоевании Великих Лук и обратили: в пепел Русу. Они так разпотешились над Тавридою, что наконец Батори поручил Иоанну Оришевскому обуздать Запорожцев и удержать их от нападений на Ханские владения. Константин Константинович Острожский и Михаил Вишневецкий покушались овладеть Черниговым и зажгли его со всех сторон.

Скоро после похода своего умер Богдан, и родственник Господарей Волошских, Павел Подкова был избран Гетманом из Полковников. Подковой прозвали его за силу Малороссияне, у которых он в войске долго служил и ознаменовал себя отличными подвигами. Он конские подковы ломал одной рукой, и росту был необыкновенного. В то время, будучи низложен своими подданными, Господарь Петр Подкова бежал из Валахии к Гетману; этот был ему племянник. Снарядив семь полков регистровых и два охочекомонных, Гетман выступил, разбил Волохов в двух сражениях и подступил к Букаресту; но из города вышло духовенство, чины и народ, начали просить Гетмана на Господарство; с согласия дяди, с убеждения всеобщего, наконец Гетман принял достоинство и вступил в Букарест. По окончании обрядов и пиров, он, удержав при себе не более 20 человек, отправил войска в Малороссию; но едва они выступили из города, как получили известие о смерти Гетмана. Возвратившиеся с телом его козаки разсказали, что он убит предательски: один вельможа зазвал его в свой загородный дом крестить младенца; тут напав на него, предатели повалили его на порог и отрубили ему голову. Бывшие при нем старшина и два козака умерщвлены тоже. Другие историки описывают это произшествие иначе: они говорят, что Подкова с 1400 козаками вторгнулся в Молдавию, что, видя свое безсилие, козаки победили Молдавско-Турецкое войско хитростию: при первом залпе частию разсеялись, частию попадали на землю; неприятели бросились на мнимые трупы, которые, вскочив на ноги, разбили их и вступили в Яссы. Тамошний Господарь Петр VI Хромый, бежал из города. Подкова принял правление, но чрез месяц возвратился в Польшу, был закован Каменец-Подольским Комендантом Синявским, отвезен в Львов, и, в присутствии посла Султанского, ему отсекли голову. Как бы то ни было, все историки согласны, что Подкова был обезглавлен и что он погребен в монастыре Каневском с честию. С его смертию получил булаву Гетманскую друг и мститель за него, Генеральный Асаул Шах или Шех.

Первым его старанием было отомстить Волохам и Молдаванам за смерть друга и любезного козакам своего предшественника. Он донес Королю, что Турки, покровительствуя Молдавии и Валахии, приближаются к границам Польским и Малороссийским. Король дал повеление беречь границы, умножить войско и разъезды. Умножа войска, Гетман послал иные с разъездами вниз Днепра; а сам, с многочисленными силами, отправился вверх по Днепру. Поймав несколько военных Турков у границ своих, отослал их к Королю в доказательство своей правоты; потом, ворвавшись нежданно в Валахию, напал на Букарест, избил и выжег предместья, осадил замок и потребовал у граждан виновников смерти Гетмана и Господаря Подковы, грозясь, в противном случае, все превратить в груду камней и в пепел. Боярин и 17 чиновников были выданы. Обрезав им уши и ноги их повесили пред Никольского церковью, с надписью, прибитою на церкве: «тако караются вироломци п зрадци, пролывающие кров хриистианскую неповынную. «Немедленно Султан потребовал удовлетворения за это нападение, и велел арестовать всех купцов Польских и Малороссийских, в обоих Княжествах и в Крыму. Король предал суду Гетмана в силу универсала, присланного им в войсковой Малороссийский Трибунал. Гетман был судим Генеральными Старшинами и войском, отрешен от Гетманства и отослан в Каневский монастырь на вечное заточение. Там, по доброй воле, постригся в монахи и спокойно окончил жизнь, у могилы друга своего и предшественника. В его время скончался Князь Михаил Вишневецкий, бывший Гетманом Малороссийским и перед смертию именовавшийся Кастелланом Киевским, Старостою Черкасским, Любецким и Каневским; он погребен в Киево-печерском монастыре.

После него вступил на Гетманство из Прлковников Демьян Скалозуб. При этом новом Гетмане, Крымцы, напав на границы Малороссийские, взяли в плен несколько сот человек близ местечек Котельвы и Опочинного. Получив о том известие, Скалозуб отправился с конницею, чтобы в степи Крымской перенять Татар; но хищники перешли уже за Перекоп, и на день пути до Перекопа, всю степь выжгли. Гетман писал о том в Варшаву донесение; ему было повелено освободить пленников хитростию, не открывая войны явной. Король боялся, чтобы Турки, ничем тогда незанятые; не вмешались в дело. Не зная других хитростей, кроме военных, Гетман приказал Нечаю, Кошевому Запорожскому, умножить лодки и приготовить войско к тайной экспедиции; а вскоре и сам прибыл к Сече с конницею; тут он спешил три полка и, с равным числом Запорожцев, посадил их в лодки; они отправились в море, под командою войскового Запорожского писаря, Ивана Богуславца, и Полковника Малороссийского, Карпа Перебыноса. Охочекомонным приказал Гетман идти лиманом и морским берегом до Крымкого приморья, запереть тамошние гавани, осматривать все суда, из них выходящие, и отбирать Русских пленников, если найдутся в них. Тогда же отправя один отряд судов в вершину Перекопского залива, повыше Сербулатской крепости, Гетман, с значительною пехотою и конницею, подошел к Орской линии, запер ее вороты и показал вид, что хочет перебираться чрез нее. Между тем приплыл в залив Перекопский отряд судов Запорожских. Не извещая о том войска, Гетман велел Обозному Генеральному, Якову Сурмыле, продолжать покушения за линию, чтоб тем заставить Крымцев отвезти пленников в приморские города; а сам перебрался ночью на Запорожские лодки и, отплыв в море, соединился с своею флотилиею. Тут назначил он ей разные гавани и поплыл в залив Керченский, где надеялся застать самую значительную переправу пленников. Но, как только он вошел в залив, Турецкие суда, вышедши из морей Черного и Азовского, окружили его и, по долгом сражении, взяли в плен со всеми пережившими битву. Гетман был отвезен в Цареград и уморен голодом. В тоже время писарь Богуславец был схвачен у Козлова Турками; но с помощию Запорожцев и Семиры, жены Паши Турецкого, был выручен, возвратился в Малороссию и женился на своей избавительнице. Сурмыло и Перебынос возвратились так-же в границы с войсками.

Здесь времена изменяются: любезный своим подданным Батори скончался 12 Декабря, в 1586 году. Год продолжалось междуцарствие, и наконец корону Польскую принял сын Короля Шведского Иоанна III-го и Екатерины, дочери Сигизмуда I-го, Король Сигизмунд III-й. Это тот счастливец, который несколько раз мог соединить с Польшею, Литвою и Малороссиею — Россию и Швецию, и который заложил основание гибели Польши. Историки Польские говорят об нем, что кто не умел льстить ему, тот был ему противен, что при самом въезде его в Краков он показал неспособность к правлению; «высокомерие и гордость, свойственные низким душам, владычествовали над ним и управляли всеми его действиями. Сигизмунд, потворствуя одним только льстецам но врожденной малоумным, людям самонадеянности, хотел сам во всем распоряжаться. В довершение этого описания вспомним, что Король был покорный поклонник Папы, ученик Иезуита Петра Скарге, и страстный Алхимик. В его-то время открылась Уния, т. е. соединение Греческого исповедания с Римским. Эта Уния отняла у него наследство его — Швецию, не допустила сына его Владислава быть Царем Русским и заставила Малороссию, бывшую триста лет в соединении с Литвою и Польшею, отложиться от Королевства. Так этот Миссионер Папы, на Польском престоле почти полвека царствовавший, основал разорение Государства, которое призвало его на престол.

Он начал угнетением своей телохранительницы, Малороссии; бывало Король Стефан оправдывался независимостью Запорожцев, когда Турки, случалось, изъявляли на козаков неудовольствия; он не мешал Туркам и Татарам преследовать и брать козаков даже на порогах, не входя впрочем в области Польские Сигизмунд поступил иначе.

Татаре вторгнулись в Литву в 1589 году; за вторжение козаки должны были тем же заплатить; но Король немедленно сделал все возможные на то время утеснения; козакам, его постановлением объявлено было следующее: козаки должны находиться под начальством Коронного Гетмана, от которого должны быть поставлены начальники их. Они дадут присягу, что без воли того Гетмана не будут воевать ни на море ни на суше, и не примут никого в свое товарищество. У Гетмана должен храниться казачий реестр. Осужденные на казнь не могут быть приняты в козаки. Козаки не могут отлучаться никуда без воли Старшин. Управители частных владений должны удерживать крестьян от бегства на острова Днепровские, наказывать тех, кто с добычею возвращается, или кто продает козаку порох, селитру, оружие и даже жизненные припасы. За преступление против сих обязанностей владельцы могут казнить смертию управителей. Сокрыватели награбленных козаками вещей и владельцы, поступающие против сих постановлений, предаются военному суду. Крестьянам запрещено отлучаться из селений; права владельцев оставались неограниченными; кроме десятины с конских и прочих стад и с ульев, положены налоги звериными шкурами, подати с рыболовства и отяготительные штрафы.

Малороссияне прежде роптали, потом начали перебегать к Запорожцам, скрывались в непроходимых местах, меняли последнее имущество на личную свободу. В том же году разорили и сожгли вместе с Донцами Воронеж, убили воеводу тамошнего, Князя Долгорукого-Шабановского, ограбили несколько Турецких купеческих кораблей, пристали к берегам Малой Азии и снова выжгли Синоп и Трапезонт.

Наконец число козаков Запорожских дошло до 20,000 и, не внимая постановлению, по которомудолжны повиноваться Гетману Коронному, — они избрали из Генеральных Асаулов Гетманом Федора Косинского.

Обвинение историками Косинскаго. Уния. Причины отпадения от Церкви некоторых Еписковов. Михаил Рогаза. Собор Киевский. Прошение к Папе. Медаль. Балабан. Сейм в Бресте. Насилие Духовенству. Представления от Гетмана. Вероломство Поляков. Смерть Косинского Битва под Пяткою. Поход под Белград. Угнетение целому народу. Послание к народу от отступников. Заключение.

Есть историки, которые желают покрыть стыдом имя Косинского, единоверца Малороссиян и слугу Украйны. Уроженец Подляхский, природный шляхтич, он не должен был, по их словам, вступаясь за веру и за Малороссию, итти на Поляков; или негодуя на Правительство, или желая удовлетворить своему властолюбию, он возставил, говорят они, козаков против своей родины. Но откуда, из каких летописцев почерпнули они свое подозрение. Козаки и шляхтичи были одно и тоже. Малороссия, Литва и Польша были три элемента одного сводного государства. Нет ли и ныне Малороссиян по Фамилии Косинские? Возставал ли Косинский против отечества, или только шел на гонителей веры своей? Мы увидим далее несправедливость такого обвинения.

На место Скалозуба в 1592 году избран из Генеральных Асаулов заслуженный в войске Малороссийском Польский Шляхтич Косинский.

В его время началась Уния, изобретение Папы Климента VIII. Уния была вера Римскокатолическая с Греко-католическими обрядами. Со всею тягостию полудикого варварства средних веков, со всем безумием, всею кровожадностию Испанской инквизиции, она упала на Польшу и на Малороссию, раздробила на части государство и наконец безвозвратно погубила и магнатов и Короля.

Это изменение религии, подобно многим переменам вер, было предпринято из выгод частных. Папы всегда имели в виду уничтожение Греко-Российской веры; им приятно было бы, властвуя умами и совестью всей Европы, владеть всеми богатствами и всем оружием ее. Но как совесть и страх гнева Божия не допускали Православных Греко-католиков оставить религиозных мнений праотцев своих, то для успокоения умов и совести, а вместе и для достижения цели, Климент VIII изобрел средство, не уничтожая ни одной из вер, соединить обе воедино; их соединение назвал он Униею, и эту Унию, это бедствие, один из Прелатов, родом Поляк, Михаил Куниский вынес из Рима в Польшу.

С другой стороны, духовенство Малороссийское было недовольно некоторыми Патриархами Константинопольскими, Они продавали свой суд, и виновный нередко мог быть ими оправдан, если он хорошо удовлетворял их сребролюбию. За то Епископы, не имевшие средств к уплате подарков Патриархам, хотя бы они были и правы, часто бывали обвиняемы. Такая алчность к деньгам внушила недоверчивость к Греческим Патриархам, и Епископ Луцкий Кирилл Терлецкий, двоеженец, человек поведения развратного, получивший тогда же достоинство Экзарха или Наместника Митрополитского в Киеве, первым подал мысль о принятии догматов Римского исповедания.

Тогда был у нас Митрополитом Михаил Рогаза, возведенный в этот сан в 1588 году Патриархом Иеремиею. Он заступил место отрешеннаго Онисифора, и с Экзархом за — одно открыл в Киеве собор для совещаний о принятии догматов Римскаго исповедания. Туда является Владимирский Епископ Прототроний-Ипатий Поцей, Полоцкий-Гермоген, Хелмский-Дионисий Збируйский, и Пинский- Леонтий Пельчицкий. Михаил Рогаза одобрил их мнения и склонился на Унию; не соглашались одни только Епископы: Львовский-Гедеон Балабан, и Перемышльский-Михаил Копыстенский; однакож, вероятно обманом, они подписали два бланкета для непредвидимых обстоятельств; на одном из тех бланкетов было написано отступниками прошение к Папе о желании присоединиться к Римской церкви, а на другом послание к Королю. Поцей и Терлецкий, подав его Сигизмунду, отправились в Рим, куда прибыли 23 Декабря, облобызали ногу Климента, вручили ему грамоту, приняли догматы веры, присягнули в верности и получили право заседать в Польском Сенате с Римским Духовенством. В Риме была выбита медаль во славу «присоединения Россиян» «. Но возвратясь в Киев, Поцей и Терлецкий в большей части Русского Духовенства и в светских чинах встретили отвращение к Унии. Балабан обнародовал 1 Июля жалобу, объясняя народу, что Епископы отступники приняли во всем веру Римскую, оставя только для вида обряды Греческие. Народ роптал, Киевский воевода Кн. Константин Острожский обнародовал, что Уния принята без его согласия и что он отвергает ее.

И так назначен был Сейм в городе Бресте, и восемь Епископов, приверженных к Унии, прибыли туда с немногими благочестивыми 6 Октября 1596 года.

Сторону Унии держали: Ипатий Епископ Владимирский и Бресткий, Прототроний Константинопольский, Кирилл Терлецкий, Енископ Луцкий и Острожский, Экзарх Патриарший Гермоген, Епископ Полоцкий и Витебский, Иоанн Гоголь, Епископ Пинский и Туровский, Дионисий Епископ Хелмский и Бельский, Инокентий Борковский, Епископ Черниговский и Остерский, Ираклий Шеверницкий, Епископ Волынский и Почаевский, и Феоктист, Епископ Галицкий.

Поборниками Православия были: потомок Князей Северских Иоанн Леокайский, Епископ Северский, Сильвестр Яворский, Епископ Переяславский, Инокентий Туптало, Епископ Подольский, и Протоиерей Новгородский Симеон Пашинский. Они торжественно объявили и пред целым светом протестовали, что будучи Чинами Церкви Греческой и Иерусалимской и не имея от вселенских Патриархов согласия на новости, вводимые в их веру, не признают в ней никаких изменений, и от нововводителей, как от заблудших самозванцев, отрекаются. Михаил Лукарий, Ректор училища Острожского, бывший потом Патриархом Константинопольским, Епископы: Львовский Гедеон Балабан, Перемышльский Михаил Копыстенский, множество Бояр, Князей, Сенаторов и нижних чинов присоединились к проповедникам Православия. Острожский взял сторону своих единоверцев, уверил, что все произойдет мирно и тихо, и начались Богословские прения.

9-го Октября благочестивые духовные и миряне подали собранию письменное засвидетельствование в том, что «они старались увещаниями отклонить Митрополита Киевского Михаила от самопроизвольных нововведений в нашу веру, но что, так «как Михаил с гневом и яростию отвергнул их увещания, то они лишают всех достоинств отступников от Православия и полагают неизменным законом руководствоваться волею Патриарха Константинопольского.»

Тогда, по словам летописи, после угроз и словопрений, видя непоколебимость сих столбов Церкви Католики изгнали их из собора, отрезали им бороды, осудили на лишение сана и должностей и, собравшись в храме Св. Николая, по прочтении в слух Гермогеном, Епископом Полоцким, грамоты, подписанной отступниками, провозгласили соединение Греков с Римского Церковью. Не смотря на усилия Сигизмунда, которого именем отступники действовали, Греко-католики подписали следующий приговор: «Митрополита Михайла Рогазу совсеми владыками, отступившими от Православной Греко-восточной веры, лишить сана, и мирянам ни в чем их не слушать, яко пастырей порочных, лживых пророков, слепых вождей, упорствующих в вере христианской, квасом неправедного учения напоенных, противников слова Божия и правил Св. Отцев.»

Тут обе стороны предались взаимно анафеме; родились наименования Унитов и Неунитов; первые называли вторых Схизматиками, а Неуниты себя прозвали благочестивыми.

Как скоро Косинский сведал о Брестских произшествиях, то послал представления, одно к Королю и Сенату, другое в Брестское собрание.

Как Наместник Королевский, и как Гетман Малороссии, он писал в первом следующее: «…..Перемена в вере и обычаях народных в Бресте, вводимая без согласия народного духовенством, есть дело весьма опасное и неудобоисполнимое. Согласить умы человеческие и совесть их, есть дело не человеческое, но Божие. Удержать народ в слепом повиновении духовенству и правилам, своевольно в Церковь нововводимым, нет возможности; и потому да отвратит Правительство оное зло, или пусть оно даст народу время на размышление.»

А в Брестское собрание Гетман писал, что «собравшееся туда Духовенство не имеет ни от чинов, ни от народа никакого полномочия на нововведения в их веру и обряды; итак ни силы, ни власти нет у них обременять народ своевольными правилами и вымыслами. Духовенство сие, быв избрано в свои должности от членов и народа и содержимо на счет нации, может лишиться и званий и содержания, волею тех же чинов и того же народа. Он же, Гетман, ни за что не ручается и советует собранию приостановить свои постановления до общего размышления и посуждения»

Согласясь притворно с Гетманом, Правительство звало его в Брест на совет, а коль скоро он прибыл туда, взяли его под стражу, судили Римским и Русским Духовенством, объявили богоотступником, приговорили к смертной казни, поставили в столб каменный, построенный в монастыре и называемый клеткою, и заложили камнем. Так погиб Гетман Косинский, лишась пищи, света и воздуха.

Козаки, не замедливши сведать о заключении в темницу их предводителя, немедленно собрались в числе 7000 и отправились в Брест, чтоб освободить его; под местечком Пяткою встретились с войсками Польскими, разбили их наголову и разогнали; но Гетмана уже не нашли в живых. Тогда под предводительством Полковника Лободы часть дружины козацкой отправилась под Белград и ограбила в местечке Юрьевке богатую ярмарку. Но это дело было мимоходом. Малороссия взволновалась из конца в конец. Смерть Косинского была набатом в общей брани.

Коронный Гетман вступил с войском в Малороссию; в городах и местечках разставлены были гарнизоны; они препятствовали народу и козакам собираться для постановления Старшин, и народ и чины ссылались на Пакта-Конвента, на присоединение наше к Польше и Литве, яко народа равного к равным и вольного к вольным, на свободное по законам отправление веры православной в Польше и в Украинах; но просьбы их к Королю об изгнании Епископов, принявших Унию, не были выполнены. Сигизмунд употреблял все меры к защите отступников, не допускал в Малороссию послов Патриарха Константинопольского, и запретил строить православные храмы. Покровители Унии присвоивали себе знатнейшие монастыри и церкви приходские, остальные запечатывали, ловили и мучили священников; народ собирался на молитву, в шалаши, на выгонах построенные, но и оттуда его разгоняли. Только Епископы Львовский и Перемышльский снабжали их требами церковными, и, тайно приезжавшие чрез Молдавию в Малороссию, Епископы Греческие, участвовали иногда в рукоположении православных священников. Тогда же отступники написали следующее софистическое окружное послание:

«Ревнующие о правоверии, мы, отцы Церкви Русския, изволением Св. Духа в Бресте собравшиеся, судя и разсудя смутное состояние ныне Иераршества Греческого, с нами единоверного, и на трудное наше в требах церковных с оным сношение, препинаемое дальностию и злыми наветами варваров, ту водворившихся, якоже известно целому свету, как все Греческие и Иерусалимские Патриархи, народы и церкви подпали с давних лет под иго неверных басурман Турков, и от них вводятся в невольный тот народ Агарянские обычаи, христианству противные, да и самое Богослужение и обряды христианские насилуются от тех проклятых иноплеменников частьгаи прещениями и озлоблениями, от чего не слышно уже у них трезвонов церковных, воззывающих христиан на молитву, не совершаются торжественные шествия, украшающие обряды и служение христианства. А московское христианство, бывши нам теж единоверными, заразилось с давних лет расколом стриголыщины, от жидов произшедшим, и ересью, недавно внесенною от Армянского мниха Мартина, в Константинополе осужденного и в Киеве всенародно сожженного; а по сему недовлеет нам православным сущим и общения с таковыми косными народами имети. Итак изволением Святого Духа и нашим, святых отцев, последуя многим нашей религии христианам Италианским, Венецианским, Иллирическим и Греческим соединиться по прежнему[1] с церковью Римскою Католическою…. с которою наша религия и была чрез многие веки в совершенном единстве и согласии, но отторгнута наветом строптивого Константинопольского Патриарха Фотия без слушных причин, але по его тщеславию и за то видимы суть кары Божии на Греки и на их Церковь[2] Чрез то воззываем вас всех, отцев Церкви Русской, возлюбленную братию нашу о Христе, и вас, к чада духовные, православных мирян, соединиться к нашему единомыслию и приложится к церкви прежней нашей Вселенской Римской, идеже все Апостолы, главнейшие из них, Петр Святый, живот свой за нее положили. А преемник его, Святейший Папа, ныне со славою владычествует, егоже чтут вси Царие и Владыки, и все единодушно ему раболепствуют. И его Святейшее благословение и на вас, православные Христиане, буди и буди.»

Это послание было обнародовано во всех церквах и селениях, напечатаны были особые воззвания к народу, склонявшие его к послушанию властям, действующим будто бы по воле Божией, на пользу народу телесную и душевную. Анафемы гремели на ослушников. Российское Духовенство переменило антиминсы и требники, выдумывались новые обряды на прославление Папы. Польския войска, по повелениям Короля и Магнатов, принуждали народ преклонять колена и бить себя в грудь, а при чтении Символа веры произносить известное речение о Св. Духе, угрожая рубить саблями неповиновавшихся. «Но сия,» говорит летопись, «но сия вся только начало болезнем бе.»

Избрание Гетмана. Грамота к Сигизмунду. Коварство Сигизмундово. Гетманский Универсал. Война с Поляками. Битва под Чигирином. Очищение Малороссии от Униатов. Сожжение Слуцка и Могилева. Мир при Лубнах на Солонице. Депутация к Королю. Гетман едет в Варшаву. Вероломство Поляков. Казнь Гетмана и Депутатов. Приговор целому народу. Ужасные бедствия Малороссиян. Заключение.

Напрасно Польские Магнаты желали не допустить Малороссиян к избранию предводителя; видя, что Черкаск занят гарнизоном и штатами Гетмана Коронного, чины и козаки собрались в Чигирине; основываясь на правах и привилегиях Королевских и на договорных статьях, и по долгих похождениях единогласно избрали в Гетманы из Генеральных Асаулов Павла Наливайку.

Депутаты и Полковник Лобода повезли от него к Королю следующую грамоту:

«Народ Русский, соединенный прежде с Княжеством Литовским, а потом с Королевством Польским, не был никогда ими завоеван и не рабствовал; но как союзный и единоплеменный, от единого корня Славянского или Сарматского произшедший, добровольно соединился на одинаких и равных с ним правах и преимуществах, договорами и пактами торжественно утвержденных, а протекция и хранение тех договоров и пактов и самое состояние народа вверены Вам Помазанникам Божиим, Светлейшим Королям Полским, якоже и Вашему Королевскому Величеству, клявшимся в том при коронации пред самым Богом, держащим в деснице вселенную и ее Царей и царства. Сей народ в нуждах и пособиях общих соединенной нации ознаменовал себя всемерною и помощию и единомыслием союзным и братерским, а воинство Русское прославило Польшу и удивило вселенную мужественными подвигами в бранях, в обороне и разширении державы Польской; а кто устоял из соседствующих держав противу ратников Русских и их ополчения? Загляни, найяснейший Король, в хроники отечественные; и они досведчут тое. Вопроси старцев своих, и рекут тебе, колико потоков пролито крови ратников Русских и коликия тысячи и тьмы воинов Русских пали под острием меча на ратных полях за интересы ее. Но враг ненавидяй добра, от ада изшедший, возмутил священную оную народов едность, на погибель обоюдную. Вельможи Польския, сии Магнаты правления, завиствуя маеткам нашим, потом и кровию стежанными и наущаемы духовенством, завше мешающимися в дела мирские, до них неналежные, подвели Найяснейшего Короля нашего Пана и отца милостивого, лишит нас выбора Гетмана на место покойного Косинского, недавно потраченного самым неправедным, постыдным и варварским образом, а народ смутили начальным обращением[3] его к Унии; при таковых от Магнатства и Духовенства чинимых нам и народу утисках и фрасунках не поступили еднак мы ни на что законопреступное и враждебное, а избравши себе Гетмана по правам и привилегиям нашим., повергаем его и самых себя Милостивейшему покрову и просим найуниженнейше Монаршего респекту и подтверждения прав наших и выбора, а мы завше готовы есьмы проливать кровь нашу за честь и славу Вашего Величества и всей нации.»

По прочтении этой грамоты Король изъявил удивление: он показывал полное неведение о таких поступках Польского министерства; обещал Лободе на первом Сейму стараться уничтожить замыслы Магнатов и Духовенства. Впрочем не отвечал письменно на Гетманское представление, а только словесно приказал Гетману и козакам вести себя с войсками Польскими мирно и дружелюбно.

Гетман универсалом объявил во всех городах и поветах, что он от народа и по Королевскому соизволению избран в Гетманы, принял булаву и повелевает чинам, войску и народу, не предпринимать ничего враждебного против Польских войск, по городам расположенных, пока придет наконец Королевское повеление о их выводе. Чтоже касается до Унии, чтоб каждый вел себя спокойно, следуя своей совести. В тоже время известил он о своем Гетманстве и Гетмана Коронного.

Но буйные Магнаты не разсудили продолжать мирного времени, и едва Гетманские чиновники отправились для обнародования универсала, как начали приходить из городов и поветов известия, что товарищество поругано и избито Поляками, что в Черкассах и в Белой церкве собираются войска Польские.

Наливайко созвал и свои войска в Чигирин, расположился над Тясминем и укрепил лагерь окопами и артиллериею и стал ждать, чтоб Поляки первые вступили в бой. Вскоре они появились под начальством Коронного Гетмана Жолкевского. Наливайко выставил на возвышении три белые хоругви с крестами и с вышитыми надписями «мир христианству, а на зачинщика Бог и Его крест.» Поляки насупротив тех знамен выставили три виселицы с повешенными на них Малороссийскими старшинами: Богуном Войновичем и Сутыгою, а над ним надпись: «Кара Бунтовцов. «Поляки начали приступать к стану козацкому. Малороссийский Гетман отобрал часть лучшего войска своего и учредил засаду; во время пальбы из ружей и пушек он воспользовался густотою дыма, вывел из засады отборную дружину свою, вступил с нею в центр Польской армии: в тоже время козаки двинулись из стану, неприятели были поставлены между двух огней: они смешались; началось страшное между ними поражение; оно продолжалось более семи часов. Малороссияне сражались вокруг висящих на виселицах единоверцев своих, до того ожесточились и разсвирепели, что, не внимая о пощаде, добивали раненых; бросавшихся в реку вытаскивали арканами и дорезывали; спасались из Поляков только те, у которых были лучшие кони, говорят летопись, и козаки, по словам ее, накарбовали на карбах своих 17,330 убитых Поляков; стащив к виселицам эту огромную груду мертвецов, они там их прикидали землею, и потом, сняв тела Старшин своих, с торжеством погребли их в Чигиринском Преображенском соборе; на сих гробницах Гетман вырезал надпись о их неповинном страдании и мученической смерти за веру и родину.

Тогда Наливайко разделил свои войска; одну часть отправил в города Днепровские под начальством Полковника Лободы, и дал повеление выгнать оттуда всех Поляков и все Униатское Духовенство до единого, с другою частию пошел между Днепром и Днестром; дорогою побеждая Поляков во всех стычках, разбивая наголову и разгоняя их, получая в добычу их обозы и военные снаряды, он очистил Малороссию от врагов и Униатства, сжег Могилев на Днестре и Слуцк, оба города Малороссийские, но которых очистить от неприятеля он не мог иначе; Поляки в них были выбиты до последнего, и весь подвиг совершен был в три месяца с половиною.

Наконец Гетман соединился, с Лободою над рекою Случью, при Лубнах, на Солонице; Гетманы Коронный и Польский там уже стояли станом, укрепленным окопами и полисадами; козаки начали приступ, который продолжался четыре дня, и уже передние укрепления были опрокинуты, когда Королевский гонец явился к сражающимся. Король велел прекратить вражду и брань, всем трем Гетманам составить трактат на вечный мир и утверждение прав Малороссийских и в лице обоих войск подписался и утвердить присягою. Сам же Король с Сеймом, даруя войску и народу Русским всепрощение, и забывая все прошедшее, подтверждал на времена вечные все пакты и привилегии. Повеление было исполнено, война была кончена, войска с взаимною, но тайною злобою разошлись.

Возвратясь в Чигирин, Гетман занялся устройством и порядком в поветах и возобновлением городов и сел, войною разрушенных, и поправкою церквей; прихожане отдохнули от рабства и угнетений священников полукатолических. Ими порабощенные 15 Домов, с которыми обращались они как с рабами, освобождены были от невольничества. Платежи за сорокоусты, суботники и венчание были облегчены, еднанье попов ослабело, многие из духовных отстали действительно от Униатской ереси, другие притворились православными, народ стал отдыхать.

Во времена прежнего благоустройства Малороссии всегда посыланы бывали Депутаты в Варшаву на Главный Сейм. Их отправлялось четыре от Воеводств, три от войска и уряда Гетманского, да от городов и посполитства пять. Время таковой Депутации приближалось, и быть войсковыми Депутатами жребий выпал Полковнику Лободе, Судье Полковому Федору Мазепе и Сотнику Киевскому Якову Кизиму; между тем и сам Гетман вздумал ехать с ними, чтоб засвидетельствовать перед Королем покорность верноподданническую. Но едва они явились в Варшаву, как в первую ж ночь их схватили под стражу и ввергли в подземную темницу. Ни днем ни ночью не давая отдыха Гетману, стража пробуждала его обухом секиры, а на третий день и он и три Депутата его были выведены на площадь, посажены в медного быка и сожжены малым огнем. Несколько часов были слышны вопли и стон страдальцев, говорит наша летопись.

Это неслыханное злодеяние, которым устав природы и долг чести, и законы разсудка и политики, были потрясены и варварски опрокинуты; это злодеяние, в котором безчеловечие и вероломство перешагнуло за последнюю грань, какую могло когда-либо указать себе воображение человека, омерзительно безчестного; это злодеяние не могло быть оправдано даже и современными соотечественниками гонителей; наша летопись приводит нам следующее суждение тогдашних Польских историков: «Миссия духовенства Римского, змыслив произвесть в Русской земле реформу религии для единства с своею, слишком поспешила совершить ее так нагло и так отважно в народе грубом и всегда воинствующем, а Министерство правительственное, стремясь на Старосства и маентки урядников Русских, и того больше ошибок наделало; оно давши Амнистию первому затяжци Козацкому Наливайку и его сообщникам, в торжественных с ними трактатах, клятвами утвержденных и духовенством не право разрешенных, наконец забравши фортельно на Сейме национальном всеми народами за святость чтимым, потратило их самом варварским образом, против чести, совести и всех прав народных, и вместо того, чтобы врачевать болезнь народную, больше ее язвы растравили.»

Король был безсилен противу буйства, кровожадности и сребролюбия Магнатов и Римского Духовенства; он не мог остановить беззаконных порывов шляхетства своего; и эти гонения за веру, эти насилия отторгнули наконец от Государства Польского народ сильный, непобежденный, а добровольно к Королевству присоединившийся; они сами погубили и себя и свое отечество и с смертию Наливайки начались неслыханные бедствия Малороссии. Вельможи Польские объявили на Сейме приговор на всю Малороссию; в нем весь народ Русский провозглашен: отступным, вероломным, бунтующим, осужденным в рабство, преследование и всемерное гонение.

«Следствием сего Нероновского приговора», говорит красноречивая наша летопись, «было отлучение навсегда Депутатов русских от Сейма «народного, всего рыцарства от выборов и должностей Правительственных и судебных; отбор Староств, деревень и других ранговых имений от всех чиновников и урядников Русских, и самих их уничтожение. Рыцарство Русское названо Хлопами; народ, отвергавший Унию, Схизматиками; во все Правительственные и судебные уряды и Малороссийские посланы Поляки с многочисленными штатами. Города заняты Польскими гарнизонами, селения-их же войсками; им дана власть все тое делать народу Русскому, что сами схотят и придумают, а они исполняли наказ сей с лихвою. И что только смыслить может самовольное, надменное и пьяное человечество, делали то над несчастным народом Русским без угрызения совести. Грабительство, насилование женщин и самых детей, побои, мучительства и убийства превзошли меру самых непросвещенных варваров. Они, не почитая, а называя народ невольниками или ясиром Польским, все его имение признавали своим; собравшихся же вместе несколько человек для обыкновенных хозяйственных работ или празденства, тотчас с боями разгоняли и о разговорах их пытками истязывали, запрещая всегда собираться и разговаривать вместе. Церкви Русские силою или гвалтом всегда обращали на Унию. Духовенство Римское, разъезжавши с триумфом по Малороссии для подсмотру и понуждения к Униатству, вожено было от церкви до церкви людьми, запряженными в их длинные повозки по двадцати человек и более в цуг; на прислуги сему Духовенству выбираемы были Поляками самые краснейшие из девиц Русских. Церкви несоглашавшихся на Унию прихожан отданы жидам в аренду, и положена в оных за всякую отправу денежная плата от одного до пяти талеров, а за крещение младенцев и за похороны мертвых от одного до пяти злотых; жиды, яко непримиримые враги христианства, сии вселенские побродяги, и притчи в человечестве, с восхищением принялись за так надежное для них скверноприбыточество и тотчас ключи церковные и веревки колокольные отобрали к себе в корчмы. При всякой требе Христианской идти к жиду, торжиться с ним, и по важности отправы заплатить за нее и выпросить ключи; «а жид притом насмеявшись довольно Богослужению Христианскому и перехуливши все христианами чинимое, называя его языческим или Гойским, приказывал ктитору возвращать ему ключи, с клятвою, что ничего в запас не отправлено.»

Так говорит Летопись наша о страдальчестве Малороссии. Слабейшие духом, пристрастные более к собственности и к удобствам жизненным, нежели к вере и отечеству, многие наши чиновники земские и военные побоялись лишиться мест, а еще более своих ранговых имений; этот страх заставил их изменить вере и родине, и действуя подлогами, происками и подкупом на Вельмож Польских и на Духовенство Римское, они приобрели приязнь врагов наших, соединились родством и узами брачными с Дворянством Польским, отреклись от имени Русского, изуродовали свои древние Фамилии, приняли Унию, а наконец и Римскокатоличество. Так приводит в пример Преосвященный Кониский Чаплину, Ходуна, Бурку, «начавших пришикивать «и превратившихся в Чаплинского, Холодневского, Бурковского.

Войско Малороссийское было ослаблено; полки козаков регистровых разрушились в последнюю борьбу с Поляками; претерпев значительную убыль в людях, они не были дополняемы: всякое им вспомоществование от скарбу и куреней было запрещено; без военной дисциплины и без устава явились в полки Малороссийские чиновники Запорожские; в Запорожскую Сечь удалились почти все наши Охочекомоннне, в особенности неженатые. Пограничные курени, иные обрадовались ласкательством от Поляков, иные, с отчаяния, взяли пример с Чаплинских и Ходневских, с Чернецких, Киселей и Комаров, превратились в Поляков и составили околицы шляхетские. Регистровые козаки остались без вождей без начальников. Гетманщина была на краю гибели.

Так сильная, могущественная в то время Польша шла быстрыми шагами к разрушению своей самобытности; так Сигизмунд, имея уже за собою Малороссию и Литву, мог бы еще более усилить державу, но буйством Вельмож, собственною слабостью, пронырством и алчностию Римскаго духовенства, наконец не добросовестною политикою и нескончаемым вероломством, погубил народ свой и бурных, на Сеймах хвастливых, не всегда готовых к битвам, но всегда готовых к возстаниям и предательствам, Магнатов своих.

Известно каждому как, не открытою и благородною бранью, но коварно подкапывая Россию, тогдашняя, едва не безначальственная Польша наделила ее Самозванцами; как нахальство ее вождей и войска, преступив все границы возможные, открылось в полной и безобразной наготе своей, когда рззстриге продав дочь свою один из знатнейших Польских сановников, отправил ее в Москву на вполне заслуженное поругание, когда другие вожди, набрав не храбрых воинов, но толпы бродяг и отверженцев, нахлынули на Русь не воевать, а бражничать, неистовствовать и юродствовать.

В продолжении такого гонения Запорожцы были оставлены в покое Поляками, под предводительством Кушки. Они воевали с Валахским Князем Михаилом и помогли Королю доставить Польскому подданному Могиле, изгнанному Михаилом, Господарство Молдавское; участвовали в войне Поляков против Шведов, разъездами, набегами и грабежем в Лифляндии. Будучи полезны Польше, они получили за то от Сигизмунда прощение и подтверждение преимуществ.

Однакож Малороссия недолго оставалась без Вождя, собственно у себя дома избранного. Хотя некоторые полки и согласились повиноваться Гетману Коронному, но большая часть из них, согласно с Запорожьем, избрала Гетманом человека, великого духом, храброго, пылкого, малоречивого, врага роскоши, иногда жестокого и неистового, иногда неумеренного в чувственных наслаждениях, но страшного для врагов Малороссии, страшного для Турков, страшного для Поляков и страшного для Русских. Таков был Генеральный Обозный Петр Конашевич Сагайдачный «що проминяв жинку на тютюн и люльку, необачный.»

Новый титул Гетманский. Русские Самозванцы. Истребление Новгорода-Северска. Гибель Прилук. Козаки в России. Отважность Запорожца в Туле. Постановление Сейма против Козав. Сагайдачный в Крыму. Кушка и Бородавка. Закон об искоренении Козаков. Война с Турциею. Битва над Днестром. Битва при Галаце. Кошевой Дурдыло. Пабег Крымцев. Битва на Самаре;. Сагайдачный под Москвою. Разбитие Татар у Перекопа. Атаман Одыпец Послом к Царю. Битва у Хотина. Вероломство Поляков. Ропот между Козаками. Сагайдачный устроивает церкви и монастыри. Постригается. Кончина его. Малороссийские города. Кн. Острожский. Заключение.

Приняв булаву из рук народа и войска и чинов Сагайдачный назвал себя Гетманом обеих сторон Днепра и войска Запорожского; его примеру последовали Полковники и Сотники, и козаки Малороссийские стали без разбора называться Запорожцами. Это название как бы отличало полки, преданные Гетману и отечеству, от преданных Магнатам и Польше. Он сблизил Запорожье с Гетманщиною; отдаленные от селений и городов, эти вольные сыны Малороссии, укрываясь за Днепровскими порогами, были чужды выбору Гетмана, которого однакож чтили «Батьком. «Но ныне сблизились они с своими старшими братьями, избрали для всех одного Главу и это было благом для нашей родины в ее бедствиях: защищенные от Польского насилия рекою, тростниками и неприступностью островов своих, Запорожцы могли вернее и легче оберегать права и свободу общего отечества.

В его-то Гетманство Король Сигизмунд и Магнаты его наводнили Россию самозванцами. Эта борьба подлога с правотою имела сильное влияние и на Малороссию. Первым поприщем ее были Киев, Чернигов, Почеп, Новгород-Северский и весь север Малороссии.

Самозванец еще в 1602 году, прожив несколько времени в Новгород-Северском Спасском монастыре, уехал в Киев, оставя в Архимандричьей келье записку следующего содержания: «Аз есмь Царевич Димитрий, сын Царя Иоанна; и как буду на престоле отца моего, и я тебя пожалую за то, что покоил меня у себя в обители.»

В Киеве Воевода Князь Василий Острожский принял его ласково, но когда по жалобам монахов, Острожский велел отправить его в Спасский Древлянский монастырь, он бежал в Польшу, где с помощию Вишневецкого, Мнишка и других Магнатов, был принят Королем Сигизмундом как Царевич, обещал возвратить Польше Смоленск и всю Северную Малороссию, получил войско и выступил в поход. В Киеве присоединились к нему Козаки Малороссийские, и армия разделилась на два отряда, из которых один пошел по Десне, другой к Белугороду. Черниговцы выдали ему без бою воевод своих: Кн. Ив. Андр. Татева, Кн. Петра Мих. Шаховского и Гаврилу Коркодинова.

Еще не вовсе отторгшись от Польши, чистосердечно принимая Лжедимитрия за Царя истинного, козаки по всему должны были возстать на Россию: то была воля Королевская и дело, как им оно казалось, справедливое. Итак отряды наших Малороссиян, по желанию Отрепьева, двинулись к Путивлю; дорогою встретили они троюродного Царского брата, Окольничего Степана Степановича Годунова побили почти всю свиту его, остальных взяли в плен и лишь нескольких пленников отправили в Москву к Борису с вестию, что они скоро придут к нему сами с лжецаревичем Димитрием, а Окольничий едва мог спастись бегством.

Без всякого препятствия дошел Самозванец до Новгорода-Северского, но уже увидел на горах Новгородских, по дороге Черниговской, Русский стан, под предводительством Князей Мстиславского и Телятевского. В Новгороде были воеводами Князь Никита Романович Трубецкой и Петр Федорович Басманов. От времен Епископа Лежайского и Протопопа Тишинского, поруганных за православие в Бресте, на соборе, граждане Новгородские и все тамошние жители питали ненависть к униатству. Здесь они были оскорблены Поляками: у них были отняты два монастыря притиву замка: мужеский Успенский, и на Ярославле горе, девичий Покровский; первый обращен был в кляштор Базилианский, второй в кляштор Доминиканский; оттуда-то происходят и нынешние имена урочищ: Кляштор и Слободы Домоткановой. Итак граждане не только не мешали Русским войскам придвинуться к городу, но оказывали им всякие пособия в продовольствии.

Калиновский начальствовал над Поляками, Полковник Северский Заруцкий был от Короля назначен Наказным Гетманом над войсками козацкими. Приблизясь к Новгороду, они стали при соленом озере, у вершин глубоких, обширных и лесистых рвов, проведенных вокруг Новгорода и некогда водою наполненных. Правый из них назывался Ладийскою пристанью, по ладьям, которые вплывали в него, покуда он не осушился; левый, Ярославским потоком, по протяжению его у горы Ярославли. В первые дни были перепалки и попытки с обеих сторон. Увлеченный хитростью в город, в его улицах Лжедимитрий потерял 4000 человек, но это его не отвратило от осады, и наконец он решился вступить в открытый бой.

Малороссийская пехота скрылась во рвах, и на разсвете Поляки ударили на стан Московский; Самозванец одел передовые войска свои в медвежьи и бараньи кожи, наизворот, и прикрыл ими же коней, своих. Русская конница начала торопиться и биться, завязался бой: Поляки вломились в Русский стан, и по долговременном с обеих сторон кровопролитии, выбили войска Московские из стану и погнали их по скату гор к Десне; тут, пользуясь оврагами и зарослями, часть бегущего войска ушла вверх по течению, до местечка Гремяча, а там переправилась чрез Десну; другая же часть вбежала в Новгород и заперла за собою ворота; Кн. Мстиславский был ранен, Кн. Дмитрий Иванович Шуйский был убит.

Поляки приступили к городу и начали осаду, а Малороссияне отступили с Заруцким к монастырю Преображенскому, и послали к градоначальнику Березовскому и к гражданам, уговаривая их объявить военнопленными Москвитян, ворвавшихся в город, а ворота отворить; но во время этих переговоров Москвитяне вышли к реке, в Нижние ворота, и переправились на луговую сторону.

Тогда выбив ворота, Поляки вломились в город; отыскивая Русских начали убивать всех им встречавшихся; сведав, что Русские вышли из города, всю злобу свою обратили на граждан. Убийство было всеобщее: не щадили ни возраста, ни пола; граждане, обезоруженные, крестились только перед смертию неминуемою; напрасны были мольбы их к убийцам; без угрызений совести, и без пощады насилуя жен и дев, Поляки резали их; младенцев, ползавших в крови матерей своих, подымали на копья, или схватив за ноги, разбивали им головы о стены. Несколько граждан убежало в замок, стоявший на горе, окруженный рвами самородными; он считался неприступным. Но как он был не в оборонительном состояния, то Поляки вошли в него без сопротивления, и спасавшихся в нем вырезали до последнего. Наконец разграбили церкви, домы, и зажгли город со всех сторон; после того много лет оставался Новгород в запустении, а окрестный народ с тех пор ездил на торги обыкновенно в Путивль; почему и ныне некоторые дороги и перевоз близ Новгорода называются Путивльскими.

Если, по ненависти к Русским, жилец того времени Паэрле, приписывает Москвитянам такое разорение, то здравый смысл уверяет нас в том, что защищенные гражданами Русские не могли и не имели нужды мстить им за благодеяние, но что закоснелые враги Малороссии были одни действователями в этом страшном душегубстве; к тому ж, не находясь на месте битвы и произшествия, он описывает только слышанное им от его любимцев, утеснителей России и Малороссии. В тоже время Борисово войско разорило город Прилуки, принадлежавший Князю Вишневецкому, и жителей оного, числом до 300, старых, и малых детей и женщин, умертвило без пощады, по словам Мискевича.

Козаков под Новгородом было, по счету Паэрле, 8000 конных, 4000 пеших; от Новогорода пошли они, в глубь России; 500 были отправлены Дмитрием из Путивля под Кромы, где войско Царя Бориса стояло около трех месяцев и держало город в осаде; он не сдавался, но уже начал нуждаться в продовольствии: козаки, среди белого дня, провезли к осажденным съестные припасы на 400 подводах. Они умели пробраться чрез один Русский лагерь, так, что другой того не заметил. А между тем их товарищи в том же году пугали Турцию набегами на ее города, и наконец сожгли и разграбили Варну.

В тысяча шесть сот шестом году, в то время, когда одни козаки сражались в Путивле за мнимого Русского Царя, другие овладели на Черном море десятью кораблями Турецкими и смелость, обозначающая так резко их характер, везде являлась в полном блеске своем. Болотпикову и Заруцкому, осажденным Русскими в Туле, нужен был гонец в Польшу. Козак переплыл Упу, проехал чрез стан и съездил туда. Пришли вести из Орды в Варшаву о приготовлениях Татар к новому набегу. Король немедленно отправил войско в Украину; пока оно расположилось станом между Винницею и Немеровым, под Ободнею, Запорожцы ворвались уже в Орду, вконец разорили Очаков и Перекоп, и успели возвратиться с добычею, преследуемые только жалобами Султанскими. И за то, в знак благодарности к ним, Правительство Польское приняло новые меры к их угнетению. Оно особенным постановлением запретило, исключая чрезвычайной крайности, набирать козаков в службу Королевскую.

Однакож такие строгие постановления Сеймов не имели никакого действия на Сагайдачного. В то время, как под предводительством Кн. Романа Рожинского, часть Малороссийских козаков участвовала в осаде Смоленска, в обложении Москвы, во взятии Белой, Сагайдачный действовал противу Магометан.

Сведав, что Крымцы, пользуясь замешательствами в Малороссии, сделали набег в пограничные селения и угнали на полуостров множество пленников, он с пешим войском отправился на Запорожских лодках в Черное море; там одна половина войска поплыла к Кафе, а другая с Гетманом вышла на берег, в пристани Сербулатской; мимо Кафских гор, она прошла к тому же городу и, приступив от гор и от моря, Гетман взял его штурмом. Пленники, в нем найденные, были освобождены и забраны войском; жители выбиты до последнего и город разграблен и сожжен. Гетман прошел горами к Козлову, сжег и его предместья; жители, скрывавшиеся в крепости, просили пощады и привели к Гетману всех Христиан, содержимых в неволе, с великими дарами. Окончив так счастливо поход, Сагайдачннй возвратился в Малороссию с множеством пленников и с богатою добычею.

В опровержение Гетманства его, и чтоб вселить вражду и междоусобие в войско Малороссийское, Поляки, с приверженными к ним полками, выбрали Гетманом Демьяна Кушку. Прославивший себя, как мы видели, еще во времена Наливайки, он вздумал заслужить общее уважение походом в Бессарабию, для освобождения невольников Христиан, уведенных Татарами от границ Подолии; но приблизясь к Аккерману, был атакован Турками и Татарами, взят в плев и убит. На место его Поляки избрали нашего Старшину Бородавку; Сагайдачный поймал его, разъезжающего по Малороссии для возмущений, предал военному суду и, как самозванца и народного возмутителя, разстрелял.

Поляки издали закон об искоренении козаков, с предоставлением Коронным Гетманам прав, поступать с ниши, «ако» государственными злодеями.

Гетман со славою приехал в столицу, а козаки, не внимая угрозам Поляков, продолжали свою борьбу с Магометанами; они продолжали опустошать берега Черного моря, истребили Турецкую флотилию, состоявшую из 6 галер и 20 легких судов, сожгли арсенал Требизондский, Синоп превратили в пепел, и в то время, когда Головченко воевал в Великой России, Голуб наводил ужас на малую Азию.

Подвиги Сагайдачного заставили Поляков образумиться. Скиндер Паша явился на границах Польши с 80,000 Турков; Правительство перестало не признавать его Гетманом.

Забрав в команду свою все войска Малороссийские, и имея от Сигизмунда повеление, Сагайдачный отправился вместе с войсками Польскими против Турков, в Буковину, и встретил их над Днестром. Тут повел он на них Фальшивую атаку с одними легкими войсками, пехоту построил, со всею конницею и артиллериею, на двух возвышенностях, закрытых зарослями. Турки запальчиво, в полном жару и разстройстве, погнали; легкие войска эти подавались назад, отделывались перестрелками и кружили перед ними обыкновенными маяками, наконец завели их в свою средину, между возвышенностей и кустарников: тогда сделав с двух сторон пушечные и ружейные залпы, положили Турков целыми тысячами; конница обхватила врагов с боков и с тылу, смешала их и разстроила так, что метаясь в безпамятстве то в ту, то в другую сторону, они были перебиты и переколоты, а спаслись одни бросавшие оружие свое и знамена на землю, и пустившиеся в овраг, где, легши на землю, просили пощады. Победителям достались в добычу: вся Турецкая артиллерия, весь их обоз с запасами, все вооружение обобранное с живых и мертвых; мертвецов Турецких сочтено 9715 человек, в плен взято более тысячи, а в том числе семь Пашей и семнадцать чиновников, да убежало из обозу, в овраги и заросли, более тысячи.

Гетман отправил пленников и тягости в Каменец-Подольский, для препровождения в дальнейшее оттоль назначение, потом продолжал свой поход между Молдавии и Валахии, преследуя Турков, которых встретив несколько отрядов, разбил на походе и обратил в бегство с великими потерями. Наконец, при Галаце, сблизился с главною Турецкою армиею, под командою Сераскира Паши Силистрийского Тапал-Ислама. Обозрев позицию, укрепив свой стан артиллериею и окопами, он ожидал нападения со стороны Турков; но видя, что Дунаем приходят на судах свежие войска к Туркам на подкрепление, решился немедленно атаковать стан Турецкий, и в одно утро, на заре, выступив из окопов, построил пехоту в две колонны, прикрыл ее конницею и повел на неприятеля, примыкавшего тылом и одним Флангом к реке и к предместию. Первый Турецкий залп был направлен на конницу Гетманскую, которая и потерпела от него значительную потерю в лошадях; но вслед за тем выстрелом, конница разделилась в стороны, а пехота колонною спустилась к реке, и обошед у самого берега Фланговую батарею Турецкую, ввалилась в стан Турецкий и в предместие, не дав Туркам зарядить снова пушки.

Сделав выстрел, эта колонна вступила в рукопашный бой, а другая между тем проползла ползком на окопы Турецкие и, произведя ружейный залп на Турков, их защищавших, устремилась на них с копями. Конница в это время делала натиски с других сторон стана Турецкого, развлекая силы их во все стороны.

По долгом кровопролитии, Турки были наконец опрокинуты и побежали в город. Обстрелявшись ружьями и пистолетами, они не могли их наскоро вновь заряжать, а козаки поражали их пиками, против которых не возможно было оборонятся саблями и кинжалами.

Погоня за Турками запрещена была козакам далее замка и реки, но они получили в добычу все, что было в стане Турецком, со множеством богатств, орудий и запасов. Наконец подвезена была к замку тяжелая артиллерия, начата была пальба, Турки бросились на суда, переправились чрез Дунай и оставили город с одними жителями, которым, как Христианам, козаки не причинили никакого зла.

Оставя Галацы, Сагайдачный направил было путь свой в Бессарабию, но подоспевший к нему гонец, из Варшавы, привез от Короля повеление, чтоб он возвратился в свои границы, а Турков оставил бы в покое, потому что их правительство учинило с Польшею перемирие и соглашается на вечный мир.

