В промежутке между 1890-м и 1910 годами территория Чикаго увеличилась почти до двухсот квадратных миль, а численность населения достигла 2 185 283 человек, прирост за двадцать лет составил больше миллиона. Чикаго обогнал Филадельфию, став вторым после Нью-Йорка как по численности населения, так и по финансовому обороту; ежедневно там проводилось банковских взаиморасчетов на сорок миллионов долларов, а налогооблагаемой собственности там было на два миллиарда пять миллионов долларов. «Чикаго, – писалось в одной из журнальных статей в 1910 году, – выделялся масштабами своих финансовых учреждений, великолепными парками и общественными спортивными площадками, университетами, эффективной общественной системой школьного образования; что же касается других учреждений образовательного и художественного характера, повышающих культурный уровень, то с их помощью Чикаго получил просвещенное, культурное и прогрессивное население».

Но Чикаго выделялся также и другим: масштабами преступлений и социальными проблемами, политической коррупцией, беспомощностью полицейского управления; несовершенством законодательства о строительстве, что привело к ужасным последствиям 30 декабря 1903 года, когда шестьсот два человека погибли в огне при пожаре в «Ирокезском театре»; и многоязычным населением. Нерегистрируемым и практически неуправляемым стал наплыв иммигрантов, который из маленькой струйки в 1890-м перерос в бурный поток в первые десять лет XX века. Бандиты и законопослушные граждане из Европы тысячами хлынули в Чикаго, принося с собой свои традиции и ненависть, свою вражду и кровную месть, свои особенные способы отмщения и ответных действий, расселяясь этническими группами и сопротивляясь даже слабым попыткам американизировать их. К 1890 году из всех американских городов в Чикаго проживало самое большое количество поляков, шведов, норвежцев, датчан, цыган, хорватов, словаков, литовцев и греков; по количеству проживающих в городе цыган Чикаго считался вторым во всем мире, по количеству шведов и норвежцев – третьим, по количеству поляков – четвертым и пятым – по количеству немцев.

Как и в предыдущие периоды роста населения города, криминальный мир опережал по темпам развития муниципальные структуры. Нельзя было не заметить, что город поделили между собой всемогущие игорные синдикаты, что процветает порочное содружество борделей и политиков, что идет возрастание влияния хозяев салунов, широко распространяется коррупция в полицейском управлении, что в итальянском и сицилийском кварталах появились вымогатели и убийцы из «Черной руки» и что наблюдается рост числа детских и молодежных банд, предшественников противозаконных организаций эпохи сухого закона. Преступность достигла невероятных размеров; в полицию поступали буквально тысячи сообщений о нападениях и ограблениях и сотни сообщений об убийствах. Шесть месяцев в 1906 году был период, когда ограбления со взломом совершались каждые три часа, простое ограбление каждые шесть часов и по убийству каждый день.

Газеты начали привлекать внимание чикагских «прогрессивных и просвещенных граждан» к сложившейся ситуации в начале лета 1903 года. Осенью того же года несколько гражданских организаций провозгласили, что будут бороться против господства криминального мира, и в декабре массовый митинг граждан учредил, как когда-то, комиссию двадцати пяти, целью которой было «искоренить преступность в Чикаго». Гражданская ассоциация выдвинула сто пятьдесят обвинений против Машмаута Джонсона и прочих за азартные игры, но никто так и не оказался в тюрьме. Карикатурист Клэр Бригс тщательно вырисовывал «доспехи», которые следовало надевать, если по необходимости люди покидали укрытие своих домов ночью, а мэр Картер Харрисон-младший всерьез предложил, чтобы этим отважным людям «разрешили носить пистолеты под одеждой». Мэр пообещал провести чистку, и «Америкэн» с сарказмом посоветовала ему начать ее с того, чтобы поменьше использовать право на помилование, которым наделили его по уставу города; газета выявила, что за шесть недель с 1 октября по 15 ноября 1903 года мэр помиловал сто десять человек, которые отбывали срок в Брайдуэлл за грабеж и другие преступления. «Воры и преступники, – писала «Америкэн», – хлынули на улицы вновь промышлять своими револьверами и дубинками, еще не начав даже отбывать срок». Были опубликованы данные, из которых следовало, что у многих освобожденных был «длинный послужной список» и что в большинстве случаев члены городского управления ходатайствовали о помиловании.

7 декабря 1903 года Государственная комиссия по помилованиям внесла очередную лепту в пополнение преступного мира, освободив Джимми Денлэпа, который на протяжении почти что сорока лет был одним из самых известных взломщиков и грабителей банков. В 1900 году он был приговорен к сроку в двадцать лет и препровожден в Джолье. Почти в то же время, как писали газеты, возвращается в Чикаго Майк Берк, чикагский вор, укравший в общей сложности полмиллиона долларов за время своей долгой и блестящей карьеры вора-карманника и мошенника. «Америкэн» предложила отпраздновать возвращение этих выдающихся граждан и официально предоставить им полную свободу действий на том основании, что они бы и так ее получили. На празднике предлагались следующие развлечения:

«Банкет за счет Государственной комиссии по помилованиям.

Ленч в клубе мошенников за счет Уильяма Пинкертона.

Прием на открытом воздухе за счет Объединенной ассоциации выдающихся граждан.

После приема пышное шествие, включающее в себя:

Оркестр грабителей банков;

Государственная комиссия по помилованиям и Джеймс Денлэп на помосте, как символ прогресса;

Оркестр бандитов с флейтами и барабанами;

Майк Берк в карете, увешанной часами, деньгами, кольцами, бриллиантами и кошельками, которые он украл;

Духовой оркестр мошенников;

Местное 326-е отделение ограбленных граждан;

Известные грабители и мошенники в омнибусах;

Убийцы – верхом;

Авторы дешевых романов – пешком».

В конце осени 1903 года Комитет членов государственного управления на какое-то время прекратил брать взятки и назначил комиссию, чтобы проверить заявления о взяточничестве в полицейском управлении и выяснить причину широко расходящихся слухов о смычке правоохранительных органов с владельцами салунов и преступным миром.

Комиссия заседала несколько недель и выслушала миллионы показаний свидетелей. В результате было отозвано несколько лицензий на содержание салунов и наказано несколько полицейских. Но в целом полиция была реабилитирована, и крупные чиновники хвастались, что скоро они выдворят из Чикаго всех известных преступников; в газетных статьях они заявляли, что чикагская полиция – самая лучшая в Соединенных Штатах. Однако 19 марта 1904 года газеты опубликовали доклад капитана Александра Пайпера, бывшего офицера армии Соединенных Штатов, а позже – представителя комиссара полиции Нью-Йорка, который прибыл в Чикаго с группой детективов из Нью-Йорка и провел тщательное внутреннее расследование по приказу городского клуба. Доклад капитана Пайпера гласил, что в Чикаго есть много честных, умных и способных полицейских, но в целом работа полиции неэффективна и неудовлетворительна, десять процентов личного состава или слишком стары, или слишком толсты для активной службы, а еще с сотню непригодны по причине порочности и плохих привычек. Более того, многие полицейские сами боятся воров, у других не хватает ума, чтобы справиться с мошенниками, многие увиливают от своих обязанностей, по причине отсутствия достаточной физической подготовки, бездельничают, пьют в салунах во время дежурств и водят дружбу с хозяевами салунов. В расследованиях капитана Пайпера приводятся наблюдения, что он обнаружил только одного полицейского, чья форма была аккуратной, и из всех пьющих полицейских только один заплатил за свою выпивку. В своем докладе Пайпер заявил, что полиции требуется тысяча мужчин в возрасте от двадцати одного до двадцати пяти лет немедленно и еще тысяча – в течение двух лет.

В последние два месяца 1905 года и в первые два 1906 года преступность достигла своего пика; простые граждане, в особенности женщины, никогда не были в большей опасности, чем в этот период, каждому грозило быть ограбленным или убитым. Особенно эта ситуация была острой на севере города, где по непонятным причинам количество полицейских сократили наполовину менее чем за десять лет, хотя район продолжал интенсивно расти. Не опасаясь, что их действия могут пресечь, банды хулиганов и головорезов бродили по улицам от заката до рассвета. Они грабили любого пешехода, который им попадался, и все эти преступления отличались жестокостью; иногда разбойники раздевали своих жертв, привязывали их к фонарным столбам и резали тело ножами и бритвами. Они вламывались в магазины и дома, устраивали оргии и пьянки на лужайках и даже на крыльце домов и преследовали любую женщину, которая им попадалась. Если им удавалось поймать ее, они тащили ее в переулок и насиловали. Если она сопротивлялась, ее избивали, иногда даже до смерти.

