В фильмах и спектаклях гангстеров всегда изображают как неотесанных, грубых людей, с блестящими злыми глазами, подбородком заросшим щетиной или нечесаной бородой, в некрасивой кепке, натянутой на нависшие брови, и достаточно развязными, чтобы сразу можно было понять: этот человек склонен к антиобщественному поведению. Да, людей, которые подходили бы под это описание, среди гангстеров хватало, и среди преданий преступного мира существуют многочисленные легенды об их подвигах. Но самые опасные гангстеры и убийцы на самом деле больше походили на щеголей. Они хорошо одевались, ежедневно брились, делали маникюр, волосы их были всегда уложены, а когда их банда шла на дело, они появлялись на месте события в парадном костюме. Во времена «мертвых кроликов» и «парней Бауэри», да и позже, когда Денди Джонни Долан из «хиос» был законодателем моды в преступном мире, гангстеры были крупными людьми. Но со временем нищета и перенаселенность в многоквартирных домах отразилась на жизни людей, и в архивах полиции и исправительных учреждений приводятся сведения, что в среднем рост главаря какой-нибудь банды времен «гоферов», «истменов» и «банды Пяти Точек» не превышал 5 футов и 3 дюймов (160 сантиметров. – Пер.), а вес составлял от 120 до 135 фунтов (54 – 61 килограмм).

Такие видные последователи Пола Келли, как Джек Мак-Манус по прозвищу Сделай Их! и Луис Пиоджи, больше известный как Болван Луи, который, будучи еще безбородым юнцом, заслужил репутацию убийцы, тоже следовал моде с особой тщательностью; и даже Биток Эллисон, несмотря на свои размеры и недюжинную физическую силу, был щеголем. Эллисон обожал брызгаться духами, приготовленными парфюмером лично для него по рецепту, который держался в тайне. Испанец Джонни всегда одевался так, чтобы выделяться из общей массы, то же самое можно сказать о Киде Твисте и Ричи Фицпатрике, который был одним из близких помощников Истмена, и о выдающемся «гофере» Бритве Рили; он весил не более 45 килограммов, но компенсировал нехватку веса удивительной сноровкой в обращении с револьвером, дубинкой и огромной бритвой, в честь чего и получил свое прозвище. А Пол Келли, который к тому времени остепенился и стал вести честную жизнь, занимаясь торговлей недвижимостью и работая на профсоюзы, представлял собой отличный пример этого типа гангстеров. В качестве главаря «банды Пяти Точек» Келли обладал наибольшей властью, уступая только Монаху Истмену, но внешне был при этом щеголеватым, учтивым человеком и редко вступал в жестокие драки, хотя когда-то в юности был боксером легчайшей весовой категории, хорошо известным не только в своих кругах. Он более походил на банковского служащего или на студента теологического факультета, чем на гангстера, а его заведение «Нью-Брайтон» было одним из самых ярких дворцов греха в городе. В отличие от большинства своих сверстников Келли был достаточно хорошо образован. Он говорил по-французски, по-испански и по-итальянски, а его обходительные манеры с легкостью позволяли ему вращаться в относительно культурных кругах.

Рассказывают, что в «Нью-Брайтон» как-то зашла женщина под защитой детектива из главного управления, чтобы посмотреть на Пола Келли, который был упомянут в газете в связи с дракой гангстеров в общественном месте. Какое-то время они сидели среди воров и гангстеров, в буквальном смысле окруженные людьми, которыми кишели Бауэри и Чэтэм-сквер и были наводнены Чайнатаун и Ист-Сайд. Они же болтали со спокойным, интеллигентного вида человеком, который сидел за столом, когда они зашли. Он развлекал их около получаса рассуждениями об искусстве, а затем женщина и ее сопровождающий удалились. Когда они вышли оттуда, женщина посетовала:

– Жаль, что не получилось посмотреть на Пола Келли.

– Так это с Полом Келли вы и разговаривали, – сказал детектив.

– Господи! – воскликнула она. – Я думала, он будет выглядеть как бродяга из трущоб!

Но вот Монаха Истмена никто бы не спутал с банковским служащим или со студентом-теологом. Как по внешнему виду, так и по поведению Истмен представлял собой как раз олицетворение гангстера из кино. Его голова была круглой, как мяч, к тому же за свою бурную карьеру он приобрел сломанный нос, а уши его стали походить на цветную капусту. Совсем не добавляли ему красоты громоздкий, испещренный прожилками провисающий второй подбородок, короткая, бычья шея и обилие зарубцевавшихся шрамов как на шее, так и на щеках. Истмен всегда казался нестриженым, а еще свирепости и необычности его виду добавлял котелок, который был ему на пару размеров мал и помещался наверху непослушной и жесткой копны волос. Его в основном можно было встретить важно расхаживающим в небрежной одежде или сидящим, свободно развалившись, на условленном месте на улице Кристи, без рубашки, воротника и пиджака. Его хобби были коты и голуби – животные всегда, казалось, обладали притягательной силой для гангстеров; многие из них, отойдя от дел по доброй воле или по принуждению полиции, открывали зоомагазин, и дела их шли с неизменным успехом. Ходили слухи, что у Монаха Истмена было больше 100 кошек и 500 голубей одновременно, и, хотя все они были выставлены на продажу в его зоомагазине на улице Брум, редко когда удавалось кому-нибудь убедить Монаха Истмена продать-таки животное. Иногда он уезжал за границу с миссией мира, неся по кошке в каждой руке, в то время как еще несколько кошек ехало с ним под охраной. Был у него и огромный синий голубь, которого он приручил и который взгромождался ему на плечо, когда Истмен куда-то шел.

– Ну люблю я котят и птичек, – говорил Истмен. – А если кто-то будет над этим смеяться, то я из него выбью всю дурь-то...

Когда один журналист спросил Истмена за несколько месяцев до его смерти, сколько раз его арестовывали, гангстер ответил, что ему на это наплевать; а в полицейском участке сказали, что сбились со счета.

