Глава двадцать четвёртая

Захват Австрии и расчленение Чехословакии фашистской Германией (1938 г.)

Мобилизация сил фашистских агрессоров в Европе. Уже в начале 1938 г. было ясно, что Европа стоит на пороге войны. Гитлеровская Германия мобилизовала и держала в боевой готовности весь свой военный аппарат. От руководства германской армией были отстранены все лица, которые проявляли нерешительность или несочувствие проводимому Гитлером курсу на войну. Вынужден был уйти в отставку генерал-фельдмаршал фон Бломберг. На его место был назначен генерал Кейтель. Геринг был возведён в звание генерал-фельдмаршала. Сам Гитлер объявил себя верховным главнокомандующим вооружёнными силами Германии.

Из государственного аппарата и дипломатического ведомства были удалены все умеренные элементы. Министр иностранных дел Нейрат вынужден был уступить своё место Риббентропу. В течение 18 месяцев своей работы на посту посла в Лондоне этот пронырливый агент Гитлера сумел сплотить вокруг себя профашистские элементы в Англии и запастись разведывательными данными, необходимыми для дальнейшего развития наступательных действий фашистской Германии. Вернувшись в Берлин, Риббентроп по указанию Гитлера поставил всю германскую дипломатию на службу фашистским поджигателям войны.

На Дальнем Востоке, в США и странах Латинской Америки, в Африке, на Средиземном море, в Испании и в Центральной Европе фашистские агрессоры собирали свои силы, готовя их к предстоящим боям. В январе 1938 г. итальянские и германские самолёты подвергли варварской бомбардировке незащищённые города Испании. На помощь Франко из Германии и Италии открыто посылались многочисленные моторизованные части. Фашисты готовили решительное наступление против республиканской армии. В Средиземном море без стеснений продолжались пиратские нападения подводных лодок фашистских держав.

Перед лицом возрастающего разгула фашистской агрессии в лагере демократических держав Запада усиливались разногласия и разброд.

В Англии Идеи требовал организации отпора фашистским агрессорам. Однако Чемберлен отклонил это предложение. Немедленно после этого фашистская печать Италии и Германии открыла кампанию против английского министра. Итальянский посол Гранди дерзко заявил Чемберлену, что пока внешней политикой Англии руководит Идеи, нечего и думать о каком бы то ни было англо-итальянском соглашении.

Фашистские поджигатели войны требовали отставки Идена как доказательства миролюбия Англии.

Реакционная печать Англии поддержала выступление фашистов против Идена. 20 февраля 1938 г. Идеи подал в отставку. На заседании Палаты общин на следующий день он заявил Парламенту, что коренным образом разошёлся с главой правительства в вопросе о направлении внешней политики Великобритании. «Для меня в последнее время стало ясно, — говорил Идеи, — что между мной и премьер-министром имеются серьёзные разногласия во взглядах и методе».

Лидер оппозиции Эттли, осуждая политику Чемберлена, с возмущением доказывал, что она раболепно следует указке фашистских правительств. «Ведь достаточно Муссолини или его дипломатии потребовать: «долой такого-то британского министра», — негодовал Эттли, — чтобы этот министр сразу же был устранён».

Чемберлен вынужден был дать объяснения. В оправдание своей позиции он ссылался на то, что Великобритании не на кого опереться. Ей остаётся одно: в ограждение своей безопасности итти не только на уступки, но порой и на жертвы.

20 февраля 1938 г. Гитлер произнёс в Рейхстаге угрожающую речь. Он заявил, что «не потерпит дальнейших нападок европейской печати на Германию… Германия не может оставаться безучастной к судьбе 10 миллионов немцев, которые живут в двух соседних странах». Ясно, что речь шла об Австрии и Чехословакии. «Гергланское правительство будет добиваться объединения всего немецкого народа». Гитлер добавил, что немецкая армия готова и что в ближайшее время она будет ещё усилена.

Захват Австрии Германией (18 марта 1938 г.). Немецкая фашистская печать снова выдвинула требование присоединения Австрии к Германии. Захват Австрии означал бы первый шаг к осуществлению программы создания «срединной Европы» под главенством гитлеровской Германии. Присоединив Австрию, немцы получили бы стратегический плацдарм для захвата Чехословакии и для дальнейшего наступления в Юго-Восточной Европе и на Балканах,

Подчиняясь давлению немецко-фашистской дипломатии, Италия, изрядно потрёпанная в Абиссинии и Испании, послушно следовала за более сильным партнёром. 12 января 1938 г. итало-австро-венгерская конференция, созванная в Будапеште, приняла декларацию, в которой выражалось одобрение «интимному сотрудничеству, установившемуся между великими дружественными державами — Италией и Германией, и составляющему новую и важную гарантию мира». Конференция приветствовала антикоминтерновский пакт и подтверждала решимость своих участников вести беспощадную борьбу против коммунизма.

В самой Австрии правительство Шушнига проявляло крайнюю слабость в отношении гитлеровской Германии. Это ещё больше разнуздывало гитлеровцев. Так называемый «немецкий клуб» в Вене открыто вёл агитацию за включение Австрия в состав «великой Германии». Внезапно набравшись смелости, правительство Шушнига распустило венскую организацию национал-социалистов и даже арестовало её руководителя, который являлся негласным представителем Гитлера в Австрии.

Эти мероприятия Шушнига вызвали немедленный отпор Гитлера. В Вену был послан фон Нейрат. При его встрече австрийские национал-социалисты организовали шумную демонстрацию. Шушняг решил не остаться в долгу. При отъезде Нейрата устроена была не менее внушительная демонстрация австрийского «отечественного фронта». Храбрость Шушнига объяснялась отчасти его расчётами на поддержку Муссолини. Но встреча главы австрийского правительства с дуче принесла Шушнигу горькое разочарование. Муссолини выразил уверенность, что Гитлер не предпримет никаких «поспешных действий»; он советовал своему гостю пойти на соглашение с Германией.

11 февраля 1938 г. Шушниг был вызван к Гитлеру в Берхтесгаден. Принимая на следующий день австрийского канцлера, Гитлер даже не предложил ему сесть. Он обрушился на Шушнига с угрозами, требуя безоговорочного принятия своих условий. «Вы не должны обсуждать эти условия, — командовал Гитлер. — Вы должны их принять, как я вам указываю. Если вы будете противиться, вы вынудите меня уничтожить всю вашу систему».

Шушниг пытался было прервать поток угрожающих слов Гитлера. Но это привело фюрера в совершенное неистовство. «Вы что, не верите мне? — завопил он, — я вас раздавлю!.. Я величайший вождь, которого когда-либо имели немцы, и на мою долю выпало основать Великую Германскую империю с населением в 80 миллионов. Я преодолел уже самые невероятные трудности, а вы думаете остановить меня. Моя армия, мои самолёты, мои танки ждут лишь приказа». Не дав Шушнигу опомниться, Гитлер вызвал генерала Кейтеля и потребовал, чтобы он немедленно доложил о числе моторизованных частей, стоящих на австрийской границе и готовых перейти её по первому приказу.

Секретарь всунул Шушнигу в руки заранее написанные требования Гитлера. Канцлеру было предложено наедине просмотреть этот проект «соглашения». Но прежде чем Шушниг успел закончить чтение, его снова вызвали к Гитлеру. Здесь с новыми угрозами ему было заявлено, чтобы он не рассчитывал на помощь Италии, Франции и Великобритании: пусть он не строит себе никаких иллюзий. После этого австрийский канцлер был отпущен. Вечером того же дня с Шушнигом беседовали Риббентроп и австрийский министр иностранных дел, ставленник гитлеровцев Гвидо Шмидт. Они предложили Шушнигу подписать соглашение, в основу которого были положены следующие требования: 1) полная амнистия всем австрийским национал-социалистам; 2) назначение министром общественного порядка и безопасности ставленника Гитлера Зейсс-Инкварта; 3) предоставление австрийским национал-социалистам права легального существования и свободной деятельности. Шушнигу приказано было дать ответ к 18 часам 15 февраля 1938 г. Но австрийский канцлер уклонился от этого. Он выехал из Берхтесгадена, не подписав соглашения.

Свидание в Берхтесгадене немедленно сделалось достоянием гласности. В демократических кругах оно вызвало взрыв возмущения. Но дипломатия Англии, Франции и Италии безмолвствовала. Напрасно австрийский канцлер ожидал её поддержки. Он оказался в одиночестве. Воочию убедившись в этом, Шушниг капитулировал и подписал требуемое соглашение с Германией.

28 февраля Чемберлену пришлось выступить в Палате общин, чтобы оправдать и в данном случае свою политику попустительства. Объяснения главы британского правительства не могли не дать Гитлеру полного удовлетворения. Чемберлен угодливо заявил, что «мероприятия австрийского правительства, последовавшие за встречей в Берхтесгадене 12 февраля, по мнению правительства его величества, не противоречат обязательствам, принятым на себя Австрией по Сен-Жерменскому договору».

Между тем в Австрии происходили знаменательные события. В дополнение к гитлеровцам — министру общественной безопасности Зейсс-Инкварту и министру иностранных дел Гвидо Шмидту — во главе ведомства печати был поставлен нацист Вильгельм Вольф. Для усиления работы национал-социалистов в Австрии Гитлером были присланы туда из Германии самые опытные и крепкие организаторы. Во все австрийские провинции были назначены национал-социалистские уполномоченные. По всей стране начались фашистские парады и шумные демонстрации. 20 февраля 1938 г. Гитлер выступил в Рейхстаге с заявлением, что в Австрии «предотвращена великая беда». Между тем в ряде австрийских городов начались кровавые столкновения между сторонниками национальной независимости Австрии и национал-социалистами. Тогда Шушниг решил прибегнуть к последнему средству: он назначил на 13 марта плебисцит по вопросу о независимости Австрии. Но тотчас же австрийскому канцлеру из Берлина предъявлены были два ультимативных требования. Ему предложено было немедленно отменить плебисцит и столь же безотлагательно подать в отставку. Шушниг медлил с ответом. Трижды Берлин повторял своё приказание. Наконец, 11 марта 1938 г. Шушнигу был вручён формальный ультиматум: если германские требования не будут выполнены, в тот же день в 19 часов 30 минут 200 тысяч германских войск перейдут австрийскую границу. Когда срок ультиматума уже истекал, Шушниг выступил по радио и сообщил австрийскому народу о своём уходе. Он заявил, что вынужден уступить насилию во избежание напрасного кровопролития. Немедленно после Шушнига обратился к населению по радио и Зейсс-Инкварт. Он потребовал, чтобы в случае вступления в Австрию германских войск им не было оказано никакого сопротивления. Сам Зейсс-Инкварт был назначен новым канцлером Австрии. В тот же день около 6 часов вечера первые части германских войск вступили на австрийскую территорию. Австрия перестала быть независимой страной.

