Глава 7.

Большая Чистка.

Ни один эпизод в Советской истории не вызывал столько ярости со стороны старого буржуазного мира, как чистка 1937-1938 года. Безоговорочное осуждение чистки в одних и тех же выражениях можно видеть в памфлетах неонацистов и троцкистов, в претендующих на академизм работах Збигнева Бжезинского и книге шефа по идеологии Бельгийской армии.

Давайте обратимся к последнему, Анри Бернару, бывшему сотруднику секретной службы Бельгии, почетному профессору Бельгийского Королевского Военного колледжа. В 1982 году он опубликовал книгу "Коммунизм и слепота Запада". В своей книге Бернар призывает все здравомыслящие силы Запада к отражению неминуемого вторжения русских. Что касается истории СССР, мнение Бернара о чистке 1937 года интересно по многим причинам:

"Сталин, бывало, использовал методы, от которых Ленин ужаснулся бы. Грузин не имел и следов чувств, присущих людям. Начиная с убийства Кирова в 1934 году, Советский Союз подвергся кровавым испытаниям, представляющим пожирание Революцией своих сынов. Как сказал Дойчер, Сталин предложил народу режим террора и иллюзий. С того времени новые либеральные меры совпали с потоками крови в 1936-1939 годах. Это было время тех самых ужасных чисток, чудовищного приступа страха. Началась нескончаемая череда судебных процессов. "Старая гвардия" героического времени должна была быть уничтожена. Главным обвиняемым на этих процессах был отсутствующий на них Троцкий. Независимо ни от чего он продолжал вести борьбу против Сталина, разоблачая его методы и осуждая его сговор с Гитлером".(1)

Вот так историк Бельгийской армии, подобно цитируемым им Троцкому и троцкистам, защищает "старую большевистскую гвардию", у него даже есть доброе слово для Ленина; но при бесчеловечном чудовище Сталине господствовал слепой и безжалостный террор.

Перед рассмотрением условий, которые привели большевиков к чистке партии в 1937-1938 годах, давайте рассмотрим, а что знают об этом периоде Советской истории буржуазные специалисты, относящиеся с должным почтением к фактам?

Габор Тамаш Риттершпорн, родился в Будапеште, опубликовал в 1988 году работу под названием "Сталинистские упрощения и Советские сложности". Он прямо говорит о своем непринятии коммунизма и заявляет, что "у нас нет намерения ни отрицать все в любом случае, ни хотя бы в чем-то оправдать самые настоящие ужасы века, который мы рассматриваем; мы на самом деле хотели быть среди первых и вынести их на свет, если это было бы необходимо".(2)

Однако официальная буржуазная версия настолько смехотворна, а ее лживость так очевидна, что приводила в течение долгого времени к полному непринятию стандартной западной интерпретации Социалистической революции. Риттершпорн превосходно выделил встреченные им проблемы, когда он пытался дать исправления наиболее очевидных буржуазных измышлений.

"Если ... попытаться издать пробный анализ некоторых почти абсолютно неизвестных материалов, и использовать их для освещения истории Советского Союза тридцатых годов и роли Сталина в тот период, то откроется, что возможность бросить вызов общепринятым знаниям намного меньше, чем это можно было бы предполагать.

... Традиционный образ "Сталинского феномена" на деле настолько силен, и так скрыт за политическими и идеологическими пристрастиями, усиливающими "нужные" стороны, что любая попытка что-либо в нем исправить неминуемо будет воспринята как действие за или против общепринятых норм, закрепленным за этим образом...

Заявление о желании показать, что традиционное представление "Сталинской эпохи" во многих случаях является неточным, равносильно безнадежному вызову достопочтенным образцам мышления, которые мы используем в отношении политической жизни в СССР; более того, оно противоречит даже общепринятым выражениям...

Рассуждения такого рода могут быть подтверждены, кроме всего прочего, крайней несообразностью изданий, посвященных тому, что историческая традиция рассматривает в качестве наиважнейшего события - "Большой Чистке" 1936-1938 годов.

Может показаться странным, что найдется немного периодов Советской истории, которые бы изучались столь поверхностно.(3)

Есть много причин верить тому, что если отвергаются элементарные правила анализа источника информации в важнейшей области знаний о Советской эпохе, то это случается потому, что мотивы поисков в этом периоде Советского прошлого значительно отличаются от мотивов обычных исторических исследований.

И на самом деле, даже читая самые "классические" работы на эту тему, трудно уйти от впечатления, что во многих отношениях эти работы больше вдохновлены настроением умов определенных кругов Запада, чем реалиями Советской жизни при Сталине. Защита священных для Запада ценностей от действительных или воображаемых угроз из России; оценка подлинных исторических событий соседствует со всевозможными идеологическими предположениями".(4)

Другими словами Риттершпорн говорит: смотрите, я могу доказать, что большинство современных представлений о Сталине абсолютно ложны. Но чтобы рассказать это, надо преодолеть гигантские помехи. Если вы выскажете, даже робко, некую неопровержимую истину о Советском Союзе тридцатых годов, вы немедленно будете заклеймены как "Сталинист". Буржуазная пропаганда распространила ложный, но весьма живучий образ Сталина, образ, который почти невозможно исправить, поскольку чувства сразу начинают преобладать над разумом, как только раскрывается предмет обсуждения. Книги о чистках, написанные такими великими специалистами Запада как Конквест, Дойчер, Шапиро и Файнсод, никчемны, поверхностны и написаны с глубочайшим презрением к самым элементарным правилам, знакомым даже начинающим историкам. Под научной оболочкой они представляют собой рассуждения в защиту капиталистических интересов и ценностей и идеологические предрассудки крупной буржуазии.

Вот как представлялись чистки коммунистами, полагавшими, что в 1937-1938 годах их необходимо было провести. Центральный тезис был изложен в докладе Сталина от 3 марта 1937 года, после которого чистки и начались.

Сталин утверждал, что некоторые партийные лидеры "оказались настолько легкомысленными, самодовольными и наивными"(5), и недостаточно бдительными по отношению к врагам, что антикоммунисты уже проникли в партию. Сталин рассказал об убийстве Кирова, второго по значению тогда коммуниста в большевистской партии: "Злодейское убийство товарища Кирова было первым серьезным предупреждением, которое показало, что враги народа двуличны, и, прибегая к двуличию, они хотели бы замаскироваться под членов партии, большевиков, для того, чтобы выведать наши секреты и получить доступ в наши организации...

Процесс "зиновьевско-троцкистского блока" в 1936 году расширил уроки предыдущих процессов и превосходно показал, что зиновьевцы и троцкисты объединили вокруг себя все враждебные буржуазные элементы, что они превратились в шпионскую, диверсионную и террористическую агентуру германской тайной полиции, что двуличие и камуфляж являются их единственным средством для проникновения в наши организации, что бдительность и политический подход являются надежнейшими средствами предотвращения такого проникновения".(6)

"Продвигаясь дальше вперед и добиваясь больших успехов, мы будем вызывать все большую ярость остатков побежденных эксплуататорских классов, и они будут еще с большей готовностью прибегать к острым формам борьбы, больше будут стремиться нанести вред Советскому государству, и еще больше будут прибегать к самым отчаянным средствам борьбы как к последнему прибежищу обреченных".(7)

Итак, на самом деле, кто такие были эти враги народа, проникшие в большевистскую партию? Здесь представлены четыре важных примера.

Во время Гражданской войны, когда погибло девять миллионов человек, буржуазия вела вооруженную борьбу с большевиками. Что ей было делать после поражения? Заканчивать жизнь самоубийством? Топить свое горе в водке? Превращаться в большевиков? В этом и была наилучшая возможность. Как только стало ясно, что большевистская революция победила, некоторые сторонники буржуазии сознательно стали внедряться в партию, чтобы бороться с ней изнутри и готовить условия для буржуазного переворота.

Борис Бажанов написал очень поучительную книгу на эту тему, названную "В Кремле со Сталиным". Бажанов родился в 1900 году, так что ему было от 17 до 19 лет во время революции на Украине, его родной земле. В своей книге Бажанов с гордостью показал фотографию документа, который гласил, что он назначается помощником Сталина. В решении организационного бюро значится: "Товарищ Бажанов назначается помощником товарища Сталина, секретаря ЦК". Бажанов прокомментировал: "Солдат антибольшевистской армии, я поставил себе трудную и опасную задачу проникнуть прямо в сердце вражеского центрального органа. И мне это удалось".(8)

Молодой Бажанов, как помощник Сталина, стал секретарем политбюро и должен был вести протоколы заседаний. Ему было 23 года. В своей книге, изданной в 1930 году, он рассказал, как началась его политическая карьера, когда он увидел приход большевистской армии в Киев. Тогда ему было 19 лет.

"Большевики захватили его в 1919 году, сея террор. Если бы я плюнул на них, то получил бы с десяток пуль. Я избрал другой путь. Чтобы спасти элиту моего города, я спрятался под маской коммунистической идеологии".(9)

"Начиная с 1920 года, открытая борьба с большевистской чумой прекратилась. Бороться с ними открыто стало невозможно. Надо было подрывать их изнутри. Надо было внедрить троянского коня в коммунистическую крепость... Все нити диктатуры сходились в единый узел в Политбюро. Заговор должен был начинаться там".(10)

В 1923-1924 годах Бажанов присутствовал на всех заседаниях Политбюро. Он сумел удержаться на различных постах до его бегства в 1928 году.

Многие другие буржуазные интеллектуалы имели такие же настроения, как у этого молодого девятнадцатилетнего украинца.

Рабочие и крестьяне, проливавшие кровь во имя Революции, были малообразованны и не отличались высокой культурой. Они могли победить буржуазию за счет своей отваги, героизма, ненависти к угнетению. Но чтобы создать новое общество, необходимы были образованность и культура. Интеллектуалы старого общества, молодые и старые, достаточно способные и легко приспосабливающиеся люди, отдали должное оппортунизму. Они решили сменить оружие и тактику борьбы. Они хотели противостоять этим грубым дикарям, работая на них. Судьба Бориса Бажанова служит тому примером.

Рассмотрим другое показательное дело. Карьера его автора, Георгия Соломона, даже более интересна. Соломон был кадровым членом большевистской партии, назначенным в июле 1919 года помощником Народного Комиссара торговли и промышленности. Он был близким другом Красина, старого большевика, который был одновременно Наркомом торговли и промышленности и Наркомом железных дорог и связи. Короче, перед нами два члена "старой гвардии героических времен", так дорогой сердцу Анри Бернара из Бельгийской Военной академии.

В декабре 1919 года Соломон вернулся из Стокгольма в Петроград, где он поспешил к своему другу Красину и спросил его о политической обстановке. В изложении Соломона ответ был таков:

"Ты хочешь, чтобы я прокомментировал ситуацию? ... сейчас идет непосредственное установление социализма ... воплощенная утопия, включающая самые крайние виды глупости. Они все обезумели, вместе с Лениным! ... Забыв о законах естественного развития, забыв наши предупреждения об опасности проведения социалистического эксперимента в настоящих условиях .... А что касается Ленина ... он страдает от постоянного расстройства сознания ... в действительности мы живем при полностью деспотическом режиме".(11)

Этот анализ ничем не отличается от меньшевистского: Россия не готова для социализма, а те, кто хочет установить его, будут вынуждены применять диктаторские методы.

В начале 1918 года Соломон и Красин вместе были в Стокгольме. Немцы начали наступление и оккупировали Украину. Антибольшевистские мятежи вспыхивали все чаще и чаще. Не было до конца ясно, кто будет управлять Россией, большевики или меньшевики и их союзники. Соломон подытожил свои разговоры с Красиным.

"Мы понимали, что новый режим провел ряд абсурдных мер, разрушив технические средства, дискредитировав технических специалистов и заменив их комитетами рабочих ... мы понимали, что линия на полное уничтожение буржуазии была не менее абсурдной ... Эта буржуазия могла еще принести нам много положительного ... мы нуждались в том, чтобы этот класс исполнил свою историческую цивилизующую роль".(12)

Казалось, что Соломон и Красин сомневались, не стоит ли им присоединиться: к "настоящим" марксистам, меньшевикам, с которыми у них было одинаковое мнение о роли буржуазии, которая должна была принести прогресс. Что могло произойти без ее участия? На самом ли деле не будет развиваться страна с "заводами, управляемыми невежественными рабочими"?(13)

Но власть большевиков устояла:

"Наша оценка положения постепенно менялась. Мы спрашивали себя, а имеем ли мы право оставаться в стороне ... Не стоит ли нам, в интересах народа, которому мы готовы были служить, поддержать Советы своими знаниями и опытом, для внесения в это дело некоторых здравых моментов? Не будет ли для нас лучшим шансом борьба против этой политики полного разрушения, которой отмечена деятельность большевиков...? Мы могли бы также противостоять полному уничтожению буржуазии.... Мы полагали, что восстановление нормальных дипломатических отношений с Западом ... придало бы нашим вождям силы, чтобы встать в один строй с другими народами и..., что тенденция к немедленному установлению полного коммунизма начнет уменьшаться и полностью исчезнет навсегда ...

Под действием этих мыслей мы решили, Красин и я, присоединиться к Советам".(14)

Итак, в соответствии с этими словами Соломона, он и Красин сформулировали тайную программу, следуя которой они и добились постов министра и заместителя министра в правительстве Ленина: они всячески противодействовали диктатуре пролетариата, они защищали, как могли буржуазию, и они были намерены укрепить связи с империалистическим миром, все это для того, чтобы "постепенно полностью уничтожить коммунистическое направление партии! Настоящий Большевик, товарищ Соломон.

1 августа 1923 года во время визита в Бельгию он установил связь с другой стороной. Его признания появились в 1930 году и были изданы бельгийско-французским "Международным центром активного противодействия коммунизму". Старый большевик Соломон теперь выдвинул такие идеи:

"Московское правительство сформировано небольшой группой людей, которые с помощью ГПУ внедряют рабство и террор в нашей великой и замечательной стране".(15)

"Советские деспоты уже видят себя окруженными со всех сторон гневом, всеобщим коллективным гневом. Охваченные сумасшедшим террором ... они проливали реки крови".(16)

Те же слова использовали меньшевики несколькими годами раньше. Вскоре они были подхвачены Троцким, а пятьюдесятью годами позже и шефом по идеологии Бельгийской армии, не придумавшего ничего лучше этих слов. Важно отметить, что слова "сумасшедший террор", "рабство" и "реки крови" использовались "старым большевиком" Соломоном для описания положения в Советском Союзе при Ленине и в либеральные времена периода коллективизации 1924-1929 годов. Вся клевета о "террористическом и кровожадном режиме", с которой буржуазия выступала против Сталина, была запущена, слово в слово, против Советского Союза еще при Ленине.

Соломон представлял собой интересный случай "старого большевика", который по существу противостоял Ленинскому проекту, и который избрал путь его разрушения и "извращения" изнутри. Уже в 1918 году некоторые большевики перед Лениным обвинили Соломона в том, что он являлся приверженцем буржуазии, дельцом и германским шпионом. Соломон все отрицал, но интересно заметить, что как только он покинул Советский Союз, он публично объявил себя антикоммунистом.

Упоминавшаяся выше книга Бажанова, содержит один особенно интересный эпизод. Он рассказал о встрече с высшими офицерами Красной Армии:

"Фрунзе был, возможно, единственным человеком среди коммунистических вождей, который хотел ликвидации режима и возврата России к более гуманным формам существования.

В начале революции Фрунзе был большевиком. Но, находясь в армии, он попал под влияние старых офицеров и генералов, перенял их традиции и стал солдатом по убеждениям. Насколько возросли его чувства к армии, настолько выросла ненависть к коммунизму. Но он знал, как скрыть и спрятать свои мысли...

Он чувствовал, что его убеждения должны привести его к роли Наполеона....

Фрунзе имел хорошо продуманный план. Он стремился, прежде всего, ограничить роль партии в Красной Армии. Начав действовать, он сумел упразднить комиссаров, которые в качестве представителей партии стояли над командирами...

Затем, энергично следуя своему плану Бонапартистского переворота, Фрунзе осторожно поставил на некоторые командные посты своих доверенных людей, настоящих военных ... так, чтобы армия могла способствовать успеху переворота. Но нужна была исключительная ситуация, например, могло быть введено военное положение ...

Его способность придать коммунистический дух каждому своему поступку была замечательной. Тем не менее, Сталин раскрыл его".(17)

Трудно установить, были ли суждения Бажанова верными. Но его книга ясно показала, что в 1926 году уже существовали разговоры о милитаристских и Бонапартистских настроениях в армии, намерениях положить конец Советскому режиму. Токаев напишет в 1935 году, что "Центральный военный аэродром Фрунзе был одним из центров непримиримых врагов Сталина".(18) Когда в 1937 году Тухачевский был арестован и расстрелян, ему вменялись в вину точно те намерения, которые приписывал Фрунзе Бажанов в 1930 году.

В 1939 году Александру Зиновьеву, отличному студенту, было 17 лет. "Я мог понять разницу между действительностью и коммунистическими идеалами, и для меня ответственным за эти различия был Сталин".(19) Это предложение предельно точно отражает мелкобуржуазный идеализм, который вполне хотел принять коммунистические идеалы, но не желал считаться с социальными и экономическими условиями, как и с международными обстоятельствами, в которых приходилось рабочему классу строить социализм. Мелкобуржуазные идеалисты отвергали коммунистические идеалы, если им приходилось встретиться с жесточайшей классовой борьбой и материальными трудностями. "К семнадцати годам я уже был убежденным антисталинистом".(20) Так писал Зиновьев. "Я считал себя неоанархистом".(21) Он страстно изучал работы Бакунина и Кропоткина, затем Желябова и народников.(22) Октябрьская революция на самом деле позволила "аппаратчикам иметь персональные автомобили, жить в шикарных квартирах и дачах", "было установлено централизованное и бюрократическое государство".(23) "Идея диктатуры пролетариата была безумием".(24)

Зиновьев продолжал:

"Идея убийства Сталина заполнила мои мысли и чувства... Я уже был готов к терроризму... Мы изучили технические возможности нападения ... во время парада на Красной площади... мы хотели спровоцировать беспорядки, чтобы я, вооруженный пистолетом и гранатой, имел возможность атаковать вождей".(25)

Вскоре после этого, он со своим другом Алексеем готовился к атаке, "запланированной на 7 ноября 1939 года".(26)

Зиновьев учился на философском факультете элитного ВУЗа.

"Поступив учиться, я понял, что рано или поздно мне придется вступить в коммунистическую партию... У меня не было намерения открыто выражать свои убеждения: я бы только получил лишние заботы...

Я уже выбрал свой курс. Я хотел стать революционным борцом за новое общество... Для этого я решил на время скрыть себя и мои действительные убеждения от всех, исключая нескольких самых верных друзей".(27)

Эти четыре примера показывают нам те громадные трудности, которые стояли перед Советским руководством в борьбе против безжалостных врагов, скрывающихся и действующих тайно, врагов, делавших все возможное для подрыва и разрушения партии и Советской власти изнутри.

В двадцатых-тридцатых годах Сталин и другие большевистские лидеры вели постоянную борьбу против оппортунистических выступлений в партии. Отрицание ленинских идей, шедшее от Троцкого, затем от Зиновьева и Каменева, и, наконец, от Бухарина, играло центральную роль. Эта идеологическая и политическая борьба велась в полном соответствии с ленинскими принципами, твердо и настойчиво.

Большевистская партия вела решительную идеологическую и политическую борьбу против Троцкого в 1922-1937 годах по вопросам возможности построения социализма в одной стране, Советском Союзе. Используя левацкую идеологию, Троцкий стремился доказать невозможность построения социализма в Советском Союзе в условиях отсутствия победоносных революций в крупных промышленных странах. Этих пораженческих и капитуляционистских настроений меньшевики придерживались еще в 1918 году. Они были уверены в невозможности построения социализма в отсталой крестьянской стране. Многие работы большевистских лидеров, в особенности Сталина и Бухарина, показывают, что борьба с ними велась совершенно правильно.

В 1926-1927 годах Зиновьев и Каменев присоединились к Троцкому в его борьбе против партии. Вместе они образовали Объединенную оппозицию. Последняя опровергала рост класса кулаков, критиковала "бюрократизм" и организовала тайные фракции внутри партии. Когда Оссовский защищал право создания "оппозиционных партий", Троцкий и Каменев голосовали в Политбюро против исключения Оссовского из партии. Зиновьев поддержал теорию Троцкого о "невозможности построения социализма в одной стране", теорию, против которой он яростно боролся всего лишь два года назад, рассказывая всем об опасности перерождения партии.(28)

В 1927 году Троцкий пустил в обиход выражение "Советский термидор", намекая на аналогию с Французской контрреволюцией, когда правые якобинцы казнили левых.

Впоследствии Троцкий вспоминал, что в начале Первой Мировой войны, когда немецкая армия была в 80 километрах от Парижа, Клемансо сверг слабое правительство Пенлеве, чтобы организовать эффективную оборону без каких-либо уступок. Троцкий намекал, что в случае империалистического нападения, он бы принял план, подобный плану переворота Клемансо.(29) Вот такими своими действиями и писаниями оппозиция была полностью дискредитирована и получила во время голосования всего 6 тысяч голосов за и 725 тысяч против.(30) 27 декабря 1927 года Центральный Комитет заявил, что оппозиция объединилась с антисоветскими силами, и что те, кто поддерживает эту позицию, будут исключены из партии. И все лидеры троцкистов и зиновьевцев были исключены.(31)

Но в июне 1928 года несколько зиновьевцев покаялись и вновь были приняты в партию вместе с их лидерами, Зиновьевым, Каменевым и Евдокимовым.(32) Так же поступили и многими троцкистами, включая Преображенского и Радека.(33) Троцкий, однако, придерживался непримиримой оппозиции по отношению к партии и был изгнан за пределы Советского Союза.

