Глава 9

ЧЕЛОВЕК-ЗАГАДКА

Сект и «Truppenamt»

Когда 11 ноября в 11 часов утра неожиданно на всех фронтах смолкли пушки, в Германии насчитывалось четыре действующих властных центра. Во-первых, прусский Генеральный штаб, воплощенный в Верховном командовании. Затем огромная, но постепенно распадающаяся армия. Солдаты практически повсеместно подняли красные флаги, отменили привилегированное положение, на котором находился офицерский корпус, и создали солдатские советы. Совет народных уполномоченных под руководством Эберта и Шейдемана объединил умеренных и демократов. И наконец, были убежденные революционеры. К ним относились независимые социал-демократы, различные коммунистические группы и матросы. При этом огромная масса немцев оставалась пассивной и беспомощной. Дворяне, предчувствуя недоброе, засели в своих поместьях; перед их глазами вставали яркие картины раздела помещичьих земель в России.

На общем фоне Генеральный штаб выступал как фактор решающего значения для всех сил, которые так или иначе стремились к порядку. Генштабистов по-прежнему объединяли личные пристрастия, сходный образовательный уровень и привычка к дисциплине. Кроме того, несмотря на обвинения в адрес штаба, что он является центром «прусского милитаризма» и воспитывает поджигателей войны, Генеральный штаб, как и прежде, окружала аура прямо-таки мистического уважения, и для этого, надо сказать, были основания. Продолжалась последняя битва, фронт все еще не был прорван, по крайней мере в Бельгии и Восточной Франции, войска еще находились в Польше, на Украине и в странах Балтии. Это политические деятели подписывали условия капитуляции, это канцлер и его приспешники поспешно объявили о сложении полномочий Верховным главнокомандующим. Генеральный штаб не имел с этим ничего общего. Его авторитет оставался незыблемым. Гинденбург по-прежнему оставался на посту начальника Генерального штаба. Первостепенное значение этого факта признавалось даже такими либеральными политиками, как Штресеман.

Довольно скоро даже народные депутаты поняли, что без Генерального штаба не обойтись. Влияние на народные массы стало ускользать из рук, и «народные избранники» нуждались в эффективном властном инструменте, чтобы направить революцию на путь умеренных реформ. Кроме того, соответствующий военный аппарат требовался для выполнения требований союзников по освобождению оккупированных территорий и проведению быстрой демобилизации.

Поскольку ситуация, связанная с перемирием, была предсказуема, с одобрения Гинденбурга опытные Гронер и Шлейхер в начале ноября приступили к составлению планов. Армию следовало отвести за Рейн, где должна была быть создана укрепленная оборонительная полоса. Требовалось восстановить порядок и воинскую дисциплину. Надежные войска необходимо было отправить в большие города, и в первую очередь в Берлин. И наконец, следовало направить мощные армии на восток с целью удержания территорий на Украине, в Польше и Балтийском регионе и создания защитного барьера от большевизма. Но жизнь внесла свои коррективы. Согласно условиям перемирия все оккупированные территории подлежали освобождению, а армия должна была быть демобилизована в кратчайшие сроки.

А тем временем возникли новые проблемы. Марионеточные режимы гетмана Скоропадского и грузинских меньшевиков потерпели крах. На Украине немецкие солдаты заражались большевистской пропагандой. В Венгрии сформировалось «красное» правительство. Чехи и поляки провозгласили независимость. По этому пути устремились Литва, Латвия и Эстония. Население оккупированных территорий восставало против германской власти. Начались беспорядки в Восточной Пруссии и Верхней Силезии. На востоке для Германии складывалось угрожающее положение.

Дома дела обстояли не лучше. В армии было создано порядка десяти тысяч солдатских советов. В конце ноября на свет появился Центральный солдатский совет, что-то вроде армейского парламента. Беспрецедентный случай в истории германской армии! Солдаты требовали немедленной демобилизации, устранения всех ранговых различий и права выбирать собственных командиров.

Теперь встал вопрос, кто будет отвечать за положение дел, солдатский совет или Генеральный штаб. Армия не меньше, чем Совет народных уполномоченных, была заинтересована в восстановлении порядка. К этому же стремились и союзники. Для социал-демократической республики, которую старались создать известные личности, придерживавшиеся умеренных взглядов, четко организованная демобилизация была делом жизни и смерти. В том самом Берлине, который Шейдеман в бурные ноябрьские дни называл не иначе как сумасшедшим домом, удалось отстоять необходимость наведения порядка, а для этого Генеральный штаб был просто необходим.

По мнению Генерального штаба, народные представители навлекли на себя позор подписанием условий перемирия. Но наиболее трезвые генштабисты прекрасно понимали, что Германия уже не в состоянии вести войну на нескольких фронтах. Они считали, что поражение относится скорее к политико-экономической, а не к военной сфере. Для таких людей подписание перемирия было не просто преступным фактом. Существовало нечто, что сблизило существующие партии и Гинденбурга, Гронера и Шлейхера. Призрак большевизма. Итак, возник странный альянс Генерального штаба с народными представителями, который охранял зарождающуюся германскую республику. Уже вечером 9 ноября Эберт, получивший портфели министра внутренних дел и военного министра во временном правительстве, позвонил Верховному командованию узнать, может ли он рассчитывать на поддержку в борьбе с большевизмом. Шлейхер дал утвердительный ответ, хотя ни одна из сторон не чувствовала себя комфортно, заключая подобное соглашение. Стороны с некоторой подозрительностью относились друг к другу.

Во время заключения этих договоренностей Гинденбург оставался слегка на заднем плане. Роль представителей Генерального штаба играли Гронер и Шлейхер. Гронер относился к числу сторонников буржуазной демократии, в то время как Шлейхер с недоверием рассматривал возможность существования армии в новом обличье. Руководитель первого генерал-квартирмейстерского департамента стал теперь своего рода политическим начальником штаба и преисполнился сознанием собственной значимости.

Курт фон Шлейхер, происходивший из того же социального слоя, что и Вальдерзе, был исполнен таких же политических амбиций. Он, обладая немалыми способностями, отличался от общепринятого образа прусского гвардейского офицера. Слабость Шлейхера заключалась в занимаемой позиции; он уделял слишком большое внимание лоббированию и интриганству. Гронер, человек принципиальный, был искренне заинтересован в том, чтобы вложить действенный властный инструмент в руки молодой республики, и он не интересовался политикой. Однако и Гронер и Шлейхер были едины в одном: основой для успешного ведения международных дел станет заключение союзов. Они хотели, чтобы Германия оказалась в том положении, когда она сможет заключать подобные союзы.

На самом деле создание солдатских советов наполняло Гронера и Шлейхера негодованием. Они невольно проводили параллель с недавними событиями в России. Но германские солдаты – это вам не русские солдаты. Большинство из них меньше всего думали о революции или уничтожении офицерства. Они хотели как можно скорее избавиться от формы. У Генерального штаба почти не было никаких хлопот с такими делегатами от советов, присланными в Спа. Им просто следовало объяснить проблемы, связанные с требованиями союзников, и выяснить, способны ли они взять на себя ответственность за приведение в порядок развалившегося государства. Если делегаты выражали готовность сотрудничать с Генеральным штабом (а так и было практически во всех случаях), то приступали к выполнению обязанностей, и больше с ними не было никаких проблем.

Это была первая победа Генерального штаба; вновь владение искусством руководства спасло Генеральный штаб. В следующий раз, правда невольно, способствовал сохранению штаба маршал Фош. Во время декабрьских переговоров о продолжении перемирия, первоначально ограниченного четырьмя неделями, Эрцбергер, развернувшись на сто восемьдесят градусов, потребовал присутствия представителей Генерального штаба. Фош категорически отказался иметь с ними дело.

Когда отвод войск из Франции и Бельгии был полностью завершен, Генеральный штаб перевел свою штаб-квартиру в Бад-Хомбург, оттуда в декабре она переместилась в Кассель. В Берлине заместитель начальника штаба начал ходить на службу в гражданской одежде, а 1 февраля 1919 года Генеральный штаб уже функционировал в режиме мирного времени.