На другой день, 12 марта 1938 г., в Австрию прибыл сам Гитлер. Он посетил свою родину — Браунау. Во время пребывания Гитлера в Линце произошла его торжественная встреча с новым канцлером Зейсс-Инквартом. В Вене Гитлер принял фашистский парад и объявил, что в Австрии будет проведён плебисцит. В тот же день в Вену прибыли для подготовки и проведения плебисцита три уполномоченных Гитлера: начальник гестапо Гиммлер, его помощник Гейдрих и генерал Далюге. Австрия была наводнена эсэсовцами. Было очевидно, что голосующих за независимость Австрии ожидают меры фашистского террора. 13 марта правительство Зейсс-Инкварта опубликовало официальный закон, объявлявший Австрию «германским государством». Одновременно таким же законодательным актом в Берлине было утверждено включение Австрии в состав Германской империи.

18 марта 1938 г. Гитлер выступил на заседании Рейхстага с заявлением, что плебисцит будет проведён не только в Австрии, но и на всей территории «третьей империи». Расчёт Гитлера был совершенно ясен. Германский фашизм играл на национальном чувстве немцев, удовлетворённом новым шагом к созданию «великой Германии»; вместе с тем он был уверен, что всякая оппозиция подавлена угрозами беспощадной расправы с противниками фюрера.

События в Австрии не могли не вызвать отклика в европейских странах. В Италии Муссолини пришлось скрепя сердце разыграть комедию признания аншлюсса. Прежде всего он поспешил заявить, что «Италия воздерживается от вмешательства во внутренние дела Австрии». Когда же на австро-итальянской границе, в Бреннере, появились немецкие войска, Муссолини постарался истолковать это как… демонстрацию прочности итало-германского союза. Гитлер оценил по заслугам усердие своего партнёра. Он телеграфировал Муссолини: «Я никогда не забуду того, что вы сделали 11 марта». Муссолини пришлось ответить: «Моя позиция основана на дружбе наших обеих стран, воплощённой в оси». Выступая после этого, 16 марта 1938 г., в палате депутатов, Муссолини заявил, что он никогда не обещал поддерживать независимость Австрии «ни прямым, ни косвенным, путём, ни письменно, ни устно».

14 марта вопрос о присоединении Австрии к Германии обсуждался в английской Палате общин. Чемберлен информировал Парламент, что английский и французский послы представили германскому правительству протест против насильственных действий в Австрии. Германский министр иностранных дел отказался принять протест; он ответил, что взаимоотношения Германии и Австрии представляют внутреннее дело германского народа и что третьи государства не имеют к этому делу никакого отношения. Чемберлен продемонстрировал перед Парламентом подлинный образец политического ханжества. Он с сокрушённым видом заявил, что действия Германии «заслуживают серьёзного осуждения». Спустя некоторое время, 2 апреля 1938 г., правительство Чемберлена формально признало захват Австрии Германией.

Захват Австрии не встретил надлежащего отпора и во Франции, которая переживала очередной правительственный кризис.

11 марта во Франции снова не было правительства. Созданное через два дня новое правительство Блюма, состоявшее из социалистов, радикал-социалистов и представителей «республиканского союза», объявило себя правительством «национального объединения». Оно претендовало объединить все силы народного фронта — «от Тореза до Рейно», т. е. от коммунистов до умеренных радикалов. Но коммунисты заявили, что это правительство «не то, которого страна ожидала». Радикалы, связанные с финансовыми кругами, не были заинтересованы а осуществлении программы народного фронта. Правительство Блюма не проявляло инициативы и решительности ни в одном вопросе внутренней и внешней политики, Бессильное изменить международное положение, оно ограничилось заверением, что выполнит свои обязательства по отношению к Чехословакии, если в результате аншлюсса ей будет грозить опасность.

Таким образом, захват Австрии Германией показал, что в 1938 г. демократические державы Запада ещё менее, чем раньше, склонны были оказать отпор фашистской агрессии. Этот зловещий факт отмечен был делегацией СССР на пленуме Лиги наций 21 сентября 1938 г. «Исчезновение австрийского государства прошло незамеченным для Лиги наций», — заявил глава этой делегации- Между тем правительство СССР ясно сознавало, как отразится это событие на судьбах Европы и в первую очередь на Чехословакии. Поэтому оно официально обратилось к другим великим державам с предложением немедленно обсудить возможные последствия захвата Австрии Германией для принятия соответствующих коллективных мер. «К сожалению, это предложение, — отметил в своей речи на пленуме Лиги наций советский представитель, — не было оценено по достоинству».

Англо-итальянское соглашение (16 апреля 1938 г.). Правительство Чемберлена в Англии упрямо проводило свою политику сговора с фашистскими агрессорами. После фактического признания захвата Австрии Германией английская дипломатия поспешила закончить переговоры и с Италией. В этом было заинтересовано и итальянское правительство, рассчитывавшее на получение от Англии займов, необходимых ему для дальнейших военных авантюр.

В особой ноте были оговорены условия эвакуации итальянских войск из Испании. Итальянское правительство подтверждало своё полное присоединение к формуле правительства Великобритании об эвакуации иностранных добровольцев из Испании. Это соглашение было уступкой английскому общественному мнению. Чемберлен был связан в этом вопросе своим заявлением в Палате общин 22 февраля 1938 г. о том, что предпосылкой соглашения с Италией является согласие Италии на вывод «добровольцев» из Испании. Правда, итальянское правительство заявило о своём согласии лишь на «пропорциональную эвакуацию иностранных добровольцев из Испании». Этим самым оставлялась лазейка для затягивания или неполного выполнения обязательства о выводе «добровольцев».

Вместе с тем было решено, что англо-итальянское соглашение вступит в силу лишь после выполнения Италией её обязательств в отношении Испании. Срок этого выполнения, однако, не был определён. Тем самым Италия фактически получала от Англии санкцию на продление интервенции.

В течение шести недель удалось урегулировать все спорные вопросы. 16 апреля 1938 г. Перт и Чиано подписали в Риме англо-итальянское соглашение. Оно подтверждало все старые декларации и соглашения, достигнутые раньше по различным спорным вопросам: декларацию от 2 января 1937 г. относительно Средиземного моря, соглашение относительно некоторых областей на Среднем Востоке, декларации относительно пропаганды, статута озера Таи, воинской повинности туземцев Итальянской Восточной Африки, режима британских религиозных ассоциаций в Итальянской Восточной Африке, декларацию относительно Суэцкого канала.

По новому соглашению Англия и Италия обязывались установить между собой «добрососедские отношения». Англия признавала захват Абиссинии Италией. Италия обещала сократить итальянские воинские контингента! в Ливии до пределов мирного времени.

Чтобы придать англо-итальянской сделке вид законности, вопрос о признании прав Италии на Абиссинию внесён был в Совет Лиги. 12 мая 1938 г. Галифакс предложил Лиге «считаться с фактами». «Ничего нельзя выиграть и многое можно потерять, если не считаться с фактами, — убеждал Лигу наций английский министр иностранных дел. — Как ни велико значение Лиги наций, цели, для служения которым она существует, ещё более важны, а величайшая из этих целей — мир». Негус, присутствовавший на данном заседании Совета, попробовал было напомнить Лиге, что существуют различные способы сохранения мира: «Возможно сохранение мира при помощи права, но возможен и мир, купленный любой ценой… Было бы равносильно самоубийству, если бы Лига приняла принцип сохранения мира любой ценой, даже принося в жертву государства, которые являются её членами». Но участь Абиссинии была предрешена. Так же точно была предрешена и судьба Испании.

Испанское правительство обратилось к Совету Лиги наций с просьбой обсудить вопрос об иностранной интервенции, направленной против республиканского правительства Испании.

Оно настаивало на отказе держав от политики невмешательства. Лондонский Комитет по невмешательству фактически предоставил интервентам полную свободу действий. Войскам мятежников удалось, выйдя к Средиземному морю, разрезать территорию республики надвое. Глава испанского правительства Хуан Негрин вылетел в Париж, где обратился к правительству Франции с призывом о помощи. Но второе правительство Блюма, как и первое, боялось ссоры с фашистскими державами и ещё более опасалось расхождения с Англией. Продержавшись всего три недели, оно бесславно пало. 10 апреля 1938 г. к власти пришёл новый кабинет во главе с Эдуардом Даладье. Министром иностранных дел назначен был Жорж Боннэ, тесно связанный с финансовыми кругами Франции и в особенности с банком «Братья Лазар». Правительство Даладье — Боннэ шло на поводу у французской финансовой олигархии и реакционных кругов, стремившихся к соглашению с фашистами. В конце апреля Даладье и Боннэ прибыли в Лондон. Результатом их переговоров с Чемберленом и Галифаксом явилось решение принести Испанию в жертву фашистам. Заключительный акт этого предательства произошёл на майской сессии Совета Лиги наций в 1938 г.

От имени Испанской республики на заседании Совета выступил министр иностранных дел Испании Альварес дель Вайо. Он требовал применения статьи 16 устава Лиги наций, где предусматривались коллективные действия членов Лиги против агрессора.