За двадцать четыре часа, которые истекли в десять часов вечера 6 января 1906 года, список преступлений в Чикаго включал четыре убийства, семь самоубийств и десять смертей вследствие взрыва бомб и других насильственных действий. С 26 июля 1905 года по 13 января 1906 года было совершено пятьдесят четыре убийства. Двадцать жертв были женщинами, которых грабили до или после смерти. Последним в этой серии было жестокое убийство миссис Фрэнк С. Холлистер, жены хозяина типографии, уважаемой женщины с севера города, которая вышла из дома днем 12 января, чтобы петь на похоронах. Ее нашли на следующий день в куче мусора на Белден-авеню. Ее изнасиловали и задушили медной проволокой; тело ее было избито до состояния мешка с внутренностями.

Убийство миссис Холлистер ввергло весь север города в панику, какой жители не испытывали со времен пожара. Многие семьи бросили свои дома и укрылись в отелях в центре города; сотни других договорились покинуть город вместе. Женщины боялись выйти из дома даже днем; после того как наступал вечер, они прятались за закрытыми на замок дверьми и забаррикадированными окнами. Во многих домах горел свет всю ночь, и мужчины не спали до рассвета. Каждый чужак, который звонил в дверь или проходил мимо по переулку, подпадал под подозрение, и компании по коммунальным услугам перестали посылать своих инспекторов и сотрудников для снятия показаний счетчиков, так как были случаи, когда напуганные хозяева пристреливали их. Чикагская «Трибюн» объявила, что «городом правит ужас, ни один город в мирное время не занимал такое высокое место по количеству совершаемых преступлений, как Чикаго». Доклад большого жюри округа Кук гласил, что «наше общее мнение таково, что подобное беззаконие не может больше продолжаться с молчаливого согласия чиновников». Миссис В.С.Л. Кьох, член комитета по образованию, написала в «Трибюн»: «Преследовать женщину и бить ее по голове куском газовой трубы, кажется, стало любимым развлечением мужчин Чикаго. Мужчина лежит в засаде, ожидая свою добычу, как охотник в Восточной Индии ожидает приближения тигрицы. Признаком высокого класса считается схватить добычу поближе к дому, словно это показывает такое же мастерство, какое проявляет охотник, подстерегая тигрицу возле ее жилища».

Во всем городе священники молились, чтобы Бог защитил чикагских женщин и детей, и их собрание приняло резолюцию, настаивающую на том, чтобы полиция покончила с активной деятельностью криминального мира. Были назначены комиссии, чтобы доводить резолюции до чиновников. Массовые митинги проводились как на севере, так и на западе; на одном из таких митингов выступающий заявил, что «ситуация достигла точки, когда никто не чувствует себя в безопасности, особенно наши жены и дети». В Гарфилд-парке на западе на собрании ста пятидесяти представителей пятидесяти церквей и шести гражданских организаций была образована лига «Закон и порядок»; учреждались комиссии, которые должны были изучить всю ситуацию. Полицейская комиссия городского управления проголосовала за то, чтобы добавить пятьсот человек в штат полицейских, но ничего не делала, чтобы очистить их ряды от некомпетентных сотрудников. Лига «За ужесточение законов» организовала массовый митинг граждан, и в своей сенсационной речи священник В.Х. Бернс заявил: «Чикаго стал еще хуже, чем был в 1879 году. В те дни я видел, как двух человек повесили на фонарных столбах, и это послужило многим хорошим примером». Другой митинг, который прошел в отеле «Аудиториум», учредил комиссию, чтобы обсудить насущный вопрос с мэром Эдвардом Ф. Дюном и начальником полиции Джоном М. Коллинзом. «Клуб северного побережья» тоже учредил подобную комиссию. Город был практически наводнен комиссиями, которые принимали резолюции и издавали постановления.

В двух районах северной части города рост полицейской активности привел к выдворению самых отъявленных бандитов и некоторому обузданию волны преступности. Так, в Шеридан-парке и в Буена-парке массовые митинги способствовали назначению «комитетов бдительности», которые начали работать, не поднимая вокруг себя много шума. В обоих районах были организованы патрули, улицы патрулировались днем и ночью частными детективами, одетыми в форму и хорошо вооруженными. Женщин, которым было необходимо выйти из дома, просили сообщать в штаб патрульной службы, чтобы им предоставили вооруженную охрану. В результате в Шеридан-парке и в Буена-парке не напали ни на одну женщину, не ограбили ни одного пешехода. Человек с оружием внушал преступникам уважение.

Самые отъявленные преступники и головорезы, терроризировавшие Чикаго в XX веке, происходили из двух районов – 38-го полицейского участка на севере и 22-го на западе. 38-й был ограничен на юге Дивижн-стрит, на севере и востоке – рекой Чикаго. В нем насчитывалось тридцать две тысячи жителей и четыреста салунов, почти по одному на каждые восемьдесят человек, и, наверное, еще половина от этого числа мест, где спиртным торговали незаконно. Самые ужасные из этих притонов находились в районе, получившем название «Маленький Ад», – это была сеть борделей, низкопробных гостиниц и винных лавок между Ласалль-стрит и рекой. Одно из заведений Маленького Ада обслуживало только дегенератов мужского пола. Другое населяли сплошь одни наркоманы, здесь открыто продавали кокаин, морфий. Там можно было взять напрокат в любое время ножи и пистолеты, можно было найти человека, который готов совершить любое преступление за несколько центов. За пятьдесят один день 1906 года полиция 38-го участка арестовала девятьсот человек, больше ста из них были замешаны в таких преступлениях, как убийство, изнасилование, грабеж и другое. Можно было бы арестовать и больше, если бы местность постоянно патрулировали.

Но 38-й округ, несмотря на многочисленность преступников в Маленьком Аду, был раем по сравнению с двадцать вторым, который иногда называли районом Максвелл-стрит, но куда чаще – Кровавой Максвелл. Около двух миль в длину и одной мили в ширину, Кровавая Максвелл была ограничена на севере – Харрисон-стрит, на западе – Вуд-стрит, на юге – Шестнадцатой улицей и на востоке – южным рукавом реки Чикаго. В него входили «темные речные районы»: негритянский, итальянский и цыганский кварталы, равно как и большие поселения русских, литовцев, греков, поляков, ирландцев и немцев численностью более двухсот тысяч человек и с самым большим количеством салунов. Полицейский участок был расположен на Максвелл-стрит на расстоянии трех кварталов на запад от Холстед-стрит, и «на его территории, – писала чикагская «Трибюн», – есть такие углы, салуны и дома, которые видели становление, деятельность и часто – смерть самых отъявленных преступников, которые когда-либо существовали». В двух кварталах от участка был угол Сангамон-стрит и Четырнадцатой улицы, известный на протяжении более чем двадцати пяти лет как Угол Мертвеца. Здесь было убито полицейских и преступников больше, чем в любом другом месте Чикаго.

В южной части Кровавой Максвелл, на Джонсон-стрит, располагалась школа Уолш, которая стала сценой самой известной борьбы, когда-либо описанной в летописях истории Америки, – войны между враждующими бандами школьников, которая началась в 1881 году и продолжалась почти тридцать лет, в течение которых несколько человек были убиты, застрелены или сильно покалечены обломками кирпичей и дубинками. Банды называли себя «ирландцы» и «цыгане», члены этих банд разделялись не по национальности, а по месту проживания: мальчишки, которые жили на востоке от Джонсон-стрит, были «ирландцами», а те, которые жили на западе от нее, были «цыганами». Несколько лет мальчики носили ножи и пистолеты в школу, и бывали случаи, когда они резали друг друга или стреляли друг в друга прямо в классах и сражались не на жизнь, а на смерть на улицах и на игровых площадках. Последняя перестрелка произошла в декабре 1905 года, когда двадцать пять «ирландцев» под предводительством известных по кличке Близнецы Майка и Джорджа Макгинисов, которые были еще и главарями небольших банд, выступили против такой же банды «цыган» под руководством Джо Фишера. До приезда полиции было сделано сорок или пятьдесят выстрелов, но никого не ранили. Возраст молодых бандитов колебался от десяти до пятнадцати лет, и многие были настолько малы, что держали пистолет двумя руками при стрельбе. Несколько лет после перестрелки 1905 года каждого мальчика, который ходил в школу Уолш, обыскивали, перед тем как разрешить им войти в здание.

11 февраля 1906 года чикагская «Трибюн» описала Кровавую Максвелл как «самый ужасный округ во всем мире». Там также говорилось:

«Более того. Это самый многонациональный район во всем мире. Такого многообразия людей разных национальностей и образов жизни не найти ни в одном другом районе. Он разделен на дюжины секций, где проживают не только европейцы, но и выходцы из Азии. <...> Это центр преступности всей страны. Самые отъявленные убийцы, разбойники и воры рождались здесь и вырастали в таких количествах, что превысили по численности любой другой район на поверхности земли. Упиваясь свободой, которую они получили из-за недостаточного контроля полиции, воодушевленные криминальными традициями, которые появились в районе до них, они жили больше как животные, а не люди, сотни и тысячи мальчиков и мужчин день за днем и год за годом вели преступный образ жизни.

