Глава 4. Время «военной тревоги»

Серебрянский вернулся из Палестины в декабре 1925 года и в том же месяце был направлен в Бельгию в качестве нелегального резидента Иностранного отдела ОГПУ. Основные материалы о его деятельности в этой стране, как, впрочем, и большинство других документов, хранящихся в архивах нелегальных разведок (ИНО ОГПУ, РУ РККА и ОМС ИККИ), до сих пор несут на себе гриф секретности.

Во второй половине 1920-х гг. для СССР складывалась очень непростая внешнеполитическая обстановка. Например, 11 июля 1926 года Ф.Э. Дзержинский докладывал Сталину:

«Целый ряд данных говорит… что Польша готовится к военному нападению на нас с целью отделить от СССР Белоруссию и Украину. В этом заключается почти вся работа Пилсудского, который внутренними делами Польши почти не занимается, а исключительно военными и дипломатическими для организации против нас сил. В скором времени Румыния должна получить из Италии огромное количество вооружений, в том числе и подводные лодки. Одновременно оживилась деятельность и всех белогвардейцев в лимитрофах и против Кавказа. Неблагополучно у нас с Персией и с Афганистаном»[119].

С 1925 года ОГПУ стало одним из основных центров по подготовке специалистов тайной войны. Важно отметить, что закрытые школы и курсы выпускали специалистов, владеющих как методами сбора информации, так и навыками диверсионных операций. Иными словами, в задачу ИНО ОГПУ входило не только добывание сведений о намерениях противников СССР, но и ликвидация наиболее одиозных лидеров контрреволюционного движения, а также предателей и изменников из своей среды.

Не менее важным направлением было создание нелегальных сетей для проведения диверсий во враждебных СССР государствах после начала неминуемой, как считалось, войны.

Деятельность секретных структур Коминтерна, в свою очередь, была направлена на подрыв и разложение сил белогвардейской эмиграции, организацию работы компартий в нелегальных условиях, обучение национальных кадров в оперативной и военно-диверсионных областях, контроль над партийными и оперативными кадрами, а также на глубокую аналитическую работу.

ИККИ к этому времени обладал огромной самостоятельностью в принятии политических решений, а в структуре ОМС имелись собственные множественные разведывательные, секретные и диверсионные службы. Они создавались и работали конспиративно, прикрываясь как международными организациями: Профинтерном, КИМом, Крестинтерном, Спортинтерном, Международным союзом рабочих, Международным союзом портовиков и многими другими структурами, в том числе и «штатными» советскими спецслужбами – ИНО ОГПУ и РУ РККА. Более 90 процентов документов ОМС до настоящего времени засекречены, а часть ранее раскрытых документов возвращается под еще более строгий гриф секретности.

Генеральным секретарем Профинтерна был С.А. Лозовский[120], давно и тесно сотрудничавший с И.А. Пятницким. Именно Лозовский предложил на случай обострения международной обстановки усилить подготовку нелегального аппарата, политически и организационно связанного с секциями Коминтерна и Профинтерна.

Одной из совместных программ Коминтерна и Профинтерна явилась организация системы пролетарской самообороны. Подобные военизированные группировки разного уровня подготовки действовали на территории практически всех стран, где Коминтерн имел свои структуры, например в Германии – Союз красных фронтовиков, в Австрии – Арбайтервер, в Великобритании – Лига бывших солдат и т.п.

Нелегальные школы Коминтерна готовили боевые кадры под руководством признанных специалистов практически во всех областях тайной войны. С 1924–1925 гг. началось массовое обучение функционеров иностранных компартий конспиративным и военным знаниям.

При Коминтерне также развертывалась система собственных учебных заведений, включавшая Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ, 1921), Коммунистический университет национальных меньшинств Запада (КУНМЗ, 1922), Коммунистический университет трудящихся Китая (КУТК, 1925), Международную Ленинскую школу (МЛШ, 1925).

Кроме названных, существовали также глубоко законспирированные специальные школы, не имевшие официального названия и постоянно менявшие дислокацию. Обучение в таких школах проводилось по принципу временных трудовых коллективов. Большинство преподавателей знали только о месте и времени проведения своих занятий. Преподаватели и слушатели различных групп между собой не контактировали и не знали друг друга в лицо. Все нити и связи концентрировались в узких кругах закрытых партийных специальных комиссий или секретных подотделах и секторах ОМС.

Приведем пример эффективности деятельности таких партийных спецслужб.

В начале 1920-х гг. в Берлине были задержаны специальные курьеры Коминтерна, которые еще до революции были «под колпаком» австрийской тайной полицией. Вскоре в Вену поступил звонок с просьбой командировать в Берлин человека, курировавшего это дело. Через три часа нелегальная партийная резидентура в Германии получила приказ любой ценой не допустить приезда австрийского полковника вместе с сопровождающим офицером и документами в Берлин. Машина австрийцев, не доезжая двадцати километров до Берлина, «внезапно» выехала на встречную полосу и лоб в лоб столкнулась с другим автомобилем. Австрийский полковник, его сопровождающий и водитель погибли. Также погиб водитель встречной машины. Основные документы из портфеля австрийца исчезли. Дорожная полиция Германии признала виновным в ДТП австрийского водителя, грубо нарушившего правила движения. Через двое суток из-за недостаточности улик курьеры Коминтерна были выпущены и депортированы за пределы Германии.

Вот еще один характерный пример. В Германии действовали шесть коммунистических партий, наиболее крупными из которых были Германский «Союз Спартака», Германская коммунистическая партия и Коммунистическая партия Германии. В каждой их них функционировало от трех до пяти специальных (в том числе разведывательных) служб. При этом руководители и сотрудники одного подразделения ничего не знали о существовании другого.

В 1925–1927 гг. в подчинении ОМС ИККИ находилось пять специальных подотделов, занимавшихся основными видами секретной деятельности по всему миру. Постоянно расширялась сеть базовых пунктов нелегальной связи. Эти пункты не подчинялись ни руководству компартий, ни представителям ИККИ, а только непосредственно московскому руководству ОМС. При передвижении по территории СССР курьеры, нелегалы, а также грузы, приписанные к ОМС, полностью освобождались от паспортного и таможенного досмотра, они были вне контроля.

Хотим еще раз подчеркнуть, что значительное число выдающихся советских разведчиков и диверсантов являлись выходцами из специальных структур Коминтерна или длительное время проходили подготовку в них.

Позиции сталинской группировки в аппарате ВКП(б) постепенно упрочнялись. После смерти М.В. Фрунзе 31 октября 1925 года его посты председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора занял близкий Сталину К.Е. Ворошилов. На место скоропостижно скончавшегося 20 июля 1926 года председателя ОГПУ Ф.Э. Дзержинского назначили Вячеслава Рудольфовича Менжинского, высокообразованного профессионального революционера с обширным оперативным опытом (отметим, что Менжинский не имел собственных политических амбиций). Июльский (1926 г.) пленум ЦК ВКП(б) вывел Г.Е. Зиновьева из состава Политбюро. На октябрьском (1926 г.) пленуме ЦК Л.Д. Троцкий и Л.Б. Каменев были исключены из Политбюро, а Зиновьев смещен с поста председателя Исполкома Коминтерна. Временное исполнение обязанностей председателя ИККИ было поручено Н.И. Бухарину.

Во второй половине 1926 года под контролем председателя ОГПУ Менжинского создается Особая группа, предназначенная для выполнения архиважных оперативных, диверсионных, военных и политических заданий, в том числе и стратегического характера. Группа была сверхзасекречена (ее создание не оформлялось приказом, то есть, по сути, она была нелегальной даже внутри ОГПУ); о существовании группы знали только Сталин, Менжинский и Пятницкий, предположительно, информацией располагал также Меер Трилиссер, начальник ИНО ОГПУ. Руководство группой осуществлял лично Менжинский; в работе она опиралась на кадры, рекомендованные ОМС ИККИ.

Первоначально Особая группа задумывалась как параллельный (независимый от ИНО ОГПУ и РУ РККА) разведывательный центр для выполнения специальных операций стратегического характера. Создание параллельных структур позволяло иметь каналы перепроверки информации, а в случае провала одной из линий разведки компенсировать неудачу активизацией другой. Очень скоро, однако, одной из приоритетных задач группы стало уничтожение политических противников СССР, в первую очередь из числа русских эмигрантов и перебежчиков.

В указанный период основную роль в проведении тайных операций против СССР играл начальник Боевого отдела Русского общевоинского союза (РОВС) генерал А.П. Кутепов. Ветеран русско-японской и Первой мировой войн, активный участник «белого движения», он пользовался огромным авторитетом среди белогвардейской офицерской эмиграции. Именно Кутепов был инициатором создания так называемой «Внутренней линии». Организационно оформившаяся в 1926–1927 гг. в Болгарии, она представляла собой одну из секретных спецслужб РОВС на Балканах. Ее сотрудники занимались не только разведкой и контрразведкой, но и осуществлением терактов в отношении руководителей СССР, чиновников партийных и советских учреждений.

По нашему мнению, Особая группа создавалась и как инструмент противоборства кутеповской «Внутренней линии».

