XIIПобеда триумвирата

Обретя уверенность в том, что Ленин, хотя бы в ближайший предсъездовский отрезок времени будет лишён всякой возможности влиять на ход событий, триумвират перешёл в решительное наступление, направленное на оттеснение Троцкого от руководства и захват всей полноты власти в свои руки. Беспринципная деятельность триумвирата, в котором ещё никто из участников не занимал ведущей роли, в дальнейшем предопределила раскол партии, открывший дорогу утверждению сталинизма.

Не будучи скована, как Троцкий, никакими моральными соображениями, «тройка» после 6 марта сплотилась ещё теснее. Главная трудность для неё в это время состояла в объявлении открытой войны Троцкому, имя которого для коммунистов оставалось ещё неразрывно связанным с именем Ленина. В партии и в стране Троцкий пользовался в то время популярностью, едва ли уступавшей популярности Ленина. Его авторитет был намного более высоким, чем авторитет и Сталина, и Зиновьева, и Каменева. При выборах почетных президиумов на собраниях, при составлении протоколов заседаний пленумов ЦК и т. д. имена руководителей партии тогда перечислялись не в алфавитном порядке, а в зависимости от их политического веса (при этом никакой официальной регламентации не существовало). Первым обычно назывался Ленин, а вторым Троцкий. Даже на XII съезде партии приветственные выступления рабочих делегаций заканчивались чаще всего здравицей в честь двух вождей партии — Ленина и Троцкого. Заслуги Троцкого в организации Октябрьского восстания и Красной Армии никем не оспаривались. На страницах «Правды», в центральных и местных издательствах ещё в первой половине 1923 года публиковались статьи о Троцком не только близких к нему коммунистов[182], но и таких людей, как Луначарский и даже Ярославский, наиболее рьяный в будущем идеолог борьбы с «троцкизмом». В них о Троцком говорилось в не менее приподнятых тонах, чем о Ленине.

В этих условиях триумвират и его приверженцы ещё не решались поднимать вопрос о «троцкизме» и в борьбе с Троцким пользовались пока что только методами закулисных интриг.

Тем временем состояние Ленина оставалось критическим. Вплоть до июля 1923 года речь шла о спасении его жизни. Больного нельзя было оставлять одного ни на минуту, при нём постоянно дежурили врач и медицинская сестра. Об атмосфере, царившей в эти месяцы в ленинском доме, можно составить представление по словам из письма Крупской И. А. Арманд от 6 мая 1923 года: «Доктора говорят, что Володя может выздороветь, но они сами говорят, что с уверенностью ничего не могут сказать. Тому же, что происходит сейчас, нет названия… И люди все ушли — выражают сочувствие, но заходить боятся»[183].

Именно этой атмосферой, по-видимому, объясняется тот факт, что Крупская, прикованная к постели Ленина, не имела возможности или же не решилась без прямого его указания (которого он не мог дать, так как находился в бессознательном состоянии) передать «Завещание» XII съезду. Тем не менее у триумвиров, видимо, сохранялись опасения, что этот документ тем или иным путём станет известен делегатам съезда. После смерти Сталина Володичева рассказывала со слов Н. С. Аллилуевой, что Сталин опасался того, что она, Володичева, может довести «Завещание» до сведения делегатов.

Спустя три недели после отключения Ленина от работы, а именно 31 марта 1923 года, на заседании пленума ЦК было решено поручить доклад ЦК на съезде Зиновьеву и Сталину, распределив между ними темы: политический доклад и организационная деятельность партии. Троцкий не возражал против этого предложения, взяв на себя доклад о промышленности. Тезисы этого доклада, в которых содержались принципиальные соображения о соотношении плановых и рыночных начал в условиях нэпа, сперва были приняты в Политбюро без прений. Лишь когда выяснилось, что надежды на возвращение Ленина к работе нет, «тройка» сделала крутой поворот, направленный на противопоставление Троцкого большинству Политбюро первоначально в глазах ЦК.

Под её влиянием мартовский пленум ЦК отклонил содержавшееся в тезисах Троцкого предложение об уменьшении вмешательства партийных органов в работу хозяйственных учреждений и организаций. Каменев внёс к уже одобренному проекту резолюции о промышленности, написанному Троцким, поправки, которые должны были дать основание для обвинений Троцкого, пока ещё только перед ЦК, в «недооценке» крестьянства. «Спустя три года после своего разрыва со Сталиным, — вспоминал впоследствии Троцкий, — Каменев со свойственным ему добродушным цинизмом поведал мне, как готовилось на кухне это обвинение, которого никто из авторов, разумеется, не брал всерьёз»[184].

