Маленькая костяная пластина длиной 38, шириной 14 и толщиной 4 миллиметра, вероятно, не является составной частью чего-то более крупного. По мнению немецких археологов, об этом свидетельствует характер узоров: они покрывают всю поверхность предмета и не производят впечатления неполных или незаконченных.

Радиоуглеродный анализ органических остатков в слое, в котором найдена пластина, показал, что она изготовлена в промежутке между XXX и XXXVI тысячелетием до н. э.

В течение 20 лет исследователи изучали костяную табличку. За это время они высказали много гипотез о значении знаков на её поверхности. Так, фигурка, изображённая на ней, по-видимому, представляет собой танцующего или молящегося человека, фантастическое существо, а может быть, божество.

По последней теории, выдвинутой Михаэлем Раппенглюком, бывшим сотрудником Мюнхенского университета, смысл этого изображения скрыт в его пропорциях и позе. Поднятые руки, расставленные ноги, причём одна короче другой, меч или дубина, висящая на поясе, точно передают относительное расположение звёзд в созвездии Орион.

Немецкий исследователь предположил, что более 30 тысяч лет назад люди называли фигуру, образованную звёздами, «Охотником» или «Ловцом», а человечек на костяной пластинке олицетворял это созвездие.

Есть ещё один факт, который отчасти подтверждает новую теорию Раппенглюка. Взаимное расположение звёзд на небе непостоянно, оно изменяется, хотя и очень медленно. 32 тысячи лет назад оно было не таким, какое можно наблюдать сейчас.

Доктор Раппенглюк применил компьютерную симуляцию, чтобы выяснить взаимное положение звёзд в созвездии Орион в эпоху палеолита. Оказалось, что оно было именно таким, как на рисунке, выполненном, как теперь предполагается, 32,5 тысячи лет назад.

Археолог подсчитал, что количество насечек на другой стороне пластины тоже имеет своё объяснение. 86 точек обозначают 86 дней — разница между продолжительностью беременности у женщины и числом дней в году. Именно в течение 86 дней в году видна на небе самая яркая звезда в созвездии Орион. Сопоставление этих двух фактов позволяет предположить, что в древней культуре, которой принадлежит рисунок, обожествляли Орион и связывали его с плодородием.

Костяную пластинку из долины Ах сделали первобытные люди эпохи позднего палеолита. Самые ранние следы их пребывания относятся к XXXXIII тысячелетию до н. э. По мнению антропологов, они связаны с процессом миграции Homo sapiens и вытеснением неандертальцев с территории Европы и Ближнего Востока. Наиболее известные археологические находки, относящиеся к этой культуре, находятся на юге Франции. Это наскальная живопись в пещерах в департаменте Дордонь и в Шове.

Сейчас об этом древнем культе трудно найти какие-либо сведения даже в энциклопедиях и справочниках, хотя когда-то митраизм был широко распространён в Средиземноморье, пока в конце IV века его не вытеснило христианство. Ныне от тайного культа остались лишь сотни загадочных изображений, потому, вероятно, историки до сих пор так и не смогли понять, в чём же заключалась суть учения.

Изображение юноши, убивающего быка, археологи находят в сотнях подземных храмов, разбросанных по всей территории бывшей Римской империи. Они представляют собой единственный след, который остался от митраизма — древнего тайного культа, распространённого в I веке до н. э. — IV веке н. э. Хотя в основном памятники митраизма сосредоточены в Средиземноморье, встречаются они и во Франции, Германии, даже в Англии.

Большинство изображений посвящено различным деяниям бога Митраса, однако основным мотивом рисунков и барельефов является тауроктония — сцена убиения быка. Её находят в каждом храме на самом видном месте, поэтому учёные считают, что именно в тауроктонии ключ к разгадке тайн митраизма.

Одно из первых упоминаний об этом древнем культе историки обнаружили у Плутарха. Он пишет, что в 67 году до н. э. митраизм исповедовали киликийские пираты, которые грабили корабли и прибрежные поселения по всей акватории Средиземного моря.

К III веку митраизм достиг своего расцвета. Приверженцами данной религии были в основном солдаты, купцы и служащие, причём женщины к её таинствам не допускались. Исповедовать митраизм мог только тот, кто прошёл тайный обряд посвящения, но причём рассказывать о таинствах культа запрещалось. Они назывались мистерией (от греческого mysterion — тайна, таинство). Именно требованием сохранения тайн культа и объясняется отсутствие письменных источников, в которых раскрывалась бы суть учения.

С каким же мифическим событием связан главный символ митраизма? Что означает сцена убиения быка? Одним из первых попытался расшифровать тауроктонию известный бельгийский историк религии Франц Кюмон. В 1899 году он впервые опубликовал свою интерпретацию этого символа. Кюмон исходил из того, что слово «Митрас» является вариантом имени более древнего иранского бога Митры.

Дэвид Юланси в журнале «В мире науки» (США) пишет: «Учёный пришёл к выводу, что митраизм произошёл от древнеиранского культа Митры — бога света и истины, который считался стражем договора людей». Однако слабой стороной гипотезы Кюмона является тот факт, что до сих пор никому из учёных не известен иранский миф, в котором Митра имел бы какое-нибудь отношение к убиению быка. Тем не менее, авторитет историка был настолько велик, что его версия происхождения митраизма считалась бесспорной на протяжении более 70 лет.

Только в 1971 году на I Международном конгрессе по вопросам митраизма в Манчестерском университете исследователи поставили под сомнение трактовку Кюмона. Чем же руководствовались учёные?

Средиземноморская цивилизация была исключительно благоприятной средой для зарождения новых религий. Завоевания Александра Македонского, упроченные его греческими и римскими последователями, привели к быстрому становлению единой средиземноморской культуры, при этом древние изолированные религиозные культы неизбежно разрушались. Они уже не могли оставаться духовной опорой для людей в огромной империи.

Одним из новых видов религиозных представлений стал фатализм, утверждавший, что жизнь человека полностью предопределена судьбой. Фатализм, в свою очередь, подготовил почву для развития астрологии, которая с помощью математических расчётов доказывала, что все события происходят исключительно по воле небесных сил. По мнению учёных, поставивших под сомнение выводы Кюмона, именно фатализм и астрология лежали в основе митраизма.

Итак, в начале 1970-х годов ряд исследователей, в том числе Роджер Бек, Стенли Инслер, Майкл Спейделайз, Дэвид Юланси, предложили свою интерпретацию тауроктонии, исходя из того, что на самом деле она представляет собой… своеобразную звёздную карту.

На тауроктонии часто можно встретить 12 знаков Зодиака и знаки Солнца, Луны и планет. Например, на барельефе, обнаруженном в Германии, видна характерная сцена убиения быка, причём на дуге, расположенной над изображением божества, выбиты фигуры, соответствующие созвездиям и знакам Зодиака.

Любопытно, что здесь имелись фигуры, соответствующие 7 созвездиям: Малого Пса, Гидры, Ворона, Скорпиона, Тельца, Льва и Чаши (бык соответствует Тельцу). Все эти созвездия, за исключением Льва, были расположены вдоль линии, указывающей на положение небесного экватора в то далёкое время.

Ещё до возникновения митраизма считалось, что ось небесной сферы, как и сама Земля, неподвижна. Однако примерно в 125 году до н. э. греческий астроном Гиппарх установил, что небесный экватор на самом деле постепенно смещался назад по Зодиаку. Гиппарх также рассчитал, какие созвездия располагались вдоль небесного экватора, когда точка равноденствия приходилась на созвездие Тельца.

Небесный экватор смещается в результате прецессии земной оси (медленного движения оси вращения Земли по круговому конусу). Те, кто считал, что Земля является центром Вселенной, истолковывали прецессию как движение небесной сферы и потому как смещение всего космоса. Фигуры, изображённые на тауроктонии, соответствуют созвездиям, которые располагались на небесном экваторе между 4200 и 2000 годами до н. э., когда точка весеннего равноденствия находилась в созвездии Тельца.

То, что устойчивая сфера с фиксированными звёздами на самом деле является неустойчивой вследствие действия какой-то силы, было настоящим потрясением для людей того времени. Древние мыслители, видимо, интерпретировали такое движение небесной сферы как свидетельство существования некоего могучего, ранее неведомого божества.

Д. Юланси пишет: «В этом контексте смысл тауроктонии становится понятным: смерть быка символизировала конец правления созвездия Тельца как созвездия весеннего равноденствия и начало новой эры. Другие фигуры на тауроктонии представляют созвездия, чьё положение на небе также изменилось в результате прецессии. Убив быка (что вызвало смещение точек равноденствия), Митрас, по сути дела, сдвинул всю Вселенную. Бог, способный на такой грандиозный поступок, несомненно, заслуживал поклонения». Понятно, что столь могущественному божеству стали приписывать, и возможность влиять на судьбу, которая, согласно астрологии, зависела от расположения звёзд и планет.

По мнению Юланси и его единомышленников, сам Митрас тоже соответствовал определённому созвездию. На всех изображениях он в виде юноши с клинком и во фригийском колпаке всегда расположен поверх быка. Над Тельцом находится созвездие Персея, изображение которого как раз соответствует облику Митраса. Известно, что Персею поклонялись как раз в Киликии, где, по мнению Плутарха, и зародился митраизм.

