I. Усердие главных инквизиторов Вальдеса, Эспиносы и их преемников в царствование Филиппа II не ограничивалось преследованием лютеран, объявлявших себя таковыми в разговорах, писаниях и со своих кафедр. Гордясь необыкновенной властью, которую им даровал Павел IV, инквизиторы захотели обессмертить себя, предприняв сокрушение ливанских кедров и считая, конечно, тростники долины недостойными ударов. Великие люди, которые своими великими добродетелями и глубокими познаниями в богословии приобрели честь именоваться Отцами Церкви и докторами права на Тридентском соборе за борьбу против мнений лютеран, оказались подвергнутыми церковным наказаниям и преследованию как заподозренные в том, что исповедуют и поддерживают в душе мнения, с такой энергией опровергаемые ими в писаниях и речах. Виновниками этого преследования, в котором не меньше спеси, чем коварства, были люди, не изучившие Священного Писания так, как достопочтенные защитники истины, и не имевшие достаточного дарования для их опровержения, хулили то, чего не видали, по выражению св. Павла. История XVI века сохранила имена большого числа епископов и докторов богословия Испанского королевства, присутствовавших на Тридентском соборе и оказавших большую честь стране усердием к вере и обширностью знаний. Но их добродетели и ученость не внушили уважения святой инквизиции, осмелившейся предпринять тайно, во мраке своих архивов, процесс против этих героев веры и своей страны, чтобы заставить их страдать лично и уничтожить, если возможно, их высокую репутацию.

II. Восемь почтенных прелатов и девять докторов богословия из посланных Испанией в Тридент были отданы под суд инквизицией их страны. По стечению обстоятельств, а не по формальному желанию инквизиторов некоторые из этих дел были приостановлены раньше, чем было сделано какое-либо насильственное и скандальное посягательство на свободу этих богословов. Но это нисколько не должно ослабить строгого суждения о трибунале, в котором под покровом тайны зарождаются зависть, наглость и гонения и который не посмел бы ничего предпринять, если бы процессы шли публично к выгоде осужденных, что является для людей законом Бога и естественного разума. Я сейчас представлю несколько подробностей об этих жертвах инквизиции и об их процессах.

III. Мне следовало бы поместить здесь дело Каррансы де Миранды, архиепископа Толедского и примаса Испании;[62] но значение и интерес, которые представляет его процесс, заставляют меня составить из него три особых главы. Я буду говорить о других.

IV. Дом Педро Герреро, родившийся в Леса-де-Рио-Леса в Риохе, архиепископ Гранады, один из прелатов, пользовавшихся наибольшим доверием и влиянием на Тридентском соборе благодаря знаниям, добродетели, усердию и честности, был отдан под суд вальядолидской инквизицией за мнение, которое он высказал в году 1558 в пользу катехизиса дома Бартоломео де Каррансы, и за письма, которые он ему писал, а именно — за письма от 1 февраля и от 1 августа 1559 года. Знали также, что Герреро голосовал за него в комиссии Тридентского собора, которой было поручено рассмотрение его книги, а также в частной конгрегации того же съезда, одобрившей 2 июня 1563 года его поведение. Герреро предотвратил бурю, отрекшись от высказанного им мнения о Каррансе, когда узнал о распоряжениях Филиппа на этот счет. Его отречение произошло 30 марта 1574 года. Он высказал новое суждение о Каррансе, противоположное первому, будучи уверен, что его пошлют в Рим, как и случилось на самом деле, чтобы обострить дело Каррансы. Это засвидетельствовано письмом совета инквизиции к Филиппу II; в этом письме совет объявляет, что осуждения, которые Его Величество приказало потребовать от гранадского архиепископа, готовы и что существует крайняя необходимость отправить их в Рим, потому что можно опасаться, что дело скоро будет разбираться; процесс быстро[63] движется вперед благодаря той энергии, с которой он ведется, и что очень важно доставить документ, поскольку в Риме придают большое значение мнению гранадского архиепископа.

V. Было бы трудно составить себе правильное понятие о характере интриг и о количестве пружин, которые пришлось привести в действие, чтобы добиться от Герреро мнения, столь противоположного тому, которое у него было в самом деле. Кардинал Кирога, главный инквизитор, послал комиссаров и советников инквизиции с письмами от короля; одновременно с этим он просил в Риме приостановить процесс, пока верховный совет, ставший стороной-истцом против Каррансы, не будет в состоянии представить новые суждения, противоположные первым и данные личностями, столь сведущими и достойными уважения, что, без сомнения, они будут одобрены Его Святейшеством, особенно же суждения людей, уже раз подписавших благоприятный приговор, но убедившихся, что они недостаточно старательно рассмотрели сочинение ввиду высокого мнения, которое раньше имели об авторе. Папа особым бреве приказал, чтобы первые цензоры, благоприятствовавшие катехизису, рассмотрели его снова, произнесли о нем суждение и затем изложили свое мнение о некоторых других, неизданных сочинениях, представленных как принадлежащие Каррансе. Прибытие римского бреве породило новую придворную интригу. Кардинал Кирога, действовавший заодно с королем, спешно отправил доверенных людей к гранадскому архиепископу, чтобы убедить его возобновить свое осуждение, не объявляя, что он его делал по воле короля, но говоря, что он в данном случае исполнял приказание Его Святейшества. Эта интрига доказана тайной инструкцией, которую Кирога вручил своим комиссарам. Надо сознаться, что поведение гранадского архиепископа делает мало чести его памяти; но не следует забывать, насколько сурова была политика Филиппа II; нужно также принять во внимание преклонный возраст Герреро и то, что произошло между достопочтенным епископом Кордовы Осией и императором Констанцией.

VI. Дом Франсиско Бланке, уроженец Капильи в Леонской епархии, епископ Оренсе и Малаги, был отдан под суд как заподозренный в лютеранстве по тем же причинам, что и Герреро. Его процесс начался в Вальядолиде. Документом, послужившим поводом к его обвинению, было решение, вынесенное им в 1558 году в пользу труда, написанного и напечатанного Каррансой под заглавием Толкование на Катехизис христианского учения. Другие документы этого процесса представлены двумя письмами, написанными Бланке к архиепископу 5 апреля и 30 июля 1558 года, в которых он подтверждал мнение, высказанное им об этом труде. Наконец, некоторые узники вальядолидской инквизиции, арестованные за лютеранство, называли Бланке одним из защитников доктрины катехизиса. Арест Каррансы внушил такой страх Бланке, что он, не теряя времени, написал главному инквизитору и послал ему несколько других неизданных сочинений толедского архиепископа. Он получил приказ отправиться в Вальядолид, где поместился в монастыре августинцев. Он дал свои показания 14 сентября и 13 октября 1559 года, признал два своих одобрительных отзыва, но заявил, что не согласится их утвердить без нового рассмотрения, поскольку дал их недостаточно обдуманно и только потому, что репутация Каррансы импонировала ему. Нельзя читать показания и письма, которые он писал главному инквизитору, и не видеть того, что он был охвачен крайним страхом: чтобы выбраться из затруднения, он прибег к средствам, употребленным архиепископом Гранады, пример которого и приказ короля, поддержанные папским бреве, побудили его подписать отзыв против катехизиса и других сочинений Каррансы 23 апреля 1574 года в Малаге, где он был епископом, и 29 октября того же года, когда он только что был назначен на архиепископскую епархию Сант-Яго. Этот прелат умер 20 апреля 1581 года, написав различные сочинения, о которых Николас Антонио упоминает в своей Библиотеке.

