АНТИЧНЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ И СОСТОЯНИЕ РИМСКОГО ОБЩЕСТВА

В свою очередь, римский империализм и капитализм вырастают на почве войн. Капитализм Рима был воинственным, алчным, безграничным. Его конек – политика «разделяй и властвуй» и захват все новых территорий, приносивших неисчислимые богатства и массы рабов. Источники государственных доходов главным образом были следующие: доходы с государственных имуществ (госземель), сборы с которых отдавали за известную сумму откупщикам на откуп на 5 лет. Сюда относились различные повинности населения тех провинций, что были под Римом (поземельные, контрибуционные, чрезвычайный поимущественный налог, штрафные и конфискационные суммы, военная добыча). Победа над Карфагеном, завоевание Македонии, разгром Антиоха, многочисленные удачные войны Рима доставили казне такие огромные денежные суммы, что при поступлении других государственных доходов прямые налоги на римских граждан стали излишни и не были взимаемы. На источник доходов Рима указывает и реплика Ганнибала. Желая произвести впечатление на известного полководца, Антиох устроил смотр своей огромной армии во всем ее блеске, с золотыми и серебряными значками, дорогим оружием и украшениями. Затем он поинтересовался, какое это произвело впечатление на Ганнибала: «Не считаешь ли ты, что все это достаточно для римлян?» Ответ последовал незамедлительно. Ганнибал не без иронии сказал владыке Сирии: «Достаточно, вполне достаточно для римлян всего этого, хотя они и очень жадны». Граждане Рима в отличие, скажем, от жителей провинций обладали налоговым иммунитетом, нарушаемым только в военное время. Позднее, уже при императоре Диоклетиане (284–305 гг.), была проведена реформа, по которой при сохранении множества косвенных сборов основными налогами стали поземельный налог, подушная подать. Освобождение от налогов сохранялось только для городских низов, чиновников Римской республики и воинов-ветеранов.

Здесь надо еще раз подчеркнуть, что в Риме серьезное политическое и военное влияние находилось в откровенной взаимосвязи с наличием собственности и земли. В самые древнейшие времена среди греческих и италийских обществ мы находим три учреждения, основанные и установленные предками (домашняя религия, семья, право собственности). Эти три учреждения уже при самом своем возникновении состояли в явной взаимной связи и, казалось, были не отделимы друг от друга. Идея о праве частной собственности заключалась в самой религии. У каждой семьи были свой очаг и предки. Их собственным богам могла поклоняться только данная семья, ей они покровительствовали и были ее собственностью. Как отмечает Фюстель де Куланж, священная ограда заключала в себе довольно обширное пространство, где находились дом семьи, ее стада, небольшое поле, которое она обрабатывала. Посредине возвышался очаг-покровитель.

Площадь Испании

Римляне

Народы арийской расы, распространяясь, дошли до Греции и Италии и стали строить там себе города. Дома стали ближе друг к другу, и тем не менее они не смежны. Священная ограда еще существует в минимальных размерах; она проявляется в виде небольшой стены, канавы, борозды или просто полосы земли в несколько футов шириной. Однако соседние дома не должны соприкасаться между собою, смежность считалась невозможной, одна и та же стена не могла быть общей для двух домов, ибо в таком случае исчезла бы священная ограда домашних богов. В Риме закон определял 2,5 фута свободного пространства, которое должно было разделять дома; это пространство посвящалось «оградному божеству». Следствием этих религиозных постановлений было то, что у древних не могла никогда установиться общинная жизнь. Фаланстеры совершенно не известны Древнему миру; даже сам Пифагор не смог установить учреждения, против которых шла домашняя религия людей. Ни в какую эпоху исторической жизни древних мы не найдем у них ничего похожего на общинное владение в деревнях, которое было распространено во Франции в правовой культуре Рима (для определенного периода). В общественной жизни Рима отсутствует привычное деление на экономическую, политическую и идеологическую составляющие. Все эти важные категории воспринимались в неразрывном единстве. Как отмечает С.Л. Утченко, древнеримская мораль всегда имела своим образцом правила и обычаи предков. Следствием этого было то, что реальная жизнь постоянно проецировалась на фон идеального представления о поведении и нравах предков. В свое время Дионисий Галикарнасский с удивлением говорил, что римляне в отличие от греков контролируют частную жизнь граждан – по их мнению, люди не должны устраивать роскошных пиров, пренебрегать религией, нарушать свой долг в отношении полисов и перенимать чуждые нравы. Эту же особенность отмечал и Авл Гелий, указывавший, что у древних римлян бережливость и скромность были делом не домашним, а общественным. Меры, XII в. Поскольку каждая семья имела богов и культ, то она должна была иметь и особый участок земли, изолированное владение, свою собственность. Этой психологии тысячи лет.

