Председатель

Прошу соблюдать порядок и тишину. Заключительное слово имеет автор – тов. Некрич.

Прежде всего я считаю своим долгом сказать, что обсуждение, которое устроил Отдел истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма, представляет собой подлинную научную дискуссию, когда каждый мог выступить со своей точкой зрения. И того накала страстей, к которому мы пришли в конце заседания, я думаю, могло бы и не быть.

Я далек от мысли считать, что Г.А. Деборин, выступая от имени редколлегии 1-го тома, пытался как-то дезавуировать мою книгу. Я надеюсь, что он исходил из подлинно научных целей. Так и рассматривался вопрос во время дискуссии.

Товарищи! Здесь было много вопросов, все они сложные. Вполне естественно, что такая тема, как 1941 год, который является большой трагедией нашего народа, привлекала и еще долгие годы будет привлекать внимание историков, литераторов и представителей других профессий, да и любого советского человека, ибо урон в каждой советской семье есть урон, понесенный и нашей страной, нашим отечеством.

Я не буду останавливаться на вопросах непринципиальных, а может быть, и принципиальных, но не имеющих решающего значения.

Я благодарен тем товарищам, которые заметили в моей книге неточности, неправильности, упущения и прочие огрехи, и я очень рад, что эти замечания были высказаны здесь прямо на открытой дискуссии. Вообще должен сказать, что открытая дискуссия является единственно правильным методом обсуждения назревшей проблемы, и чем больше будет таких дискуссий, тем больше будет книг и тем лучше они будут. Дискуссии по таким вопросам и научным проблемам не обязательно должны связываться с выходом книги. Историческая наука является такой же наукой, как и другие, и ее задачей является расширение границ познания, а поэтому научные дискуссии нам необходимы точно так же, как и любой другой науке.

Я в своей книге попытался представить ту картину положения перед нападением гитлеровской Германии, которая мне представлялась правильной. Я старался объективно подойти к материалам, которыми располагал. Правы те, кто говорил, что многих документов нет в книге, и нет их не потому, что я не знаю их или не привлекаю,– но выпуск книги не только личное дело автора. На пути ее выхода в свет есть много инстанций, которые просматривают книгу… Но эти документы я имел в виду, когда писал книгу, я старался помещать данные, соответствующие подлинным документам. Я бы мог зачитать часть этих документов, но пока шел к этой трибуне, передумал, потому что все уже очень устали и не стоит затягивать обсуждение.

Главный вопрос – это, очевидно, вопрос о том, почему мы оказались в таком тяжелом положении в июне 1941 года.

Я думаю, что там, где существует неограниченная власть, а неограниченная власть была сосредоточена в руках Сталина, такие ошибки, такие грубые просчеты возможны. Там, где неограниченная власть, там могут быть неограниченные ошибки.

Полагаю, что основную вину за этот урон, за тот ущерб, который понес наш народ, наша страна, нужно возложить на Сталина. Я в этом глубоко убежден, как бы меня не уверяли, что это не так, что виноваты и другие. А я признаю, что виноваты и другие,– и министр обороны, и Генштаб, и командующие округами несут свою долю ответственности, ибо воинский устав и от командующего округом, и от командира взвода требует быть всегда в состоянии боевой готовности и т.д.

Но мы не могли уйти от тех специфических обстоятельств, при которых эти события развивались. Особенность этих обстоятельств заключалась в том, что никакие вопросы международной и внутренней политики, никакие мало-мальски серьезные решения без санкции Сталина не принимались. Это – факт, от этого факта уйти нельзя. Выступал ли Калинин в Военно-политической академии, выступал ли Жданов на каком-нибудь заседании, отстаивал ли Шапошников ту точку зрения, что не надо разрушать старых границ, все равно конечное решение принадлежало одному человеку. Это – факт, от него никуда не уйти. Об этом было прямо сказано нашей партией на XX съезде, в постановлении ЦК партии от 30 июня 1956 года, в решениях XXII съезда партии, – там было прямо сказано, что неподготовленность к войне явилась одной из самых серьезных ошибок Сталина. Это – факт. Об этом сказала наша партия, сказала открыто нашему народу. И по-моему, здесь спора не должно быть.

Вопрос об информации. Здесь выступал тов. Гнедин, и он прекрасно показал, каково было отношение к информации. К сожалению, беседа с маршалом Голиковым опубликована в моей книге не полностью. Полностью она не могла быть опубликована. В дальнейших вопросах, которые были мной заданы маршалу Голикову, и в его ответах содержится, между прочим, и самокритика Голикова, критика своих поступков, как начальника Главного разведывательного управления, так же как и других управлений Красной Армии, так же как руководителей и других правительственных ведомств, которые были заворожены (Голиков употребляет это выражение) авторитетом Сталина и естественно набирали именно те материалы, которые он желал бы видеть: И это – факт. Так было. Так бывает и в нашей жизни – часто мы своим непосредственным начальникам даем ту информацию, которую, мы знаем, им желательно было бы слышать. И против этого надо бороться совершенно решительно. И в этом отношении ответственность возлагается на всех нас, потому что это начинается с самого низшего звена. Сначала дается информация, потом она просеивается одним, вторым, третьим, и приходит уже не информация, а дезинформация.