VII. Дом Франсиско Дельгадо, родившийся в Вилья-де-Пун в Риохе, основатель майората графов де Берберана, сначала епископ Луго, а затем Хаэна, из отцов Тридентского собора, разделил участь тех трех лиц, о которых я только что говорил, поскольку был согласен с их мнением о катехизисе Каррансы и писал одобрительные письма. Он избег угрожавшего ему приговора, отрекшись и подписав 8 июня 1574 года новые суждения, противоположные первым. Этот прелат и оба архиепископа Гранады и Сант-Яго дошли до того, что назвали формально еретичными семьдесят два тезиса, а другие двести пятьдесят восемь — близкими к ереси или родственными ей. Эти тезисы были извлечены из различных сочинений Каррансы, которые им дали для просмотра. Они запятнали архиепископа Толедского подозрениями в ереси; чтобы оправдаться в своем одобрении в 1558 году его катехизиса, они заявили, что тогда они еще не читали других, ненапечатанных сочинений этого прелата и что придали католический смысл всем выражениям, допускающим это; в подлинном процессе Каррансы искусно плелись интриги мадридского двора, все нити которых были в руках верховного совета и некоторых других лиц, действовавших в Риме именем Филлипа II и главного инквизитора. Я извиняю слабость трех прелатов, боявшихся подвергнуться участи несчастного толедского архиепископа. Однако из уважения к истории, которой принадлежат эти события, я не могу освободить себя от их оглашения в качестве важной части моего исследования.

VIII. Дом Андреа Куэста, епископ Леона и один из отцов Тридентского собора, был привлечен к суду по той же причине. Архиепископ Севильский (бывший главным инквизитором) писал ему до ареста Каррансы, чтобы узнать, действительно ли он высказал благоприятное суждение о катехизисе Каррансы. Епископ ответил утвердительно, даже послал ему копию своего обоснованного мнения. Дом Фернандо Вальдес сохранил эту бумагу и не употребил ее, поскольку она не удовлетворяла его требованиям. Когда толедский архиепископ был уже арестован, сочли возможным начать процесс и против епископа Леонского. Главный инквизитор и верховный совет решили вызвать его на суд в Вальядолид, как епископа Оренсе дома Франсиско Бланке. Вальдес сообщил об этом королю, который написал Куэсте: все, что предпримут, будет сделано для дела Божьего и службы Его Величеству. Епископ Леона подчинился без сопротивления. 14 октября 1559 года его допрашивали в совете инквизиции в присутствии всех его членов. Ему представили отзыв, который он в 1558 году послал архиепископу Толедскому. Куэста признал его своим, но сказал: если он рассмотрит его снова, то увидит, не следует ли судить иначе об убеждениях Каррансы; пока еще придерживается прежнего мнения. Он вернулся в свою епархию и из Вильялона сообщил главному инквизитору новое мнение, благоприятное катехизису. Оно было основано на множестве ученых соображений и размышлений, которых он не привел в отзыве, посланном Каррансе. Его письма, заявления и суждения показывают сильную и смелую душу; это почти не позволяет думать ни того, что его отречение от собственных слов было вызвано в 1574 году, ни того, что его процесс возобновился около этого же времени, поскольку главный инквизитор и верховный совет, видя в 1560 году, что дело архиепископа Толедского доставляло им много хлопот и затруднений, решили отложить дело других епископов и известных лиц, которое они намеревались продолжать, когда выяснится результат только что начатого дела. Кто бы мог не восхищаться твердостью епископа Куэсты по сравнению со слабостью трех остальных прелатов, бывших по своему поведению во всем остальном людьми, достойными уважения?

Мне кажется, что Николас Антонио хотел сказать о другом лице, когда он в своей Испанской библиотеке называл Андрее де ла Куэста, родом из Ольмедо, профессора греческого языка в Саламанке и автора труда, озаглавленного Указание на неуважительный поступок, совершенный священником по отношению к некоторым канцелярским служителям дона Альваро д'Ока. Этот труд сразу после появления был запрещен как оскорбительный для священнического сословия и противный его привилегиям.

IX. Дом Антонио Горрионеро, епископ Альмерии, высказал в 1558 году благоприятное мнение о катехизисе Каррансы. Это и несколько писем, написанных им по тому же поводу (одно, между прочим, от 29 января 1559 года), были причиной того, что его привлекла к суду инквизиция Вальядолида. Тем не менее ему не запретили присутствовать на третьем созыве Тридентского собора, бывшем в 1560 году и в последующие годы. Система отсрочки была ему выгодна.

X. Дом Мельхиор Кано, родом из местечка Таранкон, в провинции Куэнса, отставной епископ Канарских островов, присутствовал на второй сессии Тридентского собора в 1552 году. Он принадлежал к ордену св. Доминика, как и дом Бар-толомео Карранса, и являлся его соперником по управлению и заведованию делами ордена, особенно с тех пор, как тот и другой были кандидатами на должность провинциала Кастилии, и Карранса одержал верх. Когда о катехизисе дома Бартоломео было донесено инквизиции, Бальдес поручил Мельхиору Кано рассмотреть дело, показывая будто благоприятствует автору выбором квалификаторов между монахами его ордена. В сущности, он не сомневался, что Кано противоположного с ним мнения, в чем он убедился благодаря нескольким частным беседам. Мельхиор применил богословскую отметку к нескольким тезисам катехизиса и других неизданных произведений архиепископа, попавших в руки инквизиторов по случаю процесса против схваченных лютеран. По-видимому, Мельхиор не сохранил тайны, порученной ему инквизиторами, поскольку Каррансе удалось узнать о том, что происходило во время его пребывания во Фландрии. Он воспользовался этими сведениями и написал Мельхиору; последний ответил ему из Вальядолида 28 января 1559 года. К этому-то времени Доминик Рохас, доминиканский монах (содержавшийся тогда в секретной тюрьме) и другие лютеране (о которых я говорил в этой Истории) свидетельствовали о некоторых фактах, породивших подозрения относительно Кано. Прокурор потребовал, чтобы Рохас подтвердил свои первые показания 3 октября 1559 года, потому что хотел его выставить в качестве свидетеля против разных лиц, которых он назвал; в том числе был и епископ Мельхиор Кано. Как улику включили в процесс его совет королю по поводу споров, которые этот государь вел с папой Павлом IV в 1555 году, а также тезисы, высказанные им в частных разговорах; некоторые из них имеются в его сочинении о богословских трактатах («De locis theologicis»). Тем не менее процесс не имел никаких последствий, потому что в тот момент, когда Кано должен был снова быть схвачен главным инквизитором, он имел ловкость предложить ему посвящение своего сочинения «De locis theologicis», которое было принято. Так как он не имел времени его издать, то решил завещать это сочинение незадолго до своей смерти в Толедо в 1560 году. Вальдес получил его и напечатал в Саламанке в 1562 году. Между тем впоследствии это сочинение попало в Индекс с требованием уничтожения одних статей и изменения других. Услуга, оказанная им главному инквизитору осуждением катехизиса Каррансы, и некоторые высказывания против архиепископа, делавшие подозрительной веру этого прелата, немало способствовали обеспечению ему безнаказанности. Диффамация, произведенная его речами, доказана в процессе против архиепископа свидетелями тайного следствия, которые были вызваны трибуналом для показаний без участия Каррансы и даже без уведомления его о происходящем. Вероятно, это обстоятельство дало повод думать, что Кано был его доносчиком. Брат Луис де ла Крус, доминиканский монах (заключенный в тайной тюрьме инквизиции Вальядолида по подозрению в лютеранстве, потому что, как говорили, он был увлечен примером Каррансы), будучи принужден дать объяснения относительно писем, которые он писал из Вальядолида 30 мая и 30 июня 1559 года, объявил 10 сентября, 22 ноября, 15 и 10 декабря: все, что говорили о Каррансе, было делом клеветы магистра Кано, его соперника, заклятого врага всякого блага, человека богатых дарований, но неугомонного. Он подтвердил свое показание 22 декабря того же года. Брат Хуан де Мануэль, монах того же ордена (который выступал в качестве свидетеля тайного следствия), объявил 18 октября 1560 года, что слышал, как брат Доминго Куэвас и брат Доминго Кальвете говорили, будто брат Антонио де Санто-Доминго, ректор коллегии Св. Григория в Вальядоли-де, утверждал, что архиепископ невиновен и так же несправедливо преследуем, как Иисус Христос, и убить магистра Кано было бы делом столь же угодным Богу, как служить обедню. Он объявил, что слышал, как тот же брат Антонио де Сан-Доминго говорил о Кано угрожающим тоном и произносил оскорбительные намеки против святой инквизации, потому что она дорожит подобным человеком. Магистр Гал-ло, профессор в Саламанке, один из богословов Тридентского собора, написал из Брюсселя графу де Фериа письмо от 24 апреля 1559 года, найденное в бумагах архиепископа; в нем есть следующий пункт: «Брат Мельхиор Кано — мой друг; это человек, на которого можно рассчитывать из-за многих известных мне хороших свойств; но я не могу оправдать всех его мнений, особенно того обстоятельства, что он не обнаружил больше умеренности в деле архиепископа, в деле, в котором я принимаю участие как человек, всецело преданный этому прелату. Я интересуюсь его участью со всем усердием настоящего слуги, и все лица моего положения настолько ему обязаны и благодарны, что ваше одобрение не может ничего прибавить к моей преданности; я написал архиепископу то, что откровенно высказал королю, и, надеюсь, он увидит, насколько я желаю ему успеха». Иезуит Педро де Рибаденейра писал из Рима 1 февраля 1560 года отцу Антонио Аросу, своему собрату, что там спорят о том, какое наказание можно было бы наложить на епископа Кано; между тем достоверно известно, что он скончался, не будучи судим.

