Зимой Александр возобновил поход. Если бы он просто собирался преследовать Бесса, то направился бы снова на север, к реке Мургаб. Однако царь повел войско через Арахозию, что означало намерение перейти через Гиндукуш. Главной причиной подобного длинного и трудного маршрута были, очевидно, волнения в южных сатрапиях, включая саму Арахозию.

В феврале 329 г. до н. э. Александр достиг Кандагара, а в апреле македонское войско перевалило через Гиндукуш. Во время зимнего похода по Восточному Афганистану его войско сильно пострадало от обморожений, снежной слепоты, хронического переутомления (последнее, возможно, из-за кислородного голодания). Где-то в районе нынешнего Кабула царь дал войску долгожданный кратковременный отдых. Затем, основав еще одно военное поселение, провел войско по Кавакскому перевалу (11 600 футов) и отправился на север вдоль реки Сурхаб на Драпсаку. Переход занял семнадцать дней.

Бесс с 7000 бактрийцев и войсками согдианских вассалов, которыми командовали Спитамен и Оксиарт, ожидал Александра в Аорне. Семь перевалов соединяет район Кабула с долиной реки Оксус, и Бесс предполагал, что Александр изберет тот из них, который всего ниже над уровнем моря. Но Александр, как всегда, оказался непредсказуемым. Кавакский перевал был не только самым восточным из всех, за что и был выбран, но и самым высоким. Войско Александра одолело его с удивительной скоростью, и Бесс обнаружил, что его обошли с флангов, после чего отступил из Бактрии за Оксус и приготовился к обороне Согдианы.

После короткой передышки в Драпсаке Александр занял Аорн и Зариаспу (бактрийскую столицу, считавшуюся родиной Зороастра), не встречая реального сопротивления. Затем, оставив Артабаза сатрапом новой провинции, Александр с войском направился к Оксусу. Был уже июнь, сухой сезон, и путь на этот раз лежал по безводной пустыне. Теперь воины страдали не от стужи, а от жары. Вследствие этих испытаний фессалийские добровольцы, и ранее проявлявшие недовольство после убийства Пармениона, взбунтовались. Их поддержала и часть ветеранов Филиппа. Они уже находились в четырех тысячах миль от дома и не хотели идти дальше. Царю ничего не оставалось, кроме как расплатиться с ними всеми и отпустить на родину. Эта неожиданная демобилизация лишила его части лучших воинов, что в данном положении было небезопасно. Что еще хуже, многие из воинов погибли от жажды или слишком обильного питья после перехода по пустыне. Александру пришлось впервые рискнуть и нанять местных «варваров» во вспомогательные части. Риск оправдал себя – другой вопрос, как на это реагировали остальные македоняне.

Реку Оксус преодолеть было не так легко. В Келифе, где Александр решил переправляться, она была шириной три четверти мили – очень глубока, и при этом с быстрым течением. Инженеры Александра неудачно пытались навести мост. Отчасти пришлось повторить опыт переправы через Дунай, хотя на этот раз у царя не было флота. Из кожаных покрытий палаток, набитых сухой соломой, были сделаны своего рода плоты, с помощью которых людей удалось переправить, хотя и за пять дней.

Бесс пришел к заключению, что Александр останется на берегу, пока у него не появятся транспортные суда, точно так же, как ранее он самонадеянно решил, по какому перевалу пройдет македонское войско. Его репутация и так уже пошатнулась после отступления из Бактрии, а когда стало известно о последнем свершении Александра, Бесс и вовсе потерял авторитет. Спитамен и согдийские вельможи решили, что пора сменить вождя. Они схватили Бесса и дали знать Александру, что если отряд македонян явится в определенное место, то им будет передан цареубийца. Это был весьма разумный ход: новоявленные вожаки не только избавлялись таким образом от Бесса, но и заверяли македонского царя в желании сотрудничать. И все же Александр был осторожен: за этим предложением могла таиться какая-то хитрость.

Деликатная миссия была поручена Птолемею, сыну Лага. В отдаленной деревушке он действительно нашел Бесса под вооруженной охраной и отправил весть Александру, с вопросом, каким образом доставить пленника. Ответ царя был необычным: Бесса следовало привязать к столбу у дороги, по которой должно было пройти македонское войско, надев на него рабский ошейник. Александр решил примерно наказать узурпатора, прежде всего чтобы ублажить персидскую знать.

Когда колесница Александра поравнялась с Бессом, царь сошел с колесницы и спросил Бесса, зачем он заковал в цепи, а потом убил Дария, «своего царя, родича и благодетеля». Тот ответил, что это было совместное решение, «чтобы заслужить милость Александра и спасти свои жизни». Однако все знали, что такую «милость» мог оказать только завоеватель-узурпатор, а Александр вовсе не желал выглядеть таковым. Чтобы показать, как ему отвратительно предательство Бесса, Александр приказал сперва выпороть пленника, а потом отправить в Зариаспу, где Бессу отрезали нос и уши. Затем он был публично казнен в Экбатанах, на глазах толпы персов и мидийцев.

Придя к приятному, но ошибочному заключению, что Спитамен теперь его подданный и союзник, Александр захватил Мараканду (Самарканд) и дошел до Яксарта (Сырдарьи), представлявшего собой северо-восточную границу персидской империи. За этой рекой начинались безграничные «скифские» степи и горы, населенные дикими кочевниками – саками, массагетами и другими. Здесь македоняне обнаружили пограничное укрепление и семь фортов, построенные, как считалось, Киром. В них Александр оставил гарнизоны из наемников. Здесь, по его плану, должно было быть заложено новое военное поселение – как для целей дальнейшей экспансии, так и для обороны – Александрия Крайняя.