– Какое это имеет значение? – усмехнулся сыщик, который и выполнял эту неблагодарную работу. – Политики всегда добивались его освобождения. Он был самым ценным для них человеком во время выборов.

То же самое можно сказать и о количестве шрамов – их Истмен тоже не мог сосчитать. У него было по меньшей мере около дюжины ножевых шрамов на щеках и по всему лицу и еще большее количество на других частях тела. Монах хвастался, что в него так часто стреляли, что, когда он встал на весы, пришлось сделать скидку на пули, застрявшие в его теле. Поступив на военную службу в национальную гвардию Нью-Йорка, когда началась Первая мировая война, Истмен разделся для медосмотра, и врачи решили, что имеют дело с ветераном всех битв, начиная со сражения под Геттисбергом. Они спросили его, участвовал ли он в каких-либо войнах.

– О! – воскликнул Истмен, осклабившись. – Я участвовал в куче маленьких войн по всему Нью-Йорку!

За всю его карьеру у Монаха было два десятка кличек, среди которых – Джозеф Моррис, Джозеф Марвин, Эдвард Делани, Уильям Делани, но больше всего он был известен как Эдвард Истмен. Его настоящее имя, по-видимому, было Эдвард Остерман. Он родился в 1873 году в Бруклине в семье еврея, уважаемого владельца ресторана. Отец помог Эдварду, когда тому не было и двадцати, устроиться на работу в зоомагазин на улице Пенн, возле дома родителей. Но парень был неугомонным, и его совсем не устраивало денежное вознаграждение, которое приносил честный труд. Вскоре он бросил работу в магазине и уехал в Нью-Йорк, где взял себе имя Эдвард Истмен и быстро опустился на свой естественный социальный уровень. В середине 1890-х он стал широко известен как вышибала из «Нью-Ирвинга», и люди говорят, что он был еще более жесток, чем Мак-Манус Сделай Их!, который прославился, выступая в том же качестве в «Зале самоубийц» и «Нью-Брайтоне». Истмен приступал к своим обязанностям, имея большой нож в кармане, дубинку в набедренной кобуре и кастеты на обеих руках. Однако в случае крайней необходимости он мог работать очень эффективно даже с пивной бутылкой или куском водосточной трубы, чего ему, конечно, было все-таки маловато. Он был искусным боксером и грозным противником во время драки, хотя его рост не превышал 5 футов и 5 дюймов (164 сантиметра), а вес никогда не был больше 150 фунтов (68 килограммов).

За год Истмен разбил десятки голов и хвастался, что полусотне человек из тех, кого он почтил своим вниманием за первые шесть месяцев работы вышибалой, потребовались после этого услуги хирурга; он избивал людей так часто, что работники скорой помощи шутя называли травматологическое отделение больницы Бельвью «павильоном Истмена». Но Монах всегда был джентльменом и гордился тем, что никогда не ударил женщину дубинкой, как бы она его ни раздражала. Когда приходило время восполнить недостаток манер леди, он лупил ее кулаком в глаз.

– Я только поддал ей немного, – говорил он. – Просто чтобы прибавить немного теней ей под глаз. Но я снял сперва свои кастеты.

Как и следовало ожидать, Истмен стал одним из самых популярных жителей Ист-Сайда, и бесчисленное множество молодых людей стали подражать его манере говорить и ходить; вот так появилась школа хулиганов и скандалистов Монаха Истмена. Они выражали свое восхищение вышибалой через неряшливую внешность, монотонную речь, усыпанную сленгом, и готовность драться с кем угодно в любом месте и в любое время. Практически все они встали под знамя Истмена, когда тот оставил работу в «Нью-Ирвинге» ради карьеры главаря банды. В 1900 году он почувствовал себя достаточно мощным, чтобы объявить о своем владычестве над районом, который вскоре стал принадлежать ему по праву силы. Затем началась его вражда с Полом Келли из «банды Пяти Точек» из-за куска территории между кварталом Бауэри и заведением Ниггера Майка на Пелл-стрит. Не проходило и недели, когда главари банд не посылали бы на спорную территорию отряды, вооруженные дубинками и револьверами, с заданием убить или искалечить любого гангстера противоположной стороны, который им встретится.

Беспощадная война, разгоревшаяся между главарями банд на Чэтэм-сквер, в Бауэри и Чайнатауне, держала обывателей в постоянном страхе, так как не все гангстеры были меткими стрелками и их шальные пули нередко попадали в прохожих или разбивали окна. Время от времени появлялась полиция и театрально демонстрировала свою силу, старательно делая вид, что борется с обеими сторонами; но в основном эти действия были бессмысленны, так как Истмен и Келли имели хорошие связи и были в фаворе у государственных деятелей из «Таммани-Холл». Особенно баловали там Истмена, ведь он приносил немалую пользу во время выборов, когда собирал своих гангстеров и использовал их, чтобы угрожать честным гражданам, которые собирались отдавать голоса согласно своим убеждениям. Когда же Истмен попадался, юристы «Таммани-Холл» поддерживали его в суде, а поручители из «Таммани-Холл» брали на поруки, после чего дело изымалось из расследования и просто ликвидировалось. В промежутках между политическими заказами Истмен занимался обычными гангстерскими делами. Он стал проявлять интерес к публичным домам и казино, получал свою долю прибыли от проституток, которые работали на улицах, находившихся под его контролем; управлял действиями воров-карманников, грабителей складов и жилых домов, предоставлял киллеров тем, кто хотел избавиться от врагов, согласуя оплату со сложностью работы. Иногда Истмен сам возглавлял отборных членов своей банды в налетах на игорные дома, которые процветали по всему Ист-Сайду, а также время от времени принимал участие в драках. «Я не прочь иногда кого-нибудь отлупить, – говорил он. – Это помогает мне не терять сноровку».

