Глава 10

«ДЕЛАТЕЛЬ» КОРОЛЕЙ

Курт фон Шлейхер – Гаммерштейн-Экворд

Сформированный Штресеманом кабинет завел страну в политический тупик. Тем временем в Мюнхене Гитлер предпринял решительные действия. 8 ноября он, опасаясь, что Кар может обскакать его и объявить Рупрехта королем Баварии, провозгласил установление националистической диктатуры. Людендорф, испытывавший явное отвращение к тому, кто одарил его своей благосклонностью, принял от Гитлера командование национальной армией. Фон Лоссов, Кар и полковник фон Шейсер, действуя под угрозой силы, заявили, что готовы к сотрудничеству. Пехотная школа в Мюнхене подняла мятеж и заявила о преданности Гитлеру.

Правительство рейха мгновенно отреагировало на эти события. Ночью 8 ноября Эберт и Штресеман возложили на Секта всю полноту исполнительной власти. Сект дал соответствующие указания фон Крессенштейну. Тем временем Кар, Лоссов и Шейсер, оправившись от неожиданности, на свой страх и риск предприняли собственные меры. В результате демонстрация национал-революционеров натолкнулась на полицейский кордон.

Некоторые из сторонников Гитлера погибли, сам Гитлер сбежал. Казалось, пришел конец кошмару.

Теперь судьба республики целиком была в руках Секта, который первым делом наложил запрет на коммунистическую и национал-социалистическую партии. Пехотная школа из Мюнхена была переведена в Дрезден. «Неблагонадежных» офицеров, вроде капитана Рема, уволили из армии. Говоря о молодых офицерах, принимавших участие в путче и уволенных из армии, Сект сказал своему адъютанту, что, если бы они стояли в стороне, он бы потерял веру в будущее.

Понятно, что теперь Сект нажил себе врагов. Национал-социалистические фанатики планировали (этот план так и не реализовался) застрелить Секта во время утренней прогулки верхом. В последующие годы полковник Хирль, национал-социалистический писатель, подверг Секта критике за превращение политиков, которые были тайными врагами своей страны, в собственное орудие. В этих условиях было совсем непросто сохранять беспристрастность. Класс, из бывшей пангерманской лиги, прислал Секту письмо с предложением сыграть роль генерала Монка и восстановить монархию. Сект ответил, что будет до последнего бороться с любыми нарушениями. Когда газета «Deutschnationale Volkspartei», преемник идей старой консервативной партии, поинтересовалась через Тирпица, чем она может помочь, Сект коротко ответил: «Ничем».

Секту, обладавшему чрезвычайными полномочиями, удалось стабилизировать валюту. Штресеман, министр иностранных дел в кабинете Маркса, сделал первые шаги по решению репарационных вопросов и улучшению франко-германских отношений. Однако Сект понимал, что пора отказаться от полномочий и покончить с тем, что, фактически, было диктатурой. Шлейхер был с ним полностью согласен.

13 февраля 1924 года Сект сообщил Эберту, что задание, требовавшее принятия чрезвычайных мер, полностью выполнено. Выпущена в обращение новая, устойчивая валюта. Гитлер заключен в тюрьму. Правые радикалы потерпели неудачу. Все это привело к ослаблению напряжения. Как-то Секта спросили, не совершил ли он ошибку, отказавшись от власти. «Возможно», – последовал лаконичный ответ.

В 1924 году штресемановская «политика взаимопонимания» привела к созданию плана Дауэса, который не только помог в решении репарационной проблемы, но и подготовил почву для предоставления германской промышленности значительных американских кредитов. 1925 год был годом локарнских договоров. Был подписан Рейнский пакт о неприкосновенности германо-французской и германо-бельгийской границ; гарантами пакта выступали Англия и Италия. На следующий год Германию приняли в Лигу Наций.

Последнее обстоятельство явилось в какой-то степени альтернативным фактором по отношению к политике Секта в отношении России. В 1925 году Штресеман подписал договор о дружбе с Россией, но основным для него оставался вопрос урегулирования отношений с Францией и все, что способствовало решению этого вопроса.

Несмотря на опасения, Сект, не менее проницательный тактик, чем Штресеман, пока что следовал курсом Штресемана. Невольно на ум приходит рассказанный Рабенау анекдот об офицере из Войскового управления (фамилия не называлась), который заметил в разговоре о Лиге, что лучший путь разрушить блок – это войти в него. Вполне вероятно, что это была позиция Секта.

Теперь в отношении контрольной комиссии. Штресеман объяснял, что подобная уступка – не что иное, как тактический ход, и действительно, наказание было не слишком тяжелым. В 1927 году контрольная комиссия была расформирована; прием Германии в Лигу Наций превратил ее в анахронизм. Аналогично решился вопрос с Рейнской областью, где временно оставались оккупационные войска. Из Рура войска постепенно оттягивались, и после подписания плана Дауэса Рурская область была освобождена. Несмотря на это, кое-кто из сослуживцев Секта не чувствовал настоящей радости; бескровные победы Штресемана были для солдат непривычны. Как заметил один из офицеров, прослушав лекцию Фишер-Балинга, «в конце концов, кто-то же будет вашим врагом».

С этого времени в Германии появилось два направления внешней политики: западноевропейское, представленное демократами и социалистами, и восточноевропейское, представленное военными. Весьма примечательный круг людей образовался вокруг Арнольда Рехберга, скульптора и «соляного короля», долгое время жившего в Париже, и генерала Макса Хофмана. Эти двое приступили к созданию плана (к которому, по общему мнению, приложили руку маршал Фош и его преемник в Генеральном штабе) по превращению франко-германских отношений в военный альянс против Советской России и организации антибольшевистской кампании.

Руководство армией и Войсковое управление были категорическими противниками подобных планов. Сект выразил общие чувства, когда сказал, что Германия не должна опускаться на уровень наемников, действующих в интересах западных держав. Столь же недопустимыми были предложения, которые Муссолини сделал генералу фон Крамону, германскому представителю в контрольной комиссии. В то время соперничество в Средиземноморье явилось причиной напряженности между Францией и Италией, и Муссолини поинтересовался, не собирается ли рейхсвер попытаться взять реванш, приняв участие вместе с Италией в войне против Франции. Это предложение вызвало некоторый интерес «Стального шлема», но совершенно не заинтересовало руководство армии, которое ни во что не ставило итальянскую армию и относило подобные идеи к разряду утопических.

В феврале 1925 года внезапно умирает Эберт. До этого Сект какое-то время носился с идеей предложить себя в качестве кандидата на президентское место и даже давал указание Шлейхеру заняться подготовкой кампании. Однако смерть Эберта обрывает все планы. Первый тур выборов признается недействительным. Во втором туре буржуазные и правые партии объединяются против Гинденбурга, который все еще рассматривается народом как символ нации. Газета левого крыла писала, что республика явилась своего рода продолжением империи, а президентство Гинденбурга возродило черты прошлого. Ощутимо возрос авторитет государства. Упрочилось положение армии.

Стоило Гинденбургу стать президентом, как Шлейхеру пришла в голову мысль назначить сына Гинденбурга, полковника рейхсвера, адъютантом президента. Это назначение давало великолепную возможность установить крепкую связь между армией и главой государства. Опасения Штресемана, что многочисленные связи президента со старой прусской аристократией превратят его в центральную фигуру монархической Вандеи, были не оправданы. Все было как раз наоборот. Гинденбурга не оставляла мысль об упущенных в 1918 году возможностях, и это как нельзя более настраивало его на выполнение клятвы, которую он дал новой конституции. При этом его происхождение и воспитание оказали влияние на его взгляды, соответствовавшие эпохе Бисмарка. Он плохо разбирался в демократической эпохе, в которой жил, и, по всей видимости, именно это явилось причиной того, что только после долгих раздумий он согласился выставить свою кандидатуру.