Одним из первых оперативников Особой группы и будущим руководителем специальных операций стал С.М. Шпигельглаз[121]. Расскажем о нем более подробно.

Сергей Михайлович Шпигельглаз родился 29 апреля 1897 года в местечке Мосты Гродненской губернии в семье бухгалтера. В 1914 году он окончил 1-е реальное училище в Варшаве и поступил на юридический факультет Московского университета. Способный юноша владел польским, немецким и французским языками. Участвовал в революционном движении, подвергался аресту.

С третьего курса университета, в мае 1917 года, Сергей Шпигельглаз был призван на военную службу и направлен в школу прапорщиков в Петрограде. После ее окончания служил в 42-м запасном полку.

С апреля 1918 года – заведующий финансовой частью Московского губернского военного комиссариата.

В января 1919 года Шпигельглаз становится сотрудником Военного контроля, а после слияния последнего с Военным отделом ВЧК – начальником финансового отделения Особого отдела ВЧК.

В 1919 году Сергей Шпигельглаз вступил в РКП(б). С мая 1919 года работал в Вологде под началом особоуполномоченного ВЧК М.С. Кедрова, в 1919–1920 гг. в составе оперативных групп выезжал в различные области Южной, Западной и Центральной России.

В служебной характеристике, датированной февралем 1920 года, отмечалось:

«Тов. С.М. Шпигельглаз состоял сотрудником Особого отдела и членом фракции РКП(б), проявив себя честным и заслуживающим доверие работником».

В 1921 году Шпигельглаз был переведен на службу в Белорусскую ЧК.

В январе 1922 года начинается новый этап его биографии – он был назначен уполномоченным Контрразведывательного отдела ГПУ, из которого вскоре перешел на службу в Иностранный отдел. В том же году Ф.Э. Дзержинский направил его в специальную командировку в Монголию, где требовалась помощь в работе по выявлению и пресечению деятельности эмигрантских белогвардейских формирований. Успешно вербуя и используя агентуру, Шпигельглаз информировал Москву как об обстановке в Монголии, так и о планах японских и китайских милитаристских кругов на Дальнем Востоке.

В сентябре 1926 года С.М. Шпигельглаз был назначен помощником начальника ИНО ОГПУ. В этой должности, не требовавшей постоянной административной нагрузки, он оставался до 1936 года, но она была своего рода «прикрытием». С созданием Особой группы Менжинский включил Шпигельглаза в число ее сотрудников. Как «свободный» оперативный работник Сергей Михайлович неоднократно выезжал за рубеж, но о большинстве его командировок практически ничего не известно.

В феврале 1927 года Серебрянский вернулся из бельгийской командировки в Москву. Материалы о его пребывании в Бельгии также до сих пор засекречены, но, несомненно, работа оказалась результативной. Это косвенно подтверждается новым назначением – нелегальным резидентом ИНО в Париж.

К этому времени Серебрянский стал полноправным членом большевистской партии, что сыграло свою роль при отборе его кандидатуры в состав Особой группы, которая на тот момент насчитывала не более пяти человек.

Серебрянский получает личное задание Менжинского по созданию во Франции независимой от ИНО агентурной сети. Подтверждением этой версии служит тот факт, что именно в 1927 году привлеченные нашим героем к сотрудничеству в Палестине А.Н. Ананьев, Ю.И. Волков, Р.Л. Рачковский (Эске), Н.А. Захаров и А.Н. Турыжников были переброшены в СССР и по решению компетентных органов получили советское гражданство.

^{Инна Натановна Беленькая, сестра Полины Серебрянской, сотрудник «Группы Яши»}

^{Полина Серебрянская. Брюссель, 1927 г.}

По нашему мнению, ускоренное и в высшей степени секретное формирование Особой группы было напрямую связано с англо-советским конфликтом, получившим название «военная тревога 1927 года». Но вначале расскажем еще об одном оперативнике указанной группы, руководителе специальных операций Н.И. Эйтингоне.

Наум Исаакович Эйтингон родился 6 декабря 1899 года в Могилеве, учился в Могилевском коммерческом училище. После Февральской революции он стал членом боевой организации эсеров, под крылом которой прошел начальную диверсионно-террористическую подготовку. Однако связь Эйтингона с эсерами была недолгой. Осенью 1919 года он вступил в РКП(б), в годы Гражданской войны участвовал в боях с белогвардейцами, а его служба в органах ВЧК началась в мае 1920 года.

Вначале Эйтингон – уполномоченный Гомельского укрепрайона, затем – уполномоченный Особого отдела Гомельской ГубЧК. При ликвидации на Гомельщине террористических групп савинковского подполья в октябре 1921 года он был тяжело ранен в ногу.

Летом 1922 года Эйтингон участвовал в ликвидации банд националистов в Башкирии, затем, в мае 1923 года, его отозвали в Москву.

В центральном аппарате ОГПУ Эйтингон становится помощником начальника отделения Восточного отдела под руководством Я.Х. Петерса, одновременно он поступает на восточный факультет Военной академии РККА.

После окончания академии, в середине 1925 года, Эйтингона призывают на службу в ИНО ОГПУ. Уже в октябре он был направлен на работу в Китай, где находился до весны 1929 года. Именно там происходила шлифовка боевых навыков Наума Эйтингона как разведчика, диверсанта, великолепного аналитика, разработчика сложных оперативных комбинаций.

Обстановка в Китае беспокоила советское военно-политическое руководство. После окончания Гражданской войны в северных районах Китая, особенно в Маньчжурии, находившейся под контролем генерала Чжан Цзолиня, сосредоточилось большое количество белогвардейцев. Активной разведывательной и диверсионной деятельностью против СССР занимались антисоветские организации («Мушкетеры», «Черное кольцо» и др.). Серьезную угрозу представляли вооруженные отряды Анненкова, Глебова, Нечаева, Семенова которые, в случае агрессии против СССР со стороны Запада, могли стать ядром «восточной» армии.

Подробности большинства операций резидентур ИНО ОГПУ и РУ РККА, работавших в Китае в тесном контакте со специальными структурами Коминтерна, до сих пор засекречены. В число немногих известных совместных операций входит похищение и переправка в Советский Союз в апреле 1926 года атамана Б.В. Анненкова.

Имея за плечами боевой опыт, навыки оперативной и агентурной работы и хорошее военное образование, Наум Эйтингон эффективно работал легальным резидентом ИНО вначале в Шанхае и Пекине, а с 1927 года – в Харбине. Благодаря содействию Компартии Китая (КПК) его агенты проникли в круги белой эмиграции, органы местной власти и резидентуры иностранных спецслужб.

В тот же период советником Фен Юйсяна[122], а затем советником компартии Китая по диверсионным и партизанским операциям становится Х.И. Салнынь. Эйтингон знакомится с ним, а также с коминтерновцами И. Винаровым и Р. Зорге. Вероятно, именно Эйтингон заложил основы для деятельности Особой группы в Китае.

Правительство Великобритании, напуганное успехами китайской революции, стремилось сохранить в Поднебесной свои позиции. 23 февраля 1927 года министр иностранных дел О. Чемберлен направил правительству СССР ноту с требованием прекратить военную поддержку Гоминьдану и «антианглийскую пропаганду» в Китае под угрозой разрыва дипломатических отношений. Несколько позже антисоветски настроенные силы в Великобритании и Германии начали обсуждение плана англо-германского военного вторжения в СССР.

К этому следует добавить, что марте 1927 года заместитель председателя Русского общевоинского союза генерал А.П. Кутепов провел совещание в Финляндии с членами боевого крыла РОВС, на котором заявил о необходимости немедленно начать террористические акции на территории СССР.

21–22 марта 1927 года в Шанхае произошло вооруженное восстание, организованное профсоюзами и местным комитетом КПК. 21 марта восставшие заняли почти всю китайскую часть города, телефонную станцию и телеграф. На следующий день повстанцы захватили Северный вокзал, а вечером в город вошли части Восточной колонны Народно-революционной армии. В подготовке восстания активное участие принимал Военный отдел ЦК КПК под руководством А.П. Хмелева (Аппена). Примечательно, что «военка» КПК действовала под общим руководством Разведупра (Я.К. Берзин) и Коминтерна (Ф.Ф. Раскольников).

Шанхайское восстание стало детонатором, взорвавшим хрупкий мир между Гоминьданом и КПК. 12 апреля 1927 года войска Чан Кайши начали разоружение рабочих отрядов, а также аресты коммунистов и левых гоминьдановцев в Шанхае. Вслед за этим в Восточном и Южном Китае, занятыми чанкайшистами, произошли правые перевороты, которые сопровождались репрессиями против членов КПК. В мае – июле 1927 года аналогичные перевороты произошли в Центральном Китае. Чан Кайши и большинство китайских военачальников предпочли национальную революцию рабоче-крестьянской советского образца.