XI. Дом Педро дель Фраго, епископ Хаки, преследовался инквизицией после того, как стал объектом клеветы, потому что верховный совет вел себя в этом случае необдуманно. Он родился в 1499 году в местечке Ункастильо, в епархии Хаки; его отец был Санто дель Фраго, а мать Мария Гарсес, оба из благородного сословия. Педро учился в Париже и стал доктором Сорбонны. Он научился еврейскому и греческому языкам и причислялся к лучшим латинским поэтам своего времени. Назначенный богословом Карла V на первый созыв Тридентского собора, он был там в 1545 году; на втором собрании в 1551 году он произнес латинскую проповедь в день Успения; эта речь составляет часть коллекции документов, относящихся к собору. В 1561 году Филипп II назначил его епископом города Альджеро в Сардинии, и он присутствовал в качестве такового на третьем созыве Тридентского собора. Несколько столетий тому назад епархия Хаки была присоединена к епархии Уэски, но их разделение было в то время предметом большого процесса. Так как Хаки выиграла его, то дом Педро дель Фраго был первым ее епископом в 1572 году; все жители Уэски, были очень недовольны жителями Хаки и их епископом из-за разделения епархии. Через год после этого назначения, когда дому Педро шел семьдесят четвертый год, совет инквизиции поручил инквизиторам Сарагосы навести справки об этом достойном прелате как заподозренном в ереси, потому что на него донесли, что неизвестно, исповедуется ли он, и что незаметно, чтобы он имел постоянного духовника; он служит обедню с недостаточной благопристойностью и делает многое другое, что послужило причиной доноса на него. Донос был составлен из четырех пунктов; последний был, очевидно, неприемлем: если бы в нем были верные факты против епископа Хаки, их бы выставили и более или менее четко определили бы. Не менее поражает то, что верховный совет до того забылся, что признал важным обстоятельством отсутствие сведений, кто является всегдашним духовником дома Педро, хотя ни один епископ не обязан иметь такового. Пункт о том, что неизвестно, исповедуется ли Педро дель Фраго, обнаруживает недоброжелательство со стороны доносчика, потому что епископы вовсе не обязаны более, чем остальные верные, исповедоваться открыто для того, чтобы публика была о том осведомлена. Что касается недостаточного благоговения при совершении литургии, в котором его упрекали, то не доказывает ли такое замечание о семидесятичетырехлетнем старике, что не было налицо никакого серьезного повода для его осуждения? Как осмелился совет поставить себя в такое смешное положение столь неосторожным поступком? Желание добиться права производить суд над епископами, имевшее, конечно, большое значение со времени буллы Павла IV от 1559 года, изданной по делу архиепископа Толедо, в преследовании советом дома Педро дель Фраго тоже играло важную роль; но тщеславие совета было посрамлено. В результате справок обнаружилось, что дом Педро дель Фраго посещал тогда свою епархию, чтобы организовать в ней пастырскую службу и ввести в действие указы и каноны Тридентского собора в крае, который из-за процесса с Уэской был долгое время лишен посещения своего первого архипастыря, — обстоятельство, затруднявшее для епископа установление нового порядка вещей. Филипп II, вознаграждая его услуги, назначил его в 1577 году епископом Уэски, где он основал епископскую семинарию. Дом Педро умер в 1584 году; тело его было перенесено на родину в больничную церковь, которой он был основателем. Он управлял в Уэске синодом и заставил принять основные законы, составленные и опубликованные им; он составил также Журнал самых замечательных происшествий, приключившихся на Тридентском соборе с 1542 до 1560 года, и написал несколько латинских стихотворений, доказывающих его большие познания в литературе. Память его еще глубоко чтится, и многие историки Арагонского королевства говорят о нем в своих летописях.[64]