Свидетель этого драматического заседания описывает борьбу, которую в течение трёх дней испанская делегация вела с соглашателями. «Это было зрелище, — пишет он, — исполненное пафоса и трагизма. Наконец резолюция, предложенная Совету сеньором дель Вайо, была поставлена на голосование. «Нет», произнесённое среди мёртвой тишины лордом Галифаксом и Жоржем Боннэ, прозвучало, как пощёчина. Напряжение в зале становилось невыносимым. Один только советский представитель поддержал республиканскую Испанию. Рядом со мной послышались рыдания корреспондентки одной швейцарской газеты. Сеньор дель Вайо и его спутник вышли с заседания смертельно бледные, но с высоко поднятой головой. У входа в отель явно смущённый Боннэ пытался объяснить обступившим его журналистам, что не мог поступить иначе: «Но Франция не допустит, чтобы Испания сделалась добычей захватчиков!» Кто-то воскликнул: «Вы умертвили Испанию!» Побледневший Боннэ поспешно ретировался».

За Абиссинией, Австрией и Испанией наступила очередь Чехословакии.

Угроза независимости Чехословакии. Вскоре после угрожающей речи Гитлера в Рейхстаге 20 февраля 1938 г., в которой фюрер заявлял о своём намерении объединить «10 миллионов немцев, живущих по ту сторону границы», начальник штаба чехословацкой армии генерал Крейчи опубликовал сообщение о принимаемых чехословацким правительством мерах обороны. «Мы знаем о возможности нападения на нашу республику без формального объявления войны, и наша армия вполне подготовлена к тому, чтобы такая война не захватила нас врасплох», — заявлял генерал. Чехословацкое правительство намеревалось перенести военные заводы Шкода в глубь страны, ввести круглосуточную работу на своих восьми авиационных заводах, завершить планы мобилизации промышленности и продовольственных ресурсов. Чехословакия была полна решимости сопротивляться до конца в борьбе за свою независимость.

Но судьба Чехословакии зависела от Франции, с которой эта республика была связана договором о взаимной помощи. Чехословакия имела для своего союзника огромное военное и политическое значение. Её армия, оснащённая передовой военной техникой, обладающая отличными кадрами, была одной из лучших в Европе. Чехословакия имела мощную военную промышленность, технический уровень которой был поднят на весьма значительную высоту. Само географическое положение республики в непосредственном соседстве с Германией давало французскому союзнику возможность использовать её как мощный кулак для удара в тыл германскому агрессору в случае вооружённого столкновения Франции с немцами.

Однако после лондонских переговоров 28–30 апреля 1938 г. между Даладье — Боннэ и Чемберленом — Галифаксом французское правительство и не помышляло о самостоятельной внешней политике. Оно присоединилось к требованию английской дипломатии во что бы то ни стало избегнуть столкновения с правительством Гитлера и приложить все усилия для мирного урегулирования взаимоотношений Чехословакии с гитлеровской Германией.

Немецко-фашистская печать давно настаивала на удовлетворении требований немцев в Судетской области Чехословакии. Среди этих немцев активную пропаганду в пользу присоединения к Германии вела «судетонемецкая партия», руководимая Генлейном. После захвата Австрии Германией генлейновцы заявили в Парламенте, что и для Чехословакии наступает решительный час. Партия Генлейна требовала «территориальной автономии» для Судетской области. Такой же автономии домогалась для Словакии реакционная словацкая партия Глинки.

Дипломатия гитлеровской Германии неоднократно заверяла, что не имеет никаких притязаний на территорию Чехословакии. Ещё вечером 11 марта 1938 г., накануне захвата Австрии, Геринг мирно беседовал с чехословацким посланником Мастны, пригласив его в свой дворец. Геринг убеждал Мастны, что «Германия не имеет дурных намерений в отношении Чехословакии» и что поэтому Чехословакии нечего опасаться за свою судьбу. Геринг говорил, что ручается «честным словом» за искренность своих заверений. И всё это завершалось выражением надежды, что сама Чехословакия в случае осложнений между Германией и Австрией сохранит полное спокойствие и воздержится от мобилизации своей армии. В тот же вечер Мастны из своей миссии соединился по телефону с Прагой и сообщил своему правительству о заверениях Геринга. Посланнику было поручено немедленно вернуться к Герингу и передать ему, что Чехословакия отнюдь не собирается производить мобилизацию. На другой день утром Геринг позвонил Мастны по телефону и сообщил ему, что германским войскам приказано остановиться в 15 километрах от чехословацкой границы. Днём уже не Геринг, а Нейрат от имени Гитлера подтвердил Мастны успокоительные заверения национал-социалистского правительства.

Министр иностранных дел Чехословакии Крофта немедленно поставил в известность французского посланника Делакруа о заявлениях германского правительства. Крофта признал, что захват Австрии представляет «крайне серьёзную угрозу для Чехословакии», однако непосредственной опасности для республики будто бы пока нет. К тому же само германское правительство опасается нападением на Чехословакию вызвать общую войну. 12 марта 1938 г. чехословацкий посланник в Лондоне Массарик обратился к лорду Галифаксу с просьбой получить от германского правительства подтверждение всех заверений Геринга. По этому поводу английский посол в Берлине Гендерсон обратился к Герингу с запросом. Тот с величайшей готовностью подтвердил, что германское правительство «проникнуто серьёзнейшим желанием улучшить германо-чешские отношения». Казалось бы, дипломатия демократических стран имела уже достаточно случаев убедиться в том, что гитлеровское правительство обычно маскирует свои агрессивные планы самыми миролюбивыми заверениями. Но она заранее готова была принести в жертву Гитлеру слабейшие страны, чтобы попытаться его задобрить и направить на Восток его дальнейшее наступление.

Попытки изоляции СССР. 23 марта 1938 г. Дэвис отметил в своём дневнике, что положение Чехословакии правильно оценивает только советская дипломатия. Действительно, дипломатия СССР отдавала себе вполне ясный отчёт в смертельной опасности, угрожавшей малым государствам Европы со стороны фашистской Германии. Оставаясь почти в полном одиночестве, Советский Союз отстаивал международные интересы демократии. В частности его дипломатия приняла на себя защиту устава Лиги наций, который ещё мог быть использован для коллективной борьбы против агрессоров. Между тем Лига наций была фактически покинута её прежними руководителями. Они отступились от неё и составили, как иронически отмечала советская дипломатия, «лигу доброжелателей агрессоров» или «общество поощрения агрессии».

Совет Лиги наций являл печальную картину разброда. Правительство Чили заявило о своём выходе из Лиги наций. Швейцария открыто отказывалась от выполнения обязательств члена Лиги. Испания и Абиссиния были фактически поставлены вне Лиги наций. Пособники фашистских агрессоров настойчиво требовали реформы Лиги, чтобы устранить последние помехи своему сотрудничеству с Гитлером.

В сборнике документов германской внешней политики за 1933–1939 гг. «Deutschland — England» впервые опубликована запись беседы Нейрата с британским послом в Берлине Гендерсоном. Из неё видно, как далеко по линии уступок шла британская дипломатия и насколько непримирима была позиция германской дипломатии. «Английский посол посетил меня сегодня, — записал Нейрат 26 января 1938 г., — и сообщил мне, что правительство вызывает его в Лондон для беседы о тех шагах, которые он должен предпринять на основании разговора с Галифаксом… Гендерсон опять заговорил о возвращении Германии в Лигу наций и хотел получить заверение, что мы, возможно, поставим на обсуждение вопрос о новом вступлении в реформированную Лигу наций. Однако я заявил ему, что вообще не хочу говорить по данному вопросу. Я с достаточной ясностью выразился о нашей позиции в отношении Лиги наций. Впрочем, из нынешних переговоров в Женеве я вижу, что Англия уже не проявляет больше достаточного мужества, чтобы продолжать дискуссию о реформе Лиги наций».

Беседа происходила в то самое время, когда в Женеве шла дискуссия вокруг статьи 16 устава Лиги. Её отмены требовал ряд членов Лиги наций, желавших иметь развязанные руки в возможных международных конфликтах и военных осложнениях. Особенно усердствовали поляки, превратившие Польшу в «пятую колонну» внутри Лиги наций. Внесённые предложения и проекты реформы устава Лиги наций обсуждались на заседании так называемого Комитета 28-ми. 1 февраля 1938 г. в этом комитете выступил представитель СССР. Он указал, что попытки отменить или ослабить статью 16 устава Лиги наций являются результатом давления противников идеи коллективной безопасности. «Бесполезно спорить о смысле статьи 16 с теми, кто уже пришёл к заключению, что коллективная безопасность не существует, что она невозможна, что каждый за себя, а бог за всех», — говорил советский делегат.

Эта твёрдая позиция советской делегации помешала сторонникам соглашения с агрессорами провести в Лиге наций решение об отмене статьи 16.

Не менее твёрдый отпор дала советская дипломатия и попыткам Польши захватить Литву, как то сделала фашистская Германия с Австрией.

Через два дня после присоединения Австрии к Германии в Польше начались антилитовские демонстрации. На польско-литовской границе сосредоточивались польские войска. 17 марта 1938 г. польское правительство через своего дипломатического представителя в Таллине предъявило литовскому правительству ультиматум. Оно требовало заключения конвенции, гарантирующей права «польского меньшинства» в Литве, а также отмены параграфа литовской конституции, провозглашающей Вильно столицей Литвы. Польская военщина грозила в случае отклонения ультиматума в течение 24 часов проделать «марш на Каунас» и оккупировать Литву.

Польско-литовский конфликт угрожал перерасти в войну в Восточной Европе. Дипломатические представители Великобритании и Франции ограничились пожеланиями, чтобы Польша и Литва воздержались от насильственных действий. Только советское правительство оказало активное содействие мирному урегулированию польско-литовского конфликта. Оно довело до сведения польского посла в Москве, что советское правительство рекомендует Польше не посягать на свободу и независимость Литвы. В противном случае оно денонсирует без предупреждения польско-советский пакт о ненападении и в случае вооружённого нападения на Литву оставит за собой свободу действий. Благодаря этому вмешательству советской дипломатии опасность вооружённого конфликта между Польшей и Литвой была предотвращена. Поляки ограничили свои требования к Литве одним пунктом — установлением дипломатических отношений — и отказались от вооружённого вторжения в Литву.

Правительство СССР не ограничилось дипломатической защитой Литвы.