6 апреля 1927 года китайские власти совершили налет на советское полпредство в Пекине. Налет производили солдаты и полицейские Чжан Цзолиня; в апартаментах военного атташе и жилых помещениях служащих полпредства был произведен обыск. Чан Кайши и Чжан Цзолинь – по сути, политические противники – нанесли удар практически одновременно, что позволяет считать высоковероятным предположение о скоординированных действиях двух «заклятых друзей» против общего врага. Следует отметить, что налет на полпредство СССР в Пекине (оно находилось на территории дипломатического квартала) мог произойти только с личного разрешения посла Великобритании, являвшегося главой дипломатического корпуса в Китае.

По китайским данным, у военного атташе в Пекине Романа Лонгвы было захвачено свыше ста коробок секретных документов, в том числе документов КПК. Эти документы дали пекинскому правительству основания заявить, что СССР при помощи китайских коммунистов готовил в Китае восстание с целью установления советской власти. Китайские и иностранные СМИ начали публикацию изъятых документов, разоблачающих деятельность советских спецслужб в Китае, а также списки советских военных советников с указанием их оперативных псевдонимов. Все эти события в совокупности и стали катализатором «военной тревоги».

12 мая в Лондоне английская полиция провела обыск в помещении советско-английского акционерного общества «Аркос». Это еще более осложнило британско-советские отношения. В конце мая правительство Великобритании выпустило «Белую книгу», в которой содержался ряд документов (в том числе захваченных в Пекине и Лондоне), свидетельствующих о подрывной деятельности СССР против Великобритании.

27 мая британское правительство заявило о разрыве дипломатических отношений с СССР.

В отличие от фальсифицированного «письма Зиновьева» от 15 сентября 1924 года, якобы адресованного ЦК компартии Великобритании, документы из «Белой книги» представляли реальную угрозу для руководства ВКП(б) и Коминтерна. 28 мая 1927 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление «О мерах конспирации». В постановлении указывалось:

«а) Совершенно выделить из состава полпредств и торгпредств представительства ИНОГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, МОПРа.

б) Шифры менять каждый день, проверить состав шифровальщиков, послать специальное лицо с неограниченными правами по осуществлению строжайшей конспирации шифровальной работы <…>.

в) Проверить состав представительств ИНОГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, МОПРа.

г) Строжайше проверить состав сотрудников полпредств, торгпредств и прочих представительств за границей.

д) Безусловно отказаться от метода шифропереписки телеграфом или по радио по особо конспиративным вопросам. Завести систему конспиративных командировок и рассылки писем, каковые обязательно шифровать.

е) Отправителей конспиративных шифровок и писем обязать иметь специальные клички, воспретив им подписываться собственным именем.

ж) Отменить систему широкой информации полпредств через рассылку особых докладов.

з) Еще раз проверить архивы представительств с точки зрения строжайшей конспирации и абсолютного обеспечения от провалов.

и) Наблюдение за соблюдением вышеуказанных пунктов поручить специальной комиссии в составе тт. Косиора, Пятницкого и Ягоды.

к) Создать специальную комиссию в составе тт. Рыкова, Шейнмана и Рудзутака для приведения в порядок финансовых операций Госбанка по обслуживанию революционного движения в других странах с точки зрения максимальной конспирации»[123].

Перебежчик Агабеков, служивший в указанный период в советском посольстве в Персии, в своих мемуарах писал, каким образом выполнялись решения Политбюро о повышении конспиративности в работе:

«В середине 1927 года, после обысков, произведенных китайской полицией в советских консульствах в Шанхае и Кантоне, пришла циркулярная телеграмма для полпредства, торгпредства, Разведупра и ОГПУ с предписанием просмотреть архивы этих учреждений и уничтожить документы, которые могли бы компрометировать работу советской власти за границей. Полпредство и торгпредство немедленно приступили к разбору архивов. Отобрали колоссальные кипы бумаг, подлежащих сожжению. Целую неделю эти бумаги жгли во дворе полпредства. Пламя поднималось так высоко, что городское управление, думая, уж не пожар ли в советском полпредстве, хотело прислать пожарных.

Мы получили более строгое распоряжение. Москва предписывала уничтожить вообще весь архив и впредь сохранять переписку только за последний месяц, но и ее предлагалось хранить в таком виде и в таких условиях, чтобы, в случае налета на посольство, можно было немедленно уничтожить весь компрометирующий материал»[124].

Почти одновременно с налетом на советское представительство в Пекине в Европе произошел прокол по линии советской контрразведки. В апреле 1927 года агент ОГПУ Э.О. Опперпут-Стауниц, участвовавший в операции «Трест», бежал из СССР в Финляндию, откуда сообщил руководству РОВС о том, что Монархическая организация Центральной России создана чекистами. Генерал Кутепов, почувствовавший себя переигранным чекистами, поддержал предложение Опперпута, принявшего псевдоним Ринг, и М.В. Захарченко-Шульц (урожденной Лысовой) о создании при РОВС Союза национальных террористов. Также Кутепов отдал приказ по РОВС об усилении терактов в СССР.

В записке Э.О. Опперпута (май 1927) говорилось:

«После первых ударов по живым целям центр тяжести должен быть перенесен на промышленность, транспорт, склады, порты и элеваторы, чтобы сорвать экспорт хлеба и тем подорвать базу советской валюты. Я полагаю, что для уничтожения южных портов на каждый из них нужно не более 5–10 человек, причем это необходимо сделать одновременно, ибо после первых же выступлений в этом направлении охрана их будет значительно усилена. Сейчас же вообще никакой вооруженной охраны их нет. После первых же выступлений необходимо широко опубликовать и разослать всем хлебным биржам и крупным хлебно-фуражным фирмам сообщение Союза национальных террористов, в котором они извещают, что все члены СНТ, находящиеся в России, не только будут сдавать советским ссыпным пунктам и элеваторам свой хлеб отравленным, но будут отравлять и хлеб, сдаваемый другими. Я не сомневаюсь, что даже частичное отравление 3–4 пароходов, груженных советским хлебом, независимо от того, где это будет сделано, удержит все солидные фирмы от покупки советского хлеба. Конечно, о каждом случае отравления немедленно, весьма широко должна быть извещена пресса, чтобы не имели место случаи действительного отравления иностранцев. То же самое можно будет сделать с другими советскими экспортными съестными продуктами, например с сибирским маслом. При введении своих людей в грузчики, портовые и таможенные служащие это будет сделать не трудно; этим был бы нанесен Советам удар, почти равносильный блокаде. <…> Помимо этого, уничтожение элеваторов не только сильно удорожит хлеб, но и ухудшит его качество. Я совершенно не сомневаюсь, что на это нетрудно будет получить в достаточном количестве технические средства, вплоть до хорошо вооруженных моторных лодок. Если бы таковые были получены, то можно было бы развить и некоторое пиратство для потопления советских пароходов. <…> Ведь сейчас имеются моторные лодки, более быстроходные, чем миноносцы. При наличии моторного судна можно было бы устроить потопление долженствующего скоро возвращаться из Америки советского учебного парусника «Товарищ». При медленном его ходе настигнуть его в открытом океане и потопить так, чтобы и следов не осталось, не так уж было бы трудно. А на нем ведь исключительно комсомольцы и коммунисты. Эффект получился бы потрясающий. Потопление советских нефтеналивных судов могло бы повлечь к нарушению контрактов на поставку нефтепродуктов и колоссальные неустойки. Здесь мы найдем широкую поддержку от нефтяных компаний. Когда американские контрабандисты имеют свои подводные лодки и аэропланы, разве нам откажут в получении хороших моторных лодок, если мы докажем свое?

Надо немедленно начать отправку в Россию различными способами агитационной литературы с призывами к террору и к самоорганизации террористических ячеек, выступающих от имени СНТ. Я думаю, что применительно к советским сокращениям, организация могла бы сокращенно именоваться „Сент“ или „Сенто“, а члены – „сентоки“ или „сентисты“.

Необходимо, чтобы отправляемые террористы при выступлениях всегда бросали записки, что покушение или акт сделан такой-то группой СНТ, постоянно меняя нумерацию, чтобы создать иллюзию мощи СНТ и сбить с толку ГПУ. <…>

Для уничтожения личного состава компартии придется главным образом применить культуру микробов эпидемических болезней (холера, оспа, тиф, чума, сибирская язва, сап и т.д.). Этот способ, правда, наиболее безопасен для террориста, и если удастся наладить отправку в Россию культур болезней, то один террорист сумеет вывести в расход сотни коммунистов. <…> Организовать отправку культур микробов очень легко через дипломатов-контрабандистов. Очень многие дипломаты лимитрофных государств занимаются провозом в Москву контрабанды и возят ее сразу до 10 пудов (3–4 чемодана). За провоз берут от 150 до 300 долларов за чемодан. <…> При некоторой осторожности через них можно будет отправлять газы и взрывчатые вещества. Только всем этим предметам нужно придавать товарный вид, то есть чтобы дипломаты и посредники не знали, что они в действительности везут. Помимо того, чемоданы должны быть с особо хорошими замками, чтобы дипломат из-за любопытства не полез бы туда. <…>

Культуры бацилл отправлять лучше всего в упаковке от духов, одеколона, эссенции, ликеров и т.д. Газы под видом каких-либо лаков в жестяной или стальной упаковке. Взрывчатые вещества под видом красок, ванили, которая пересылается в жестяных коробках. <… >

При выборе целей для таких терактов надо иметь в виду только те учреждения, где все без исключения служащие, а также посетители являются коммунистами. Таковы: 1) все областные комитеты ВКП(б), все губернские комитеты ВКП(б), все партийные школы, войска ГПУ и органы ГПУ…»[125].