Тогда и начались настоящие неприятности. Александр вызвал Спитамена и других вельмож в Бактру, но Спитамен не явился, а во всей его области началось восстание. Сам Спитамен осадил Мараканду. Восставшие вновь захватили укрепление Кира и остальные форты и перебили македонские гарнизоны. Царь реагировал на это быстро, но он, видимо, все же недооценивал опасность. Он послал в Мараканду явно недостаточное по численности войско. У командира, лидийца Фарнуха, было всего 60 конных гвардейцев, 800 конников-наемников и 1500 пеших наемников.

Укреплениями на реке Александр занялся сам. По пути он был ранен случайной стрелой в ногу. За три дня он вновь взял пять из семи фортов, а затем наступила очередь и главного укрепления, Кирополя. После этого, раздраженный проявлениями враждебности заречных кочевников, Александр совершил блестящий с тактической точки зрения рейд на их территорию. Во время этой вылазки Александр неосторожно выпил грязной воды и вернулся обратно за Сырдарью, страдая гастроэнтеритом.

Вслед за этим начались новые, более крупные неприятности. Дождавшись прихода Фарнуха с его небольшим войском, Спитамен отступил от Мараканды и, ловко маневрируя, заманил противника на дикие земли за Зеравшаном, населенные массагетами. Здесь македоняне попали в засаду, были окружены и почти все перебиты. Спаслись только 300 пехотинцев и 40 всадников. Спитамен же вернулся и возобновил осаду Мараканды. Услышав этот грустный рассказ от оставшихся в живых воинов, Александр под страхом смерти запретил им кому-либо об этом рассказывать. Стало ясно, что Спитамен – самый опасный противник Александра со времен наемника Мемнона.

Македоняне перешли Сырдарью, Голодную степь и через Зеравшанскую долину за четыре дня дошли до Мараканды, пройдя около 160 миль. При их появлении Спитамен быстро снял осаду и отступил в пустыню. Сначала Александр хотел было его преследовать, но потом оставил эту бесполезную затею. Он перешел назад через Амударью и отвел войско на зимние квартиры (329—328 гг. до н. э.) в Зариаспе. Той же зимой прибыли с морского побережья долгожданные пополнения, в основном наемники, и с ними такие командиры, как Асандер, брат Пармениона, и Неарх, друг детства Александра. Неарх стал одним из гвардейских командиров; об Асандере в дальнейшем не было сведений.

Прежде чем продолжить поход, Александру предстояло управиться со Спитаменом. Ранней весной 328 г. до н. э. царь взялся за это трудное дело, оставив в Бактрии Кратера с четырьмя отрядами. Когда, при переходе через Оксус, воины готовились установить шатер для Александра, они обнаружили в этом месте два потока, водный и нефтяной. Прорицатель Армстандр истолковал это как знак трудностей на пути к победе. Царь разбил войско на пять мобильных отрядов под собственным началом и под началом Гефестиона, Птолемея, Пердикки и Кена. Они стали прочесывать всю область, гася местные очаги сопротивления и поддерживая связь с укреплениями. Такая же система около этого времени была использована в Западной Бактрии (Маргиане).

Они захватывали существующие укрепления и строили новые в горах, на небольшом расстоянии одно от другого.

Между тем Спитамен находился за пределами досягаемости Александра, среди кочевников-массагетов, где собирал большое конное войско. Для наблюдения за ним царь послал Кена и Артабаза, но Спитамен без труда ускользнул от их разведчиков, вторгся с юга в Бактрию и опустошил область Бактры, рассеяв македонских ветеранов, пытавшихся ему помешать. Узнав об этом, Кратер со своими людьми бросился в погоню за Спитаменом и настиг его отряд на краю пустыни. Произошла схватка, в которой погибли 150 масса гетов. Но остальные, включая самого Спитамена, как обычно, исчезли в степи, и Кратер счел нецелесообразным их преследование.

Обстановка при дворе царя накалилась. То, что казалось небольшой кампанией, переросло в затяжную войну. Обострились отношения между ветеранами Филиппа и восточно ориентированными греческими придворными Александра. Во время одного из пиров у людей развязались языки, поговорка «истина – в вине» нашла свое подтверждение.

Александр, подстрекаемый подхалимами, расхвастался своими свершениями. Льстецы сравнивали подвиги царя с подвигами Геракла. Возможно, это делалось специально, чтобы спровоцировать недовольство старой гвардии. Во всяком случае, Клит, раздраженный и этой лестью, и ориентализмом самого царя, заявил, что подобные речи – кощунство. Александр, услышав это, был уязвлен.

Между тем его льстецы начали всячески принижать достижения Филиппа, чему сам царь не препятствовал. Клит же стал ревностно защищать Филиппа, «поставив его достижения выше новых побед». Это, как пишет Курций, «привело к спору между старшими и младшими воинами». Но дело было не только в возрасте. Речь шла о серьезных противоречиях – между ориентализмом и национализмом, между простотой и хитростью, между свободой речи и льстивым конформизмом.

Сам Александр подлил масла в огонь, предоставив слово греку-певцу, который выступил с насмешливой песней, задевавшей достоинство некоторых (неназванных) македонских военачальников, недавно потерпевших поражение. Клит, не стерпевший этого, закричал, что постыдно перед лицом врагов и варваров оскорблять македонян, которые гораздо лучше тех, кто над ними смеется, пусть их и постигло несчастье. В ответ царь заметил, что именовать трусость несчастьем довольно странно.