Оно выразило готовность прийти на помощь Чехословакии и Франции, если они того пожелают. Однако «по каким-то причинам или без всяких причин, — писал по этому поводу Дэвис в государственный департамент 23 марта 1938 г., — европейские демократические державы как будто не хотят укрепить своё положение, реалистически использовать для этого силу, которая имеется здесь (в Москве), как часть единого фронта против Муссолини и Гитлера, Англия и Франция как

будто намеренно поступают как раз наоборот, действуя тем самым наруку нацистам и фашистам. Они скоро создадут такое положение, что Советский Союз совершенно изолируется пли даже займёт враждебную позицию в отношении Англии в позицию безразличную в отношении Франции». Между тем «резервы живой силы здесь колоссальны. Страна обладает такими ресурсами, что неизбежно приобретёт громадное и всё растущее влияние на положение в Европе и во всём мире». Блок фашистских агрессоров торжествовал, видя, что правительства Англии и Франции сторонятся Советского Союза и стремятся обречь его на одиночество.

Такая политика как нельзя более благоприятствовала замыслам Гитлера и Муссолини. Чтобы действовать с полной уверенностью, фашистам нужно было обеспечить себя с тыла. Для этого всего лучше было отвлечь внимание и силы Советского Союза на Дальний Восток, создав для него угрозу со стороны Японии. Дипломатия Гитлера принялась усердно работать в этом направлении. Японская военщина пошла навстречу замыслам немецкого союзника. Её пресса повела кампанию за войну против СССР. На советско-манчжурской границе участились случаи её нарушения японо-манчжурскими войсками и самолётами. В конце концов летом 1938 г. дело дошло до серьёзного вооружённого столкновения. В боях у озера Хасан Красная Армия дала японским агрессорам сокрушительный отпор. Она показала всему свету, что мирная политика советского правительства подкрепляется грозной мощью вооружённых сил Советского Союза. Получив такой урок, японское правительство вынуждено было прекратить военные налёты на советскую территорию. Между СССР и Японией начались официальные переговоры об уточнении советско-манчжурской границы.

Майский кризис Чехословакии. Полагая, что осложнения на Дальнем Востоке воспрепятствуют вмешательству Советского Союза в европейские дела, фашистская дипломатия спешила осуществить свои замыслы против Чехословакии. 15 мая 1938 г. в газете «New York Herald Tribune» появилось сообщение из Лондона, что ни Франция, ни СССР не станут воевать из-за Чехословакии; тем менее расположена Англия браться за оружие, чтобы защищать славянскую республику. Пусть Чехословакия со всей трезвостью отдаст себе отчёт в своём положении; ей станет очевидным, что единственным выходом для неё должно быть мирное разрешение вопроса о судетских немцах.

Не подлежит сомнению, что предостережение, обращенное к Чехословакии, было продиктовано дипломатией Чемберлена, попрежнему стремившейся договориться с Гитлером. Следует отметить знаменательное совпадение: за два дня до опубликования в американской газете упомянутого лондонского сообщения в столицу Англии прибыл из Праги агент Гитлера Генлейн. Он провёл в Лондоне два дня, 13 и 14 мая. За это время он успел встретиться с рядом членов британского Парламента и даже с представителями оппозиции. Со всеми этими деятелями Генлейн вёл разговоры о положении в Чехословакии, доказывая, что единственным правильным разрешением вопроса о дальнейшей судьбе этой республики было бы её расчленение. Агитация Генлейна принесла свои плоды. 14 мая 1938 г. в американской газете «New York Times» появилась статья известного английского публициста Авгура. Под этим псевдонимом выступал русский эмигрант Владимир Поляков, сын крупного финансового дельца России Лазаря Полякова, нажившего железнодорожными подрядами и банковскими аферами при Александре III и Николае II огромное состояние и чин тайного советника. Переселившись в Англию, Владимир Поляков приобрёл известность как журналист, отдавший своё небрезгливое перо на службу хозяевам английских финансов и правящим кругам консервативной партии. В статье, напечатанной в указанной газете, Авгур с откровенностью, граничащей с цинизмом, сообщал о том, что Чемберлен непрочь был бы купить у Гитлера мир ценой колониальных уступок и расчленения Чехословакии.

Вскоре английская дипломатия от воздействия на прессу перешла к прямому давлению на правительство Чехословакии. Гендерсон телеграфировал из Берлина в Лондон, что германские войска стягиваются к чехословацкой границе. Вслед за тем пришло сообщение, что правительство Чехословакии ответило на военные мероприятия Гитлера немедленной мобилизацией; она прошла весьма дружно, быстро и организованно. Чехословацкая армия в полной боевой готовности придвинулась к границе, ожидая сигнала, чтобы дать решительный отпор нападению фашистов.

В Лондоне встревожились. В беседах с чехословацким посланником Массариком Галифакс настойчиво убеждал его, что необходимо предупредить войну, дав удовлетворение требованиям судетских немцев. Всё же правительство поручило Гендерсону запросить германское правительство, какую цель преследует передвижение немецких войск к границе Чехословакии. С обычной наглостью Риббентроп ответил английскому послу, что Лондону нечего беспокоиться: происходят обычные «передвижения местного характера».

Тут же Риббентроп, упомянув о гибели двух немцев на чехословацкой границе, разразился угрозами по адресу Чехословакии. «Они (т. е. чехи), уверял он меня, будут уничтожены, женщины и дети все вместе, — записывает слова Риббентропа Гендерсон. — Когда я заметил, что смерть двух немцев является, конечно, прискорбным фактом, но что лучше смерть двоих, чем гибель сотен тысяч на войне, — он ответил, что каждый немец готов умереть за свою родину».

Всё же скрепя сердце британское правительство сочло необходимым предупредить немцев, что дальнейшая концентрация германских войск у границы Чехословакии неминуемо вызовет мобилизацию вооружённых сил Франции. Тогда и Великобритании не удастся более остаться в стороне. Услышав это, Риббентроп окончательно утратил самообладание. Он в ярости ответил Гендерсону, что если произойдёт война, если она примет всеобщий характер, то виновницей этого будет Франция. Что касается Германии, то, как и в 1914 г., она примет вызов.

Бешенство Риббентропа не было случайным взрывом. Германскому правительству было известно, что Франция, напуганная военными мероприятиями немцев против Чехословакии, пытается заручиться помощью со стороны Англии на случай вооружённого конфликта между своей союзницей и Германией. Правительство Даладье настроено было панически. С одной стороны, Германия с Италией могли ударить против Франции из Испании, где с их помощью восторжествовал фашизм; с другой — та же Германия грозила обрушиться на восточную границу Франции, в случае если бы последняя выступила на помощь Чехословакии. Дипломатия Даладье старалась сделать всё, чтобы застраховать себя против испанской опасности. Для этого правительство Даладье сочло необходимым окончательно отмежеваться от испанских республиканцев. Ещё 12 апреля 1938 г. Даладье предупреждал их, что «правительство не допустит, чтобы угроза нависла над границами Франции, над её путями сообщения и колониями». По поводу бомбардировки фашистскими самолётами пограничных городов тот же Даладье заявил в Палате депутатов, что «не имеет возможности установить национальность аэропланов, сбросивших бомбы». Французское правительство вновь наглухо закрыло испанскую границу. Свою поддержку фашизма в Испании оно проводило под флагом обеспечения мира и безопасности границы на Пиренеях. Это означало полную блокаду республиканской Испании. Правящие круги Франции во имя сохранения своего классового господства предпочитали иметь соседом фашиста Франко, нежели испанский народный фронт. Недаром заявлял Фланден, вождь республиканской группы «Alliance democratique», представлявший в Палате интересы крупного капитала: «Политика, направленная против Франко, противоречит французским интересам и диктуется Москвой».

Правительство Чемберлена не могло не оценить стараний Даладье доказать умеренность и благоразумие господствующих групп французской буржуазии. Английская дипломатия уверенно опиралась на французского классового союзника. Она рассчитывала, что и Гитлер не рискнёт на такую войну, где Германия могла бы оказаться перед лицом англо-французской коалиции, которую поддержали бы ещё Чехословакия и Советский Союз. Действительно, не будучи ещё уверен в своём военном превосходстве, Гитлер не решился открыто напасть на Чехословакию. Он предпочёл пойти другим путём, используя готовность единомышленников Чемберлена купить мир ценой расчленения Чехословакии.

Судетской партии Генлейна дан был соответствующий наказ. 26 мая 1938 г. она возобновила переговоры с чехословацким правительством, приняв за основу предложенный ею «национальный статут» Судетской области. Так выигрывалось время, необходимое Гитлеру для окончательного сговора с англичанами и французами.

Миссия Ренсимена и нажим англо-французской дипломатии на Чехословакию. В середине июля 1938 г. один из видных представителей «клайвденской клики», маркиз Лондондерри, вновь отправился в Берлин для встречи с Гитлером, Герингом и Риббентропом. Плодом этих переговоров явилось «личное послание» Гитлера Чемберлену. Его привёз в Лондон 18 июля и вручил Галифаксу адъютант Гитлера капитан Видеман.

Предложения Гитлера подверглись обсуждению в Париже, куда 19 июля прибыл Галифакс вместе с английской королевской четой. В совещаниях приняли участие Даладье и Боннэ. Англо-французские переговоры происходили под покровом величайшей тайны. Как выяснилось впоследствии, предложения Гитлера были признаны приемлемыми. В Париже были вынесены решения, которые вскоре и были положены в основу злополучного Мюнхенского соглашения.

22 июля 1938 г. Англия потребовала от Чехословакии, чтобы ею были приняты решительные меры для «умиротворения Европы». Чехословацкое правительство ответило, что готово рассмотреть «карлсбадские пункты» Генлейна, т. е. программу территориальной автономии Судетской области, выработанную партией судетских немцев. Но оказалось, что Генлейн и его единомышленники уже не удовлетворяются своими прежними требованиями. 29 июля 1938 г. Генлейн выступил в Бреславле с публичной декларацией, в которой провозгласил принципы гитлеровского пангерманизма: все немцы в любой стране должны подчиняться «только немецкому правительству, немецким законам и голосу немецкой крови».