Следующее столкновение произошло во время коллективизации с правыми бухаринцами. Бухарин придерживался социал-демократической линии, основанной на идее классового примирения. На деле же он защищал развитие класса кулаков в деревне и представлял их интересы. Он настаивал на снижении темпов индустриализации в стране. Позиции Бухарина разлетелись на части в связи с острой классовой борьбой в деревне, "ужасы" которой Бухарин описывал и осуждал.

Во время этой борьбы бывшие члены "Левой оппозиции" образовали безнравственный союз с Бухариным для того, чтобы свергнуть Сталина и марксистско-ленинское руководство. 11 июля 1928 года во время бурных дебатов, проводившихся перед коллективизацией, Бухарин провел тайное совещание с Каменевым. Он заявил, что он готов "порвать со Сталиным ради Каменева и Зиновьева", и что он надеется на "союз для удаления Сталина".(34) В сентябре 1928 года Каменев встречался с некоторыми троцкистами, просил их вступить в партию и ждать "созревания кризиса".(35)

К тому времени Зиновьев и Каменев вновь начали борьбу против партийной линии, поддержав контрреволюционную программу, выдвинутую Рютиным в 1931-1932 годах. Они были вновь исключены из партии и сосланы в Сибирь.

С начала 1933 года казалось, что самые тяжелые бои за индустриализацию и коллективизацию уже позади. В мае 1933 года Сталин и Молотов подписали постановление об освобождении 50 процентов людей, сосланных в трудовые лагеря во время коллективизации. В ноябре 1934 года система управления колхозами приняла четко выраженную форму, колхозники имели право возделывать для себя личные участки земли и выращивать скот.(36) Общественная и экономическая атмосфера смягчилась по всей стране.

Общее направление, принятое партией, доказало свою правоту. Каменев, Зиновьев, Бухарин и многие троцкисты осознали, что они ошибались. Партийное руководство считало, что яркие победы в строительстве социализма должно вдохновить этих бывших оппозиционеров на критику их ошибочных идей и на признание Ленинской правды. Оно надеялось, что все ведущие кадры должны были принять Ленинские принципы критики и самокритики, материалистические и диалектические методы, которые позволят каждому коммунисту повысить свои политические знания и оценить их значимость для того, чтобы укрепить политическое единство в партии. Поэтому почти все руководители трех оппозиционных движений, троцкисты Пятаков, Радек, Смирнов и Преображенский, так же как и Зиновьев с Каменевым, и Бухарин, которые оставались на важных постах, были приглашены на 17 съезд партии, где они выступили с речами.

Этот съезд был съездом победителей и союзников.

В докладе 17 съезду, представленном 26 января 1934 года, Сталин перечислил впечатляющие достижения в индустриализации, коллективизации и культурном строительстве. Отметив политическую победу над троцкистами и буржуазными националистами, он заявил:

"Антиленинская группа правых уклонистов была разбита и рассеяна. Их организаторы давно отвергли старые взгляды и теперь пытаются всеми путями искупить свои грехи перед партией".(37)

Во время съезда все старые оппозиционеры признали огромные успехи, достигнутые за последние 3-4 года. В заключительной речи Сталин заявил:

"В рядах партии обнаружилось необычайное идеологическое, политическое и организационное единство".(38)

Сталин был убежден, что прежние уклонисты в будущем станут честно работать ради построения социализма.

"Мы разбили врагов партии ... Но пережитки их идеологии все еще живут в умах отдельных членов партии, и нередко они находят свое выражение".

И он подчеркнул живучесть "пережитков капитализма в экономической жизни" и "все еще ... в умах людей". "Вот почему мы не можем сказать, что борьба окончена, и что больше нет необходимости в политике социалистического наступления".(39)

Детальное изучение идеологической и политической борьбы, которая велась в большевистском руководстве с 1922 по 1934 годы, доказывает ложность крепко укоренившихся вымыслов и предубеждений. Упорно распространяется ложь о том, что Сталин не давал возможности другим лидерам свободно выражать свои мнения, что он был "тираном" в партии. Дебаты и схватки проводились открыто и на протяжении долгого времени. В корне различные идеи яростно противостояли одна другой, и на кону стояло само будущее социализма. Как в теории, так и в практике Сталин и другие руководители показали, что они следуют по Ленинскому пути, а различные оппортунистические фракции выражали интересы старой и новой буржуазии. В борьбе Сталин показал не только осторожность и упорство, он даже позволял оппонентам, заявившим о признании своих ошибок, вернуться к руководящей деятельности. Сталин действительно верил в честность самокритики его прежних противников.

1 декабря 1934 года в своем кабинете в здании обкома партии, в Смольном, был убит Киров, второй человек в партии. Убийца, Николаев, прошел туда, просто предъявив партбилет. Ранее он был исключен из партии, но сумел сохранить партбилет у себя.

Контрреволюционеры в тюрьмах и лагерях начали свою обычную кампанию лжи:

"Именно Сталин убил Кирова!" Такое "толкование" убийства Кирова было распространено на Западе диссидентом Орловым в 1953 году. В момент убийства Кирова Орлов находился в Испании. В книге, изданной им после бегства на Запад в 1938 году, Орлов писал о слухах, собранных им во время его короткой остановки в Москве. И только пятнадцатью годами позже во время Холодной войны диссидент Орлов обрел достаточную проницательность, чтобы сделать сенсационное открытие.

Токаев, член тайной антикоммунистической организации, писал, что Киров был убит группой оппозиционеров, и что он, Токаев, внимательно изучил обстоятельства подготовки к убийству. Люсков, агент НКВД, сбежавший в Японию, утверждал, что Сталин не имел никакого отношения к этому убийству.(40)

Убийство Кирова произошло в момент, когда руководство партии считало, что самые тяжелые этапы борьбы были позади, и что единство в партии восстановлено. Поначалу Сталин попросту был расстроен и немного запаниковал. Руководство расценило убийство человека номер два в партии как начало переворота. Немедленно был издан указ, требующий использования ускоренной процедуры для ареста и наказания террористов. Эти драконовские меры были результатом чувства смертельной опасности, угрожавшей социалистическому режиму.

Во-первых, партия искала виновных в кругах давних врагов, белогвардейцев. Некоторые из них были казнены.

Далее, следователи нашли дневник Николаева. В нем не было никаких сведений о связях с оппозиционным движением, которое бы готовило нападение. В конечном счете следствие заявило о том, что группа Зиновьева "влияла" на Николаева и его друзей, но не нашло никаких доказательств прямой причастности Зиновьева, который до того уже был сослан в ссылку. Реакция партии отражала царивший после покушения беспорядок. Предположение, согласно которому Сталин "подготовил" нападение, чтобы провести его "дьявольский план" уничтожения оппозиции, не подтверждается фактами.

После убийства Кирова последовала чистка партии от сторонников Зиновьева. Массового насилия и жестокости не было. Несколько следующих месяцев было посвящено новой Конституции, основанной на принципах социалистической демократии.(41)

Только через шестнадцать месяцев, в июне 1936 года, дело об убийстве Кирова было вновь открыто с привлечением новых данных. Оказалось, что в октябре 1932 года была создана тайная организация, в которую входили Зиновьев и Каменев.

Следствие доказало, что в начале 1932 года Троцкий присылал секретные письма для Радека, Сокольникова, Преображенского и других, побуждая их к более энергичным действиям против Сталина. Гетти нашел упоминание об этих письмах в архивах Троцкого.(42)

В октябре 1932 года бывший троцкист Голтсман тайно встретился с сыном Троцкого, Седовым, в Берлине. Они обсуждали предложение Смирнова о создании Объединенного Оппозиционного блока, с включением в него троцкистов, зиновьевцев и последователей Ломинадзе. Троцкий настаивал на "анонимности и секретности". Вскоре после этого Седов писал своему отцу, что блок официально создан, и что группа Сафарова-Тарханова осуждена.(43) В бюллетене Троцкого были опубликованы под псевдонимами доклады Смирнова и Голтсмана.

Таким образом, руководство партии имело неопровержимое доказательство существования заговора для свержения большевистского руководства и установления власти клики оппозиционеров, идущих по пути старых эксплуататорских классов.

Существование такого заговора было весьма тревожным сигналом.

Каждому внимательному аналитику, исследовавшему классовую борьбу в международном масштабе, было ясно, что к 1936 году Троцкий скатился к позиции, где он оказался в объятиях самых разных антикоммунистических сил. Превознося себя, Троцкий предназначил сам себе планетарную историческую роль, настолько же возраставшую, насколько его окружение становилось все более и более малозначащим. Вся его энергия сосредотачивалась на одном: разрушить большевистскую партию и тем самым привести к власти Троцкого и троцкистов. Фактически, зная в деталях большевистскую партию и ее историю, Троцкий стал всемирным специалистом по антибольшевистской борьбе.

Для того чтобы показать смысл его действий, мы предоставим несколько публичных заявлений Троцкого, сделанных им перед повторным открытием дела об убийстве Кирова в июне 1936 года. Эти заявления проливают свет на фигуры Зиновьева, Каменева, Смирнова и тех, кто участвовал в заговоре вместе с Троцким.

В 1934 году Троцкий заявил, что Сталин и коммунистическая партия ответственны за приход к власти Гитлера: для свержения Гитлера коммунистическая партия должна быть "безжалостно" разрушена!

"Победа Гитлера ... случилась ... благодаря преступной политике Коминтерна. "Нет Сталину - нет победе Гитлера"".(44)

"Сталинский Коминтерн, также как и сталинская дипломатия, помогала Гитлеру вскочить в седло с любой стороны".(45)

"Коминтерновские бюрократы вместе с социал-демократией делает все возможное, что может превратить Европу, а там и весь мир, в фашистский концентрационный лагерь".(46)

"Коминтерн обеспечил одно из важнейших условий для победы фашизма ... для свержения Гитлера необходимо покончить с Коминтерном".(47)

"Рабочие, учитесь презирать этот бюрократический сброд!"(48)

"Рабочие должны вытеснить теорию и практику бюрократического авантюризма из рядов рабочего движения!"(49)

Итак, в начале 1934 года, когда Гитлер еще меньше года у власти, Троцкий заявил, что для свержения фашизма, международное коммунистическое движение должно быть ликвидировано! Превосходный пример "антифашистского единства", о котором столь демагогически кричал Троцкий. Вспомним, что в то же самое время Троцкий заявил, что Германская Коммунистическая партия отказалась от "политики объединенного фронта с социал-демократами"(50), и что, следовательно, из-за ее "возмутительного сектантства" Гитлер пришел к власти. На самом деле это произошло из-за Германской Социал-демократической партии, из-за ее безусловной поддержки германских капиталистов и отказа от антифашистского и антикапиталистического единства. А Троцкий предлагал "безжалостное истребление" единственной силы, на деле противостоявшей нацизму!

Еще в 1934 для подстрекательства самых отсталых масс против большевистской партии Троцкий выдвинул свое известное измышление о том, что Советский Союз во многом напоминает фашистское государство.

"В последнее время Советская бюрократия приобрела многие черты победоносного фашизма, прежде всего избавления от контроля партии и установления культа лидера".(51)

В начале 1935 года позиция Троцкого была такова: реставрация капитализма в СССР невозможна; экономические и политические основы Советского режима незыблемы, но верхушка, то есть руководство большевистской партии есть самая коррумпированная, самая антидемократическая и самая реакционная часть общества.

Троцкий принял под свое крыло все антикоммунистические силы, которые боролись "против самой коррумпированной части" большевистской партии. Троцкий постоянно защищал оппортунистов, карьеристов и пораженцев, еще состоящих в партии, чьи действия подрывали диктатуру пролетариата.

Вот что писал Троцкий в конце 1934 года после убийства Кирова, непосредственно перед исключением Зиновьева и Каменева из партии, и суда, закончившегося для них ссылкой.

"Как это могло произойти, что в наше время после всех экономических успехов, после "ликвидации" - в соответствии с официальными заверениями - классов в СССР и "построения" социалистического общества, как могло произойти то, что старым большевикам ... вменили в вину реставрацию капитализма...?

Только последний идиот мог додуматься до того, что капиталистические отношения, то есть, частная собственность на средства производства, включая землю, может быть восстановлена в СССР мирным способом и установлен режим буржуазной демократии. На деле же, даже если это было бы возможно вообще, капитализм не может быть восстановлен в России иначе, как в результате жесточайшего контрреволюционного переворота, который унес бы в десять раз больше жизней, чем то было в Октябрьскую революцию и гражданскую войну".(52)

Эти слова наводят на такую мысль. Троцкий был во главе безжалостной борьбы внутри руководства партии с 1922 по 1927 год, отстаивая идею о невозможности построения социализма в одной стране, в Советском Союзе. Но в 1934 году этот бессовестный индивидуум заявил уже, что социализм в Советском Союзе настолько крепок, что для его свержения потребуются десятки миллионов жизней!

Далее, Троцкий заявлял о своих претензиях на защиту "Старых Большевиков". Но эти "Старые Большевики", Зиновьев и Каменев, были диаметральной противоположностью старым большевикам Сталину, Кирову, Молотову, Кагановичу и Жданову. Последние же указывали на то, что в условиях жестокой классовой борьбы, имевшей место в Советском Союзе, оппортунистическая позиция Зиновьева и Каменева открывает дорогу старым эксплуататорским классам и новым бюрократам.

Троцкий использовал стародавний буржуазный аргумент: "Он является старым революционером, как бы он мог изменить своей стороне?" Хрущев еще поднимет этот лозунг в своем Секретном докладе.(53)

Но уже был известен пример Каутского, ранее провозглашенного духовным наследником Маркса и Энгельса, и ставшего после смерти основоположников научного коммунизма главным предателем марксизма. Мартов был одним из пионеров марксизма в России, он участвовал в создании первых революционных организаций; тем не менее, он стал вождем меньшевиков и боролся с социалистической революцией с октября 1917 года. И что уж говорить о "Старых Большевиках" Хрущеве и Микояне, действенно способствовавшим переводу Советского Союза на путь реставрации капитализма.

Троцкий заявлял, что контрреволюция невозможна без кровопролития, что она унесет десятки миллионов жизней. Он делал вид, что капитализм не мог быть "произведен внутри", путем политического перерождения партии, проникновения в нее врагов, бюрократизации, принятием взглядов и убеждений социал-демократов. Однако Ленин настойчиво доказывал это.

Политически Каменев и Зиновьев были предшественниками Хрущева. А вот Троцкий, высмеивая излишнюю бдительность при противодействии таким оппортунистам, как Каменев, использовал аргументы, которые будут почти слово в слово воспроизведены Хрущевым в его "Секретном докладе":

"Ликвидация старых правящих классов вместе с успехами экономики нового общества должна непременно приводить к снижению накала борьбы и уходу от различных форм диктатуры".(54)

Сразу же после того, как тайные силы успешно убрали второго человека в партии, Троцкий заявил, что диктатура пролетариата логически должна начать растворяться до полного исчезновения. Нацеливая кинжал в сердце большевиков, защищавших Советский режим, Троцкий в то же время призывал к терпимости по отношению к заговорщикам.

В том же выступлении Троцкий всячески обелял террористов. Он заявил, что убийство Кирова было "новым фактом, который должен рассматриваться как имеющий весьма значимую важность". Он пояснял:

"Террористический акт, заранее подготовленный и совершенный по приказу определенной организации немыслим, если только не существует благоприятной для этого политической атмосферы. Враждебность к находящимся у власти вождям должна быть широко распространенной и принять острейшие формы для кристаллизации террористических групп, возникающих в рядах молодежных партий...

Если ... неудовлетворенность распространяется в народных массах, которые напрочь отвергают бюрократию; если молодежь чувствует, что ее с презрением отвергают, угнетают и лишают шансов на свободное развитие, тогда создается атмосфера, благоприятствующая созданию террористических групп".(55)

Держась для публики в стороне от терроризма, Троцкий, как только мог, оправдывал убийство Кирова! Как вы заметили, из его трудов получается, что заговор и убийство были доказательством "всеобщей атмосферы враждебности, которой окутана бюрократия". Убийство Кирова доказывало, что "молодежь чувствует себя угнетенной и лишенной шансов для свободного развития" - это последнее замечание было прямым подстрекательством реакционной молодежи, которая и в самом деле чувствовала, что она "подавлена" и "лишена шансов на свободное развитие".

Троцкий закончил призывом к индивидуальному террору и вооруженному восстанию для уничтожения "сталинистской" державы. Таким образом, не позднее 1935 года Троцкий действовал как открытый контрреволюционер, непримиримый антикоммунист. Вот еще одна выдержка из его писаний, опубликованных за полтора года до Большой Чистки 1937 года.

"Сталин ... является живым воплощением Термидора бюрократов. В его руках террор был и до сих пор остается орудием, предназначенным для сокрушения партии, профсоюзов и Советов, для установления личной диктатуры, которой не хватает только короны императора....

Нездоровая атмосфера, вызванная бюрократическими методами коллективизации, или трусливыми репрессиями против лучших элементов пролетарского авангарда, неминуемо вызывала к жизни возмущение, ненависть и дух мести. Эта атмосфера порождает готовность молодежи совершать акты индивидуального террора...

Только успехи мирового пролетариата могут воскресить веру Советских пролетариев в свои силы. Непременным условием революционной победы является объединение международного революционного авангарда под знаменем Четвертого Интернационала. Борьба под этим лозунгом должна вестись в Советском Союзе осмотрительно, но без компромиссов... Пролетариат, совершивший три революции, поднимет свою голову еще раз. А если бюрократическая абсурдность попытается сопротивляться? Пролетариат найдет достаточно большую метлу, и мы поможем ему в этом".(56)

Вот так Троцкий благоразумно вдохновлял "индивидуальный террор" и открыто призывал к "четвертой революции".

Заявляя, что Сталин "сокрушил" партию большевиков, профсоюзы и Советы, Троцкий утверждал, что эта "чудовищная" контрреволюция, должна непременно вызвать ненависть молодежи, дух мщения и терроризма. Это был плохо завуалированный призыв к убийству Сталина и других большевистских вождей. Троцкий заявил, что деятельность его единомышленников в Советском Союзе должна вестись по правилам строжайшей конспирации. Было очевидно, что он не будет прямо призывать к индивидуальному террору. Но он дал ясно понять, что этот индивидуальный террор "непременно" будет вызван преступлениями Сталина. На языке конспираторов трудно высказаться яснее.

На случай если у кого-то из его последователей оставались сомнения, Троцкий добавил: в России мы вели вооруженное восстание в 1905 году, еще одно в феврале 1917, и третье - в октябре того же года. Сейчас мы готовимся к четвертой революции против "Сталинизма". Если они осмелятся сопротивляться, мы поступим с ними так, как мы поступали с защитниками царя и буржуазии в 1905 и 1917 году. Призывая к вооруженной революции в Советском Союзе, Троцкий стал выразителем мнений всех побежденных реакционных классов, от кулаков, пострадавших от "бессмысленного варварства бюрократов" во время коллективизации, до защитников царизма, включая буржуазию и белых офицеров! Чтобы втянуть некоторых рабочих в свои антикоммунистические делишки, Троцкий обещал им "успех мирового пролетариата", который должен вернуть уверенность Советскому пролетариату.

После чтения этого текста становится ясно, что любой советский коммунист, который знал о тайных связях между Троцким и действующими членами партии, должен был немедленно сообщить об этом органам госбезопасности. Все, кто поддерживал тайные отношения с Троцким, были частью контрреволюционного заговора, нацеленного на разрушение самых основ Советской власти, несмотря на все "левацкие" аргументы, которые они использовали для оправдания их попыток антикоммунистического переворота.

Обратимся к эпизодам обнаружения в 1936 году связей между Зиновьевым-Каменевым-Смирновым и зарубежной антикоммунистической группой Троцкого.

Процесс зиновьевцев состоялся в августе 1936 года. По существу он был связан с осуждением неких элементов, которые уже несколько последних лет находились под угрозой изгнания из партии. Репрессии против троцкистов и зиновьевцев не коснулись жизненно важных партийных структур. Во время процесса обвиняемые ссылались на Бухарина. Но прокурор чувствовал, что достаточно убедительных доказательств против Бухарина нет, и расследование в этом направлении, то есть против руководящих кругов партии не проводилось.

Тем не менее, радикально настроенные личности в партийном руководстве в июле 1936 года распространили в своих кругах письмо, обращавшее внимание на то, что враги проникли в сам партийный аппарат, что они скрывают свои истинные намерения, и что их шумная поддержка генеральной линии призвана замаскировать их саботаж. Разоблачить их очень трудно, отмечалось в письме.

Это письмо содержало еще и такое утверждение: "В нынешних условиях непременным качеством каждого большевика должна быть способность разоблачить врага партии, как бы хорошо он не был замаскирован".(57)

Это положение может показаться кое-кому выражением "сталинистской" паранойи. Но им следует внимательно прочесть признание Токаева, члена антикоммунистической организации, существовавшей внутри КПСС. Токаев пишет о своем отклике на дело Зиновьева во время партийной конференции в Военной академии им. Жуковского, где он занимал важный пост.

"В этой атмосфере мне оставалось только одно: идти с волной... Я сосредоточился на Зиновьеве и Каменеве. Я избегал любого упоминания Бухарина. Но председатель собрания не дал мне такой возможности: одобряю я, или нет, выводы Вышинского, сделанные им в отношении Бухарина?...

Я сказал, что решение Вышинского расследовать деятельность Бухарина, Рыкова, Томского и Угланова получило одобрение народа и партии, и что я "полностью согласен" - что "народ Советского Союза и наша партия имеют право знать о двуличном интриганстве Бухарина и Рыкова...