– Эта моя, как ты ее называешь, трусость спасла твою жизнь при Гранике! – закричал Клит. – Это благодаря крови и ранам македонских воинов ты вознесся так высоко, что теперь, забыв о Филиппе, ты называешь своим отцом Амона.

Ответ Александра был показателен:

– Ты ведь всегда обо мне так говоришь, верно? Вот где источник раздоров между македонянами. Не думай, что это пройдет тебе даром.

– Послушай, Александр. – Клит намеренно называл царя просто по имени, как это было принято при Филиппе. – Разве уже сейчас мы не поплатились? Какую награду мы получили за все наши труды? Те, кто пал в бою, оказались самыми счастливыми – они не дожили до того времени, когда македонян начали сечь мидийскими розгами или они вынуждены идти на поклон к персам, чтобы получить доступ к собственному царю.

При этих словах поднялся страшный шум, а царь, который, может быть, не был так пьян, как притворялся, насмешливо заметил, обращаясь к двум грекам-придворным:

– Не чувствуете ли себя вы, греки, среди македонян, словно полубоги среди зверей?

В общем шуме Клит, вероятно, не расслышал последних слов царя, который, возможно, и хотел его спровоцировать. Старый воин заорал, что Александру следовало бы или высказываться без обиняков, или не приглашать на пир свободных людей, говорящих то, что они думают, а только рабов и варваров, готовых поклоняться его персидскому поясу и белому хитону.

Придя в ярость, Александр швырнул в Клита первый попавшийся предмет (им оказалось яблоко) и стал искать свой меч, который предусмотрительно ото двинул в сторону один из его гвардейцев. Близкие друзья царя, Пердикка, Лизимах, Леоннат, окружили его, чтобы насильно заставить сесть. Александр яростно сопротивлялся и кричал, что это – заговор, что его предали, как и Дария. Клит же, выведенный из зала, но вошедший в другую дверь, успел процитировать стих из «Андромахи» Еврипида: «Какой плохой обычай есть у эллинов…» Александр прекрасно понял, о чем идет речь. Дальше следовали строки:

И разве воинская слава тем досталась,
кто трудами заслужил ее?
О нет, военачальник некий, воин лишь один из тысячи,
Себе присвоил честь и славу воинства.
Подобные кичливые властители превыше всех людей себя поставили.
Но ведь они – ничто.

Александр вскочил, выхватил копье у одного из охранников и поразил Клита, убив его на месте. Движимый внезапным раскаянием, Александр извлек копье из тела старого товарища и пытался пронзить им себя, но его друзьям удалось воспрепятствовать этому. После этого царь заперся в своих покоях и пробыл там три дня, не принимая ни пищи, ни питья. Трудно сказать, когда искреннее горе перешло в этом случае в рассчитанную игру. Известен только результат. Приближенные Александра действительно испугались, что он может уморить себя голодом, оставив их без вождя в дальней варварской стране, и сделали все, чтобы изменить его настрой.

Царь стремился к абсолютной власти, основанной на поддержке своего окружения, и несомненно продвинулся к своей цели. Македоняне, угадав желание Александра, вынесли решение, что Клит был «казнен по справедливости», будто бы за измену. Убийство Клита задним числом получило законное обоснование, а приближенным удалось уговорить Александра принять пищу. Но все же все, присутствовавшие на том роковом пиру, знали: Клит был убит именно за открытое порицание царя.

Между тем Александр провел уже две кампании в Бактрии и Согдиане, а реальных результатов не было. Спитамен оставался неуловимым. Царь принял решение покончить с этим к весне, чтобы больше не откладывать намеченного вторжения в Индию.

Произошли важные административные перемены. Александр сам, вместо Клита, принял командование конной гвардией. Большая часть армии разместилась на зимних квартирах в Наутаке, а Кен, с двумя отрядами фаланги и частью конницы, был послан прикрывать северо-западную границу. Система укреплений, созданная Александром, начала приносить свои плоды. Спитамену все труднее становилось находить продовольствие и коней, не говоря уже о безопасном убежище. Наконец в отчаянии он собрал около 3000 массагетских конников, чтобы совершить прорыв (как и предвидел Александр).

Кен с профессиональным искусством рассеял эту большую, но плохо организованную орду, почти без потерь уничтожив 800 врагов. Спитамен, чей престиж был подорван этим позорным поражением, бежал в пустыню. Массагеты же, узнав, что на них идет сам Александр, убили беглеца, а его голову отослали царю в знак желания мира. Их соседи, даи, узнав о случившемся, выдали македонянам ближайшего помощника Спитамена, заслужив прощение царя. После гибели Спитамена прекратилось всякое организованное сопротивление в этом районе. Но на юго-востоке, в горном районе между нынешним Таджикистаном и Бадахшаном, еще продолжалось сопротивление, организованное четырьмя местными вельможами. Поэтому македонское войско выступило в новый поход после всего двухмесячного отдыха на зимних квартирах. В начале января погодные условия были очень тяжелыми. Около 2000 воинов замерзло или умерло от пневмонии. Первая крепость на их пути именовалась Согдианским Утесом. Местный вельможа Оксиарт разместил там до 30 000 человек. Провизии в крепости было запасено на два года. Глубокий снег не только мешал продвижению македонян, но и обеспечивал защитникам обильные запасы воды. Сами они считали свою крепость на скале совершенно неприступной.

