ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Интервенция началась только четвертого августа. Два месяца, с июня до августа, были подготовительными, в течение которых наше положение постепенно ухудша лось. И в результате усилившейся опасности, которая теперь угрожала большевикам, они укрепили свою дисциплину.

Десятого июня в Москву приехал «Бенджи» Брюс. Он приехал за своей невестой, очаровательной Карсавиной, привез мне много писем и первые новости из Англии. Там было письмо от Джорджа Клерка, в то время заведу ющего военным департаментом Министерства иностран ных дел. Письмо было очень любезное. Действительно, только он и полковник Киш, в то время работавший в военном министерстве, сочувствовали мне и допускали, что моя оценка политической ситуации не была слишком ошибочной. Брюс, однако, не оставил меня в заблужде нии относительно моей непопулярности в Англии за вре мя моего так называемого большевизма. Он сообщил мне, что в марте меня чуть было не отозвали. Он пробыл

в Москве только 12 часов, но, вопреки новостям, которые он мне привез, его визит был словно струя свежего ветра в пустыне. В течение пяти месяцев я был взволнован его отчетом о положении в Англии на западном фронте. Ему и Карсавиной пришлось пережить кошмарные приключе ния по дороге в Мурманск. Пришлось ехать без разреше ния большевиков. Помочь им было уже не в моей власти.

Июнь был невеселый месяц. Может быть, потому, что совесть моя была нечиста, я жил в атмосфере подозрений. Троцкий больше не желал иметь дела с нами, и, хотя я почти ежедневно виделся с Чичериным, Караханом и Радеком, наши разговоры ни к каким реальным результа там не вели. С изменением политической позиции боль шевиков изменилось и наше материальное положение. Нам было все труднее и труднее получать свежее мясо и овощи. Без консервов, которыми нас снабжала миссия американского Красного Креста, нам пришлось "бы плохо.

Через Хикса я усилил свою связь с антибольшевист скими силами. Насколько нам было известно, они были представлены в Москве организацией, которая называ лась «Центром» и разделялась на два крыла — правое и левое и Союзом возрождения России, основанным Са винковым. Между этими двумя организациями шли по стоянные препирательства. Центр находился в тесном контакте с белой армией на юге. К Савинкову белые генералы относились подозрительно. Как раз в то время я получил письмо от генерала Алексеева, в котором он заявлял, что скорей будет работать с Лениным и Троц ким, чем с Савинковым или Керенским. Обе организации были согласны только по одному пункту: они нуждались в помощи союзников и в их деньгах. Я видел двух вождей, а именно: Петра Струве, блестящего интеллиген та, который одно время был социалистом и помог Лени ну составить первый коммунистический манифест, и Ми хаила Федорова, бывшего товарища министра. Оба поль зовались прекрасной репутацией. Оба были преданы союзникам. Однако я был очень осторожен в разговоре с ними. Насколько мне было известно, британское прави тельство еще не решилось на интервенцию. Пока это решение мне не было сообщено, я не поддерживал белых ни деньгами, ни обещаниями. Этим мое отношение сли чалось от отношения французов, которые как мне оыли известно от них самих, давали деньги Савинкову,

обещания они тоже не скупились. Белых уверяли, что военная поддержка союзников выразится в определенных силах. Обычно называли следующую цифру: две дивизии союзников для Архангельска и несколько японских диви зий для Сибири. Поощренные этими обещаниями анти большевистские силы усилили свою работу. 21 июня Володарский, комиссар по делам печати в Петербурге был убит при возвращении с митинга на Обуховском заводе. Большевики не замедлили с ответом. В своей речи к Петроградскому совету Урицкий, глава местной ЧК, энергично нападал на Англию и обвинял англичан в организации убийства. На следующий день Щастный, главнокомандующий Балтийским флотом, был пригово рен к смерти и расстрелян. На суде Троцкий произнес весьма энергичную речь. Начинался террор.

Я поехал к Чичерину протестовать против обвинений Урицкого. Он отделался от меня полуизвинениями. «Очень жаль, но чего же мы хотим, если мы постоянно нарушаем нейтралитет России. Россия хочет только од ного, чтобы ее оставили в покое пожинать плоды дорого купленного мира. Он смеялся над Троцким, который постоянно хочет с кемнибудь воевать и теперь требует сильных мер против союзников».