Множество убийств, сотни перестрелок и вооруженных стычек, тысячи изнасилований, грабежей – таков ежегодный криминальный список этого злачного места, которое находилось в миле от сердца Чикаго. Убийцы, грабители, разбойники, карманники и другие преступники воспитывались здесь в ужасных условиях. Из Максвелл вышли многие самые ужасные преступники, если не сказать самые ужасные, которых Чикаго когда-либо видел. Из Максвелл вышли самые ловкие грабители, взломщики, воры любой масти; из Максвелл вышли самые жестокие банды. В общем, можно сказать, что ни в одном округе не было такого количества профессиональных преступников, сколько их насчитывалось здесь».

Территория, которая позже стала известна как Кровавая Максвелл, была «криминогенным районом», кишевшим бандитами, головорезами, ворами и другими преступники уже в середине 50-х годов XIX века. Этот район был главной колыбелью чикагской преступности почти три четверти века, хотя был короткий период в 80-х годах, когда полиция под руководством капитана Саймона О'Доннела, работавшего в полицейском участке на Двенадцатой улице, привела район, как писал Джон Дж. Флинн в своей летописи о чикагской полиции, «в состояние, близкое к приличному», заставив преступный мир покориться дубинкам. Но капитана О'Доннела вскоре перевели в другое место, и Кровавая Максвелл сразу же вернулась в прежнее состояние. Шесть лет после пожара 1871 года основное население района составляли ирландцы, и бандиты унаследовали все воинственные черты этой нации; жизнь в Кровавой Максвелл была сплошной непрерывной битвой. Характерной чертой местных жителей было самостоятельное решение всех проблем; ирландские бандиты старой закалки не прибегали к помощи, за исключением тех случаев, когда их атаковала полиция или другая банда, намного превосходящая по численности. Они начали собираться в банды, чтобы суметь противостоять угрозе переполнения района в 70-х и 80-х годах XIX века немцами и евреями; бандиты немецкой и еврейской национальности в ответ объединялись для самообороны, так же как это делали другие. За несколько лет расовые и национальные черты переплелись, но иногда корни вносили небольшие различия. Существовали банды, в которых были люди из дюжины стран. Но до конца 90-х годов XIX века превосходство оставалось за ирландцами.

Самой опасной из всех банд Кровавой Максвелл в последние пятнадцать лет XIX века была банда с Джонсон-стрит, лидером которой был Бафф Хиггинс, его помощниками были Кровавый Гери и Джонни Мортелл; банда с Генри-стрит, которая однажды, под руководством ужасного Криса Мерри, впоследствии повешенного за то, что запинал свою жену, которая была инвалидом, до смерти, однажды устроила двухчасовую перестрелку с отрядом полицейских; группировка Мортелла – Макгроу во главе с Биллом Мортеллом, который получил долгий тюремный срок, и Джеком Макгроу, который завязал и стал вести мирную жизнь преуспевающего каменщика; и банда Макгенов, которой руководили Джимми Макген, у которого была только одна нога, что не мешало ему быть крайне проворным, и его пять сыновей. Макген и его бандитское потомство были удачливыми ворами на протяжении многих лет. В 1903 году, когда семейка попала под обозрение чикагской «Джорнал», один из сыновей был в исправительной колонии, другой в исправительном доме, третий в тюрьме округа Кук, четвертый тоже где-то сидел, а пятого отец убил в пьяной драке.

Не менее важной, хотя и в другой области, была необычная банда воров, широко известная как банда Вейсс, или банда Байт, которая появилась в 1866 году, когда шесть сыновей и две дочери вдовы Маргарет Вейсс с Максвелл-стрит, переженившись, породнились с семьей Ренич, состоящей из десяти дочерей и двух сыновей. Дети от этих браков вновь переженились друг с другом, и к концу 90-х годов XIX века все родственники образовали клан более ста человек, каждый из которых, по данным полиции, был преступником и приблизительно двадцать из которых попали в тюрьму. Много лет главным штабом банды был отдельный дом на Купер-стрит в Лэйк-Вью, из которого полиция многократно вывозила краденые вещи. Номинально лидерами группировки в 90-х годах были Джордж и Мэри Миллер, но мозгами этой банды была сестра миссис Ренич, Ева Гуслер, больше известная как Ева Корова, которая была самой профессиональной карманницей и магазинной воровкой, которая когда-либо жила в Чикаго. Ева Корова планировала и разрабатывала все криминальные дела, в которых участвовала банда, а также обучала воровать детей, едва они начинали ходить. Один из необычных способов использования детей в магазинных кражах открыли в 1903 году, когда полиция арестовала Мэри Бостон и ее пятилетнюю племянницу в магазине. На миссис Бостон было очень широкое длинное платье с большими карманами, пришитыми изнутри, и она медленно двигалась по магазину, а маленькая девочка передвигалась вместе с ней под юбкой. Когда женщина видела вещь, которую она хотела украсть, она незаметно скидывала ее с прилавка, а ребенок поднимал ее и клал в один из карманов.

Криминалисты, которые допрашивали Криса Мерри, когда тот оказался за решеткой, описали его как «самый отборный цветок на поле преступности». Но «это, – писала чикагская «Трибюн», – был сарказм. Мерри был одним из самых ужасных преступников, когда-либо проживавших в Чикаго». Список преступлений, совершенных Мерри, был превзойден многими, но сомнительно, чтобы в Кровавой Максвелл или любом другом районе города жил более свирепый и мощный боец. У него были все данные – и темперамент и телосложение, – для этого популярного занятия; немногие обладали достаточным мужеством, чтобы выдержать натиск такого здоровяка с длинными руками, огромными кулаками и большим круглым лицом с маленьким носом и поросячьими глазками. Обычно Мерри был мрачен и угрюм, его посещали страшные припадки гнева по малейшему поводу, а то и безо всякого повода. В таких случаях, – как писала «Трибюн», – он становился сорвавшимся с привязи демоном и вел себя скорее как безумный зверь, чем как человек». Он рычал и ворчал, он дрался зубами, кулаками, ногами и любым оружием, которое только попадалось под руку, и всегда уродовал каждого, кто осмеливался встать у него на пути. Полиция, как правило, его не трогала, но, когда его уже никак нельзя было не арестовать, на это задание высылали отряд из шести – восьми человек.

Официально Мерри был розничным торговцем, но фургон, который он водил по Кровавой Максвелл, был не более чем контейнером для складирования краденого и средством для бегства. Банда Генри-стрит, воодушевленная своими успехами и страхом, который она вызвала в окрестностях, стала самой удачливой преступной группировкой района; Мерри и его люди часто проходили по улицам Максвелл и Холстед средь бела дня, открыто хватая все, что им понравится, из магазинов и с выносных прилавков, и бросали добычу в фургон торговца. Больше всего почему-то банду привлекал «шелк» – под этим словом подразумевалось все, что можно было найти в портновской лавке, – пуговицы, нитки, лоскуты, отделочные материалы, даже швейные машины и утюги. Мерри также приписывают внедрение, по крайней мере на Максвелл-стрит, способа грабить, известного под названием «с ноги», каким позже с таким успехом пользовался Джон Диллинджер и многие другие известные преступники. Фургон Мерри с полдюжиной гангстеров подъезжал к предварительно выбранному магазину, один человек оставался в фургоне с вожжами в руках, двое – на тротуаре с револьверами, отпугивая прохожих и высматривая полицию, а Мерри выбивал ногой дверь магазина, откуда вслед за этим быстро вытаскивалось все, что попадалось под руку. После этого грабители скрывались от преследования в фургоне, точно так же, как позже это делал Диллинджер в автомобиле.

Типичным порождением Кровавой Максвелл был Бафф Хиггинс. Ни единого дня в своей жизни он не работал, а жил только на средства, которые добывались кражами и грабежами, а все свободное от этих занятий время проводил в салунах и борделях. Он жил чуть раньше, чем Мерри, и никогда не имел такой репутации бойца, как Крис-троглодит, но полиция в свое время считала его самым опасным преступником района. Среди старожилов Максвелл-стрит до сих пор бытуют легенды о его деяниях, но несколько хорошо знавших его человек в 1906 году заявили журналисту из «Трибюн», что «в душе он был сущим трусом и преуспел на поприще негодяя только благодаря своей готовности применить револьвер, когда дела шли плохо». Он всегда носил с собой два ствола и стрелял превосходно.