Истмен частенько получал сильные удары кулаков, когда еще работал вышибалой в «Нью-Ирвинге», но только летом 1901 года он впервые получил огнестрельное ранение. Тогда он вышел за границу без охраны и на него напали в Бауэри, около Чэтэм-сквер, полдюжины гангстеров из «банды Пяти Точек», вооруженных дубинками и револьверами. Практически безоружный, с одними лишь кастетами и кистенем, Истмен отважно защищался, завалив троих нападающих, но четвертый выстрелил ему два раза в живот. Бандиты убежали, оставив Истмена умирать на тротуаре, однако тот с трудом встал и пошел шатаясь в больницу Гавернер, зажав рану рукой. Несколько недель он находился на грани жизни и смерти, но по негласному закону преступного мира отказался сообщить полиции имя человека, стрелявшего в него. А тем временем война с «бандой Пяти Точек» продолжалась с удвоенной ожесточенностью; и не прошло и недели после того, как Истмен вышел из больницы, полиция нашла одного из членов этой банды в водосточной канаве на пересечении улиц Гранд и Кристи; неизвестная женщина выманила того из кабака на улицу, где его и застрелили.

Конфликт между «истменами» и «бандой Пяти Точек» длился более двух лет без передышки, а темные улицы Ист-Сайда и Парадиз-сквер каждую ночь заполнялись вооруженными людьми, стреляющими друг в друга из экипажей, канав или укрывшись за странным новым изобретением под названием «автомобиль», набрасывались друг на друга из подъездов домов с дубинками либо обрезками свинцовых труб. Игорные дома, владельцы которых были подконтрольны Истмену, подвергались налетам и ограблениям со стороны «банды Пяти Точек», а источники дохода Келли имели те же проблемы со стороны грозного Монаха и его приспешников. Балы и другие общественные мероприятия в «Нью-Ирвинге» и «Валгалла-Холл» часто прерывались жестокими перестрелками гангстеров, которые, естественно, нисколько не заботились о безопасности веселящихся; владельцы же кабаков и танцплощадок жили в постоянном страхе, что их заведение станет местом кровопролитного сражения и таким образом приобретет дурную славу. Но только в середине августа 1903 года война достигла кризиса, и банды сошлись в битве, ознаменовавшей конец вражды, поскольку до политиков дошло, что происходит никому не нужное уничтожение их ценных кадров, а общественность увидела, как сильны стали банды.

Все жаркое лето происходили отдельные стычки и перестрелки, и вот в 11 часов душной августовской ночью дюжина людей Истмена наткнулась на приблизительно такое же количество головорезов из Пяти Точек, готовившихся под аркой подвесной железной дороги на Второй авеню к набегу на игорный дом на Райвингтон-стрит. Игорный дом находился на территории Истмена и, кроме того, был под его личной защитой, так как им управлял один из друзей Монаха, который честно платил ему большой процент со своей выручки. Возмущенные «истмены» сразу же убили одного из чужаков, и люди Пола Келли стали под градом пуль искать убежища за колонной подвесного строения, откуда осторожно высовывались время от времени, чтобы выстрелить в «истменов», которые точно так же спрятались в укрытие. После получасовой безрезультатной перестрелки, в которую попытались вмешаться двое полицейских, но убежали вниз по Райвингтон-стрит в продырявленной пулями форме, были отправлены гонцы в штабы обеих банд, и уже совсем скоро начало появляться подкрепление.

Истмен сам вел свою банду, на ходу собирая головорезов из кабаков на улице Кристи, и из-под столбов моста руководил огнем своих гангстеров. Принимал ли активное участие в сражении Келли или нет, полиция так никогда и не узнала, но, вероятнее всего, и он там был, поскольку никогда не уходил от подобного рода опасностей и в любой потасовке всегда находился в гуще сражения. Так или иначе, к полуночи на место боя прибыло более сотни гангстеров, примерно поровну с обеих сторон, и они вели непрерывный огонь, направляя его на любой столб, за которым укрывался противник. С полдюжины «гоферов», вышедших из «Адской кухни» на охоту, явились на место боевых действий и, не особо вникая в проблему, достали оружие и с энтузиазмом принялись без разбора стрелять в кого попало. Как объяснил позже один из «гоферов»: «Там столько народу палило друг в друга, так почему нам нельзя?»

Владельцы близлежащих магазинов спешно баррикадировали окна и двери, а жители запирались в своих домах. Полдюжины полицейских подоспели, когда битва уже полчаса как была в разгаре, но поспешно ретировались, поскольку гангстеры встретили их градом пуль. Все это продолжалось до тех пор, пока на Райвингтон-стрит не собрались резервы с нескольких участков и не открыли массовый огонь из револьверов, после чего бандиты оставили свои позиции и убрались каждый в свое логово. На месте сражения осталось трое убитых и семеро раненых; около 20 гангстеров было арестовано, не успев сбежать. Среди арестованных оказался и Монах Истмен, он назвался Джозефом Моррисом и заявил, что просто проходил мимо, услышал стрельбу и, естественно, остановился, чтобы посмотреть, что происходит. На следующий день он был освобожден.

Политики схватились за голову, когда открыли газеты и прочли сообщения о перестрелке. Обеспечив похороны мертвым и надлежащий уход раненым, они вызвали Истмена и Пола Келли и постарались повлиять на них, указывая на тот очевидный факт, что такие сражения ставят под сомнение их пригодность. Главарям банд было сказано, что никто не возражает, если иногда случаются убийства или драки, если это происходит по делу, и что даже можно иногда проигнорировать небольшие перестрелки, так как все знают: гангстеры остаются гангстерами, но бардак, творящийся в Ист-Сайде, пора прекращать. Была организована встреча Истмена и Келли в «Палме», низкосортном кабаке на улице Кристи. Келли по просьбе политиков из «Таммани-Холл» было гарантировано безопасное возвращение с сопровождением. Том Фоли, заметная фигура в совете политических собраний, выступал в качестве посредника, и после того, как он предложил обеим сторонам мир с завуалированной угрозой, что обе группировки будут разгромлены, если продолжат свою междоусобицу, Келли и Истмен согласились прекратить стрельбу и драки. Позже сошлись на том, что спорный кусок между Бауэри и заведением Ниггера Майка должен стать нейтральной территорией. Затем Фоли устроил бал в честь перемирия, и прямо перед началом торжественного марша Истмен и Келли встретились в середине танцевальной площадки и церемонно пожали друг другу руки. После этого они смотрели на праздник из ложи, пока остальные гангстеры танцевали с девушками из обеих банд под присмотром Тома Фоли.