Вероятно, было нечто большее, чем простая случайность, в том, что 1925 год стал свидетелем первых серьезных попыток уклониться от выполнения Версальского договора в части разоружения рейха, причем полностью, а не так, как это было ранее на восточных границах.

В 1926 году особое беспокойство Германии по-прежнему вызывала Польша. Этому способствовало установление военной диктатуры Пилсудского, укрепление польской армии, расширение польского коридора. Давая показания под присягой, генерал фон Бломберг объяснил, что в то время офицеры рейхсвера больше всего опасались нападения Польши. Да, Рейнский пакт гарантировал неприкосновенность западных границ Германии, и эта гарантия стоила намного больше, чем несколько десятков тысяч плохо обученных солдат, но каково было Секту и Ветцелю, сменившему Хассе в Войсковом управлении, когда под давлением западных держав большая часть полномочий главнокомандующего перешла министру рейхсвера (гражданскому!).

Германия в первую очередь пыталась уклониться от выполнения пунктов договора, связанных с запрещением увеличения численности боевого состава, подготовки к мобилизации, разработки запрещенных видов вооружения, тяжелой артиллерии и танков (не говоря уже о новых видах оружия) и формированием военно-воздушных сил и военно-морского флота.

Проблема увеличения численности и пополнения рядов регулярной армии за счет в какой-то степени обученного резерва в первую очередь затрагивала «пограничные отряды», которые, как мы уже говорили, своим рождением в значительной мере были обязаны деятельности Секта в 1919 году. «Пограничные отряды» пользовались поддержкой даже социалистов и левых католиков, а Вирт неоднократно выступал в их защиту. Штресеман молчаливо выражал одобрение, не собираясь менять свое отношение, пока оставался нерешенным польский вопрос.

Основу пограничной оборонительной системы на востоке составляли так называемые «черные штабы», возглавляемые якобы гражданскими лицами, служившими под началом командующего восточным военным округом, и военные комиссариаты (Kreiskommissars), тоже из якобы гражданских чиновников, в чьем ведении находились списки личного состава. Все они действовали в сотрудничестве с прусской правительственной машиной, хотя само прусское правительство периодически пыталось положить конец этой деятельности.

Шлейхер, в течение длительного времени связанный с решением организационных вопросов пограничной обороны, на все протесты отвечал стереотипной фразой, что всякая деятельность в этом направлении будет прекращена. Само собой разумеется, что она не прекращалась. Численность «черного рейхсвера» достигала приблизительно тридцати тысяч человек, к ним следует добавить так называемые «рабочие союзы» (это были в основном бывшие члены добровольческих отрядов и «Стального шлема»), охранявшие оружейные склады. Как правило, в этих складах хранилось стрелковое оружие и боеприпасы и, крайне редко, артиллерийские орудия и бронемашины.

Тем временем Сект решал вопросы, имевшие самое непосредственное отношение к рейхсверу. Он по меньшей мере трижды направлял многословные меморандумы, подчеркивая в них важность рейхсвера как защитника национальных границ, после чего ему было позволено увеличить численность армии. Таким образом, он постепенно начал создавать корпус резервистов. В течение этого периода Войсковое управление выступало в роли советника военно-морских сил, занимавшихся незаконной подготовкой добровольцев. Результаты не были впечатляющими; удалось набрать всего лишь порядка шестисот человек.

Хотя Штресеман старался не вникать в проблемы незаконной пограничной армии на востоке, он, не желая подвергать опасности франко-германские отношения, не хотел заходить в этом вопросе слишком далеко. Тем не менее с тыла рейхсвер молчаливо, но весьма действенно прикрывался Гинденбургом. С 1920 года рейхстаг путем парламентских запросов пытался понять, чем в действительности занимается рейхсвер, но Сект и Шлейхер преуспели в конспирации. Они с большой осмотрительностью занимались подбором личного состава. Подбор осуществлялся с помощью секретных агентов, которые были, как правило, членами «Стального шлема» или одного из офицерских союзов.

Но самым важным представлялось другое. Генеральный штаб извлек серьезный урок из мировой войны, осознав важность развития промышленного производства. Это заставило его вплотную обратиться к сфере оборонной промышленности, чем и занялся отдел Управления вооружений армии, впоследствии получивший название «экономический штаб» (Wirtschaftsstab). Перед «экономическим штабом» стояло две задачи. Во-первых, решение всех вопросов, связанных с обеспечением сырья, проектированием и изготовлением готовой продукции. Во-вторых, организация ряда «подпольных» производств, существование которых следовало держать в тайне от контрольной комиссии.

Во всех этих делах важную роль играла фирма Круппа. Изменения, естественно, коснулись и самого рейхсвера. С 1926 года к штабам военных округов стали прикомандировываться специалисты в области промышленности. С целью содействия в решении вопросов, связанных с промышленным производством, было создано общество германских промышленников под руководством тайного советника фон Борцига.

Руководители рейхсвера были не из тех, кого могло остановить такое прозаическое обстоятельство, как незаконные ассигнования, выделяемые для специальных целей. Ряд ведущих промышленников через общество, официально зарегистрированное Шлейхером как общество с ограниченной ответственностью, оказывали серьезную финансовую поддержку рейхсверу.

На конструирование многих видов вооружения был наложен запрет, однако это не помешало рейхсверу в 1922 году подписать контракт с Круппом на разработку артиллерийских установок. Еще до подписания договора Крупп заключил контракты с правительствами Голландии и рядом южноамериканских государств на поставку различных типов орудий. Благодаря посредничеству Круппа офицеры рейхсвера могли посещать шведские полигоны и наблюдать за испытаниями новых типов орудий, таких, как гаубицы, для ведения военных действий в горной местности (для датской армии в Ост-Индии), самоходные орудия калибра 210 мм, с новым типом подвески. В 1925 году Крупп получил новые заказы, и среди них на 75-миллиметровое орудие для установки на «тягач больших размеров» (кодовое обозначение танка). Историю, связанную с этой разработкой, мы расскажем несколько позже.

Военно-морской флот не отставал от сухопутных войск. Полным ходом шла разработка субмарин, самолетов и морской авиации и прочего, и это несмотря на то, что официально Германия не имела права заниматься подобной деятельностью. В Голландии было создано секретное отделение для наблюдения за ходом строительства подводных лодок, а на испанских верфях строительство подводных лодок шло под непосредственным контролем со стороны Примо де Ривера и короля Испании. Адмирал Канарис, получивший впоследствии широкую известность, а в то время усердно занимавшийся созданием разведывательной сети в Испании, вел переговоры в отношении строительства подводных лодок.

Германские военно-морские советники приобретали ценный опыт в Турции и Финляндии. В Японию были отправлены чертежи новых подводных лодок. Картина была бы неполной, если бы мы не упомянули о различных коммерческих предприятиях, созданных капитаном Лохманом из транспортного отдела военно-морского флота. Эти предприятия должны были обеспечивать строительство подводных лодок денежными средствами. Именно Лохман установил первые контакты с испанскими судостроителями. Созданные им кампании служили цели тайного перевооружения Германии. Характерно, что Лохман никогда не искал личной выгоды. В 1924 году Лохман стал руководить крупной кинокомпанией, которую использовал в пропагандистских целях. В основном это делалось с учетом возможного вооруженного конфликта с Польшей, в надежде очистить Балтику для французских судов.

Несмотря на незначительный размах и медленные темпы, тайное перевооружение Германии создавало базу для развития ее вооруженных сил. Опасность таилась не в военной сфере, как таковой, а в тех обстоятельствах, которые приучили людей к мысли, что можно нарушить подписанный договор.

