Взирая на солнце, прищурь глаза свои, и ты смело различишь на нём пятна.

(Козьма Прутков)

Что же это за «качественно новый этап в истории археолого-этнографического изучения юга русского Дальнего Востока»? «Качественно новый этап» это значит: подобострастно прокитайский и откровенно антирусский. Однако процесс исторического «окитаивания» Приморья шёл ни шатко, ни валко вплоть до появления в крепости Владивосток 28-летнего поручика В.К. Арсеньева.

«С 1899 по 1930 гг. на Дальнем Востоке работал известный исследователь, путешественник-натуралист и писатель Владимир Клавдиевич Арсеньев. За 30 лет своей неустанной деятельности В.К. Арсеньев выполнил ряд крупных исследований, посвящённых изучению различных районов Дальнего Востока, и опубликовал 62 работы научного, популярного и литературно-художественного характера. Из них самые замечательные — «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» стали чрезвычайно популярными и любимыми у широких кругов советских читателей» (Кабанов Н.Е. Предисловие к сб.: Арсеньев В.К. В дебрях Уссурийского края. М., 1950, стр. 3).

Дифирамбы в адрес В.К. Арсеньева поются без малого сто лет. Его именем названы города и улицы, изучающие его наследие без устали клепают кандидатские и докторские диссертации. Дошло до того, что РПЦ собралась его… канонизировать. А между тем, одни просто не видят, другие не хотят видеть, что столь уважаемый ныне В.К. Арсеньев подложил России и русскому народу большую свинью. Дело в том, что он, находясь на исконно русских землях (исконность их подтверждается многими и многими «доарсеньевскими» топонимами Приморья), уже более полувека как закреплёнными за Россией соответствующими Русско-Китайскими договорённостями, наносил их на карту как… китайские, давая горам, рекам, ручьям, падям, долинам, отдельным высотам, бухтам и т. д. китайские названия. Их — сотни! Например, в книге «По Уссурийскому краю. Путешествие в горную область Сихотэ-Алинь в 1902–1906 гг.» их приводится около двухсот: Да-цзянь-шань, Дао-бин-хэ, Эр-цзо-цзы, У-ла-хэ, Ле-фу-хэ, Чжун-дай-цзы, Ям-му-гоу-цзы, Хуан-ни-хэ-цзы, Да-у-хэ-ми-гоу и мн., мн., др. А сколько их в книгах не упомянуты, но, тем не менее, были увековечены на местности! Это деяние было закреплено и на карте Приморья, и на карте мира (китайцы не устают повторять, что «если топонимы в Приморье китайские, то Приморье в прошлом было китайским!»).

Мало того, Арсеньев с удивительной настойчивостью ищет и находит китайское происхождение давно устоявшихся топонимов.

«При ляоской династии озеро Ханка называлось Бейцин-хай, а в настоящее время Ханка, Хинкай и Синкай-ху, что значит «Озеро процветания и благоденствия». Надо полагать, что название озера Ханка произошло от другого слова, именно от слова «ханхай», что значит «впадина» (без прописанных рядом иероглифов, сочетание слово-слогов «хан хай», произносимых в разной тональности, может иметь несколько совершенно разных значений. — О.Г.). Этим именем китайцы называют всякое пониженное место»… Впоследствии русские переделали это слово в Ханка»[25].

В действительности же, Ханка это слегка переиначенное русское слова «ханьга»: «ХАНЬГА арх. Камышъ, тростникъ» (Вл. Даль). А тростника-то на озере Ханка — даль безбрежная, ширь неохватная! Нет, не удосужился Владимир Клавдиевич заглянуть в «Толковый словарь живого Великорусского языка» своего тёзки — Владимира Даля.

«Река Арзамасовка, — пишет Арсеньев, — по-китайски называется Да-дун-гоу (Там же, стр. 147). Примечания: “большая восточная долина”».

В.К. Арсеньев трогательно заботится, чтобы русские люди, заселявшие Приморье, не искажали насаждаемые им китайские топонимы:

«Весь следующий день был посвящён осмотру залива Владимира. Китайцы называют его Хулуай (от слова «хулу», что означает круглая тыква, горлянка, и «вай» — залив или бухта). Некоторые русские вместо Хулуай говорят Фалуай и производят его от китайского слова «фалу», что значит пятнистый олень, что совершенно неправильно» (Там же, стр. 160).

Там же на стр. 165: «Название Тапоуза есть искажённое китайское слово «Да-пао-цзы» (т. е. Большая лагуна)».

«Река Тадушу почему-то называется на одних картах Ли-Фуле, на других — Лей-фын-хэ, что значит «Удар грома». Тазы (удэхей-цы) называют её Узи. Некоторые ориенталисты пытаются слово «Тадушу» произвести от слова «Дацзы» (тазы). Это совершенно неверно. Китайцы называют его Да-цзо-шу (т. е. Большой дуб). Старожилы-китайцы говорят, что дуб этот рос в верховьях реки около Сихотэ-Алиня. Дерево было дуплистое, и такое большое, что внутри его могли свободно поместиться восемь человек. Искатели женьшеня устроили в нём кумирню, и все проходившие мимо люди молились богу. Но вот однажды искатели золота остались в нём ночевать. Они вынесли кумирню наружу, сели в дупло и стали играть в карты. Тогда бог послал жестокую грозу. Молния ударила в дерево. Разбила его в щепы и убила всех игроков на месте. Отсюда и получились два названия: Лей-фын-хе и Да-цзо-шу, впоследствии искажённое» (Там же, стр. 167, выделено мной. — О.Г.).

И т. д., и т. п. на страницах всех произведений легендарного Владимира Клавдиевича.

Штабс-капитан, слава Богу, оставил в покое топонимы «Амур», «Уссури», «Сихотэ-Алинь», Бикин, Пидан, Манзовка и ещё два-три. Может, Арсеньев видел в тайге развалины грандиозных китайских пагод, обвитых лианами дикого винограда, подобных полуразрушенным дворцам в джунглях Индии и Камбоджи? Или на Сихотэ-Алине он открыл пещеру, набитую старинными китайскими рукописями? Или спотыкался о надгробия заброшенных китайских кладбищ? Ничего такого он нигде не встретил. Тогда зайдём с другой стороны. Прибывший в Приморье для продолжения службы Арсеньев не слыхивал об угрозе его отторжения со стороны Китая? Может быть. У меня в руках доклад «Русское дело на Дальнем Востоке» Спиридона Дионисовича Меркулова. Того самого, который в мае 1921 г. возглавил последнее Временное Приамурское правительство. С 1901 по 1912 гг. он — известный публицист, автор более 100 работ о Дальнем Востоке. Китайцев он сравнивал со «сладкой чумой». 10 марта 1912 г. свой доклад «Русское дело на Дальнем Востоке» Меркулов зачитал во дворце Его Императорского Высочества Их Императорским высочествам Великим князьям Александру Михайловичу и Сергею Михайловичу в присутствии приглашённых Его Императорским Высочествам лиц:

«Ко мне обращались за советом, стоит ли браться за предприятие, затевать которое возможно лишь, если мы не потеряем Дальнего Востока? Положа руку на сердце, по совести и убеждению, я не мог советовать этого делать, пока не определилось, что правительство примет ряд мер к удержанию экономически уже отваливающегося края.