Приближаясь к границам, Гетман отпустил от себя войска Польские и, продолжая поход в Малороссию, встретил при реке Буге другого гонца из Сечи Запорожской. Кошевой Дурдило уведомлял чрез него, что Татары Крымские, пользуясь заграничною отлучкою Гетмана, прошли своими станами за реку Самару, на грабеж, в восточную Малороссию. Тогда Гетман оставил пехоту свою следовать обыкновенным путем в ее жилища, а к Днестру поспешил ускоренным маршем; сделав переправу, он расположился в лугах Днепровских, близ устья Конских вод; оттуда посылал он к Самаре частые разъезды, для разведывания о возвращении Татар из Малороссии.

Чрез несколько дней прискакали к нему разъезжие козаки, и уведомили, что Татаре с «Ясиром превеликим» уже перебираются чрез Самару; при ней будут иметь они ночлег; а за ними гонят множество всякого скота. Гетман с своим войском на всю ночь отправился к Самаре, на заре напал на табор Татарский, обширно расположенный по течению реки, и первый козачий крик, первый выстрел, произведенный из ружьев и пушек, разогнал верховых Татарских лошадей, а самих Татар привел в робость и обезоружил. Они шатались по табору, не зная что делать. Козаки, проходя лавою чрез весь лагерь, кололи и рубили их почти без всякой обороны. Обоего пола пленники, увидя неожиданную помощь, один другого развязывали и принимались в свою очередь резать хищников с самою злобною жестокостью. Копья и сабли Татарские, уставленные на ночь в кучи, были для них готовым оружием, и Татары от собственного оружия погибали тысячами. Так были истреблены они до последнего, и ни одного не осталось из них, кто б возвестил в Крыму о их гибели. Весь табор Татарский, со всем тем, что они ни имели, достался в добычу победителям, и несколько тысяч обоего пола пленников Малороссийских не только были освобождены, но наделены лошадьми и вещами Татарскими.

Поляки, для успокоения обиженной Порты, возвратили ей Хотин и разорили построенные вновь на Днестре два города козацкие.

И в то время, когда отряды наши тревожили Порту, тешась над ее городами и селами, вдруг Сагайдачный, страшный умом, силою и храбростию, обратил месть свою на Россию.

Тщетно, ложно преданные отечеству, люди хотят опозорить имя человека великого, за ужас, им наведенный на Москвитян; они забывают, что Конашевич Сагайдачный был Гетман независимый и союзник Польши. Коль скоро Король отдал Малороссии права, от века утвержденные и равные Литовским и Польским, тогда уже Малороссия обязана была идти за Литву и Польшу против России, справедлива ли, или беззаконна была эта война. Присылку литавров и знамен козакам, а Гетману булавы от Польского Правительства, Сагайдачный не мог считать необходимостью: без этого подтверждения его на Гетманстве, он носил булаву свою двадцать лет; а уплата Поляками 20,000 гульденов козакам, не есть подкуп. Польша обязана была платить козакам, так как и всей шляхте в походах, а Гетман, называясь и будучи отцом козаков своих, конечно должен был истребовать от Правительства жалованье. Но он по условиям и по совести обязан был идти за Польшу на Россию.

И так Сагайдачный с 20,000 козаков двинулся к Москве, взял город Ливны. Воевода тамошний Кн. Никита Черкасский был полонен, товарищ его Петр Данилов убит в сражении. От Ливен Гетман подошел к Ельцу; Воевода Андрей Полев храбро защищал город, ему вверенный, но, понадеясь на силы свои, вышел из города со всем войском своим и вступил в бой с Гетманом. Гетман разгромил это войско; самого Воеводу и находившихся в Ельце Посланников Царских к Хану Крымскому, Степана Хрущова и Бредихина, взял в плен; Татар, найденных в городе, вырезал, и Русские подарки к Хану, ценою в 10,000 рублей, взял на козаков. Из Ельца, со всеми пленными Боярами, выступил далее в поход.

Царь велел Кн. Пожарскому идти против Гетмана. Знаменитый Полководец и спаситель отечества пришел в Серпухов; укрепив его, готовился уже сразиться с Гетманом, но впал в тяжкую болезнь; может быть сама судьба оберегла главу добродетельного героя и любимца своего; не знаем, что б случилось, если б Сагайдачный и Кн. Дмитрий Михайлович увиделись на открытом поле; но известно, что вместо Кн. Пожарского принял начальство над войском Кн. Волконский, и не мог противустоять Гетману; в виду всего войска, Сагайдачный перешел чрез Оку, и в то время, когда Кн. Волконский отступил к Коломне, будто бы для охранения ее от неприятеля, Гетман поворотил на дорогу Каширскую и стал у Донского монастыря.

Войско, бывшее в Москве, испуганное приходом Гетмана, взволновалось: «воины приходяху к Бояром с большим шумом, и указываху, чего сами не знаху; едва Бог утоли толикое волнение без крови.» Когда утихло такое смятение в войске, Царь приказал военачальникам вступить в бой с козаками. Сагайдачный выехал из стана, Гетманскою булавою сбил с коня Полководца Русского, Бутурлина, и тут же добил.

Войско объялось страхом, обратилось в бегство, а Гетман пошел мимо Москвы к лагерю Королевича Владислава, расположенному по дороге Звенигородской: 23 Сентября они соединились и определили осадить Москву.

План, ими составленный для взятия города, на кануне Покрова, был весьма верный. «Хотя Царь и Бояре приняли все возможные меры против столь сильных и опасных врагов, но вероятно не успели бы в этом, если бы провидение не поколебало ум двух Французских Инженеров, находившихся в тайном совете. Они ушли в Москву и передали Царю весь план атаки.» Это подлинные слова одного из Русских историков.

Прикрепя петарду к Арбатским воротам, осаждающие взорвали их и рванулись в город, но Окольничий Никита Годунов отстоял Москву; Гетман и Владислав отступили с значительною потерею, а Царь во славу этой битвы и в возблагодарение Богу построил в селе Рубцове церковь Покрова Богородицы, и село переименовал Покровским. Тогда Сагайдачный раззорил уезд Серпуховский и стал под Калугою; но как Польша заключила мир с Россиею, то Гетман оттуда возвратился в Малороссию и, как бы в знак примирения, отпустил 300 козаков своих служитьЦарю.

В следующем году Сагайдачный отправил на помощь к Полякам шесть полков с Генеральным Асаулом Потребичем против Турков; неудачное сражение при местечке Цецор, над Прутом, доказывало, что повелитель козаков с ними не присутствовал. В этой битве был убит Чигиринский Сотник Михайло Хмельницкий. Знаменитый сын его Богдан, при виде отца своего, плававшего в крови, ворвался в ряды Турецкие, но быль окружен, взят в плен и два года томился в неволе. Поляки лишились при Цецоре Канцлера Коронного, великого Гетмана Станислава Жолкевского: голову его воткнутую на копе, с торжеством носили по Константинополю; потом она была выкуплена Поляками и вместе с телом погребена в Жолкеве в Галиции.

В тоже время, Запорожцы разбили Татар под Перекопом; козаков было в деле 5000, Крымцев 8000. Гетман отправил к Царю Атамана Петра Одинца с известием об освобождении из оков многих Христиан, томившихся в Орде. Атаман не видел Царя: его принимал и угощал Боярин Наместник Коломенский, освободитель России, Кн. Пожарский «Не оскорбляйтесь», сказал Боярин Атаману и козакам его, «что не видели очей Его Царского Величества. Вы пришли к Москве перед «постом, и в пост у Великаго Государя нашего никакие послы и иноземцы не бывают; а ныне Царское Величество едет молиться по святым местам, и велел вас отпустить.» Но Послы одарены были деньгами, сукнами, лисьими шапками, тафтою; к Гетману была отправлена похвальная грамота, а на войско 300 рублей.

Желая отомстить Туркам за поражение Жолкевского, Поляки начали ласкать козаков и Гетмана. Сейм определил войску нашему жалованье и обнародовал Конституцию в пользу угнетаемого униатими духовенства Греко-российского, и потребовал от Козаков присоединения к Коронному Гетману Ходкевичу, для войны с Турками.

Напрасно Диван старался подкупить Сагайдачного он не прельстился цехинам и вывел 30,000 козаков с 28 пушками; у Ходкевича было 34,000 Поляков. Они окопались на ровном месте близ Хотина, двумя отдельными станами, козацким и Польчкими. Явилось Турецкое войско, состоявшее из 400,000 человек, в числе которых, одних Татар 100,000. Началась пальба с обеих сторон; сильнейшие нападения были на стан козацкий: они продолжались несколько часов. Наконец Турки отступили, козаки вышли из шанцов и начали их преследовать; пользуясь темнотою ночи, Сагайдачный ворвался в Турецкий стан, и неминуемо овладел бы им, если б Ходкевич не отказал ему в помощи.

Этот отказ козаки сочли обидою, недостаток в фураже и провианте, охладил их еще более; стал слышен ропот. Гетман известил Польских военачальников о близком возмущении; три депутата были отправлены в стан Сагайдачного; в числе их находился Историк Яков Собеский. Начались уговоры, депутаты старались льстить самолюбию войска Запорожского, обнадеживали его награждением за убытки, Так как Ходкевич умер в Хотине, то вероятно депутаты свалили на него всю вину; наконец именем Королевича Владислава, который находился в лагере и которого козаки любили, а более старанием и уговорами Сагайдачного и Старшин, спокойствие было возстановлено и козаки остались в лагере.

Турки до того были раздражены козаками, что за каждую козачью голову платили по 50 червонцев, и Татары нередко, выбрив мертвую голову Польскую по-козацки, продавали ее за козачью. С такою ненавистью они требовали от Поляков казни всех наших Старшин и Сагайдачного! Какое же было удивление Гетмана, когда, вовремя начавшихся переговоров, Поляки одною из статей обязались перед Турками «обуздать самовольство Запорожцев и прекратить их морские разбои.» Видя в статьях нового мирного договора это новое доказательство вероломства Поляков, Гетман мог предполагать что нибудь еще хуже; он поднялся со всем станом своими, и, переправясь чрез Днестр, выступил в Малороссию.

Тогда соскучив тяжкими трудами, понесенными на защиту и во славу своей родины, и устарев уже на Гетманстве, Сагайдачный сдал начальство над войсками Наказному Гетману своему, Петру Жицкому. В случаях набегов и пограничных безпокойств, поручал Генеральным Старшинам и Полковникам исполнять данные от него распоряжения, а сам остался спокойным правителем Малороссии: исправлял внутренние безпорядки Правительства, запрещал униатство, возвращал православным церкви, Поляками у них отнятые, в том числе Киево-братский монастырь, который возобновил он своим иждивением; постройки поручал он сведущему в Архитектуре Гетману Жицкому, дал монастырю селы и возобновил, хотя не явно, школу, после нашествия Татар скрывавшуюся по монастырем и пещерам; пожертвовал ей всем своим имением, наконец вступил в иночество и после двадцати четырехлетнего Гетманства окончил знаменитую жизнь. Он погребен в монастыре Киево-братском.

В его Гетманство возстановлена была Кирилловская мужеская обитель, построенная в XII веке дочерью Всеволода 1-го Ярославича Мариею и раззоренная Батыем; учрежден был на Плоской слободе монастырь девичий Иорданский. Основана была другая женская обитель Иоанна Богослова, на левой стороне Златоверхо-Михайловского монастыря.

Стародуб, Переяславль и Новгород-Северский получили от Короля право Магдебургское и гербы: на Стародубском был изображен старый дуб с орлиным гнездом; на Переяславском, в серебряном поле башня о трех уступах, с церковной славой и зубчатою короною; на Новгород-Северском, стена с башнею, на которой звезда, а по сторонам копье и сабля золотые.

Козелец имел уже крепость. Остер был обведен земляным валом и имел каменные костелы. Умань, Борзна, Сосница, Пирятин, Миргород и Золотоноша были значительными городами. Прилуки и Ромен принадлежали Князьям Вишневецким; но Лохвица, Конотоп и Зеньков на карте Боплана означены еще деревнями. Чернигов, покорившийся в 1604 году Отрепьеву, а в 1611 году сожженный Полководцем Польским, Горностаем, уступлен был Польше Россиею. При сожжении города Горностаем, верхи и стены церковные Елицкой обители разрушились от пожара, и чудотворный образ, Божией Матери, хранившийся там с одиннадцатого века после не был отыскан.

В его же Гетманство умер защитник и единоверец Малороссиян Кн. Острожский, друг просвещения, усердный церкви вельможа.

Кн. Константин Константинович Острожский, Воевода Киевский, Маршалок Волынский, Староста Владимирский, был сын Гетмана, Князя Константина Ивановича; он основал школу в Остроге для Неуниатов, завел Типографию, с помощию Московского Типографщика, из России изгнанного, Ивана Федорова, диакона церкви Св. Николая Голстунского; напечатал Библию, и подарил Печерскому монастырю все, необходимое к делу типографическому; жил пышно, всегда содержал при себе от одной до двух тысяч дворян, доходу имел миллион двести тысяч злотых, дворецким был у него Воевода, и получал за то, что два раза в год являлся перед Князя, 7000 злотых жалованья; прославив себя на ратном поле, Острожский был щедр для убогих и для воинов, остался верен до конца Православию, соорудил несколько церквей, монастырей и в Остроге богадельню; скончался, имея без малого сто лет.

0 делах церковных мы здесь умолчим, поставляя себе в обязанность разсказать о них подробнее в свое время.

В Гетманство Конашевича, Киевские мещане получили привилегию: чтоб Жиды в Киеве не жили, торгов бы не имели, ни у кого ни мест, ни дворов бы не покупали, на ярмарках не оставались бы долее одной недели, и не у жителей, но на Гостинном бы дворе останавливались. В пользу Духовенства Греческого были обнародованы Конституции в 1607, 1609, 1618 и 1620 годах. т. е. тогда, когда Поляки нуждались в помощи Сагайдачного.

После Сагайдачного, шесть лет томилась Малороссия, не имея Гетманов; избирались начальники не всем народом признанные, и немедленно были сменяемы; присылали Гетманами Поляки и своих негодяев, но расправа козачья с ними была не долгая.

При жизни покойного Гетмана, Поляки не смели явно производить угнетения Малороссиянам; случались неприятности, но то были минутные попытки, как например: в воеводство Фомы Займовского, вдруг от Униатов начались было в Киеве грабежи церквей и монастырей, когда сам Сагайдачный едва успел спасти остатки училища Киево-братского; однако же, говорит летопись, «и сия самая любимая их Уния несколько поутихла и подстыла; а что знатнейшее Малороссийское шляхетство обратилось к ним в Католичество, и осталось в Русской религии одно среднее и низкое состояние, то дали они новый титул Униатству, назвав его Хлопска вера.»

Но коль скоро не стало Сагайдачного, то гонения на народ возобновились с новым неистовством: Софийский собор и другие церкви в Киеве были опустошены; Выдубицкий монастырь был ограблен; в Луцке Православные церкви были обращены в питейные конторы; в Хольме и Львове запрещалось ходить явно со Святыми Тайнами и больным, и открыто погребать православных; в Вильне, их церкви заняты шинками, кухнями и гостиницами; люди чиновные и цеховые были лишаемы званий начальственных, заседаний в собраниях, и запираемы были в темницы подземные; если кто духовными завещаниями обрек что нибудь по усердию своему в православную церковь, то принимать не позволялось; не допускаемо было строить на шляхетной земле каменных церквей; в Минске, церковная земля отдана под постройку Татарских мечетей; не желавших присоединиться к Унии заключали в оковы или выгоняли из города; православных священников сажали в бочки и мучили; церкви запечатывали; даже в шалашах загородных благочестивым запрещалась литургия, и кто не шел в костел за крестным ходом Униатским, того казнили смертию.

Правда, что иногда и ксензы не оставались без наказания: в Витебске народ православный убил Архиепископа Иосафата Кунцевича, а в Киеве Запорожцы утопили в Днепре Выдубецкогго Игумена Анатолия Грековича, бывшего Генеральым Наместником в Киеве и шпионом Униатским Митрополита Иосифа Вельямина-Рутского. Но такие возстания были наказываемы весьма строго; одна только Запорожская Сечь была безопаснейшим убежищем для православных: страх козаков укрощал Фанатизм Унии, и им-то, па словам Митрополита Евгения, обязан утверждением своим престол Киевской епархии. Но Выбор в Гетманы Малороссийские был запрещен, ранговые Гетманские были разобраны и разделены между Магнатами. Кроме обыкновенных подымных и поземельных податей, были наложены на народ Индукта и Евекта, т. е. пошлинный сбор с покупки и продажи всех съестных припасов и со всех других вещей и животных, покупных и продажных; и эти сборы были со всех жителей Малороссии.

Для православных, говорит летопись, особая сверх тога положена подать, «похожая на дань Апокалипсическую, во дни Антихристовы описываемую; и для того пред праздником Воскресения Христова по всем городам и торжищам продаваемые мирянам обыкновенные на Пасху хлебы были под стражею Польских урядников. Покупающий пасху Униат должен был иметь на груди лоскут с надписью: Униат, и таковые свободно покупали; не имеющие такой надписи, платили по тинфе и по полухлебу, смотря по величине и по ценам тех хлебов. В многолюднейших городах и местечках торг пасхами был отдан Жидам на откуп, за триста рублей; откупщики не только брали дань эту без пощады, но еще разсчитывали, кто сколько пасок должен был купить, по числу душ в семействе, и силою накидывали большее количество. Хозяева, которые сами пекли пасхи, были под надзором; их пасхи были оценяемы при церквах, во время освящения, и потом, как на покупных, так и на домашних, клали знаки мелом и углем, чтоб не ускользнул никто от подати.

«И так, производя Жидовство над Христианами, заключает наша летопись, в их собственной земле, такую тяжкую наругу (поругание), сами между тем пейсахи свои отправляли свободно, и проклинали Христиан и веру их в Синагогах своих, на Русской земле устроенных, невозбранно; а Поляки тем утешались, все пособия и потачки Жидам делая.»

Не смотря на препятствия в выборе Гетманов, иные козаки избрали преемником Сагайдачному Олифера Стеблевца; как он, так и его преемники, Богдан Конга и Жара кончили жизнь свою в безвестности. Последнего заместил Максим Григорьевич, как кажется, преданный Королю. Запорожцы убили его за то, что он удерживал их от морских экспедиций на Турков; потом пустились в ладьях в Черное море, вышли на берег, за одну милю от Константинополя, сожгли несколько селений, и навели ужас не только на десять галер, но и на столицу Турции.

Налоги, утеснения, гонения на Малороссию до того усилились, что наконец Воевода Киевский нашелся принужденным принесть Королю и Сенату убедительнейшую жалобу о горестном состоянии народа Русского, доведенного до крайности урядниками и войсками Польскими, управлявшими Малороссиею; он представлял, что мера своевольства их и безчестия превосходит всякое терпение. Королевич Владислав, несколько раз командовавший войсками Малороссийскими, уважал отличные заслуги козаков в их походах на Ливонцев, в Померанию и Данциг, когда Польша была в союзе с Швециею; друг Владислава, Король Шведский, Густав Адольф тоже принял сторону Малороссии. Королевич ходатайствовал за нее пред Сигизмундом, Густав писал чрез Министра своего, бывшего в Варшаве, что предприятия и подвиги обоих союзных Королевств, Польского и Шведского, на пользу обоюдную, всегда усовершенствованы были постоянною храбростию и мужеством войск Русских, составлявших центр Польской армии; а безпримерное послушание их к начальству и терпение в нуждах и тягостях воинских всегда удивляло и восхищало его, как самовидца и соучастника их подвигов; и потому не может он никогда смотреть хладнокровно на чинимые войску тому и народу безчеловечные насилия и варварства от своеволия Поляков, весьма худо повинующихся своему Правительству, и дошедших до безначалия. Наконец заключил он, что с Польским Правительством, допустившим войска свои и шляхту до анархии, а владельцев и вельмож-до деспотизма неограниченного, до деспотизма, презирающего права частные и народные, — что с таким правительством не можно надеяться на сохранение союзов и договоров, заключенных с соседственными державами, и только обезпечиваемых благоустроенным и надежным правлением.

Заступничество Короля Шведского заставило Сигизмунда опомниться; тогдашние Магнаты обнадежили Малороссиян скорым пособием и исполнили свое обещание «по-Польски «говорит летописец, то есть, до первого Сейма, состоявшегося из пьянства и чванства.»

Малороссия вышла из терпения; Митрополит Иов Борецкий отправил из Киева в Москву Исаакия Епископа Луцкого с просьбою к Царю и Патриарху, принять Малороссию и Запорожье под свое покровительство: «у Малороссиян одна только дума» говорил Исаакий Грамматину и Черкасскому, «как бы поступить под Государеву руку» — Если бы Сигизмунд был на месте Михаила, он воспользовался бы случаем, отторгнуть от Польши столь значительную часть Государства и войско столь значительное; но Михаил не хотел поступить против чести и прав народных, нарушением мира с Польшею.

Он велел удостоверить Малороссиян в желании быть им полезным Митрополиту Иову послал в подарок образ Пресвятыя Богородицы да пять сороков соболей; Исаакию три сорока соболей в сто рублей, сорок соболей в тридцать рублей, и сорок куниц.

Запорожцы избрали Гетманом Михаила Дорошенка; то был, дед знамениого Дорошенка-Петра.

Он водил 4000 козаков своих на Крымцев; а в следующем году ходили они на Турков, но поход был неудачен: он кончился потонпением 15 или 20 Запорожских лодок и мучительною смертию десяти козаков, захваченных в плен.

1626.

Желая занять чем нибудь козаков, чтоб тем их содержать в повиновении, Сейм указал им охранять границы, а часть отправил против Шведов. Крестьяне находились в самом жалком положении: «они принуждены «говорит Боплан «давать господину несколько четвериков хлеба, несколько пар каплунов, кур, цыплят, гусей. Оброк сей собирается около Пасхи, Духова дня и Рождества; сверх того они возят дрова на господский двор и исполняют тысячи других изнурительных требований, не говоря уже о денежном оброке, о десятине с овец, свиней, меду и со всех плодов; «по прошествии же трехлетия, они отдают третьего вола; одним словом, все, что только ни понравится господам их, крестьяне принуждены уступать; а потому и не удивительно, что сии несчастные не имеют у себя, как говорится, ни кола, ни двора. Но это еще не все: помещики, отнимая имение у крестьян, располагают произвольно и жизнию их. Так неограничены вольности Дворянства Польского!»

И это был народ свободный, как равный к равному и вольный к вольному присоединившийся.

Польское войско было увеличено в Малороссии, на Запорожьи поставлен был Гетманом, преданный Полякам, Грицко. Такии образом отнято было у козаков последнее средство к существованию. Они взбунтовались, убили Грицька, и вольными голосами избрали в Гетманы Полковника Корсунскаго, Тараса Трясилу.

30,000 у Переясловля. Тарасова ночь. Очищение Малороссии от Поляков. Бедствие Жидов. Осада Переясловля Конецпольским. Арандаренко. Жицкий. Сирко. Козаки в Константинопольском проливе. Предложение от Шведов соединиться с Малороссиею. Гаврилович. Перевязка. Измена. Гетмана судят Козаки. Павлюга. Покореиие и разорение Койдака. Казнь Сулимы. Владислав IV на престоле. Постановления в пользу Малороссиян. Новые угнетения. Битва вод Кумейками. Боплан. Вероломство Потоцкого. Боровица. Казнь Павлюги и Старшин. Постановление Сейма против всего народа. Малороссия наводнена Поляками. Состояние городов и страны. Заключение.

Тарас Трясило, после известный просто под именем Тараса, без приложения Фамилии, собрал войско и значительное число пушек и выступил к Переясловлю. Дорогою число козаков увеличилось до 30,000; у Переясловля Гетман стал лагерем между Трубежем и Альтою: укрепя стан свой, ждал нападения от Поляков.

Поляки, которые только могли поднять оружие, сходились изо всей Малороссии, а частию пришли войска и из Польши, и под начальством Коронного Гетмана Конецпольского расположились в виде стана Козачего.

Ежедневно нападали они на стан нашего Гетмана; но укрепления, обозы и артиллерия недопускали их ворваться в ряды наши; ежедневно они были отбиваемы. Козаки решились освободиться или умереть. Отчаяние угнетенных было равносильно искусству знаменитого Конецпольского и многочисленности притеснителей; а Тарас имел план обдуманный. Настал Польский праздник «Панске тяло»; начались постройки переносных алтарей, убранных цветами; начались увеселения в стане Польском; приветствовали праздник громом орудий: козаки не двигались, пока был день.

В сумерки, часть Тарасова войска проползла ползком в одну из лощин, окружавших Польский стан; там дожидались они условленного знака. Наступила ночь, козаки построились и на разсвете ударили с двух сторон на Поляков: многие из них были еще полунагие, не успев даже и опохмелиться после вчерашнего пированья. Перетоптав, переколов и перерезав часть войска, остальных козаки утопили в реке и разогнали; обоз и артиллерия достались победителям; одних Дворян у Конецпольского погибло в этом деле до 300 человек.

Битва Переясловская названа козаками Тарасовой ночью.

Гетман разделил войско на многие отряды и партии, отправил их для очищения сел Малороссийских от Поляков и Жидов. «Себе же взял Тарас удел, на работу сию, самый пространнейший.

Тогда месть Козацкая пала на врагов Христианства всею тягостию времен необузданности. Арендаторы гибли целыми тысячами; готовясь резать жида, козак припевал ругательства жидовские на Христиан, разсказывали, ему об аренде пасочной, напоминали ему значки угольком и мелком на пасхах, и потом без пощады зарезывал.

Поляки скоро узнали об истреблении своих единоверцев, во всей Малороссии и что «жиды прожектанты и лазутчики с талмудами своими так же не забыты и получили за мытничество свое довольное возмездие.»

Но правительство Польское не смело ничего предпринимать против козаков.; Король Шведский, обиженный неуважением к его представительствам за Малороссию, и по другим политическим причинам, и для нас посторонним, объявил войну Сигизмунду. К тому же и Россия заботилась о возвращении Смоленска, которым Польша завладела во время Московских смут.

Был ли при войске Тарас во время трехнедельной осады Переясловля Конецпольским, или находился в отлучке, не известно. Но козаки, имея частые битвы с Поляками под Переясловлем, наконец овладели обозом Конецпольского, отняли перевозы чрез Днепр и пожгли поромы. Отступив от города и наружно примирясь с козаками, Польский военачальник назначил им в Гетманы, уроженца Коневского, Тимофея Арандаренка, который съехавшись с Митрополитом Иовом в Черкасах, на раде, положил отправить к Королю двух представителей с жалобою на разорения, причиненные войною в Украйне. Король отвечал или нет, не известно; но бывший при Сагайдачном Наказным Гетманом Петр Жицкий заступил место Арандаренки.

Кошевый Атаман Сирко писал к Хану Крымскому Мурату: «Братья наши, Запорожцы року 1629 с вождем своим воюючи в човнах по Эвксипонту, коснулись мужественно и самых стен Константинопольских и оныя довольно окуривали дымом мушкетным при Великом Султане, и всем мешканцам Цареградским сотворили страх и смятение; а некоторые отлеглейшие селения Константинопольские запаливши, толь щастливо и з многими добычами до Коша повернули.

История не знает кто был этот вождь. Может быть, Тарас булаву свою сдал другому кому нибудь; козаки ночью вошли в пролив Константинопольский, овладели двумя галерами, и спокойно возвратились в, свою неприступную Сечь.

Густав Адольф предложил козакам, чрез Рижского Губернатора Руселя, отдаться к нему подданство, обещая им ненарушимое сохранение вольностей и веры их, какь, «Благородным Рыцарям, храбрым воинам, обладателям Днепра и Моря Черного, защитникам веры Греческой.» Но, смерть Густава прекратила на этот счет все намерения Старшин Малороссийских, если были какие нибудь; к тому же, Малороссия поставила бы против себя и Россию, ссылаясь на Деулинский договор с Польшею. Царь не позволил Послам Короля Щведского проехать в Украйну чрез Россию; он сам вероятно надеялся овладеть со временем богатою Малороссиею в пользу Царства своего; вероятно, он предвидел, что, если не при нем, так в царствование сына его, можно будет возпользоваться многократными предложениями Гетманов о подданстве. Как бы то ни было, смерть Густава Адольфа остановила даже и помысл о присоединении Малороссии к Швеции. Тогда же явился другой Гетман, на правой стороне Днепра, Гаврилович: хитрость Польская, произведенная в Украйне междоусобие, которое погубило и Гавриловича и Петра Жицкого.

Тогда Малороссияне избрали Гетманом из полковых Обозных, предателя отчизны, Семена Перевязку. Обдаренный, подкупленный Польскими Магнатами, присвоившими многие ранговые, Гетманские и уряднические имения, он начал тайно помогать их предприятиям и, благодаря измене, — на Украйне дотоле едва ли понимали возможность изменить Украйне, — благодаря измене, Поляки мало по малу учредили все, что уничтожил и Тарас покойник.» Для своего подкрепления ввели они войска. Козаки, отрешив Перевязку от Гетманства, предали его военному суду. Жид Крамар Лейбович продал часовым усыпительного табаку, и тем спас Перевязку от позорной казни.

Генеральный Хорунжий Павлюга заступил его место.

В течении этих двух лет, Русские, под начальством Боярина Шеина, имея войну с Поляками, очищали от них Почеп, Новгород-Северский, Стародуб, Сураж, Батурин, Ромен, Иван-Город, Мену, Миргород и Борзну. Запорожцы продолжали грабить земли Ханские и Султанские. В тысяча шесть сот тридцать втором году, Кошевым был Арлам; в 1633, Сулима. Однажды, возвращаясь из морской экспедиции, Сулима увидел новую крепость Койдак, заложенную Бопланом в Июле 1635 году над Верным Днепровским; видя, что крепость эта заграждает ему путь, напал на нее, изрубил гарнизон, состоявший из 200 человек, под начальством Француза, Полковника Марсона, а крепость разграбил и присвоил. Вскоре, по приказанию Конецпольского, он был осажден, взят и отвезен в Варшаву, и там четвертован.

Королем был уже Владислав, сын Сигизмунда; еще до вступления на престол, на сейме 1-го Ноября 1632, он предпринял примирение между благочестивыми и Униатами: тогда положено было быть двум Митрополитам, Униатскому и Неуниатскому; в Полоцкой Епархии быть так же двум Архиереям; в Епархиях Перемышльской и Львовской всегда быть Епископам благочестивым, Луцкую тоже уступить Неунитам, и возвратить им несколько церквей и монастырей.

По вступлении на престол Владислава Ноября 15, он присягнул на пактах конвентах.

На Сейме Коронациональном снова присягнул в сохранении всех прав и вольностей Диссидентов, и в ненарушимости привилегий, данных церквам Греческим; тут целая посполитая речь подтвердила диплом, данный Королем в пользу Грекокатоликов духовных и светских; а в жалованной грамоте Епископу Мстиславскому Бобриновичу, Король объявил, что всяк, не желающий быть в Унии, может свободно относиться к Епископу не-Унитскому, по силе, статей примирения. Наконец на Варшавском Сейме состоялась конституция, по которой утверждались статьи примирения, и речь посполитая определила всегда защищать Униатов и Неунитов.

Не взирая однакож на все эти постановления, насилия Поляков снова до того достигли, что Гетман начал собирать войска свои. По повелению Конецпольского, Гетман Напольный, Потоцкий, выступил против козаков. Оба войска сошлись возле Корсуня; под селом Кумейками, напав в расплох на козаков, Гетман разбил их наголову; Боплан был в сражении, описал его, и считает козаков до 48000 человек, из которых убито было до 6000. Не вероятно, чтоб 6000 козаков защищая жизнь свом до последнего издыхания, убили только 100 Поляков, как говорит этот очевидец, преданный Конецпольскому. Французы, Подполковник Морвиль и Поручик Лакродат заплатили жизнию за победу; но весь козачий обоз достался победителям; битва продолжалась до полуночи.

Пользуясь темнотою ночи, Павлюга отступил к местечку Боровице, куда собралось множество козаков. Потоцкий окружил стан Козацкий и предложил Малороссии мир, обещая именем Короля не только прощение, но и подтверждение прав и привилегий войсковых и народных, на том условии однакож, чтоб изгнанный Гетман Перевязка был Гетманом, а Павлюга остался бы спокойно в имении своем. Мир был подписан и утвержден присягою.

Но едва Козаки вышли из стану и начали в безпорядке расходиться, Поляки напали на них со всех сторон, многих изрубили, перестреляли, перерезали, остальных ограбили и обрезали у них усы и чуприны. Гетмана Павлюгу, Обозного Гремича, Асаулов Побидсила Летягу, Шкурая и Путилу заковали в железы и отправили в Варшаву с донесением, что они взяты в плен во время сражения, без всякого разследования, без всяких справок. Малороссийские старшины были приговорены к смерти.

Павлюге, живому содрали с головы кожу, и набили ее гречневою половою; остальным отрубив головы целиком, оные отослали на позор в города Малороссийские. В Нежине, Умане, Батурине и Черкасах были выставлены головы Старишин, а Гетманская в Чигирине, на сваях; потом сожжены всенародно во время ярмарок.

Немедленно Сейм обнародовал следующее постановление:

«Все преимущества и избирательства Козаков, за учиненное ими возмущение, уничтожаются, и с сего времени Козак должен быть равным каждому крестьянину. Хотя регистровые Козаки и остаются, счетом 6000, но не будут уже иметь собственного предводителя, ими самими избираемого, а поступят под начальство Коммисара, назначенного из Польских Дворян, который обязан присягнути Королю и республике, что будет им верен; который не допустит их к своеволию, принудит повиноваться Коронному Гетману, заставит вознаградить всякий понесенный Поляками убыток. Коммисару этому должно жить в Трахтемирове, Козакам Канева и Корсуня, где Коммисар укажет. За гранью этих округов нельзя ни владеть никаким участком земли, чтоб их соотечественники не имели с ними, ни под каким предлогом, никакого сообщения. Все, что прежде самовольно козаки причислили к Трахтемировскому округу, Коммисары должны возвратить законным владельцам. Один за другим по очереди, полки должны заграждать Татарам переправу чрез реки, охраняя острова и пороги, и не допуская козаков к Черноморскому плаванию. Кроме этой стражи никто не должен уходить на острова и пороги иначе, «как с свидетельствомот Коммисара; а кто без свидетельства будет пойман на Койдаке, тот будет писужден к казни смертной.»

Страданья Украйны усиливались. Древний Киев был в развалинах; одни только Софийский и Михайловский храмы уцелели, но они были оспариваемы Униатами; Подол, обнесенный деревянным забором, с такими же башнями, и окопанный ничтожным рвом в 25 футов ширины, имел только от пяти до шести, тысяч жителей. Все это было наводнено иноверцами. Доминиканский и Бернардинский монастыри вытеснили православие; Иезуиты расположились между Днепром и Бернардинами; только десять церквей принадлежало Грекокатоликам. Улицы кривые, домы низкие, освещенные лучинами. В Чернигове были уряды Польские и монастырь Доминиканский. В Переяславле, в лучшем Малороссийском городе тогдашнего времени, где считалось до 6000 дворян, Воевода Брацлавский, Староста Переяславский Лука, племянник Гетмана Жолкевского, завел Иезуитский Коллегиум. Нежин, получивший в 1625 году право Магдебургское и герб, изображающий Св. Георгия, поражающего змия копием, — Нежин был пуст; его Король называл «Новосельным пограничным городищем своим, от России рекупированным и давал ему привилегии для населения купцами, ремесленниками и людьми всякого звания.» Черкасы были обращены в пепел Поляками. «Мы сожгли его» говорит Боплан «чрез два дня после битвы с козаками «Гадячь был только что основан. Лучшие города, местечки и села принадлежали Полякам; Лубны, Пирятин, Лукомля, Сенчи, Лохвица, Прилука, Журавка, Ичень и Монастырище принадлежали Князю Иеремии Михайле Корибуту Вишневецкому; Борзна Франциску Вышлю, Сосница Матьяшу Пшонке; Носовка Адаму Киселю; Батурин Юрию Зтечине. Словом сказать: Полякам казалось, что они уже овладели Маллороссиею; казалось им, что Гетманщины не будет уже.

Избрание Остряницы. Грабежи Потоцкого. Козаки собираются у Переясловля. Битва под Старицею. Осада Полонного. Духовенство умоляет Гетмана прекратить войну. Обоюдная присяга. Мир. Поездка Гетмана в Канев. Окружен и схвачен Поляками. Отвезен в Варшаву. Казнь. Жиды и жидовки в церковных ризах. Савалговит. Полтора-Кожуха. Битва на Мерле. Гроб Гетмана. Гулак. Битва под Тясьминем. Подвиги Гулака. Состояние Малороссии. Заключение.

Предательский поступок Напольного Гетмана Потоцкого с Малороссийским Гетманом Павлюгою, ужасающие варварства над козацкими Старшинами, не могли быть полезны для Поляков: они остервенили народ; вражда сделалась непримиримою, но вольные избрания не прекратились, и козаки избрали Стефана Остряницу, Нежинского полковника в Гетманы в советники; придали ему воина старого и заслуженного, Леона Гуню, из товаршиства: опытность и благоразумие их были известны целому войску.

Напольный Гетман не преставал нападать на города и селения Малороссийские и на отряды Козаков, для их защиты для вблизи расположенных: его нападения всегда сопровождались грабежами и контрибуциями, убийствами, безчинствами и насилиями.

Трудно было нашему Гетману собрать войска, разсеянные по всей Малороссии; наконец они собрались пробираясь по ночам и проселками к Переясловлю. Их первым предприятием было очистить от Поляков города приднепровские, по обеим сторонам реки, и возстановить сообщение между войсками и жителями обоих берегов. Успех был удачен. Польские войска надеялись, что Козаки устрашены их лютостью с Павлюгою и Старшинами; не предполагая, а тем более не ожидая от Малороссиян никаких предприятий, они пировали в совершенной безпечности, везде были разбиты, истреблены, везде теряли военные припасы и артиллерию. Наконец, отлично вооруженные оружием врагов, козаки собрались, пошли искать Польского Военачальника и увидели его стан, укрепленный над рекою Старицею.

Тотчас Гетман приступил к атаке. Поляки знали, какова будет месть за их вероломство; они защищались до отчаяния, козаки бились с остервенением чудовищным; сделав залп из всех ружей и пушек, произведя дым почти непроницаемый, по трупам товарищей, с нечеловеческою яростию они побежали на укрепления, ударили в сабли и пики и завязался рукопашный бой. Крик и стон людей, «треск и звук орудий уподобились грозной туче, все ниспровергающей» говорит летопись. Поражение Поляков было повсеместное и самое губительное. Обороняясь одними саблями, не успевая заряжать ружей и пистолетов, не оборачивая тылу, они пятились да Старицы и, падая в нее в безпамятстве, целыми полками, перетопились. Потоцкий с малым числом лучшей конницы спасся чрез реку вплавь.

Польский стан достался победителям со всем, что в нем было, с артиллериею и запасами всякого рода; тогда козаки отправили благодарственный молебен, и приступили к погребению погибших, и соотечественников и врагов.

Сочтено было убитых Поляков 11317; Козачих трупов похоронено было 4727, а в том числе и Гуня.

Управясь с мертвецами, козаки погнались за Потоцким, и настигли его в местечке Полонном. Ожидая помощи из Польши, он заперся в замке. Немедленно Остряница приступил к штурму. Тогда Потоцкий выслал на встречу, к нему церковную процессию, с крестами хоругвями и Русским Духовенством, которое начало заклинать Гетмана и его войско, чтоб они преклонились на мирные предложения.

Долго советывались в нашем войске; наконец после взаимных клятв собрались в церковь Чиновники от обоих Гетманов; составили условия вечного мира, дали обет предать все прошедшее полному забвению и присягнули на Евангелии о вечном хранении написанных ими статей, прав и привилегий. Войска разошлись.

Остряница с Генеральным Старшиною и с Полковниками поехал в Канев, чтоб в тамошнем Монастыре принести Всевышнему благодарение за ратный успех.

Поляки, которые уцелели от битвы над Старицею и присягнули в Полонном, обратились немедленно к своему духовенству; оно, как давно уже известно каждому, по власти, усвоенной ему Папою, разрешать от клятв и грехов, оно объявило им, что сохранение клятв свято только между Католиками, но с теми, которых они почитали Схизматиками, клятвы и присяги разрешаются и отменяются яко с нечестивыми.

Остряница с Старшинами Козацкими, повторяем, ехал на богомолье в Канев; он не взял с собою стражи: то было уже время мирное. Поляки, проведав о поездке его, по ночам, оврагами и проселками прошли к монастырю и окружили его многолюдною толпою. Гетман узнал о предательстве тогда уже, когда весь монастырь наполнен был Поляками. Сопротивляться было не к чему; он сдался со всеми своими сопутниками в числе 37 человек: их кинули в телеги, и с величайшею поспешностию, путями потаенными, боясь нападения, повезли в Варшаву, а монастырь Каневский и церкви разграбили и со всех сторон зажгли.

По приближении к Варшаве, узники были связаны по два в ряд; накинув им петли на шеи, всадники тащили их пеших веревками, с торжеством, при барабанном бое, и провозглашали, что Схизматики взяты в плен во время победы, над ними одержанной над Старицею; потом их заковали в железа и ввергли в преисподния.

Жены захваченных Чиновников, забрав с собою грудных младенцев и малолетних детей, отправились в Варшаву, надеясь умилостивити и подвигнуть на жалость тамошних Вельмож. Трогательно заставляли они детей предстательствовать за отцов; но это никого в Варшаве не умилостивило: это умножило только ярость и радость тогдашних, кровожадных Магнатов.

Без разбирательств, без допросов, узники чрез несколько дней повлечены были на казнь. Казнь оная, говорит летопись еще была в мире в своем роде, и неслыханная в человечестве по лютости своей и варварству, и потомство едва ли поверит сему событию; ибо никакому и самому свирепому Японцу не придет в голову изобретение, а произведение в действо устрашило бы самых зверей и чудовищ. Оное открывала процессия Римская с множеством Ксензов ее, которые уговаривали везенных на жертву Малороссиян, чтобы они приняли закон их на избавление свое в чистилище; но сии, ничего им не отвечая, молились Богу по своей вере, Место казни наполнено было народом, войском и палачами с их орудиями».

Гетман Остряница, Обозный Генеральный Сурмило и Полковники Недругайло, Баюк и Рындич были колесованы; им переломаны руки и ноги, и по колесу тянули из них жилы, пока они скончались.

Полковники Гейдеровский, Бутрим и Запалый, Обозные Кизим и Сучевский, пробиты железными спицами насквозь и подняты жывые на сваи.

Асаулы полковые. Постылич, Гарун, Супыга, Подобай Харкевич, Чудак и Чурай, Сотники: Чуприна, Окулович, Сокальский, Мирович и Ворожбит гвоздями прибиты стоячие, к доскам облитым смолою, и сожжены медленнымии огнем.

Хоружие: Могилянский, Зигреба, Скребыло, Ахтырка Потурай, Бурлий и Загныбеда растерзаны железными когтями, похожими на лапу медвежью.

Старшины: Мантей, Дунаевский, Скубрий, Глянский, Завезун, Косыр, Гуртовый, Тумар и Тугай четвертованы по частям.

Жены и дети страдальцев, увидя первые казни, наполнили площадь воплями и рыданиями, но скоро замолкли.

Женам обрезали груди и перерубили их до одной, а сосцами били мужей, живых еще, по лицам.

Детей, бродивших и ползавших около окровавленных матерей, пережгли, в виду отцев их, на железных решетках, под которые подкладываемы были уголья и раздуваемы метелками и шапками.

Головы, руки и ноги чиновников Малороссийских развезены были по всей Малороссии и развешены на столбах по городским площадям. Польские чиновники, разъезжавшие с войсками по всей Малороссии делали все, что хотели, с ее жителями; насилия, грабежи, безчинство и неистовства превосходят всякое описание. Зверство Варшавское повторялось во всех городах и селениях Украинских.

Несколько раз, в глазах родителей, сожигали детей на угольях и варили в котлах, а потом и матерей предавали мучительнейшей смерти.

Ограбив Российские церкви, Поляки отдали их в аренду жидам; потиры, дискосы, ризы и стихари распродали и пропили; жиды церковное серебро переделали для себя на посуду и на убранство; жидовки из риз и стихарей шили себе нагрудники, оставляя на них, в насмешку Христианам, знаки крестов, которые прежде были там нашиты.

Эти ужасы возмутили всю Малороссию. Тотчас по совершении казней, козаки избрали Гетманом Савалтовича, но подозревая в измене, изрубили его.

На место его вступил на Гетманство из Асаулов Полковых Карпо Полтора-Кожуха. Всеми силами старался он умножить войска свои и воскресить свободу Малороссийскую; итак еще раз собрались козаки с Запорожцами при реке Мерле, Слободко-Украинской Губернии; но новый Гетман не был счастлив на поле битвы: Князь Иеремий Вишневецкий разбил и разсеял войска его. Тогда все пути были пресечены к сообщению Гетмана с войсками за-Днепровскими и за-Десенскими; ими повелевали Гетманы Литовский и Коронный. Малороссия была управляема Польскими Воеводами Каштелянами, Старостами, Коммиссарами, которые дли народа были, говорит летопись, совершенно волки хищные, а не пастыри.»

Поляки покушались истребить и Полтора-Кожуха с войском, но он придерживался границ, отделяющих Украйну от степей Крымских и от Запорожья; удачно отражая наезды Польские, он часто хватал их Начальников, потом дарил и продавал их Татарам в Крым; иногда менял их на рогатый скот и на баранов, для прокормления Козаков своих. Будучи приглашен Ханом для отражения Калмыцких орд, напавших на пределы Ханские, он победил их в нескольких схватках, и прогнал за Волгу.

Так проскитавшись три года, он кончил свою странническую жизнь в войсковом таборе, на голой степи, где не было и двух досок, чтоб сбить гроб для Малороссийского Гетмана. Его похоронили в горелочной бочке.

Полковый Обозный Максим Гулак вольными голосами был избран ему в преемники.

Напрасно порывался он умножить число козаков своих и избавить родину от ига Польского. Чарнецкий, Староста Чигиринский, разбил и разсеял малочисленное войско, приведенное к Тясмине для поисков над Поляками; обоз с запасами и артиллериею достались победителям.

Тогда, имея только 7000 человек регистровых, Гетман начал придерживаться границ Малороссии и ходить на помощь, кому нужна она. И когда зазывал их Хан Крымский, то воевал он на Хансколи иждивении с Татарами Волжскими, с Черкесаиии и Кадмыками; когда нужна была его помощь Царям Московским, то воевал за них с Заволжцами. Случилось наконец ему побывать, по просьбе Султана Турецкого, в войне и с Шахом Персидским; и на счет Турецкий ходил он тогда с своими козаками за Кубань и в Анатолию, с Пашею Джезаром, довел войско свое до Эривани, и Султан прислал ему в награду Бунчук и перначь, осыпанные жемчугом и каменьями.

Так пять лет влачил он безродно, и безотрадно жизнь свою. По смерти его, умаленное во время походов войско присоединилось к Запорожцам и осталось жить в неприступных куренях, ни островах Днепровских.

А Малороссия доведена была до последнего изнеможения. Вельможи превратили Козаков в наемное войско, разделили между собою поместья; для одного Конецттольскаго Боплан завел пятьдесят деревень, из которых, как он сам говорит в посвящении книги своей Иоанну Казимиру, составилось чрез несколько лет деревень до тысячи. Потоцкие, Вишневецкие выводили в степи жителей Малороссии, Коммисары разоряли их; из звериной и рыбной ловли отнимали у козако в лучшую добычу, разсылали их с письмами, поручали им присмотр за собаками, чистить лошадей; приказывали выметать сор из дворов топить печи; удерживали ежегодное жалованье, присыланное для них Королем и речью посполитою; мед, горелку, пиво и брагу вовсе запрещали; сыновей козацких употребляли на панщину; чрез дикие степи в отдаленнейшие города, ходили козаки от пана к пану с подарочным орлом, ястребом или собакою. Их Полковниками были Шляхтичи, а Велможи Польские, будучи отдалены от безчисленных своих поместьев Украинских, не знали что подарки, им приносимые от старост и жидов арендаторов, сопряжены с разорением их подданных, и не чувствовали того, говорит один летописец, «что им кожу мажут их собственным салом «. Никто из жителей не знал, кому принадлежит не только его собственность, но даже жена и дети его. Вот до чего доведена была Малороссия!

Но гроза уже созрела и повисла над вероломными губителями народа благороднаго и долготерпеливого, над, губителями того народа, который, был свободен как и они, который дружелюбно соединясь с ними за несколько веков, столько крови пролил за их отечество. Клятвопреступники, варварски тешившиеся над присягою и человечеством, душегубцы, умерщвлявшие безпощадно младенцев и жен неповинных, изуверы, издевавшиеся над людскими мнениями и верою, грабители чуждой собственности, насилователи дев, опьянелые кровию, одевшись в ризы священнические, после плясок и пения на площадях, где совершались казни чудовищные — они как будто обезумели, и, проводя дни и ночи в самохвальствах, буйстве, юродстве и бражничанье, заснули умом и чувствами….. Проснулись лицем к лицу пред ними стоял Богдан Хмельницкий!

Чтобы потомство поняло Зиновия Богдана Хмельницкого, судьба спасла от забвения несколько сведений о рождении, предках и юных летах его. В описании битвы Цецорской, где впервые встречается имя избавителя Малороссии, мы только мимоходом сказали об нем, но это для того, чтоб после заняться им единственно.

Его предок по отцу, был потомок Венцеслава, который гетманствовал с 1534 по 1569 год. Родной его дед по матери, был Федор Богдан, бывший Гетман с 1576 по 1579 год. Один из Историков наших, основываясь на том единственно, что для славы имени своего Хмельницкий не имеет надобности в знатном происхождении, отвергает эту родословную. Но как такое опровержение слишком слабо и самопроизвольно, то мы должны придерживаться Гетманской Летописи, и не из честолюбия, за Хмельницкого, но от желания быть справедливым, не отдалимся в этом случае от Конисского.

Отец Зиновия, Михаил, родился в местечке Лисянке; сперва служил он при Коронном Гетмане Жолкевском, потом был сборщиком податей и счетчиком в Чигирине. Ян Данилович, тамошний, Староста, в награду за усердную службу, утвердил за ним родовое поместье предков его, село Субботов, с хуторами и угодьями, с церковью каменною и с монастырем, построенным Хмельницкими.

Тогда Михаил, как в то время звали его, Хмельник, женился на Анастасии, дочери Феодора Богдана, и стал Сотником в Реестровом Черкасском полку «По характеру, вспомогаемому хорошим достатком, он значил Вельможу здешнего края.» У него родился сын, при крещении получил два имени: одно Зиновий, а другое, по обычаю того времени, придаточное, дедовское по матери, имя Богдан. Князь Сангушка был восприемным отцом его.

«Сей Зиновий», говорит летопись, «яко единственный сын у отца, воспитан им в Варшаве попечением прямо отеческим и иждивением Вельможским. Все классы тогдашние изящных наук прошел он под руководством наилучших учителей, щедротою приобретенных.»

«Природная острота и дарования оправдали старания отеческие и учительские: при других его занятиях, особливо искусен он был в первейших Европейских языках, а паче в Латинском и Греческом.»

За то Римское Духовенство и Вельможи Польские любили и уважали Зиновия еще в молодых летах его, и Сигизмунд отличал его между сверстниками.

В 1620 году Октября 7 происходило сражение при Цецоре, сражение неудачное и знаменитое; там отец Зиновия, Михаил, лишился жизни, как помнит Дума народная.

«Видкиль едешь? От Дунаю.
«А що чував про Михайлу?
«Еге чував! я сам видав:
Ишлы Ляхи на тры шляхи,
Козаченьки на чотыры,
А Татаре поле крылы.
А в тым, виську Козацькому
Йихав возок, тай покрытый
Червоною китайкою,
Заслугою Козацькою.
А в тым возку було тило,
порубане, и почерниле;
За тым возком конь, Лыцарьский
Веде коня хлоп Козацький,
Держить в руци спыс довгенькии,
А у другий меч ясненький, —
Ой ще з меча и кров тече.
По Мыхайли маты плаче.
Не дуже сын порубаный,
Головонька на тры части,
Биле тило на чотыры.

Видя отца, в крови плавающего, Зиновий, который служил при нем в охотниках, врубился в ряды врагов, был окружен и взят в плен. Турки продали его Мурзе Крымскому Ярусу. Два года томился он в чужой земле и неволе, узнал нравы татарские, завел дружбу с тамошними вельможами, научился языкам Татарскому и Турецкому, и наконец был выкуплен Сигизмундом.

Тогда поступил он в Королевскую гвардию. В 1629 году, в сражении в Валахами и Венгерцами, взял в плен двух Князей Кантемиров и привел их к Королю.

Но любовь к родине не угасала в великом человеке, не смотря на мелкие почести, которыми хотели его приманить к себе враги Малороссии. Боплан заложил и построил крепость Койдак; Хмельницкий приехал в отпуск на родину. Тогдашний Наместник, или Дозорца, Чигиринский, Пан Чаплинский, под распоряжением которого производились постройки крепостные, ехал осматривать работы Инженерския, и пригласил с собою Хмельницкого. Койдак не мог веселить Зиновия; будучи построен над Днепром, он имел целью, уничтожить сообщение козаков Городских и Земских с Запорожцами. Это была черта, разделявшая родных братьев.

Но любовь к родине не угасала в великом человеке, не смотря на мелкие почести, которыми хотели его приманить к себе враги Малороссии. Боплан заложил и построил крепость Койдак; Хмельницкий приехал в отпуск на родину. Тогдашний Наместник, или Дозорца, Чигиринский, Пан Чаплинский, под распоряжением которого производились постройки крепостные, ехал осматривать работы Инженерския, и пригласил с собою Хмельницкого. Койдак не мог веселить Зиновия; будучи построен над Днепром, он имел целью, уничтожить сообщение козаков Городских и Земских с Запорожцами. Это была черта, разделявшая родных братьев.