Хиггинс родился в Ирландии в 1871 году; в Соединенные Штаты его привезли родители, когда ему было два года. В 1874 году семья его переехала в Чикаго и поселилась на Джонсон-стрит, в районе Максвелл. Бафф несколько лет ходил в школу Уолш и в начале 80-х годов XIX века стал одним из вожаков «ирландцев» и водил этих малолетних головорезов в походы против «цыган». В возрасте тринадцати лет он бросил школу и сколотил банду мальчишек, которые били стекла, грабили лотки с фруктами, забрасывали камнями уличных торговцев и доставали коммерсантов. К пятнадцати годам Бафф Хиггинс был уже законченным вором и завсегдатаем салунов и борделей, а к восемнадцати стал признанным вожаком банды Джонсон-стрит. Королем гангстеров Джонсон-стрит пробыл около пяти лет, совершив бесчисленное количество ограблений, убив, как минимум, двоих и ранив еще с полдюжины человек, в том числе двух или трех полицейских. Его часто арестовывали, но торговцы и прочие его жертвы отказывались свидетельствовать против него из страха мести со стороны его товарищей по банде. Так что серьезных проблем у него не возникало вплоть до утра 3 сентября 1893 года, когда он вломился в дом Питера Маккуи на Джонсон-стрит, 153. С ним были Кровавый Гери и Джонни Мортелл, «выдающаяся личность», приговоренная в 1880 году к пожизненному заключению за убийство полицейского, но помилованная два года спустя Государственной комиссией по помилованиям.

Обшарив весь остальной дом и плотно набив мешок, эта троица вошла в спальню Маккуи. И в тот момент, когда Хиггинс запихивал в мешок пару брюк, Маккуи вдруг проснулся и резко выскочил из постели. Хиггинс не раздумывая выстрелил в него, после ожесточенной схватки с отрядом полиции грабители были арестованы. Гери и Мортелл попали за решетку, а Хиггинса признали виновным в убийстве первой степени. 23 марта, в возрасте двадцати двух лет, он был повешен в тюрьме округа Кук.

Повешение Баффа Хиггинса

Со смертью своих вожаков банды Джонсон-стрит, Генри-стрит и Мортелла – Макгроу пропали со сцены как организованные преступные группировки, но десятки других группировок продолжали поддерживать славу Максвелл как бандитского района, как будто он вновь находился под пятой Криса Мерри и Баффа Хиггинса. Самыми главными из этих шаек были банда Дейли, штаб которой находился на Максвелл-стрит и которая распалась только в 1905 году, когда полиция арестовала Тома и Джека Дейли и отправила их в Джолье за разбой; «банда сорока двух» с Тейлор-стрит, изначально – группа мальчишек-друзей, из которой выросла знаменитая банда карманников, автомобильных воров и грабителей, проникающих через разбитые окна; и «Долинная банда» с Пятнадцатой улицы, организованная в середине 90-х годов XIX века чуть южнее гетто и просуществовавшая около сорока лет.

Самыми значительными из вожаков «Долинной банды» были Большой Гейни Миллер и Джимми Фарли, опытные карманники и взломщики, пик расцвета которых пришелся на начало XX века. Они отправились в тюрьму в 1905 году, а вместе с ними и двое других членов банды – Тутси Билл Хьюджес и Куни Лис, о которых полиция отзывалась как о самых ловких ворах, когда-либо орудовавших в районе Максвелл-стрит. После ареста Миллера и Фарли банду на протяжении нескольких лет возглавлял Ред Болтон, карьера которого тоже окончилась в тюрьме, куда он попал на пожизненный срок за убийство. Болтона сменил Пэдди Райан, известный скорее как Пэдди Медведь, краснорожее ходячее недоразумение – ростом чуть выше пяти футов, а весом больше двухсот фунтов, – владелец салуна с сомнительной репутацией на юге Холстед-стрит, один из самых страшных людей за всю историю Кровавой Максвелл. В 1920 году его убил Уолтер Куинлен, по прозвищу Коротышка, который позволил себе узурпировать жену гангстера, попавшего за решетку, и был за это жестоко избит. Коротышка несколько лет отсидел в тюрьме, а выйдя на свободу, открыл салун на углу Семнадцатой улицы и Лумис-стрит, который быстро превратился в место встреч гангстеров и убийц. За один обыск полиция конфисковала в салуне Коротышки дюжину автоматических пистолетов, десять пуленепробиваемых жилетов и два пулемета. В конце концов Коротышку убил Пэдди Лис, сын Пэдди Медведя.

Самыми удачливыми из главарей «Долинной банды» были Терри Драгган и Фрэнки Лэйк, знаменитые пивные бароны эпохи сухого закона. Под их руководством банда сконцентрировалась на бутлегерстве и производстве спиртного и приобрела контроль над рядом пивоварен. Их вожаки делали миллионы, и даже самые низшие чины банды, как они сами хвастались, «ходили в шелковых рубашках и ездили на «роллс-ройсах». В 1924 году, за отказ отвечать на вопросы, заданные им судьей Джеймсом Уилкертоном из окружного суда Соединенных Штатов, Драгган и Лэйк были приговорены к году тюремного заключения. Несколько месяцев спустя журналист одной газеты приехал в тюрьму округа, чтобы пообщаться с Драгганом, но ему заявили:

– Мистера Драггана сегодня нет.

– Тогда я хотел бы поговорить с Фрэнки Лэйком, – сказал несколько удивленный журналист.

– У мистера Лэйка сегодня встреча в деловом центре, – ответил тюремщик. – После обеда они подъедут.

Ошеломленный журналист вернулся в свою газету, и последовавшее за этим расследование показало, что и Драгган и Лэйк получили в тюрьме неслыханные привилегии. Как они сами позже признались, стоило им это в общей сумме двадцать тысяч долларов. Официально сидя в камерах и испытывая такое же обращение, как и остальные заключенные, на самом деле они проводили больше времени в городских ресторанах и у себя дома, чем в тюрьме; им позволялось уходить и приходить, когда вздумается, и тюремная камера стала для них офисом, где они принимали своих гангстеров и откуда распространяли свои приказы. По результатам этого расследования шериф Питер Хоффман и тюремный надзиратель Уэсли Вестбрук сами были приговорены к трем месяцам заключения каждый «за неуважение к суду».

Кровавая Максвелл и 38-й полицейский участок были, конечно, самыми преступными районами Чикаго, но все же это лишь два района из множества. Преступные группировки создавались во всех трущобных районах города – «рыночные» на Маркет-стрит и Чикаго-авеню, «гаражные бандиты» – на Монтиселло-авеню возле реки Чикаго, банда Бриско на Сороковой улице, банда Файнберга на Двадцать третьей улице, банда Формби на Фуллертон-стрит, банда Брейди на Милуоки-авеню, банда Трилби на Кэррол-авеню и Элизабет-стрит, существовали банды Кинзи, Моргана, Остина, банда Грин-стрит и сотни других. Чикагская «Трибюн» произвела тщательное изучение обстановки в начале 1906 года и пришла к заключению, до странности похожему на выведенное газетами и агентствами по ужесточению законов двадцать лет спустя, во время расцвета правления Аль Капоне. Вердикт «Трибюн» гласил: «Чикаго переполнен бандами до таких пределов, что безопасность жизни, собственности и покоя граждан превратилась в пустое, отвлеченное понятие, не имеющее ничего общего с реальностью. Реальность же такова, что и жизнь, и собственность, и покой могут быть гарантированы только тогда, когда они находятся под охраной сильной руки или сильной руки с пистолетом. Чикаго наводнили банды хулиганов, для которых закон – лишь повод посмеяться и которые уважают лишь револьверы и кулаки полицейских; они бродят повсюду с наступлением темноты, а во многих районах – и при свете дня, и представляют собой угрозу для имущества и самой жизни честных горожан на каждом шагу. Чикаго терроризируют преступники, из-за которых само название Чикаго стало символом беззакония по всей стране».

Самой ужасной деталью из опубликованных «Трибюн» был возраст, в котором мальчишки из трущобных районов вовлекались в деятельность, которая вела их к уголовной карьере. В частности, в «Трибюн» писали: «Уже обычным явлением стали аресты шестилетних детей за серьезные правонарушения. Мальчиков, которым сидеть бы дома и учить азбуку, часто ловят с ножами и дешевыми револьверами в руках. На участке с Максвелл-стрит мальчишек, которым нет еще шестнадцати лет, арестовывают по шестьдесят человек в день, по большей части за воровство или кражу со взломом, но некоторых – и за разбойные нападения». За весь беззаконный период начала XX века редко когда полиции попадался головорез старше двадцати пяти лет – по большей части возраст задержанных составлял от семнадцати до двадцати двух лет, в среднем лет по двадцать. Одну из самых злостных группировок того периода, банду Формби, возглавляли трое мальчишек – Дэвид Келли, Билл Далфер и Джимми Формби, которым было шестнадцать, семнадцать и восемнадцать лет соответственно. Формби и Далфер были убийцами: Формби убил летом 1904 года трамвайного кондуктора, а Далфер убил двоих во время ограбления салуна. Позже он хвастался, что застрелил обоих одновременно. «Мне даже не пришлось целиться, – говорил он. – У меня было по пушке в каждой руке, и я нажал на спусковой крючок. Они упали – вот и все». Когда Формби арестовали, он просил, чтобы его обвинили в убийстве, а не в грабеже. «Я убийца, – утверждал он, – а не грабитель!»