Сражение на Райвингтон-стрит, конечно, не было столь массовым, как битвы прошлых лет, которые вели между собой крупные банды Бауэри и Пяти Точек. Однако никогда еще прежде бандиты не применяли так плотно огнестрельное оружие. Гангстеры прежних времен предпочитали разрешать конфликты с помощью дубинок, зубов, кулаков, кирпичей, и лишь изредка кто-нибудь пускал в дело револьвер. Но во времена Истмена уже мало кто из бандитов не носил по крайней мере два револьвера; некоторые таскали и по четыре, это не считая их обычного снаряжения – дубинок и кастетов. В 1911 году был принят закон, который объявлял ношение огнестрельного оружия преступлением, караемым тюремным заключением. До его принятия гангстеры открыто носили оружие на бедре или за поясом, а некоторые подвешивали револьверы под мышкой в специальной кобуре. Такое ношение стало популярно среди убийц; револьвер, расположенный таким образом, было легче достать, чем из другого места, к тому же снижалась вероятность того, что кто-то из противников перехватит его. После введения в действие закона бывало и так, что главарь группировки, который временно был не в ладах с властями, ходил, спасаясь от произвола полиции, с зашитыми карманами, а за ним следовал «адъютант», подававший ему сигареты, спички и все, что могло понадобиться. Детективы не только не могли найти револьвер у такого человека, они не могли его даже подбросить, чтобы затем посадить в тюрьму по сфабрикованным доказательствам.

Но никоим образом не стоит думать, что подобный гангстер был беззащитен. Поблизости всегда находились его головорезы, вот уж их карманы были буквально переполнены ножами, дубинками и револьверами, и в случае какой-либо опасности, угрожающей их главарю, его спутники мгновенно подсовывали ему нужное оружие. Таких оруженосцев часто арестовывали, но они с радостью шли на это ради того, чтобы послужить своему хозяину. Бывало, что револьвер носила женщина; она могла держать его в муфте или в огромной шляпе, какие носили в тот период, или в кармане пиджака. Огромные прически под названием «укладка микадо», популярные в 1890-х годах, также предоставляли собой отличный тайник для оружия; а когда в моду вошла прическа с валиком, то проволочное приспособление, называемое «крыса», на которое накладывали волосы, легко заменялось револьвером. Иногда любовницы гангстеров носили револьвер, прикрепив его эластичными лентами к предплечью, и его можно было вытащить через разрез в рукаве. Многие гангстеры держали запасные револьверы и дубинки в табачных лавках по своей территории.

После вынужденного соглашения о перемирии с Келли Монах Истмен стал искать выход своему неугомонному духу, лично участвуя в различных избиениях, которыми раньше занимались его люди. Не прошло и трех недель после сражения на Райвингтон-стрит, как Истмен и двое его гангстеров отправились на улицу Фрихолд, дом № 1, где напали на Джеймса Мак-Махона, извозчика, нанятого Дэвидом Ламаром, известным финансистом по прозвищу Волк с Уолл-стрит. Мак-Махон должен был в суде давать показания против Ламара, но, когда он входил со своими юристами в зал суда, Истмен и его головорезы набросились на них и так свирепо избили Мак-Махона, что тот оказался не в состоянии давать показания, и дело закрыли. Гангстеры скрылись, уехав в кебе, но через несколько часов их схватили и посадили в тюрьму Фрихолд, где Истмен на этот раз назвал себя Уильямом Делани.

Монах известил своего помощника Кида Твиста, и тот мгновенно собрал 50 вооруженных до зубов гангстеров и отправил их в колонне фургонов, намереваясь взять штурмом тюрьму Нью-Джерси. Но не успела колонна еще даже подъехать к условленному месту на улице Кристи, как на нее налетел инспектор полиции Мак-Клуски с группой вооруженных полицейских и после ожесточенной борьбы заставил головорезов отступить. Тогда Кид Твист уведомил «Таммани-Холл», и на следующее утро двое самых лучших юристов отправились во Фрихолд. В ход пошли скрытые политические механизмы, были получены нужные свидетельские показания, и, когда Истмену и его людям было предъявлено обвинение в умышленном нападении, их освободили. Они вернулись в Манхэттен с триумфом, и Монах организовал у себя прием в честь спасения от правосудия.

Перемирие между «истменами» и «бандой Пяти Точек» тщательно соблюдалось обеими сторонами на протяжении нескольких месяцев, но зимой 1903 года один из бандитов Истмена по имени Хурст забрел в кабак на улице Бауэри и втянулся в спор с одним из людей Пола Келли, неким Фордом; темой спора стало обсуждение бесстрашия и отваги их главарей. Дебаты закончились дракой, в которой Хурст был покалечен; говорят, Форд сломал ему нос в двух местах и оторвал ухо. Монах Истмен немедленно сообщил Полу Келли, что Форд должен ответить жизнью, в противном случае «истмены» вторгнутся в его район и без промедления отомстят. Как выразился Монах, «мы сотрем твоих парней с лица земли». Келли на это ответил, что Форд уже ждет «истменов», если они, конечно, смогут его взять. Обе стороны стали готовиться к войне. Но вмешались обеспокоенные политики, и была устроена еще одна встреча между Истменом и Келли, которые не давали никаких обещаний, но согласились обговорить вопрос в присутствии нейтральных людей. В сопровождении вооруженных телохранителей главари опять встретились в «Палме». Они официально пожали друг другу руки, а затем, оба с огромными сигарами в зубах, положив руку на револьвер, сели за стол и приступили к обсуждению способов и средств сохранить свою честь и одновременно удержать своих приверженцев от того, чтобы вцепиться друг другу в горло. Они признали: что-то надо делать, так как политики предупредили их – если столкновения между бандами будут продолжаться, защита кончится и полиции будет предоставлена свобода действий. А очень многие полицейские только и ждали возможности разделаться с бандитами, от чьих рук честные блюстители закона так долго страдали.