Хвастливый Пан спросил будущего Гетмана по-Латыни, подтвердит ли он мнение всех знатоков, что это будет крепость непобедимая. Зиновий отвечал на том же языке: «Еще не слыхал я и нигде не начитывал, чтоб что либо созданное руками человеческими не могло быть ими же и разрушено.» Изтолковав ответ возмутительным, Чаплинский отправил Хмельцкого в Чигирин под стражею, но он бежал в Варшаву, освобожденный дочерью старосты, Анною, и подал Королю жалобу за своевольный и оскорбительный поступок с офицером Королевской Гвардии. Король приговорил обрезать один ус Чаплинскому, и стражник Скобкевский, присланный для исполнения приговора, обрезал ус Поляку.

Тогда дочь Чаплинского, против воли отцовской, вышла замуж за Хмельницкого. Первый сын ее Тимофей, по словам Архидиакона Алепского Павла, имел уже восемь лет во время последнего возстания Линчаевцев на Барабаша; по если мы вникнем, что он был уже в 1648 году Главнокомандующим в Молдавии, что в 1650 женился на Липулиной, то женитьбу Хмельницкого мы не можем иначе отнести как к годам 1630–1632, т. е. во время возстания Линчаевцев Тимоей мог иметь от 13 до 16лет. От нее Хмельницкий имел и другого сына, Юрия, с отцем ни в чем не сходного.

Вражда Чаплинского с Зиновием была неугасима; отрезанный ус, похищение дочери, и желание овладеть богатым Суботовым, разжигали эту ненависть.

Зиновий между тем жил на покое, в поместье своем; занимался хозяйством; он в тайне горевал об участи Малороссии. Николай Ялмужна Зацвилиховский был избран Поляками в Наказные Гетманы; он прославился в битвах с Татарами, его полюбили козаки и Запорожцы. Мимо Магнатов и Короля, послал он Асаула Макеева и Станичного Атамана Данилу Александровича к Царю Алексию Михайловичу. За чем их посылал, что писал, какой был ответ-не известно. Известно только, что в Июне месяце привезли они в Москву Гетманский лист и двух пленных Татар, и Царь им дал жалованье: Асаулу камку, кофтер, сукно лундыш да двенадцать рублей; Атаману сукно лундыш, тафту и десять рублей, да на обоих в добавок две пары соболей по челобитью.

Зацвилиховского нестало; он схвачен, отвезен в Варшаву и уже не возвращался; его место заступил Иван Барабаш, Асаул Генеральный, и Полковник Чигиринский.

Кто был Барабаш, о том потомство забыло; говорят, будто бы и современники не знали о том. В 1628 году пришел он в Запорожье, чрез четырнадцать лет разбогатев стал войсковым Асаулом, а там Полковником и Гетманом Наказным.

И Чаплинский продолжал быть Подстаростою, гнал Хмельницкого, да заботился о присоединении поместья его к обширным своим владениям. Однажды, послав Зиновия против ворвавшихся в Украйну Татар, он подкупил его оруженосца, и предатель, во время битвы, Ииаиес вождю своему лову такой удар, который был бы смертельным, еслиб не защитил его железный шлем; дело было проиграно. Упрекая оглушенного ударом Зиновия в малодушии и небрежности, Чанлинский арестовал его.

Наконец, притязатель чуждой собственности донес своему Старосте Конецпольскому, что Хмельницкий не имеет права владеть Суботовым, что это поместье принадлежит к Староству: получив позволение от Старосты, он вооруженною рукою выгнал Хмельницкого из Суботова, и овладел его достоянием.

С этими угрозами поехал он в Варшаву; Сенат объявил ему, что относительно поместья данный порядок судопроизводства не может быть изменен в пользу одного человека. У Зиновия уже не было жены; он имел любовницу и думал жениться на ней. Во время отлучки его Чаплинский сжег его мельницы и винокурни, увел его любовницу, а сына Тимофея, малолетнего, высек плетьми.

Зиновий снова жаловался. Сенат отвечал ему, чтобы он искал другую между красавицами, которых на свете много. Но эта поездка, эти жалобы доставили ему случай увидеть Владислава: он был представлен ко двору Коронным Канцлером Юрием Осолинским. Владислав носил тогда одно название Короля, желал укротить буйство Магнатов, и видел одно к тому средство: привлечь Козаков на свою строну. Он ласково принял Хмельницкого. «Ты в праве употребить противу Чаплинского одинаковые меры насильственные, и для всех Козаков, подобных тебе, это одно есть средство избавиться от притеснения», так сказал ему Коороль. И Хмельницкий возвратился в Малороссию Генеральным Писарем.

Барабаш в то время искал уже действительного Гетманства. Поляки его любили: «к Ляхам приличен был «, говорит одна из наших летописей, «и своей корысти только ищущи, изволил сам в счастии жити, а о войску нерадел, ниже о обиде людской.» И так Малороссияне ненавидели его. Мятеж вспыхнул; одна из сильнейших частей Запорожского войска, Линчаевцы избрали себе своего Гетмана, ушли на Никитин рог; к ним стали подходить другие козаки. В Запорожьи началась война междоусобная; тщетно Зиновий и Митрополит Могила старались прекратить ее ужасы; козаки дрались с козаками. Линчаевцы были усмирены.

Тогда открылось предательство Барабаша. Поляки, Жиды, Униаты, Иезуиты налегли с помощию Наказного Гетмана на Малороссию, и козаки все вдруг взбунтовались. Рада, под начальством Судьи, Антона Полежая, стала допрашивать Барабаша об его намерениях: Барабаш поклялся действовать в пользу войск; Хмельницкий воспользовался этим случаем уговорил предателя написать к Королю жалобу на Жидов и Униатов. Барабаш написал ее и отправил.

Владислав всегда любил Козаков; он и прежде вместе с Шведским Королем, перед отцом своим за них предстательствовал. Послание от Барабаша было им принято благосклонно и передано Сенату и чинам на разсмотрение.

Король в отзыве к Магнатам так выражался: «Всякое правление насильственное и тиранское никогда не было прочно и долговременно, но яко нечто вынужденное и взаимными интересами и согласием не укрепленное, всегда оно разрушалось и с треском падало. А что народ Русский, с городами, селениями и землями своими соединился с Польшею добровольно, на одинакие и равные с нею права и преимущества, сего опровергнуть мы ничем неможем, яко утвержденного торжественными договорами и пактами, в привилегиях и архивах хранящимися. Ежели же на опровержение того поставлять причиною народные возмущения, то справедливость требует противоставить им и гонения на них, нарушающие права и свободы народные.»

Но Король издавна был обезсилен уже Вельможами; они не согласились с его мнением: напрасно толковал он с своим бурным Сеймом; уговоры не действовали на эти необузданные головы. Король отвечал Наказному Гетману чрез Малороссийских депутатов, и этот ответ послужил весьма не в пользу для Поляков.

Барабаш известил Сейм об опасности поголовного возстания, тайно убил Полежая, и скрыл от всех, кроме Генерального Писаря, ответ Королевский; в нем было сказано: «Поневаж вы воины е те, то что вам возбраняет стать за себя и за свою свободу? Ибо видно жребий ваш таков, чтоб иметь все от меча, и даже самую свободу; а я помогать вам не в силах, будучи обуреваем партизанством и их факциями.»

Еслиб Хмельницкий не был Генеральным Писарем, то и он не знал бы этих слог достопамятных, где вся ничтожность Короля, вся горесть его, все буйство скопища Магнатского и наконец вся гибель Польши заключаются.

Несколько раз Хмельницкий уговаривал Барабаша объявить чинам, народу и войску слово Королевское. Он доказывал, что этим благоволением ободрена будет Малороссия. Он советовал дать знать из под руки Полякам о мыслях Королевских, и тем укротить их гонения и насилия; не будут ли образумлены, думал он, по крайней мере страхом всеобщего возстания, позволенного самим Королем. Все эти старания Хмельницкого были напрасны.

Барабаш был слишком задарен Панами; он переписывался с Магнатами, советовал поголовное истребление Запорожцев, а Поляки с боязни думали о свободе Малороссиян; с ней сопряжена была потеря поместьев Украинских, и свою предательскую переписку, вместе с Королевским универсалом, изменник хранил в сундуке, под воротами. Сын Полежая Иван был избран в Запорожьи Атаманом. Конецпольский дал вспоможение Наказному Гетману. Асаул Темиря с 500 человек Земской Польской стражи, и с 3000 козаков, был отправлен против Полежая. У каменного затона, Темиря разбил Линчаевцев, которые не ожидали нападения; Никитинская Сеча сдалась Полякам, Полежай был убит на сражении. Барабаш в это время успел съездить в Польшу и возвратиться в Украйну.

Зиновий между тем вызвал Чаплинского на поединок, и за такой отчаянный поступок едва было не заплатил собою и родиною: шлем и латы спасли его от убийц, подосланных трусливым Подстаростою. Уже грозила ему голодная смерть в тюрьме, куда заключил его Александр Конецпольский, по доносу Чаплинского; но к счастию, жена донощика Подстаросты, любовница Хмельницкого, изходатайствовала свободу для прежнего своего любовника. «На нашу беду, говорят Поляки, Хмельницкий ускользнул из рук Конецпольского.»

Тогда, видя невозможность преклонить Барабаша к объявлению в народе слова Королевского, он решился хитростью овладеть универсалом и объявить его; песня народная лучше истории нам о том разсказывает.

Хмелницкий попросил, говорит она, в кумовья к себе Барабаша в город Чигирин, и когда Барабаш подпил, Хмельницкий сказал ему: «Годи тоби, пане куме, лысты Королевские держаты! Дай мини хоть прочытаты. «- На что тебе, кум, знать их? отвечал Барабаш. Нам лучше быть в дружбе с Поляками, «ниж тилом комаров годувать.» Тогда Хмельницкий дал еще лучшего вина, Барабаш напился пьян и уснул, а Хмельницкий вынул у него ключи и послал в Черкасы, к жене Барабаша, слугу своего, который объявил, что муж требует листы Королевские. «Десь то мому Пану лыхом знудылось «, сказала, жена, «що с Хмельницким гуляты зхотилось», и указала сундук под воротами. Слуга достал бумаги, и привез к Хмельницкому. Поутру Барабаш проснулся: нет ни ключей, ни Хмельницкого; он разбудил Старосту Кричевского и поехал в погоню за кумом.

Но было поздно. 7 Августа в 1647 году Хмельницкий прибыл в Сечь Запорожскую.

Он явился прямо на остров Бучый к Линчаевцам, оттуда с ними он прибыл в Никитин Рог. Там нашел он только триста человек, готовых к войне, и способных под ружье; прочие были разсеяны, находясь иные на рыбной и звериной ловле другие по Дону и по Донцу разъезжая и грабя купечество.

К ним призвал Хмельницкий Козаков реестровых, которые оставались от командования Гулака и проживали в зимовьях Запорожских, три тысячи сто пятнадцать человек. Он созвал Раду, прочел ей письма Барабаша и универсал Королевский. «Выбирайте любое» сказал он: «гибель со славою, или гибель со стыдом.» Козаки, не дождавшись окончания речи, единогласно объявили готовность на предприятие в пользу отечества и прикрыли его шапками, в знак выбора его в Гетманы. Но он отвергнул это предложение до общего, согласия всего народа и войска, а вызвался предводительствовать ими в прежнем чине своем и объявил, что необходимо взять Койдак.

Крепость была наполнена войсками Польскими, недопускавшими соединения городских козаков с Запорожскими. Хмельницкий пошел на приступ неожиданно. Козаки спешились, и сделав фальшивый приступ к Койдаку со степной стороны, криком и пальбою обратили на себя внимание осажденных. В то время, другой отряд Хмельницкого прополз Днепровским берегом к самой крепости, и водными воротами вошел в нее почти без сопротивления. Внутри крепости козаки ударили решительно на Польское войско, и произвели в нем страшное поражение Козаки, действующие со степной стороны, увидев товарищей своих внутри крепости, пошли на приступ действительный; а как войско неприятельское было занято работою со стороны реки, то они вломились в ворота немедленно, и окончили поражение так, что ни одного Поляка не осталось, который бы мог известить о истреблении товарищей. Амуниция, артиллерия и всякого рода запасы, хранившиеся в Койдаке, достались в добычу Хмельницкому, и помогли ему вооружить войско. Койдак назначен был сборным местом для войска, Малороссийского.

Митрополит первый получил от Хмельницкого известие о королевском дозволении козакам достигнуть свободы оружием. Он не только одобрил предприятие Хмельницкого, но наложил проклятие на всех, кто не станет под его знамена; одна из последних молитв в жизни нашего Первосвятителя была об успехе оружия, подъятаго козаками за Малороссию.

Из Койдака были разосланы окружные грамоты в города и селения; прописывая письменное соизволение Королевское на поголовное возстание Козаков, и объявляя свое предприятие освободить Малороссию, Хмельницкий в этих листах уговаривал войска, чтоб отложились от наказного Гетмана Барабаша, от «сего дознаннаго зрадцы и предателя отечественного, какшактующего тайно и явно с Поляками на пагубу народную.»

Он предлагал всем и каждому, собраться к нему в Койдак для дальнейших совещаний. Скоро после оповещения пришли 3000 регистровых козаков: Полтавский, Миргородский, Гадячский и части других полков.

Они удалились от Барабаша в то время, когда, он отбирал от Поляков новую присягу в верности к службе Королевской, при поисках над Хмельницким и его сообщниками.

Поляки взволновались от возстания Козаков; на одного Барабаша была у них надежда, а Барабаш об одном лишь и мыслил-о действительном Гетманстве-ему жало душу слово: Наказный. И Сейм утвердил его Русским Гетманом обеих сторон Днепра и Войска Запорожского. Он достиг двух целей, одной обетованной, другой, вовсе неожиданной-булавы и смерти.

С величайшею поспешностию известил он Коронного, Гетмана Потоцкого о действиях Зиновия Богдана. Потоцкий столь же поспешно, отправил к нему сына своего с 9000 коронных войск. Барабаш и сын Коронного Гетмана соединились в городе Черкасах; тут они сделали все необходимые распоряжения к нападению на Хмельницкого: при новом Гетмане было 5000 войска регистрового, присягнувшего в верности. Эти козаки сели с ним в лодки, и отправились вниз по Днепру с тем, чтоб осадить Койдак, и от реки сделать в крепость высадку. А Потоцкий должен был обложит крепость от степной стороны, и преградить осажденным отступление.

Между тем Хмельницкий успел уже списаться с Ханом Крымским, и склонил его на свою сторону. В этом деле помогли ему не столько дары и обещания, сколько разрыв Орды с Королевством. Поляки посылали ежегодные дары Хану Крымскому, а теперь Оссолинский написал к нему: «Да будет Вашему Ханскому Высочеству ведомо, что Вы имеете дело с Королем, который умеет охранять свой народ, а не платить дани», и Хан вступил в союз с Хмельницким.

Народ во всей Малороссии уже не тайно роптал, но громогласно говорил дерзкие против Польши речи; уже Украйна из конца в конец волновалась. Барабаш с войском плыл Днепром, Потоцкий двинулся к Койдаку степью.

Хмельницкий узнал о намерении Барабаша; он приготовился принять и его, и Стефаиа Потоцкого. Для флотилии Барабашевой, на одной из Днепровских кос, далеко в реку вдавшейся, построил он сильную батарею, снабдил ее тяжелою артиллериею, пехотою с длинными копьями; все это прикрыл он, насадив вокруг батарей тростнику и кустарников. В Койдаке оставил небольшое число пехоты, и приказал ей безпрестанно появляться на городских валах, обманчиво увеличивая число осажденных перед осаждающими. Сам он со всем остальным войском скрылся в оврагах, в нескольких верстах от Койдака. Войско Стефана Потоцкого шло степью в уровень с ладьями Барабаша. Коль скоро с батареею поровнялась эта флотилия, батарея дала залп из пушек, столь удачный, что многие суда были разбиты и потоплены, другие отяжелели от людей, вскочивших в них из потопающих, и Барабашцы начали в безпорядке приступать к берегу. В тоже время Хмельницкий вышел из оврагов, и ударил Потоцкому во фланг и в тыл. Такого нападения Поляки вовсе не ожидали; сражение было губительное; войско наше врезалось в средину врагов, и отняло у них всю артиллерию. Выстрелы и пики столь для Поляков ненавистные, довершили истребление. Драгуны, рабы Польского шляхетства, недовольные своею одеждою, передались Хмельницкому; жолнеры были перерезаны, а козаки реестровые положили оружие. Из чиновников осталось в плену сорок три человека; в числе их и Стефан Потоцкий, брошенный в поле потому, что за ранами нельзя было его везти: там и скончался несчастный, двадцатичетырехлетний сын Коронного Гетмана.

Истребив войско Польское, Хмельницкий обратился к регистровым козакам, приплывшим с Барабашем. Они дрались уже, с Линчцевцами. Хмельницкий выставил перед ними белое знамя, с крестом и надписью: «Мир Христианству!»-Битва прекратилась. Урядники войска Барабашевского, и многие козаки, положившие оружие, стали под священным для них знаменем, и Хмельницкий произнес к ним следующую речь:

«Помыслите, братия и други, помыслите и разсудите: против кого вы вооружились, и за кого хотите брань с нами иметь, и кровь нашу и свою туне проливать? Я и окружающее меня товарищество; есть единокровная и единоверная ваша братия; интересы и пользы наши одни суть с пользами и нуждами вашими; мы подняли оружие не для корысти какой или пустого тщеславия, а единственно на «оборону отечества нашего, жизни нашей, и жизни чад наших, а равно и ваших. Все народы, живущие во вселенной, всегда защищали и будут защищать бытие свое, свободу и собственность; самые даже пресмыкающиеся по земли животные, каковы а суть звери, скоты и птицы защищают становища свои и гнезда до изнеможения, и природа, по намерению Творца всех и Господа, снабдила всех их разными к тому орудиями, в самых членах их. Почтоже, братия, быть нечувствительными, и влачить тяжкие оковы рабства в дремоте и постыдном невольничестве в собственной земле? Поляки, вас вооружившие на нас, суть общие враги и неприятели наши. Они все уже от нас отняли: честь, права, собственность, и самую свободу разговора, и вероисповедания нашего; остается при нас одна жизнь, но и та ненадежна и несносна самим нам; да и что за жизнь такая, когда она преисполнена горестей, страхов и всегдашнего отчаяния? Предки наши, известны всему свету, Словене или Савроматы и Руссы, соединясь с Литовцами и Поляками добровольно и ради защиты от иноплеменников, пришли к ним с собственною своею природною землею, с своими городами и селениями, с своими даже законами, и со всем, в жизни нужным, а Поляки ничего им, ни нам не давали ни на один пенязь! А заслуги наши и предков наших Полякам в обороне и разширении Королевства их, известны суть всей Европе и Азии. Да и самые и Поляки хрониками своими очевидно то доказывают. Но пролитая за них кровь наша и избиенные на ратных полях тысячи и тьмы воев наших награждаются от Поляков одним презорством и насилием и всех родов тиранствами; а когда вы, братия наши и други, когда не видите уничижения своего, от Поляков, и не слышите презрительных титулов, наданных вам от них, то есть, титулов хлопа, схизматика, то вспомните по крайней мере недавние жертвы предков ваших и братии вашей, преданных коварством и изменою, и замученных Поляками самим неслыханным варварством; вспомните, говорю, о сожженных живых в медном быку: Гетмане Наливайке, Полковнике Лободе и других! Воззрите на ободранные и отрубленныя головы Гетмана Павлюги, Обозного Гремича и других! Вспомните наконец Гетмана Остряницу, Обозного Сурмилу, Полковников Недригайлу, Баюка и Рындича, коих колесовали и живьм жилы тягли! А премногих с ними Чиновников ваших живых же на спицы воткнули и другими лютейшими муками жизни лишали! Не забывайте, братия, и тех неповинных младенцев ваших коих Поляки на решетках жарили и в котлах варили. Все оные страстотерпцы замучены за отечество свое, за свободу и за веру отцев своих, презираемую и ругаемую Поляками в глазах ваших; и сии мученики, неповинно пострадавшие, вопиют к вам из гробов своих, требуя за кровь их отмщения, и вызывают вас на оборону самих себя и отечества своего.»

Хмельницкий кончил речь. Войско взволновалось, поднялся шум; козаки стали бросать оружие и кричали: «Повелевай нами, Хмельницкий! повелевай! веди, куда честь и польза наша требует; отомстим за страдальцев наших и за поругание веры нашей! Да не увидим более поношений наших, не услышим стону потомства нашего. Одно теперь смущает нас: мы клялись пред Богом, и учинили присягу на Евангелии в верном послушании Барабашу, сему врагу отечества и предателю нашему.» Хмельницкий отвечал: «Бог сведущ; обратит клят вы сии на главу того, кто их, вынудил и призывал и имя Его всуе. Законы божественные и гражданские всегда таковые клятвы уничтожают, и вы от них свободны; а больше всех клятв, вы обязаны отечеству своему самою природою, и вере святой, символом ее, вами исповедуемым; им поборайте, и за них стойте; а более сих жертв ничего от вас не требуется.»

Ободренные речью великого человека, Козаки бросились искать Барабаша, чтобы предать его на суд войска.

Историки спорят о роде смерти предателя, но все знают, что он погиб насильственно. Одни говорят, что он найден в ладье, и несмотря на мольбы о пощаде, Джеджеля заколол его; другие разсказывают, что его из ладьи вытащили, и повели на берег, но он вырвался и бросился в Днепр, откуда уже не выплыл. Истина, словами Гетмана Хмельницкого, в его универсале под Белою церковью, повествует, что Барабаш был предан Днепровским глубинам; а предание говорит, будто он пьяный спал в ладе своей, и его сонного Запорожцы кинули в волны Днепровские. Один из сынов Украйны сказал о нем: «Он пропил жизнь, а смерть проспал. «Козаки тогдашние воскликнули: «Погиб нечестивый! да погибнет и намять его с шумом!»

Провозглашен Гетманом. Устроение полков. Переговоры с Ислам-Гереем. Голова Гетмана оценена. Ответ Ислама. Очищение Малороссии от Поляков. Количество войска Гетманского. Битва при Желтой воде. Битва под Каменцом. Лагерь под Белою церковью. Гетманский универсал.

Увенчанный победою, собиратель Малороссии был единогласно провозглашен Малороссийским Гетманом, Октября 15-го, 1647 г.

Первым его занятием было возстановить и устроить полки регистровые, и в этом он придерживался планов Гетмана Рожинского. Поляки заблаговременно ушли из Черкас, Чигирина и Уманя. Гетман разставил в этих городах свои полки, на постоянные квартиры; туда ежедневно собирались, новые войска из Малороссии: там они вооружались и формировались.

А между тем приступил он к решительным переговорам с Ислам-Гереем, Ханом Крымским. В подарок отправил ему пленную Шляхту, напоминал об услугах и о союзе с Крымцами, Гетманов Полтора-Кожуха и Гулака; писал, что Поляков и войск их не боится, но считает для себя опасными коварство и подкупы, которыми Поляки, предательски захватив, замучили многих Гетманов, «да и теперь» прибавлял Гетман «мне грозят таким же оружием.»

И действительно, Сейм объявил значительную сумму червонцев за голову Хмельницкого. Ислам благодарил Гетмана за подарок; но от союза отказывался. Мир Султана с Королем, ссора Порты с сильными соседними державами, готовящаяся война, в которой без сомнения должны участвовать и Татарские войска- таковы были причины, Ханом изложенные, по которым он не мог пособить Гетману оружием. Но советовал принять вместо гвардии Мурзу Тугай Бея, и то не иначе, как под видом найма. Этот Мирза мне друг, говорил Хан; он имеет исключительное право вести войну с кем хочет, и войска у него в Орде четыре тысячи. В заключение, ручаясь и отвечая за верность Тугай Бея, обещал во всем и неизменно быть несомнительным приятелем Хмельницкому. «Я «заключал Ислам «испытал многократно непостоянство Поляков, знаю их коварный нрав», и заклял себя быть вечным их врагом.»

Того только и хотелось Хмельницкому. Он хотел выведать Исламовы чувства к Полякам. Он желал предупредить Поляков; ему известно было, что она употребят все возможные усилия и подкупы, а и того более, обещания, и могут наконец уговорить Хана, чтоб тот сделал набег на Малороссию. И так, желая предварительно отклонить его от Королевства, он для того и завел с ним переписку. Теперь согласился на Ханские предложения, отправил сына Тимофея для договора с Тугай Беем, и без сомнения тайно приказал наблюдать за поступками и намерениями Ханскими.

Целую осень и начало зимы, Хмельницкий посылал отряды войск в Малороссийские селения, которые остались назади за ним. Так весь край по Канев и по Киев от Жидов и от Поляков очистился. Арендаторы и коммиссары были избиты до последнего; их имущество и оружие взято на козаков. Несколько Магнатов и знатнейшей шляхты жили тогда по городам и местечкам Малороссийским. Эти поместья принадлежали прежде Гатманам и Урядникам, и назывались ранговыми. Своевольно захватав их и присвоив себе в вечность, Магнаты и Шляхта уверяли, что они дарованы им от Сената речи Посполитой. В числе тех поместьев были: Лубны, Золотоноша, Прилука, Трахтимиров; ими владели: Князь Вишневецкий, Князь Яблонский, Воевода Кисель и множество других». Из снизхождения к одним за то, что они были Русской породы, и только от нестерпимых гонений обратились в Католичество и Полячество; из уважения к другим за то, что, будучи в должностях и чинах Малороссийских, управляли народом и должностями с благоразумием и кротостию, — Хмельницкий не сделал им никакого зла; их выпроводили честно за границу, и только за неправильное провладение Малороссийскими поместьями взыскали с них контрибуцию, деньгами, лашадьми, военными снарядами и хлебом, в пользу войска. Жиды, признанные от народа безвредными и хорошего поведения, выкупались деньгами, ценными вещами, и отпускаемы были в Польшу.

Уже в начале тысяча шестьсот сорок осьмого года у Гетмана было козаков регистровых тридцать пять тысяч, охочекомонных четыре тысячи девять сот, да Запорожских три тысячи семь сот двадцать человек. А всего войска сорок три тысячи семь сот двадцать человек.

В первых числах Апреля пришло в его главную квартиру известие, что Коронный Гетман Потоцкий собрался у Каменца Подольского со многочисленною армиею, идет вниз по Днестру и приближается к Уманщине.

Хмельницкий, оставя над Бугом резервный корпус, выступил против Поляков с двадцати-пятитысячным войском. Идучи вниз по реке Егорлыку, выслал против Потоцкого несколько партий легких войск, приказал им тревожить неприятельский авангард, нападать на него скоропостижно, от него удаляться, показывать боязнь и таким образом обманывать Поляков мнимым отступлением всего нашего войска к границам Татарским. Сам поворотил между тем в степь к Желтым водам, где на возвышенности укрепил обоз свой окопами и тяжелою артиллериею; оставил в нем несколько пехоты с подъемными лошадьми, построенными в ряды вместо конницы, и скрылся в стороне от обоза, в оврагах и тростнике.

Потоцкий гнал партии козаков, которые безпокоили авангард; козаки манили его к Желтым водам, и вдруг он насунулся на обоз Гетманский; партии скрылись за обозом. Без дальнего разсмотрения, не приготовясь ни мало, не укрепив обоза своего, Потоцкий атаковал обоз Хмельницкого. Началась с обеих сторон пальба из пушек и ружей; Хмельницкий выступил из оврагов. Гром пальбы не давал Полякам слышать, дым мешал видеть, а Гетман чрез их же обоз подходил к их тылу. Быстро на них ударя, он дал залп и вступил в бой холодным оружием. Поляки не успели еще обратится назад, а уже увидели себя разбитыми и побежденными. Убийство было жестокое, повсеместное. После выстрела по обозу Гетманскому, они не успели еще зарядить ни ружей ни пистолетов: начали обороняться одними саблями, против козачьих пик почти не действительными, и наша летопись считает убитых Поляков 20,000; в том числе и сын Сенаторский Шембек. Тогда; оставя обоз свой со всеми запасами, со всеми снарядами на расхищение козакам, неприятель пустился в разсыпную: побежали, куда кто мог. Погоня схватила из них сорок девять пленников, немедленно Гетманом отправленных к Хану. Ислам благодарил его, уверял в непременной к нему и к Малороссии дружбе, и обнадеживал помощию в случае нужды и возможности. Хмельницкий отправил благодарственный молебен на месте битвы, похоронил убитых, своих и врагов, и, тронулся от Желтых вод к Каменцу.

Каменец-Подольский почитался наравне с Койдаком непобедимою крепостью. Он был гнездом или сборным местом для Польских войск, назначенных против Малороссии. Наш резерв, под начальством Генерального Писаря Максима Кривоноса, следовал с правой стороны армии, над Бугом. Приблизясь к Каменцу, Хмельницкий застал там Польского Гетмана Калиновского с свежими Польскими войсками, расположенными лагерем под крепостными батареями. Устроив стан в виду неприятеля, сначала каждый день наш Гетман объезжал и осматривал войска неприятельские, и каждый день оканчивался легкою с обеих сторон перепалкою.

Мая 16-го, на заре, Хмельницкий повел атаку на Польский стан, с боку крепости, под которую с полуночи проползла значительная часть нашей пехоты, с ружьями и с копьями. Козаки произвели сильную пальбу из ружей и орудий и, наступая на стан неприятельский, подняли оглушительный крик. Между тем пехота наша отыскала ворота от воды, отперла их и тихо вошла в крепость. Гарнизон считал эту сторону неприступною; самая природа укрепила ее каменною скалою. Часовые, спиной оборотясь к реке, внимательно смотрели на сражение, которое происходило между двумя лагерями. В это время крепость неожиданно была занята; козаки уже вырезали часть гарнизона, остальные схватились за оружие, спешили защищаться, но не во время: их истребили до единого. Увидя крепость очищенною от Поляков, козаки обратили крепостные пушки на стан Калиновского: ядра и картечи произвели в нем ужасное опустошение. Поляки ужаснулись; видя, что крепость, им принадлежащая, на защиту от которой, они так полагались, наносит им гибель, они бросились из стана опрометью; Хмельницкий, пользуясь удачным действием пехоты и побегом людей из стана неприятельского, пустил конницу в погоню за Поляками, которых уцелело весьма немного. Стан, с запасами и артиллериею, достался в добычу победителям.

Из Каменца были откомандированы многие отряды во всю Малороссию, с Литвою и Польшею пограничную; им дано было повеление: изгонять и истреблять Жидов и Поляков везде, где они будут найдены, примечать движения войск Польских и Литовских, отражать их от границ своих, и в случае нужды в помощи, давать знать о том Гетману. Начальниками тех отрядов были: Обозный Генеральный Носачь и Полковник Дорошенко, отправленные в Галицию и Княжество Острожское; Генеральный Писарь Кривонос Лукаш и Шаблюка через Киев к Слуцку и Случи; Генеральный Асаул Родак с Полковниками Остапом, Нестемем и Федором Богуном, к Припети и в Литву; Генеральный Хоружий Буйнос, и Полковники Охочекомонные, Яков Гладкий и Кондрат Худорбай, за Чернигов и Полесье в Северию; а сам Хмельницкий, оставя в Каменце сильный гарнизон, пошел срединою Малороссии, остановился при Белой церкве, и разослал повсюду следующий универсал:

«Зиновий Богдан Хмельницкий, Гетман славного войска Реестрового, Запорожского, и всего по обеим сторонам Днепра, сущей Украйны Малороссийской!

«Вам всем Малороссийским, по обеим сторонам реки Днепра, шляхетным и посполитным, большего и меньшего чина людем, а особливо шляхетноурожденным козакам и всей братии нашей, сим универсалом нашим ознаймуем:

«Иж не без причин слушных мусылысьмо зачаты войну и подняты оружие наше на Поляков, через которое що ся, при всесильной помощи Божеской на Жолтой води Апреля 8, а потом под Каменцем Мая 16, над ними Поляками стало и то всим вам уже совершенно видимо. Теперь-же, по двоих над Поляками неровных битвах наших, скоро получили ведомо, же они тым нещастием своим разгниваны и разъярены будучи, не только сами Панове, и Княжата около Выслы ИИ за Выслою многие на нас стягают и совокупляют войски; але и самого Найяснийшого Короля своего Владислава, Пана нашего милостивого, и отца ласкового, на нас же подмовляют и возбуждают, абы зо всими сылами своими пришедши в Украину нашу Малороссийскую, огнем и мечем нас завоевали, и мешканье наше сплюндровавши, разориты и в прах и пепел обернуты, а самых выбиты, других же в немилосердную неволю забраты, и на иншии далечайшие за Выелою миста выпровадивши, славу нашу, не только в части света Европейского прославленного, но и в облеглых за Морем Чорным странах Азиатских довольно народом тамошним ведомую, моглы испраздныты и поглотыты. Постановылысьмо в намерении нашем не протыв Короля Пана нашего милостивого, но протыв Поляков гордых, за ни защо миючих Его Королевско-высокоповажныя привилегии нам козакам и всем обще Малороссиянам данные права и вольности наши древние при нас заховуючие и укрипляю мужественным небоязненным при помощи Божией стануты сердцем и оружием. Для чего притянувши от Каменецка и станувши обозом нашим войсковым тут под Белою церковью, пишем до вас сей Универсал, чрез который созываючи и заохочуючи вас всех Малороссиян братию нашу до компании военной. А тое прекладуем и извествуем, иж они Поляки недлуг их же Кроникаров Польских свидетельства от нас Савроматов и Руссов уродившись, изшедши и заедино с початку с самовластною братиею нашею Савроматами и Руссами бувши, а не сытой славы и богатства душевредного себе ищучи от сопребывания с предками нашими древних оных веков, отделилось и иное именование, еже есть Ляхи и Поляки, себе учинивши и за Выслу заволокшися на чужих грунтах и землях, там между знаменитыми реками, между Одрою и Выслою засели! Многим околичным землям и Панствам Немецким и иным западным и полуночным сошкодывши и державы их с людскими населениями завоевавши и разбойническим образом прошлых оных древних веков утрутавши и укравши себе завладели. Потом за прошествием многих времен, в селениях своих по над Выслою, в пространных тамошних чуждых землях расплодывшись и умножившися, а прореченными людскими шкодами и издырствами недовольны будучи, повстали напрасно и безсовестно, якоже иногда Каин на Авеля, на Руссов альбо Савроматов, властную с древности природную братию свою, и за предводительством Короля своего Казимира Великого, уже им сего имени III, року от Рождества Христова 1333 альбо 1339, звлаща умалывшимся и оскудевшим тогда Киевским и Острожским и иным истинным Русским Князем нашим завоевавши их своей несытности, привлащалы и подчинылы истинные с древних веков земли и провинции Сарматские, альбо Козацкие наши Русские от Подоля Волыни и Волох до самого Выльня и Смоленска, довгыя и обширныя границы свои имущия; а именно: Киевскую, Галицкую, Львовскую, Хелмскую, Бельзскую, Подольскую, Волынскую, Премышльскую, Мстиславскую, Витебскую и Полоцкую, и не только в упомянутых землях и провинциях наших Русских славное имя наше Козацкое изпразднылы, але що найгирше и найжалостнийше, всих оных братию нашу Роксолянов в невольническое подданское (И ярмо, от виры отеческия правоелавныя, душеспасительныя Грекороссийския отторгнули и до пагубной Унии и Римского заблуждения сылою, гвалтом и многими над совистью Христианскою мучениями и тыранством привлеклы и приневолылы всих первых Князей и Королей своих Польских, благополучие наше хранивших и утвердивших, привиллегии и Мондаты презревши, уничтоживши и цале протыв полытыки Шляхетства и доброй совести их сказывалы. Но гды и того душевредного, в погибель влекущего Схизматыческаго их несытаго учинку, еже благочестие святое на Унию обернули и честь козацкую в нечестие и незнание превратили, заздрость их и гордость мало быты показывала, то наконец положились було мыло волю Королевскую, Пана нашого милостывого и самых крайних и остатних от последних будучи, яко то Чигирина, Трактомирова, Переяслова, Полтавы и иных многих других городов и сел, по обеим сторонам рики Днипра состоящих Украины Малороссийские власной, предковечной отчизны нашей от Святого равноапостольного Князя Киевского, святым крещением Русь просветившего, благочестием и истинным и непоколебимым сияющим, знатнейших людей и козаков выгубиты и выкорениты; а самим посольством альбо посполитым народом нашим завладевши и не только в ярмо невольничее их запрягаты, но и по своей воли безбожной и в душевредную правилам священным и Святых отец наших противную врынуты Унию, чего уже певные были знаки и документы, когда не только многих козаков и мещан, братию нашу, псы, дозорцы людкие поели и люда плиотками фальшиве Попам своим оскаржовали и в потеряние голов их приправыли, и добрамы и иминыями их завладилы, що и мини Хмильницкому от нецлотлываго сына и брехуна Чаплынскаго дозорцы Чигириньскаго пришлось було терпить и головы позбуты, але и виру нашу православную завжде ругалы и безчестылы, Священныков наших благочестывых де кольвек из якой хотя найменшой причины безчествуючы, ругаючи, разкровавляючи волосы и бороды выдыралы и уризовалы. Якииж вам самым усим Малороссиянам от ных Поляков и Жидов, их арендаторов и любымых факторов по сие время являлыся обиды, тяжести, озлобления и разорения; тут мы тыхо невикуем, поневаж вы самы об них видаете и памятуете, тое тут тыльки припомынаем, иж до такои пришлы було есте неволи у Поляков, же двом або тром на мисти в улыци альбо в дому своем сшедшимся заказано и невольно було с собою поговорыты, и о потребах своих господарских побесидоваты, без чего акты христианскии и весильныи буть не могут, и що Бог Творец дав чоловику уста на глаголание, тыи Поляки строгымы указами заграждалы и нимствовать над полытыку и всегосвитнии звычаи вам булы приказалы. Якое несносное бремя и уст заключение поневаж мылость Божия всемогущая благословила и помогла нам оружием нашим военным отсикты и домкнуты побиждением знаменитым о двух вышереченных побидах Поляков супостатов наших. «Теды да будет о том прыснохвалымо и превозносымо имя Его божественное, я не презре безустныков воздыхания и слез ваших, чрез Поляков пролытых и пролываемых; а що мы нынишнюю зачинылы войну без видомо и совита вашего всенародного, за тое вы нас не ужасайтеся! деж мы так для лучшой пользы вашой и нашой научывшыся, осторожносты и лучшаго воинского управления с прикладу прежних братий наших под Кумейками и на усть реки Тясьминя с Полякамл недавно прошлых времен войну имивших, которые поневаж прежде войны своей универсалами своими до вас во всю Украину заслынными уведомили Поляков о своем противном их намерении. Теды тым уведомлением перестереженные полки, яко надлежало запогибты злу своему, приготовылысь на побиджение их войск козацких приспособились. И мы теперь такового нещастлываго случая удержались мов аж по се время с сим универсалом о начатом с Поляками делу военном уведомлением нашим. А теперь, як видаты вам обще всим Малороссиянам, о том доносым, так и до компании военной на предлежащее с нымыж Поляками дило военное вас вызываем и заохочуем, кому мыла вира благочестивая, от Поляков на Унию претворенная, кому из вас любыма цилость отчизны нашей Украины Малороссийской и честь ваша шляхетская, от Поляков ругаемая, унычтожаемая, весьма помиваемая, попираемая и поругаемая, тот всяк не як отродок, но як зычлывый и любезный сын отчизны своей, повыслушанию сего универсальнаго ознаменья нашого и к нам в обоз под Билую Церков на добрых конях и с исправным оружием неоткладне прибуваты и исплне з нашим прикладом старовычных валечных и многим народам и околычных странах славных предков своих статуты мужественно и небоязнено, при всемогущей помощи Божией, протыв Поляков своих грабителей, злобытелей и супостатов. Ибо еслы незволыте допомогты нам в настоящой воинной компании, а як Поляки нас отолиют, то выдайте певнеже и вас всих Малороссиян без жаднаго браку и решпекту подлуг давняго злого намирения своего огнем и мечем зруйнуют и спустошают. Але и всяконечным виры нашея благочестивыя и святыя оскорблением и поруганием остатки ваши и чад ваших в плин загорнуть и в неришимую всегдашней воли облекут одежду. Лучше теды и благополизнийше вам за виру святую православную и за целость отчизны на плацу военном от оружия браннаго погыбты, ниж в домах своих яко невштюхам побиенным буты; гды же естли умрем за благочестывую виру нашу, то не только слава и отвага наша Рыцарская во всих Европейских и иных странах, дальных землях, славно провозгласытся, але и упование наше, еже за благочестие умрети, будет безсмертием исполнено и стралческими винцами от Бога винчано. Не бойтесь теды васмосцы, братия наша, шляхетно урожоная Малороссийская, Поляков, хотя бы и найбольшии их булы войска. Але прикладом славных и велыкых Руссов, предков своих, при своей правди за благочестие святое, за цилость отчизны и за поломание прежних прав и вольностей своих сполно с нами про тых их своих обыдытелей и разорытелей с несумнинною надеждою своею от бид настоящих освобождения и всемочныя благодати Божией в наступаючом случаи военном на супостатов наших помощь нам совершить готовыя, якой то благодати Божественной уже и суть знаки: первые двукратная вышепоименованная побида Поляков, второе щырая прихыляость всего войска низового Запорожского, на помощь нашу в готовносты зостоящаго, кроми того, що уже и есть при нас тысяч тры з лышком; третое-же, Найяснийший Хан Крымский зо всими Ордами помогты нам пры нужды готов есть на Поляков, при котором для лучшой пекности и сына старшого Тымоша резыдоват мы оставылы, и теперь готовы от его Ханской мылосты, доброй и военной Орды Крымской идеть до нас тысяч с чотыры с Паном Тугай-Беем значным; четвертое же, и козаков реестровых, братии нашей пятнадцать тысяч, шо от Гетьмана Коронного с Барабашом Полковником и из Нимцямы при Гетьманычу выправлены булы в суднах водных и румом протывным, и у Кодака отдавши Барабаша, недруга отчизного и поглыбцю Лядского, Днипровским глыбынам, к нам пристало и военной в обоих разах экспедиции значне допомоглы нам, слушне тую присягу зломавшы, которую за вирность Гетьманам Коронным у Черкасах пред сиданием в судны водныи под ружьем Лядьским, яко невольныки и плинныки, булы принуждены выконать, когда самы Поляки, до зломания тоей присяги суть выною и початком, самы первые поломавшы, мыло волю, права и вольносты Козацкии и Малороссийскии, присягу свою на приязнь пры ненарушимой цилосты давних прав я вольностей Козакам и усим Малороссиянам учиненную; пятое, що из власных людей тры тысячи драгуныв, пред Койдацкою битвою в прежней стражи бувшии, вирность и присягу свою зломалы и Гетьманов Коронных оставылы, к нам добровольне прысовокупылыся, так для того им було управленными в своих заслугах, якож и для того им разумылы ненависть и злобу Гетманов своих Коронных и всех Панов Польских, ко всим нам Малороссиянам бувшую и на всеконечное нашое и виры нашой православной искоренение и потребление велыким гнивом устремывшуюся, изволылы лучше послидовать нам Малороссиянам, при правди и истыни сущим, за права и вольносты свои стоящым, ниж своим Полякам неправедне на искоренение наше повставшим и гордостною яростию воспаляемым; шестое, и для того ласка Божия и помощь Его всесильная при нас буты можеть; не пры обыдах наших зачалы войну сию с Поляками, не без видома и позволения Пана нашого найяснийшаго Корелевскаго Величества Владислава IV, который року 1633 во время щастлывой своей коронации бувалым и нам при оной и иными значными войска Малороссийскаго товарищами прикладом прежних найяснийших Князей и Королей Польских антыцессоров своих вси наши войсковыи и Малороссийскии давнии права и вольносты при особливом утверждении виры нашой православной новым своим на поргаменти краснопысанным Королевским подписанием властной руки и при завичистой Коронной печати ствердывшы, прывылием отправив нас яко отец ласковый, ударовавши каждого начальными подарками, а при отправки нашой, на едини бувшей устне, его Велычество до нас мовыв:-Абысьмо по прежнему Гетьмана соби поставылы и при своих правах и вольностях крипко столы неподдаючись оным Полякам в попраные щитятыся его Королевскымы и инымы прывылиями. А естлиб Панове Польскии, або дозорцы, тых прывылиев не слухалы, то маете, мовыт Его Королевское Велычество, мушкет и шаблю пры боку: тымо про то можете бороныты свои од Поляков поврежденныи права и вольносты. — Посля чого в кильки лит гди непрестанно диялысь одь Поляков биды и крайнии разорения, тогда знову мы вси з Барабашем суплыковалысьмо, о том через нарошных послов нашых, до его Королевскаго Велычества Владыслава Пана своего мылостываго, который пры отправи их яко словесно тако и прыватным лыстом своим Королевским до Барабаша и до всих нас козаков теж свое Королевское прежде нам слово мовленое: же на оборону прав мием мушкеты и шаблю-подтвердыв и повторыв слово. Поневаж Полковнык Барабаш не друг и нежелатель добра отчизны нашой, яко такое мылостывее слово и позволеиие так и прывылегию Королевскую таив, и без жадной пользы Малороссийской крыв у себе, не стараючись о неизбрании Гатмана Козацкаго а ни о увольнении от бид людских усего народа Малороссийскаго, теды я Хмильницкий, взявши Господа Бога на помощь и отыбравши шнучным образом у Барабаша прывылегии Королевскии, мусылем сие военно с Поляками зачаты дило, на которое его Королевскаго Велычества самой превелыкой особы, войною на нас порушения ни гди не чаем, так для того, же зачалысьмо сию войну с Поляками за позволением его Королевским, яко и для того, же Поляки леще его Королевскую превысокую персону у себе важаты Мандатов и прыказов его не слухалы и непрестанныи Малороссии утиснения налагалы. А еслы Король, иж есть войску всему глава, сам в войску Польскому протыв нас не пойдет, и то мы Панов Польских и их много собраннаго войска яко тила альбо ока без главного ни млийше устрашитыся нехотилы. Бо еслы ветхый Рым, иже всихих Европейских градов материю нарещися может, многими паньствами и монархиями владивый и о шесты стах чотыридесяты и пяты тысячь войска гордывыиисн, з давних оных виков далеко меньших против помянутой воинственной силы Рымской Валечных Руссов с России, от помория Балтыйського альбо Нимецкого собранных, за предводительством Князя их и ион був взятый и чотырнадцать лит обладаемый: кто может тепер Кштальтом оных древних Руссов, предков нашых, кто может возбраныты дилносты и уменшыты отвагы Лыцарской. Що вам братии нашой обще велел предложивши и до разсуждения здраваго подавши, оспих ваш г нам в обоз под Билую церков прылижно и пылно жыдаем и им же зычым от Господа Бога здоровья и благополучнаго увсиому узнаты поважения.»

«Дан в обози нашому под Билою церковью, и року 1648, мисяца Маия 28 дня.»

Мы не смели потомкам Хмельницкого предложить слова нашего Гетмана на его языке; покланяясь мысли гения, мы слепо списывали эту речь, исполненную политики, отваги и красноречия. Здесь проявляется вся дальновидность спасителя Украйны, все уменье властвовать над умами пылкими и благородными народа и войска, почитавших его Булавою Гетманскою.

Перевод как этого манифеста, так и всего того; что находится в сей истории на языке Малороссийском, помещен в приложениях.

Бой под Каменцем. Подвиги Родака и Худорбая. Битва Корсунская. Взятие Бара. Вронский. Взятие Новгорода-Северского. Харкевич. Мирные предложения. Битва под Пилявцами. Представление от Хмельницкого к чинам республики. Смерть Владислава. Письмо Киселя. Печаль Гетьмана по Короле. Письмо к Царю. Контрибуцыя с Брод. Просьба от Липулы. Осада Львова. Осада Замостья. Очищение страны от Поляков. Приход Тимовея с Тугай-Беем. Коварство Хана Костати. Письмо от Силистрийского Паши. Хмельницкий отделывается от Тугай Бея. Поход Тимофея в Молдавию. Дорошенко. Станай. Артазий. Носач. Гетман в Киеве. Отец и избавитель отечества. Речь Гетмана. Посольство в Москву. Гуляницкий. Ответ царя. Бутурлин. Запорожцы на Сейму в Варшаве.

Хмельницкий получил вести от Кривоноса, что Гетман Калиновский бежал бою под Каменцем, пробирается с свежим Польско-Литовским корпусом в Подолию, и что, по словам обывателей, уже переправился чрез Случь; от Родака, что на реке Припети сведал он о походе Радзивила в Северию, отправился за ним в погоню с своим отрядом, и застал его близ Городни. Радзивил торжествовал тогда, как видно из Родакова донесения, победу свою, одержанную над Хоружим Буйносом и Полковниками Гладким и Худорбаем: в той битве мы лишились Буйноса, Гладкаго и Полковаго Асаула Подобая; вьюки наши с запасами и с артиллериею достались в добычу неприятелю. Худорбай с остальными козаками присоединился к Родаку; они сошлись в Гомельщине. Родак с крайнею поспешностью приблизился к табору Радзивила. Тут он проведал, что войска Польские, обрадованные победою, безнечно покоятся в лагере, а иные пируют и пьют вино. Тогда он напал на них из за лесу всеми силами, угнал неприятельских лошадей, которые паслись, и, дав залп из ружей и орудий по Польскому табору, устремился туда с копьями. Воины Радзивила, невооруженные, полунагие, кидались взад и вперед, не знали что хватать, одежду или оружие, и были истреблены козаками; небольшая только часть их разбежались: сам военачальник едва успел перебраться вплавь чрез речку и скрыться в лесу с лучшею конницею. Его великолепные буфеты, сервизы, экипажи и весь обоз войсковой с запасами и артиллериею, все досталось козакам. Драгоценнейшим оружием и дорогими конями наделены были многие тысячи новых воинов; и корпус Родака с Худорбаем пошел на Новгород-Северский для дальнейших поисков над Жидами и Поляками.

По донесению Кривоноса, Гетман предписал ему возвратиться с своим корпусом в Подолию, и на пути держаться в стороне правого Фланга неприятельской армии. По тому ж повелению, Кривонос писал к Обозному, Носачу, чтоб тот с ним сблизился и поспешил из Галиции.

Гетман выступил от Белой церкви, и пошел по дороге Корсунской. Пройдя через Корсунь, он получил известие, что армия Польская приближается действительно, Поляки стояли уже между Стебловым, и Корсуном. Хмельницкий оставил обоз свой под городом, а пехоту и артиллерию расположил в садах и городских пасеках; ночью была отправлена легкая партия к Кривоносу с повелением, чтоб, сближась с Польскою армиею, он ничего не начинал, но дождался бы первой пальбы из пушек, направленной из города, и наступил бы тогда в тыл неприятелю. Так распорядился Гетман и 27 Июня, в Пятницу, двинулся в бой. Поляков известили, что войска Хмельницкого разделились на многие отряды и разошлись в разные стороны. Они надеялись застать Гетмана с малыми силами, укрывающимися в Корсуне, и предположили напасть на него. Он встретил их конницею, начал их забавлять ничтожною перестрелкою, кружил перед ними и с видом нерешимости подавался назад, ближе к городу; но Поляки наступали час от часу с большим жаром: не осматриваясь ни назад, ни в стороны, шли центром вперед и вперед, прямо на пехоту, закрытую садами и рвами огородов.

Нечаянный и весьма близкий залп из всех орудий вывалил у них целые ряды. Это было первым действием пехоты. Несколько выстрелов, повторенных, вовсе смешали и опрокинули Поляков; копья все дело довершили. Бросив пушки, неприятель кинулся назад в безпорядке; тут явился Кривонос и начал пальбу по нем из пушек и ружей прямо в лицо; а сам Гетман, оборотя коней от города, нагнал их, чтоб окончить истребление. Тогда, не зная куда бежать, бросаясь во все стороны, они покинули все имущество, все запасы, все орудия на поле сражения; и погребено их было более одиннадцати тысяч.

Граф Синнвский, Донгоф Прзиемский были взяты в плен, и Хмельницкий подарил их Тугай-Бею, который за одного Синявского взял окупу двадцать тысячь черевонных; а Гетман Калиновский успел спастись тем только, что когда козак догоняя начал его трогать пикою, то он бросил ему кошелек с червонцами и золотые часы.

Кривонос пошел от Корсуня к городу Бару, куда, как было слышно, собрались Поляки из Волынии и Подолии. Будучи побит Вишневецким близ Константинова, он подошел к Бару, и застал его в оборонительном положении, с достаточным гарнизоном. Первая попытка его была неудачна и сопряжена с значительною потерею; недостаток в осадной артиллерии заставил его прибегнуть к хитрости. Навязав множество сена и соломы в снопы, ночью набросал их во рвы городские и поутру зажег; дым от мокрой соломы, густой и удушливый, покрыл ту сторону валов и города, которая была под ветром. Пехота, выигрывая время, приготовила лесницы для того, чтоб взобраться за дымом на валы; народ и гарнизон кинулись защищать от огня строения, началась пальба по городу, а пехота козацкая под гром орудий, пользуясь дымным мраком, всползла на городской вал. Вошедши в город, козаки отбили ворота и впустили остальное; войско с артиллериею. Силы осаждающих внезапно и пылко кинулись резать гарнизон; не долго сопротивлялись осажденные и побежали в замок, но и там не спаслись: погоня ворвалась туда по их пятам, и в замке уже началось ужасное истребление, в особенности Жидов и семейств Жидовских. Из них ни одного в живых не осталось. Около 15,000 трупов было выкинуто в овраг из города. Поляки, найденные с оружием, были выбиты; остальных отпустили в Польшу. Между пленниками был Гетман Потоцкий. Город был разграблен, и, отдав его под начальство тамошних Малороссиян, Гетман оставил в нем козацкий гарнизон.

Кровожадный Князь Иеремий Вишневецкий так был озлоблен взятием Бара, что всех козаков, ему попадавшихся, велел вешать без разбора; в Немирове сажал их на кол, вырывал глаза, присутствовал сам при казнях, кричал палачу: «делай так, чтоб они чувствовали, что умирают и кажется оправдал прозвание Кючюк Шейтана, которое дали ему Магометане.