В то же время среди китайского населения в русском крае, в Маньчжурии воскресает идея, крепнет убеждение, что Приамурский край должен принадлежать Китаю. То же, по словам бывшего посланника в Китае, происходит и там. Ему, посланнику, открыто говорили, что Россия захватила этот край, пока Китай был слаб, что край этот — китайский. Это сознание китайцев проглядывает и в их резко изменившемся отношении к нам — русским. Одним словом, если нет открытых угроз, скрытые уже имеются. Нельзя не считаться с отрицательным значением такого убеждения в крае и Китае.

Мне кажется, нет нужды доказывать, что надеяться в XX столетии легко удержать только штыками отдалённую пустынную окраину, граничащую со всё более и более крепнущими соседями в течение долгого времени — невозможно. Мне кажется, трудно удержать, защитить окраину, всё более и более окружаемую теми, от кого её придётся защищать, но всё более порабощаемую ими экономически. Мне кажется, что сделать это без культурной, экономической, национальной связи окраины с центром невозможно.

Ваши Императорские Высочества и Милостивые Государи, я ни минуты не сомневаюсь, что если дело пойдёт так, как оно шло здесь с 1898 года, без всякой войны Россия, в конце концов, вынуждена будет отказаться от Приамурья. Недаром умные, практичные китайцы-купцы, когда заводишь с ними речь о возможности войны с Китаем, говорят:

— Зачем наша воевай, русский шибко хорошо. Его много китайский люди деньги давай.

По словам умного китайца в Чифу — хорошо, когда в Приамурье усиливаются казённые работы, а Маньчжурия заселяется и богатеет, потому что русские выбрасывают много денег. В этом отношении, в смысле поддержания развития русских экономических и колонизационных интересов в Приамурье, мы летим в пропасть. Это ясно будет из сравнения Приамурья в 1891 году с Приамурьем в 1910 году и при сопоставлении успехов наших с успехами Северной Маньчжурии за этот же период времени.

Население края в 1891 году (я имею в виду русское население, включая всех русских подданных) равнялось 130.000 душ. К 1910 году, не считая войск, оно возросло до 620.000 душ. Количество же китайцев в русском крае, не достигавшее в 1891 году 20.000 душ, к 1910 году возросло по самым осторожным подсчётам до 250.000. Население Северной Маньчжурии, не достигавшее в 1891 году 1.700.000 душ, к 1910 году возросло до 4.000.000 душ. В одной только Хейлуцзянской провинции оно увеличилось с 400.000 до 2.800.000 душ.

Разве это не жалкие результаты колонизационного дела в Приамурье, принимая во внимание русские расходы на него, по сравнению с колонизационными успехами в Маньчжурии, на которые китайское правительство само не затрачивало и не затрачивает ни копейки»[26].

Надо полагать, В.К. Арсеньев почитывал в газетах статьи С.Д. Меркулова.

Высказывали тревогу и другие известнейшие в то время люди:

«Сколько обитало на территории русского Дальнего Востока незаконно проникших китайцев, корейцев, японцев, никто не считал. Чехов писал в 1890 г. из Благовещенска в Петербург А.С. Суворину: «Китайцы начинают встречаться с Иркутска, а здесь их больше, чем мух…»

«Гнездились» они в основном в глухой тайге, но и в городах их было достаточно. По переписи конца XIX века во Владивостоке проживало немногим больше 29 тыс. человек, и среди них числилось более 10 тыс. китайцев, 1360 корейцев и 1260 японцев. Побывавший на Дальнем Востоке норвежский исследователь Фритьоф Нансен сообщил, что в 1910 г. население города насчитывало 89 600 человек, из них русских — 53 тысячи, китайцев — 29 тысяч, корейцев 3200 и 2300 японцев»[27].

Прекрасно знать о складывающейся ситуации и при этом напяливать китайский топонимический «презерватив» на русские территории — это ли не парадокс?

А вдруг Арсеньев, подолгу пропадая в экспедициях, в самом деле плохо представлял себе «Русское дело на Дальнем Востоке»? Однако вот, что писал он сам:

«”Как казаки в Запорожскую Сечь, так и в Уссурийский край шли китайцы (сравнение совершенно некорректное. — О.Г.), — напишет Арсеньев в своей книге. — Это были или преступники, которые спасались от наказаний и бежали из своего государства, или такие, которые не хотели подчиниться законам империи и желали жить в полнейшей свободе на воле».

Китайцы перебирались за Уссури и Амур из Сунгарийского края, куда из центральных районов Поднебесной ссылались преступники. Не знавшие семейного очага бродяги, «всякого рода негодяи, подозрительные личности, беглые и тому подобный сброд». Русских, добавляет автор, «они считали вассалами и требовали от них дани”. Вот с кем предстояло встречаться в тайге арсеньевским экспедициям, которые называли Амурскими (хотя проходили они в Уссурийском крае)»[28].

Возникает уместный вопрос: откуда Арсеньев черпал китайские топонимы на незнакомой местности? Сам он их сочинять не мог, поскольку не знал китайского языка. Приходится предположить, что путешественник интересовался названиями у промышлявших в уссурийской тайге бродяг-китайцев («хунхузов»). Так оно, вероятно, и было. Факт остаётся фактом: Владимир Клавдиевич, шествуя по русской земле, пренебрёг возможностью спрашивать названия конкретных объектов природы у русских же людей: у переселенцев, у казаков, без малого пятьдесят лет осваивавших край, у старообрядцев, устремившихся сюда после «реформ» 1666-го в РГПЦ. Кроме того, он. как путешественник-первопроходец мог лично именовать местность таким образом, чтобы топонимически она была привязана к Центральной России. В сходной ситуации западноевропейцы, нанося на карту новые земли, дублировали названия родных городов, рек или шли в ход имена католических святых.

Возможна версия, что среди спутников Арсеньева был синолог из Владивостокского Общества изучения Амурского края, словотворчество которого и фиксировал Арсеньев. Однако учёного-синолога, как и простого переводчика, у Арсеньева не было. Ответы на вопросы, что как называется, фиксировал лично он. Записанные на слух русскими буквами китайские слово-слоги и уже однажды опубликованные он исправлял в последующих изданиях в прилагаемых к каждой книге «Примечаниях». Потому что «на пленэре» он вёл запись без учёта тональности произнесения слово-слогов, которая в китайском языке имеет смысло-разделительное значение. В «Примечаниях» при помощи русско-китайского словаря слово-слоги подгонялись под какой-то смысл; чаще автор переиначивал просто абсурдное на очень абсурдное.