Но как же Персей стал Митрой? В античности Персей считался основателем Персии и потому мог быть связан мифологически с иранским богом света и истины — Митрой. Кроме того, киликийские пираты считались союзниками царя Митридата Понтийского. Эта династия была названа по имени Митры, а сам царь верил, что происходит от Персея. Возможно, благодаря этим обстоятельствам и возникла связь между Персеем и Митрой, которая и привела к принятию божеством имени Митрас (греческая форма имени Митра).

Фольклорист Принстонского университета (Нью-Джерси) Эдриэна Мейер, автор вышедшей осенью 2003 года книги «Греческий огонь, отравленные стрелы и „скорпионовые бомбы“: биологические и химические войны в античном мире», утверждает, что отважные и благородные воины знаменитой поэмы Гомера использовали в битвах Троянской войны стрелы, пропитанные змеиным ядом.

Объединив и сопоставив свидетельства более пятидесяти греческих и латинских авторов с данными археологических раскопок, Э. Мейер пришла к выводу, что в античные времена использовалось биологическое и химическое оружие, не менее ужасное, чем в XX веке. Ядовитый мёд, отравленная вода, «скорпионовые бомбы», удушающий газ, зажигательные смеси (аналог современного напалма) широко применялись в сражениях. Среди жертв, равно как и среди адептов древних «биохимических» войн, оказались такие исторические личности, как, например, Ганнибал, Юлий Цезарь, Александр Великий и многие другие.

Самое раннее упоминание об использовании яда содержится в описании одного из подвигов героя греческих мифов Геракла. Он пропитал свои стрелы ядом Лернейской гидры, став, таким образом, создателем первого в истории человечества химического оружия, описанного в литературе.

«Илиада», в которой также упоминается химическое оружие, была создана примерно в 700 году до н. э., а события, о которых идёт речь в этой поэме Гомера (война между греками и троянцами), происходили в 1250 году до н. э. В поэме описана легендарная десятилетняя осада Трои греческим царём Менелаем, который пытался вызволить свою жену Елену из рук её похитителя Париса. Некоторые эпизоды «Илиады» косвенно свидетельствуют о том, что во время сражений применялось биологическое оружие, несмотря на то что прямо Гомер об этом нигде не говорит.

«Когда Менелай был ранен стрелой троянцев, лекарь сделал ему кровопускание, и из раны стала медленно истекать „чёрная кровь“. Этот способ лечения человека, укушенного ядовитой змеёй или раненного отравленной стрелой, был распространён и в реальной жизни», — пишет в своей книге Эдриэна Мейер. Вне всяких сомнений, именно яд змеи, которым были смазаны стрелы противников, вызвал такое медленное истечение густой, очень тёмной крови из раны греческого царя. В Древней Греции для изготовления смертельного оружия использовали яд гадюк — он долго сохранял свои свойства, даже будучи высушенным.

— То, что сейчас мы называем биологическим оружием, было использовано воинами древности, — говорит Роберт Фэйглес переводчик «Илиады» и глава отделения сравнительного литературоведения Принстонского университета. — Мой самый любимый пример, подтверждающий это, Одиссей. В качестве оружия он выбрал пропитанные ядом стрелы.

Одиссей, прославленный стрелок из лука, был первым легендарным персонажем, использовавшим сок ядовитых растений для своих стрел, утверждает в своей книге Эдриэна Мейер. Гомер поведал нам о том, как Одиссей отправился в Западную Грецию в поисках смертоносного растения, чтобы смазать его соком бронзовые наконечники своих стрел. Кстати, и сам Одиссей принял смерть от отравленного копья. Мейер считает, что античные воины часто пользовались стрелами, наконечники которых были смочены растительными или другими природными ядами. В те времена существовало по меньшей мере две дюжины видов растений, пригодных для этого. В тех же целях использовались ядовитые рыбы, лягушки, насекомые, навоз, смешанный с «дурной кровью», и тому подобное.

— Книга Эдриэны Мейер является чрезвычайно важным вкладом в изучение истории химического и биологического оружия. Она убедительно доказала, что эти страшные способы ведения войн своими корнями уходят в древнейшие времена человеческой истории, — так отозвался о новой работе фольклориста эксперт по биологическому и химическому оружию Марк Уиллис из Калифорнийского университета.

Начиная с XIX века историки, археологи и более всех искатели кладов пытались «выйти на след» легендарного Тартесса, древнего города, о красоте и роскоши которого с восхищением рассказывали античные писатели, а ещё ранее скупо упоминали финикийцы. В Ветхом Завете Тартесс именуется Таршишеми, и пророки не раз говорят о нём как о символе богатства и изобилия.

О местоположении Тартесса шли долгие споры, но найти его никому не удавалось. Одни авторы утверждали, что Тартесс находился на неких островах в Гибралтарском проливе, большинство других указывали на то, что город лежал на южном побережье Испании за Столбами Геракла, на берегу Атлантики. Выдвигалась даже версия, что Тартесс являлся частью легендарной Атлантиды и, следовательно, вместе с ней во время величайшей геологической катастрофы опустился на дно морское и навсегда канул в вечность. Что касается древних греков, то они полагали, будто далеко на западе лежала неведомая земля и именно туда отправился могучий Геракл в поисках золотых яблок Гесперид. Там он воздвиг для обозначения «пределов мира» две высокие скалы по обе стороны узкого пролива — знаменитые Столбы.

Многие мореходы уходили в море, надеясь достичь земли на западе, ибо до их слуха доходили не только легенды о подвигах мифических героев, но и полусказочные истории о её богатствах.

Однажды, около 660 года до н. э., как сообщает историк Геродот, купец с острова Самос Колей был заброшен бурей за Столбы Геракла и попал в город-государство Тартесс, где мудро правил царь Аргантион. Колей сумел вернуться на родину и привезти с собой более 1,5 тонн серебра, по свидетельству летописца, «получив такую прибыль, какой не получал в то время ни один грек». С тех пор в Элладе узнали о существовании реальной страны на западе и богатого города Тартесса лежавшего на его побережье. Греки стали регулярно отправлять туда экспедиции. Так они открыли для себя Иберийский полуостров и основали ряд колоний на его южном побережье. Однако постоянно вести дела с жителями Тартесса грекам не удавалось, так как им мешали финикийцы, претендовавшие на монопольную торговлю.

Действительно, финикийцы были первыми мореплавателями, избороздившими вдоль и поперёк Средиземное море. Они же первые нашли страну, лежавшую далеко на западе, совершив это открытие гораздо раньше греков. Далёкой земле они дали название, позже переделанное римлянами на Испанию, что означало на языке финикийцев «отдалённая, спрятанная». Но как только финикийские купцы из Тира открыли для себя природные богатства Испании, они тут же попытались монополизировать торговлю с Тартессом. Для того чтобы прочно закрепиться на Иберийском полуострове, они, начиная с 1100 года до н. э. основали на его побережье многочисленные колонии, в том числе порты Малагу, Абдеру и Гадес (современный Кадис).

Гадес имел наиболее выгодное местоположение. Он располагался несколько южнее Тартесса, на мысу, вдающемся в море, и таким образом прикрывал Тартессийский (ныне Кадисский) залив.

Со временем Гадес стал богатейшей факторией на всём Средиземноморском побережье. Гадес настолько процветал, что бочки для воды и якоря на судах изготовлялись из чистого серебра. К VI веку до н. э. город приобрёл репутацию богатого и злачного места.

Финикийцы фактически закрыли дорогу в Тартесс для всех, кто прибывал на Иберийское побережье, в первую очередь для греков. Самих жителей Тартесса финикийская «крыша» тоже не устраивала, потому они неоднократно начинали войны за независимость от Гадеса, но безуспешно. Купцы со всего мира прибывали за товаром в Гадес, не имея представления о том, где же находится собственно Тартесс. Его местоположение было прочно забыто…

Современные историки утверждают, что около 3000 года до н. э. многочисленные племена, объединённые общим наименованием «иберы», пришли в Испанию из Северной Африки, преодолев Гибралтарский пролив. Среди иберов выделялись турденаты, турдулы, или тартессийцы, поселившиеся в устье реки Гвадалквивир и вдоль её берегов. Они жили в городах, обнесённых стенами, хоронили умерших в изысканных гробницах, но самое главное, начали разработку богатых месторождений серебра, золота и олова.

Географ Страбон, побывавший в Испании около 30 года до н. э. отмечал, что иберов отличало гостеприимство, величественные манеры, высокомерие, безразличие к лишениям и нетерпимость к постороннему вмешательству во внутреннюю жизнь их сообществ. Любопытно, что именно эти черты предков унаследовали современные испанцы.

Представление о богатстве Тартесса было связано прежде всего с его серебряными рудниками и месторождениями золота. До открытая Тартесса финикийцами и греками иберы торговали с Северо-Западной Европой, Северной Африкой, Британией и даже Скандинавией.

В поисках Тартесса археологам пришлось отталкиваться от древнегреческих источников, многие из которых указывали, что Тартесс находится в устье Гвадалквивира.