В начале XX века гангстеры Чикаго выглядели крайне живописно; самую большую известность среди них имели Густав Маркс, Харви Ван Дайн и Питер Нейдермайер. Они называли себя «автоматическое трио», но полиции и читателям газет они были больше известны как «гаражные бандиты». За период с 8 июля по 27 ноября 1903 года эти мальчишки – Маркс, Нейдермайер и Ван Дайн – убили восемь человек, в том числе пятерых детективов, ранили еще пятерых и совершили восемь ограблений, доход от которых составил менее двух тысяч четырехсот долларов. В их банде был еще один член, Эмиль Рески, неотесанный парень из тех, что никогда не спят в постели и не пользуются ножом и вилкой. Рески был у «автоматического трио» на побегушках; он никого не убил, и из добычи ему перепадало немного. «Мне никогда много не доставалось, – говорил он после ареста. – Мне покупали поесть и давали иногда немного мелочи».

Маркс, Ван Дайн и Нейдермайер росли и развивались по знакомой модели. Как и Рески, они родились и выросли в трущобном районе на северо-западе города, возле дворов Северо-западной железной дороги, где, по описанию «Трибюн», «улицы не чистят и не ремонтируют, дома стоят вплотную и салун на углу, где виски дешево, а пиво – еще дешевле, служит самым грандиозным, самым популярным и вообще единственным местом отдыха и развлечения для мужской части населения». Отец Маркса был достаточно преуспевающим фермером, а родители Ван Дайна и Нейдермайера были рабочими, бедными, но уважаемыми. Мальчики закончили начальную школу, после чего им, видимо, было разрешено самим выбирать свой путь. Вместо того чтобы пытаться найти работу или продолжить обучение, они вышли на улицу и вступили в «Развлекательно-спортивный клуб Монтиселло», который представлял собой банду молодых воров и хулиганов, штаб которых находился на чердаке заброшенного дома на Монтиселло-авеню возле северного рукава реки Чикаго. Рески тоже вступил в клуб, но где-то через год бросил его и устроился на работу в пивоварню.

Ввиду своей образованности и наличия лидерских качеств, Маркс, Ван Дайн и Нейдермайер вскоре стали заправлять бандой Монтиселло; они возглавляли молодых хулиганов во время бесчисленных воровских вылазок, набегов на фруктовые и овощные лавки, магазины готового платья и оставленные без присмотра фургоны, воруя практически все, что только можно было вынести. Среди прочих мальчишек они снискали славу героев, после того как вломились в один новый дом, расположенный по соседству, и украли оттуда большое количество свинцовых труб и латунных украшений, продав их впоследствии более чем за сто долларов. Их арестовали, но достаточных улик против них не нашлось, поэтому их вскоре выпустили. По мере взросления они стали совершать все более серьезные преступления: грабить прохожих на улице, взламывать магазины, шарить по карманам и выхватывать бумажники из рук. Жили они по-прежнему дома, а появившиеся у них деньги объясняли тем, что «работают на одного человека». Родители их явно ни о чем не подозревали, хотя после того, как дети их были арестована, и миссис Ван Дайн и миссис Нейдермайер утверждали, что много раз просили детей встать на путь истинный. Миссис Маркс же во всем винила «дешевые романы, виски, сигареты и дурную компанию».

Летом 1903 года «автоматическое трио» решило, что пора становиться крупными бандитами. Они купили с дюжину пистолетов и около трехсот комплектов боеприпасов и приготовили себе укрытие – землянку в песчаных дюнах в Индиане в двух милях от станции Мельники Пенсильванской железной дороги. Они предложили Рески присоединиться к ним, и по его словам, «зарплату я получал небольшую, поэтому легко бросил работу, и мне выдали оружие».

Первое преступление из той серии, которую совершила эта четверка, представлявшая собой на протяжении своей недолгой карьеры сборище крупнейших преступников Чикаго, было совершено 8 июля 1903 года – это было ограбление узловой станции Клиборн Северо-западной железной дороги. Их добычей стали семьдесят долларов, причем в ходе налета Нейдермайер застрелил станционного смотрителя – правда, тот выжил. 9 июля они ограбили салун Эрнста Спайрса на Эшленд-авеню, 1820. При этом ограблении был убит мальчик по имени Отто Баудер, который испугался и попытался спрятаться за баром.

«Добыли мы там два доллара тридцать пять центов, – рассказывал Ван Дайн. – Дешево постреляли».

10 и 12 июля они ограбили салуны на Эдисон-стрит и Шеффилд-авеню. Всего с обоих заведений собрали при этом двадцать пять долларов.

20 июля бандиты ограбили салун Питера Горски на Милуоки-авеню, 2611. Ван Дайн подстрелил Горски, тот упал на пол и притворялся мертвым, пока парни не убрались, прихватив с собой двадцать долларов из кассы. Несколько дней спустя Горски опознал одного из грабителей в мужчине, арестованном возле складов Северозападной железной дороги за бродяжничество. Когда Ван Дайну сообщили о том, что его в тот раз опознали, он ответил на это словами: «Что лишний раз доказывает, какими же вы, джентльмены, бываете остолопами».

2 августа «автоматическое трио» ограбило салун Бенджамина Лагросса на Норт-авеню, 2120. Ван Дайн убил хозяина бара Лагросса и клиента по имени Адольф Джонсон. «У меня в руках было два ствола, – рассказывал Ван Дайн, – и я накрыл Лагросса и Джонсона. Джонсону я попал в живот, а Лагросса пуля догнала в дверях, там он и упал. А я пошел домой. Спал чудесно. Мы там взяли восемь долларов. Убили двоих – по четыре доллара, выходит, за каждого».

30 августа бандитам удалось украсть 2250 долларов из гаражей Железнодорожной компании Чикаго-Сити на Стейт-стрит и Шестьдесят первой улице. При этом были убиты Джеймс Джонсон, моторист, и Френсис Стюарт, служащий. Ван Дайн заявил, что, совершив ограбление, они выбежали из гаражей через мойку, потом через пустырь, а оттуда отправились в Джейсон-парк, расположенный в нескольких кварталах оттуда, где они несколько часов просто сидели и разговаривали. На рассвете они забрались в кусты и поделили деньги. Доля Рески составила пять долларов и обещание кормить его вплоть до следующего ограбления.

Насколько известно чикагской полиции, этот перечень преступлений Маркса, Ван Дайна, Нейдермайера и Рески полон, хотя Нейдермайер и совершил признание в том, что в Неваде они ограбили дилижанс и игорный дом, убив при этом одного человека, и поезд на Центральной Иллинойсской железной дороге под Падукой, Кентукки. Но властям Невады и Кентукки об этих преступлениях ничего не было известно. Еще Нейдермайер утверждал, что в Неваде он украл много динамита и привез в Чикаго, чтобы «кое-что поднять на воздух». Но куда он спрятал взрывчатку, вспомнить так и не смог, в общем, факт ее существования остался под большим сомнением.

Большую часть тех трех месяцев, что прошли после налета на гараж, юные головорезы посвятили проматыванию награбленного, в основном деньги у них уходили на женщин и спиртное. Детективы же тем временем обыскали весь Чикаго и, наконец, прослышали про троих юнцов, которые швыряются большими суммами денег. Копнув поглубже, сыщики установили, что репутация этих ребят оставляет желать лучшего, что семьи их бедны, что они никогда не работали и что единственный способ, которым они могли добыть деньги, – это украсть их. В середине ноября помощник начальника полиции Герман Шуэттлер приказал вызвать Маркса, Ван Дайна и Нейдермайера на допрос, и вот вечером 21 ноября детективы Джон Куинн и Уильям Блэйк застали Маркса за выпивкой в салуне на углу улиц Эдисон и Роско. Как только Куинн положил руку Марксу на плечо и сказал: «Начальник хочет с тобой пообщаться», бандит тут же выхватил два револьвера и открыл огонь. Куинн был убит первым же выстрелом, но Блейк попал Марксу в ногу, после чего Маркс бросил оружие на пол и сдался. Но когда его заперли в участке на Шеффилд-авеню, он принялся бурно протестовать.

«Вы мне ничего не сделаете! – кричал он. – Я всего лишь пристрелил копа! Каждый имеет право пристрелить копа!»