— Удивительно, — сказал Чичерин, — до чего Троц кий носится с мыслью о войне.

В марте Ленину пришлось пустить в ход свое влияние, чтобы Троцкий не объявил войны Германии. Теперь хладнокровие Ленина удерживает Троцкого от объявле ния войны союзникам.

Хотя интервенция задерживалась, наше пребывание в Москве, казалось, подходило к концу. Всем нам не везло. Денис Гарстин уже уехал. Он получил приказ присоеди ниться к генералу Пулю в Архангельске. Ему тоже приш лось уехать тайком, так как достать для него пропуск было трудно. Он уехал огорченный. Ему хотелось до конца оставаться с нами. Бедняга! Он был одной из первых жертв интервенции. Однако мы были не лишены оптимизма. Мы верили, что союзники высадятся соеди ненными силами и большевики не смогут оказать им серьезного сопротивления. Даже Рэнсом, который был против интервенции без согласия большевиков, сказал нам, что «все кончено», и начал готовиться к отъезду. Прежде чем нам позволили уехать, на нашу долю приш лось вдоволь сильных впечатлений.

Одним из замечательных событий этого времени бы ло убийство графа Мирбаха, германского посла. Сопро вождаемое внутренним восстанием против правитель ства, оно было самым замечательным политическим убийством нашего времени. Так как мне поневоле приш лось быть очевидцем покушения на государственный переворот, я дам подробный отчет об этом событии.

Для того чтобы понять ситуацию, читатель должен вспомнить, что после большевистской революции в ноя бре 1917 года крайнее крыло партии социалистов революционеров присоединилось к большевикам и рабо тало вместе с ними при образовании нового правительст ва. Они получили несколько постов в разных комиссариа тах, удержали свои места в советах и были сильно пред ставлены во ВЦИКе, который между съездами Советов является верховным законодательным и исполнитель ным органом Российской Социалистической Федератив ной Советской Республики. В первые восемь месяцев своего существования советское правительство являлось коалицией. Левые социалистыреволюционеры, как пар тия, придерживались тех же крайних мнений, что и боль шевики в своей ненависти к капитализму и империализ му. Поэтому они так же энергично, как и большевики, разоблачали союзников. Во внутренней политике, хотя они расходились с большевиками по аграрному вопросу, эсеры поддерживали советский строй и помогали боль шевикам вести гражданскую войну. Два члена партии, полковник Муравьев, бывший жандармский офицер, и поручик Саблин, сын владельца театра Корша в Москве, очень успешно занимали военные командные посты в новом правительстве в первое время советского строя.

В противоположность большевикам левые социалис тыреволюционеры не были готовы идти до конца в желании мира. Они были против БрестЛитовского мира и не приняли его, хотя удержали своих представителей в правительстве. Они лишили своей поддержки Украину, оккупированную немцами. Немцы повернули дело круто: они водворили подставное реакционное русское прави тельство и вернули землю русским помещикам. Для ле вых социалистовреволюционеров такое положение было неприемлемо, и с самого заключения мира они повели ожесточенную партизанскую войну против русских поме щиков и германских оккупационных войск. С обеих сто рон эта война в миниатюре велась с ужасающей жесто

костью. Доведенные почти до отчаяния страданиями своих соотечественников на Украине, левые со циалистыреволюционеры протестовали против рабской зависимости большевиков от немцев и называли больше вистских комиссаров лакеями Мирбаха. Даже официаль ной прессе почти каждый день приходилось констатиро вать нарушения Брестского договора немцами; много места уделялось едким комментариям на угодливый тон кротких протестов Чичерина и едва ли вежливые ответы германского посла.

Реальное разногласие между двумя партиями рус ского правительства заключалось в том, что левые социалистыреволюционеры видели в Германии глав ную угрозу революции. Большевики, или, скорее, Ле нин, так как он один разбирался в этой путанице, ре шили не делать ничего, что могло бы повредить их непрочному миру. Они теперь боялись скорее интер венции союзников, чем дальнейшего наступления нем цев. В сущности, обе партии были и против немцев и против Антанты. Ситуация, однако, не была лишена комизма. Разоблачая деятельность левых социалистов революционеров на Украине, большевики секретно снаб жали их средствами для ведения партизанской войны с немцами.