После долгих переговоров сошлись на том, что вопрос о первенстве должен быть решен боксерским поединком Истмена и Келли; проигравший подчиниться победителю и должен будет довольствоваться той территорией, которая ему давно принадлежит. Однажды вечером гангстеры, каждый в сопровождении 50 своих лучших бойцов, отправились в старый амбар, находящийся в самой дальней части Бронкса. Преимущество Келли состояло в том, что он был знаком с профессиональным боксом, однако Истмен превосходил его весом и свирепостью. Они дрались два часа без перерыва, но никто из них не выигрывал. Все это продолжалось до тех пор, пока они оба не свалились друг на друга, все еще пытаясь бороться. Их люди загрузили своих главарей в коляски и повезли их каждого в свой квартал – одного в Ист-Сайд, другого в Пять Точек. Результат боя был объявлен ничейным, а как только Монах и Келли пришли в себя и их травмы зажили, они принялись готовиться к войне, несмотря на все протесты политиков.

В этот период произошло несколько незначительных стычек, но конец правления Монаха Истмена был уже близок, да и для Пола Келли начинались тяжелые деньки. В три часа дня 2 февраля 1904 года Истмен с Крисом Уолласом, направляясь по Шестой авеню на избиение человека, мешавшего одному из заказчиков главаря, увидели хорошо одетого юношу, судя по всему пьяного. Позади него следовал неряшливого вида человек, который, по мнению гангстеров, ждал, когда пьяный упадет, чтобы ограбить его. Истмен и Уоллас подскочил к молодому человеку, чтобы схватить его, но оказалось, что он из богатой семьи, а тот неряшливо одетый человек – детектив из агентства Пинкертона, нанятый для охраны юноши.

У работников агентства Пинкертона было правило – сначала стрелять, а потом уже задавать преступникам вопросы, и, как только Истмен и Уоллас сунули юноше револьверы под нос и запустили проворные пальцы в его карманы, детектив сразу же выстрелил. Удивленные гангстеры стали отстреливаться, затем побежали вниз по Сорок второй улице, время от времени поворачиваясь, чтобы послать пулю в направлении преследующего их детектива. Но на пересечении Бродвея и Сорок второй улицы, напротив гостиницы «Никербокер», они натолкнулись на полицейского. Уолласу удалось убежать, а Истмен попал под удары дубинки, придя в сознание, он обнаружил, что находится в камере в полицейском участке на Тридцатой улице и что его обвиняют в разбойничьем нападении. Ему очень быстро было выдвинуто обвинение, и, хотя сначала Истмен смеялся над попытками окружного прокурора предать его суду, он впал в неистовство, когда «Таммани-Холл» проигнорировал его просьбу о помощи. Близкие друзья тоже бросили его; не успев сообразить, что произошло, Монах предстал перед судом, его признали виновным и приговорили к 10 годам лишения свободы в тюрьме Синг-Синг. Пол Келли выразил глубокое сожаление, услышав о несчастье своего соперника.

«Монах был мягким, покладистым парнем, – сказал Келли. – Он связался с бандой баб и трусов, умеющих только воровать втихую. Но сам он был фартовым. Сражался во всех битвах. Я бы отдал 10 тысяч долларов, чтобы увидеть его на свободе».

Политики, однако, не дали и 10 центов, и поэтому Истмена заковали в кандалы, и какую-либо власть в преступном мире он потерял навсегда. Измученные жители Ист-Сайда надеялись, что с заключением Истмена в тюрьму война между бандами прекратится, к этому же приложили все силы и полиция, и власть. Пола Келли удалось образумить, так как политические деятели прямо сказали ему, что в случае продолжения беспорядков у него возникнут большие проблемы; в частности, они угрожали закрыть его кабак «Нью-Брайтон», который был не только источником больших доходов, но и личной гордостью Келли. В течение года или около того происходило очень мало столкновений, так как арест Истмена деморализовал его банду, а его главные помощники Кид Твист и Ричи Фицпатрик были заняты, пытаясь удержать власть над собственными гангстерами. Они во многом преуспели, но между ними возникло неизбежное соперничество, потому что оба претендовали на опустевший трон Монаха. Кид Твист, чье настоящее имя было Звейбак или Звербак, убил шестерых, и Истмен поручал ему очень много важных дел; Ричи Фицпатрик тоже был отъявленным головорезом и не собирался сдавать свои позиции.

Кид Твист в конце концов предложил созвать сходку, чтобы уладить все разногласия и решить, кто будет править группировкой; Фицпатрик по глупости согласился, хотя отлично знал о предательской натуре Твиста. Они встретились ночью в потайной комнате кабака на улице Кристи, но, едва началось собрание, свет неожиданно погас и раздался выстрел. Когда прибыла полиция, в комнате не было никого, кроме убитого Ричи Фицпатрика, который лежал на полу с пулей в сердце и руками аккуратно скрещенными на груди. Детективы попались на сфабрикованные улики, которые свидетельствовали против Кида Дали, хорошего друга Кида Твиста; Дали сразу же арестовали. Но его так же быстро и освободили, так как он представил железное алиби. Твист послал цветы на похороны Фицпатрика и украсил свой рукав черной лентой, соблюдя таким образом все приличия, а затем возглавил банду Истмена. Теперь было необходимо вознаградить Дали за арест, и Кид Твист положил глаз на казино на Саффолк-стрит, принадлежавшее Бутылочнику, кличка которого давала исчерпывающую характеристику владельцу, члену «банды Пяти Точек». Бутылочник был плохим бойцом, но зато гениальным мошенником, и его игорный дом стал одним из самых процветающих в Ист-Сайде. Пол Келли гарантировал ему защиту взамен регулярных отчислений на нужды банды.