Политика таинственности и отговорок не способствовала улучшению отношений между Сектом и Гесслером, министром рейхсвера. Несмотря на несомненную находчивость и искусность Секта, его откровенное высокомерие и явно демонстрируемое нежелание к сотрудничеству сильно осложняли деловые отношения. Гесслеру приходилось все чаще выступать в качестве парламентского защитника ведомственных эскапад Секта.

Поведение Секта привело Гесслера к мысли сформировать собственный штаб. Он надеялся, что таким образом ему удастся оказывать непосредственное влияние на положение армии. Намерение Гесслера совпало с растущим недовольством со стороны Шлейхера. Он считал, что Сект поступил подло, отказавшись выставить кандидатуру на пост президента. Поэтому Шлейхер приветствовал идею Гесслера сформировать новый отдел, который не будет зависеть от главнокомандующего армией.

В 1926 году в министерстве рейхсвера был открыт «политический отдел» (Wehrmacht). Новый отдел возглавил Шлейхер. С этого момента он стал, неофициально, всемогущим заместителем министра и его советником. В обычное время руководитель подобного отдела был бы, вероятно, не более чем обычным посредником между министром и армией, но в период «нечистоплотной» политики способный, честолюбивый человек, занявший пост, на котором теперь оказался Шлейхер, неизбежно должен был превратиться в своего рода политического начальника Генерального штаба. Шлейхер, амбициозный и способный, не замедлил взять на себя ответственность за огромное количество вопросов, включающих проблемы, связанные с Лигой Наций, прессу, шпионаж и ведомственные ассигнования. Вскоре он научил армейские штабы действовать в обход руководства армии и напрямую информировать его обо всех необычных случаях, в особенности носивших политический характер. Итак, началось медленное восхождение Шлейхера к вершинам власти. На его фамильном гербе вполне уместной выглядела бы лестница.

К сожалению, в этот период Сект допустил ряд тактических ошибок. Он издал приказ о поведении офицеров во время поединков – и забыл сообщить об этом Гесслеру. Сект удовлетворил просьбу кронпринца разрешить его сыну принять участие в военных учениях 9-го пехотного полка. Это было опасное решение, если учесть, что в конце сентября левая и демократическая пресса, пронюхав об этом, разразилась взрывом негодования. Недоверие к правящему дому было гораздо сильнее, чем мог ожидать Сект, и, кстати, гораздо сильнее, чем заслуживали Гогенцоллерны.

Гесслер потирал руки. Сначала Шлейхер хотел взять быка за рога и опубликовать категорическое опровержение. Но по зрелом размышлении понял, что создавшееся критическое положение дает ему блестящую возможность избавиться от Секта, и переметнулся к Гесслеру, стараясь оставлять Секта без информации о реальном положении дел. Общественность потребовала смещения Секта. Гесслер откровенно объяснил, что устал быть мальчиком для битья для Секта, и, кроме того, армии и так достается от республиканской прессы, а Сект еще подливает масла в огонь своими безрассудными поступками. Канцлер Маркс предупредил Гинденбурга о приближении правительственного кризиса.

Дела начали принимать для Секта плохой оборот. Фриш был за вооруженное сопротивление, но Сект был слишком большим реалистом, чтобы не понимать, что бессмысленно устраивать переворот от своего имени против воли Гинденбурга.

Гинденбург, как конституционный президент, не мог действовать, не посоветовавшись с канцлером, а канцлер, уже объявивший о неизбежности правительственного кризиса, не собирался удерживать Секта. В полдень 8 октября Гинденбург дал Секту «прощальную» аудиенцию. Газета «Vossische Zeitung» написала, что предел терпению есть даже у республиканцев и сказанное имеет отношение к такой важной персоне, как Сект.

Казалось, что вопрос о преемнике Секта может вызвать определенные разногласия. Шли разговоры о Хассе, Лосберге, фон Крессенштейне и Рейнхардте. Сам Сект называл Хейе, последнего начальника оперативного отдела, считая его наиболее подходящей кандидатурой на свой пост. На тот момент Хейе командовал 1-м военным округом в Восточной Пруссии, считавшимся самым сложным и наиболее важным из округов, что само по себе являлось рекомендацией. А самое главное, Хейе поддерживал Шлейхер, и не только потому, что давно знал его, но и потому, что Хейе имел, в отличие от Секта, репутацию человека, поддающегося влиянию.

Вот так сын фризских фермеров с угрожающе торчащими сержантскими усами стал вторым главнокомандующим армией. Секта окружал ореол величия, и, несмотря на то что Шлейхер не скупился на клевету и даже дошел до того, что запретил ему присутствовать на маневрах, многие по-прежнему считали, что Сект может каким-то таинственным образом оказывать политическое влияние. Другие завершили планы, намеченные в общих чертах Сектом, но руководствовались иными, нежели он, соображениями. Однако к тому времени Сект был уже старым – и беспомощным.

В Германии нашлось бы немного людей, которые были больше, чем русский посол Крестинский, возмущены смещением Секта. Правда, Шлейхеру не составило труда успокоить посла, поскольку рейхсвер продолжал тяготеть к Востоку, хотя эта политика и была сопряжена со странным обстоятельством. Люди, не посвященные в существование упомянутой доктрины, зачастую осуждали рейхсвер за то, что он не проводит восточную политику, в то время как посвященные все чаще осуждали рейхсвер за то, что он слишком придерживается этой политики. В 1926 году докеры Штеттина отказались разгружать военное имущество для «авангарда германской буржуазии», находясь в счастливом неведении, что их отправили «ударные части революции». В декабре того же года состоялась встреча в министерстве иностранных дел, на которой в присутствии обеспокоенных членов кабинета ведущие социалисты выступили против отвратительной, по их мнению, связи между рейхсвером и Красной армией.

Щекотливая ситуация. Однако Гесслер ухитрился успокоить и Штресемана и социалистов. Хейе готов к сотрудничеству, не то что его предшественник, заверял и тех и других Гесслер, в любом случае следует продвигать более молодых генералов. И в этом был весь Гесслер.

Но хватало и других проблем. Для социалистов «пограничные отряды» были словно бельмо на глазу, однако Гесслер не сдавал позиций. Причиной серьезных разногласий явились и первые германские «карманные линкоры» (Panzerkreuzer А), строительство которых, согласно договору, теперь было позволено Германии. Все это привело к естественному результату. Руководство армии, и в особенности Войсковое управление, стало более осмотрительно вести дела с государством.

Шлейхер, главный вдохновитель нового курса рейхсвера, был в своей стихии; политика уклонений и опровержений идеально соответствовала его талантам. В 1927-м и 1928 годах русские офицеры приезжали в Германию для прохождения обучения при Войсковом управлении. Поддержание дружеских отношений дало свои результаты. В 1931 году уже Гаммерштейн-Экворд, в то время главнокомандующий армией, присутствовал в России на первых маневрах воздушно-десантных и парашютно-десантных войск.

В этой ситуации должным образом проявил специфические особенности характера Хейе. Хотя он окончил старую кадетскую школу и служил в прежнем Генеральном штабе, он был искренне готов проникнуться духом своего времени и, по крайней мере, внешне был демократом. Находясь с инспекцией в Штеттине, он обменивался рукопожатиями, интересовался, нет ли каких-либо жалоб, и заверял, что если возникнет необходимость, то он в любое время готов принять каждого в Берлине.

Однако описанные действия никоим образом не вели к коренным изменениям в политике рейхсвера. Это был не более чем отвлекающий маневр, поскольку все внимание рейхсвера было теперь сосредоточено на разработке запрещенных Версальским договором танков. В октябре 1928 года управление вооружений предложило Круппу изготовить два опытных образца «легких тракторов», то есть легких танков, оснащенных только пулеметами («средние тракторы», оснащенные орудиями, появились в 1932 году). Таким образом, рейхсвер, не имевший на тот момент опыта в данной области, пытался с помощью русских создать ядро моторизованной армии.