Была и еще причина, разделявшая обе партии. Среди крестьян левых социалистовреволюционеров поддержи вали главным образом кулаки. Частью для того, чтобы укрепить свое положение в стране, а частью для того, чтобы получить больше хлеба, большевики организовали комитеты бедноты из крестьянбедняков, которых под стрекали нападать на богатых кулаков и захватывать их хлеб.

Эти разногласия, очевидно, должны были привести к кризису. Левые социалистыреволюционеры начали тай но подготовлять фантастические планы свержения боль шевистского правительства и возобновления войны с Германией. К четвертому июля, дню открытия V Всерос сийского съезда, политическая ситуация была такова, что взрыв был неизбежен.

К этому съезду левые социалистыреволюционеры специально готовились. Несмотря на то что выборы бы ли подтасованы большевиками, им удалось провести около трети из восьмисот присутствовавших делегатов, и в первый раз с ноября 1917 года большевики встретили в

своем тщательно ограждаемом парламенте официаль ную оппозицию.

Съезд заседал в московском Большом театре. В пар тере, где прежде сидели балетоманы и увешанные драго ценностями представительницы денежной буржуазии теперь разместились делегаты: направо, против сцены большевистское большинство, состоящее из солдат, оде тых в защитную форму; налево — оппозиция левых социалистовреволюционеров — по их мускулистым ру кам и блузам было видно их деревенское происхождение.

На сцене, где Шаляпин впервые обессмертил роль Бориса, сидят члены ЦИКа — пестрое сборище интелли гентов — около полутора сотен, среди которых преобла дают евреи.

За длинным столом поперек авансцены сидит прези диум, в центре которого председатель — Свердлов. Он еврей, настолько смуглый, что в нем можно подозревать присутствие негритянской крови. Благодаря черной боро де и горящим черным глазам он похож на современное воплощение испанского инквизитора. Налево от него Афанасьев, секретарь ЦИКа, незначительный молодой еврей с нервно дергающимся глазом, и Нахамкес, редак тор «Известий», более знакомый публике под псевдони мом Стеклова.

За этим же столом сидит Зиновьев, председатель Лен совета. Чисто выбритый, с огромным лбом, он произво дит впечатление умного человека, соответственно своей репутации направо от Свердлова сидят вожди левых социалреволюционеров: Камков, Карелин, оба молодые евреи, чисто выбритые и хорошо одетые, повидимому принадлежащие к интеллигенции, Черепанов, и с краю Мария Спиридонова, тридцатидвухлетний вождь партии. Очень просто одетая, с темными волосами, гладко заче санными назад, и в пенсне, которым она беспрестанно играет, она похожа на учительницу Ольгу из чеховских «Трех сестер». В 1906 году, еще девочкой, она прослави лась убийством Луженовского, тамбовского вицегу бернатора. Она была выбрана партией для выполнения этого террористического акта; в середине зимы 1906 года она дожидалась Луженовского на станционной платфор ме в Борисоглебске и выстрелила в него из револьвера, когда он выходил из вагона. Выстрелы попали в цель, но попытка покончить с собой не удалась. Она была уведена с платформы и позже изнасилована казаками. Ее приго

ворили ic смертной казни, во, сжалившись над ее возоа стом царь заменил смертную казнь пожизнен* кат^ гой. По серьезному, почти фанатическому вытажеи™

глаз видно, что страдания отразились на ее baccW Она, скорее, истерична, чем деательиа, но ее^чев№ ная популярность среди последователей показывает та ее все еще считают одной из трогательных фигур рево люции. F

За столом президиума тесными рядами разместились остальные члены ЦИКа. Здесь находятся настоящие большевистские вожди и главные комиссары. Они при сутствуют в полном составе от Троцкого до Крыленко хмурого, дергающегося общественного обвинителя Нет только Дзержинского и Петерса. Этим мрачным верши телям большевистского правосудия некогда бывать на съездах. Ленин тоже опаздывает, по обыкновению. Ои проскользнет позже, тихо, незаметно, но как раз вовремя.

Кругом, в ложах и ярусах сидят друзья и сторонники делегатов. Вход только по билетам, и каждый вход, каждый коридор охраняется отрядами латышских сол дат, вооруженных до зубов винтовками, револьверами ¦ ручными гранатами.

