|
||||
|
|
За плацдармы на реках Днепр и Сож 28 сентября к реке Сож южнее Гомеля вышли войска 65-й армии Белорусского фронта и на другой день начали форсировать реку у деревни Ново-Терешковичи[188]. Противник оборонял западный берег реки Сож четырьмя пехотными дивизиями. Наши наземные войска вступили в крайне тяжелые бои за форсирование реки и удержание захваченных плацдармов. Наши бомбардировщики с 29 сентября по 6 октября, действуя эскадрильями по пять-десять самолетов, поддерживали бои наземных войск за удержание плацдармов, уничтожая бомбардировочными ударами артиллерию, опорные пункты и резервы противника, выдвигавшиеся к участкам форсирования и к плацдармам. Преодолевая противодействие зенитной артиллерии и отражая атаки истребителей, эскадрильи бомбардировщиков все боевые вылеты выполняли без потерь. Но из-за непрерывной боевой работы и трудных условий эксплуатации самолетов начались отказы авиационной техники в воздухе. 2 октября, при возвращении с боевого задания, самолет летчика Дуботолкина Д. М. из-за отказа гидросистемы выкатился с посадочной полосы, в результате чего сломалась передняя стойка шасси и была деформирована передняя кабина. В этот же день возвратился с боевого задания и произвел посадку с бомбами летчик Гадючко М. А. В воздухе на его самолете из-за отказа гидросистемы не убралось шасси. Через четыре дня этот же экипаж опять произвел вынужденную посадку с бомбами из-за остановки левого мотора. Командир звена А. Калмыков 3 октября, взлетев на боевое задание, обнаружил отказ пилотажных приборов. Пока выяснял причины отказа, потерял свою эскадрилью и, не выполнив задания, произвел посадку с бомбами[189]. Я попросил старшего инженера полка Галому усилить контроль за подготовкой самолетов к боевым вылетам, на что он ответил: — Сделаю все что можно. Но ты, Осипов, сам видишь, что техники между боевыми вылетами успевают только заливать в самолеты бензин и подвешивать бомбы, а ночью латают пробоины и повреждения самолетов. Боюсь, что если нам не дадут время на регламентные работы, то количество отказов на самолетах может увеличиться. Вечером, собрав летный состав, я провел занятие по методике контроля самолета перед вылетом и по действиям в особых случаях полета при отказе авиационной техники в воздухе. На 4 октября было намечено перебазирование. Командир полка с утра улетел на аэродром Хибаловка принимать полк, а я ждал разрешения на перелет из дивизии.  Г. А. Осипов на 1-м Белорусском фронте В середине дня из дивизии поступило боевое распоряжение уничтожить выдвигающиеся к плацдармам на реке фашистские мотомехвойска в Ильинцах и скопление танков и автомашин в Малом Карогаде. Приказываю выгрузить из самолетов авиационное имущество, подвесить бомбы и подготовить их к боевому заданию. Задачу на удар по танкам поставил командиру третьей эскадрильи Кондрашову, приказав после выполнения боевой задачи произвести посадку на аэродром Хибаловка. Первую эскадрилью, усиленную двумя экипажами для удара по мотомехвойскам в Ильинцах, решаю возглавить сам, с Желонкиным. Когда Помазовский доложил, что летный состав экипажей эскадрильи собран для получения боевой задачи, я пригласил всех на командный пункт. Летчики и штурманы быстро расселись. Случайно или намеренно, но это был цвет — лучшие летчики и штурманы. Я с гордостью окинул их взглядом. Это были мои подчиненные и мои соратники. Впереди всех сидели Рудь и инициативный штурман Тимонин. За ними Стеба и высокообразованный скромный штурман Борисенко. Слева — Помазовский с Макарычевым. За другим столом разместились летчик Афонин со штурманом Петровым и Казаченко с бывалым штурманом Орловым. У стены на лавке уселись мрачный Черепнов с жизнерадостным штурманом Авериным, Коновалов с героическим штурманом Паршютиным и Шулепов с не менее боевым штурманом Журавлевым. Молодые, но уже заматерелые в боях лица, крепкие руки и внимательные, чуть напряженные глаза. Поставив боевую задачу, назначил своим заместителем Помазовского и отпустил всех по самолетам. Взлетели звеньями. Слева от моего самолета летит как всегда, Рудь, справа — Помазовский. Правое звено в составе летчиков Афонина и Казаченко ведет Стеба, а в левом звене за Черепновым летят командиры звеньев Коновалов и Шулепов. Вскоре к нам пристроились пять истребителей сопровождения из 517-го истребительного полка вместо обещанных шести. Установив связь по радио с командиром группы истребителей, старым моим знакомым Сорокиным, продолжаю полет к цели. В 14.30 пересекаем реку Сож. На реке кипит бой. С западного берега ведут огонь немецкие орудия. Черные и бурые фонтаны земли обозначают взрывы снарядов. Горят населенные пункты. Переправа разрушена, и половина ее торчит до середины реки, а вторую половину прибило к западному берегу. Заговорила зенитная артиллерия, и разрывы окружили боевой порядок. Но до цели еще около сорока километров, и противозенитным маневром мы выходим из-под обстрела. Затем отворачиваем вправо, чтобы пролететь над глухими лесами и зайти на цель с севера. — Курс сто восемьдесят. Впереди Ильинцы, — сообщает штурман. Крупное село Ильинцы стоит на прямой, как стрела, дороге, пересекающей лес с запада на восток. — Командир, в Ильинцах войск не вижу, — докладывает Желонкин. — Большая колонна автомашин на дороге три километра восточнее Ильинцев, — сообщает по радио Рудь. Между самолетами боевого порядка возникают четыре разрыва зенитных снарядов. Передаю по радио всем экипажам о том, что удар будем наносить по колонне, и разворачиваюсь на цель. Зенитный огонь усилился. — Бомберы, появились «фоккеры»! — информирует Сорокин. В тот же момент внезапно нас атаковали спереди три истребителя ФВ-190. За ними шли в атаку еще два, но мы открыли по ним групповой огонь из передних крупнокалиберных пулеметов, и «фоккеры» с разворотом ушли вверх. — Боевой! — передает Желонкин. Колонна противника плотная. Более ста автомашин на коротких дистанциях. Заходим на нее с запада под углом пятнадцать градусов. — Вправо три, так держать! — передает штурман. — Сзади сверху два «фоккера», — сообщает стрелок-радист Черкасов. Но стрелки все наготове, и атака истребителей групповым огнем отбита. — Бомбы сброшены, фотографирую. Домой с тем же курсом, — сообщает Желонкин. На флангах боевого порядка снова появились наши истребители сопровождения. Спрашиваю штурмана, как ударили по цели. — Девять автомашин горят и пять разбито, а точнее покажет фотоконтроль[190], — отвечает Желонкин. — Командир, у меня штурман Борисенко не отвечает ни мне, ни радисту, — сообщает по радио Стеба. Разрешаю заместителю командира эскадрильи Стебе выйти из строя и вне очереди произвести посадку. Завожу и распускаю группу для посадки на новом аэродроме. Самолеты принимает Бебчик. Все летчики отлично производят посадку на незнакомом для них аэродроме Хибаловка и заруливают самолеты по назначенным им стоянкам. Летное поле на лугу, как ковер. Самолеты приземляются и рулят очень мягко. Зарулив на стоянку и выключив моторы, иду к самолету Стебы, где уже собрался весь летный состав. Снаряд попал Борисенко в голову, когда он наблюдал в прицел за результатами удара. Его похоронили на кладбище в Хибаловке. Провожая товарища в последний путь, я сделал несколько виражей на самолете над кладбищем. На разборе боевого вылета объявил благодарность командиру звена Рудю за помощь ведущему группы в поиске цели. Закаленный в боевых действиях летом 1942 года, под Сталинградом и в Курской битве, Рудь воевал все лучше и лучше. Он стал более уравновешенным, но по-прежнему неутомимым в боевых вылетах. Он прекрасно владел тактикой, знал возможности средств ПВО противника, всегда внимательно изучал цели и боевой опыт товарищей. В полку и эскадрилье его любили как веселого, жизнерадостного товарища, умеющего беззлобной шуткой скрасить трудности войны. Получив офицерское звание младшего лейтенанта, он расспрашивал всех о законах офицерской чести в старой русской армии и среди