В начале XX века правоту древних греков взялся проверить немецкий археолог Адольф Шультен, и для этого ему понадобилась вся его долгая жизнь. Шультен установил, что Тартесс был главным городом довольно крупного государства, в состав которого входили земли как к востоку от Гвадалквивира, так и к западу вплоть до пределов современной Португалии. На территории бывшей державы тартессийцев Шультен и его помощники открыли следы великолепной цивилизации: остатки искусных гидротехнических сооружений, руины монументальной архитектуры, рудники и мастерские, где обрабатывали руды для получения драгоценных металлов.

В 1958 году в местечке Эль-Карамболо около Севильи были обнаружены богатейшие захоронения, полные золотых и серебряных изделий редкой красоты, бесспорно принадлежавших тартессийцам.

Легенды не лгали: страна Тартесс была необычайно богата золотом, серебром, а также медью, железом, свинцом. Искусство тартессийских металлургов притягивало внимание торговцев всего Средиземноморья. Богатство страны влияло и на уровень жизни и культуры её граждан. Тартесс, согласно греческим свидетельствам, был настолько утончённым городом, что его законы были написаны в стихах. Шультену удалось найти несколько надписей тартессийцев, выгравированных на камне и металле, но прочитать их до сих пор никому не удалось. Однако самого легендарного Тартесса Шультен так и не нашёл.

Вместо величественного города-порта учёный обнаружил в устье Гвадалквивира лишь остатки рыбацкого поселения времён эпохи владычества Рима и золотое кольцо с надписью на греческом языке. Тогда-то он выдвинул предположение, что столица Тартессийской державы ныне покоится на дне моря.

Между 520 и 509 годами до н. э. в районе Кадисского залива произошло сильное землетрясение, в результате которого Тартесс был разрушен, тем более что находился древний город в зоне высокой сейсмической активности. Многие историки подхватили идею Шультена и даже предположили, что Тартесс с его самобытной, богато расцветшей и неожиданно исчезнувшей цивилизацией являлся одним из крайних форпостов Атлантиды. После гибели великой метрополии он ещё процветал несколько столетий, но, к несчастью, подвергся той же печальной участи.

Самый известный и удивительный из сохранившихся до наших дней кромлехов, то есть доисторических мегалитических сооружений из камня, — это, вне всяких сомнений, Стоунхендж в Англии. Данный памятник доисторической архитектуры сложен в виде круговой ограды из двух типов обтёсанных каменных глыб, который доставляли с Презелийских гор к месту строительства в течение нескольких столетий. А Презелийские горы находятся больше чем в 200 километрах от Стоунхенджа.

И тут возникает законный вопрос: как наши доисторические предки сумели перетащить неподъёмные глыбины на такое огромное расстояние, да и, собственно, зачем? Ответов существует превеликое множество. Вернее даже не ответов, а скорее предположений.

Согласно старинной кельтской легенде, необычайные сооружения сотворил волшебник Мерлин. Это он, великий кудесник, собственноручно перенёс громоздкие каменные глыбы из Ирландии и крайнего юга Англии в местечко Стоунхендж, что к северу от городка Солсбери в графстве Уилтшир, и возвёл там пережившее века святилище — самый знаменитый на Британских островах, да и во всём мире, мегалит.

Стоунхендж, напомним, представляет собой двойную круговую ограду из установленных вертикально крупных камней. Такую ограду археологи называют кромлехом. И построена она была, по их мнению, между III и II тысячелетием до Рождества Христова — в пять больших по времени этапов.

Ещё в 1136 году английский хронист Джеффри Монмутский свидетельствовал, что «каменья сии были завезены издалека». Мы же с вами, полагаясь на данные современной геологии, в одном можем согласиться с ним вполне: часть глыб для строительства мегалита действительно были каким-то образом доставлены с запада, но никак не из ближайших к Стоунхенджу каменоломен. Помимо того, 80 тонн менгиров, или обработанных каменных блоков, которые следом затем устанавливали в вертикальном положении, завезли из южных областей Уэльса, расположенного в западной части Англии (в частности из Пембрукшира). И произошло это уже на втором этапе строительства, то есть во второй половине III тысячелетия. Из Презелийских каменоломен на юго-западе Уэльса так называемые синие камни перевозили в Стоунхендж по воде — во всяком случае, так предполагает известный английский археолог профессор Ричард Аткинсон. А более точно — по морю и рекам в глубь страны. И наконец — завершающий отрезок пути, «парадный», который спустя несколько столетий, в 1265 году, получил название, сохранившееся до наших дней, правда, несколько в ином значении: «авеню» — о нём будет сказано позднее. И тут уже действительно впору восхититься силой и долготерпением древних.

Не меньшее восхищение вызывает и мастерство каменотёсов. Ведь большая часть кровельных плит знаменитого дольмена, как ещё называют мегалитические сооружения типа Стоунхенджа, весят несколько тонн, а многие опоры — порядка нескольких центнеров. Кроме того, требовалось ещё найти подходящие глыбы, перевезти их к месту будущей постройки и установить в строго определённом порядке. Словом, строительство Стоунхенджа, выражаясь современным языком, было равносильно трудовому подвигу.

В самом деле, при строительстве Стоунхенджа использовались камни двух разновидностей: крепкие валуны — так называемые эоловые столбы — из эйвберийского песчаника, из которых складывали трилиты — те же дольмены, или вертикальные каменные блоки с поперечными каменными же плитами сверху, образовывавшие внешний круг всего сооружения; и более мягкие долериты, входящие в состав рудных и угольных пластов. Долерит — это похожая на базальт магматическая порода синевато-серого оттенка. Отсюда и его другое название — синий камень. Двухметровой высоты долериты образуют внутренний круг мегалитического сооружения.

Хотя синие камни Стоунхенджа не очень высоки, именно в них, полагают археологи, заключён тайный смысл всего сооружения.

Первое, на чём единодушно сошлись учёные, — геологическое происхождение долеритов: их родина — Презелийские горы. А вот по поводу того, зачем древним предкам кельтов понадобилось ворочать долеритовые валуны, мнения исследователей разошлись. Споры главным образом вызывал допрос: действительно ли люди из нового каменного века собственноручно перетаскивали глыбины к месту постройки мегалита или же камни смещались сами по себе — по мере смещения ледников во время четвертичного периода, то есть задолго до появления человека? Конец спорам был положен лишь совсем недавно. На международной конференции гляциологи огласили результаты своих многолетних исследований, сводившихся к тому, что в районе Стоунхенджа крупных ледниковых подвижек никогда не было.

Теперь археологи могли вести раскопки в полной уверенности, что перемещение мегалитических глыб — следствие грандиозной человеческой деятельности. Но ответов на многие другие вопросы, связанные с «как» и «зачем», пока не найдено.

От Презелийских гор до Стоунхенджа по прямой — 220 километров. Однако, как известно, прямой путь не всегда самый короткий. Так и в нашем случае: с учётом непомерной тяжести «груза» приходилось выбирать не самый короткий, а наиболее удобный путь.

К тому же надо было построить соответствующие транспортные средства. Известно, что в новом каменном веке люди умели выдалбливать из стволов деревьев челны, — они-то и были главным транспортным средством. Действительно, недавно археологи обнаружили остатки древнего тримарана, состоявшего из трёх семиметровой длины долблёных челнов, скреплённых поперечинами. Таким тримараном вполне могли управлять с помощью шестов шестеро человек. А что до четырёхтонных каменных глыб, тем же шестерым гребцам было под силу погрузить их на тримаран при помощи рычагов. Морской путь вдоль пологих берегов Уэльса являлся самым удобным, да и укромных бухт, на случай непогоды, там имелось предостаточно.

Однако часть пути приходилось преодолевать по суше. И тут уже требовались сотни пар рук. Первым делом «груз» надо было перевалить на салазки и тянуть их по очищенным от сучьев стволам деревьев, уложенным поперёк пути, наподобие катков. Каждую глыбину тащили не меньше двух десятков человек.

И ещё одна немаловажная деталь: во избежание осенних и весенних штормов камни можно было перевозить с начала мая до конца августа. Для этого требовалась не только огромная рабочая сила, но и смётка, поскольку единственными орудиями в те далёкие времена были деревянные шесты, каменные топоры и рычага, не считая деревянных же катков и челнов. Незаменимым подспорьем, кроме того, служили ремни — кожаные, льняные или конопляные. Колеса в то время ещё не изобрели. Лошадей люди также пока не научились приручать. А значит, не было и повозок — они появились много позже, в бронзовом веке. Между тем в качестве тягловой силы люди нового каменного века уже широко использовали быков. Да и сами они были объединены в хорошо организованное сообщество.

Люди, отправлявшиеся добывать камень, безусловно, руководствовались неким великим побуждением: камнедобытчики знали — если вернутся не с пустыми руками, то их ждут почёт и слава, поскольку они вносят свою посильную лепту в строительство святилища, иначе говоря, выполняют священную миссию. Для юношей, к примеру, такой поход был своего рода испытанием, предшествующим посвящению в мужчины.

Нетрудно догадаться, что путь камнедобытчиков был долог и труден. И не случайно иные из них погибали по дороге. Особенно много опасностей таил водный путь — главным образом из-за штормов, встречных ветров и течений. Тем более что челны продвигались вперёд очень медленно: ведь управлялись они, как мы помним, с помощью шестов или примитивных гребцов. Наземный путь также требовал колоссальных усилий, поскольку передвигать многотонные каменные глыбы по суше куда труднее, чем по воде.