С учетом сложившейся обстановки Гронер выдвинул конкретные требования. Учредительное собрание должно заняться выработкой конституции. Следует разоружить гражданское население. Необходимо запретить все солдатские и рабочие советы. Когда Гронер формулировал свои тезисы, Генеральный штаб обладал реальной властью. За штабом стояли дивизии, возвращавшиеся с фронта и, что вызывало особое чувство гордости, поддерживавшие традиционную прусскую дисциплину. Однако приходилось заниматься и делами на внутреннем фронте. Эберт мог одобрительно относиться к планам Гронера, но проблемы между рабочими и солдатскими советами, с одной стороны, и народными депутатами – с другой все еще не были решены.

В Берлине солдатские и рабочие гвардии, которые, как предполагалась, отвечали за безопасность депутатов, были всего лишь временным явлением. Руководство полицией находилось в руках независимых социалистов, в то время как радикальные элементы руководили настроенными более чем решительно солдатами нерегулярной армии и массой добровольцев, например, из народной морской дивизии (Volks-Marine-Division). В этих условиях только возвращение армии могло решить судьбу революции и республики, и то, что армию удалось вернуть достаточно просто (несмотря на отдельные трения с солдатскими советами), является последним военным достижением прусского Генерального штаба.

Гронер и Шлейхер понимали, что только столица является тем местом, где возможно принятие решений. Что бы ни происходило, Берлин должен находиться в руках нового правительства. По мнению Гронера, для решения всех практических вопросов именно Эберт как нельзя более подходил на должность канцлера. Он не мог не признать, что, имея незнатное происхождение, Эберт обладал качествами государственного деятеля. И хотя возмущенная «старая гвардия» обливала его презрением и подвергала насмешкам, медлить было нельзя. Начались беспорядки в Баварии, на Рейне и в Вестфалии; сепаратистские тенденции, распространению которых активно способствовала Франция, переросли в открытый сепаратизм, проявлявшийся в разных частях страны. Польское восстание в восточных провинциях грозило новой опасностью.

Руководствуясь этими соображениями, Гронер решил составить для Эберта план, согласно которому девять заслуживающих доверия фронтовых дивизий должны были занять Берлин. Комендантом города был назначен генерал Леквиз. Генерал настаивал на немедленной ликвидации народной морской дивизии. Шлейхер тоже требовал немедленных действий против незаконных формирований, тогда как офицер Генерального штаба майор Мейн уже организовал те пять «центурий» для ведения уличных боев, которые в конечном итоге образовали ядро прусской полиции (Schutzpolizei).

Но Эберт колебался в выборе решения. Он был лейбористом, и именно под его руководством рабочие в борьбе и муках пришли к революции. А теперь офицеры добивались его разрешения при необходимости стрелять в этих самых рабочих. Эберт начал понимать, что, независимо ни от чего, Генеральный штаб всегда считал гражданскую войну неминуемой.

11 декабря первые армии подошли к Берлину. Эберт встретил их у Бранденбургских ворот и объявил, что они были «непобедимы на поле боя». Солдаты слишком устали. Они мечтали об отдыхе и мире, и пропагандистская работа солдатских и рабочих комитетов дала желаемый результат. С этого момента процесс демобилизации вышел из-под контроля Генерального штаба.

Генеральный штаб планировал проводить демобилизацию дивизиями, в то время как солдатские комитеты настаивали на демобилизации по возрастным группам. Теперь солдатским комитетам удалось навязать свою волю. Те самые полки, которые гордо промаршировали по центральной Унтер-ден-Линден, начали исчезать. Старая армия была распущена. Выброшенной оказалась огромная масса оружия и боеприпасов, которыми даже подторговывали; подрывные элементы получили возможность перевооружиться. Центральный солдатский совет в очередной раз выступил с требованием об отмене всех ранговых отличий, отставке Гинденбурга и передаче совету высшей военной власти. Генеральный штаб проигнорировал эти требования. Таким образом, создалось положение, при котором ни Генеральный штаб, ни Совет народных уполномоченных, ни Центральный солдатский совет не обладали реальной властью.

16 декабря весь офицерский состав Генерального штаба, кто в тот момент присутствовал в Берлине, собрался в старом здании штаба, чтобы обсудить создавшееся положение. Спустя четыре дня состоялось второе совещание, на котором Шлейхер предложил несколько конкретных идей. Правительство, заявил он, не обладает действенными средствами власти. Следовательно, следует создать эти средства.

Еще 24 ноября Гинденбург направил распоряжения в адрес штабов армии, где предписывалось оказывать помощь в создании пограничных отрядов из добровольцев на востоке, но только 9 января временное правительство обратилось с призывом о формировании добровольческих отрядов. Результат не замедлил сказаться. За весьма короткое время были сформированы первые фрейкорпс (Freikorps) – нового типа отряды добровольцев, но в большинстве случаев их возглавили не офицеры Генерального штаба, а молодые, энергичные боевые офицеры, которые проливали кровь на войне. Вскоре по всей территории Германии стали возникать все новые и новые формирования. Наряду с профессиональными солдатами-наемниками (естественное порождение долгой войны) в них входили люди, искренне стремившиеся к восстановлению законности и правопорядка.

Эти добровольческие группы отличались по численности и оснащенности, но одно у них было общим. Хотя Генеральный штаб являлся создателем добровольческих групп, в скором времени они выдвинули своих лидеров, таких, как капитан Эрхард, генерал фон Эпп, капитан Рем и лейтенант Росбах, чьи взгляды ставили под угрозу традиции Генерального штаба. Постепенно добровольческие отряды превращались в центры политических волнений, чему в немалой степени способствовали их лидеры. Таким образом, произошло зарождение нового радикализма правых, чья духовная основа была замешана на чувствах фронтового товарищества, обиды и негодования, испытываемых поколением молодых людей, одетых в офицерскую форму. Впервые осуществилось фатальное слияние националистических и социалистических идей. История о предательском ударе в спину собрала самых яростных сторонников. Возникла секретная система, известная под названием Feme, которая расправлялась с изменниками и предателями. В первые месяцы 1919 года капрал Адольф Гитлер работал в подобном формировании в качестве политического агента («Education Officer»). В его задачу входил сбор информации обо всех политических партиях. Добровольческие отряды дали жизнь таким организациям, как «Consul», «Reichsflagge» и «Sportvereinigung Olympia», которые были в основном связаны с политической активностью. Убийц Ратенау и Эрцбергера следует искать именно в таких обществах. Формирование духа новой армии решалось в тяжелой борьбе между руководством добровольческих отрядов и Генеральным штабом.

Если мы хотим по достоинству оценить историю Генерального штаба в течение этого сложного периода, важно упомянуть о следующем. Поначалу Генеральный штаб был обеспокоен только установлением власти и порядка, то есть принципами, которыми в одинаковой мере руководствуются демократическая, монархическая и социалистическая общественная форма. Требовалось сохранить рейх, который теперь, по мнению Секта, стал символом вместо «королевского щита». Ошибочно считать, что этих людей совершенно не интересовала форма государственного правления. Но конечно, это не был вопрос первостепенной важности. Существовали разногласия между Генеральным штабом и Эбертом, который категорически не соглашался с предлагаемыми Гронером и Шлейхером жесткими мерами. Эберт настолько не поддавался убеждению, что Шлейхер в конце концов потерял терпение.

Однако размолвка продолжалась недолго. 23 декабря бойцы народной морской дивизии подняли восстание против народных представителей, мятежники заблокировали Эберта, который по телефону обратился к Шлейхеру за помощью. Первая попытка военной оккупации Берлина окончилась неудачей. Когда в январе положение усугубилось коммунистическим восстанием, организованным «Союзом Спартака», Совет народных уполномоченных был вынужден обратиться за помощью к добровольческим отрядам. В результате восстание было успешно подавлено с помощью минометов, артиллерии и бронемашин.