В конце марта «тройка», при поддержке остальных членов Политбюро, подготовила свою «бомбу», направленную против Троцкого — письмо всем членам и кандидатам в члены ЦК, в котором многословно перечислялись разногласия с Троцким, касавшиеся даже отдельных формулировок в его работах, и одновременно отрицались возможные предположения по поводу того, что «в Политбюро имеется какое-то предвзятое большинство, связанное кружковщиной…»[185]

Одним из главных обвинений в адрес Троцкого, содержавшихся в этом письме, было обвинение в том, что своим предложением (в тезисах доклада о промышленности) о более чётком разграничении партийной, советской и хозяйственной работы Троцкий «подаёт палец тем, кто добивается ликвидации руководящей роли партии»[186]. Особое раздражение авторов письма вызвала статья Троцкого, помещённая в «Правде», в которой он утверждал, что партийные органы должны сосредоточиться на чисто политической работе и квалифицировал решение хозяйственных вопросов «партийным путём» как решение важных дел «на глаз».

О подоплёке всей этой тщательно скоординированной кампании Троцкий косвенно упомянул в докладе на Всеукраинской партийной конференции. «Конечно, товарищи, — говорил он, — партия состоит из живых людей, у людей есть недостатки, недочёты, и у коммунистов в том числе, есть много «человеческого, слишком человеческого», как говорят немцы, есть групповые и личные столкновения, серьёзные и мелочные, есть и будут, ибо без этого большая партия жить не может. Но нравственный вес, политический удельный вес партии определяется тем, что всплывает при такого рода трагической встряске (Троцкий имел в виду болезнь Ленина. — В. Р.) наверх: воля к единству, дисциплина или же второстепенное и личное, человеческое, слишком человеческое?»[187]

Психологическим результатом кампании, неожиданно обрушившейся на Троцкого перед съездом, стала проявленная им вновь нерешительность. По-видимому, опасаясь того, что обнародование им действительного существа разногласий с большинством Политбюро в условиях, когда оно впервые выступило против него сплочённым фронтом, может быть представлено и понято как разжигание склоки или как фракционное выступление, Троцкий ограничился тем, что выступил на съезде с обоснованием и защитой положений своего доклада, в котором впервые была представлена развёрнутая концепция новой экономической политики.

Троцкий не сообщил делегатам съезда о характере внутренней борьбы в Политбюро, не выступил в прениях по национальному вопросу, ограничившись относительно нейтральной речью на соответствующей секции съезда. В результате всего этого начатая Лениным и Троцким борьба против стремительно нараставшего партийного бюрократизма, «не доведённая до конца, ни даже до середины… дала прямо противоположные результаты. Ленин успел, в сущности, только объявить войну Сталину и его союзникам, причём и об этом узнали лишь непосредственно заинтересованные, но не партия»[188].

Подчиняясь навязанным триумвиратом, ложно истолкованным требованиям внутрипартийной лояльности, Троцкий не сделал даже попытки консолидировать на съезде те силы, которые были готовы поставить вопрос о ненормальности сложившегося внутрипартийного режима. Об остроте, с какой осознавался этот вопрос определённой частью партии, говорит содержание тайно распространявшегося некоторыми коммунистами накануне съезда документа под названием «Современное положение РКП и задачи пролетарского коммунистического авангарда». Авторство этого документа, по мнению Зиновьева, могло принадлежать лидерам бывшей фракции «демократического централизма» (Осинскому, Сапронову, В. М. Смирнову) . «Необходимо, — говорилось в документе, — добиваться отмены постановлений, запрещающих внутрипартийные группировки, и прекращения гонений на товарищей, выступающих коллективно по партийным и советским вопросам. Необходимо прочно внедрить в сознание партии: 1) что без права коллективных выступлений нет и не может быть критики и дискуссии…, 2) что поддержание «единства партии» путём механического давления означает на деле диктатуру определённой группы и образование в партии ряда нелегальных группировок, т. е. глубочайший подрыв внутреннего единства, моральное разложение и идейное умерщвление»[189].

В документе предлагалось «открыть действительно широкий беспрепятственный доступ беспартийных на все советские должности, в том числе выборные. Речь идёт о том, чтобы уничтожить монополию коммунистов на ответственные места, лишить партбилет значения патента и тем ослабить засорение партии карьеристами и развитие карьеризма, приспособленчества, обывательщины в рядах партии…»[190]. Авторы документа требовали «строгого расчленения партийной и советской работы» с тем, чтобы партийные органы давали только основные директивы коммунистическим фракциям в государственных органах. Такое же «строжайшее размежевание» предлагалось провести между работой ЦК партии и общесоюзных советских органов: «ЦК должен давать СНК и ВЦИК только общие директивы и главное своё внимание сосредоточить на руководстве партийной работой». Наконец, авторы документа считали необходимым, чтобы XII съезд удалил от партийного руководства «одного-двух наиболее фракционно настроенных (наиболее разложивших партийную среду, наиболее способствовавших развитию бюрократизма под прикрытием лицемерных фраз) ответственных работников господствующей группы: ЗИНОВЬЕВА, СТАЛИНА, КАМЕНЕВА»[191].