В книге «По Уссурийскому краю»: «Эль-Поуза» исправлено на Эр-цзо-цзы (вторая заводь); «Кангоузу» — на Гань-гоу-цзы (сухая падь); «Тудинза» — на Ту-дин-цзы (земляная вершина) и мн., мн. др. При этом мы не видим прописанных рядом иероглифов. Но ведь лишь конкретным иероглифом можно как бы проштемпелевать значение записанного на слух слова в китайском языке. Не ставят иероглифы в «Примечаниях» и редакторы книг Арсеньева: наверное, не хотят быть смешными в глазах синологов. О смыслоразличительном значении тональности в китайской разговорной речи писатель, скорее всего, не знал, но героически зачем-то преодолевал лингвистические трудности.

В приведённой выше цитате из книги В.К. Арсеньева я обратил внимание на строку «Река Тадушу почему-то называется на одних картах Ли-Фуле, на других…». Значит, у первопроходца уже имелись, как минимум, две карты, на которых была река Тадушу. Но откуда? Арсеньев не уточняет их происхождение.

Реку Тадушу (на картах 1950-х гг. — Тадуши; ныне — Зеркальная) наносила на карту в 1874 г. топографическая экспедиция Л.А. Болыдева, описавшая северо-восточное побережье Приморья. Побывавшие до Арсеньева в Уссурийском крае русские путешественники М.И. Венюков, Н.М. Пржевальский, А. Мичи и др. карт Приморья не составляли.

Весьма возможно, что Арсеньев приехал во Владивосток из Польши с… готовыми картами-набросками Уссурийского края. Англо-японской разведке при полной прозрачности российско-китайской границы углубиться в тайгу и составить карту-схему Приморья (даже методом расспроса желтокожих искателей женьшеня) не составляло труда.

В таком случае, Арсеньеву надо было провести съёмку местности и зафиксировать китайские топонимы на якобы впервые составляемые карты. Цель — выбить стул из-под сидящего. Каким образом? Вот китайцы (а в случае покорения Китая самураями, то и японцы) подступились к России с территориальными претензиями. Доказывая свой исторический приоритет, наши достают карту и говорят: «Мы первыми в мире нанесли Приморье на карту. Правда, топонимы здесь китайские. Извините, наш Влад Клавдич сильно полюбил Восток».

А в ответ китайцы (или японцы) тоже достают карту Приморья с абсолютно идентичными топонимами и говорят, что она составлена в III веке до н. э. по приказу императора Циныпи Хуанди, а карта Арсеньева — ни о чём не говорит: он просто не мог обнаружить топонимы, отличающиеся от топонимов на карте времён Циныпи Хуанди!

Пусть обожающие путешественника возмущаются, читая эти строки. Идя пока чисто логическим путём, в рамках журналистской версии мы дерзнём предположить, что картограф и будущий писатель был агентом английской разведки, завербованным ещё в Польше.

В звании подпоручика он начинал службу в Новочеркасском полку, стоявшем на Охте в Санкт-Петербурге. Через два года, в 1897 г., продолжил её в Олонецком полку, дислоцированном в г. Ломжа недалеко от Варшавы. Англия готовила Японию к войне с Россией, предоставляя ей деньги и новейшие технологии. Она активизировала свою разведку. И в Польше — тоже.

Налицо факт: под Уссурийский край В. К. Арсеньев подвёл топонимическую мину замедленного действия! Воистину, «по делам да узнаете их»…

Читатель скажет, ну что вы! Арсеньев был типичным мягким русским интеллигентом, заблуждавшимся… Кто теперь не знает, что по своей простоте интеллигенты слали приветственные телеграммы японскому императору по случаю победы Японии над «проклятым самодержавием»? Но простота и наивность к Арсеньеву отношения не имеют.

В аннотации к публикации Бориса Сумашедова в журнале «Чудеса и приключения» пишется: «Автор рассказывает о белых пятнах в биографии знаменитого русского путешественника, о тайных задачах его географических и этнографических экспедиций». Оказывается:

«Во Владивостоке Арсеньев стал учиться разведывательному делу. И быстро (! — О.Г.) овладел им. Мы мало знаем об этой стороне военной биографии знаменитого путешественника. Точно лишь известно, что поручика в 1902 г. назначают командиром крепостной конно-охотничьей команды — мобильной разведывательной группы. “Охотники подбирались обычно из казаков…Весной 1905 г., когда Россия начала войну с Японией, Арсеньева производят в штабс-капитаны и подчиняют ему уже две команды… Арсеньевские охотники задержали немало шпионов и диверсантов… Генерал-губернатор Приамурского края П.Ф. Унтербергер быстро оценил способности капитана Арсеньева и перевёл его поближе к штабу, в Хабаровск. А весной 1906 г. назначил начальником большой экспедиции в дебри Сихотэ-Алиньской тайги.

Генерал-губернатор рассчитывал, что Арсеньев с приданными ему офицерами и стрелками реализует свой опыт, накопленный в разведывательных рейдах во время минувшей войны. Громадные пространства — от побережья Японского моря и по распадкам, рекам, склонам Сихотэ-Алиньского хребта, его перевалам — надо было преодолеть пешим ходом, чтобы знать досконально, где возможны высадки вражеских десантов, где пройти войскам, где наступать, где обороняться, маневрировать или принимать бой.

Был в перечне поставленных задач пункт «Сведения о японских шпионах”»[29].

Первые путешествия Арсеньева начинаются в 1902 г. и тоже совмещаются, надо полагать, с обязанностями «охотника за шпионами и диверсантами». Однако вот, как встречает он в 1902 г. неожиданно появившегося на его таёжном становище странного бродягу.

— Стреляй не надо! Моя люди!.. — послышался из темноты голос, и через несколько минут к нашему огню подошёл человек.

Одет он был в куртку из выделанной оленьей кожи и такие же штаны. На голове у него была какая-то повязка, на ногах унты, за спиной большая котомка, а в руках сошки и старая длинная бердана.

— Здравствуй, капитан, — сказал пришедший, обратясь ко мне.

…Не расспрашивая его, кто он и откуда, я предложил ему поесть. Так принято делать в тайге»[30].

Так возник в жизни Арсеньева его знаменитый проводник Дерсу Узала. Насчёт предложить поесть, — это возражений не вызовет: обычай гостеприимства до сих пор жив в Уссурийской тайге. А вот вопрос, кто ты и откуда, у таёжного костра во все времена был и уместен, и обязателен — об этом вам скажет любой дальневосточник. Тут Владимир Клавдиевич опять что-то не договорил.

По моему глубочайшему убеждению, «Дерсу» был хорошо подготовленным японским шпионом. И если борец с диверсантами и шпионами не спросил никаких документов и наивно поверил в рассказы «Дерсу» о погибшей в эпидемию оспы семье и о прочих деталях его простенькой «легенды», начал с умилением восторгаться его умением выживать в лесу, то это странно. Странно в условиях надвигающейся войны с Японией.