Союзники разрешили обеспечить полицию бронированными машинами с пулеметами. После длительных переговоров рейхсвер получил разрешение на сто пятьдесят бронетранспортеров, но без установки на них орудий. Поскольку на изготовление гусеничных звеньев был наложен запрет, испытания велись с многоосными транспортными средствами, подходящими для езды по пересеченной местности. В России Красная армия имела возможность экспериментировать с шести– и восьмиосными машинами, копиями иностранных моделей. Кроме того, Круппу поручили разработать транспортное средство на гусеничном ходу. Крупп использовал вместо клепки сварку, и это новшество в значительной мере повлияло на вес изделия.

Генерал фон Воллард-Бокельберг, один из старых сослуживцев Гинденбурга и Людендорфа, а ныне инспектор моторизованных частей, разделил семь моторизованных частей соответственно между отделом, в значительной мере теоретически, связанным с танковой войной (Panzerkampfttruppe), мотоциклетной и транспортной частями. Делались попытки изучить тактику применения танка с помощью обычных тракторов, которые теперь широко используются в сельском хозяйстве. В ознакомительных целях изготовили деревянную модель танка с орудийной башней, которая появилась на маневрах в 1928 году вместе с вооруженными мотоциклистами и пехотой на бронетранспортерах.

Был организован так называемый «штаб автотранспорта» для изучения тактических и других проблем танковой войны; позже было организовано танковое училище. Преемник Воллард-Бокельберга, Отто фон Штюльпнагель (кузен сотрудника Секта), продолжил работу предшественника и разделил каждую группу на четыре подразделения: вооруженные мотоциклисты, танки, бронемашины и противотанковая рота. Идея создания специальной противотанковой роты принадлежала начальнику штаба моторизованных войск, подполковнику Гудериану. Пока эти подразделения работали с моделями танка, инструкторы проходили практическое обучение в России.

В 1931 году пост инспектора моторизованных войск занял генерал-майор Лутц. Он продолжил начатую до него работу, и в осенних маневрах 1932 года участвовали мотоциклетные батальоны и специальные моторизованные подразделения, служащие для разведывательных целей. Кроме того, были моторизованы несколько подразделений кавалерии. Впервые официально появились многоосные транспортные средства.

Другим аспектом деятельности Германии по перевооружению являлась разработка совершенно новых видов вооружения. Одной из важнейших была проблема, связанная с использованием реактивного двигателя. В 1930 году управление вооружений, вдохновленное результатами испытаний, проведенных Фрицем фон Опелем, и под нажимом доктора наук, а позднее генерал-лейтенанта Дорнбергера, открыло специальный отдел по ракетным разработкам. Сначала речь шла о разработке порохового ракетного двигателя, но Дорнбергер, в то время обычный артиллерийский офицер, заинтересовался опытами, проводимыми с ракетами на жидком топливе. Результатом этих экспериментов стала так называемая модель «А», на основе которой были разработаны знаменитые «Фау». На первой стадии результаты получались не слишком обнадеживающими, и в 1932 году доктор Беккер, руководитель баллистического отдела управления вооружений, заявил, что еще не пришло время для подобных разработок.

Вполне понятно, что министр рейхсвера был озабочен сохранением ядра будущих военно-воздушных сил. В период реорганизации армии в 1919–1920 годах Сект приложил все усилия, чтобы ряд офицеров ВВС были приняты в новую армию, и среди них полковник Томсен, бывший начальник штаба воздушных сил. Томсен стал главой Центрального авиационного комитета (Fliegerzentrale). В состав комитета сначала входили три, а затем около пятнадцати офицеров. Капитан Штудент, будущий организатор воздушно-десантных войск, выступал в роли технического консультанта. В состав комитета вошел также будущий фельдмаршал Хуго Шперрле. В военных округах были созданы центры подготовки, в штат которых входили эксперты ВВС. Сенсационное заявление итальянского генерала ВВС, что решение в будущей войне будет приниматься в воздухе, вне всякого сомнения, оказало влияние на Секта, Штюльпнагеля и других.

В соответствии с Версальским договором ничтожно малое число офицеров могло обучаться летному искусству, но благодаря русским их число было значительно увеличено. В 1923 году были сделаны некоторые уступки в отношении гражданской авиации. Сект, однако, предпринимал все возможное для упразднения комитета гражданской авиации рейха, который руководил делами, связанными с авиацией. Он получил отдел воздушного транспорта, присоединенный к министру по транспорту, и во главе его поставил капитана Бранденбурга, пользовавшегося у него доверием. Министр по транспорту выделил рейхсверу двадцать семь миллионов марок на нужды военной авиации.

В 1926 году был снят запрет на производство в Германии гражданских самолетов. Теперь для использования самолетов для нужд метеорологии и полиции уже семьдесят два офицера получили право обучаться летному мастерству.

Понятно, что еще долгое время самолеты ведущих фирм, таких, как «Юнкере», «Хейнкель», «Дорнье», строились в России, Швеции и Швейцарии. Благодаря истребителям, купленным в период кризиса 1923 года, и секретной продукции германской авиационной промышленности, стало возможным создать в рамках гражданской авиатранспортной компании «Luft-Hansa» небольшую воздушную армию. Со временем у «Luft-Hansa» появилось, как минимум, четыре летные школы, тайно занимавшиеся обучением военных летчиков. Руководил этим делом невероятно энергичный человек, и звали его Эрнст Мильх. С 1925 года был введен в эксплуатацию испытательный военный аэродром. В 1926 году германские ВВС состояли из двух истребительных эскадрилий, одной бомбардировочной и одной вспомогательной, а к 1931 году в состав ВВС входили уже четыре истребительные, восемь разведывательных и три бомбардировочные эскадрильи. Ядро ВВС постепенно увеличивалось.

В декабре 1930 года Хейе ушел в отставку по возрасту. Его преемником стал генерал-майор фон Гаммерштейн-Экворд. Это назначение стало одним из любопытных событий, имевших место в тот период. К концу 1927 года распространились новости о необычайно разнообразной деятельности капитана Лохмана и об использовании им секретных фондов военно-морского флота. Вспыхнул скандал. Лохман был вынужден уйти в отставку. Шлейхер воспользовался благоприятной возможностью, чтобы отречься от Гесслера, и назначил на пост министра рейхсвера Гронера. Благодаря этому не только непомерно увеличилась власть Шлейхера, но он смог стать чем-то вроде «непременного секретаря». Таким образом, в 1928 году перед обществом предстало любопытное зрелище: на службе у президента, бывшего начальника Генерального штаба, в должности министра рейхсвера находился его последний генерал-квартирмейстер. С этого момента Гаммерштейн-Экворд начал завоевывать известность.

Не менее любопытным было назначение Гронера, хотя и совсем по другой причине. Шлейхер и Гаммерштейн-Экворд считали, что проблема народных масс так и останется неразрешимой, если им не удастся добиться непосредственного контакта с рабочими. И если Шлейхер продемонстрировал нерешительность в этом вопросе, то Гаммерштейн-Экворд, к ужасу многих собратьев-офицеров, смело бросился к левым, стремясь вступить в контакт с рядом ведущих лидеров социал-демократов. Он так усердствовал в этом направлении, что в министерстве рейхсвера его стали называть «красным генералом», и он не был так уж возмущен, когда его дочери вступили в Коммунистическую партию. Подобные случаи были нередки среди потомков древних родов, а потому это не помешало Геммерштейн-Экворду в 1930 году занять должность главнокомандующего армией. Генерал-майор Адам принял Войсковое управление.

