Глава седьмая

Гаага (1922 г.)

Накануне конференции. На последнем пленуме Генуэзской конференции Барту заявил от имени французской делегации, что будет рекомендовать своему правительству утвердить резолюцию о созыве конференции в Гааге. Однако французское правительство официально не подкрепило заявления своего представителя. Никто не знал, пойдёт Франция в Гаагу или нет. Более того, французская дипломатия сделала всё возможное, чтобы помешать созыву Гаагской конференции. 2 июня Пуанкаре препроводил США и всем союзным правительствам меморандум, в которой настаивал на том, чтобы Гаагская конференция носила совещательный характер и состояла не из полномочных представителей государств, а только из экспертов. Помимо этого, французский премьер требовал, чтобы эксперты союзных правительств предварительно выработали программу совместных выступлений. «В программу Гаагской конференции, — гласил меморандум, — необходимо включить самый подробный и ясно составленный план тех условий, которые Россия должна предварительно принять и относительно которых все державы должны сговориться, прежде чем они будут предъявлены русскому правительству».

В других пунктах Пуанкаре настаивал, чтобы Россия отказалась от своего меморандума от 11 мая, являющегося, по его мнению, «в сущности, требованием капитуляции Европы перед советским строем».

С точки зрения французского премьера, конференция должна была бы ограничиться обсуждением только трёх сторон русской проблемы: вопросов о долгах, о частной собственности и кредитах. Советское правительство обязано признать все военные и довоенные долги. Правда, такое признание не будет означать для него немедленной уплаты. Что касается кредитов, то они могут быть предоставлены советскому правительству исключительно на восстановление сельского хозяйства. В заключение Пуанкаре настаивал на возвращении бывшим собственникам национализированных иностранных предприятий в России.

Вся пресса оживлённо комментировала новый французский меморандум. Некоторые английские газеты заявляли, что Пуанкаре не имеет права предрешать ход Гаагской конференции. Кое-кто недвусмысленно давал понять, что в крайнем случае совещание это может состояться и без участия Франции. Французские газеты в основном отстаивали точку зрения Пуанкаре.

11 июня Англия ответила на французский меморандум. Английское правительство соглашалось с Пуанкаре, что Гаагская конференция должна быть только совещанием экспертов. Однако предварительное определение единой линии Англия признавала нецелесообразным. Возражало британское правительство и против предложения, чтобы Россия взяла назад свой меморандум от 11 мая. Английский меморандум напоминал, что на заключительном пленарном заседании все делегации приняли предложение о созыве Гаагской конференции; этим решением советский меморандум от 11 мая уже был как бы аннулирован.

По вопросу о частной собственности английское правительство высказалось против точки зрения Пуанкаре, усматривая в ней противоречие первому пункту каннских резолюций. «Вернёт ли российское правительство бывшим собственникам конфискованные имущества или даст ли оно им возмещение, — это вопрос, исключительно подлежащий его ведению. Навязывать российскому правительству какой бы то ни было принцип было бы, по мнению англичан, равносильным нарушению права, на что никогда не согласилось бы никакое суверенное государство».

Далее английский меморандум настаивал на организации совещаний о совместной работе с представителями России, если от Гаагской конференции хотят добиться каких-либо практических результатов. В заключение английское правительство выражало пожелание, чтобы ни одно государство не заключало каких-либо сепаратных соглашений с Россией.

Британская нота немедленно вызвала ответ Франции. Отметив с удовлетворением, что британский кабинет признаёт Гаагскую конференцию совещательным органом, в котором будут участвовать только эксперты, французская дипломатия продолжала настаивать на выработке предварительного соглашения. «В настоящее время, — указывала французская нота, — к сожалению, выяснилось, что общего согласия не существует. Генуя обнаружила глубокие разногласия между державами по многим важным вопросам. Благоразумно ли будет с нашей стороны предстать разъединёнными и без определённого плана перед советскими делегатами, которые показали в Генуе такое умение пользоваться малейшими разногласиями между союзниками».