авиаторов Первой мировой войны, считая себя принадлежащим к когорте славных советских асов. Став в 1943 году командиром звена, Рудь проявил незаурядные командирские качества. Сразу же после его назначения почувствовалось, что молодой командир хорошо знает своих подчиненных летчиков, штурманов, стрелков и техников, умеет подмечать у них достоинства и недостатки и развивать те качества, которые необходимы для победы в боевом вылете. Во время войны ему выпала опасная удача. В боевых вылетах он был четыре раза сбит и каждый раз возвращался в полк, продолжая наносить удары по врагу. Третья эскадрилья во главе с Кондрашовым и штурманом Чернышовым бомбардировочным ударом уничтожила в пункте Малый Карагач два танка и пять автомашин. Перед целью группа бомбардировщиков была обстреляна зенитной артиллерией и атакована пятью истребителями ФВ-190. Истребители противника сосредоточили атаки на ведущее звено и особенно на самолет командира эскадрильи. Воздушный стрелок Зенков метким огнем сбил ведущего «фоккера». «Фоккер» прочертил на небе дымный след, перешел в пикирование и врезался в землю западнее Карагача. После этого двух других истребителей противника связали боем наши истребители сопровождения, а другая пара истребителей противника прорвалась сквозь групповой огонь стрелков и атаковала самолет летчика Кособокова. Огнем истребителей был ранен летчик Кособоков С. А., затем радист Скурский С. Р. и выведен из строя правый мотор. Летчик Кособоков, собрав силы, продолжал полет за эскадрильей на одном моторе. Истребители противника продолжали атаковывать отставший самолет. Воздушный стрелок Барашкин М. А. занял место стрелка на верхней турели и меткими очередями отражал атаки истребителей. Когда истребители противника поняли, что без потерь им сверху сзади добить раненый бомбардировщик не удастся, они зашли для атаки из-под хвоста, но Барашкин, разгадав замысел противника, перешел на люковый пулемет и огнем выбил вражеских истребителей из-под хвоста. Тогда «фоккера» разделились и одновременно атаковали бомбардировщик сзади сверху и снизу. Снарядами истребителей на самолете были перебиты тяги управления руля, разбиты гидросистема и люковая пулеметная установка. В результате бомбардировщик перешел в пикирование. Летчик Кособоков, собрав силы, с помощью триммеров вывел самолет из пикирования. Но истребители противника не отставали. — Командир, люковый пулемет разбит. Держись ближе к земле, а сверху я «фоккеров» не подпущу, — просит летчика Барашкин. Истребители еще раз пытались атаковать подбитый бомбардировщик, но, встреченные метким огнем с верхней турели, ушли. Кособоков привел подбитый бомбардировщик на аэродром. При выпуске шасси выпустилась только передняя стойка. Летчик мягко посадил самолет на переднее колесо и хвостовую часть фюзеляжа[191]. Раненых Кособокова и Скурского отправили в госпиталь, а Кондрашов докладывает о результатах выполнения боевой задачи. Сзади него стоит Барашкин. О воздушном бое с истребителями Барашкин М. Н. рассказывает медленно, обстоятельно, с глубоким пониманием мгновенных изменений воздушной обстановки и тактики истребителей противника. — То, что ты меткий стрелок, мы знаем. На твоем счету три сбитых истребителя противника. Но объясни, как ты успевал стрелять по атакующим истребителям и с верхней, и с нижней пулеметных установок? — спросил инженер по вооружению Заяц. — Успевал, пока «фоккера» атаковывали нас то сверху, то снизу, а как взяли они наш самолет в «клещи», то истребителя, атаковавшего сверху, я отбил, а атаковавший снизу разбил нам люковый пулемет и гидросистему, — ответил Барашкин. За подвиг, совершенный Барашкиным, я предложил Кондрашову перевести его в стрелки-радисты. Кондрашов согласился. — Тогда пускай Барашкин сдает зачеты по связи, и подавай рапорт для отдачи приказом по полку, — сказал я Кондрашову. В тот вечер за ужином летчики, штурманы и стрелки обсуждали боевые действия за прошедший день. Все восхищались стойкостью летчика Кособокова и находчивостью и мужеством Барашкина. — Рудь, а твой самолет как заколдованный. Скажи, в чем секрет твоего боевого везения? — спросил Воеводин. — Такого секрета нет, — ответил Рудь. — Но все же скажи, почему тебе так везет? — Мой бомбардировщик три раза был сбит, и один раз я был вынужден произвести посадку на улицу населенного пункта в тумане, и ты считаешь, что это везение? — Но ты во всех случаях оставался жив. — Да, это правда, — сказал Рудь. — Тайна того, что моя звезда еще не потухла, наверное, в любви к жизни, ненависти к фашистам и вере в товарищей и в победу. — Ты вот уже два года воюешь. Но как жить в постоянном напряжении? — Старайся жить сегодняшним днем, не сожалеть о прошлом и не бояться будущего, и все будет в порядке, — ответил Рудь. На аэродроме Городня всех смущала тишина. Все предыдущие дни и месяцы с 5 июля этого года были наполнены непрерывным грохотом, завываниями и взрывами бомб, особенно на аэродроме Конотоп, которые, казалось, никогда не кончатся. Напряжение боевых действий за плацдармы временно спало. Войска Белорусского фронта, захватив плацдармы на реке Сож южнее Гомеля, встретили сильное противодействие противника. Снизилась и интенсивность действий наших бомбардировщиков. Воспользовавшись этим, я снова организовал полеты по вводу в строй молодых экипажей. Провел с ними облет района боевых действий в группе под прикрытием истребителей, и 10 октября приказом по полку экипажи летчиков Тропынина, Гилизидинова, Васильева, Морозова и Уткина были допущены к ведению боевых действий и включены в боевые расчеты эскадрилий. Через два дня, по распоряжению из дивизии, мы выехали с представителями от других полков корпуса в Каменку, на командно-наблюдательный пункт 65-й армии для уточнения вопросов взаимодействия с наземными войсками в операции по форсированию Днепра на участке Лоев — Радуль. Здесь, в лесочке у Каменки, кроме нас, собрались представители от воздушной армии и от соединений штурмовиков. Командующий артиллерией 27-го корпуса развернул карту и ориентировал нас о том, что войска 65-й армии готовятся к форсированию Днепра на участке Лоев — Радуль и к прорыву обороны противника на западном берегу в направлении Колпень, Надвин, Демехи[192]. На западном берегу перед фронтом наступления наших войск немцы имели восемнадцать пехотных батальонов и более трехсот орудий и минометов. Дав характеристику обороны противника, командующий артиллерией корпуса сказал, что первая позиция будет подавлена артиллерийским огнем. От штурмовиков они ждут помощи в подавлении опорного пункта Шитцы и других огневых средств, а нас, бомбардировщиков, просят подавить и разрушить опорные пункты Доев, Крупеньки, Сенская, Колпень, Бывалки, Тесны и Тростянец, а также подавить огонь артиллерийских батарей. Уточнив сигналы обозначения своих войск и места расположения зенитных батарей противника, мы на своих картах записали примерные размеры объектов действий и отметили их наиболее уязвимые места. После этого скрытно, по одному, мы прошли к церкви на окраине Радуля и по внутренней лестнице поднялись на колокольню, где были стереотруба и бинокли. С колокольни открылась широкая панорама реки и высокого западного берега Днепра. Мимо колокольни время от времени с воем проносились снаряды и разрывались где то восточнее. — Пристреливают фрицы колокольню. Думают, что у нас здесь наблюдательный пункт, — сказал нам артиллерист. — Напрасно стараетесь показать нам, какая у вас тут музыка! Мы к таким концертам привыкли, — сказал Гладков. — Такого замысла у нас не было, — оправдывался артиллерист. — Мы знаем, что вы люди бывалые, и гордимся, когда видим, как вы деретесь над нами. Прошу вас от всех солдат и командиров: делайте побольше заходов на цели, даже холостых. Только летайте над нами. Пока вы в воздухе и мы вас видим, фашистские солдаты лежат носом вниз, а наши, не останавливаясь, идут в атаку. Затем старший офицер от 16-й воздушной армии назвал