Первые века своей истории Рим жил очень скромно. Лишь позже поток богатств обрушился на землю Рима. В наиболее трудные периоды истории, в период поздней Республики и раннего Принципата, изданы законы, объединенные под общим названием leges sumptuariae. Одно из значений слова sumptus – расходы общества, высшего слоя на роскошный образ жизни – пиры, одежду, украшения, погребения и утварь. Значение словосочетания leges sumptuariae в русском языке передают термином «законы о роскоши». За три столетия (III в. до н. э. – I в.) таких законов в Риме было принято более сорока. Законы о роскоши являются одним из тех институтов римского права, которые показывают характерные особенности, присущие направленные на поддержание бережливости и скромности в быту, имевшие целью сохранение стабильности внутри гражданского коллектива, направлены против растлевающего влияния роскоши и денег. На наличие аналогичного института в греческой общественной культуре указывал российский ученый Ю.В. Андреев. Таким образом, уже в античной традиции leges sumptuariae связывались с упадком нравов в римском обществе. Такой взгляд на природу законов о роскоши возобладал и в исторической науке Нового и Новейшего времени, где, начиная с Ш. Монтескье, leges sumptuariae трактовались как меры, в которых нашел отражение процесс разложения традиционных норм морали и поведения граждан в римском обществе.

Рабы и вольноотпущенники Рима

Эта важная черта характеризует Рим эпохи завоевания и расширения. Как в драконовском устройстве, римские граждане делились на группы сообразно с тем, принадлежат ли они к «classis» (фаланге) или, будучи экономически неспособны к несению военной повинности, стояли «infra classis» (ниже фаланги). Однако, не вдаваясь в детали, можно утверждать, что с первых этапов большого территориального расширения Рима политическая власть тут фактически находилась в руках у земельных рантье, в руках древней городской знати, т. е. у людей богатых, было ли их богатство следствием владения землей или получено от доходов финансово-ростовщической деятельности или торговли. Пролетарии (proletarii) же рассматривались своего рода париями, «сыновьями презренной жены» или в некоторых случаях не признаваемой законной женой наложницы полноправного гражданина. Они не имели права на то, чтобы занимать ответственные политические должности. Только богатые землевладельцы и могли быть трибулами (tribules).

Хотя могуществом своим Рим был обязан огромной массе людей, которые, строго говоря, и приносили неисчислимые богатства государству, будь то республика или империя. Этой группой были рабы и вольноотпущенники. Фактически на их плечи и лег весь производительный труд в государстве. В Рим от соседних народов сразу же сбежались все, говорил Тит Ливий, «жаждущие перемен – свободные и рабы без разбора, – и тем была заложена первая основа великой мощи». Но идиллия равенства длилась недолго, и скоро иные порядки взяли верх. Рабы и крупные собственники-землевладельцы сделали из Рима государство, привыкшее жить за счет чужого труда и богатеть. Т. Моммзен в «Истории Рима» отмечал, что в Риме дело не дошло до развития настоящего городского среднего сословия, сословия независимых ремесленников и торговцев. Причиной этого он прямо назвал «существование рабов наряду с рано обнаружившейся чрезмерной централизацией капиталов». Рабство – в древности институт неизбежный, распространенный повсюду. В Риме эти люди также занимались мелкими городскими ремеслами, но львиную часть доходов от их трудов получали не они сами, а крупные торговцы, капиталисты и финансисты. «Но и чистая прибыль от мелкой промышленности поступала большей частью в кассы крупных торговцев, поэтому средний класс промышленников и торговцев не мог развиться в соответствующем размере». Оптовые торговцы и крупные промышленники почти ничем не отличались от крупных землевладельцев. Причиной этого было, во-первых, то, что «крупные землевладельцы с древних пор занимались торговыми оборотами и были капиталистами и что в их руках сосредотачивались ссуды под обеспечение, оптовая торговля и работы для государства». При этом особое значение имело то, что с учетом того, что владельцы земли в Риме традиционно играли ключевую роль в политике, то исключительными политическими правами стали в новые времена обладать и собственники земель и богатые люди. Как пишет историк, «уже в ту пору счастливый спекулянт затрачивал часть своего капитала на приобретение недвижимости». Риму, как пока и России нового времени, «класс средних собственников», т. е. тех, кто являлся бы надежным политэко-номическим оплотом империи, создать не удалось.

Рим

Рим был космополитическим государством, подавляя не только благосостояние, но и культурное своеобразие народов. Т. Моммзен пишет: «Итак, если мы оставим в стороне развитие государственных учреждений и народные распри из-за владычества и свободы, волновавшие всю Италию, в особенности Рим со времени изгнания рода Тарквиниев до покорения самнитов и италийских греков, и если мы обратим наши взоры на более мирные области человеческого существования, также подчиняющиеся законам исторической необходимости, то мы и здесь повсюду найдем следы влияния тех же великих событий, благодаря которым римское гражданство разбило оковы, наложенные на него родовой знатью, а богатое разнообразие существовавших в Италии национальных культур постепенно исчезло, для того чтобы обогатить собою только один народ». Вся политика Рима строилась именно с таким прицелом.

