|
||||
|
Глава 7 Крейсер «Канбера» стал первым из кораблей южных сил, на который обрушилась артиллерийско-торпедная мощь эскадры адмирала Микавы. Когда старший офицер капитан 3 ранга Уэлш вступил в командование агонизирующим кораблем, тот уже имел крен в 10 градусов на правый борт. Однако, Уэлш, обладавший упрямым характером, еще не был готов дать приказ экипажу покинуть крейсер. Огонь бушевал в помещении Центрального поста управления машинами, а также на запасном командном пункте в кормовой части корабля. Горели самолетные катапульты, а равно и все, что могло гореть на верхней палубе. Расчеты четырехдюймовых орудий и торпедных аппаратов были либо убиты, либо тяжело ранены. В межпалубных помещениях повсюду бушевало пламя, распространяя густой удушливый дым. Капитан 2 ранга Макмагон после разговора с умирающим командиром спустился в Центральный пост управления машинами. Густой дым валил из котельного отделения «А», в то время как котельное отделение «Б» представляло из себя месиво из трупов погибших, обломков арматуры и разбитых механизмов. Макмагон, опасаясь, что могут взорваться погреба с боеприпасами, сообщил об этом капитану 3 ранга Уэлшу. Тот немедленно приказал затопить погреба. К этому времени крен «Канберы» достиг 15 градусов, и никто не мог сказать, сколько еще корабль продержится на воде. Уэлш считал, что в их распоряжении, возможно, всего несколько минут. Макмагон также понимал, что корабль обречен. Информация стекалась к нему в Центральный пост и передавалась на мостик по переговорной трубе. Группы борьбы за живучесть докладывали одну плохую новость за другой: – Тяжелый снаряд попал в барбет орудия «А», полностью выведя его из строя. – Попадание тяжелого снаряда в помещение команды торпедистов, есть убитые. – Два попадания в подпалубное отделение. – Один снаряд разрушил камбуз машинной команды. – Один снаряд попал в штабное помещение и еще один – в носовую часть ходового мостика с левого борта, убив большую часть находившихся там людей. – Торпеда попала в правый борт в районе 127-го шпангоута между двумя котельными отделениями. – Один снаряд разрушил кают-компанию старшин и смежное вентиляторное отделение. Из одного этого перечня старпому стало ясно, что корабль вряд ли переживет эту ночь. Он дал приказ слить топливо из цистерн и выстрелить оставшиеся торпеды. Все погреба боеприпасов были затоплены, раненые собраны на верхней палубе. Оба катера и все уцелевшие шлюпки приготовлены к спуску. На катера грузили офицеров и матросов с тяжелыми ранениями. Из уже переполненной носовой перевязочной начали эвакуацию людей, в первую очередь – неспособных передвигаться самостоятельно. Одним из них был семнадцатилетний кочегар Рэй Бойс. Шрапнель вырвала у него половину грудной клетки. Доктор Даунвард, вернувшись с мостика, перебинтовал ему грудь, подложив целлофановую прокладку. Для всех медиков положение молодого кочегара представлялось безнадежным, но Бойс находился в сознании, иногда даже улыбался. Во время внезапной атаки Бойс мирно спал, устроившись на верхней палубе под мостиком. При первом же сигнале тревоги он побежал за своим спасательным жилетом. Он числился больным при корабельном лазарете, а его спасательный жилет находился в кубрике. Когда Бойс спускался вниз по трапу, его настиг осколок восьмидюймового снаряда с японского крейсера «Чокай». Другой кочегар, девятнадцатилетний Джордж Ятис, был направлен с каким-то поручением к доктору Даунварду, но в этот момент раздался грохот взрыва снаряда. После взрыва оглушенный Ятис поднялся на ноги и с удивлением увидел на палубе чью-то оторванную руку. Он закричал: «Смотрите! Чья-то оторванная рука!» Джон Каугли – один из корабельных коков, сбитый с ног тем же взрывом, приглядевшись, крикнул Ятису: «Ради Христа, ложись на палубу и лежи спокойно! Это твоя рука!» Старшина Джон Чипман, корабельный плотник, бежал на свой боевой пост, когда раздался взрыв торпеды. Силой взрыва старшину сбило с ног, швырнуло в проход и прокатило до первого препятствия, которым оказалась дверь его плотницкой. Придя в себя, Чипман подключился к поиску раненых, помогая санитарам. Санитары, одетые в белые халаты, с укрепленными на лбу электрическими фонариками, наподобие шахтерских, проверяли все закоулки крейсера, поднимаясь и спускаясь по бесчисленным искореженным трапам, обшаривали коридоры и проходы, наполненные густым ядовитым дымом. При свете полыхающих пожаров их белые халаты казались багрово-красными. Находя раненых, они оказывали им первую помощь и старались перенести их в более безопасное место… Электрики налаживали аварийное освещение во всех внутренних помещениях корабля. Механики и машинисты самоотверженно пытались остановить поступление воды в разрушенные взрывом помещения. Скользя по залитым маслом и мазутом металлическим настилам и полам, полуослепленные валившим отовсюду дымом, с трудом удерживаясь на ногах на накренившихся палубах, работая по пояс в черной от мазута воде, они пытались хотя бы приостановить наступление злобно шипящей забортной воды, чтобы выиграть время для снятия с крейсера раненых и уцелевших. В снарядном погребе башни «X» слышали сигналы тревоги и почувствовали взрыв торпеды, попавшей в правый борт крейсера. Главный старшина Гарольд Муррей, переживший эту страшную ночь, позднее вспоминал: «Мы ждали сообщения, что наша «Канбера» вступила в бой. Но никаких приказов не поступало. Только что-то громыхало наверху, началась какая-то странная вибрация корпуса, слышался шум, похожий на глухие взрывы… Потом мы увидели, что наш полузатопленный крейсер начал крениться. Нам показалось, что машины корабля перестали работать. Мы чувствовали себя как крысы в глухой западне. До нас доносились глухие удары, мы ощущали содрогания корабля, как бывает, когда в корабль попадают снаряды… после долгого мучительного ожидания мы, наконец, услышали голос старшины Хоппера: «Эй! Внизу! Все наверх!» Мы с небывалой скоростью выполнили эту команду. Задраили за собой люк, а затем, по приказу офицера из группы борьбы за живучесть затопили свой погреб… Добравшись до верхней палубы, я замер в оцепенении. Кормовой пост управления огнем был объят пламенем, платформа четырехдюймовых орудий была окутана дымом и догорала. Орудия молчали. На палубе было много санитаров, оказывающих помощь раненым. Уцелевшие пытались бороться с пожарами. Надстройки крейсера были разрушены. Наш гидроплан горел. На темной поверхности моря ярко отражалось пламя нашего горящего крейсера, а высоко над клубами дыма мерцали звезды, впервые появившиеся после ночных дождевых шквалов…» На мостике капитану 2 ранга Уэлшу стало ясно, что более откладывать неизбежное уже невозможно. Он отдал приказ «Оставить корабль!». |
|
||