За то, Полковники Остап и Ганжа, вооружив толпу крестьян на Панов и Униатов, отдавали тела убитых дворян, жидов и духовенства собакам на съедение; Князю Янушу Четвертинскому отрубил голову, под Тульчиным, Малороссиянин, его собственный мельник, а женою его завладел Остап.

13 Июля получено было Гетманом донесение от Родака из Северии: он очистил от Жидов и Поляков Чернигов, с окрестностями, и Стародуб, с Стародубщиною. Теперь он спешил к Новгороду-Северскому, куда, как слышно было, собралось много Поляков, и пришли войска их отрезанные от Литвы, Смоленска и Белоруссии.

На пути встретил его, близ Гремяча, Новгородского повета Хоружий Фесько Харкевичь. Он привел к нему сто десять старых отставных регистровых Новгородских козаков, и разсказал о состоянии и числе Польских войск, затворившихся с Шляхтою в Новегороде, в замке. Там начальствовал Воевода Северский Ян Вронский.

Граждан было в городе немного, после убийства и разрушения, в нем произведенного толпами Поляков, таскавшихся с Самозванцами. Новгород-Северский не успел ни населиться, ни обстроиться. И так граждане не сопротивлялись Родаку; он подошел к городу спокойно, ни кем нетревожимый, расположился у потоков Ярославских и начал приступ из Зубровского рва, где некогда был зверинец и содержались Княжеские зубры. Город был занят без обороны, но замок был в лучшем оборонительном положении, и Родак нашел его неприступным: искуственные укрепления, глубокие овраги, высокие горы, пушки одна возле другой разставленные, огромные бревна, которые висели на покатах гор и которые, будучи опущены, могли бы передавить множество осаждающих, — все это заставило Родака задуматься. Несколко раз однакож покушался он на приступ, несколько раз начинал перестрелку: успеха не было. По счастью, узнав, что из замка есть подземный ход в самую Десну, велел он вырыть поперечный прокоп, который привел бы в бок того подземного хода; и когда земляная работа была кончена, то в условленный час, ночью, осаждающие бросились на замок. Несколько сот отборных козаков в тоже время пошли подземельным ходом; шум, который мог произойти от их приближения, был заглушен пальбою и криком наступателей; они взошли в замок, и ударив нечаянно Полякам в тыл, пустили ракету за известие. Поляки стали защищаться внутри крепости; а в то время Родак бросился к воротам, вышиб их и вломился туда с целым войском. Гарнизон Вронского потерял всю бодрость: начали прятаться в строения, под пушечные лафеты; но козаки везде их находили и почти всех перерезали. Воевода Вронский, видя неизбежную смерть, обещал козакам показать запасы и сокровища, зарытые в землю, и тем вымолил пощаду себе, и не многим другим товарищам. Но когда вели их по городу, и против собора Воскресенского встретил он Хоружаго Харкевича, то пришел в неистовство, выругал его «Зрадцею и Схизматиком» и дал по нем выстрел из пистолета, который был у него спрятан в рукаве. Харкевичь отвечал тем же. Раненный Вронский упал; козаки, остервенясь, добили его и изрубили в мелкие куски. Та же участь постигла и всех остальных пленников, что впрочем не спасло Харкевича.

Гетман и его Старшины были везде победителями. Казалось бы, пора настала Полякам просить мира. И действительно, слух распространился, что едут коммиссары Польские с мирными предложениями; война притихла. Коммиссары явились; главою их был Адам Кисель; с ними были статьи, по которым Поляки с Хмельницким соглашались мириться. По содержанию можно было полагать, что их писали победители к побежденному.

«1. Козаки должны освободить немедленно всех пленных Польских дворян.

«2. Должны отстать от Татар и снова присягнуть республике в верности.

«3. Койдаку оставаться в его прежнем положении.

«4. Виновников бунта немедленно выдать для отсылки в Варшаву.

«5. Выдать письмо Владислава IV к Барабашу.

«6. Привиллегии козаков и права их должны быть определены особою для того Комиссиею.

Хмельницкий выгнал послов, и выступил из под Корсуня, а с ним и Генеральный Обозный Носачь, возвратившийся из Галиции. Они пошли к Случи. На пути пришло уведомление, что армия, состоящая из Польских войск и наемных Немцов, по тогдашнему-из региментов чужеземных, идет козакам на встречу, и расположилась при местечке Пилявицах.

Это войско, казалось, шло на пир, или, как говорят наши летописи, не к битве, а к свадьбе приготовилось. Латы солдат были в позолоте; на шлемах драгоценные перья; шитые золотом ковры служили попонами, збруя горела как в огне, отделка седел превосходная. Старшины и рядовые горстями кидали золото, и следовательно, кидая одним, грабили других. Толкуя о козаках Хмельницкого, они говорили что для укрощения этой мужицкой сволочи «нужно не оружие, а плети и кнуты.» Но наконец хвастуны достигли до такой наглости, что читали особенного содержания молитву, а именно: «Боже благий! не помогай ни нам, ни козакам; будь только зрителем; и Ты с удовольствием увидишь, как мы их оптотчуем.»

Главнокомандующим был тогда в войске Владислав Доминик Князь Заславский, человек вовсе невоинственный, а его помощниками Александр Конецпольский, не весьма опытный, и Николай Острорп, ученый того времени.

Едва Поляки начали располагаться станом и готовить укрепления, Хмельницкий набежал уже на них. Это было в праздник Преображения, 6 Августа, во 6 вторник. Был разсвет. Сражение началось жаркое с обеих сторон. Драгуны Немецкие, построенные весьма правильно, шли фрунтом на козаков. Допустив на карабинный выстрел, козаки дали по них залп из винтовок, разсыпались и, надеясь на их непроворность, заскакали в тыл. Пока те успели поворотиться назад целым фрунтом, часть их уже была переколота; а другой наш отряд стал докалывать их и сзади; вскоре драгуны разстроились. Немецкая пехота сражалась отчаянно; храбрость ее была равна искусству и опытности; быстрая в движениях и опытная их артиллерия была губительна для нашей пехоты. Приметив это, Гетман прикрыл ее конницею, и занимая Немцев наездами, начал кружить. А между тем козацкая пехота обогнула неприятелей, прошла неприметно в местечко, оттуда садами и жилищами на средину Польской армии, и давши всеобщий залп, кинулась, по обыкновению, подымать Поляков на копья; те не устояли, бросились в бегство и смяли пехоту Немецкую. Увидя ее тыл, Гетманская конница наскакала, смешала ряды, разстроила линии и захватила артиллерию. Тогда вся Польская армия, второпях, и смешенная, прежде попятилась назад, потом оборотилась спиной, разбежалась врознь, и, если б не ночь, весьма темная, то не много б спаслось от истребления, хотя впрочем и так Поляков и Немцов сочтено убитых более десяти тысяч, а в том числе и множество офицеров. Хмельницкий с приличною почестью похоронил последних в Польском Костеле.

Обоз, состоявший из 100,000 подвод, достался козакам. Богатства эти были случайно для козаков увеличены свадьбою одного из Магнатов в Пилявцах; к нему съехалось множество знатных Поляков с семействами. Но Гетман велел всех их отпустить, а забрать только у них серебро, золото и все драгоценности.

Из взятых под Пилявцами пленных, Хмельницкий отпустил одиннадцать офицеров, иностранцев, только взял с них честное слово не воевать против козаков, а тринадцать пленников переслал к сыну своему Тимофею для отдачи в подарок Хану. Потом написал представление ко всем чинам республики. Оно было следующего содержания:

«Свидетельствуюсь небом и землею и самым Богом Всемогущим, что поднятое мною оружие и пролитая им многая кровь Христианская есть дело рук некоторых Магнатов Польских, противящихся власти найяснейшего Короля, сего помазанника Божия, и милостивого отца нашего, и следующих тиранским своим склонностям и вымыслам на пагубу народа Русского. Они то жаждали крови человеческой, они искали жертвы сей законопреступной и варварской, и пусть ею да насытятся, а я умываю руки пред народом и всем светом, что ни мало неповинен есмь в крови сей Христианской и единоплеменничей. Известны все чины, известен и сам наш Король, да и самые архивы Государственные засвидетельствуют, сколько было представлений, сколько было жалоб и просьб, самых горчайших и убедительнейших, от чинов и народа Русского, о чинимых им, от распутных и своевольных Поляков и их пьяного воинства, самых несносных насилиях, грабежах, убийствах и всех родов тиранствах, многочисленных и разнообразных, и в самых диких народах едва ли известных. Но никто по тем жалобам не внял ни мало, никто не сделал по них хотя обыкновенного разбора и удовлетворения; самые жалобы сочтены наконец преступлением и злоумышлением. Оставлен и брошен несчастный народ сей на произвол одного своевольного жолнирства и хищного жидовства, и повержен в самое неключимое рабство и поношение. Все ему было преграждено и воспящено, и доведен до того, что никто в нем более не проречет, ни возопиет. И так, единоплеменные ему, Поляки ни только не познавали: уже единокровной братии своей Савроматов, но не признавали его даже и за создание Божие, и всемерно презирали и поносили, наддав ему презрительные титулы хлопа и Схизматика. Заслуги воев Русских, тяжкие брани их с иноплеменниками, подятые для обороны и разширения пределов Польских, забыты и безстыдно попраны и презрены Поляками. Пролитая за них кровь Русская и падшие на полях ратных тысячи и тьмы воев Русских награждены от них виселицами, сожигательством в медных быках, спицами и всех родов мучениями и варварствами. Но правосудие Божие, назирающее дела человеческие, престало терпеть таковые лютости и безчеловечия, и подвигло народ к обороне собственного бытия своего, а меня избрало слабым орудием воли Его. Сей промысл Божий явно доказан поражением Поляков, весьма неравными им, силами козацкими на семи главных сражениях и на многих штурмах и битвах. Армии Польские избиты и разсеяны; многие вожди их и начальство истреблены, также немало предано их в плен Татарский, да тоею мерою, ею же мерили, возмерится и им! Остается руиновать жилища Польские истреблять семейства их, во отмщение Русским, сие претерпевши! Но я суд Божий на душу мою призываю, что не желаю и не ищу мести, постыдной Христианству и человечеству, и подлежащей единому Богу и Его правосудию в день он, во он же истязаны будут Царие земстии и предержащии власти мира сего, о всем погибшем от них и чрез них в человечестве и о невинной пролитой ими крови, от самых времен, братом убитого, Авеля. И так отзываюсь о тебе, найяснейший Король, справедливый и любимый Монарх наш, отзываюсь и к вам, Советникам его, и всем Вельможам Польским. Убойтеся Бога милосердного, потребите вражду и отриньте злобу ее, губительную собственным своим народам; возстановите в них мир и тишину, да поживут, и вас прославлят! Сие единственно от вас зависит, а я всегда готов исполнить то, чего долг мой и обязанность к Богу и народу от меня требуют.»

Посылал ли Хмельницкий к Хану Крымскому представление на показ, о том не известно. Но Энил говорит, будто бы Хан приложил свою записку к Королю и Магнатам. «Помыслите сами, до чего довело вас высокомерие. Прощайте и ожидайте нас скоро в Варшаве и Кракове.»

Пленники, Косяковский, Червинский и Оссолинский взялись доставить Королю и Магнатам представление, и Гетман отпустил их на честное слово, что чрез две недели доставят ему ответ, а в противном случае сами явятся и перескажут мнение Правительства. Но ответа и возвращения этих трех пленников Гетман ждал напрасно. Это было только честное слово, и рыцарские подвиги Поляков прежних времен вышли тогда в Польше из употребления.

Владислава уже не было в живых. От каменной болезни и от лихорадки, он скончался в Меречи. Извещая о том Хмельницкого Воевода Адам Кисель писал к нему следующее: «Тебе и сподвижникам твоим не безизвестно, что я один из Сенаторов покровительствуя вере, церквам, правам Российским, состарелся в сем попечении и желаю умереть в нем. После битвы под Кумейками никогда не обагрял рук в крови своих единоверцев и непричастен постигшим их бедствиям: они последовали вопреки воли и моих представлений. И так, я имею право на твою доверенность. Прошедшее предадим забвению, война и изчадия ее, голод, язва, суть наказания, посылаемые свыше, и речь посполитая почувствовала их в полной мере. Желать продолжения оных на гибель отечества, ест дело беззаконное; мщение Божеское следует отклонять молитвами; свое укрощать раскаянием и пещись о заживлении, а не о растравлении ран. В междоусобной брани, славнее для победителя влагать в ножны меч свой, нежели обнажать его на новое поражение. Хмельницкий! Не оскорбляй величия Божия, не нарушай спокойствия общего; отошли Татар в их улусы, распусти козаков, отправь посланников своих в Варшаву с изъяснением истинных причин возмущения вашего и обид, нанесенных войску и тебе самому. Удостоверь речь посполитую в верности, впредь никогда неизменяемой. А я клянусь Святою Церковью, общею матерю нашею, клянусь всеми священными правами древнего родства с народом Русским: что буду споспешествовать делу вашему со всякою готовностию, со всевозможным тщанием. Единственное желание мое-доставить праведное успокоение земле и отечественной вере от тех зол, в которых они толь долгое время стенают.»

Так, движимый любовию к отечеству, единоверец Хмельницкого, Брацлавский Воевода и Сенатор Адам Кисель увещавал Гетмана и надеялся примирить обе стороны. В душе свой сам Гетман желал прекращения кровопролитий; его трогательное представление доказывает его чувства: но предшественники его испытали на себе честь Поляков времен Сигизмунда и Владислава, и он был дальновиднее Косинского, Наливайки, Павлюги, Остряницы.

Получив известие о смерти Короля, Хмельницкий еще более озлобился на Поляков. Король Польский Владислав IV, по словам нашей летописи, имевший всегда патриотические мысли о народе Русском, намерен был окончить борьбу козаков с Поляками утвердить древние права народные, объявить Малороссиян народом вольным, каким всегда были они, присоединившимся как равный к равным, отнюдь не завоеванным. Таковы были намерения Владислава. Но Примас Иеремий Вишневецкий и другие Мигнаты не хотели слышать о мире. Бурно волновался Сейм, послов Хмельницкого выгнали. Опечаленный таким поступком-так сказано было Гетману-Король, не видя способов наказать бунтующих Панов, впал в задумчивость, в печаль, и скончался. Еще хуже было подозрение Хмельницкого на Примаса, который, будто бы злобясь на Короля за письмо к Барабашу, чрез духовника Урабана отравил его. Но как бы то ни было, Хмельницкий горько заплакал, велел по всем церквам во всей Малороссии править о душе Королевской сорокоусты и панихиды, и вписать его в церковные поминальные субботники, приписав к имени Владислава: «пострадавшего правды ради за народ благочестивый».

Между тем возобновил войну.

В это время козаки перехватили за Киевом Стародубца Григория Климова, отправленного от Севского Воеводы Леонтьева к Адаму Киселю. Гетман велел отобрать от него бумаги и уведомил Воеводу, что посланец его, хотя и не к нему Гетману отправленный, принят и препровожден обратно с честью; письмо к Киселю будет отослано, а Климову вручена на имя Царя, Светила Русского, грамота, которая была бы верно доставлена.» Хмельницкий извещал Государя об одержанных победах над врагами веры и свободы, о взятых в плен Польскик военачальниках, о желании видеть над своею землею Самодержца, подобного ему, Христианского, православного; совитовал немедленно обратить оружие на Поляков, и удостоверял в готовности своей, и войска козацкаго, оказать России возможные услуги. На словах, поручил гонцу донесть Воеводам Севским, чтоб Государь снабдил Запорожское войско денежным жалованьем, возпользовался бы удобностью отобрать от Поляков Смоленск, и надеялся б на помощь Козаков и Хана, который обязался три года воевать за Малороссию против Польши и Литвы. Гетман подозревал Царя на этот счет еще в Мае, но успокоил его Путивльский Воевода Плещеев, объявив, что находящиеся на границе Русские войска собраны против Крымцев, а не Козаков не смотря на то, Гетман продолжал не доверять, и укорял Плещеева в тайных сношениях с Поляками.

29 Августа войска наши выступили от Пилявцев в Галицию. На походе, Гетман отрядил в обе стороны над дорогою по нескольку партий, приказав им отащать города и села от Жидов и Поляков, возстановлять прежнее Русское правление, возвращать права, свободу и обычаи; в тех же занятиях и сам проводил время на походе. Поляки и Жиды, которые, неповелевая народом, занимались торговлею и промыслами, были ремесленниками-остались на местах без всякого притеснения. Броды, город обширный и торговый, наполненный почти одними Жидами, оставлен был свободным, признан Малороссиянами полезным для них самих, по оборотам и заработкам, в нем производимым окрестными жителями. И только взята была с Жидов весьма умеренная контрибуция сукнами, холстом и кожею, для пошития мундиров обуви на войско регистровое, да незначительны: провиант для продовольствия.

На походе, к Гетману прибыли Бояре Молдавские: Ваница, Каруза, и двое других. Они подали от Господаря Липулы письмо, в котором была жалоба что Господарь Валахский, соединясь с Ракочием, Князем Венгерским, без объявления войны, без всяких претензий напал на Молдавию, разорил страну, и самого Липулу согнал с правления. С согласия Султанского, просил он помощи у Хмельницкого, по близости от Молдавии на сей раз победоносных войск Козацких, им Хмельницким командуемых с такою громкою славою, каковая во все стороны распространилась, а особливо Турков восхищает, яко гнушающихся всегда вероломством и нестоянством народа и Правительства Польского; но сами Турки помогать ни кому теперь не в состоянии, по причине ненадежного положения их с соседними державами, а паче с Венатами и Египетскими Беями.»

Хмельницкий принял благосклонно посланников и отвечал Господарю письменно, а Боярам на словах, чтоб доставили ему письменное заверение от Порты о испрашиваемом от страны, находящейся под Султанским покровительством; а без того никакие правила политики, никакие законы народного права не позволяют ему входить в чужую землю с вооруженною силою. Когда же получит он заверение письменное, тогда готов защищать правого против врагов, столь безсовестных и вероломных, а до того времени предлагает Господарю приехать с штатом своим в Могилев на Днестре, и жить там как гостю, под охранением тамошнего гарнизона.

Достигнув города Львова, недавно оставленного Польскими Военачальниками, Гетман осадил его со всех сторон. Престарелый Христофор Арциссевский, искусный в военном ремесле, служивший прежде в артиллерии, был начальником гарнизона. Но город был укреплен посредственно, войска в нем было мало; запасов съестных не было. Нельзя было устоять осажденным. А Гетман имел уже у себя достаточное число инженеров и артиллеристов: многие пленные иностранцы вступили к нему в службу; они открыли траншеи против замка и города. Пальба оттуда была слаба; несколько сот бомб и ядер, туда брошенных, причинили многие разорения: жидовская синагога вспыхнула; от нее загорелись купеческие лавки; граждане выслали депутатов с просьбою к Гетману о пощаде города. Они объявили, что никогда не хотели запирать ворот, что одни войска оказывали сопротивление, что эти войска не в городе, а в замке, и что граждане не только с ними не согласны, но терпят от них великое угнетение и безпрестанные своевольства. Согласись насчет контрибуции, которую должно было потребовать в пользу войска, Гетман взял у них, сорок девять заложников, и заняв город, приступил к замку. Арциссевский упорно защищался; козаки встащили на костел несколько пушек, и начали ядрами громить внутренность замка. Бомбы летали туда из траншей. Наконец Арциссевский выставил белое знамя; выслал депутатов, и просил пощады, отдавая замок и все запасы на волю победителя. Капитуляция была подписана, и гарнизон отпущен в Польшу обезоруженный, и на договоре, не служить никому из них, ни рядовым, ни чиновникам, противу Козаков. В противном случае, кто будет взят в плен с оружием в руках, казнь безчестная, то есть виселица, тому будет наградою. Город по условию выдал Гетману и Хану сто тысяч битых талеров, сукон семьдесят пять поставов, много съестных припасов и других мелочей для войска.

Оставив город под управлением граждан, Гетман дал им гарнизон, а из урядников своих- Коменданта, и продолжал путь к Замостью. Везде на пути с Жидами и Униатами была одинаковая расправа, называемая очищением селений Русских. Приближась к городу, козаки были встречены у предместья сильною ружейною пальбою из садовых и огородных рвов, где засела Польская пехота. Но отряды, посланные Хмельницким, скоро выгнали Поляков из засады часть их перебили, часть взяли в плен; другие ушли в замок. Лишь только началась осада, городские ворота отворились, и в них показались толпы обывателей. Хмельницкий послал проведать, кто эти люди, и для чего они вышли? Донесено было, что эти люди суть граждане, и просят позволения явиться к Гетману с просьбами и с мирными предложениями. Он их принял: то были Жиды и Поляки, купцы, ремесленники и промышленники. Став на колени перед Гетманом, умоляя, чтоб принял их под свое покровительство, они объявили, что замок и гарнизон не имеет с ними не только согласия, но и сообщения, а зависит от особенного Коменданта, который, как и все войско его, угнетает их своевольством и требованиями.

Комендантом замка был Элбингский Кастеллан Лудовик Вейгер. В замке заперлось многочисленное дворянство: взять его было приятно Хмельницкому. Обещав гражданам не делать им ни какого зла, если сами не подадут к тому повода, занял город, и начал распоряжения к штурму замка. Из обывательских домов, были взяты все лесницы, все так называемые драбины возовые. Три недели готовился Гетман к осаде, требовал скупу 200,000 червонных. Но ЗамостскЙ за. мок освободился 20,000 злотых, которые, по словам Польских историков, тогда же возвратились и вознаградились дворянству десятерицею; ибо оно тут же начало покупать у козаков за безценок разные драгоценности. Едва ли впрочемь это заключение Польских историков справедливо; не утешают ли они себя в небольшой неудаче? Не опасно ли было Польскому дворянству торговаться с козаками, да и Гетману ли дело позволить такую торговлю? Совершенно иначе разсказывают Малороссийские летописи это произшествие. На разсвете, наша пехота всползла на валы, и спустилась в замок. Там никого не было; часовые по батареям изредка перекликались ночными обыкновенными сигналами; они оробели, увидя приближение козаков, стали на колени, и от имени «Святейшей Панны Марии «просили пощады. Во славу столь великого имени, пощада была им дарована, и они разсказали войску, что Польский гарнизон ночью, скрытными воротами, вышел из замка, оставив больных и раненных да несколько часовых. Замок был занят: военных запасов в нем было найдено довольно; но ни хлеба, ни других вещей не нашли. Оставя гарнизон в замке, а в городе прежнее Начальство, и взыскав с граждан легкую контрибуцию, Гетман продолжал путь.

Он направил его к местечку Полонному. По дороге посетил Владимир, Острог, и другие Русские города. Отовсюду выгонял Поляков, везде возстановлял прежнее, Русское устройство, а с владельцев и управителей Польских, взяв с каждого изрядную контрибуцию, отправлял их за Случь. От чего, говорит летопись, тогда вошло в пословицу: «Знай, Ляше, що по Случь наше.»

Замечательно, что Польские историки везде в этом походе Хмельницкого видели Татар. Пасторий уверяет, что под Корсуном было их сорок тысяч; Бандкте говорит, что под Пилявцами было их шесть тысяч, и так далее.

Приближась к местечку Полонному, Хмельницний встретил сына своего Тимофея, идущего из Крыма с тамошним Мурзою Тугай-Беем, и с четырьмя тысячами Татар, по Ханскому обещанию. Ислам писал к Гетману, что медленность в присылке войск происходила от нерешимости Порты в ее военных предприятиях, в которых и он должен был участвовать.

Тимофей разсказал отцу наедине, что Хан никогда и не был намерен помогать Малороссии, а манил и очевидно обманывал его, и думал, по-соседству, во время замешательств и изнеможения, чем нибудь попользоваться от нашего отечества. Для этого имел он сношения с Князем Иеремиею Вишневецким. Армянин Джержий, человек богатый, крымский купец, торгующий в Польше, возил от Хана к Князю, и обратно, письма чрез Молдавию и Валахию. Когда же, в прошлом году, он, Бостанджи, приехал в Крым от Султана с тайными бумагами, то Хан начал оказывать Тимофею необыкновенные и до того не бывалые почести, и наконец велел Тугай-Бею собиратся в Малороссию с 4000 корпусом, Между тем, помощию подарков, молодой Хмельницкий успел выведать от Ханских придворных содержание бумаг, привезенных из Царяграда.

Султан писал о великих успехах Гетмана, о изнеможении Польши, и приказывал Хану, чтоб он старался преклонить Хмельницкого к подданству Порте, на правах Молдавии, Валахии, и самого Крыма; чтоб Хан ничего не щадил в угождение и услуги Гетману и народу Русскому. Не смотря на это, один из дворцовых чиновников, при отправке Тугай-Бея, подслушал разговор Ханский, и пересказал его сыну Хмельницкого. Прощаясь с своим Мурзою, Ислам сказал: «помни всегда и не забывай, что хитон ближе к телу, нежели чекмень».

Такова-то помощь Татарская под Корсунем, под Пилявцами, под Львовым, Замостьем, и во всей войне Хмельницкого, в эти два первые года Гетманства его. Увидим их помощь и в остальные.

Тут же у Полонного, чрез Молдавского Боярина Костати, Гетман получил письмо от Узук-Алия Паши Силистрийского. Изъявляя волю Султанскую в фирмане, им полученном, он просил Хмельницкого о вспоможении Молдавскому Государю Липуле на его неприятелей. Войска Турецкие не могут, писал он, действовать в этом деле, по важным политическим обстоятельствам; но Султан много одолжен будет Гетманом, и постарается отблагодарить его взаимною услугою. Хмельницкий обрадовался неожиданному случаю отделаться от Тугай-Бея приличным образом. Татары, от рождения склонные к хищничеству и коварствам всех родов, безпокоили его. Он два года обходился без них. Ныне, когда война должна была затихнуть, он вовсе не имели в них надобности. И так, прием его Тугай-Бею был обольстительный; приязнь, дружба, благодарность были расточены перед Мурзою; наконец, мало по малу, он согласил Татарина отправиться в Молдавию с Тимофеем. Восемь тысяч охочекомонных и регистровых козаков и четыре тысячи Татар пошли к Господарю на помощь. Главнокомандующим был объявлен Тимофей, под руководством Обозного Генерального Носача. Полковниками были Дорошенко, Станай и Артазий. Корпус выступил в поход Сентября 17.

Хмельницкий распустил войска свои на зимние квартиры; а сам от Полонного, с своею гвардиею, состоящею из Чигиринского полка и трех сот волонтеров, пошел в Киев для принесения благодарственных молений Богу за освобождение Малороссии от ига Польского. 1-го Октября, в воскресенье, вступил он в город. Чины, козаки, знатнейшие граждане заблаговременно туда съехались. Они, и с ними все народонаселение, встретили великого мужа и благодетеля отчизны за городом; изъявляли ему невыразимую благодарность за безпримерные подвиги и труды, понесенные на благо Малороссии, и поднесли ему наименование «отца и избавителя народа и отечества. «Он отвечал краткою речью, изъявил признательность за почести, ему оказываемые, и в особенности за воинов, которых каждое семейство присылало к нему, и которые с таким мужеством во бранях подвизались.

Вступив в город, он прямо пошел в соборную Софийскую церковь. Там, по окончании Литургии и благодарственного молебствия, обратясь к чинам и народу, увещавал их, всегда пребыть к Богу; благодарными, к отечеству усердными и ревностными, между собой дружелюбными, и напоминал им, чтоб не забывали обязанностей своих в отношении к Малороссии и к своей свободе; «а без того, продолжал он, вы можете опять быть низринуты в рабство: непримиримые враги наши Поляки только избиты, только изнеможены, но не уничтожены. Приметив нашу слабость и несогласие, они могут снова собраться и ратоборствовать с нами. Сам Спаситель провещавал в мире, и мы видим всегдашнее событие того, что всякий народ и царство на ся разделившееся не устоит, и всяк дом на ся разделившийся запустеет.»

Тогда-то в первый раз был послан Гетманский Судья Гуляницкий в Москву, к Царю Алексею Михайловичу, с представлением, что теперь удобнее, чем когда либо, отнять у Поляков Смоленск с его уездами и со всею Белоруссиею, что мы готовы помочь в этом Царю, что Поляки везде уже разбиты и разсеяны, что Польша в крайнем изнеможении, и что собственные наши войска, будучи в цветущем состоянии, остаются почти без дела.

Царь по осторожности не отвечал письменно, а прислал с Гуляницким Бутурлина, и блатодарил за усердие к нему и его Державе. Московское Царство, говорил Царь устами Боярина, единоверно и единоплеменно с Малороссиею; оно понесло страшные убыли и разорения во время неслыханных междоусобных войн и в годы междоцарствия. Держава моя, будучи несколько раз потрясена до основания, ныне отдыхает; но за отдых свой заплатила вероломным и завистливым соседям своим великими уступками. Она не может возстать на новые войны без сильных и побудительных к тому причин. Но если бы Гетман и Малороссия соединились навсегда с царством Московским, тогда бы могли они вместе предпринять что либо для пользы общей. Советую помыслить о том, и открыться мне чистосердечно. Я же с моей стороны, так заключил Царь, честию и совестию Христианскою и Царскою обнадеживаю принять вас как своих кровных, и установить все по уговору и обычаю народов и Думных людей.

«Эти переговоры и сношения с Царем, говорит летопись, были Хмельницкому в последствии горчайшею пилюлею, приправившею его даже к смерти.»

На зло Казимиру, Князь Иеремий Вишневецкий был избран Главнокомандующим Польской армии. Ненавидя, так же как и Король, Князя Иеремию, Гетман послал послов Запорожских на избирательный Сейм. Он угрожал Полякам непримиримою войною, если Казимир будет на престоле. Из Иезуитов и Кардиналов, Ян Казимир II поступил в Короли. 7 Ноября был коронован и тотчас женился на вдове брата своего Владислава IV, а Малороссийский Гетман уехал из Киева в Переяславль, и там, но вступлении во второе супружество, о котором мы скажем в свое время, занялся делами политическими.

Гетман в Переяславле. Бракосочетание. Послы от соседних дворов. Польские Коммиссары Встреча им. Обед у Гетмана. Булава и знамя Королевские. Церемония. Речь. Воеводы Воззвание одного Полковника. Первая аудиенция. Ответ Хмельницкого. Кармелиг Лентовский. Полковник Весняк. Обед у Воеводы. Вторая аудиенция. Скорый отпуск. «Заутра справа и росправа». Третья аудиенция. Слезы Коммиссаров. Увещания Хмельницкому. «Шкода говорыты». Сильная речь Гетьмана. Дополнение к речи от Полковников. Вторая речь Гетмана. Восторг его при воспоминании о войне. Испуг Комиссаров. Просьба об уменьшении регистровых. Ответ. Разговоры о Киеве. Четвертая аудиенция. Десять Гетманских статей. Приказ коммиссарам ехать с объявлением о войне. Уступчивость Чарнота. Последняя аудиенция. Слова Гетмана к Потоцкому. Русские Послы. Ответ Хмельницкого. Слухи о войне. Посполитое рушенье на Козаков.

В Переяславле встреченный с теми же, что и в Киеве, почестями, Гетман приступил к своему бракосочетанию. Та красавица, за которую некогда он жаловался Польскому Сенату и получил в ответ насмешку, его прежняя любовница, у него похищенная Чаплинским, несколько лет уже была женою похитителя. Теперь, вооруженною рукою, Хмельницкий отнял у врага все его обширные владения и жену. Коринфский Митрополит Иосафат, сопутствовавший Гетману во всех походах, обвенчал его с Чаплинскою.

Многие Татарские владельцы, Молдавия, Валахия и Венгрия, Турецкий Султан, Австрийский Император и Царь Московский прислали к нему послов с поздравлениями. Наконец и благородные Паны разсудили отправить в Переяславль не послов, а Коммиссаров.

В день 1 Января 1649 года выехали из Варшавы к Гетману: Брацлавский Воевода Адам Кисель, Львовский Подкоморий Мясковский, Новогрудский Хоружий Николай Кисель, Брацлавский Подчаший Яков Зеленский и Секретарь Коммисии Смяровский.

Они везли Булаву и знамя, «пожалованные», по словам их, «Его Величеством Хмельницкому». В карманах у них были статьи, по которым вероисповедание объявлялось свободным, Гетман должен иметь верховное начальство над козаками, регистровому войску состоять не более как из 12 или 15 тысяч человек, остальным взяться за плуг; короче сказать: в карманах у них было желание припилить орлу нос и когти, обрезать ему крылья.

Полковник Тыша с 400 козаков встретил Коммиссаров при переправе чрез Случь. Конечно тогда необходимы были в Малороссии для Поляков телохранители. Крестьяне, принадлежащие Адаму Киселю, не уважая присутствия своего Пана, в Новоселках, в собственном его имении, делали ему и его сопутникам неприятности. В Годопущи, заступили дорогу Воеводе, и он принужден был выкупиться.

Наконец Февраля девятнадцатого они приехали в Переяславль. Панов встретили залпом из двадцати пушек, пригласили в Гетманский дворец и угостили обедом с приправой колкостей на счет Вишневецкого, Чаплинского и всех Ляхов.

На другой день у них был совет: прежде ли заключения условий, или после, должно вручить Гетману драгоценныя, Королем присланныя, булаву и знамя. Решили, что должно вручить их немедленно. Для церемонии назначили широкую улицу, где жили Московский и Венгерский Посланники. Ловчий Кржелевский и Скарбник Кульчинский понесли булаву; впереди гремели литавры и барабаны; короче сказать: в этом театральном представлении, которое конечно не могло пленять Хмельницкого, и которое мы опишем словами самого Смяровского, вполне изображалась низость тогдашнего национального Сейма.

Гетман стоял в красной собольей шубе, прикрытый бунчуком, в кругу своих Старшин и Полковников. Воевода начал речь, в которой вздумал объяснять Королевскую милость и благосклонность к нему и войску; но один из Полковников не дал ему на тот счет долго распространяться: он выступил и начал свою речь:

«Король! як Король? але вы Королевенята броите много и наброилисте! И ты, Кисилю, кисть од кистей наших, отдилывся од нас и живешь Ляхами!»

Атаман, говорят Каммиссары, умерил бурное красноречие Полковника, который, махнув булавою, отошел в сторон.

Тогда Воевода отдал Хмельницкому Королевские письма, предъявил рескрипт и подал булаву; а Николай Кисель поднес Гетманское знамя с белым орлом и надписью: Ioannes Kazimirus rex. Хмельницкий, по словам Коммиссаров, принял все это довольно приличным образом, и приказал прочитать бумаги в слух, потом пригласил Панов к себе.

Красноречиво и выразительно Воевода говорил с Гетманом. Он показывал ему, сколь великой милости сегодня удостоил его Король, удовлетворив его желаниям, даровав его прошлым проступкам всепрощение, ознаменовав свободу Греко-Российского вероисповедания, согласясь на умножение постоянного козачьего войска, соизволив возстановить по прежнему все давние права и привиллегии Запорожцев, наконец предоставя ему полновластное управление Малороссиею. Об одном только он не напомнил, что все эти милости свои Король дал Гетману на Желтой воде, у Каменца, у Корсуня, Вара, Львова, Замостья и у Пилявцов, по доброй воле. Воевода забыл напомнить Хмельницкому, что плата за Гетманскую голову, объявленная Сеймом, еще не отменена.

Хмельницкий однакож не забыл этого и отвечал на Польском языке следующей речью:

«За столь великие милости, которыми жалует меня Его Величество, равно как за признанную мне полную власть в управлении войском, я покорнейше благодарю; но что касается до Коммиссии, то открыть оную едва ли будет возможно. Войска не собраны в одно место, Полковники и Старшины далеко; я же без них ничего решить не могу и не смею, ибо в противном случае подверг бы жизнь свою опасению. Притом, не сделано еще никакого взыскания с Чаплинского и Вишневецкого; первый должен быть непременно мне выдан, а второй прилично наказан. Ибо они первые подали повод к смятению и кровопролитию. Виноват и господин Воевода Краковский, который силою наступил на меня и преследовал меня, когда я принужден был спасать жизнь мою в Днепровских пещерах. Но он имеет уже довольно за свое: нашел то, чего искал. Господин Хоружий Конецпольский так же виноват; ибо отнял у меня мою вотчину, и Украйну раздавал Лисовчикам, которые молодцев, заслуженных республике, превращали в мужиков. Ничего из этого не будет, если одного из них не накажут, а другого не пришлют сюда ко мне. В противном случае, или мне с целым Запорожским войском погибнуть, или пропасть Ляхской земле, Сенаторам, Дукам, всем вашим Королькам и Шляхтичам. Не довольно ли того, что ваши перерезали весь Мозырь и Туров, где Радзивил велел одного нашего на кол посадить? Я послал туда несколько полков, а к Радзивилу написал письмо, что если он смел поступить таким образом с одним христианином, то я тоже самое сделаю с 400 Ляхских пленников, которых имею в моей власти, и отплачу вам за свое.»

Речь эта, как видно из статейного Посольского списка, не весьма понравилась ясновельможным. Кармелит Лентовский желал укротить Гетманскую пылкость, и начал доказывать, что это Литовские известия; что о Мозыре и Турове надобно иметь еще подтверждения. Здесь, вероятно, Кармелит сказал что нибудь не по сердцу Полковникам, и вдруг Черкасский Полковник Федор Весьняк схватил булаву и закричал на Лентовского:

«Мовчи, Попе! а твое то дило нам задавати? выходы но, попе, на двир; научу я тебе Запорожских Полковникыв шановаты.»

Первая аудиенция била окончена. На другой день Коммиссары осматривали достопамятности города и горевали над могилой Луки Жолкевского, где памятник был разбит и драгоценный перстень был снят с пальца сего почтенного мужа. Мы увидим со временем поступок Панов с могилою Хмельницкого.

Гетман был приглашен к обеду Воеводою. «Ум, веселость и вежливость», говорит Коммиссар, «не произвели на него никагого впечатления.» — Хмельницкий уговаривал Киселя и жену его отречься от Ляхов, и объявил Посовскому, что повесит его, если он осмелится в другой раз я явиться к нему на глаза.

На другой день Коммиссары приехали во дворец, застали Гетмана за завтраком в кругу товарищей. Тут было вздумали толковать, но получили следующий ответ:

«Заутра буде справа и росправа! Бо я теперь на весели! Треба Венгерьского и Ракусського послов отправляты. Коротко молвлю: в той комысии ни чого не буде, и война должна буты в сих трох або чотырох недилях. Я вас усих Ляхив выверну уверх ногами, усих потопчу и продам вас в неволю царю Турецькому. Король Королем буде: щоб Король ризав Шляхту! був бы волный! Погришыть Князь? уризаты йому шыю! Погришыт козак? тож само з ным учиныты! «Правда, я чоловик лыхый и малый; але мени Бог дав так, що я едыновладный Пан Руськый! Король не схоче волным Королем буты? то як се йому выде! Скажить тее Пану Воеводи и Коммиссарам! Грозить мени Шведами? и ты мои будуть! «А хочь бы их було пять сот, шесть сот тысячь, не здужаты ым Руссьскои Запорожскои сылы. Идить же з тым! Заутра буде справа и росправа.»

С горестью пошли Комиссары от Хмельницкого: печальное, по их собственному сознанию, было у них совещание. Они положили требовать письменного ответа на рескрипт и не раздражать более сего полудикого Героя».

В третье заседание Воевода «умильно и со слезами» увещевал Хмельницкого. Мы, которые пишем это, отсылаем наших читателей к поверке наших слов: столь низкой подлости мы не поверилиб сами, не прочитав ее в подлиннике. Для нас непостижимо такое унижение после самохвальств у Пилявцев, после безчеловечий в Варшаве. Но это слова тех же Поляков, которые видели своими глазами, как набивали Павлюге голову половою, как жгли Наливайку в медном быке, как у Остряницы тянули жилы по колесу. Они то танцевали мазурку перед детьми, жарившимися на угольях; они же говорят потомству, что «умильно и со слезами» Воевода их толковал с Хмельницким, с Атаманом, как они называют его заглазно, называя в глаза ясновельможным Гетманом, плача и стеная пред этим Атаманом. Воевода уговаривал его не прилепляться к Порте. Он предлагал ему держать козаков не более 12 или 15 тысячь, которые будут на жалованьи республики. «Столь храброму полководцу, как Хмельницкий», прибавил Воевода, «приличнее обратить свое оружие против врагов христианского имени и распространить пламя войны за пределы отечества, нежели проливать братнюю кровь, кровь своих сограждан, и заслужить у потомства гнусные имена бунтовщика и возмутителя.».

«Шкода говорыты!» отвечал Хмельницкий. «Було время зо мною трахтоваты, як Потоцкии преслидовали мене за Днипром; було время посли Жолтоводской и Корсуньской бытвы, при Пылявцях, при Константынови, при Замостьи, и як шесть недиль я тягався от Замостья до Киева. Тепер не пора! Я зробыв то, о чому не смив я подуматы. И зроблю то, що думаю. Освободжу весь Русський народ от Ляхской неволи. Я прежде воевав за свою обыду; а тепер за виру нашу православную. Увесь народ по Люблын и по Краков у тому поможе мини. Я не покину моих одновирцев, а то вы, Ляхи, загорнете их против козаков. У мене буде двисти, трыста тысячь регистровых. Орда прыде на помочь до мене. Мий брат, душа моя мий сокол ясный зробить усе, що я захочу, нихто не зруинуить нашеи козацькои виры. Не пойду я ни на Турков, ни на Татар; доволно буде з мене Волыня и Подоля, обшырных и обыльных провинций. Усе займу по Лемберг, по Кульм по Галычь, и з над Выслы скажу Ляхам: Сыдить «Ляхи! Мовчить, Ляхи! Туды я загоню усих Князей и Дуков; а колы заворушаться за Выслою, я и там их знайду. На всий Украини не зостанеться ни едного Князя, або Шляхтыча; а колы хто з их схоче йисты з намы хлиб, нехай послухаеться войску Запорызскому и нехай не броить.»

Едва Гетман окончил речь, как зашумели Полковники: «Се вже не тее, що нас сидлалы Ляхи що лякалысь мы драгуныв. Се вже не тее! тепер инше дило! При Пылявцами бачылы мы тее, що е не тыи Ляхи, що былы есте Турков, Нимцев и Татар. Се не Жолкевьски, не Хмилецьки! Се Трусовьски, Заиончковски! Не смилый народ! воны померлы з переляку, хочь не було Татар: у середу нас було тыльки три тысячи; як бы вы подождали до суботы, ни едного из Ляхов не пошлоб у Лемберг.»

Хмельницкий продолжал: «Так как Преосвященный Патриарх благословил уже меня на сию войну, венчал меня с моею супругою и приказал мне окончательное истребление Ляхов, то как а мне не повиноваться великому, Святому Владыке главе нашей, любезнейшему гостю? Я послал уже приказ кормить лошадей, и готовиться к походу, без пушек и без повозок: я это найду у Ляхов. А еслиб кто из козаков осмелился взять хотя одну повозку, я велю отрезать ему голову. Я сам кроме вьюков и мешков ничего с собою не возьму.»

Тут, по разсказу Коммиссаров, Гетман начал говорить о войне с таким жаром, что пришел почти в изступление. Бросаясь с скамьи на скамью, он рвал на себе волосы, начал топать и неистовствовать так, что все пришли в ужас. Если справедливо предание о необыкновенном росте и полноте Гетмана, и о голосе его, который с горы Чигиринской был слышен за две версты в лесу Чутском, то действительно было от чего придти в ужас. В отмщение за перепуг, Коммиссары описывают, как Хмельницкий горд, и как он окружен льстецами. Вот их разсказ:

Хвала и столь неожиданные почести имели самое несчастное влияние на Хмельницкого. Будучи и без того высокомерен, он не умел удержаться на высоте, на которую вознесло его счастье, лесть и восторг его сограждан. Когда Хмельницкий приобщался Св. Таин, в городе стреляли из всех пушек, и народ в восхищениях радости бегал по всему городу, восклицая: избавитель наш, Господарь Великий Гетман приобщается.

В тот же день опять предложили они Хмельницкому иметь не более двенадцати или пятнадцати тысячь козаков регистровых; Хмельницкий молчал; казалось, согласился; его просили подписать эту статью. «На що пысаты. Нас стане и сто тысячь; стылки а их буде, скильки я захочу», отвечал Гетман. Тогда стали просить выдачи пленных, в том числе Потоцкого; говорили, что это слуги Королевские, что Король желает их освобождения. Гетман отвечал хладнокровно и коротко, по Спартански: «се военная добыча! Нехай Король не думае!»

Львовский Подкоморий начал увещание: «и неверные в знак дружбы даруют свободу пленникам. За десять лет перед сим, Турецкий Султан Ибрагим возвратил Королю чрез меня несколько сот невольников из галер и из собственного сераля. Вы же, господин Гетман, вы, подданный и слуга Его Величества, получив булаву и знамя Государя своего, не хотите выпустить слуг Государевых; вы не хотите отослать их с Коммиссарами Его Величества, но содержите в жестокой неволе и голодом. Что же мы должны думать на будущее время о вашей верности, преданности и повиновении?»- «Шкода говорыты!» отвечал Хмельницкий. «Бог мини дав, сее! Потоцкий пусть подождет здесь своего брата, Каменецкого Старосту, который завладел моим городом Баром. Кровь христианская там льется; я отправил туда несколько полков и приказал привести его живым.»

В ответ на Барския кровопролития Коммиссары начали указывать на Киев, где Полковник Нитижай, говоря, что действует по Гетманскому повелению — разрушает костелы и монастыри Римско-Католические, Ляхов топит в реке, ксензов мучит, щляхту обоего пола жестоко сечет, отыскивая несчастных и под землею. «Я могу управлять сим краем, як мини завгодно. Киев мый город, я Пан и Воевода Киевский! Бог мини дав сее владиние, позволивши приобристы его саблею! Шкода говориты!»

Когда уехал Русский посланник, Воевода Кисель явился опять к Гетману и упросил его дать письменный ответ на статьи, присланные Сеймом. Хмельницкий склонился наконец и написал следующие пункты:

1. В Киевском Воеводстве, Униатского вероисповедания и даже имени Унии не будет.

2. Киевский Митрополит имеет быть допущен к заседанию в Польском Сенате.

3. Воевода и Кастелян должны быть избираемы из Велмож Греко-Российской веры.

4. Римскокатолические костелы, которые козаки разграбили, имеют быть возстановлены и оставаться in Statu guo ad praeteritum, за исключением Иезуитов, подавших повод ко всему замешательству.

5. От Князя Вишневецкого, как виновника второй войны, отнято будет звание Коронного Гетмана. Иначе козаки ни жить с ним вместе, ни пустить в Украйну, не могут.

6. Приведение Коммисии к окончанию и составление регистра постоянному Козачему войску отлагается до весны, на Духов день, так как его теперь, по причине недостатка предметов продовольствия, совершенно быть не может.

7. Коммиссия будет составлена из двух только Коммиссаров,

8. Во время оной, Чаплинский имеет быть выдан Хмельницкому, который с сим непременным условием обещается возвратить свободу пленникам.

9 До того времени Коронные и Литовские войска не будут вступать в пределы Киевского Воеводства, с одной стороны по Горинь и Припеть, а со стороны Воеводств Подольского и Брацлавского по Каменец-Подолск.

10. Запорожские войска так же не будут переходити означенных рек.

Коммиссары не хотели принять пунктов; они требовали, чтоб коронные войска могли подвинуться по Бар, по Брацлав и по Винницу. Долго Николай Кисель, Зелинский и Смяровский уговаривали Хмельницкого дать согласие. Хмельницкий, выхватив статьи, привезенные из Варшавы, перечеркнул разом все, и объявил Панам, чтоб они ехали в Варшаву с донесением Сейму о немедленном начатии неприятельских действий. Послы принуждены были уступить его требованиям.

Теперь им хотелось выручить пленников. Николай Кисель, Смяровкий и ксендз Лентовский пошли к Обозному Чарноте, предлагали ему подарки, чтоб походатайствовал у Гетмана. Чарнота отвечал: «не пойду, потому что я болен. Гетман придет сюда ко мне. Но я не советовал и не советую ему выпускать птиц из клетки; и еслиб я был здоров, то не знаю, каким образом и вы сами вышли бы отсюда.»

Воевода предлагал Гетману 24000 злотых (50,000 руб) окупу за пленных. Гетман отказал. 27 числа Коммиссары начали приготовляться в обратный путь; они просили Гетмана приехать к ним проститься; но он не приехал, а пригласил их к себе. У Воеводы случился припадок подагры соединенный с хирагрою; не смотря на это, его привезли в санях. Хмельницкий отдал им пункты, им подписанные, и два письма, к Королю и Канцлеру; последнему коня своего в подарок. Уже он хотел проститься с Комиссарами, когда им вздумалось еще сделать попытку об освобождении пленников. Конецпольский, Гроздицкий, Чарнецкий, Лончинский и Потоцкий стояли в цепях. Гетман обратился к последнему и сказал: «я хочу тебя удержать здесь для того, что если посланные мною козаки завладеют Баром, то посадить тебя на кол перед городом, а брата твоего на другой кол, в самом городе, и чтоб вы смотрели друг на друга.» Полковники провели Комиссаров к повозкам, и они отправились почти без слуг, которые все, а между ними даже и Польки Панны перешли к козакам.

Угощенье Послам было однакож блестящее. Сама Гетманша, по словам летописей, и Польских и наших, набивала для них и для Гетмана трубки, украшенные драгоценными каменьями, а горелку пили из золотых чаш.

Других переговоров с Поляками впрочем и не должно было ожидать от Хмельницкого; дерзкие статьи, присланные Сеймом, были приличнее победителям, нежели побежденным; в особенности в ту минуту, когда Послы всех соседних держав привезли ему дары и поздравления.

Не известно, с какими бумагами были Послы Царские: Василий Михайлов и Григорий Унковский; Они привезли Гетману шесть сороков соболей, Полковникам тридцать пар. С ними поехал известный нам уже в переговорах с Поляками Полковник Федор Весняк. Он представил Царю дар от Гетмана коня и Турецкий лук, и привез из Москвы Гетману еще три сорока соболей. Тогдаже возвращались из Польши послы Царские. Кн. Трубецкой и боярин Пушкин заехали к Хмельницкому, и пересказали ему, что Король, выслушав требования Царские насчет Смоленска, и схватясь за саблю рукой, сказал: «я саблею буду отвечать на требования Царя вашего «- а между тем они говорили, что приятно былоб видеть соединение Малороссии с Россиею, что Царь готов бы признать его владетельным, наследственным Князем Малороссии; что тогда он объявил войну Польше за Смоленск и Белоруссию. Гетман отвечал, что народ, им придводимый, есть народ вольный, все готовый умереть за свою вольность: характер этот в козаках врожденный и неудобный к насилию; не смотря на наружную простоту, Малороссияне разборчивы и проницательны, и умеют ценить свободу державы и народов; и потому Царю должно немедленно объявить войну Польше, по двум причинам, самым политическим: 1. чтоб народ Малороссийский узнал и уверился в усердии к нему народа Московского; 2.чтоб Козаки увидели мужество Москвитян, и переменили б мысли, которые получили об нем во времена самозванцев, смут и нашествия Поляков; а без того, заключил Хмельницкий, хотя бы я и согласился соединиться с Москвою, со стороны народа надежда будет тщетная.

Между тем Коммиссары Польские приехали в Варшаву. Они в Брусилове уже слышали, что Татары идут от Белой церкви, что козаки взяли направление к Звялу: почти у них в глазах 3000 козаков, под командою Тыши, разграбили острог, и перерезали всю шляхту и Евреев. Бояновский, Боровицкий и Суходольский уже имели стычку с нашими отрядами.

Король объявил посполитое рушенье на Козаков.

Число войска Польского. Сборные места. Корпуса козацкие. Небольшая неудача Козаков. Книга Пастория. Збораж. Битва под Зборажем. Обложеиие Збоража. Соломенная армия. Лжи Пастория. Семдесят пять вылазок. Подвиги Небабы, Богуна. Король под Зборовым. Распоряжения Гетмана. Речь его. Битва Зборовская. Лжи Польских историков. Бегство Поляков. Голод в Збораже. Сдача Збоража. Мир. Условия. Приезд. Тимофея. Признание в любви. Прием Гетьмана в Киев. Гетман в Чигирине.

Местами сборными были назначены для Поляков Лоев, Слуцк и Збораж. Войска считали у них иные сто, иные триста тысячь. Хмельницкий умножил свое до семидесяти. В городах учреждена была милиция из старых козаков или товарищества и из молодых, которые должны были поступать на укомплектование полков регистровых. Мы отправились за Двину Марта первого; а один корпус под начальством Полковников Мартына Небабы и Антона Горкуши отправился к городу Лоеву, на Припети, чтоб удержать или по крайней мере затруднить поход войск Литовских; другой под командою Асаула Генерального Богуна и Полковников Данилы Нечая и Осипа Глуха отправился к Слуцку. Гетман дал им наставления удерживать неприятеля в его позициях, покуда возможно, а потом затруднять его в переправах чрез реки и в теснинах, и всегда отступать к главной армии, которая шла на Збораж.

У Острополь, при Звячеле, при Баре козаки были побиты; наконец сам Хмельницкий продвинулся к Зборажу. Его армия, по словам Польских летописцев, напоминала Гуннов и Тамерлана. Пасторий насчитал в нем тридцать Полковников и 300,000 воинов. Польским же войском, которое тот же Пасторий ставит только в девять тысяче рядовых, командовали: Фирлей, Конецпольский, Вишневецкий, Лянцкоронский и другие. Столько Магнатов на девять тысячь войска! Очевидно, что летописец Польский крепко уменьшил количество своих разбитых единоземцев.