Когда Александр предложил им во время переговоров безопасное возвращение по домам в обмен на сдачу крепости, они с грубым смехом отказались, заявив, что Александру придется найти крылатых воинов, а иные солдаты не причинят им беспокойства. Репутация царя должна была заставить их дважды подумать, прежде чем бросать такой вызов. Он сразу же решил отобрать в своем войске опытных людей, умеющих ходить по горам. Таких набралось человек 300. Он предложил добровольцам взбираться по дальней стороне скалы, пообещав щедро наградить первых двенадцать человек, которые поднимутся на самый верх. Достигнув вершины скалы над крепостью, они должны были помахать белыми флагами.

Вооружившись канатами и железными копьями, альпинисты начали свой тяжелый и опасный подъем в ночное время. Но рано утром они уже просигналили с вершины белыми флагами.

Александр послал к защитникам крепости герольда с сообщением, что они, если посмотрят наверх, увидят тех самых «крылатых воинов». На людей Оксиарта этот театральный эффект произвел такое впечатление, что они тут же капитулировали, хотя их было примерно в сто раз больше, чем альпинистов, а главные силы противника еще не могли добраться до вершины. Психологически верный маневр достиг цели. Потом Александр женился на Роксане, дочери Оксиарта, а тесть помог ему подавить сопротивление в остальной Согдиане.

Александр и сам понимал неустойчивость своих успехов. Для укрепления своих позиций он принял ряд мер. Прежде всего то была система пограничных укреплений, «Александрий», ставших потом городами. Включая поселения на месте будущего Мерва, в Термезе и Александрию Крайнюю (Ленинабад). Кроме того, значительные подкрепления (около 16 000 человек в 328 г. до н. э.) позволили размещать усиленные гарнизоны. У Аминты, нового сатрапа Бактрии, было 10 000 одних пехотинцев. Но главный шаг в этом смысле, показывавший, что Александр перенял опыт Филиппа, состоял в том, что царь отобрал 30 000 местных юношей для изучения греческого языка и дальнейшего военного обучения по македонскому образцу. Эти рекруты должны были пополнить ряды воинов и командиров фаланги, а на время намеченного похода на Индию и к океану они были бы прекрасными заложниками. В беседах со старшими офицерами Александр и говорил об этих «преемниках» как о заложниках, но македонское командование явно опасалось конкуренции со стороны этих варваров. Александр стремился всячески уменьшить македонское влияние в своем государственном аппарате. Старые гвардейцы постепенно сходили со сцены, а в царской администрации рос удельный вес персидской знати. Вместе с тем ему приходилось считаться и с офицерским корпусом – ведь македоняне были лучшими воинами и командирами фаланги.

Самым ярким примером раскола в придворных кругах было отношение к проскинесу – земному поклону царю. Для персов это был обычный придворный этикет. Греки же совершали его только в знак почитания богов; поэтому они рассудили, что великого царя персы признавали, таким образом, божественным. Было бы логично, рассуждали придворные льстецы, если бы и Александр получал такие же сакральные почести.

С персидской точки зрения признание Александром проскинеса означало бы признание законности его собственных царственных прав. С другой стороны, было много случаев, когда македонские военачальники, от которых Александр зависел, презрительно смеялись над этим придворным ритуалом. После многих споров проект введения этого ритуала был пересмотрен, и Александр с близкими друзьями создали новый, в более умеренной форме. Но, как и в первый раз, этому помешало противодействие Аристотелева племянника Каллисфена, отражавшего и настроения македонской знати. На этот раз противостояние Александру стоило Каллисфену жизни.

Представления Александра об Индии были не очень определенными. В современной ему Греции считалось, что это полуостров, ограниченный с севера Гиндукушем, а с востока – великим Мировым океаном, который, как полагали греки, начинается недалеко от Синдской пустыни. Об огромном индийском субконтиненте, не говоря уже про Китай и Юго-Восточную Азию, им практически ничего не было известно. Плохое знание географии Индии составляло основу неверных представлений самого Александра, на которых он строил в этом случае свою стратегию. Огромная Гангская равнина самим фактом своего существования смогла нарушить его планы лучше, чем это мог бы сделать противник.

Об Индии кое-что писали Геродот, Сцилакс, которого Дарий отправил изучать индийские торговые пути, а также Ктесий, греческий врач при персидском дворе. Но если Александр и был знаком с их писаниями (что вполне возможно), то они не могли особенно пополнить его знания. К IV в. до н. э. Персия уже отказалась от стратегических интересов в Индии, и, даже будучи еще официально частью империи, за-индские земли оставались в значительной мере «терра инкогнита», страной легенд. Стремление Александра завоевать эту таинственную страну чудес основывалось как на чистом любопытстве, так и на стремлении в своем завоевательном походе дойти в буквальном смысле до края земли.

Численность армии Александра, которая весной 327 г. до н. э. снова пересекла Гиндукуш, очень трудно установить. Македонян в этом войске, как считается, было до 15 000, в том числе 2000 конников. Всего кавалерия, по разным данным, насчитывала от 6500 до 15 000 человек. Численность пехоты, по разным оценкам, колеблется еще больше – от 20 000 до 120 000. Эта орда преодолела путь от Кушанского перевала до бактрийской Александрии всего за десять дней. Еще в Бактрии к Александру присоединился один индийский раджа, Сасигупта, перебежчик от Бесса, от которого можно было получить полезные сведения. Царь отправил посольство к радже Таксилы и «индусам, живущим к западу от Инда», с просьбой явиться на соединение с ним в Кабульской долине. Раджа и еще несколько князьков явились к Александру в согласованное время, с дарами и двадцатью пятью слонами. Слоны очень понравились Александру, и индийцев удалось уговорить подарить ему этих зверей. Впрочем, у таксильского раджи были весомые причины для союза с Александром – македоняне могли помочь радже в борьбе с его могущественным соперником Пором, чье царство находилось за рекой Гидасп.

