Тетрадь VIII

ИЮНЬ 1982 – ИЮНЬ 1983

Лабель. Понедельник, 14 июня 1982

Тридцать второе лето! Приехали в пятницу днем и с тех пор успели уже побывать – по делам, за покупками – ив L'Annonciation, и в La Minerve, и вчера – с Машей – на route Balazy. И каждый год это настоящая встреча , радость после разлуки, "узнавание". Нигде во всем мире я так не счастлив, самой простой, чистой "счастливостью", как здесь. И особенно, так сказать, остро в этот медленный разгон первых дней.

Сразу засел за работу: keynote lectures для нашего летнего института на следующей неделе: "Proclamation of the Word of God". И, как всегда, нахожусь в полной путанице, не знаю, с чего и как начать и, главное, что нужно сказать этим людям, не кривя душой, не прикрывая свое незнание академическими штучками. Как ответить на вопрос: что означают слова и Бог бе Слово ? То есть как ответить на него так, чтобы что-то "открылось" душе, вере, совести, а не только "разуму".

Среда, 16 июня 1982

Все эти дни погружен в подготовку своих лекций для института на следующей неделе. Я доволен своей работой, радостью, смыслом, "жизнью", что раскрывается в ней, в этом раздумье о том, о чем, в сущности, я очень мало думал до сих пор. Удивительно – и я в этом всегда убеждаюсь, – что в богословии не мое "Я" раскрываю, излагаю, передаю что-то, что уже во мне , что я знаю , что принадлежит мне, а наоборот – что-то открывается, подается .мне, и вся "работа" состоит лишь в том, чтобы как можно вернее, полнее, убедительнее передать это другим. Богословие в этом смысле есть только "поиски богоприличных слов" и тем самым – исключение, отбрасывание "ложных" слов.

В промежутках между часами работы – прогулки по давным-давно знакомым местам, но которые с каждым годом все больше и больше становятся как бы причастием, удостоверением, откровением "самого главного", а встреча с ними – своего рода "литургией". "Le doux royaume de la terre…"

Когда я над чем-нибудь очень интенсивно работаю, как вот в эти дни, я не могу, не способен читать ничего "серьезного" и, главное, к этой работе относящегося. Поэтому взял первое попавшееся в здешней моей "библиотеке" – двухтомную биографию Sainte-Beuve, написанную A.Bailly. Купил ее давным-давно, и вот стояла неразрезанной. Вот еще один человек, стоявший всю свою жизнь около веры , во всяком случае, в общении – как критик, как историк "идей" и "опыта" – с людьми веры (чего стоит один его "Port Royal", где сотни страниц посвящены религиозному опыту, "духовности"). И "успокоив-

шийся" на некоем "мудром скептицизме". Какое удивительное, таинственное явление – это отбрасывание веры , "освобождение" от нее в XIX веке. Renan, Sainte-Beuve, Lamennais… Отказ от нее, как от какой-то проказы. Волнение Roger Martin du Gard, как бы не "поверить" в смертный час, гнев на религиозные похороны Андре Жида. Возмущение Симоны де Бовуар на малюсенький, слабенький намек на Бога, на веру у приближающегося к смерти Сартра. Этот гнев, это волнение, этот страх не равнодушных людей, а людей верующих и защищающих свою веру, веру в неверие как главное, решающее условие важности их дела, их убеждений, их "владычества" над умами людей… Вот почему христианам нужно прежде всего – не прекращать простого исповедания веры. Ибо весь ужас того, что происходит с христианством на Западе, – это приятие им этого неверия как всего лишь недоразумения, ибо на деле вера утверждает, проповедует, стремится осуществлять как раз то самое, во что верит это "неверие".

Почему я так люблю читать про этих "отказавшихся", этих "верующих в неверие" – Loisy, R. Martin du Gard, Gide, а в другом "регистре" – Леото и т.д.? Думается, потому, что именно в них раскрывается мне подлинный смысл моей веры. Ибо все то, что они отвергают, – в каком-то смысле отвергаю и я, но тогда именно, за отвержением этим, и раскрывается то, что вера не столько "утверждает", но чего присутствием – очевидным – она является.

Понедельник, 21 июня 1982

Четвертый день в Нью-Йорке, но – слава Богу – прохладном, солнечном, без мокрой нью-йоркской духоты. С сегодняшнего утра – суматоха нашего "института", около девяноста человек! Читал свою первую лекцию. Целовался со старыми друзьями и знакомыми… Много совсем молодых, и это радостно и утешительно…

Вторник, 22 июня 1982

Вчера вечером – "диалог" со священниками, участниками "института". В таких случаях я всегда особенно живо ощущаю как бы кровную с ними близость, своего рода круговую поруку… Жаловались, критиковали, все как всегда, но за всем этим самое главное – эти люди стоят у Престола Божия и, спустя две тысячи лет после Тайной Вечери, – "исполняют" ее в Евхаристии. И этой радости никто не отнимет у них…1

Среда, 23 июня 1982

Почти весь день вчера – после моей второй лекции – встречи с бывшими студентами. У каждого свои трудности, даже трагедии. Но общее впечатление очень хорошее, я бы сказал – "радостно-благодарное". Все живут все-таки "вышним", и это в эпоху, когда ничто нигде в нашей "культуре" не зовет к

1 Ср.: Ин.16:22.