Летописи не сходны насчет описания и даже насчет дней, в которые произошли знаменитые битвы Зборажская и Зборовская. Приближение Хмельницкого к Зборажу Конисский ставит Марта 25; битву Зборовскую Июня семнадцатого. Пасторий считает битву Зборажскую Июля 1З. Но предполагая, что летопись Конисскаго есть действительно летопись Гетманская, что такое показание Преосвященного Георгия справедливо, и что достойный уважения ученый муж, примерный гражданин и Архипастырь благочестивый не уверял бы напрасно и не давал бы своего Архипастырского слова в том, что из собственных записок Богдана и Юрия Хмельницких составлена его летопись, — и так, предполагая все это, мы необходимо должны верить насчет чисел и произшествий более Гетману, нежели историкам, которые в битвах тех ее были. К тому же, Пасторий назвал книгу свою: «Война Скифокозацкая, или о заговоре Татар, Козаков и Русской черни против Королевства Польского, разрушенном Яном Казимиром.» Этого названия достаточно, чтоб не ссылаться на его книгу.

И так Гетман выступил первого марта; на разсвете двадцать пятого приблизился к Зборажу и застал уже под городом войска Польские, не девять тысяче, но до ста, ибо это было посполитое рушенье. Вишневецкий был Главнокомандующим; остальные Военачальники были люди молодые, созванные со всего Королевства. Мы их наименовали. Войска стояли уже в боевом порядке. По счатью Хмельницкого и по ошибке Вишневецкого, люди новые, неопытные, непривычные, набранные в нынешнее посполитое рушенье, были выставлены вперед: они едва умели стоять и держать ружье; а старые солдаты стояли у них за спиною, вероятно для того, чтоб удерживать бегство.

У Хмельницкого было семьдесят тысячь козаков, кроме Татар, и семьдесят пушек. Разделив армию на три колонны, составленные из пехоты и спешенной кавалерии, приказал он двум конным отрядам идти по Флангам, а резервному корпусу по следам его, не отставая. Тотчас один из конных отрядов занял высоты, оставленные Поляками на одном крыле. Тихо шли наши колоны, не смотря на неприятельскую канонаду; но когда приблизились они к передовым линиям на пистолетный выстрел, тогда, в свою очередь, открыли сильную пальбу из пушек и ружей. Линии подались, крик войска еще более испугал молодых Поляков; прежде начали они отступать спиною, а потом, оборотясь, бросились на ветеранов, которых немедленно смяли. Козацкая пехота удвоила шаги, напала на вторую линию. Не дав ей выстроиться и выбиться из толпы бегущих, ударила в копья, и началось продолжительное убийство, которое тянулось несколько часов. Все неприятельское войско ударилось в бегство. Пользуясь замешательством, козацкая конница кинулась на фланги беглецов, и ей был один лишь труд рубить и колоть; наконец все войско вбежало в Збораж и захлопнуло ворота. На поле сражения осталось от Поляков пятьдесят семь пушек со всею принадлежностью, весь обоз и огромные кучи мертвецов, которых несколько дней таскали козаки, далее от своего стану. По счету, может быте несколько преувеличенному, похоронено их было 19373, в том числе и множество шляхты. Вишневецкий был ранен в лядвею и отнесен в город на жолнерском плаще.

Зная, что в городе нет ни запасов, ни артиллерии, что провианту не будет там достаточно на такое многолюдство, Хмельницкий решился не начинать приступа, но обложить и взять врага голодом. И так, он велел выжечь предместья, запер въезды, окружил город со всех сторон, построил укрепления и поставил вокруг сильную стражу. Осада длилась три месяца. В это продолжительное время нередко, соскучась бездействием, козаки кидались на городские валы, в особенности на ту часть города где на возвышенном месте стояла ставка Фирлея. Однажды они уже приближались к ней, как вдруг Вишневецкий, чтоб ободрить ослабевшее войско, через трубача запретил стрелять в Татар, которые будто бы вступили с ним в переговоры; этим воспламенил своих соотечественников, и они отбили козацкий натиск. Таких нападений, без всякой необходимости, было шестнадцать.

Пасторий, много вымышляющий во славу Яна Казимира, Магнатов и шляхетства, разсказывает, что к силе оружия Хмельницкий прибавил «коварство». Желая устрашить Поляков появлением вспомогательного войска, он на обширном пространстве выставил шатры Турецкие, велел наставите лошадей; на них укрепил множество снопов соломенных, покрытых чалмами, и поручил нескольким козакам, одетым по-Турецки, предводительствовать этою конницею. Сам же он говорит, что эта хитрость была безвредна для Польских военачальников, которые посредством зрительных труб могли различить все предметы. Но мы спросим, где он нашел новое поле, где явилось у него это обширное пространство, чтоб, кроме Козаков и Крымцев, которых он считает до 300,000, - поместить еще новую армию, соломенную? И не понял ли бы Хмельницкий, что такой шутовской поступок мог бы унизит его в глазах Козаков. Он разсказывает, что в это время отряды войск Малороссийских везде были разбиты: Губернатор Слуцкий, Сосновский, отразил их от Слуцка; в Черикове они потеряли полторы тысячи рядовых; в Быхове понесли поражение; в Пинске был убит Полковник Гладкий; самый Пинск был сожжен Мирским, как главное убежище козаков; Радзивил очистил от Малороссиян Турово и Гродно, взял приступом Мозырь, казнил предводителя козаков, Михненка, подступил, к Бобруйску, требовал выдачи тамошних жителей, помогавших Малороссиянам; но они заперлись в одной деревянной башне и сами себя сожгли. Пац, Воловиче и Кн. Януш Радзивил разбили десятитысячный наш корпус, который причинял разорения около Виспици, Бреста и Кобрина; другой корпус, отряженный в Литву Хмельницким, тоже десятитысячный, под начальством Головача, был тоже разбит в Загальи, близ Мозыря, Радзивилом, и сам Полковник Ильея Головачь лишился там жизни. Стефан Подобайло, получивший приказание укрепиться между Днепром и Сожью, хотя и сжег Лоев, для воспрепятствования Полякам занял этот город; но за то он был разбит Радзивилом у Речицы а с ним и Кричевский, который, в заключение, был смертельно ранен и умер в Литовском лагере. Короче сказать, Ян Казимир действительно разрушил заговор, если верить Пасторию; однакож — как случилось, что подписан был Поляками Зборовский мир?

Осада Збоража продолжалась. Хмельницкий вознамерился овладеть валом и подкопаться под самые постройки. Осаждающие трудились день и ночь. Поляки, занимавшие передовые посты, могли уже явственно слышать голоса работников, их угрозы и ропот. Они оставили внешний вал и заняли внутренний. Тщетно ожидали прибытия Яна Казимира с свежим войском. Король и Оссолинский медлили, по словам иных летописцев, нарочно, чтоб мучить Вишневецкого, которого ненавидели; шли не ближайшею дорогою, но из Львова на Топоров и Белый Камене, где под предлогом собирания войск простояли еще четверо суток Недостаток в съестных припасах увеличивался; от Гетманской артиллерии число Поляков уменьшалось. Семьдесят пять вылазок не помогли осажденным.

С первого июня начали возвращаться к нашей армии отдельные корпуса. Небаба доносил Гетману, что Кн. Радзивил с войсками Литовскими переправился через реку Припеть, в числе восьмидесяти тысячь, около города Лоева, заблаговременно разоренного и им, Небабою, сожженного, и, что совершенно противоречит известиям Пастория, четыре раза нападал на него с своими авангардами, но был всегда отражаем; обоз неприятельский потонул в Припети; наконец, что Радзивил осадил Киев и выжег Подол. Богун прибыл с корпусом из Слуцка, донес о себе, что прошел до Бреста, разорил Брест, Вишневец, Бобр и другие места, и после многих битв с Поляками, возвратился к Слуцку, застал в нем и в окрестостях значителеные толпы Поляков, собранные посполитым рушеньем; перебил их несколько тысячь, а остальных загнал, отняв у них обозы, запасы и множество верховых и подъемных лошадей; что наконец он хотел осадить Слуцк, но приближение Короля, поспешавшего к Зборажу, заставило его отказаться от такого намерения.

Действительно, Король уже приближался; осада Збоража длилась, положение осажденных ежедневно становилось затруднительное, порох почти весь вышел, лошади издыхали от недостатка в фураже; смрад заражал воздух; люди питались лошадьми и собаками. Вероятно, они скоро бы сдались, но какой-то Поляк, служивший в нашем войске, послал к ним на стреле уведомление: чтоб не поддавались и что Король близко.

С Королем была армия, по одним известиям в двадцать, по другим почти во сто тысячь. Немедленно Гетман выступил к нему на встречу с одною частью войска, другую же под начальством Кривоноса оставил при Збораже, и осада не была снята. Чрез два дни, проведенных в походе, Хмельницкий узнал, что уже близко армия Королевская. Он приступил к Зборову. Оплошность Казимира, который не принял мер заблаговременно открыть неприятеля, и густой туман помогли в деле Гетману. Еще Король переправлялся по двум мостам. Чрез непроходимые болота, часть конницы и шесть тысяче пехоты только что перешли, военные снаряды и обоз следовали за ними: их прикрывал ариергард; а часте войска Гетманского была уже в городе и был указан к битве условленный знак: звон во визе колокола в местечке.

С главным войском Гетман распорядился таким образом: избрал для построения удобное место близ Зборова, умножил пехоту спешенными козаками, разтянул ее в обширную линию, разделил на три отделения; на флангах каждого построил батареи, обведенные глубокими и широкими рвами. Фланги всей линии примкнулись, правый к болоту и каналу, в нем проведенному, левый к лесу, так же окопанному на большое разстояние. Видно, что неприятель был весьма многолюден, когда Хмельницкий для того так раздвинул линию, чтоб не могли окружить его многолюдством. Позади линии поставлен был резерв из пехоты и кавалерии, за лесом; впереди линии была значительная часть лучшей конницы. Начальнику ее приказано бегло ожидать, чтоб неприятель миновал их, подходя к казацкой пехоте: тогда они должны были ударить ему во фланг и в тыл. Такое действие имело целью-развлечь внимание неприятеля, испугать мыслию, что окружен, и не допустить прорваться за линию. Устроив войско, Гетман сделал замечание, чтоб во время сражения никто не смел поднять руки на Короля, как на «Помазанника Божия», и потом произнес следующую речь:

«От нынешнего сражения зависит все счастие наше и нашего отечества, в котором отцы, братия, дети наши простирают к нам руки, прося освобождения своего из постыдного тиранского невольничества Польского; мертвецы наши, убитые, измученные Поляками, заклиная нас самим Богом и верой в Него, от Поляков поруганною, требуют праведного мщения за кровь их, невинно Поляками пролитую и всегда попираемую.»

Едва Польский обоз, во время перехода армии по мосту, за нею последовал, вдруг в Зборове ударили во все колокола. Козаки бросились на него единоверцы наши разрыли плотину, чтоб облегчить нам переправу через пруд Татары перешли чрез него и стали в тылу Королевского войска. Перемышлеское шляхетство и конница Князя Домииика Заславскаго, предводительствуемая Князем Корецким, не устояла под Татарским натиском, но Станислав Витовский и Подканцлер Лев Сапега поддержали их. Татары отступили, и в туже минуту опять кинулись с новою яростию. Сендомирский Кастелян и Балдвин Оссолинский подоспели на помощь и удержали Татар. Староста Стобницкий, Балдвин Оссолинский был убит.

В то время, как битва началась в тылу и на флангах неприятельских, Хмельницкий напал на Поляков с лица.

«Июня 17, в среду, 1649 года, есть тот пресловутый день, который должен быть всегда достопамятным в истории Малороссийской: «так говорит красноречивая наша летопись: «он есть решитель освобождения народа Русского от ига Польского, и в нем положен камень основания новой эпохи того народа. Пред восходом солнца стала многочисленная Польская армия в виду армии козацкой, многолюдством своим подобная грозной туче, закрывающей горизонт и помрачающей солнце. «Всадники ее, блестящие своею сбруею и богатым убранством, представляли молнию, сверкающую в ночной темноте; а от множественной конницы подымающаяся пыль возносилась вихрями своими до облаков и помрачала зрение человеческое опускаясь на землю. Гетман, разъезжая безпрерывно по своим Флангам, приказывал не спешить выстрелами, а допускать неприятеля в, самую ближайшую дистанцию, не смотря на его пальбу и порывчивость. Но только как он сблизился к линиям козацким, то открыта была вдруг пальба из пушек и ружей, и от скрытой конницы произведена разсыпная атака во фланг и в тыл неприятельский. Гром и пальба, с обеих сторон производимые, и кружение дыма, сделавшись от безпрерывных выстрелов, закрывали на долгое время решимость сражения; наконец поднявшийся крик в средине армии Польской, дал знать, что то делается для вспящения ухода новых войск из их линий, которые во многих местах разорвали свой фронт и поделали в нем страшные интервалы, перемешав и разстроив старых своих воинов. Гетман, то приметивши выслал на слабые места неприятельские одну фалангу пехоты своей с частию конницы, взятой из резерва; а пехота сия, ударив на разстроенного неприятеля копьями, тотчас обратила его в бег. Неприятель, покушавшийся окружить высланную пехоту, был встречен резервом козацким, обращен также в бегство, а за тем и вся армия Польская, первее подаваясь понемногу назад, наконец совсем побежала в разстройстве; а Гетман, оставив на месте сражения для осторожности одну только фалангу, велел всем прочим войскам гнать и поражать неприятеля. Убийство при сем над Поляками было страшное и повсеместное; конница, прежде делавшая разсыпную атаку нападала на уже на бегущего неприятеля целою лавою или фронтом, и он, бывши в разстройстве, не мог стоять и обороняться против копьев, а спасался бегством. Сам Король несколько раз был окружен козаками, но к нему никто но прикасался, и даже ничем на него не метил, а пропускал его с почтением: и он бросил от себя в одну партию кошелек с деньгами, а в другую партию дал часы золотые, ее командиру, который принял их, снявши с себя шапку, с великим почтением, уверив притом Короля, что он может ехать спокойно и ни чем не тревожась, ибо его ни кто нетронет, а всяк чтит с благоговением, яко особу священную. Король, вздохнув и приподняв руки, говорил Старшине козацкому: «как я обманут от льстецов своих, называвших вас козаков грубиянами и варварами! Напротив вижу я в вас благородных воинов и великодушных Христиан «. — Погоня и убийство над Поляками продолжилось до захождения солнца; дорога и поле покрыты били мертвыми и умирающими Поляками на 15 верст разстояния. На месте сражения сочтено и погребено до двадцати тысяч, а в том числе много вельмож и знатных чиновников, кои погребены в одной каплице Католической; а в добычу достался обширный стан армии Польской «со всеми запасами и обозами, вся артиллерия с ее парками и весь стан Королевский и Вельможский с богатыми палатками, сервизами и экипажами. Словом сказать, обогатили и обременили добычею сею всю армию козацкую.»

Так разсказывает об этой решительной битве наша летопись. Польские писатели хвалятся нам подвигами своих военачальников. Их армия была расположена в следующем порядке: Великий Канцлер Оссолинский командовал правым крылом, которое состояло из конниц: Королевской, Воевод Бельжского и Подольского, Донгофа, и несколько пехотных полков. КнязьКорецкий и Юрий Любомирский начальствовали на левом крыле, к ним присоединился Пузовский и другие Полковники. Центр, где находился и сам Король, был под командою Генерал-Маиора Гувальда и Краковского Губернатора Вольфа; тут находились полки Немецкие, шесть сот человек пехоты, нанятых иждивением Подканцлера Сапеги.

Татары растянулись на большое пространство бросились потом на правое крыло. Отбитые оттуда они сделали натиск на левое, и смешали его. Под Корецким была убита лошадь; стрела проскочил сквозь обе щеки у Пузовского. Он послал к Королю донесть, что Крымцы одерживают верх на их фланге; сам Король повел туда помощь; но Крымцы уже врезались в конницу и опрокинули ее. Ночь прекратила битву. В Польском стане разнесся слух, что Король хочет бежать с вельможами. Король чтоб успокоить волнующееся войско, объехал весь стан, при свете факелов. Поутру, один из пленных Татар был отправлен к Хану с переговорами. Но тогдаже Татары устремились на обозы; на валу развевалось уже козацкое знамя. Полководцы принуждены были употребить в дело своих слуг; около полудня получен ответ Ханский; битва прекратилась. Хан требовал возобновления ежегодной дани ему от Поляков по девяносту тысячь злотых и 180,000 за два года, в которые ни чего не присылали ему: с тем только обещал преклонить Хмельницкого к миру, а Гетман писал к Королю, что «готов сложить с себя Гетманское достоинство в пользу вновь определенного Гетмана Забусского, с тем, чтоб под покровительством Его Величества дозволено было ему жить «безбедно и безопасно.»

Все это показание историков Польских есть явная нелепость. В описании битвы мы видим чудеса Польской храбрости; действуют с нашей стороны одни Крымцы, козаков как будто бы не было. И так, когда Хан склонился на сторону Королевства, могло ли оно заключите немедленно такой для себя невыгодный мир? Сходно ли с характером, пылким и непреклонным, Хмельницкого, его письмо к Королю? Оно очевидно вымышленное. Кто говорил: «але мини Бог так дав, що я единовладный «Пан Руский»? — Кто требовал выдачи Чаплинского и Вишневецкого, а об отпуске пленных и слушать не хотел, прибавляя к тому свое «нехай Король не думае»? — Этот самый человек который был до победы так неуступчив, после победы отказывается от Булавы? Кто манифестом объявил, что он примерами своих предшественников научен понимать клятвопреступничество Поляков, тот неужели вверился бы позволению жить безбедно и безопасно как частный человек? и неужели Поляки не воспользовались бы этим? Тут очевидно ложь; тут ясно, что Полякам хотелось бы видеть Гетманом не Хмельницкого, а какогото Забусского, которого вероятно Хмельницкий посадил бы на престол, еслиб он явился к нему.

Поляки бежали с поля сражения; Гетман возвратился к Зборажу; несколько пленных Чиновников и один родственник Вишневецкого, взятые под Зборовым, были посланы в город с предложением о немедленной сдаче. Вскоре Вишневецкий прислал чиновников; там осажденные были в горестном положении: более месяца, они питались лошадьми, собаками, кошками, мышами; теперь уже не стало у них и этой пищи. Они начали есть кожи, ремни и свою собственную обувь; трупы лошадей, померших от голода, валялись на улицах, остальные порывались есть друг друга; Вишневецкий, пользуясь от ран, ел суп с вареными мышами. Обезсиленному, престарелому Фирлею едва могли находить скудную пищу. Когда город был отперт, на носилках вынесли Графа Синявского, и он не прожил шести месяцев после Зборажского страдания. Таково было положение осажденных.

Наконец они сдались. Хмельницкий переместил Вишневецкого и всю шляхту под стражу, в замок до разсмотрения. Войско, выходя из ворот, изнеможенное, высохшее как скелеты, шаталось и падало, прося у козаков пищи; их накормили, но предостерегали, чтоб не объелись после голода, и потом распустили, обезоруженных. Вишневецкий, по воле Гетмана, послал к Королю Депутатов с убедительнейшею просьбою о заключении с Козаками вечного и прочного мира, и войско наше осталось в городе и в стане, ожидая, что скажет Гетман: мир или войну.

Скоро получил Вишневецкий Королевское письмо: оно повелевало немедленно просите мира у Хмельницкого, и извещало, что со стороны республики уже приехали в Зборово Коммиссарами Воеводы: Адам Кисель и Горбовский. Со стороны Малороссии были высланы: Генеральный Писарь Кривонос, Генеральный Асаул Демьян Многогрешный, и Гетманский Секретарь Иван Виговский. Августа 20 написаны были, а Сентября 7 скреплены статьи договора.

1. Народ Русский со всеми его областями, городами, селениями и всякою к ним народною и национальною принадлежностию увольняется, освобождается и изъемлется от всех притязаний, претензий и должностей Польских и Литовских, на вечные времена, яко из веков вольный, самобытный и не завоеванный, а по одним добровольным договорам и пактам в едность Польскую и Литовскую принадлежавший.

2. Обоюдная вражда, и все неприятельское между сими народами бывшее, прекращается и уничтожается, и предается вечному забвению, и амнистия всему тому дается и утверждается полная и совершенная, служащая взаимно всем трем народам. Теж и бытки альбо потери, войною и незлагодством починенные и понесенные каждою нациею и каждою особою, да зостают без повроченья поиску и упоминки на вечные часы.

3. Народ Русский от сего часу есть и ма быть не от кого, кроме от самого себя и Правительства своего, независим, а Правительство тое избирается и установляется общею порадою, добровольно от всех станов, и приговором чинов с товаришества, по стародавним правам своим и обычаям Русским, и никто им в том да не мешает, ни посредствует, ни яким кольвек способом ни тайным, ни явным, а найборзе усильством.

4. Религия Католическая Русская альбо Греческая мает зупильно равенство с религиею Католическою Польскою альбо Римскою, и в правах церковных, и заседаниях, где кольвек Митрополит Русский Киевский на первое место по Примасу Польскому, а Епископы Польские с Епископами Русскими за ровно заседают, и так ся лагодят, як издавна бывало за Круля Батория и инших до начатку Унии, которую в земле Русской до фундаменту кассуем, и на вечность, яко смутившую народы, породившую в их вражду к и окипелую безмерною кровию Христианскою. А к в иных народах альбо землях Польских и Литовских ме они подлеглость доброй воли мирян и их шацунку, а без того сии да не примут и держаты не мусят.

5. Границы Русские установляются и утверждаются от Черного моря и Лиману Днепровского, в гору, на полдень, по реке Днестру, а от вершины его до реки Горыни, и от реки Горыни до реки Припети, и оттуда рекою Днепром до города Быхова, и оттуда в реку Сожь и Сожью до уезда Смоленского. А границы между рек, по твердой земле, указываются по граням сельским альбо войсковым, и яко селение куда отход, тут и гране принадлежит, и те грани разберутся и поновятся Великими Судами Подкоморским и Коммиссарскими.

6. Верховный начальник и Господарь земли Русской ма буты Гетман, избираемый чинами и

войском, из среды себя, вольными голосами, а постаннему альбо инако повставшему не буты ни в яку пору. Достоинство Гетмана Русского ма равенство зупельное с Гетманами Коронными и Литевскими, а войска повольно имети в полках, наполняемых от товарищества, сорок тысячь, а охочекомонного и Запорожского килько наберется; И козаки регистровые судом и послушеством повинны полкам и командам их, донележе козакуют и состоят в реестрах войсковых; а по выслузе ворочаются под право свое шляхетское, и тому повиноватися учнут, як и все посполитство мае судитись, и розбыратись, каждый стан по своим стародавним правам и артикулам, и никто их ни в чем да не неволит, не привлащает, опричь долегливостей, правами установленных.

7. Мир и тишину в народе Польском с народом Русским уставуем вечные и незрадливые, под клятвою анафема и анафема нарушителя и зрадцу людскаго; а оборона отчизны каждому народу есте поволена, и каждый из них сам за себе ратует, а другого не приневолюет; помочь между державами не лежит до злагоды правления народного его по общей пораде; а инаково, поволено будет каждому воевать, альбо неутрал держате, и ни кто за то не пеняет, ни памятствует под клятвами вышереченными; союз альбо протекция народа Русского с народом Польским и иным подлежит до порады и приговору зупельного от народа, яко в речи посполитой считатись третиею республикою.»

Вторые статьи были следующие:

1. Войску Запорожскому состоять в 40,000.

2. В список козацкий вносить имена свои людям, в городах Королевских и шляхетских живущим, исключая сел и деревень. Города же оные, с одной стороны Днепра, суть следующие: Димер, Горностайполь, Коростышев, Паволочь, Погребище, Прилука, Винница, Брацлав, а от Брацлава, даже до Ямполя к Днестру; а с другой стороны: Нежин, Остер, Чернигов, Ромен, даже до границ Российских. По иным же шляхетским городам не быть козакам, разве который будет принят в козацкий список по воле козацкого Гетмана: такому позволяется переселиться со всем своим имением, и там, козацкую отправляя службу, пользоваться и вольностями козацкими.

3. Городу Чигирину всегда оставаться при булаве войска Запорожского.

4. Никто из Вельмож не должен мстить подданным своим, бывшим в те времена в козаках.

5. Войско Польское никогда не будет располагаться по квартирам в городах и селах козацких.

6. Жиды также ни под каким видом не имеют жительствовать в селениях козачьих, для смущения.

7. В Короне Польской и в Великом Княжестве Литовском, православным церквам оставаться при своих древних вольностях и маетностях как было изначала.

8. Митрополиту Киевскому иметь место в Сенате с иными Сенаторами.

9. В Воеводстве Киевском, Брацлавском и Черниговском имеют быть раздаваемы достоинства и чины только Русской шляхте.

10. Иезуитские училища, как в Киеве, так и до всем городам и селениям козацким, не должны оставаться, но да перенесутся на иные места; а которые училища от давних времен основаны, те да пребывают в целости.

11. Вина не вольно продавать козакам квартою, а разве который пожелает бочкою или котлом.

12. Все сии статьи имеют быть утверждены вскоре на будущем сейме.

Коль скоро статьи были получены Гетманом, он очистил все Польские города и селения от Малороссийских войск. Козаков распустил по жилищам.

Во время пребывания его при Збораже, прибыли туда из Молдавии Тимофей с Тугай-Беем. Неприятели Липулы были разбиты на многих сражениях, в особенности при Яссах и при Букаресте; Ракочи бежал с Венгерцами в Венгрию, Липула принял Господарство. Наедине, Тимофей признался отцу в любви к Ирине Липулиной, хвалился взаимностию и согласием матери; но как один из Потоцких, будучи влюблен в Ирину, также ищет ее супружества, то Господарь хочет выдать дочь не за него, а за Потоцкого, которого она ненавидит. Хмельницкий одарил и отправил в Крым Тугай-Бея, и приложил к Хану благодарственное письмо и подарки. К Паше Силистрийскому писал, что по воле Султана и по его прозьбе ныне успокоен и утвержден Липула на Господарстве; но между тем показал, что оскорблен Господарем, который, запрещая дочери своей выходить замуж за Тимофея, насильно выдает ее за ненавистного для нее Потоцкого. Гетман заключил письмо просьбою к Паше об его ходатайстве за Тимофея. Паша обещал не только стараться лично, но и уведомить о том Султана, и заверял, что Султанское предстательство будет успешнее.

Из под Збоража, Гетман, окруженный Старшинами и гвардиею, отправился в Лавру, на богомолье.1-го октября, с триумфом, при пушечной пальбе, при колокольном звоне вступил в Киев; оттуда повелел по всей Малороссии отправить молебствие о счастливом освобождении народа от ига Польского. Через две недели поехал на отдых в Чигирин.

Приезд Послов от трех держав. Дары от Царя, Короля и Султана. Торговый договор с Турками. Предложение о наследственном гетманстве. Сейм в Чигирине. Посуждение о покровительстве. Речь Гетмана. Речь Протопопа Гурского. Ропот, народный. Сейм распущен.

В Мае месяце, приехали в Чигирин посланники трех держав: от Султана, Осман Ага и Узун-Али, Паша Силистрийский; от Царя, Василий Бутурлин и Князь Прозоровский; от Короля и речи посполитой, Канцлер Князь Любомирский с Воеводою Киселем.

От Султана получил. Гетман поздравление и подарки: булатную саблю, кафтан, похожий на мантию, с горностайными опушками, булаву, осыпанную жемчугами и драгоценными каменьями; для козаков, сорок мешков с серебряными Турецкими левами: все это было покрыто шелковою материею с золотыми и серебряными цветами. С Посланником привезено повеление к Хану Крымскому и Паше Силистрийскому, помогать Хмельницкому войсками.

В боченках, обернутых рогожами, привез Бутурлин казну для войска; а для Гетмана и Урядников дорогие меха, косяки парчей и других материй, сложенные в кули и покрытые рогожами. Посол поздравил Хмельницкаго с Зборовским миром.

Кн. Любомирский охотно или неохотно также поздравил его с успешным окончанием предприятий, и поднес тонкие сукна, несколько десятков драгоценных ковров и поясов, — все покрытое дорогим ковром, под которым была казна для войска.

Три Посла предложили Хмельницкому наследственное гетманство, и покровительство от своих властителей.

Бутурлин и Князь Прозоровский желали удостовериться в мирных расположениях Гетмана, предприимчивого, дальновидного, сильного войском и союзниками: Царь безпокоился и опасался мести, отвергнувши его подданство. «На Московское Государство», отвечал Гетман, «я лиха никакого не мыслил и впредь не умыслю.»

Осману Аге, Посланнику Турецкому, отвечал: «я не отказываюсь от союза и дружбы с Императором, готов содержать с ним мир, яко дар Божественный и человеку полезный; но не могу поступить под его покровительство без предварительного совещания о том с народом, и общественного приговора. Потомственное достоинство меня не льстит; оно противно правам и обычаям нашим, восстановленным мною в отчизне с пожертвованием великого числа воинов.» И так он оставил, таким ответом, Османа в надежде, что желание Султанское исполнится. А между тем был поставлен торговый договор с Турциею в следующих тринадцати статьях.

1.) Султан позволяет козакам и народу Малороссийскому свободное плавание по всем морям своим и рекам, для торгов и мен.

2.) На сто лет избавляет купцов Украинских от подати, мыта, и пошлин на товары.

3.) Позволяет на сто лет заводить во всех городах и портах домы и складочные магазины.

4.) Резидент Малороссийский будет иметь пребывание в Константинополе.

5.) Для удержания своевольных людей от морских разбоев, войско Запорожское заложит несколько городов ниже порогов, до устья Буга в Днепр.

6.) Если бы кто из козаков самовольно начал морской грабеж, таких судить при Султанском Резиденте; но свободная торговля тем не уничтожается.

7.) Если бы кто из Донских козаков начал своевольствовать на море, то взаимно вспомоществовать друг другу для того, чтоб очистить море.

8.) Если какая галера преступила права Султанские, начальника той галеры наказать; но самая галера и работники остаются свободными.

9.) Если козацкий корабль будет разбит у берегов Султанских, все вещи, спасенные, должны быть отданы владельцу или его наследникам.

10.) Взыскания по долгам должны быть обоюдны и немедленны.

11.) Галер козацких употреблять ни на какую службу Султан не имеет права.

12.) Когда козак умрет в Турции, то хотя бы он и отписал кому нибудь не козаку свое имение, оно должно быть возвращено наследникам.

13) Выкуп невольников разрешается обоюдно; выдача беглых невольников также должна быть исполняема обоюдно.

Хмельницкий Любомирскому советовал уговорить Короля и Сейм, чтоб Магнаты и речь посполитая не изменяли чести и совести и не нарушали бы статей Зборовского договора.

Тогда разослал он предписания во все города и места Правительственные, чтоб прибыли к нему в Чигирин депутаты от чинов и народа, на Сейм Генеральный, по примеру Сейма Варшавского; кроме тех депутатов, из каждого полка потребовал по четыре козака и по три Старшины. На съезде он объявил грамоты всех трех Государей, подарки и предложения вступить в их покровительство.

Против покрвительства Турецкого стояли сердце и вера: музульманство и Христианство так несходны. Единоверцы наши, Греки, нередко угнетаемы всегда презираемы.

Против Поляков говорила неугасимая народная ненависть, хвастовство и чванство Магнатов и шляхты, безчеловечие и гордость их в счастьи, низость в неудачах, 210 лет всегдашних придирок, 58 лет непрестанного гонения, грабежей, насилий, кровопролития и Унии. Против Поляков говорил Малороссиянам безтолковый Варшавский Сейм, где нет законов, где за «недозволям!» одного выскочки-шляхтича, нельзя добиться правды, я целое Государство должно страдать.

Что говорило Малороссиянам против Москвы? От слова до слова мы выпишем разсказ нашей летописи:

«Чины и народ Малороссийские, побывши двести шестьдесят восемь лет в соединении с Польшею, шестьдесят шесть лет за одно с Литвою, вкусила и напитались слишком вольностей и своевольств тамошних, т. е. доброго и худого навыку, а урядники и чиновники здешние и того более заразились властолюбием и присвоением себе начальства и неподчиненности. Посему, первым было несогласие на всякую подчиненность и протекцию иностранную, а того больше, видеть у себя наследнее гетманство, порученное Хмельницкому. Гетман с клятвою принужден уверять их, что предложение ему наследственное правление тогда же им отвергнуто, и он на него никогда не согласится яко на самый опасный камень претыкания, на который все падшие сокрушаются и возстать не могут, и что он больше их знает, яко состаревшийся в делах политических, каковому правительству в сей земле надлежит быть; а что принадлежит до протекции, то она не токмо нам полезна, но почти неизбежна, а здравомыслящий человек или совершенный политик с первого взгляда приметит, что самое положение земли нашей открытой со всех сторон, и неудобной к укреплению, делает нас игралищем неизвестной судьбы и слепых случаев. Ежели же обольстили и возгордили вас многие и великие победы наши над неприятелем, и приобретенная через то слава, почти всегосветная, то значит, друзья и братия, что это работала более восторженность народная, подвигнутая крайнею жестокостью Польскою, и крайним огорчением и изступлением народным; в сколько при том приобрели ми славы, столько же нажили тем и завистников, которые при всех случаях, а иногда и нарочито, для собственной безопасности и осторожности своей, не преминут всевать между нами плевелы и испытывать нас, как лекари испытуют больных своих, щупая за пульс. И мы верно навсегда таковы будем, каковы были и есмы, то есть, непобедимыми, чего ни один народ присвоит себе не осмелится, не отвергнув промысла Божия, который один всем движет и-сего крепит и возводит, а сего разслабляет и низводит, а замечательней в пораженьях Его есть гордость и высокомерие народов.»

Справедливость и убедительность, краткой, но красноречивой, гетманской речи успокоили депутатов и урядников. В его словах действительно видны были: дальновидность великого политика, опытность старика, познание народа и земли своей. В этой речи ясно светилась душа гения, который был избавителем своего отечества. Оставалось труднейшее: что избрать?

Чигиринский Сейм, не разсуждая, с первого разу, единогласно отвергнул Польское покровительство. Оставались Москва и Царьград. Голоса разделились: старики, и с ними сам Гетман, предпочитали Москву, единоверную, единоплеменную. Генеральный Асаул Богун и с ним все молодые не решались на Москву, но в тоже время имели непреоборимое отвращение к покровительству Магометан. Чтоже мешало им в Москве? Они не предвидели того, что козаки, мещане и все классы: свободные, через два века их толкований на Чигиринском Сейме, остаются свободными; они не могли понять, что посполитству, указанному на ранги, приятнее и полезнее доставаться по наследству от отца к детям, а не переходить от одного урядника к другому вместе с рангом; они не раздумали, что владелец рангового имения имеет над посполитством того имения, если не туже самую, то еще большую власть, нежели помещик наследственный. Посполитство было испугано Боярами Московскими и властию их: они боялись попасть в руки новых Магнатов и арендаторов; шляхетство боялось уничтожения прав своих; оно не могло предвидеть, что современем когда сольются оба народа воедино, это шляхетство их станет Дворянством Великороссийским, и что они наравне с Московскими Боярами, с Остзейскими Баронами, займут в Советах Государственных и в войне первые места, что из них наконец будут Первосвятители, Государстренные Канцлеры и Главнокомандующие.

Они не поняли этого, и в тогдашнее собрание народное Хмельницкий ни на что не мог их преклонить. Турки ненавидят Христианства: у них наше богослужение в омерзении; крестных ходов там не может быть; ужасно казалось Христианам, чтоб Христианин отдал себя в покровительство Магометанину, или, как выражались они, Бесерменину. Поляки дали ими, знать себя; о посполитой речи вспоминать не хотели.

Оставалась Москва; но она не защитила народа Русского, когда он был в гонении; она не помогала ему в борьбе с Ляшеством и с Униею за православие. Их пугали раскольники: «одни погруженцы, другие обливанцы», говорили простодушные и необразованные козаки и урядники; «у одних попы, у других безпоповщина; на Московщине столько вер, сколько слобод, а в слободах — а иногда сколько домов; нас никто в дом к себе не пустит с трубками: у них вся вера в том, чтоб бороды не брить и табаку не курить и не нюхать.» Так толковал простой народ, когда выступил вперед Черкасский Протопоп Федор Гурский; в народе он слыл великим Богословом и проповедником. Все смолкло; он начал: «От трех царей или волхвов поднесены были младенчествовавшему Христу Спасителю дары: золото, ливан и смирна; дары сии предзнаменовали бытие, страдание и возвращение в небо. Злато предрекало царствование, ладан — погребение, смирна — Божественность. Так и сии дары, подносимые тремя царями младенчествующему народу, знаменуют участь его: чем покрыты или одеяны дары сии, тем покроется и народ, ими прельстившийся. Дары Польские покрыты ковром, то и народ с Поляками будет иметь ковры; дары Турецкие покрыты тканию шелковою, то и народ облечется в шелк; дары Московские покрыты рогожками, то и народ, соединившийся с Москвитянами, оденется в рогожки и под рогожки. И сии предзнаменования вернее и превосходнее всех оракулов на свете!»

Хмельницкий, славою, опытностию, красноречием не подействовал на народ. Гурский забавною выходкою и неожиданным применением поразил умы простодушные. Не было того, кто ковер Польский мог бы применить к застилке гробовой, кто из шелку Турецкого свил бы Визирский снурок, кто рогожкой и мехами Московскими напомнил бы богатую шубу соболью в зимней кибитке. Может быть, он остановил бы народное волнение; но в собрании тогда поднялся ропот и шум на Хмельницкого; его называли изменником и предателем отечества, подкупленным от Русских Послов.

А между тем последствия оказали, что Хмельницкий был истинным благодетелем своего народа, и что только слияние Малороссиян с Москвою могло упрочить общее благосостояние России.

Послы разъехались по городу.

Гетман начал успокоивать: повторял свои клятвы уверял, что никогда не имел в мыслях намерения приневоливать их, принуждать к повреждению прав и свободы; что это был только совет; что и теперь находит он необходимостью для Малороссии утвердиться союзом с каким нибудь другим народом. Таковых союзов, говорил он, ищут все благоустроенные державы, и тем более должна об них позаботиться Малороссия и по положению земли и по новости состояния.

Ропот затих. Гетман распустил Депутатов и одарил чужеземных Послов. Описав в ответных грамотах последствия первого Сейма Чигиринского, уверял каждого из Послов, что будет увещавать народ и войско в пользу его Государя, что теперь они имеют отвращение от покровительства, но что со временем оно пройдет, и тогда он будет иметь надежду на успех. Послы были отпущены с почестями и благодарностию.

Так окончилось первое предприятие Хмельницкого соединить с Москвою Малороссию.

Варшавский Сейм. Пасквили. Неприятности Митрополиту. Обиды Киселю от Козаков. Казнь Гладкого. Рыбинский полк. Число полков и козаков. Движение войск Королевских. Жестокости Потоцкого с Малороссиянами. Увеличение войска Козацкого. Полк Изюмский Нобилитация. Нападение поляков на Нечая. Битва под Винницею. Посольетво к Хану. Посольство от Султана. Хитрости речи Посполитой. Посольство Гетмана в Москву. Новый Сейм Варшавский. Послы Хмельницкого в Варшаву. Собор в Москве и толкование о Козаках. Победы Хмельницкого. Битва вод Вознесенским монастырем. Битва у Житомира. Земли Булавинские. Полки Сумский, Ахтырский и Харьковский. Посполитое рушенье. Хан приходит на помощь Гетману. Битва Берестечская. Измена Хана. Бегство Козаков. Переговоры с Потоцким. Добыча Поляков, Гибель последних остатков нашего войска.

Ян Казимир приехал в Варшаву; был созван Сейм; статьи Зборовские были предложены Магнатам и Сенаторам. Они не приняли в оправдание необходимость, в которой находились Король и Оссолинский; она не была уважена; их забросали пасквилями, и хотя Сейм утвердил мир, но статей его не включил в общие государственные узаконения. Киселя сделали Киевским Воеводою и опят послали к Хмельницкому; приказали ему росписать и учредить сорокатысячное войско Запорожское, как должно для выгоды республики; шляхетство Польское ввести в поместья Украинские.

Митрополит Сильвестр Коссов приехал в Варшаву на Сейм. По Зборовскому договору, ему должно было занять в Сенате место. Ксензы, члены Сената, осыпали его оскорблениями и объявили, что оставят места свои, и выйдут из собрания, коль скоро вступит туда враг Папы. Люди опытные, сведущие в политике, любящие отечество, говорили, что это раздражит Хмельницкого, что Митрополит будет у них в виде заложника, что Адам Кисель, не смотря на свое Греческое вероисповедание, заседает в Сенате и оказывает весьма важные услуги Королевству. Изуверы остались при своем, мнении; ничто не могло преклонить их к разсудительности; они кричали, что Король не имеет права вносить в мирные соглашения статьи вредные, предосудителные, противоречащие древним уставам церкви. Неожиданно Киевляне увидели возвращение Митрополита в Киев.

Адам Кисель в свою очередь изведал от Козаков неприятности. Потомок Свентольдов, он, и с ним Русские же уроженцы, поветовый судья Проскура и многие другие прибыли в Киев. Уже Зборовский договор был опубликован Воевода и его товарищи начали искательства перед Гетманом; доказывали, что ни по каким законам, за сию службу в Польше, не могут они терять родовых имений в Малороссии; что они в силах нести службу и в Украйне, как несли ее у речи посполитой. Гетман передал их дело Трубуналу, и просителям позволено было вступить во владение поместьями украинскими, присягнув наперед в верности своему отечеству Малороссийскому. Но Киевские, Переяславльские и Белоцерковские козаки взбунтовались; их поджигали судья Гуляницкий, и Миргородский полковник, Гладкий. Воеводу с товарищами выгнали, многих ограбили и перебили; Кисель убежал. Гетман подосадовал, нашел дело важным, передал его в уголовный Трибунал; к Трибуналу присоединил военную Коммиссию; розыскали виновников; судили их по законам, и приговорили к смертной казни; Гладкому отрубили голову, а Гуляницкий с тремя войсковыми Старшинами скрылся в Молдавии; многие из товаришества Козаков и Старшин были наказаны палками, тюрьмою, а другие были прикованы к пушкам. При розыске, большая часть имущества Поляков была возвращена владельцам; войско явно роптало на Хмельницкого: говорили, что Полякам похлебствует, гонит безвинно единоземцев, и тогда же многие вышли с семействами, прошли вооруженною рукою вниз по Донцу, и там поселясь, составили Рыбинский полк.

Сейм взволновался; Польские владельцы возобновили жестокости со своими крепостными Малороссиянами; народ негодовал на Хмельницкого за то, что он предал тяжкому рабству: в особенности пили горькую чашу подданные Конецпольского и Вишневецкого. Хмельницкий предвидел это, и даже во время Зборовского договора громко сказал всем присутствовавшим: «Король — государь добрый, но Паны, як собаки, будут на його брехаты до тых пор, покуда мир не кончится. «Чтоб прекратить это, Гетман предоставил Малороссиян свободу- селиться на прежних местах, или поступать в охотное войско, под именем добровольных козаков, и тогда же разделил Малороссию на пятнадцать полков, которые по иным составляли тридцать семь тысячь пять сот сорок девять, по иным тридцать пять тысячь девять сот тридцать пять, а по иным пятьдесят семь тысячь восемь сот восемьдесят девять человек войска регистрового, а охочекомонного без числа.

Ян Казимир приказал возвращенному из плена Николаю Потоцкому, выставить войско в Каменце Подольском, для наблюдения Малороссиян. Магнаты, как предвидел Хмельницкий, первые подвигнули Короля на столь неприятное действие. Оссолинский умер; его место заступил Радзиевский, который не имел миролюбных мнений своего предшественника: гроза готова была разразиться.

Хмельницкий принимал Польских депутатов и жалобы от Поляков помещиков на Малороссийских крестьян. В это время донесли ему о наступлении Королевского войска, под начальством Потоцкого. Будучи навеселе, он вскипел, и в первом порыве гнева велел утопить Депутатов; к счастию, Виговский не исполнил приказания, которое на другой день было отменено. Отправлен был Кравченко к Потоцкому с вопросом: для чего он в мирное время расположил лагерь свой у Каменца Подольского? — Этот отвечал, что «по древнему обычаю Поляки всегда содержат готовое войско на границах. «- Королевство не нуждается в страже: оно ограждено козаками, говорил Кравченко. — «Какие это защитники, когда допускают они крестьян оскорблять помещиков? К томуж, по какому праву Хмельницкий, не уведомив Короля, отправил войско в Молдавию.»- Отклоняя последний вопрос, Кравченко решительно требовал, чтоб ему сказали- для чего собрано войско у Каменца Подольского? — «Я расположился здесь», отвечал Потоцкий, «по повелению Короля, и без его повеления не сниму лагеря.» — Кравченко уехал; а Польский полководец занялся четвертованием Малороссиян, начал их сажать на кол, изливал ярость за удачи козаков в Молдавии: это было во время походов молодого Хмельницкого. Жители окрестностей Каменца, которые могли избегнуть смертной казни, являлись к Гетману без ушей и без носов. Он начал заботиться об увеличении войска: устроено было восемнадцать полков из 37600 регистровых; корпус, под предводительством Вице-Обозного Генерального, иностранца Фридегайла, в 4550 человек: при нем иностранцев мастеров 47 волонтеров; 15 полков охочекомонных, состоявших из 14500, и Запорожцев 12000, а всего войска составилось 68,697 человек: в том числе 20000 пехоты, обученной всем движениям и построениям; она умножалась, в случае надобности, спешенными козаками.

Предвидя новую грозу и боясь разорений, всегда сопряженных с войною, пограничные с Польшею козаки, в особенности те, которые жили околицами и куренями над Стырем, Случью, Сожем и Припетью, выбрались из жилищ под предлогом удаления внутрь Малороссии; но прошли далее к Донцу, и недалеко от Рыбинска основали новый полк- Изюмский. Выход этот случился во время укомплектования регистровых козаков. Тогда Гетяман произвел во всей Малороссии нобилитацию- под этим словом разумел он производство в козаки: нобилированы были свободные жители, войсковые и городовые, которые в прежние времена служили волонтерами, Запорожцами и в полках охочекомонных; для этого было необходимо достаточное свидетельство; других жителей не нобилировали; это производство разбиралось строго: только природное происхождение или доказательства на заслуги допускали к титлу Козака, потому что козацтво всегда почиталось шляхетством. И так, новых козаков, ныне произведенных в это звание, или же получивших, по тогдашнему выражению, нобилитацию, повелено было вписать в Козацкие конпуты, привесть к присяге и считать на ряду с другими козаками, и в одном с ними достоинстве шляхетском. Конисский, имея в рукак списки козацкие и компуты, говорит, что были видны при некоторых Фамилиях отметки о недавней их нобилитации, и потому, прибавляет он в своей летописи, весьма несправедливо иные заключают, что в Малороссии можно было свободно переходить из козаков в крестьяне и из крестьян в козаки.

И так войско наше было увеличено, собрано и готово. Но Хмельницкий был слишком благороден, чтоб начать войну, хотя безчеловечие Потоцкого и приближение Польской армии к Каменцу давали ему полное на то право. Поляки сами нарушили мир, и — подлым, безстыдным образом. Они не объявили формальной войны, не объявили причин к начатию неприязненных действий: вдруг, нечаянно, ночью, напали на отряд Черкаского Полковника Нечая, который лагерем стоял близ местечка Краснополья, и разбили его на-голову. Пасторий говорит, будто бы к этой битве подал повод сам Нечай, опустошив Польскую Подолию и умертвив Депутатов Конецпольского, в присутствии Турецкого посланника; но этого известия нигде, кроме Пастория, мы не читали. Наши летописи говорят напротив, что Нечай спокойно праздновал дни мясо-пустные и пил вино, когда Калиновский напал на него. Генералный Асаул Богун, услышав о поражении Малороссиян, переправился чрез Буг, и там узнал о смерти Нечая, который был убит, во время битвы, шляхтичем Байдузою; тогда Богун взрубил лед на реке, и дав ему в две ночи подмерзнуть, забросал соломою. Поляки торжествовали победу над Нечаем, заковали своих пленников: то было под Винницею. В это время набежал на них Богун, и убийство началось страшное; напрасно Поляки просили «згоды», т. е. пощады; козаки, отвечая, что «згода воинам, а зрадцамъ кара!», резали их без милосердия. Поляки бросились в бегство, и поскакали в Винницу, через Буг; некрепкий лед обломился, и множество их перетонуло. Оба лагеря, и Польский и Нечаев, со всеми обозами, досталися Богуну; 3716 Поляков, и в том числе Полковник Казимир Каневский, были похоронены, кроме погибших в волнах Буга.

Калиновский отступил к Бару в безпорядке, успел снабдить Каменец сильным гарнизоном; отбиваясь от Малороссиян, где пошел из Каменца к Соколу. Асаул Демко и писар Тетеря остались осаждать Каменец; Богун преследовал Калиновского, и дал знать Хмельницкому о начале действительной войны. К Хану Крымскому поехал вестник с известием о вероломном нарушении мира Поляками, и с просьбою о присылке вспомогательного войска. Хан отвечал, что Крымцы готовы к его услугам, что он уже дал знать о том Султану и не замедлит прислать войско, а может быть и сам приведет его, если не помешают ему Москвитяне, которые строют укрепления на границах Орды.

Тогда приехал к Гетману Ага Турецкий Нурадин, с предложением от Султана, чтоб Малороссия присоединилась к Порте; самые выгодные условия предложены были со стороны Турции. Дружелюбно приняв Агу и угощая его пышно, Гетман отклонил до времени покровительство Султана; он сказал, что народ, избравший его предводителем и главою своим, не расположен еще к протекциям; что таким предложением, столь неудачным уже на Сейме Чигиринском, он может нажить себе ненавистников; но будет мало помалу преклонят к тому народ и войско. Тогда предложено было Гетману идти с Султаном войною на царство Московское, для исторжения царства Астраханского, с тем, что часть земель, отвоеванных Султаном от Москвы, будет уделена для Малороссии. Гетман при последнем предложении показал удовольствие. Этим чувством, изъявленным не от души, но из видов политических, он завлек Хана в войну с Польшею, и между тем извинялся невозможностию в это время приступить к делу, указывая на войну с Польшею, которая, началась уже. Если Султан разрешит Хану, говорил он, придти на помощь Малороссиянам, то война скоро окончится, и тогда козаки готовы будут на все предприятия Султана: тогда уже не будет им противуречить ни совесть, ни единоверие Москвитян, ни народные предразсудки; тогда, по долгу чести, они будут обязаны вступиться за союзника и наблюдать его пользы и выгоды.

Видя сделки с Ордою и Портою, и пугаясь соединения Малороссиян с царством Московским, Поляки вздумали прибегнуть к хитростям. Они знали наклонность Хмельницкого к Царю Алексею Михайловичу, прослышали, о чем толковал он с Нурадином; случай представился поссорить Царя с Гетманом: Алберт Пражмовский поспешил в Москву; таи объявил он Боярам, что Король по дружбе и любви к Государю предостерегает его «в умысле Хмельницкого, готовящегося, по наущению Турецкого двора, не только соединить свои войска с Татарами, но и напасть на пределы Российские, что козацкие послы тщетно уверяли Короля в Варшаве, в прошлом месяце, о вспомогательном войске, и что, в случае неприязненных действий самовольных. козаков на Россию, Король предвидит невозможность удержать их стремление, а потому опасается, чтоб Государь не возимел на него неудовольствия.»

Эта шутка Полякам не удалась: Хмельницкий был дальновиден, и предупредил уже Царя о переговорах с Нурадином. Едва Турецкие посланники выехали, довольные, щедро одаренные, с полною надеждою на Гетмана, как известие о том явилось уже в Москву. Между прочим Царь узнал из письма Гетманова о начале новой войны с Поляками; Хмельницкий просил убедительно о пособии, или, по крайней мере, диверсии на область Смоленкую и на Белоруссию. Это движение должно было отвлечь в другую сторону часть Поляков, а Малороссиянам такой поступок показал бы и приязнь и готовность Царя к защите народа единоплеменного, и к Москве приверженного. Гетман брал на свою совесть, на свой отчет, возможность преклонить наконец всех и каждого к присоединению двух Россий воедино. Царь благодарил Гетмана за извещение и за усердие, обещал прислать помощь, отправить войско под Смоленск и Белоруссию, однакож без объявления Полякам войны. Он не хотел прослыть нарушителем мира, и высылку войск был намерен сделать под видом союзных обстоятельств, если не помешают тому неприятные слухи, приходящие из Астрахани и других мест, в которых с недавних времен «начало шевелиться что-то неладное».

И так Полякам хитрость не удалась. Бояре отвечали Пражмовскому, что «как козаки подданные Поляков, то их нападение на Россию почтется нарушением, со стороны республики, мирного договора, и для того Король, не допуская до такого самовольства должен непременно унимать их; нападение же Крымцев не страшно и рать на них готова.»

Война уже началась, но не была объявлена. Ян Казимир отправил еще письмо к Хмельницкому; его убеждали писать — Вишневецкий, лишенный почти всех своих доходов, и другие Магнаты; в этом отзыве были укоризны Гетману в самовольном его вторжении в Молдавию, и в неповиновении крестьян помещикам, и кроме укоризн, повеление ввести дворян в их владения, а козаков распустить по зимним квартирам. Гетман не заблагоразсудил исполнить повелений. В конце года был созван в Варшаву Государственный Сейм; чинам было представлено презрение Хмельницкого к республике, неуважение к Королевским предписаниям; вычисляли убытки, понесенные панами; толковали об ограничении Малороссийского войска; находили, что Украйна может выставить восемьдесят тысячь козаков, а Хмельницкий увеличивает еще армию свою Турками и Татарами; заботились о том, что Гетман хочет отложиться, хочет составить независимую, отдельную провинцию, под покровительством Султана. Мнения панов разделились: одни, припомнили Бар, Желтые воды, Зборов, Збораж, требовали, чтоб не нарушали Зборовских статей; другие, похрабрее, требовали поголовного истребления Козаков, доказывая, что без того речь посполитая, знаменитая республика, погибнет; что вскоре козаки составят народ независимый и погубят Польшу; что Королевство имеет еще довольно сил для погашения мятежа в его начале, для низложения могущества, еще находящегося во младенчестве. Короче сказать, премудрость Сейма была явственна в этих спорах и толкованиях.