Александр снова разделил свое войско. Гефестион и Пердикка с большей частью конницы, частью пехоты и обозом должны были, как сообщает Арриан, через Киберский перевал выйти к Инду, чтобы самым должным образом подготовиться к переправе. Александр же вместе с Кратером отправился в поход вдоль реки Кунар, чтобы пройти горную область Баджаур и Сват, подавив по пути возможные очаги сопротивления противника. Оба войска должны были вновь соединиться у Инда.

Для Александра и его людей эта кампания оказалась очень трудной. Большая часть крепостей на их пути оказывали македонянам ожесточенное сопротивление. В отместку они, взяв город, истребляли жителей. В Массаге были уничтожены 7000 индийских наемников с женами и детьми. Пройдя с боями Кунар и Баджаур, македоняне повернули на север, войдя в лесистую горную область. Первый же город здесь сдался почти без боя. Он назывался Нисой, что у греков ассоциировалось с именем Диониса. Духу этого божества, по-видимому, отвечала гора, находившаяся неподалеку от этого города, где в изобилии рос не только виноград, но и плющ (на востоке они больше нигде не встречали этого растения). Александр и его воины, взобравшись на вершину, устроили там десятидневное вакхическое празднество. Как сообщает Курций, «близлежащая долина оглашалась криками тысяч людей, взывавших к богу вина».

За этим последовал захват Александром крепости, которую Арриан называет Аорном (может быть, от санскритского «аварана» – убежище). Эта крепость стояла в горах Пир-Сар, над излучиной Инда, на высоте около 5000 футов над уровнем моря. Крепость располагала большими запасами воды, а путь к ней был крутым и труднопроходимым. Местная легенда рассказывала, что даже один из богов (македоняне отождествляли его с Гераклом) безуспешно пытался взять эту твердыню. Александр, конечно, пожелал сам захватить эту крепость.

Соединившись с Гефестионом у Охинда, в шестнадцати милях за Аттоком, Александр решил приступить к этому Геркулесову деянию. В конце концов ему удалось взять крепость, проявив, по выражению сэра Орела Стейна, «энергию, искусство и храбрость, достойные скорее легендарного героя». Чтобы переправить стенобитные и метательные машины через ущелье, Александру пришлось соорудить деревянный виадук. Когда эта задача была выполнена и машины заработали, началось бегство защитников крепости. Отряду македонян удалось добраться до вершины, и Александр овладел горной крепостью, которая будто бы стала камнем преткновения для Геракла.

Оставив в Аорне Сасигупту с гарнизоном, Александр занялся разведывательными действиями. Его людям было приказано опрашивать местных жителей, причем особенно интересовала Александра информация о боевых слонах.

Большинство индусов бежало за Инд. Люди Александра захватили тринадцать брошенных слонов, и царь присоединил их к уже имеющимся. Построив плоты, македоняне, вместе со слонами, переправились вниз по реке к Охинду. Механики Александра уже соорудили мост, а Гефестиону удалось собрать большое количество лодок и мелких судов. От раджи Таксилы прибыли богатые дары, в сопровождении отряда из 7000 конников. Раджа также обещал сдать македонянам свою столицу Таксилу, самый большой город между Индом и Гидаспом, прежний центр персидской сатрапии.

В марте 326 г. до н. э. Александр дал, наконец, своему войску месячный отдых. Затем его армия переправилась через Инд и двинулась в Таксилу. Раджа торжественно встретил македонян во главе своего войска, в которое входили и боевые слоны. Однако Александр, после превратностей трудной кампании, заподозрил возможную ловушку. Это само по себе говорит о его душевном состоянии в те дни. Раджа с войском находились в пяти милях и шли на виду у македонян, так что устроить какой-то подвох было едва ли возможно. Раджа, заметив волнение, начавшееся среди македонян, и поняв его причину, поскакал вперед галопом, вместе лишь с небольшим отрядом приближенных, чтобы предстать перед Александром и по всей форме заявить, что он признает себя союзником и вассалом царя. Александр тут же утвердил раджу в его суверенных правах в Таксиле.

В Таксиле войско Александра провело два-три месяца, что было с его стороны большой ошибкой. В июне, ко времени возобновления похода, начался сезон муссонных дождей. Лучше всего было использовать это время для попыток дипломатического соглашения с царем Пором и с раджой Кашмира Абисаром. Александр, конечно, представлял себе сложившееся положение, и оно не могло ему нравиться.

В апреле, сразу после прибытия послов из Кашмира, Александр направил собственное посольство к Пору. Царю предлагалось встретиться с Александром у пограничной реки Гидасп и заплатить македонскому правителю дань в знак признания вассальной зависимости. Ответ был таким, какого Александр, конечно, не желал, хотя и предвидел это. Пор готов был встретиться с Александром у Гидаспа, но во главе армии, чтобы воевать за свое царство. По данным разведки, у индийского владыки было до 4000 конницы, около 50 000 пехоты, 200 слонов и 300 боевых колесниц.

Александр начал действовать безотлагательно. Прежде всего ему нужны были средства для переправы. Таксила находилась далеко от судоходных рек, а строительство кораблей было долгим делом. Поэтому Кен получил указание вернуться на Инд, разобрать на части понтонный мост и лодки, привезти все это по земле на повозках, запряженных быками, к Гидаспу, чтобы затем снова собрать мост.