В большой царской ложе — представители официаль ной печати. Я занимаю место в большой ложе партера, направо от сцены, вместе с Лавернем, Ромэем и другими членами союзнических миссий. Как раз над нами сидят представители германского, турецкого и болгарского по сольств. К счастью, мы сидим не друг против друга, а то это испортило бы нам зрелище.

С самого начала атмосфера заряжена электричеством. Первый день съезда посвящен речам делегатов мень шинства. Говорят только о политике партии. Левые социалреволюционеры обличают три великих престу пления — БрестЛитовский мир, комитеты бедноты и смертную казнь. Они подкрепляют свои обличения мир ного договора рассказами о немецких зверствах на Украине. Большевики защищаются. Настоящее сражение открывается на второй день, когда с обеих сторон выдви гается тяжелая артиллерия. Бой открывает Свердлов, который мудро предупреждает атаку левых социалистов революционеров. Он допускает ужасы немецкой оккупа ции и доказывает, что Россия слишком слаба, чтобы вести войну. Меньше успеха имеет его защита комитетов бедноты. Он ядовито отмечает отношение левых социа

листовреволюционеров к смертной казни: «Левые социалис 1 ыреволюционеры, — говорит он, — возража ли против смертного приговора над адмиралом Щаст ным. В то же время они работают с большевиками в чрезвычайных комиссиях. Один из членов их партии — зампред московской ЧК, который привел в исполнение много смертных приговоров без суда. Следует ли это понимать так, что левые социалистыреволюционеры против смертной казни по суду и за нее, когда нет суда». Он садится под аплодисменты и смех со стороны больше виков.

Затем встает Спиридонова, и с первых ее слов стано вится понятно, что это не обычный съезд и что с этого дня пути большевиков и левых социалистовреволюцио неров расходятся. Она, очевидно, нервничает. Она гово рит монотонно, но постепенно речь ее приобретает исте рическую страстность, которая производит впечатление. Она нападает на комитеты бедноты. С гордостью упоми нает она о том, что вся ее жизнь была посвящена борьбе за благо крестьян. Отбивая такт своей речи движениями правой руки, она ожесточенно нападает на Ленина: «Я обвиняю вас, — говорит она, обращаясь к Ленину, — в том, что вы изменили крестьянам, использовали их в собственных целях и не служили их интересам». Она обращается к своим сторонникам и кричит: «По филосо фии Ленина вы только навоз, только удобрение». Затем, впадая в истерику, она обращается к большевикам: «Дру гие наши разногласия только временные, но по крестьян скому вопросу мы готовы дать сражение. Когда крестьян, крестьянбольшевиков, крестьян левых социалистов революционеров и беспартийных крестьян — всех одина ково уничтожают, гнетут и давят, — в моих руках вы найдете тот же револьвер, ту же бомбу, с которыми я когдато защищала...» Конец фразы тонет в бурных апло дисментах. Большевистский делегат из партера бросает оратору непечатное оскорбление. Поднимается сущий ад Крестьяне поднимаются с мест и кулаками грозят боль шевикам. Троцкий проталкивается вперед и пытается говорить. Крики заглушают его голос, и лицо его блед неет от бессильной ярости. Напрасно Свердлов звонит в колокольчик и грозит очистить театр. По всей вероятно сти, ему придется привести свою угрозу в исполнение. Тогда Ленин медленно выходит на авансцену. По дороге он хлопает Свердлова по плечу и говорит, чтобы он