Английская дипломатия решила произвести самый энергичный нажим на чехословацкое правительство. 3 августа прибыл в Прагу уполномоченный Чемберлена Ренсимен, один из магнатов лондонского Сити. Ему было поручено стать «беспристрастным посредником» между сторонами и в кратчайший срок привести их к соглашению. В Берлине отлично понимали истинную цель миссии Ренсимена. Чтобы содействовать её успеху, фашистское правительство Германии приняло демонстративно устрашающую позицию. В ряды армии были призваны запасные; на западных границах Германии открыто сооружались новые укрепления; для нужд армии проводились реквизиции; над территорией Чехословакии непрерывно летали германские самолёты; отпуска государственным служащим в Германии были отменены; объявлена была регистрация врачей и сиделок. Недалеко от Данцига и Польского коридора организованы были военные манёвры. На них присутствовал сам Гитлер. 22 августа вместе с регентом Венгрии Хорти, прибывшим в Германию, Гитлер отправился в Киль. Там произведён был смотр нового германского военного флота. Оттуда Гитлер со своим гостем проследовал на Гельголанд, превращенный в грозную морскую крепость. Иностранным военным атташе продемонстрирована была мощь боевого флота гитлеровской Германии. 110 современных военных кораблей, 37 подводных лодок, новый линкор «Гнейзенау» производили манёвры на глазах приглашённых гостей. На суше иностранцам показаны были танки, бронемашины, моторизованная пехота; в воздух поднимались мощные эскадрильи боевой авиации. Всё было рассчитано на то, чтобы создать впечатление несокрушимой силы немецкой военной машины.

Устрашающая демонстрация военной мощи фашистской Германии была использована Ренсименом для того, чтобы напугать чехословацкое правительство и сделать его более сговорчивым. Грозя чехословакам, что в случае войны они будут раздавлены полчищами Гитлера, посланец Чемберлена настойчиво требовал от Бенеша дальнейших уступок.

1 сентября 1938 г. Гитлер вызвал Генлейна в Берхтесгаден, где находились в это время Геринг, Гесс и Геббельс. Здесь Генлейну было приказано отвергнуть все компромиссные предложения Ренсимена и требовать незамедлительной передачи немцам Судетской области.

7 сентября 1938 г. лондонская газета «Times» выступила со статьёй, в которой чехам предлагалось без дальних разговоров передать Германии «Судетскую окраину». Статья вызвала негодование в демократических кругах Англии и Европы. Но она сделала своё дело. Сторонники Гитлера, трусы и соглашатели в Англии и Франции, заговорили открыто, что Чехословакия своим упорством может вызвать всеобщую войну в Европе. Чтобы предупредить эту катастрофу, нужно заставить Чехословакию безоговорочно удовлетворить все требования Германии.

Естественно, что Гитлер немедленно откликнулся на агитацию своих доброхотов. 12 сентября 1938 г. он выступил в Нюрнберге с неистовой речью. «Не для того всемогущий создал 7 миллионов чехов, — вопил фюрер, — чтобы они угнетали три с половиной миллиона судетских немцев!..» В той же речи Гитлер заявил, что 28 мая он отдал приказ всемерно увеличить мощь германской армии и авиации и выстроить «гигантские укрепления» на западной границе Германии.

Напряжённое положение, создавшееся в Европе в эти дни, драматически изобразил Черчилль в своей статье «Европейский кризис». «Германия широко развернула мобилизацию, — писал он, — мобилизован флот, приведены в готовность воздушные силы, две трети армии находятся на военном положении… Наблюдается движение войск из центральной Германии к рейнской границе; вокруг Чехословакии и во вновь захваченных австрийских областях стягиваются громадные вооружённые силы… Недостаёт только какого-либо кровавого инцидента или восстания в установленный Гитлером момент, чтобы последовал сигнал к наступлению».

Можно ли предупредить катастрофу, угрожающую европейскому миру?.. «Если Великобритания, Франция и Россия совместно обратятся к Гитлеру с нотой, — продолжал Черчилль, — давая ему понять, что нападение на Чехословакию повлечёт за собой их немедленное общее выступление; если в то же время и Рузвельт заявит, что эта нота имеет за собой моральную поддержку США… то можно ещё надеяться… что цивилизованный мир не будет вовлечён в катастрофу…»

Но Черчилль напрасно рассчитывал на Францию. Её правительство менее всего было расположено воевать с гитлеровской Германией. 12 сентября 1938 г. французский министр иностранных дел Жорж Боннэ представил на рассмотрение кабинета доклад генерала Гамелена о состоянии вооружённых сил Франции. Из этого доклада вытекало, по мнению Боннэ, что Франция не может итти на риск вооружённого столкновения с Германией.

Это был сознательный обман. О нём впоследствии подробно рассказали в своих воспоминаниях такие осведомлённые французские журналисты, как Пертинакс и Женевьева Табуи.

Последняя, рассказывая о той чудовищной лжи, которой фашисты опутали Францию в период Мюнхена, пишет:

«Превосходящий всё обман имел место 12 сентября, когда Боннэ обратился к министрам по вопросу о мобилизации. Министр иностранных дел ловко извлёк из доклада Гамелена о состоянии армии всё то, что считал полезным для своей политики, и опустил всё остальное. Он сообщил о том факте, что в нашем военном снаряжении имеются пробелы, но не упомянул о более успокоительных разделах доклада, особенно о заключительном параграфе, где говорилось: «Но Чехословакия не должна быть оставлена на произвол судьбы. И если война не может быть предотвращена, Франция ещё раз будет победоносной»».

Пертинакс рассказывает, что сам автор доклада, генерал Гамелен, протестовал в Лондоне и в Париже против извращения его точки зрения в пессимистическом меморандуме Бонна.

Составляя в апреле 1938 г. свою записку для Даладье и Боннэ перед их поездкой в Лондон, Гамелен доказывал, что Чехословакию можно и должно защищать. Он требовал сохранения за Чехословакией её стратегических границ с укреплённой линией и «Моравским коридором». Он учитывал, что в этот момент германская армия была слабее французской и чехословацкой, в особенности по количеству и качеству танков. Генерал Гамелен не примыкал к тем реакционным военным кругам Франции, которые считали, что «лучше мир с Гитлером, чем война против него вместе с Ворошиловым». Наоборот, он активно поддерживал политику Барту, направленную к укреплению франко-советских отношений, а саботаж Лавалем франко-советского договора считал гибельным маневром, чреватым печальными последствиями для безопасности Франции. Гамелен осуждал антисоветскую позицию Польши и приветствовал сближение СССР и Чехословакии. Какое же решение принял кабинет? Вечером того же дня оно было официально сообщено английскому послу во Франции Эрику Фиппсу. Даладье пригласил к себе посла и заявил ему, что Франция лишена возможности выполнить свои союзные обязательства в отношении Чехословакии.

Английское правительство приняло к сведению сообщение французов. Однако, всё ещё рассчитывая повлиять на немцев, оно не возражало против того, чтобы французское правительство провело ряд мероприятий мобилизационного характера. В ряды французской армии были призваны запасные; укреплённая линия Мажино была укомплектована полным составом вооружённых сил; из Африки во Францию прибыли колониальные войска. Со своей стороны английское командование приказало флоту быть в боевой готовности.

Гитлер решил не отступать. Он вновь выступил в Нюрнберге с заявлением, что Германия закончила свои военные приготовления; она готова выдержать самые серьёзные испытания к тому же ею собран богатый урожай, который позволит ей перенести «любую экономическую блокаду».

Итальянский союзник Германии проявил в эти дни значительно меньшую воинственность. В газете «Popolo d' Italia» опубликовано было открытое письмо, автором которого был, очевидно, сам Муссолини. Тон этого письма был скорее примирительным: ясно чувствовалось, что фашистскую Италию смущает перспектива вооружённого столкновения из-за Чехословакии с такими державами, как Англия и Франция. Во всяком случае газета предлагала Ренсимену и Бенешу провести в Чехословакии плебисцит, который и решит вопрос о дальнейшей судьбе этой республики. «Ведь чехословацкая нация не существует», и «время компромиссов миновало», — храбрился орган Муссолини, стараясь всё же не отстать от берлинского запевалы.

Свидание Чемберлена с Гитлером в Берхтесгадене 15 сентября 1938 г. Но в Лондоне всё ещё надеялись на компромисс. Вечером 14 сентября правительство приняло решение предупредить опасный кризис в Европе, направив премьер-министра в Германию для личной встречи с Гитлером. Это решение было немедленно сообщено в Берлин и Париж. Из Берлина последовал снисходительный ответ, что «фюрер будет рад встретиться с британским премьер-министром…» Правительство Даладье горячо одобрило «смелое» решение Чемберлена.

15 сентября 1938 г. 70-летний премьер Великобритании впервые в жизни рискнул погрузиться в самолёт, чтобы совершить своё паломничество к самому «нереспектабельному» коллеге, попавшему из ефрейторов в правители «третьей империи». В тот же день Чемберлен и его спутники Вильсон и Стрэнг были приняты Гитлером в Берхтесгадене. Здесь состоялась трёхчасовая беседа английских гостей с хозяином. Гитлер потребовал окончательного и полного «самоопределения» судетских немцев. Чемберлен попросил отсрочки для ответа на это требование: он сослался на необходимость вернуться в Лондон, чтобы принять решение, согласованное британским правительством с Францией и Чехословакией. В тот же день состоялась беседа Геринга с английским послом Гендерсоном. Геринг не без наглости заявил представителю Великобритании, что «Германия подождёт ещё этой второй и окончательной встречи (с Чемберленом), но что она вообще тянуть больше не намерена… Если же Англия начнёт войну против Германии, то трудно представить исход войны. Одно только ясно, — угрожающе добавил Геринг, — что до конца войны не много чехов останется в живых и мало что уцелеет от Лондона»

По возвращении в Лондон Чемберлен пригласил туда на совещание Даладье и Бонна. Утром 18 сентября они прибыли в Лондон на самолёте. Огромная толпа ожидала их на аэродроме. Она встретила французов криками: «Никаких уступок Гитлеру! Поддержите чехов!..». Однако сторонников решительных действий против фашистских поджигателей войны ожидало горькое разочарование: как Чемберлен, так и его французские гости уже решили пожертвовать Чехословакией, чтобы договориться с гитлеровской Германией.