В начале июня пошли дожди, и через несколько дней Александр повел свое войско к югу на битву с Пором, под нескончаемыми ливнями, которые продолжались два с лишним месяца. Пройдя через Нанданский перевал, он повернул на юго-запад и вышел к Гидаспу в районе Гаранпура, пройдя 110 миль от Таксилы. Александр знал от разведчиков, что это одно из мест, где можно рассчитывать перейти реку вброд под проливным дождем.

Понятно, что и Пор думал о том же. Когда Александр достиг Гаранпурского брода, он увидел на противоположном берегу большой неприятельский лагерь. Особую опасность представляли слоны Пора. Восемьдесят пять боевых слонов охраняли противоположный берег. К тому же река от ливней стала бурной и разлилась на полмили в ширину.

Переправляться через реку при таких условиях казалось смертельно опасным. Все это походило на тупик. К тому же сам Александр стремился создать такое внешнее впечатление, распорядившись подвозить к лагерю на бесчисленных повозках зерно и другое продовольствие на виду у противника. Таким путем он надеялся убедить Пора, что македоняне собираются ждать окончания ливней, когда река станет доступной для переправы. Вместе с тем македоняне продолжали искать возможность немедленного начала боя.

Время, однако, шло, а нападения все не было, и Пор стал обращать все меньше внимания на отвлекающие маневры Александра, на что тот, собственно, и рассчитывал. Между тем македонские разведчики продолжали выбирать подходящее место для переправы, в частности, в районе Джалапура, где они нашли то, чего Александр и желал, – большой лесистый остров, отделенный от берегов лишь двумя узкими протоками, а на ближайшем берегу – углубление, в котором можно было незаметно разместить часть войска и собрать лодки. Так как царь принял решение форсировать Гидасп под покровом ночи, то в македонском лагере каждую ночь зажигали костры и устраивали шумные маневры. Пор сначала принимал все это всерьез, но постепенно расслабился и перестал обращать на это особое внимание.

Александр тем временем узнал, что Абисар находится милях в пятидесяти, с войском не меньшим, чем у Пора. Дать им возможность соединиться было нельзя, и Александр понял, что надо решать вопрос в ближайшие сорок восемь часов. Суда македонской флотилии были оттранспортированы к Джалапуру и собраны по частям в прибрежном углублении. Царь срочно созвал старших командиров на совет, и был разработан план сражения. Значительная часть армии сначала была оставлена в основном лагере у первого брода под началом Кратера. У берега разместили царский шатер, откуда должен был в нужное время появиться македонский командир, очень похожий на Александра, в его царском плаще, чтобы противник решил, будто в этом лагере присутствует сам Александр.

На деле царь, во главе большого отряда, около 5000 конников и 10 000 пехотинцев, направился к Джалапурскому броду, чтобы к рассвету переправиться через Гидасп и напасть с юга на лагерь Пора. Еще один отряд из воинов фаланги и наемной пехоты и конницы должен был находиться между первым и вторым бродом и пересечь реку только после начала битвы. Кратер же со своими людьми должен был вступить в сражение только в том случае, когда сам Пор двинет главные силы на Александра и у переправы не останется боевых слонов или же если индусы начнут отступать. Таким образом, при любых маневрах Пора его войско оставалось уязвимым для нападения с тыла – или для самого Александра, или для Кратера.

Наступательные силы Александра включали в себя гвардию гетайров, три конных отряда под началом Гефестиона, Пердикки и Деметрия, два отряда фаланги под командой Кена и Клита Белого, отряд лучников, агриан, бактрийскую конницу и другие части, всего около 15 000 человек. Александру предстояло еще при свете дня вывести свой отряд из лагеря незаметно для противника, пройти больше семнадцати миль под проливным дождем и переправить свое войско, включая лошадей, еще до рассвета, в дождливую и ветреную погоду.

На рассвете ветер и дождь стали уже не такими сильными, и македоняне начали переправу, все еще не замеченные разведчиками врага благодаря густому лесу на острове в месте переправы. Но когда они достигли противоположной его стороны, разведчики подняли тревогу и послали гонцов к Пору. Тут Александр сделал серьезную ошибку. Он со всем войском высадился на берегу, но оказалось, что это не берег реки, а еще один большой остров у самого берега. Македонянам удалось найти брод, но переправить такой большой отряд можно было лишь за несколько часов, а Пор, безусловно, воспользовался бы этим в своих интересах.

Пор не мог определить точно, совершает ли Александр очередной маневр или это настоящая атака, но он сразу послал туда своего сына с отрядом в 2000 человек и 120 колесниц, чтобы помешать высадке противника. Конница царевича уступала отборной македонской кавалерии, к тому же македонян было значительно больше. После недолгого боя индусы побежали, потеряв четыре сотни убитыми, в числе которых был и сын Пора. Колесницы увязли в грязи, и их пришлось бросить.

Получив известие о поражении и гибели сына, Пор некоторое время колебался. Кратер со своими людьми вовсю готовился к переправе, и опять-таки было не вполне понятно, не обманный ли это маневр. Все-таки индийский царь принял верное решение – главное столкновение предстоит именно с отрядом Александра. Оставив часть людей вместе с боевыми слонами у первого брода, против Кратера, Пор с основным войском направился вверх по реке, чтобы вступить в битву. Теперь (с учетом потерь) у него было примерно 2000 конников, 20 000 пехотинцев, 130 слонов и 180 колесниц.

Пор старался выбирать дорогу по песчаной земле, где не было жидкой грязи, чтобы могли пройти конница и боевые слоны. Пехоту он вел широким фронтом, боевые слоны при этом находились на расстоянии ста футов друг от друга. По флангам располагались конница и боевые колесницы. Индийское войско растянулось почти на четыре мили в длину.