фамилии авиационных представителей со средствами связи и наведения, назначенных в каждую дивизию первого эшелона 65-й армии. От нашей бомбардировочной дивизии в 69-ю стрелковую дивизию был направлен мой старый друг — заместитель командира 745-го бомбардировочного полка майор Н. П. Гладков. Он расположился на наблюдательном пункте комдива и непосредственно на местности изучал объекты и уточнял сигналы взаимодействия с командирами стрелковых частей и подразделений. — Георгий Алексеевич, обязательно прилетай и свяжись по радио со мной. Я подскажу, куда лучше долбануть фрицев! — крикнул мне Гладков, когда мы уходили из Каменки к автомашине. Противник выгружал свои резервы на железнодорожном узле Гомель. Перед наступлением наших войск на лоевском направлении мы участвовали в сосредоточенном ударе воздушной армии, нанося бомбардировочный удар двумя эскадрильями по железнодорожному узлу Гомель. Ведущую эскадрилью возглавил Никонов со штурманом Рябовым. Этим ударом на станции было уничтожено несколько вагонов, пути и разрушены станционные постройки. Как и намечалось, форсирование Днепра войсками 65-й армии началось рано утром 15 октября. С утра полк в составе двадцати одного бомбардировщика под командованием Бебчика с двух заходов подавил артиллерию и минометы на огневых позициях между Доброгоща и Ленинском. На третьем заходе полк был перенацелен и ударом по скоплению танков уничтожил три танка и несколько автомашин восточнее Ленинска. Наши истребители полностью господствовали над полем сражения и не подпустили для атаки бомбардировщиков ни один истребитель противника. При докладе о выполнении боевой задачи командир второй эскадрильи Никонов с гордостью представил штурмана лейтенанта Николая Константиновича Полетаева, отличившегося при уничтожении вражеских танков. Полетаеву было только двадцать два года. Он был молод. Но это был вполне сформировавшийся боевой штурман. В незыблемости его фигуры, крепости плеч, рук и ног сквозило утверждение своей силы и гордости за Родину. Его истинно русские воля и характер закалились во фронтовом небе. Никонов не ошибся, увидев в нем выдающегося боевого штурмана. За войну он выполнил более ста бомбовых ударов по врагу. За меткое поражение целей и хорошие организаторские способности Полетаев был выдвинут на должности штурмана звена и штурмана эскадрильи. В решении всех штурманских задач и в бомбардировочных ударах по целям Полетаев имел свой почерк. Война била Полетаева, как и всех нас. Несколько раз он был ранен и контужен, ему приходилось спасаться с подбитых в боях бомбардировщиков, но он мужественно переживал ранения, отступления, поражения и снова летел в бой. В воздухе и на земле он был спокойный и суровый. Отдавая указания штурманам, был экономен в словах. При ударе по каждой цели долго целился, чтобы уничтожить объект противника чего бы это ни стоило. За мужество и отвагу в боях с фашистами Полетаев был награжден тремя боевыми орденами, в том числе и орденом Красного Знамени. После войны полковник Полетаев посвятил себя испытаниям бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов и здесь показал свой выдающийся штурманский талант, за что ему было присвоено высокое звание заслуженного штурмана-испытателя СССР. Впоследствии мы время от времени встречались и вспоминали о боевых днях и товарищах. В следующем боевом вылете в этот день полк в составе двадцати одного самолета под моим командованием вылетел в 14.30 для подавления артиллерии противника в районе Бывалки, Тесны, Тростянец. Много раз поднимал я бомбардировщик с аэродрома и вел эскадрилью или полк для удара по немецким захватчикам, и в каждом вылете было что-то новое, новые условия, новые опасности и новые шансы успешно выполнить боевое задание. Полк в колонне эскадрилий мчится на цель. Для удара каждой эскадрилье было намечено по одной батарее противника. Перед подлетом к Днепру по радио установил связь с Гладковым. — 252-й, я — Ясень, действуйте по заданным целям. Учти, над Днепром свалка! — сообщил Гладков. Еще издали видно, как немецкие бомбардировщики Ю-87 с пикирования бомбят боевые порядки наших войск на левом берегу и на захваченных плацдармах. Над ними наши истребители ведут воздушный бой с «фоккерами», а с запада подходят новые группы бомбардировщиков Ю-87. Поверхность Днепра кипит от разрывов бомб и снарядов. — Атакуем «лапотников»! — приказываю по радио. Доворачиваю на восьмерку «юнкерсов» и открываю по ним огонь. Затем на встречных курсах атакуем следующую группу немецких бомбардировщиков. От неожиданной атаки фашистские самолеты метнулись вниз и влево, но ни один не загорелся. — Пять вправо, боевой, — передает Желонкин. Замираем на боевом курсе. Зенитный огонь сосредоточен по средней эскадрилье. — Бомбы сброшены. Разворот на следующий заход, — передает Желонкин. При заходе на начало боевого пути вижу, что разрывов снарядов на Днепре стало меньше, фашистские бомбардировщики ушли, а наши истребители продолжали крутиться в смертельной карусели, несколько сместившись от реки на запад. На втором заходе мы нанесли удар по тем же целям. В результате артиллерийские батареи врага огонь прекратили. На третьем заходе всеми тремя эскадрильями нанесли удар по опорному пункту Тесны, где взорвали склад боеприпасов и создали пять очагов пожаров[193]. После посадки стою перед самолетом и заслушиваю доклады Никонова и Абазадзе о выполнении боевой задачи. Вокруг собрался летный состав и рассказывает данные попутной разведки. — Отлично мы слетали. Наши истребители не подпустили к нам ни одного «худого»! — возбужденно говорит Рудь. — Товарищ майор, а вы разрешили бы мне выйти из строя, чтобы как следует с хвоста долбануть «лапотников»? — спрашивает Архангельский. Отвечаю, что не разрешил бы, так как это не наша главная задача. — Поэтому я и не запрашивал. — Вот если бы мы встретили Ю-87 после сбрасывания всех бомб, тогда можно было бы отшибить им лапти, — мечтательно говорит Муратов. Радуясь в душе боевому задору Архангельского и Муратова, мысленно анализирую свои решения и действия. Если на земле перед боевым вылетом каждое решение принималось мной на основе тщательной оценки противника, объекта действий и своих возможностей, то в воздухе ряд сложнейших вопросов тактики удара и воздушного боя решались мной по интуиции. Поразительно было то, что в большинстве случаев эти решения и действия были правильными. Однако на земле я допускал серьезные ошибки, особенно в оценке подчиненных. Допустив ошибку, я обычно вспоминал, что частично предугадывал и ожидал ее, но поступал почему-то по-другому. 17 октября — второй день наступления на Лоевском плацдарме, а небо по-прежнему покрыто низкой облачностью и на аэродром налетает порывистый ветер с дождем. В этих условиях было особенно необходимо помочь нашим войскам, штурмующим немецкие укрепления с Лоевского плацдарма. В середине дня возглавляю полк из трех эскадрилий в составе двадцати самолетов. Летим бомбить артиллерийские батареи и опорные пункты в районе Тростянец, Тесны, Бывалки. Под крылом — Белоруссия. Под самолетом плывут выжженные деревни, состоящие из одиноких русских печей с трубами, разметанные взрывами железнодорожные станции и расхристанные пожарами и взрывами церкви. Наши войска уже захватили плацдарм на западном берегу и овладели Лоевом. Через Днепр наведен мост, и его плотно прикрывают истребители. На первом заходе бьем по артиллерийским батареям противника и подавляем их огонь. На втором заходе нас перенацелили, и тремя эскадрильями мы наносим мощный удар по опорному пункту Бывалки. Попали бомбами точно, но ни пожаров, ни взрывов не отметили. После Николай Петрович Гладков рассказывал, что в Бывалках фашисты создали мощный опорный пункт с дерево-земляными огневыми точками, и еще до нашего удара там все сгорело, что могло гореть, но войска противника продолжали в нем ожесточенно сопротивляться. Когда возвращались от цели, прорвавшиеся сквозь облака косые