Уже одно это мое заявление дает возможность моим читателям осознать, в какой высокопарной атмосфере, в какой сверхконспиративной манере - даже не зная характеров друг друга - приходилось вести работу в СССР нам, оппозиционерам".(58)

Из этого становится ясно, что во время процесса троцкистско-зиновьевского блока Сталин не поддерживал радикальные настроения и доверял следствию, НКВД и Ягоде. А последний был способен направлять процесс и значительно ограничить масштабы чистки, которая прошла после раскрытия заговора.

Однако к тому времени уже были сомнения насчет Ягоды. Были люди, включая Ван Хейеноорта, секретаря Троцкого, и Орлова, предателя из НКВД, подтвердившие, что ближайший сотрудник Седова, Марк Зборовский, работал на секретные службы СССР.(59) Мог ли Ягода в этих условиях в самом деле ничего не знать о существовании троцкистско-зиновьевского блока до 1936 года? Или он укрывал его? В партии уже ставился вопрос об этом. По этой причине в начале 1936 года заместителем Ягоды был назначен Ежов, член радикально настроенной группы партийных деятелей.

23 сентября 1936 года произошел ряд взрывов на шахтах в Сибири, второй раз за этот год. Погибло 12 человек. Тремя днями позднее Ягода был назначен Наркомом Связи, а Ежов стал главой НКВД. Как минимум до этого периода Сталин поддерживал более или менее либеральную политику Ягоды.

Расследование в Сибири привело к аресту Пятакова, старого троцкиста, помощника Орджоникидзе, Наркома Тяжелой промышленности с 1932 года. Близкий к Сталину, Орджоникидзе проводил политику использования перевоспитавшихся буржуазных специалистов. Так в феврале 1936 года он провел амнистию девяти "буржуазных инженеров", осужденных во время большого процесса саботажников в 1930 году.

В течение нескольких лет в партии велись дебаты и возникали разные течения по вопросам промышленности. Радикалы, возглавляемые Молотовым, отвергали большинство буржуазных специалистов, к которым они имели мало доверия. Долгое время они призывали к чисткам среди этого контингента. На другой стороне был Орджоникидзе, говоривший, что эти специалисты нужны, и что их знания надо использовать.

Эти повторяющиеся дебаты о старых специалистах с подозрительным прошлым вновь возникли в связи с диверсиями на сибирских шахтах. Следствием было доказано, что Пятаков, помощник Орджоникидзе, широко использовал старых специалистов для саботажа на шахтах.

В январе 1937 года состоялся процесс Пятакова, Радека и других старых троцкистов; они признались в заговорщицкой деятельности. Это был настолько тяжелый удар для Орджоникидзе, что он покончил жизнь самоубийством.

Ну и конечно, некоторые буржуазные авторы заявили, что обвинения в систематическом вредительстве были полной выдумкой, что это были злобные измышления, единственной целью которых было уничтожение политических оппонентов. Но вот свидетельство американского инженера, работавшего с 1928 по 1937 год в качестве руководящего работника на шахтах Урала и Сибири, где произошел не один случай саботажа.

Показания Джона Литлпейджа, аполитичного технического специалиста, представляют немалый интерес.

Литлпейдж описывает, что вскоре после его прибытия на советские шахты в 1928 году, ему стало известно о масштабах промышленного саботажа, о методах борьбы, которые предпочитали враги Советского режима. Существовал довольно широкий круг борющихся против большевистского руководства, и если кто- либо из высокопоставленных партийных работников потакал им, или даже просто прикрывал саботажников, то они могли серьезно навредить режиму. Вот что писал Литлпейдж:

"Однажды в 1928 году я был на электростанции золотых рудников в Кочкаре. Случилось так, что я опустил руку на одну из главных направляющих большого дизельного двигателя и почувствовал что-то зернистое в масле. Немедленно я остановил двигатель, и мы извлекли из масляного бачка около литра кварцевого песка, который мог попасть туда только по чьему-то умыслу. В нескольких других случаях на новых дробильных агрегатах в Кочкаре мы находили песок внутри таких узлов, как коробка скоростей, которая закрыта полностью, и куда что-то может попасть только после снятия крышек.

Этот мелкий промышленный саботаж был - и все еще остается - настолько обыденным во всех отраслях Советской промышленности, что русские инженеры мало что могут сделать с ним, и были удивлены моим отношением к этому, когда я впервые столкнулся с ним.

Меня спрашивают, почему саботаж такого рода столь привычен в Советской России и столь редко встречается в других странах? Нет ли у русских особой склонности к разрушению?

Люди, задающие такие вопросы, очевидно, не представляют, что власти в России вели - и все еще ведут - целую серию открытых или тайных схваток гражданской войны. Вначале они боролись с аристократией, банкирами и землевладельцами, купцами царского режима, национализируя их имущество ... позже они сражались с мелкими фермерами и торговцами, с кочевыми владельцами стад в Азии.

Коммунисты, естественно, говорят, что все это делалось ради их же блага. Но многие из их оппонентов не могут воспринимать вещи таким путем, и они остаются злейшими врагами коммунистов и их идей, даже после того, как их приняли на работу в советской промышленности. Из них вышло значительное число обозленных рабочих, которые не любят коммунистов настолько, что они с удовольствием наносят ущерб предприятиям, если только они могут это сделать".(60)

Во время работы на рудниках Калаты на Урале Литлпейдж столкнулся с намеренным вредительством инженеров и партийных работников. Ему стало ясно, что эти действия были преднамеренной попыткой ослабить большевистский режим, и что такой наглый саботаж был возможен только с одобрения высших властей Уральской области. Вот его выводы:

"Сообщалось об особо неблагоприятных условиях на медных рудниках Урала, на тот момент самого обещающего айона России по добыче полезных ископаемых, и который был выбран для вложения львиной доли фондов, направляемых в производство. Американские горные инженеры десятками привлекались на работу в этом районе, и сотни американцев-бригадиров приглашались туда для использования на рудниках и заводах. Четверо или пятеро американских горных инженеров получили назначения на большой медный рудник на Урале, как и американские металлурги.

Эти люди подбирались с большими предосторожностями; они имели прекрасную репутацию в США. Но, за очень малым исключением, они выдали разочаровывающие результаты деятельности в России. Когда управление медными и свинцовыми рудниками, а также и золотыми разработками, было поручено Серебровскому, он захотел выяснить, почему эти привезенные специалисты не дают того, что от них ожидалось; и в январе 1931 года он послал меня вместе с американцем-металлургом и русским коммунистом-хозяйственником для расследования условий на Уральских горных разработках и определения, что там идет не так, как надо, и как исправить это...

В первую очередь мы обнаружили, что американские инженеры и металлурги были абсолютно изолированы; никто даже не пытался приставить к ним толковых переводчиков... Они тщательно обследовали порученное им хозяйство и составили инструкции по эксплуатации, которые можно было немедленно применять в работе. Но эти инструкции или вообще не переводились на русский язык, или лежали в дальних ящиках столов и никогда оттуда не вынимались...

Методы горных разработок были настолько очевидно неправильными, что студент первого года обучения мог указать большинство ошибок в их проведении. Вскрывались слишком большие площади, и руда выбиралась без надлежащего крепления и заполнения пустот. В попытках ускорить производство без соответствующей подготовки, несколько лучших рудников были серьезно загублены, а некоторые рудные пласты были под угрозой безвозвратных потерь.

Я никогда не смогу забыть то, что мы нашли в Калате. Здесь, на Северном Урале, находилось одно из самых важных российских производств меди, состоящее из шести шахт, флотатора и плавильня с отражательными печами и печами с форсированной тягой. Семь американских инженеров высшего калибра, получающих весьма солидное жалование, были посланы сюда некоторое время тому назад. Любой из них, если бы ему дали только такую возможность, мог наладить здесь производство за несколько недель.

Но к моменту прибытия нашей комиссии они были совершенно измотаны бюрократизмом. Их рекомендации игнорировались; им поручалась совсем непривычная для них работа; из-за незнания языка и отсутствия переводчиков они не могли передать свои знания русским инженерам... Конечно, они знали, что было неправильно устроено на рудниках и заводах Калаты, и почему производится столь мало продукции при достаточно большом количестве оборудования и персонала.

Наша комиссия посетила практически все крупные медные разработки на Урале и провела на них всестороннюю инспекцию.

В советских газетах того времени было немало воплей о "вредителях" на Уральских медных разработках, хотя, как я уже отмечал, там и без того условия были весьма печальными. Но здесь было одно примечательное обстоятельство, так как коммунисты привыкли усматривать умышленный саботаж во многих своим неудачах, а то и просто в беспорядке на производстве. Однако сами уральские коммунисты, управлявшие медными разработками, хранили удивительное молчание по этому поводу.

В июле 1931 года после того, как Серебровский изучил доклад о выводах, сделанных нашей комиссией, он решил вновь послать меня в Калату в качестве главного инженера, посмотреть, не сможем ли мы сделать что-нибудь с этим большим предприятием. Со мной поехал русский управляющий-коммунист, не имевший специальных знаний по горному делу, но которому была дана полная власть, и, по-видимому, инструкции, позволившие мне действовать свободно в пределах моей компетенции...

Семеро американских инженеров сильно обрадовались, когда узнали, что мы теперь имеем достаточно власти, чтобы прорваться сквозь бюрократическую завесу и получить возможность работать. По американской горной традиции они спускались в рудники вместе с рабочими. Многие дела пошли быстрее, и через пять месяцев производство выросло на 90 процентов.

Коммунистический управляющий был честным малым; он упорно старался понять, что мы делаем, и как мы это делаем. Но русские инженеры на этих рудниках, почти все без исключения, были замкнутыми и чинили препятствия в работе. Они отвергали все исправления и усовершенствования, которые мы предлагали. К такому я не привык, русские инженеры на золотодобыче, где я работал прежде, никогда так не поступали.

Однако я добился своего во внедрении своих методов на медных рудниках, потому что управляющий-коммунист, приехавший со мной, поддерживал все мои предложения.

Через 5 месяцев я решил, что я могу, без опаски за дальнейшую работу, покинуть это производство... Рудники и завод были полностью реорганизованы; все выглядело так, что не должно было появиться никаких причин, чтобы производство снизило тот вполне удовлетворительный темп, который мы ему задали...

Я разработал детальные инструкции на все будущие работы... Я объяснил это русским инженерам и коммунистическому управляющему, который уже начал кое-что понимать в горном деле. И последний заверил меня, что все мои рекомендации будут выполняться до последней буквы".(61)

"Весной 1932 года вскоре после моего прибытия в Москву мне сообщили, что положение на медном производстве в Калате очень плохое; выработка упала даже ниже тех значений, которые были до моего приезда туда. Этот доклад оглушил меня; Я не мог понять, что там произошло, что все стало плохо за столь короткий срок, хотя все выглядело перед моим отъездом так здорово.

Серебровский попросил меня вернуться и посмотреть, что можно там исправить. Когда я туда добрался, я нашел там удручающую картину. У американцев закончились их двухлетние контракты, и никто не подумал продлить их, так что они разъехались по домам. За несколько месяцев до моего приезда коммунист-управляющий был смещен комиссией, присланной из Свердловска, коммунистического центра на Урале. Эта комиссия сообщила, что он был безграмотный и неумелый, хотя ничего в доказательство этому не привела, и назначила председателя следственной комиссии замещать его - забавный способ ведения дела.

Во время моего предыдущего пребывания на рудниках мы подняли мощность печей с принудительной тягой до семидесяти восьми тонн на квадратный метр в сутки; теперь им разрешили снизить выпуск до прежних сорока - сорока пяти тонн. Хуже всего было то, что тысячи тонн высококачественной руды было потеряно безвозвратно, так как на двух рудниках применили те методы выработки, против которых я особо возражал во время прошлого пребывания...

Но теперь я узнал, что почти сразу после того, как американские инженеры уехали домой, те самые русские инженеры, которых я предупреждал об опасности тех методов выработки (вопреки их письменным заверениям, что этот метод годится повсюду), применили их, в результате чего произошли обвалы, и много руды было утеряно навсегда...

Я взялся за работу, пытаясь как-то наверстать упущенное...

Далее, я обнаружил, что новый управляющий тайно отменяет почти все мои распоряжения...

Все, о чем я узнал в Калате, я в точности сообщил Серебровскому...

Вскоре горный управляющий и инженеры были отданы под суд за саботаж. Управляющий получил десять лет... инженеры были осуждены на меньшие сроки...

В то время мне это понравилось, так как во всем этом было нечто большее, чем маленькая группа людей в Калате; но, естественно, я не мог предостеречь Серебровского против видных деятелей его Коммунистической партии.... Но я был уверен, что наверху, в политическом руководстве Горного Урала происходит что-то неправильное...

Для меня тогда было ясно, что подбор членов той комиссии, работавшей в Калате, ведет прямо к коммунистическому руководству в Свердловске, которым должно быть вменено в вину или преступное пренебрежение, или прямое участие в действиях, которые случились на рудниках.

Однако первый секретарь Коммунистической партии на Урале, человек по фамилии Кабаков, занимал этот пост с 1922 года, и считался настолько могущественным, что в доверительных разговорах его называли "большевистским вице-королем Урала".

Ничто не могло оправдать репутацию, которую он заслужил. За время его долгого руководства Урал, один из богатейших по залежам ископаемых районов России, и которому выдавались почти неограниченные ассигнования на развитие, никогда не производил ничего похожего на то, что он должен был производить.

Эта комиссия в Калате, чьи члены, как было признано позже, были подобраны с вредительской целью, была послана прямо из кабинета Кабакова...

В то время я рассказывал некоторым моим русским знакомым, что мне казалось, что на Урале происходит много вещей подобного рода, гораздо больше, чем было раскрыто, и что это шло откуда-то сверху.

Все эти случаи стали яснее, насколько я мог полагать, после процесса заговорщиков в январе 1937 года, когда Пятаков и несколько его сообщников признались в суде, что они занимались организацией саботажа на шахтах, железных дорогах и других промышленных предприятиях с 1931 года. Через несколько недель после этого процесса первый секретарь партии на Урале, Кабаков, тесно связанный до того с Пятаковым, был арестован по обвинению в соучастии в этом заговоре".(62)

Мнение Литлпейджа о Кабакове должно быть упомянуто, после бесстыдного Секретного доклада Хрущева, когда он говорил о Кабакове, как примере уважаемого вождя, "который был членом партии с 1914 года", как о жертве "репрессий, для которых не было никаких оснований"!(63)

Так как Литлпейдж посетил многие рудные регионы, он мог заметить, что эта форма классовой борьбы, промышленный саботаж, проявлялся по всему Советскому Союзу.

Вот как он описывает увиденное им в Казахстане в 1932-1937 годах.

"В октябре 1932 года со знаменитых свинцово-цинковых рудников Риддера в Восточном Казахстане пришел сигнал SOS.

Мне предписали назначение главным инженером, с возможностью использования всех известных мне методов работы. Коммунистические управляющие в то же время получили инструкции дать мне свободу действий и всю возможную помощь.

Правительство затратило огромные суммы на современную американскую технику и оборудование для этих рудников, как и везде это было в России того времени...

Но инженеры были настолько незнакомы с этим оборудованием, а рабочие были настолько небрежны и бестолковы в обращении с любой техникой, что многое из этих дорогих приобретений было поломано без возможности восстановления".(64)

Два или три русских инженера показались мне там особенно способными, и я взялся за труд объяснить им, что было неправильно здесь раньше, и что мы должны делать теперь, чтобы все пошло по нормальному руслу. Мне казалось, что эти два молодых парня с помощью тех знаний, которые я смог дать им, сумеют управиться так, чтобы рудники работали, как положено".(65)

"Риддеровские рудники работали и в самом деле хорошо еще два-три года после того, как я занимался там их реорганизацией в 1932 году. Два молодых инженера, которые так понравились мне, придерживались данных мной инструкций с заметным успехом в работе.

Затем появилась следственная комиссия из Алма-Аты, похожая на ту, что была на рудниках в Калате. С этого времени, хотя на рудниках остались те же самые инженеры, там была внедрена совершенно другая система работы, при которой любой знающий инженер мог спрогнозировать потерю большого количества руда за несколько месяцев. Были выбраны даже опоры, которые мы оставляли для защиты главных рабочих штреков, так чтобы не садилась порода...

Те инженеры, которых я обучал, уже не работали на руднике к моему приезду в 1937 году, и как я понял, они были арестованы из-за приписанного им соучастия в большом заговоре с целью саботажа в Советской промышленности, который был раскрыт на суде в январе 1937 года.

Когда я представил свой доклад, мне показали письменные признания тех инженеров, с которыми я познакомился пять лет назад. Они признались, что были вовлечены в заговор против Сталинского режима коммунистами-оппозиционерами, которые убедили их, что у них достаточно сил, чтобы свергнуть Сталина и его сторонников и взять под свой контроль Советское правительство. Заговорщики доказывали им, что у них много сторонников среди коммунистов с высоким положением. Эти инженеры, хотя они сами не были коммунистами, решили поддержать одну из сторон, но выбрали проигравшую сторону.

Согласно их признанию, "следственная комиссия" состояла из заговорщиков, которые переходили от рудника к руднику, выискивая себе сторонников. После того, как их убедили примкнуть к заговору, эти инженеры использовали мои инструкции как основу для вредительства. Они намеренно использовали те методы, против которых я их предостерегал, и таким способом довели рудники почти до полного развала".(66)

"Я никогда не разбирал тонкостей политических идей и маневров... Но я твердо уверен, что Сталин и его сторонники долгое время шли к открытию того, что обозленные коммунисты-революционеры были их злейшими врагами...

Мой опыт подтверждают официальные объяснения, которые, если их освободить от высокопарных и премудрых слов, приводят к простому утверждению, что одна группа коммунистов планировала свержение другой, находящейся на самом верху власти, и прибегнула к тайному заговору и промышленному саботажу, так как Советская система давила все допустимые способы ведения политической борьбы.

Эта коммунистическая вражда выросла в столь значительное дело, что в нее были втянуты и беспартийные, которым пришлось выбирать одну из сторон... Обозленные индивиды всех сортов были настроены поддержать любой вид подпольного оппозиционного движения просто потому, что они были недовольны тем состоянием, в котором они находились".(67)

Во время процесса в январе 1937 года Пятаков, старый троцкист, был осужден как главный организатор промышленного саботажа. На самом деле, Литлпейдж действительно имел возможность понять, что Пятаков был причастен к заговорщицкой деятельности. Вот что он писал:

"Весной 1931 года... Серебровский... рассказал мне, что в Берлин направлена большая торговая делегация, возглавляемая Юрием Пятаковым, который... был тогда Замнаркома Тяжелой промышленности...

Я... приехал в Берлин во время пребывания там этой делегации...

Среди других дел, делегация дала предложение на покупку нескольких дюжин шахтных подъемников, мощностью от ста до тысячи лошадиных сил. Обычно эти подъемники состоят из брусьев, валов, осей, шестерней и т.п., размещенных на I-, или Н-образном основании.

Делегация запросила о расценках на основе пфеннига за килограмм. Несколько концернов дали предложения, которые значительно отличались по цене - до 5-6 пфеннигов за килограмм - среди них два предложения с самыми низкими ценами. Разница заставила меня присмотреться получше к спецификации, и я обнаружил, что фирмы, предложившие самые низкие цены, заменили чугунными деталями более легкие, стальные, требовавшиеся по оригиналу спецификации. Так что если бы их предложение было принято, русским пришлось бы платить больше, поскольку чугунная основа была бы настолько тяжелее, чем стальная, что при меньшей цене за килограмм, общая стоимость была бы выше.

Это выглядело не иначе, как мошенничество, и я был очень доволен, обнаружив такой трюк. Я сообщил о своем открытии членам русской делегации. Но к моему удивлению русские не выглядели довольными. Они даже оказали на меня сильное давление при заключении сделки, объясняя мне, что я не понимал, что им требуется...

Я... не мог понять их отношение к делу...

Я думал, что тут вполне могло быть взяточничество".(68)

Во время процесса Пятаков сделал следующее заявление суду:

"В 1931 году я был в Берлине с официальной миссией... В середине лета Иван Никитич Смирнов рассказал мне в Берлине, что троцкисты, борющиеся против Советского правительства и партийного руководства, получили прилив энергии оттого, что он, Смирнов, имел в Берлине разговор с сыном Троцкого, Седовым, который сообщил о новом курсе в соответствии с инструкциями Троцкого...

Смирнов... поведал мне, что Седов очень хотел повидаться со мной...

Я согласился на встречу...

Седов рассказал мне, что сейчас формируется, или уже сформирован, троцкистский центр... Эта возможность была озвучена при восстановлении единой организации с зиновьевцами.

Седов также сказал, что он знает о том, что правые, а именно, Томский, Бухарин и Рыков, также не сложили свое оружие, что они только на время успокоились, и что с ними тоже необходимо установить связи...

Седов еще рассказал мне, что от меня требуется еще одна вещь, я должен разместить как можно больше заказов на двух немецких фирмах, Борзинг и Демаг, и что он, Седов, устроит получение от этих фирм необходимых для своего дела сумм, имея в виду, что я не буду сильно придирчив к ценам. Если эти слова расшифровать, то ясно, что излишек в ценах на Советские заказы полностью, или частично, должен был пойти в руки Троцкого на его контрреволюционные цели".(69)

Литлпейдж так прокомментировал это заявление:

"Эти слова в признании Пятакова являются, по моему мнению, вполне убедительным объяснением того, что происходило в Берлине в 1931 году, когда возникли мои подозрения. Тогда русские сотрудники Пятакова пытались склонить меня к одобрению покупки шахтных подъемников, которые были не только слишком дороги, но и бесполезны в шахтах, для которых они предназначались. Мне было трудно представить себе, что эти люди были обыкновенными взяточниками... Но они были закаленными политическими конспираторами до революции, и рискнули, как прежде, ради своего дела".(70)

Другой американский инженер, Джон Скотт, работавший в Магнитогорске, описал похожие явления в своей книге "За Уралом". При описании чисток 1937 года, он рассказал о том, что у части ответственных руководителей проявлялась серьезная, иногда преступная халатность. Бывшие кулаки, ставшие рабочими, намеренно повреждали технику. Буржуазный инженер, Скотт, рассматривает чистки так:

"Много людей в Магнитогорске, арестованных и осужденных за политические преступления, были на самом деле ворами, растратчиками и бандитами...".(71)

"Чистка в Магнитогорске в 1937 году прошла с большой силой. Были арестованы тысячи людей...