Несомненно, многие из этих идей и предложений были созвучны настроениям Троцкого. Однако своё критическое отношение к сложившемуся внутрипартийному режиму Троцкий формулировал лишь в письмах, рассылаемых им членам ЦК. Так, в письме от 22 марта 1923 года он писал: «Политбюро и Оргбюро должны отказаться от господствующей ныне системы, которая партийное руководство и распределение заменяет секретарским дерганием»[192].

Тем не менее ни Троцкий, ни его единомышленники не подняли публично голос протеста против использования правящей фракцией этой системы при подборе делегатов на съезд: на многих губернских конференциях делегаты избирались безальтернативно, по рекомендации секретарей губкомов, которые, в свою очередь, избирались с лета 1922 года по рекомендациям ЦК, т. е. фактически назначались Секретариатом. В результате XII съезд был первым послеоктябрьским съездом, на котором подавляющее большинство делегатов составляли работники партийного аппарата. Согласно докладу мандатной комиссии, 55,1 процента делегатов вели «исключительно партийную работу» и 28,8 — совмещали её с другой работой. Учтем при этом, что 30 процентов всех секретарей губкомов были рекомендованы Секретариатом ЦК.

Лишь в письме в ЦК от 8 октября 1923 года Троцкий упомянул о том, что «очень многие члены партии, отнюдь не худшие, с величайшей тревогой относились к тем способам и приёмам, при помощи которых созывался XII съезд. Этой же тревогой было проникнуто большинство делегатов съезда». Лишь стремление обеспечить единодушную работу партии в период обострения болезни Ленина, объяснял Троцкий, «сгладило группировки партии, заставило многих подавить недовольство и не выносить своей законной тревоги на трибуну съезда»[193].

В результате всего этого, выступления в предсъездовской дискуссии и на самом съезде против проведения триумвиратом групповой, по сути дела фракционной, организационной и кадровой политики грубого подавления свободы внутрипартийного мнения, оказались несогласованными и разрозненными.

Развивая мысли, высказанные им в предсъездовской дискуссии[194], Красин полемизировал с Зиновьевым, который в своём докладе заявил, что нынешний ЦК «имеет ядро, которое примерно два десятка лет назад тоже стояло у партийного руля и ни на момент не отходило от нашей партии»[195]. В ответ на это Красин дал понять, что под «ядром» Зиновьев имел в виду сложившуюся в Политбюро фракционную группировку, претендовавшую на то место в партии, которое в ней всегда занимал Ленин. «Когда мне говорят, что какая бы то ни было тройка или пятерка заменит т. Ленина и что мы «всё оставляем по-старому», — подчёркивал Красин, — то я говорю: нет, товарищи, по-старому мы оставить не можем, и старого этого не будет до того момента, пока Владимир Ильич снова не возьмёт в свои руки руль государственного корабля»[196].

В выступлениях Красина, Ларина и Осинского содержались созвучные предсъездовскому выступлению Троцкого в «Правде» мысли о необходимости более чёткого разделения функций между партийными, советскими и хозяйственными органами, предоставления двум последним большей самостоятельности. В речи В. Косиора обращалось внимание на попытки отстранить Троцкого и других коммунистов от руководящей работы, «исключительно потому, что в различное время и по различным поводам они участвовали в тех или иных группировках, что они принимали участие в дискуссиях против официальной линии, которая проводилась Центральным Комитетом»[197].

Отвечая на эти обвинения, Сталин в заключительном слове по своему докладу коснулся только вопроса о Троцком, заявив, что тот дважды отказался от предложения стать заместителем Ленина в Совнаркоме. Сталин объяснял отказ Троцкого от этого предложения тем, что у последнего есть, очевидно, «какой-то мотив, какое-то соображение, какая-то причина, которая не даёт ему взять кроме военной ещё другую, более сложную работу»[198].

На эти высказывания Сталина Троцкий отреагировал далеко не лучшим образом. В начале своего доклада о промышленности он назвал совершенно неуместным «заявление т. Косиора о недостаточном использовании моих сил» и упомянул, имея в виду слова Сталина, «о дальнейшем развитии, которое получил этот инцидент». Троцкий заявил, что он готов дать все необходимые разъяснения по этому вопросу, если того потребует съезд. «Если же съезд не считает нужным вопрос развивать дальше, то я, со своей стороны, никакой инициативы не беру и считаю, что он в данной стадии для съезда исчерпан»[199].

Это свидетельствовало о том, что Троцкий надеялся на прояснение вопроса о своих конфликтах с «тройкой» по дополнительному требованию съезда и одновременно опасался перерастания такого разговора в беспринципную склоку.