Раб. Терракота. Бостон

Приготовление к жертвоприношению. Римский барельеф

Рим постоянно требовал жертв, каковыми были, в широком смысле слова, побежденные народы и земли. Приносились жертвы на алтарь империи с помощью армий и финансистов, двух рук могучей империи. С помощью одной из них захватывались земли и покорялись народы, с помощью другой проникали в тело нации, опутывая все государства. Покоряя все новые и новые народы в Европе, захватывая новые и новые страны в Африке и Азии, Рим способствует созданию империи, состоящей из системы провинций, т. е. больших оброчных владений. Взгляните на тех, кто в течение многих столетий направлялся в «вотчины римского народа». Это были, пишет историк Р. Виппер, откупщики и их свита, ростовщики крупные и мелкие, агенты римских банков, крупные арендаторы угодий, поставщики на войско и их служебный персонал. В речи о поручении начальства на Востоке Помпею Цезарь определил состав римской деловой колонии в Азии: «Откупщики, люди видные в обществе и почтенные, поместили в этой провинции свои капиталы и устроили деловые конторы; из других классов люди промышленные и предприимчивые частью ведут обороты в Азии, частью положили там большие деньги». В другой своей речи Цицерон говорит о римской провинции на противоположной окраине империи, где есть некоторое число земледельцев, однако этих колонистов очень мало. Система взимания налогов через посредников, отмечал Т. Моммзен, а именно – через крупных откупщиков, уже сама по себе расточительна, а «в Риме тяжесть ее была тем сильнее, что вследствие незначительного дробления откупов и большой концентрации капитала до крайности затруднялась всякая конкуренция». Сюда же добавлялись реквизиции.

Все тонет в массе откупщиков и негоциаторов. По сути, люди труда уже не являются гражданами Рима. Так, под «римскими гражданами, заполняющими Галлию», Цицерон подразумевает только откупщиков и займодавцев, ростовщиков. Везде и всюду Рим представлен не ремесленниками, не земледельцами, не инженерами и тем более не учеными. Никогда римляне, по словам Т. Моммзена, «не отличались своими познаниями по части математики и механики». Это проявилось и во время битвы за Сиракузы, где проживал великий ученый и механик древности Архимед, который был душою сопротивления римской армии. Изготовленные по его чертежам машины, небывалой мощности катапульты, поражали римские корабли огромными камнями. Кроме того, он изобрел железную лапу, что могла захватить корабль, словно гигантский экскаватор, поднять высоко над морем и с высоты бросить так, что корабль разбивался вместе с экипажем. Он же создал и установку из вогнутых зеркал, что могла фокусировать солнечные лучи и, направляя их на корабли, поджигать. Марцелл, командующий римским войском, посмеивался, говоря: «Не довольно ли нам воевать с геометром Бриарием (в греческой мифологии – сторукий гигант. – Ред.), который вычерпывает из моря наши суда, а потом с позором швыряет их прочь и превзошел сказочных сторуких великанов – столько снарядов он в нас мечет!» Однако механизмы гениального Архимеда внушали ужас воинам Рима. Поэтому не случайно при штурме Сиракуз римский солдат, ворвавшийся в дом изобретателя, убивает Архимеда.

Римский воин убивает Архимеда

Среди римлян в провинциях, как уже сказано, больше «негоциаторов» (грабеж, поставки, откуп, ссуды и т. п.). «В эпоху расцвета империализма всемогущий римский капитал стал распространять свою силу за военные и политические границы государства. Негоциаторы являлись не только следом за покорителями. Они открывали кредит соседям, союзникам римского народа, владетелям вассальных княжеств. Таким образом, они шли впереди завоевателей, готовили им пути, своими ссудами и поставками втягивали в зависимость города, царьков, полуварварские племена, раньше чем являлись легионы и администрация». В том и вся суть политики Рима (разрушающего, убивающего, грабящего, порой дающего деньги и займы). Деньги и займы даются под такие чудовищные проценты и обязательства, после которых эти «облагодетельствованные народы» остаются голыми и нищими. Вслед за невыплатой процентов и неудовлетворением законных с юридической точки зрения требований явятся римские (или чьи-либо иные) войска. Если капиталистам что-то не по нраву, они с удивительной легкостью ввязываются в войны, не очень задумываясь о последствиях губительных войн для несчастных народов. Таковы римские правила. Римский закон допускает действие Lex talionis (закона возмездия). В этом случае просрочивший должник мог столкнуться с ситуацией увековечивания обязательств. Афоризм, созданный по этому случаю, гласит: «Mora obligatio perpetuatur» («В силу просрочки обязательство увековечивается»). Такими вечными должниками Рима стали многие страны. (В нынешнем «цивилизованном обществе» таким Римом может стать и Всемирный банк.) По словам Цицерона, в эпоху господства Рима на Востоке не было ни одного крупного города или князя, кто бы в какой-то мере не задолжал римлянам. Помпей, Брут, Сулла, Цезарь, Веспасиан и проч. беспардонно выжимали деньги из многих стран и народов. Оценивая труды одного такого крупного богача в лестных выражениях, Цицерон говорил: «Он вел массу дел, получил множество концессий, владел большими паями, вложенными в эксплуатацию казенных статей; он давал взаймы народам, в большинстве провинций положены были его капиталы; наконец, он кредитовал царей». При этом добавим, что за спиной этих римских капиталистов стояла и масса среднего и мелкого сберегателя.