убрал колокольчик. Держась за слвороты пилжакя ft„ оглядывает залу, улыбаясь, с^верт^Тс^с^изЖ Его встречают насмешками и мяуканьем. Он дХод^тно смеется. Тогда он поднимает руку и шум эитяЕиТх? лодно и логично он отвечает на крититгу лев™ ?циал~ революционеров. Он указывает с мягким сашсазмом^а ях непоследовательную и часто двусмъ!сленную пози цию. Его замечания вызывают новую бурю Свердлов снова волнуется и хватается за колокольчик Снова Ле вин поднимает руку. Его самоуверенность почта раздоа жает. Тогда, слегка наклоняясь вперед, этим подчеркивая свои слова и очень мало жестикулируя, он продолжает так же спокойно, как если бы возвращался к воскресной школе. На упреки в раболепстве перед немцами он отве чает, что левые социалистыреволюционеры, желая во зобновить войну, проводят политику империалистов союзников. Холодно и совершенно спокойно он защи щает Брестский договор. Указывает на его унизитель ность, но подчеркивает жестокий закон необходимости. Он даже преувеличивает трудности текущего момента, поощряет смелость тех, кто борется за социализм, сове тует вооружиться терпением и обещает награду за это ^ терпение в блестящей картине будущего, когда утомление войной неизбежно породит революцию во всех странах. Постепенно самая личность этого человека и подавляю щее превосходство его диалектики завоевывают аудито рию, которая слушает, как очарованная, и в конце речи разражается вспышкой оваций, в которых, несмотря на то что многим из левых социалистовреволюционеров известно о приготовлениях к завтрашнему дню, участ вуют не одни большевики. Однако левые социалистыре волюционеры недолго находятся под впечатлением этой речи. За Лениным следует Камков, блестящий оратор, который доходит до ярости. Он произносит боевую речь, и я удивляюсь его безрассудству. Он не щадит никого. Заключительная часть его речи великолепна по своему драматизму. Он поворачивается к ложе, в кото рой сидят немцы: «Диктатура пролетариата преврати лась в диктатуру Мирбаха. Вопреки всем нашим предо стережениям, политика Ленина остается все той же, и мы из независимой державы стали лакеями германских импе риалистов, которые имеют наглость показываться даже в

ЭТ°В Тоданемомент левые социалистыреволюционеры

поднимаются с мест, крича и грозя кулаками немецкой ложе. Театр потрясает рев: «Долой Мирбаха! Долой немецких мясников! Долой брестскую петлю!». Свердлов торопливо звонит в колокольчик, объявляет заседание закрытым, и лихорадочно возбужденные делегаты вы ходят из залы.

Один инцидент навел меня на размышление. Во время речи Камкова один офицер из французской контрразвед ки яростно аплодировал. Его отношение типично для многих из моих коллегсоюзников. Они не могли понять, что как для большевиков, так и для левых социалистов революционеров иностранная интервенция, германская или союзническая, была интервенцией контрреволюцион ной. Когда состоялась наша интервенция, она не получи ла поддержки от левых социалистовреволюционеров. Прениям, которые закончились так драматически вече ром пятого июля, не суждено было возобновиться на следующий день, в субботу шестого июля. Съезд собрал ся снова, но большевистские вожди отсутствовали. Вче рашняя революция на сцене была перенесена на улицы и на баррикады.

Я вошел в Большой театр в четыре часа. День был душный, и в театре было жарко, как в бане. Партер был у. полон делегатами, но на сцене оставалось много пустых мест. Не было ни Троцкого, ни Радека. К пяти часам исчезла большая часть большевиков — членов ЦИКа. Ложа, отведенная представителям центральных держав, пустовала. Было, однако, много левых социалистов революционеров, в том числе Спиридонова. Она выгля дела спокойной. Ее поведение ничем не выдавало того, что партия социалистовреволюционеров уже решила на чать войну. Однако случилось именно это, хотя прошло несколько времени, прежде чем мы осознали правду. В шесть часов в нашу ложу вошел Сидней Рейли и сооб щил, что театр окружен войсками и все выходы охраня ются. У него было самое смутное представление о совер шающихся событиях. Какието беспорядки. Он знал, од нако, что на улицах идут бои. Наши опасения еще усили лись, когда в коридоре над нами раздался взрыв.

Неосторожный часовой уронил ручную гранату. Бо ясь, что большевики будут обыскивать их перед тем, как выпустить из театра, Рейли и французский агент начали рыться в карманах, ища компрометирующие документы. Некоторые из них они разорвали в клочки и засунули под

обивку Дивану Другие, без сомнения, более оп**^ проглотили. Положение было ^ттяГ^п^^! чтобы мы могли оценить его жомиадую^^^ решив, что в данном случае безденсти*^ политикой, уселись дожидаться развязки, на^лькТ^! гли, терпеливо. ' мо_

Наконец в семь часов нас освободил Радей, кетовый рассказал нам, в чем дело. Левые ссчща^сть^рТв? люционеры убили Мирбаха, надеясь этим спровошгос^ вать Германию к войне. Во главе с СаблшимиАяя сандровичем, зампредом ЧК, они намеревались аресто вать большевистских вождей во время съезда в Большом театре. Вместо этого они сами попались в Звввквввд расставленную противниками.