Осенью синие камни наконец доставляли по реке к месту, расположенному в трёх километрах от Стоунхенджа, и камнедобытчики возвращались домой. А груз оставался на берегу до следующего лета: камни устанавливали неизменно в день летнего солнцестояния. Тогда-то, собственно, и заканчивался долгий «священный путь».

В день церемонии, до восхода солнца, завершался последний этап: к Стоунхенджу по специальной дороге — «авеню» — направлялась торжественная процессия. Дорогу эту, четырнадцати метров шириной, с обеих сторон окаймляли рвы и насыпи. Она тянулась вверх дугой, облегчая подъём на священный холм, и вела строго на восток — туда, где всходит солнце.

Некоторые камни в Стоунхендже образуют прямые ряды, направленные в стороны восхода и заката солнца и луны. Вероятно, для древних это имело жизненно важное значение: они должны были точно знать дни, когда следовало поклоняться духам усопших предков.

Как мы уже знаем, перевезённые в Стоунхендж долериты использовались при строительстве первой ограды — её возвели около 2500 года до Рождества Христова. К тому времени Стоунхендж уже считался древним памятником. Пятью веками раньше святилище обнесли рвом, оградив его с внешней стороны земляным валом шириной порядка сотни метров.

Во время третьего этапа строительства — около 2000 года до Рождества Христова — в Стоунхендже были установлены огромные трилиты. Тогда же на место строительства доставили 30-тонные эоловые столбы — их до святилища пришлось перетаскивать за тридцать километров.

Самый же грандиозный этап строительства начался с доставкой синих менгиров. К тому времени долеритовый пояс, так и не законченный, был разрушен — вероятно, для того чтобы уступить место куда более величественному сооружению, на возведение которого требовалось намного больше усилий.

Так, за какие-нибудь четыре сотни лет синие камни исчезли вовсе. Однако около 2000 года до н. э. они оказались на прежнем месте. И сегодня как раз по ним-то мы и можем судить о том, каким был Стоунхендж в первозданном виде.

Впрочем, далеко не все археологи полагают, что долериты как строительный материал исчезли на целых четыреста лет. Их следы были обнаружены в других монументальных сооружениях того времени: например на горе Силбери, самом высоком искусственном холме времён нового каменного века, высящемся в 40 километрах к северу от Стоунхенджа. На его вершине и был обнаружен обломок долерита, который, судя по всему, когда-то был частью кромлеха.

Хотя мы не располагаем полными знаниями о той далёкой эпохе, у нас, тем не менее, есть все основания предполагать, что кромлехи представляют собой, помимо всего прочего, памятники культуры нового каменного века, когда человек только-только начал заниматься продуктивной деятельностью. Именно в тот период у людей появился первый опыт в сельском хозяйстве и животноводстве. Тогда же человек стал привыкать к оседлому образу жизни и строить поселения.

Так что какими бы ни были истинные причины, побудившие людей каменного века построить стоунхенджский кромлех, в нашем представлении он навсегда останется самым замечательным мегалитическим памятником.

Недавно британскими археологами было найдено древнее захоронение неподалёку от этого загадочного сооружения. Как сообщает газета «The Guardian», останки человека, захороненного возле Стоунхенджа более четырёх тысяч лет назад, принадлежат выходцу из тех мест, где сейчас расположена Швейцария.

Человека из захоронения прозвали «Король Стоунхенджа», потому что его могила была щедро заполнена дорогими предметами. Здесь находилось множество металлических изделий, включая орудия труда, а также украшения, выполненные из золота, добытого из старейшего месторождения Британии.

Захоронения сразу поразили археологов, совершенно сбив их с толку. Но, возможно, они дадут ключ к разрешению давней загадки, породившей бесчисленное количество гипотез, — как валуны Стоунхенджа, весом каждый до четырёх тонн, были переправлены на расстояние 240 миль из Презелийских гор на их нынешнее место?

Захоронение «Короля Стоунхенджа» было обнаружено в трёх милях от гигантского каменного «круга». «Король» был похоронен около 2300 года до н. э., как раз в то время, когда громадные валуны были добавлены к ранее существовавшим специально вырытой канаве и насыпному земляному сооружению. И именно к рубежу III–II тысячелетий до н. э. относится начало новой эпохи в первобытной истории человечества — бронзового века, во время которого в древних культурах происходило огромное количество прогрессивных изменений. Считалось, что в целом обработка металла получила распространение гораздо позже — во II тысячелетии до н. э., вот почему так велико значение этой находки, относящейся к последней трети III тысячелетия до н. э.

Эндрю Фицпатрик, директор Археологического общества Уэссекса, сказал:

— Я хотел бы знать, был ли действительно наш «король» тем пришельцем, который передал, в прямом смысле, основные континентальные технологии доисторическому Уилтширу, тем самым человеком, который умел плавить медную руду и делать из неё ножи. Он обладал высочайшим статусом в общине, и это, несомненно, было связано с его умением обрабатывать металл. Для людей той эпохи человек, который мог собрать камни и «превратить» их в металлические предметы, был кем-то вроде алхимика или мага в Средневековье, Я думаю, что это не может быть нашей фантазией.

Родину «короля» помогли установить его зубы. Исследование зубной эмали показало, что ранние этапы его жизни прошли в районе Альп, возможно, Швейцарских. Умер он в возрасте от 35 до 45 лет.

Неподалёку от захоронения «Короля Стоунхенджа» найден ещё один могильник, в котором также находился скелет. Исследования второго скелета показали, что он принадлежал человеку, который родился и вырос в Англии, но является родственником «швейцарского гостя», возможно, его сыном.

В захоронениях «короля» и его «сына» было обнаружено более ста различных предметов. Число это в десять раз превосходит находки в других могильниках, относящиеся к тому же периоду времени. Среди находок — три медных ножа, две золотые пряжки для волос, шестнадцать наконечников для стрел, каменные браслеты, кремень и орудия труда из оленьих рогов, а также костяная булавка, которая, возможно, служила застёжкой для одежды.

Для такого типа захоронений характерно наличие в могильниках кубков. Нормой считается, если присутствует один, максимум — два кубка или чаши. Но в этом могильнике их было найдено целых пять! Археологи, пытаясь объяснить столь большое количество кубков, высказали смелое предположение: «король» был не только «магом» и «алхимиком», он был ещё и первым бродячим торговцем!

Сейчас исследования Уилтширского могильника продолжаются.

Несколько лет назад группа российских учёных вернулась из Англии, где занималась изучением… пирамид, сообщает Д. Васильев. Мы привыкли думать, что такие сооружения, как пирамиды, характерны прежде всего для Египта и Мексики, но оказалось, ошибались. Пирамиды есть на Канарских островах, в Гондурасе, Гватемале, Сальвадоре, Перу. Курганы, которые сооружались на Руси нашими далёкими предками, тоже вполне можно назвать пирамидами.

Эти удивительные строения воздвигались в местах выхода на поверхность Земли мощных энергетических потоков. А вот от того, какой конструкции они сооружались, зависело качество их воздействия на человека. Довольно часто, находясь на пирамиде, человек ощущает положительное воздействие, а проникая внутрь, через некоторое время погибает.

Оказывается, людям для существования нужен определённый энергетический уровень окружающей среды. Когда он слишком высок, это может губительно сказываться на его здоровье.

В Англии есть удивительно живописное местечко с неанглийском названием — Пенья-де-Берналь. Гора, которая находится там, своими очертаниями напоминает пирамиду. Рядом с ней расположилась деревенька, в которой люди живут до ста и более лет, никогда не болеют и отличаются удивительной выносливостью. В соседней же деревне долгожителей нет, человеческий век там не превышает 75–80 лет. Многочисленные специалисты по биолокации, приезжавшие в Пенья-де-Берналь, установили, что гора излучает полезную человеческому организму энергию как раз в сторону деревушки долгожителей. А вот внутри горы имеется, судя по всему, неблагоприятное энергетическое завихрение. Раньше там существовало несколько шахт по добыче изумрудов и золота. Но потом оказалось, что шахтёры, работающие внутри горы, мрут как мухи. Приблизительно через год, после того как люди уходили внутрь горы, их жизненный путь заканчивался. И теперь, несмотря на то что ценные полезные ископаемые залегают совсем не глубоко, желающих работать в шахтах не находится.