Должник и кредитор

Эра воинов-защитников родины уходит в прошлое… Личность благородного Сципиона кажется странной для нового времени. Унаследовав от бабушки большое состояние, он поделил сумму в 60 талантов между родственниками… «Ценою шестидесяти талантов, – писал Полибий, – купил Сципион никем не оспариваемую славу благороднейшего человека, причем не столько значили огромные размеры жертвы, сколь благонамеренность ее и умение, с каким услуга была оказана». Конечно, у Рима были и благородные, достойные мужи, а не только алчные и продажные политики, лидеры, которые ставят главной целью своей жизни интересы большей части народа. Такой фигурой стал сын римского народа Г. Гракх.

Гая Гракха называют самой величественной и трагической фигурой в римской истории и даже в истории человечества. Наделенный ясным умом, он мог, не уставая, работать день и ночь. Он разработал законы, касающиеся почти всех сфер римской жизни – землевладения, судов, провинций, колоний, армии, положения городской бедноты, строительства дорог. Все за несколько лет! Поразительная работоспособность. Как пишет Т. Бобровникова, за короткое время Гай Гракх один, без армии, без денег, без партии, «единственно силой своего ума и красноречия перевернул все римское государство!». И даже Цицерон, в силу своих политических симпатий и близости к олигархам, считавший его самым вредоносным из римских политиков, называет Гая Гракха «самым одаренным из наших сограждан». Естественно, на него обрушилась вся собственническая коррумпированная рать! Они убили его брата, народного трибуна Тиберия Гракха, они же начали судебный процесс и против него. О том, как жили крупные землевладельцы, капиталисты и наместники в провинциях Рима, сохранилось немало свидетельств. Гай Гракх со спокойным достоинством говорит цензорам о жизни в провинции: «Я жил в провинции так, как считал согласным с нашей пользой, а не так, как это приличествовало честолюбию. Я не держал у себя роскошной кухни, у меня за столом не стояли красивые рабы. Я так жил в провинции, что никто не может сказать, что я получил в подарок хоть асс или кто-либо из-за меня вошел в издержки. Два года я жил в провинции; если хоть одна шлюха вошла в мой дом, если из-за меня был соблазнен чей-нибудь раб, считайте меня самым последним подлецом! Если я был так чист с рабами, то вы можете заключить, как я относился к вашим детям. Вообще квириты, когда вернулся в Рим, то пояса, которые я увозил оттуда полными денег, я привез из провинции пустыми, а другие люди, которые взяли амфоры, полные вина, привезли их домой полными денег». Нужно ли говорить, что подобное щепетильное поведение крупного римского чиновника, направленного в провинцию руководить делами Республики, было исключением из общего правила.

Цезарь и Гракх

Римский народ менялся на глазах. Подлинная революция произошла во II веке до н. э. Римская республика вышла за пределы Апеннинского полуострова, а в Вечном городе произошел конфликт поколений. Отцы держались за римскую суровость, но дети и жены мужей и отцов бросились в погоню за модой. Запросы стали расти. Загородная вилла – кто больше? Кубок из редкого материала – у кого дороже? Спортивные игры и театральные представления – кто устроит шикарнее? Плиний пишет, что в волосах жены Калигулы Лоллии было жемчугов на 40 миллионов сестерциев. Отцы и мужья ради капризов своих жен и любовниц годами мучили восточные провинции тяжким налоговым бременем. Цыпленок на рынке Рима, стоивший меньше одного сестерция, быстро дорожал. Одежда из ткани, которую везут с края света, диковинные украшения, над которыми трудятся сотни мастеров, мимы и актеры, которых держат богачи, – все это стоило огромных денег и больших затрат рабочей силы. На римских модников и модниц в поте лица работала половина империи. Римлянин – солдат эпохи войн с Ганнибалом не узнал бы в надушенном, изнеженном, гладко выбритом, возлежащем на носилках римлянине эпохи Октавиана и Мессалины потомка. Римский империализм менее всего озабочен идеей послужить человечеству или прогрессу. Победа над Карфагеном лишь разожгла аппетиты Рима, куда хлынули немыслимые богатства. Всех римлян охватила безумная жажда наживы. Алчность и желание получить прибыль от всего, что движется, лежит или растет, стало чертой римлянина. К этому подталкивало и стремление женщин к роскоши, о чем пишет в своей монографии французский историк РоберЖ.Н. В моде фраза Веспасиана: «Деньги не пахнут!» (Pecunia non olet!) Что тут говорить, если сам великий Цицерон в труде «Об обязанностях» с уважением относится к накоплению, не видя в этом не только чего-то зазорного, но и считая это действие вполне естественным, разумным. «Но так как существует способ не только наживать деньги, но и помещать их в дело, дабы они давали нам постоянную возможность производить расходы, не только необходимые, но и свидетельствующие о нашей щедрости, так и славу надо приобретать и помещать разумно». Как видим, обретение славы у него прямо ставится в один ряд с обретением и умножением капитала.