Далее следовал список из 75 учреждений с адресами в Москве и Петрограде.

3 июня в жилом доме сотрудников ОГПУ на улице Малая Лубянка в Москве боевики РОВС М. Захарченко-Шульц, Э. Опперпут-Стауниц и Н. Вознесенский заложили взрывное устройство весом в четыре килограмма и зажигательные бомбы.

6 июня Г. Радкевич бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ в Москве.

7 июня В. Ларионов, С. Соловьев и Д. Мономахов бросили две бомбы в здание Центрального партийного клуба на улице Мойка в Ленинграде.

В этот же день в Варшаве белогвардеец Б. Коверда убил полпреда СССР в Польше П.Л. Войкова.

В Минске в результате диверсии погиб начальник ОГПУ Белоруссии И. Опанский.

В конце июня при переходе турецко-советской границы был задержан эмиссар Парижского бюро ЦК СДПГ(м) И. Карцивадзе с директивами Н. Жордания о подготовке антисоветского восстания в Грузии.

22 августа недалеко от села Шуя в Карелии были арестованы два члена РОВС, направленные в СССР для совершения терактов…

Активизация антисоветской деятельности Великобритании и белоэмигрантских организаций крайне обеспокоила руководство страны. По мнению Политбюро ЦК ВКП(б), усиление диверсионной и террористической активности являлось показателем подготовки войны против СССР. Отметим, что во второй половине 1920-х гг. еще не существовало целостной системы обеспечения безопасности административных объектов и высшего военно-политического руководства в СССР. (Последних гласно или негласно охраняли небольшие группы вооруженных охранников, но и они сопровождали своих подопечных далеко не всегда.)

Возможно, именно совокупность указанных выше событий послужила причиной того, что 30 июля 1927 года Иностранный отдел был выведен из состава Секретно-оперативного управления и передан в прямое подчинение Коллегии ОГПУ.

Также вероятно, что именно в это время нелегальный резидент ИНО в Париже Яков Серебрянский получает задание обратить самое пристальное внимание к сбору информации о деятельности РОВС, в том числе используя возможности одной из нелегальных ячеек Особой группы.

Успехи были! Ведь недаром 18 декабря 1927 года Яков Исаакович награждается пистолетом системы «Браунинг» и грамотой ИНО ОГПУ.

В СССР в конце 1920-х гг. усилились разногласия в рядах правящей партии. Член президиума Центральной контрольной комиссии А.А. Сольц в 1927 году заявил, что ОГПУ, возможно, придется арестовать оппозиционеров во главе с Троцким. Один из троцкистов, бывший командующий Московским военным округом Н.И. Муралов, в частном разговоре сказал, что при таком накале внутрипартийной борьбы дело может дойти до перестрелки. Военно-политическое руководство СССР использовало сложившуюся ситуацию для ужесточения карательной политики и разгрома в ноябре – декабре троцкистско-зиновьевской оппозиции. 25 февраля 1927 года была введена в действие печально знаменитая 58-я статья УК, а 21 ноября принимается решение о приведении в исполнение смертных приговоров в течение трех (!) часов.

В конце 1927 года началась десятилетняя гражданская война между Гоминьданом и КПК, но она не положила конец конспиративной деятельности в Китае ИНО ОГПУ, РУ РККА и Коминтерна. Руководителем Военной организации КПК стал известный эсеровский боевик Г.И. Семенов, направленный в Китай в начале 1927 года. До этого он был руководителем боевой организации эсеров (1917 г.), боевой группы эсеров (1918 г.), организатором покушений на В.И. Ленина, В. Володарского (Моисея Марковича Гольдштейна) и Моисея Урицкого. Почему его не расстреляли в те годы? Ответ прост – раскаялся. В 1922–1924 гг. Семенов находился на нелегальной работе в Германии.

По линии Орготдела ИККИ на нелегальной работе в Китае в 1927–1928 гг. был Р. Штальман (А. Ильнер). В 1924 году он руководил Военной организацией компартии Германии. В 1927 году Штальман закончил спецшколу в Москве. Как и В. Цайссер (о нем мы писали в третьей главе), который также нелегально работал в 1927–1930 гг. в Маньчжурии, Штальман – один из создателей и руководителей системы государственной безопасности послевоенной демократической Германии.

Помощь «военке» КПК в снабжении оружием оказывал Х.И. Салнынь, являвшийся одним из ведущих боевиков Разведупра.

Все эти люди позднее окажутся в Испании.

Одной из совместных боевых операций Эйтингона и Салныня явилась ликвидация фактического главы пекинского правительства генерала Чжан Цзолиня. Через своего сына Цзолинь вел переговоры с японцами, стремясь при их поддержке создать в Северо-Восточном Китае независимую Маньчжурскую республику. Японцы поставили условия: «независимая» Маньчжурская республика будет находиться под протекторатом Японии, ее правительство должно бороться против коммунизма и вести агрессивную политику в отношении СССР.

О переговорах Цзолиня с японцами стало известно резиденту ИНО ОГПУ в Харбине Эйтингону, который немедленно доложил о них в Москву. В столице в этих переговорах усмотрели прямую угрозу дальневосточным границам СССР. В период 1927 – начала 1928 гг. бандгруппы белогвардейцев и хунхузов более пятидесяти раз проникали на советскую территорию через советско-китайскую границу. Было принято решение ликвидировать генерала. Проведение этой операции поручили Эйтингону и Салныню, на тот момент руководителю нелегальной резидентуры РУ РККА в Шанхае.

В ночь на 4 июня 1928 года бронированный вагон Чжан Цзолиня полетел под откос вместе с пассажирами. От полученных ранений Цзолинь скончался спустя две недели. Подозрение в теракте на несколько десятилетий легло на японские спецслужбы, поскольку мина была заложена в виадуке на стыке Пекин-Мукденской и Южно-Маньчжурской железных дорог, который охранялся японскими солдатами. Также была организована дезинформация, что японцы якобы были недовольны контактами генерала с Вашингтоном через его советника, американца Свайнхеда, поскольку опасались потерять контроль над Маньчжурией.

В Европе, в стане противников советской власти, происходили следующие события. 29 апреля 1928 года А.П. Кутепов возглавил РОВС.

В ночь с 30 на 31 мая советско-финскую границу пересекла боевая группа в составе Бубнова и Могилечича, с заданием уничтожить одного из руководителей ВКП(б), главного редактора газеты «Правда» Н.И. Бухарина.

17 июня было подписано соглашение между РОВС и Генеральным штабом румынской армии. Кутепов собирался сформировать в Румынии из эмигрантов стрелковый корпус, а румынская сторона обязалась предоставить для корпуса оружие и снаряжение.

В конце июня Бубнов, возвратившись в Финляндию, констатировал усиление охраны советских вождей. Но уже 6 июля в Москве боевая группа штабс-капитана Г.Н. Радковича организовала взрыв в бюро пропусков ОГПУ.

В 1928 года Яков Серебрянский вновь был награжден именным оружием (марка авторам неизвестна). Созданная им в Палестине агентурная сеть продолжала активно работать в интересах безопасности СССР.

Агабеков впоследствии писал:

«Палестинская агентура поддерживала связь с Берлином, но ОГПУ считало руководство Палестиной из Берлина нецелесообразным и заставило Гольденштейна [в 1928 г.] передать все связи нелегальному резиденту в Константинополе Блюмкину. Одновременно велено было проверить агентуру с точки зрения ее преданности и целесообразности ее сохранения. <…>

В 1928 году Москва командировала в Константинополь Якова Блюмкина на должность нелегального резидента ОГПУ на всем Ближнем Востоке. Одной из основных его задач была организация агентуры в Палестине и выяснение создавшегося там положения. Особенно интересовали Москву вопрос об отношении палестинских евреев к англичанам и внутренние арабо-еврейские отношения. Блюмкин побывал в Палестине, завербовал там для работы бухарского еврея Исхакова и еще одного еврея, содержавшего в Яффе пекарню и ею прикрывавшего свою работу, но воздержался от установления связи с местными коммунистами до более близкого с ними ознакомления.

Агенты Блюмкина направляли свои донесения в Бейрут, к тамошнему агенту, а тот уже от себя пересылал их Блюмкину в Константинополь»[126].

Период «военной тревоги» непосредственно сказался и на работе специальных служб ИККИ. VI конгресс Коминтерна, прошедший в Москве с 17 июля по 1 сентября 1928 года, определил теоретическую и политическую позицию компартий в вопросе о войнах и призвал коммунистов и пролетариев всех стран к усилению борьбы против угрозы новой мировой войны. В тезисах конгресса о борьбе с военной опасностью подчеркивалась: «Защита Союза Советских Социалистических Республик от международной буржуазии отвечает классовым интересам и является долгом чести международного пролетариата»[127].