Однажды жарким летним вечером Твист и Дали встретились с Бутылочником и заявили ему, что отныне Дали будет его партнером по бизнесу и все доходы будут делиться между ними поровну. Бутылочник запротестовал, но ему пришлось согласиться с этим условием, в противном случае ему грозила смерть, и он знал, что убьют его задолго до того, как Пол Келли пришлет своих людей на помощь. Несколько недель Бутылочник и Кид Дали делили доходы казино между собой, а затем Кид Твист заявил Бутылочнику, что его доля от игорного бизнеса будет отдана Нэйлеру, который оказал главарю банды небольшую услугу и заслуживает вознаграждения. Бутылочнику дали понять, что ему придется искать новую кормушку, но, осмелев от отчаяния, тот забаррикадировался в доме и поклялся, что будет защищать свое казино. Кид Дали немедленно осадил здание, но, пока он ходил туда-сюда, размахивая револьвером и злобно вызывая Бутылочника выйти и умереть, вмешалась полиция; на следующий день Дали оштрафовали на 5 долларов за нарушение спокойствия. Такой же штраф был наложен и на Бутылочника за то, что он послужил причиной этого нарушения.

Гангстеры серьезно задумались о Бутылочнике, и было решено, что только кровь смоет оскорбление и неповиновение, проявленное по отношению к банде и власти ее главаря. Но полиция была осведомлена обо всех обстоятельствах дела, и поэтому и Кид Твист, и Кид Дали понимали, что присутствовать при убийстве Бутылочника было бы крайне опасно. Тогда Кид Твист послал в Бруклин за Ваком Льюисом, он же Циклон Луи, профессиональным силачом, который иногда появлялся на Кони-Айленде и поражал туристов, сгибая железные прутья и оборачивая их вокруг рук. Луи Циклон согласился убить Бутылочника во имя старой дружбы, было назначено время убийства. Когда оно должно было произойти, Кид Твист находился в полицейском участке на улице Деланси, споря с дежурным полицейским, чтобы тот освободил гангстера, который специально для этого угодил под арест, а Кид Дали сидел в ресторане на улице Хьюстон и ругался с владельцем. Пока эти двое обеспечивали себе алиби, мужчина в шляпе, натянутой на глаза, зашел в казино, подошел к Бутылочнику и дважды выстрелил ему в сердце в присутствии 20 человек; когда же появились полицейские, там был только мертвый Бутылочник. Через несколько дней, когда игорный дом вновь открылся, владельцами его были уже Кид Дали и Нэйлер. Кид Дали громко оплакивал смерть своего партнера и даже повесил траурный креп на дверь игорного дома.

Пока Кид Твист устраивал дела, касающиеся Бутылочника, а другими словами – утверждал свое положение в качестве преемника Монаха Истмена, рок определял судьбу Пола Келли и в конечном счете выбрал Бритву Рили и Битка Эллисона своим орудием, которым следовало низвергнуть короля Пяти Точек. Эллисон впервые появился в гангстерских кругах Нью-Йорка в качестве вышибалы в кабаке Фата Флина на Бонд-стрит, где и получил свое прозвище. Позже он перебрался в кабак на улице Кристи и привлек к себе всеобщее внимание, когда избил полицейского до потери сознания бутылкой пива, а затем и прикончил его. Причина неприязни, которая со временем появилась между Келли и Эллисоном, точно неизвестна, хотя некоторые детективы предполагают, что Келли когда-то отказался взять Эллисона на почетную должность вышибалы в «Нью-Брайтоне», которая стала вакантной после того, как Джек Мак-Манус получил по голове куском свинцовой трубы. Но какова бы ни была причина, уничтожение Пола Келли стало навязчивой идеей Битка Эллисона. Рили Бритва питал к главарю такое же чувство ненависти, как и Биток, за то, что когда-то Келли лично вышвырнул его из «Нью-Брайтона», чего Рили так никогда ему не простил.

Отличительной чертой «гоферов», свойственной и Рили, было то, что они в любое время были готовы взяться за работу по разрушению или деморализации другой банды. И вот в результате как-то зимним вечером Эллисон и Рили, оба полупьяные, сидели за столом в кабаке у Ниггера Майка Солтера на Пелл-стрит и обсуждали, как бы осуществить налет на «Нью-Брайтон». Чем больше они пили, тем привлекательней становилась эта идея, так как они предполагали, что такое дерзкое предприятие даст им шанс не только убить Пола Келли, но и прославиться. Где-то за полчаса до полуночи они покинули кабак Ниггера Майка и пошли сквозь мягко падающий снег вдоль по Бауэри к Грейт-Джонс-стрит, а затем в «Нью-Брайтон», где собиралась бандитская элита.

Когда Эллисон и Бритва Рили вломились в кабак, Пол Келли сидел за столом в глубине зала и разговаривал с Биллом Харрингтоном, Хоганом и любовницей Харрингтона, которая была известна под именами Золотая Кора и Блондинка Кора. Секунду ворвавшиеся постояли в дверном проеме, а затем, сжав револьверы в руках, стали ломиться к танцплощадке; музыка резко прекратилась, а танцующие разбежались кто куда, так как намерение убить явственно читалось в тяжелых взглядах бандитов и подчеркивалось холодным блеском их оружия. Когда они подошли к Полу Келли на 20 футов, Харрингтон предостерегающе вскрикнул, в ответ на что Бритва Рили повернулся и прострелил ему голову. Пуля из револьвера Эллисона прошла через рукав пиджака Пола Келли; гангстер нырнул под стол, выскочил с другой стороны с револьверами в обеих руках и из обоих стволов открыл огонь по Рили и Эллисону. Кто-то выключил свет, и около пяти минут выстрелы гремели в темноте; гангстеры же, не участвовавшие в сражении, и их дамы улепетывали из «Нью-Брайтона» через двери и окна. Только спустя полчаса появились полицейские. В кабаке, где совсем недавно царило веселье, теперь не было никого, лишь мертвое тело Харрингтона лежало на полу. Ни Рили, ни Эллисон не пострадали, а вот в Пола Келли попали три пули. Друзья вытащили его на улицу и поспешили на север, в Гарлем. Там он месяц лежал в одиночестве, пока в действие приводились политические механизмы обеспечения его безопасности. Потом Келли сдался полиции, но его так и не вызвали в суд, поскольку его оправдания о самозащите были приняты.