Не странно будет только в том случае, если предположить, что романтическая встреча у ночного костра была запланирована ещё в… ВаршаВс. «Дерсу» сопровождал Арсеньева какое-то время, потом исчезал из его поля зрения (чтобы передавать отчёты в Японию?) и появлялся вновь. Перед тем, как исчезнуть в 1906 г. навсегда (кстати, сразу после выполнения экспедицией Арсеньева очень ответственного задания генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера), «Дерсу» инсценировал собственное убийство на станции Корфовская вблизи Хабаровска.

«Недели через две… я получил телеграмму следующего содержания. «Человек, посланный вами в тайгу, найден убитым».

«Дерсу!» — мелькнуло у меня в голоВс. Я вспомнил, что для того, чтобы в городе его не задерживала полиция, я выдал ему свою визитную карточку с надписью на оборотной стороне, кто он, и что жительство имеет у меня. Вероятно, эту карточку нашли и дали мне знать по телеграфу… Двое рабочих копали могилу, а рядом с ней на земле лежало чьё-то тело, покрытое рогожей. По знакомой мне обуви на ногах я узнал покойника.

— Дерсу! Дерсу! — невольно вырвалось у меня из груди»[31].

Что ж вы, Владимир Клавдиевич, взглянули на обувь, а не в лицо убитому? Так и не взглянули б. Но: «Рабочие подошли к Дерсу и сняли с него рогожку. Прорвавшийся сквозь густую хвою солнечный луч упал на землю и озарил лицо покойника. Оно почти не изменилось»[32]. Но всё-таки изменилось?

Надо полагать, опытному диверсанту найти в тайге похожего на себя китайца, убить и переодеть в свою одежду не составляло никакого труда… А визитка? Конечно же, конечно же, оставлена на трупе! Именно для этого, а не для чего-то ещё и выдал Арсеньев визитку своему «Дерсу». «Элементарно, Ватсон!» — как сказал бы Шерлок Холмс.

Честно говоря, это место в записках «борца со шпионами» похоже на зашифрованный отчёт. В действительности-то всё было совсем не так. Вот, что мы нашли в воспоминаниях жены путешественника — Анны:

«Дерсу ушёл от нас, когда Володя был в лесу. Потом мы узнали, что 13 марта 1908 года каторжники, добывающие гранит на Хехцире (горы в окрестностях Хабаровска. — О.Г.), убили Дерсу из-за его винтовки.

Осенью 1908 года Володя вернулся из короткой экспедиции, ходил под Хабаровск. Я ему говорила, что Дерсу погиб, сначала Володя не поверил. Он сразу на Корфовскую, это в 25 километрах от нас. Могилу Володя не нашёл. Они искали вместе с Дзюлем, другом Володи, начальником станции Корфовская. Через сутки Володя вернулся, утомлён, огорчён. Траурное настроение. «Мой Дерсук исчез». Следствия не было. Тогда жизнь инородца не ценилась»[33].

Любая информация о жизни и деятельности Арсеньева предавалась гласности, а вот воспоминания его жены почему-то ждали публикации более полувека.

…Высказывания «Дерсу» о жизни растений и животных выдают в нём синтоиста-«язычника», т. е. японца. «Дерсу» прямо-таки переигрывал со своим панпсихизмом — это слово в синтоизме обозначает наделение разумом всего, что окружает человека: животных, растений и даже камней. В кинофильме Акиры Куросава «Дерсу Узала» это подчёркивается очень выпукло.

Но нет ни одной научной работы о религии и мировоззрении приамурских народцев, в которых цитировались бы афоризмы «от Дерсу». А ведь, казалось бы, какой кладезь! Куросава неспроста загорелся снимать этот фильм (1975). Чтобы отметить 100-летие со дня рождения до сих пор засекреченного шпиона?

О высоком уровне японской разведки немало написано. Известно, что командующий японским военным флотом адмирал Того, желая убедиться в правильности выбранной им тактики ведения войны с русскими, лично вёл разведку в Порт-Артуре, работая в качестве «золотаря», т. е. чистил уборные в русских солдатских и офицерских казармах.

Подготовку японского шпиона, проникшего в Петербург под видом раненого русского офицера, показал писатель А.И. Куприн в рассказе «Штабс-капитан Рыбников». Рыбникова подозревали, но так и не смогли разоблачить агенты русской разведки, пока этому не посодействовала проститутка в борделе, услышавшая, как её клиент вдруг закричал во сне «Банзай!»[34].

Весной 1920 г. командующий партизанской Красной армии Яков Иванович Тряпицын, отступающий перед угрозой японского военного десанта, покидал со своим штабом Николаевск-на-Амуре. В качестве проводника он имел неосторожность нанять подвернувшегося под руку тунгуса.

«Проводник» двадцать двое (!) суток водил отряд по тайге, хотя пройти надо было по достаточно обжитой местности всего 400 км (до посёлка золотодобытчиков Керби; ныне это посёлок им. Полины Осипенко). Без сомнения, ловко изображал из себя природного следопыта японский лазутчик. Потерянного времени оказалось достаточно, чтобы в среде беженцев, скопившихся в пос. Керби на р. Амгунь другим японским лазутчикам вызвать озлобление против Тряпицына, а затем осудить и расстрелять его со всем штабом.

Другой образ таёжного проводника подарил дальневосточной литературе писатель Гр. Федосеев («Смерть меня подождёт», «В тисках Джугдыра», «Тропою испытаний», и др.), в качестве топографа-геодезиста наносившего на карту север Хабаровского края в 1950–1960 гг. Это эвенк Улукиткан.

«Геодезистам и топографам благодаря Улукиткану удалось сохранить на карте этого региона названия рек, озёр, хребтов»[35]. А где топонимы, зафиксированные В.К. Арсеньевым со слов его проводника?

К моей маме, Лахмостовой Зое Леонтьевне, всю жизнь проработавшей наблюдателем метеопоста в нижнем течении реки Бикин (один из правых притоков Уссури) в черте посёлка Лесопильное, нередко наезжал с верховьев Бикина её начальник, техник-метеоролог — удэгеец (а может быть, таз) по фамилии Уза (само собой, без окончания «-ла», которое идёт из китайского языка и означает «старик»).

Уза — это имя одного из родов народа Удэ. Если Дерсу УЗАла не японский шпион, то к роду Уза он не может не принадлежать; и потому мне показалось странным, почему техник-метеоролог Уза за много лет ни разу не загордился столь знаменитым родственником, почему в удэгейском национальном посёлке Красный Яр в верховьях Бикина до сих пор нет памятника Дерсу?

Когда я однажды попросил техника рассказать о Дерсу, то Уза вдруг побледнел, странно посмотрел на меня и ничего не ответил. Надо полагать, перебирали они, современные удэгейцы (или тазы), своих умерших родственников досконально, но безрезультатно: не было в роду Уза Дерсу Узала. Никогда.