Компартии были обязаны ориентировать рабочий класс на поддержку национально-революционных войн и революций, вести антивоенную работу в армиях империалистических государств, а в случае возникновения империалистической войны выдвинуть лозунг превращения ее в международную социалистическую революцию.

В ходе подготовки к возможной войне по линии ИККИ иностранные компартии получили совершенно секретную инструкцию о том, что им следует делать после объявления в данной стране мобилизации:

«1. Каждая партия должна в течение ближайшего времени (месяца) выработать мобилизационный план (что делать в случае объявления мобилизации и как к этому подготовляться).

2. Мобилизационный план должен включить:

а) Немедленную перестройку партработы с расчетом сосредоточить максимальное внимание на обслуживании пунктов, имеющих особое значение в деле подготовки войны (см. списки особых пунктов и др.), пункты, которые срочно должны быть установлены ЦК.

б) Создание при ЦК: 1) инф[ормационного] аппарата по изучению военных планов противника; 2) технич[еского] отдела для формирования кадров и наметки пунктов и мер индивидуального и массового саботажа в случае объявления войны; 3) создание школ для подготовки инструкторов по пункту второму.

в) Принятие необходимых мер в связи с предстоящими арестами руководящих работников и разгромлением легальных организаций партии при объявлении войны.

г) Принятие необходимых мероприятий, обеспечивающих бесперебойную и интенсивную нелегальную издательскую работу партии. В частности максимальное увеличение заводских газет.

д) Максимальное усиление аппарата по работе в армии (срочная организация, если такового аппарата еще нет). Снабжение аппарата возм[ожностью] издавать нелегальную аппаратуру. Издание (легальных и нелегальных) солдатских газет.

3. Мобилизационный план должен быть разработан как ЦК для всей партии, так и местными организациями под непосредственным руководством ЦК.

4. ЦК должен принять немедленные меры к усилению разъяснительной работы в массах об опасностях войны. Особенно важно сообщать самым широким массам обо всех конкретных фактах производимой подготовки к войне (соответствующая перестройка заводов, передвижение военных материалов, войск, постройка стратегических дорог и т.д.), а также широкая информация об СССР.

5. ЦК должен принять немедленные меры по установлению особых связей по линиям производства и передвижения военных материалов (связь между ячейками, между завкомами, профсоюзами, создание особых комитетов действия и т.д. с тем, чтобы все эти организации были связаны между собою по всему пути следования военного снаряжения, также и между соседними странами).

6. ЦК должен разработать немедленно мероприятия, которые должны применять организации, перечисленные в § 5 в случае передвижения военного снаряжения»[128].

В числе важнейших направлений работы специальных военно-конспиративных комиссий Коминтерна стала подготовка коммунистических партий Запада к оказанию помощи СССР в случае нападения на него со стороны их стран. Эта работа осуществлялась параллельно с подготовкой глубоко законспирированных диверсионных групп (по линии Особой группы ОГПУ и Разведупра РККА), члены которых не имели связи с компартиями. Подчеркнем, что указанные кадры Коминтерна вступали в действие по особому плану только после объявления войны СССР или после ее фактического начала.

В ИККИ были подготовлены методические материалы по организации деятельности компартий западных стран, в которых рассматривался широкий круг политических и военных вопросов.

В качестве примера приведем выдержку из записки «О задачах и формах активного содействия СССР на случай войны с западными сопредельными странами»:

«Политические задачи, стоящие перед компартиями и рабочим классом капиталистических стран в случае войны против СССР, в свое время были достаточно подробно сформулированы Исполкомом Коминтерна и, нужно надеяться, в настоящий момент твердо усвоены соответствующими партиями. В данной записке мы коснемся только тех задач, стоящих перед всеми друзьями СССР, особый характер которых определяется особым характером современной войны.

Последняя, как известно, представляет собой сочетание военных, экономических и политических факторов, вовлекающих в одно русло для одной цели – поражения противника – все ресурсы страны и все ее население. А потому общему напряжению противника недостаточно будет противопоставить напряжение только одного СССР: необходимо еще участие рабочего класса и крестьян воюющих с СССР стран в практической борьбе, напряжение которых совместно с напряжением Красной армии и всего населения СССР обеспечило бы победу в предстоящей вооруженной схватке.

Практическая работа такого характера должна иметь задачей, во-первых, нарушение оперативных планов и мобилизационного развертывания противника; во-вторых, подрыв его материально-технической базы и, в-третьих, максимальное содействие развязыванию внутренних противоречий в стране противника в социальном и национальном направлениях.

Ясно, что если непосредственным противником СССР, вероятнее всего, будут сопредельные западные страны, то более отдаленные страны вроде Англии, Франции, Чехословакии, Италии и даже Германии примут участие в войне посредственно, снабжая воюющие против нас государства военными и техническими припасами или оказывая содействие в перевозе этих припасов. А потому ниже приводимые конкретные данные о возможностях снабжения военными припасами, о путях подвоза таковых и о могущих быть использованными наиболее острых национальных противоречиях наряду с кратко изложенными мерами борьбы касаются совокупности всех этих стран.

Такими мерами считаем в первую очередь организацию забастовок и саботажа на военных и работающих на войну промышленных предприятиях и на всякого рода транспорте и средствах связи. Дальнейшими мерами считаем организацию порчи машин, разрушение путей сообщения и средств связи, взрывы складов военных припасов.

Наряду с мерами в тылу противника необходимо вести пропаганду в его армиях, полиции и среди низших чиновников и государственных служащих, разъясняя классовый характер войны и разоблачая правящую верхушку империалистов.

Для разложения противника необходимо использовать все элементы, недовольные существующим порядком или данным правительством вплоть до платящей высокие налоги мелкой буржуазии и крестьянства. Особенное внимание необходимо обратить на крестьян тех районов, где к моменту аграрного гнета присоединяется момент национального гнета.

В последнем случае необходимо подготовить и организовать партизанские отряды, особенно в тех районах, где географические условия благоприятствуют ведению „малой войны“. Задачей партизанских отрядов будут нападения на тылы и коммуникационные линии противника, правительственные учреждения и предприятия, помещичьи владения и частные крупные предприятия.

Работа по национальному вопросу должна идти по линии использования всяких национально-революционных движений, а в случае могущих возникнуть столкновений между национальными и классовыми факторами необходимо руководствоваться исключительно целесообразностью и оперативными выгодами.

ЗАДАЧИ В МИРНОЕ ВРЕМЯ. (Подготовительный период)

Выше мы указывали в общих чертах на те меры, которые придется принять для дачи отпора вооруженному удару противника против СССР. Но для того чтобы эти меры могли быть действительно осуществлены, необходима подготовительная работа еще в мирное время. Эта подготовительная работа должна идти по трем направлениям:

а) подготовки людского материала,

б) изучения объектов, на которых придется действовать,

в) подбора и нагромождения средств.

Подготовка людского материала должна вестись по трем направлениям:

1) использование классовых противоречий, классовой борьбы пролетариата для углубления и расширения этой борьбы на наиболее уязвимых для противника в военное время предприятиях и отраслях хозяйства (армия, военная промышленность, транспорт, связь, полиция, государственный аппарат управления);

2) использование крестьянского движения в странах, где аграрный вопрос не разрешен, опять-таки для углубления этого движения и расширения его – с задачей организационно втянуть возможно большие массы крестьянства в это движение (мы имеем в виду, что из крестьян главным образом набирается армия и полиция);

4) использование национальных противоречий и национального освободительного движения, на фоне которого нередко можно достигнуть моментальных больших результатов, чем на фоне классовой борьбы. Умелый подход к национальному вопросу в таких странах, где нацменьшинства играют крупную роль, как, например, в Польше, Румынии и Чехословакии, может создать, кроме возможности организации восстаний, базу для мобилизации людского материала для выполнения отдельных задач в военное время.

Изучение объектов, на которых придется действовать, должно вестись с точки зрения роли объектов в будущую войну. Таким образом, в первую очередь необходимо изучить:

1) предполагаемый театр военных действий;

2) важнейшие стратегические железнодорожные магистрали;

3) ту территорию данной страны, которая является центром расположения военной базы противника;

4) те военные заводы и склады, равно и те промышленные предприятия, которые будут играть главную роль в случае войны в деле снабжения армий и театра военных действий противника;

5) те страны и пути подвоза к ним, которые дополнительно будут снабжать противника, участвуя таким образом посредственно в военных действиях.

Мы не можем останавливаться конкретно на этих мерах по подготовке людского материала, для каждой страны отличных и разных для каждой отдельной обстановки. Также мы не можем ставить себе задачи определить, какими путями нужно вести изучение объектов. Эти задачи придется разрабатывать подробно для каждой страны в отдельности, сообразно ее особенностям и условиям момента.

Некоторые данные на поставленные выше вопросы относительно первоначального изучения объектов и людского материала мы приводим ниже, по странам.