Однако начали сгущаться тучи. Осенью 1929 года Штресеман, не считаясь с правой оппозицией, провел законопроект, обеспечивший решение репарационного вопроса и отвода войск из Рурской области. На нацию обрушился экономический кризис. И это была не единственная катастрофа, постигшая Германию. Уже смертельно больного Штресемана 3 октября разбил удар. Скончался государственный деятель, единственный, кто стремился построить государство, пользующееся международным уважением.

В конце года Сект опубликовал в газете «Kelnische Zeitung» статью под заголовком «Прилив», в которой требовал назначить заведующего плотинами. Вскоре он примкнул к бывшей партии Штресемана, «Deutsche Volkspartei», и предпринял попытку уйти в политику. Вероятно, он думал, что будет сам частично выполнять работу заведующего плотинами.

Судьба армии, а в значительной степени и судьба Германии находились теперь в руках Шлейхера. Он, уже генерал-майор с репутацией самого способного генерала-политика в Германии, мог полностью посвятить себя любимому делу, «деланию королей». В марте 1930 года распалось коалиционное правительство Германа Мюллера, но до распада Шлейхеру удалось еще более упрочить свою позицию. В связи с частыми болезнями Мюллера Гронер, исполнявший обязанности канцлера, взвалил на себя непосильную ношу и все больше и больше зависел от друга. В скором времени Шлейхер начал посещать заседания правительства и постепенно превратился в связующее звено между партийными лидерами и правительством.

Приблизительно в то же время взгляд Шлейхера упал на Брюнинга, и окольными путями, которые теперь отмечали всю его деятельность (начало было положено назначением Брюнинга), он добился того, что ему стали приписывать искреннее желание служить своей стране. Именно тогда Германия столкнулась с двойным кризисом, правительственным и финансовым. Националисты ополчились против Гинденбурга, который просто выполнял свой конституционный долг и поддерживал политику, которую вряд ли бы утвердила законодательная власть. Администрация Мюллера привела к банкротству, и стало очевидным, что скоро государство окажется не в состоянии выплачивать пособия по безработице. Это могло привести к серьезным беспорядкам, а возможно, и к революции. Для восстановления порядка мог потребоваться рейхсвер, который, как мы помним, всячески старался избежать подобной ситуации.

У Шлейхера зародилась идея воспользоваться параграфом 48 конституции, позволявшим в случае возникновения угрозы общественной безопасности временно отменить права рейхстага. В этих условиях правительство в своей деятельности должно было руководствоваться указами о чрезвычайном положении. Орудием для выполнения своих планов Шлейхер избрал Генриха Брюнинга.

Шлейхер, имея деловые контакты с Брюнингом, искренне восхищался его несомненной честностью и блестящим политическим чутьем. Однако приходилось считаться с чувствами бывших военнослужащих. Шлейхер учел, что на фронте Брюнинг был простым лейтенантом; награжден Железным крестом 1-го класса и для многих, в том числе и высокопоставленных офицеров, это имело первостепенное значение. Человек, получивший такую награду, имел репутацию настоящего мужчины. Фактически Брюнинг стал управлять с помощью президентских указов (хотя никогда не использовал их в той мере, как первоначально предполагал Шлейхер) и при поддержке штыков рейхсвера, которые Шлейхер с готовностью передал в его распоряжение. Брюнинг хотел преодолеть кризис путем жестокой экономии. Подобный курс был абсолютно неприемлем, поскольку стареющий президент устал от торга в парламенте, и предложение об экономии вызвало у старика сентиментальные воспоминания о 1813 годе и железных обручальных кольцах.

Проводимая Брюнингом политика в сочетании со всеобщими беспорядками делала его непопулярным политиком. К тому же на горизонте появились новые силы. До 1923 года национал-социалистическая партия пребывала в относительной безвестности, но экономический крах стал звездным часом Гитлера, который обещал «небо в алмазах» всем разочарованным и обманутым. В 1929 году Шлейхер высказывал Брюнингу опасения относительно усиления этой партии, среди сторонников которой было много молодых флотских офицеров и рабочих Киля и Вильгельмсхавена. Теперь к германским коммунистам добавились еще и национал-социалисты, и Шлейхер опасался, что Польша может воспользоваться внутригерманскими проблемами. Руководствуясь этими соображениями, Шлейхер обратился к Брюнингу с просьбой конфиденциально выяснить в Париже и Лондоне, нельзя ли в связи с угрозой гражданской войны несколько увеличить численность рейхсвера. На свой вопрос Брюнинг получил отрицательный ответ. Относясь к тем людям, которые считают, что у них всегда есть выбор, Шлейхер решил перестраховаться и побеседовать с Гитлером, который не произвел на него столь благоприятного впечатления, как в свое время на Секта. Привычка Гитлера излагать свои мысли в виде оглушительных монологов неограниченной продолжительности, во время которых собеседник не мог вставить ни слова, убедила Шлейхера в том, что этот человек маньяк. Всякий раз, услышав о притязаниях Гитлера на неограниченную власть, Шлейхер неизменно отвечал, что любой может стать канцлером, но только не «этот парень». Гинденбург открыто дал понять, что разделяет отвращение Шлейхера к «богемскому капралу».

Тем не менее, было что-то в партии Гитлера, вызывавшее интерес Шлейхера. CA и СС стали прибежищем для большого числа офицеров и людей, воевавших на фронте. Рем, начальник штаба CA (вынужденный в свое время покинуть Германию из-за гомосексуальных наклонностей), был в чине капитана, а СС руководил Генрих Гиммлер, бывший лейтенант. В рядах СС находилось большое количество бывших членов добровольческих отрядов Freikorps; этими людьми надо было дорожить в первую очередь.

Пока Шлейхер в нерешительности топтался на берегу, остальные бросились в воду. В Восточной Пруссии установились тесные контакты между генералом фон Бломбергом, командующим 1-м военным округом, и его начальником штаба генералом фон Рейхенау, с одной стороны, и штандартенфюрером CA, с другой стороны. Бломберг и Рейхенау считали, что рейхсвер должен сотрудничать с любой фракцией, вызывающей патриотический подъем. Безусловно, национал-социалисты соответствовали этому требованию. «Стальной шлем», некогда основной центр запрещенной деятельности, превратился в респектабельную организацию людей старшего возраста и потерял связь с молодежью. Таким образом, в 1930 году в ряде учебных центров подразделения CA приступили к занятиям военной подготовкой. Неожиданно, к негодованию Гинденбурга, Гитлер запретил CA Померании принимать участие в деятельности «пограничных отрядов» на том основании, что «пограничные отряды» сотрудничают с республиканскими властями. Этот демарш запутал и без того сложную ситуацию. Шлейхеру ничего не оставалось, как связать свою судьбу с национал-социалистическим движением. Теперь его изобретательность была направлена на то, чтобы отвратить тех, кто искренне стремился служить в германской армии, от чрезмерной преданности партии.

Вместе с тем офицеры рейхсвера, а в их числе и главнокомандующий армией, испытывали по отношению к национал-социалистам сложную гамму чувств, от высокомерного равнодушия до решительного противодействия. Когда в Ульме два молодых офицера 5-го артиллерийского полка под командованием полковника Людвига Бека попытались создать национал-социалистические ячейки, Гаммерштейн-Экворд приказал наказать офицеров и уволить из армии.