Чтобы одержать победу, Александр разработал особую стратегию. Если начать кавалерийскую атаку на левый фланг индусов, где у них будет численное преимущество, то Пор, в надежде победить, перебросит свою конницу с правого фланга на левый. Успех этого маневра зависел от того, удастся ли сделать так, чтобы Пор до нужного времени не заметил два резервных кавалерийских отряда. Кен, который ими командовал, получил задание, когда Пор начнет перебрасывать свою кавалерию, незаметно обойти его справа и ударить в тыл.

Фалангистам и гвардейцам было приказано вступить в бой только тогда, когда индийская конница и пехота уже начнут сражение с македонской кавалерией. Отдав такие распоряжения, Александр начал наступление. Индусов с левого фланга атаковали конные лучники (около тысячи), которым удалось вывести из строя большинство боевых колесниц Пора.

После этого сам царь начал атаку во главе македонской конницы. Раджа поступил так, как и ожидал Александр. С высоты своего боевого слона он быстро оценил силы македонской конницы и произвел переброску своей кавалерии справа на левый фланг. Кен сразу начал свой кавалерийский рейд в тыл противника. Индусы, уже вступившие в бой с Александром, обнаружили, что с тыла их атаковала конница Кена.

Воины фаланги, как они и опасались, столкнулись с ужасной силой, которую представляли собой разъяренные боевые слоны. По указаниям Александра воины окружали боевых слонов, обстреливали их из луков, метали дротики, убивая воинов-вожаков слонов, наносили мечами и топорами удары по хоботам и ногам животных. Слоны давили пехотинцев или, захватив хоботом, швыряли на землю. Когда конницу Пора удалось потеснить, слоны, стесненные на небольшом пространстве, начали давить своих, особенно от них пострадала конница.

Македоняне:

I – конные лучники;

гвардейская кавалерия: 2 – Гефестион; 3 – Пердикка; 4 – Кен; 5 – Деметрий; 6 – гипасписты; фаланги: 7 – Антитена; 8 – Клейта; 9 – Мелеагра; 10 – Аттала;

II – Горгия; 12– агрианы, лучники, копьеносцы.

Индусы:

а – слоны; б – пехота; в – фланговая пехота; г – левофланговая кавалерия; д – правофланговая кавалерия; е – колесницы.

Пор сам возглавил последнюю атаку боевых слонов, но безуспешно. Македоняне уже знали, как обращаться с этими зверями. Они увертывались от слонов, как от огромных быков, постоянно обстреливая их самих и их седоков. Наконец слоны начали трубить и пятиться. Конница Александра окружала побитое войско Пора, а гвардия и фаланга получили приказ «наступать большой колонной, сомкнув щиты».

Последний этап битвы превратился в бойню, но македоняне после тяжелого сражения не были настроены на милосердие. Потери индусов, по разным оценкам, составили от 12 000 до 23 000 человек, из них до 3000 кавалеристов.

Пор сражался до конца. Увидев, что дальнейшее сопротивление бессмысленно, он медленно поехал с поля боя на своем слоне, чувствуя слабость от потери крови (он был ранен дротиком в плечо). Александр, желая спасти жизнь «великого и храброго воина», отправил к нему для переговоров раджу Таксилы, что было дипломатическим просчетом: этот посланец был для Пора предателем, и раненый махараджа попытался поразить его копьем. Александр нашел более подходящего посланца. Пор, ослабленный раной и жаждой, на этот раз спустился на землю и вскоре был доставлен к Александру. Когда Александр спросил Пора, как, по его мнению, следует с ним обойтись, достойный воин ответил: «Как с царем». Когда Александр спросил Пора, желает ли тот чего-нибудь еще, махараджа ответил: «В первом пожелании заключено все».

Битва при Гавгамелах была труднее, и от ее исхода зависело гораздо больше. Но в сражении при Гидаспе Александр, как никогда прежде, проявил тактическую изобретательность. Сверх того, его армия воевала в отвратительных погодных условиях и, что еще хуже, – столкнулась с индийскими боевыми слонами. После этой страшной борьбы нервы его людей были истощены, и никакие увещевания царя не могли бы их заставить снова вступить в бой со слонами. Может быть, только те, кто бывал в Индии во время сезона дождей, могут понять, какое влияние оказывает вся обстановка на боевой дух войска. Когда любое металлическое оружие, будь то меч или винтовка, ржавеет через пять-шесть часов после полировки, когда ткань или кожа покрываются плесенью и гниют, когда земля под ногами превращается в болото, а сами воины страдают оттого, что у них постоянно промочены ноги, от духоты и москитов, то (будь это во времена Александра или в Новое время) среди воинов зреют недовольство и желание во что бы то ни стало вернуться на родину.

Рыцарское обращение Александра с Пором послужило причиной того, что индусы стали рассматривать его как «дхармавиджи» – «завоевателя по праву». Александр, само собой, искренне восхищался побежденным противником, но видел в нем к тому же важного союзника, который может поставить хороших воинов. Это был и некий «противовес» радже Таксилы. Организовывая торжественное примирение двух правителей, Александр при этом имел в виду, что они станут следить друг за другом.

Около этого времени скончался от ран и от старости Буцефал. Александр с почестями похоронил своего верного боевого коня, сам возглавив процессию. Один из двух городов, основанных на месте битвы, он назвал Буцефалией.

Сделав Пора своим вассалом, Александр надеялся с помощью двух гарнизонов контролировать его деятельность. Он беспокоился напрасно: Пор, человек чести, отплатил Александру за его доверие верностью в течение всей его жизни.