Помпео Батони. Воздержанность Сципиона Африканского

Цицерон

«Нет ничего на свете, что было бы дороже и священнее умножения твоего капитала!» – вот девиз, начертанный на скрижалях едва ли не любого древнего и современного общества. Рим и Запад поклоняются богатству как единственному божеству, стоящему того, чтобы посвятить ему жизнь. Тем не менее, Э. Фромм писал: «Стремление к материальному богатству не является определяющим мотивом поведения людей. Оно характерно лишь для определенных культур, а другие условия могут создать характеры, питающие отвращение к материальному богатству или безразличные к нему». Характерно, что Фромм решительно противопоставил друг другу системы культуры, философии Запада и Востока, говоря: «Западный человек не может до конца постичь философскую систему Востока потому, что современный человек просто не может понять дух общества, который не ориентирован на собственность и алчность».

Вид Рима

Впрочем, слагаемые качеств, которые возвышали римлянина, делали его жизнь содержательной, значимой и ценной, были хорошо известны и четко сформулированы. Мы находим их в документе, где они прямо определяются как rerum bonarum maxima et praecipia. Речь идет о сохранившемся в составе компиляции Авла Гелия отзыве историка Семпрония Азеллиона о своем современнике П. Тицинии Крассе, консуле 131 г. до н. э. и друге Тиберия Гракха. Он «обладал, как передают, пятью первыми и главными достоинствами, ибо был человеком очень богатым, очень знатным, очень красноречивым, выдающимся знатоком права и великим понтификом» (Aul. Gell., I, 13, 10). Как отмечает Г. Кнабе, столетием позже возник новый своеобразный каталог того же рода – первая ода Горация. В ней повторяются многие понятия, фигурировавшие в приведенных выше текстах. Тут и воинская доблесть, и слава, и успешная магистратская карьера, и, конечно же, состояние, добытое прежде всего путем возделывания наследственного семейного надела. Богатство, превозносимое в числе первых добродетелей римлянами, было основой конституционного деления граждан на цензовые разряды. И чем богаче был человек, тем более видное место в обществе он занимал. Зажиточность фигурирует почти в каждой судебной речи Цицерона в качестве общественно весомой положительной характеристики. Служение государству на посту магистрата составляло предмет особой гордости, основу высокого социального статуса, что подтверждено и эпитафиями. Сочинения так называемых римских агрономов – Катона, Варрона, Колумеллы – и многие положения римского права, касающиеся земельной собственности, подтверждают восприятие извлеченного из обработки земли богатства как наиболее достойного. Но все-таки не оно, это богатство, составляло основу капиталов Рима.