При выборах в рейхстаг в 1930 году национал-социалисты получили сто семь мест и стали самой сильной из партий правого крыла. Большая часть умеренных, а по сути, истинных консерваторов, сформировали оппозицию против лидера партии (Deutschnationale Partei), Гугенберга. В результате партия начала распадаться. Не лучше обстояли дела и у партии, на которую (Deutsche Volkspartei) делал ставку Сект. После выборов Шлейхер встретился с Арнольдом Рехбергом, по-прежнему поддерживавшим идею франко-германского альянса, и признался ему, что деньги из его секретного фонда сыграли свою роль в победе национал-социалистов. Странное признание, если вспомнить, что он говорил Брюнингу. Когда Рехберг заметил, что он занимается опасным делом, Шлейхер отметил, что он намного практичнее Рехберга. Одной из составляющих его политики является создание, где только можно, центров влияния, и в данном случае финансовая наживка показалась ему наиболее подходящим способом для претворения своей политики в жизнь.

Весной 1931 года Сект был вынужден опять встретиться с Гитлером. После встречи Сект с готовностью заявил, что следует рассматривать национал-социалистическую партию как «спасительный фактор» и что он доверяет ей сыграть эту милосердную роль во внутриполитических комбинациях рейхсвера. Однако, несмотря на подобное заявление, Сект поставил условие. Сект должен оставаться Сектом, и он должен блюсти свой характерный стиль. Гитлер, естественно, горячо заверил, что все так и будет. Сект, конечно, хотел воспользоваться патриотическим пылом национал-социалистов, сохранив при этом характерные особенности и независимость армии. Разумеется, он имел представление о связи гитлеровской партии с консервативными силами в правительстве. Остается только удивляться подобной недальновидности Секта.

Гинденбург, вероятно благодаря приобретенной с годами мудрости, оказался более проницательным. Он понимал, что захват Гитлером власти может привести к осложнению отношений с Францией, Польшей и Чехословакией, и хотел уберечь людей от ужаса следующей войны. Кроме того, он надеялся, что положительное решение проблемы разоружения и ослабление экономического кризиса приведет к тому, что отбросы общества, собравшиеся в гитлеровской партии, постепенно исчезнут. Но разве можно было в тот момент не учитывать тотальную безработицу и резкое сокращение заработной платы? Брюнер упорно боролся за отсрочку всех репарационных выплат и за признание права Германии на перевооружение. Ему удалось продвинуться в этом направлении, но, из-за недальновидности Франции, он не сумел осуществить попытку аншлюса Австрии.

Гинденбург обладал слишком незначительной властью, чтобы остановить ход событий. Неуклонно росло влияние гитлеровской партии и число ее членов. Слишком заметное соперничество между «Стальным шлемом» и CA послужило причиной встречи Гитлера, Шелдте и Дюстерберга. На встрече Гитлер заявил, что когда он придет к власти, то пошлет за военным министром и спросит, сколько денег потребуется на перевооружение, «…если он скажет – двадцать, сорок, шестьдесят, даже сто миллиардов марок, он получит их… тогда мы будем перевооружаться, перевооружаться, перевооружаться до тех пор, пока не будем готовы, а тогда… тогда…». «Тогда», – вставил Дюстерберг, – мир снова сомкнет против нас свои ряды. Вы получите Вторую мировую войну и проиграете ее, как мы проиграли последнюю». На это Гитлер ответил: «Я расстреляю любого, кто хоть словом обмолвится о перевооружении!» Дустерберг хотел возразить, но Гитлер завопил: «Расстрелять его… Расстрелять!» На этом лидер «Стального шлема» прервал встречу, и в его душу стали закрадываться сомнения, не был ли человек, с которым он встречался, обычным невропатом.

Годом позже Герман Раушнинг, глава данцигского сената, в то время поддерживавший национал-социалистическое движение, стал свидетелем того, как за чашкой чая в своем загородном поместье Гитлер откровенно высказывался, что непременно отыграется за все после прихода к власти. Он не преминул подчеркнуть, что поведет войну. Ему не нужны генералы. Если война будет проиграна, он втянет мир в новую катастрофу. Германия никогда больше не будет сдаваться. Высказавшись, он начал напевать мелодию из сцены пожара – заключительного эпизода оперы Рихарда Вагнера «Гибель богов». Трудно сказать, были ли эти высказывания частью серьезного плана или не более чем фантазией живого, но легко поддающегося переменам настроения человека.

А тучи все сгущались. Осенью 1931 года консерваторы, посчитав, что наступает нужный момент для того, чтобы нажить политический капитал на неприязни, окружавшей канцлера, отбросили осторожность и в Гарцбурге вступили в союз с Гитлером. В числе присутствующих были Сект и ряд прусских принцев. С этого времени известные промышленники, такие, как Тиссен, начали финансировать движение. Ситуация накалялась. Не только Гитлер мог наживаться на страданиях, были и другие. Множились ряды сторонников Гитлера, но множились и ряды коммунистов.

Во всех больших городах происходили уличные бои между CA и «Рот Фронтом». Между Красной армией и рейхсвером по-прежнему сохранялись прекрасные отношения, однако это не мешало коммунистам вести революционную пропаганду. Напротив, с каждым днем она становилась все активнее. Рейх тут же разделился на два противоборствующих лагеря доведенных до отчаяния людей.

Трудно было одновременно подрезать крылья обеим фракциям, и, вероятно, потому, что активность левых была в какой-то мере просто реакцией на усиление действий со стороны правых, Шлейхер, Брюнинг и Гаммерштейн-Экворд взвешивали возможности силового подавления национал-социалистического движения. Поскольку Гаммерштейн-Экворд считал, что теперь без помощи республиканцев не обойтись, Шлейхер связался с майором Майром, офицером рейхсвера в отставке, ставшим одним из лидеров боевой организации социал-демократов Reichsbanner. К сожалению, в этой организации с подозрением относились к генералам, и акция оказалась практически нерезультативной. Тогда Шлейхер обратился к президенту с предложением вместе с профсоюзами развернуть широкомасштабную деятельность, направленную против радикализма правых. Но Гинденбург считал, что национал-социализм подавить невозможно.

Сложно оценить подобное высказывание, принимая во внимание, что в то время Гинденбург уже страдал тяжелым умственным расстройством. Брюнинг рассказывал, что периоды просветления чередовались у Гинденбурга с периодами полного бездействия. Вероятно, Гинденбург осознавал происходящее. Когда его избрали президентом, он сказал канцлеру Лютеру, что останется на посту до глубокой старости. Предчувствие Гинденбурга оправдалось. Этот старый, слабеющий человек, последний руководитель Генерального штаба, оказался единственным оплотом сопротивления гитлеровским анабаптистам XX века.

За Гинденбургом по-прежнему стояла армия. Генералы и офицеры Генерального штаба были в основном консерваторами. Правда, трудно сказать, какое влияние они имели на молодых офицеров, инстинктивно симпатизировавших идеям национализма нового движения, но точно известно, что офицеры с большим энтузиазмом встретили Гитлера, посетившего в то время крейсер «Кельн». Однако не вызывало сомнений, что приказ, отданный достойным почитания президентом, будет беспрекословно выполнен, даже приказ бороться с национал-социалистами. Слишком незыблемой была прусская традиция!

Не то чтобы армия в течение этих месяцев была сама по себе или перестала в отдельных случаях придерживаться традиционной роли. Брюнинг, как мы помним, уверенно добивался успехов в сфере международных отношений, и, естественно, вставал вопрос, что предстоит сделать в случае признания права Германии на перевооружение. Шлейхер предполагал отказаться от всех видов наступательного оружия и преобразовать армию в милицию по швейцарскому образцу. Шлейхер обсуждал эту идею с майором Майром и встретил, по крайней мере, с его стороны одобрение. Хольтерман, руководитель Reichsbanner, вполне благосклонно отнесся к этому предложению. Однако план Шлейхера вступил в полное противоречие с мнением Генерального штаба. Когда в 1932 году военные писатели начали обсуждать вопрос в отношении милиции, они встретили жесткое сопротивление со стороны сторонников Секта в войсковом управлении. Пока еще на Бендлерштрассе его влияние было решающим. Группировка Бломберга – Рейхенау оставалась в меньшинстве, а вскоре отпал и Бломберг. Упав с лошади, он получил сотрясение мозга, и Брюнинг, опасавшийся национал-социалистических склонностей Бломберга, ухитрился избавиться от него, назначив руководителем группы по разоружению в Женеве.