Историю переворота можно рассказать в нескольких словах. В субботу в два часа сорок пять минут к герман скому посольству в Денежном переулке, подъехал авто мобиль с двумя седоками. Посольство охранялось отря дом большевистских войск. Лицам, приехавшим в авто мобиле, доступ не представил никаких затруднений, так как у них были специальные пропуска, подписанные Александровичем в качестве зампреда ЧК. Некий Блюм кин, который в течение нескольких месяцев жил рядом со мной в комнате гостиницы, был главным действующим1 лицом в последующей трагедии. Как работник ЧК, он был немедленно принят Риз пером, советником герман ского посольства.

Он сообщил Ризлеру, что должен видеть Мирбаха лично. ЧК раскрыла покушение союзников на жизнь германского посла. Ввиду полномочий Блюмкина и ва жности его сообщения, доктор Ризлер сам повел его к графу Мирбаху. Когда граф спросил его, каким образом должно было совершиться убийство, Блюмкнн, вынув револьвер из кармана, ответил: «Вот так» — и разрядил револьвер в несчастного посла. Затем, выскочив из от крытого окна, он бросил за собой ручную гранату, чтобы быть уверенным в исходе покушения, и скрылся. Тем временем левые социалистыреволюционеры собирали в Покровских казармах войска, которые им УДалссь пере тянуть на свою сторону. Сюда входило 2000 солдат, подкупленных Поповым, агентом ЧК; восставшие солда ты из других полков и несколько сотен матросов Черно морского флота. В течение часа они достигли некоторого Успеха. Они арестовали Дзержинского, захватили теле

граф. Дальше, однако, у них не хватило инициативы, и разослав по всей стране телеграммы, извещавшие об успехе переворота, они ничего не предпринимали. К вече ру эсеры сделали нерешительную попытку подойти к Большому театру, но, увидев, что он уже окружен силь ным отрядом большевистских войск, они отступили на свои позиции. Их военные действия были так незначи тельны, что большинство московского населения не зна ло до следующего дня о готовившемся перевороте.

Между тем Троцкий не терял времени. Он вызвал из под Москвы два латышских полка. Он стянул в одно место броневики. Через несколько часов войскам левых социалистовреволюционеров пришлось сложить оружие, ввиду подавляющих сил противника. Некоторые из во ждей скрылись. Александрович был захвачен на Курском вокзале и немедленно расстрелян. Делегаты социалистов революционеров в Большом театре были арестованы, не оказав сопротивления. Революция, задуманная в театре, там же и закончилась.

Эта операбуфф левых социалистовреволюционеров только укрепила большевиков и усилила партию мира. Отклики на события в глубине страны были незначитель ные. Через несколько дней Муравьев, главнокомандую щий большевистских сил на Волге, попытался двинуть свои войска к Москве. К этому времени неудача перево рота в Москве была уже известна, и его арестовали собственные солдаты. Он трагически покончил с жизнью, застрелившись в присутствии Симбирского совета. Спи ридонова и Черепанов сидели под арестом в Кремле, где позже мне пришлось быть их товарищем по несчастью. Убийца Блюмкин скрылся. Большинство рядовых членов партии социалистовреволюционеров, чтобы спастись от репрессий, отступились от своих вождей, осудили их действия и снова были приняты в большевистский загон. Это несчастное дело, которое должно было послужить предметным уроком союзникам как наглядное доказа тельство того, что Россия готова на все, чтобы избежать войны с немцами или союзниками, отразилось на нашем положении и положении немцев. Германское прави тельство было вне себя, но не объявило войны большеви кам, так как было уверено, что интервенция союзников неизбежна Оно требовало разрешения выслать батальон немецких солдат для охраны посольства в Москве, но, когда большевики отказали в этом, оно ограничилось