К тому же выводу пришёл и уполномоченный Чемберлена Ренсимен, выехавший из Праги 16 сентября. В меморандуме, представленном английскому премьеру, он высказывался за незамедлительную передачу Германии тех пограничных областей Чехословакии, где немецкое население составляло большинство. Одновременно Ренсимен рекомендовал положить конец агитации, которая ведётся в Чехословакии против её соседей, добиться от чехословацкого правительства, чтобы оно дало! заверение своим соседям в том, что ни при каких обстоятельствах не нападёт на них и не приступит против них к каким-либо агрессивным действиям, проистекающим из обязательств по отношению к другим государствам, и, наконец, предложить Чехословакии заключить торговый договор с Германией на основе преференций. Совершенно очевидно, что по существу Ренсимен требовал безоговорочного подчинения Чехословакии Германии. Чешские патриоты должны были замолчать; пакты взаимопомощи, заключённые Чехословакией с Францией и СССР, предлагалось аннулировать; Чехословакии навязывался кабальный экономический договор с Германией. Чехословацкое правительство было уведомлено нотой от 19 сентября, что для предупреждения европейской войны оно должно немедленно передать Германии Судетскую область. Англо-французская дипломатия постаралась подсластить чашу горечи, которую предстояло испить Чехословацкой республике: последней была обещана «международная гарантия» границ её урезанной территории. Прага была предупреждена, что Чемберлен должен встретиться с Гитлером 22 сентября; поэтому чехословацкому правительству было предложено дать ответ на англо-французские предложения в кратчайший срок.

Фактически союзники предъявили Чехословакии самый жёсткий ультиматум: от нее требовали самоубийства. Даладье и Боннэ вернулись в Париж. Французский кабинет большинством голосов одобрил их позицию. После заседания правительства Боннэ пригласил к себе посланника Чехословакии Осусского и объявил ему о принятом решении. Выходя из кабинета Боннэ, Осусский сказал обступившим его журналистам: «Моя страна осуждена, не будучи даже выслушанной».

20 сентября в 7 часов 30 минут вечера посланникам Англия и Франции был вручён ответ Чехословакии. Чехословацкое правительство просило пересмотреть решение Англии и Франции и передать вопрос на арбитражное разбирательство в соответствии с германо-чехословацким договором 1925 г. Чемберлен решил заговорить с упрямыми чехословаками другим языком. Вечером того же дня, по поручению Лондона, английский посланник Ньютон сообщил чешскому правительству, что «в случае, если оно будет дальше упорствовать, английское правительство перестанет интересоваться его судьбой». Французский посланник Делакруа не отстал от своего английского коллеги: со своей стороны он поддержал его угрожающее предупреждение.

21 сентября в 2 часа ночи президент Бенеш был поднят с постели приходом обоих посланников. То был уже пятый их визит на протяжении одних суток.

Ночные гости предъявили Бенешу ультиматум, содержание которого было впоследствии оглашено чехословацким министром пропаганды Гуго Вавречка. От имени своих правительств посланники требовали немедленной и безоговорочной капитуляции Чехословакии. Чехословацкое правительство должно понять, заявили они, что «если оно не примет англо-французского плана, то весь мир признает Чехословакию единственной виновницей неизбежной войны». Своим отказом Чехословакия нарушит и англо-французскую солидарность: ведь если даже Франция и придёт на помощь Чехословакии, Англия не вступит в войну.

«Если же чехи объединятся с русскими, — добавили посланники, — война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции будет очень трудно остаться в стороне». Бенеш предложил посланникам изложить их требования в письменном виде. Он хотел, чтобы нарушение Францией союзного договора было запечатлено в официальном документе. Повидимому, Бенеш рассчитывал также выиграть время; он ещё надеялся заручиться поддержкой со стороны некоторых членов французского кабинета.

Народ и армия в Чехословакии решительно отвергали капитуляцию. За уступку требованиям Гитлера, поддержанным правительствами Англии и Франции, стояла лишь влиятельная чешская партия аграриев во главе с премьер-министром Годжа. Ультиматум союзников подвергся обсуждению на заседании пражского кабинета. 21 сентября было вынесено решение о капитуляции… «Мы зависели от помощи наших друзей, — гласило официальное сообщение, опубликованное по этому поводу, — но, когда нам начали угрожать силой, стало очевидно, что европейский кризис приобрёл слишком серьёзный характер. Поэтому наши друзья посоветовали нам купить свободу и мир путём жертв, поскольку они сами не могли нам помочь… Президент республики и наше правительство не могли сделать ничего другого, ибо мы оказались в одиночестве». В тот же день министр пропаганды Вавречка выступил по радио с заявлением, что чехословацкое правительство не имело иного выбора. «Наши друзья и союзники принудили нас принять условия, — говорил министр, — которые обычно предлагают побеждённому противнику. Не недостаток мужества заставил нас принять решение, от которого сжимаются наши сердца… Не будем осуждать тех, кто покинул нас в момент катастрофы: свой суд по поводу этих дней произнесёт история».

Чемберлен в Годесберге. Между тем Чемберлен уже снова летел в Германию. Вторая встреча его с Гитлером имела место 22 сентября в Годесберге. Британский премьер сообщил Гитлеру, что вопрос о судетских немцах решён английским и французским правительствами в точном соответствии с пожеланиями Германии.

Чемберлен ожидал, что Гитлер выразит ему своё удовлетворение. Но совершенно неожиданно он услышал нечто совсем другое. «Очень сожалею, — заявил Гитлер, — но теперь это нас не устраивает». Тут же Гитлер пояснил, чего он хочет. Оказалось, он требует, чтобы заодно удовлетворены были территориальные притязания Венгрии и Польши, с которыми Германия связана дружественными отношениями. В большом замешательстве Чемберлен заявил, что новые требования Гитлера должны быть подвергнуты обсуждению. На этом его беседа с Гитлером прервалась. Ночью Чемберлен заявил осаждавшим его корреспондентам: «Я не могу сказать, что положение безнадёжно». Эти слова английского премьера лишь усилили общий переполох. Переговоры, казалось, зашли в тупик. Всё же Чемберлен решил добиваться их продолжения. Он поручил Вильсону и Гендерсону посетить Риббентропа и передать ему, что просит представить германские предложения в письменной форме. Свою просьбу Чемберлен мотивировал тем, что ему необходимо послать в Прагу копию немецких предложений и карту с указанием тех частей чехословацкой территории, которые должны отойти к Германии, Польше и Венгрии. Риббентроп ответил, что германский меморандум будет составлен в течение вечера. 23 сентября в 10 часов 30 минут вечера переговоры возобновились. В германском меморандуме предъявлено было требование, чтобы чехи начали эвакуацию важнейших районов Судетской области в 6 часов утра 26 сентября и закончили её не позднее 28 сентября. Чемберлен указал Гитлеру, что немецкий меморандум по существу представляет не что иное, как ультиматум; однако он предъявлен государству, которое добровольно идёт на уступки и не понесло поражения на войне. Завязался длительный спор. В конце концов Гитлер согласился отсрочить эвакуацию до 1 октября.

24 сентября Чемберлен вылетел в Лондон. По прибытии туда он спешно созвал Кабинет министров. Вечером Галифакс передал чехословацкому посланнику меморандум гитлеровского правительства.

Когда содержание германского меморандума стало известно политическим кругам Англии, оно вызвало резкие протесты со стороны представителей оппозиции. Непримиримый противник соглашательской политики Чемберлена Уинстон Черчилль не скрыл своего возмущения в беседе с корреспондентом агентства Рейтер. «Расчленение Чехословакии под англо-французским нажимом, — говорил Черчилль, — означает полное отступление европейской демократии перед угрозой применения силы со стороны фашистской Германии. Эта капитуляция носит характер катастрофы; она отнюдь не содействует укреплению мира и обеспечению безопасности Великобритании и Франции. Наоборот, она неизбежно приведёт обе эти страны к такому состоянию, когда они в конце концов лишены будут всякой возможности сопротивляться». Черчилль пояснил, что согласие Англии и Франции на расчленение Чехословакии освобождает 25 германских дивизий. Теперь они будут угрожать Франции. Черчилль предостерегал против иллюзии, что «безопасность можно обеспечить, отдавая малую страну на съедение волкам».

Чтобы преодолеть оппозицию, правительство Чемберлена решило произвести «психическую атаку» на английское общественное мнение. Нужно было внушить населению, что над страной нависла военная опасность и что мирное течение жизни неминуемо будет нарушено, если правительство не достигнет соглашения с Гитлером по чехословацкому вопросу. 22 сентября в Лондоне открылось 14 пунктов раздачи противогазов. Началась организация противовоздушной обороны. В парках Лондона рылись щели и траншеи. Вокруг общественных зданий укладывались мешки с песком. Распространялся слух о предстоящей эвакуации населения столицы в сельские местности.

Французское правительство, видимо, сговорившись с Лондоном, действовало по его примеру. В армию было призвано полмиллиона человек. На самых людных улицах и площадях появились отряды людей с кирками и лопатами; толпы любопытных парижских обывателей собирались около наскоро вырытых бомбоубежищ и траншей. Во многих местах устанавливались зенитные батареи…

В воскресенье, 25 сентября, чехословацкий посланник Массарик вручил Чемберлену ответ своего правительства на немецкий меморандум. «Фактически, — гласил ответ, — это ультиматум, который обычно предъявляется побеждённому народу… Нас лишают действительной основы нашего национального существования. Мы должны сдать немцам большую часть нашей тщательно подготовленной обороны и впустить германскую армию в глубь нашей страны… Наша национальная и экономическая независимость автоматически исчезнет с принятием плана господина Гитлера». Чехословацкое правительство заявляло, что признаёт немецкий меморандум «абсолютно неприемлемым». Вручая Чемберлену ответ своего правительства, Массарик добавил, что чешский народ «никогда не будет народом рабов». Однако Чемберлен и слышать не хотел о возражениях Чехословакии. Он упрямо продолжал настаивать, чтобы чехословацкое правительство без замедлений согласилось удовлетворить все германские требования. 26 сентября Массарик писал в Прагу о приёме, оказанном в Лондоне ответу чехословацкого правительства. «Чемберлен искренне изумлён тем, — сообщал посланник, — что мы не намерены отзывать наши войска с пограничных укреплений. Я подчеркнул, что лишь вчера эти укрепления были заняты войсками по совету самих же Англии и Франции и что сегодня мы не можем снова их очистить. Этого Чемберлен не может понять. Просто несчастье, что этот глупый, неосведомлённый, ничтожный человек является английским премьером. Но я убеждён, что он останется им недолго».