В час крайней нужды, несмотря на то что генерал Рейнхардт отвечал за демобилизацию в военном министерстве, Эбердт принял решение передать ведение всеми военными вопросами Густаву Носке, губернатору Киля. Носке, бывший плотник, а затем редактор социал-демократической газеты, ухитрялся удерживать под контролем кильских моряков. Предполагалось, что ему удастся договориться со спартаковцами. Офицеры настолько симпатизировали ему, что у капитана Пабста, начальника штаба кавалерийской дивизии, зародилась мысль провозгласить его диктатором. Носке не имел ни малейшего представления об этой идее, и она так и не была осуществлена. В первые месяцы 1919 года при Носке с помощью добровольческих отрядов, хотя и не без тяжелой борьбы, был восстановлен порядок.

Однако даже теперь ни Носке, ни Эберт не были полностью готовы покончить с идеей о солдатских советах. Старый офицерский корпус накапливал силы. Стал зарождаться новый тип солдатских организаций. 1919 год стал годом союзов бывших солдат (Soldatenbunde). В Центральной Германии капитан Франц Зельдте, офицер запаса, а ныне фабрикант, производитель газированной воды, и лейтенант-полковник Теодор Дюстерберг, некогда офицер Генерального штаба, основали организацию «Стальной шлем»; бывшие офицеры сформировали «Союз немецких офицеров» («Bund Deutscher Offiziere») и крайне монархическое «Национальное объединение немецких офицеров» («Nationalverband Deutscher Offiziere»). Людендорф вернулся из Швеции. События принимали иной оборот.

Центр военных интересов сдвинулся на восток. Ставка Верховного главнокомандования в 1919 году переехала в Кольберг. Здесь для защиты Германии от любых притязаний со стороны новой Польской республики были заложены основы для формирования пограничных отрядов. В это время были созданы два новых соединения «пограничная охрана севера» и «пограничная охрана юга». Положение осложнялось тем фактом, что германские подразделения под командованием майора фон дер Гольца, освободившего Финляндию от большевиков, при содействии «белой гвардии» и прибалтийской буржуазии вели до некоторой степени независимую войну в Балтийском регионе.

Сект, стремясь использовать вновь созданные пограничные соединения и добровольческие отряды для налаживания отношений с вновь образованным правительством России, не исключал возможность организации ими контрреволюционного переворота против рейха. Сект решительно противился любому плану, в успехе которого имел хоть какие-то сомнения. В свое время, под давлением союзников, от этих соединений пришлось отказаться.

Пока Сект на востоке успешно расправлялся с польскими мятежниками, в Париже обсуждались мирные инициативы, и в апреле все выглядело так, словно у германского правительства, которое теперь возглавлял Шейдеман, будет возможность высказать свою точку зрения. В начале года по наущению Генерального штаба Сект составил докладную записку в отношении армии. Согласно его плану, будущая армия рейха могла сложиться из старого контингента Пруссии, Баварии, Вюртемберга, Бадена и Саксонии. Эти контингента, сформированные на основании межгосударственных соглашений, должны были составить армию под командой военного министра и Генерального штаба рейха. Постоянная армия, согласно плану Секта, состоящая из двадцати четырех дивизий, набиралась из добровольцев, призванных на два года. Различные проявления демократии, вроде солдатских парламентов и выбора офицеров рядовыми, рассматривались как подрывные действия в отношении армии и подвергались искоренению. На эту концепции, безусловно, повлиял опыт в отношении массовой армии, приобретенный Генеральным штабом. К данному моменту Сект сильно сомневался в надежности подобной армии.

В марте был обнародован закон о временном рейхсвере. Согласно этому закону президент рейха, Эберт, становился Верховным командующим армией, а Носке, являвшийся министром рейхсвера, должен был действовать в качестве его представителя дома и за рубежом. Задача армии, как было заявлено, состоит в защите границ рейха и поддержании порядка. Численность рейхсвера, в который вошли добровольческие отряды, достигла четырехсот тысяч человек. Оставался нерешенным вопрос в отношении места и функций высшего командования и Генерального штаба.

Закон отменял не только такой оплот королевской власти, как военный кабинет, но и военное правосудие. Впредь офицеры подпадали под юрисдикцию гражданских законов. Далее. Военный не мог занимать пост военного министра. Кроме того, вопреки предложениям Секта, представители гарнизонов и крупных войсковых соединений должны были образовать армейский кабинет (Heereskammer), взамен солдатских советов, которые наконец-то следовало отменить.

Прусское военное министерство и Генеральный штаб создали две комиссии, которые должны были сопровождать германскую делегацию в Версаль. Гронер назначил Секта в комиссию Генерального штаба, которая в конечном итоге объединилась с комиссией военного министерства. Сект вновь сформулировал предложения Генерального штаба в отношении рейхсвера. Вероятно, предчувствуя возражения относительно четырехсоттысячной армии, он предложил трехсоттысячную армию из сверхсрочников, вооруженную самолетами, танками и тяжелой артиллерией. В поддержку придавалась милиция, основанная на воинской повинности. Сект заранее предупреждал, что не следует давать обязательств об одностороннем разоружении; Германия не должна связывать себя обязательством об односторонней демилитаризации левого берега Рейна. Гронер, полностью разделяя мнение Секта, объявил Национальному собранию, что самой важной политической проблемой Германии является гарантия ее способности к созданию альянсов. Он зашел настолько далеко, что заявил о необходимости предпринять попытку для сохранения, по крайней мере, западной части Эльзаса-Лотарингии в качестве стратегического укрепрайона.

Но когда в мае 1919 года германские делегаты прибыли в Версаль, все важные решения оказались уже приняты. Делегатам вручили окончательный документ и объяснили, что для высказывания замечаний им отводится крайне ограниченное время. Союзники планировали полное разоружение Германии; сокращение численности армии до ста тысяч человек; отмену всеобщей воинской повинности; упразднение Генерального штаба. Новая германская армия лишалась права использовать самолеты, танки и тяжелую артиллерию. Устанавливался двенадцатилетний срок службы в армии; для офицеров этот срок составлял двадцать пять лет. В ведении флота были оставлены несколько крейсеров и старых линейных кораблей; численность сокращена до пятнадцати тысяч человек. Германии запрещалось иметь подводные лодки. Кроме того, император и ряд известных генералов должны были быть выданы в качестве военных преступников.

Помимо перечисленных условий, договор предусматривал передачу Польше Посена и большой части Западной Пруссии; Восточная Пруссия отделялась от рейха коридором. Данциг должен был стать так называемым свободным городом. Левый берег Рейна и часть территории правого берега были демилитаризованы. Контрольная комиссия должна была наблюдать за исполнением условий договора по разоружению. Секту было бессмысленно упрекать графа Брокдорфа-Ранцау, министра иностранных дел, который возглавлял делегацию, в том, что он недостаточно энергично отстаивал интересы армии. Решение о разоружении Германии было окончательным. Сект безуспешно прилагал усилия, чтобы добиться согласия иметь двухсоттысячную армию и оставить на вооружении авиацию. В свою очередь, Гронер считал, что разговор должен идти по меньшей мере о трехсотпятидесятитысячной армии.

Еще до того, как германская делегация покинула Версаль, встал естественный вопрос, что случится, если Германия откажется подписать условия договора. В течение мая Гронер обсуждал с Сектом и Рейнхардтом такой вариант. Ни Сект, ни Гронер не питали никаких иллюзий относительно незащищенности Германии на западе и ее неспособности удержать Рур, Рейн, Гессен или Баден. Эльбу, по крайней мере, по мнению Гронера, можно было отстоять.

Правительство официально обратилось к Гинденбургу, интересуясь его точкой зрения относительно перспектив вооруженного сопротивления. Гинденбург ответил, что успех возможен на востоке, чего он не может сказать о западе, и заметил, что, как солдат, он предпочел бы с честью погибнуть, чем сдаться. Таким образом, Гинденбург вновь переложил всю ответственность на политиков. Гронер оказался честнее. Он отказался дать согласие на уничтожение своей страны, а поскольку не было иной альтернативы, рекомендовал подписать договор. Когда в Кольберге дело дошло до принятия решения, Гинденбург вышел из комнаты для заседаний.

Согласно прусскому кодексу чести Гинденбург был прав. Германия должна была пасть в сражении. Но были те, для кого существовало кое-что дороже кодекса чести. Сект считал, что гораздо важнее сохранить армию и возможность возрождения военной мощи.