Известен ещё один интересный случай. В Мексике есть пирамида Графа, на которой в своё время поселился и в течение двух лет жил французский граф Вольдек, славившийся своими экстравагантными поступками. Во время своего пребывания на пирамиде граф пережил бурный роман с местной индианкой, а затем, насытившись этим любовным приключением, вернулся на родину. Говорят, что Вольдек после проживания на пирамиде отличался отменным здоровьем и умер в возрасте 109 лет, причём не от старости, а попав под экипаж на Елисейских Полях, пытался догнать хорошенькую даму…

Изучая воздействие пирамид на человеческий организм, наши учёные вместе с американским специалистом в области биолокации Сигом Легреном поднимались на Гластонберри. Это пирамида в Англии, на вершине которой, в точке пересечения силовых линий, находится продуваемая всеми ветрами старинная башня. Погода стояла ненастная, исследователи кутались в тёплые куртки. И вдруг прямо перед ними возникла странная фигура: босой человек с развевающимися длинными волосами, в тряпье, едва прикрывающем его наготу, стремительно пересёк дорогу, по которой шли учёные, и исчез, словно растворился в воздухе. Рядом находится вполне благополучный английский посёлок, в котором живёт внучка Черчилля, и появление здесь подобного фантастического существа казалось нереальным. Однако, поднявшись в башню, исследователи обнаружили там удивительное сборище: члены какой-то секты распевали псалмы, призывающие к отрешению от земного бытия. Правда, сами эти люди, судя по всему, ещё были далеки от полного отрешения, потому что, увидев незваных гостей, принялись злобно выкрикивать: «Убирайтесь вон! Вас сюда никто не звал!» Завершив необходимые замеры, учёные поспешили уйти из странного места. Судя по всему, пирамида Гластонберри оказывает отрицательное воздействие на человеческую психику.

А вот единственная в мире земляная пирамида Сильбери-Хилл, подъём на которую закрыт, кажется, возрождает в людях все их лучшие качества. Добившись разрешения местных властей, учёные поднялись наверх вместе с небольшой группой, состоящей из двух англичан, ирландца, новозеландки и австралийки. Оказавшись на вершине, участники восхождения уже через пять минут перезнакомились, а вскоре сели в кружок, обнялись и стали говорить друг другу приятные вещи. Дама из Новой Зеландии сказала буквально со слезами на глазах: «Я жила в Петербурге два дня, и если бы задержалась ещё ненадолго, то, кажется, не смогла бы оттуда уехать никогда!» Похоже, энергетика Сильбери-Хилл в отличие от Гластонберри обладает положительным зарядом и очень хорошо влияет на людей, пробуждая в них самые лучшие качества.

Известно, что пирамиды всегда строились в «точках силы». А вот как эта сила будет направлена, каким окажется её влияние на человека, зависит уже от конструкции. В Мексике, например, есть пирамида, которая служит для приведения ацтекских воинов в состояние агрессии… Если бы сооружение в Гластонберри имело другую форму, оно, возможно, влияло бы на людей позитивно.

И всё-таки пирамиды — строения для Англии нетипичные. Возникает вопрос, используются ли здесь места выхода энергии на поверхность земли для целительства, как, например в Мексике?

Стоунхендж, который по своим энергетическим характеристикам годится для целительской практики, сейчас, к сожалению, закрыт. Смотреть на него можно только через ограждение. Неплохое в энергетическом плане место Вудхенд: оно напоминает Стоунхендж, только объекты на его территории раньше были деревянными, а потом их заменили на бетонные. Никто из биоэнергетиков там в настоящее время не работает. Интересно для исследователей такое место, как Эйвбери, однако ныне оно превращено в арену для различных театрализованных шоу, где постоянно находятся какие-то люди, выдающие себя за друидов. Серьёзному специалисту здесь трудно работать. Однако англичане верят в то, что некоторые объекты, возведённые в глубокой древности, обладают целительной и даже волшебной силой. Так, в одном из укромных местечек старой Англии находится огромный камень с выдолбленным в нём отверстием. Считается, что бесплодная женщина, пролезшая сквозь него, сможет забеременеть. Невероятно, однако современные респектабельные англичанки время от времени прибегают к помощи необычного камня.

Сейчас часто пишут о кельтских жрецах-друидах. У них и сегодня есть поклонники и последователи, которые предлагают свои версии истории кельтов. Чаще всего речь идёт о легендарной «битве деревьев». Относят её к времени, отстоящем примерно на четыре столетия до нашей эры. От битвы отсчитывают эпоху расцвета в жизни кельтов. Завершают этот период даже не завоеванием Галлии легионами Цезаря, а штурмом римлянами святилища друидов и жриц-друидесс на острове Англси в Британии в 81 году н. э. В ответ на нападение бритты подняли восстание. Во главе его встала женщина-воительница Боадиция, по сей день почитаемая англичанами. И всё же в первые века нашей эры могущество друидов ослабло. Наконец, после разрушения ещё одного святилища Авалона — легенды относят это событие ещё на пять столетий позднее — начинается современная история кельтов, сохранивших свою культуру в Шотландии, Ирландии, Уэльсе и французской Бретани.

Историки называют кельтов «народом железного века», а их упадок относят ко времени после захвата Цезарем Галлии в 58–52 годах до н. э. Открытым остаётся вопрос о том, как долго сохраняли своё влияние друиды в Шотландии и Ирландии. Кто может «рассудить» узких специалистов и последователей друидов, опирающихся на устную традицию? Имели ли место в действительности такие легендарные события, как «битва деревьев»? Насколько вообще можно доверять фамильным преданиям?

Оказывается, нам всем знаком пример, подтверждающий долгое влияние друидов в Британии и точность устной традиции. Многие в России знают — пращуром по отцовской линии великого русского поэта Лермонтова был шотландский народный певец-бард Томас Лирмант. Жил он в XIII веке и получил прозвище Томас Рифмач. Затем он стал героем легенд. В своё время шотландскую народную балладу «Томас Рифмач» на русский язык перевёл С. Маршак. В конце поэмы героя посвящают в оваты — учеников друидов:

В зелёный шёлк обут был Том,
В зелёный бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.

Известно, что период ученичества оватов включал изучение священных стихов, занимал ровно семь лет, и всё это время ученики носили именно зелёные одежды. Так что народная традиция точно описывает обряды друидов. Сохранение обычаев кельтов именно в Шотландии не должно нас удивлять — римские легионы не смогли покорить свободолюбивых горцев тогдашней Каледонии, римлянам даже пришлось воздвигать крепостную стену вдоль пограничной реки Твид, чтобы самим защититься от их набегов. Остатки стены сохранились до сих пор. Выходит, что когда римляне отгородились от этих мест, они тем самым позволили там сохраниться кельтским преданиям и обычаям. Так что последуем дальше за легендами, продолжив путешествие в мир друидов.

На второй стадии обучения их ученики назывались филидами, хотя их часто путают с бардами (от кельтского слова «бард» происходит наименование современных исполнителей авторской песни). Барды и тогда были народными певцами, но не обязательно допущенными к священным песнопениям, в отличие от филидов. Последние должны были знать наизусть 750 особых песнопений, а одевались в небесно-голубое — цвет символизировал истину и гармонию.

На третьей стадии обучения друиды, уже посвящённые в жреческое звание, носили белые одежды. А среди символов власти главных друидов был венок из дубовых листьев, священного дерева кельтов.

Для посвящения подходящими считались лишь дни зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия. Солнце в стране кельтов обожествляли, его восход после самой длинной ночи в году несколько дней праздновали как новое рождение светила. Пик праздника приходился на 25 декабря.

Друиды верили в переселение души, что напоминает индуизм, но без «классической» реинкарнации. Историки считают такое сходство не случайным, напротив, отмечают, что следы наиболее древних верований индоевропейских племён лучше всего сохранились на самой западной и самой восточной окраинах их мест обитания. Любопытно другое. Друиды активно участвовали в обороне своих земель, а индусские брахманы не имели права не только воевать, но даже наблюдать за ходом сражений. Считается, что кельты сохранили древние обычаи, дошедшие до нас от эпохи, когда ещё было разделение власти на светскую и духовную. Поэтому в жизни своих племён друиды играли очень важную роль. Недаром налаживание взаимоотношений с кельтскими жрецами было столь значительным для Цезаря.

Многие сведения о мире друидов донёс до нас именно этот завоеватель, написавший известные «Записки о галльской войне». Цезарь подробно характеризует кельтские обряды, а его неточности чаще объясняются не незнанием, а политическими соображениями. Например, галльских богов он специально называет именами, аналогичными римским. Не написал Цезарь и о том, что у кельтов было своё буквенное письмо — его называют огамическим — в честь легендарного жреца Огама, придумавшего письмена, которые нанизывались на единую нить подобно бусам. В огамических знаках кельты использовали двадцатеричную систему счёта, как и многие другие племена, у которых в её основу легло общее число пальцев на руках и ногах. Но чужая письменность вряд ли интересовала римский сенат, к которому Цезарь обращал свои записки. Зато о колоссальном влиянии, которым пользовались друиды в Галлии, Цезарь написал. Ещё бы! Это выгодно подчёркивало сложность решённой им военной задачи. Но только ли в Галлии и Британии власть друидов была в древности столь сильной? Какова была их реальная сфера влияния? Оказывается, она много шире, чем современная область распространения кельтских языков.

Так, до нашей эры в низовьях Рейна жили белги, давшие название современной Бельгии. Кельтское племя бойев, некогда вторгшееся в Италию, дало название нынешнему городу Болонья. Оно же дало имя и Богемии — нынешней Чехии, и где кельты позднее слились со славянами. Но в тех краях были у них с предками славян и войны… До сих пор на востоке Германии известна роща, которую жившие там до XII века славяне-бодричи чтили как место победы над кельтами их вождя-родоначальника по имени Бодр. Вот мы в своём путешествии в мир друидов и дошли до той самой легендарной «битвы деревьев».