Подбор средств, которыми придется пользоваться в военное время для активных выступлений, необходимо закончить в подготовительный период. В первую очередь необходимо остановиться на тех средствах, которые будут самыми целесообразными для предполагаемых действий и для данного района. В числе таких средств необходимо указать на мелкокалиберные маузера, весьма пригодные для уличных боев в городе, на винтовку для действия партизан, на гранату для действия налетами на здания, на ружье-автомат для обстрела издали движущихся колонн, адскую машину и другие подрывные средства, при помощи которых можно вывести из строя транспорт и затруднить перевозку воинских частей противника, уничтожить склады и телефонно-телеграфную связь.

Во вторую очередь необходимо сорганизовать накопление этих средств и ознакомление с применением их тех лиц, для которых в качестве орудия они предназначаются.

И наконец в третью очередь необходимо подготовить массовое распределение этих средств перед непосредственным выступлением.

ЗАДАЧИ В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ. (Период действия)

С приближением войны необходимо будет организовать активные выступления. Как подготовительный шаг к выступлениям нужно считать организацию массовых протестов, демонстраций, забастовок. И только к моменту развертывания армий противника необходимо будет приступить к организации: 1) острых забастовок, 2) актов саботажа, 3) порчи машин, 4) крестьянских вооруженных выступлений, выливающихся в партизанские действия, 5) национальных революций.

Перечисленные выше формы активного содействия Красной армии являются основными формами, которые нужно заранее организационно подготовить и планомерно осуществить.

Конечно, предрешить план выступления для отдельных стран в настоящее время невозможно. Но подготовка мирного времени должна дать достаточно материала и опыта для успешного составления такого плана в нужный момент и проведения его в жизнь.

На основании прилагаемого ниже материала, явно недостаточного, особенно в области отсутствия данных относительно наличности уже в данный момент людского материала, трудно составить план возможных и вероятных выступлений. Но, в частности, вопрос о необходимости и возможности организации партизанского движения на восточных окраинах Польши – театре военных действий против СССР – ясен. То же самое относительно Бессарабии и Добруджи в Румынии. Ясна, по-видимому, также необходимость и возможность организации национально-революционного выступления Ирландии в случае войны Англии против СССР.

Нам кажется также, что путем определенной подготовительной работы можно добиться возможности успешной организации забастовок в Польше – в районах угольном и металлургическом – для срыва снабжения огнеприпасами польских армий и для срыва транспорта вообще.

В приводимых ниже данных для каждой страны в отдельности[129] мы старались учесть условия, благоприятствующие той или другой подготовительной работе для конечной цели выступления… и массовой крестьянской организации. Последнее послужило бы базой, на которой в будущем, в случае приближения военной опасности, можно было бы подготовить организацию партизанских отрядов.

Кроме того, необходимо обратить исключительное внимание на транспортных рабочих (Рига, Либава – портовые грузчики и по всей Латвии – железнодорожники) и на рабочих тех промышленных предприятий, которые перечислены выше как могущие работать на военные нужды»[130].

После окончания периода «военной тревоги» в нашей стране сложились объективные условия, позволявшие обобщить накопленный опыт нелегальной работы и начать более планомерную и профессиональную подготовку специалистов для «малой (тайной) войны». Появились новые и были значительно преобразованы не только международные военно-политические организации (Коминтерн, Профинтерн, МОПР и др.), но и внутренние специальные службы (ИНО ОГПУ и РУ РККА). Указанные структуры были объединены общей целью активного противодействия как внутренней оппозиции, так и иностранным, в том числе эмигрантским, организациям.

В составе многих международных организаций появились структуры, предназначенные для нелегальной работы в военной области. Например, под скромным названием «8-я база физкультурников Спортинтерна» числилась одна из специальных школ, занимавшаяся под контролем Орготдела ИККИ конспиративной подготовкой военных кадров для компартий европейских стран.

Преподаватели практически всех специальных и военно-политических организаций обладали огромным опытом подпольной, разведывательной, диверсионной и контрразведывательной работы. Имелись также лояльные новой власти специалисты, овладевшие методикой подготовки кадров еще в военных институтах Российской империи либо прошедшие школу оперативной службы в царское время. Солидную первичную основу для подготовки молодых сотрудников составляло колоссальное число опубликованных в открытой печати материалов по различным аспектам нелегальной работы.

К началу марта 1929 года Я.И. Серебрянский возвратился из командировки во Францию. По итогам успешной (материалы опять засекречены!) работы в этой стране он был награжден знаком «Почетный работник ВЧК–ГПУ» за № 644.

Наш главный герой успешно прошел партийную чистку, объявленную в апреле 1929 года по решению 16-й партийной конференции. Эта специальная политическая операция преследовала три главные цели:

– исключение из партии или значительное понижение влияния нелояльных Сталину и его линии партийных функционеров;

– подавление местнических и сепаратистских настроений, обеспечение безусловной власти центра над периферией;

– снятие социальной напряженности в обществе путем наказания «разложившихся» коммунистов.

Из воспоминаний Полины Натановны Серебрянской:

«Нужно было вывезти важные документы.

Факт их пропажи стал известен властям, и они организовали тотальную проверку всех выезжающих из страны. Осматривали они и купе вагона, в котором мы выезжали. Проверили чемоданы, а документы в это время просто лежали на столике, на который специально бросил их Яков».

Почти сразу же Серебрянский оказался вовлеченным в систему подготовки специалистов для «малой войны». 1 апреля 1929 года он был назначен начальником 1-го отделения ИНО, руководившего нелегальной разведкой. Эта должность позволила Серебрянскому иметь доступ к материалам нелегальных резидентур ИНО, оказывать влияние на подбор и расстановку резидентов и оперативников, изучать материалы, поступающие от агентуры.

Но официальная должность служила прикрытием еще более секретной (нелегальной внутри СССР) работы. По распоряжению Менжинского Серебрянский возглавил Особую группу при председателе ОГПУ. С этого времени среди людей посвященных она неофициально именуется «Группа Яши».

Первоначальной задачей независимого от ИНО разведывательно-диверсионного подразделения было глубокое внедрение агентуры на объекты военно-стратегического значения в Западной Европе, США и Японии, а также подготовка и проведение диверсионных операций в тылу противника в случае открытой войны этих стран с СССР.

За границей Особая группа действовала исключительно нелегально. Ее резиденты не могли использовать в качестве прикрытия официальные дипломатические или торговые представительства СССР. Опиралась она только на агентов, рекомендованных Коминтерном (из так называемого партийного спецназа) или завербованных членами группы, – это позволяло действовать практически автономно (подчеркнем еще раз, что даже в ОГПУ о существовании группы никто не знал).

В 1929 года в составе ИККИ создается Секретно-инструкторский подотдел. Работа по специальной военно-политической подготовке функционеров партийного спецназа в военных школах и на специальных курсах ИККИ организовывалась на основании Положения об особых курсах, разработанного в конце 1920-х гг. В Положении говорилось:

«1. Особые курсы военного типа создаются с задачей подготовки таких квалифицированных кадров для секций КИ, которые, будучи воспитаны в духе марксизма-ленинизма, преданные до конца делу Ленина – Сталина и будучи физически закаленными, были бы способны вести работу в армии и флоте, умели бы создавать антифашистские и антиимпериалистические боевые организации, руководить таковыми, могли бы играть роль инструкторов по созданию спец[иальных] кадров партии и, наконец, в случае резкого обострения борьбы народных масс против фашизма и империализма, могли бы руководить боевыми действиями, с успехом используя все наличные средства борьбы.

2. Подготовленные на курсах товарищи подлежат использованию, как правило, в крупных секциях в масштабе района – области, а в других – в масштабах страны.

3. Курсы комплектуются переменным (курсанты) составом, как правило, из состава студентов международных ВУЗов (МЛШ, КУН[М]З, КУТВ), отобрав лучших, показавших большой интерес к военным предметам и имеющим опыт борьбы. Для этой же цели во всех междунар[одных] ВУЗах [надлежит] вести обучение элементам военного дела (стрелк[овое] дело, топография, элементы организации и тактики РККА).

4. Подготовка курсантов ведется, как правило, в соответствующих национальных учебных группах, на особых на это отведенных загородных точках. На одной точке в один курс, как правило, обучаются курсанты одной национальности (секции).

Примечание. Вместе с тем курсы осуществляют и индивидуальную военную подготовку по особому на это заданию руководства ИККИ.

5. Подготовка на курсах проводится по следующим циклам предметов: а) политическим, б) партийно-техническим, в) военно-политическим, г) военно-тактическим, д) военно-техническим, е) физическим.

6. Срок обучения 4–6 месяцев.

7. Во главе курсов стоит назначенный КИ начальник, осуществляющий общее методическое руководство, обеспечивающий точки постоянным составом преподавателей, организующий через своего по[мощника] снабжение вещевое и прод[овольственным] довольствием, отвечающий перед органами РККА за хранение оружия и боеприпасов.

8. Во главе каждой точки стоит нач[альник] точки, непосредственно руководящий учебой, отвечающий за порядок и дисциплину, нормальный ход занятий и осуществляющий через своего нач[альника] хоз[яйственного] довольствия, опираясь на свой бюджет, мат[ериальное] обеспечение учебы.