Нейдермайер и Ван Дайн ошивались поблизости от участка в течение нескольких дней после ареста Маркса, вынашивая планы взорвать здание участка и спасти своего дружка. Но они резко пересмотрели свои планы, когда 25 ноября узнали из газет, что Маркс во всем сознался; тогда они сняли комнату напротив участка, и следующие два дня Ван Дайн провел, сидя у окна с ружьем в руках. Он прочел, что полицейские хотят перевести Маркса в штаб полиции, и все ждал, когда Маркс покажется в дверях. Бандит решил застрелить бывшего товарища за то, что тот стал «грязным стукачом».

Вечером 25 ноября Ван Дайн оставил свой пост и, вместе с Рески и Нейдермайером, отправился отсидеться в землянке, заблаговременно вырытой в песчаных дюнах Индианы. Когда его позже спросили, как им удалось выбраться из Чикаго, Ван Дайн с ухмылкой сказал: «Ну, мы прошли через центр города и сели на трамвай до Восточного Чикаго. А дальше пешком». Пока трое бандитов торопились в Индиану, Маркс рассказал полиции и об убежище, поэтому утром 27 ноября десять детективов и полицейских в форме, вооружась ружьями и револьверами, отправились в Восточный Чикаго, пересекли границу штата Индиана и рассыпались по песчаным дюнам, где к ним присоединились несколько отрядов местных фермеров, которые из газет узнали о том, что бандиты прячутся где-то в окрестностях станции Мельники. К девяти утра землянку уже нашли и окружили, и завязалась перестрелка, в которой были ранены все трое бандитов, а также детектив Джозеф Дрисколл и детектив сержант Мэттью Зиммер. Ранение Дрисколла оказалась смертельным – он скончался через четыре дня.

После того как прозвучало с полсотни выстрелов, Рески, Ван Дайн и Нейдермайер выбежали из землянки и, с пистолетом в каждой руке, бросились через дюны в ближайший лесок. Полицейские и фермеры последовали за ними, но, как позже рассказывал Рески, «близко подбегать боялись». Рески был ранен в живот, отстал в лесу от своих товарищей и по рельсам вышел на железнодорожную станцию в Этне, Индиана, где скорчился на скамейке и в таком виде дождался прибытия полиции. Ван Дайн и Нейдермайер отправились в деревню Восточный Толлстон, где обнаружили на запасном пути поезд с гравием, стоявший с разведенными парами в ожидании, пока машинист допьет кофе. Парни залезли в кабину и наставили револьверы на кочегара, а Нейдермайер застрелил тормозного кондуктора, Л.Дж. Сову, который взобрался на тендер и схватил его за руку. «Он хотел отобрать у меня оружие, – рассказывал позже Нейдермайер, – а я злюсь, когда со мной так обращаются».

Бандиты заставили кочегара отцепить локомотив и проехали две мили до поворота на Восточный Ливерпуль, где дальнейшее продвижение оказалось невозможным из-за непереведенной стрелки. Они попытались перевести стрелку вручную, но безуспешно, поэтому им пришлось бросить машину и бежать через участок прерии к кукурузному полю, где они столкнулись с отрядом фермеров, вооруженных дробовиками, и сдались без единого выстрела. Их обезоружили и сдали полиции.

Рески, Нейдермайер и Ван Дайн прибыли обратно в Чикаго на специальном поезде. Помощник начальника полиции Шуттлер планировал вывезти их в изолированный полицейский участок, где детективы могли бы их спокойно допросить, но мэр Картер Харрисон приказал ему доставить арестованных в офис начальника полиции Фрэнсиса О'Нейла. На железнодорожной станции Арчер-авеню бандитов встретили два фургона с полицейскими, которые препроводили их в городское управление, где их уже ждало несколько тысяч зевак. В офисе О'Нейла, переполненном полицейскими, журналистами газет и городскими чиновниками, бандитов ожидал прием, приличествующий более героям или заезжим знаменитостям, а не отпетым головорезам. Их формально представили мэру Харрисону, начальник полиции лично вымыл лицо Ван Дайна, чтобы того можно было сфотографировать, и бандиты гордо улыбались, слушая возбужденную болтовню о своей храбрости и исключительно меткой стрельбе, что особенно касалось Ван Дайна. «Это хороший стрелок, – сказал один из детективов. – Зиммер спрятался за деревом, и то он в него дважды попал».

«Я мог бы убить дюжину человек, – сказал Ван Дайн, – если бы в этом было хоть какое-то удовольствие».

После того как восхищение улеглось, трое парней начали рассказывать о своих преступлениях, хвастливо и с большой гордостью – такое отношение сохранилось у них и на судебных заседаниях, которые начались в январе 1904 года. Особенно Ван Дайн, казалось, воспринимает суд как некое представление, где он – главный герой; он использовал каждую возможность прихвастнуть и на свидетельской скамье бахвалился тем, какой он плохой парень и отчаянный стрелок. На третий день суда он нарисовал, к радости журналистов и зрителей в суде, три могилы, на надгробных камнях которых было написано:

«Здесь покоится пресловутый Гас Маркс, отпетый бандит. Умер 1 марта 1904 года.

Здесь покоится знаменитый стрелок Питер Нейдермайер, 23 года. Умер 1 марта 1904 года.

Здесь покоится кровавый мошенник Харви Ван Дайн, 21 год. Умер со всеми потрохами 1 марта 1904 года».

Пророчество Ван Дайна сбылось во всем, кроме даты. Суд вынес решение о виновности 12 марта 1904 года, и 22 апреля Ван Дайн, Маркс и Нейдермайер были повешены в окружной тюрьме. Рески судили отдельно, он тоже был признан виновным, но его приговорили к пожизненному заключению. Его перевели в Джолье в тот же день, когда его товарищи взошли на эшафот.

В середине 80-х годов XX века чикагскую преступность стали повсеместно отождествлять с мафиозной организацией «Черная рука». Она орудовала в основном в итальянских и сицилийских поселениях на Оук-стрит и западной части Тейлор-стрит, а также на Гранд-авеню и Вентворт-авеню, где наводила на жителей ужас на протяжении более тридцати лет. За этот период произошло около четырехсот убийств, которые полиция и различные организации, созданные с целью борьбы с преступностью, приписывали «Черной руке». Центром деятельности группировки стало пересечение Милтон-стрит и Оук-стрит, сердце Маленькой Италии, где было совершено столько убийств, что место это прозвали «Углом смерти». Этот перекресток стал излюбленным лобным местом профессионального убийцы по имени Дробовик, которого считают ответственным, как минимум, за треть из тридцати восьми оставшихся нераскрытыми убийств итальянцев и сицилийцев, произошедших между 1 января и 26 марта 1911 года. Четверых Дробовик убил в марте 1911 года на протяжении семидесяти двух часов.

В первые два десятилетия XX века в Чикаго орудовало, наверное, шестьдесят – восемьдесят шаек под названием «Черная рука», но все они были независимы друг от друга; не было даже двух банд, которые имели бы какие-либо взаимоотношения. Несмотря на размах деятельности «Черной руки», ни одно из широких расследований, которые предпринимали полицейские управления Чикаго и других муниципальных подразделений Америки, не раскрыло сети «Черной руки» международного, национального или даже городского масштаба. Как написал в «Криминальном обозрении Иллинойса» выдающийся криминалист Джон Ландеско, «Черная рука» – это лишь способ деятельности». Такой способ выбирали для себя и индивидуальные преступники, и небольшие банды, и организованные группировки; в Италии и на Сицилии эти методики передавались из поколения в поколение бандами Мафии и Каморры. Этот способ получил название «Черная рука» из-за того, что, как правило, на письмах, с которых начиналось шантажирование, стояла печать в виде руки, сделанная черными чернилами. Иногда там же находились изображения черепа с костями, крестов и кинжалов.

Схема работы «Черной руки» была простой и прямой. Сначала выбиралась жертва, как правило, это был человек, демонстрирующий признаки преуспевания – например, если становилось известно, что кто-то приобретает собственность, то этот человек тут же становился мишенью для вымогателей. Бывало, что две банды выбирали одну и ту же жертву, тогда им приходилось выяснять между собой право на приоритет. Затем жертве посылали письмо с подписью типа «Черная рука», «Тайная рука» или «Секретная рука» – слово «рука» должно было присутствовать в любом случае. Если письму не придавалось значения, то дом, офис или магазин жертвы взрывали. Если тот и дальше упорствовал, его убивали. По большей части письма «Черной руки» представляли собой просто инструкции, предписывающие положить определенную сумму денег, обычно в пределах от тысячи до пяти тысяч долларов, в определенное место в определенное время, однако некоторые письма были оформлены высоким слогом, в лучших традициях латинского этикета. Вот наиболее типичные из таких писем:

«Глубокоуважаемый мистер Сильвани!