Задолго до появления в истории цивилизации Рима на побережье Средиземного моря Египет, Финикия, Греция, Карфаген вели оживленную торговлю. По мере того как будет усиливаться военно-политическая роль Рима в жизни мира, он будет становиться центром мировой торговли. На его территории непрерывно завязывались деловые отношения, в которых принимали участие торговцы из многих стран. Но чтобы торговать, нужны три вещи: сам предмет торговли, деньги, законы и право, по которым и ведется торговля. Монеты в Риме появились не так давно: с IV в. до н. э. в Риме стали чеканить серебряную монету. Ее появление было связано с растущими контактами между Римом и греческими колониями на юге Италии. Деньги из драгоценных металлов были уже в большом ходу. Около 340 г. до н. э. в Капуе стали выпускать для Рима серебряную монету по греческому образцу. Это были дидрахмы – двухдрахмовые монеты весом в 7,58 г, позднее – в 6,82 г. Формальная организация монетного дела в Риме произошла в 289 г. до н. э. с учреждением особой коллегии в составе трех человек. Их первой задачей был выпуск ассов и еще находившихся в обращении медных слитков с выбитой на них официальной печатью (сигнаты). Серебряные монеты – денарии и сестерции – начали чеканить в Риме в 269-м или 268 г. до н. э. В ту пору денарий весил 4,55 г, или 1/72 римской либры. В эпоху 2-й Пунической войны получила распространение и первая римская золотая монета – скрупул, равнявшаяся 20 серебряным сестерциям. В период, когда Римская республика доживала свои последние годы, в обращение вошла золотая монета, называемая просто «золотой», и один такой золотой денарий составлял 100 сестерциев. При Августе золотые монеты утвердились в Риме уже прочно и окончательно. Сложившаяся таким образом система (медь—серебро—золото) характерна для Римского государства в течение всех последующих столетий его существования. Правда, при этом сами деньги то и дело теряли в весе: «золотой», который при Августе весил 8,19 г, в правление Нерона «тянул» лишь на 7,28 г. Потребность Вечного города в деньгах обеспечивали четыре монетных двора: в самом Риме, в Беневенте, в Таренте и в какой-то, точно не известной местности на юге Италии. Мастерская, где чеканили металлические деньги, находилась близ храма Юноны Монеты, Предостерегающей (богиня предупредила римлян о приближающемся землетрясении). Отсюда и вошедшее в европейские языки слово «монета». Л. Винничук пишет: помимо «золотого», римская денежная система включала в себя такие серебряные монеты: 1 денарий = 4 сестерция = 10 ассов; 1 квинарий = 2 сестерция = 5 ассов; 1 сестерций = 2,5 асса; 1 асс и более мелкие монеты. Инфляция сопутствовала росту богатства Рима. Шло время, и римский асс становился все легче: вес его снизился с половины фунта до 1/4 и даже 1/6 фунта. В I в. до н. э. асс еще больше обесценился, так что римляне начали говорить, имея в виду вещи ничтожные, нестоящие (нечто вроде нашего «грош цена»): «Ценою в асс».

Император Август

Отношение римлян к деньгам можно выразить фразой Горация из его «Посланий»: «Деньги бывают царем иль рабом для того, кто скопил их, им не тащить ведь канат, а тащиться за ними подобает». Однако этот поэтическо-философский эвфимизм не исключал того, что народ в действительности «тащился за деньгами», словно раб на привязи. Ради этого шли на различные ухищрения и махинации. При императоре Каракалле знаменитый римский серебряный денарий изготовлялся из сплава, в котором серебра было не больше половины. Преемники Каракаллы, в свою очередь, значительно уменьшили количественное содержание серебра, так что вскоре эта монета представляла собой, в сущности, лишь посеребренный кружочек из сплава меди, цинка и олова. При императоре Аврелиане дело дошло до открытого и громкого скандала: управляющий монетным двором Фелициссим – это имя, означающее «счастливейший», не принесло успеха его носителю, – наладив выпуск серебряных денег с преобладающим содержанием меди, сберег тем самым немало драгоценного металла, но не для императорской казны, а для себя лично. Совершать подобные операции в монетной сфере в одиночку ни тогда, ни сейчас невозможно, и управляющий действовал в сговоре с должностными лицами империи, среди которых, выяснилось, были и сенаторы. Проведенное по приказу императора расследование выявило широкую картину злоупотреблений, от которых пострадали множество людей.

Фальшивая римская монета

Главным центром фальшивомонетчиков, как полагают, во времена расцвета Древнего Рима являлся Египет. Интересно отметить такой малоизвестный, но очень характерный факт. Когда Антоний прибыл в Египет и посетил Клеопатру, в его свите были опытные, как мы бы сейчас сказали, специалисты – эксперты по борьбе с изготовителями фальшивых монет. Но и Рим не отставал в этом способе обогащения от ловких египтян. Известен фальшивый древнеримский денарий – subaeratus. Изготовлена была монета из обычного металла, но на нее чрезвычайно искусно наносился тонкий слой серебра. В результате получилась довольно тонкая подделка подлинной монеты. Известно два метода «государственного фальшивомонетничества»: либо правительство ставило на монетах меньшего веса и объема обозначение старой, более тяжелой монеты, либо оно уменьшало вес благородного металла, базы монетной ценности, примесью дешевого металла. Царская Россия не раз использовала эти методы, чтобы спасти страну от финансового краха. М.И. Боголепов в труде «Государственный долг» (1910) отмечал: «В 1801 г. на заседании Государственного совета читалась записка «Об уменьшении в России золотых и серебряных монет», в которой говорилось: «Крайнее истощение, в которое государство приведено было в начале минувшего столетия шведской войной, заставило Великого Монарха прибегнуть к непозволительному средству для наполнения своих недостатков. Испорчена была медная монета в количестве, в каком она никогда не была прежде»». Эта практика и позже была широко распространена. Немецкий финансист Эренберг писал:

Наполеон-фальшивомонетчик

«Фактически ухудшение монеты большинством государств совершалось безостановочно как в Средние века, так и в XVI и XVII веках».