Побледнел и промолчал техник Уза потому, видимо, что получил инструктаж «не болтать» от Приморского КГБ…

Здесь стоит рассказать, какая в связи с деятельностью В.К. Арсеньева топонимическая драма ожидала Приморье в наши дни…

В старой сумке я держу карты Российской Федерации. Вынимаю на досуге первую попавшуюся. Оказалась — Свердловской области. Смотрю, и глаза разбегаются от множества названий рек, озёр, возвышенностей, проникнуть в смысл которых современному человеку практически невозможно. Здесь реки: Реж, Лямиа, Тагил, Ницца, Кирга, Пышма, Лозьва, Саска, Ёлва и т. д.; озёра: Ваткатур, Синтур, Куртугуз и т. д. Точь-в-точь такая же картина на картах всей Руси от берегов Тихого океана до Балтики.

Непонятны они потому, что возникли в глубочайшей древности, придуманы были по теперь забытым лингвистическим законам. Обычно «учёные»-топографы находят созвучные этим именам слова в лексиконе какой-нибудь малой народности и «переводят» на русский язык. Получается смешно, коряво, нелепо, но, тем не менее, так принято.

Но! О том, какое значение они имеют в познании тайн истории России, говорит открытие, сделанное доктором исторических наук, лауреатом премии им. Дж. Неру Н.Р. Гусевой и канд. ист. наук С.В. Жарниковой.

Оказывается, многие названия рек на европейском Севере Руси продублированы в… Индии, а если и не продублированы, то легко переводятся на современный русский при помощи санскрита — одного из диалектов древнеславянского. И ничего сверхъестественного в этом нет, потому что древнеиндийскую цивилизацию основали когда-то славяно-русы, часть которых ушла в будущую Индию с Русского Севера.

«На Русском Севере по сей день можно встретить названия рек, явно связанные с санскритом, объясняемые только при помощи древнего языка арьев — санскрита, так же как названия многих деревень и сёл»[36].

Вот «индийские» имена рек Архангельской и Вологодской областей: Ганга, Гавиньга, Гангрека, Гангозеро, Гавяна, Индога, Индига, Калия, Лала, Лакшма, Сумера, Тара и т. д., и т. п. (названия даются по картам, взятым из дореволюционных изданий).

Не сомневаюсь в том, что остальные топонимы Руси, в том числе и на Урале, со временем получат доказательства их русского происхождения.

И какой вред нанёс бы некий реформатор, взявшийся стирать топонимы с карты России! А если бы такое однажды произошло, то легко представить ужас людей, однажды проснувшихся на берегах не Волги, а, предположим, реки Глинистой, не Ангары, а реки Хариузной и т. п.

Примерно такую ситуацию пережили жители Приморского края, когда в конце 1980-х гг. вдруг увидели, что на картах, дорожных указателях, в газетах, официальных документах десятки и сотни рек, ручьёв, сопок, падей стали вдруг называться «не так».

Частично некоторые топонимы Приморья (Иман, Тетюхе, Манзовка, Сучан и др.) были ликвидированы сразу после известных событий на уссурийском речном острове Даманский в 1969 г. Населению вполголоса власти дали понять, что сделано это было потому, что названия эти китайского происхождения, что «китайцам не надо давать повода для территориальных притязаний».

Тотальная и гораздо более дорогостоящая акция конца 1980-х гг. (под шумок «перестроечной» вакханалии) была проведена тоже втайне от населения и неизвестно по чьей инициатиВс.

Действительно, карта Приморья до её переписывания, была «нафарширована» китайскими названиями. Как уже сказано выше, «наградил» ими эти исконно русские земли ни кто иной, как писатель и путешественник, топограф и географ-краевед В.К. Арсеньев. Может быть, мы к нему слишком предвзяты? Тогда всмотримся в его топонимическое творчество ещё раз. Вот как, к примеру, кладёт он на карту бассейн реки Иман (ныне это река Бол. Уссурка):

«Река Тайцзибери (один из притоков Имана. — О.Г.) длиной 100 км, она очень порожиста, завалена буреломом… В нижнем течении Тайцзибери имеет следующие притоки: с правой стороны Цоло-гоузу (12 км), Чанцзуйзу, с горой того же имени, и Сибичу; потом следуют: Ханихеза, Бэйлаза и Динанца. Сибича образуется из слияния Сяо-Сибичи и Санчазы и имеет течение в среднем 9 км в час, глубину около 1,5 м и ширину близ устья 50 м. Если идти вверх по правой речке, то можно в два дня выйти на р. Бейцухе, по второй — в четыре дня на Шитохе (верхний приток Бикина). С левой стороны в р. Тайцзибери впадают: Нанца (25 км), Тяпо-гоу (20 км), Цамцагоуза (30 км), Поумазыгоу (12 км) и Талингоуза (40 км). Между устьями третьей и четвёртой рек находится довольно высокая гора, которую местные китайцы называют Логозуйза»[37].

Неприятные для русского уха и глаза китайские слова в изобилии нагромождены во всех сочинениях В.К. Арсеньева.

В конце каждой своей книги Арсеньев даёт развёрнутые «Примечания», в которых переводит топонимы с китайского на русский. Например, Цологоузу сначала поправил на Цзо-ло-гоу-цзы, а потом указал — «долина с завядшей травой»; Чанцзуйзу исправлено на Чан-цзун-цзы, что якобы обозначает «длинный клюв». И т. д., и т. п.

Один и тот же слог, произнесённый в разной тональности, может иметь до четырёх совершенно разных значений. Например, «дао» это: и «остров», и «опрокидывать, лить жидкость», и «путь, дорога», и «до, доходить, достигать, прибыть»[38]. Поэтому точный смысл какого-то сложного понятия даже китаец может уяснить, лишь увидев его прописанным в виде иероглифа.

Поскольку хунхузы писать иероглифы не умели, то Арсеньев по возвращении домой при помощи китайско-русского словаря приспосабливал «Цологоуза» под «Цзо-ло-гоу-цзы», «Чанцзуйза» под «Чан-цзун-цзы» и т. д. Потому что слогов «цо» и «за» в китайском языке просто-напросто не существует, и он подгонял их под «цзо» и «цзы». Отсюда «длинные клювы», «долины с завядшей травой» и прочая тарабарщина.

В.К. Арсеньев был и остаётся тёмной личностью, хотя бы из его отношения к попадающимся на его пути явно некитайским названиям. Вот встретилась ему в бассейне р. Иман котловина под названием Картун «в 6 км длиной и 3 км шириной». Название чисто русское. Открываем словарь Вл. Даля: «КАРАж. казнь, наказание, строгое взыскание»; «ТУНЕ нар. тунно сиб. (! — О.Г.) втуне, даром, безплатно, без пользы; тщётно, дарово, напрасно, попусту; без вины, без причины». То есть в этой котловине кто-то когда-то был «невинно казнён». До сих пор в разговорном русском слово «карачун» означает «конец», «смерть», «гибель» (Вл. Даль).

Но путешественнику по возвращении во Владивосток, как уже тоже замечено, не приходило в голову заглянуть в словарь Вл. Даля. Он пишет: «Слово «картун» (вероятно «гао-ли-тунь») означает «корейский посёлок».