лучи солнца раскрасили небо перед нами в необыкновенные цвета. Земля меняет цвет только по временам года, а небо в полете меняется очень быстро. Под впечатлением сияния красок я расслабился, и мои думы, как небо, быстро меняли тона. То они тлели радугой иллюзий, плыли голубыми окнами надежд, громоздились грозовыми облаками будущего с адскими молниями и блестящими звездами стремлений на черных пятнах неизвестности. — До аэродрома пять минут, — доложил Желонкин. Расслабляться и мечтать в полете нельзя, и я запросил КП аэродрома, с какого направления выложен посадочный знак. Наши действия по артиллерийским батареям и удар по опорному пункту Бывалки наблюдал заместитель командующего ВВС Красной Армии генерал-полковник авиации Ворожейкин и дал им высокую оценку. Копию его телеграммы зачитали всему личному составу. Очень хорошо показали себя в боях за Лоевский плацдарм экипажи молодых летчиков, впервые допущенных к участию в боевых действиях. К вечеру сообщили, что наши войска сначала обошли, а потом и овладели опорным пунктом Бывалки. К 20 октября наши войска овладели плацдармом глубиной 18 километров. Впереди была вторая полоса заблаговременно подготовленной фашистской обороны, так называемые надвинские позиции. Наступление временно прекратилось, началась перегруппировка войск. Напряжение боевых действий снизилось и у нас, и мы немедленно воспользовались этим, чтобы предоставить инженерно-техническому составу возможность произвести регламентные и ремонтные работы на самолетах, так как количество отказов авиационной техники в последнее время начало угрожающе расти. 20 октября наш Центральный фронт был переименован в Белорусский. Вместе с фронтом и 16-й воздушной армией и мы, бомбардировщики, нацеливались на освобождение Белоруссии. В этот же день экипаж Архангельского, посланный на разведку войск противника в районе Речица, Калинковичи, через десять минут после взлета сообщил по радио о возникновении пожара на его самолете. Вскоре показался и дымящий самолет Архангельского. Он с ходу произвел посадку и после остановки самолета открыл бомболюки. Оттуда вырвалось пламя. Мужественный экипаж не растерялся, и с помощью бортовых огнетушителей Архангельский и стрелок-радист Степурин сумели потушить пожар до того, как к самолету подъехала пожарная машина. Причиной пожара было возгорание жидкости, вытекавшей из гидроаккумулятора. Противник стянул на «надвинские позиции» против Лоевского плацдарма пять пехотных дивизий, подтянул авиацию и периодически контратаковал наши войска, пытаясь потеснить их на плацдарме. 28 октября было получено боевое распоряжение двумя ударами уничтожить группировку войск противника, выдвигавшуюся для контрудара из Надвин и Демехи.  Экипаж бомбардировщика А-20 «Бостон». Командир — Г. A. Осипов, второй слева Первый удар по скоплению войск в районе Надвин нанесла вторая эскадрилья под прикрытием четырех Як-1. Для повышения меткости удара Никонов перед целью перестроил эскадрилью в колонну звеньев. Над целью группа бомбардировщиков была обстреляна огнем зенитной артиллерии и атакована четырьмя истребителями ФВ-190. Групповым огнем стрелков и истребителями сопровождения атака была отбита, но наши истребители, связанные воздушным боем, несколько отстали. В это время к замыкающему самолету летчика Гилизидинова сзади приблизился истребитель Як-1 с бортовым номером «106» и, атаковав наш бомбардировщик, круто развернулся и ушел вниз. В результате на бомбардировщике было перебито управление моторами и разбит руль поворота. Летчик Гилизидинов, проявив выдержку, перелетел линию фронта, приказал штурману младшему лейтенанту Новокшенову покинуть самолет с парашютом, а сам посадил плохо управляемый самолет с остановленными моторами на фюзеляж около Лоева[194]. Приняв на посадку самолеты эскадрильи Никонова, по дороге на командный пункт прохожу мимо стоянки самолетов первой эскадрильи. Подготовка к вылету закончена, и все экипажи у самолетов ждут сигнала на вылет. Вот бомбардировщик с хвостовым номером «четверка», красная. Черепнов сидит на чехлах и время от времени поглядывает на командный пункт. Штурман Аверин лежит на спине и глядит в небо, а стрелки Клементенок и Швыдков дремлют, привалившись друг к другу спинами и закрыв воротниками лицо от пронзительного ветра. — Как дела? — спрашиваю Черепнова. — Готовы. Что-то долго сигнала нет на вылет. Вскоре на задание вылетела группа в составе двух пятерок бомбардировщиков, возглавляемая Помазовским, для удара по скоплению войск противника западнее Надвин. На первом заходе над целью группа бомбардировщиков была атакована десятью истребителями ФВ-190. Четверка истребителей противника атаковала и связала боем трех наших истребителей сопровождения, а шесть истребителей противника ринулись в атаку на бомбардировщики. Групповым огнем стрелки сбили двух «фоккеров», и их покинули летчики с парашютами, но остальные продолжали атаки на группу бомбардировщиков. Когда самолет летчика Уткина, подбитый зенитным огнем, начал отставать, его атаковали два «фоккера», после чего он перешел в отвесное пикирование и разбился. Вместе с Уткиным героически погибли штурман младший лейтенант Крупенников, стрелок-радист Франчок и воздушный стрелок Швабовский. На втором заходе был сбит двумя «фоккерами» и упал около Надвина бомбардировщик младшего лейтенанта Морозова. Вместе с ним погибли штурман младший лейтенант Петров К. Н., стрелок-радист Смирнов B. C. и воздушный стрелок Фельдман М. Ц. — Какой же рок витает над молодыми летчиками? За два дня мы потеряли три молодых экипажа! — воскликнул Рудь, выходя из самолета. — Хоть не пускай их на боевые задания, — вздохнул командир полка Бебчик. — А кто же тогда будет летать? — спросил Помазовский. — Заколдованный круг, — сказал командир полка. В этом тяжелом воздушном бою отважно сражался экипаж летчика Воеводина. Используя своевременный и искусный маневр самолета, стрелки этого экипажа сбили один истребитель противника и метким огнем не подпускали близко «фоккеров», атаковавших эскадрилью. Летчик лейтенант Вячеслав Васильевич Воеводин был смуглый, высокий и стройный. Он отличался жизнерадостностью и общительностью. Смелый, решительный и искусный летчик, он не раз выходил победителем из кризисных ситуаций, возвращаясь на аэродром на израненном в воздушном бою бомбардировщике. Он совершил более 97 боевых вылетов, за что его грудь украшали два ордена Красной Звезды и орден Отечественной войны II степени. В 1944 году он был назначен командиром звена и закончил войну бомбардировочными ударами по фашистам в Берлине. После войны он успешно служил на командных должностях в ВВС, посвятив себя испытаниям и совершенствованию авиационного вооружения. После увольнения из Вооруженных сил Воеводин работал на командно-диспетчерском пункте одного из крупнейших аэродромов Подмосковья. 