Ответ Франции заканчивался заявлением, что без предварительного соглашения держав Гаагская конференция рискует потерпеть такую же неудачу, какая постигла конференцию в Генуе.

После такого ответа вся французская пресса заговорила, что Франция, видимо, не пошлёт в Гаагу своих представителей; в крайнем случае Франция будет присутствовать на конференции в качестве «наблюдателя».

Вопрос о Гааге повис в воздухе, но не надолго: общее положение в Европе было настолько напряжённым, так много было нерешённых вопросов и в Малой Азии и в Германии, что руководители Антанты вынуждены были пойти на соглашение. 19 июня в Лондоне состоялась встреча Ллойд Джорджа с Пуанкаре на «политическом завтраке», на котором присутствовали Бальфур и Роберт Хорн. На следующий день было опубликовано полуофициальное сообщение о том, что между британскими министрами и Пуанкаре состоялось полное соглашение о сотрудничестве в работах Гаагской конференции. Оба премьера признали, что задача собравшихся в Гааге экспертов заключается в совместном с русскими обсуждении практических способов разрешения таких проблем, как долги, частная собственность и кредиты. Эксперты должны представить своим правительствам доклады о возможности заключить удовлетворительное соглашение с Россией. Однако и после этого правительства оставляют за собой право действовать по собственному усмотрению.

Скоро выяснилось, что «в меню» политического завтрака 9 июня стоял не только русский вопрос. Пресса сообщала, что в беседе были затронуты также вопросы о репарациях, о Танжере и Ближнем Востоке. По вопросу о репарациях было признано, что репарационная комиссия должна определить фактическое положение германских финансов и выяснить, может ли Германия с помощью иностранного займа сбалансировать свой бюджет и восстановить валюту. После этого в Лондоне устоятся дальнейшие переговоры между правительствами. Вопрос о Ганжере решено было обсудить на конференции предстателей французского, испанского и британского правительств в конце июля в Лондоне. По ближневосточному вопросу было постановлено, что правительства должны спешно назначить комиссию для выяснения действительного положения вещей и также обсудить вопрос на июльской конференции в Лондоне.

Русский вопрос был только одной из фигур на шахматной доске английской и французской дипломатии. На сей раз Англия как будто отдавала эту фигуру Франции.

Мирный шаг Советской страны. В разгар этой дипломатической подготовки выступила Советская страна с новым предложением, ведущим к укреплению мира. 12 июня советское правительство обратилось к Латвийской, Польской, Финляндской и Эстонской республикам с нотой, в которой указывало, что Генуэзская конференция уклонилась от обсуждения важнейшего вопроса — всеобщего разоружения. Верное мирной политике, нашедшей своё выражение и в протоколе Рижской конференции от 30 марта, советское правительство «решило обратиться к правительствам Латвийской, Польской, Финляндской и Эстонской республик с предложением делегировать своих полномочных представителей на конференцию для совместного обсуждения с представителями России вопроса о пропорциональном сокращении вооружённых сил представляемых ими стран».

Советское правительство, имея в виду Румынию, заявляло, что готово вступить в переговоры и с теми соседними странами, с которыми у него имеются ещё неурегулированные территориальные и иные вопросы.

Предложение советского правительства о частичном разоружении осталось без ответа. Зависимые от Антанты страны ждали указания от хозяев, — а те послали своих делегатов в Гаагу.

Гаагская конференция (15 июня — 20 июля 1922 г.). Конференция, как это было задумано ещё в Генуе, разделилась на две комиссии — на русскую и нерусскую. Во вторую комиссию входили все делегаты представленных в Генуе стран, но без советских делегатов. Уже это разделение свидетельствовало, что против Советской страны будет создан единый фронт. Это подчёркивалось и тем, что нерусская комиссия собралась в Гааге на 10 дней раньше русской: совещание делегатов нерусской комиссии открылось 15 июня.