В германских государствах начала XVII в. в порче монет замечены были местные князья. Причем они бесцеремонно отказывались принимать «уцененные деньги» от населения при уплате налогов и пошлин, требуя монет прежних выпусков, более качественных. Как раз в те времена и родилась поговорка: «Легкие деньги для страны – худшее наказание, чем тяжелые войны». Истинным «наследником Рима» в сей области, как ни странно, был Наполеон. Император очень хотел подорвать финансовую стабильность России и приказал создать в Париже специальную мастерскую, где лучшие мастера выпускали фальшивые рубли, которые были даже лучше оригиналов, – именно по хорошему качеству их потом и распознавали. В России этими фальшивыми рублями французы расплачивались с русскими, с теми, кто продавал им фураж и провиант. Во время бегства из Москвы кипы фальшивых ассигнаций следовали в обозе за «Великой армией», и замерзшие французы разжигали ими костры. Часть фальшивок еще долгое время продолжала гулять по стране, создавая помехи развитию экономики.

Для борьбы с фальшивыми деньгами царь Александр избрал самый дорогой способ: велел принимать их в банки как настоящие, а затем изымать и уничтожать. Банкирам, как красивым женщинам, прощаются порой такие грехи, за которые простых смертных просто разорвали бы на части. Они говорят, что экономика и валюта крепки, – им так хочется верить. Не так ли верим словам женщины, говорящей, что она вас страстно любит?!

Деньги грабили не только пираты, бандиты, разбойники, но и римские чиновники. Иные из них были высокого ранга и приходили «сверху», от императора… Пожалуй, одним из наиболее известных случаев эксплуататорской и жестокой политики имперского Рима на покоренных землях стала деятельность квестора, легата в Азии, Памфилии, наместника Сицилии, управлявшего Сицилией в 73–71 гг. до н. э., пропретора Гая Верреса. Деятельность этого редкого плутократа и вора вызвала такую ненависть у сицилийской общины, что та обратилась к Цицерону с просьбой защиты в суде ее интересов. Веррес, будучи консулом (губернатором) Сицилии в течение трех лет, успел так ее разорить и ограбить, что привести ее в прежнее состояние было уже нельзя. Огромные деньги взысканы с крестьян на основании небывалых, несправедливых распоряжений. Веррес грабил все, что попадало под руку, в том числе и государственную казну.

На покупку хлеба в Сицилии было ассигновано 12 миллионов сестерций в год. Эти деньги были мошеннически расхищены консулом (сейчас мы называем это «нецелевым использованием»). Он потребовал от городов «впятеро больше того, сколько ему позволено взять». Земли эти показались Цицерону, когда он вернулся на Сицилию через 4 года, «как бы вынесшими жестокую и продолжительную войну». Цветущие поля и долины опустошены и брошены, а земледельцы действительно бросали свои земли, не видя смысла в труде. В своей речи Цицерон назвал наместника цезаря циничным грабителем. Во всей Сицилии «не было ни одной серебряной, коринфской или делосской вазы, ни одной геммы или жемчужины, ни одного произведения из золота или слоновой кости, ни одной статуи из бронзы или мрамора, ни одной картины, будь то писаная или вышитая, – словом, ни одного произведения искусства, которого бы он (Веррес) не разыскал, не рассмотрел и – если оно ему нравилось – не взял бы себе». Он грабил не только частные собрания, принадлежащие гражданам, но похищал и вещи царей, фактически украв бесценный золотой канделябр, осыпанный драгоценными камнями, как и другие золотые вещи, принадлежавшие сирийскому царю Антиоху, проездом остановившемуся в Сиракузах. Не щадил и храмов, что было особенно возмутительно. Храм Минервы Веррес обобрал и ограбил так, что, казалось, его опустошил даже не враг Рима, готовый щадить на войне святыню и уважающий обычаи, а какой-то дикий разбойник. Ограблены были и другие храмы (Эскулапа, Вакха, Юпитера), из которых исчезли ценные вещи.

Легат Максимус. Рим II век н. э.