Рили Бритва сбежал в «Адскую кухню» и умер там от пневмонии до того, как полиция нашла его, а Биток Эллисон уехал в Балтимор. Его поймали только в 1911 году, когда он рискнул появиться в Нью-Йорке, и сразу же признали виновным, приговорив его к восьми годам лишения свободы с отбыванием срока в тюрьме Синг-Синг, но задолго до окончания срока он превратился в развалину как в физическом, так и психическом плане. После налета Рили и Эллисона «Нью-Брайтон» был закрыт, вместо этого, оправившись от ран, Пол Келли открыл другой кабак, назвав его «Маленький Неаполь». Однако его продолжали преследовать неудачи, и новое предприятие пришлось не по душе реформаторам и было закрыто в 1906 году. С тех пор численность «банды Пяти Точек» постепенно сокращалась, и влияние Келли потихоньку шло на спад, хоть он и сохранял власть над самыми лучшими головорезами и меткими стрелками преступного мира еще несколько лет; все, кто находился в его подчинении, готовы были сделать что угодно, лишь бы заслужить его благосклонность. Не последним в своих амбициях был Луи Пиоджи, также известный под именем Болван Луи, вступивший в «банду Пяти Точек» в 1906 году; в то время он был щеголеватым молодым человеком, слишком щуплым для своих 17 лет, а два года спустя он стал важной фигурой, потому что именно ему выпало отомстить за несчастного Бутылочника и завершить развал бывшей банды Монаха Истмена.

В привычку главарей банд и их более-менее значительного окружения вошло употребление алкогольных напитков и танцы в увеселительных заведениях Кони-Айленда, затем они возвратились в кабаки Бауэри и Чайнатауна. Вечером 14 мая 1908 года Кид Твист и Луи решили посетить остров, не зная, что встретятся там. Болван Луи какое-то время погулял по улице, а затем пошел на танцы, где работала очаровательная танцовщица Кэрролл Тэрри, хотя она и давала ему уже понять, что предпочитает более колоритного Кида Твиста. Луи потанцевал с ней и после настоятельных просьб убедил Кэрролл пообещать, что та вернется с ним в Манхэттен после ночной работы. Через полчаса Кид Твист и Циклон Луи зашли в танцевальный зал и сели за столик; вскоре к их компании присоединилась Кэрролл Тэрри. Они пили пиво, и тут подошел Болван Луи. Он заглянул внутрь, увидел их и выскочил в гневе, пылая ревностью, так как знал: теперь девушка не пойдет с ним, потому что пришел Кид Твист. Он забрел в салун на Серф-авеню и принялся пить неразбавленное виски так быстро, как только мог пропускать его через горло. Но не просидел он там даже нескольких минут, как в салун зашли Кид Твист и Циклон Луи. Они подсели к нему, не обращая внимания на сердитый взгляд Болвана Луи из-под нахмуренных бровей.

– Я только что видел Кэрролл, Луи, – сообщил Твист, усмехаясь. – И она сказала, что ты самый никудышный верзила, которого она когда-либо знала.

Болвана Луи аж передернуло, но он промолчал.

– Она сказала, что ты очень активный упрямец, – продолжал Твист, – и все время прыгаешь вокруг нее. Давай-ка посмотрим, какой ты активный, малыш. А ну-ка, выпрыгни из окна!

Луи заколебался, но тут рука Кида Твиста угрожающе поползла к карману, и Луи выпрыгнул. Он приземлился на четвереньки и, поднявшись на ноги, стоял какое-то время под окном, слушая смех Кида Твиста и Циклона Луи. Потом пошел на телефонную станцию. Он позвонил одному важному человеку из Пяти Точек и изложил тому суть дела. Луи должен был убить Кида Твиста, и немедленно, так как, согласно всем правилам мира гангстеров, его жестоко оскорбили и унизили.

– Мне надо замочить его! – сказал Болван Луи.

– Конечно, – ответил его собеседник. – Ты следуй за этими птичками, а я пришлю людей. Когда мальчики подойдут, выманивай их на улицу и мочи. А ребята позаботятся о «быках» Твиста.

С полдюжины боевиков из Пяти Точек поспешили на Кони-Айленд. Подъехав к кабаку, из которого с позором выгнали Болвана Луи, они увидели, что Кид Твист и Циклон Луи все еще сидят там за столом и посмеиваются в предвкушении того, как эта история станет известна всему Бауэри. Болван Луи, дико сверкая темными глазами, сидел в старом экипаже, который был припаркован у обочины. Главарь бандитов из Пяти Точек отрывисто поговорил с извозчиком, сунул ему деньги, и гангстер забрался на сиденье и взял вожжи в руки, а владелец купе растворился в толпе. Несколько минут спустя неизвестный Киду Твисту человек зашел в ресторанчик и робко подошел к бандитскому вожаку.

– Кид, Кэрролл Тэрри хочет видеть тебя. Она ждет на улице, – сказал он.

– Без проблем, – ответил Твист. – Сейчас приду. Пошли, Луи.

Они вышли на улицу и услышали окрик: «Кид, сюда!»

Твист повернулся и увидел врагов, которые окружили его со всех сторон. Но не успел он даже вытащить револьвер, как Болван Луи выстрелил ему в голову, а затем и в сердце, когда Твист свалился на тротуар. Циклон Луи бросился бежать, но парни из Пяти Точек открыли огонь, и продырявленное тело силача упало. Кэрролл Тэрри появилась на месте событий как раз вовремя – она получила пулю от Болвана Луи и тоже повалилась замертво.