Попробуем проверить легенду о древней битве. Прежде всего, почему именно «битва деревьев»? Понятно, речь идёт, скорее всего, о племенах, поклоняющихся разным священным деревьям. А что нам известно о древних тотемах кельтов и славян? Сейчас мы считаем тотемизм предрассудком либо экзотикой, но когда-то все земляне верили в племенные тотемы. Ими были и растения, и животные. Когда два ранее близких народа расходились, осваивая новые территории, за каждым из них обычно закреплялся и свой особый тотем. Так когда-то было и в Европе, в том числе и у кельтов, и у славян.

Очевидно, между ними уже давно существовало чёткое различие, свидетельство тому — разные священные животные. Ведь у нас даже само имя «медведь» (мёд ведающий) появилось оттого, что нельзя было из-за запрета произносить древнее индоевропейское слово. Это ли не лучшее свидетельство особого почитания медведя славянами? У кельтов медведь тоже был важным зверем, символом светской власти вождя. Но власть друидов символизировал вепрь, и именно он считался главным. Вполне можно представить себе разногласия между друидом (вепрь) и вождём славян (медведь)… Однако битву-то назвали не «битвой священных зверей», а «битвой деревьев». Попробуем разобраться в данном вопросе. Известно, что кельты почитали дуб. А каким было главное дерево у славян?

Как показывают исследования, священным деревом у славян считался клён. Такой вывод следует из работ академика-этнографа Никиты Толстого и его учеников. Речь идёт вот о чём. В Полесье, на стыке территорий России, Белоруссии и Украины, учёные долго выясняли, какими растениями украшают дома в деревнях на Троицу. И оказалось, что кленовые листья встречаются почти везде, зато «вторые» растения в каждом районе разные. Выходит, все они соответствуют «местным» тотемным растениям, а вот клён является общим символом для восточных славян.

Но тогда и аллегорическое название «битва деревьев» не случайно встречается в легендах друидов, — возможно, клён с дубом однажды воевали… Наверное, когда-то у славян был и древесный календарь, чем-то похожий на популярные ныне реконструкции аналогичного календаря друидов. Не будем ручаться за их точность. Судя по тому, что мы знаем о тогдашнем поклонении Солнцу, наиболее достоверно особое выделение четырёх деревьев — дуба, оливы, берёзы и бука. Каждому из них соответствует один день — весеннего и осеннего равноденствия, летнего и зимнего солнцестояния, соответственно. Именно в эти дни проходили обряды посвящения в жреческое сословие. В аналогичном славянском календаре главную роль должен был играть клён, наверное, существовал и праздник клёна.

Современный человек может задать законный вопрос — почему жрецы были уверены в различии характеров людей, родившихся в разные сезоны, под покровительством разных деревьев? Вряд ли тут дело в астрологии. Скорее стоит вспомнить о хорошо известном факте — нехватке витаминов ранней весной и куда большем их количестве в конце лета и начале осени, когда созревают плоды. Физиологам давно известно, что дети, зачатые в период нехватки витаминов, обычно в среднем слабее зачатых в период их относительного избытка. Правда, теперь обычным является потребление витаминов круглый год. А в прежние века? Тогда достаток витаминов был чётко связан со сбором урожая. Именно это и отражено в древесном календаре. Так, 21 мая кельты отмечали праздник языческой богини-матери Маевы. Её символом являлся меч, а сама она считалась великой воительницей. Родившиеся в день Маевы считались сильными, им покровительствовал ясень. Но такие люди, исходя из средней продолжительности беременности, были зачаты как раз в период сбора урожая.

Таким образом, можно сделать вывод, что типизация людей «по деревьям» основывалась на знании сезонных закономерностей, сейчас позабытых. Даже принятая у кельтов «табель о рангах» связана с особенностями характеров, приписываемых людям, которым «покровительствует» то или иное дерево.

Когда любители фэнтези наряжаются героями книг, где в сказочной форме отражены знания о друидах, они вряд ли понимают, сколь мощный пласт традиций затрагивают. Например, популярный в США праздник Хэллоуин, во время которого ряженые надевают личины из тыквы, восходит к кельтскому Самайну — «празднику мёртвых» или «ночи дикой охоты». Конечно, какое-то сходство осталось, но очень поверхностное.

А нет ли в тех же англоязычных странах следов каких-либо более глубоких знаний друидов? Оказывается, есть. Например, их священные письмена, более сложные и архаичные, чем уже упомянутые огамические знаки, оставили свой след в типичных кельтских узорах.

Сейчас часто обсуждают вопрос о том, существовало ли некогда в Европе узелковое письмо, известное по другим регионам Земли. И тут традиционные кельтские узоры дают большой материал для исследователей. Особенно интересны 60 треугольных узлов-узоров, которые группируются в чёткие последовательности — их в Ирландии до сих пор вывязывают на рыбацких свитерах. Возможно, кроме двадцатеричной, друиды в особых случаях использовали и более сложную запись первых шестидесяти цифр узелковым способом. Например, когда надо было обеспечить секретность сообщения, к примеру, передать высоко ценимые в древности астрономические сведения.

Напомним, что в календаре друидов четыре основных дерева; и 18 менее важных. Зато у последних есть свои дни дважды в году. В итоге «древесный календарь» делит год на сорок неравных отрезков. Не исключено, что 20 букв огамического алфавита и 40 древесных периодов вместе дают ключ к шестидесяти тайным цифровым узорам друидов. Скорее, даже друидесс — вязали-то обычно женщины.

История гуннов до сих пор полна тайн. Почему лишь один из многих народов Азии двинул свои кибитки к далёкому Риму? Почему другие варвары, завоевав многие земли Римской империи, отступили под натиском гуннской конницы? Куда исчезли гунны после смерти своего грозного вождя Аттилы? Наконец, где спрятаны сокровища, награбленные гуннами?

Предки гуннов — племя кочевников хунну — обитали в степях Центральной Азии в тысячах километров от Рима. Древние хроники сообщали, что «они не имеют домов и не обрабатывают земли, а живут в шатрах; уважают старших, и в установленное время года собираются, чтобы упорядочивать свои дела». О том же писал римский историк Аммиан Марцеллин: «Они кочуют по горам и лесам; никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи… Питаются они кореньями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бёдра и дают ему немного попреть».

Скорее всего, здесь Аммиан несколько преувеличивает. Хунну были скотоводами и вполне могли питаться варёным мясом, кониной и бараниной. Что же касается «прелого мяса», то историк мог не знать, что таким способом многие кочевые племена лечили спины лошадей, натёртые седлом.

С конца III века до н. э. хунны стали совершать регулярные набеги на северо-западные границы Китая. Энергичный и талантливый предводитель хуннов Модэ сплотил своё племя, покорил часть соседних народов и после побед вынудил императора Китая заключить с ним «договор мира и родства», по которому империя фактически была обязана платить хуннам дань! Но, как это часто случается в истории всех народов, после ухода сильного вождя «со сцены» на смену ему приходит череда незначительных деятелей. Так произошло и в стане хунну: междоусобица фактически разделила племя на два враждебных лагеря — северный и южный.

В 55 году до н. э. южные племена перешли на сторону Китая, северные во главе с великим Чжи-Чжи откочевали к западу и основали новое царство в степях Восточного Казахстана.

В 434 году гунны достигли Дуная, вторглись в пределы Римской империи и осадили Константинополь. В это время, как будто из преисподней, выполз на свет «сын Дьявола, посланный в наказание за грехи» — Аттила.

В Паннонии (Венгрия), где находилась ставка гуннского вождя Ругилы, после его смерти в 445 году произошли драматические события. Два его племянника — Бледа и Аттила, ставшие предводителями гуннов, не поделили трон, и вскоре Бледа был убит коварным братом.

Аттила внушал страх не только европейским народам, перед ним трепетали воины его собственной армии, в которой царили железная дисциплина и боевая выучка. К тому же гунны прекрасно владели тактикой: «В бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Лёгкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производят страшное убийство… Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что издали ведут бой стрелами, снабжёнными искусно сработанными наконечниками из кости, а сойдясь врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком».

То есть современники, при всей своей неприязни к гуннам, не могли не отметить их отвагу и военное мастерство. Но христианские писатели и священники полагали, что вождь гуннов и его воинство сильны тем, что воплощают победу на земле самых тёмных сил. Готский историк Иордан утверждал: «Может быть, они побеждали не столько войной, сколько внушая величайший ужас своим страшным видом; их образ пугал своей чернотой, походя не на лицо, а, если можно так сказать, на безобразный комок с дырами вместо глаз. Их свирепая наружность выдавала жестокость духа… Ростом они невелики, но быстры проворством своих движений и чрезвычайно склонны к верховой езде; они широки в плечах, ловки в стрельбе из лука и всегда горделиво выпрямлены благодаря крепости шеи. При человеческом обличье живут они в звериной дикости».