В Германии в 1932 году влияние Секта оставалось по-прежнему чрезвычайно сильным, и об этом явственно говорит перечень офицеров, служивших в то время в армии, основных действующих лиц приближающейся трагедии, среди которых были Манштейн, Зоденштерн, Йодль, Шпейдель, Модель, Кейтель и другие. Все они служили в Войсковом управлении. Браухич инспектировал артиллерию. Гудериан, уже полковник, был начальником штаба у генерал-майора Луща. Бок, Рундштедт, Риттер фон Лееб и фон Фритц командовали дивизиями. Бек командовал артиллерией, а Гальдер был начальником штаба пехотной дивизии. Иоахим фон Штюльпнагель, уйдя в отставку, стал коммерческим директором газеты «Berliner Borsenzeitung», откровенно консервативного органа. Все это стало известно из списков армии за 1932 год. Это был последний список, ставший достоянием широкой публики.

В течение 1932 года были предприняты попытки использовать для военного обучения, помимо армии, трудовые лагеря и лагеря, созданные на базе партии для подготовки к оборонительным действиям, так называемые Wehrlager. Руководство армии, естественно, испытывало смешанные чувства, оказывая моральную поддержку подобным рискованным предприятиям, которые по большей части оказывались неподконтрольными армии. Подготовка, которую молодые люди получали в лагерях, организованных «Стальным шлемом» и CA, не имела ничего общего с профессиональной подготовкой, получаемой в армии. Приблизительно в это же время был создан попечительский совет рейха (Reichskuratorium fur Jugendertuchtigung), занимавшийся физической подготовкой молодежи, под председательством генерала Эдвина фон Штюльпнагеля.

Здесь будет уместно рассказать широко известную историю падения Брюнинга, хотя, согласно свежим данным, попытка Брюнинга поделить большие состояния не имела большого исторического значения.

Брюнинг планировал уничтожить большие убыточные поместья. Планы Брюнинга получили одобрение некоторых наиболее дальновидных землевладельцев, среди которых были личные друзья Гинденбурга. Кроме того, большую огласку получили действия администрации, связанные с выделением государственных фондов с целью оказания помощи землевладельцам Восточной Эльбы. Естественно, возникли подозрения в семейственности, поскольку инспекторы зачастую были выходцами из юнкеров Восточной Эльбы.

Однако историческое значение этого дела явно преувеличено.

Шлейхер, давно державший наготове преемника Брюнинга, представил его Гинденбургу, пришедшему от кандидата Шлейхера в восторг. Фон Папен, майор Генерального штаба, относился к правому крылу партии Центра. Он был женат на дочери саарского промышленника и имел во Франции прочные связи. Во всеобщей неразберихе никто не поинтересовался, обладает ли он необходимыми качествами, чтобы занять место Брюнинга. Аристократия, начинавшая понимать, насколько шатким стало положение не только большого класса землевладельцев, но и самой Германии, действовала словно человек, охваченный паникой. Требовалось сформировать авторитарный кабинет консерваторов, и такой кабинет был сформирован… во главе с фон Папеном.

Новый кабинет, в котором Шлейхер занял пост министра рейхсвера, придерживался мнения (хотя были и несогласные), что национал-социалистов следует склонить к практическому сотрудничеству. Поначалу Шлейхер был среди тех, кто отстаивал иное мнение, но занимал какую-то не вполне понятную позицию. С одной стороны, он с тревогой задавался вопросом, что могут предпринять поляки, если рейхсвер полностью посвятит себя подавлению общественных беспорядков. Вставал чисто технический вопрос: хватит ли у рейхсвера сил подавлять одновременно два восстания, слева и справа. Было бы лучше иметь одного врага. Правда, помимо рейхсвера, существовала еще жандармерия, обученная вести уличные бои, но в ней было всего лишь шестьдесят тысяч человек.

Пока Шлейхер пребывал в сомнениях, Папен сделал первый удачный ход. Он избавился от социал-демократического правительства Пруссии под предлогом якобы подрывной деятельности, а в действительности потому, что хотел опередить нацистов и установить контроль над прусской полицией. Шлейхер объявил в 3-м военном округе чрезвычайное положение и предоставил неограниченные полномочия генералу фон Рундштедту. Фактически, капитан 9-го пехотного полка с горсткой людей решил вопрос с прусским правительством. Шлейхер дал санкцию на их действия.

На выборах, последовавших за удачным ходом Папена, Гитлер одержал победу. Национал-социалисты стали самой сильной партией в рейхстаге. Поскольку это обстоятельство нельзя было обойти молчанием, Гинденбург в августе принял Гитлера и, выслушав его многословные объяснения, постарался обрисовать политическую ситуацию. Сейчас любой ценой следует избегать внешних осложнений, сказал президент, а потому самое большее, что можно предложить Гитлеру, – это занять место в коалиционном правительстве правого крыла. Гитлер отверг это предложение, считая, что рано или поздно он, руководитель самой сильной партии в стране, достигнет полной власти. Спустя несколько недель «кабинет баронов» отказался от Папена. От него отвернулись все партии, кроме партии Гугенберга.

Рейхстаг был распущен. Проведены новые выборы; количество национал-социалистов слегка уменьшилось, но общая картина осталась прежней. Папен понял, что остается единственное: руководить без партий и внести изменения в конституцию. Подобное решение могло привести к гражданской войне и, конечно, означало борьбу с национал-социалистами.

Шлейхер, который спокойно избавился от генералов, симпатизирующих нацистам, но, конечно, не смог добраться до Бломберга и Рейхенау, разработал очередной план. На его создание повлияли два момента: личная неприязнь Шлейхера к Гитлеру и стремление привлечь полезных для себя членов национал-социалистического движения. Руководство гитлеровской партии делилось на три группы. Ближайшее окружение Гитлера, затем авантюристы и бывшие члены добровольческих отрядов, окружавшие Рема (высмеивавшего Гитлера, уклонявшегося от захвата власти силой), и убежденные доктринеры, сгруппировавшиеся вокруг Штрассера. В партии росла напряженность. Штрассер начал подозревать, что Гитлера волнует не столько проблема национал-социализма, сколько вопрос захвата в свои руки всей полноты власти. Шлейхер решил воспользоваться сложившейся в нацистском движении ситуацией и удалить группировку Штрассера, а с ней большое число сторонников Гитлера из рабочего класса и тех, кто действительно готов воевать. Затем с помощью Штрассера и представителей социал-демократов и христианских профсоюзов сформировать правительство на широкой основе. Это, безусловно, был величайший из планов Шлейхера.

Когда в ноябре Папен попросил Шлейхера заняться борьбой с национал-социалистами, Шлейхер вполне сознательно уклонился, оправдываясь тем, что недостаточно моторизованному рейхсверу рискованно вступать в гражданскую войну, которая, возможно, будет одновременно вестись и против правых, и против левых. Понятно, что отказ Шлейхера ослабил и так пошатнувшееся положение Папена, поскольку Гинденбург испытывал явные сомнения в отношении предложенной Папеном «конституционной реформы». Реформа вела к нарушению конституции, которую он поклялся защищать. Кроме того, он содрогался при мысли о вовлечении своей страны в гражданскую войну. Да в этом и не было никакой необходимости. Коммунисты и национал-социалисты действовали сообща во время недавней стачки транспортных рабочих, и Шлейхер, который, по крайней мере, обещал разрешить проблему мирным путем, стал героем дня.