Как мы уже говорили, Версальский договор предписывал роспуск Генерального штаба. Это, однако, не касалось так называемого «оперативного» Генерального штаба (Truppengeneralstab). В день подписания договора Рейнхардт вызвал Секта и попросил его принять дела Генерального штаба до «полной его ликвидации». Сект согласился, но из письма Гинденбургу от 7 июля становится понятно, что он задумал. Он «не станет могильщиком Генштаба», пишет Сект, и будет сохранять «не форму, а дух» Генерального штаба.

Правительство Германии категорически отказалось передавать Гинденбурга, Людендорфа или кого-либо еще как военных преступников. Был создан Имперский архив для изучения опыта войны и парламентская комиссия для выяснения причин поражения и изучения поведения государственных деятелей и высокопоставленных офицеров. Представший перед комиссией Гинденбург не скрывал обиды и возмущения. Он считал себя жертвой, получившей «предательский удар», жертвой тех, кто теперь заседал в комиссии по расследованию. Он отказался пожать руку председателю комиссии и вскоре заставил членов комиссии почувствовать, что он скорее обвинитель, чем обвиняемый. Свою роль сыграли его внушительная фигура и раскатистый бас. Германия победила бы в войне, заявил он, если бы не эти «недовольные и нытики». Гинденбург был искренне в этом убежден. Удивительно, как можно было до такой степени заблуждаться!

Высшему командованию было разрешено оставить штаб в Кольберге до 1 января 1920 года, официальной даты вступления договора в силу. Это же касалось прусского военного министерства. Было ясно, что первоочередной задачей является создание сильного и действенного органа управления новой армии. Сект задумал некую организацию, в которой департаменты рейхсвера будут обладать равными полномочиями и подчиняться непосредственно министру рейхсвера. Этими департаментами стали Heeresamt, взявший на себя функции бывшего военного министерства, и Truppenamt – Войсковое управление, Генеральный штаб в закамуфлированном виде[16].

Сект создал «совет армии» из высшего генералитета на основе английской модели и предусмотрел наличие в рейхстаге парламентского секретаря для обеспечения интересов армии. Ситуация осложнялась тем обстоятельством, что Сект серьезно заболел и смог приступить к своим обязанностям только осенью. Однако к 1 октября реорганизация министерства рейхсвера была полностью закончена. Министерство теперь располагалось на Бендлерштрассе; прежнее прусское военное министерство наконец-то закончило свое существование. Гронер вышел в отставку и занялся политикой.

Создание должности главнокомандующего сухопутными силами (Chef der Heeresleitung) – который напрямую подчинялся министру, изменило горизонтальную структуру, придуманную Сектом, на вертикальную.

Генерал Рейнхардт, назначенный Chef der Heeresleitung, являлся фактически главнокомандующим рейхсвером.

Наиболее важными из департаментов, находившихся в подчинении этого офицера, были Heeresamt и Truppenamt. Казалось бы, Сект был наиболее подходящей кандидатурой, но Носке убедил Эберта назначить на должность начальника Heeresamt генерала Рейнхардта.

Сект возглавил Truppenamt – Войсковое управление; под его началом было порядка шестидесяти офицеров. Однако возникла небольшая заминка. Гронер хотел сохранить для Войскового управления существовавшее для Генерального штаба право напрямую обращаться к главе государства, но в новых условиях это стало невозможно. Правило утратило силу, так же как и теория «всеобщей ответственности» офицеров Генерального штаба, поскольку значительная часть задач, которые раньше решал начальник Генерального штаба, перешла теперь к главнокомандующему сухопутными силами, который объединял в своем лице функции Верховного командующего и старшего офицера Генерального штаба.

Но даже в сложившейся ситуации Сект смог решить три важнейших вопроса. Он добился организации Имперского архива, в котором хранились все документы, относящиеся к войне и велась работа по изучению военного опыта. Он смог сохранить комиссаров округов, занимавшихся пограничной охраной. Новый закон в отношении армии был обнародован в 1921 году и ограждал армию от любых видов политической деятельности. В результате армия была защищена не только от коммунистического, но и от демократического влияния.

Пока еще власти, отвечавшие за новую армию, не составляли единого целого. Скрытая напряженность сквозила в отношениях между Рейнхардтом и Сектом, между демократами и консерваторами. Сюда же следует добавить антагонизм между генералом фон Лютвицем, с одной стороны, и Сектом и Рейнхардтом – с другой. Беспокойство вызывал и тот факт, что руководство рейхсвера не находило общего языка с добровольческими отрядами.

Военные искатели приключений, считавшие, что республика предала их, обычно собирались в помещении одной из тех многочисленных тайных организаций, для которых характерным было смешение националистических и революционных настроений. В то же время успешно развивалось движение, организованное членами бывшей партии Vaterlandspartei, лидером которой был Капп. Расчеты Каппа строились на том, что, строго говоря, рейхстаг должен быть заменен Национальным собранием, и президент республики должен избираться Национальным собранием, а не народом. В скандал, затеянный Каппом, был втянут министр финансов Эрцбергер, который до некоторой степени навлек дурную славу на все правительство республики.

Теперь Капп занялся планированием государственного переворота. Правительство следовало застать врасплох и с помощью военных посадить под замок. Затем объявить тоталитарный режим и восстановить прежнее прусское повиновение. Идеи Каппа и его друзей привлекли Лютвица. Людендорф и полковник Бауэр, как и ряд других личностей из юнкеров, примкнули к Каппу. Лютвиц считал, что недовольные существующим положением добровольческие отряды станут идеальным инструментом для осуществления государственного переворота. В конечном итоге 13 марта 1920 года была предпринята попытка совершить переворот.

Опытные офицеры Генерального штаба вроде фон Лоссберга понимали, что подобный шаг приведет к ослаблению власти государства, но Сект думал иначе. В начале 1920 года произошли инспирированные коммунистами серьезные волнения в Саксонии, Южной Германии и в Руре. Это были явные признаки готовящегося серьезного восстания. Однако Сект противился использованию армии в полицейских целях. Армия, считал он, не должна заниматься подавлением восстаний, вмешиваться в классовую борьбу, служить инструментом гражданской войны. Сект стремился к тому, чтобы армия стала новым государством в государстве; армия будет защищать основы государства, но будет стоять вне политики.

Лютвиц, руководствуясь каким-то донкихотским безрассудством, совершил грубую ошибку, направив правительству ультиматум. Теперь члены правительства были предупреждены и могли сбежать. Сект оказался более предусмотрителен. Попытка добровольческих отрядов совершить переворот была направлена не только против правительства, но и против Генерального штаба. Необдуманная, плохо подготовленная попытка, которую предприняли Капп и его сторонники, могла серьезным образом отразиться на сплоченности армии. Не стоит забывать, что, по мнению Секта, добровольческие отряды были предшественниками рейхсвера. Когда мятежники вошли в Берлин, Носке и Рейнхардт подняли вопрос об использовании против них сил рейхсвера. Сделанное по этому поводу замечание Секта можно рассматривать как пример лаконичного суждения: «Truppe schiesst nicht auf Truppe»[17].

Затем Сект поинтересовался у Носке, хочет ли он увидеть сражение у Бранденбургских ворот. Когда Носке воскликнул, что не видит впереди ничего, кроме краха, Сект в ответ лишь насмешливо улыбнулся. Руководитель Войскового управления, хотя и мог уже решить исход дела, счел возможным занять выжидательную позицию.

Вступление морских бригад Эрхарда и других формирований добровольческих отрядов в Берлин заставило правительство переехать сначала в Дрезден, а затем в Штутгарт. Уехали все, за исключением вице-канцлера Шиффера, оставшегося в качестве посредника. Капп объявил о назначении фон дер Гольца начальником Генерального штаба. Сект спокойно подал заявление об отставке, оставив Войсковое управление на своего заместителя.

Гольц так никогда и не заступил на новый пост, поскольку правительство продемонстрировало похвальную решимость, объявив о всеобщей забастовке. Большинство командующих рейсвера заняло выжидательную позицию. На четвертый день военная диктатура исчерпала свои ресурсы. Генеральный штаб получил наглядный пример абсурдности военной диктатуры без поддержки масс.