Надеюсь, Вас не слишком затруднит моя просьба: вышлите мне, пожалуйста, 2000 долларов, если, конечно, Вам дорога Ваша жизнь. Нижайше прошу Вас положить их на Ваше крыльцо в течение четырех дней. Если Вы этого не сделаете, то через неделю от Вашей семьи даже праха не останется.

С наилучшими пожеланиями и заверениями в дружеских чувствах».

«У тебя есть бабки. Мне надо 1000 долларов. Положи в конверт десять банкнот по 100 долларов и засунь конверт под доску на северо-восточном углу Шестьдесят девятой улицы и Эвклид-авеню сегодня в одиннадцать часов вечера. Будут деньги – будешь жить. Не будет денег – умрешь. Заложишь меня в полицию – убью, когда выйду. Останешься при своих деньгах, зато в могиле».

Автор письма к Сильвани – Джозеф Гените, в чьем доме на Рейсин-авеню полиция обнаружила большой запас динамита и с дюжину револьверов и обрезов. В полиции считали, хотя, впрочем, доказать этого так и не смогли, что Гените продавал бандам «Черной руки» взрывчатку и сдавал напрокат оружие профессиональным убийцам.

Размах террора, творимого в Чикаго бандами «Черной руки», показывает статья в «Дейли ньюс» от 25 мая 1915 года, гласившая, что за первые девяносто три дня этого года в итальянских кварталах было взорвано пятьдесят пять бомб, и причиной всех взрывов стала деятельность шантажистов. «По оценке опытного детектива из итальянского квартала, на каждого, кто отказывается подчиняться шантажистам, приходится по десять человек, безропотно выплачивающих дань, да и то этот первый сопротивляется только до тех пор, пока его не угостят бомбой... Обеспеченные итальянцы выплачивают шантажистам из «Черной руки» за год не менее полумиллиона долларов», – писала «Дейли ньюс». 17 марта 1911 года чикагская «Трибюн» опубликовала список из двадцати пяти нераскрытых убийств «Черной руки», произошедших только за 1910 год; а 2 июня 1915 года «Рекорд геральд» заявила, что за 1911 год от «Черной руки» в Чикаго погибло сорок человек, за 1912 год – тридцать три человека, за 1914 – сорок два. За первые же пять месяцев 1915 года было убито шесть человек и взорвано двенадцать бомб.

Попытки полиции одолеть банды «Черной руки» натолкнулись на препятствия почти совершенно непреодолимого характера. Было произведено бесчисленное количество арестов; во время одной из облав в пяти салунах в окрестностях Оук-стрит и Милтон-стрит в январе 1910 года детективы арестовали сто девяносто четырех сицилийцев, большинство из которых были известными преступниками. Но через двенадцать часов всех их пришлось отпустить, поскольку не удалось получить доказательств их связи с конкретными преступлениями. До судов доходило много дел, как об убийствах, так и о вымогательствах, но обвинительных приговоров выносилось немного, да и те, кто попадал по результатам этих приговоров в тюрьму, вскоре выходили оттуда по протекции владельцев салунов и продажных политиков. Когда кто-нибудь из членов «Черной руки» попадал под арест, на свидетелей и членов семьи жертвы обрушивался поток с угрозами убить в случае, если те предоставят полиции какую-либо информацию. Судьи, присяжные заседатели, сотрудники прокурорской службы тоже подвергались угрозам, так же как и члены их семей. Как-то раз один из свидетелей рассказывал о плане шантажа, вынашиваемом бандой «Черной руки» – в этот момент в зал суда вошел человек и помахал свидетелю красным платком. После этого свидетель отказался от дальнейшей дачи показаний, и обвинение пришлось отозвать. «Рекорд геральд» приводила в своей передовице от 20 марта 1911 года такой пример трудностей, вставших перед полицией при расследовании дел «Черной руки»: «Здесь в Чикаго было совершено убийство, над которым начали работу как местные, так и итальянские детективы. Они смогли установить, кто убийца, но, несмотря на все сети и капканы, охота за преступником неделями шла безрезультатно. Наконец детективу-итальянцу удалось засечь, как убийца выходил из дома брата убитого. Когда полиция потребовала от брата объяснить ситуацию, тот сказал, что убийца был ранен, и он с семьей выходил убийцу, чтобы потом убить его самому и лично отомстить за смерть брата. В качестве сюжета для мелодрамы это ошеломительно; но что могут из такого урока извлечь реальные полицейские в реальной жизни? Как они могли догадаться, что убийцу надо искать в доме родного брата убитого?»

В 1907 году при поддержке итальянской торговой палаты, итальянских газет и нескольких братских орденов итальянцев и сицилийцев было организовано общество «Белая рука» – организация итальянских бизнесменов и профессиональных работников, целью которой стало сотрудничество с полицией в деле искоренения «Черной руки». Это общество продолжало свою деятельность в течение нескольких лет, хотя каждый, кто входил в него, подвергался угрозам смерти. Общество нанимало детективов в помощь полиции для расследования дел «Черной руки», посылало в Италию и на Сицилию агентов для расследования прошлого знаменитых гангстеров, старалось обеспечивать максимум защиты свидетелям и семьям жертв. Усилиями «Белой руки» несколько убийц и вымогателей действительно попали за решетку, но вскорости они выходили по амнистии и снова брались за свое преступное ремесло. В 1912 году президент общества «Белая рука» доктор Джозеф Дамиани заявил «Рекорд геральд», что члены его организации «настолько разочарованы в системе отправления правосудия, что отказываются продолжать финансирование судебных издержек по делам арестованных по их жалобам». После 1912 года об этом обществе больше никто ничего не слышал.

В конце 1910 года федеральное правительство взялось за преследование вымогателей, обвиняя их в использовании почтовой службы Соединенных Штатов не по назначению, и за несколько лет с полдюжины гангстеров «Черной руки» были приговорены к крупным штрафам и посланы в федеральные тюрьмы. Местные политики оказались не в силах помочь им, и большинству приговоренных пришлось полностью отбывать свой срок. По большей части благодаря именно вмешательству федерального правительства «Черная рука» постепенно исчезла со сцены. Нет, то есть взрывы, убийства и вымогательства, разумеется, не прекратились, но требования о выплате денег и угрозы убийства стали передаваться другими путями, не по почте. Деятельность «Черной руки» почти полностью улеглась с введением сухого закона, поскольку большинство банд вымогателей переключились на бутлегерство и производство спиртных напитков, как на более благодарное поле применения своих талантов. Некоторые перешли к чистому бандитизму, как, например, банда Сэма Кардинелли, которая на протяжении нескольких лет считалась самым опасным сборищем головорезов в Чикаго, которых побаивались даже пивные бароны со всеми своими боевиками. Главным наемным убийцей Кардинелли был Николас Виана, более известный как «мальчик из хора», которому было всего восемнадцать лет. На счету банды было пара десятков убийств и более сотни налетов к тому моменту, как Кардинелли, Виану и Фрэнка Кампионе повесили, а остальных членов банды приговорили к пожизненному заключению.

Кажется, бомба, как инструмент запугивания и разрушения, впервые появилась в Чикаго благодаря «Черной руке», но из восьмисот с лишним адских машин, сработавших в первые три десятилетия XX века, делом «черных рук» было не более трети, а может, даже и менее. Остальное взрывали владельцы игорных домов, в попытках разрушить заведение конкурента или привлечь к нему внимание полиции, рэкетиры, требующие дани от деловых учреждений, политики, стремящиеся запугать избирателей и оппозицию, и террористы из профсоюзов, в качестве формы прямого действия. Бомбы активно использовались и в межрасовых столкновениях – тридцать бомб из ста двадцати двух, взорванных в Чикаго начиная с 21 января 1918 года, были направлены против негров, и целью этих взрывов явно было остановить расселение чернокожих семейств в жилых кварталах. Расовые волнения июля 1919 года, тех «пяти дней, когда волю получила дикая ненависть», как их описывало жюри следователей, были лишь частью «бомбовой войны» против негров и логическим следствием тех чувств, которые вызвали взрывы.