I. Среди докторов богословия Тридентского собора, которых инквизиция преследовала и карала, первое место должен занять тот, чье дело кажется наиболее удивительным. Мы имеем в виду Бенедито Ариаса Монтануса; быть может, он является самым сведущим человеком своего века в восточных языках. Многие города Испании (Севилья, Херес-де-Лос-Кабальерос[65] и местечко Фрехеналь-де-ла-Сьерра) спорили о том, которому из них принадлежит честь быть местом рождения Ариаса Монтануса, подобно тому, как несколько городов Греции оспаривали право называться родиной Гомера. Ариас Монтанус был сведущ в еврейском, халдейском, сирийском, арабском, греческом и латинском языках; он знал французский, итальянский, английский, голландский и немецкий языки; он был раздаятелем милостыни при короле, рыцарем ордена Сант-Яго и доктором богословия в университете Алькалы. Так как в продаже больше не было экземпляров Библии Полиглотты кардинала Хименеса де Сиснероса, знаменитый Плантин, антверпенский печатник, представил Филиппу II соображения о пользе, какую принесло бы новое издание этого труда с поправками и дополнениями, а также с улучшенным печатным шрифтом. Филипп II одобрил план Плантина, обещавшего доставить хороший шрифт, и в 1568 году поставил доктора Ариаса Монтануса во главе этого предприятия. Этот ученый отправился во Фландрию, чтобы исполнить намерения монарха и составить список запрещенных книг, известный под именем Индекса герцога Альбы и изданный в 1571 году, как я сказал, в этой Истории. Чтобы придать большому труду перепечатки Библии Полиглотты наиболее совершенный вид, достали большое число неизданных экземпляров Библии на всех языках, выписав их из разных христианских стран. Это было тем легче сделать, что могущество Филиппа было весьма значительно и что папа издал несколько бреве для содействия исполнению этого предприятия.[66] Этот большой труд состоял из восьми томов форматом в лист. Первые четыре тома содержат книги Ветхого Завета на еврейском языке с латинским переводом, или Вульгатой; греческий перевод Семидесяти; латинское введение к нему и халдейский парафраз не только пяти книг закона (которые уже — с давних пор были в Комплутенской Бибнии,[67] но еще и остальной части Ветхого Завета, которая не была еще напечатана. Пятый том содержит Новый Завет на греческом языке с Вульгатой и на сирийском языке с латинским переводом, которого не было в комплутенской Библии. Три остальные тома известны под названием аппарата. Первый, то есть шестой, том всего труда, содержит Ветхий Завет на еврейском языке с латинским подстрочным переводом Ксантеса Паньино, ученого доминиканца, исправленным и более согласованным с еврейским оригиналом Ариасом Монтанусом, и Новый Завет на греческом языке с подстрочным переводом, слово в слово, того же Паньино. Второй том содержит грамматики и словари еврейского, халдейского, сирийского и греческого языков. Третий том (последний в этом издании) составлен из различных ученых трактатов Монтануса, необходимых для правильного понимания Священного Писания. Св. Пий V одобрил этот труд и способ его исполнения; Григорий XIII сделал то же, и оба изъявили свое удовлетворение особыми бреве, которые они послали своему нунцию во Фландрию. Доктор Ариас Монтанус, отправившись в Рим, сам поднес один экземпляр этого труда папе; его сопровождал посол Филиппа. Он обратился к Его Святейшеству с прекрасной речью на латинском языке, доставившей огромное удовольствие папе и кардиналам. Король подарил это издание всем христианским государям. Оно называется Королевской Библией, потому что было исполнено по приказанию короля; иногда также Филиппикой, по имени Филиппа II; Антверпенской, потому что оно вышло из печатных станков Плантина; Полиглоттой (многоязычной), потому что оно на нескольких языках; и Монтановской, потому что руководил работой Монтанус, хотя ему помогали несколько очень искусных ученых из университетов Парижа, Лувена и Алькала-де-Энареса.

II. Когда Ариас Монтанус вернулся в Испанию, приобретенное им уважение вызвало зависть, особенно среди иезуитов, потому что он не пользовался советами и не взял в сотрудники ни Диего Лайнеса, ни Альфонсо Сальмерона,[68] ни других богословов-иезуитов Тридентского собора. У него появился и другой враг — в лице Леона де Кастро; то был белый священник, профессор восточных языков в Саламан-ке; он был против Монтануса, потому что не принимал никакого участия в этой работе и потому что Монтанус не считал нужным советоваться с первым университетом Испании. Заступничество иезуитов, в котором он был уверен, побудило его донести на доктора Ариаса Монтануса главной инквизиции Рима. Этот донос был на латинском языке; другой, на испанском языке, он направил в верховный совет Мадрида. Доносчик обвинял Монтануса в том, что он дал еврейский текст, сходный с рукописью евреев, и сделал к нему толкование согласно мнениям раввинов, не принимая в соображение мнений Отцов Церкви, что оставляло бездоказательном большое число догматов христианской веры. Он обвинил автора в злонамеренности и назвал его заподозренным в иудействе, присваивающим себе звание раввина, то есть учителя. Это обвинение было простой клеветой, так как в тексте этой Библии, которую я видел, в конце каждого тома стоит подпись — «талмуд»,[69] что значит «ученик». Выдвигались против него и другие более или менее обидные упреки и ложные обвинения иезуитов. Говорили, что он пытался вставлять в текст как существенную часть толкования нескольких еретиков, знание которых он безмерно расхваливал в своих предисловиях и труды которых, использованные без разбора, помогли ему при выполнении этой работы. Леон де Кастро, с нетерпением ожидавший ареста и заключения Монтануса в секретную тюрьму, написал 9 ноября 1576 года дону Фернандо де ла Веге де Фонсеке, члену верховного совета, письмо, достойное стать известным, однако его размеры не позволяют мне поместить его здесь. В письме он возобновляет свой донос на Монтануса и ясно доказывает, что в нем преобладала досада на то, что его мнимое усердие так плохо вознаграждено. Ему покровительствовали люди, сильные при дворе, в особенности Родриго Васкес, председатель финансового совета. Почти нельзя сомневаться в том, что Ариас был бы заключен в тюрьму святой инквизиции, если бы не имел покровителем самого короля и если бы папа не одобрил его труда особым бреве. Столь сильные причины все же были недостаточны для его спокойствия, и он счел себя обязанным поехать для оправдания в Рим.

III. Леон де Кастро распространял экземпляры своих доносов, а иезуиты не преминули со свойственной им скрытностью делать то же. Такое поведение возмутило брата Луиса Эстраду, цистерцианского монаха, человека очень сведущего в восточных языках и основавшего коллегию своего ордена в Алькала-де-Энаресе. В 1574 году он обратился к Монтанусу с письменной речью, в которой он восставал против доноса Кастро и предсказывал его опалу. Педро Чакон, испанский ученый того времени, опроверг в своем сочинении этот донос. В статье он обращался к Леону де Кастро; он не ограничился уничтожением его доводов, но еще доказывал ему значительный вред, который нанесли бы христианской вере в случае признания, что все еврейские рукописи подделаны. Доносчик увидел себя обязанным издать сочинение под названием Апологетик. Он напечатал его, преодолев много затруднений, о которых говорит в предисловии, озаглавленном Острейший конфликт («Conflictus acerrimus»).

IV. Доктор Ариас Монтанус вернулся из Рима, и, так как он мог рассчитывать на благоволение короля, его не посмели арестовать и заставить перенести то же обхождение, какое перенес архиепископ Толедский. Ему определили в качестве тюрьмы город Мадрид; совет затем постановил, что ему вручат копию с доносов, сделанных против него, — ничто не может извинить инквизиторов, что они не приняли этой меры по отношению к Каррансе. Ариас Монтанус ответил на все, опроверг доводы своего противника и дал понять обиняками, что нападки на него были лишь результатом заговора иезуитов. Между прочим он сказал: «Леон де Кастро опирается на совет и защиту некоторых лиц, считающих себя единственно образованными и уверенных, что одни они живут честно и что никто в такой степени, как они, не ищет сближения с иезуитским орденом и не подражает ему; они хвастаются тем, что в своем исповедании разразились ненавистью против меня, ничего не сделавшего, чтобы заслужить ее; я ведь только самый малый и самый бесполезный из учеников Иисуса. Они злоупотребляют средствами и именем тех, которыми тайно управляют по собственному желанию, чтобы добиться своей цели. Я знаю их коварство; между тем я не могу сказать, к какой категории они принадлежат; воздержусь также называть их. В поведении и управлении делами они поступают весьма скрытно и тайно, хотя те, кто действует откровенно и искренне, легко обнаруживают их. Незамедлительно становится явной добродетель сумевшего выявить то, что скрыто в глубине сердца и окутано мраком. Тогда каждый найдет должную награду за свои дела».[70]

V. Главный инквизитор в согласии с верховным советом назначил квалификаторами по делу Ариаса различных богословов, которым вручили донос Кастро и его апологию, ответ обвиняемого и два сочинения Эстрады и Чакона. Главным цензором был Хуан де Мариана, иезуит, слывший за очень сведущего в восточных языках и в богословии. Этот выбор (в котором иезуиты принимали большое участие) заставил их думать, что Ариас не устоит. Мариана сознается, что до своего назначения квалификатором он старательно прочел труд Ариаса, чтобы быть в состоянии судить о нем. Тем не менее этот иезуит (твердый характер которого никогда не изменял ему) не оправдал надежд своего ордена. Он заявил, что антверпенская многоязычная Библия содержит погрешности и неточности, и указал их самым подробным образом, но не мог все же удержаться от признания, что они имеют мало значения и что ни одна не заслуживает богословской отметки; ввиду этого он не находит достаточной причины для запрещения этого труда; наоборот, есть основание надеяться, что чтение его принесет большую пользу. Это суждение Марианы было причиной того, что совет инквизиции высказался в пользу Ариаса, который скоро узнал, что выиграл процесс и в Риме. Филипп II имел настолько благоприятное мнение о Монтанусе, что в тот момент, когда его дело находилось в руках инквизиторов (1577 г.), поручил ему пересмотреть и привести в порядок королевскую библиотеку в Эскуриале, а также возобновить эту работу через два года, когда библиотека сделает новые приобретения. Иезуиты не простили своему собрату его непокорности и твердости, проявленных им против духа своего общества. В дальнейшем мы увидим, что они сделали его жертвой инквизиции.