Сект раньше других понял всю нелепость этой затеи. Когда его спрашивали, почему он не присоединился к перевороту, Сект отвечал, что прусский генерал не нарушает клятву. Все помыслы Секта были устремлены на то, чтобы сохранить целостность армии, целостность, если можно так сказать, его собственного инструмента.

Весьма характерно, что Сект воспрепятствовал заключению в тюрьму Эрхарда, Лютвица и высшего офицерства, принимавшего участие в путче. Это было так же типично для него, как и скрытый антиреспубликанизм, как его отношение к флагу республики. Он признавал этот флаг, по его же собственным словам, только потому, что не желал, чтобы прежние имперские цвета (черный, белый, красный) были опорочены республикой.

17 марта, в тот день, когда утром Капп покинул Берлин, а днем за ним последовал Лютвиц, Носке по телеграфу передал Секту командование войсками группы I. Тогда же вице-канцлер Шиффер возложил на него обязанности главнокомандующего сухопутными войсками (вместо уволенного с этого поста Рейнхардта). Носке тоже был освобожден от должности министра рейхсвера. Некоторые из коллег Секта считали, что он продался республике. Полковник Бауэр заявил, что, по мнению всех офицеров, Сект сам выносит приговор и сам является приговоренным. Это говорит только о политической недальновидности тех, кто занял подобную позицию.

Путч Каппа нанес смертельный удар по доверию рабочих к новому демократическому государству, что привело к серьезным волнениям, опять инспирированным коммунистами, в Рурской области. Несколько добровольческих отрядов было разоружено, часть людей погибла. Мятежники захватили оружие и бронемашины, по сути, появились революционные войска, и на сей раз нельзя было обойтись без помощи германской армии. В ходе операций в нескольких случаях формирования рейхсвера нарушили демилитаризованную зону, после чего Франция направила оккупационные войска во Франкфурт и Дармштадт.

Теперь Сект наконец-то приступил к восстановлению армии. Фактически пост главнокомандующего сухопутными войсками, который он теперь занимал, противоречил Версальскому договору. Согласно условиям договора Германии запрещалось иметь не только Генеральный штаб, но и генералиссимуса. Командование рейхсвера должно было подчиняться парламентскому военному министру, являвшемуся гражданским лицом. Поэтому Секту в первую очередь требовалось удержать за собой должность главнокомандующего.

То, что он ухитрился удержаться на этой должности, не было связано с какой-то особой способностью, которая помогла ему снискать расположение недавних врагов. После подписания договора прошел ряд совещаний, и Сект сопровождал германскую делегацию на первое из этих совещаний в Спа, где должно было состояться обсуждение окончательного сокращения армии до ста тысяч человек. Вероятно, при более искусном ведении переговоров Германии удалось бы сохранить двухсоттысячную или, по крайней мере, стопятидесятитысячную армию, поскольку, по мнению Англии, Франция начала занимать ту же возмутительную позицию военного превосходства, которую до этого занимала Германская империя. Одним словом, Ллойд Джордж вполне мог пойти на некоторые уступки. Но Ллойд Джордж, имевший в течение войны огромное количество разногласий с собственными генералами, не видел особой пользы от генералов, и, уж конечно, высокомерная манера Секта не могла убедить его в том, что прусские генералы отличаются от британских в лучшую сторону.

Сект умудрился сделать все как нельзя лучше. Суть задуманного им хорошо показал французский писатель, который написал, что Сект пытался сделать из рейхсвера ядро будущей национальной армии. Сект создавал рейхсвер как армию, каждый военнослужащий которой готовился таким образом, чтобы в будущем занять более высокую должность. Сект не испытывал доверия к массовой армии. Он создавал элитную армию, уделяя особое внимание обучению и военной подготовке офицеров. Этот замысел тем более понятен в связи с тем, что наконец-то закончилась позиционная война, метко названная биографом Секта «тактическим извращением». Между прочим, именно благодаря мобильности особым признанием Секта пользовалась кавалерия. Союзники, считая кавалерию устаревшим родом войск, не наложили ограничений на ее численность, чем немедленно воспользовался Сект. Суть его плана заключалась в том, чтобы компенсировать малочисленность армии максимальной мобильностью.

Недоверие, которое многие, а не только Сект, испытывали к массовой армии, было одной из причин, по которой Сект отдавал предпочтение небольшой элитной армии. Но само собой разумеется, что речь шла о высококвалифицированной армии, даже с учетом того, что Германия не будет вести войну на нескольких фронтах. Перед Германией стояла неотложная, трудновыполнимая проблема: защита собственных границ. На востоке на германскую территорию втискивались Польша и Чехословакия, и если отношения с Чехословакией постепенно становились относительно дружескими, то Польша претендовала на большие, относительно условий договора, территории в Восточной Пруссии и Верхней Силезии. Возникла реальная угроза конфликта. Решение о судьбе Верхней Силезии должен был принять народ. Польша попыталась ускорить это решение с помощью подготовленных восстаний. Понятно, что стотысячная армия была слишком мала для преодоления назревших проблем; вот почему мысль о всеобщей воинской повинности никогда не снималась с повестки дня. Теперь понятно, по какой причине Сект не расставался с идеей о мобильной элитной армии, усиленной призванной на военную службу милицией. На тот момент ближайшим воплощением этой идеи был проект пограничной охраны восточных границ («Grenzschutz Ost»).

Несмотря на условное ограничение армии до ста тысяч человек, Сект продолжал стремиться к увеличению даже своей отборной, элитной армии в два, а то и в три раза. По мнению Секта, это должен был быть медленный процесс (в свое время подобный метод встретит яростное сопротивление со стороны Гитлера). Можно сказать, что подготовительные мероприятия к созданию задуманной Сектом армии начались уже в сентябре 1921 года с системы тщательно продуманных, детально отработанных тренировок.

Сект, рассматривая рейхсвер как ядро будущей национальной армии, считал, что он ни при каких обстоятельствах не должен использоваться в гражданской войне. Использование армии в полицейских целях могло привести к разрыву между армией и народом, которого следовало избежать любой ценой, поэтому-то офицеры должны были оставаться абсолютно аполитичными. Офицеры не могли быть контрреволюционерами, но и не могли быть республиканцами.

Не все социал-демократические политики были настроены к армии столь дружелюбно, как Эберт и Носке. Несмотря на то что представители государства предпринимали решительные действия по защите интересов армии, Сект сохранял пропасть между армией и государством. Глава государства, по мнению Эберта, должен лично заниматься своими вооруженными силами и быть заинтересован в увеличении их дееспособности. Эберт стремился присутствовать на парадах и маневрах. Этот человек обладал качествами, которые притягивали людей, однако Сект пресекал все его попытки вмешиваться в дела армии. Президент республики не имел отношения к рейхсверу, и рейхсвер отвечал ему тем же.

В этом отношении Сект заметно отличался от Шлейхера, который заявлял, что офицеры должны соответствовать духу времени. Это было несложно, поскольку офицеры рейхсвера в основном были выходцами из буржуазии, хотя 9-й пехотный полк в Потсдаме, сохранявший черты традиционной прусской гвардии, и некоторые кавалерийские полки являлись исключением из этого правила.

Первый армейский список, изданный в 1923 году, показал успешность попытки перевести как можно больше знающих офицеров старой армии в рейхсвер, что способствовало, по мнению Секта, сохранению жизненно важных традиций. Сект хотел, чтобы каждая группа рейхсвера являлась преемником знаменитых полков прусской, баварской, саксонской и вюртембергской армий. В этом смысле Войсковое управление, как уже отмечалось, было неофициальным «переносчиком» традиций Генерального штаба. Правда, в силу малочисленности оно не могло оказывать такое же влияние, как его предшественник.

Сект всеми силами стремился сохранить дух прежнего Генерального штаба. В инструкциях, составленных Сектом для штабных офицеров, мы находим следующее: «Форма изменилась, дух остался. Это дух беззаветной преданности делу армии. У офицеров Генерального штаба нет имени. Но у нас нет времени ни сокрушаться, ни выдвигать обвинения. И конечно у нас нет времени на усталость. Наша честь не запятнана, пока мы выполняем свой долг».