Английские и французские дипломаты, невидимому, полагали, что в Генуе, где собрания были открытыми, советские представители произносили свои речи главным образом для широкой публики. В Гааге те же представители усядутся за столом рядом с экспертами, вдали от публики. Союзная дипломатия рассчитывала, что большевики оставят свои декларации и начнут по-деловому договариваться по каждому вопросу. Совещания делегатов нерусской комиссии были объявлены закрытыми. Пресса на них не допускалась. Делегаты под руководством французских представителей усердно разрабатывали предварительные условия для предъявления Советской стране.

Советская делегация прибыла в Гаагу 26 июня. Немедленно по приезде она была приглашена во Дворец мира, к председателю конференции министру иностранных дел Голландии Патану. Последний сообщил, что Гаагская конференция будет состоять из трёх подкомиссий: по частной собственности, долгам и кредитам. Патан предложил советской делегации в свою очередь разделиться на три группы для представительства во всех подкомиссиях. На это последовал ответ, что советская делегация не считает для себя обязательной процедуру, принятую без её участия; поэтому она будет присутствовать во всех комиссиях в полном составе. Чтобы подчеркнуть, что советская делегация ставит всю работу комиссий в зависимость от решения вопроса о кредитах, она предложила созвать третью подкомиссию (о кредитах) в первую очередь. Патэн согласился. В тот же день советская делегация приняла журналистов, которым в продолжение 10 дней все остальные делегации отказывали в какой бы то ни было информации. Журналисты попросили прежде всего осведомить их о состоянии здоровья Ленина, ибо за границей белогвардейцы распространяли фальшивые бюллетени о его болезни.

27 июня советская делегация обратилась к председателю нерусской комиссии с запросом, согласились ли Франция, Бельгия и Норвегия принять резолюцию Генуэзской конференции по созыву Гаагской комиссии и участвуют ли они в нерусской комиссии на основаниях, одинаковых с прочими государствами.

Запрос вызвал замешательство. В течение нескольких дней не было ответа. Делегации, видимо, запрашивали свои правительства. Только 5 июля Патэн сообщил, что Франция, Бельгия и Норвегия принимают участие в комиссиях на совершенно равных с прочими государствами основаниях.

27 июня состоялось первое заседание подкомиссии о кредитах. Председатель подкомиссии заявил, что в Гааге эксперты присутствуют лишь для изучения вопросов, но не для вынесения каких-либо решений. Затем председатель запросил от российской делегации сведения о кредитах, необходимых для реконструкции России. Та же процедура повторилась и во второй подкомиссии — по долгам: председатель подкомиссии сделал ту же оговорку о необязательности решений Гаагской конференции, а затем предложил советской делегации представить сообщение о бюджете и финансовых мероприятиях России. Не отказываясь представить просимую информацию, советская делегация осведомилась, почему принят такой порядок. Застигнутый врасплох этим вопросом, председатель проговорился: он объяснил, что нельзя говорить о мораториуме, т. е. об отсрочке уплаты долгов, не зная финансового положения России. Советская делегация немедленно воспользовалась этой оплошностью: она тут же предложила включить вопрос о мораториуме в порядок дня. Председатель делегации, поняв, что допустил промах, попытался было исправить ошибку. Но сделано это было весьма неловко: он не нашёл ничего лучшего, как заявить, что вопрос о мораториуме вообще не ставится.

В третьей подкомиссии — о частной собственности — всё повторилось по той же программе: сначала председатель подкомиссии заявил о том, что в Гаагу съехались только эксперты, затем он потребовал сведений о том, какие предприятия советское правительство может сдать в концессию.

Советская делегация считала — таково было и общее мнение Генуэзской конференции, — что Гаага является продолжением Генуи: Гаагская конференция начнёт с того, чем кончила Генуэзская. В Генуе советское правительство, при условии получения кредитов для восстановления расстроенного интервенцией и блокадой народного хозяйства и отказа империалистических стран от требований военных долгов, согласилось:

Отказаться от контрпретензий за ущерб, причинённый интервенцией и блокадой, признать довоенные долги без процентов, удовлетворить иностранных владельцев национализированных в России предприятий путём предоставления им концессий на их прежние или другие предприятия. Поэтому в Гааге, в ответ на просьбу предоставить информацию, советская делегация сообщила прежде всего, что ей необходим кредит в 3224 миллиона золотых рублей, точно указав, для каких отраслей промышленности это требуется. На вопрос, какие предприятия предполагается сдать в концессию, советская делегация также представила подробно разработанный список предприятий. Но скоро выяснилось, что эксперты по-своему понимают свою задачу. Они начали с того же, что уже сорвалось на первой конференции: с попытки заставить Советскую Россию признать все долги и полностью вернуть национализированные предприятия прежним владельцам.