Между тем в Англии и во Франции всё возрастала паника, усердно раздуваемая правительствами Чемберлена и Даладье. Этот «шантаж войной» нужен был обоим, чтобы подготовить общественное мнение своих стран к сговору с Гитлером и к открытой измене обязательствам, принятым Францией и Англией в отношении Чехословакии. Это предательство Чемберлен и Даладье старались изобразить перед общественным мнением как патриотический подвиг миротворчества. Больше всего усердствовал Чемберлен. 27 сентября он отправил Гитлеру личное письмо. В нём он доказывал, что фюрер может получить «всё существенное без войны и без промедления…». «Я готов, — распинался престарелый британский премьер, — немедленно и лично приехать в Берлин, чтобы обсудить условия передачи Судетской области с вами и с уполномоченным чехословацкого правительства, а также с представителями Франции и Италии, если вы этого пожелаете». Чемберлен заклинал Гитлера не открывать военных действий «из-за нескольких дней промедления в разрешении давно назревшей проблемы»

В тот же день Чемберлен обратился с письмом и к Муссолини. «Я надеюсь, — заискивал он перед главой фашистской Италии, — что ваше превосходительство сообщит германскому канцлеру о том, что вы готовы принять участие в совещании и что вы убедите его согласиться с моим предложением, которое предохранит наши народы от войны. Я уже поручился, — добавлял английский премьер, — что обещания Чехословакии будут выполнены, и я уверен, что полное соглашение может быть достигнуто в течение одной недели».

Правительственный телефон между Парижем, Берлином и Лондоном работал непрерывно. Боннэ слал инструкции в Берлин Франсуа Понсэ и в Лондон Шарлю Корбену. Понсэ получил полномочия представить Гитлеру новые предложения, означавшие безоговорочное принятие всех требований, предъявленных им в Годесберге. Корбену поручалось сообщить англичанам о согласии французского правительства при посредстве Муссолини начать новые переговоры с Гитлером.

Мюнхенское соглашение (29–30 сентября 1938 г.). По мере того как Гитлер убеждался в полной готовности англичан и французов отдать ему в жертву Чехословакию, он приходил всё в больший азарт. Теперь он уже не считал нужным стесняться. Вечером 26 сентября он выступил в берлинском Спорт-паласе с новыми угрозами против Чехословакии. «Если к 1 октября, — бесновался фюрер, — Судетская область не будет передана Германии, я, Гитлер, сам пойду, как первый солдат, против Чехословакии». Одобрительно упомянув об усердии Чемберлена, якобы стремящегося «сохранить мир», Гитлер повторил заявление, которое делал всякий раз, когда готовился к новому акту агрессии и стремился усыпить международную бдительность. «После того как судетско-германский вопрос будет урегулирован, — провозгласил он, — мы не будем иметь никаких дальнейших территориальных претензий в Европе… Нам чехи не нужны». Тем не менее спустя несколько минут Гитлер снова обрушился на чехов. Бешеные угрозы перемежались в его речи с воплями о чешских «зверствах» и о притеснениях, якобы чинимых чехами в отношении судетских немцев. Неистовство оратора передалось его слушателям. Когда Гитлер произнёс имя президента Чехословацкой республики Бенеша, огромный зал Спорт-паласа огласился дикими воплями обезумевшей толпы. «Повесить его! Повесить его!» — ревели гитлеровцы.

Разнузданное выступление Гитлера было явно рассчитано на то, чтобы окончательно напугать Европу и подавить последние попытки противодействия его замыслам. Впоследствии стало известно, что рано утром 26 сентября президент США Рузвельт обратился к Гитлеру и Бенешу с призывом мирно разрешить их спор. За 3 часа до открытия собрания в Спорт-паласе и Чемберлен прислал к Гитлеру на самолёте своего представителя Вильсона с письмом, в котором предлагал созвать новую конференцию держав по чехословацкому вопросу. Но Гитлер уже закусил удила. Послание Рузвельта даже не было сообщено германской прессе. Кровожадная речь в Спорт-паласе была ответом на обращение Рузвельта и Чемберлена. На другой день после этой речи Вильсон вторично посетил Гитлера. Но тот заявил, что его позиция неизменна и что германская «акция» начнётся завтра. По улицам Берлина в этот же день мрачно маршировали непрерывные колонны солдат, вооружённых с ног до головы.

27 сентября Гендерсон получил инструкцию из Лондона ещё раз встретиться с Гитлером и уведомить его, что английское и французское правительства потребовали от Чехословакии немедленно приступить к передаче Германии Судетской области. В тот же день Геринг и Нейрат совместно с Гитлером обсуждали предложение Муссолини отложить общую мобилизацию немецких войск на 24 часа. Вечером, вызвав к себе Гендерсона, Гитлер милостиво объявил ему: «По просьбе моего большого друга и союзника сеньора Муссолини я откладываю мобилизацию на сутки».

В этот день итальянский посол в Берлине говорил с Гитлером четыре раза и не менее двадцати раз связывался с Римом по телефону. В четвёртой беседе с Гитлером итальянский посол сообщил ему, что Муссолини дал согласие лично прибыть в Мюнхен.

28 сентября состоялось экстренное заседание английской Палаты общин. С речью выступил Чемберлен. Докладывая Парламенту о переговорах с Гитлером в Берхтесгадене по чехословацкому вопросу, премьер подчеркнул якобы «чрезвычайно серьёзное заверение» главы германского правительства, что после удовлетворения его требований Германия не будет больше иметь никаких территориальных притязаний в Европе.

В этот момент курьер подал лорду Галифаксу, сидевшему в ложе правительства, спешный пакет из Министерства иностранных дел. Галифакс немедленно вскрыл конверт. Пробежав глазами находившийся в нём документ, он показал его Болдуину. Затем, подойдя к трибуне, он передал бумагу самому премьеру. Взглянув на документ, Чемберлен тут же обратился к Палате. «Я сказал ещё не всё, — заявил он, — я должен сделать Палате дополнительное сообщение. Господин Гитлер извещает, что он приглашает меня встретиться с ним завтра утром в Мюнхене». Члены Парламента, мечтавшие о соглашении с Гитлером, встретили заявление премьера шумными аплодисментами.

29 сентября «неутомимый» Чемберлен в третий раз сел в самолёт, чтобы отбыть в Германию. В 12 часов 45 минут в Мюнхене в Коричневом доме открылась, конференция полномочных представителей Германии, Великобритании, Франции и Италии. Германия была представлена Гитлером, Англия — Чемберленом, Франция — Даладье, Италия — Муссолини. Переговоры закончились ночью около двух часов. Условия Годесбергского меморандума были приняты полностью. Чехословакии предлагалось передать Германии все пограничные с ней районы. Таким образом, речь шла не только о Судетской области, но и о районах, пограничных с бывшей Австрией. Передаваемые районы Чехословакия должна была очистить в срок с 1 по 10 октября. Все военные сооружения, находившиеся в этих областях, передавались Германии. В соглашении указывалось также на необходимость «урегулировать» вопрос о польском и венгерском национальных меньшинствах в Чехословакии. Таким образом, имелось в виду отторжение от Чехословакии ещё некоторых частей её территории в пользу Польши и Венгрии. После «урегулирования» этого вопроса оставшейся части Чехословакии должны быть предоставлены гарантии Англии, Франции, Германии и Италии против неспровоцированной агрессии.

Судьбы Чехословакии решались в Мюнхене без всякого её участия. Чешский посланник и представитель Министерства иностранных дел Чехословакии прибыли в Мюнхен лишь для того, чтобы «ожидать результатов конференции». Ни тот, ни другой не были допущены в зал совещания.

Перед отъездом из Мюнхена Чемберлен посетил Гитлера и подписал с ним следующую декларацию: «Мы, германский фюрер, имперский канцлер и британский премьер-министр… согласились в том, что вопрос об англо-германских отношениях имеет первостепенную важность для обеих стран и для всей Европы. Мы считаем, что соглашение, подписанное вчера вечером, равно как и англо-германское морское соглашение, символизируют волю обоих наших народов никогда впредь не воевать друг с другом».

В ту же ночь Гендерсон в упоении успехом своей миротворческой деятельности в Берлине восторженно писал Чемберлену: «Миллионы матерей будут благословлять ваше имя за то, что вы спасли их сыновей от ужасов войны».

В свои столицы Чемберлен и Даладье въезжали как триумфаторы. На аэродроме огромная толпа встретила Даладье кликами: «Да здравствует Даладье! Да здравствует мир!»

Первым миротворцем считал себя Бонна. Действительно, Даладье послушно следовал внушениям пронырливого министра иностранных дел, хотя и был хорошо осведомлён об истинных причинах заинтересованности Бонна в мире с Германией. Тайная полиция представила Даладье ряд документов, изобличавших министра иностранных дел как спекулянта на фондовой бирже и участника тёмных махинаций, успех которых зависел от уступки немцам. Некоторые члены французского кабинета знали об этих аферах министра иностранных дел и ставили вопрос о его отставке. Но Даладье и президент республики сознательно закрывали глаза на эту сторону деятельности Боннэ, ценя его усердие как наиболее ловкого проводника политики соглашения с Германией. Между прочим было известно, что Боннэ представил правительству явно неверные данные о превосходстве вооружённых сил Германии. Из этого доклада вытекало, что французская, русская и чехословацкая армии, вместе взятые, не могли бы противостоять военной мощи «третьего рейха». Между тем французский генеральный штаб имел достоверные сведения, что германской армии потребуется ещё не меньше года, чтобы привести свои вооружённые силы в состояние боевой готовности. Но изменникам, подкупленным агентам немцев и спекулянтам, подобным Боннэ, нужно было во что бы то ни стало внушить правительству и общественному мнению уверенность в невозможности борьбы с гитлеровской Германией. Значительная часть французской прессы во главе с агентством Гавас получала от немцев огромные деньги и вела кампанию в пользу Гитлера. Сообщение агентства Рейтер от 28 сентября о германской мобилизации и воинственных замыслах Гитлера было встречено этой частью французской печати как злостное измышление. 29 сентября Леон Додэ выступил в фашистской газете «Action Franchise» против «кровавой сволочи», которая распространяет ложные слухи. Через два дня после речи Чемберлена, который официально объявил о намерении Гитлера мобилизовать германскую армию, во французской печати появились опровержения этого факта. 30 сентября в газете «Liberte» был воспроизведён краткий диалог, якобы имевший место между Даладье и депутатом Марэном по этому поводу:

«Марэн: Но сообщение о германской мобилизации?