"высшему" и оно – высшее – не столько отвергается, но попросту игнорируется, его нет.

Всю неделю прохладные, солнечные дни. Вчера к вечеру я так устал, голова "не варила" – и, будучи один (Л. на океане), прочел целого "Мегре" [Сименона].

Воскресенье, 5 сентября 1982

Кончилось еще одно лето в Лабель, а через неделю – 13-го – мне стукнет шестьдесят один год! Я как-то вдруг, неожиданно для себя, "ахнул" этому, до такой степени мне всегда казалось, что еще много-много жизни впереди. И вдруг вспомнил, что означало для меня, когда про кого-либо говорили, что ему "за шестьдесят"! Старость, старичок, в лучшем случае – "пожилой" человек. И вот "вошло" это в меня и часто бессознательно – присутствует, все собою так или иначе окрашивая…

Очередной приезд Андрея, на этот раз на три недели с перерывом пяти дней – поездки в Лос-Анджелес на "кадетский съезд". Как всегда, прогулки, обсуждение завтраков и обедов, но в миноре – ибо он должен соблюдать строгую диету, и это страшно, удивительно мешает ему жить, быть самим собою…

А вчера я хоронил в Вашингтоне внезапно скончавшегося Сережу Поливанова! Горе Оли, детей. Тяжело. И, как всегда, только теперь понимаешь по-настоящему, какой это был скромный, ясный, чистый и светлый человек… Чудный день, солнечный, прохладный, в Вашингтоне. Служили вдвоем с о. Димитрием Григорьевым. И все смотрел на тень от деревьев на кладбище и вспоминал бунинское:

Там вдали на погосте

Среди белых берез

Не могилы, не кости,

Царство радостных грез…1

Из Лабель приезжал три раза – читать лекции в нашем летнем институте, затем, в конце июля, венчать Ирину Трубецкую и совсем недавно – на "предсоборную комиссию". От Церкви, вернее – от "церковного истеблишмента" – все то же впечатление: какой-то метаморфозы в игру, разгула амбиций, бюрократии, болтовни… Что-то как будто надорвалось – может быть, тоже и во мне. Но все стало чуждым, неинтересным…

Зато в Канаде писал… И хотя плоды небольшие – двадцать пять страниц все той же главы "Таинство Святого Духа", все время радостное ощущение присутствия этой темы в себе, ее подспудная жизнь в душе, в сердце, в разуме…

Льяна 25 августа уехала в Италию – "прокатить" по ней внучку Льяну, как делала она это и с нашими детьми. Жил в Лабели совсем один и так сильно почувствовал, что такое одиночество, как может не хватать общения, общей жизни, все время воплощаемого единства. Слава Богу, она возвращается в среду…

1 Из стихотворения И.Бунина "Свет незакатный". Правильно: "Там, в полях, на погосте, / В роще старых берез, / Не могилы, не кости – / Царство радостных грез".

Сережа приезжал на каких-нибудь десять дней! Но какая это радость, какой он чудесный человек, какой он с Маней и детьми – чудная семья. Сережа работал с упоением над устройством своего нового, соседнего с нашим, дома на озере.

Labor Day… А потом погружение в семинарскую суету. Вчера вечер провел у о. Павла Лазора. Обсудили все, но какое это бремя – "религиозное", или "духовное", образование. Говорили с ним о том, почему, сравнительно, так много неудач… Кроме путаницы, соприсущей нашей эпохе, я вижу еще насаждаемую современной культурой какую-то заостренную "амбицию". В самой религии нет мира, тишины – все "проблемы" и все до предела – лично.

Вторник, 7 сентября 1982

Читал вчера перевод Ларисы Волохонской моей "For the Life of the World". Хорошо, то, да не то… а объяснить невозможно. В этой книге все в некоей ее "музыке", а вот ее-то и не передает или передает очень слабо – перевод. Du travail en perspective1.

Весь день вчера за столом: моя речь на русско-украинском симпозиуме, расписание лекций и т.д. А вечером на barbecue2 у Дриллоков. Длинная беседа с Давидом [Дриллоком] и Павлом [Лазором]. Мне с ними так хорошо. Также перечитал все уже напечатанные главы "Литургии".

С начала лета что-то расклеилось в моем физическом организме. Почти беспрерывная головная боль, теперь вдобавок – какая-то dizziness3 , неустойчивость в ходьбе и, наконец, катастрофическое ослабление памяти – имена, слова, факты. Сегодня в первый раз ощутил беспокойство. Что это – старение, или болезнь, или и то и другое вместе?

Появление Пети (о. Петра) Чеснакова. Служил с нами всенощную под Рождество Богородицы, потом ужинали вдвоем. Болтает так же, как в 1930 году, но чистый, добрый человек. Мучится архиерейством: "чи буты, чи ни буты…" Слушал его и думал: сколько людей буквально "разбиваются" о Церковь, об ее инерцию.