29 октября получили задачу нанести удар по резервам противника северо-западнее Надвина. Подготовили летный состав, в 10.30 доложили о готовности, но сигнала на вылет нет — плохая погода. Командир полка ушел на старт. Стороженко сел к телефону для связи с дивизией, а я пошел на стоянки еще раз проверить готовность эскадрилий к выполнению боевой задачи. У крайнего самолета второй эскадрильи меня встретил летчик Муратов. — Товарищ майор, самолет и экипаж к вылету на боевое задание готовы, — доложил он. Проверив полетную карту Муратова, я стал проверять полетную документацию штурмана Черногорского. — Где ваша цель? — спрашиваю Черногорского. — Как всегда северо-западнее Надвина, а на каком расстоянии, не указано. Будем искать. Муратов, откинув со лба волосы, с тоской смотрит на низкие быстро бегущие облака, и говорит: — Да, не будет погоды. При такой облачности можно было бы выполнить задание только одиночными экипажами. Я соглашаюсь с ним. — Может быть, вы разрешите нам, товарищ майор? — спрашивает Муратов. Отвечаю, что разрешают сверху, и иду к следующему самолету. У самолета командира эскадрильи Никонова встретил Рябова. Спросил его, как воюется. — Воюем, мечтаем о победе, и каждый с победой связывает свои собственные надежды, а будущая победа, наверное, все их объединит, потому что без разгрома фашистов не может осуществиться ни одна наша мечта. — Товарищ майор, с командного пункта сообщили, что вылет переносится на два часа, — доложил командир эскадрильи Никонов. Проверив подготовку к вылету экипажей командиров звеньев второй эскадрильи, иду в третью. Здесь меня встретил Кондрашов и сообщил, что в эскадрилье проводится партийное собрание. Под самолетом Воеводина собрались коммунисты эскадрильи. Принимают в партию мастера по вооружению Валентину Макееву. Смуглая, черноглазая, крепкая, Макеева уверенно отвечает на вопросы коммунистов. Штурман эскадрильи Чернышов в своем выступлении говорит, что Макеева обеспечила более ста боевых вылетов. Она в короткие сроки успевает подвешивать под самолет тяжелые бомбы, пополнить патронные ящики, проверить пулеметы и бомбовооружение и помогает еще готовить вооружение девушкам на других самолетах. Собрание единогласно постановило принять Макееву в члены партии. Через месяц на командном пункте в Городне секретарь парткомиссии дивизии вручил ей партийный билет. Получая партбилет, Макеева сказала: — Буду готовить бомбардировщики к боевым вылетам до полного разгрома фашистов. Пусть бомбы, которые я подвешиваю, несут взрывы, пожары и смерть фашистским захватчикам. После войны Валентина Федоровна Макеева соединила свою жизнь с однополчанином Владимиром Гонтарем. Они поселились в Михайловке Ворошиловградской области. Валентина Гонтарь посвятила свою жизнь воспитанию детей в детском саду. Газета «Ворошиловградская правда» от 8 марта 1985 года писала в статье «Верность»: «С полевого аэродрома улетали на боевые задания самолеты. Им заряжала пушки и пулеметы, подвешивала бомбы и младший авиаспециалист Валентина Гонтарь. От ее умения тоже зависел успех боевого задания, а зачастую и жизнь экипажей. Боевые пути-дороги довели до Берлина. Сейчас В. Ф. Гонтарь на заслуженном отдыхе. Многие из тех, кого папы и мамы приводили к ней в детсадик за ручку, уже стали родителями. Но Валентине Федоровне не сидится дома. Она всегда среди людей, бывает в молодежных коллективах, школе. Как и всю трудовую жизнь, воспитывает молодежь». С запада один за другим шли теплые, холодные, размытые и вторичные, как выражались метеорологи, фронты. Летать становилось все труднее. От затяжных дождей аэродром Хибаловка раскис, и на северной части летного поля при рулении самолеты начали застревать. 30 октября летал в Городню для рекогносцировки нового аэродрома базирования полка. В Городне аэродром был хороший с крепким летным полем. Условия для размещения полка были также благоприятными. Заслушав мой доклад о рекогносцировке, командир полка решил немедленно перебазироваться в Городню, но непрерывные дожди и раскисшее летное поле исключали взлет с аэродрома Хибаловка. При составлении плана перебазирования полка мы с начальником штаба Стороженко столкнулись с неприятной дилеммой, суть которой состояла в том, что загрузить перелетающие бомбардировщики авиационным имуществом и людьми было нельзя из-за опасности того, что наши бомбардировщики не взлетят с раскисшего аэродрома, а перевозить людей и имущество автотранспортом тоже стало почти невозможно из-за непроходимости полевых дорог, покрытых грязью. Разрешение дала погода. За два солнечных дня аэродром немного подсох, и, полностью загрузив бомбардировщики, 5 ноября мы перебазировались в Городню, захватив с собой как всех людей, так и имущество. Устроившись на новом аэродроме, сразу начали готовиться к поддержке наступления войск фронта с Лоевского плацдарма. С летным составом изучали цели, составляли боевые расчеты, определяли боевые порядки и последовательность маневрирования в районе целей. Но над Белоруссией стояла плохая погода. Половина экипажей разведчиков вылетала и возвращалась: от Гомеля или от реки Сож над землей висела низкая облачность с обледенением, переходящая местами в туман. Видимость менее километра. Несмотря на низкую облачность, дожди и плохую видимость, в отдельные дни с 7 по 9 ноября наиболее подготовленными экипажами командиров звеньев Архангельского, Рудя и Черепнова ведем разведку резервов, перевозок по железным дорогам и авиации на аэродромах противника перед Белорусским фронтом. Поставив экипажам задачу на разведку, проверяю подготовку их к боевому вылету у самолетов. Без суеты деловито готовится к полету экипаж Черепнова. Зная, от чего зависит успех разведывательного полета, Черепнов проверил боекомплект всех пулеметов, заставил стрелка-радиста короткой очередью опробовать пулемет. Затем он проверил, хорошо ли закреплены бомбы, и приказал штурману опробовать работу фотоаппарата. Заслушав доклады всех членов экипажа о готовности к боевому вылету, Черепнов с недовольным лицом доложил мне о готовности к вылету. — Обижаешься, Черепнов, за то, что проверяю? — спросил я его. — Младшим лейтенантам на заместителя командира полка обижаться не положено, — ответил Черепнов. Получив разрешение на вылет, он поднялся в кабину, запустил моторы, вырулил на старт и взлетел. Экипаж Черепнова славился тем, что умел выполнять самые сложные боевые задания. Он всегда находил и поражал заданные цели даже тогда, когда другие считали это невозможным. Боевые действия шлифовали характер Черепнова. Смелый, спокойный и тактически хитрый, Черепнов с блеском выполнял сложнейшие задания по воздушной разведке и «охоте». Опытным бойцом он был и при нанесении ударов по объектам противника в составе эскадрильи и полка. Без всякого стремления отличиться или быть замеченным, он искусным маневром и метким огнем стрелков своего экипажа не раз выручал своих товарищей в кризисных ситуациях воздушных боев с истребителями противника. О живучести бомбардировщика Черепнова среди стрелков и механиков рассказывали легенды, потому что за всю войну его самолет ни разу не был сбит и Черепнов всегда, даже со значительными повреждениями самолета, возвращался на аэродром. В этом боевом вылете Черепнов со штурманом Авериным добыли ценные данные о расположении фашистских резервов в Репице, Василевичах и районе Калинковичей. Вечером на телефонный звонок командира корпуса Антошкина о том, кто добыл эти данные, я доложил, что это экипаж Черепнова. Антошкин приказал представить весь экипаж к наградам. Наступление наших войск с Лоевского плацдарма началось 10 ноября, но низкая облачность и ограниченная видимость не позволяли нам в этот день выполнить боевые задачи полковой группой и эскадрильями, как это было спланировано заранее. Тогда перешли на боевые действия одиночными экипажами. В течение 10 и 11 ноября экипажи Рудя, Архангельского, Черепнова, Муратова, Кондрашова, Никонова, Абазадзе, Калмыкова, Стебы и других выполнили по несколько боевых вылетов для подавления артиллерии и опорных пунктов противника в Покамбовичах, Вешемире, Еремине и Костюковке. Некоторые экипажи возвращались, не найдя в таких сложных метеоусловиях целей, но большинство действовало успешно. Командир звена Рудь, подавив фашистскую батарею у Еремино, возвращался на свой аэродром. Еще одно задание выполнено. Поглядывая на проплывавшие под крылом знакомые речушки, дороги, населенные пункты, Рудь думал, что уже второй год участвует в непримиримой жестокой войне с фашистами и пока удача сопутствовала ему. Был во многих боях и переделках, трижды его самолет был сбит, и каждый раз он уходил от противника и возвращался в свой авиационный полк. Теперь, когда фашистов погнали за Днепр, стала видна близость победы, но борьба еще предстояла напряженная. 