Старая аристократия враждебно относилась к Октябрьской революции, а с ней и офицеры царской армии и различных Белых армий, государственные служащие довоенных времен, всевозможные дельцы, землевладельцы и кулаки. Все эти люди имели много причин ненавидеть Советскую власть, ибо они были лишены того, чем они владели ранее. Кроме того, будучи внутренне обозленными, они представляли собой благодатный материал для работы среди них иностранной агентуры...

Географические условия были таковы, что не имело значения, какое правительство было у власти в Советском Союзе; бедные, относительно небогатые населением страны, такие, как Япония или Италия, и агрессивные державы вроде Германии не оставляли попыток внедрить там своих людей для того, чтобы создать там свои агентурные сети и обеспечить свое влияние... Чистки и были вызваны наличием таких агентов...

Много шпионов, вредителей и предателей было посажено в тюрьмы, а то и расстреляно во время чисток; но и многим невинным людям также довелось пострадать от них".(72)

В начале 1937 года прошел весьма важный пленум ЦК большевистской партии. Было принято решение о чистке и о том, как она будет проводиться. После этого Сталин передал в печать многозначащий документ. Во время пленума было собрано достаточно свидетельств того, что Бухарину было известно о заговорщицкой деятельности антипартийной группы, разоблаченной во время процесса Зиновьева-Пятакова. На пленуме Бухарин столкнулся с такими обвинениями. В отличие от других фракций, группа Бухарина работала в самом сердце большевистской партии, и ее политическое влияние было огромным.

Иногда говорят, что доклад Сталина прозвучал как сигнал для начала "террора" и "преступного произвола". Давайте рассмотрим содержание этого документа.

Прежде всего, в нем говорится о недостатке революционной бдительности и о политической наивности, широко распространившихся в партии. Убийство Кирова было первым серьезным предупреждением, из которого не были сделаны все необходимые выводы. Процесс Зиновьева и троцкистов показал, что эти элементы были готовы ко всему, чтобы свергнуть власть. Однако экономические успехи создали в партии чувство самодовольства и победы. Кадры партии забыли о капиталистическом окружении и об увеличивающемся ожесточении классовой борьбы на международном уровне. Многое осталось скрытым из-за слабого владения вопросом и отсутствия должной заботы о путях ведения внутренней и международной борьбы.

Сталин говорил:

"Товарищи, из сообщений и обсуждений, слышанных нами на этом Пленуме, ясно, что мы имеем дело со следующими тремя главными факторами.

Первое: вредительство, диверсии и шпионаж агентов иностранных государств, активную роль среди которых играют троцкисты, воздействуют на все, или почти все, наши органы - экономические, административные и партийные.

Второе: агенты иностранных держав, среди которых есть троцкисты, проникают не только в наши низовые организации, но и на некоторые ответственные посты.

Третье: некоторые наши руководящие товарищи, в центре и на местах, не только не смогли разглядеть истинное лицо этих вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, но и показали себя настолько беспечными, благодушными и наивными, что зачастую они сами способствовали продвижению агентов иностранных держав на ответственные посты".(73)

Из этих высказываний Сталин сделал два вывода.

Во-первых, политическая доверчивость и наивность должны быть искоренены, а революционную бдительность крайне необходимо повысить. Остатки побежденных эксплуататорских классов будут прибегать к острейшим формам классовой борьбы, и хвататься за самые крайние методы как за последнее средство обреченных.(74)

В секретном докладе Хрущев вспоминал об этом высказывании. Он заявил, что Сталин оправдывал "массовый террор", говоря о том, что "по мере дальнейшего продвижения к социализму классовая война будет обостряться".(75)

Это заявление есть образец лживости. Наиболее напряженная классовая борьба проходила во времена всеобщей гражданской войны, в которую были вовлечены огромные массы людей, как это было в 1918-1920 годах. Сталин же говорил об остатках старых классов, которые, находясь в безысходном положении, будут прибегать к острейшим формам борьбы: нападениям, убийствам, диверсиям.

Второй вывод Сталина был об усилении революционной бдительности, о том, что политическое воспитание партийных кадров должно быть улучшено. Он предложил ввести систему политического воспитания от четырех до восьми месяцев для всех кадров, от парторгов всех уровней до высших руководителей.

Первый доклад Сталина, представленный 3 марта, касался идеологической борьбы, и члены ЦК могли заметить серьезность положения и понять размах подрывной работы, которая велась внутри партии. Его речь от 5 марта была сосредоточена на других формах уклонений от партийной морали, особенно на левизне и бюрократизме.

Сталин начал с недвусмысленного предупреждения против попыток произвольно увеличивать масштабы чистки и репрессий.

"Значит ли это, что мы должны нанести удар и искоренить не только настоящих троцкистов, но и тех, кто когда-то склонялся к троцкизму, но затем, уже сравнительно давно, отошел от него; не только тех, кто когда-либо шли тем же путем, что и некоторые троцкисты? Во всяком случае, такие голоса были слышны на Пленуме... Но нельзя мерить всех одной меркой. Такой огульный подход может только повредить борьбе против настоящих троцкистских вредителей и шпионов".(76)

Готовясь к войне, партия обязательно должна была освободиться от проникших в нее врагов; тем не менее, Сталин предостерегал от произвольного расширения масштабов чистки, что могло повредить борьбе с реальным врагом.

Партии угрожала не только подрывная деятельность проникших в нее врагов, в ней наблюдались случаи серьезных нарушений норм партийной жизни, и особенно стремление к различным формам неформальных отношений, а то и попросту блата, и к созданию для себя особых условий выделением из общей массы с помощью бюрократических методов.

Прежде всего, Сталин нападал на "семейную атмосферу", в которой "не могло быть места критике недостатков в работе, или самокритике руководителей".(77) "Чаще всего рабочих не выбирают по объективным причинам, но не по причине их мелкобуржуазности, субъективизма или придирчивости. Чаще всего так называемые знакомые, приятели, лично обязанные люди выступают как артисты в восхвалении своих начальников".(78)

Наконец, Сталин критиковал бюрократизм, который, в определенном смысле, был "абсолютно беспрецедентен".(79) Во время чисток многие рабочие исключались из партии за "пассивность". Большинство этих исключений были неоправданными и должны были быть спустя какое-то время отменены. Однако многие руководители придерживались бюрократического отношения к этим несправедливо исключенным коммунистам.(80) "Некоторые наши партийные руководители страдают от недостатка внимания к людям, к членам партии, к рабочим... поскольку у них нет индивидуального подхода в оценке членов партии и партийных работников, они действуют наобум ... только убежденные противники партии могут применять такой подход к членам партии".(81)

Кроме того, бюрократизм не давал партийным лидерам возможности учиться у масс. Но для правильного руководства партией и страной коммунистические руководители обязаны были строить свою работу на опыте масс.

И, наконец, бюрократизм делал невозможным контроль руководителей со стороны масс. Руководители должны отчитываться за проделанную работу на партийных конференциях и выслушивать критику этой работы. Во время выборов должно проходить представление кандидатов, а после их обсуждения должно проводиться тайное голосование.(82)

В 1928-1930 годах социал-демократические идеи Бухарина подверглись жесточайшей критике, в особенности за его противостояние коллективизации, политику "социального мира" с кулаками и попыткам противодействия индустриализации.

Пошедший куда дальше, чем Бухарин, Михаил (так в тексте, правильно: Мартемьян) Рютин организовал в 1931-1932 годах контрреволюционную группу. Бывший кандидат в члены ЦК, Рютин был секретарем райкома партии в Москве до 1932 года. В его окружении было несколько известных молодых бухаринцев, включая Слепкова, Марецкого и Петровского.(83)

В 1931 году Рютин написал 200-страничный документ, полностью соответствовавший контрреволюционной буржуазной программе. Вот выдержки из него:

"Уже в 1924-1925 годах Сталин планировал свое "18 брюмера". Так же, как Луи Бонапарт, спрятав подальше свою преданность конституции, готовил свое провозглашение императором... Сталин готовился к "бескровному" 18 Брюмера отсечением одной группы от другой... Те, кто не знал марксистский образ мысли, думали, что устранение Сталина от власти будет означать отмену Советской власти... Диктатура пролетариата неминуемо погибнет из-за действий Сталина и его клики. Устранив Сталина, мы получим немалые шансы спасти ее.

Что делать?

В партии.

1. Ликвидировать диктатуру Сталина и его клики.

2. Заменить все руководство партийного аппарата.

3. Немедленно созвать чрезвычайный съезд партии.

В Советах.

1. Новые выборы без назначений.

2. Смена юридического механизма с внедрением строжайшей законности.

3. Замена и чистка аппарата ОГПУ.

В сельском хозяйстве.

1. Роспуск колхозов, созданных насильственными методами.

2. Ликвидация всех бесприбыльных совхозов.

3. Немедленное прекращение грабежа крестьян.

4. Закон о разрешении использования земли частными владельцами и возврат земли этим владельцам на продолжительное время".(84)

"Коммунистическая" программа Рютина ничем не отличалась от программы контрреволюционной буржуазии: ликвидация партийного руководства, расформирование аппарата государственной безопасности и восстановление частных ферм и кулачества. Все контрреволюционеры от Хрущева до Горбачева с Ельциным будут придерживаться такой же программы. Но в 1931 году Рютин, подобно Троцкому, был вынужден прятать эту программу за левацкой риторикой: понимаете, он хотел бы восстановить капитализм, чтобы спасти диктатуру пролетариата и остановить контрреволюцию, то есть "18 Брюмера" или "Термидор".

Во время суда в 1938 году Бухарин заявил, что молодые бухаринцы, с согласия и при содействии Слепкова, в конце лета 1932 года организовали конференцию, на которой одобрили программу Рютина.

"Я полностью согласен с этой платформой, и я несу всю ответственность за это".(85)

Начиная с 1931 года, Бухарин играл ведущую роль в деятельности партии среди интеллигенции. Он имел громадное влияние в Советском научном обществе и в Академии Наук.(86) Как главный редактор правительственной газеты "Известия", Бухарин мог продвигать свою политическую и идеологическую линию.(87) На открытии Съезда Советских писателей в 1934 году Бухарин долго хвалил "демонстративно аполитичного" Бориса Пастернака.(88)

Бухарин остался кумиром богатых крестьян и стал образцовым выразителем идей для технократов. Стивен Коэн, автор биографической работы "Бухарин и большевистская революция", заявлял, что Бухарин поддержал сталинское руководство, чтобы лучше бороться против него:

"Бухарину было ясно, что партия и страна входили в новый период неопределенности, но при этом получали дополнительные шансы в Советской внутренней и внешней политике. Для того чтобы участвовать в этих событиях и влиять на них, он должен был, как и все, примкнуть к видимому единству и безоговорочной поддержке сталинского руководства, за которыми скрывалась борьба за будущий курс развития государства".(89)

В 1934-1936 годах Бухарин часто писал об опасности фашизма и о неминуемой войне с нацизмом. Говоря о мерах, которые необходимо было принять при подготовке к будущей войне, Бухарин определил для себя программу, которая привела его к старым правооппортунистическим и современным социал-демократическим идеям. Он говорил, что "большое разочарование населения", в основном крестьянства, должно быть ликвидировано. Это была новая версия его старого призыва к согласию с кулачеством - единственным действительно "разочарованным" классом в деревне того времени. Атакуя коллективизацию, Бухарин развивал пропагандистские разговоры вокруг "социалистического гуманизма", критерием которого он признавал "свободу максимального развития максимального числа людей".(90) Рассуждая о "гуманизме", Бухарин проповедовал классовое примирение и "свободу максимального развития" для старых и новых буржуазных элементов. Для борьбы с фашизмом надо было провести "демократические реформы", чтобы предложить "процветание" массам. Но в то же время стране угрожал нацизм, и, имея в виду необходимость в определенных жертвах для подготовки к сопротивлению, обещания "процветания" были явной демагогией. Тем не менее, в относительно слаборазвитой стране технократы и бюрократы возжелали "демократии" для их нарождающихся буржуазных помыслов и "процветания в жизни" за счет рабочих масс. Бухарин стал выразителем интересов этих технократов и бюрократов.

В основах программы Бухарина было сдерживание классовой борьбы, отказ от политической бдительности по отношению к антисоциалистическим силам, демагогические обещания немедленного улучшения жизненных стандартов и демократии для оппортунистов.

Коэн, воинствующий антикоммунист, не ошибся, когда назвал эту программу предвестником хрущевской.(91)

Будучи в Париже, Бухарин встретился с меньшевиком Николаевским, у которого были несколько рукописных работ Маркса и Энгельса. Советский Союз хотел купить их. Николаевский рассказал о своих разговорах с Бухариным.

"Бухарин казался страстно желающим покоя, где-нибудь подальше от напряженной работы, которая была возложена на него в Москве. Он был усталым".(92) "Бухарин намеками дал мне понять, что во время пребывания в Средней Азии его одолел пессимизм, и он потерял волю к жизни. Однако самоубийства он не хотел".(93)

Меньшевик Николаевский продолжал: "Я знал, что партийными распоряжениями коммунистам предписывается воздерживаться от разговоров с беспартийными об отношениях в партии, так что этого вопроса я не поднимал. Но у нас состоялось несколько разговоров о внутреннем положении в партии. Бухарин хотел говорить".(94) Бухарин, старый большевик, нарушил самые элементарные законы Коммунистической партии, стоя перед политическим врагом.

"Фанни Езерская... пыталась убедить его остаться за границей. Она рассказывала ему о необходимости создания оппозиционной газеты за границей, газеты, которая бы давала правдивую информацию о том, что происходило в России, и что могло иметь большое значение. Она заявляла, что Бухарин единственный человек, у которого есть для этого необходимые качества. Но ответ Бухарина, по ее словам, был таков: "Я не думаю, что я смогу жить вне России. Мы все привыкли к ходу вещей и к давлению этой власти".(95) Бухарин позволил себе сблизиться с врагами, замышлявшими свергнуть большевистский режим. Его уклончивый ответ показывает, что у него не было принципиальной позиции по отношению к провокационным предложениям возглавить антибольшевистскую газету за рубежом.

Николаевский продолжал: "Когда мы были в Копенгагене, Бухарин напомнил мне, что Троцкий был в то время недалеко, в Осло. Подмигнув, он предложил: "Предположим, что мы собрались в дорогу и провели день с Троцким", и продолжал: "Очевидно, мы сражаемся насмерть, но это не мешает мне относиться к нему с глубоким уважением".(96) В Париже Бухарин также посетил меньшевистского лидера Федора Дана, которому он поведал о том, что в его глазах Сталин был "не человек, а дьявол".(97)

В 1936 году Троцкий уже стал непримиримым контрреволюционером, призывающим к терроризму, и ярым сторонником антибольшевистского восстания. Дан был одним из главных лидеров социал-демократической контрреволюции. Бухарин стал политически ближе этим личностям.

Николаевский:

"Он спросил меня однажды достать для него бюллетень Троцкого, чтобы он смог прочесть последние выпуски. Еще я дал ему социалистические издания, включая "Социалистический вестник"... Статья в последнем выпуске содержала анализ плана Горького, нацеленного на перегруппирование интеллигенции в отдельную партию, так, чтобы она могла принять участие в выборах. Бухарин отвечал: "Вторая партия необходима. Если будет только один список для выборов, то это будет равносильно нацизму".(98)

"Бухарин вытащил из кармана ручку и показал ее мне: "Посмотри внимательно. Этой ручкой была написана новая Советская конституция, от первого до последнего слова". Бухарин гордился этой конституцией... В целом это была хорошая основа для мирного перехода от диктатуры одной партии к настоящей народной демократии".(99)

"Заинтересованный" идеями социал-демократов и Троцкого, Бухарин даже принял их главное положение о необходимости оппозиционной антибольшевистской партии, которая непременно бы стала объединяющим центром для всех реакционных сил.

Николаевский:

"Гуманизм Бухарина во многом шел от жестокости насильственной коллективизации и внутренней борьбы, которую она породила внутри партии... "Они уже не люди", говорил Бухарин. "Они в самом деле стали зубьями шестеренок ужасной машины. В Советском аппарате произошла полная дегуманизация".(100)

"В начале большевистской революции Богданов предсказал рождение диктатуры нового класса экономических лидеров. Оригинальный мыслитель и, второй по значению человек среди большевиков во времена революции 1905 года, Богданов играл ведущую роль в политическом воспитании Бухарина... Бухарин не соглашался с выводами Богданова, но он понимал, что большая угроза "раннего социализма" - того, что создавали большевики - была в возникновении диктатуры нового класса. Мы с Бухариным долго обсуждали этот вопрос".(101)

В 1918-1920 годах, видя жестокость классовой борьбы, все буржуазные элементы рабочего движения перешли на сторону царской и империалистической реакции во имя "гуманизма". Поддержав англо-французских интервентов, то есть самые террористические колониальные режимы, все эти люди, от Церетели до Богданова, осудили "диктатуру" и "новый класс большевистских аристократов" в Советском Союзе.

Бухарин последовал тем же путем, вопреки условиям классовой борьбы тридцатых годов.

В 1935-1936 годах Бухарин установил тесные связи с группой военных заговорщиков, которые замышляли свергнуть партийное руководство.

28 июля 1936 года состоялось тайное собрание антикоммунистической организации, в которую входил полковник Токаев. Повестка дня включала в себя обсуждение различных предложений по новой Советской конституции. Токаев отмечал:

"Сталин нацелен на однопартийную диктатуру и полную централизацию. Бухарин предусматривал несколько партий, и даже националистические партии, и стоял за максимальную децентрализацию. Он также был настроен на то, чтобы наделить властью различные органы в республиках, и думал, что это должно быть для них даже более важным, чем управление их международными отношениями. К 1936 году Бухарин придерживался социал-демократической позиции левого крыла социалистов на Западе".(102)

"Бухарин изучил альтернативный вариант конституции, подготовленный Демократовым (членом тайной организации Токаева), и ... в документы были включены некоторые важные наблюдения, основанные на наших работах".(103)

Военные заговорщики группы Токаева заявляли, что им была близка политическая позиция, защищаемая Бухариным.

"Бухарин хотел идти вместе с крестьянами, пусть и неспешно, и задержать окончание НЭПа... он придерживался также того, что не везде для революции необходимо вооруженное восстание и сила... Бухарин полагал, что каждая страна должна развиваться своим собственным путем...

Бухарин, Рыков и Томский опубликовали главные пункты их программы:

1. Не заканчивать НЭП, а продолжать его как минимум еще десять лет...;

4. Добиваясь индустриализации, помнить, что революция делалась для простого человека, и, что, следовательно, надо больше энергии посвятить легкой промышленности - социализм строится счастливыми, сытыми людьми, а не голодными нищими;

5. Остановить принудительную коллективизацию в сельском хозяйстве и уничтожение кулачества".(104)

Эта программа была разработана для защиты буржуазии в сельском хозяйстве, торговле и легкой промышленности, а также для замедления индустриализации. Если бы все это случилось, Советский Союз, несомненно, проиграл бы антифашистскую войну.

Во время процесса Бухарин признался перед судом, что в 1918 году, после Брест-Литовского договора, существовал план ареста Ленина, Сталина и Свердлова и формирования нового правительства, состоявшего из "левых коммунистов" и эсеров. Но он напрочь отрицал, что был план казнить Ленина и других большевиков.(105)

Итак, Бухарин был готов арестовать Ленина во время кризиса в 1918 году.

Восемнадцатью годами позже, в 1936, Бухарин был уже полностью деморализованным человеком. В предчувствии войны, напряженность была предельной. Успех попытки заговора против партийного руководства был все более и более возможным. Бухарин с его заслугами "Старого большевика"; Бухарин, единственный "соперник" самого Сталина; Бухарин, не выносивший "крайнюю жестокость" Сталинского режима; который боялся, что "Сталинисты" станут "новой аристократией"; который думал, что только "демократия" спасет Советский Союз; как мог он не согласиться скрыть своим положением возможный "демократический" антисталинский заговор? Как мог человек, готовый в 1918 году арестовать Ленина, не быть готовым прикрыть подготовку ареста Сталина, Жданова, Молотова и Кагановича?

Проблема была именно в этом. Деморализованный и политически конченый человек, Бухарин больше уже не мог вести серьезную борьбу против Сталина. Но другие, революционеры правого крыла, были готовы действовать. И Бухарин мог быть полезным им для придания вида законности. Книга полковника Токаева помогает понять это разделение труда.

В 1929 году Токаев и пять его единомышленников, все высшие офицеры, собрались на квартире профессора Военной Академии им. Буденного. Они обсуждали план свержения Сталина в случае войны. "Шмидт (представитель Ленинградской Военной Академии им. Ворошилова) сожалел об упущенной возможности: выступи мы во время процесса Бухарина, крестьяне бы поднялись за него. Теперь у нас нет ни одной фигуры, чтобы поднять народ". Один из заговорщиков предложил отдать пост Премьер-министра Берии, учитывая его популярность, так как он освободил много народу, арестованного при Ежове.(106)

Это высказывание показывает, что военные заговорщики нуждались хотя бы в начале в "большевистском знамени", чтобы преуспеть в их антикоммунистическом заговоре. Имея хорошие отношения с Бухариным, эти правые военные были убеждены, что он бы принял как свершившийся факт уничтожение Сталина.