хГу меня был Радек и So6™f^f Убийства Мирба

правительство жел?е? Гмс^^^

личную охрану. При ^S^^^^rf^^^ на это отвечу. Я ответил ему г^ткоГш™ 410 *

лись едва ли не в псследштйра? * 3аСМеЯ_

Наше положение было действительно не из понятных Во время съезда Линдли приехал в Во^ГиЧпр^?1 мне первую тревожную телеграмму. Однак^она нТдавГ Ла мне никаких указаний на тактику или на датунапкй интервенции. Попытка контрреволюции былГуже близ ка. Савинков, подстрекаемый заверениями французов в помощи союзников захватил Ярославль, а Ярославль находился между Москвой и Архангельском Гединст венным открытым для нас портом. Между прочим Троц кий в своей автобиографии обвиняет меня в том, что я раздувал и финансировал ярославское дело. Это совер шенно неверно. Я никогда не оказывал Савинкову финан совой помощи. Еще менее я поощрял его действия. Троц кий издал приказ, чтобы всем французским и британским офицерам не выдавали паспортов ввиду их контрреволю j ционной деятельности. Хотя теоретически этот приказ if мне не относился, я знал, что на практике разницы ив будет. Кроме того, телеграфное сообщение с Англией задерживалось, и я не был уверен, что нас не лишат ' совсем этого способа связи.

Вечером 17 июля я получил от Карахана официальное сообщение — об убийстве царя и его семьи в Екатерин бурге. Я думаю, что я был первым лицом, передавшим эту новость внешнему миру. Единственные данные из первых рук, которые я могу сообщить об этом преступле нии, касаются официального положения большевистско го правительства. Мое личное впечатление таково, что, встревоженный приближением чешских войск, которые переменили фронт и состояли в открытой воине с боль шевиками, местный совет самовольно расправился и только впоследствии получил одобрение центрального правительства. Конечно, не могло быть и речи о непри знании или неодобрении. В своих передовицах больше вистская печать делала что могла в и поносила царя, как тирана и палача. Газеты объявили, что немедленно начнут опубликовывать его дачники. Позже было напечатано несколько отрывков. Они обна

ружили только то, что император был преданный муж и любящий отец. Когда увидели, что эти выдержки вызы вали только симпатию к царю, их перестали печатать Правда, Карахан заявлял, что он шокирован, и приводил смягчающие обстоятельства. Он выдвигал теорию, что угроза союзнической интервенции была непосредствен ной причиной смерти императора. Я должен сознаться что население Москвы приняло эту новость с поразитель ным равнодушием. Апатия ко всему, кроме собственной участи, была полная, но она показательна для исключи тельного времени, в которое мы живем. В то время как эта трагедия происходила в Екатеринбурге, в Вологде разыгрывалась драма, богатая комическими положения ми. Большевики послали Радека в этот союзнический рай для того, чтобы он в последний раз попытался убедить союзнических послов приехать в Москву. Может быть, ими руководило подлинное желание прийти к мирному соглашению. Более вероятно, что, сознавая неизбежность интервенции, они желали удержать послов в Москве в качестве заложников. Для этого щекотливого дела они выбрали большевистского Пука, и если его постигла неудача, то его чувство юмора было удовлетворено. Он являлся к послам с револьвером. Он убеждал, льстил и даже угрожал. Он интервьюировал их всех вместе и каждого в отдельности, но послы не сдавались. Вечером он отправился на телеграф и по прямому проводу сооб щил Чичерину о неудаче своей миссии.

Его радостная прогулка в Аркадию имела комическое продолжение. Я получил от одного из наших секретных агентов слово в слово отчет о разговоре Радека с Чичери ным по прямому проводу. Документ был настолько до стоверен, что американский генеральный консул в Моск ве послал его перевод своему посланнику. Не читая, Френсис положил его в карман и взял с собой на еже дневную конференцию послов. «Джентльмены, — сказал он, — я получил интересный документ из Москвы. Это отчет Радека о его переговорах с нами. Сейчас я вам его прочту». Мямля, он начал: «Посланник Френсис накрах маленное чучело». Это было верно, но звучало из уст самого посла немного странно. Последовали дальнейшие остроты, достигшие высшей точки в заключительной

фразе. «Линдли, единственный человек, у ^то^гь^отъ «Гяп па гмысла Он на практике признает поведение Нулан "с^ршешоНичьим». Сэр Френсис Линдли выдержал много трудных положений, не падая духом с ™„ яым хладнокровием, однако я шт*ШШиГчяЁ21 когдалибо чувствовал себя более неловко чем^ ^ минуту. , тем в эту