Советская делегация подготовила ответы на все вопросы и представила их на следующих заседаниях подкомиссий. Тогда на неё посыпался ряд новых вопросов: какие власти, центральные или местные, ответственны по вопросам транспорта; с кем, в случае соглашения о кредитах, таковое может быть заключено; какие преимущества предполагает советское правительство предоставить иностранным держателям акций и облигаций определённых железнодорожных линий при эксплоатации этих последних? С удовлетворением приняв заявление русской делегации о восстановлении свободы внутренней торговли, участники подкомиссий просили разъяснений, касающихся внешней торговли. По получении ответов на заданные вопросы члены подкомиссий снова требовали дополнительных данных.

Советская делегация со своей стороны также потребовала информации. В подкомиссии о долгах она просила представить ей статистические данные о русских долгах по отдельным странам и отдельным категориям, в подкомиссии частной собственности — добивалась сведений о сумме иностранных убытков по отдельным странам и т. д. Но в то время как советская делегация представляла свои ответы с аккуратностью и точностью, поражавшими участников конференции, подкомиссии оставляли без ответа большинство вопросов советской делегации. В подкомиссиях заявляли, что советские вопросы преждевременны, что они потребуют много времени на подготовку материалов и т. д. Особый переполох вызвали вопросы советской делегации о социальном положении каждого кредитора и его ежегодном доходе.

Делегаты Гаагской конференции и слышать не хотели о каких-то уступках, которых добилась советская делегация в Генуе. На прямые вопросы советских экспертов, будут ли России даны кредиты, кредитная подкомиссия в конце концов заявила, что никакие правительственные кредиты или правительственные гарантии частных кредитов советскому правительству предоставлены не будут.

Подкомиссия частной собственности в ответ на заявление советской делегации, что вопрос о возмещении потерь иностранцев может быть решён только при получении кредитов, заявила, что кредиты её не касаются, ибо являются компетенцией другой подкомиссии. Что же касается частной собственности, то подкомиссия требовала безусловного признания реституции национализированной собственности или безусловной же реальной компенсации. При этом председатель подкомиссии Ллойд-Гримм разъяснил, что, по мнению подкомиссии, никакой реальной компенсации, кроме реституции, быть не может.

В ответ на заявление Ллойд-Гримма советский представитель процитировал то место из английского меморандума от L июня, в котором английское правительство отказывалось навязывать Советской России ту или иную форму компенсации за конфискованное имущество, считая этот вопрос подлежащим исключительно ведению советского правительства.

Цитируя это место из английского меморандума, советский представитель спрашивал присутствующих, может ли кто-нибудь заключить отсюда, что британское правительство настаивает на реституции.

На это Ллойд-Гримм ответил краткой репликой:

«Российскую делегацию просили заявить, в какой форме будет дана компенсация, и она отказалась ответить на этот вопрос. Пусть же факты говорят сами за себя».

Выступление Ллойд-Гримма было неожиданным для самих членов подкомиссии: представитель английской делегации сошёл с точки зрения английского правительства, которое не настаивало на реституции ни в Генуе, ни в своём ответе от 11 июня на меморандум Пуанкаре. Любопытнее всего было то, что сам Ллойд-Гримм был в Генуе; там как представитель английского правительства он подписывал документы, в которых ни единым словом не упоминалась реституция.