VI. Доктор дон Диего Собаньос, ректор университета в Алькала-де-Энаресе, богослов третьего созыва Тридентского собора, не удовольствовался подачей благоприятного мнения о катехизисе Каррансы: своим влиянием на богословов этого университета он способствовал одобрению ими этого труда. Его процесс начался перед инквизицией Вальядолида; выставили его суждение о катехизисе, суждение богословов и письмо, которое он написал архиепископу 23 марта 1559 года, найденное в бумагах прелата. Он был присужден к денежному штрафу с предупреждением и освобожден от церковных наказаний, которые навлек на себя (как говорили) одобрением погрешностей катехизиса.

VII. Диего Лайнес, родом из местечка Альмасан, в епархии Сигуэнсы, второй генерал иезуитского ордена с 1556 года, года смерти его основателя св. Игнатия, до 1565 года, когда он сам умер, был оговорен перед инквизицией, как заподозренный в лютеранстве и в ереси, иллюминатов. Педро де Рибаденейра писал из Рима 1 августа 1560 года отцу Араосу, своему товарищу, и жаловался на то, что «некоторые члены испанской святой инквизиции, только что приехавшие в Рим и посланные главным инквизитором Вальдесом по делу архиепископа Толедского, говорили с меньшей осторожностью, чем подобает лицам, связанным клятвой, распуская слух, будто их генерал поражен свирепствовавшей тогда заразой; если бы даже это обвинение было обосновано, то осторожность ведь налагает долг молчания, потому что речь идет о человеке, который в значительной степени участвовал в работах собора, притом о человеке, которого папа особенно выделял и к которому относился с большим уважением». Далее Рибаденейра указывал, что для архиепископа Вальдеса не могло быть ни почетным, ни полезным, чтобы его подчиненные и эмиссары говорили о таком человеке с легкомыслием, поскольку все должны были думать, что они только повторяют слышанное ими от своего начальника. Иезуиты не простили Вальдесу преследования их генерала и способствовали отрешению его от должности в 1566 году. Диего Лайнесу, пребывавшему постоянно в Риме, удалось отклонить юрисдикцию инквизиторов Испании.

VIII. Брат Хуан де Регла, иеронимит, бывший духовником Карла V, провинциалом своего ордена в Испании и соборным богословом во время второго созыва Тридентского собора, был арестован по приказу инквизиции Сарагосы, по оговору иезуитов, как подозреваемый в лютеранстве. Он отрекся от восемнадцати тезисов, был оправдан и подвергся епитимье. Вследствие этого он питал непримиримую ненависть к иезуитам и распространял копии письма, которое ему написал из Саламанки епископ Мельхиор Кано 21 сентября 1557 года. В нем было сказано, что «иезуиты — иллюминаты и гностики[71] XVI века; что Карл V хорошо их знал и что Филипп II узнает их позднее». Это последнее обстоятельство заставило брата Габриэля Паласио, монаха реформированного цистерцианского ордена, в письме, которое он писал 16 марта 1558 года доктору Торресу, профессору в Сигуэнсе, бывшему затем епископом Канарских островов, сказать, как он был удивлен тому, что человек, присужденный инквизицией к наказанию и принужденный отречься от восемнадцати тезисов,[72] злоупотребляет влиянием духовника Его Величества.

Не могу разделять удивления Габриэля Паласио при виде доносов, которые брат Хуан де Регла сделал добровольно, не будучи вызван на суд инквизицией Вальядолида, 9 и 23 декабря 1558 года против архиепископа Каррансы, потому что эти доносы достаточно ясно доказывают, что Хуан де Регла был завистлив и не желал разбираться в истинности фактов. С другой стороны, известно, что Регла был человек большого таланта, но с характером, склонным к интриге, и со времени своей опалы вдался в лицемерие и ханжество. Этим он достиг того, что стал духовником Карла V и даже Филиппа II (по крайней мере, по жалованью и почестям) после того, как был наказан по подозрению в лютеранстве.

IX. Брат Франсиско де Вильальба, иеронимит из Монтамарты, уроженец Саморы, был одним из богословов второго созыва Тридентского собора и проповедником двух государей, Карла V и Филиппа II. Толедская инквизиция привлекла его к суду как заподозренного в лютеранстве; ему приписывали также происхождение от евреев. Он напутствовал императора в последние минуты жизни и произнес нагробную речь. Некоторые из его слушателей заявили, что у них волосы встали дыбом от его слов. Филипп II часто советовался с ним и изъявлял почтение к его советам, выраженным письменно. Другие монахи его ордена не могли без зависти видеть расположение, которым он пользовался у короля. Они прибегали к клевете, верному средству доносчиков, представив несколько тезисов, которые казались лютеранскими, и приписав их Вильальбе. С другой стороны, среди монахов его ордена пустили слух, будто он принадлежит к еврейской расе, по крайней мере по материнской линии. Собрался капитул ордена; был поднят вопрос о лишении его некоторых льгот, присвоенных королевским проповедникам, и эта мера была бы предпринята, если бы Филипп (предуведомленный об этом) не воспретил ее. Генерал и член капитула предприняли исследование генеалогии Вильальбы и открыли, что он происходит от старинных христиан, без примеси крови еврейской или мавританской или лиц, наказанных инквизицией. Протекция, публично оказанная Вильальбе королем, привела к тому, что его враги не смогли так быстро, как желали, добыть свидетелей, в которых они нуждались для установления достоверности факта ереси, что не позволило инквизиторам арестовать его до более полного осведомления. Между тем Вильальба умер в монастыре Экскуриала[73] в 1575 году, сохранив за собой среди добросовестных испанцев репутацию хорошего монаха и безупречного католика.[74]