Даладье: Ложь!

Марэн: А телеграмма Рейтера?

Даладье: Ложь!».

Когда в эти дни во Францию прибыл Уинстон Черчилль, часть французской прессы открыла против него кампанию, объявив этого политического деятеля Англии «поджигателем войны номер первый».

5 октября, выступая в Палате общин, Черчилль дал уничтожающую оценку деятельности англо-французской дипломатии. «Мы испытываем бедствия первостепенного значения, выпавшие на долю Великобритании и Франции, — говорил лидер парламентской оппозиции. — Не будем закрывать на это глаза. Мы должны ожидать, что в ближайшее время все страны Центральной и Восточной Европы придут к соглашению с торжествующей фашистской властью. Сметён ряд союзов в Центральной Европе, на которые Франция опиралась для обеспечения своей безопасности».

Вернувшись из Мюнхена, Чемберлен заявил в одном из своих публичных выступлений, что «отныне мир обеспечен на целые поколения». Совершенно иначе оценивал Черчилль итоги Мюнхена. «Англия, — говорил он с горечью и негодованием, — должна была выбирать между войной и позором. Её министры выбрали позор, чтобы затем получить и войну».

Ещё раньше, 24 марта 1937 г., выступая в английском Парламенте, Черчилль пророчил гибельные последствия соглашательской политики правительства Чемберлена. «Если британскую нацию и Британскую империю постигнет смертельная катастрофа, — предупреждал Черчилль, — будущие историки спустя тысячу лет тщетно будут пытаться постигнуть тайны нашей политики. Никогда не смогут они понять, как это случилось, что народ, одержавший победу, имеющий кое-что за душой, унизился до такого падения, пустил по ветру всё, что выиграл в результате безмерных жертв и решительного торжества над противником. Они не поймут, почему победители оказались побеждёнными, а те, которые сложили оружие на поле битвы и молили о перемирии, идут ныне к господству над миром».

Советская дипломатия в деле защиты независимости Чехословакии. При обсуждении в Мюнхене чехословацкого вопроса Гитлер с пеной у рта доказывал Даладье и Чемберлену, что Чехословакия является «форпостом большевизма в Европе». Чехословакии Чехословацкая республика связана с Советским Союзом договором о взаимной помощи. Правительство СССР толкает её на войну с Германией; оно не только стремится нанести удар Гитлеру, но рассчитывает разжечь мировую войну, последствием которой может быть большевистская революция. Поэтому люди, которые требуют защиты Чехословакии, содействуют крушению существующего порядка в Европе…

Из Парижа и Лондона в Прагу шли настоятельные предупреждения: Чехословакия не должна надеяться на Советский Союз; он находится слишком далеко; у него нет с Чехословакией общих границ; наконец, он и не захочет вступать в войну, несмотря на свои договорные обязательства о помощи Чехословакии. Так дипломатия французского и английского правительств старалась ослабить дух чехословацкого народа и опорочить Советский Союз в глазах демократов всего мира.

Сказывался и другой мотив буржуазной дипломатии. Её руководителям не улыбалась мысль о совместных действиях против Гитлера с Советским Союзом. С солдатской откровенностью выразил это настроение в своём разговоре с некоторыми политическими деятелями в Праге бывший глава французской военной миссии в Чехословакии генерал Фоше.

Фоше заявил, что для Франции было бы нежелательно разбить Гитлера при помощи Советского Союза. Прежде всего мировое общественное мнение могло бы отнести честь этой победы за счёт Красной Армии. Это болезненно задело бы национальную честь Франции. Но ещё важнее другое. Разгром Гитлера при содействии большевиков вызвал бы бурный подъём симпатий к Советскому Союзу. Это содействовало бы опасному росту революционного рабочего движения. Такая перспектива отнюдь не улыбается французскому правительству. «Словом, — заключил генерал Фоше, — мы не хотим выступать против Гитлера, имея союзниками большевиков». Клеветническим измышлениям антисоветской дипломатии противоречили всем известные факты. Весь свет знал, что советское правительство считает долгом своей чести выполнять принятые на себя договорные обязательства и что оно неустанно борется за дело коллективной безопасности и взаимной помощи демократических стран против поджигателей войны.

Советский Союз оказался единственным государством, сохранившим верность своим международным обязательствам в отношении Чехословакии.

«Связанный с Чехословакией пактом о взаимной помощи, — заявлял представитель СССР на пленуме Лиги наций 21 сентября 1938 г., — Советский Союз в дальнейшем воздерживался от всякого вмешательства в переговоры чехословацкого правительства с судетонемцами, считая это внутренним делом чехословацкого правительства. Мы воздерживались от всяких советов чехословацкому правительству, считая недопустимым требовать от него уступок немцам в ущерб государственным интересам, ради избавления нас от необходимости выполнения наших обязательств по пакту. Не давали мы советов также и в. обратном направлении».

В начале сентября 1938 г. французское правительство обратилось к правительству СССР с запросом, какова будет его позиция, в случае если Чехословакия подвергнется нападению.

Ответ советского правительства был ясен и прям: немедленно созвать представителей СССР, Англии и Франции; опубликовать декларацию от имени этих держав, предупреждающую, что Чехословакии будет оказана помощь в случае невызванного нападения на неё Германии; внести тот же вопрос в Лигу наций для обсуждения способов этой защиты; наконец, организовать техническую консультацию представителей генеральных штабов СССР, Франции и Чехословакии для выработки плана

совместных военных действий. Таковы были предложения советского правительства. При этом было подчёркнуто, что СССР окажет Чехословакии помощь любыми средствами и всеми доступными путями, если, как установлено его договором с Чехословакией, сама Франция выступит на её защиту.

В середине сентября само чехословацкое правительство запросило правительство СССР, готово ли оно в соответствии с чешско-советским пактом оказать немедленную и действенную помощь Чехословакии, если такую же помощь она найдёт и со стороны Франции. На этот запрос советское правительство немедленно ответило согласием. Как известно, в чешско-советском пакте было предусмотрено, что СССР оказывает помощь Чехословакии лишь в том случае, если и Франция делает то же самое. Всякому было понятно, что, вынуждая Чехословакию принять германо-англо-французский ультиматум, Франция фактически нарушает свои обязательства о помощи Чехословакии, предусмотренные чешско-французским пактом.

Тем самым и советское правительство формально освобождалось от обязательства оказать помощь Чехословакии, установленного чешско-советским пактом. Тем не менее правительство Советского Союза не воспользовалось своим правом предоставить Чехословакию её судьбе. Чешско-советский пакт не был объявлен утратившим силу. СССР попрежнему был готов оказать поддержку Чехословакии, если её правительство того пожелает. В критические дни 27–28 сентября, когда президент Соединённых штатов предложил своё посредничество для разрешения германо-чешского конфликта мирными средствами, представителю США в Советском Союзе Керку было сообщено от имени советского правительства, что оно высказывается за созыв международной конференции для оказания коллективной помощи Чехословакии и для принятия практических мер, необходимых для сохранения мира.

Этого мало. Когда в польской прессе опубликовано было сообщение о концентрации войск Польши на чехословацкой границе, в Наркоминдел был приглашён вечером 23 сентября поверенный в делах Польской республики. От имени советского правительства ему было заявлено, что по сведениям, не опровергнутым польским правительством, на чехословацкой границе сосредоточиваются польские войска, которые, повидимому, должны быть двинуты на территорию Чехословакии. Правительство Советского Союза надеется, что эти сообщения будут немедленно опровергнуты Польшей. Если бы этого не случилось и если бы польские войска действительно вторглись на территорию Чехословакии, правительство СССР признало бы это актом невызванной агрессии. На этом основании оно вынуждено было бы денонсировать польско-советский пакт о ненападении от 25 июля 1932 г.

Вечером того же дня последовал ответ польского правительства. Тон его был по обыкновению заносчив. Однако по существу польское правительство оправдывалось: оно объясняло, что проводит некоторые военные мероприятия лишь в целях обороны. Вскоре иностранная печать сообщила, что часть польских войск была отведена от чехословацкой границы. Очевидно, твёрдое предупреждение Советского Союза возымело своё действие.

Между тем реакционная пресса Англии и Франции усиленно распространяла измышления о том, будто бы СССР не намерен выполнять свои договорные обязательства по отношению к Чехословакии.

Махинации клеветников были разоблачены: в Женеве, на Ассамблее Лиги наций, был оглашён ответ советского правительства на запросы Франции и Чехословакии. Так сорван был провокационный замысел реакционеров. Зато СССР предстал перед миром как единственная страна, которая в момент всеобщей паники, дезертирства и предательства сохранила полное спокойствие, доказала свою неизменную верность договорным обязательствам, проявила твёрдую решимость защищать международный мир и демократию против поджигателей войны.

Клеветники прибегли к новому маневру. Пущен был слух, будто при разрешении чехословацкого кризиса правительства Франции и Великобритании совещались с представителями Советского Союза, будто даже мюнхенские решения были предварительно согласованы с правительством СССР. В доказательство ссылались на то, что Бонна встретился с советским послом в Париже, а Галифакс и Кадоган с представителем СССР в Лондоне. Тогда 4 октября агентство ТАСС выступило с сообщением, что версия эта лишена всяких оснований. В разговорах с послами СССР министры иностранных дел Франции и Англии ограничились всего-навсего передачей им газетной информации. Что касается Мюнхенской конференции и её решений, то правительство СССР никакого касательства к ним не имело и не имеет.