Под началом главнокомандующего сухопутными силами, помимо Войскового управления, находились Общее управление (AllgeTeines Heeresamt), Управление кадров (Heerespersonalant), Административное управление (Heeresverwaltungsamt). Войсковое управление состояло из четырех отделов. Первый отдел под названием «Внутренняя оборона» выполнял функции прежних сходных отделов Генерального штаба, оперативного и развертывания. Вторым был организационный отдел, третий занимался иностранными армиями, а четвертый был учебным. Мы уже знаем, что один из наиболее типичных отделов Генерального штаба, занимавшийся изучением военной истории, был преобразован в Имперский архив для изучения опыта войны. Это гражданское учреждение находилось, тем не менее, в ведении ведущих экспертов Генерального штаба. Нечто подобное произошло и с отделом картографии и топографической службой. А вот функции отдела, занимавшегося личными делами, перешли Управлению кадров (Heerespersonalamt). Между тем такой институт, как прежний оперативный Генеральный штаб, продолжал существование в военных округах, в артиллерии и пехоте.

Весьма важно отметить дублирование штабов. Сект не только возглавлял Войсковое управление, но, кроме того, был начальником штаба. Мы уже знаем, что группы, военные округа и другие формирования имели не только свой Генеральный штаб, но и обычные штабы. Так, под началом дивизионного начальника 2-й пехотной дивизии Штеттина находился Генеральный штаб в составе девяти офицеров и дивизионный штаб в составе десяти офицеров. В связи с протестами со стороны контрольной комиссии от этого метода накапливания опытных генштабистов пришлось отказаться.

Однако основы были заложены, и офицеры, которые должны были повести за собой огромные армии Третьего рейха, уже служили в армии. В 1923 году фон Бломберг, фон Лееб, фон Бок, фон Фалькенхаузен, фон Рундштедт были подполковниками и дивизионными начальниками штабов. Фон Браухич и Кессельринг служили в учебном отделе Войскового управления. Крессенштейн был артиллерийским командиром; Бек служил в штабе артиллерийского полка, а Гальдер в штабе пехотной дивизии. Генерал-полковник Гудериан, знаменитый начальник Генерального штаба времен Второй мировой войны, в ранге капитана инспектировал автотранспорт. Среди штабных офицеров 7-й пехотной дивизии следует также отметить Эрнста Рема.

Оставалась проблема пополнения Генерального штаба свежими силами. Поскольку Военная академия закончила свое существование, были введены так называемые экзамены в военных округах. Они включали проверку знаний в области военной науки, железных дорог и коммуникаций, владение языками, знание истории и других предметов. По мнению Секта, штабной офицер должен был быть не только грамотным профессионалом, но и высокообразованным человеком.

Небольшое число вакансий предполагало строжайший отбор. К примеру, весной 1922 года в 4-м военном округе экзаменовалось сто шестьдесят четыре офицера. Осенью двадцать из этих офицеров были направлены для прохождения подготовки в качестве заместителя командира. Шестеро из этих двадцати перешли на следующую стадию подготовки. И наконец, в 1925 году всего один офицер занял должность в Войсковом управлении в Берлине. Когда Гитлер приступил к созданию крупномасштабной армии, он ощутил катастрофическую нехватку хорошо обученных штабных офицеров.

Трудно сказать, действительно ли эта система обеспечивала Генеральный штаб самыми лучшими офицерами.

Иногда выбор кандидатов диктовался скорее человеческими, нежели объективными соображениями. К этому следует добавить, что сравнительно небольшая группа офицеров Общего управления определяла политику при отборе кандидатов.

Это дало возможность энергичным, независимо мыслящим людям «вне системы», обладающим способностью адаптироваться в новой обстановке, приспособиться к системе. Известны примеры явного фаворитизма. Благодаря протекции откровенно бездарный брат Гаммерштейна-Экворда получил должность инспектора пехоты.

Мы уже упоминали о том, что в силу малочисленности Войсковое управление не оказывало такого же влияния, как прежний Генеральный штаб. Кроме того, в силу ограниченности его деятельности оно не обладало особой притягательностью Генерального штаба. К тому же бесконечные смены начальников штаба от Секта к Хейе, затем к Ветцелю, Бломбергу, Гаммерштейн-Экворду и, наконец, к Адаму вели к разрыву старых традиций. И все же существовало то, что принципиально отличало новое поколение генштабистов. Все офицеры должны были научиться одновременно выполнять два в какой-то мере противоречивых указания, а именно сохранять дух прусского офицерства и служить политическому строю, который в действительности был чужд их сокровенной сущности. Кроме того, они были обучены методам конспирации, и все испытывали негодование в отношении собственного правительства и иностранцев, подписавших договор, наложивший столь жесткие ограничения.

Польша была основной проблемой молодой республики. Причем проблемой и военной и политической. Польский коридор к морю отделил Восточную Пруссию от рейха. По мнению французов, Польша, имея хорошо оснащенную Францией армию, выполняла двойную функцию: контрольного поста против Германии и бастиона от угрозы большевизма. В 1920–1921 годах отношения между Польшей и Германией достигли критической стадии. Можно сказать, что началом послужило захлебнувшееся польское наступление на Украине (Сект в то время находился в Спа). Польский премьер-министр Пилсудский обратился к своему союзнику, Франции. В Варшаву была направлена французская военная миссия по главе с Вейгандом, которому удалось добиться очередного подкрепления для поляков. Решающий бой с русскими произошел перед воротами Варшавы, и люди говорили о чуде, случившемся на Висле.

Для Секта это «чудо» было чем-то вроде удара. Он настаивал на установлении дружеских отношений с Россией, считая главной целью внешней политики Германии ревизию Версальского договора мирным путем – путем установления экономических, политических и военных контактов с Советской Россией. И не только потому, что дружеские отношения соответствовали прусской традиции. Советская Россия, как и Германия, была парией, не входящей в Лигу Наций. К тому же Россия не подписала Версальский договор.

9 сентября 1920 года генерал Желиговский благодаря решительным действиям захватил Вильно. То же самое может произойти и с нашими территориями, решили в Германии. Сект обратил пристальный взгляд на Москву. Система новых альянсов была для него условием успешности внешней политики. Инспирированные коммунистами волнения в различных частях Германии наводили на мысль, что следует принимать решительные меры. В августе 1919 года германская армия подавила первое польское восстание в Верхней Силезии. В августе 1920 года поляки опять подняли восстание. Если бы удалось объединиться с Россией, то можно было бы не только выбить почву из-под ног коммунистов, но и разобраться с Польшей.

В мае 1921 года в Польше произошло третье восстание, которое совпало с кризисом, вызванным выплатой репарационных платежей. Сект начал всерьез задумываться о возможности войны с Польшей. Само собой разумеется, что он давно рассматривал подобную возможность. Существовал секретный план по быстрому превращению семи пехотных дивизий в двадцать одну, установлению оборонительной позиции против запада и проведению двойного охвата на востоке. Этот план был взят за основу в военной игре, проведенной под руководством Хейе военным министерством.

Хотя Секту была невыносима сама мысль, что Польша продолжает существовать в нынешнем виде, он прекрасно понимал, что Германия еще долго будет не в состоянии силой решить польскую проблему. В данный момент Германия не могла использовать регулярные войска в связи с присутствием в Верхней Силезии союзнической комиссии и французских, британских и итальянских войск, которые обеспечивали выполнение условий Версальского договора. По согласованию с канцлером Сект ограничивался тем, что оказывал неофициальную помощь местным добровольческим формированиям, обеспечивая их оружием и направляя к ним генштабистов, в целях конспирации одетых в штатское. С середины мая около двадцати добровольческих батальонов, оснащенных полевой артиллерией и минометами, принимали участие в войне; еще девять находились в стадии формирования. За операцию отвечали генералы фон Хофер и фон Хальсен. 21 мая был атакован Аннаберг.

Добровольческие отряды постепенно рассасывались. Многие из воевавших в них организовались в так называемые «рабочие союзы»; кто-то присоединился к пограничным отрядам. По решению Лиги Наций Германии была оставлена крайне незначительная часть Силезии.