Сознательно ли северные хунны выбрали направление на запад? Вопрос, на который историки затрудняются ответить однозначно. Скорее всего, им было кое-что известно о богатых западных землях, ведь многие знатные и образованные китайцы, владевшие сведениями о соседних странах, жили среди самих хунну. Как бы то ни было, степняки двигались на запад и попутно смешивались с другими племенами, например с уграми, жившими на Урале и Нижней Волге. В 375 году во главе с царём Баламиром они перешли Дон и заняли земли от Дона до Карпат, разбив готов и аланов, «произвели в их землях страшные истребления и опустошения». Тогда впервые хунну попали в анналы европейских хроник и стали именоваться гуннами — «бичом Божьим».

Не пощадил Иордан и самого Аттилу: «Низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения».

Гунны сумели подчинить своей власти весь варварский мир. Обе Римские империи — Восточная и Западная — содрогались под их ударами. После того как Византия откупилась, выплатив огромные суммы золотом, Аттила обратил свой взор и к Западной Римской империи, вознамерясь получать от неё дань тоже.

В начале 451 году гуннская армия двинулась вверх по Дунаю и дальше на север вдоль берегов Рейна, а затем вторглась в Галлию. Она разрушала все города на своём пути, зверски истребляя их население. Наконец римлянам удалось собрать достаточно сил, чтобы противостоять натиску дикого племени. Ранним утром 21 июня 451 года в 150 километрах восточнее Парижа на Каталаунских полях сошлись в беспощадном поединке две силы — «света и тьмы» — воинство Аттилы и войско римлян под предводительством полководца Аэция Флавия. Вместе с римлянами против гуннов выступили многие варварские народы: готы, франки, аланы, вестготы, бургунды и другие. Битва длилась семь дней. Погибло 165 тысяч воинов.

Это была «битва лютая, переменная, зверская, упорная. О подобном бое никогда не рассказывала никакая древность». Впоследствии её назвали «битвой народов».

Гунны были побеждены, но через год Аттила вновь собрал мощное войско, вторгся в Галлию и напал на Италию, произвёл страшные разрушения в Венеции и подступил к Риму. В тот момент, когда гибель великого Рима казалась неизбежной, произошло непредвиденное событие. На очередном свадебном пиру Аттилы его новая жена, юная красавица Ильдека, дочь вождя германского племени бургундов, заколола повелителя половины мира, отомстив ему за гибель родного племени.

Гунны похоронили своего вождя на дне реки Тисы в тройном гробу — железном, серебряном и золотом. Так гласит предание.

Аэций Флавий, справедливо требовавший от римского императора Валентиниана III признания своих заслуг в виде руки императорской дочери Евдокии, обещанной его сыну, был тоже убит во время аудиенции 21 сентября 454 года на Палатинском холме.

О сокровищах, награбленных гуннами в походах, ходило множество слухов. Согласно некоторым из них, они зарыты где-то в последней итальянской резиденции Аттилы — Бибионе. Однако город этот, прежде находившийся в прибрежной полосе Адриатического моря, как и ряд других древних морских портов, оказался затопленным в связи с подъёмом уровня воды Средиземноморского бассейна. Найти и исследовать легендарный Бибион — мечта любого археолога-подводника.

Профессор археологии Фонтани, казалось, был ближе всех к разгадке Бибиона. Он тщательно изучил путь гуннских завоевателей по древнеримской дороге из Равенны в Триест через Падую. Его поджидал сюрприз: древняя дорога обрывалась, упираясь в одну из лагун Венецианского залива. Выяснилась и такая любопытная деталь: камень для постройки своих домов жители здешней прибрежной деревеньки добывали из моря, причём им иногда удавалось достать со дна целые каменные блоки. Местные рыбаки поведали профессору, что не раз находили на морском дне древние монеты, которые за вознаграждение передавали в музей. Эти монеты датировались первой половиной V века. Всё говорило о том, что именно здесь следует искать пропавший полтора тысячелетия назад Бибион.

Фонтани собрал группу опытных аквалангистов, которые обследовали довольно большой участок дна залива. Они нашли массивные стены и сторожевые башни древней крепости, остатки лестниц, различные постройки. Аквалангисты извлекли с морского дна много монет, античную домашнюю утварь и даже урны с прахом. Но никаких подтверждений тому, что найден именно Бибион, не было. Ничто не указывало и на то, что найденные монеты — часть клада Аттилы.

Предания греческой старины, донесённые до нас Гомером и Геродотом, повествуют о племени амазонок — дев-воительниц, некогда живших на берегах Чёрного моря, «в дебрях Скифии далёкой». В их царстве не было места мужчинам. Смелые и безжалостные, они сражались у стен Трои против греков. Легенда ли это, имеющая реальные основания, или досужая сказка? Или грекам довелось встретиться с племенем, жившим по законам матриархата, и встреча так поразила их, что мы и теперь, три тысячи лет спустя, повторяем древнюю быль, которая в наших устах давно превратилась в небылицу?

Дикарка мне бессвязно и надменно
Сказала, что она — Пентесилея,
Царица амазонок, и ответит
Нам содержимым своего колчана.

((Г. фон Клейст. «Пентесилея»))

День весны. Берег моря. Позади лежит полмира, покорённого им, героем. Он устал. Он добился всего, о чём мечталось. К нему приближается слуга: «Прибыла какая-то знатная дама». Кивок головы, жест победителя: «Пусть войдёт!»

Что ж, он привык к почитанию. Но чужестранка приехала не одна. Перед домом спешилась свита, в ней триста юных и храбрых дев. Герой удивлённо обводит взором эту толпу. До чего ж их вид необычен! Ещё диковиннее то, что случится дальше. Представ пред героем, прекрасная гостья бесстыдно мерит его взглядом. «Как же он мал и тощ», — недовольно бросает она, ибо все варвары чувствуют уважение к внушительной фигуре, думая, что лишь особенная стать делает человека «равным богам». Тут же гостья объявляет, зачем прибыла сюда. За ребёнком!

Героем был Александр Македонский. Завоевав половину известного ему тогда мира, он стоял лагерем на южном берегу Каспийского моря. Чужестранку звали Фалестрис. Она являлась царицей, «правившей всеми живущими между Кавказом и рекой Фазис», но весь облик её так не подобал её сану, что удивлял любого: короткая юбка, завязанная над коленями узлом; в руках — лёгонький щит в виде полумесяца; «левая половина груди обнажена». Она была царицей амазонок — племени, жившего на берегах Чёрного моря, и желала зачать от героя дочь, ибо той надлежало родиться лучших, царских кровей.

Александра изумила необычная просьба, но он ответил согласием. Две недели длилось празднество, которому предавались все триста амазонок и лучшие македонские воины. Было же в те дни всё, что допускает помышление: и пьянство, и танцы, и любовь, коей предавались в темноте, едва найдя друг друга. Затем Фалестрис отправилась в своё царство, а Александр — в Парфию.

Этот поразительный эпизод из жизни великого полководца привёл автор «Истории Александра Македонского», римский писатель Курций Руф, живший четыре века спустя. По его словам, встреча с царицей амазонок состоялась в 330 году до н. э.

Однако другой, более известный биограф македонского царя Арриан (90/95–175), так оценивает сказание о встрече Александра с амазонками: «Обо всём этом нет ни слова… ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить. Я же не думаю, чтобы племя амазонок сохранилось до времени, предшествующего Александру».

Очевидно, встреча и впрямь оказалась плодом фантазии пресыщенного жителя Рима, любителя «хлеба и зрелищ». Настоящие амазонки, если они и жили в самом деле, то на много столетий раньше. В эпоху Александра Македонского история о них уже казалась легендой. В их сказочное царство верили не больше, чем в какую-нибудь державу царя Гороха, поскольку оно давно исчезло с лица земли. Их царицы погибли в сражениях. Их потомки скрылись в отдалённых уголках Азии и Северной Африки. Остались лишь предания и мифы, путевые записки и военные хроники, правда ещё памятники, монеты и даже названия городов.

Не только греки и римляне говорили об амазонках. Рассказы о сражениях с племенами воинственных женщин известны, например, из древнекитайской и египетской истории (сохранился, в частности, папирус эпохи Рамсеса II). Однако никто не говорил об этом чаще греков, да и само название — амазонки — придумано ими.

В первый раз они упоминаются в «Илиаде» — поэме, написанной в VIII веке. Название их племени могло переводиться как «безгрудые» (a-mazos) поскольку, по преданию, амазонки сызмальства выжигали правую грудь, чтобы «было удобнее натягивать лук и бросать копьё» (Курций Руф). Возможно и более прозаичное объяснение. Слово «амазонки» мы вправе возвести к греческому a-maza, то есть «живущие без ячменя». Иначе говоря, амазонки — это кочевницы, не знавшие земледелия. Скифы же судили воительниц по их делам и звали «людоубийцами».

Случайно ли греки вновь и вновь вспоминали амазонок? Возможно, в глубокой древности им и впрямь не раз приходилось сталкиваться с дикими, воинственными племенами, где верховодили женщины. По преданию, во II тысячелетии до н. э. такие племена жили в Малой Азии. Их царство простиралось от Чёрного до Средиземного морей, а его центром были окрестность реки Фермодонт и город Фемискира в Малой Азии.