Не вдохновил Арсеньева на поиски русских корней в приморских топонимах даже такой эпизод: «Незадолго до сумерек мы добрались до участка, носящего странное название Паровози. Откуда произошло это название, так я и не мог добиться»[39]. Как откуда? От слова «паровоз»! Он, наверное, был бы рад переиначить и это слово на китайский лад, но никак не получилось!

В этой книге мы поясним, откуда в дремучем Уссурийском крае появился этот топоним, а пока замечу, что, не умаляя заслуг В.К. Арсеньева, пора всё-таки разобраться в побудительных мотивах этого человека, заложившего под Приморье топонимическую мину замедленного действия.

Первые карты Приморья и Приамурья и до революции 1917 г., и в советские времена создавались, естественно, при активном участии В.К. Арсеньева и по состоянию на 1969 г. содержали в себе:

1) топонимы, зафиксированные В.К. Арсеньевым со слов китайских бродяг;

2) топонимы, данные местными малыми народностями;

3) топонимы, данные славяно-русами до н. э. и сохранившиеся неискажёнными до 1969 г.;

4) топонимы, данные славяно-русами до н. э., но китаизированные В.К. Арсеньевым;

5) топонимы, данные славяно-русами и сохранившиеся до наших дней.

Представление о первой группе читатель уже имеет, на второй не буду останавливаться, т. к. к ним в общем-то замечаний нет.

К третьей группе относятся: Манзовка, Иман, Сучан, Пидан, Шайга, Ханка, Кхуцин, Пфусунг, Садага, Улунга, Самарга, Тамга, Табарга, Силан, Сица, Олон, Лефу Фудзин, Майтун и мн. др.

К четвёртой группе относятся гидронимы, искажённые вследствие неправомочного исправления русских окончаний в названиях рек «-ха» и «-га» на китаизированное «-хе» и «-гоу». Тетюха — на «Тетюхе», Майха — на «Майхе», Улаха — на «Улахе», Мутуха на «Мутухе», Култуха на «Култухе» и мн. др.; Ванга на «Вангоу», Квандага на «Квандагоу», Поуга на «Поугоу», Инза-Лазага на «Инза-Лазагоу», Литянга на «Литянгоу» и мн. др. Кстати, если «хе» по-китайски «река», то «гоу» вовсе не «река», а: «ров, канава»; «собака»; «достаточно, довольно».

К пятой группе относятся: Амур, Сихотэ-Алинь, Уссури, Бикин, Алчан, Хор и др.

Разумеется, карту Приморья надо было чистить от китаизмов, но, во-первых, после глубоко научной проработки возникшей проблемы, в том числе путём организации экспедиций «по следам Арсеньева» с целью возможного выявления русских названий, существовавших ко времени его путешествий; во-вторых, делать это надо было не подковёрно, а в условиях широкого объяснения ошибок Арсеньева, т. е. гласно.

Вот малая часть современных названий рек Приморья, родившихся «от фонаря» в тиши кабинетов тамошних чиновников: Осиновка, Спасовка, Крыловка, Кривая, Перекатная, Чёрная, Берёзовка, Малиновка, Откосная, Партизанская, Зеркальная, Высокогорская, Черёмуховая, Рудная, Дорожная, Комиссаровка, Студёная, Илистая, Снегуровка, Павловка, Арсеньевка, Улитка, Ивнячка, Комаровка и т. п.

Привожу выходные данные первой обновлённой карты Приморья: «Карта составлена и подготовлена к печати Дальневосточным аэрогеодезическим предприятием Роскартографии в 1989 г. Адрес: 680000 г. Хабаровск, ул. Шеронова, 97. Редакторы В.Ф. Анейчик, П.Г. Вебер».

В своей книге «Белый Конь Апокалипсиса» топонимической драме Приморья я посвятил несколько страниц. От простых читателей Приморья у меня — ни одного недоброжелательного письма. Отрицательные отзывы пришли от людей, кормящихся из «научного корыта», т. е. прямо или косвенно ответственных за бездарно проведённую операцию на карте Приморья.

По своей наивности я полагал, что «специалисты» будут мне благодарны за методологию прочтения русских топонимов, не уничтоженных Арсеньевым, по Всеясветной Грамоте Древней Руси. Однако их отзывы — это просто оскорбления в мой адрес. К таковым относится, например, публикация в «Вестнике Сахалинского музея» за 2004 г. статьи известного в Хабаровске картографа Г.Г. Левкина. На предложения объясниться он ни разу не ответил. Поэтому я был вынужден обратиться к нему с открытым письмом, которое я привожу здесь, чтобы читатель почувствовал остроту возникшей проблемы.

«Топографу-академику ЛЕВКИНУ Г.Г., г. Хабаровск

Копия: губернатору Приморского края г-ну Дарькину,

г. Владивосток

Уважаемый Григорий Григорьевич!

Выражаю своё недоумение по поводу Вашего отзыва на мою книгу «Белый Конь Апокалипсиса» в ежегоднике «Вестник Сахалинского музея» № 11 за 2004 г. подзаголовком «Издевательство над топонимикой». Вы позволили себе в некорректной форме (мы с Вами лично не знакомы) «прокатиться» по моей персоне:

«Написана она (книга. — О.Г.) на уровне амбициозного репортёра-неудачника из районной газеты, который, услышав звон, не разобравшись, где он, сам начинает бить во все колокола, выдавая растрезвоненное за научное открытие. Может быть, это сказывается его давняя работа гражданским вольнонаёмным в отделе писем газеты Краснознамённого Дальневосточного военного округа «Суворовский натиск»?».

В 1965–1966 гг., в возрасте 23 лет отслужив срочную в СА, я действительно работал литературным сотрудником в Бикинской районной газете «Коммунист» (Хабаровский край), постигая азы журналистики самостоятельно. Непредвзятый литератор, полистав подшивку газеты «Коммунист» за эти годы, скажет, что «амбициозным репортёром-неудачником» я не был, т. к. опубликованные мною материалы найдёт вполне приемлемыми.

А как понять Ваше: «…сказывается его давняя работа гражданским вольнонаёмным в отделе писем газеты КДВО «Суворовский натиск»?». Или поработать в этой газете — всё равно, что отлежать в «палате № 6»? Работал я в «СН» в 1969–1971 гг., т. е. 35 лет назад, и замечаний ко мне тоже не было…

Собственно, Вы встревожились-то не по делу. Вы критикуете мою книгу с точки зрения современных топонимической и исторической наук. Но ведь она вовсе НЕ НАУЧНОЕ издание! Моя книга «написана в ЖАНРЕ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ОЧЕРКА», о чём и сказано в аннотации к ней, т. е. она и не претендует на научность.

Публицистика формулирует и ставит проблему, обращает на неё внимание читателей, в т. ч. учёных мужей и политиков, с целью её разрешения. Вы же судите игру в футбол по правилам баскетбола. Боже меня упаси пристроиться к исторической науке, войти в круг её старчески трусоватых адептов — мастеров держать нос по ветру.