На самом деле во время процесса Бухарина в 1938 году Токаев и его группа имели в виду этот план. Когда Радек после ареста признался во всем, некий Товарищ Х. сумел прочитать доклад об этом. Токаев писал:

"Радек представил решающее "доказательство", по которому Бухарин и был арестован, осужден и расстрелян...

Мы узнали о предательстве Радека как минимум за две недели до того, (Бухарин был арестован 16 октября 1936 года) и мы пытались спасти Бухарина. Ему было сделано точное и недвусмысленное предложение: "После того, что поведал Радек против Вас письменно, Ежов и Вышинский вскоре арестуют Вас для подготовки нового политического процесса. Поэтому мы предлагаем Вам незамедлительно "исчезнуть". Вот наши предложения для выполнения этого...

С предложением мы не ставили никаких политических условий; оно было сделано ввиду смертельного удара, если бы НКВД удалось провести процесс Бухарина подобно процессам Зиновьева, Каменева и Радека. Сама идея оппозиции была бы дискредитирована во всем СССР.

Бухарин тепло поблагодарил за предложение, но ответил отказом".(107)

"Если Бухарин не выдержит и не докажет ложность обвинений, то это будет трагедией: из-за Бухарина все остальные нынешние оппозиционные движения будут опорочены".(108)

До ареста Бухарина военные заговорщики хотели использовать его имя как знамя. В тоже время они понимали опасность открытого процесса против Бухарина. Каменев, Зиновьев и Радек признали свою заговорщицкую деятельность, они "предали" дело оппозиции. Если Бухарин признался бы перед судом, что он был вовлечен в попытку свержения режима, то антикоммунистическая оппозиция получила бы смертельный удар. Такими были последствия бухаринского процесса, как их понимали в то время злейшие враги большевиков, проникшие в партию и армию.

Во время вторжения нацистов Токаев анализировал атмосферу в стране и в армии: "Вскоре мы поняли, что люди наверху совсем растерялись. Они вполне хорошо знали только, что их реакционный режим полностью лишен народной поддержки. Он был основан на терроре и привычном мышлении, и зависел от обстановки: в мирное время он держался, но война меняла все в корне". Затем Токаев описывает реакцию некоторых офицеров. Бескаравайный предлагал разделить Советский Союз: независимая Украина и независимый Кавказ будут, будто бы, сражаться лучше! Климов предлагал ликвидировать Политбюро, после чего народ, мол, спасет страну. Кокорев думал, что источников всех проблем были евреи.(109)

"Наши проблемы, как проблемы революционных демократов, были очень важны. Не был ли это тот самый момент, когда надо попытаться свергнуть Сталина? Надо было учесть многие факторы".(110) В те дни Товарищ Х. был убежден, что это был час расплаты для Сталина. Было жаль, что мы не могли рассматривать Гитлера, как освободителя. Поэтому, говорил Товарищ Х., "мы должны быть готовы к крушению режима Сталина, но нам нельзя ничего делать для его ослабления".(111)

Ясно, что первые поражения от нацистов вызвали большое расстройство и крайнее замешательство в обществе, что привело к весьма неустойчивой политической обстановке. Буржуазные националисты, антикоммунисты и антиеврейские расисты - все они думали, что пришло их время. Что бы было, если бы чистки не проводились в свое время твердой рукой, если бы оппортунистическая оппозиция удержала бы важные посты в партии, если бы такой человек, как Бухарин, остался бы готов "сменить режим"? В те моменты наивысшего напряжения военные заговорщики и оппортунисты, имея крепкие позиции, были бы готовы рискнуть и ввести в действие долго вынашиваемый ими план переворота.

Во время процесса Бухарин сделал несколько признаний и во время очных ставок с другими обвиняемыми детально поведал о некоторых сторонах заговора. Джозеф Девис, посол США в Москве и известный юрист, посетил несколько заседаний суда. Он был убежден, как и другие компетентные иностранные обозреватели, что Бухарин говорил свободно, и что его признания были искренними. 17 марта 1938 года Девис направил конфиденциальное сообщение Государственному секретарю в Вашингтон.

"Вопреки предубеждениям, идущим от свидетельств раскаяния, и предубеждению против юридической системы, которая практически не позволяет защищать обвиняемых, после ежедневного наблюдения за свидетелями, их манерой давать показания, их обнаружившимся непроизвольным подтверждениям и другим фактам, получившим судебную оценку в ходе процесса, мое мнение таково, что поскольку политические подсудимые согласно Советским законам вовлечены в уголовные дела, предъявленные в обвинительном акте и подтвержденные доказательствами вне всякого сомнения, то этого вполне достаточно для утверждения приговора о виновности в измене и присуждения наказания в пределах Советского уголовного кодекса. Мнения дипломатов, тех, что регулярно посещали заседания суда, в общем таково, что на процессе установлен факт существования обширной политической организации и чрезвычайно серьезного заговора".(112)

В решающие часы процесса Бухарин был чрезвычайно внимателен и насторожен, обсуждая и споря, иногда с юмором, страстно отрицая некоторые обвинения. Для тех, кто присутствовал на процессе, и для тех, кто мог читать его бюллетени, ясно, что теория "показательного процесса", широко применяемая антикоммунистами, является нереальной. Токаев заявлял, что режим "может не решиться на его пытки, боясь, что он выкрикнет правду во время суда".(113) Токаев описал ядовитую реплику Бухарина прокурору и его смелые опровержения, заключив свои слова так:

"Бухарин проявил высочайшее мужество".(114)

"Вышинский был разбит. Наконец он понял, что решающая ошибка была допущена, когда Бухарина решили судить открытым судом".(115)

Судебные бюллетени, восемьсот страниц, являются весьма поучительным материалом. Они оставляют неизгладимый след в умах, след, который не может быть разрушен стандартными заявлениями против этих "ужасных процессов". Бухарин предстает в них как оппортунист, который был разгромлен политически и раскритикован идеологически на многократных примерах. И раньше, чем стала меняться его мелкобуржуазная точка зрения, он превратился в разочаровавшегося человека, который не осмеливался открыто противостоять партийной линии и ее впечатляющим достижениям. Оставаясь близко к главе партии, он надеялся свергнуть руководство и навязать свои взгляды с помощью интриг и закулисных маневров. Он связался со всевозможными тайными оппонентами партии, многие из которых были убежденными антикоммунистами.

Неспособный возглавить открытую политическую борьбу, Бухарин связал свои надежды с переворотом через заговор военных, который мог произойти в результате массового бунта.

Изучение бюллетеней также позволяет прояснить связь политического перерождения Бухарина и его друзей с уголовной деятельностью того времени: убийства, мятежи, шпионаж, сотрудничество с иностранными державами. Не позднее 1928-1929 года Бухарин примкнул к ревизионистам, выражавшим интересы кулаков и других эксплуататорских классов. Бухарин опирался на поддержку от политических фракций, представлявших эти классы. Так как накал классовой борьбы все нарастал, Бухарин стал союзником этих сил. Грядущая Мировая война обостряла все процессы, и оппоненты партийного руководства начали готовить теракты и переворот. Бухарин признал свои связи с этими людьми, хотя он яростно отрицал свое участие в организации убийств и шпионаже.

Когда Вышинский указал ему: "Вы ничего не сказали о связях с иностранными разведывательными службами и фашистскими кругами", Бухарин ответил: "Мне нечего сказать по этому поводу".(116)

Тем не менее, Бухарину пришлось признать, что в возглавляемом им блоке некоторые люди установили связи с фашистской Германией. Ниже приводится выдержка из судебного заседания. Бухарин объяснил, что некоторые руководители заговора думали, что беспорядки, возникнувшие во время военных поражений в случае войны с Германией, создали бы идеальные условия для переворота.

"Бухарин: "В 1936 году ... Карахан выехал из страны, не поговорив ни с кем из руководящего центра, за исключением Томского...

Насколько я помню, Томский рассказывал мне, что Карахан пришел к соглашению с Германией на более предпочтительных условиях, чем Троцкий..."

Вышинский: "Когда у вас был разговор об открытии фронта для немцев?"

Бухарин: "Когда я спросил Томского, как он понимает механизм переворота, он ответил, что это дело военной организации, которая откроет фронт".

Вышинский: "Итак, Томский готовился открыть фронт?"

Бухарин: "Он этого не говорил..."

Вышинский: "Томский говорил: "Откроем фронт?"

Бухарин: "Я передам это точно".

Вышинский: "Что он сказал?"

Бухарин: "Томский сказал, что это дело военной организации, которая открыла бы фронт".

Вышинский: "Почему она должна открыть фронт?"

Бухарин: "Он не сказал".

Вышинский: "Почему она должна открыть фронт?"

Бухарин: "С моей точки зрения, не следовало открывать фронт..."

Вышинский: "А с точки зрения Томского, должны ли они открыть фронт?"

Бухарин: "С точки зрения Томского? В любом случае он не возражал против этого".

Вышинский: "Он соглашался?"

Бухарин: "Раз он не возражал, это значит, что вероятнее всего он на три четверти соглашался".(117)

В своем заявлении Бухарин признался, что его ревизионистская линия подтолкнула его к поискам тайных связей с другими оппозиционерами; что он надеялся, что восстание приведет его к власти, и что он сменил свою тактику на терроризм и заговор.

В биографии Бухарина Коэн пытается поправить "распространенное заблуждение" - что Бухарин добровольно признался в ужасном, нелепом преступлении, так как искренне сожалел о своей оппозиции Сталинизму, и признанием хотел в последний раз услужить партии".(118)

Коэн заявляет, что "План Бухарина... был превратить свой процесс в контрпроцесс осуждения Сталинского режима. Согласно его тактике, он хотел изменить признания, что он политически ответствен за все ... и в то же самое время решительно отрицать любые преступные действия". Коэн утверждает, что когда Бухарин использовал такие термины, как "контрреволюционная организация", или "антисталинский блок", он на самом деле имел в виду "Старую партию большевиков": он хотел принять на себя символическую роль представителя большевиков: "Я несу ответственность за блок", то есть за большевизм".(119)

Вот так. Коэн, как выразитель интересов США, может выделывать эти пируэты, поскольку очень немногие из читателей достанут и проверят бюллетени процесса.

Но в высшей степени показательно чтение ключевых высказываний из показаний Бухарина на суде о его политической эволюции. Бухарин был вполне рассудителен, чтобы понять ступени его собственного политического перерождения и увидеть, как его угораздило стать участником контрреволюционного заговора. Коэн и буржуазия могут делать все, что в их силах, чтобы реабилитировать Бухарина-"Большевика". Для коммунистов показания Бухарина представляют важный урок о механизмах медленного перерождения и перехода в антисоциалистические ряды. Эти признания дают возможность понять позднейшее появление таких фигур, как Хрущев и Микоян, Брежнев и Горбачев.

Вот к вашему вниманию текст. Говорит Бухарин:

"Правые контрреволюционеры выглядели в начале как "уклонисты"... Тут мы прошли через очень интересный процесс переоценки частных предприятий, переходу к его идеализации, идеализации владельца собственности. Такой была эволюция. Нашей программой было - процветающая крестьянская ферма частного владельца, но на самом деле, в ее конце стоял кулак... колхозы были далеким будущим. Что было признано нами необходимым, так это создание богатых частных собственников. То есть, были громадные изменения в отношении и психологии... Я сам изобрел в 1928 году формулировку о военно-феодальной эксплуатации крестьянства, то есть, я возложил вину за тяготы классовой борьбы не на класс, который был враждебен пролетариату, а на лидеров этого пролетариата".(120)

"Если бы мои программные установки были сформулированы на практике, то в экономической сфере это означало бы государственный капитализм, процветающий мужик-частник, сокращение колхозов, иностранные концессии, отказ от монополии во внешней торговле, и, как результат, восстановление капитализма в стране".(121)

"Внутри страны нашей программой был... переход к буржуазно-демократической свободе, так как из союза с меньшевиками и эсерами, и им подобным, следовало что, должна была быть свобода для других партий, свобода коалиций, как это исходило логически из комбинации сил для борьбы с существовавшей властью. Потому как если выбраны союзники для свержения правительства, то однажды после возможной победы они должны были стать партнерами у власти".(122)

"Мое сближение с Томским и Рыковым относится примерно к 1928-1929 годам - затем контакты и беседы членов того Центрального Комитета, тайные конференции, бывшие незаконными по отношению к Центральному Комитету".(123)

"Теперь начались поиски для создания блока. Сначала моя встреча с Каменевым на его квартире. Затем встреча с Пятаковым в больнице, на которой присутствовал и Каменев. И далее встреча с Каменевым на даче Шмидта".(124)

"Следующий этап в развитии контрреволюционной организации правых начался в 1930-1931 годах. В то время произошло обострение классовой борьбы, кулацкого саботажа, сопротивления кулачества политике партии и т.д.

Трио Бухарин-Рыков-Томский стало нелегальным центром и, следовательно, поскольку и раньше это трио было во главе оппозиционных кругов, теперь оно стало центром нелегальной контрреволюционной организации...

Енукидзе был близок к этому нелегальному центру. У него были контакты с этим центром через Томского...

Приблизительно к концу 1931 года члены так называемой школы были переведены из Москвы на работу в Воронеж, Самару, Новосибирск, и этот перевод был использован в контрреволюционных целях".(125)

"Примерно осенью 1932 года наступил следующий этап в развитии правой организации, а именно, переход к тактике насильственного свержения Советской власти".(126)

"В то время, когда была сформулирована так называемая платформа Рютина, я отметил, что платформа Рютина совпала с платформой правой контрреволюционной организации".(127)

"От имени правого центра платформа Рютина была одобрена. Существеннейшими признаками платформы Рютина были: "дворцовый переворот", терроризм, выбор курса на прямой союз с троцкистами. В то время идея "дворцового переворота" зрела в правых кругах, и не только среди их руководства, но, насколько я помню, среди части тех, кто действовал за пределами Москвы. Впервые эту идею подал Томский, связанный с Енукидзе ... который отвечал в то время за охрану Кремля.

Далее.... подбор людей для "дворцового переворота". Это было, когда образовался блок с Каменевым и Зиновьевым. В тот период мы также встречались с Сырцовым и Ломинадзе".(128)

"Летом 1932 года Пятаков рассказал мне о его встрече с Седовым относительно политики террора Томского. В то время Пятаков и я полагали, что это не было нашей идеей, но мы решили, что вскоре мы сможем найти общий язык, и что наши различия в борьбе против Сталина будут преодолены".(129)

"К этому же периоду относится создание группы заговорщиков в Красной Армии. Я слышал об этом от Томского и Енукидзе, которые рассказывали мне, что в верхних эшелонах Красной Армии правые, зиновьевцы и троцкисты объединили свои силы; мне назывались имена - я не поручусь, что точно помню их все - но среди тех, что я вспомнил, были Тухачевский, Корк, Примаков и Путна.

Соответственно выстраивалась линия связи с центром правых: группа военных, Енукидзе, Томский и мы".(130)

"В 1933-1934 годах кулачество уже было разгромлено, повстанческие движения представлялись невозможными, поэтому в центре правой организации вновь настали времена, когда направление на контрреволюционный заговор с целью переворота стало главной идеей...

В ряды заговорщиков входили: силы, стоявшие за Енукидзе плюс Ягода, их организации в Кремле и НКВД; Енукидзе также сумел примерно в то же время привлечь на свою сторону, как я помню, бывшего коменданта Кремля Петерсона, который, между прочим, в свое время был комендантом поезда Троцкого.

Затем была военная организация заговорщиков: Тухачевский, Корк и другие".(131)

"Во время подготовки к Семнадцатому Съезду партии Томский выдал идею, что военный переворот должен произойти прямо перед открытием съезда. По мысли Томского, составной частью переворота должно было стать ужасное злодеяние: арест делегатов партийного съезда.

Эта идея Томского была рассмотрена во время дискуссии, хотя и довольно поверхностно; но возражения по этому поводу последовали со всех сторон...

Пятаков отвергал эту идею не по соображениям принципиальности, а по тактическим соображениям, так как это могло бы вызвать крайнее возмущение среди масс... Но сам факт того, что эта идея была понята и была предметом обсуждения, говорит достаточно ясно о преступности и чудовищности такого рода организаций".(132)

"Летом 1932 года Радек рассказывал мне, что от Троцкого пришло послание о том, что он ведет переговоры с немцами, и что он уже пообещал немцам некоторые территориальные уступки, включая Украину...

Я должен сказать, что тогда, в то время, я возражал Радеку. Радек подтвердил это в своих показаниях, как он точно также подтвердил свои разногласия со мной, подтвердил, что я возражал ему, что я считал необходимым, что он, Радек, должен написать и рассказать Троцкому, что тот в своих переговорах зашел слишком далеко, что это может повредить не только ему, но и всем его союзникам, в особенности нам, правым заговорщикам, и что для нас это представляет некую катастрофу. Я понимал, что с ростом патриотизма масс, в чем не было никаких сомнений, такая позиция Троцкого была политически неблагоразумной".(133)

"Я выдвинул аргумент, что поскольку это должен быть военный переворот, тогда по логике вещей группа военных заговорщиков должна иметь чрезвычайно большое влияние, и, как это всегда бывает в таких случаях, было бы справедливо полагать, что из среды этой группы влиятельных контрреволюционеров, которые будут управлять большими материальными силами, а значит и политическими силами, может вырасти своеобразная угроза бонапартизма. И бонапартисты - я думал именно о Тухачевском - могли бы начать избавляться от своих союзников и, что называется, действовать в "стиле Наполеона". В своих переговорах я всегда называл Тухачевского "потенциальный маленький Наполеон", а вы знаете, как поступил Наполеон с так называемыми идеологами.

"Вышинский: "И вы считали себя идеологом?"

Бухарин: "Как идеологом контрреволюционного переворота, так и его участником. Вы, конечно, предпочли бы услышать, что я считаю себя шпионом, но я никогда не считал себя шпионом, в том числе и сейчас не считаю".

Вышинский: "Более правильным было бы, если вы именно так считали".

Бухарин: "Это ваше мнение, у меня другое мнение".(134)

Когда подошло время для его последнего слова, Бухарин уже знал, что его дело пропащее. Коэн может выискать в этом выступлении "блестящую защиту действительного большевизма" и "осуждение Сталинизма". С другой стороны, коммунисты слышат человека, много лет боровшегося против социализма, который бесповоротно встал на позиции ревизионизма, и который, глядя в могилу, осознал, что его ревизионизм, захватывавший его в ходе жестокой классовой борьбы, привел его к измене.

"Эта чистая логика борьбы сопровождалась вырождением идей и расстройством психологии...

На этом основании для меня выглядит вполне возможным то, что каждый из нас, сидящих здесь на скамье подсудимых, страдал от особого раздвоения ума, не веря сам себе, что он участвует в контрреволюционном деле... Отсюда и был полупаралич воли, запаздывание рефлексов.... Противоречия, возникшие между ростом нашего предательства и замедлением рефлексов, отражали отношение контрреволюционера, или растущего контрреволюционера, в условиях развивающегося социалистического строительства. Возникает двойная психология...

Даже я иногда был увлечен сюжетами социалистического строительства, о которых писал, хотя еще утром я отвергал это практическими делами преступного характера. И возникало то, что в философии Гегеля носит название самого несчастного разума. Этот несчастный разум отличается от обычного несчастного разума только тем, что он еще и преступный разум.

Мощь пролетарского государства нашла свое выражение не только в том, что оно разгромило контрреволюционные банды, но и в том, что его враги разложились изнутри, их воля была дезорганизована. Никогда ничего подобного не могло произойти в какой-либо капиталистической стране...

Раскаяние часто сопровождается различными абсолютно абсурдными вещами, подобно посыпанию головы золой. За себя я должен сказать, что в тюрьме, где я находился около года, я работал, читал и был в полном благоразумии. Это будет служить отрицанию всех небылиц и абсурдных контрреволюционных выдумок.

Предположат и гипноз. Но я проводил свою защиту в суде с легальной позиции, хотя и поставившей меня в затруднительное положение, споря с государственным обвинителем; и любой человек, имея даже самый малый опыт в этой области медицины, должен признать, что гипноз такого рода совершенно невозможен...

Сейчас я должен высказаться о причинах моего раскаяния. Конечно, надо признать, что вменяемые мне улики играют важную роль. Три месяца я отказывался говорить. Затем я начал давать показания. Почему? Потому что, находясь в тюрьме, я сделал переоценку всего моего прошлого. Ибо когда вы спрашиваете себя: "Если ты должен умереть, то ради чего ты умираешь?" - абсолютно черная пустота возникает внезапно перед вами с пугающей очевидностью. Умирать не за что, если хочешь умереть без покаяния. И напротив, все положительное, что сверкает и блестит в Советском Союзе, приобрело новое измерение в умах людей. Это полностью разоружило меня и заставило согнуть колени перед партией и страной...

Дело, конечно, не просто в раскаянии, или в моем особом раскаянии. Суд может выдать приговор без него. Признание обвиняемых не суть важно. Признание обвиняемых - это средневековый принцип юриспруденции. Но здесь мы имеем дело с внутренним разложением и уничтожением сил контрреволюции. И надо быть Троцким, чтобы не сложить оружия.

Я чувствую своим долгом сказать здесь, что среди всех сил, на которых основывалась тактика контрреволюционеров, Троцкий был принципиальной движущей силой.