Узнав о съезде чинов в Варшаву, Хмельницкий пригласил Послов с следующими предложениями:

1. Для отвращения общей недоверчивости, четырем знатнейшим чиновникам подтвердить присягою статьи Зборовские.

2. Прислать аманатов, Иеремию Вишневецкого, Конецпольского, Калиновского и Любомирского, которые будут жить в своих поместьях Украинских, без телохранителей.

3. Возвратить благочестивым тридцать восемь церквей, отнятых Униатами.

Тщетно доказывали благомыслящие люди своим бурным соотечественникам умеренность требований; статьи были опровергнуты; духовенство не отдавало церквей. Магнаты ругали Гетмана за недоверчивость к республике и к слову Королевскому. Кажется, впрочем, и целые столетия доказывали, что Панам, Посполитству и Королям не следовало ни в чем доверять. Наконец решили, что должно примерным образом «наказать рабов, неповинующихся своим властелинам», и объявлено посполитое рушенье.

Определено было начать военные действия до весны: в зимнюю пору козаки не могут прикрываться реками и болотами; Крымцы не имеют фуража, а Турки, непривыкшие к стуже, откажутся идти на помощь к Хмельницкому. Толковали, горячились, налагали новые подати, назначали новых военачальников, переписывались. Увидим, что сделали.

А Царь в это время созвал собор — и патриарха, и Духовенство, и Бояр, и все чины. 19 Февраля, в столовой Государевой палате, в присутствии самого Царя, было разсуждение. Обиды от Польских порубежных градоначальников, порчи Царского титула, частые сношения Короля с Крымцами- все это гневало Царя; тогда же представлены были собору просьбы Гетмана Хмельницкого о принятии его с народом и Запорожьем в покровительство, и наконец Гетманские угрозы, что если Царь откажет ему, то он присоединится к Порте. Государь требовал от собора мнения и спрашивал, что делать, если Польша не удовлетворит Москве и не накажет виновных.

Иосиф, с Духовенством, отвечал: «буде Король в показанных винах не исправится и виновных по договору не накажет, то Святая Соборная Церковь может подать разрешение ему, Государю, Алексею Михайловичу, на принятие в подданство Запорожского Гетмана; а ежели Король во всем исправится, то в Запорожском Гетмане с Черкесы, отдаются они вволю Государя, как ему Бог о том известит. «Бояре и чины подтвердили мнение Патриарха.

Нарядили в Польшу чиновника с требованиями; хотели уже отправлять его, когда прибыл от Короля Юрий Замойский, с известием об отправлении в Россию полномочных Послов. Кастелян Сендомирский Станислав Витовский, писарь Литовский Филипп Казимир Обуховичь, и Секретарь Королевский Христофор Антоний Обринский явились в Москву и начали нелепою и подлою ложью: они просили от Государя «помощи против Гетмана Хмельницкого и Запорожцев, которые присягнули Хану Крымскому.» Бояре отвечали: «ежели Король постарается прежде посредством Его Величества примириться с Запорожцами, и отлучит их от Крымцев, тогда чрез сношение послов заключен будет договор о наступлении общими силами на Крым.

Между тем Хмельницкий укреплял города, дополнял полки, переписывался с Ханом и с Россиею, с Портою и с Баном Трансильванским, Ракочи; получил соболей в подарок чрез Лопухина и Портомоина, выгнал Молдаванина, который от своего Государя, в виде посла, приехал шпионить; и отвергнул все условия с Поляками, кроме Зборовских.

Ракочи заботился, как бы добыть себе корону Польскую; обещал Гетману привести в Польшу шестьдесят тысячь войска, и открыть военные действия между Краковым и Львовым. Гетман обнадеживал его в том, что доставит Польский престол меньшому брату его, ежели он примет веру Греческую, заменит ею все прочие в своих владениях, и изгонит жидов из Польши и Литвы»

Вдруг получено было от Богуна известие о битвах возле Краснополя и Винницы, и о начале действительной войны. Тогда Гетман откомандировал к Богуну Полковника Глуха в подкрепление, призвал Ногайцев, кочевавших над Орелью и Самарою, присоединил их к полкам Киевскому, Черниговскому и Нежинскому, велел наблюдать за движениями Радзивила, а сам, с стотысячным войском двинулся к Зборажу. Бар, Меджибож, Зиньков, Сокол, Сатунов, оба Константинова, обратил в пепел. Грекокатолики, жители этих городов, отправились за Днепр; Поляки и Жиды были перерезаны.

Богун, подкрепленный Глухом, отправился в погоню за Поляками; лагерь их открылся у Купчанцев, близ Вознесенского монастыря; ими командовал Потоцкий, и молодой Собеский был там волонтером. Летопись говорит, что они по уши окопались; тщетно Богун старался выманить в поле, вызвать врага в открытый бой: никто не являлся из окопов. Богун решился на приступ; наш корпус был разделен на три части; на заре, две из них произвели фальшивую атаку, третья должна была подползти под монастырь и, во что бы ни стало, овладеть им. Во время крику и пальбы двух первых колонн, третья пробилась в монастырь; тогда и те обе к ней приблизились, встянули орудия на монастырские постройки, и начали громить Польский стан убийственною канонадою. Лагерный вал мешал Полякам отстреливаться; с карабинами и саблями, они бросились к монастырю, но встреченные ружьями и копьями были опрокинуты; им оставалось опять прятаться в окопах: отступление было для них истребительным. Козаки начали колоть их в тыл. Видя погибель везде, оставшиеся от избиения кинули все, что было в стане, и через рвы, через вал пустились в бегство. 1715 козаков были погребены в монастыре; 9674 Поляка схоронены в их же окопах.

Донося о битве Купчанской, Богув извещал Гетмана, что Польские войска идут из внутренности Польши к Слуцку, под командою Князя Четвертинского, и объявил, что у него в козацком корпусе, и артиллерии и запасов довольно, но что он нуждается в людях. На донесение получил приказ, не нападать на неприятеля, но ожидать, в выгодном месте присоединения к нему Гетмана. Предостерегая Богуна, что он, иначе, может быть опрокинут, и неприятели тем возгордятся, Хмельницкий заключил повеление следующими словами: «говорят, окураженный Поляк заносчивей всех диких Лошадей Татарских.» Четвертинский между тем впал в границы Малороссии, жег селения, истреблял жителей из одной забавы, и за собой оставлял нагую пустыню. Гетман поспешал с главным войском против Четвертинского; близ Житомира сошелся с Богуном, и приказал ему- проходя перед Польскою армиею, разглашать по селам, что корпус сей идет один, для поисков над неприятелем, и так, распустив эти слухи, удаляться в сторону, как будто бы не был он в силах устоять против Поляков. И действительно, своротя с прямой дороги, Богун избрал близ Житомира выгодное место, расположился станом, укрепил его, и, исполняя Гетманский наказ не открывая битвы, ждал нападения от неприятеля. «Вопль народа, рев скота, бегущего в леса» говорит летопись «и поднявшиеся пожары и дым в селениях, возвестили о приближении армии Четвертинского». Богун немедленно отправил конный отряд к ней навстречу с повелением, не нападать, но заманивать к главному корпусу. Увидя стан Богуна, Четвертинский разсчитал малочисленность козаков, окружил нас и напал без замедления. Гетман подождал, пока дым не затмил поле битвы, и ударил в тыл и в оба фланга. Неожиданность смешала Четвертинского. Заметив начало разстройства в неприятельских рядах, Богун вывел пехоту с копьями и не допустил Поляков вновь построиться. Гетманская пехота начала тоже действие, в свою очередь. Тогда в полном безпорядке, собираясь в густые толпы, Поляки начали отступать задом; не видя возможности защищать пехоту, конница поскакала с поля битвы; за нею в погоню пустилась наша конница; а пехота Польская, оставленная и конницею и начальниками, побросала оружие, кинулась на колени, и молила о пощаде во имя Святой Девы Марии. Убийство прекратилось; Польская пехота объявлена военнопленною; в ней насчитали 7346 человек, в том числе 32 офицера, и один из Магнатов, Корибут. Это была не битва, а бойня; покуда еще Поляки не смешались, они не могли защищаться, и 2113 козаков с Старшинами погибло в сражении; но когда обезоруженные Поляки в безпорядке кидались во все стороны, искали, не защиты, а спасения, тогда козаки вознаградили потерю свою, и месть их за товарищей была ужасная: 17139 Поляков было погребено на поле битвы, 63 пушки досталось победителям. Важнейших пленников Гетман отправил в подарок Хану и в ответ получил известие, что Хан сам придет будущею весною на помощь.

Эта война, эти пожары разорили всю окрестную часть страны; семейства Козацкие скитались вокруг нашей армии, без хлеба и без приюта. Гетман роздал им лошадей, волов, съестных припасов, денег, и отправил на зиму в селения полков, Полтавского и Гадячского; по весне же, приказал им селиться вверх по Пслу, по Суле, и на Ворксле — на землях Булавинских: так назывались земли, которые принадлежали Гетманской Булаве; там паслись стада и табуны Гетманские, там же содержались быки и кони главной Малороссийской артиллерии, и полковых артиллерий Полтавской, Гадячской и других ближайших полков. Для надзору за скотом и лошадьми были заведены хутора, причисленные с жителями к тем же полкам.

Выходцы из за Днепра поселились на Булавинских землях многими обширными слободами и составили полки Сумский, Ахтырский и Харьковский; и вот истинное происхождение полков Слободско-Украинских. Они были всегда в непосредственном ведении Гетманов и Малороссийских Правительственных мест; права их и преимущества всегда были одинаковы с правами и преимуществами других наших полков; но после Самойловича, тамошние Полковники вздумали отделиться от Гетманщины, сделаться небольшими особенными Гетманами и происками у Князя Голицына они успели в своих намерениях: получили каждый права особенные, и независимость от Великих Гетманов..

Король ужаснулся узнав о поражении Четвертинского под Житомиром. Это был цвет Польской армии по всему Королевству; была объявлена необходимость вторичного посполитого рушенья. Польша из края в край волновалась; Маркграф Брандербургский прислал корпус войск под командою Полковника Дештофа; к Герцогу Курляндскому Король писал письмо, в котором убедительно просил его о вспомоществовании, по просьбе Польши и по усердию к ней Курляндии, а не из обязанности.

Гетман, с своей стороны, готовился на войну решительную; места убылые в полках пополнял новыми воинами; укреплял и снабжал крепости гарнизонами, орудиями и запасами, и наша армия расположилась между Днестром и Припетью, имея под ружьем семьдесят три тысячи.

Главная Польская квартира переведена была из Владимира Волынского в Сокол, что на Буге. Король съездил в Журавичи, на поклонение Божией Матери. Папский Посол в Апреле месяце поднес ему Священное знамя и меч; 14- Маия приехал он в стан Потоцкого.

Равнина близ Сокола была тесна и неудобна к построениям; Король собрал совет, который продолжался целую ночь. Иные предлагали ему остаться с резервом при Соколе, а против Козаков послать только полки наемные; на раздробление сил Король не согласился, и был поддержан большинством голосов: решительно идти на встречу к Хмельницкому целым войском, ближайшею дорогою, по обширным полям, по обильным лугам.15 июня Польский лагерь снялся и выступил. Поляки твердили, что это брань за веру; Козаки называли ее борьбою против насилия. Когда минули места лесные и болотистые, затруднявшие поход обозов и артиллерии, тогда Король разделил армию на десять корпусов, сам принял начальство над первым, остальные по порядку поступили под начальство: Велико Коронноо Гетмана Николая Потоцкого, Напольного Гетмана и Черниговского Воеводы Мартина Калиновского, Воеводы Брестского Яна Симеона Щавинского, Русского Воеводы Иеремии Михаила Князя Вишневецкого, Подольского Воеводы Станислава Потоцкого, Великого Маршалка Коронного Юрия Любомирского, Брацлавского Воеводы Станислава Ланцкоронского, Литовского Подканцлера Льва Казимира, Сапеги, и Великого Коронного Хорунжего Александра Конецпольского. 1б июня Поляки пришли в Вишянку; там получивши известие, что Хмельницкий из лагеря, между Збоража и Вишневца, поднялся и пошел на встречу к Исламу Гирею, Король поспешал к Берестечку, несколько дней переправлялся через Стырь, и послал трехтысячный отряд легкой кавалерии, под командою Стемпковского и Чарнецкого, для открытия неприятеля. Они уведомили, что многочисленное Ханское войско соединилось уже с Козаками, и Хмельницкий разсылает разъезды для обозрения Королевской армии.

Действительно, и понесчастию, Хан Крымский с двадцатью тысячами Татар сошелся с Гетманом, за день пути от реки Стыря. Свидание их было примечательно; оно не предвещало ничего доброго: Хан принял Гетмана с притворною ласкою, требовал клятв в подтверждение обещаний его Нурадину на-счет Царства Астраханского, и не спускал с него глаз, замечая каждый взгляд, каждое движение. Хмельницкий, предчувствуя неприятности, прибегнул к изворотам: ответы его были двусмыслены и неудовлетворительны. Он обещал об этом потолковать обстоятельнее на просторе. Разстались с приметною холодностию; взаимные обнадеживания были с обоюдною недоверчивостию; но место для союзного стана было назначено тоже, под Стырью, между болотами, близ Берестечка, чтоб не разрознить войск. Гетман окружил себя обозами, окопался и укрепил валы артиллериею: позади Татарских войск Хан поставил свои вьюки.

В это время, когда Козаки и Татары приближались к Стыри, у Поляков был опять военный совет: определено было перенесть лагерь в Дубно. Армия поднялась, обозы тронулись. Вдруг Вишневецкий, начальник авангарда, донес Королю, что Гетман и Хан идут прямо на него. Немедленно обозам ведено возвратиться, и когда слух распространился, что наши войска уже у Перепятина, Поляки тотчас построились в боевой порядок, леса и кустарники заняли пехотою, а крылом уперлися в Стырь.

Вечером, Июля 27, отряд Татарский, десятитысячный, так приблизился к их передовым полкам, что Александр Конецпольский и Юрий Любомирский испросили у Потоцкого позволение — наказать неверных за их дерзость; с ожесточением напали они на Крымцев; Вишневецкий привел подкрепление, и Татары были обращены в бегство.

29 июня битва возобновилась; Хан со всеми своими толпами стал на высотах, перед Берестечком; Королю хотелось согнать его. Князь Богуслав Радзивил, Ян Сапега, кавалерия Перемышльская и Волынская, под начальством Князя Чарторийского, пошли на Татар; Татары устремились на приближающихся; Хан издали смотрел в зрительную трубу на нападение. Сигизмунд Лянцкоронский, брат Воеводы Брацлавского, был убит. Поляки стояли, Крымцы ожесточались, начинали окружать уже врагов, но подоспели полки Потоцкого, Калиновского, Вишневецкого и Любомирского. Битва возрастала, ярость усиливалась, полки Потоцкого пробирались далеко в ряды Крымцев; над ними началось жестокое поражение; отряд Подканцлера Сапеги освободил их. Ян Козаковский, Юрий Оссолинский, Стадницкий были убиты; Франциск Дубравский был ранен, Секретарь Хан был взят в плен; до тысячи Крымцев легло на месте. Поляки возвратились; Крымцы остались на высотах.

Вечером у Короля был в третий раз совет; разсуждали: продолжать ли битвы отдельные, или дать общую. Решили дать общую, на другой же день. Число Козаков и Крымцев состояло из девяноста трех тысячь: 73,000 Гетманцев и 20,000 Ханских войск. В виде неполной луны стояли Татары на покате горы, и на ближайших возвышениях; на правом крыле у них выстроил свою армию Гетман; он укрепил ее спешенными козаками, и построив в густую колону, уставил орудия по крыльям и в центре; правый фланг наш был прикрыт конницею.

Королевская армия, пред разсветом, стала в боевой порядок; правым крылом командовал Великий Коронный Гетман Потоцкий, левым Напольный Гетман Калиновский, центром Король; на правом фланге были Воеводы: Познанский Христофор Опалинский, Брацлавский Станислав Лянцкоронский, Великий Коронный Маршалок Юрий Любомирский, Литовский Подканцлер Лев Сапега, Великий Коронный Хоружий Александр Конецпольский, Познанский Подкоморий Граф Владислав Лезненский, и двое Собеских; у Гетмана Калиновского на левом крыле были: Краковский Воевода Доминик Князь Заславский, Воевода Брестский. Ян Щавинский, Воевода Русский Князь Иеремий Михаил Вишневецкий с двумя другими Вишневецкими, Воевода Подольский Станислав Потоцкий, Ян Замойский и Генерал Донгоф. Центр составляли пехоты: Польская и Немецкая, там вождями были: Яков Вейгер, Шафючь, Христофор Гувальд, Яков Донгоф, Сигизмунд Донгоф и Полковник Майдель. Первую линию прикрывала артиллерия под начальством Сигизмунда Пржзиемскаго; придворным пятисотенным экскадроном, командовал Казимир Тышкевичь; 1,800 Королевских телохранителей было у Фромольда Вольфея. Река и город с одной стороны, ретраншаменты с другой, прикрывали стан; его охранял гарнизон пехоты; гусарские красные значки развевались на валу, на всем его протяжении.

30 Июня, с утра, был густой, туман; обе армии были задавлены мглою; в девять часов она разсеялась; открылось зрелище, которое заняло душу и неустрашимых: блеск оружия, стон земли под конницею приводили в изумление; началась сшибка. Поляки хотели окружить нас, но болота не допустили их к этому движению. Король между тем велел уничтожить все мосты на реке, чтоб тем отнять средство к побегу у своих Поляков; всякой бой, всякое нападение без приказания, было воспрещено им под смертною казнию.

Пржзиемский повел артиллерию; он медленно приближался к высотам; Козаки вытеснили пехоту из лесу и хотели ударить во фланг неприятеля; с правого крыла началась по ним пальба из орудий; перестрелка продолжалась до полудня; были мнения отложить битву до другого дня. Вишневецкий требовал немедленного выступления в бой. В два часа пополудни двенадцать отборных рот, под командою Вишневецкого и Потоцкого, быстро пошли на Козаков. Хмельницкий принял их решительно; настала сеча на целый час; пыл и дым сливались; не видно было смертной борьбы; слышны были крик людей, гром орудий, ржание коней. Поляков отбили; Вишневецкий подкрепил их: битва разгорелась; козаки были прогнаны в укрепления. Король, между тем, приближился к высотам, занятым Крымцами; Крымцы налетали на Короля и удалялись; они уж были атакованы и на высотах своих. Король везде присутствовал; четыре ядра мимо его пролетело; одно из них упало у его ног. Битва была шаткая, клонилась на обе стороны, когда Отвиновский, переводчик языков Татарского и Турецкого, завидел и указал на Ханское знамя. Огромность его и белизна служили верною целью, и первый выстрел туда наведенного орудия повалил одного из Ханских Мурз.

С другой стороны, на поле битвы пехота Хмельницкого уже смешала Немецкую, и загнала ее в середину Польской армии, тогда увидели, что вся Татарская армия пошевелилась, оставила высоты, снялась с места, и открыла наш левый фланг; немедленно Поляки окружили и смешали пехоту козацкую; Гетман поскакал туда на помощь с конницею, но уже было поздно: уже не возможно было туда пробиться. Поворотив назад, Гетман кинулся в след за Татарами, чтоб остановить их; наша конница увидела, что он скачет к Татарской армии, понеслас по его следам: пехоту со всех сторон окружили неприятели; она решилась прорваться к болотам и там найти гибель. Немцы требовала от нее пардона, Поляки згоды; она отвечала, что ей нужна свобода или смерть, сомкнулась, вступила в рукопашный бой, пробилась в лозы и укрепилась в них. Поляки, считая погибель ее неизбежною, оставили ее выбивать из кочек и трясин, а сами, разделясь, кинулись-одни на наши обозы, и захватили весь вагенбург с подъездками, подъемными лошадьми и артиллериею; другие пустились в погоню за Татарами, и забрали у них конскую сбрую, сабли, повозки, Ханский шатер, знамя и барабан его, серебряный вызолоченный; Татары на бегу начали рубить головы пленникам; часть из них была освобождена.

Так изменою Хана была вырвана победа из рук Хмельницкого, который начал уже было одолевать Князя Вишневецкого. Между тем, как Поляки торжествовали победу и праздновали ее козацкими запасами, наша пехота, сидевшая в лозах, не знала своей участи, и почти решилась на гибель: с одной стороны было у них болото, вовсе непроходимое, с других сторон массы Поляков, сквозь которых невозможно было пробиться. Составили совет, и гениальная мысль родилась у старых воинов: они дождались ночи, разложили пики свои по болоту, на шесть вершок одна от другой, концами ровно; потом легли и покатились по ним: так, с боку на бок переворачиваясь, перекатились на твердую землю; последние переволокли пики за собою, и не отдыхая ни мало, пошли искать Гетмана с конницею. Она пасла лошадей, и горевала о гибели товарищей. Можно судить, как все наши были обрадованы неожиданною встречею! Здесь вместо обеда, которого никто не имел с собою, пехота утолила голод стеблями травы котрана и холодника, что зовут у нас в Малороссии «опуцьки и козельцы».

Гетман между тем гнался за Татарами и достиг их у Ямполя. Напрасны были увещания и просьбы к Хану. Хан выговаривал Гетману за то, что будто бы он умышленно скрыл число Польской армии; грозил послать его к Королю в обмен пленных Мурз; требовал денег за издержки, сделанные в походе; наконец выругав гьяуром Гетманом Христианским и изменником, объявил ему, что виделся с Гуляницким на границах Буковины, который пересказал обо всех переписках и переговорах между Царем и Гетманом; что эта протекция сделает решительную и невозвратимую гибель всей Малороссии; что если сбудется желание Гетмана и Царь примет их в покровительство, то он, Хан, приведет в Малороссию все войска Крымские, Польские и Турецкие; наконец требовал, чтоб козаки немедлено были отправлены против Москвы за Турцию. Гетман отговорился неприятностию своего положения, потерею битвы Берестечской, невозможностию помышлять о новой войне, когда одна еще не кончена и когда по ошибке Татар она столь несчастлива. Все эти доводы были напрасны. Гетман и Хан разстались с угрозами и яростью.

Действительно, Судья Гуляницкий, будучи приговорен к смерти, бежал, пробрался из Молдавии в Польшу; оттуда Король послал его с Сенатором Лянцкоронским навстречу к Исламу; на границах Буковины, Гуляницкий объявил Хану все тайны Гетмана, и эта помощь, приведенная под Берестечко, была не что иное, как ужаснейшее предательство. Один Хмельницкий, не надеясь на помощь 20,000 Крымцев, может быть, с своими 73,000 одержал бы победу над Поляками. Когда же Хан, возвращаясь на полуостров, приблизился к своим границам, то захватил и увел в плен множество Малороссиян обоего пола: тем удачнее он мог это сделать, что Малороссияне полагали его союзником и безпечно смотрели на его приближение.

Во время переговоров Хмельницкого с Ханом, во время догони нашей конницы за Гетманом, когда пехота, делала свою, единственную в летописях, гениальную переправу через болота Берестечские, еще остался на поле битвы наш один отряд; Кропивенский Полковник Джелеля принял над ним начальство; не смотря на усталость и на проливной дождь, козаки всю ночь трудились; к утру окопались широким и глубоким рвом с трех сторон; с четвертой примкнули к обширному болоту. В их стане было мрачное молчание, в стане Королевском правили благодарственное молебствие.

Разсветало. Поляки облегли Козацкий табор; сорок орудий неумолкно гремели из табора, Польская артиллерия отвечала тем же. Хотели запрудить Стырь и потопить Козаков, устроивали укрепления, чтоб отражать наши вылазки. 4 Июля Козаки подошли к одному из этих укреплений, убили восемьдесят человек, отняли две пушки, но Гувальд отразил их. В тот же день завладели одним холмом, но были вытеснены Александром Конецпольским. 5 Числа битва возобновилась; вылазка была отражена; орудия гремели без умолку; поражение было ужасное и обоюдное; Козаки решились всеми силами напасть на осаждающих; свет месяца, а потом проливной дождь не допустили их к исполнению намерения. Поляки стесняли табор ближе и ближе.

У Козаков была надежда на дорогу через болото; но она была тесна; тысячный Польский отряд сторожил ее. Составили раду в таборе, обороняться ли, примириться ли с Королем, или пробиться сквозь Поляков. Полковник Крыса перебежал к врагам и пересказал о тесных обстоятельствах; гордость победителей увеличилась. Король прислал к осажденным лыст, в котором требовал выдачи Гетмана, Тимофея, Виговского, всех Полковников, пушек и знамен; если же Гетмана, Тимофея и Виговского нет, Козаки должны присягнуть, что выдадут их по возвращении в Украйну; и между тем также объявил, что ограничивает, как победитель, число регистровых, и уничтожает их привилегии навсегда.

Видно, что Казимир был характера тогдашнего национального: первая удача только-а заносчивость стала так велика! Гетман, выиграв более битв, менее гордился.

Козаки также выдержали свою народность; они отвечали, что «Гетмана, сына его и Писаря, в обозе нет, и где они, о том не знают; Полковников не выдадут Его Королевскому Величеству; мириться же согласны, но не иначе, как по Зборовскому договору».

Козацкого посланца не представили к Королю; его отвели к Потоцкому, Великому Коронному Гетману, который сердился, ругался, хватался за саблю свою, наконец сказал: «Король не того требует, о чем вы, холопство, пишете; Москвитяне не хуже вас, а выдали Владиславу и пушки и знамена под Смоленском, и Владислав явил над ними милосердие. Даю вам несколько часов на размышление; повинуйтесь, если дорожите жизнию «-С тем выгнал посланца.

Не приняв и нескольких часов размышления, которые Магнат давал Козакам, они немедленно отвечали пальбою из орудий и истребительными вылазками. Джелелю заменил Богун; козаки столь близко прокрадывались к стану Польскому, что слышали лозунги и распоряжения; принуждали переменять и то и другое, и хватали Панов в плен. Пасторий, ссылаясь на очевидцев, расказывает, что они содрали с нескольких живых Поляков кожу, а подсотника жгли, пробили ему сквозь колена гвозди, и потом своротили голову. — Но не подали ли к тому повода Поляки первые; судя по угрозам их Коронного Гетмана, и по их давней привычке так обращаться с Малороссиянами, мы уверены, что начало было сделано с их стороны, и тогда может быть нельзя осуждать Козаков.

10 Июля Богун отобрал лучших воинов, взял две пушки и пошел против Брацлавского Воеводы Станислава Лянцкоронского, чтоб отразить его от дорог, проложенных осажденными через болота. В таборе разнесся слух, что Богун и старые Козаки ушли и не возвратятся. Начался ропот: «Старцы нас покинули на жертву врагам; Хмельницкого с нами нет; Татары разоряют Украйну: они побрали наших жен и детей.» Табор взволновался и все пустились в бегство.

Дороги были тесни; бегущие давили друг друга, тонули в болотах и зализнях; старые козаки хотели остановить их, и сами были увлечены толпою. Оставалось назади еще триста человек; их окружили Поляки; но они свирепо дрались, Потоцкий объявил им воспрещение; они высыпали деньги в воду, туда же побросали все драгоценные вещи, разсеялись между Поляками, вступили в рукопашный бой и погибли до единого. Последний из них вскочил в лодку; три часа защищался из лодки косою; ему предлагали пощаду, он отвечал: «я не боюсь смерти, и умру козаком. «- Шляхтич Цехановский взошел в воду по горло, и убил его. Этот случай описывают Шевалье и-сам Пасторий.

По сказаниям тех же историков, Поляки воспользовались в нашем стане великою добычею, и мы верим; поражение Берестечское было ужасное. Победители взяли: осьмнадцать орудий большого калибера, двадцать два меньшого, множество знамен, фузей и пороху; знамя, присланное Гетману Яном Казимиром в Переясловль, с Комиссарами, штандарт, подаренный Козакам от Владислава, Гетманский меч, дар Греческого Патриарха-Архиерейскую шапку, трикирии и другие регалии Коринфского Митрополита Иоасафа, ларчик Хмельницкого с письмами от Бана Трансильванского, Султана Турецкого и Царя Московского, дорогие платья и меха; множество съестных припасов и тридцать тысяч рейхсталеров. Митрополит Иоасаф был ранен стрелою, тридцать тысяч козаков погибло на поле битвы, в лесах и в болоте.

Калиновский, Кн. Иеремий Вишневецкий и Конецпольский, с семью полками устремились за бегущими Козаками и настигли в лесах. Питаясь корою древесною, несчастные до того ослабели, что не могли продолжать пути; не взяв никого из них в плен, Поляки всех их перерезали, и кроме того трехтысячный отряд разбили в теснинах при Дубне. Король хотел было идти на Киев с целою армиею, но, к нашему счастию, Шляхетство воспротивилось. И так, Дворянству дав отпуск, сам он отправился в Варшаву.

Удача не надолго, слава Богу; потешили утеснителей.

Хмельницкий в Малороссии. Успокоение народа. Отдельные победы Поляков. Разорение Киева Радзивилом. Взятие Трилесов. У Хмельницкого новое войско. Битва под Хвастовым. Битва под Масловым прудищем и под Белою церковью. Осада Каменца Подольского. Белоцорковский мир. Новые угнетения Малороссиянам. Переговоры с Царем. Новая война с Поляками. Битва с Чернецким. Смерть Киселя. Царь вступается за Малороссию. Послы Царские в Польшу. Ответ Поляков Царю. Собор в Грановитой палате. Царские посланцы к Гетману. Поход в Молдавию. Битва Жванецкая. Измена и набег Хана. Мир с Поляками. Послы Султанские и Ханские.

Польская армия была разделена на две части: одна пошла на Киев, другая к Каменцу. Король намеревался зимовать в Киеве. Магнаты полагали, что Хмельницкий с остатком войска укрывается где нибудь близ границ, что он не посмеет пред ими появиться; они чванились победою друг пред другом, хвастались, вперед располагали пирами, обедами, утопали в Киевском изобилии, ласкали Киевлянок.

В это время Хмельницкий явился на родину; появлением своим он разсеял страх, утишил народное волнение. Универсалы летали из края в край Малороссии; а чтоб успокоить тревогу соотечественников и вселить в них новые надежды, он распустил слухи о бунтах в Польше, о нападении на Поляков Бана Трансильванского; насмеялся над Потоцким, припоминая его плен, и утешал своих единоземцев. Войско собиралось.

Еще несколько небольших удач имел Радзивил: 5 июля он разбил Полковника Небабу под Лоевым; четыре Полковника, Капуста, Кравченно и сам Небаба были убиты в том сражении; Подобайло был осажден в Чернигове, Антон Адамович и Горкуша были разбиты и прогнаты к Киеву; Любечь и Чернобиль сдались главному начальнику артиллерии Госевскому. Митрополит Сильвестр Коссов, Архимандрит Печерский Иосиф Тризна, и все Киевское духовенство, вместе с Магистратом, узнав о приближении Радзивила к городу, вышли к нему навстречу, умоляли пощадить невинных граждан, и не вредить святым храмам Божиим. Радзивил обещал, и вступил в Киев. 1б Августа сгорело шестьдесят домов; 17 Августа опять сгорело более двух сот домов шляхетских, церковь Св Василия, церковь Св. Власия, соборная Богородицы, Ратуша, лавки, пивоварни, хлебни, важня, гостиный двор и множество других зданий; неизвестно, как уцелели Доминиканский костел и собор католический. Правдивый и благородный в своих показаниях, Пасторий уверяет, что этим пожарам не Поляки были виною, а произошли они неизвестно и от кого, и по какому случаю.

Потоцкий, приближаясь к Радзивилу для облегчения продовольствия, не стеснял армии на один путь; он пошел разными дорогами к Любару и вступил в Паволочь; там болезнь одного из знатнейших людей того времени остановила Коронного Гетмана. То был непримиримый враг Хмельницкого, кровожадный кючюк-шейтан, как его называли Турки и Крымцы, Иеремий Михаил Корибут Кн. Вишневецкий; здесь он и скончался. Чтоб утешиться в печали, Коронный Гетман выступил 26 Августа к Трилесам; козаки не сдавались; начальник артиллерии Пржзиемский, Подполковники Берг и Князь Богуслав Радзивил отряжены были для взятия города приступом. Граждане и войско защищались отчаянно. Одна Малороссиянка скосила косою Капитана Страуса. Но город был сожжен, и все обыватели вырезаны.

До сих пор мы видим только подвиги и победы Поляков; но это мы почерпнули все из Польских историков, которые никогда не говорят о подвигах врагов своих. Обратимся теперь к нашим летописям, и взглянем на Хмельницкого. Мы уже сказали, что он успокоил народ, что войско собиралось новое, значительное; и снова Гений Малороссии явился на поприще славы с пятьюдесятью тысячами воинов.

Близ местечка Хвастова, беззаботно стоял с огромным корпусом Князь Четвертинский; безпечно Поляки пировали вшествие Князя Радзивила в Киев, тамошние пожары, буйство и разорения, а уже в садах Хвастовских, обнесенных рвами, засела, как за укреплениями, значительная часть пехоты Хмельницкого, и на заре, с остальным войском, сам Гетман двинулся на неприятельский стан; быстро передвигаясь, не останавливаясь на ходу, гремела наша артиллерия, и ружья разряжались смертию для целых тысячей; полунагие, хватая первое, какое попадалось в руки, оружие, Поляки сбивались в толпы, и подавались к садам и огородам, чтоб там выстроиться; пехота наша хранила мертвое молчание: враги приблизились ко рвам гораздо ближе выстрела ружейного; залп в спину повалил их тысячами; они хотели кинуться назад, пробиться к себе в стан, но Хмельницкий встретил их, и кончил поражение почти без потери в рядах козачьих. Четвертинский и свита его бежали, говорит летопись, в одних шлафроках; Польская конница была смята, опрокинута, и поскакала догонять военачальника. Курляндское войско, которое было при этом корпусе, вбежало в местечко, и прислало от себя офицеров депутатами к Гетману; оно просило пощады; было обезоружено, и отпущено под честным словом и под клятвою, никогда не сражаться против Малороссиян. Часть Польской добычи, взятой у нас под Берестечком, вознаграждена артиллериею, запасами, обозом, и ставкою Четвертинского; Поляков было погребено тринадцать тысяч девать сот семьдесят два.

Радзивил выступил из Киева; иные полагали, что он пошел в Литву, обремененный добычею, — другие, что он намерен был соединиться с Коронным Гетманом; идучи правым берегом Днепра, он грабил и жег селения. Когда получил известие о истреблении войск Четвертинского при Хвастове, козаки, которые во время его пребывания в Киеве разъезжали у самых Златых врат, теперь, тревожили его с боков и с тылу. Полковник Нольде имел довольно удачную стычку с ними; два Полковника, Горкума и Иван Золотаренко, с восьмью тысячами войска, пятью сухим путем, тремя в ладьях, подошли к Киеву, и хотели отнять его у Поляков; но Калиновский отразил их; девять ладей козацких потонуло близ монастыря Николаевского. Пасторий говорит, что это дело стоило Калиновскому только пятнадцати человек и одного Сотника. Услышав о разбитии Четвертинского, Радзивил, который действительно шел к Потоцкому, воротился в Литву. Хмельницкий, узнав о его направлении, обошел его с легкою конницею и засел у Маслова прудища. Едва поровнялся Радзивил, наш Гетман ударил во фланг, разгромил, и отнял всю добычу, награбленную в Киеве и по селам. Возвращаясь от Маслова, встретил под Белою Церковью отряды, которые шли к Королевской армии, и она остались жертвою неожиданной встречи. Король в это время осаждал Каменец Подольский. Армия в сто пятьдесят тысячь стояла под стенами города. Девять недель осажденные, под начальством Глуха, не сдавались; наконец малочисленность гарнизона, изнурения граждан заставили их преклонить оружие, 29 Сентября. 312 Козаков и Полковник Глух отправлены были в Желудь военнопленными.

За двадцать шесть дней пред тем, Потоцкий и Радзивил соединились близ Василькова. В частных битвах, войско Хмельницкого уменьшилось; а войско Коронного Гетмана увеличилось девятью тысячами. Хмельницкий видел это; понял трудность борьбы, и начал предложения о мире; сперв заговорил о Зборовских сттьях, потом о непостоянстве счастия, далее о изменчивости войны, наконец стал учтивее и объявил, что войско Запорожское готово покориться Королю; Поляки не верили ему и полагали, что он хочет выиграть время. Убеждения людей благонамеренных, потери, понесенные Королевством в болезнях и битвах, страх, что скоро придут Крымцы, — все это породило желание мира и в польских Военачальниках. Капитан Маховский поехал в Козацкий стан, на совет к Виговскому. Потоцкий писал письмо, в котором не называл Хмельницкого Гетманом. Он и его товарищ Радзивил требовали, чтоб Татары были немедленно отосланы, чтоб дружба с ниши была прекращена, чтоб Гетман явился в стан Польский. Козаки отвергнули гордые требования. Паны стали уступчивее; назначили для съезда замок Белоцерковский. Адам Кисель, Юрий Глебовичь, Корвин Госевский и Михаил Коссаковский, с пятью стами всадников въехали в город. Чернь взволновалась. Козаки кричали, что Гетман только думает о себе и о Старшинах, что он хочет предать их прежнему рабству, отдалить союзников, Татар, что ни он, ни депутаты в живых не останутся. Виговский ораторствовал. Адам Кисел уверял, что «происходит от их ребр». — «Твои русские ребра давно заросли Польским мясом «-отвечали Козаки. Хмельницкий собственноручно казнил нескольких мятежников. Татары убежали из города; Коммиссары спасались бегством; растеряли большую часть своих обозов; Крымцы грабили их, и уверяли, что «Ляхи им братья, но лошади и платье Ляхские ими не с родни.»

Несмотря на ропот, на смятение, на неприятности, наконец обе стороны согласились. Польская армия стояла станом у Германовки. Она выступила в боевом порядке, с музыкою, с барабанами, и приблизилась к Белой церкви, — вдруг, против воли Гетмана, явилось от Козаков двенадцать депутатов. Они пришли к Коронному Гетману, и требовали утверждения Зборовских статей. Все изготовилось к бою; Радзивил построился направо, Калиновский налево, Потоцкий в средине; в центре Пржзиемский с артиллериею. Напрасно думал Кисель быть примирителем. Битва началась. Поляки говорят, что Радзивил прогнал в лагери и Татар и Козаков; по их же словам, битва и стычка продолжались трое суток; Козаки тревожили фланги неприятеля, как наконец явились новые депутаты с требованием, чтобы козакам было позволено иметь пребывание в Воеводствах Брацлавском и Черниговском; чтоб Польское войско было независимо в Украйне; чтоб Хмельницкому отданы были в собственное владение Черкасы и Боровица. Потоцкий отговаривался, и приглашал к себе Гетмана и Полковников. Хмельницкий вытребовал аманатами: сына Коронного Гетмана, и Собеского; потом явился в Польский стан. Пасторий и Шевалье пишут, что он пред Потоцким плакал, извиняясь в преступлении. — В таких случаях, говорит Шевалье, он всегда отделывался слезами; потом, говорит Пасторий, он поклонился Радзивилу, и получил приказание слушать условия мирного договора. — Гетман, который обещал в Баре посадить на кол Потоцкого, получил такое приказание! Это не политический поступок приказывающего. Содержание статей было следующее:

Вместо сорока тысячь регистровыхъ, будетъ только 20000, и будут они жить в Воеводстве Киевском; Жиды будут иметь право пребывания и аренды во всех Королевских и шляхетских владениях; Татары должны быть высланы; Гетман склонит их на сторону республики; он откажется от сношений с прочими Государями; Чигирин будетъ оставлен при нем.

Обе стороны присягнули на сих статьях; потом Гетманы Литовский и Коронный пригласили Малороссийского к себе на обед. Он, подгуляв, ругал Липулу. Радзивилъ поссорился с ним за тестя; но Виговский примирил их. Рудивский признается, что его соотечественники хотели предательски убить Хмельницкого; но как-то им не удалось это благородное намерение.

Народ роптал на договор Белоцерковский: помещики стали угнетать своих крестьян, безчестили Козацких жен, сажали козаков на кол. Малороссияне сбегались в Воеводство Киевское; их негде было поместить; они были отправляемы в новые полки, о которых мы уже говорили, — в Острогожский, Ахтырский, Харьковский, Сумский и Изюмский. Царь принял их милостиво и дал им превиллегии Козаков Малороссийских. Это возобновило сношения Гетмана с Царем.

Перед сражением Берестечским, Хмельницкий досадовал на политику Царя, который, лаская его, приглашал к подданству и между тем не решался принать Козаков в покровительство. Наконец громогласно Гетман погрозился стать врагом Москвы: подошедши к образу Спасителя, он сказал: «пойду на Москву и разорю ее пуще Литвы! Я посылаю от всего сердца моего, а они моему лиху насмехаются!» Теперь был послан к Царю Семен Савич. После предварительных переговоров, поехал Полковник Искра. Бояре отвечали: «Московское Государство обильно великими и пространными землями: есть где в нем селиться. Когда Черкасы будут снова утеснены Поляками, Его Царское Величество дозволит им перейти к рекам Дону и Медведице, на места пространные, угожие.» Тогда поехали в Москву Золотаренко и Нижинский протопоп Максим Филимонович. Наконец и сам войсковый судья Самойло Богданович явился к Царю с Гетманским листом. Хмельницкий писал: «Все войско Запорожское жаждет присоединиться к России.» Богданович объявил словесно Гетманскую речь: коль был бы он и не Гетманом, желал бы состоять под высокою рукою Его Царского Величества. А между тем Хмельницкий писал к Путивльскому Воеводе, Князю Хилкову: «если нас под крепкую свою руку Его Царское Величество не примет, и от неприятелей тех веры православныя и Христиан не оборонит, тогда о себе инако, я, Гетман, и войско промышляти будем». Царь еще медлил, еще боялся принять Малороссию в покровительство, не хотел прослыть нарушителем мира с Поляками. Виговский увещевал Царя согласиться на предложение; и только мне быть бы надежну на Государеву милость», говорил он Адрабьеву и Унковскому; а до коих мест я буду, и в том уповаю на Бога, чаю удержать Гетмана и все войско Запорожское, и Царя Крымского и ближних его людей и всю Крымскую Орду, от похода на Его Царское Величество. Крымский Царь и Мурзы меня слушают; ведомо им, что за помощию Божиею, я в войску Запорожском владетель по всяким; а Гетман и Полковники и все войско Запорожское меня слушают и почитают. И Венгерский Король зовет меня к себе, и власть мне и жалованье велико дает. Меня Венгерский Король знает, и я не мышлю мимо Великого Государя ни куда ехати, памятуя к себе Великого Государя, Его Царского Величества, милости».

И так поступал-прежде пленник, потом друг и во всех делах поверенный Хмельницкого, Виговский, которого золото было идолом, и который никому не был верен по смерть, как только золоту, и который никогда, ни в душе, ни по рождению, не был нашим соотечественником.

Бездействие Царя в нашей борьбе с Поляками, медленность его в присоединении Украйны к Царству, принудили Гетмана искать наконец покровительства Султана. Может быть, кроме того, что Царь боялся прослыть зачинщиком разрыва с Польшею, он, оставляя Малороссиян бороться с Королевством, желал ослабить несколько силы Хмельницкого, чтоб потом легче управлять Козаками, но обращение Гетмана к Султану сильно потревожило Бояр, и они начали заботится о скорейшем окончании дел с Малороссиею.

Между тем дела Тимофея Хмельницкого в Молдавии, разбойнические нападения Магнатов на свадебный поезд Гетманского сына и дочери Господарской, избиение этих беззаконных зачинщиков, нарушителей мира и прав народных, — все это сделало разрыв между Королевством и Украйною. Гетман извинялся, Король не отвечал. Потом Король сверх Белоцерковских условий потребовал в заложники Тимофея. Раздраженный Гетман обнажил меч перед Польскими посланниками и отвечал. «Объявите своему Королю: если он желал мира, то должен клятвенно утвердить статьи Зборовские, которые мы с саблею в руке подписали вам Полякам.» — Хмельницкий с Ханом вошли в Польские пределы; под Каменцом перебили Королевские войска; Хан угнал в Крым безчисленное множество пленников и пленниц; шляхетство бежало в Данциг; Малороссийские крестьяне вырезали своих мучителей, Польских Панов, и война началась с новым ожесточением.

Король велел Чернецкому ворваться в Украйну. Линци, Липовец и Погребище были сожжены. Уже приступили Поляки к Монастырищу, как явились Козаки, переодетые в Татарское платье, напали на Поляков с криком Орды; Богун набежал с остальным войском. Чернецкий был ранен, Поляки обратились в бегство; обоз достался Богуну; пленники были освобождены.

В это время нестало посредника между Козакамя и Королевством. Адам Кисель, Российский Перикл, как его называют сами Поляки, Воевода Киевский, «идучий от древнего и славного рода Святольда, бывшего в лете 1128, Русского Князя, муж благочестив, и веры Русской великий поборник, в словах сладок, Украйне приятель», Адам Свентольдич Кисель, Костелан, Генерал Киевский, как сам он подписывался, удалясь в свое имение Гущу, что близ Острога на Волыни, скончался в 1653 году и погребен близ Владимира Волынского, в церкви села Нисканичей.

В Апреле месяце поехали от Гетмана к Царю Кондратий Бырляй и Силуян Мужиловский. Князь Семен Василевич Прозоровский, Окольничий Богдан Матвеевич Хитров, и Дьяки Ларион Лопухин и Алмаз Иванов получили повеление переговорить с козацкими Старшинами. «Черкасы», говорили посланники Боярам, не желают мира с Поляками, испытав их неправду; умоляют Великого Государя о принятии всего войска с Гетманом под высокую руку, о вспомоществовании ратными людьми. Напрасно Султан Турецкий и Хан Крымский стараются привлечь соотечественников наших в подданство. Они мимо Христианского Царя, всея России Самодержца, ни к кому не пойдут. Другая просьба: чтоб Его Величество пропустил нас чрез свое Государство в Швецию: присылала Королева Христина к Гетману и к войску Запорожскому своих послов, неизвестно с какими делами, и их на дороге перехватили Поляки. Нам поручено разведать цель сего посольства; и, чтоб Государь не усумнился в верности нашей, мы готовы производить переговоры с Шведским Министерством в присутствии уполномоченного Российского.»

Этот Посол Шведский хотел просить от имени Королевы, чтоб Гетман не мирился с Поляками. Турки заняты были завоеванием Крита. Москва готовилась к разрыву с Польшею. Наконец Гетман дождался желаемого: послы Московские приехали в Варшаву с настоятельными требованиями. Стольник Лихарев уведомил Гетмана, что Царь будет посредником между ним и Королем.

Боярин Князь Борис Александрович Репнин Оболенский, Окольничий Богдан Матвеевич Хитров, и Посольского приказа Дьяк Алмаз Иванов отправились 30 Апреля в Варшаву, под наименованием Полномочного Великого Посольства. Они требовали, в силу договора смертной казни за порчу титула Царского, и представили в доказательство более двух сот оригинальных писем от пограничных Воевод и Капитанов. Настаивали, чтоб шляхтичи Окунь и Васька Ляпунов; с презрением отзывавшиеся о Государе, были также казнены смертию; искали удовлетворения Московским подданным за обиды, нанесенные пограничными Поляками и Литовцами; прилагали списки обид; домогались, чтоб Польские купцы не ввозили в Россию вина и табаку, как товаров запрещенных. — Эти требования были дельныя, снисходительные; в нарушении этих статей были нарушаемы права народные, и только миролюбие Царя Алексея Михайловича допустило Панов-раду до таких нахальств.

Но последнее требование Полномочных Послов относилось прямо к Украйне и к вере Греческой. Государь приказал изяснить обстоятельно: что пять лет сряду Гетман Хмельницкий и все войско Запорожское жалуются ему на нестерпимыя утнетения от речи Посполитой, на гонения и поругания благочестивой веры Греческой, на разорение церквей и монастырей, на введение Унии, и на безчестие Духовенству Русскому; что речь Посполитая не исполняет своих договоров, утвержденых с Козаками под Зборовым и Белою церковью; что наконец Поляки тайно замышляют напасть на Малороссию, истребить веру и Запорожцев; что Гетман просил Царя принять его под свое покровительство, но Царь неоднократно в том отказывал, удержал Козаков от подданства Турецкого, и желает их примирить с Королевством, с тем однакож, чтоб Король истребил в Малороссии Унию, возвратил благочестивые церкви Малороссиянам, не утеснял веры Греческой, принял Гетмана и войско Запорожское в покровительство, и сохранив все козацкие вольности, допустил всенародность наших Христианских обрядов, и подтвердил бы Зборовский договор. Если Король исполнит эту статью, то Царь не будет требовать наказания виновных, портивших его титулы; в противном случае, все окрестные державы будут извещены о его поступках. 20 Июля Послы приехали во Лвов; 22 были у Короля; начались переговоры: ничто не подействовало на Магнатов; они, казалось, возненавидели Польшу. Ни снисходительность Послов, ни угрозы войною не могли их укротить; они мыслили, что Россия при Царе Алексее Михайловиче была тоже, что и при Шуйском, что Польша Сигизмунда III и Польша Яна Казимира одно и тоже. Однажды Царь жаловался на Иеремию Вишевецкого, который хотел проложить дорогу, ближайшую, из Ромна в Рроссию; Владислав IV отвечал: «Князь Иеремий имеет более права на Москву, нежели Царь Московский на Ромен. «- Магнаты думали, что теперь теже времена; требовали казни дворян, которые пропустили Козаков чрез Брянск в Польшу; настаивали, чтоб Патриарх не посвящал в попы людей Грекороссийского исповедания, находящихся в Польше. Но они ошиблись в разсчете. Послы объявили громогласно, что Государь долее не станет терпеть обид церкви и лицу его, что он охранит веру православную от насилований Панов рады. Паны Рада не вняли и этим последним убеждениям; садясь в экипажи, и обратясь к народу, который собрался на улице, послы повторили угрозы свои. Сенаторы прислали следующий ответ:

На-счет титулов, в прошедшем году, Прончищев и Иванов уже говорили. Найдено, что это была ошибка, неосторожность, неведение, а не злое намерение; и потому обвинение было несправедливо; казнить за неведение самый разсудок не допускает, и повторять речь о том не годится. Окуня и Ляпунова не накажут до тех пор, пока Патриарх будет посвящать в Польше Грекороссийских попов; междоусобия и бунт Гетмана Хмельницкого произошел не от гонений на веру, которых никогда не бывало; но за то, что запрещал им самовольствовать, соединяться с Турками, и грабить соседние Государства, без чего Гетман Хмельницкий жить не мог. «Он и Польше и Молдавии и Валахии нанес ужасные разорения. Грабительства, убийства, поругания храмов Божиих, упорство, клятвопреступничество; заставили Польшу лишить его всех прежние прав. Зборовские статьи уничтожены Королем за то, что Хмельницкий приходил с Крымским Ханом под Берестечко; Белоцерковские — за то, что сын его напал на Коронного Гетмана Калиновского (мы увидим вскоре, кто был зачинщиком, Тимофей или Калиновский). Унии Король не истребит: то было бы нарушением присяги; истребить ее в Польше, значит тоже, что в России истребить веру Греческую; но в Польше утверждены права обоих духовенств, и Униатского и Греческого. Король с удовольствием принимает посредничество Царя в примирении с непокорными его подданными, но желает знать, будет ли Царь отвечать за Хмельницкого, Королю известно уже, что Гетман хочет вступить в подданство Султана; он готов идти с войском в Украйну; если положат Малороссияне оружие, и встретят его с покорностию, повсеместными универсалами он объявит им всепрощение; в противном случае, Царь должен обязаться в помощи Королю, и вместе наказать сего вероломного преступника. — Что же касается до торговли вином и табаком, до обид и порчи граней, все это давно запрещено. Таков был правдивый ответ Короля и Магнатов; так уверяли они, что гонений за веру никогда у них не бывало, что Тимофей напал да Калиновского!

7 Августа получили Московские Послы отпускную аудиенцию; восьмого, Король со всем своим войском выступил из Львова против Хмельницкого. Упорство Короля раздражило Москву; был созван собор в Грановитой Палате; сам Царь присутствовал. Предложено было поведение Короля, отказ его примириться с Запорожцами; покушения Униатов истребить огнем и мечем в Малороссии всех обывателей Греческого исповедания; прошение Гетмана принять его под покровительство; наконец предложен вопрос принять ли Гетмана под протекцию? оказать ли ему помощь трехтысячным корпусом?

Бояре и духовенство приговорили: «присоединить Гетмана Богдана Хмельницкого к Москве со всем войском Запорожским, с городами и землями, уважая не только единоверие Малороссиян, но и опасность, предстоящую им от Литвы и от Поляков, и угрожающее им иго Турецкое и Татарское.»