Очевидно, несогласованностью и разрозненностью выступлений критиков триумвирата была вызвана реакция, на выступление Осинского, положительно отозвавшегося о Сталине и Каменеве, но резко критиковавшего Зиновьева за проявление «вождизма» и за безапелляционные обвинения в «ревизии ленинизма», которые тот бросал своим оппонентам в предсъездовской дискуссии. Ответ на эту критику дал не Зиновьев, а Сталин, обвинивший Осинского в том, что он «взял курс на разложение того ядра, которое создалось внутри ЦК». Поимённо назвав членов этого «ядра», т. е. триумвирата, Сталин прибегнул к самым грубым угрозам в адрес Осинского: «…Если т. Осинский серьёзно думает предпринять такие атаки против того или иного члена ядра нашего ЦК, я должен его предупредить, что он наткнется на сплошную стену, о которую, я боюсь, он расшибёт себе голову»[200].

В целом XII съезд показал, каким значительным интеллектуальным потенциалом обладала в то время партия. Все последующие партийные съезды, вплоть до семнадцатого, признавшего Сталина единственным вождем партии, демонстрировали постепенную утрату этого потенциала, поскольку основное внимание на них концентрировалось не на свободном обсуждении вопросов теории и политики партии, а на беспринципной травле внутрипартийных оппозиций.

Однако сталинская аппаратная подготовка XII съезда, нерешительность Троцкого и неосведомлённость большинства делегатов о внутренней борьбе внутри Политбюро привели к тому, что организационные итоги съезда оказались как нельзя более благоприятными для триумвирата. Как выразился впоследствии Зиновьев, XII съезд «молчаливо» закрепил главенствующую роль «сложившегося ядра» в Центральном Комитете нашей партии.

Другая несомненная победа триумвирата и набиравшей силу партийной бюрократии состояла в том, что в резолюции съезда по организационному вопросу оказалось выхолощенным содержание ленинский идей о внутрипартийной демократии и повышении роли ЦКК.

На XII съезде состав ЦК был расширен незначительно: число его членов увеличилось с 27 до 40 человек, а число кандидатов в члены ЦК уменьшилось с 19 до 17. Зато состав ЦКК был увеличен почти в 10 раз. Но лишь треть избранных съездом членов ЦКК составляли рабочие, продолжавшие трудиться на производстве, остальные члены были работниками местных органов партийно-государственного контроля. При этом увеличение числа членов ЦКК до 50 и кандидатов в члены ЦКК до 10 было дополнено созданием новых организационных надстроек над пленумом ЦКК. Работой ЦКК отныне должен был руководить Президиум из 9 человек, который, в свою очередь, избирал секретариат для ведения текущей работы и партколлегию для рассмотрения дел о нарушении партийной этики, Устава и Программы партии. Эти чисто аппаратные надстройки над ЦКК сыграли в дальнейшем важную роль в борьбе со всеми возникавшими в партии оппозициями. В дальнейшем участие ЦКК в работе Политбюро было ограничено представительством на его заседаниях лишь трёх постоянных лиц из состава Президиума ЦКК. Ленинская идея об усилении роли Центральной Контрольной Комиссии в обеспечении единства партии была фактически дезавуирована Молотовым в речи на организационной секции съезда, где он заявил, что «будет неправильно, если сказать, что ЦКК должна обеспечить партийную линию «внутри самой партии». На это есть основные руководящие парторганы»[201].

Таким образом, на съезде был, по сути дела, отвергнут предложенный Лениным механизм контрольной деятельности ЦКК, в результате чего оказалась сохранённой монопольная и бесконтрольная власть Политбюро в партии и стране.

Примечания:

1

Коэн С. Большевизм и сталинизм. Вопросы философии. 1989. № 7. С. 46.

2

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. т. 20. С. 476.

18

Известия ЦК РКП(б). 1920. № 26. С. 2.

19

X съезд Российской Коммунистической партии (большевикрв). С. 564.

20

КПСС в резолюциях и решениях. т. 2. С. 507.

182

*В этом плане характерна статья К. Радека «Лев Троцкий — организатор победы», напечатанная в «Правде» 14 марта 1923 года.

183

Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 179.

184

Троцкий Л. Д. Моя жизнь. С. 465.

185

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 817, 818.

186

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 817, 818.

187

Правда. 1923. 12 апреля.

188

Троцкий Л. Д. Моя жизнь. С. 463.

189

Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 53.

190

Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 53.

191

Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 53.

192

Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 175.

193

Известия ЦК КПСС. 1990. № 5. С. 165, 166.

194

Правда. 1923. 24 марта.

195

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 48.

196

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 126.

197

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 102.

198

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 198, 199.

199

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 398.

200

XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). С. 201.

201

Политическое образование. 1988. № 10. С. 37.