9. Каждая точка имеет свой пост[оянный] и перем[енный] состав. Постоянный состав – преподаватели… и обслуживающий персонал. Перем[енный] состав – курсанты.

10. За каждым начальником точки закрепляется определенная точка. Вместе с тем к каждой точке прикрепляется определенная группа секций КИ, курсанты которых, по определенной очередности, устанавливаемой … (органом ИККИ) проходят подготовку согласно параграфам 1, 3, 4, 5, и 6»[131].

В качестве примера даем выдержку из воспоминаний Агабакева. Он пишет, что в 1929 году, «в период волнений в Палестине, Коминтерн энергично развил свою деятельность. Срочно были отправлены агенты-пропагандисты для руководства местными коммунистическими партиями и для проведения в жизнь решений Коминтерна по палестинскому вопросу. Агенты Коминтерна отправлялись из СССР преимущественно под видом членов враждебных советскому режиму еврейских партий, высылаемых в административном порядке из СССР. Между прочим, один из таких агентов ехал со мной на пароходе „Чичерин“ из Одессы в Константинополь, куда мы прибыли 27 октября 1929 года, и благополучно проследовал через Константинополь в Яффу. Вместе с ним ехала под видом его жены работница Коминтерна. Я знал этого агента еще по Туркестану, и поэтому нам незачем было скрываться друг от друга. Но все-таки он не хотел сказать мне, под какой фамилией он путешествует на этот раз. По его рассказам, из Москвы выехали вместе с ним в Палестину еще четыре человека, но те поехали через Берлин»[132].

На рубеже 1929–1930 гг. планомерная работа по обучению нелегальных партизанских и диверсионных (линия «Д») кадров РККА, ОГПУ и Коминтерна вышла на новый качественный уровень.

В РККА первый этап этой работы начался в рамках концепции М.В. Фрунзе, которая предусматривала подготовку страны и ее Вооруженных сил к будущей неизбежной войне. Согласно этой концепции обязательным условием успешности «малой войны» является заблаговременная разработка ее реального и по возможности усложненного плана, а также создание условий, обеспечивающих успех его выполнения.

Первый этап плана включал в себя несколько направлений. Одно из них содержалось в подготовке специальных заградительных команд (загражденцев), способных разрушать транспортные коммуникации в западных областях СССР. Именно на этой работе началось профессиональное становление одного из наиболее заслуженных теоретиков и практиков диверсионной работы И.Г. Старинова[133].

Старинов писал о подготовке загражденцев: «Работа связана с укреплением приграничной полосы. Нам предстоит обследовать железнодорожные участки на границе с Польшей и Румынией, подготовить их к разрушению и минированию в случае внезапного вражеского вторжения. <…> Комиссия объезжает приграничные участки на глубину до 250 километров. Мы осматриваем железнодорожные мосты, большие трубы, депо, водокачки, водонапорные башни, высокие насыпи и глубокие выемки. <… >

В конце 1929 года подготовка к устройству заграждений на границе была завершена. В округе[134] подготовили более шестидесяти специальных подрывных команд общей численностью 1400 человек. Заложили десятки складов с минно-взрывными средствами. На всех значительных мостах приграничной полосы отремонтировали минные трубы, колодцы, ниши и камеры. Припасли 1640 готовых сложных зарядов и десятки тысяч зажигательных трубок, которые можно было ввести в действие буквально мгновенно.

Помимо взрывных заграждений создавались и иные. Вся система увязывалась с системой укрепленных районов. <… >

Бойцы, охранявшие мосты (они же и подрывники), действовали слаженно и уверенно.

Шестидесятиметровый мост через реку Уборть под Олевском был, например, полностью подготовлен к разрушению при дублированной системе взрывания за две с половиной минуты.

Не знаю, как это конкретно делалось, но мне известно, что заблаговременная подготовка к устройству заграждений (разрушений) на железных дорогах в приграничной полосе проводилась и в других приграничных военных округах. Для этой цели были изданы специальные Наставление („Красная книга“) и Положение („Зеленая книга“). В Наставлении впервые подробно описывалось, как производить порчу железнодорожного пути, мостов и других объектов на железных дорогах. Оно сыграло большую роль в совершенствовании минно-подрывных работ.

„Зеленая книга“ – Положение – четко определяла варианты разрушения и порчи железнодорожных объектов в зависимости от того, на какой срок желательно вывести их из строя. Все расчеты сил и средств производились для полного и частичного разрушения. Необходимые запасы минно-подрывных средств создавались для полного разрушения дорог в полосе 60–100 километров от границы, и располагались они вблизи охраняемых объектов»[135].

Начиная с 1929 года на территории Белорусского, Украинского, Ленинградского и Московского военных округов работали специальные школы по подготовке партизанских кадров. Отбор в них осуществлялся тщательно: предпочтение отдавалось опытным кадрам либо лицам, имевшим нужную для диверсионной работы специальность. Наряду с базовой военно-политической подготовкой слушатели обретали навыки и по конкретной военной профессии: сапер, разведчик, снайпер, радист.

В приграничных областях параллельно с IV (Разведывательным) Управлением Штаба РККА ОГПУ также создавало свою боевую и агентурную сеть на случай вторжения иностранных войск. Подготовку активистов к переходу на нелегальное положение в случае войны вели и партийные органы. И.Г. Старинов, занимавшийся в 1929 году обучением диверсантов в киевской спецшколе, впоследствии вспоминал об этом периоде и о людях, с которыми работал:

«Якир[136] сказал… что минно-взрывные заграждения не могут на длительный срок вывести дороги из строя. Противник, обладая хорошей техникой, в состоянии восстановить их быстро. Поэтому будем готовить партизан для минирования восстанавливаемых противником дорог и других коммуникаций. Наша задача состоит в том, чтобы подготовить диверсантов, незаметных для противника, глубоко законспирированных. Когда противник окажется на нашей территории, партизаны должны превратить восстанавливаемые участки в ловушки. <…>

…Предстоит обучать людей опытных и заслуженных. Очень опытных! Стало быть, нужно преподавать им так, чтобы они не разочаровались. Азы им твердить не надо. Давайте побольше нового. Как можно больше нового! И учтите – в тактике самой партизанской борьбы они пока разбираются лучше вас. <… >

В партизанские отряды подбирались… различные специалисты. Помимо совершенствования в основной специальности они глубоко изучали и смежные военные профессии. Каждый минер был и мастером маскировки.

Должен заметить, что изучению оружия иностранных образцов наше командование уделяло самое серьезное внимание: ведь будущим партизанам обязательно пришлось бы пользоваться трофейным оружием. <… >

Я включился в подготовку партизанских кадров в 1929-м, но в 1932-м только понял, что подготовка к партизанской войне началась не в 1929-м. На самом деле она не прекращалась с Гражданской войны. При этом подготовка велась как по линии ОГПУ, так и по линии ГРУ.

ОГПУ готовило в основном диверсантов-подпольщиков, сильно законспирированных. По линии Народного комиссариата обороны готовили командиров, которые, попав с подразделением в тыл противника, могли перейти к сопротивлению. С этой целью в Западной Украине и Молдавии создавались скрытые партизанские базы с большими запасами минно-подрывных средств. Склады на побережье Дуная создавались даже в подводных резервуарах в непортящейся упаковке»[137].

Во второй половине 1929 года одной из главных задач Особой группы Я.И. Серебрянского стала организация специальных операций за рубежом, направленных против наиболее злостных врагов СССР, а также изменников Родины. В первую очередь это касалось Русского общевоинского союза, члены которого не прекращали террористической деятельности. Кутепов по-прежнему предпринимал активные усилия по заброске в СССР боевиков для убийства Сталина, Бухарина, Крыленко, Менжинского и других руководящих работников ВКП(б) и ОГПУ. В октябре 1929 года в СССР проникла боевая группа А.А. Анисимова, который при попытке ареста 10 октября застрелился. В ноябре в результате перестрелки были убиты боевики РОВС В.И. Волков и С.С. Воинов.

В этих условиях Сталин, потерявший терпение, приказал действовать против РОВС на опережение, «взять врага на замахе».

Чтобы предать Кутепова показательному судебному процессу, планировалось два варианта действий: 1) выманить его на территорию СССР, 2) похитить во Франции и доставить в Советский Союз. Операцию предполагалось провести силами ОГПУ.

Первоначально в игру вступила несуществующая (легендированная ОГПУ) Внутренняя русская национальная организация (ВРНО) под руководством А.Х. Артузова[138]. Поскольку прямого выхода на генерала Кутепова в ОГПУ не имелось, было решено направить на ВРНО внимание редактора журнала «Борьба за Россию» С.П. Мельгунова, поддерживавшего тесные связи с начальником канцелярии Кутепова князем С.Е. Трубецким.

Это сработало. В октябре 1929 г. в Москву для переговоров с руководством ВРНО прибыл представитель РОВС генерал Б.А. Штейфон. После возвращения в Париж он получил благодарность от Кутепова.