Я сразу могу предположить, что Троцкий и другие мои союзники по преступлению, как и Второй Интернационал, в особенности после моих бесед с Николаевским, будут пытаться защитить нас, особенно и специально - меня. Я отказываюсь от этой защиты, потому что я склоняюсь перед страной, перед партией, перед всем народом".(135)

Антикоммунистический автор Стивен Коэн написал в 1973 году очень доброжелательную биографию Бухарина, который был представлен как последний "Большевик". Весьма трогательно увидеть, как заклятый антикоммунист "оплакивает конец Бухарина и русского большевизма".(136) Другой сторонник Бухарина, Рой Медведев, сделал то же самое в эпиграфе:

"Сталинизм не может расцениваться как марксизм-ленинизм, или коммунизм тридцатых годов. То, что представлял Сталин в теории и практике, является искажением коммунистического движения...

Процесс очищения коммунистического движения, удаления всех слоев сталинистской грязи, еще не закончен. Он должен быть проведен до конца".(137)

Вот так два антикоммуниста, Коэн и Медведев, представляют сталинское развитие ленинского пути, как "извращение" ленинизма и, затем, как непримиримое противоречие коммунизму; проповедуют "очищение коммунистического движения"! Без сомнения, эта тактика была хорошо отработана в течение десятилетий: после триумфа революции, ее злейшие враги представляют себя как лучших защитников "истинной революции", которую "предали с самого начала" ее руководители. Тем не менее, надо заметить, что домыслы Коэна и Медведева были приняты почти всеми последователями Хрущева. Даже Фидель Кастро, увлеченный теорией Хрущева, не всегда избегал этого искушения. Однако та же тактика применялась американцами против кубинской революции. Начиная с 1961 года, ЦРУ предприняло активные действия в "защиту кубинской революции" против "узурпатора Фиделя Кастро", который предал ее. В Никарагуа Эден Пастора присоединился к ЦРУ для защиты "первоначальной Сандинистской программы".

Югославия прямо с 1948 года стала первой социалистической страной, повернувшей на пути Троцкого и Бухарина. Тито получил солидную помощь от США. Затем идеи Тито проникли почти во все страны Восточной Европы.

В семидесятые годы книга Коэна "Бухарин и большевистская революция", вместе с публикациями британского социал-демократа Кена Коутса, президента фонда Бертрана Рассела(138), служила в качестве международной основы для реабилитации Бухарина, объединившего ревизионистов из компартий Италии и Франции, социал-демократов - от Пеликана до Жиля Мартена и, конечно, различного рода троцкистов. Тех же течений до самого конца придерживался Горбачев. Все эти антикоммунисты объединились в семидесятые годы для реабилитации Бухарина, "великого большевика", которого Ленин называл "любимцем всей партии". Все они заявляли, что Бухарин представлял собой "альтернативный" большевизм, а некоторые даже объявляли его предшественником Еврокоммунизма.(139)

Направление этой кампании задал открытый враг коммунизма Коэн уже в 1973 году:

"Идеи и политика Бухарина возродились. В Югославии, Венгрии, Польше и Чехословакии коммунистические реформаторы стали защитниками рыночного социализма, сбалансированного экономического планирования и постепенного, эволюционного развития, гражданского мира, смешанного сельскохозяйственного сектора и терпимости в общественном и культурном плюрализме в рамках однопартийного государства".(140) "Это точнейшее определение бархатной контрреволюции, с триумфом прошедшей в 1988-1989 годах в Центральной и Восточной Европе.

Если... реформаторы преуспеют в создании более либерального коммунизма, "социализма с человеческим лицом", взгляды Бухарина и НЭПовский стиль жизни, который он защищал, могут оказаться, в конце концов, правильным представлением коммунистического будущего - альтернативой Сталинизму и Сталину".(141)

Основываясь на этом "передовом опыте" шестидесятых и семидесятых годов стран Восточной Европы, Горбачев принял программу Бухарина. И это прошло, не говоря уже о том, что Коэн был с распростертыми объятиями встречен Горбачевским Советским Союзом как великий провозвестник "нового мышления" и "социалистического обновления".

Сейчас "школа Бухарина" имеет большое влияние в Дэн Сяопиновском Китае.

26 мая 1937 года маршал Тухачевский, командармы Якир, Уборевич, Корк, комкоры Эйдеман, Путна и Примаков были арестованы и предстали перед судом военного трибунала. 12 июля был объявлен приговор.

С начала мая все они находились под подозрением. Восьмого мая в армии была восстановлена система военных комиссаров, использовавшаяся в Гражданскую войну. Это нововведение отражало партийные страхи бонапартистских настроений в армии.(142)

13 мая 1927 года директивой Наркома Обороны был снят контроль политкомиссаров над высшими офицерами. Военный командир становился ответственным за "общее политическое руководство в целях полной координации военных и политических дел в соединении". "Заместитель по политчасти" должен был отвечать за "всю партийно-политическую работу" и докладывать командиру о политическом состоянии соединения.(143) Военно-политическая Академия им. Толмачева в Ленинграде и комиссары Белорусского военного округа протестовали против "недооценки и снижения роли партийно-политических органов".(144) В 1928 году СССР посетил Бломберг, один из высших офицеров Германии того времени. В докладе, сделанным им по итогам визита, отмечалось: "Чисто военный подход все более и более берет верх; все остальное подчинено ему".(145)

После того, как в армию было призвано много солдат из деревень, влияние кулаков там стало заметным. Уншлихт, до 1930 года занимавший высокие посты в армии, в 1928 и 1929 годах заявлял, что опасность правого уклона была большей в армии, чем в гражданских парторганизациях.(146)

В 1930 году десять процентов офицерского корпуса, то есть 4500 военных, составляли бывшие царские офицеры. Во время чистки осенью 1929 года Уншлихт не дал провести их массовую чистку из армии.(147)

Все это показывает, что буржуазное влияние в армии оставалось довольно сильным в двадцатых-тридцатых годах, из-за чего армия оставалась не очень надежной частью социалистической системы.

В.Лихачев был офицером Красной Армии на Дальнем Востоке в 1937-1938 годах. Его книга "Дальневосточный заговор" рассказывает о существовании большого заговора в армии.(148)

Журналист Александр Верт написал в своей книге "Москва,41" главу под заглавием "Процесс Тухачевского". Он писал:

"Я вполне уверен, что чистки в Красной Армии во многом связаны с верой Сталина в неотвратимость войны с Германией. Что же отстаивал Тухачевский? Люди близкие к французской разведке давно еще говорили мне, что Тухачевский отстаивает прогерманские интересы. Чехи рассказывали мне странную историю о визите Тухачевского в Прагу, когда в конце банкета - он уже был изрядно пьян - он вдруг выдал, что соглашение с Гитлером есть единственная надежда как для Чехословакии, так и для России. А затем перешел к оскорблениям Сталина. Чехи не преминули сообщить об этом Кремлю, и это стало концом Тухачевского, а с ним - и многих его последователей.(149)

Посол США в Москве, Джозеф Дэвис, писал о своих впечатлениях 28 июня - 4 июля 1937 года:

"В самых лучших суждениях, похоже, ясно выражено, что, по всей видимости, существовал четко установленный военный заговор с целью переворота силами армии - не обязательно против Сталина, но антипартийный и антигосударственный, и что Сталин нанес удар по нему с характерной решительностью, быстротой и силой".(150)

"Хорошо поговорил с Литвиновым. Я рассказал ему совершенно искренне о реакции на чистки в США и Западной Европе; и на казни генералов Красной Армии; что она определенно была нехорошей...

Литвинов отвечал честно. Он заявил, что они должны были "стать уверены" с помощью чисток в том, что после этого не останется изменников, которые сотрудничают с Берлином или Токио; что однажды мир поймет, что то, что им пришлось сделать, было защитой правительства от "угрожающей измены". По сути дела, сказал он, они оказывают услугу всему миру тем, защищая себя от угрозы мирового господства Гитлера и нацистов, и что таким образом они сохраняют сильный Советский Союз как оплот против нацистской угрозы. Что мир еще поймет, насколько велик Сталин".(151)

В 1937 году Абдурахман Авторханов работал в Центральном Комитете большевистской партии. Буржуазный националист, он был тесно связан с лидерами оппозиции и членами ЦК - выходцами с Кавказа. В книге "Правление Сталина" он сожалеет о том, что Тухачевский не захватил власть в 1937 году. Он заявляет, что в начале 1937 года после поездки в Англию Тухачевский так говорил своим высшим офицерам:

"В Британской Его Величества армии примечательно то, что там во главе не может быть агентов Скотлэнд Ярда (намек на роль, которую играла госбезопасность в СССР). А что касается сапожников (намек на отца Сталина), то они сидят на базах снабжения и не лезут в партийные кадры. Британцы не отличаются говорливостью на темы патриотизма, потому что для них естественно быть просто британцами. В Британии нет "политической линии", правой, левой или центра; просто есть британская политика, которой одинаково усердно служат каждый лорд и рабочий, консерватор и лейборист, офицер и солдат... Британский солдат абсолютно не знаком с историей партии и производственными показателями страны, но с другой стороны он знает географию мира, так же, как он знает свою казарму... Король облечен уважением, но у него нет личной власти... Офицеру требуются два качества - храбрость и профессиональные знания".(152)

Робер Кулондр был послом Франции в Москве в 1936-1938 годах. В своих мемуарах он упоминает террор Французской революции, который сокрушил аристократию в 1792 году и подготовил французский народ к войне против реакционных государств Европы. В то время враги Французской революции, в особенности Англия и Россия, рассматривали революционный террор как предвестник разложения режима. Фактически, все было наоборот. То же самое, писал Кулондр, происходило и с Советской революцией.

"Вскоре после ареста Тухачевского, один из литовских министров, который знал некоторых лидеров большевиков, рассказывал мне, что маршал, расстроенный усилением роли коммунистической партии в армии, особенно в крепких, надежных армейских частях и соединениях, что препятствовало росту русской военной мощи, стал на деле главой движения, которое намеревалось задушить партию и установить военную диктатуру...

Моя переписка может подтвердить, что я правильно объясняю "Советский террор". Не стоит делать вывод, я об этом пишу постоянно, что режим разваливается, или что силы России на пределе. Напротив, это всего лишь болезнь роста страны, развивающейся слишком быстро".(153)

Черчилль писал в своих мемуарах, что Бенеш "получил предложение от Гитлера при всех обстоятельствах уважать целостность Чехословакии в обмен на гарантии того, что она останется нейтральной в случае Франко-Германской войны.

Осенью 1936 года президенту Бенешу было передано сообщение от высших германских кругов с тем, чтобы если он хотел бы получить преимущества, предложенные Гитлером, то ему следует поторопиться, так как ближайшие события в России могут свести на нет ту помощь, которую он мог бы дать Германии.

Пока Бенеш размышлял над этим волнующим намеком, ему стало известно, через Советское посольство в Праге установлены связи между важными фигурами в России и Германским правительством. Это было частью так называемого заговора военных и старых коммунистов для свержения Сталина и установления нового режима, основанного на прогерманской политике. Президент Бенеш не терял время, связавшись быстро, как только он смог, со Сталиным. Вслед за этим последовали безжалостные, но возможно и совсем не лишние чистки военных и политиков в Советской России...

Русская армия была очищена от прогерманских элементов за счет ослабления ее военной мощи. Произошел знаменательный поворот Советского правительства против Германии... Ситуация, безусловно, была понятна Гитлеру до конца; но у меня нет данных о том, что Британское и Французское правительства были настолько же осведомлены. Для Чемберлена и Британского и Французского Генеральных штабов чистка 1937 года представлялась в основном как разгром Русской армии, а Советский Союз казался раздираемым на части дикой ненавистью и местью".(154)

Троцкист Дойчер редко упускал возможность очернить и оболгать Сталина. Однако, несмотря на то, что он заявлял о Московских процессах, как о "вымышленных заговорах", вот что он написал о казни Тухачевского:

"Все версии противников Сталина сходятся к одному: генералы в самом деле планировали переворот... Главной частью заговора был дворцовый переворот в Кремле, завершающийся убийством Сталина. Также подготавливались решительные военные действия вне Кремля, нападение на здания ГПУ. Тухачевский был движущей силой заговора... Он действительно был единственным из всех военных и гражданских руководителей того времени, кто многими свойствами напоминал Бонапарта и мог сыграть роль русского Первого Консула. Главный Военный Комиссар армии, Гамарник, позже покончивший жизнь самоубийством, был вовлечен в заговор. Командующий Ленинградским Военным Округом, Якир, должен был обеспечить содействие своего гарнизона. Генералы Уборевич, командующий Западным Военным Округом, Корк, начальник Военной Академии в Москве, Примаков, заместитель Буденного в кавалерийском командовании, и некоторые другие, также входили в круг заговорщиков".(155)

Дойчер, видный антикоммунист, даже согласившись с достоверностью заговора Тухачевского, ясно дает понять, что он подчеркивает "добрые намерения" тех, кто хотел "спасти армию и страну от безумного террора и чисток", и он заверяет читателей, что Тухачевский ни в коем случае не действовал "в интересах Германии".(156)

Нацист Леон Дегрель в 1977 году в своей книге упоминает Тухачевского следующими словами:

"Кто бы мог подумать во времена преступного террора Французской революции, что вскоре после этого придет Бонапарт и железной рукой поднимет Францию из бездны? Несколько лет спустя Бонапарт почти создал Объединенную Европу.

Мог возникнуть и русский Бонапарт. Молодой маршал Тухачевский, казненный Сталиным по доносу Бенеша, в 1937 году был птицей высокого полета".(157)

8 мая 1943 года Геббельс отметил в своем журнале высказывание Гитлера. В нем говорилось о том, что нацисты прекрасно понимали важность получения преимущества за счет оппозиции и пораженческих настроений в Красной Армии.

"Фюрер объяснил еще раз дело Тухачевского и заявил, что мы крепко ошиблись в то время, когда думали, что Сталин развалил Красную Армию. На деле все было как раз наоборот: Сталин избавился от оппозиционеров внутри армии, тем самым, создав гарантию того, что в ней больше не будет пораженческих настроений...

По сравнению с нами Сталин имеет еще одно преимущество, не имея оппозиции в обществе, так как большевики ликвидировали ее с помощью чисток за последние двадцать пять лет... Большевизм уничтожил эту опасность во время, и мог впредь сосредоточить свои силы на борьбе с другими врагами".(158)

Мы даем здесь еще и мнение Молотова. Кроме Кагановича Молотов был единственным членом из состава Политбюро 1953 года, который никогда не отрекался от своего революционного прошлого. В восьмидесятых годах он припомнил ситуацию в 1937 году, когда началась чистка:

"На весь этот период установилась крайне напряженная атмосфера; необходимо было действовать без жалости. Я думаю, это было оправдано. Если бы Тухачевский, Якир, Рыков и Зиновьев начали свою работу в военное время, борьба была бы исключительно трудной; число жертв было бы колоссальным. Обе стороны были бы обречены на сокрушительное поражение. Оппозиционеры имели связи, которые вели прямо к Гитлеру. Это уже слишком. Троцкий без сомнения имел такие связи. Гитлер был авантюристом, как и Троцкий, это была их общая черта. И, конечно, многих военных руководителей".(159)

В исследовании, финансировавшимся армией США и проводившимся Рэнд Корпорэйшн, Роман Колковиц дал анализ отношений между партией и армией в Советском Союзе, отражавший точку зрения военных спецслужб. Интересно отметить, что он выступал в поддержку всех стремлений к профессионализму, милитаризму, аполитичности и привилегиям, имевшим место в Красной Армии начиная прямо с двадцатых годов. Конечно, Колковиц нападал на Сталина за подавление буржуазных и милитаристских тенденций.

После описания того, как Сталин определял положение армии в социалистическом обществе в двадцатые годы, Колковиц писал:

"Красная Армия возникла из этого процесса, как дополнение к правящей партийной элите; ее офицерам было отказано в полноте власти, необходимой в военном деле; они находились в долговременном состоянии неуверенности в своем карьерном росте; военное товарищество, которое имеет склонность к исключительности, насильственно удерживалось открытым через продуманную систему контроля и идеологической обработки...

Сталин ... затеял большую программу, нацеленную на внедрение в Советскую армию современного оружия, оборудования и служб тыла. Но он оставался настороженным к склонности военных к элитарности и исключительности, пристрастие к которым росло вместе с их профессиональным возрождением. Все это настолько переполнило Сталина недоверием, что во время обострения опасности войны в Европе, он ударил по армии массовыми чистками в 1937 году...

Зажатая со всех сторон тайными службами, политорганами, партией и комсомолом, свобода действий военных была жестко ограничена".(160)

Отметим, что больше всего "ненавидит" армия США в Красной Армии: политическое воспитание ("идеологическую обработку") и политический контроль (со стороны политорганов, спецслужб, партии и комсомола). С другой стороны, армия США благосклонно смотрит на стремление к автономности и на привилегии для высших офицеров ("элитарность") и милитаризм ("исключительность").

Чистки, которые рассматривал Колковиц как этапы в партийной борьбе, направлялись Сталиным против "профессионалов" и бонапартистов из числа высших офицеров. Эти буржуазные течения смогли себя проявить только после смерти Сталина.

"Со смертью Сталина и последовавшим расколом в партийном руководстве, ослабли механизмы контроля, и личные интересы и ценности военной верхушки вышли наружу. Широкий круг военных имел своего выразителя интересов в лице маршала Жукова. Жуков был способен избавить военные верхи от всепроникающего контроля политорганов; он ввел строжайшую дисциплину и разделение на ранги; он требовал реабилитации военных лидеров, подвергнутых чисткам и наказания тех, кто их преследовал".(161)

Во время двух переворотов в верхах СССР Жуков дважды поддержал Хрущева силами армии, в 1953 году (дело Берии) и в 1957 году (дело Молотова-Маленкова-Кагановича).

Но как могли представить себе генералы Красной Армии сотрудничество с Гитлером? Если они и не были хорошими коммунистами, то были ли эти военные хотя бы националистами?

Прежде, чем отвечать на этот вопрос, надо ответить на другие вопросы. Почему это предположение должно различаться для Франции и Советского Союза? Не был ли маршал Петен, победитель при Вердене, символом французского шовинистического национализма? Разве не были генерал Вейган и адмирал Дарлан страстными защитниками французского колониализма?

Несмотря на все это, все трое стали главными фигурами в сотрудничестве с нацистами.

Не будь в Советском Союзе свержения капитализма и жестокой борьбы с буржуазией, разве не имели бы все силы, тоскующие по "свободному предпринимательству", дополнительных причин для сотрудничества с немецким "энергичным капитализмом"?

И разве не показала Вторая Мировая война, что настроения, представленные во Франции маршалом Петеном, существовали и среди советских офицеров?

Генерал Власов играл важную роль в обороне Москвы в конце 1941 года. Арестованный немцами в 1942 году, он стал изменником. Но только 16 сентября 1944 года, после встречи с Гиммлером, ему было дано официальное разрешение на создание Русской Освободительной Армии, первая дивизия которой была образована в 1943 году. Предлагали свои услуги нацистам и другие пленные офицеры, вот их имена.

Генерал-майор Трухин, начальник оперативного отдела Главного штаба Балтийского флота, профессор Академии Генерального штаба. Генерал-майор Малышкин, начальник штаба 19-й армии. Генерал-майор Закутный, профессор Академии Генерального штаба. Генерал-майор Благовещенский, командир бригады; Шаповалов, командующий артиллерией корпуса; и Меандров. Командир бригады Жиленков, член Военного Совета 32-й армии. Полковники Мальцев, Зверев, Нерянин и Буняченко, командир 389-й дивизии.

Каковы были политические убеждения этих людей? Бывший офицер британских спецслужб и историк Кукридж писал:

"Окружение Власова представляло собой странный сброд. Наиболее интеллигентным из его офицеров был полковник Зыков (еврей). Он был сторонником "правых уклонистов" Бухарина, и в 1936 году был сослан Сталиным в Сибирь, где провел четыре года. Другой свидетель сталинской чистки, генерал Василий Федорович Малышкин, бывший начальник штаба Дальневосточной армии; он попал в тюрьму во время дела Тухачевского. Третий офицер, генерал-майор Георгий Николаевич Жиленков, был армейским политкомиссаром. Они, как и многие другие офицеры, завербованные Геленом, были реабилитированы в начале войны в 1941 году".(162)

Итак, мы узнаем, что некоторые высшие офицеры, осужденные и высланные в Сибирь, реабилитированные затем во время войны, перешли на сторону Гитлера! Действительно, меры, принятые во время Большой Чистки, были совершенно оправданы.

Объясняя свой переход к нацистам, Власов написал открытое письмо: "Почему я вступил на путь борьбы против большевизма".

Содержание этого письма весьма показательно.

Во-первых, его критика Советского режима идентична тому, что говорили Троцкий и правые круги Запада.

"Я видел, что жизнь русского рабочего очень тяжела, что крестьян силой затягивают в колхозы, что миллионы русских людей исчезли после ареста без всякого суда... Система комиссаров разрушила Красную Армию. Безответственность и слежка делают из командира игрушку в руках партийных работников в гражданской одежде или военной форме... Многие тысячи лучших командиров, включая маршалов, были арестованы и расстреляны или высланы в лагеря и никогда не вернулись".

Заметим, что Власов выступает за профессиональную армию, с полной автономией военных, совсем как в предыдущих цитатах из исследования американских военных.

Затем Власов поясняет, как его поражения вдохновили на переход к нацистам. В следующей главе мы увидим, что Троцкий и троцкисты постоянно использовали пораженческую пропаганду.

"Я видел, что война проиграна по двум причинам: нежелание русского народа защищать большевистское правительство и созданная им система насилия и безответственности армейского командования ..."

Наконец, используя "антикапиталистические" разговоры нацистов, Власов объясняет, что Новая Россия должна войти в Европейскую капиталистическую и империалистическую систему.

"Мы должны построить Новую Россию без большевиков и капиталистов...