X. Брат Мигуэль де Медина, францисканец, был приглашен в качестве богослова на третий созыв Тридентского собора. Уроженец Беналькасара, он был членом коллегии Св. Петра и Павла в университете в Алькала-де-Энаресе и настоятелем францисканского монастыря в Толедо. Он умер 1 мая 1578 года в секретной тюрьме инквизиции этого города до рассмотрения дела по подозрению его в исповедании учения Лютера. Это обвинение возникло из-за большого уважения, которое Медина оказывал богословским трудам монаха своего ордена Джованни де Феро. Некоторые из этих работ он напечатал в Алькала-де-Энаресе, приложив к ним примечания и поправки. В их числе были: Толкование на Евангелие от Иоанна и на его соборное Послание, Толкование на Послание св. Павла к Римлянам, которое уже было напечатано вне Испании со множеством ошибок, и Проблемы Священного Писания, опубликованные Франческо Джордже из Венеции. На эти труды поступил донос в инквизицию. Верховный совет выпустил 30 октября 1567 года циркуляр, предписывавший всем трибуналам инквизиции позаботиться об их аресте в подведомственных округах. 16 августа 1568 года он издал новый циркуляр, предписывавший аналогичную меру относительно Толкования на Екклезиаст того же автора. Брат Мигуэль де Медина взялся защищать его учение и опубликовал Апологию трудов брата Джованни де Феро. Это произведение возбудило много толков. Мигуэль, считавший нужным разъяснить свои взгляды, высказал много подозрительного и был арестован. Он умер в тюрьме святого трибунала после четырехлетнего заключения. Произведения его и брата Джованни де Феро были запрещены до исправления их. Эта мера побудила кардинала Кирогу, главного инквизитора, внести Апологию Медины в Индекс, опубликованный им в 1583 году. Николас Антонио поместил в своей Испанской библиотеке заметку о некоторых других трудах Медины, уверяя, что Медине удалось оправдаться по тезисам своего учения. Это утверждение неточно, так как Медина был объявлен заподозренным. Его виновность или невиновность являются спорными: его произведения были осуждены, он сам подпал бы под отречение и получил бы предупреждение, если бы смерть не прервала начатого процесса.

XI. Брат Педро де Сото, доминиканец, духовник Карла V и первый богослов папы Пия IV на третьем созыве Триде нт-ского собора, в 1560 году, был привлечен к суду инквизиторами Вальядолида как заподозренный в лютеранстве. Это подозрение было основано на показаниях, данных некоторыми сообщниками Касальи, в частности брата Доминика де Рохаса; на благосклонном суждении брата Педро о катехизисе Каррансы в 1558 году; на письмах, писанных им к этому архиепископу 9 марта и 23 апреля 1553 года; на его попытках побудить брата Доминика де Сото взять назад его первое мнение о катехизисе и одобрить его; оно было основано также на защите этой книги и на том, что он говорил и думал на соборных комиссиях, которым было поручено рассмотрение дела. Педро де Сото не был арестован, потому что он умер в Триенте в 1563 году, во время первых формальностей по его процессу. Он был уроженцем Кордовы. Филипп II возил его в Англию для улаживания церковных дел. Николас Антонио дал заметку о его трудах.

XII. Брат Доминик де Сото, доминиканец, профессор в Саламанке, присутствовал в качестве богослова на двух первых созывах Тридентского собора. Он имел большие познания в богословии, но история может осудить его за лживый характер и за отсутствие мужества; желая угодить сразу двум враждебным сторонам, он потерял уважение обеих. Я уже рассказал о его поведении в Севилье по отношению к доктору Эгидию, канонику-учителю этой церкви, избранному епископом Тортосы. Не более откровенно он поступил в деле его товарища по учению, архиепископа Толедского. Иквизиторы Вальядолида поручили ему рассмотреть и оценить катехизис Каррансы. Он отметил в качестве еретических, непристойных или благоприятствующих еретикам двести тезисов этой книги. Архиепископ, узнав об этом, написал в сентябре брату Педро де Сото, жалуясь на брата Доминика, и просил стать на его сторону и защитить его. Отсюда возникла переписка. Когда Карранса был арестован, в его бумагах нашли черновики писем Доминику и Педро де Сото; были еще найдены письмо по тому же делу к Луису де ла Крусу, мнение брата Доминика в пользу катехизиса и разные письма этого богослова от 14 и 30 октября, 8 и 20 ноября 1558 года, от 25 февраля и 23 июля 1559 года. Одно из них заслуживает особенного внимания — именно письмо от 20 ноября. В нем брат Доминик говорит об испытаниях, которые он претерпел от вальядолидских инквизиторов, и о насилии, учиненном над ним, чтобы принудить дать дурной отзыв о катехизисе Каррансы, хотя он признал его хорошим и согласным с здравым учением. Эти факты дали повод к его процессу; достоверно, что он был бы арестован и посажен в секретную тюрьму, но он умер 17 декабря 1560 года, когда его дело принимало серьезный оборот. Он догадывался об ожидавшей его участи, потому что его уже не приглашали в качестве квалификатора в процессах обвиняемых.

XIII. Брат Хуан де Луденья, доминиканец, уроженец Мадрида, настоятель монастыря Св. Павла в Вальядолиде, автор нескольких полемических сочинений против лютеран (которые упоминает Николас Антонио в своей Библиотеке), был привлечен к суду вальядолидской инквизицией в 1559 году по подозрению в лютеранстве, поскольку одобрил катехизис Каррансы. Он не увидал тюрьмы святого трибунала, однако был приведен на заседание трибунала для заслушивания обвинений. Он оправдался, заявив, что наспех прочел это произведение, по доверию к учености и добродетели автора, и не открыл в нем никакого заблуждения в отношении догматики. Он был присужден к тайной епитимье, не имевшей в себе ничего унизительного. Эта предосторожность, скрывшая от общества весть о процессе, позволила ему участвовать в третьем созыве Тридентского собора в качестве заместителя епископа Сигуэнсы и проповедовать перед отцами этого знаменитого собрания в первое воскресенье рождественского поста 1563 года. Если бы Луденья имел безрассудство защищать свой отзыв, он неминуемо был бы присужден к суровому наказанию.

К этой галерее епископов и богословов, членов собора, подвергшихся преследованию со стороны инквизиции, я присоединю список других прелатов, испытавших ту же участь, чтобы убедительно доказать, что тайна святого трибунала есть средство страшное, непреклонное и опасное даже для епископов, законных судей в деле веры со времени утверждения христианства. В этом списке отмечено одиннадцать архиепископов и двадцать восемь епископов.[75] Я составил его в алфавитном порядке.

1. Абад-и-ла-Сьерра (дом Агостино), епископ Барбастро, брат главного инквизитора, архиепископа Силиврии, о котором буду говорить сейчас. На него донесли в Мадрид в 1796 году как на янсениста в связи с его перепиской с присяжными епископами Франции, которых поголовно обвиняли в янсенизме. Этот донос не имел никаких последствий. Вторично напали на него в Сарагосе в 1801 году. Доносчики обвинили его в том же; они припомнили его сношения с французскими епископами и вменили ему в преступление, что он соглашался на брачные льготы в силу королевского декрета 1799 года. Сарагосская инквизиция приказала произвести опрос свидетелей, чтобы установить истинность этого обвинения; однако дело не подвинулось дальше, может быть, вследствие частных писем какого-либо члена верховного совета, так как опыт доказал мне, что провинциальные инквизиторы имели привычку поддерживать дружескую переписку с некоторыми членами совета, не думая, что они этим нарушают тайну, в соблюдении коей они присягали, без сомнения, потому, что члены совета были связаны той же присягой. Они писали последним о важнейших процессах, которыми были заняты. Если подобное сообщение произошло, можно предположить, что член верховного совета написал инквизитору Сарагосы, что будет неудобно продолжать процесс, начатый против епископа Барбастро.