Ясно было, что вопросы решались не в подкомиссиях. Они решались за кулисами конференции, в переговорах с бывшими владельцами национализированных предприятий, нахлынувшими в Гаагу. Это подтверждалось и составом представителей. Председателем французской делегации был Альфан, директор департамента государственных имуществ Франции. Он же состоял директором Бюро защиты частной собственности французских граждан в России. В составе французской делегации был Шевилье, крупный владелец фабрик в России, соучастник французского посла Нуланса в деле организации интервенции. В английскую делегацию входил крупный капиталист Лесли Уркварт, бывший директор правления Русско-Азиатского банка и бывший владелец Кыштымских и Ленских рудников. От Бельгии присутствовали Каттье, директор банка, имевший дело с русскими промышленными бумагами, и Витмер, генеральный секретарь Комитета защиты частной собственности бельгийских граждан в России. Польша была представлена Ястржембским, бывшим директором Русско-Азиатского банка. Японию представляли директор банка в Токио, владелец русских бумаг Яманучи и директор банка в Иокогаме, имевший интересы в сибирских делах, Окубо. От Дании присутствовали председатель Общества защиты датских претензий в России Андерсен и секретарь того же общества Петерсен.

Эти представители всячески извращали позицию советской делегации. С их слов пресса писала, что советское правительство требует больше 3 миллиардов золотых рублей наличными и притом с немедленным переводом в кассу правительства. Тщетно советская делегация разъясняла, что речь идёт не о наличных деньгах, а о кредитах товарами и притом с рассрочкой на три года.

В прессе ссылались на какое-то мифическое заявление Красина, якобы обещавшего Ллойд Джорджу в Генуе сдать в концессию почти 90 % прежних предприятий. Красин официально опроверг приписываемое ему заявление.

Но особым влиянием на конференции пользовались представители нефтяных компаний. В Гааге их было ещё больше чем в Генуе. Притом, в отличие от Генуи, в Гаагу прибыл наиболее видные руководители нефтяных обществ. При ехал председатель компании «Ройяль Детч» Генри Детердинг явились представители «Стандарт Ойль». Присутствовали в Гааге и вице-президент и секретарь франко-бельгийского синдиката. Это объединение состояло из тех компаний и групп, которые скупили акции кавказских нефтяных промыслов после их национализации советской властью. Синдикат бы; задуман ещё в Генуе официальным представителем французского правительства Лоран-Эйнаком, который так определи; его задачи: 1) защита прав, приобретённых до войны, а равно и прав, приобретённых от бывших собственников вплоть до 1918 г., и 2) совместная эксплоатация нефтяных месторождений принадлежащих гражданам Франции и Бельгии.

В день открытия Гаагской конференции, 15 июня, в Париже состоялось учредительное собрание франко-бельгийского синдиката. Собрание постановило послать делегатов в Гааг в качестве советников «по делам советского правительства при французских и бельгийских экспертах.

В Гааге франко-бельгийский синдикат вступил в переговоры с Генри Детердингом и другими представителями компании «Ройяль Детч Шелл».

«Можно подумать, — писали авторы книги «Нефтяные тресты и англо-американские отношения», — что настоящей Гаагской конференцией было именно это совещание».

Нефтяные дельцы, видимо, договорились выступать едины фронтом. Во всяком случае, когда советская делегация огласила условия, на которых частные капиталисты могут получить концессии, а также самый список этих концессий, в то числе и на некоторое число нефтяных промыслов, англичане, французы, бельгийцы выступили в прессе единодушно против советского предложения. Впрочем, такое единодушие выдержано было недолго: скоро начались частные переговоры. Советская делегация была приглашена к итальянскому представителю Авеццано, а затем к английскому — Ллойд-Гримму. Её посещал и представители малых держав. Пришли поляки и рассказали между прочим, что Румыния почему-то не получила советской ноты о разоружении. Явился в советскую делегацию с визите и сам румынский представитель. Ему было передано официальное предложение о разоружении. Посетители рассказывали, что экспертов поразил список сдаваемых в концессию предприятий: там оказалось мало предприятий, принадлежавших иностранцам, особенно французам и бельгийцам.