Все это заняло всего несколько секунд; гангстеры разбежались, оставив своих жертв лежать на тротуаре. Болван Луи вскочил в экипаж, пробил пулей шлем назойливого полицейского, избавившись тем самым от погони, и отправился в Манхэттен. Там он и прятался до тех пор, пока проворачивались определенные политические махинации, а затем предстал перед судом и признал себя виновным в убийстве. Его приговорили к 11 месяцам в исправительной колонии в Эльмире, но это его не расстроило.

– Одиннадцать месяцев? – смеялся он. – Я столько и на голове смогу простоять.

Год спустя после убийства Кида Твиста, в июне 1909 года, Монах Истмен был выпущен на свободу согласно закону, который гласил, что осужденный в первый раз заключенный может быть освобожден под честное слово после отбытия половины срока своего наказания. Истмен немедленно вернулся в Ист-Сайд, но обнаружил себя королем без королевства и генералом без армии. Смерть Кида Твиста привела к деморализации банды Истмена, она разбилась на отдельные части, многие из которых воевали друг с другом. Хампти Джексон и другие вожаки сидели в тюрьме, другие были убиты, а мелкие банды просто исчезли. Даже Пол Келли, хотя еще несколько лет сохранял свое присутствие в нижней части города, в основном перенес свой бизнес в Гарлем. Келли подмял под себя старьевщиков на свалках у Ист-Ривер и на Сто восьмой улице, став их деловым представителем и делегатом. Через несколько месяцев он организовал забастовку, во время которой были убиты трое, когда работодатели попытались усмирить бастующих с помощью гангстеров из нижней части города. Затем банда Келли стала принимать заказы от шайки торговцев недвижимостью, которые скупали прекрасные старые особняки, разбросанные по всей территории к северу от Йорквилля, вдоль верхней части Ист-Сайда, по соседству со Сто одиннадцатой улицей. Если домовладельцы не хотели продавать особняки, гангстеры развертывали систематическую кампанию по их разрушению и запугиванию людей. Сначала они крали свинцовые трубы и отделочные материалы с наружной части здания, затем дырявили крыши, били окна, взрывали ворота и двери, а если и это не помогало, прибегали к избиению и убийствам. После пары недель такой обработки домовладельцы были рады продать особняк по любой цене, на которую были согласны покупатели, чтобы сбежать оттуда; а жулики немедленно превращали эти здания в дешевые жилые дома, куда заселяли орду итальянцев, которые начали заполнять верхнюю часть Ист-Сайда.

Истмен отчаянно пытался реорганизовать свою банду и вновь обрести былое влияние, но он не в состоянии был завербовать в свои ряды никого, кроме 20 своих прежних приверженцев; поэтому он стал вором, взломщиком и торговцем наркотиками. В этом качестве он спокойно работал около трех лет, но в 1912 году детективы вторглись в квартиру Истмена на востоке Тринадцатой улицы и застали его за курением опиума, а к тому же нашли у него полный набор оборудования для производства наркотиков. Судья Майер из окружного суда Соединенных Штатов приговорил Истмена к 8 месяцам лишения свободы. В сентябре 1914 года Истмена вновь арестовали в Буффало и обвинили в краже со взломом, но обвинения были сняты. В июне следующего года, однако, его признали виновным в краже в Олбани и на два года и одиннадцать месяцев отправили в тюрьму Даннемора. В сентябре 1917 года его арестовали за драку, но освободили от ответственности перед судом в палате магистрата. На следующий день бывший главарь банды отправился в Йонкерс и завербовался там в 106-ю пехотную дивизию национальной гвардии Нью-Йорка под именем Уильям Делани. Через несколько месяцев вместе со своим полком он отправился за море.

Человек, который железной рукой управлял тысячей головорезов, с готовностью подчинился довольно жесткой армейской дисциплине и служил во время мировой войны с честью. Град пуль не вызывал у него страха после сражений, происходивших в Ист-Сайде; он всегда был готов выполнить любое задание. Однажды, когда все подразделение было отправлено в отпуск после жарких боев на передовой, Истмен попросил у своего командующего разрешения остаться хотя бы в резерве в качестве санитара. В то время как другие солдаты его полка отдыхали, Истмен продолжал служить на передовой, вытаскивая раненых с поля боя. Когда же его самого ранили, он сбежал от медсестер, отлежав в больнице три дня, и, безоружный и полуголый, отправился опять же на передовую, чтобы присоединиться к своему полку. Истмен не получил никаких наград за доблесть, но заслужил доверие и уважение своих товарищей и офицеров, а когда его полк вернулся в Америку, последние подписали петицию губернатору Альфреду Смиту с просьбой восстановить гангстера в гражданских правах. Командир подразделения написал губернатору, что Истмен был «хорошим, дисциплинированным солдатом и по отношению ко всем своим товарищам проявлял доброту и преданность».

3 мая 1919 года губернатор Смит подписал исполнительный ордер, полностью восстанавливающий Истмена в гражданских правах, а бывший король гангстеров заявил о том, что завязал. Полиция нашла для него работу, и он больше не привлекал внимания до 26 декабря 1920 года, когда однажды утром его нашли на тротуаре напротив кафе «Блу берд» на Четырнадцатой улице. В него выстрелили пять раз, он был мертв. Через несколько дней Истмена похоронили со всеми почестями, которые полагаются военным. А в декабре 1921 года Джерри Бохан, агент, претворяющий в жизнь закон о запрете на продажу спиртных напитков, признал себя виновным в убийстве первой степени и был приговорен к трем годам лишения свободы. Он был освобожден в конце 1923 года под честное слово. Бохан заявил, что поймал Истмена на воровстве, но, взявшись за расследование, детективы выяснили, что Монах занимался подпольной продажей алкоголя и наркотиков.