Папен был вынужден уйти в отставку, хотя и остался неофициальным советником президента. 1 декабря генерал-лейтенант фон Шлейхер был назначен канцлером.

Шлейхер предложил всеобъемлющую программу, включающую укрепление дружеских отношений с Советским Союзом, создание рабочих мест и переселение сельского населения. Кроме того, она включала увеличение вооруженных сил за счет милиции. Фактически, своей программой он сталкивал всех друг с другом. Генералы не желали признавать милицию. Дворяне Восточной Эльбы в штыки восприняли предложения о переселении, которое вело к разделу их поместий.

Программа не добавила Шлейхеру популярности. За ним закрепилось прозвище «общественный генерал». Гаммерштейн-Экворд, слепо доверявший Шлейхеру, стал известен как «красный». Теперь от двух генералов-реформаторов зависело, найдут ли они поддержку у народных масс. Практически все свое время Шлейхер тратил на переговоры. Со Штрассером и его сторонниками, с Гинденбургом из Немецкой национальной партии, доктором Каасом из партии Центра, Адамом Шегервальдом из христианского профсоюза и Вильгельмом Лейпортом из социал-демократического профсоюза. Переговоры требовали времени, и Шлейхеру его катастрофически не хватало. Лидеры социал-демократов совершили грубую ошибку, отказавшись вести переговоры с «генералом-реакционером». Дальновидные люди, вроде Носке, опасались высказывать свое мнение. Шлейхер, по мнению Носке, был далек от образа идеального государственного деятеля, но что он мог сделать?

Очень скоро Шлейхер обнаружил, что переоценил степень влиятельности Штрассера в национал-социалистической партии. В январе стало ясно, сколь утопической была идея Шлейхера расколоть партию; Гитлер обладал прямо-таки гипнотическим воздействием на людей.

Тем временем Папен вернулся к мысли о союзе с национал-социалистами и поручил банкиру фон Шредеру договориться о встрече с Гитлером. В свою очередь, национал-социалисты умудрились устроить встречу Гитлера и Оскара фон Гинденбурга, сына и адъютанта президента, который до этого времени категорически противился назначению Гитлера на пост канцлера. Встреча происходила в доме Иоахима фон Риббентропа, гитлеровского специалиста по иностранным делам. Герр фон Ольденбург-Янушау, близкий друг Гинденбурга, который всячески убеждал президента разрешить своего рода диктатуру юнкеров, подхватил идею Папена, рассчитывая, что в таком случае появится возможность «отгородить гитлеровскую группу» здравомыслящими консерваторами. В конечном итоге Шлейхер пришел к мысли о борьбе с Гитлером. Гаммерштейн-Экворд был готов использовать для этой цели рейхсвер, и Шлейхер обратился к Гинденбургу с просьбой об особых полномочиях. Теперь доподлинно известно, что более опытные партии в рейхстаге потребовали отчета по деньгам программы вспомоществования Восточной Эльбе (Osthilfe), о чем уже упоминалось ранее. Возможно, отголоски разговоров о денежных обменах достигли ушей Гинденбурга, но нет оснований предполагать, что это явилось причиной его нерешительности в отношении принятия предложений Шлейхера. Тем не менее, он отказал Шлейхеру. Гинденбург был слишком стар, и он попросту уставал, когда возникала необходимость принятия трудоемких кардинальных решений.

В результате Гинденбург отстранил Шлейхера. Ни Шлейхер, ни Гаммерштейн-Экворд не предполагали, что предложенный кабинет с Папеном и Гугенбергом может стать причиной гражданской войны.

Что же следовало предпринять? Открытый государственный переворот, фактически предложенный Шлейхером, не входил в планы Гинденбурга. Кроме того, он опасался, что национал-социалисты могут предъявить ему обвинение в неконституционном поведении. Партия уже выдвигала подобные обвинения, угрожая роспуском прусского правительства. На Гинденбурга не повлияли даже предупреждения Гаммерштейна-Экворда, попытавшегося объяснить старому президенту, что произойдет, если Гитлеру удастся захватить власть. Гинденбург резко ответил, что лучше бы Гаммерштейн-Экворд сосредоточил все свое внимание на осенних маневрах. Однако, оценив объективность рассуждений Гаммерштейна, президент был вынужден признать, что такие люди, как Гитлер и его приспешники, не остановятся ни перед чем, и он довольно нескладно закончил беседу, сказав, что никто и не предполагает, что он хочет сделать канцлером «богемского капрала».

Но именно в тот момент Папен выдвинул идею о создании национального правительства с Гитлером в качестве канцлера, собой, Папеном, в качестве вице-канцлера и прусского премьер-министра, и группой консерваторов на основных государственных постах. Гинденбург согласился, и 28 января 1933 года Шлейхер сложил с себя обязанности, хотя и продолжал заниматься государственными делами до назначения преемника. Теперь рейхсвер представлял собой странную смесь авторитаризма и социальной справедливости. Эта политическая авантюра, как и все прочие политические авантюры со стороны военных, привела к провалу.

Основными кандидатами Папена на государственные посты были Нейрат на должность министра иностранных дел, Бломберг – министра рейхсвера, Гугенберг – министра торговли, граф фон Кросинг – министра финансов и Гюртнер – министра юстиции. Все они были хорошо известны Гинденбургу. Папен планировал дать пост и Дюстербергу, но тот отказался.

У Шлейхера оставалась единственная надежда, и связана она была с Бломбергом. 30 января Гинденбург должен был привести правительство к присяге. Бломберга, который вновь принял командование военным округом, пригласили в Берлин. Шлейхер и Гаммерштейн-Экворд видели в нем свой последний шанс. Они хотели попытаться перетянуть Бломберга на свою сторону и с его помощью объяснить президенту, что рейхсвер не согласится на новое правительство. Шлейхер отправил на вокзал адъютанта с приказом Бломбергу немедленно прибыть к главнокомандующему армией.

А тем временем Папен обсуждал с Гитлером и Гугенбергом состав нового кабинета в присутствии Дюстерберга и Геринга, бывшего капитана ВВС, которого прочили на должность министра внутренних дел. По словам Дюстерберга, Папен опасался, что, если кабинет не будет сформирован до 11 часов, Шлейхер с Гаммерштейном-Эквордом отдадут приказ войскам вступить в столицу. Дюстерберг поинтересовался, от кого пришла эта информация. От молодого Гинденбурга, ответил Папен. Дюстерберг вышел, чтобы поговорить с сыном Гинденбурга, и нашел его за дверью. Оскар фон Гинденбург находился в состоянии крайнего возбуждения. Вероятно, он до последнего момента рассчитывал на то, что Шлейхер согласится с идеей Папена об «ограждении гитлеровской группы», а теперь получил сообщение о намерениях свергнутого канцлера. Он заявил, что лично встретит Бломберга и отплатит «предателю» Шлейхеру. На вокзале Бломберга встречали адъютант Шлейхера и Оскар фон Гинденбург.

С кем же должен был отправиться Бломберг? Казалось бы, в первую очередь он должен был предстать перед вышестоящим начальством, то есть перед главнокомандующим, Гаммерштейном-Эквордом. Но Бломберг отправился прямо к Верховному главнокомандующему, Гинденбургу. Шлейхер проиграл последнее сражение.

30 января 1933 года в 11 часов 15 минут новый канцлер, Адольф Гитлер, сын таможенного чиновника, вместе с группой консерваторов поклялся руководить делами государства. Несколько позже Папен заметил в разговоре с друзьями, что было бы ошибкой думать о захвате Гитлером власти. «Мы просто дали ему работу», – заявил Папен.