В частных беседах выяснилось, что никаких кредитов ни одно государство предоставить советскому правительству не желает. Речь могла итти максимум о 25 миллионах фунтов стерлингов, которыми английское правительство располагало в силу уже проведённых законов. Но и в этом случае предстояли серьёзные затруднения.

Советскую делегацию запрашивали, является ли представленный список концессий окончательным и соглашается ли российское правительство вернуть иностранцам их собственность в той или иной форме. Советская делегация ответила, что список концессий может быть расширен, что же касается частной собственности, то ни о каких реституциях речи быть не может. Однако советская делегация готова в каждом конкретном случае обсуждать вопрос о той или иной форме компенсации.

Срыв Гаагской конференции. Вопрос о возвращении частной собственности и явился причиной разрыва. Гаагская конференция зашла, как и Генуэзская, в тупик. Это признал и председатель французской делегации на заседании подкомиссии частной собственности в отсутствии русских делегатов. «Гаагский опыт, — говорил он, — показал невозможность, по вине Советов, прийти к благоприятным результатам. Представители Советов во всех своих выступлениях утверждали принципы и доктрины, несовместимые с принципами, существующими во всём остальном мире. При наличии этих обстоятельств французская делегация просит другие делегации принять во внимание настоящее положение и подтвердить свою солидарность. Продолжение гаагских дебатов является бесполезным. Однако, если некоторые делегации имеют ещё какие-нибудь вопросы к представителям Советов, французская делегация ничего не имеет против того, чтобы состоялась ещё одна встреча с представителями Москвы».

15 июля Патэн сообщил советской делегации письмом, что председатель третьей подкомиссии от имени членов всех трёх подкомиссий признал бесполезным продолжать переговоры. Однако, если советская делегация выдвинет какое-нибудь новое предложение, двери конференции остаются открытыми. Услужливая пресса разъяснила, что таким «новым предложением» должно быть согласие советской делегации обсудить вопрос о компенсации за национализированную частную собственность.

Инициаторы Гааги явно вели дело к срыву, пытаясь при этом вину за неудачу конференции свалить на советскую делегацию. Допустить этого было нельзя. 16 июля советская делегация обратилась с письмом к Патэну, где изъявила готовность пойти на обсуждение конкретных форм компенсации бывших собственников-иностранцев, если нерусская комиссия одновременно приступит к обсуждению конкретных предложений предоставлении Советской России кредитов. Советская делегация просила созвать президиум Гаагской конференции совместно с русскими делегатами для обсуждения вопросов дальнейшей работы.

В нерусской комиссии наметился было раскол. Францу отказывались принять участие в переговорах; другие делегат в том числе англичане, стояли за их продолжение. Точка зрев французов победила. Патэн ответил советской делегации, совместное совещание созвано не будет; советская делегат должна явиться в подкомиссию частной собственности, но ли затем, чтобы говорить о новых уступках и притом вне всякой связи с кредитами.

Советская делегация категорически отказалась принять это предложение. Она настаивала на созыве пленума конференции, который ещё ни разу не собирался. Предложение было принято. Сообщая о согласии созвать пленум на 19 июля, Патэн подчеркнул, что заседание состоится лишь для того, чтобы заслушать новые советские предложения. Таким образом отказываясь от всяких уступок, эксперты в Гааге требовали их лишь от советской делегации.

На пленуме конференции, состоявшемся 19 июля, глава советской делегации сформулировал следующее предложен советское правительство признаёт в принципе свою обязанность уплатить довоенные долги и реально вознаградить иностранцев, бывших собственников в России, которые не получат удовлетворения в форме концессий, партиципации (т. е. участия в смешанных предприятиях) и т. д. При этом обязуется в течение двухлетнего срока прийти с заинтересованными лицами к соглашению о порядке уплаты долго)в и вознаграждения.