Будучи твёрдо убеждённым, что топонимы Приморья уходят своими корнями в неолитическую молодость русского народа, я привлёк Всеясветную Грамоту (ВГ) Руси Великой, прочёл топонимы Приморья с её помощью, и открылась неприглядная картина.

Получилось, что дальневосточные «историки» в смычке с «топографами» работают на отторжение от России русского Дальнего Востока в пользу Китая. Кто в силу устоявшейся догмы, что русских до Ермака в Сибири и на Дальнем Востоке не было, а кто и вполне сознательно. В книге я об этом открыто не заявил.

А вот сейчас, после злобного отзыва «историка» В.В. Иванова на мою книгу в журнале «Дальний Восток» «Зачем самураю… лапти?» (№ 11–12, 2002) и Вашего в «Вестнике Сахалинского музея» прямо утверждаю, что некоторые историки и археологи, топографы, музейные работники и журналисты СМИ Дальнего Востока, купленные китайцами за конкретные суммы, составили ПРОКИТАЙСКУЮ ПЯТУЮ КОЛОННУ и отрабатывают свои иудины деньги!

Не странно ли, что негодуют при виде моих книг только люди, вроде бы приставленные охранять наши государственные интересы в истории и топонимике. А иначе не объяснить тот факт, что уже при де-факто начавшейся оккупации китайцами нашего Дальнего Востока до сих пор не появилось ни одной сильной (или даже слабой) научной работы, доказывающей лживость и необоснованность исторических претензий китайцев на наши Сибирь и Дальний Восток.

А ведь сейчас добросовестному историку есть на что опереться: появились наконец БАЗИСНЫЕ труды академиков РАН А.Т. Фоменко, Г.В. Носовского, академика РАН, доктора философских наук, профессора, крупнейшего специалиста по славянской мифологии и палеографии В.А. Чудинова (прочитавшего по-русски надписи, относящиеся к неолиту и даже палеолиту!), историка, археолога и писателя Ю.Д. Петухова, писателя и историка П.П. Орешкина, учёных И. Давиденко, Я. Кеслера и мн. др., из трудов которых хорошо просматривается первичность русской протоцивилизации по отношению ко всем другим цивилизациям древности: западноевропейской, индийской, арабской, еврейской, «древне»-греческой, «древне»-римской и, конечно же, китайской!

Тем не менее, в Краеведческом музее им. В.К. Арсеньева (г. Владивосток) в прокитайском духе оформлен отдел «Государство чжурчженей», который в день посещают 5–6 групп (150–200 человек) туристов из Китая. Войдя в него, они впадают в бешенство и начинают кричать: «Смотрите, русские сами признаются в том, что эти территории когда-то принадлежали Китаю!!!»

Дирекция музея не может не знать, на интересы какого государства работает экспозиция этого отдела.

Всякая попытка начать воспитание населения Дальнего Востока в национально-патриотическом духе беспощадно преследуется (тоже на китайские деньги?) по ст. 282 УК РФ как проявление «фашизма», «шовинизма», как «разжигание межнациональной вражды и розни». Например, по этой статье за издание тиражом 999 экз. якобы «фашистской» газеты «Нация» в Хабаровске в 2003 г. условно был осуждён молодой человек С.С. Лукьяненко. А во Владивостоке дело дошло до физического уничтожения издателей патриотических газет.

Честный учёный-топограф в создавшейся ситуации, прослышав о возможности прочесть по-русски, а не по-китайски исконную топонимику юга русского Дальнего Востока, радостно встрепенётся. Ведь это шанс спасти ситуацию! Он спросит, а что это за Всеясветная Грамота Древней Руси из 147 Буков? Где её достать? Вы же, Григорий Григорьевич, ёрничаете: «…новоявленные перво-создатели так называемой «Всея светлой Грамоты», «…Буковы… дошли до некоего А.Ф. Шубина-Абрамова» и т. д.

Между тем, Всеясветная Грамота — это наша древняя, тщательно продуманная единая слогово-графическая система составления русских имён и фамилий в соответствии с точной индивидуальной генетически-родовой доминантой каждого из нас, а также топонимов в соответствии с философско-мировоззренческим пониманием-видением Русичами объектов Природы.

В настоящее время топонимика Приморского края ЗАМЕНЕНА ПОЛНОСТЬЮ. Причина: якобы 99 % из них имеют китайское происхождение. Однако предварительная серьёзная научная работа при этом не проводилось, и не было указано на роковую ошибку писателя и топографа В.К. Арсеньева, исказившего на китайский манер древнейшие русские топонимы, а то и немотивированно приписавшего речкам и возвышенностям Приморья китайские названия, черпая их из уст бродяг-китайцев, незаконно проникавших в уссурийскую тайгу в начале XX века.

Надо, наконец, громко заговорить о том, что топонимическое творчество Арсеньева на территории Приморья — преступление против России. А то ведь получается, что мы, не объяснив предварительно причин появления китаизмов на карте Приморья (как будто бы они были всегда), тихо признали историческую незаконность своего пребывания в Приморье. Другого подтекста в создании новой карты Приморья увидеть невозможно. Придёт время, и китайцы этим воспользуются!

Вы пишете о себе, как о «профессиональном топографе, многие годы занимающемся дальневосточной топонимикой». Тогда разъясните мне, за что впали в немилость, к примеру, два топонима из многих в Партизанском районе Приморского края? Шайга (название маленькой речки, а по ней — знаменитого Шайгинского городища) и Пидан (название горы). Что же в них-то китайского? Окончание «-га» здесь по Букове ВГ:

— Га. Означает движение в будущее и присутствует во множестве русских гидронимов с окончанием на «-га»: ВолГА, ПинеГА, ОнеГА и т. д.;

— Ша — тоже Букова ВГ, означает защиту;

— И — несёт идею скрытой потенции чего-то (не исключены оздоровительные свойства воды в Шайге). А горе Пидан — Пи дан.

— Пи — Букова ВГ и означает «загадку, связанную с мирами иными, параллельными».

И в самом деле, на горе Пидан наблюдаются таинственные явления, что сегодня привлекает к ней пристальное внимание во всём мире. А река ПИнега (наш европейский Север) течёт среди рыхлых горных пород, русло её спрятано в многокилометровых пещерах, и она тоже полна загадок. Может быть, и гидроним Пинега китайского происхождения? Сейчас Пидан стал «Ливадийским хребтом» (крымский мотив?), а Шайга — рекой Ратной. Так кто же издевается над топонимикой?

Вы далее пишете: «…сам О. Гусев несколько раз в книге подчёркивал, что он некоторое время учился во Владивостоке и вроде бы изучал китайский язык. Вот только, как он изучал китайский язык, мы поймём из нижеследующего его замечания, что в китайском языке 190 иероглифов ключей, позволяющих разбираться в сложных иероглифах. В китайском и японском языках существуют 214 ключей, о чём знает каждый первокурсник».