Но далее карты смешались. 27 октября 1929 года М. Трилиссера, обвинившего назначенного в тот же день первым заместителем председателя ОГПУ Генриха Ягоду[139] в сочувствии «правому уклону» в ВКП(б), сняли с поста начальника ИНО. Новым начальником политической разведки был назначен С.А. Мессинг[140]. (По подполью в Варшаве Мессинг был близко знаком с Дзержинским и Уншлихтом и имел большой опыт работы в ВЧК–ОГПУ.)

Далее ситуация еще более обострилась: в декабре 1929 года при попытке ареста был убит очередной боевик РОВС П.М. Трофимов, и вскоре было принято решение форсировать операцию против Кутепова.

В первых числах января 1930 года из Москвы в Берлин прибыли представители ВРНО – бывший полковник царской армии А.Н. Попов и полковник Н.А. де Роберти, в 1918 году служивший с Кутеповым в Новороссийске.

Одновременно в Париж приехали заместитель начальника Особого отдела ОГПУ С.В. Пузицкий[141] и начальник Особой группы Я.И. Серебрянский со своими сотрудниками Р.Л. Рачковским (Эске) и А.Н. Турыжниковым. Перед ними стояла задача подготовить запасной вариант похищения Кутепова, если миссия Попова и де Роберти окажется безрезультатной (операция «Заморские»). В Париже необходимую помощь им оказывал легальный резидент ИНО во Франции З.И. Волович[142], работавший под именем Владимира Борисовича Яновича в должности делопроизводителя генерального консульства СССР.

Вначале «эмиссары ВРНО» встретились с помощником Кутепова по секретной работе РОВС полковником Генерального штаба А.А. Зайцовым; в ходе переговоров с Зайцовым удалось договориться о приезде Кутепова в Берлин.

Первая личная встреча председателя РОВС с «гостями из СССР» состоялась 17 января 1930 года. На ней Попов и де Роберти предложили направить в Советский Союз несколько групп надежных офицеров РОВС для подготовки восстаний весной 1930 года. Однако на следующий день де Роберти, оставшись с Кутеповым наедине, сообщил генералу, что они с Поповым действуют по заданию ОГПУ и целью чекистов является похищение руководителя РОВС[143].

При общении с Поповым Кутепов не подал виду, что знает о планах чекистов, но по пути из Берлина в Париж сообщил об этом полковнику Зайцову, а по прибытии в столицу Франции – С.И. Трубецкому и поручику М.А. Критскому, исполнявшему обязанности секретаря. Удивительно, но Кутепов не предпринял никаких мер для обеспечения безопасности и даже на назначенные ему встречи предпочитал ходить без сопровождения. Это «гусарское» пренебрежение к опасности и сыграло с ним злую шутку.

В числе секретных агентов Якова Серебрянского был генерал П.П. Дьяконов[144]. В 1924 году этот человек лично, без всякого нажима со стороны обратился в советское полпредство в Лондоне с предложением о сотрудничестве. «Настоящим заявляю, – писал он, – что, будучи в прошлом человеком, враждебно настроенным по отношению к Советской власти, в настоящее время я решительно изменил свое отношение к ней. Желая доказать свою преданность Советскому правительству, я добровольно и сознательно беру на себя обязательство быть осведомителем Советского правительства о деятельности правых (антисоветских) партий. Равным образом обязуюсь сообщать своевременно о всех прочих контрреволюционных группах, что мне станет известно об их деятельности.

Все директивы, мною получаемые в связи с моей осведомительской работой, обязуюсь исполнять точно и своевременно. О своей деятельности и получаемых мною заданиях обязуюсь хранить полное молчание.

Лондон, 26 мая 1924 года. Павел Павлович Дьяконов»[145].

26 января 1930 года в 11.30, в православной церкви «Союза галлиполийцев», что на улице Мадемуазель в Париже, должна была состояться панихида по случаю смерти барона Каульбарса, на которой собирался присутствовать и генерал Кутепов. Поскольку церковь находилась в двадцати минутах ходьбы от его дома, генерал намеревался проследовать туда пешком.

Накануне, 25 января, Кутепов получил записку от Дьяконова с предложением о встрече, которая должна была состояться на трамвайной остановке, находящейся на улице Сэвр.

Не ожидавший подвоха, в 10.30 Кутепов вышел из своего дома № 26 на улице Русселе и… бодро зашагал навстречу своей гибели. Прибыв на трамвайную остановку в точно назначенное время, он никого не обнаружил и, прождав 15 минут, пошел дальше. К тому моменту оперативная группа Серебрянского уже заняла позиции на Т-образном перекрестке улиц Удино и Русселе[146].

С этого момента начинается детективная история. Когда Кутепов подошел к месту засады, его остановил одетый в униформу полицейский, который на самом деле был агентом Особой группы.

Он обратился к генералу со следующими словами:

– Господин Кутепов? Мы из полиции. Вам придется проехать с нами в префектуру. Вопрос крайне важный и не терпит отлагательства.

Генерал заколебался: с чего бы это парижская префектура приглашает его к себе столь экстравагантным способом? – ведь РОВС пытался поддерживать с ней добрые отношения…

Видя его сомнения, двое мужчин в штатском, представившись сотрудниками полиции, усадили Кутепова в автомобиль, который немедленно тронулся с места.

После того как жена генерала заявила о его исчезновении, французская полиция начала расследование, но оно ни к чему не привело. По горячим следам ничего не установил и начальник контрразведки РОВС полковник Зайцов. По предположению, выдвинутому французскими историками Р. Фалиго и Р. Коффером, дивизионный комиссар Прето и комиссар Синьяс (агенты ОГПУ?) делали все для того, чтобы запутать следствие.

Свидетель похищения Кутепова обнаружился только спустя несколько дней.

Некий Огюст Стеймец, уборщик из клиники Сент-Жана, расположенной на улице Удино, заявил, что около одиннадцати часов утра 26 января он видел на углу улицы Удино и улицы Русселе большой серо-зеленый автомобиль, возле которого стояли двое рослых мужчин в желтых пальто, а неподалеку от них – такси красного цвета, и там же, на углу, находился полицейский в форме. Когда человек, похожий по приметам на Кутепова, поравнялся с серо-зеленым автомобилем, люди в желтых пальто схватили его и втолкнули в автомашину. В нее же сел полицейский, до этого спокойно наблюдавший за происходящим. Автомобиль уехал в сторону бульвара Инвалидов, а за ним последовало и красное такси.

Стеймец счел это происшествие операцией полиции по задержанию преступника и никуда заявлять не стал.

Дальнейшая судьба Кутепова точно не известна. Несмотря на все усилия, криминальная полиция так и не обнаружила его труп. И даже награда в 100 тысяч франков (за такие деньги можно было купить небольшой отель), обещанная РОВСом за помощь в розыске Кутепова, успеха не принесли.

В среде русских белогвардейцев в Париже исчезновение Кутепова вызвало состояние, близкое к панике. Среди руководства РОВС начались взаимные подозрения и обвинения.

Только спустя несколько десятилетий завеса тайны над исчезновением генерала немного приподнялась. В серо-зеленом автомобиле находились Яков Серебрянский и Сергей Пузицкий. «Сотрудники полиции», посадившие Кутепова в автомобиль, являлись французами из числа боевиков-коминтерновцев Особой группы. «Полицейским» был либо французский коммунист Морис Онель, либо его брат, владелец гаража в пригороде Парижа Леваллуа-Перре. В красном такси, которое последовало за похитителями, находились Турыжников и Рачковский, готовые отсечь возможное преследование.

О дальнейшей судьбе Кутепова имеются как минимум три версии. Согласно первой, Кутепов был доставлен на советский корабль «Спартак» и скончался по пути в Новороссийск от сердечного приступа. Согласно второй, в автомобиле генералу был сделан укол хлороформа или морфия, от которого у него не выдержало сердце. По третьей версии, М. Онель, умирая, рассказал французскому историку Ж. Элленстайну, что в похищении Кутепова принимал участие его брат, переодетый в форму полицейского, и при борьбе в автомобиле он ударил генерала ножом в спину. По второй и третьей версиям тело Кутепова было спрятано в пригороде Парижа Леваллуа-Перре.

По мнению известного разоблачителя деятельности спецслужб Российской империи и СССР В.Л. Бурцева, к похищению Кутепова также были причастны Генеральный консул СССР в Париже Н.Н. Кузьмин[147] и нелегал ОГПУ А. Фихнер[148]. Соответствующей оперативной информацией группу Серебрянского снабжали сотрудники советского полпредства Л.Б. Гельфанд[149] и З.М. Якович[150].

6 марта 1930 года Я.И. Серебрянский был награжден орденом Красного Знамени «за отличие в бою против врагов Социалистического Отечества, за исключительную отвагу в борьбе против контрреволюции» – так руководство СССР оценило операцию по похищению генерала Кутепова. По словам сына нашего главного героя, Яков Исаакович был крайне недоволен тем, что указ о награждении был опубликован в советской прессе. Он считал, что для секретной работы публикации вредны и опасны, поскольку способствуют «засвечиванию» сотрудника.

Впереди у Якова Серебрянского был новый период нелегальной работы.

^{Приказ за подписью К.Е. Ворошилова о награждении Я.И. Серебрянского орденом Красного Знамени. 6 марта 1930 г.}