2. Абад-и-ла-Сьерра (дом Мануэль),[76] архиепископ Силиврии в стране неверных (in partibus infidelium),[77] бывший епископ Асторги, главный инквизитор Испании по смерти дома Агостино Рубина де Севальоса. В 1794 году Карл IV велел ему покинуть должность и удалиться в Сопетран, бенедиктинский монастырь в четырнадцати милях к северо-востоку от Мадрида. Дом Мануэль имел проницательный ум и был весьма образован; его воззрения стояли на уровне просвещенности века. В 1793 году этот прелат велел мне представить ему план назначения ученых и честных критиков квалификаторами для отзыва о книгах и лицах. Это поручение явилось результатом нескольких наших бесед на эту тему. Познакомившись с принципами, на которых я основывал свою систему, он поручил мне изложить недостатки судопроизводства святого трибунала и предложить такое, которое было бы полезнее для религии и для государства. Когда этот прелат перестал быть главным инквизитором, один фанатичный монах донес на него самого как на янсениста. Правда, донос был отвергнут; если бы непроницаемая тайна, господствующая в секретариате трибунала, не поощряла к преступлению глупых и злых людей без всякого риска и опасности для них и к сведению не принимался бы ни один анонимный или псевдонимный донос, вероятно, имена многих лиц, отмеченных здесь, были бы вычеркнуты из реестров.

3. Арельяно (дом Хосе Ксавье Родригес д'), архиепископ Бургоса и член чрезвычайного совета Карла III. Этот прелат составил много трудов по богословским принципам Сумм св. Фомы так, как они преподаются доминиканцами, и против морали иезуитских авторов. Приверженцы последних и некоторые друзья инквизиции донесли в Мадрид на архиепископа Арельяно, пока он принимал участие в прениях совета. Его обвинили в янсенизме, потому что он исповедовал мнения, благоприятствующие светской власти; он не руководствовался в этих случаях внутренним смыслом и буквальным выражением булл, противоречащих его образу мыслей, и обнаруживал те же тенденции, когда возникал вопрос о защите пределов власти гражданской, королевской или епархиальной против святого трибунала, власть коего он крайне суживал. Инквизиторы не могли извлечь никакой выгоды из доноса, сделанного для того, чтобы погубить архиепископа Бургосского, потому что в доносе не было обозначено и формально выражено ни одного конкретного тезиса, прямо противоречащего религии или деятельности святого трибунала. В прежние времена инквизиторы, вероятно, не были бы так осторожны. Но не разумнее ли закрыть навсегда доступ всякому необоснованному доносу о преступлении ереси? И даже в этом случае почему бы не обязать точно указывать тезис, который противоречит учению?

4. Буруага (дом Томас Саенс де). Он был архиепископом Сарагосы и членом чрезвычайного совета, созванного Карлом III. Он подвергался той же опасности, что и Арельяно.

5. Мускис (дом Рафаэль де), уроженец Вианы в королевстве Наваррском. Он был подателем милостыни и проповедником королей Карла III и Карла IV, духовником королевы Марии-Луизы, жены последнего монарха, епископом Авилы и затем архиепископом Сайт-Яго. Он был замешан в деле дома Антонио де ла Куэсты, архидиакона Авилы, и его брата дома Херонимо де ла Куэсты, каноника-духовника того же собора. Для инквизиции больше ничего и не нужно было, чтобы начать против него процесс. О нем будет речь в главе XLIII. Этот прелат был одним из гонителей двух братьев. Документы его процесса были представлены Карлу IV. Этот государь признал интригу и присудил архиепископа к значительному штрафу и выговору, делающему ему мало чести. Так как инквизиторы не имели никакого интереса в утайке или подделке документов судопроизводства, то королю можно было видеть их полностью. Этот случай принадлежит к малому количеству тех, когда испанские короли приказывали представлять подлинные документы, составленные святым трибуналом. Правда, инквизиторы не преминули сказать, что министры злоупотребили своей властью, поскольку преувеличили объем своей юрисдикции, источник своей власти и сущность тайны, сопровождающей все их действия.

6. Св Хуан де Рибера, архиепископ Валенсии и патриарх Александрийский, — см. главу XXX.

7. Достопочтенный дом Фернандо де Талавера. Он был архиепископом Гранады. О его истории можно справиться в главах V, X,XIII и XXX.

8. Достопочтенный дом Хуан де Палафокс, архиепископ Мексики, — см. главы XIII, XV и XXX.

9. Акунъя (дом Антонио), епископ Саморы, начальник одной из кастильских армий, собранных народом для войны коммун против угнетения фламандцев, управлявших Испанией от имени Карла V. Этот государь желал, чтобы епископ и священники, участвовавшие в этой войне в качестве рядовых, были наказаны испанской инквизицией по подозрению в ереси, поскольку следовали кровожадному учению, противному духу кротости, преподанной и рекомендованной Иисусом Христом апостолам, и противоречащему идеям католической Церкви, установившей для священников, которые убивают, даже когда они делают это неумышленно и в целях самозащиты, каноническое наказание в виде лишения сана. Несмотря на этот справедливый довод, Лев X воспротивился тому, чтобы епископ Саморы и священники, его товарищи по оружию, были наказаны инквизицией. Он утверждал, что это дело явится истинным скандалом и вполне достаточно, если епископ будет судим в Риме, а священники — епархиальными начальниками (см. главу XIII). Какой пример для испанских священников, которые стали атаманами разбойников во время недавних смут в Испании под предлогом защиты независимости родины и прав своего законного государя! Почти все брали с собой своих наложниц; все без исключения были общественными ворами и оправдывали множество убийств, совершенных над французскими солдатами, встречавшимися поодиночке и беззащитными. Некоторые из этих священников убивали французов собственными руками. Однако советники Фердинанда VII дали ему понять, что не только не следует налагать наказания на этих священников — распутников и душегубцев, но их следует вознаградить, даровать им именья и отличия. Какая сумятица в мыслях! Но ведь св. Павел сказал: Иисус Христос вчера и сегодня тот же.

10. Ариас д'Авила (Хуан), епископ Сеговии, брат первого графа де Пуньонростро, — см. главу VIII.

11. Аранда (дом Педро д'), епископ Калаоры, председатель совета Кастилии при католических королях Фердинанде и Изабелле, — см. гл. VIII.

12. Касас (дом Бартоломео де Лас), епископ Чиапы в Америке, — см. главу XXV.

13. Картахена Американская. История епископа этого города, занимавшего кафедру в 1686 году, находится в главе XXVI.

14. Клеман, епископ Версальский. Этот прелат находился в Испании, когда был еще только каноником и сановником кафедрального собора в Оксере, в то время как Карл III созвал чрезвычайный совет из архиепископов и епископов для рассмотрения дела иезуитов и некоторых других дел церковной администрации. Клеман находился в дружеских отношениях с графами Арандой, Флорида-Бланкой и Кампоманесом и с некоторыми епископами из этого совета. Он был оговорен перед инквизицией, как янсенист и враг святого трибунала. Подробности об этом французском духовном лице читатель найдет в главе XLII.

15. Клименте (дом Хосе), епископ Барселоны, — см. главу XLII.

16. Диас (дом Фроилан), избранный епископом Авилы, духовник Карла II, — см. главы XXVI и XXXIX.

17. Эгидий (доктор Хуан), избранный епископом Тортосы, — см. главы XVIII и XXI.

18. Гонсало (дом Викториан Лопес), епископ Мурсии и Картахены, — см. главу XLIII.

19. Ла-Плана-Кастильон (дом Хосе де Ла-Плана), епископ Тарасовы. Он был членом чрезвычайного совета, созванного Карлом III. Инквизиторы отметили его как янсениста по тем же мотивам, что и Арельяно.

20. Мендоса (дом Альваро де), епископ Авилы. Он происходил из дома графа Тендильи, маркиза де Мондехара, гранда Испании, двоюродного брата герцога Инфантадо. Он был отмечен в реестрах инквизиции как заподозренный в ереси вследствие нескольких показаний, данных свидетелями в процессе архиепископа Каррансы.