К Гетману в разные времена приезжали между тем Царские посланцы: Артамон Сергеевич Матвеев, Стольник Федор Лодыжинский и Подъячий Иван Фомин. В Ромне встретил Фомина с честью Атаман Клипаченко, уведомил, что Роменские козаки пошли к Гетману с Полковником Миргородским Сосновичем. Из Ромна поехал он на Лохвицу, в Суботово, куда прибыл Августа 15. Хмельницкий, будучи в отлучке, прислал к нему Виговского, которому Фомин поднес от имени Царя сорок соболей. На другой день обедал за столом Гетманским, получил для себя и для сына своего двух оседланных Турецких жеребцов. Когда же понесли к Гетману Государеву грамоту и козакам жалованье, Гетман встретил грамоту на крыльце; Фомин слез с коня и поклонился Гетману. Августа 19 Гетман приехал к воротам Фомина; перед ним вели двух коней с попонами, трубачи трубили, и провожало его сто козаков. Фомин вышел за ворота и «бил челом Гетману», чтоб заехал к нему в дом; Гетман, подгулявший, встал с коня, пошел в комнаты, помолился перед образом Спаса, сел за стол, повторил просьбу о покровительстве, и заключил свидание следующими словами: «Теперь я — Гетман-еду с войском на службу; всего моего Гетманского войска козацкого будет со сто тысячь. Я заехал к тебе, Государеву Посланнику, проститься.» Наконец приехали Родион Стрешнев и Бредихин с объявлением, что Король отказал Царю во всех его требованиях, и что Государь принимает Козаков в подданство; но эти послы не застали уже Гетмана в Чигирине. Сын его Юрий сказал им, что две недели тому назад Гетман выступил с войском и с Исламом против Короля. Хмельницкий с похода писал к Чигиринскому Наказному Полковнику Томиленку, и к жене своей, чтоб их приняли с честью, но удержали бы в Чигирине до его возвращения. Сколько ни упрашивали они об отправке их к Гетману или в Москву, но никак не могли преклонить Томиленка. Наконец принуждены были писать к Царю: «И нам, холопам, к Гетману ехать, промыслить было ни которыми мерами нельзя: опасны Полковник с товарищи и козаки от Гетмана, смертной казни.» А Гетман тогда был далеко, на поле чести, на поле битв и славы, где он был так велик и счастлив.

Он был уже обезпечен насчет Москвы и Крыма; предстоящая борьба с Поляками не безпокоила его. Радзивил думал с помощию Липулы уговорить, чтобы он принял под покровительство Польскую Шляхту, чтоб водворил ее в селах Украинских, прислал аманатом Юрия, и возвратил бы Лоев и Любечь ему, Радзивилу. «Не очищу Ляхам дороги в Украйну, не отдам ни Лоева, ни Любеча «- хладнокровно отвечал Гетман. Тогда Король разослал универсалы: «Правдивый и верный Государь, взывал он к Украинцам, я отправляюсь осмотреть свои города и земли; советую козакам и мещанам ждать меня без страха и без измены, и надеяться на меня «. Народ читал эти манифесты, как писание, достойное любопытства.

Между тем слух пронесся, что Хмельницкий идет на Молдавию. Действительно, он вел за собою семьдесят тысяч войска; в том числе и триста Донцов; близ Буга соединился с Исламом, с Белогородцами, Крымцами и Татарами. Вместе пошли они к Жванцу, что между Хотином и Каменцем Подольским; там станом роскошным и обширным стоял Король, надеясь на свою силу и на многочисленность Польской армии; с презрением вспоминая о гениальном враге своем, он безпечно поджидал его. Гетман уже осмотрел расположение Королевских войск, а Поляки все не знали, что он не далеко от них. Еще было темно, чуть заря показалась, Король был атакован от местечка малочисленною конницею и артиллериею. Пехота наша засела в садах; при первых выстрелах, Польская армия стала в боевой порядок, Пруская пехота двинулась против козаков; Гетман, кружа наездами, занял ее и весь правый фланг. Вдруг пехота козацкая появилась из засады, ударила тому же флангу в тыл, дала залп, и подняла его на колья; поворотясь лицом к нашей пехоте, Прусаки обратились спиною к нашей коннице; из-за конницы выступила легкая пехота. Поляки смешались и отодвинулись к средине своей армии: их преследовали, не дали им времени зарядить ружья и построиться; они принуждены были отделываться штыками. В это время Гетман примкнул к своей пехоте с обоих ее флангов, и обхватил всю неприятельскую артиллерию правого фаса; Поляки начали было строиться во фрунт против фрунта козацкого, Хмельницкий наступил на них всеми силами и разорвал их фрунт надвое: одна часть, почти со всею конницею, начала отступать к Каменцу: там был и сам Король; на нее повели фальшивую атаку; другую часть, которая спустилась в низменные места, и где находилась Прусская пехота, он атаковал действительно без артиллерии, и, не видя никаких средств к защите, она сдалась, была обезоружена, и отправлена в Корсунь, в числе одиннадцати тысячь трех сот тринадцати человек. Между ними были Дашков и Оссолинский, которым были отданы почести; экипажи и все пожитки свои они получили обратно; весь лагерь, все обозы достались козакам. Королевская палатка, все его слуги и вещи были отправлены к нему под прикрытием козаков, и он был принужден сказать, что «грубые козаки вежливей и великодушней от Поляков, славящихся эдукациею:-вот второй раз уже они одолжают меня, к стыду нашей надменности.»

Хан, удалясь от Хмельницкого, был подкуплен Королем, обещал порабощение Козаков Польше, но обмануть Хмельницкого не мог. Возвращаясь в Чигирин, Гетман приказал обывателям уводить жен, детей, скот и все имущество из сел в города. Со всеми этими предосторожностями, Малороссия не совершенно спаслась от хищного союзника, да и Польша не мало потеряла: до Пины и до Припети вся страна потерпела от Татар; из одних шляхетских домов в неволю уведено было женщин и девиц до пяти тысячь.

Грозя Каменцу скорым появлением, на другой день после битвы, Гетман выступил с войском;. Лянцкоронский, Потоцний и Собеский встретили его и предложили ему мир от имени Короля, с утверждением, клятвами, всех статей Зборовских во всей их силе. Покуда же мир будет утвержден и ратификован, они предложили себя и пленного Оссолинского аманатами. Король просил об отпуске всех пленников; Гетман исполнил просьбу Короля; возвратил шпаги войскам Прусским, дал им на дорогу все необходимое; пленные Малороссияне тоже получили свободу. Ратификация была Королем подписана Сентября 27, а Октября 11 опубликована по всей Малороссии. Молебствия раздавались торжественно по всем церквам; войско было распущено. Аманаты, одаренные Гетманом, объявлены свободными, и с торжеством отправились в отечество. Только один из них, Сенатор Лянцкоронский, имея от Короля тайные повеления, остался прожить несколько времени в Чигирине, в виде частного человека.

Вскоре прибыли к Гетману Посланники Турецкие, Нурадин Ага и Эфенди Селим, да Крымский Мурза Нагай Бек. Они, и с ними Лянцкоронский, уговаривали Гетмана итти на царство Московское вместе с Турциею и Польшею. Дело шло о том же, что и прежде-об отторжении от Москвы царства Астраханского. Хан писал, что он в таком случае охотно забудет все заговоры Гетмана с Московским Царем против интересов Крымских; что возвратит ему всех Малороссийских пленников, числом до трех тысячь, что отныне он их считает только аманатами. Много нужно было изворотливости и искусства Хмельницкому; он изливал все свое красноречие, доказывал всю невозможность вступить в новую войну, после столь многих и разорительных для Малороссии; предлагал отложить это предприятие до времени, пока он оправится и посоветуется с войском и народом; и все это было напрасно. Посланники требовали ответа решительного:-да или нет; давали выбирать ему вражду или союз с их Государями; предъявляли повеления, объявить ему войну; в случае отказа грозили положить ему лук и меч на стол. Гетман просил быть признанным за нейтрального; с этим условием обещал помогать им суммами и запасами; но просьбу его отвергнули и требовали армии. Наконец Гетман с досадою начал ссылаться на самих послов, просил их посоветоваться с собственным благоразумием: возможно ли ему, не укомплектовав козаков, вступить в войну наступательную; не принесет ли он этим более вреда, нежели пользы, своим союзникам? Испортивши начало войны, легко ли ее будет исправить? Наконец Послы уважили причины, и отсрочили ему на десять месяцев союз с их Государями, объявив, что этого времени будет достаточно для укомплектования и устройства армии. Хан возвратил ему всех пленников, и послы отправились из Чигирина.

Едва от них отделался Гетман, как тайный гонец помчался в Москву.

Жестокости Липулы в Молдавии. Разврат его племянника. Липула согнан с Господарства. Сын Гетмана, Тимофеий, возвращает ему Господарство. Влюбляется в Ирину. Паша Силистрийский и Султан сватают его Ирине. Магнаты Польские тоже сватаются за нее. Любовь Ирины к Тимофею. Липула отказывает Тимофею. Красота и ловкость Гетманского сына. Войско козацкое идет сватать дочь Господарскую. Битва с Поляками у Батога. Согласие Липулы на замужество Ирины с Тимофеем. Свадебный поезд жениха. Битва у Сороки. Тимофей обвенчан. Заговор Стефана Бурдуца на Лопулу. Стефан объявлен Господарем. Господарша бежит в Сочаву. Тимофей бьет войско Стефана под Яссами. Липула снова Господарем. Война продолжается в Валахии. Разбитие козаков под Терговистом. Новое войско приходит от Тимофея из Малороссии. Оно разбито изменою Молдаван. Тимофей идет к теще в Сочаву Храбрость его. Сочава обложена войском Стефана и Поляками. Тимофей смертельно ранен ядром. Узнает о рождении двух сыновей. Пишет к отцу. Умирает. Войско козацкое выходит из Сочавы с телом Тимофея. Гетман, не зная о смерти сына, посылает войско к нему на помощь. Битва козаков, провожавших тело Тимофея, с Могильницким. Встреча гроба в Чигирине. Погребение.

Здесь мы оставим нить произшествий. От войн и совещаний политических, от подвигов Гетмана, от войск и народа мы обратимся к произшествию с Гетманским сыном, разскажем о его любви к дочери Господаря Молдавского. Столь увлекательному эпизоду в нашей Историй нельзя не посвятить нескольких страниц исключительно; нельзя не посвятить Тимофею нескольких воспоминаний; и потом не станем уже прерывать разсказа нашего об отце его и об Украйне.

Чтоб быть более понятными нашим читателям, мы должны описать подробнее представителей этой занимательной драмы.

Василий Липула, Молдавский Господарь, был изувер и тиран над подданными. Печатая книги церковные, строя монастыри, обдаривая щедро духовенство, в одно и тоже время он молился Богу и резал уши Молдаванам и носы Молдаванкам. В двадцать три года своего управления, он приговорил к смертной казни более четырнадцати тысячь мужчин, и перетопил почти столько же женщин. В довершение народного бедствия, Господарь имел племянника, который обезчестил четыре тысячи девиц, если верить Шаммасу-Булосу, Архидиакону Павлу, который странствовал с Патриархом Макарием в Москву, и был очевидцем подвигов Липулы, и подвигов Тимофеевых. Этот племянник Господарский по ночам врывался в домы для похищения девиц. Семейства жаловались, Бояре и народ роптали, наконец долготерпение Молдаван прекратилось. Вельможи изменили; войско пришло в неповиновение.

Матвей Радука, Волохский Господарь, и Ракоча, Ван Трансильванский, воспользовались замешательством и согнали Василия с Господарства. Мы видели, как тогда он обратился к Хмельницкому как Гетман с согласия Султана отправил на помощь Василию сына своего и Тугай Бея с четырьмя тысячами Татар. При Тимофее были преданные Гетману Старшины козацкие, и восемь тысячь козаков регистровых и охочекомонных. То было в 1648 году Сентября 17-го.

Тимофей возвратил Липуле Господарство; но из похода пришел в Малороссию, влюбленный в дочь его Ирину; застав Богдана под Зборажем, признался ему в любви, и просил быть сватом. Гетман поручил все дело Паше Силистрийскому, тот обещал и сам ходатайствовать и просить Султана о предстательстве; но Липула, которого старшая дочь была за Великим Литовским Гетманом, Князем Янушем Радзивилом, по вражде ли зятя своего с Хмельницким, или из гордости, не хотел выдать Ирину за Тимофея. В нее был влюблен, одни говорят, Князь Дмитрий Вишневецкий, другие, Потоцкий. Народная песня говорит, — Потоцкий. Господарь принуждал дочь вытти за Магната, которого она ненавидела. Мать, Домна, держала сторону дочери, а Ирина была влюблена в молодого Хмельницкого.

И впрочем, судя по достоинствам Тимофея, описанным Архидиаконом Алепским, Павлом, человеком, который был с ним знаком, трудно было девушке не влюбиться в него. «Никто не мог противустать ему; так он был храбр и отличный всадник! Действительно, он был самый храбрый человек в мире: он стрелял из своего лука сперва правою рукою, а потом левою; рубил и колол саблею; после того стрелял из ружья; словом, он переберет бывало все оружия, которыми всегда увешан, пока не истребит пред собою всех неприятелей. Ага Казначейства и Капиджи-Баши, которые прибыли из Константинополя, чтобы преклонить дело на сторону Султана, и находились при новом Бее, были свидетелями этих подвигов и изумлялись искусству Тимофея в верховой езде и храбрости. Никто не мог в него попасть из ружья, или другим оружием — так он был искусен в верховой езде, и с быстротою молнии вертелся вокруг туловища своей лошади.»

Но ничто не подействовало на Василия; ни благодарность к Тимофею за возведение на Господарство, ни храбрость его, ни предстательство Паши и Султана, ни желание жены, ни любовь дочери. Господарь предпочел Потоцкого, отказал молодому Хмельницкому: это огорчило старого Хмельницкого.

И он с согласия Султана обещал Господарю, прислать сто тысячь сватов, которые волею или неволею высватают Ирину за Тимофея. Молдаване испугались, приступили к Господарю с требованием, чтоб, для спасения края, он выдал дочь. Липула попросил у Поляков помощи против Хмельницкого. Десять тысячь войска, под предводительством Гетмана Калиновского и других Магнатов, явились близ Ладыжина; они не хотели выдать невесты Тимофею. Старый Хмельницкий советовал Калиновскому отойти оттуда, и предостерегал его, что свадебные гости, которые провожают жениха, будучи навеселе, по свадебному, могут ему нанести какое нибудь неудовольствие; а между тем, тридцать шесть тысяч Козаков и Татар шли спрашивать у Липулы согласия.

За Днепром зимовала Польская армия; Буг был в полноводии. Однакож зто не помешало ему, Калиновскому, соединиться с нею. Хмельницкий обрезал хвост и гриву у коня, сплел веревку, надел коню на шею вместо оброти, и послал его в Дар Коронному Гетману.

Наконец появились Татары перед Поляками; они напали на них, и начали отступать. Тем показалось это бегством; должно было преследовать, и вдруг Тимофей, достойный сын и ученик отца, ударил на обозы, вытеснил стрелков из лесу, и Поляки были поставлены между двух огней. Три дни продолжалась сеча, козаки и Татары врезались в Польские ряды, и пощады никому не было. Голова Коронного Гетмана Калиновского, голова Марка Собеского, голова Пржзиемского принесены были Хмельницкому к ногам. Мурзы избавили от смерти только десять Магнатов, Староста Черниговский и Любечский, Самуил, сын Каливонского, также погиб от козаков в селе Бубновке. Татары разсеялись по всему Королевству и так испугали жителей, что из Варшавы многие бежали в Данциг.

Липула, испуганный, писал к Хмельницкому, что всегда был согласен на замужство Ирины с Тимофеем, но препятствовала война Малороссиян с Поляками. Ныне же, когда настало время мирное, когда ясно, что Потоцких бояться не чего, ныне он дает дочери благословение Тем охотнее, что и сам Султан этого желает: теперь остается только, говорил он, прислать Тимофея с достаточным конвоем, потому что на границах Буковины собралась порядочная партия Гультяев под начальством молодого Потоцкого.:

Гетман благодарил Василия за согласие, доволен был, что сватовство так мирно кончилось, потребовал у свата двенадцать тысячь червонных за сделанные им предварительные издержки на свадьбу, и отправил Тимофея в Яссы с 5000 корпусом под видом пограничного разъезда.

Молодой Хмельницкий переправился через Днестр у Могилева, и приблизился к городу Сороке. Тут, из оврагов и садов вышел целый корпус войска Польского, окружил его. Он и его стража, весьма малочисленная, вскочили ограду церковную; Поляки, полагая, что они уже не уйдут, начали грабить обоз, а церковь окружили; вдруг в расплох, напал на них отряд козацкий; после выстрела, он, по обыкновению, поднял зачинщиков на коня, и всех переколол; только Потоцкий, с десятью приближенными, пробился сквозь козаков, но, когда скакал через мост, обвалился и утонул. Тимофей явился в Яссы, и был обвенчан с Ириною. Гетман жаловался Королю о злодейском нападении на свадебный поезд сына, на поругание Потоцкими столь великого таинства, на смертоубийства, из того произшедшие; наконец писал, что если какая нибудь неприятность и случилась между сватами и нападателями, то это можно приписать тому, что поезд был навеселе; без чего на свадьбах не бывает. Король ничего не отвечал.

Счастие Тимофея не было продолжительно; начались новые смуты в Молдавии; Польша поджигала. Один из приближенных Бояр, Великий Лагофет, Стефан Бурдуц составил заговор на жизнь Василия, и конечно успел бы в намерении, если б один из преданных Василию священников не предуведомил его.

Господарь бежал из Ясс. Племянник его разломал мосты по дороге, и только этим успели они спастись от преследования. Яссы наполнились бродягами и разбойниками. Купцы и достаточные граждане ввезли все имущество в монастырь; укрепились в нем телегами, замолкли отправы церковные, все было в трепете, когда Боярин Стефан явился в город с многочисленною армиею, и объявил себя Господарем Молдавии.

Липула несколько дней пробыл в Хотине. Оттуда переправясь чрез реку, скрылся в Каменце Подольском, и послал в Константинополь донесение о произшествии; а к Хмельницкому и к Хану Крымскому просьбу о помощи. Домна скрылась в Сочаве.

Лагофет Стефан, неусыпно занимаясь делами, привлек к себе всех вельмож, которые ненавидели Василия; но вдруг вся Молдавия пришла в ужас; служения снова прекратились; получено было известие, что приближается Тимофей. Стефан едва отправил Волохов и Венгерцов, как опять послал просить у них помощи; а сам между тем приготовился к отпору. Но авангард Тимофея, составленный из трех тысячь козаков, разбил все отряды, посланные к нему на встречу. Сорок тысячь Молдаван, Венгерцов, Немцов, Волохов и Сербов собралось вокруг Стефана. На второй неделе после Пасхи, это войско выступило в поход; скоро встретилось оно с Тимофеем. Козаки стояли за полисадами, стенами и рвами; перед рвами поставлены были телеги всех родов; в центре были люди и кони; тишина между ними была совершенная. Молдаване, говорит очевидец, думали, что это стан мертвецов; они послали восемь сот драбантов для рекогносцировки: козаков нельзя было видеть; они лежали ниц. Стефан выстрелил в них из шести пушек, драбанты из ружей; козаки встали, выпалили из одиннадцати пушек, дали залп из ружей, выхватили сабли и перерезали драбантов; тяжелые орудия стреляли во всех направлениях; бой длился с середы на четверг, с полудня до полудня. Стефан, разбитый наголову, бежал; молодой Хмельницкий вступил в Яссы.

Город был предан на разграбление; вырезали и Турков и Жидов, допросив прежде о богатствах. Во всем городе колокола звонили; Антиохийский Патриарх отслужил молебен о здравии Василия, Богдана, Тимофея и супруги его. Липула возвратился из Каменца и козаки приветствовали его из одиннадцати своих и шести ненриятельских пушек; и снова начал царствовать..

Тогда Тимофей с тестем пошел искать неприятеля. Четыре раза разбивал он наголову Волохов и Венгров; но счастие изменилось. В Яссах разнесся слух, что козаки истреблены, и только часть спаслась бегством. Безпокойство и ужас напали на жителей; город взволновался граждане опять искали убежища в монастырях. Действительно, четыре раза разгромив врагов, Тимофей дошел было на один день пути до Терговиста. Матвей, Господарь Волохский, вышел на встречу. Булгары, Турки, Арнауты, Греки, Венгры, Сербы и Волохи составляли войско неприятельское: козаки напали как львы, очистили путь до ставки Господарской. Матвей был ранен в ногу; он снял с нее сапог; под ним убили коня; он пересел на другого и храбро защищался. Уже вся армия готова была положить оружие, вдруг поднялась буря, гроза набежала с громом и молнией, с повторенными ударами, ливень пустился на козаков; град, как камни, начал их бить, ветер был прямо в лицо; козаки не могли стрелять, полки и порох замокли. Молдаване передались к неприятелю; открыли ужасный огонь по нашему войску из ружей и орудий неприятельских; козаки обратились в бегство. Матвей преследовал их трое суток: большая часть была перебита; многие полонены, немногие, избегнув этой участи, прибежали в Яссы и разсказали о битве. Она происходила в среду вечером, накануне Вознесения.

Василий с зятем прибыли в Яссы проселочными дорогами. Трои суток оставался Тимофей в городе, и потом уехал с своими козаками в Малороссию. Господарь остался один, в страхе, без всякой помощи.

Уже Стефан стоял с Волохами и Венграми на границе Венгерской, уже писал к Молдаванам прокламации. Смятения в Яссах возобновились; у Господаря войска не было; он посылал к Татарам просить о помощи, но получил отказ; приступили к последнему средству: начали набирать войско из окрестных жителей. Вскоре пришла добрая весть к Яссам: приближилось несколько тысячь козаков. Василий велел для них разбить шатры вокруг города, и угостил дорогих гостей вином и хлебом, одарил деньгами и одеждою.

Во вторник, пятого Июля, он выступил из Ясс; с ним вышли все купцы и Греки. Все это с козаками составило отряд в четыре тысячи; к ним присоединилось Молдаван тысячь одиннадцать; тогда они двинулись против неприятеля, у которого было войска тысячь от двух до трех, не более.

Когда обе армии сошлись, говорит Архидиакон, войска Василия могли побить неприятеля палками, не только саблями; но он устоял. Но знал, что измена Молдаван неминуема; так и вышло: они передались на сторону Стефана, обратили оружие против Василия, и большая часть козаков, купцов и Греков погибла под мечем. Покинув шатры, Господарь спасся с немногими спутниками, благодаря быстроте коней. Богатства свои отправил в Сочаву: там была давно уже Господарша с детьми; а сам поехал в Чигирин, и когда Тямофей выступил с войском вспомогательным, то его тесть уехал в Рашков.

А Стефан занял Яссы и предал их вторичному разграблению. Вся тяжесть мщения упала на Греческое народонаселение. Часть войска пошла на Сочаву, чтобы взять семейство и казну Липулы.

В конце Июля Тимофей перешел через Днестр, разбил Венгерские и Молдавские Отряды и пошел к Сочаве. Там приказал он сделать окопы вокруг замка, впустил в них из реки воду, и двадцать пушек уставил на валах.

Узнав о его приближении к крепости, Стефан удалился от нее. Коль скоро вошел туда Тимофей, неприятели, в числе сорока тысячь, облегли ее со всех сторон. У Тимофея было прежде с Татарами тысяч четырнадцать войска, но теперь осталось только восемь: Татары отложились. Каждый день были вылазки; перепалки были безпрерывные; каждый день Гетманский сын выезжал на своем любимом белом коне, приближался к стану осаждающих и убивал их целые толпы. Между тем к осаждающим пришли Поляки; они завидели Тимофея и выбрали его целью. Разсказывают, что три Поляка, избавленные Тимофеем от смерти, бежали из Сочавы и указали Вишневецкому обыкновенное место, где находился их избавитель: все пушки были туда направлены; вблизи стояла телега; ее разорвало ядром, осколки сбили Тимофея с ног. Наша летопись говорит, что ему оторвало руку по плечо: он немедленно дал знать отцу о своем несчастии, получил весть, что Ирина родила ему двух близнецов-мальчиков, и через несколько дней скончался.

«С той поры, говорит Архидиакон Павел, дела осажденных пришли в упадок, по причине смерти их Льва хранителя.» Обстоятельства Липулы сделались безнадежными; Домна и ее приближенные переходили от одной горести к другой. Тимофея набальзамировали и положили в гроб, обитый бархатом внутри и снаружи.

В замке начали в пищу употреблять лошадей. Голод принудил осажденных сдаться на капитуляцию. Домна с детьми была выдана; богатства Липулы достались Стефану, а козаки взяли свои пушки, два боченка золота, жемчуг и другие сокровища, награбленные в Сочавском Армянском монастыре и в Яссах; наконец взяли гроб своего Тимофея и пошли в Малороссию.

Между тем пришло известие к старому Хмельницкому, что сын лежит в Сочаве, раненный, и просит его умилосердиться над ними и поспешить к нему на помощь». 20,000, или, как говорит Архидиакон, 40,000 козаков получили повеление итти в Молдавию, чтоб освободить Тимофея. Полковники пришли к Гетману и сказали: «не потребно нам чужую землю оборонять, а свою без остереганья лишать; потребно нам за себе стоять и свою землю оборонять. «Гетман был навеселе; выхватил саблю и разрубил руку у Черкаского Полковника Еська; но опомнясь пришел к козакам, выкатил им меду, сделал три поклона и сказал: «диткы мои! напыйтесь, и мене не поддайте!»- Козаки отвечали в один голос: «Пане Гетмане! в том воля твоя и бути, с тобою мы уси готовы.» — Войска пошли; на пути к ним присоединилось двадцать восемь тысяч Татар, под начальством Калгана, т. е. Ханского Наместника, Шериф Бея, свояка Липулы. Василий и Шериф Бей были женаты на родных сестрах, Черкашенках. Грозное ополчение дошло до Прута; здесь встретило гроб Тимофея и возвратилось.

Василий Липула лишился навсегда Господарства. Домна сослана в отдаленную деревню на заточение; сыну ее Василию Стефан приказал распороть нос, чтоб лишить навеки Господарства.

Когда из козачьего отряда, после столь плачевно оконченной Сочавской экспедиции, осталось только четыре тысячи человек, и когда они провожали гроб своего Льва молодого, — Польский военачальник, Могильницкий, не уважая ни несчастия, ни бренных остатков героя, который так славно погиб на брани в цвете лет — напал на отряд наш; и это было в мирное время. Казалось, присутствие Тимофея, хотя уже мертвого, оживило это изнеможенное войско храбрых; они разбили в пух Поляков и взяли в плен Могильницкого.

Скоро достигла весть к старику, что везут уже его сына; жена плакала и молчала; старик плакал и радовался, что сын не достался в руки врагам.

Октября 22 драгоценные остатки явились в Чигирин, в сопровождении козацкого Киевского Полковника. Все духовенство, в полном облачении, Гетман, Гетманша, сын их Юрий, Черниговский Полковник, и войско встретили тело за городом; повсюду раздавался звон колоколов. Когда внесли гроб храброго в церковь, загремел залп из ружей, и с крепости ответствовали залпом пушечным. Гетман должен был уехать из Чигирина по делам народным; гроб оставался в церкви до его возвращения. А 27 Декабря похоронили Тимофея в церкви, в Субботове. Невольно вспомнишь предразсудок народный, что небо отнимает у людей лучшее, а худшее на земле остается.

Послы к Царю. Письмо Гетмана. Царский ответ. Рада в Чигирине. Преклонность народа к Турции. Речь Гетмана. Народ согласен присоединиться к Москве. Присяга в Чпгирине. Приезд Бояр в Переяславль. Приезд Гетмана из Чигирина. Обряд присоединения. Вручение Клейнодов. Речи Бояр. Присяга городов. Переговоры с Митрополитом. Статьи присоединения. Статья о Поляках. Неблагодарность их. Истребление. Народная песня. Послы к Царю. Сравнение чинов Малороссийских с Русскими. Обнародование грамот. Титул громовержца.

В конце 1653 года, Генеральный Судья Яков Гонзевский привез от Гетмана письмо к Царю; как оно, так и ответ Царя переданы потомству Конисским. Макарий, Архимандрит монастыря Старо-Каневского, в котором проживал Юрий Хмельницкий, доставил в кафедральный Могилевский монастырь копию письма и подлинник ответа. Гетман писал следующее:

«Многократно и многообразно давал я знать Вашему Величеству о намерении Султана Турецкого и Хана Крымского, вместе с Королем Польским, объявить Вам войну за Царство Астраханское, и другие претензии, и что они меня к тому приглашают против воли моей и желания, и я отговаривался от них доселе разными предлогами, а паче бывшими у меня с Поляками всегдашними войнами; Зборовским и Жванским трактатами; что присланные, от всех; оных держав нарочные Посланники требовали от меня настоятельно воевать вместе с теми державами на Царство Ваше; в противном случае объявлют они мне войну и введут для того в Малороссию три свои армии. Я сколько ни отговаривался истязанием сил моих и народных, частыми и тяжкими войнами и крайним моим несостоянием, требующим не мало времени на поправку испорченного и на заведение оскуделого; однако они ничему не внемлют, и в резоны не ставят, подозревая меня особливо в приверженности к Вашему Величеству, по пересказам им изменника моего, бывшего от меня в посылке в Москву, но после за злодеяния л на смерть осужденного, судьи Гуляницкого, который убежавши от казни кроется в Крыму и в Польше и на меня клевещет. И я насилу мог выпросить у Посланников, с великими им пожертвованиями, одной отсрочки на десять месяцев, для приведения армии моей в надлежащий порядок; а все другие просьбы, даже и самый неутралитет, остались тщетными. И так остается теперь о сем деле Вашему Величеству избрать средства полезнейшие и надежнейшие; а я призываю на душу мою и что о войне с Вами и с Царством Вашим и думать мне несносно, и предаю вечной анафиме и суду Божию всякого, мыслящего и неприятельски на единоверцев и однородцев, последних остатков свободного в Греческой церкви благочестия и древнего Апостолического православия, угнетенного и искаженного во всем мире Магометанством и Папежством. Но ежели Ваше Величество и теперь нерешитесь упредить неприятелей, и попустите им войти в Малороссию с своими армиями на Царство Ваше, то извините меня и не осудите, что стану Вам по неволе неприятель, и на таков случай протестуюсь я перед Богом и всецелым светом, что неповинен буду в крови единоверных Христиан, проливаемой за интересы народов неверных и недоверков. Для отвращения зла оного, или по крайней мере ради его уменьшения, есть средство, не безнадежное: объявить Полякам войну и немедленно ввесть в их земли две армии, или хорошие корпуса: один в Белоруссию и на Смоленск, а другой в Литву. Поляки должны отвлечь туда все силы свои, а Турецкие и Татарские войска, с помощию Божиею, надеюсь тогда удержать в их границах, следуя системе оборонительной. Если же войска Вашего Величества осчастливлены будут, так я и на дальнейшее поступить могу. Но все если положения на» добно утвёрдить договорами и нлятвами, чтобы «не было мысли об измене, и я всю мою душу обнаружил перед Вами, и свидетель мне Бог, что говорю правду.»

Царь отвечал:

«Высокомощному и славному Малороссийскому и Козацкому Гетману, Зиновию Михайловичу Хмельницкому, наше Царское почтительное слово.

Мы очень довольны и благодарны вам, предостойный Гетман, а войска наши давно стоят на границах в добром порядке и благонадежности; а выступать им границу без доброго приятеля и надежного помощника сумнительно. А когда бы ты, Гетманушко, изволил с нами соединиться, то бы все сумнительства на-сторону, а мы поручили б вам всю свою армию, так как человеку умному и воину славному; а что пишешь про договоры и обовязки, то готовы мы все исполнить верою и правдою, как закон Христианский и совесть повелевают. Однако, чтобы впредь не было разнодумья и шалостей с обеих сторон, то хорошо бы соединитися и укрепитися, как единоверным и единокровным, и чтобы враги наши не посмевались о нас. И договоры о том и уставы суть права и обычаи старые Малороссийские и Козацкие, которые мы за ними укрепим и подпишем за себе и за наследников наших; а не будут они нарушены вечно. А что ты придумаешь к лучшему с нашими Боярами и своими думными людьми, мы на том будем согласны. А коль скоро согласие утвердим, так и войска выправим на неприятелей. А между себя воевать, сохрани нас Боже! Сам разве диявол на то попустить может: а нам православным мыслити о таковом злом деле, право, со грехом. А душа наша есть и будет, еже бы защищати и охраняти народ православный от врага и местника, чего мы от вас ищем, и видит Бог, что в правде и истине, и под Его святою рукою соединиться вечно с вами и народом вашим желаем, и вам об том почтительно пишем.»

Исполнилось желание Хмельницкого. Чего не сделали его многократные просьбы и предложения, в тои успели Хан, Король и Султан. Мудрый Царь знал, что соединение Гетмана с одним из этих трех властителей не безопасно для царства Московского. Он ласкал главу народа храброго дружелюбным именем, Гетманушка, которое было приятно получить от столь великого Царя, от Царя единоплеменного и единоверного. Иные опровергают подлинность ответа, говоря, что Царь не мог писать к Гетману слова почтительного; но самый разсудок доказывает нам, что Архиепископ Георгий был не способен к подлогам. Вспомним, что Гетман тогда еще не был Царским подданным, что то был победоносный военачальник ста тысячь воинов, хитрый глава целого народа и имел все средства присоединиться к Крыму или к Турции. Как же иначе было писать, как не почтительно?

Письмо привезено было в Чигирин; Гетман созвал чиновников и именитейших Козаков, объявил о сем Царском приглашении соединиться с Государством Московским; нескрыл и требования Турецких и Польских Послов насчет союза против единоверцев и войны за Царство Астраханское; потом предложил всему собранию обдумать и решить единогласно, что полезнее на времена предбудущие, и чье избрать покровительство.» По обстоятельствам «, говорил Гетман, «надобно нам быть на чьей нибудь стороне, когда неутралитет не приемлется; да и на предбудущие времена зависть и интересы соседей не оставят нас в покое и без попыток, как я и прежде вам о том говорил, а теперь событие и сами вы видите. Большая часть Козаков и почти все молодые Старшины предпочли покровительство Султана. Мы видели из поступков Поляков с нами, как у Христианских народов исполняются обеты, клятвы и присяги. Политика и Министерия есть у них искусный обман; и чей такой обман удачнее для них и вреднее для соседей, тем более прославляются изобретатели неправд, и все Христианские державы называют их людьми умными, великими Министрами, сведущими Политиками! А у Турков клятвы священны, не смотря на басурманство. Если Турок поклянется бородою, то никогда уже не преступит клятвы своей и никогда не изменит слову. К тому же, Магнаты Польские не будут обижать крестьян Малороссийских, не будет евект и индуктов. В Турции нет евект и индуктов, и Магнатов; мы-народ привычный к войне, а Турки любят и уважают воинственность. Если Гетман находит необходимость в чьем либо покровительстве, то покровительство Турков нам кажется всех других надежнее, выгоднее и предпочтительнее.» Так говорили Козаки. Гетман отвечал:

«Христианам самопроизвольно отдаться во власть и неверных, сдружиться и слиться с ними, есть грех смертельный, поступок позорный и предосудительный, есть почти тоже, что и самоубийство. Имея с неверными неразрывное сообщение, не возможно не совратится с пути Христианского и не заразиться басурманскими мерзостями. Чтоже в мире важнее соблюдения отцовской веры, божественной и единственной в человечестве! Святый Павел благодарил Бога наиусерднейше за то, что «течение жительства скончах и веру соблюдох»; а когда той ревнитель Божий благодарил Бога за соблюдение веры в Него, то нам грешникам не должно ли иметь всевозможное попечение о томже? Но то говорится только о собственной вере нашей, а когда мы ее разсмотрим и в других народах, то есть когда, соединясь с неверными, ударим на Царство Московское, на единственный свободный остаток Христианства Греческого, тогда не будет сомнения в его завоевании, и все православное Христианство подпадет под иго Магометанское, какое тяготеет над нашими единоверцами и над Иерархиями Константинопольскою, Иерусалимскою, Антиохийскою и Александрийскою. Чтоже мы будем тогда пред лицем целого света? Притчи во языцех, посмеяние в людех! Окаяннее народов Содома и Гомора, да и сами останемся тогда как обломанное судно в пространном море, обуреваемое со всех сторон, и неимущее пристанища и надежды ко спасению, и будем тоже, что были после нашествия Батыя, под властию Татар, невольники, в богослужении отступники и рабы, гибнущие с душею и телом.»

Старики были мнения Гетманского; многие из молодых заглушили рыданиями громогласную речь Гетмана; из толпы раздавались восклицания: право судишь! правы пути твои! да будет по глаголу твоему и мнению!» — Тогда Хмельницкий успел в намерении: единогласно все преклонились перед могуществом слова, перед умственною силою истины и гения. Судье Богдановичу и Переяславльскому Полковнику, Тетере было поручено написать договорные статьи с Царем Московским, представить их на разсмотрение Гетмана, а потом и всей Рады Малороссийской. Коль скоро Гетман и Рада подписали их, посол, привезший письмо Царское, присягнул от имени Царя в их сохранении и ненарушимости; Гетман и чины присягнули за себя и за народ. А между тем полномочные Послы уже приближались к границам Малороссии; сборное место и общая присяга назначены были в Переяславле.

Девятого Октября Послы выехали из Москвы, 31-го Декабря они приехали к Переяславлю. Начальник Посольства был Ближний Боярин, Тверский Наместник Василий Васильевич Бутурлин; Членами были: Окольничий, Наместник Муромский Иван Васильевич Алферьев, и Думный Дьяк Иларион Дмитриевич Лопухин. При Бутурлине было семь Стольников, один Стряпчий и три дворянина; при Алферьеве Стольник, Стряпчий и четыре дворянина; при Лопухине Стольник; при Посольстве были: Голова Московских Стрельцов, Артамон Матвеев, три Сотника, два переводчика и двести Стрельцов.

Шесть сот козаков с Сотниками, Атаманами, под начальством Полковника Павла Тетери, встретили Послов за пять верст, у полкового знамени. Старшины козацкие и сам Полковник сошли с лошадей, трубачи трубили, ударили в литавры; при въезде послов в город, их приветствовали беглым огнем из ружей. Переяславский протоиерей Григорий, с духовенством, встретил их во всем облачении, с крестами, образами и хоругвями. Послы вышли из экипажей, приложились к образам; протоиерей произнес к ним речь, окропил святою водою. Тогда началось шествие Послов за образами при звоне колокольном по всему городу, потом отпето молебствие о долгоденствии и здравии Царя и Царицы и всего Царского семейства; тут, сев в экипажи, Послы отправились в сопровождении войска и народа на свое подворье; орудия, разставленные на площадях, во время их поезда не умолкали.

Гетман был в Чигирине. Лед на Днепре был еще не крепок; и он только 6 Генваря вечером мог приехать в Переяславль. За ним явились Генеральный Писарь Виговский, Полковники, Сотники и все Старшины Малороссийские. 7 числа он навестил Послов запросто. 8-го все Старшины были созваны к Гетману. При выходе из дворца начался барабанный бой и целый час не умолкал; народ собирался ко дворцу. Вскоре явился Гетман прикрытый бунчуком; он начал речь о желании своем и общем — соединиться с Царством Московским, и о невозможности ничего другого предпринимать; «а кто с нами не согласует теперь — куды хочет, вольная дорога! «Так заключил он речь.

«Волим под Царя Восточного Православнаго!» Хмельницкий с Генеральным Писарем, Обозные, Судьи, Асаулы, Полковники, Сотники, Атаманы отправились к Послам. Гетман принял Грамоту и приказал Виговскому прочитать ее вслух при войске Запорожском. Бутурлин от имени Царя спросил Гетмана, Старшин и все войско о здоровьи и произнес речь, в которой объявил согласие Царя на присоединение Малороссии, и его обещание вспомоществовать войском.

Восьмого Января был обряд присоединения; Гетман и Старшины присягнули в верности Царю. Гетман, сел в карету с Послами, и отправился в Посольский дом. Там началось от имени Царского вручение Хмельницкому Гетманских регалий.

Подано было знамя, и Бутурлин сказал: «Божиею милостию, Великий Государь, Царь и Великий Князь, всея России Самодержец и многих государств Государь и обладатель, велел тебе, Гетману Богдану Хмельницкому, говорити: известно есть и всем, яко ничтоже без Божия смотрения в человецех деется; но вся Его смотрением строится. Усмотре сие и наш благоверный и Христолюбивый Царь Алексей Михайлович: яко же и ныне деется в вашей земле несмирной, Божиим смотрением деется и строится, Иже по велицей милости о верных Своих в земли сей, велиим гонением от отступников и иноверных насилуемых, промышляет: тебе, благочестивый Гетмане войска Запорожского, со благохотным воинством твоим, к защищению Церкве святыя и всех православных, в сей земле сущих, воздвиже, Его же милостию всесильно ты помогаем, покровом Пречистые Богородицы покрываем и поборением Святых Русских, от православных укрепляем, до сего времени в православии крепко побораеши, победу над насилующими православным приемля. Поразумевает же и се Благоверный Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович всея Руссии Самодержец, яко всемилостивый Бог, хотяй воздвигнути рог Христианский, и сию землю, скипетр благоверного Государя нашего, Его Царского Величества, якоже во времена Благоверного Царя Владимира и прочих его наследников, так и ныне, чрез Ваше тщание, соединити, смотрению Божиему таковому повинувся, по твоему и всего воинства твоего желанию, Царскую свою милость вам оказует, и через нас, Его Пресветлейшего Царского Величества, меня Болярина, с товарищи, сие знамение тебе, Благочестивый Гетмане, дарует, на сем царском своем знамении Царя Царствующих всемилостива Спаса написанного в победу на враги, Пресвятую Богородицу в покров, и Преподобных Печерских, со Святою Варварою, Русских молитвенников, в ходатайство тебе и всему твоему православному воинству подавая; дабы всемилостивейший Спас наш, якоже иногда, яко повествует история о происхождении честного Креста, православному Царю Русскому и всем Христианам даде на враги победу и мир дарова: тако и тебе, со благочестивым воинством на врагов, Церковь святую озлобляющих, и православных утесняющих, дарует победу, да о имени их зде всяко колено гордых падает на землю, и враги православных прогонятся, а мир тем устроится сущим в гонении православным и якоже Пречистая Богородица некогда верных, в Цареграде покрывающи чюдным своим покровом, враги, на верных вооружившиеся, всесильным своим заступлением, от иконы Ея чудотворныя бываемым, иныя чудотворно изби, другие же со стыдом прогна: тако да и посреде полков ваших, в Царском сем знамении написана, носима, вас от иноверных оружия покрывает, и победу на них даруя тебе, со всем православным воинством и со всеми верными соблюдет, невредимых; и святии же Божии Угодницы Рустии, Антоний и Феодосий со Святою Великомученицею Варварою, ее же Святые мощи, яко дар многоценен, ваша имать страна; якоже в начале православия, в Русской сей земли, сея мощи ониже самы православне утверждаху, сице и ныне да будут скори тебе и всем помощницы, утверждающе мир православия, и знамение се его Царского Величества да будет всем врагом вашим победы знамение страшное и ужасное во бранех.»

Подали булаву Гетманскую. «Гордяхцихся на православие, и непокоривых да тою тебе смирити,» — сказал Посол. Речи говорены были и при поднесении одежды и шапки Хмельницкому.

Облачась, Гетман начал шествие в свой дворец; перед ним несли царское знамя; весь город оглашался кликами восторга. И того ж дня присягнул Царю Переяславль; Потом Послы поднесли дары Старшинам, и разослали по всем городам Украинским Дворян, Стряпчих и Стольников, для приведения к присяге тамошних обывателей. Киев, Нежин и Чернигов они предоставили себе.

Бояре, в сопровождении Киевского Наказного Полковника, отправились в Киев Генваря 14; 16-го девять знамен и тысяча козаков их встретили в 40 верстах за городом; от Златых врат за полторы версты выехали Митрополит, Епископ Черниговский, Архимандрит Печерский, Игумены и Наместники. Глава Церкви приветствовал Послов речью; шествие возобновилось. Митрополит в возке; а за ним послы в санях. В Златых воротах стояло Духовенство с крестами, образами, хоругвями, и святою водою. Послы вышли из экипажей, отдали икону, Царем присланную, и пошли в Софиевский собор; после молебствия провозглашено было многолетие всему дому Царскому.

Бутурлин подошел к Митрополиту, и спросил у него: почему он никогда не предлагал Царю о принятии Малороссии в свое покровительство, когда столько раз Гетман старался о том? Сильвестр отвечал, что переписка Гетмана с Царем ему не была известна. Во время шествия из собора в Посольский дом, пушечная пальба не умолкала.

На другой день и Киев присягнул; Митрополит боялся, что Греческое духовенство, в городах и селах Литовских и Польских находящееся, может подвергнуться казням и смерти мучительной, буде шляхта его присягнет Царю. Эта боязнь заставила его отказать послам в присяге слуг и шляхты Митрополитской; но угроза местью Гетманскою подействовала на первосвященника, и присяга была довершена. 19-го Послы выехали в Нежин, Генваря 22-го были встречены за пять верст от города шурином Гетманским, Золотаренком; 23 присягнул Нежин; 28 Чернигов, и на двадцать четвертый день Послы выехали в Москву; во всех селениях Малороссии Священство встречало их в облачении, с хоругвями, образами и святою водою, а козаки с знаменами, трубами и литаврами. Во всех городах, где только была артиллерия, их приветствовала пушечная пальба.

В след за Послами Царскими, выехали в Москву Генеральный Судья, Самуил Богдановичь, и Переяславский Полковник Павел Тетеря. Они привезли статьи договорные Чигиринские и Переяславские, и условия, на которых соединялись Малороссияне с Царством, и которых подтверждение необходимо было получить от Царя. Они состояли из следующих пунктов:

1) Козаки судятся своими правами; от козаков же никто из Бояр, Воевод, или других каких либо из Московских чиновников, не в праве вмешиваться в их расправу.

2) Войска Козацкого быть 60,000 регистровых.

3) Шляхетство Малороссийское остается при всех прежних правах своих; оно избирает по прежнему урядников из среды себя.

4) В городах урядники будут из Малороссиян. Они будут судить народ, и доходы доставлять в казну Царскую.

5) Староство Чигиринское остается на булаву Гетманскую.

6) Во случае смерти Гетмана, Малороссияне избирают нового Гетмана из среды своей «и Его Царское Величество извещают, чтоб то Его Царскому Величеству не в кручину было, понеже тот и давний обычай войсковый.»

7) Имений козацких никто да не отымет, и остаются из рода в род.

8) Писарю Войсковому мельница, и тысяча злотых в жалованье. Виговский себя не забыл.

9) Каждому Полковнику по мельнице.

10) Судьям войсковым по триста злотых, и по мельнице; писарю судейскому по сту злотых.

11) Асаулам войсковым и полковым по мельнице.

12) Для войсковых снарядов и на Обозного четыреста злотых.

13) Права, данные Королями, должны быть ненарушимы.

14) Чужеземных Послов Гетман свободно принимает, и только о том извещает Его Величество.

15) Подати в Царскую казну с Малороссии сбирать Малороссиянам.

16) Воеводы, при наездах, не могут лишать льгот и прав.

17) Привилегии, данные Королями, должны быть священны и пред Царскими Величествами.

18) О Митрополите и его местностях грамотою дать утверждение.

19) Войско на Смоленск Царь пошлет неотложно.

20) На границе Украйны и Польши должно быть три тысячи стражи.

21) На Полковника Царь дает жалованья по сту ефимков; на Асаулов Войсковых по четыреста злотых; на Асаулов полковых по двести, на Сотков по сту, на Козаков по тридцати злотых.

22) Малороссия, в случае нападения от Татар, имеет право и напасть, а Донцы имеют дол явится к ней на помощь.

23) В Кодаке должно быть всегда четыреста человек гарнизона.

Государь все эти статьи подписал.

Царское удовольствие ясно было видимо из наград Боярам. Бутурлин сделан Дворецким с путем, получил шубу, бархат, золоченый кубок, четыре сорока соболей и 150 рублей оклада к прежнему жалованью. Окольничий был награжден шубою, атласом, кубком, двумя сорока соболями и 70 рублями придачи к прежнему годовому окладу. Дьяку тоже с придачею в год по 50 рублей.

Из статей две были особенные — одна о праве Гетмана награждать за заслугу имением недвижимым, другая об утверждении прав шляхетства Польского единоверного, и оставшегося добровольно в Малороссии.

«Но сия статья была громовым ударом для Правительства, и горчайшею пищею для тех, кои ее допустили «, - говорит наш Летописец, в протекцию свою таких зловредных людей приняли. Они поблагодарили и воздали им точно так, как древние племена Хананейские и Аморрейские воздали племенам Израильским за то снисхождение, что сии их не истребили, а сжалившись, вместили при себе.»

Это шляхетство в Малороссии и у козаков всегда занимало первейшие должности, носило на себе главные чины, и подговаривало Малороссийское Правительство к пользам Королевства. Мелочные интриги, «Кокииакты «, так их называют летописи, открытые тревожные действия, — все было употреблено этою шляхтою для приведения Малороссиян к возстаниям на общее отечество. Верховное Правительство не могло сносить подобных поступков, т жестокие последствия бывали всегдашнею наградою Малороссиянам за повиновения предательским внушениям. Подозрения и недоверчивость к Козакам и Украйне не могли не вселяться в душу верховных Русских сановников. Замешательства, неустройства, кровопролития, все было делом отогретых змей, пока наконец, не смотря на скрытность и коварства, народ открыл глаза, истребил виновников, и сложил песню на их головы:

«Да не буде лучше,
Да не буде краще,
Як у нашой Украини:
Нема панив Нема Ляхив:
Не буде измины.»

Остатки истребленной шляхты не преставали однако же втираться в уряды и начальства; их ненависть к Украйне и Козакам не угасала, но таилась; неудачи в искушениях народа, безуспешность подлогов, унижали их в собственных глазах. Вскоре опять втерлись они на места правительственные. Забыв, что им покровительствует Украйна, что они пришельцы в земле чужой, начали прежнее чванство породою и эдукациею пред теми людьми, которые, как говорит наша летопись, «могли и «должны были изгнать и истребит их во время революций.» Народ терпел их на нашей родине; тому были причиною их единоверие и снисхождение к ним Гетмана Хмельницкого.

Подлогом их поверхности над природными чиновниками и шляхтою, продолжает Архиепископ Конисский, было уничтожение оных в собственной земле, и падение прав и преимуществ. Им позавидовав и поревновав многие из природных Малороссиян, а более поповичи, вышедшие в чиновники, посредством инспектории пристали к их системе, приладили фамилии свои к Польским, и стали тщеславиться своим небывалым происхождением.

Как бы то ни было, желание Гетмана было утверждено согласием Царским; и эта статья была подписана Государем, как все другие, без прекословия.

Судья Гонзевский и Полковник Тетеря поехали к Царю с благодарственным адресом. Представив ему обо всем произшедшем в Малороссии, просили ратификации и подтверждения статей особыми грамотами. Немедленно Государь выдал желанные грамоты, и отправил их к Гетману. Утверждая все признанное договорами, властитель двух Россий сравнил чины и шляхетство Малороссийские с Боярами, Дворянами и людьми Степенными Московскими. Это было сверх обещаний, Так Государь, казалось, припомнил слова Гедимина и Батори, и соединил два народа единоплеменные «яко равные с равными и вольные с вольными». Так с первых дней власти своей над Малороссиянами, он мудро начал прилеплять их к престолу и к общему Отечеству, и указал народу, что не в отдельных правах, но в общих законах, основа народного благоденствия. Ратификованныя статьи и Царские грамоты были торжественно обнародованы по всей Малороссии, и положены в архив Трибунала Малороссийского.

И Царь Алексей Михайловичь принял столь драгоценный для всех нас людей Русских титул всея Великие и Малые России Самодержца.

Воззвания Королевские. Присяга Богуна. Испуг и угрозы соседних держав. Хмельницкий открывает войну. Золотаренко осаждает Смоленск. Приезд Царя. Неудачная вылазка. Взятие Смоленска. Царская Грамота Козакам. Взятие Гомеля, Н. Быхова. Соединение Золотаренка с Хованским. Битва на Березине. Завоевание двух сот местечек, замков и городов. Взятие Вильно. Новый Титул Царский. Смерть Золотаренко. Чудо.

Смерть Тимофея, союз с Крымом, — Королю Польскому две причины было радоваться! Но во время той радости пришло к нему известие, что Украйна соединилась с Москвою. В минуты восторгов он был поражен; одно средство отторгнуть Украйну от Царя показалось ему верным: воззванья. И он стал уговаривать Малороссиян, «чтоб расторгнули, учиненную на вечное тиранство, присягу Царю Московскому.» Милость, сохранение давних прав и вольностей, все обещал он народу. Радзивил уговаривал их предаться Польше. Малороссияне читали прокламации Королевские, и повиновались универсалам Хмельницкого.

Полковник Винницкий, знаменитый военными подвигами, любимый Гетманом, уважаемый козаками, Иван Богун не поклялся в верности Царю. Глебов, будучи в Виннице, забыл или не успел пригласить его к присяге. Король поручил Станиславу Потоцкому отклонить Богуна от Хмельницкого. Послали Павла Олектича для переговоров; обещано было именем Короля Гетманство, Шляхетство, и любимое Староство в Украйне. Богун отправил письмо к Хмельницкому, и присягнул Царю.

Весть о присоединении Малороссии к Царству Московскому встревожила почти все дворы Европейские: пугались потери равновесия держав, как будто бы там, где существует Россия, может существовать равновесие. Разсчитывали, что лучше иметь дело с Польшею, нежели с Россиею; что Царство Московское, ослабленное самозванцами и междоусобиями, ныне усилится, обновится, возмужает; что Царь без издержек, без кровопролития, приобретает народ могущественный, безбоязненный, многочисленный; что держава его одним этим присоединением становится на ряду первостепенных: все это соседей наших волновало.

Отвсюду Хмельницкий получал угрозы и выговоры. Многие из глав коронованных требовали его возвращения к неутралитету; Турки и Крымцы объявили ему войну. Гетман писал к Царю: «тесно мне отовсюду. «- Но решимость, опытность превозмогли; он не упадал духом, не колебался, заготовлял средства к новой войне, извещал Царя о своих распоряжениях, приводил их в действие, по своему обычаю, без страха, с глубоким познанием войны и политики, и Царь радовался своим Великим Гетманом.