Интересы русского народа всегда схожи с интересами германского народа и всех других европейских наций... Большевизм отделил русский народ от остальной Европы непроницаемой стеной".(163)

Мы бы хотели сделать небольшое отступление для Солженицына. Этот человек стал официальным голосом для кучки слуг царского режима, буржуа, спекулянтов, кулаков, сводников, бандитов и власовцев, которые были законно репрессированы социалистическим государством.

Солженицын, литературный писака, живший двуличной жизнью во время нацистской оккупации. Шовинист, он ненавидел немецких захватчиков. Но еще больше он ненавидел социализм. Поэтому у него нашлось немного неодобрительных слов для генерала Власова, самого известного пособника нацистов. Хотя Солженицын не одобрял союз Власова с Гитлером, он весьма хвалебно говорил о ненависти Власова к большевизму.

Генерал Власов сотрудничал с нацистами после того, как попал в плен? Солженицын нашел способ объяснить и оправдать измену. Он писал:

"Вторая ударная армия Власова... была в 70 километрах в тылу немецких войск! И затем безжалостное сталинистское командование не смогло найти для усиления его войск ни людей, ни вооружения... Армия была без пищи, и в то же время Власову не дали разрешения на сдачу войск...

Теперь это, конечно, было изменой Родине! Это, конечно, ужасное, самовольное предательство! Но Сталин... Ему надо засчитать пренебрежение и беспечность при подготовке к войне, замешательство и трусость в ее начале, бесцельные жертвы целых армий и корпусов только лишь для спасения собственной маршальской формы. Действительно, какую более жестокую измену надо искать у Верховного Главнокомандующего?"(164)

Вот так Солженицын защищает предателя Власова от Сталина. Давайте рассмотрим то, что на самом деле произошло в начале 1942 года. Несколько армий получили приказ взломать немецкую блокаду Ленинграда. Но наступление быстро выдохлось, и командующий фронтом, Хозин, получил приказ от Сталина вывести армию Власова с передовых позиций. Маршал Василевский пишет:

"Власов, не обладавший многими необходимыми качествами командира, и будучи, на деле, нерешительным и трусоватым по природе, был совершенно пассивен. Угрожающее положение, в котором оказалась его армия, деморализовало его до конца, и он не сделал попытки вывести свои войска быстро и скрытно...

Я могу с определенным правом подтвердить крайне серьезную озабоченность, которую выказывал Сталин ежедневно о судьбе Второй ударной армии и об оказании ей всей возможной поддержки. Об этом свидетельствует целый ряд директив ВГК, которые я лично писал под диктовку Сталина.

Власов присоединился к врагу, хотя значительная часть его армии сумела прорваться сквозь немецкие войска и спастись."(165)

Русские нанялись в нацистскую армию, чтобы сражаться с Советским народом? Но, восклицает Солженицын, это же преступный Сталинский режим вынудил их к тому:

"Людей побуждала к вступлению во власовские подразделения Вермахта только последняя крайность, только предел отчаяния, только неистощимая ненависть к Советскому режиму".(166)

Кроме того, говорит Солженицын, предатели-власовцы были больше антикоммунистами, чем пронацистами:

"Только осенью 1944 года начали формироваться дивизии Власова, состоявшие исключительно из русских... их первый и последний самостоятельный поступок - удар по немецким войскам... Власов приказал своим дивизиям помочь чешским повстанцам".(167)

Эта сказка повторялась нацистскими и другими фашистскими преступниками во всех странах: когда германские фашисты были уже на грани поражения, все они вдруг обнаружили свое "национальное и независимое" призвание и вспомнили о своем "противостоянии" Германии, присматривая себе защиту под крылом империализма США!

Солженицын не опровергает того, что немцы были фашистами, но они были тупыми и слепыми фашистами. Если бы у них было чуть побольше ума, немецкие фашисты должны были бы признать ценность их русских братьев по оружию, и они бы дали им некий уровень автономии:

"Немцы, по своей полной тупости и переоценке собственных сил, разрешили им только умирать за Германский Рейх, но отвергали их право планировать независимое будущее России".(168)

Война еще была в разгаре, нацизм еще не был окончательно разбит, а Солженицын уже плакал о "бесчеловечной" участи арестованных власовцев! Он описывал сцены на освобожденной Советской земле:

"Заключенный, одетый в немецкие форменные брюки, кричал мне на чистом русском языке. Выше пояса он был обнажен, и его лицо, грудь, плечи и спина были в крови, когда сержант-особист гнал его вперед кнутом... я побоялся защищать власовца перед особистом... Эта картина останется навсегда в моей памяти. Это, помимо всего прочего, есть почти символ ГУЛАГа. Это должно быть на суперобложке этой книги".(169)

Надо поблагодарить Солженицына за обескураживающую откровенность: человек, который лучше всего представлял "миллионы жертв Сталинизма" был нацистский пособник.

В целом чистки в Красной Армии представляют как акты глупости, произвола, слепых репрессий; обвинения были подтасованы, дьявольски замышлены для укрепления личной диктатуры Сталина.

Где же правда?

Конкретный и очень интересный пример можно получить из рассмотрения некоторых важнейших сторон этого вопроса.

Полковник Советской Армии, Г.А.Токаев, дезертировал в Британию в 1948 году. Он написал книгу, озаглавленную "Товарищ Х", настоящий золотой прииск для тех, кто хочет попытаться понять всю сложность борьбы внутри большевистской партии. Инженер по аэронавтике, Токаев с 1937 по 1948 год был партийным секретарем крупнейшей партийной организации Военно-Воздушной Академии им. Жуковского. То есть, он был в числе руководящих кадров.(170)

Когда он вступил в партию в 1933 году в возрасте 22 лет, он уже был членом тайной антикоммунистической организации. Во главе этой организации стоял один из высших офицеров Красной Армии, влиятельный член Центрального Комитета большевистской партии! Группа Токаева проводила тайные собрания, принимала резолюции и рассылала своих посланцев по стране.

В книге, изданной в 1956 году, он раскрывает политические идеи своей тайной группы. Чтение этой книги о тайной антикоммунистической организации весьма познавательно.

Прежде всего, Токаев представляет себя как "революционного демократа и либерала".(171)

Мы были, заявляет он, "врагами любого, кто хотел разделить мир на "наших" и "чужих", на коммунистов и антикоммунистов.(172)

Группа Токаева "провозгласила идеалы всеобщего братства" и "расценивала Христианство как одну из величайших систем всеобщих человеческих ценностей".(173)

Группа Токаева была ярым приверженцем буржуазного режима, установленного Февральской революцией. "Февральская революция представляла собой проблеск демократии ... который говорил о скрытой вере в демократию среди простого народа".(174)

Печатавшаяся за границей газета меньшевиков "Социалистический вестник" была популярна в группе Токаева, как и книга "Истоки красного террора" меньшевика Г.Аронсона.(175)

Токаев подтвердил связи его антикоммунистической организации и социал-демократического Интернационала. "Революционное демократическое движение близко демократическим социалистам. Я работал в тесном сотрудничестве со многими убежденными социалистами, такими, как Курт Шумахер.... Такие имена, как Эттли, Бевин, Спаак и Блюм много значат для человечества".(176)

Токаев также боролся за "права человека" всех антикоммунистов. "В соответствии с нашими взглядами... не было более срочного и важного дела в СССР, чем борьба за права личности".(177)

Многопартийность и разделение СССР на независимые республики были двумя существенными пунктами программы заговорщиков.

Группа Токаева, большинство членов которой представляли собой националистов, выходцев с Кавказа, выражали поддержку плана Енукидзе, который нацеливался на уничтожение "корней и ветвей" сталинизма, и замену сталинского "реакционного СССР" на "свободный союз свободных людей". Страна должна была быть разделена на десять естественных частей: Северо-Кавказские Соединенные Штаты, Украинская Демократическая Республика, Московская Демократическая Республика, Сибирская Демократическая Республика и т.д.(178)

Подготавливая в 1939 году план свержения сталинского правительства, группа Токаева была готова "искать поддержку извне, особенно от партий Второго Интернационала ... Должно было быть избрано новое Конституционное Собрание, и его первой мерой должно было стать прекращение однопартийного правления".(179)

Группа Токаева, несомненно, была вовлечена в борьбу до конца с партийным руководством. Летом 1935 года "мы, оппозиция, армейская или гражданская, полностью отдавали себе отчет, что мы вступили в смертельную борьбу".(180)

В конечном счете, Токаев рассматривал "Британию как самую свободную и самую демократичную страну мира".(181) После Второй Мировой войны "мои друзья и я стали большими ценителями Соединенных Штатов".(182)

Поразительно, что программа Горбачева повторила все слово в слово. Идеи, которые защищались тайной антикоммунистической организацией в 1931-1941 годах, снова появились, но теперь уже в руководстве партии в 1985 году. Горбачев осудил разделение мира на социалистический и капиталистический и обратился к "универсальным ценностям". В 1986 году Горбачев положил начало восстановлению отношений с социал-демократией. Многопартийность стала реальностью в СССР в 1989 году. Ельцин как-то напомнил премьер-министру Франции Шираку, что Февральская революция принесла "демократические надежды" в Россию. Трансформация "реакционного СССР" в "Союз свободных республик" завершилась.

Но в 1935 году, когда Токаев боролся за программу, примененную Горбачевым 50 годами позже, он прекрасно сознавал, что он участвует в борьбе не на жизнь, а на смерть с большевистским руководством.

"Летом 1935 года ... "мы, оппозиция, армейская или гражданская, полностью отдавали себе отчет, что мы вступили в смертельную борьбу".(183)

Кто входил в тайную группу Токаева?

Это были в основном офицеры Красной Армии, часто молодые офицеры, прибывшие из военных академий. Их руководитель, товарищ Х - настоящее имя никогда не называлось - был членом Центрального Комитета в тридцатых-сороковых годах.

Риц, флотский капитан-лейтенант, был главой тайного движения Черноморского флота. Четырежды исключенный из партии, он смог четыре раза восстановиться.(184)

Генералы Осепян, заместитель начальника Главного Политического Управления Вооруженных Сил(!), и Алкснис были среди главных лидеров тайной организации. Все они были близки с генералом Кашириным. Все трое были арестованы и расстреляны во время процесса Тухачевского.(185)

Еще несколько имен. Подполковник Гай, убитый в 1936 году в вооруженном столкновении с НКВД.(186) Полковник Космодемьянский, сделавший "героическую, но преждевременную попытку свергнуть сталинскую олигархию".(187) Генерал-полковник Тодорский, Начальник Академии им. Жуковского, и Смоленский, дивизионный комиссар, заместитель начальника Академии, ответственный за политическое воспитание.(188)

На Украине группу поддерживал Николай Генералов, который встретился с Токаевым во время тайного собрания в Москве в 1931 году, и Лентцер. Оба были арестованы в Днепропетровске в 1936 году.(189)

Катя Окман, дочь старого большевика, вступившего в конфликт с партией в начале революции, и Клава Еременко, вдова украинского офицера морской авиации в Севастополе, обеспечивали связи по всей стране.

Во время чистки групп Бухарина (правых уклонистов) и маршала Тухачевского большинство членов группы Токаева было арестовано и расстреляно: "круги, близкие к товарищу Х, были почти полностью вычищены. Большинство было арестовано в связи с "правыми уклонистами".(190) Наше положение, писал Токаев, стало трагическим. Один из наших кадров, Белинский, заметил, что мы сделали ошибку, поверив, что Сталин неспособен добиться успехов в индустриализации и культурном развитии. Риц говорил, что он был не прав, что это была борьба поколений, и что надо готовиться к тому, что будет после Сталина.(191)

Несмотря на свою антикоммунистическую платформу, тайная организация Токаева поддерживала тесные связи с фракцией "коммунистов-реформаторов" в партии.

В июне 1935 года Токаев был послан на юг. Он дал некоторые комментарии о Енукидзе и Шеболдаеве, двух большевиках, которых обычно считают типичными жертвами "Сталинского произвола".

"Одной из моих задач было попытаться отвести угрозу от нескольких лидеров района Азовского и Черного морей и Северного Кавказа, главой которых был Б.П.Шеболдаев, первый секретарь обкома партии и член Центрального Комитета. Не то, чтобы наше движение было полностью согласно с группой Енукидзе-Шеболдаева, но мы знали, чем они занимались, и Товарищ Х считал нашим революционным долгом помочь им в критический момент.

Мы расходились в деталях, но при всем этом, они были храбрыми и уважаемыми людьми, которые много раз спасали членов нашей группы и которые имели значительные шансы на успех."(192)

"В 1935 году мои личные контакты позволили мне проникнуть в некоторые совершенно секретные дела, относящиеся к Центральному Комитету партии и связанные с "Абу" Енукидзе и его группой. Документы позволили определить, сколь много знают сталинисты о тех, кто работает против них...

Енукидзе был преданным коммунистом правого крыла...

Открытый конфликт между Сталиным и Енукидзе связан с законом от 1 декабря 1934 года, который вступил в силу сразу после убийства Кирова".(193)

"Енукидзе позволял работать при себе нескольким людям, которые были технически подготовленными и полезными в обществе, но при этом были антикоммунистами".(194)

Енукидзе был помещен под домашний арест в середине 1935 года. Подполковник Гай, руководитель организации Токаева, устроил его побег. В Ростове-на-Дону они провели собрание с участием Шеболдаева, первого секретаря обкома партии, Пивоварова, председателя Областного Совета, и Ларина, председателя Облисполкома. Затем Енукидзе и Гай двинулись на юг, но были задержаны НКВД близ Баку. Гай застрелил двоих, но и сам был убит.(195)

Оппозиционная группа Токаева имела также связи с группой Бухарина.

Токаев заявлял, что его группа поддерживала тесные связи с другой фракцией в руководстве партии, группой главы Службы Безопасности Ягоды. "Мы знали силу ... глав НКВД, Ягоды или Берии... в качестве не слуг, а врагов режима".(196)

Токаев писал, что Ягода защитил многих их людей, которые попадали в опасное положение. Когда Ягода был арестован, все связи группы Токаева с руководством госбезопасности были оборваны. Для их тайного движения это было громадной потерей.

"Возглавляемый теперь Ежовым, НКВД пошел еще дальше. Малое Политбюро добралось до заговорщицких организаций Енукидзе-Шеболдаева и Ягоды-Зелинского, и вплотную занялось связями оппозиционеров в центральных органах госбезопасности. Ягода был убран из НКВД, и мы потеряли крепкую опору в нашей оппозиции из госбезопасности".(197)

Каковы были намерения, планы и деятельность группы Токаева?

Задолго до 1934 года, писал Токаев, "наша группа планировала убийство Кирова и Калинина, Председателя Президиума Верховного Совета СССР. В конце концов, убийство Кирова удалось другой группе, с которой мы имели связи".(198)

"В 1934 году был план начать революцию, арестовав целиком весь сталинистский 17-й Съезд партии".(199)

Член нашей группы, Клава Еременко, в середине 1936 года предложила убить Сталина. Она знала офицеров из охраны Сталина. Товарищ Х отказался и "указал, что уже было не менее пятнадцати попыток убийства Сталина, все без успеха, но каждая стоила многих жизней отважных людей".(200)

"В августе 1936 года ... Мой вывод был таков, что время промедлений прошло. Нам надо немедленно начать подготовку к вооруженному восстанию. Я был уверен тогда, как и сейчас, что если бы Товарищ Х призвал к оружию, то за ним сразу бы пошли многие видные деятели СССР. В 1936 году Алкснис, Осепян, Егоров и Каширин присоединились бы к нам".(201)

Заметим, что все эти генералы были казнены после разоблачения заговора Тухачевского.

Токаев полагает, что в 1936 году у них было достаточно сторонников в армии для того, чтобы преуспеть в перевороте, который, поскольку Бухарин еще был жив, поддержали бы крестьяне.

Один из "наших летчиков", вспоминал Токаев, представил Товарищу Х и Алкснису с Осепяном план бомбежки мавзолея Ленина и Политбюро.(202)

20 ноября 1936 года в Москве Товарищ Х во время тайного собрания пяти членов организации предложил Демократову убить Ежова во время Восьмого Чрезвычайного Съезда Советов.(203)

"В апреле 1939 года мы провели встречу лидеров подпольных оппозиционных групп, чтобы оценить положение дома и за границей. Кроме революционных демократов там присутствовали два социалиста и два правых военных оппозиционера, один из которых называл себя народным демократом-децентралистом. Мы приняли резолюцию, впервые определившую сталинизм как контрреволюционный фашизм, предательство рабочего класса... Резолюция была немедленно передана видным деятелям партии и правительства, и похожие конференции были организованы в других центрах... Мы начали оценку своих шансов в вооруженном восстании против Сталина".(204) Заметим, что мысль "большевизм=фашизм" объединяла советских военных заговорщиков тридцатых годов, троцкистов, социал-демократов и западных католиков правого направления.

Вскоре после этого, Токаев беседовал со Смольнинским - это псевдоним одного из высших офицеров Ленинградского Военного округа - о возможности покушения на Жданова.(205)

Кроме того, в 1939 году, в канун войны, состоялась еще одна встреча, где заговорщики обсуждали вопрос об убийстве Сталина в случае войны. Они нашли это неподходящим, так как им неким было заменить Сталина во главе государства, да и массы не пошли бы за ними.(206)

Когда началась война, Токаеву, который хорошо говорил по-немецки, предложили участвовать в партизанской войне в тылу нацистов. Партизаны, естественно, рисковали своей жизнью каждый миг, постоянно. В то время Товарищ Х решил, что Токаев не должен принять это предложение: "Мы должны, насколько это возможно, оставаться в главных центрах, быть готовыми взять власть, если режим Сталина рухнет".(207) "Товарищ Х был убежден, что это был момент истины для Сталина. Жаль, что мы не могли видеть в Гитлере освободителя. Следовательно, говорил Товарищ Х, мы должны быть готовы к падению режима Сталина, но нам не следует делать ничего, что может ослабить режим". Это обсуждение прошло на тайном собрании 5 июля 1941 года.(208)

После войны, в 1947 году, Токаев был ответственным за переговоры с профессором Танком, специалистом по аэронавтике, пытаясь убедить того приехать в Советский Союз на работу. "Танк действительно был готов к работе над реактивным истребителем для СССР... Я обсудил суть дела с несколькими людьми, чье мнение было важным для меня. Мы согласились, что поскольку было бы неверно полагать, что советские авиаконструкторы не смогут разработать реактивный бомбардировщик, это будет не на пользу стране, как это должно было быть... СССР, как мы знали, не очень-то боялся внешних врагов; поэтому наши усилия должны быть направлены на ослабление, а не на усиление Советского монополистического империализма в надежде, что этим мы сделаем возможной демократическую революцию".(209) Токаев признал здесь, что экономический саботаж был политической формой борьбы за власть.

Эти примеры показывают заговорщицкую сущность тайных групп в армии, прятавшихся внутри большевистской партии, наследники которых увидят признание их "идеалов" с приходом к власти Хрущева, и их внедрение в жизнь Горбачевым.

Решение о чистке было принято после разоблачения военного заговора Тухачевского. Открытие такого заговора в командовании Красной Армии, который имел связи с оппортунистическими фракциями в партии, вызвало настоящую панику.

В соответствии со стратегией большевистской партии подразумевалось, что война с фашизмом неизбежна. Раскрытие того, что несколько самых важных фигур в Красной Армии и несколько руководителей партии тайно способствовали планам переворота, показало, насколько серьезна внутренняя угроза, и что заговорщики имели связи с внешними врагами. Сталин прекрасно понимал, что столкновение Советского Союза с Германией будет стоить миллионов жизней советских людей. Решение физически уничтожить Пятую колонну не было знаком "диктаторской паранойи", как заявляла о том нацистская пропаганда. Скорее оно показывало решимость Сталина и большевистской партии противостоять фашизму не на жизнь, а на смерть. Уничтожая Пятую колонну, Сталин думал о спасении жизней нескольких миллионов соотечественников, которые пришлось бы отдать, если бы внешняя агрессия получила поддержку в виде саботажа, провокаций или внутренней измены.

В предыдущей главе мы видели, что кампания против бюрократизма в партии, особенно на среднем уровне, усилилась в 1937 году. Во время этой кампании Ярославский решительно атаковал бюрократический аппарат. Он заявил, что в Свердловске половина членов Президиума Областного Совета не избиралась, а была кооптирована. Московский Совет собирался всего раз в году. Некоторые руководители даже не знают, как выглядят их подчиненные. Ярославский утверждал:

"Такой партийный аппарат, который должен бы помогать партии, зачастую ставит себя впереди партийных масс и партийных руководителей и еще больше увеличивает разрыв между массами и руководством".(210)

Гетти писал:

"Центр пытался развязать критику аппарата среднего уровня рядовыми активистами. Без официального разрешения и давления сверху сами по себе рядовые члены партии не были способны организовать и поддерживать такое движение против своих непосредственных руководителей".(211)

Бюрократизм и произвол в подходе к людям в провинциальном аппарате подкреплялся тем, что этот аппарат имел фактическую монополию на опыт администрирования. Большевистское руководство вдохновляло массы на борьбу против этих буржуазных и бюрократических настроений. Гетти писал:

"Народный контроль снизу был наивностью; пожалуй, это была искренняя, но напрасная попытка использовать простой народ для слома закрытых региональных правящих структур".(212)

В начале 1937 года областные сатрапы, подобные Румянцеву из Западной области, равной по территории западноевропейской стране, не могли быть убраны с поста в результате критики масс. Он был снят сверху, за связи с военным заговором, как пособник Уборевича.

"Два радикальных течения тридцатых годов слились в июле 1937 года, и итоговая стихия расстроила бюрократию. Кампания Жданова по партийному возрождению и охота Ежова на врагов сошлись и создали хаотичный "популистский террор", изменивший партию...