21. Мендоса (дом Бальдассар),[78] епископ Сеговии и главный инквизитор в царствование Карла II и Филиппа V. Когда он отказался от своих обязанностей, инквизиторы занесли его имя в книгу заподозренных в ереси. О нем см. главы XXXIX и XL.

22. Малина (дом Мигузль де), епископ Альбарасина и член чрезвычайного совета, созванного Карлом III. Его постигла та же участь, что и других членов совета, — см. статью Арельяно и главу XLII.

23. Палафокс (дом Антонио), епископ Куэнсы при Карле IV. Брат его граф де Монтихо был грандом Испании, — см. главу XLIII.

24. Тавира (дом Антонио де), раздаятель милостыни и проповедник при дворе королей Карла III и Карла IV, епископ-настоятель Уклеса в военном ордене Сант-Яго, затем последовательно епископ Канарских островов, Осмы и Саламанки, — слава испанской церкви, слава испанской нации, слава национальной литературы, — был отмечен, как янсенист. О нем см. главы XXV, XXVI и XLII.

25. Торо (дом Хосе Фернандес де), епископ Овиедо при Филиппе V, — см. главу X.

26. Торо (дом Габриэль де), епископ Ориуэлы, член чрезвычайного совета, созванного Карлом III. Он был отмечен как сторонник янсенизма, — см. статью «Арельяно» и главу XLII.

27. Трехо (дом Антонио де). Он был епископом Мурсии и Картахены при Филиппе IV и в 1622 году подвергся ужасному обращению со стороны инквизиторов, без малейшей видимости правосудия, — см. о нем главу XXVI.

28. Вальнарсель (дом Висенте де), епископ Вальядолида. Он был присужден к уплате штрафа и к получению выговора по случаю процессов Антонио и Геронимо де ла Куэста, каноников Авилы, за участие в заговоре против этих двух братьев, — см. статью «Мускис» и главу XLIII.

29. Вальядолид (епископ) в 1640 году — см. главу XXVI.

30. Вирусе (дом Антонио де), проповедник Карла V, епископ Канарских островов, был обвинен в лютеранстве, — см. гл. XIII и XIV.

Примечания:

6

Леренские острова — на Средиземном море, у берега французского департамента Вар. Их два: Св. Маргариты и Св. Гонората.

7

Роза Ваноцца — любовница папы Александра VI, от которого у нее было пятеро детей, в том числе Чезаре Борджиа и Лукреция.

62

Примас — глава местной церкви (первосвятитель). Таковым в Испании является архиепископ города Толедо, древней столицы Испании.

63

Судопроизводство началось в 1558 году; прошло уже более пятнадцати лет, а совет инквизиции говорил, что процесс двигается быстро вперед. Пусть же по этому судят, насколько намерения совета были чисты и беспристрастны.

64

Район Уэска. Обозрение церквей Арагона. Т. VI; Латаса. Современная библиотека арагонских писателей. Т. 1.

65

Херес-де-лос-Кабальерос — город в испанской провинции Эстрамадуре. Имя получил от тамплиеров, или рыцарей (cabaleros) храма, которым он принадлежал.

66

Кабрера. История Филиппа II. Кн. 10. Гл. 6; Родригес де Кастро. Библиотека авторов испанских раввинов. Т. 1. Глава раввина Абраама Уске; Ногера. Жизнь Хуана де Мариана // История Испании, опубликованная в Валенсии Монфором.

67

Комплутенская (комплютензийская) Библия — Полиглотта, то есть многоязычная Библия, изданная кардиналом Хименесом в 1502–1517 гг. в испанском городе Алькала-де-Энаресе, который по-латыни называется Комплю(у)тум (Complutum).

68

Альфонса Сальмерон (1515–1585) — уроженец Толедо, один из основателей ордена иезуитов. Оставил «Толкования на Новый Завет», напечатанные в Мадриде в 1547–1602 гг. в восьми томах.

69

Здесь либо ошибка Льоренте, либо опечатка. Вместо «талмуд» следует читать «талмид», слово, обозначающее «ученика». (Примеч. ред.)

70

Объяснение различных способов читать и писать у евреев, напечатанное в Антверпене в 1584 году. Можно просмотреть также уже названных авторов, где найдутся письма, собрание коих было бы очень полезно издать.

71

Гностики — мистическая христианская секта, возникшая в конце первого в. нашей эры, распространившаяся сначала в Сирии и Египте и вскоре проникшая в Византию, Северную Африку и Рим. Разбуженный христианством интеллектуальный интерес не мог успокоиться до превращения новой религии в метафизику, то есть в законченную систему миропонимания, и гностики — это те христиане, которые стремились, с одной стороны, приступом завоевать эллинскую культуру для христианства, а с другой — привить эллинской культуре христианские идеи. При известной близости между христианством и гностицизмом было одно коренное расхождение по центральному вопросу, а именно по вопросу о происхождении зла. Страх признать Бога творцом зла заставлял гностиков допускать совечную ему материю. Раз материя источает зло, гносис не мог допустить, чтобы творцом мира был Бог: появление мира оказывается оплошностью; отсюда безнадежный пессимизм гностиков. Мир — творение рук ангелов, демиурга, а не Бога. Душа и тело — темница для духа; их упразднение — главная цель усилий человека. Это презрение к плоти влекло гностиков к признанию призрачности явления Христа на земле (докетизм). «Христос страдал не сам, но некто Симон Киринейский, который нес за него крест; этот Симон был по невежеству распят, сам же Христос только смеялся над распинавшими». Для раннего христианства докетизм был самым ярким признаком гностиков; они зачислялись в антихристы, потому что не исповедовали Христа пришедшим во плоти. Системы Тертулиана, Иринея и Оригена вытеснили дуализм гностиков, но вопросы, которые ими были выдвинуты, еще долго вызывали движения дуалистического характера, как, например, манихейство, павликианство, богомильство, альбигойство, а также неоплатонизм с его могучим влиянием на все средневековое миросозерцание.

72

Письмо Кано поместил Сьенфуэго в Жизни св. Франсиска Борхи. Кн. 4. Гл. 15; письма Паласио и брата Луиса Эстрады в неизданном сочинении, составленном иезуитом Педро Рибаденейрой, озаглавленном Слава и триумф общества Иисуса, полученные в гонениях на него («Glorias У Triumfos de la Compagnia de Jesus, conseguidos ensus persecuciones»); оно сделалось собственностью дома Рамона Кабреры, испанского священника, столь же достойного уважения своими большими познаниями, сколь враждебного предрассудкам.

73

Эскуриал — дворец и монастырь в 35 км от Мадрида, выстроенный Филиппом II в 1557 г. в виде решетки, на которой, по преданию, погиб св. Лаврентий, в память победы, одержанной Филиппом II при Сен-Кантене над французами в день св. Лаврентия (10 августа 1567 г.). В Эскуриале погребены Карл V и Филипп II. Там находится картинная галлерея и библиотека, богатая арабскими рукописями.

74

См.: Франсиско Сантос. История Св. Иеронима. Ч. IV. Кн. 3. Гл. 42.

75

В действительности архиепископов шесть и епископов двадцать четыре; общее число — тридцать. (Примеч. ред.)

76

Мануэль Абад-и-ла-Сьерра — сорок второй главный инквизитор Испании (1792–1794).

77

В стране неверных (in partibus infidelium) — техническое выражение римской курии для титулования католических епископов по имени городов, которые некогда были епископскими, а затем оказались либо во власти мусульман, либо резиденциями епископов восточной Церкви (греческой, болгарской, сербской, русской).

78

Бальдассар де Мендоса-и-Сандобал — двадцать восьмой главный инквизитор Испании (1699–1705).