Перед финальной трагедией произошла еще одна ко медия. 22 июля официальная английская экономическая

миссия, состоявшая из сэра Вильяма Кларка, в настоят» время уполномоченного в Канаде, мра Лесли УлваотГ мра Армстида и мра Петерса из длттломатичеаюго торгового отдела, прибыла в Москву. Они приехали для переговоров о возможности торговых сношения с боль шевиками. Их приезд потряс меня. Насколько я знал (твердой уверенности у меня не было), наша интервенция была делом нескольких дней. Чешская армия продвига лась на Запад. Она взяла Симбирск и осаждала Казань Чехи были наши союзники. Поскольку мы их поддержи вали, мы поддерживали борьбу против большевиков. Савинков захватил Ярославль, Савинков финансировал ся французами. Более того, в эту самую минуту британ ские войска были на пути в Архангельск. А здесь, в Москве, британская экономическая миссия предлагает мир и торговый договор большевикам. Было ли когда .* либо столь двусмысленное положение? Мог ли я изум \ .мяться, когда позднее большевики обвиняли меня в ма киавеллиевом коварстве и дополняли обвинение в престу плениях документальными ссылками на вероломство Альбиона. Увы! Ни обмана, ни предательства не было. Это был только пример того, как один департамент Уайтхолла не знает, что делает другой. Я отвез сэра Вильяма Кларка к Чичерину и Вронскому — комиссару торговли. Не могу сказать, чтобы я рад был свиданию с ними. Не много смог я узнать и от английских посетите лей. Сэр Вильям Кларк ничего не знал о планах союзни ков, касающихся России. Уркварт, имевший паи в горной промышленности в Сибири, был убежденным интервен том. Я был доволен, когда через два дня после бесплод ных разговоров они уехали в С.Петербург. Если бы они остались еще на сутки, они могли бы задержаться до бесконечности. На следующий день пришло сенсационное известие, что союзные посольства оставили Вологду и бежали в Архангельск. Хотя они выпустили бесполезное заявление, что их отъезд нельзя рассматривать как раз рыв сношений, большевики правильно учли его как пре людию к интервенции. Их отъезд, предпринятый оез единого слова предупреждения союзных миссий в Москве поставил меня в незавидное положение. Я ясно увидел что роль заложников, первоначально предназначавшаяся' по° слам, будет предоставлена нам. Вместе с моими французским, американским и итальянским коллегами я отправил ся к Чичерину, чтобы нащупать почву. Он был изысканно вежлив и очевидно старался не подать никакого повода для обвинения большевиков в разрыве сношений. Он просил нас остаться в Москве и заверил нас, что, что бы ни произошло, нам разрешат уехать, как только мы захотим Мы дали уклончивый ответ. Мы все еще не имели официального указания от наших правительств. Мы допуска ли, что союзники решили высадить войска. Мы предполагали, что они высадятся в Архангельске, Мурманске и Владивостоке. Наверное, мы ничего не знали. Однако было ясно, что наше положение в Москве не прочно, и я вернулся к себе, чтобы начать подготовления к отъезду. Ближайшие дни относятся к самым печальным дням моего пребывания в России. Мура уехала из Москвы дней десять тому назад с целью навестить родных в Эстонии. Изза борьбы на чешском и ярославском фронтах езда по желе зным дорогам строго контролировалась. Я не мог сно ситься с ней. Могло случиться, что я вынужден буду уехать из России, не увидев ее больше. В течение четырех ночей я не спал. Часами я сидел в комнате, раскладывая пасьянсы и мучая бедного Хикса идиотскими вопросами. Мы ничего не могли делать: самообладание меня покинуло, и я погрузился в мрачное уныние. 28 июля днем зазвонил телефон. Я схватил трубку. Говорила Мура. Она приехала в С.Петербург после шестидневных ужасных приключе ний. Пешком перешла она через границу между Эстонией и Россией. Сегодня ночью выезжала в Москву.

Реакция была поразительна. Теперь все было нипо чем. Если я опять увижу Муру, я знал, что смогу выдер жать любой кризис, любую неприятность, все, что гото вит мне будущее.