Информация эта рассматривалась, тщательно изучалась. И ведь Главное разведывательное управление не было единственным источником информации. В книге я пытался это показать. Шел непрерывный поток донесений из-за границы, через Народный комиссариат иностранных дел, через НКГБ. Это еще один канал информации. Таких каналов, помимо 4-5 основных, существовало еще немало, через них также поступала информация. Я говорю об информации, которая шла помимо военной разведки, информации, которая проходила не через руки начальника Главного разведывательного управления. Так что недостатка в информации не было. Было совершенно иное. Было то, что я написал в своей книге, и написал, как мне кажется, правильно.

Сталин надеялся, Сталин считал, что ему удастся, попросту говоря, перехитрить Гитлера, а в конце концов он перехитрил самого себя в ущерб нашей стране, в ущерб партии. Конечно, он боялся войны. Еще бы ему не бояться – он-то знал лучше всех, что в 1937-м и в последующие годы наши основные кадры высшего комсостава были уничтожены. Это одна из важнейших причин нашей неподготовленности к войне. Это факт, это правда, об этом говорили на наших партийных съездах, в этом нет ничего нового. Об этом написано и в шеститомнике «История Великой Отечественной войны» (кстати сказать, в 6-м томе), об этом говорится и в однотомнике. Так полагают и все нынешние ответственные руководители нашей армии – и военные, и политические. Я считаю просто необходимым в связи с этим привести выступление нынешнего начальника Главного политического управления Советской Армии генерала Епишева на Всесоюзном совещании историков в 1962 году. Я прошу извинения за длинную, быть может, выдержку, но это необходимо.

Вот что творил тов. Епишев:

"Сейчас, когда во всех областях нашей деятельности успешно преодолеваются последствия культа личности, мы должны вскрыть до конца тот огромный вред, который был нанесен в период культа личности Сталина делу военного строительства.

Трудно, например, исчислить непоправимый ущерб, нанесенный Советским Вооруженным Силам массовыми необоснованными репрессиями против командных и политических кадров армии и флота. За короткое время, перед войной, в Вооруженных Силах были репрессированы десятки и сотни опытных, преданных партии, народу командиров и политработников. Жертвами произвола Сталина стали такие видные и талантливые военачальники, как В.К. Блюхер, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, И.Э. Якир, Я.Б. Гамарник и многие другие. Эти репрессии серьезно подорвали боеспособность и боевую готовность наших вооруженных сил и резко снизили уровень военно-теоретической работы.

Грубейшая ошибка Сталина в оценке военно-политической обстановки накануне Великой Отечественной войны, серьезные ошибки в руководстве Вооруженными Силами в 1941-1942 годах чрезвычайно дорого обошлись советскому народу. Понадобились поистине титанические усилия народа, колоссальная организаторская работа Коммунистической партии, чтобы выправить положение, создать перелом в войне. Советские военные историки видят свою задачу в том, чтобы восстановить историческую правду, в полном объеме показать великий подвиг народа, Коммунистической партии в разгроме ударной силы мирового империализма. И в этой области необходимо тесное содружество всех историков страны".

(Всесоюзное совещание историков. М., 1964. С. 64)

Вот, товарищи, я прочитал выступление товарища Епишева, здесь действительно совершенно правильно поставлены перед советскими историками задачи изучения истории Великой Отечественной войны. Когда я писал свою книгу, я, разумеется, старался основывать ее на тех решениях нашей партии, которые всем хорошо известны. Я старался придерживаться, и думаю, что мне в какой-то мере это удалось, нашего партийного ленинского принципа – показывать явление во всех связях и опосредствованиях. Не очень просто показать в таком маленьком объеме всю широту событий, которые происходили в это время. В книжке есть упущения, они не могли не быть, и они есть.

Я хотел бы в связи с этим ответить тов. Телегину. Конечно, большинство литературы, которую я использовал, напечатано после XX съезда партии. Это и естественно, XX съезд открыл перед исторической наукой и перед другими науками, и перед всей страной широкие просторы для творческой деятельности. Те товарищи, которые раньше молчали, не писали, заговорили. Появился большой поток литературы. Я не знаю, что вы понимаете под словом «хрущевизм», я не знаю такого термина. У нас, у историков, есть термин «партийность», который предписан нам нашей партией, нашим марксистско-ленинским учением. То, что было сказано партией на XX съезде, это не «хрущевизм», это – наша партийная совесть, это – наше сердце, наша кровь, это то, за что мы боролись, за что боролись наши отцы, за что будут бороться все будущие поколения. Я в этом глубоко убежден. (Аплодисменты )

Позвольте, товарищи не останавливаться на замечаниях, я должен подумать, должен изучить их. Это – вопрос очень серьезный. Я постараюсь, если действительно издательство «Наука» захочет обратиться ко второму изданию, исправить ошибки, выправить недочеты, дать более полную картину.

Хотелось бы поблагодарить Отдел истории Великой Отечественной войны за ту научную дискуссию, которую он сегодня провел, поблагодарить всех выступавших товарищей, которые не жалея своего времени пришли на это обсуждение. (Аплодисменты )