Войска двух Россий разделились на четыре корпуса. С весною начались действия. Гетман с 30,000 выступив к границам Турецким и Польским, стал у Заславля. Его приближение придавило все покушения Порты, и она отложила намерение ворваться в пределы Малороссии. Тридцать тысячь Царских войск и пять тысячь козаков стали близ устья Ворсклы у Койдака, и под начальством Боярина Бутурлина грозили Орде, которая изготовилась тоже ко впадению. Князь Хованский с тридцатью тысячами пошел на Белоруссию к реке Сожу, для отражения Поляков от Смоленска. К Смоленску пошел с полками Нежинским и Черниговским Наказный наш Гетман, шурин Хмельницкого, бывший Полковник Нежинский, Иван Золотаренко. Великий Гетман дал ему меньшую булаву и меньший бунчук, клейноды, принадлежащие сану Польного Гетмана; Стародубский полк, переименованный из Северского, присоединился с семью другими полками к Золотаренку; Юрий Хмельницкий был отправлен туда же для изучения опытом ремесла военного; брат Золотаренка, Василий, находился там же; 20,000 регистровых и пять тысячь охочекомонных составляли этот корпус. Царь и Хмельницкий приказали Наказному Атаману взять Смоленск.

Двадцать седьмого Мая Смоленск был осажден; перестрелки и вылазки из города были часты и жестоки; Золотаренко всегда их отражал истребительными, кровопролитными отбоями. Он построил шанцы и редуты, и открыл из них пальбу по городу: несколько недель продолжалась она безпрерывно, и в тоже время насыпи в нашем стане возвышались так, что наконец они уже были подняты выше городских стен. Тогда открыта была пальба внутрь города чрез стены; магазины, казармы, домы ежедневно были обращаемы в пепел; гарнизон очевидно умалялся от разрушительного огня наших батарей.

Моровая язва заставила Царя выехать в Вязму из столицы. Часто наведывался он об осаждающих. На холме у соборной церкви осажденные построили обсерваторию, и оттуда разглядывали все, что делается в укреплениях и в стане у нас. Увидя Царский въезд, ночью с 26 на 27 Июля, сделали они сильную вылазку двумя отрядами. Один напал на укрепления, другой на стан. Каждую ночь у Золотаренка позади шанцов стояли войска, которых нельзя было видеть из обсерватории. Эти запасные войска окружили оба неприятельские отряда, и после первого выстрела вступили в рукопашный бой; неприятель был смят, побежал в город толпами но уже не мог туда пробиться; со всех сторон окруженные, положив оружие, Поляки, просили о пощаде, были обезоружены, отогнаны за стан, и оставались там до разсвета. На другой день поутру их похоронено было 4623, а две тысячи триста восемьдесят девять приведено к Царю пленниками.

Благоразумие и мужество Золотаренка заслужили от Государя особенную благодарность. Он объявил желание взять Смоленск генеральным приступом.

Но Наказный Гетман доказывал, что тогда только нужно употребить все напряжение, когда нет иных средств к победе; что излишняя потеря людей простительна военачальнику в том только случае, когда к тому понудит его крайность; наконец, что он надеется взять Смоленск, не жертвуя народом с излишеством. Государь с удовольствием согласился на мнение Золотаренка, и предоставил ему свободу действовать по усмотрению, Вскоре Золотаренко заметил, что городская стена не защищена от Днепра насыпями; с низменного он не мог ее разбить ядрами, и так приказал рыть под нее подкоп. В средних числах Августа, подкоп был окончен и наполнен порохом; тогда войско изготовилось к генеральному приступу. Во вторник, Сентября 10, на разсвете, подкоп был взорван. С ужасным треском, с грозными подземными ударами, разнесло и раскидало землю и камни по городу; войска ворвались в пролом; открылась жаркая пальба по Полякам из Польских же пушек. Росположенные врознь но валам при бастионах, они хотели соединиться и выстроиться, но их не допустили до того; между ними целые ряди уничтожались от выстрелов и копьев; наконец, обращенные в бегство, иные бежали за город, иные по домам. Золотаренко, щадя город и здания, запретил грабежи и разорения; тогда загремела музыка; войско громогласно провозгласило мир и пощаду, при мирном клике победителей; Поляки бросились на колена и сдали оружие. Смоленск был взят.

Очистив город от трупов, поставив в нем Русское начальство и стражу, Царь Алексей Михайловичь приступил к торжеству победному: были отправлены в соборной церкве благодарственные молебствия; чины и войска пировали. Наказный Гетман, его брат и войсковые Старшины два раза обедали за Царским столом; Государь одарил всех военачальников медалями, саблями, кубками, убранствами, а 16 Сентября пожаловал войско Малороссийское следующею грамотою:

«По природному нашему человеколюбию и великодушию к нашим верноподданным, особенно видя Малороссийский военный народ отменно к нам усердным, который как при взятии города Смоленска не щадил своего живота, чему мы сами свидетели, так мы в разсуждении такового оного подвига обнадеживши себя и впредь от него таковою же верностью, с его Наказным Гетманом Золотаренком, жалуем отныне на будущие времена, оного военного Малороссийского народа, от высшей до низшей Старшины с их потомством, которые быв только в сем с нами походе Смоленском, честию и достоинством наших Российских Дворян, и по сей нашей жалованной грамоте никто не должен из наших Российских Дворян во всяком случае их. противу себя понижать, как оный животом своего здоровья и непорочною верностию заслужил сие в нашем отечестве против нашего неспокойного и лживого неприятеля. А таковою милостивою грамотою дозволили мы везде тешиться и веселится, и, в залог своей заслуги, при себе каждому иметь.»

Залотаренко выступил в битву и Белоруссию; переправился через Сожь, и осадил Гомель. Этот город принадлежал прежде Малороссиянам; в нем находился наш отряд под начальством Сотника Афанасия Зинченка. Поляки отняли город, казаков истребили до последнего, и оставили там сильный гарнизон; он упорно и храбро защищался от Золотаренка; но Гомель был взят приступом. Наказный наш Гетман подошел к замку, который стоял на высоком холме, почти неприступном, защищенном оврагом и рекою. Обложение несколько дней было безуспешно; идти на приступ, казалось не только невозможностью, но верною и безполезною гибелью. Должно было искать других средств. Золотаренко встянул на Спасскую церковь несколько мортир и пушек; бомбы и ядра полетели внутрь замка, строения загорелись, замок наполнился пламенем, огня нельзя было угасить: препятствовала безпрестанная пальба. Поляки вздумали сделать вылазку и зажечь Спасскую церковь, или, в случае неудачи, спастись бегством. Ворота замка отворились; густою колонною двинулись осажденные оттуда на город. Когда отошли они подальше от стен, Золотаренко ударил на них с трех сторон: один залп и потом битва холодным оружием превозмогла и истребила неприятеля; почти никого не осталось от избиения. Город и замок достались победителям.

Из Гомеля Золотаренко выступил к Новому Быхову, также отнятому Поляками от Малороссии. Разместив войска в окрестных селениях, он безпрестанно посылал отряды для нападения на город. Ночью, на праздник трех крулей когда Поляки после молитв пировали, Золотаренко выступил к замку Быховскому: оттепель ему, помогла; наметы снеговые под стенами облегчили возможность войти внутрь замка; овладев оным, Козаки открыли пальбу по городу. Выгнанный из замка гарнизон соединился с войсками, которые находились в городе; приступили к замку и были отбиты с значительною потерею. Тогда решились они, оставя Быхов, пробраться в Литву, в ближайший город; пошли по Минской дороге, были окружены козаками, расположенными по селениям. Долго и храбро сопротивлялись, наконец принуждены были положить оружие, и взяты в плен. Быховских и Гомельских пленников набралось до трех тысячь. Золотаренко, при донесении об успехах, отправил их к Царю, и представил к награде Юрия Хмельницкого. Объявив Юрию признательность, Государь прислал Наказному Гетману подарки и похвальный лист.

До сих пор Поляки вели войну оборонительную, держались городов; с новым годом начали действовать наступательно. Собралась многочисленная Польская армия; над нею принял начальство Князь Радзивил, и пошел на Белоруссию. Не долго там скрывалось его намерение от опытного Золотаренка. В Марте месяце, наш Полководец перешел Днепр, соединился, с войсками Великороссийского Князя Хованского, и двинулся к Березине; над нею стояла Польская армия; он атаковал ее с двух сторон. Долго длилось сражение; Поляки дрались упорно: Радзивил безпрестанно изменял позиции, подкреплял свои линии, всегда держался зарослей, всегда примыкал к оврагам над рекой; наша артиллерия действовала на него слабо. Золотаренко уговорил Князя Хованского наступить пехотою на самый центр неприятельский. Он ударил в него холодным оружием, опрокинул и погнал. Неприятели побежали к мостам, устроенным на Березине; мосты были узки; Поляки, козаки и Русские столпились, и в этой тесноте поражение бегущих было жесточайшее: одни других сбрасывали в воду; мосты были завалены мертвецами. Едва наконец неприятели могли пробиться на другой берег Березины; тогда они сожгли мосты, и в безпорядке ушли в Польшу, оставя орудия, снаряды и весь стан с запасами Золотаренку и Хованскому.

Зная себе цену, имея благородную гордость, гений Малороссии, отдав Русскому Царю Украйну и народ Малороссийский, не мог не считать себя первым Вельможею Царства и благодетелем общего отечества. Как глава целого народа, как военачальник ста тысяч войска победоносного, и доныне одному ему покорявшегося, он не мог быть под начальством ни у какого Боярина, и не намерен был повиноваться ни кому, кроме Царя. А между тем его присутствие в этой войне обеих Россий с Польшею дало бы повод Боярам завидовать; они бы спорили о начале и, быть может, даже потребовали бы повиновения, чего не мог Гетман допустить, ни но славе, ни по своему достоинству. Могло случиться еще хуже: с его присутствием в войне, могли бы явиться две главы; и потому, решась участвовать в этой войне не иначе, как чрез своих Наказных и Полковников, в Ноябре он выехал из Бердичева в Чигирин. Бутурлин желал, чтобы он пошел к Луцку, и соединился там с Князем Трубецким. Тогда Хмельницкий показал свою находчивость и дальновидность; он не разсудил за благо повиноваться Бутурлину, но выслал к Луцку пять полков и писал к Боярину Шереметеву: «Мы для того съехали до Чигирина, что много козаков хотело удалиться на Запорожье, которых мы задержали, и велели смертию казнить, если бы они без воли нашей на сие отважились «. Так удержано было достоинство Гетмана Малороссийского? не забыто приличие в ответах, и доказаны к Государю преданность и повиновение.

Разбив Польскую армию на Березине, войска обеих Россий разделились на два корпуса, прошли остальную часть Белоруссии и вступили в Литву: середины ее держался Золотаренко; Князь Хованский шел границею Лифляндии и Курляндии. Войск Польских они не находили в поле: неприятели держались в городах и укреплениях. Выгоняя гарнизоны, уничтожая засады, разбивая врагов в их убежищах, наши полководцы завоевали большую часть Литвы и всю Белоруссию: они взяли до двух сот городов, местечек укрепленных и замков. Витебск, Полоцк, Минск, Вязьма, Дорогобуж, Белый, Рославль, Мстислав, Могилев, Чечерск, Шклов и Пропейск дали им контрибуцию; но грабежи были запрещаемы; все жители остались в жилищах. Дело шло не о том, чтоб опустошить страну, но чтоб прибавить Государю городов и подданных.

Вскоре сошлись оба полководца, и стали под Вильно. Немедленно был учинен всеобщий приступ. Все Польские войска у валов у бастионов были опрокинуты; они скрылись внутрь города, начали пальбу из строений, бросали на осаждающих тяжести, обливали их кипячею водою; наши гибли и не видели конца смертной битве в тесных улицах. И так город был зажжен со всех сторон, началось ужасное разрушение домов и истребление народа. Граждане оставили пылающие стены своего города; спасшиеся от избиения принуждены. были скрыться в соседние села, а Вильно претерпел удар, которого и самые осаждающие не располагали ему нанести.

Государь получил донесение от Золотаренка и Хованского о покорении всей Белоруссии, и принял титул: всея Великие, Малые и Белые России Самодержца.

Так в первый год присоединения своего к Царству, Малороссия показала Европе, что значит Россия, собранная воедино; а Царю явила свою верноподданническую преданность и неустрашимость на поле битв.

Государь возвратился в столицу. Колокольные звоны, пушечная пальба, благодарственные молебствия раздавались по всей Москве, грамоты летали из края в край России; теже колокольные звоны, таже пальба, теже молебствия гремели во всех провинциях. Первые дары и благодарность были присланы к Гетману, за его мудрые распоряжения в войне, за его мужественное воинство; вторыя награды были Золотаренку и Хованскому, за их великие подвиги. Потом созваны были все чины духовные и светские. При них, торжественно, в своей палате Царской, отец Петра Великого возсел на Царский престол и торжественно повторил громозвучный титул «Всея Великие, Малые и Белые России Самодержца».

Оставя гарнизоны в крепостях и при границах, оба полководца пошли на зимовье в средину Белоруссии.

Золотаренко проходил чрез Старый Быхов. Органист Томаш, засев на колокольне какой-то церкви, дал выстрел из ружья, и безбоязненный полководец козаков, любимец счастия и Хмельницкого, упал, пораженный потаенною пулею врага: она была серебряная. Органиста схватили, взяли под допрос; изувер признался, что его подговорили ксензы католические; дали ему пулю из священной чаши, пулю освященную, носящую на себе слова и заклинания, и посулили ему царство небесное, награду мученическую, а детям его воспитание в школе Иезуитской. Действительно, на пуле нашлись Латинские слова.

Золотаренка повезли в Корсунь, на его родину. В тамошней церкви, им же построенной, началось погребение. Но едва приступили к последнему обряду, громовой удар зажег церковь; люди бросились к выходам, духовенство за ними; все столпились у дверей; множество посетителей задохнулись и погибли. Тело Наказного Гетмана, с священством и многочисленным народом, осталось добычею пламени.

Предание, вселенное в память народу Римским духовенством, говорит, что Золотаренко был сопричастен аду, судя по его воинским успехам; что он был «характерик», чародей, владел дияволами, имел на войне силу необычайную, и за услуги, оказанные ему от ада, взят адом с полным торжеством диявольским.

Война Польши с Швециею. Союз Хана с речью Посполитою. Разбитие Топиленка Ханом на Самаре. Вступление Хана в Малороссию. Разбитие четырех полковников Ханом. Хмельницкий на Дрыжи-поле. Истребление Поляков. Хмельницкий соединяется с Бутурлиным, берет Львов, Броды и Замостье. Взятие Люблина. Переправа через Вислу Победа при Слонигродек. Появление Хана в Малороссии. Приезд Гетмана к Хану. Переговоры его с Ханом. Вражда их. Помощь Шведам против Поляков. Посольство к Гетману от Цесаря. Ответ Гетмана Цесарю. Движение войск Порты, Орды и Империи. Новые переговоры Держав с Гетманом. Мир России с Польшею. Клеветы Польского Короля Царю на Гетмана. Письмо Гетмана к Царю. Разграничение Польши с Малороссиею. Отправка Бояр из Москвы в Чигирин. Болезнь Гетмана. Подозрение в его болезни на Поляков. Суждение об нем Польских и Малороссийских летописцев. Дума народная. Приезд Бояр в Чигирин. Переговоры Гетмана с Боярами. Съезд в Чигирин чинов Малороссийских. Речь Гетмана к народу. Выбор Гетмана. Еще речь Гетмана. Избрание Юрия Хмельницкого. Пятнадцатое Августа тысяча шесть сот пятьдесят седьмого года.

Между тем Карл X, в свою очередь, не оставлял Польши в покое. Казимир удалился в Силезию. Ислам Гирей не присылал к нему на помощь обещанного войска, Посполитая речь отправила посольство в Крым, но уже Хана не застали в живых. Затруднительные обстоятельства двора Варшавского заставили Польшу прибегнуть к подкупам; сто тысячь злотых были отправлены к новому владетелю Крыма, Магомеду, и с ним возобновлен был союзный договор.

Гетман с армией стоял близ Заславля и Каменца Подольского, и защищал тамошние границы от Польши и от Турции. Польские охотники погибали в покушениях; Бутурлин берег Польшу со стороны Крыма. Действия молодого Хана были скоропостижны и необдуманны. Собрав всю Орду, нечаянно напал он при реке Самаре на корпус козацкий, и разбил его наголову. Наказный, на место Золотаренка, Яков Томило был убит; остальная часть войска пробилась сквозь неприятеля, и соединилась с Бутурлиным около Санжарова; другие под начальством полковника Худорбая, скрылись в луга Днепровские, и стояли до ночи в тамошних тростниках и кустарниках; а ночью, связав пучки из тростника, переправились на них чрез реку, пробрались в Уманщину, и соединились с войсками козацкими.

Известясь о поражении Томилы Татарами, Гетман прислал другие отряды из под Заславля к Днепру, с повелением не перепускать Хана чрез реку. Но Хан уже переправился, соединился с Поляками, пришедшими к нему чрез Молдавию, и напал на корпус козацкий, вступивший в Уманщину.

Там начальствовали Полковники: Кропивянский Джеджелий, Брацлавский Зеленский, Винницкий Богун и Поднестринский Гоголь. До ночи козаки от бивались; ночью спешились, сомкнулись, пробились сквозь толпы Татар и ряды Поляков; обороняясь, добежали до Белой церкви, и там укрепились. Хмельницкий, обезсиленный отделением от себя многих отрядов, узнав о их неудачах, поспешил из под Заславля к Белой церкви, им на подкрепление; но не успел дойти. Между Ставищами и Охматовым, в урочище, названном потом Дрыжиполем, неприятели, обрадованные, что нашли Гетмана с малым войском, напали на него соединенными силами. Надеясь на многолюдство, злобясь на Хмельницкого до изступления, они в своем нападении не заботились о воинских распоряжениях. Гетман спешил войска заблаговременно, построил их в колонну, допустил неприятеля на ближайшую дистанцию, и дал в них ружейный и пушечный залп, столь меткий и столь убийственный, что целые тысячи повалились в густых и толстых рядах неприятельских. Враги образумились, и хотя продолжали нападение, но уже не придвигались столь близко; а Хмельницкий велел собрать мертвецов, и сделал из них обширный и возвышенный вал, из за которого начал безпрестанное поражение Татар и Поляков, коль скоро они к нему приближались и поджидал помощи от Бутурлина или от своих Полковников. Но помощь не являлась; оказался недостаток в фураже и в провианте; Декабрьская стужа сделалась нестерпимою. Хмельницкий решился силою пробиться сквозь неприятеля, и освободиться от осады и от гибельных нападений, которые продолжались два дня, и прекращались только с темнотою; в одной первой стычке в нашем войске убыло до девяти тысячь человек. И так ночью козаки построились в колонну, и тихо подошли с легкою артиллериею к неприятелям: те кучами грелись или спали вокруг пылающих костров; огонь мешал, как обыкновенно, видеть вдаль и в стороны. Козаки, непримеченные, подвигались ближе и ближе, и вдруг всею силою ударили на стан. Гром орудий, крик напавших оглушили врагов; они бросились к оружию, но уже козаки очистили для себя пространный путь, побив Татар и Поляков целыми тысячами; не подкупом Татар, как повествует Рудавский, но удальством и храбростию, они с вождем своим прорвались сквозь войско союзников, и прошли, в порядке и стройно, к Белой церкви. В отмщение Малоррссиянам за неудачу, в ярости за то, что Хмельницкий ускользнул от видимого плена и верной, неистовой какой нибудь, казни, Польские полководцы разрешили Татарам забирать в неволю мирных поселян.

Под Белой церковью войска Гетманские усилились. Хмельницкий выступил искать неприятеля. Они в Смелянском округе, по деревням, как на постое, по хуторам, в домах и в избах обывательских, все врознь укрывались от стужи. Началось жестокое и повсеместное их истребление. Гетман разделил войска свои на многие отряды, придал им резервы и легкую артиллерию, разослал их по сторонам, а сам пошел с главными силами серединою. Толпами бежали Поляки при виде приближающегося Гетмана; наконец сбежались они вместе, стали у Меджибожа, и решились дать битву; но глубокий снег мешал действовать их коннице: Татарские сагайдаки в сильные морозы были вовсе недействительны. Хмельницкий вывел пехоту, спешил конницу, опрокинул, разгромил их ополчения, и в несколько часов вырезал их до тринадцати тысячь. Они кинулись в бегство и разделились надвое: Поляки скрылись в Молдавию, а оттуда в Польшу и Галицию; Татары в Крымскую степь. Там, проходя обширными пустынями, по глубоким снеговым сугробам, подернувшимся твердою корою от оттепели, они изрезали лошадям ноги, и принуждены были побросать их. Множество замерзших людей осталось по дороге; остальные пешком едва дотащились до своих аулов. Гетман не гнался за ними, боясь той же участи.

Весною соединился Хмельницкий с Бутурлиным; они пошли внутрь Польши, чтоб предупредить и отвлечь Поляков от сближения с войсками Турецкими и Татарскими. Целью Гетмана были Львов, Броды и Замостье. По дороге, города были побраны; неприятели не смели показываться в поле, держались замков и крепостей; но первые перестрелки, первые нападения разсеевали их, и все снаряды, все запасы доставались победителям. Всегдашнее великодушие Хмельницкого к горожанам было в памяти у всех обывателей; везде выходили из городов на встречу к Гетману; он их успокоивал; притеснения и даже поиски были строго запрещены, и только то, что принадлежало казне, скарбу и речи Посполитой, было описано и взято на Государя. Львов, Броды и Замостье достались Хмельницкому.

От Замостья козаки пошли к Люблину. Этот город считался главным в провинции; он был тщательно укреплен; там хранились сокровища и богатство Магнатов Польши; там было убежище их самих. Хмельницкий и Бутурлин облегли его. Думая пощадить народ и желая уменьшить кровопролитие, они сделали несколько неудачных попыток. Безуспешность раздражила их; граждане сопротивлялись отчаянно: обнадеженные многочисленностию гарнизона, они привели в ярость осаждающих. Гетман решился взять город силою; начали готовить осадные укрепления; граждане соединенно с гарнизоном обратили все свое внимание на работы Русских; сопротивления и помешательства были ужасны; наконец сами они подали Гетману мысль ко взятию города хитростию: однажды, отдавая приказы, он, как будто по неосторожности, разгласил, что намерен взять Люблин приступом, и велел к тому изготовиться. С наступлением ночи началась пушечная пальба из наших укреплений. Бомбандировка обезпокоила город, ружейные выстрелы раздавались по сторонам, крики осаждающих привлекли внимание осажденных, ложные нападения повторялись на городских валах, гарнизон и граждане собрались в местах, на которые обращены были натиски козаков, в местах, где опасность была очевиднее, и в то время тихо, с мертвым молчанием, сильный отряд нашего войска подошел к стенам городского замка, лесницы были приставлены; по ним тихомолком взбирались козаки; под шум фальшивых атак, они ударили копьями в стражу; ни кого в живых не было оставлено. Замок достался нам. Тогда ввезены были мортиры и тяжелая артиллерия; число войск было увеличено, а на разсвете ядра и бомбы полетели из замка в город. Граждане и гарнизон необъятными толпами налегли на наши батареи, наперлись на стены; но между ними не было устройства: ими руководствовало одно слепое ожесточение. Перекрестный огонь наших орудий, близкое разстояние, к которому допущены были Поляки, меткая и непрерывная пальба из ружей не дали им исполнить намерения. Гетманские войска вышли из замка, натиснули на граждан; все обратились в бегство; погоня поражала их тем более, что они были в безпамятстве. Во время такого поражения присоединились к нам новыя Русския войска; они вломились в городские ворота, начались повсеместное убийство и всеобщий грабеж. Люблин, упорный, ожесточенный, претерпел ужасное разрушение, которого ни Гетман, ни Воевода ему не готовили. Неизчислимые добычи и сокровища достались нашим войскам.

Литовский и Коронный Гетманы намерены были переправиться через Вислу. Хмельницкий узнал о том, находясь в Люблине; он быстро двинулся с Бутурлиным и предупредил Поляков. Их военачальники были приведены в ужасное замешательство; сами они были изумлены, видя, что Гетман уже переправился на сторону Варшавскую; но они успели укрепиться на берегу Висли, и с решимостию ожидали нападения. Осмотрев положение стана Польского, Гетман повел на него атаку; храбро наступили Малороссияне и войско Боярина; не менее храбро и Поляки отстаивали поле сражения. Защита национального блага доводила неприятеля почти до отчаяния. Напрасно Гетман покушался опрокинуть врагов; они бились безбоязненно; успеха не было: не только нельзя было опрокинуть их, но и разстроить первых рядов. Они упорно стояли, промежутки изчезали, ряды везде стыкались; свежие войска замещали места убылые; битва клонилась на обе стороны. Еще победа была неопределенна, когда Хмельницкий провели позади правого крыла своего, примыкавшего я Висле, сильный пехотный отряд, спустился к реке, невидимо прошел камышами и кустарниками, поровнялся с Поляками около полустана Польского, взбежал на гору и ворвался во внутренность его. Выстрел и потом копья в тыл неприятелю, смешали его и разстроили; другая часть войска воспользовалась разстройством и опрокинула весь левый фланг. Началась смертная борьба: выстрелы замолкли; одно холодное оружие было в действии; копья козацкие были потребительны; но скоро увидели отступление неприятелей. Тогда началось преследование; весь Польский стан поднялся и вскоре был разсеян и разогнан во все стороны. Конница наша гналась за врагами до темной ночи: она довершила поражение. Снаряды, запасы и весь стан достался нам.

Тогда наша армия выступила к Польским столицам; к ней подоспел на помощь Князь Григорий Григоревичь Ромодановский. Они встретили и разбили Польскую армию при Слонгродеке; Хмельницкий взял в плен Коронного Гетмана Станислава Потоцкого, продержал два месяца в осаде Львов и взял Гродно. В это время явился гонец из Чигирина с известием, что Хан выступил на помощь Полякам, и уже переправляется чрез Днепр. Гетман, немедленно оставя все предприятия, перешел обратно чрез Вислу, и пошел к Чигирину; Бутурлина же уговорил расположиться у Каменца Подольского. В Уманщине, Гетман узнал, что Хан стоит над рекою Озерною; отправил к нему Полкового Асаула Тугая и трех пленных Польских офицеров, и писал к Хану, что не подал ни ему, ни его народу ни каких причин к вражде и к войне; что всегда питал соседскую дружбу к Татарам и предкам Ханским; всегда делал им пособия, одолжения; и ныне просит его уведомить, как нам считать ополчение и нашествие Татар на земли Малороссийские? «Ежели это значит непосредственную войну от самого Хана и его Крыма народу Русскому, так я на сие отвечаю и вдруг наступлю на силы Татарские; если же войска его назначены с постыдного найма на укомплектование или в пособие армий Польских, то даю знать, что Польских войск уже на свете нет, и последние из них разбиты за Вислою, вблизи самой столицы; в чем могут заверить Хана очевидцы и участники битвы — посылаемые Польские офицеры».

Хан отвечал, что ни он, ни его Татары не имеют вражды к народу Русскому; но ему хотелось бы переговорить с Гетманом о делах, очень важных, а потому просит его в Татарский стан для объяснения Гетман вытребовал от Хана двенадцать аманатов, и коль скоро они прибыли к нашему войску, выехал со свитою. Переговоры начались. После первых приветствий, Хан с жаром упрекал Гетмана за присоединение к России, за отдачу Царю себя и народа в покровительство, доказывал, что такой союз навлечет на козаков вечную вражду всех соседних держав. «Малороссия», говорил он, «по своему естественному положению, есть площадь, удобная для действий военных: ее равнина — сборное место для борьбы, для побоищ; ныне у всех народов неизбежны и безконечны войны с Москвою, и Украйна всегда будет разоряема «. — Не предчувствовал Хан, что чрез сто пятьдесят семь лет после его разговоров с Гетманом, все народы, которые могли на этой площади бороться с Россиею, будут ею же поглощены? По крайней мере знал он, что Малороссия была для Крыма оплотом против Москвы, и что Царское войско на походе в Крым должно было проходить Украинские степи. А ныне, по воле Гетмана, Москва стала соседкою хищным Ханским подданным, и без сомнения будет стараться обуздать их набеги и грабительства, «не смотря на то, что Москва недавно вышла из владения Татарского, продолжал Магомед, что «она и теперь их данница, не смотря на безграмотность всех[4] ее чинов и народа, на расколы, на разноверства, не смотря на привязчивость к мелочам, на грубость и невежество, вы им предаетесь. Вспомните войны их с Шведами и Поляками; за что произошли они? За то, что найдена была какая-то нескладица в обоюдных переписках. — За что они безпрестанно дерутся и свирепствуют между собою? За какое-то различие в книгах и крестах. А их жадность к властолюбию, к притязаниям? Не похитили ли они даже и герб Греческой Империи, который никогда им не принадлежал? Наконец и Русский Князь Владимир был Князь Русский, не Московский, жил всегда в Киеве, а в Москве не бывал «.[5] Здесь Хан указывал на времена междуцарственные, на самозванцев, этот дар Сигизмунда, на борьбу домашнюю, на смерть Димитрия, и на выдачу Щуйского."Вы будете пресмыкаться между Москалями, как овцы между волками», заключил Магомед.

Гетман почел это ругательством и начал с гневом изчислять измены, предательства и вероломства Ханов — предшественников; изчислил деньги и богатства, поистинне Царские, которыми сам он подкупал Ислама, и за которые было так безстыдно ему отплачено; напомнил о пособиях, полученных в разные времена от козаков Крымцами, о битвах и гибели наших воинов, за что нас Ханы награждали одними Татарскими «нектаром и амврозиею «, то есть кумысом и бардаком. Перечел все набеги Крымцев на Украйну, все обманы, все насилия, и наконец сотни тысяч в Крыму обоего пола Малороссиян пленников. «О Поляках же» прибавил Хмельницкий «и говорить не чего; у них сколько Панов, столько и с Королей»! Народ Русский не тем несчастлив, что избрал покровителем Царя единоплеменного и единоверного; он, тем несчастлив, что у него такие соседи, каковы Хан и Король. Они то его угнетали и оскорбляли без всяких причин. «А ныне, когда у вас уже нет козаков, ныне, как аспиды над головою человеческою, вы терзаетесь о потере Малороссии. Наш народ был всегда самостоятельным, всегда под правлением Князей, потомков Св. Владимира, которые повелевали и Москвою; ныне мы предались вашим прежним Царям. Видно, судьба Божия, устрояющая дела человеческие всегда к лучшему «- так заключил Гетман, — «избрала соединение нас с народом единоплеменным и единомышленным, по «доброй и обоюдной воле и согласию непринужденному, которых я разрушить почитаю за грех смертельный, и с тем хочу жить и умереть «. Напрасно Хан уговаривал Хмельницкого отложиться от царства. Ни подарки, ни обещания не подействовали. Тогда он прибегнул к угрозам и сослался на силу Татар и на Батыя. — «Что, ты меня думаешь, Хан, напугать как хлопца малоумного?» отвечал Гетман насмешливо. «Царство Сибирское, Казанское и Астраханское уже вам не помогут: они принадлежат нам»! — Когда же напомнил о изменах и побегах Орды под Берестечком и под Жванцем, Могамед бросил на землю подарки, Хмельницким привезенные; и открыто злобясь и враждуя, они разстались.

Возвратясь в Чигирин, Гетман писал к Царю, благодарил за освобождение края от Египетского ига Польского», уговаривал отобрать от Поляков всегдашнее достояние России-Волынию, Покутье и Полесье, и письмо заключил просьбою и чтоб при целости вольностей малая Россия в непременной Монаршей милости всегда пребывала».

И устарев, и ослабев, Гетман не ходил уже сам на войну; ученики его, наши Полковники, в случае надобности, воевали за него; а он занимался делами политическими. В Чигирин приехал Шведский посланник. Король просил у Гетмана помощи против Польши и Германских владетельных Князей, которые воевали с Швециею за Лифляндию, и за притязания Голстинские и Поморянские. В этой просьбе он упирался на все прежние трактаты с народом и Гетманами Малороссийскими, на предстательства Швеции за козаков пред Королями Польскими, и на диверсии, которыми во время войн козацких с речью Посполитою, войска Шведские развлекали силы Польские. Выполняя условия предшественников, Гетман немедленно отправил семь полков регистровых, и три охочекомонных, в числе десяти тысячь козаков, под начальством Киевского полковника Антона Адамовича, которого объявил на время похода Наказным Гетманом.

А к Царю Алексею Михайловичу отписано было, что высылка войск необходима по договорным статьям прежних Гетманов со Шведами, и полезна потому, что послужит во вред общему неприятелю.

Король Шведский с Наказным Гетманом овладели Краковым; три дня продолжалось сражение под Варшавою. Сокровища Королевские и Магнатские, найденные в обоих городах, были по словам летописей, безчисленны, и вознаградили достаточно и Шведов и Козаков за их поход и за военные издержки. Разстройство и совершенное изнеможение Польши было последствием взятия столиц; они грозили Королевству совершенным разрушением, и эта участь была бы неизбежною, если б соседи, боявшиеся усиления России и Швеции, не противостали против них. Датский Король объявил войну Королю Шведскому и вступил в его пределы неожиданно. И так Карл X, оставя завоевания в Польше, обратился к обороне отечества.

Видя борьбу гибельную, борьбу нескончаемую, Король Польский показал Хмельницкому готовность к примирению, искал союза с ним. «Могу все обещать, отвечал Гетман, если речь Посполитая Польская, через полномочных своих коммиссаров, торжественно признает Козаков навсегда вольными, как, назад тому десять лет, Гишпанский Король признал вольными Голландцев.»

Тогда Римский Император, с Польским Примасом Урбаном, гордо приказал Хмельницкому прекратить союз с Швециею, как с противницею религии Грекороссийской и Римскокатолической, как с землею, где господствует жесточайшее Лютеранство. Цезарь требовал от Гетмана непременного соединения с Польшею на одинаковых с нею правах и преимуществах, или, по крайней мере, чтоб Малороссия не вмешивалась ни в какие войны с Поляками, а держалась бы неутралитета. В противном случае грозил он подвигнуть на нас все силы Европейских католиков, и искоренить народ, вредный всему Римскому вероисповеданию, народ опаснейший и Турков и Сарацинов.

Хмельницкий отвечал Императору, что помощь оказанная Карлу X, есть священная для него обязанность; что подать ее он был обязан по долгу, чтимому всеми народами-в силу трактатов и договоров всех прежних Гетманов со Шведами; что война эта не касается вероисповедания; что союзные условия Шведов с Малороссиею были заключены тогда, когда Польское Правительство неистово терзало наш народ мучительствами неслыханными, против которых господа Римские Католики не только не подали ни какой нам помощи, не только не противоречили, но еще подстрекали гнать и обращать Козаков в Унию, выдуманную в Риме, и люто вводимую на Руси. У Магометане никогда так не угнетали, говорит Гетман, Христиан; инквизиция Римская ничтожна в сравнении с яростью тогдашних Поляков. А Русский народ всегда был дружелюбен с Императорами, и был уничижен только злобным коварством Поляков, с которыми соединился добровольно и дружелюбно, а разстался с враждою неугасимою и местью безпримерною. Наконец Гетман заключил следующими выражениями: «Раны зла сего неисцелимы, и уврачевать их не в состоянии сила человеческая.»

За перепискою с Императором последовала действительная опасность для Малороссии. Войска Германские собирались к границам Галиции. Турки показались на границах Молдавии и в Бессарабии: Крым зашевелился. Гетман известил Государя о переписках по движении соседственных Держав; а между тем прикрыл свои границы многими отрядами, и учредил для главных войск два стана: один над Тимликом, под начальством сына своего Юрия и нескольких старых опытных чиновников; другой у Заславля, под начальством Наказного Гетмана Дорошенка. И наши войска и неприятельские были в безпрерывном движении; оба ополчения оказывали готовность к войне, но до враждебных действий не доходили.

Вскоре посланники Турецкий и Римский опять прибыли в Чигирин; тот и другой объявили Гетману, что безпрестанные победы его довели Польшу до изнурения; это Королевство верно войдет в состав России; и что стыдно будет державам соседственным допустить, «чтоб из ничего составилось такое исполинское Государство, которое со временем может разрушить все остальные Европейские Монархии.» А потому Император и Султан решительно положили удерживать между державами равновесие, и требуют, чтоб Гетман немедленно отстал от союза с Швециею и от соединения с Царем; и на древних правах и вольностях, на конституции, составленной ими самими, соединился бы с Польшею по прежнему; они же берутся заботиться о ненарушимости прав и конституции, и будут защищать их; в противном случае, нас принудят к тому силою оружия, и у них война с Гетманом будет неминуема.

Хмельницкий доказывал послам, что война с Поляками, потери речи посполитой, есть на них кара Божия, оправдавшая слова нашего Священного Писания: «В юже меру мерите, возмерится и вам «Распутство, варварство, зверство Поляков с Малороссиянами превосходят воображение, и известны каждому. Долготерпение Козаков окончилось; их жалобы и стенания были поруганы. Все в жизни нынешней было у них отнято, Поляки коснулись наконец и жизни их будущей. Грозя народу анафемою и чистилищьми, они муками обращали его в Униатство; не помогали миротворства, клятвы были нарушены; подлог, вероломство и предательство, гнусные намерения, хищничества и смертоубийства речи Посполитой, ксензов и сейма навсегда отвратили от них Малороссиян. Победы наши происходят от желания защитить права, собственность и жизнь; на эти войны Гетман подвигнут законом естественным. Какая же справедливость, какая политика Султана и Императора, когда они обвиняют оборону, а злодейство оправдывают? Впрочем они свободны защищать и подкреплять Поляков, а приневоливать Русских к подчиненности Магнатам, есть странность, несовместная ни с политическими, ни с нравственными законами: она противоречит и здравому смыслу и естеству; и если они за это начнут вести войну, то не избегнут мести Божией. «Я о себе самом сужу,» заключил Хмельницкий, «что лучше впасть в волю Божию, нежели в руки Магнатов, и по этому правилу располагаю моим поведением, без всякого намерения разорить или поработить.»

Так отделался Хмельницкий от требований, столь для него неприятных; но они произвели на него сильное впечатление. Он желал спокойствия. Столько трудов, столько крови употребил, чтоб достигнут цели, а ныне отечество угрожаемо совершенною гибелью, и что будет с Малороссиею, если столь сильные державы возстанут на нее. Принять их предложения, почитал он гнусным вероломством и сознанием, в подлой трусости; не принять их, полагал крайнею опасностию. «Снедаем будучи горестию» говорит летопись и безпрерывною печалю, разтравившею прежние его припадки, от чрезмерных воинских трудов и всегдашних суетств и бдений зародившись, а не меньше удручавшей его старости, впал он в тяжкую болезнь, и по долгом в ней страдании, стал наконец к жизни не надежен.»

Видя неудачу в переговорах с Гетманом, Император воспользовался несогласиями между Швециею и Россиею, и примирил Царя с Польшею. Государь подосадовал на Гетмана за помощь Карлу X, без его повеления поданную, и, чтоб нанесть неудовольствие Хмельницкому, приказал ему выступить на помощь Полякам. Хмельницкий повиновался: послал Юрия с вспомогательным войском; но тайно велел ему и Старшинам не спешить походом. Козаки были в бездействии; войска Карла X и Ракочи были принуждены однакож оставить Польшу.

Тогда Казимир, мстя Гетману, донес Царю через посланника своего Банковского, что Хмельницкий условился с Баном Трансильванским пригласить Шведов напасть и на Россию. В Чигирин приехал Стольник Кикин для изследования доноса.

Гетман действительно поступал как владетель независимый: он не уведомил Государя о переговорах с Султаном и с Императором, переписывался с Карлом X, не ожидая Царского разрешения; помог войсками Шведам; наконец, боясь, чтоб Царь не возвратил Украйны Полякам, заключил в Чигирине оборонительный договор с полномочными Ракочи, Хана Крымского и Господарей Молдавского и Валахского; но его оправдала привычка поступать независимо; а непоколебимая верность Царю давала ему по воле того же Царя полное право; распоряжаться у себя свободно»

Чрез Кикина Гетман уведомлял Государя, что Беневский предлагал ему вступить к Королю в подданство, но он отказал; что Архиепископ Петр Парцевик обещал по воле Римского Императора, распространить права и вольности козацкия, если Малороссия соединится с речью Посполитою; наконец, что по словам Беневского, статьи, постановленные в Вильно между Польшею и Россиею, никогда не будут исполнены, как вынужденные небходимостью.

Вскоре прибыли по требованию Гетмана Польские Коммиссары и указали границы между Польшею и Украйною, от устья Днепра до вершин Днестра, от Днестра до вершины Горыня, и по ее течению до Припети; чрез Припеть до Быхова, и через Днепр по над Сожьем, до Смоленского уезда, под Рославль, а оттуда к Черному морю, на Очаков, до Днепровского лимана, чтоб был свободный путь в море для купцов Малороссийских.

Коммисары, между прочим, предложили Хмельницкому передаться к Польше; но он отвечал: «Не посрамлю себя на старости клятвопреступлением, но отступлю от зависимости, обещанной Царю.»

Не смотря на этот ответ, Государь, узнав о договоре с Ханом, Господарями и Баном Трансильванским, был разгневан на Гетмана, и немедленно явились в Чигирин Окольничий и Наместник Муромский Федор Васильевич Бутурлин, и Думный Дьяк Михайлов. Они застали нашего гения готовым оставить навеки Малороссию; они, увидели его на пути в наш общий, рано или поздно, приют, и услышали рыданья всей Украйны.

Хмельницкий изтаявал от смертельной болезни; старость, труды, бедствия, скорби изнурили его. Подозревают, что он был отравлен, по желанию Варшавского кабинета. Летописи говорят, что один из знатных Поляков приехал в Чигирин, притворно показал любовь к его дочери, сватался на ней, и в кубок, из которого оба пили за ее здоровье, вкинул медленного яду.

Мы увидим далее, что, в Варшаве, Потоцкий, Чарнецкий, Любомирский и Сапега постановили отправить смелых людей в Украйну и Москву с тем, чтобы они с помощию отравы перевели тамошних разумных голов. Это подтверждает подозрение наших летописцев.

Их ненависть к великому Хмельницкому была впрочем справедлива. Много он Польше сделал зла, и эта ненависть не прекратилась не только с смертию Гетмана, но и в поздние времена. Его прозвали козацким Тамерланом. Один из прежних писателей, говоря об нем, как о знаменитом Полководце, прибавляет: «а еще более, он был нарушитель прав, страшный враг Поляков и Униатов, которых он считал наравне с Жидами. «Он же клевещет на Гетмана, будто бы тот в 1657 году изменил Царю, удалясь в 1656 году в Замостье, и передался к Королю Польскому. Как будто б история не сберегла для нас подробностей кончины его, как будто мы не знаем, что он умер в Чигирине, погребен в Субботове, что наконец над прахом его Поляки мстили ему, и Чарнецкий разорив Субботово до основания, вырыл тело Гетмана, и сжег его с монастырем и с церковию. «Счастлив» говорит тот же писатель Униат, «что перед его смертию Король и республика даровали ему прощение, и что он умер не как изменник, но смертию покойною; если бы он понес одинакое наказание с Катилиною и Вильгельмом Грумбахом, то и того, по моему мнению, было бы мало. «- Эта ненависть к нему не укротилась даже и в позднейшие времена. Один из Историков Малороссии, которого рукопись лежит передо мною, я которого можно не называть, клевещет на Гетмана почти через два века после его смерти.

Освобожденные от рабства, от зверских казней, от посмеяния и наглостей, Малороссияне иначе отзываются о своем благодетеле. Он был прав и перед Поляками; они-то поступками своими заставили и его и Украйну отделиться от них, как от недостойных ни храбрости, ни верности козацкой.

Летописцы наши пишут о нем:

«Муж, по истине Гетманского имени достойный; дерзко бросался он в бедствия; ни тело его какими либо трудами не изнурялось, ни благоразумие, какими либо противными наветами, не могло быть побеждено. Мраза и зноя терпение, пищи и пития недостаток, он все превозмогал; в ночи сон не одолевал его, и в мирное время он не изнеживал себя отдохновением на мягком ложе, но мало отдыхал на постеле, приличной и простому воину. Одежда его мало чем от других отличалась; конь его мало чем был лучше иных; нередко отдыхал он под плащем козацким, нередко сам был между стражею; первый в битву, последний из битвы исходил. Все Старшины, все войско, весь народ горько плакали о нем, когда в понедельник провожали его, вечным сном опочившего, в Субботово.»

Так и мы, его потомки и соотечественники, грустно приближаемся к последним дням, благодетельной для нас, жизни его.

«Опечалилась, говорит народная дума, седая голова Хмельницкого, что нет ни Сотников, ни Полковников. Час смерти его приближался, а советоваться было не с кем. Немедленно приказал он позвать войскового писаря Виговского, и написаны были листы ко всем Старшинам Малороссии, чтобы, оставя все дела, явились к нему на совет.»

И в то время, когда собирались они в Чигирин, приехали туда же и Бояре Царские, но последняя болезнь приковывала Гетмана к одру. Его сын, с Виговским, Генеральным Асаулом Ковалевским, и двумя стами козаков, встретил Бояр за пять верст от города. В сенях во дворце, они узнали, что Хмельницкий лежит, и встретить их не может. Помолясь образам, от имени Царского Боярин спросил о здоровьи Гетмана, и подал ему Грамоту. Старик поблагодарил за милости Царские, но объявил, что сам говорить о делах Государственных не может, а поручил все переговоры Виговскому, от которого никогда ни чего не скрывал. На настоятельные требования, участвовать лично в объяснениях, он отвечал, что будет и сам разсуждать с Боярами, но не прежде, как когда ему легче станет. Потом через Виговского просил их отобедать; они хотели отказаться, но по вторичной просьбе сели за стол. Жена его Анна, дочь Екатерина, бывшая за Данилом, братом Генерального писаря, Виговский и Ковалевский составляли общество. С помощию козаков, Гетман встал на ноги, велел подать кубок Венгерского вина, выпил за здоровье Государево и объявил всегдашнюю готовность идти на брань за Царя против иноверцев еретиков и самого поганина басурмана Турского Салтана.» Потом опять был положен в постель.

Чрез несколько дней, хотя не вставая с постели, он согласился дать Боярам аудиенцию. Они начали упреками за переговоры с Баном, за соединение с врагом Москвы, Карлом Шведским, и за отторжение от Поляков многих городов в пользу Швеции, вместо того, чтоб стараться о присоединении Польши и Литвы к Царству Московскому.

Собственная правота, попреки Бутурлина, раз изложения речи Бояр, все вместе пробудило потухающую бодрость этой деятельной души. Она привыкла повелевать войсками и народами, привыкла побеждать людей и силою слова и силою оружия. Хмельницкий оказал Москве великие услуги: она получила из рук его Украйну, целостную, от Днестра до Орели, и всю Белоруссию. Ныне он чувствовал себя справедливым, и не уважая ни правоты его, ни последней борьбы этой светлой жизни с неумолимою смертию, не уважая одра болезненного, Боярин, равный многим Боярам, а не ему, упрекает его и отравляет последние минуты его бытия. Так поступать с человеком пред кончиною, может одна только совесть; но тому, кто сам смертен, не почтить умирающего и тревожить его душу при переходе из жизни в вечность — это значило быть неумолимее смерти. И конечно, Государь не этого требовал от Боярина. С гневом отвечал Бутурлину Гетман:

«Более шести лет до вступления в подданство Его Царского Величества, я был дружен с Шведским Королем, и никогда от него не отстану. Шведы люди правдивые: для них священны приязнь и обещание. А Великий Государь, примирясь с Поляками, желал им возвратить нашу отчизну; и для того из Вильны Его Царское Величество послал в помощь Полякам против меня и против Ракочи двадцать тысячь ратных людей. Так ли я поступал против Великого Государя? Не быв еще подданным его, я служил ему, я хотел ему добра, я Крымского Хана к тому подговаривал и не допускал воевать украйные городы Московые. И ныне готов идти на войну за, Государя против бусурманов, хотя бы в моей нынешней болезни постигла меня на дороге и смерть, но для того я и гроб возьму с собою. Я христианства не разорял. За православие не только сам не жалел, но Татар и Хана заставлял проливать кровь свою. Да будет воля Государева! Только чудно мне, Гетману, что вы, Бояре, ничего путного Его Царскому Величеству не присоветуете. Еще не владеет он короною Польскою, а уже открыта новая война с Швециею; не будь я дружен с Шведами, о Волохами, с Молдаванами, с Крымскими Татарами с Трансильваниею, Поляки с ними же разорили бы Украйну до прибытия Московских вспомогательных войск: было ли бы это радостно для Государства Русского?»

Бутурлин уверял Гетмана, что никогда Государь не мыслил возвратить Полякам Малороссию, доказывал, что война с Швециею справедлива, что Король нарушил вечный договор. «Служба твоя, Гетман, известна Его Царскому Величеству, и не будет им забвенна: он, как ныне, так и впредь, станет держать тебя и все войско Запорожское в своей Государской милости, в великой чести.»

Гнев Хмельницкого притихнул. «Дайте мне покой ныне, сказал он Боярам: помыслю обо всем и сообщу вам ответ в другое время; сегодня чувствую себя не в силах: едва могу говорить. А теперь прошу поприятельски отобедать у меня, чем Бог послал» На другой день к ним приехал Виговский от Хмельницкого, осведомился о их здоровьи и просил, чтоб не оскорблялись на Гетмана, если он от болезни и от запальчивости обидел их.

Шестого Августа явились в Чигирин все Старшины войсковые и земские, и знатнейшие Козаки. «Зело болен» говорит одна из наших летописей «Гетман на уготованное место приведенный, в собрании начал так говорить:

«Аще бы я кому, действ наших не ведущему, начал о повести оной беседовать, то бы и словес пространнейших и времени лучшего недоставало. А вам ныне разглагольствовати, лишняя вещь; мнится мне быти, чтоб повесть о сем чинить, что всем вам, как и мне самому, известно есть; ведаете бо довольно, коликими утеснении, гонениями, разорениями, що дневными мучительствами бедствовало наше отечество, а более всего, коликое зло пострадала Церковь православная, которая, своих урядов лишившись, ересию Римскою угнетенная, стонала, дондеже посетил Бог свыше милостию Своею, и подал, яко Израилю и в Египте, руку помощи, дабы ей к первому своему благочинию возвратитися; знаете такожде, яко много трудов, неудобствий безчисленных, и смертей ради освобождения Церквей, и самих себя, от ига Лядского подняли: вся сия вашим мужеством, моим же, Богу споспешествующую, предводительством, устроена суть, а ныне, понеже тако Творцу моему изволися, что изнемогающим конечно силам моими близ смерти есмь, того ради, не могучи уже толикого в правлении труда носити, вам, Господне и други, за искреннее мне в войнах послушание и за верность непоколебимую да и за самый Уряд Гетманский благодарствую.»

Гетман произнес последние слова и заплакал, все собрание рыдало; он продолжал: «Бог же весть, чие несчастие, что не дал мне Бог войны, как подобало, окончити и вольность вашу на веки утвердити. Сын же мой Юрус молодых лет; не может так великого бремени двигати, и как подразумеваю, многие его и за Гетмана не похотят имети. Однако желаю ныне видети, кто по моей смерти Гетманом избран будет, и кому Царского Величества знамя, булаву Гетманскую, бунчук, печать и арматы со всеми припасами имею поручать.»

Все молчали. Тогда, говорит Дума народная, сам Гетман предложил Полковников: Киевского Антона Волочая, Миргородского Григория Костыря, Кропивянского Филона Чичая, или Полтавского Мартына Пушкаря. Прозвания сверх фамилий у нас и них обыкновенны: Волочаем в народе назывался Адамович, Чичаем Джеджелий, а Костырем Лесницкий. Летописи говорят единогласно, что он указал на Тетерю Переяславского, на Пушкаря и на Виговского.

Горько рыдали чины и козаки; ответ их был следующий:

«За твои толь знатные войску Запорожскому услуги и кровавые труды, что нас своим разумом и мужеством освободил от ярма Ляхского и прославив народ пред целым светом, устроил вольным, нам подобает по смерти твоей почитать тебя. И потому сын твой Юрий, хотя и молод летами есть, однако мы ему придадим стариков Начальников, в войсковом деле довольно обученных, которые бы советом, своим до времени его наставляли.»

Долго Гетман не соглашался, долго спорили с ним и умоляли его Старшины; наконец Гетман сказал:

«Вручается он в покровительство Божие и в вашу опеку, и анафеме предаю того, кто его отвратит с пути истины, и сотворит притчею во азыцех, и в людех посмеянием; предаю анафеме и самого его, если он пойдет путем строптивым, и удалится от правоты и чести и христианских добродетелей. А завещаю ему на всю жизнь его служить усердно отечеству, блюсти его яко зеницу ока, и пролить за него свою кровь, если она ему будет полезна и спасительна. Более сей жертвы ничего другого не требую, и сие да будет ему всегдашним моим паролем и лозунгом, а вас прошу и заклинаю подкреплять его благими советами и постоянным мужеством, которое всему племени нашему Славянскому искони сродно и наследственно.»

7-го Августа Гетман вручил Юрию клейноды, печать, дела и документы. Новый Гетман прикрыт был шапками и при громе орудий провозглашен в своем сане; музыка гремела по городу; универсалы были разосланы по всей Малороссии. Через несколько дней был созван совет. Гетман избрал Мартина Пушкаря и Виговского к сыну в Советники.

В день Успения Богородицы, на разсвете, войско и народ окружили дворец своего благодетеля. Все было в томительном ожидании; плачь навзрыд раздавался по Чигиринским площадям и улицам: «кто теперь поженет врагов наших и защитит нас от них? Померкло солнце наше! мы остались врагам на расхищение.»

Был уже полдень. Вдруг раздался выстрел из ломовой пушки — Хмельницкий умер. Конец первого тома.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА.

Примечания:

1

Но ктож был причиною разьединения церкви? Не Честолюбие ли Римского Папы?

2

Как виден здесь хитрый дух тогдашнего Иезуатизма, диктовавший эти итроки для обаяния толпы!

3

Как виден здесь хитрый Дух тогдашнего Иезуитизма, диктовавший эти строки для обаяния толпы!

4

Далеко не всех. Пр. соч.

5

Истинно забавна эта диалектика Магометан того времени! Пр. соч.