Восстания в Польше, захват Вильно и территориальные притязания различных шовинистических организаций, вроде «Westmark Union», который требовал передачи Польше Восточной Пруссии и Померании, помогли руководству армии и Генеральному штабу занять довольно сильную позицию по отношению к правительству рейха. В результате стало возможным сохранить в восточных провинциях ряд незаконных формирований, состоящих в основном из бывших офицеров («Добровольческий корпус», «Стальной шлем» и др.)[18].

Это обстоятельство держало прусского министра внутренних дел в постоянном напряжении. Все эти военизированные организации и союзы были по своей сути монархическими и антиреспубликанскими, и не было никакой уверенности в том, что оружие из министерства рейхсвера, тайно переданное «добровольцам», скрывавшимся в поместьях юнкеров Восточной Эльбы, в один далеко не прекрасный день не обернется против правительства.

Польский вопрос стал крестной матерью союза рейхсвера и Красной армии, союза, который имел столь серьезные последствия для германских офицеров, но, кроме того, в известной степени это был ответ Секта на систему французских альянсов в Восточной и Юго-Восточной Европе. Сект весьма слабо разбирался в социально-психологических аспектах большевизма и абсолютно равнодушно выслушивал предложения большевистских представителей, участвовавших в переговорах, о необходимости совместной подготовки мировой революции. Мысль, что однажды русские армии могут появиться на берегах Рейна, была для него не более чем «страшилка» для запугивания маленьких детей.

Основой для сближения в первую очередь стали чисто экономические соображения. Для реализации плана индустриализации России Ленину требовалась помощь высокоразвитого в промышленном отношении государства.

В марте 1921 года начались переговоры о переводе в Россию запрещенных в Германии отраслей промышленности, и Троцкий, который в 1920 году рассчитывал захватить не только Польшу, но и всю Германию, теперь заявил о готовности прийти к соглашению с правительством и армией Германии. Сект усматривал в сотрудничестве с Россией огромные возможности для промышленности Германии. Радек, Красин и другие руководители Советской России приехали в Берлин. Сект убедил канцлера и министра иностранных дел в необходимости взять курс на Восток и вступил в ожесточенный спор с Брокдорфом-Ранцау, который одобрял экономическое сближение, но упорно противился связывать себя будущими обязательствами. Сект лично принял Радека, который в 1920 году был одним из организаторов восстания в Рурской области.

С помощью фон Шлейхера и генерал-майора Хассе Сект организовал в министерстве рейхсвера «специальное подразделение R». Шлейхер предоставлял свой дом для встреч с советскими политическими деятелями. Николаи, занимавший одно время должность руководителя службы безопасности Генерального штаба, а потом и подполковник фон Нидермайер тайно ездили в Москву в качестве представителей рейсхвера. Позже Хассе несколько раз побывал в штабе Красной армии.

Осенью 1921 года Радек спросил у Секта, поддержит ли он Россию в случае нападения на нее Польши. Сект объяснил, что любой конфликт Германии с Польшей приведет к немедленному вмешательству Чехословакии и Франции. Однако пообещал сохранять нейтралитет и предложил обмениваться военной информацией. Таким образом, Россия смогла использовать в создании собственного командного аппарата опыт германского Генерального штаба, а Войсковое управление получило возможность разрабатывать запрещенные виды оружия, в том числе танки и самолеты в России. Установились тесные отношения.

С целью укрепления дальнейшего военно-экономического сотрудничества были созданы две организации. Организация содействия промышленным предприятиям (Gesellschaft zur Forderung gewerblicher Unternehmungen, GEFU) имела отделения в Берлине и Москве; фирма Bersol-Ahtien-Gesellschaft работала в России и была связана с производством отравляющих газов. Германские специалисты руководили процессом производства снарядов для рейхсвера на русских заводах. Профессор Юнкере организовал производство самолетов в подмосковных Филях и в Харькове. Рапалльский договор, подписанный Ратенау во время Генуэзской конференции, официально подтвердил возобновление отношений. Сект, хотя никогда не забывал, что Ратенау еврей, был удовлетворен достигнутым. Можно сказать, что с этого момента Генеральный штаб отвернулся от Запада.

В 1922 году спецотдел «R» направил в Россию первую группу офицеров. На следующий год открылись танковая школа в Казани и летная школа в Харькове. В Киеве, Липецке и Арисе (Восточная Пруссия) были проведены совместные маневры, в которых приняли участие германские и русские офицеры. На маневрах в Германии для учебных целей использовались деревянные макеты танков, но какова же была радость, когда стало известно, что в случае необходимости армия будет обеспечена настоящими танками.

Русские извлекли из договора не меньшую выгоду, чем немцы. Ряд высокопоставленных офицеров, среди них Тухачевский, будущий начальник штаба Красной армии, и Жуков, будущий заместитель наркома обороны, прибыли в Берлин для изучения методов Войскового управления по обучению генштабистов. Незадолго до этого Москву тайно посетил Шлейхер.

Наконец в 1923 году Хассе и советский представитель Лебедев пришли к окончательному соглашению по польской проблеме. Лебедев гарантировал, что Россия окажет поддержку в случае внезапного нападения Польши на Верхнюю Силезию. В соответствии с этой договоренностью Россия сосредоточила две армейские группировки из семнадцати и девяти дивизий и трех кавалерийских корпусов. Соглашение с Россией произвело отрезвляющий эффект на польских шовинистов. В 1926 году Польша и Румыния подписали договор, имевшей вполне определенную цель: защиту от русско-германского нападения.

Русская армия представляла особый интерес для офицеров Секта, поскольку являлась олицетворением идеи отборной армии, основанной на милиции, армии, оснащенной кавалерией и моторизованными частями. Но в то же время Россия была государством унитарной политической партии, которая приучала массы к дисциплине и подогревала в них милитаристские настроения. Шлейхер, Бломберг, Хассе и другие генералы, посещавшие Россию, не признавали большевистскую идеологию. Правда, как-то в разговоре с Раушнингом Бломберг заметил, что уровень дисциплинированности масс, увиденный им в России, чуть не сделал из него большевика. Но стал он национал-социалистом.

Когда Штресеман занял место канцлера, официальная политика России по Рапалльскому договору и тайная в отношении армии были единственными обнадеживающими факторами внешней политики Германии. Проблема выплаты военных репараций в сочетании с экономическим упадком и политической неустойчивостью свела на нет все деловые отношения с Западом. В октябре 1922 года Муссолини двинулся на Рим и одержал победу в первой из мелкобуржуазных революций, с которой началась история заката держав Центральной Европы. А тем временем Гитлер готовился к своему первому (неудачному) перевороту.

Ситуация накалялась. Франция приняла решение урегулировать разногласия по репарационному вопросу, захватив в качестве залога Рур. 11 января 1923 года французская армия, оснащенная тяжелой артиллерией и танками, вступила на территорию Рура. В Руре поднялась волна саботажа, за которой в качестве основной направляющей силы стояли военные. Разрушались мосты, сбрасывались бомбы, было несколько покушений на убийство. Промышленник Фриц Тиссен вместе с ушедшим в отставку генералом фон Уолтером разработали план вооруженного сопротивления с помощью добровольческих формирований (Ruhrfreischaren).

Однако Сект не одобрял подобные идеи, поскольку они означали войну с Францией, которую поддерживали Чехословакия и Польша. Германия же была слишком ослаблена. Сект и Хассе хотели избежать вооруженного сопротивления, при условии, что французские войска откажутся входить в Центральную Германию. Однако нельзя было не учитывать такую возможность, и Сект пытался выяснить, на сотрудничество каких военизированных формирований он мог бы рассчитывать.

В Мюнхене, где в то время жил Людендорф, Гитлер разворачивал деятельность своих дружин («Sturm-Abteilungen»). Сект вступил в контакт с обоими. Людендорф был готов предоставить то, что он называл своей «всемирно-исторической» репутацией, при условии, что в случае войны он получит должность Верховного главнокомандующего. Формально Сект не отверг это условие, но принял его со значительными мысленными оговорками. Разговор с Гитлером 11 марта произвел на Секта сильное впечатление. Сект был из разряда людей, которых трудно удивить, но фанатизм, с которым Гитлер претендовал на руководство националистическим движением, вызвал у Секта определенные опасения. Первая встреча лидера будущей национал-социалистической партии и руководителя армии имела серьезные последствия.