Советский представитель подчеркнул, что не вносит никаких новых предложений, а лишь пробует уточнить позиции обеих сторон. Если делегаты конференции, не имея ещё полномочий на предъявление определённых требований, запросят свои правительства об отношении их к его формулировке, то советская делегация в свою очередь готова запросить указаний советского правительства. Само собой разумеется, что делегация предпримет этот шаг лишь в том случае, если совете правительство будет признано де юре, ибо это обстоятельство облегчит возможность получения кредитов от частных лиц и групп.

Таким образом, советская делегация выражала готовность запросить своё правительство, согласно ли оно продолжать переговоры на новых условиях, а именно — отказавшись требования немедленного предоставления кредитов.

Председатель английской делегации немедленно заявил, что предложение советской делегации вполне отвечает видам английского правительства. На этом пленум закончился.

В тот же день состоялось заседание нерусской комиссии. После продолжительных прений комиссия вынесла резолюцию, в которой отказывалась заявить о своём согласии с советским предложением и запросить свои правительства. Это означало, что комиссия фактически отказалась продолжать конференцию. Однако, для того чтобы смягчить решение о разрыве, нерусская комиссия отметила, что если советское правительство примет предложение, которое ему будет рекомендовано российской делегацией, то этим будет создана благоприятная обстановка для соглашения.

Неожиданное закрытие Гаагской конференции, несмотря на согласие советской делегации пойти на дальнейшие уступки, объяснялось влиянием закулисных сил, главным же образом нефтяных королей. Генри Детердинг выдвинул идею создания единого консорциума, который целиком взял бы все нефтяные концессии в России. Детердинг предложил франко-бельгийскому синдикату принять участие в этой концессии. У Детердинга при этом был двойной расчёт. Создавая единую англо-франко-бельгийскую компанию, «Ройяль Детч» устранял часть конкурентов в борьбе за концессии на русские нефтяные источники. С другой стороны, вовлекая в единую нефтяную компанию французов и бельгийцев, таскавших в Генуе каштаны из огня для американского нефтяного общества «Стандарт Ойль», Детердинг тем самым ослаблял американского соперника и переманивал к себе его оруженосцев. Однако французы и бельгийцы колебались. Они всё время оглядывались на представителей «Стандарт Ойль».

После длительных переговоров французы из франко-бельгийского синдиката начали сдаваться и решили было пойти на соглашение с Детердингом. Но тут решительно вмешались представители «Стандарт Ойль». Делегат Бельгии на Гаагской конференции Каттье неоднократно посещал американского посла в Гааге. 20 июля Каттье внёс на конференцию следующую резолюцию:

«Конференция обращает внимание всех представленных здесь правительств на желательность того, чтобы все правительства не поддерживали своих подданных в их попытках приобрести в России имущество, ранее принадлежавшее иностранным подданным и конфискованное после 7 ноября 1917 г., без согласия их иностранных владельцев или концессионеров, при условии, чтобы всеми правительствами, принимавшими участие в Гаагской конференции, было на это обращено внимание всех не представленных здесь правительств и чтобы никакое решение не принималось иначе, как совместно с этими правительствами».

Предлагая свою резолюцию, Каттье добавил, что правительство США, не представленное на конференции, одобряет резолюцию и поручило ему сделать об этом официальное заявление. Резолюция была принята. Таким образом, маневр Детердинга был сорван американской компанией «Стандарт Ойль» с помощью франко-бельгийских делегатов Гаагской конференции.

Из Гаагской конференции империалисты не вынесли никаких положительных результатов: единый противосоветский блок создать не удалось.

И Генуя и Гаага показали, что в капиталистическом мире шла борьба двух течений: одно стремилось создать единый фронт против Советской страны, другое разрывало этот фронт. Чем успешнее шло в Советской стране строительство нового общества, чем сильнее становилось его влияние на остальной мир, тем упорнее стремились капиталистические державы образовать единый антисоветский лагерь. Но тот же рост и укрепление Советского государства усиливали противоречия в капиталистическом лагере. Некоторые из капиталистических государств считали более благоразумным не итти на столкновение с могучей Страной Советов, а искать с ней сближения. Активная политика советской власти усиливала эту тенденцию, раскалывая единый фронт империалистов,