Я не «вроде бы», а в самом деле изучал китайский язык в Дальневосточном Государственном университете и «несколько раз не подчёркивал» это в книге. Зачем же? У меня сохранился «Учебник китайского языка» Т.П. Задоенко и Хуан Ши-ина (М., «Наука», 1973). Раскрываю его на стр. 19:

«Ранее таких ключей (к китайским иероглифам. — О.Г.) насчитывалось 214. За последнее время общий список ключей пересмотрен китайскими лингвистами. Из него исключены знаки, употребляющиеся в ограниченном количестве иероглифов или в неупотребительных сейчас иероглифах. Ныне в Китае принята таблица, включающая около 190 ключей (в том числе и вариантов некоторых ключей)».

Выходит, Ваше знание предмета, Григорий Григорьевич, не без изъяна, поскольку странно «лопухнулись» с количеством этих самых иероглифов-ключей… Подсказываю адрес учреждения в Хабаровске, в котором можно проверить эту цитату: ул. Муравьёва-Амурского, д. 1/72. 64.

С наилучшими пожеланиями — ГУСЕВ ОМ., проф. Международной Славянской Академии, гл. редактор Всероссийской газеты «За Русское Дело».

7 октября 2006 г.»

Гипотеза о том, что на юге Дальнего Востока существовала могущественная цивилизация славяно-русов (поименованные «историками» как «чжурчжени»), выдвинутая в моей книге «Белый Конь Апокалипсиса» главным образом на основе прочтения наиболее значительных топонимов Приморья, не уничтоженных В.К. Арсеньевым, сегодня подтверждается.

Вторая Амурская экспедиция, организованная редакциями газет «За Русское Дело» и «Потаённое», установила, что Приморье — это страна древнейших насыпных пирамид, достигающих 300 м в высоту. Местному населению они известны как «сопки». Две из них, «Брат» и «Сестра», расположены в окрестностях г. Находка.

Верхняя треть сопки «Брат», имевшая внутри себя большое помещение с цельнолитыми бетонными стенами, по распоряжению властей Приморья была взорвана в середине 1960-х гг. и сегодня представляет собой крайне удручающее зрелище.

Совсем недавно выдающееся открытие сделал в Приморье Генрих Петрович Костин — подводный археолог и тренер спортсменов-подводников. На дне, берегах и островах залива Петра Великого он тоже обнаружил неопровержимые доказательства существования в Приморье мощной цивилизации (12 крупных городов и около 30 крепостей, в бухте Золотой Рог зимовали до 200 кораблей), которая, к сожалению, погибла в результате землетрясения.

«На островах, на побережье и дне заливов и бухт аквалангисты клуба «Восток» находили фрагменты керамики и бронзовые зеркала, следы культуры, существовавшей ещё в VI–V тысячелетии до нашей эры. Особый интерес вызывают найденные детали повозок, из которых следует, что полторы тысячи лет назад на территории Приморья уже ходило колесо, и не в виде игрушки, как у древних инков, а как неотъемлемая часть транспортного средства. Одним словом, территория Дальнего Востока России в те века была культурным центром евроазийского материка» (Дека Н. «Приморская Троя ждёт своего Шлимана». «АиФ Приморье» № 12, 2006 г.).

Погибла эта цивилизация после XV или XVI вв. н. э., поскольку до этого времени в залив Петра Великого ещё заходили корабли, в частности, — японский военный корабль, который был уничтожен местными жителями. Имеется и достаточно доказательств того, что цивилизация Приморья была не китайской, а славянской цивилизацией. Цитирую:

«В каменоломнях о. Рейнике можно обнаружить следы клина — чисто славянского способа вырубания камня. Каменный тротуар — славянский приоритет. Каменные мостовые были в старой Москве, Киеве, Пскове ещё до христианства. И таких перекличек с древней славянской культурой на Дальнем Востоке немало. Грушевидные колодцы, встречающиеся на территории Приморья, устроены так же, как у северных славян.

На дне залива Петра Великого лежит полтора десятка древних судов. По словам Костина, на некоторых из них вместо стальных деталей — медные. Поэтому можно предполагать, что они были спущены на воду ранее VII–IX вв. н. э. У них было две палубы — это вам не беспалубные суда Колумба! Кстати, на севере даже простые рыбаки имели палубные суда — иначе замёрзнешь.

…Почему же эти факты так и не стали достоянием широкой общественности? По мнению Костина, это связано с тем, что соседние с Россией страны претендуют на наши земли» (Там же).

Что касается повозок на колёсах, то в прекрасном сельском музее села Сергеевка (Партизанский район), который основал известный в Приморье скульптор, писатель и археолог Семён Никитич Горпенко, я лично сам видел тормозные колодки с этих колёс, которые отличаются от современных железнодорожных тормозных колодок лишь размерами.

Они вполне подошли бы к сегодняшней вагонетке. Вот откуда в бассейне реки Иман топоним «Паровози», т. к. там, видимо, когда-то что-то перевозили на таких вагонетках, сцепленных в составы. Тянули эти составы, может быть, и не паровозы, т. к. «паром» могли называть и ныне забытый вид энергии.

(Обегал же когда-то по периметру остров Крит, охраняя его, железный робот без всякой подзарядки!)

Были и рельсовые пути, которые после землетрясения растащили местные «туземцы» на ножи и другие изделия. В музее С.Н. Горпенко лежат миниатюрные костыли от этой «ж.д.».

Примечания:

2

См. Аджиев Мурад «И был праздник… Размышляя о седой старине». «Независимая газета» от 18.09.1993.

3

Петухов Ю.Д. «Норманны. Русы Севера». М., «Метагалактика», 2003, стр. 12.

25

Арсеньев В.К. «В дебрях Уссурийского края». М., 1950, стр. 50.

26

Цит. по: сб. под ред. Кунгурова С. «Жёлтая опасность». Владивосток, «Ворон», 1996, стр. 18–22.

27

Сумашедов Б. «Невидимый фронт капитана Арсеньева». «Чудеса и приключения» № 10, 2006.

28

Сумашедов Б. Там же.

29

Сумашедов Б. Там же.

30

Арсеньев В.К. Там же, стр. 21.

31

Арсеньев В.К. Там же, стр. 526–527.

32

Там же, стр. 527.

33

Арсеньева А. «Мой муж — Володя Арсеньев». Альманах «Рубеж», Владивосток, 2006, стр. 302–303.

34

Куприн А. И. Сб.: «Река жизни». «Лениздат», 1986.

35

Федосеев Гр. «Последний костёр». Избр. пр., т. 2. М., «Худ. лит», 1976, стр. 398.

36

Жарникова С. «Древние тайны Русского Севера». См. в сб. «Древность: Арьи, Славяне». М., «Палея». 1996, стр. 107.

37

Арсеньев В.К. Там же, стр. 288.

38

Барк В. «Военный русско-китайский, китайско-русский разговорник». М., «Огиз», 1937; «Китайско-русский словарь» под ред. проф. И.М. Ошанина. М., 1955.

39

Арсеньев В.К. Там же, стр. 292.