12 ноября полк под моим командованием вылетел для подавления артиллерии на огневых позициях южнее Вешемир. В боевом порядке — три эскадрильи в составе 21 самолета. Установив радиосвязь с командиром восьмерки истребителей непосредственного сопровождения, берем курс в район боевых действий. По маршруту облачность постепенно понижается, и мы летим уже на высоте девятьсот метров. Оборона противника прорвана, и наши войска ведут ожесточенный бой уже в тридцати пяти километрах западнее Днепра. Над переправами через Днепр кружатся наши истребители. Заходим на начало боевого пути и берем курс на цель. Ведомые эскадрилий перестраиваются в боевой порядок «змейка» для ударов по заданным объектам. Перед целью нас встречает кучными залпами зенитная артиллерия. Бомбы сброшены, огонь фашистских артиллерийских батарей подавлен, и мы летим на второй заход, затем на третий. При отходе от цели замыкающую третью эскадрилью пытались атаковать два истребителя ФВ-190, но наши стрелки и истребители сопровождения отбили эту атаку без потерь. 8 ноября войска фронта овладели Речицей и вышли на реку Березину. Поддерживая войска фронта, перешедшие в наступление в районе Пропойска в направлении на Гомель, мы нанесли два бомбардировочных удара и подавили вражескую артиллерию в районах Еремино и Костюковка. 26 ноября наши войска освободили Гомель. В середине ноября командир полка Бебчик и майор Гладков уехали на учебу в академию. Вместо Бебчика командиром полка был назначен майор Иванцов К. Ф. Гладков пытался возражать против направления его во время войны на учебу в академию, на что командир корпуса Антошкин сказал: — Чапаева тоже во время войны направляли учиться в академию. Одновременно был объявлен приказ о моем назначении на должность инспектора по технике пилотирования 6-го смешанного авиационного корпуса. В полку мне устроили теплые проводы. Летчики просили не забывать и продолжать летать с ними на боевые задания. Во время войны много разных летчиков выдвигалось на должности командиров звеньев, эскадрилий, полков и дивизий и смещалось с них и только отдельные командиры показывали образцы умелого руководства, смелость, мужество и организованность. Боевой опыт и успех боевых действий были критериями правильности управления подразделениями и частями бомбардировщиков. С середины ноября 1943 года началась моя служба в 6-м смешанном авиационном корпусе в должности инспектора по технике пилотирования. В составе корпуса были бомбардировочные и истребительная авиационная дивизии. В связи с наличием истребителей мне пришлось научиться летать и на истребителях типа Як-1 и Як-9. В управлении корпуса в мои обязанности входили: контроль за состоянием техники пилотирования летчиков, частей и соединений, расследование, анализ и предупреждение летных происшествий, рекогносцировка аэродромов и аэроузлов при подготовке перебазирования корпуса, и контроль за функционированием запасных и ложных аэродромов, закрепленных за корпусом. Так как в управлении корпуса, кроме меня, не было летчиков, летавших на боевые задания, генерал-майор Антошкин поручил мне подготовку для него соображений к принимаемым им решениям по вопросам применения бомбардировщиков, построению боевых порядков и организации массированных ударов всем составом корпуса. Но больше всего времени у меня уходило на расследование летных происшествий и организацию их предупреждения. За год небоевые потери самолетов в соединениях корпуса составляли около десяти процентов от численного состава. Основными причинами летных происшествий были недостаточная подготовка летного состава, поступавшего на пополнение, выполнение летчиками полетов в сложных метеорологических условиях, к пилотированию в которых они не были подготовлены, ограниченные размеры отдельных полевых аэродромов, неудовлетворительное состояние взлетно-посадочных полос на них, а также отдельные случаи нарушения правил полетов. Первое расследование крупной вспышки летных происшествий мне пришлось провести в родном 57-м бомбардировочном авиационном полку. У этих аварий было много очевидцев, но я начал расследование с командира полка, потому как нет ничего разноречивее свидетельств очевидцев, каждый из которых видит и оценивает событие по-своему. — Не успели мы с тобой, Осипов, поменяться местами работы, как ты уже прилетел к нам с расследованием, — сказал командир полка Иванцов, встречая меня у самолета. Я попросил Иванцова рассказать об обстоятельствах происшествия, когда в течение трех минут на аэродроме было разбито четыре бомбардировщика. — Рано утром получили распоряжение всем составом полка нанести удар по артиллерии противника севернее Костюковичей. Поставив боевую задачу командирам эскадрилий и подготовив летный состав, я вышел на старт для выпуска самолетов. Бомбардировщики всех трех эскадрилий вырулили и выстроились на старте для взлета. Разрешаю взлет Помазовскому. Его самолет после отрыва как-то странно покачался, а потом выровнялся и перешел в набор высоты. Разрешаю взлет командиру звена Рудю. Самолет Рудя перед отрывом потянуло вправо. Летчик прекратил взлет, начал тормозить. Но самолет выкатился с летного поля, после чего у него сломалась передняя стойка шасси и деформировалась передняя часть фюзеляжа. Даю старт бомбардировщику летчика Егорова. Самолет Егорова после взлета накренился, начал разворачиваться, а затем упал на землю и загорелся. Разрешаю взлет летчику Тропынину. Его самолет на разбеге уклонился на пятьдесят градусов влево, столкнулся с учебным бомбардировщиком, упал и загорелся. Очередной самолет командира звена Калмыкова прекратил взлет, а все остальные самолеты взлетели и выполнили боевую задачу. Всего разбито четыре бомбардировщика, из них два сгорели, — закончил рассказ Иванцов. — А как бы вы поступили, если бы и следующие самолеты на взлете продолжали бы падать? — спросил я Иванцова. — Продолжал бы выпускать на боевое задание остальных. За аварии я получу взыскание, а вот если бы я прекратил взлет и не выполнил боевую задачу, меня отдали бы под суд военного трибунала, — ответил Иванцов. — Кто же виноват в этих летных происшествиях? — спросил я Иванцова. — Конечно, летчики. С них мы и спросим, — ответил он. Побеседовав с летчиками, допустившими аварии, с техниками, механиками и мотористами и старшими техниками эскадрилий, я установил, что ночью был сильный дождь с ветром, а к утру ударил мороз до восьми градусов. Крылья, стабилизаторы и рули самолетов покрылись ледяными шишечками величиной с крупную фасоль. При подготовке самолетов к вылету на боевое задание техники, механики и мотористы счищали шишечки льда с самолетов жгутами из веревок и скребками. Некоторым удалось убрать лед полностью, но большинство не успели этого сделать к началу выруливания, и обледеневшие самолеты вырулили на старт. Они в первую очередь и потерпели аварии на взлете. На вопрос, почему прекратил взлет, Рудь ответил: — На разбеге я заметил, что самолет медленно набирает скорость и плохо слушается рулей. Рудь — опытный, чуткий и исключительно талантливый летчик. Он заметил неладное и принял меры. На такой же вопрос командир звена Калмыков откровенно признался: — Передо мной разбились три самолета, а когда я начал взлет, то почувствовал, что самолет вялый. Меня охватила неуверенность, и я прекратил взлет. Для меня причина аварий самолетов была ясна. Самолеты потерпели аварии на взлете из-за потери устойчивости и управляемости, возникшей ввиду наличия льда на крыльях и рулях. С моими выводами полностью согласился старший инженер корпуса Д. И. Степанов. Виновниками были прежде всего техники и механики, выпустившие бомбардировщики на боевое задание с неочищенными ото льда крыльями и рулями, а также летчики, командиры эскадрилий и командир полка, не проконтролировавшие подготовку самолетов к боевому вылету. Командир корпуса Антошкин, заслушав мой доклад о результатах расследования, сказал: — Иванцова я не буду сурово наказывать, потому что он только недавно вступил в командование полком, но проект приказа по авариям подготовьте и вместе со Степановым помогите Иванцову произвести разбор причин этих аварий с личным составом полка, а то он еще не знает глубоко особенностей этих