Большая часть взрывов в Чикаго во время Первой мировой войны и в 20-х годах XX века, были делом рук банд профессиональных подрывников и громил. Методы одной из таких банд были вскрыты в 1921 году, когда полиция, проведя расследование взрыва четырех прачечных, работники которых бастовали, арестовала Эндрю Керра, члена Международного профессионального союза работников прачечных. Из показаний Керра следовало, что боссом подрывников Чикаго был Джим Суини, чья банда, располагавшая штабом на углу улиц Харрисон и Холстед, бралась за любую работу, предполагавшую, что кого-то надо взорвать, застрелить или избить. Главными помощниками Суини Керр назвал Супа Бартлетта, специалиста по взрывчатке, и Кона Шеа, знаменитого профсоюзного агитатора, про которого Керр рассказал, что тот работает с бомбами с шестнадцати лет. Сам же Керр был приставлен к банде подрывников в качестве представителя профсоюза рабочих; он сопровождал подрывников и громил во всех их предприятиях, контролируя, чтобы они честно выполняли свою работу и не пытались обмануть профсоюз. За это ему платили по пятнадцать долларов за каждую неделю, что продолжалась забастовка. Керр сообщил, что один раз профсоюзные чиновники представили Суини список из имен двадцати пяти человек, которых надо было избить, и адресов нескольких прачечных, которые надо было взорвать. Эта банда была окончательно разгромлена в конце 1921 года, когда Суини и Бартлетт были отправлены в Джолье на неопределенный срок.

На пьедестале лучшего бомбиста Чикаго Суини сменил Джозеф Санджермен, производитель парикмахерского оборудования и лидер профсоюза парикмахеров. «Он стал духом-вдохновителем всех подрывников, – писали о нем в «Уголовном обозрении Иллинойса», – исполнителем всех заказов по взрывам. Его задачей на посту чиновника профсоюза парикмахеров в первую очередь был найм подрывников, которые должны были запугивать владельцев парикмахерских, если те отказывались выполнять требования профсоюза. Отладив весь механизм и убедившись, что его люди могут эффективно выполнять свои задачи и избегать наказания, Санджермен взялся за прием заказов и в других отраслях бизнеса». Его арестовали в 1925 году. На допросе он сообщил полицейским, что у него на постоянном окладе находилась группа подрывников, пять мужчин и женщина, и что за взрывы и избиения он брал от пятидесяти до семисот долларов. Его главным бомбистом был Джордж Матрисциано, он же Мартини, по словам полиции – самый опытный специалист такого рода в Чикаго. Он мастерил бомбы, изготовлявшиеся, как правило, из черного пороха, и носил в карманах по две динамитные шашки на всякий случай, равно как и автоматический пистолет. В отчете «Криминального обозрения» говорится, что Матрисциано воспринимал свою деятельность как мелодраматическую: он гордился своими способностями и нежно лелеял вырезку из газеты, в которой его называли «террористом». Против Матрисциано было выдвинуто несколько обвинений, но он не успел попасть за решетку, погибнув, как указано в «Криминальном обозрении», «под пулями чиновников профсоюза парикмахеров».

В политической борьбе взрывы были впервые использованы в Чикаго во время борьбы за управление Девятнадцатым округом между олдерменом Джоном Пауэрсом и Энтони Д'Андреа, которая началась в 1916 году и закончилась году в 1921-м, когда наемный убийца застрелил Д'Андреа из обреза. Пауэрс управлял округом начиная с 1888 года; это был владелец салунов, покровитель игорных домов и преступной деятельности и один из самых продажных олдерменов 1890-х годов. Д'Андреа тоже не представлял собой блистательный образчик высокой морали; это был профсоюзный чиновник, заметная фигура советов нескольких итальянских братств и бывший заключенный, в целом – достаточно отталкивающая личность. О его карьере «Трибюн» писала: «Энтони Андреа – это все тот же Антонио Д'Андреа, священник-расстрига, знаток языков и бывший владелец борделей, освобожденный из тюрьмы в 1903 году, где отсидел тринадцать месяцев за подделку документов. Имя Д'Андреа связывают также и с бандой итальянских фальшивомонетчиков и банковских воров, какое-то время орудовавшей по всей стране».

Первый шаг в политику Д'Андреа совершил в 1914 году, баллотировавшись на пост комиссара округа, впрочем безрезультатно. Через два года он выступил противником Джеймса Боулера, младшего олдермена из Девятнадцатого округа, одного из ставленников Пауэрса, на первичных выборах в феврале 1916 года. В том же месяце начались убийства: Фрэнк Ломбарди, подручный партийного босса, активный противник Д'Андреа, был убит в салуне на Тейлор-стрит. Защита отстояла Д'Андреа, но в октябре 1919 года он снова попал под суд, после того как побыл кандидатом от демократов в представители на Конституционном съезде. Защита вновь отстояла его, но суд аннулировал результаты целого тура голосования, когда Ассоциация граждан представила пятьдесят шесть избирателей, чьи имена числились в списках проголосовавших, но которые в один голос клялись, что не голосовали. Д'Андреа же между тем был избран президентом Сицилийского союза, одной из самых влиятельных организаций диаспоры в Соединенных Штатах, и получил контроль над четырьмя профсоюзами.

Первая бомба в войне Пауэрса и Д'Андреа разорвалась 28 сентября 1920 года на парадном крыльце дома олдермена Пауэрса на площади Макаллистер. В начале 1921 года Д'Андреа объявил себя беспартийным кандидатом, противостоящим Пауэрсу, и 7 февраля в зале на Блю-Айленд-авеню, где проходил съезд сторонников Д'Андреа, взорвалась вторая бомба. За следующие две недели их взорвалось еще две – одна у штаба Д'Андреа, а вторая – у дома одного из помощников Д'Андреа. Помимо этого произошло множество драк и несколько перестрелок. Олдермен Боулер выступил с заявлением о том, что партия Д'Андреа ввезла в город бригаду убийц, чтобы запугать Девятнадцатый округ. За этим заявлением следовал такой текст: «Условия в Девятнадцатом округе ужасны. По улицам расхаживают убийцы. Я получал угрозы быть взорванным или похищенным. Возле дома олдермена Пауэрса они дежурят днем и ночью. Наших людей ловят на улицах, запугивают и избивают. Для нагнетания атмосферы ужаса специально привезены убийцы из Нью-Йорка и Баффало. Владельцам залов под угрозой смерти или разрушения зданий запрещают сдавать нам помещения. Это хуже Средневековья».

Д'Андреа проиграл Пауэрсу почти четыреста тридцать пять голосов на выборах 22 февраля 1921 года, но победа Пауэрса не положила конец взрывам и убийствам. В начале марта 1921 года были убиты двое основных сторонников Пауэрса. Д'Андреа отрицал свою причастность к убийствам, но несколько членов его организации были арестованы по подозрению в нем. Через неделю после этого двойного убийства Д'Андреа объявил о своем решении уйти из политики Девятнадцатого округа. Однако война продолжалась, произошло еще несколько взрывов, и, наконец, она достигла кульминации со смертью Д'Андреа 11 мая. Двое ближайших друзей Д'Андреа, Эндрю Орландо и Джозеф Синакола, поклялись отомстить за его смерть. Они были схожим образом убиты, Орландо в июле, а Синакола в августе.

Другая серия взрывов с политической подоплекой привлекла международное внимание в первую кампанию 1928 года, когда фракция республиканской партии сенатора Чарльза Динена противостояла партии мэра, Большого Билла Томпсона и прокурора штата Роберта Кроуи. Машина Кроуи – Томпсона была самой мощной, какую когда-либо видел Чикаго; в союзе с губернатором Леном Смоллом они контролировали практически весь рынок труда в городе, округе и штате. В начале кампании было взорвано несколько бомб, по большей части взрывы были направлены против сторонников Томпсона и Кроуи; и 21 марта несколько наемных боевиков убили Бриллиантового Джо Эспозито, владельца кафе и рэкетира, который, по сведениям полиции, стоял за знаменитой шайкой бутлегеров Генна. Бриллиантовый Джо был также близким другом сенатора Динена и одним из самых влиятельных помощников последнего.

На следующее утро после похорон Эспозито взорвались бомбы у домов сенатора Динена и судьи Джона Свенсона, кандидата от Динена на должность прокурора штата. И тогда Кроуи совершил одну из самых страшных ошибок во всей истории политиков Чикаго. Он издал официальное заявление, гласившее, что он «доволен тем, что взрывы устроили сами лидеры сил Динена... с целью дискредитировать мэра Томпсона и меня». Мэр вскоре выступил с похожим заявлением. Кроуи получил чудовищную реакцию на свои слова. По словам «Трибюн», «бессердечная, циничная тональность заявления вызвала общественное негодование». Газеты, ранее поддерживавшие прокурора штата, отвернулись от него, прошло несколько массовых митингов с требованием снять его кандидатуру, и Чикагская комиссия по борьбе с преступностью, доселе настроенная к Кроуи дружелюбно, опубликовала открытое письмо, где рекомендовалось голосовать против него. Комиссия в этом письме называла Кроуи «неэффективным и недостойным такого доверия» и заявляла, что «его связи грозят разрушить целостность общества».

На выборах партия Динена одержала решительную победу. «Криминальное обозрение Иллинойса» писало об этом так: «Это была поистине революция – восстание духа людей, нашедшее свое выражение в голосовании. По всему миру славили рождение «Добродетельного Чикаго».