Гитлер согласился оказать помощь обученными людьми в случае возникновения вооруженного конфликта с Францией. Однако вскоре после встречи с Сектом он запретил своим сторонникам принимать участие в любых планах пассивного сопротивления, предлагаемых республиканским правительством. Несколько позже некий Курт Людеке, один из членов CA, сбежавший за границу, заявил, что именно в то время французские деньги текли в казну этого постоянно стесненного в средствах спасителя.

Сект принял меры предосторожности. С целью пополнения резерва в рейхсвере были немедленно сделаны необходимые приготовления для обучения так называемых временных добровольцев. В марте все военные округа получили секретные мобилизационные приказы. Вновь Войсковое управление занялось составлением оборонительных планов.

Тем временем возникли сложности, связанные с Северингом, напуганным ростом военных организаций, склонных к правому радикализму. Северинг начал вызывать для полицейских допросов офицеров рейхсвера, служащих в пограничных отрядах, которые были окружены атмосферой зловещей легенды.

Заговор витал в воздухе. Постоянный конфликт с прусским правительством по вопросу о пограничных отрядах вызывал усиливающиеся среди офицеров разговоры о государственном перевороте. Летом положение стало критическим. Германские банки могли погибнуть в пучине девальвации; последние резервы Госбанка были израсходованы на борьбу в Руре. Рост цен, голод обострили и без того напряженную атмосферу. Страну охватили социальные волнения. Коммунистическая партия готовилась к новому восстанию, но всеобщее недовольство распространялось как на правых, так и на левых. Люди мечтали о лидере, который положит конец их мучениям. Центром правого радикализма и, в некотором роде, растущих сепаратистских тенденций стала Бавария.

В Мюнхене начали выкристаллизовываться два круга заговорщиков. Один, клерикально-консервативный, вокруг баварского кронпринца Рупрехта Баварского, его представлял фон Кара, и стоящего на заднем плане графа фон Соден-Фрауенхофена; второй – вокруг Гитлера и его национал-социалистов. От Гитлера связи тянулись через полковника Хасельмайера и капитана Рема к молодым членам офицерского корпуса. Похоже, офицеры пехотной школы в Мюнхене были готовы принять сторону Гитлера.

В августе правительство полностью исчерпало ресурсы, и Эберт обратился к Густаву Штресеману, лидеру Народной немецкой партии (Deutsche Vollkspartei), с призывом спасти страну. Штресеман сформировал коалиционное правительство, представлявшее все республиканские партии, как правые, так и левые. Сект впервые столкнулся с канцлером, обладавшим качествами, необходимыми для государственного деятеля. Штресеман заявил о несостоятельности аннексионистских высказываний Людендорфа и признал ошибочной политику силы. Понимая, в каком плачевном положении находятся все великие воюющие державы, он пришел к выводу, что только сотрудничество может разрешить возникшие проблемы. Его стремление к урегулированию разногласий между Францией и Германией должно было лечь в основу будущей европейской системы.

Взгляды Секта во многом совпадали со взглядами Штресемана. В принципе он не был против политики взаимопонимания, но, как старый солдат, не верил, что существует какой-то реальный заменитель войны. Подобная позиция довольно часто встречалась среди людей вроде Секта. Когда представитель демократов Фишер-Балинг прочел перед высокопоставленными офицерами рейхсвера лекцию по теме «политика взаимопонимания», то по окончании лекции один из слушателей заметил: «Господа, это просто нереально. В конце концов, кто-то же будет нашим врагом».

Между Штресеманом и Сектом возникло настолько сильное напряжение, что Сект стал опасаться за проводимую им политику в отношении России. Штресеман говорил, что Сект был его «неутоленной страстью», в то время как во всех письмах Секта неизменно повторялась фраза, что самое главное – это спихнуть «Herr Str.». В это время рейхсвер был более, чем когда-либо, необходим правительству. Как-то Эберт поинтересовался у Секта, кто реально стоит за рейхсвером, и услышал ответ: «Рейхсвер стоит за мной».

Годом раньше на заседании кабинета Сект заявил, что в Германии есть только один человек, способный организовать путч, но он не собирается этого делать. События в целом подтвердили это заявление, но при всем желании Сект не мог предотвратить кризис. Тот вспыхнул после приказа Штресемана прекратить сопротивление в Руре. Премьер-министр Баварии тут же объявил чрезвычайное положение и призвал Кара, представителя «короля Рупрехта», действовать в качестве «общегосударственного представителя».

Правительство ответило объявлением в рейхе чрезвычайного положения.

Ситуация становилась все более опасной. С горячего одобрения французских генералов на Рейне поднялось сепаратистское движение. В Саксонии радикальный премьер-министр начал вооружать рабочих. В октябре восстали сторонники национал-социалистов, «временные добровольцы» под началом майора Бухрукера. Они заявили о намерении двинуться на Берлин, чтобы арестовать правительство. В Гамбурге начались беспорядки, спровоцированные коммунистами. Сект тут же приказал принять ответные меры, но было уже поздно. Казалось, что наступил полный хаос.

Гитлеровская газета «Volkischer Beobachter» подвергла нападкам Секта, обвиняя его вместе с графом фон дер Шуленбургом, последним начальником штаба кронпринца, в планировании создания реакционного правительства. Кроме того, в газете утверждалось, что жена Секта еврейка. Этот вздор заставил Секта отдать приказ генералу фон Лоссову, командующему 7-м военным округом, запретить издание газеты. Лоссов отказался. Гитлер, объявивший своей целью спасение Германии, имел огромное число сторонников среди молодых офицеров. 19 октября Сект снял с поста Лоссова. Баварская проблема стала для него теперь проблемой воинской дисциплины. Теперь подверглось сомнению его слишком самонадеянное утверждение, что рейхсвер полностью подчиняется ему.

22 октября Кар демонстративно принял на службу к баварскому правительству 7-ю пехотную дивизию во главе с Лоссовом. Неясной оставалась позиция генерал-майора фон Крессенштейна, командующего артиллерией. В тот же день по приказу правительства рейха для ареста правительства в Саксонию вошли 4-я пехотная дивизия и часть 3-й кавалерийской дивизии. Во Фрейбурге войска стреляли по толпе; имелись раненые и убитые. Эберт сокрушался, что рабочие потеряли доверие к правительству. Штресеман потерпел неудачу.

Хассе и Шлейхер заявили Секту, что теперь не остается ничего другого, как объявить военную диктатуру. Если произойдет правая радикальная революция, Войсковое управление ждет вмешательство Франции и ее союзников. Дальнейшие последствия непредсказуемы. Сект усвоил урок капповского путча. Он был готов сформировать кабинет, если к нему обратится президент, или, при необходимости, поддержать национальное правление. Он даже составил план (на шестидесяти страницах).

На следующий день Хассе, Шлейхер и Сект отправились к Эберту, но этот осторожный и умный государственный деятель убедил их, что у «правительства Секта» не получится воззвать к народным чувствам. Он очень тактично сообщил об этом, объяснив Секту, что не может обойтись без него, поскольку он является главнокомандующим сухопутными силами, и по этой же причине не может сделать его канцлером.

С этого момента Сект начал поиски политического лидера, который стал бы действовать в интересах армии. Ему было ясно, что сам он никогда не сыграет эту роль. Майор Рабенау, служивший в то время в Войсковом управлении, рассказывал, что он слышал, как офицеры рейхсвера говорили, что если Сект не захватит власть, то будет вынужден уйти. Но Сект остался. Он вызвал в Берлин генералов фон Чишвитца и фон Берендта. Они думали, что Сект объявит себя диктатором, и были готовы действовать, но Сект просто спокойно проанализировал создавшееся положение. Генералы вернулись разочарованными. Прошло немного времени, и по крайней мере один из них, фон Чишвитц, понял, что Сект был прав.