бомбардировщиков. Еще до отдачи приказа мы с инженером корпуса составили и разослали во все части телеграмму с изложением причин аварий, мер по их предупреждению с указаниями по подготовке к полетам и пилотированию самолетов в осенне-зимних условиях. Посещая авиационные части корпуса и проверяя организацию летной работы, технику пилотирования и подготовку молодых летчиков к боевым действиям, я бывал и в своем родном полку. Накануне посещения 57-го бомбардировочного полка я спросил у командира корпуса разрешение слетать с полком на боевое задание. — Ни сегодня, ни завтра ударов по объектам противника этому полку не планируется. Если сможете, то слетайте со штурманом корпуса Головцовым на воздушную разведку. Я согласился. — Тогда берите карту и записывайте. Надо разведать железнодорожные перевозки на участках Бобруйск, Жлобин и Житковичи, Калинковичи, Жлобин. Попутно просмотрите и аэродром в Бобруйске. Подходящую цель для бомбардировочного удара выберите сами, — поставил задачу командир корпуса. На следующий день, 30 ноября, мы с Головцовым на самолете Пе-2 вылетели на аэродром Городня. Приказав подготовить бомбардировщик, я ознакомил с заданием стрелка-радиста Черкасова и воздушного стрелка Балдина и договорился с ними о сигналах и порядке информации при отражении атак истребителей. С Головцовым мы договорились начать разведку со Жлобина. Там же нанести бомбардировочный удар, чтобы облегчить самолет от бомб. Затем просмотреть участок дороги до Бобруйска и аэродром. От Бобруйска над лесами и болотами выйти на станцию Житковичи и провести разведку перевозок полетом вдоль железной дороги до Жлобина. Семибалльная слоистая облачность над аэродромом способствовала выполнению задач разведки. Облака были укрытием от истребителей, но они же были и грозным врагом — источником обледенения, болтанки и иллюзий. Штурман Головцов проверил зарядку и работу фотоаппарата и доложил о готовности к вылету. — По местам! На стоянке нас провожают Стороженко, Каменский и Помазовский. Проверив внутрисамолетную связь и установив радиосвязь с командным пунктом полка, выруливаю на старт и взлетаю. Бомбардировщик, взревев моторами, стремительно набрал скорость по подмерзшей полосе и быстро оторвался от аэродрома. — Под нами исходный пункт маршрута, курс триста пятнадцать, до Жлобина двадцать две минуты, — доложил штурман. Летим под облаками. Впереди — темно-свинцовая лента реки Сож. — Осипов, выдержи точнее курс. Промерим снос и определим ветер, — попросил Головцов. — Справа Гомель, до Жлобина шесть минут, — сообщает штурман. Линия фронта встретила залпами зениток. Маневрирую по высоте и скорости, но восемь разрывов зенитных снарядов преследуют самолет. — На станции Жлобин два эшелона, вправо три, боевой, — передает штурман. Снаряды рвутся все ближе к самолету. Их становится все больше. Кабина наполнилась дымом сгоревшей взрывчатки, а Головцов все прицеливается. Престиж штурмана корпуса. Наконец он доложил: — Бомбы сброшены. Разрушили два вагона. Снимок станции сделал, а Черкасову приказал передать результаты разведки по радио на командный пункт. Энергичным маневром вывожу самолет из-под зенитного огня. Разрывы остаются сзади выше самолета. — Курс триста пять, до Бобруйска семь минут, — передает штурман. На железной дороге до самого Бобруйска ни одного эшелона. На Бобруйском аэродроме до сорока немецких истребителей. — Осипов, выдержи курс, сфотографирую аэродром, — просит Головцов. — Слева сзади два «фоккера», дальность восемьсот, — сообщает радист. Над крыльями сверкают трассы снарядов истребителей противника. Отстреливаются и Черкасов, и Балдин. Слева наперерез нам несутся еще два истребителя. Резко с большим углом увожу самолет в облака. Истребители отстали. — Курс двести тридцать пять, до Житковичей двадцать три минуты. Когда выйдем под облака, уточню ориентировку и дам поправку на курс, — сообщил Головцов. Через пять минут полета мы вышли под облака, но над сплошными лесами и болотами с одинокими пепелищами сожженных деревенек. Ориентировку восстановить не удалось до выхода на железную дорогу западнее Житковичей. Нижний край облачности постепенно понизился, и мы летим на высоте восемьсот метров. Пошел крупный снег. Он залепил лобовое стекло кабины, и самолет пришлось вести по приборам и ориентироваться в открытую форточку. На станции Житковичи обнаружили три эшелона с паровозами. — Пять влево, так держать, фотографирую станцию, — передает штурман. Самолет окружают трассы, тянущиеся от эрликонов. Они все ближе. — Снимки сделал, теперь лети вдоль дороги, — передает штурман. Крутым разворотом вправо вывожу бомбардировщик из-под обстрела малокалиберной зенитной артиллерии, а когда обстрел прекратился, лечу на восток вдоль железной дороги. На станции Птичь мы обнаружили еще один железнодорожный эшелон. Снегопад прекратился. — Впереди Калинковичи. На станции четыре эшелона, а над станцией два истребителя, — передает Головцов. Ухожу в облака и прошу штурмана дать курс на Жлобин. — Курс тридцать, до Жлобина пятнадцать минут, — сообщает Головцов. Развернувшись в облаках на заданный курс, мы через две минуты вышли под облака, осмотрелись, по Домановичам уточнили ориентировку и, просмотрев железную дорогу до Жлобина, не обнаружили на ней ни одного эшелона. Движения по этой дороге не было, очевидно потому, что был поврежден мост через Березину. На аэродром возвратились благополучно. Командир корпуса Антошкин остался доволен результатами разведки и объявил благодарность начальнику разведки корпуса майору Катееву Я. М. С начала января 1944 года над Белоруссией и в междуречье Днепра и Припяти висела низкая облачность. Мокрый снег сменялся дождем с обледенением. Временами легкий морозец прихватывал аэродромы, а потом опять продолжалась оттепель. Выполняя задачу прекращения подвоза резервов к участку предстоящего наступления наших войск, бомбардировщики одиночно и группами наносили удары по железнодорожным станциям и эшелонам противника. 6 января экипажи разведчиков командира звена Архангельского со штурманом Извековым и летчика Воеводина со штурманом Черепанским обнаружили на железнодорожной станции Житковичи восемь эшелонов с войсками и грузами и передали разведдонесение на командный пункт. Используя улучшение погоды, для удара по обнаруженной цели на станции Житковичи взлетела группа бомбардировщиков под командованием Иванцова со штурманом Каменским. В связи с большим удалением цели полет выполнялся без прикрытия истребителей. В 14 часов группа нанесла удар по скоплению эшелонов на станции, в результате было уничтожено десять вагонов, возникло два очага пожаров, а затем последовал сильный взрыв. Когда бомбардировщики отходили от цели, все эшелоны врага горели[195]. 8 января 65-я и 61-я армии Белорусского фронта при поддержке авиации перешли в наступление с целью разбить мозырскую группировку противника и овладеть городами Мозырь и Калинковичи[196]. Но намеченный сосредоточенный удар бомбардировщиков корпуса по объектам противника на участке прорыва наших войск из-за плохой погоды не состоялся, и только со второй половины дня наши бомбардировщики начали поддерживать наступающие войска ударами по артиллерии, автомашинам и железнодорожным станциям, с целью воспрещения подхода резервов противника к участку прорыва. Бомбардировщики полка нанесли удары по железнодорожным эшелонам на станциях Птичь, Житковичи, Старушки и на перегонах между ними. Этими ударами было уничтожено 80 автомашин и 41 вагон[197]. За отличные боевые действия по разгрому мозырско-калинковичевской группировки врага приказом Верховного Главнокомандующего № 07 от 15 января 1944 года 57-му бомбардировочному полку было присвоено наименование Калинковичевского. На митинг по случаю присвоения почетного наименования командование полка пригласило и меня. Полк выстроился с развернутым Боевым знаменем. После зачтения приказа о присвоении наименования командир полка зачитал поздравление от Центрального Комитета КП(б) Белоруссии, Совета Народных Комиссаров и Президиума Верховного Совета Белорусской ССР, в котором говорилось:
Поздравление подписали П. Пономаренко, И. Былинский и Н. Наталевич[198]. Выступившие на митинге командиры звеньев Рудь, Архангельский и штурман звена Полетаев, выразив благодарность за присвоение почетного наименования, поклялись высоко держать славу, завоеванную в борьбе с немецкими захватчиками. Штурман младший лейтенант М. Орлов в своем выступлении сказал: — Присвоение наименования полку и благодарность Верховного Главнокомандующего обязывают нас еще самоотверженнее вести борьбу с немецкими захватчиками до полного уничтожения и изгнания их с нашей земли. В ответ на заботу партии мы должны повысить эффективность бомбардировочных ударов по войскам и объектам противника. 16 января экипажи-охотники полка повторным ударом по станции Житковичи подожгли стоявшие там эшелоны. Разгоревшимися пожарами и взрывами на станции было уничтожено четыре эшелона противника, о чем сообщалось по агентурным данным в разведдонесении 16-й воздушной армии от 18 января 1944 года[199]. К 30 ноября наши войска, продолжая наступление, отбросили противника к низовьям реки Птичь к Петракову. Росла слава полка. Война отнимала жизни дорогих боевых друзей. В полк прибывало новое пополнение. В тяжелых боях у станции Василевичи был сбит и героически погиб экипаж летчика младшего лейтенанта Марченко и командира эскадрильи капитана Кондрашова. Экипаж Кондрашова со штурманом Чернышовым, начальником связи Н. Беляевым и воздушным стрелком Зенковым при полете на боевое задание 13 января ночью погиб, попав в исключительно сложные метеорологические условия. С начала февраля резко возросла активность истребителей противника. Они пытались не допустить ударов наших бомбардировщиков по заданным целям. 5 февраля шесть бомбардировщиков под командованием капитана Никонова в сопровождении четырех истребителей Як-1 наносили удар по скоплению автомашин в Секиричах в жестоком бою с превосходящими силами истребителей противника. Уже на боевом курсе группа бомбардировщиков была атакована восемнадцатью истребителями ФВ-190 и Ме-109. Противник восьмеркой «мессеров» связал боем группу истребителей прикрытия, а остальными истребителями атаковал снизу сзади боевой порядок бомбардировщиков. Группа бомбардировщиков в сомкнутом боевом порядке, отбивая групповым огнем атаки противника, нанесла мощный удар по автомашинам у Секиричей, при этом огнем стрелков был сбит один ФВ-190. При отходе от цели атаки истребителей противника усилились. Стрелки Солнцев B. C. и Саранцев B. C. сбили еще один истребитель противника, но одновременно были сбиты и упали в районе Секиричей самолеты заместителя командира эскадрильи Стебы и командира звена Калмыкова В. А. Вместе с ними героически погибли штурманы Фурсов Н. Т. и Амбросьев, стрелки-радисты Белозуб H. A. и Саранцев и воздушные стрелки Погодин В. Н. и Матвеев П. И. Группа бомбардировщиков сомкнулась и, взяв обратной курс, продолжала отражать атаки истребителей противника. В следующее мгновение был сбит командир группы истребителей сопровождения старший лейтенант Стешко, затем загорелись самолеты Никонова и Рудя. Отражая атаки, стрелок-радист Топоров и воздушный стрелок Скоробогатов А. Р. сбили еще один ФВ-190, затем завалили истребитель противника стрелок-радист Кузьмин В. Т. и воздушный стрелок Чирков. Но патроны у стрелков закончились, и уже над линией фронта «фоккера» подходили к бомбардировщикам сзади на дистанцию 20–25 метров и стреляли в упор. Никонов, Рудь, Гадючко и Яшин после перелета линии фронта сумели посадить пылающие бомбардировщики с тяжелыми повреждениями на своей территории. Большое мужество и боевое мастерство в этом воздушном бою проявил воздушный стрелок экипажа командира эскадрильи старший сержант Солнцев B. C. При отражении атак противника он не только сбил один Ме-109, но метким огнем не допускал атак истребителей противника снизу. За всю войну он совершил 154 боевых вылета. Несколько раз самолет, на котором летал Солнцев, был сбит, но он, залечив ушибы, снова возвращался в строй. За мужество и отвагу при выполнении боевых задач он был награжден двумя орденами Отечественной войны II степени. После войны он работал слесарем-лекальщиком в государственном оптическом институте в Санкт-Петербурге. После посадки легкораненые штурманы Полетаев Н. К. и Тимонин П. И. помогли выбраться из горящих самолетов остальным членам экипажей[200]. Таких тяжелых потерь за один вылет в полку не имели с 1941 года. 21 февраля 1-й Белорусский фронт силами 3-й и 50-й армий нанес удар по противнику в районе Рогачева. Бомбардировщики непосредственно поддерживали наступление наших войск, уничтожая переправы, и ударами по железнодорожным станциям не допускали подхода резервов. Весь день 22 февраля с командиром корпуса Антошкиным мы летали по полкам и дивизиям корпуса и к середине дня прилетели в Городню. Самолеты 57-го бомбардировочного полка возвращались с боевого задания. На командный пункт с почерневшим лицом вошел командир полка Иванцов. — Что случилось, товарищ Иванцов? — спросил Антошкин. — Сегодня при ударе по железнодорожной станции Тощица прямым попаданием зенитного снаряда был сбит бомбардировщик командира звена лейтенанта Муратова И. Е. Вместе с ним погибли начальник воздушно-стрелковой службы полка майор Желонкин, стрелок-радист Калиниченко и воздушный стрелок Хоняк П. Т.[201]. Мы сняли шапки, отдавая последнюю дань нашим боевым друзьям. Летный состав очень переживал гибель в бою своих товарищей, а командир звена Архангельский приказал написать крупными буквами на борту своего бомбардировщика: «Мщу за друга Муратова». В результате наступательной операции войска 1-го Белорусского фронта, при поддержке бомбардировщиков, форсировали Днепр и заняли важный узел сопротивления врага на бобруйско-рогачевском направлении, захватив большой плацдарм на правом берегу Днепра между Новым Быховом и Рогачевом[202]. Весна в Белоруссии началась рано. Из-за раскисшего грунта летать с аэродромов стало трудно. В марте боевые задачи не ставили, и полки занимались боевой подготовкой, пополняли самолетный парк и личный состав. Это время мы использовали для организации и проведения в полках конференций по обмену боевым опытом. Так, только в 57-м бомбардировочном полку на конференции летного состава были обсуждены вопросы достижения внезапности бомбардировочного удара, противозенитного маневра группы бомбардировщиков, взаимодействия бомбардировщиков в воздушном бою с истребителями сопровождения. В обсуждении докладов приняло участие 17 человек[203]. Примечания:1 История КПСС. 1959. С. 519. 2 Там же, изд. 6-е, 1982. С. 450. 18 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 245265, д. 1, л. 2, 3. 19 Там же 20 Там же. 188 Батов П. И. В походах и боях. Воениздат, 1974. С. 319. 189 Приказы по 57-му бап за 1943 год. 190 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201744, д. 2, лл. 14, 15. 191 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201718, д. 2, лл. 34–35. 192 Батов П. И. В походах и боях. Воениздат, 1974. С. 325. 193 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201744, д. 2, лл. 15, 16. 194 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201745, д. 3, л. 38. 195 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201718, д. 2, лл. 31–33. 196 История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 8. С. 136. 197 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201744, д. 5, лл. 1–3. 198 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201718, д. 2, лл. 31–33. 199 Там же. 200 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201744, д. 5, лл. 9-11. 201 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201744, д. 5, л. 11. 202 Вторая мировая война 1939–1945. Т. 8. 203 ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201744, д. 5, лл. 17, 19, 23, 35. |
|
||