Говорили и о Репнине, о том, как он буквально "тонул" в жизни и уже ничему не мог сопротивляться.

Четверг, 16 сентября 1982

Прочел вчера "Sa ceremonie des adieux"4 , рассказ Симоны де Бовуар о последних десяти годах жизни Сартра и об его смерти. Мороз по коже пробегает от того ужаса , ужаса прежде всего бессмыслицы, который перед лицом смерти испытывают такие люди. Люди, которые отсутствие Бога сделали основой своего "служения миру", а вместе с тем живут напряженной личной жизнью, от жизни все время требуют смысла, радости, удовольствия. И вот это, надо

1 Надо будет поработать (фр.).

2 Прием на открытом воздухе, во время которого гостей угощают мясом, жаренным на открытом огне.

3 дурнота, головокружение (англ.).

4 "Его церемония прощания" (фр.).

сказать, честное, клиническое описание конца, распада, погружения во тьму. Читал, не мог оторваться…

Сартр. Удивительная судьба. Во все, что он делал, он верил, и это все, от начала до конца, были ошибки . Сладострастные повторения слова "les masses"1 . Откуда это обожествление "масс"? Какое-то абстрактное желание – и страстное – ими заменить Бога. Только массы – "субъект истории"… Откуда, главное, это опять-таки страстное отрицание Бога? Почему-то массы , и именно потому, что они – "массы", одни могут добиться "свободы". Свободы от чего? Свободы для чего? Какими удивительно глупыми идеями живет безбожный мир! И подумать только, что он, Сартр, исписал буквально десятки тысяч страниц.

Из-за головных болей (с июня!) и какой-то странной dizziness – бегаю по докторам. Во вторник у милейшего Dr. Rudd'a, сегодня у глазного врача. Все в порядке, все действует, но тогда откуда же эти боли и эта dizziness? В следующий понедельник иду к неврологу.

Понедельник, 20 сентября 1982

Два дня [на океане] в Easthampton у И.Урусовой. Изумительная погода, но я почти не двигался, так как чувствовал себя отвратительно. Читал S. de Beauvoir "Entretiens avec J.P.Sartre 1974-1980"2.

Суббота, 25 сентября1982

Четвертый день в [больнице] New York Hospital. Две опухоли, сотни "тестов". Писать об этом скучно и длинно. Письма, цветы, чувство чего-то незаслуженного… И второе – как просто, как поразительно просто меняется, в один момент, вся перспектива… "Здесь мир стоял простой и ясный, но с той поры, что ездит тот …"-*.

Преп. Сергия Радонежского. Жду о.Михаила Аксенова с причастием.

Воскресенье, 3 октября 1982

Тринадцатый день в госпитале. Все "tests"… В общем, слава Богу, спокойствие, тишина. Присутствие Л. и девочек. Письма, карточки… За окном – удивительный вид на Нью-Йорк – Queensboro, Midtown… Вода, небоскребы. И солнце, каждый день солнце. Кругом любовь и волнения.

Только что, после причастия, ушел о. М[ихаил Аксенов].

"Идиже празднующих глас непрестанный и видящих Твоего лица доброту неизреченную…"

Вера, надежда, любовь.

1 "массы" (фр.).

2 Симону де Бовуар "Беседы с Сартром 1974-1980" (фр.).

3 Из стихотворения В.Ходасевича "Автомобиль". Правильно: "Здесь мир стоял, простой и целый, / Но с той поры, как ездит тот…"

4 Без комментариев (англ.).

Понедельник, 4 октября 1982

Четырнадцатый день. Сижу в залитой солнцем палате и жду у моря погоды – решения о лечении… Вчера, как, впрочем, и все эти дни, – посетители… Масса добрых слов, любви, молитв – это чувствуется почти физически. Звонки вчера – от Сережи, Андрея, Братули. Присутствие Л. и Маши. Почти счастье.

Вчера сделал первую попытку "поработать", сел за "Таинство Святого Духа". Что мешает? Внутренняя суета, которой способствует госпиталь. Все время чего-то ждешь, и это ожидание не дает сосредоточиться на работе.

Среда, 1 июня 1983

Восемь месяцев – не писал сюда ни слова. И не потому, что нечего было сказать: никогда, пожалуй, не было столько мыслей, и вопросов, и впечатлений. А потому, пожалуй, что все боялся той высоты, на которую подняла меня моя болезнь, боялся "выпасть" из нее. И потом первые месяцы – до Пасхи – писал, работал, вдруг страшно захотелось, чтобы мои английские книги вышли по-русски, хотя, увы, написаны они не в русской тональности и вряд ли перевод передает то, что мне казалось нужным сказать.

Присутствие активное – Л. Я думаю, не будь ее со мною, не было бы этих – в основном мирных и глубоких – восьми месяцев.

Три приезда Андрея.

Три приезда Сережи.

Приезды Ткачуков…

Какое все это было счастье!