К этому времени Александр, должно быть, уже понял из бесед с обоими раджами и индийскими чиновниками, насколько абсурдны были его прежние представления о расположении Океана. Источники утверждают, что понимание истины пришло к нему, только когда его войско взбунтовалось у реки Гифасис (Беас). Однако это совершенно не похоже на Александра. Скорее всего, он сам уже знал правду, но скрывал ее от своих людей, опасаясь последствий для их и без того понизившегося боевого духа.

Александр старался, чтобы ненужная информация об этом по возможности не просочилась в его армию. Его агитаторы всячески преуменьшали трудности, связанные с предстоящей кампанией. Кроме того, Александр распространил слух, будто Гидасп и соседняя река Ченаб (Кенаб) таинственным образом связаны с водами Нила, поскольку там тоже водятся крокодилы, а по берегам растут египетские бобы.

Александр, конечно, хорошо знал Геродота. После покорения Индии его следующей целью стали бы Аравийский полуостров и Персидский залив. Там были леса, богатые елью, сосной, кедром и другой корабельной древесиной. Кратер получил задание строить большой флот. Но сообщать войску о том, насколько длительный и опасный предстоит поход, Александр считал нежелательным.

Очевидно, только утечка нежелательной информации заставила Александра прекратить эту игру. Он возобновил поход в июле, до окончания сезона дождей, что было психологической ошибкой. Македоняне пересекли реки Ченаб и Рави, покорив местные племена. Город Сангалу они сровняли с землей. Дождь все лил и лил, воздух был туманным и промозглым. Ветераны Александра уже не были теми юными искателями приключений, которые восемь лет назад вышли из Пеллы. Они прошли более 17 000 миль и принимали участие во всех мыслимых битвах и осадах. Редко кто из них не пострадал. Когда воины подошли к разлившемуся от дождей Гифасису, между ними распространились дикие слухи о земле и людях, живущих за рекой. Говорили, что в двенадцати днях пути есть еще одна большая река (вероятно, Сутледж), за которой живут многочисленные свирепые племена, у них есть боевые колесницы и, что самое страшное, боевые слоны.

К тому же было известно, что Гифасис – восточная граница империи Дария. До сих пор Александр, по крайней мере, мог заявлять, что, как преемник Дария, ведет войну за провинции, принадлежащие ему по праву. Но, перейдя через Гифасис, войско его встало бы перед перспективой военного похода, который мог неизвестно когда закончиться. Это был бы буквально поход на край света. Неудивительно, что ветераны взбунтовались, и только харизма их вождя была причиной того, что этого не случилось давно.

Но Александр рассудил по-другому. С помощью политики кнута и пряника он до сих пор поддерживал верность своего войска – почему бы не попробовать это сделать снова? Прервав поход, царь дал всем воинам отдых и разрешение грабить близлежащие селения. Однако он ошибся в своих ожиданиях. Вернувшись с богатой добычей, его воины снова не выразили желания идти в новый поход.

Тогда Александр собрал на секретное совещание старших военачальников. Сложность положения заключалась в том, что теперь царь больше нуждался в своих македонских воинах, чем они в нем, и они, конечно, понимали это. Александр заверил свою скептическую аудиторию, что неизвестное всегда кажется людям более страшным, чем оно есть на самом деле, что реки на Востоке не так широки, а туземцы не так свирепы и многочисленны, как о них говорят. Что касается слонов, то македоняне однажды уже победили их, а значит, победят и снова. Главное же – конец пути уже близок. Очень скоро они достигнут Ганга и Восточного океана. Повернув же назад, они рискуют потерять все, что уже обрели.

Александру ответили молчанием, когда же он несколько раз потребовал ответа, то Кен, уже старый и, видимо, пораженный последней болезнью, храбро попытался сообщить царю правду. Ветераны, сказал он, страшно устали и не могут больше выносить тяготы военных походов. Это выше человеческих сил. Они хотят только вернуться домой, пока еще не поздно. Александр же в Греции может набрать новых, молодых воинов. «Государь, – заметил Кен, – человек, всегда добивающийся успеха, должен прежде всего знать, когда надо остановиться».

Разгневанный царь отослал собравшихся. На другой день он снова созвал их, попробовав еще один ход. Александр сказал, что он сам пойдет дальше, вместе с многими желающими, даже если его слушатели откажутся это сделать. Они же могут, если хотят, вернуться домой и сказать людям, что они оставили своего царя среди врагов. Затем Александр удалился в свой шатер (как после убийства Клита) и два дня никого не принимал.

На этот раз он не достиг ожидаемого результата. Воины не изменили своего настроения. Они были профессионалами и знали, что заменить их нельзя. На третий день, не видя ожидаемого раскаяния, Александр вышел к войску и объявил, что по-прежнему намерен идти дальше, но хочет совершить жертвоприношение в надежде на благоприятные знамения, касающиеся нового похода. На этот раз, однако, знамения были неблагоприятными, и это было неплохой возможностью сохранить лицо. Одно дело – отступить под давлением, другое – покориться божественной воле. На берегу реки были сооружены алтари в честь всех олимпийских богов, после чего Александр решил повернуть обратно к Гидаспу.

Как только об этом решении стало известно, толпа воинов, смеющихся и плачущих от радости, собралась вокруг палатки царя, призывая на него благословение богов за такое милосердное решение.

Если Александру и хотелось когда-нибудь собственной рукой перебить всех своих военачальников, то, скорее всего, в эту минуту. Он не забыл ни своего отступления у Гифасиса, ни его виновников. Александр, очевидно, решил превратить в ад для всех долгий путь домой, и, судя по всему, добился своего.