Антибюрократический популизм и террор органов НКВД разрушил конторы и кабинеты, и самих кабинетчиков. Радикализм обернул политическую машину на себя и разрушил партийную бюрократию".(213)

Борьба против проникновения нацистов и военных заговорщиков, следовательно, слилась с борьбой против бюрократизма и пережитков феодализма. Это была революционная чистка снизу и сверху. Чистка началась кадровым решением, подписанным 2 июля Сталиным и Молотовым.

Затем Ежов подписал смертные приговоры на 75 950 человек, чья непримиримая враждебность к Советской власти была общепризнанной: крупные уголовные преступники, кулаки, контрреволюционеры, шпионы и антисоветские элементы. Эти дела должны были рассматриваться тройками в составе секретаря обкома партии, председателя областного Совета и начальника областного управления НКВД. Но, уже начиная с сентября 1937 года, руководство чистки на областном уровне и уполномоченные делегаты руководства партии стали требовать увеличения квоты на расстрел антисоветских элементов.

Зачастую чистка проводилась неэффективно и анархически. Уехав от ареста из Минска, полковник Куцнер приехал в Москву, где стал профессором Академии им. Фрунзе! Гетти цитирует показания Григоренко и Гинзбурга, двух противников Сталина: "Если кто-либо чувствовал, что его арест неминуем, то он мог уехать в другой город и, как правило, избежать ареста".(214)

Секретари обкомов старались показать свою бдительность, осуждениями и исключениями большого числа низовых кадров и рядовых членов партии.(215) Спрятавшиеся в партии противники вели дело так, чтобы исключить как можно больше коммунистов из партии. Вот что показал один из таких противников:

"Мы стремились исключить всех, кого только смогли. Мы исключали людей, когда не было оснований для этого. У нас была одна цель - увеличить число озлобленных людей и тем самым увеличить число наших сторонников".(216)

Руководство гигантской, многонациональной страной, все еще пытающейся преодолеть свою отсталость, было крайне трудной задачей. Во многих областях стратегии Сталин делал упор на разработку генерального направления. Затем он давал задачу на выполнение одному из своих помощников. Для руководства проведением чистки он заменил либерала Ягоду, который легкомысленно отнесся к некоторым заговорам, на Ежова, старого большевика из рабочих.

Но через три месяца после начала чистки, проводимой Ежовым, появились сигналы о том, что Сталин не доволен способами проведения операции. В октябре Сталин вмешался для того, чтобы подтвердить доверие руководителям экономики страны. В декабре 1937 года отмечалась двадцатая годовщина НКВД. Некоторое время в прессе раздувался культ НКВД, "авангарда партии и революции". Сталин даже не дождался следующего значительного события. В конце декабря были сняты с постов три заместителя наркома НКВД.(217)

В январе 1938 года Центральный Комитет принял резолюцию о ходе чистки. В ней подтверждалась необходимость проявлять бдительность и проведения репрессий против врагов и шпионов. Но больше всего критики было уделено "фальшивой бдительности" некоторых партийных секретарей, которые нападали на массы, чтобы защитить себя. Это начиналось следующими словами:

"Пленум Центрального Комитета ВКП(б) считает необходимым обратить внимание партийных организаций и их руководителей на тот факт, что пока они направляют главные усилия на чистку своих рядов от троцкистско-правых агентов фашизма, ими совершаются и серьезные ошибки и искажения, которые мешают делу очищения партии от двурушников, шпионов и вредителей. Несмотря на неоднократные директивы и предупреждения Центрального Комитета ВКП(б), во многих случаях партийные организации допускают совершенно неправильный подход и исключают коммунистов из партии в преступно легкомысленной манере".(218)

Резолюция показывает две главных организационных и политических проблемы, из-за чего чистка уклонилась от намеченных целей: наличие коммунистов, заботящихся только о своей карьере, и наличие среди кадров, внедрившихся врагов.

"Среди коммунистов существуют еще нераскрытые и замаскированные убежденные карьеристы, которые стремятся стать заметными и продвинуться за счет рекомендаций на исключения из партии, репрессий членов партии, которые стремятся оградить себя от возможной ответственности за недостаток бдительности, прибегая к огульным преследованиям членов партии...

Такого рода партийные карьеристы, озабоченные поисками благосклонности руководства, без разбора сеют панические слухи о врагах народа, и на партийных собраниях они всегда готовы поднять плач и стенания об исключенных из партии под разными формальными предлогами или вообще необоснованно...

Более того, многочисленным инстанциям известно о скрытых врагах народа, вредителях и двурушниках, организующих с провокационными целями представление лживых письменных показаний против членов партии и под прикрытием "повышения бдительности" добивающихся исключения из рядов ВКП(б) честных и преданных коммунистов, стремясь таким путем отвести удар от себя и сохранить свои позиции в партийных рядах...

Они пытаются с репрессивными мерами разбить наши большевистские кадры и посеять излишнюю подозрительность в наших рядах".(219)

Мы бы хотели привлечь теперь внимание к преступному мошенничеству Хрущева. В своем Секретном докладе он посвятил целую главу осуждению "Большой чистки".

"Используя формулировку Сталина, а именно, что с приближением к социализму мы получим больше врагов ... провокаторы, которые проникли в органы госбезопасности вместе с бессовестными карьеристами, начали защищаться от имени партии массовым террором против ... кадров".(220)

Читатель видит, что здесь отмечены те же два вида враждебных элементов, о которых Сталин предупреждал в январе 1938 года! Но на самом деле, "сталинская формулировка" была придумана Хрущевым. Да, некоторым коммунистам досталось ни за что, и во время чистки случались и преступления. Но Сталин с высочайшей дальновидностью осудил эти случаи уже через шесть месяцев после начала чистки. Восемнадцатью годами позже Хрущев будет использовать тех самых провокаторов и карьеристов, осужденных во времена Сталина, чтобы очернить чистки сами по себе и оскорбить Сталина.

Вернемся к резолюции января 1938 года. Вот некоторые выводы из нее:

"Сейчас время понять, что большевистская бдительность состоит главным образом в способности разоблачить врага независимо от того, насколько хитрым и искусным он может быть, независимо от того, как он спрятался, а не в безразборчивости или в исключениях "на всякий случай" десятками и сотнями тех, до кого можно добраться.

Направление должно быть на прекращение массовых огульных исключений из партии и установление действительно индивидуального и дифференцированного подхода к вопросам исключения из партии или восстановления исключенных людей в правах членства в партии...

Направление должно быть на удаление с партийных постов и содержание подотчетными партии тех партийных руководителей, которые не выполняют директивы Центрального Комитета ВКП(б), которые изгоняют членов и кандидатов в члены ВКП(б) из партии без тщательной проверки всех материалов, и кто допускает случайный подход в работе с членами партии".(221)

Токаев считал вполне возможным, что антикоммунистические противники партии спровоцировали нарушения закона во время чистки, чтобы дискредитировать и ослабить партию. Он писал:

"Страх быть заподозренным в недостатке бдительности привел фанатиков на местах к осуждению не только бухаринцев, но также сторонников Маленкова, Ежова и даже Сталина. Конечно, невозможно, чтобы их могли подбить на это скрытые оппозиционеры! Берия ... на закрытой сессии Центрального Комитета и Центральной Контрольной Комиссии, состоявшейся осенью 1938 года ... заявил, что если Ежов и не был добровольным нацистским агентом, то уж невольным их пособником он был наверняка. Он превратил центральные органы НКВД в рассадник фашистских агентов".(222)

"Кардинашвили, один из тех, с кем я работал в тесном контакте, разговаривал с Берией как раз перед назначением Берии главой НКВД. Кардинашвили спросил Берию, что если Сталин не ослеп от страха, вызванного столь большим числом казней - то был ли он не осведомлен о том, что террор зашел настолько далеко, что идет уничтожение самих себя; люди на высших постах удивляются, не проникли ли нацистские агенты в НКВД, чтобы использовать свое положение для дискредитации нашей страны.

Берия ответил, что Сталин хорошо знает об этом, но он столкнулся с техническими трудностями: быстрое восстановление "нормальности" в централизованно управляемом государстве таких больших размеров, как СССР, было очень непростой задачей...

Кроме того, существовала реальная опасность войны, и поэтому правительство должно было быть очень осторожным, чтобы не расслабиться".(223)

11 ноября 1938 года Сталин и Молотов подписали недвусмысленное решение, положившее конец крайностям, которые имели место во время чисток.

"Основные операции - сокрушение и уничтожение вражеских элементов - проведенные НКВД в 1937-1938 годах, во время которых следственные процедуры и слушание дела были упрощены, показали многочисленные и серьезные недостатки в работе НКВД и прокуратуры. Кроме того, в НКВД проникли враги народа и шпионы иностранных разведывательных служб, как на местном, так и на центральном уровне. Они всеми мерами пытались подорвать расследования. Агенты сознательно искажали Советские законы, проводили массовые и неоправданные аресты и, в то же время, защищали своих пособников, особенно тех, кто проник в НКВД.

В работе НКВД наблюдались совершенно недопустимые изъяны везде, где только это было возможно, так как враги народа внедрились в органы НКВД и прокуратуры, используя все возможные методы для отделения работы НКВД и прокуроров от партийных органов, чтобы избежать партийного контроля и руководства и помочь себе и своим пособникам продолжить антисоветскую деятельность.

Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет ВКП(б) постановили:

1.Запретить НКВД и прокурорам проведение любых массовых арестов или операций по высылке...

ЦРК и ЦК ВКП(б) предупреждает всех работников НКВД и прокуратуры, что малейшее отклонение от Советских законов и директив партии и правительства любым работником, кем бы он ни был, повлечет за собой самое строжайшее расследование.

В.Молотов, И.Сталин".(224)

До сих пор остается много противоречий относительно числа пострадавших в Большой чистке. Этот вопрос остается излюбленной пропагандистской темой. Согласно Риттершпорну, в 1937-1938 годах во время Большой чистки было исключено из партии 278818 человек. Это намного меньше, чем в предыдущие годы. В 1933 году было исключено 854330 человек; в 1934 - 342294, а в 1935 - 281872. В 1936 году исключено из партии 95145 человек.(225) Однако, мы должны учесть, что эта чистка совершенно отличалась от предыдущих. Большая чистка была направлена на кадровых работников. В предыдущие годы большинство исключенных составляли элементы, ничего общего не имевшие с коммунизмом, преступники, пьяницы и нарушители дисциплины.

Согласно Гетти, с ноября 1936 года по март 1939 было немногим меньше 180 тысяч исключенных из партии.(226) Это число учитывает тех, кто затем был восстановлен в партии.

Непосредственно перед Пленумом 1938 года было подано 53700 заявлений о неправильном исключении. В августе 1938 года таких заявлений было 101233. К тому времени из всех 154933 заявлений партийные комитеты уже проверили 85273, 54 процента из которых были признаны правильными.(227) Никакая другая информация не может лучше показать ложь заявлений, что чистка была слепым террором без права на обжалование, организованным неразумным диктатором.

Конквест заявляет, что в 1937-1938 годах было арестовано от 7 до 9 миллионов человек. В то время общее число рабочих в промышленности было менее 8 миллионов. Свои данные Конквест "обосновывает на воспоминаниях бывших заключенных, которые дают оценку, что в те годы от 4 до 5,5 процента всего Советского народа было заключено в тюрьмы или депортировано".(228)

Эти цифры всего лишь плод фантазии, выдумка врагов социализма, твердо намеренных любыми путями нанести урон тому режиму. Их "оценки" не имеют серьезной основы.

"В отсутствие доказательств все оценки являются одинаково бесполезными, и трудно не согласиться с наблюдением Бжезинского, что невозможно сделать любую оценку, не ошибаясь при этом на сотни тысяч или даже миллионы".(229)

Теперь мы бы хотели обратиться к теме ГУЛАГа и более общему вопросу о числе заключенных и умерших в трудовых исправительных лагерях. Слово ГУЛАГ означает Главное Управление Лагерей.

Вооружившись научными методами статистики и экстраполяции, Роберт Конквест делает замечательные расчеты: 5 миллионов заключенных в ГУЛАГе в начале 1934 года; более 7 миллионов арестованных в 1937-1938 годах, что составляет всего 12 миллионов; один миллион заключенных из этого числа казнено и два миллиона умерли по разным причинам за эти два года. Это означает, что в 1939 году в ГУЛАГ было сослано 9 миллионов политических заключенных, "не считаясь с нормами закона".(230)

Теперь, имея масштабы репрессий, Конквест начинает подсчет трупов. С 1939 по 1953 годы среднегодовая смертность составляла "около 10 процентов". Но в эти же годы число заключенных было стабильным, около 8 миллионов. Это значит, что за эти годы в ГУЛАГе Сталинизм уничтожил 12 миллионов человек.

Братья Медведевы, "коммунисты" школы Бухарина-Горбачева, по существу, подтвердили эти "обличающие" цифры.

"В концентрационных лагерях Сталинских времен побывало от 12 до 13 миллионов человек". При Хрущеве, который вновь пробудил надежды на "демократизацию", дело пошло намного лучше: в ГУЛАГе было всего каких-то 2 миллиона, осужденных на основе обычного уголовного права.(231)

До некоторых пор никаких проблем. Для наших антикоммунистов все шло прекрасно. Их словам верили.

Затем СССР раскололся, и последователи Горбачева смогли добраться до Советских архивов. В 1990 году советские историки Земсков и Дугин опубликовали оригинальные, без какой-либо обработки, статистические данные ГУЛАГа. Там были данные о прибытии и уходе всех заключенных, до последней персоны.

Неожиданные выводы: эти учетные книги срывают маску учености с "исследований" Конквеста.

В 1934 году Конквест насчитал 5 миллионов политических заключенных. На деле их было от 127 до 170 тысяч. Точное число всех заключенных трудовых лагерей, политических и других, было 510 307. Политические заключенные составляли 25-35 процентов от общего числа. Примерно 150 тысяч. Конквест добавил 4 850 000. Небольшое уточнение!

В среднем, считал Конквест, каждый год в лагерях находилось около 8 миллионов заключенных. Согласно Медведевым - 12-13 миллионов. На самом деле число политических заключенных менялось от минимальных 127 тысяч в 1934 до максимальных 500 тысяч в 1941 и 1942 годах. То есть, реальные цифры были увеличены "исследователями" в 16-26 раз. Когда среднее число заключенных было от 236 до 315 тысяч, Конквест "изобрел" лишних 7 700 000! Несущественная статистическая ошибка, не так ли? Наши учебники, газеты не дают реальных цифр в пределах 272 тысяч, но везде вы увидите ужас в 8 миллионов!

Мошенник Конквест заявляет, что в 1937-1938 годах во время Большой чистки лагеря заполнились 7 миллионами "политзэков", и что в них тогда произошло 1 миллион казней и 2 миллиона других смертей. На самом деле с 1936 по 1939 год число заключенных в лагерях увеличилось на 477 789 человек (с 839 406 до 1 317 195). Коэффициент мошенничества равен 14. За два года было 115 922 умерших, а не 2 миллиона. К 116 тысячам смертей Конквест добавил 1 884 000 "жертв Сталинизма".

Горбачевский идеолог, Медведев, говорит о 12 или 13 миллионах заключенных в лагерях; при либерале Хрущеве там осталось 2 миллиона, все осуждены не по политическим статьям. На самом деле во времена Сталина, в 1951 году, когда в лагерях находилось наибольшее количество заключенных за все времена, там было 1 948 158 осужденных по уголовным статьям, сколько и было во времена Хрущева. Политических заключенных было 579 878 человек. Большую часть этих "политических" составляли пособники нацистов: 334 538 заключенных за измену.

Согласно Конквесту, в 1939-1953 годах в трудовых лагерях был 10-процентный годовой уровень смертности, приблизительно 12 миллионов "жертв Сталинизма". В среднем 855 тысяч умерших за год. В действительности же, реальное число в мирное время составляло 49 тысяч. Конквест выдумал еще 806 тысяч смертей в год. За четыре военных года, когда нацистское нападение привело к наиболее тяжелым условиям по всему СССР, среднее число умерших в лагерях было равно 194 тысячам. Значит, за четыре года нацисты вызвали 580 тысяч дополнительных смертей, в чем, конечно, виноват был Сталин.

Верт, разоблачивший мошенничество Конквеста, поступил еще лучше, поддержав, насколько он мог, миф о "преступлениях" Сталина.

"За четырнадцать лет (1934-1947) было зарегистрировано 1 миллион умерших только в трудовых лагерях". То есть, Верт также обвиняет социализм за те излишние 580 тысяч смертей, вызванных нападением нацистов!

Но вернемся непосредственно к чистке.

Одно из наиболее хорошо известных измышлений гласит, что чистки были предназначены для уничтожения "Старой большевистской гвардии". Даже такой злобный враг большевизма, как Бжезинский, придерживается этой линии.(232) В 1934 году в партии было 126 тысяч "старых большевиков", то есть вступивших в партию не позднее 1920 года. В 1939 их оставалось в живых 125 тысяч, из них еще состояло в партии 69 процентов. За эти 5 лет падение составило 57 тысяч человек, то есть 31 процент. Некоторые умерли по естественным причинам, другие были исключены или казнены. Очевидно, что если "Старые Большевики" попали под Большую чистку, то это произошло не потому, что они были Старыми Большевиками, а из-за их политической позиции.(233)

Мы заканчиваем словами профессора Дж. А. Гетти, который в конце своей замечательной книги "Origins of the Great Purges"(Начала Больших чисток), писал:

"Очевидно, что Ежовщина - которую большинство людей и помнят как реальную "Большую чистку" - должна быть переосмыслена. Она не была результатом бесчувственного бюрократического вытеснения несогласных и уничтожением старых революционеров-радикалов. В действительности все могло быть совершенно противоположным. Нет противоречия в доказательствах, чтобы утверждать, что Ежовщина была скорее крайней, радикальной, даже истерической реакцией на бюрократизм. Окопавшиеся кабинетчики были разгромлены сверху и снизу в хаотических волнах волюнтаризма и революционного пуританства".(234)

В общем, и целом чистки 1937-1938 годов достигли цели. Они принесли немало вреда, было наделано много ошибок, но вряд ли этого можно было избежать, имея в виду внутрипартийную обстановку. Большинство сотрудников нацистской Пятой колонны сгинули во время чисток. И когда фашисты напали на СССР, в госаппарате и партии нашлось не много предателей.

Когда мы слышим социал-демократов, христианских демократов, либералов и других буржуа, рассуждающих об "абсурдном терроре" Сталина, о "кровавом деспоте", хочется их спросить, где были они и люди, подобные им в 1940 году, когда нацисты оккупировали Францию и Бельгию. Подавляющее большинство тех, кто здесь, дома, осуждал сталинские чистки, активно или пассивно поддерживали нацистский режим, как только он здесь установился. Когда нацисты оккупировали Бельгию, Хендрик де Ман, Президент социалистической партии, сделал официальное заявление с восхвалением Гитлера и объявил, что приход гитлеровских войск означал "освобождение рабочего класса"! В "Манифесте к членам Бельгийской Рабочей Партии", опубликованном в 1940 году, де Ман писал:

"Война привела к разгрому парламентарных режимов и капиталистической плутократии в так называемых демократических странах. Для рабочего класса и социализма это падение дряхлеющего мира далеко от того, чтобы быть катастрофой, оно явилось освобождением...

Открыт путь для решения двух важнейших вопросов, выражающих стремления народа: Европейский мир и социальная справедливость".(235)

В курсах истории они уже разбили наши перепонки скандальной ложью о Сталине, но они ничего не рассказывают нам о Президенте Бельгийской социалистической партии, большом критике Сталинских чисток, который приветствовал нацистов в Брюсселе! Хорошо известен факт, что не только Хендрик де Ман, но и Ахилл Ван Акер, будущий Премьер-министр "демократической" Бельгии, тоже сотрудничал с нацистами, как только они пришли. Когда мы слышим этих людей, говорящих о том, что чистки, организованные Сталиным, были "преступны" и "абсурдны", мы понимаем их. Те, кто готовился сотрудничать с нацистами, были из того же самого семейства, что и большинство "жертв чисток". И во Франции подавляющее большинство социалистов, членов парламента, голосовало за передачу всей полноты власти Петену и помогало ему установить продажный режим Виши.

Далее, когда нацисты оккупировали Бельгию, сопротивления почти не было. Первые недели и месяцы не было и признаков сопротивления. Бельгийские буржуа, почти все до единого, сотрудничали с нацистами. И массы подчинились и молча приняли оккупацию. Французский автор, Анри Амуру, смог написать книгу под названием "Сорок миллионов петенистов".(236)

Сравним теперь это с Советским Союзом. Как только нацисты ступили на Советскую территорию, они столкнулись с людьми, военными и гражданскими, готовыми к борьбе на смерть. Чистки постоянно сопровождались кампанией политической и идеологической подготовки рабочих к войне с агрессорами. В своей книге об Урале, американский инженер Скотт хорошо описал, как проводились такие кампании на заводах Магнитогорска. Он писал, как партия разъясняла рабочим международное положение в газетах, на семинарах, используя фильмы и театр. Он рассказал о глубоком эффекте такого воспитания рабочих.

И это так, потому что чистки и воспитательная кампания, сопровождавшая их, были тем, что Советский народ счел необходимым для укрепления стойкости. Если бы не было этой непреклонной воли к сопротивлению нацистам всеми доступными средствами, то, очевидно, что нацисты смогли бы взять Сталинград, Ленинград и Москву. Если бы нацистская Пятая колонна смогла бы уберечь себя, то она бы нашла поддержку среди пораженцев и капитуляционистов в партии. Если бы Сталинское руководство было свергнуто, то Советский Союз капитулировал бы как Франция. Победа нацистов над Советским Союзом немедленно помогла бы сторонникам Гитлера среди британской буржуазии, еще достаточно сильной после ухода Чемберлена, выхватить власть из рук группы Черчилля. Нацисты могли бы, видимо, господствовать во всем мире.