Когда Веррес стал уверять, что он якобы купил все это у храмов, оратор обвинил его в том, что эта мнимая, притворная покупка хуже даже, чем обычная кража. Во всей Азии и Греции нет города, который добровольно продал бы ему хоть одну статую, картину и украшение. Среди произведений искусства, по сути, украденных Верресом, были работы знаменитых скульпторов античности – Праксителя и Мирона. Знаменателен общий вывод Цицерона – подобные Верресу наместники отнюдь не единичное явление в ту эпоху: «…сколько лиц оказывалось виновными в Азии, сколько в Африке, сколько в Испании, Галлии, Сардинии, сколько в самой Сицилии.» Таковы источники богатства в Древнем Риме. Веррес вывез из Сиракуз огромное количество золота, серебра, слоновой кости, пурпурных тканей, массу ковров, ваз, хлеба, меда и т. п. При этом он, естественно, не заплатил никакой пошлины. В это же время солдаты армии Рима и матросы, которых он нанял для борьбы с пиратами, не имели ни денег, ни оружия. Римские воины и матросы вынуждены были питаться пальмовыми корнями. Тем не менее Веррес заставил идти сражаться совершенно не обученных бойцов и флот. А перед этим делец распродал припасы и оружие пиратам, которыми кишели тогда моря, и его флот был тут же разбит. За это Веррес приказал обезглавить капитанов, возложив всю вину на них. О том беспределе, который установил губернатор Сицилии, говорит случай с неким Гавием, римским торговцем, который вел дела в Сиракузах. Веррес посадил его в тюрьму, тот сбежал. Не чувствуя за собой вины, он грозил пожаловаться на претора императору. Веррес вновь арестовал его, велел бить розгами и распял на кресте свободного сына Рима. Несчастный в смертельной агонии повторял, как заклятие, фразу: «Я – римский гражданин!» А претор кричал, откровенно издеваясь над римлянином: «Посмотри-ка оттуда, сверху на Италию! Посмотри на отечество! Посмотри на законы и свободу!» Когда Веррес убрался из «захваченной» провинции, греки, обитатели Сиракуз, в гневе низвергли все его статуи, поставленные в публичных местах (и даже в храмах). Резонно задать вопрос: а как же центральная власть отреагировала на действия вора и узурпатора? К чести Рима, а точнее, Цицерона, Фемида постановила удовлетворить иск сицилийцев и возместить убытки, понесенные ими, из имущества Верреса. Скрыв часть состояния, Веррес добровольно ушел в ссылку (перевел деньги, спрятав их за рубежом). Верреса в итоге все же прикончили (за его «коринфские бронзы»). А ведь сколько награбил! Но и богатство не помогло. Прошли столетия и даже тысячелетия, подчас другими стали внешние проявления явлений, но по существу дела почти ничего не изменилось.

И. Репин, 1888 г. Николай Мирликийский избавляет от смерти трех невинно осужденных

Вчерашний герой, оратор, демократ, а ранее доносчик, политический деятель и богач, Аквилий Регул, чья карьера началась при Нероне, сошедший с политической арены лишь при Траяне, содержал для своего сына-подростка виварий и птичник, мало чем уступавшие орнитонам Лукулла и садам Гортензия. Когда мальчик умер, Регул перебил у погребального костра всех животных и птиц, что отнюдь не в римских обычаях, а, скорее, демонстративно контрастировало с ними. Письмо Плиния Младшего, из которого мы обо всем этом узнаем, раскрывает ту систему связей, в которой описанные факты только и обнаруживают свой подлинный смысл. Как содержание животных, так и их уничтожение было прежде всего демонстративным, престижным актом: «Это уже не горе, а выставка горя». Своеобразный зоопарк входил в число тех владений Регула, что выражали богатство в неразрывной связи его с искусством: «Он живет за Тибром в парке; очень большое пространство застроил огромными портиками, а берег захватил под свои статуи». Все эти особенности Регула характеризовали особый период, означавший разрыв с традициями римской gravitas. Возникала плеяда «новых римлян», покровителей искусств. Они неврастеничны, наглы, расчетливы, непоследовательны, талантливы, подлы, патологически тщеславны и беспредельно алчны (Plin. Epp., I, 5, 20, 14; II, 20; IV, 7; VI, 2, 1–6; Tac. Hist., IV, 42). Это был тот же «комплекс Верреса», еще один вариант cultus.

Термы Каракаллы. Реконструкция

Но и Плиний Младший строил свою купальню так, чтобы, плавая в горячей воде, он мог видеть холодное море, – идея, в точности повторяющая описанную нами выше идею орнитонов Лукулла (Plin. Epp., II, 12, 11); купальня императорского отпущенника Клавдия Этруска закрывалась стеклянной крышей, которая была «фигурами испещрена, рисунками переливалась» (Stat. Silv., I, 5, 42–43); Сенека описывает купальни «простых граждан», где «стены блистали драгоценностями», а вода текла из серебряных кранов; такие краны обозначались греческим словом «эпитонион» и были, следовательно, заимствованы с другими видами комфорта с эллинистического Востока (Sen. Ad Lucil., 86, 6–7). Прославились и знаменитые термы императора Каракаллы. Таким образом, римляне предпочли богатство и процветание идеалам 460-летней Республики. «Век простоты миновал. В золотом обитаем мы Риме», – писал поэт.