Согласно Геродоту, амазонки отделились от скифов — кочевого племени, происходящего из Северного Ирана. После Троянской войны они удалились на восток и, по Геродоту, вновь смешались со скифами. Так возник народ савроматов, где пришлые амазонки были равноправны с мужчинами. О местных же жительницах воинственные гостьи отзывались так: «Мы с вашими женщинами жить не можем, ибо у нас неодинаковые с ними обычаи. Мы занимаемся луком, стрелами, лошадьми, а женским работам не учились; у вас же ничего сказанного женщины не делают, а делают работы женские, сидя в своих повозках» (Геродот).

Малая Азия, Скифия, Понт Эвксинский… «Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла…» мир греческий соседствовал с миром легендарных амазонок, и соседство это, возникшее на полпути из мифа в явь, менее всего можно назвать добрым. «Эта бранная гроза намерена дотла всех греков выжечь», — говорит об амазонках один из персонажей «Пентесилеи» Г. фон Клейста, трагедии, где действие происходит у стен Трои и где в смертельном сражении истребляют друг друга греческие юноши и азиатские девы.

Предание гласит, что амазонки пять раз подступались к Афинам, грозя истребить всех жителей. Греки побеждали их, но не могли разбить. В последнем, безжалостном бою греки и чужестранные девы сошлись именно во время Троянской войны. Амазонки были окончательно разбиты. «О сонм бессмертных, что же будет с нами?» Уцелевшие кочевницы скрылись среди отрогов и ущелий Северного Кавказа, где их якобы встречали ещё в XVII веке.

Это же слово «якобы» сопровождает и первые упоминания греков об амазонках: они откровенно мифологичны. В одном из таких мифов любимый греческий герой Геракл отправляется добыть волшебный пояс Ипполиты (по другой версии, Антиопы), дочери бога войны Ареса и царицы племени амазонок, который сделал Ипполиту неуязвимой для любого оружия — ведь его подарил сам Арес.

С тяжёлым сердцем Геракл отправился в путь. Амазонки обратили в бегство даже храбрых аргонавтов. Ни тени малодушия они не выказывали в бою, зато славились изощрённым умом. Автор «Аргонавтики», Аполлоний Родосский (295–215 до н. э.), так представлял их: «Сражение не кончится бескровно, ведь амазонки любят только силу. Они же дочери Ареса». Девы-воительницы менее всего были склонны рассуждать и обсуждать — привычка звала их действовать.

Геракл готовился к худшему, но вышло иначе. Ипполита радушно приняла гостя и подарила чаемое: «Пояс ему пёстроцветный сама Ипполита вручила» (Аполлоний Родосский). Всё бы ничего, но вмешалась мстительная богиня Гера, мечтавшая погубить Геракла, ведь тот был незаконным сыном её супруга. Немедля она отослала к амазонкам зловредную Молву. Та лживо стенала и печалилась о том, что царица будет похищена чужестранцем. Разгневанные амазонки решили расправиться с Гераклом. Тому пришлось укрыться на корабле вместе с войнолюбивой Ипполитой, и лишь приплыв в Афины, беглецы почувствовали себя в безопасности.

Однако месть амазонок не заставила себя ждать. Они появились под стенами Афин, где правил в то время Тесей. Битва выдалась столь кровавой, что память о ней пережила многие столетия. Ещё Плутарх (ок. 46 — ок. 127), посещая Афины, видел там памятники, напоминающие о войне с амазонками. По его словам, победа над ними праздновалась здесь каждый год, и пышностью своей этот праздник затмевал даже победу над персами: «Здесь издревле приносилась жертва амазонкам перед праздником в честь Тесея», Видел он также массовое захоронение амазонок: «Могилы убитых находятся вблизи улицы, которая ведёт к нынешним Пирейским воротам». Их погребения можно было найти и в других областях и городах Греции: в Фессалии, Херонее и Мегарах. Именно признание историка и философа Плутарха считается сегодня доказательством, что сражения греков с амазонками в самом деле являются историческим фактом, а не выдумкой поэтов.

Что же до беглянки Ипполиты, то, по словам Плутарха, «она умерла, сражаясь на стороне Тесея, поражённая копьём Молпиады, причём в честь её была поставлена колонна возле храма Геи Олимпийской». По другим данным, она была убита людьми Тесея, либо самим Тесеем, либо Пентесилеей.

На страницах «Илиады» трижды упоминаются «амазонок мужественные орды». Впрочем, особых пояснений Гомер не даёт. Куда словоохотливее позднейшие авторы: Геродот (ок. 490–425 до н. э.), Гиппократ (ок. 460–370 до н. э.), Диодор Сицилийский (ок. 90–21 до н. э.) и Страбон (ок. 64 до н. э. — ок. 24). Они размышляют о происхождении этого племени, описывают образ жизни амазонок, ссылаясь на давние свидетельства и легенды. Отчасти рассказчики перечат друг другу, но в одном согласны между собой: мир амазонок решительно отличался от греческого!

Когда-то во всём Средиземноморье, как и в других районах планеты, власть в племени принадлежала женщинам, но постепенно с изменениями в обществе — с развитием плужного земледелия и скотоводства — всё большую роль стали играть мужчины. В удел женщинам осталось домашнее хозяйство — они занимались им наравне с рабами (патриархальное рабство зародилось ещё у первобытных народов) и потому сами были низведены почти до рабского положения. В обществе воцарился патриархат. Женщины же из всякой общественной жизни были исключены. Их закрепощение завершается «прямо на наших глазах» — в обозримый исторический период.

Так, в Афинах около 600 года до н. э. женщины потеряли право вмешиваться в политическую жизнь полиса. Им было отказано даже в праве посещать театральные представления и спортивные зрелища. Тем сильнее смущали афинян слухи о том, что где-то в Азии лежит царство женщин. «Эмансипированные» амазонки умели постоять за себя с оружием в руках. Главными же врагами их были мужчины — их терпели лишь ради продолжения рода, и никто из них не мог притязать на власть в племени амазонок. Словно зеркало разделяло два мира: Элладу, коей владели мужчины, и затерянную среди Азии страну, где «всё левое казалось правым» и всем владели женщины.

Интересно, что, говоря об амазонках, античные авторы неизменно подчёркивают их беспримерную отвагу и военную доблесть. В Римской империи высшей похвалой для воина считалось сказать ему, что он «сражался как амазонка». По словам римского историка Диона Кассия, когда полубезумный император Коммод (180–192) выступал на арене Колизея в качестве гладиатора, сражаясь то со зверями, то с людьми, сенаторы, а с ними и все остальные зрители обязаны были приветствовать его криками: «Ты — властелин мира! В славе своей подобен ты амазонкам!»

Девы-воительницы были достойны сих восторгов. Их хладнокровие вошло в легенду: преследуемые врагами, они без промаха поражали их из лука, полуобернувшись в седле. Особенно же ловко они умели обращаться с двойным топором. Это острое как бритва оружие, а также лёгонький щит в форме полумесяца стали неизменными атрибутами амазонок на любых изображениях.

Ещё удивительнее был образ жизни воинственных дам. В племени черноморских амазонок якобы не было места мужчинам. Ливийские амазонки держали мужчин в рабстве: они прибирались в доме, присматривали за детьми да ещё наравне с вьючными животными применялись для ношения тяжестей.

Откуда же брались дети, раз в племени амазонок мужчинам заказано было обретаться? Уже античные авторы немало поломали голову над этой древнейшей тайной «непорочного зачатия»; к тому же многие царицы и принцессы амазонок якобы клялись, что лучше умрут, чем потеряют девственность.

Конечно, если бы люди следовали лишь подобным образцам морали, мир был бы иным, а род амазонок пресёкся бы на корню. Его долговечность — признание их невоздержанности. Большинство амазонок нельзя было назвать «образчиками строгой добродетели». Они грешили, продолжая ткать узор племени своими телами.

Раз в год, по весне, когда всё цветёт и жаждет плодиться, общий морок, как сетью, спутывал амазонок, увлекая их в грех. Они отправлялись на охоту за мужчинами. Наловив себе пригожих, пышущих здоровьем самцов, — чаще всего это были мужчины соседних племён, они два месяца пировали и предавались любви.

Через девять месяцев после весенней оргии на свет появлялись дети. Если рождались мальчики, их в лучшем случае отсылали к отцам, а в худшем — увечили или убивали. Дочери же были желанными детьми, их вспаивали молоком кобылицы. Всем им предстояло пройти жестокую процедуру: им отнимали правую грудь (по словам некоторых авторов, левую грудь), Как мы сказали, делалось это, чтобы, повзрослев, амазонке было легче натягивать лук и удобнее прикрывать себя щитом. Так протекала «амансипация» амазонок.

Гомер довольно сухо отзывается об амазонках. В сказании об аргонавтах они изображены в виде отвратительных фурий. Однако в сообщениях позднейших авторов их образ становится всё привлекательнее, в то время как сами они, отогнанные молвой то в Ливию, то в Меотиду — на Азовское море, уже напоминают былинных богатырей или сказочных фей, теряя в этих историях последние остатки жизнеподобия.

Все амазонки становятся красавицами как на подбор. Усекновение груди не делает их уродливыми. Война с амазонками, очевидно, не только война «крови и почвы» — с чужим народом и за чужую землю, но прежде всего «война полов». Лучший пример тому история самой знаменитой амазонки — Пентесилеи.

В новейшей европейской литературе она становится героиней одноимённой пьесы Генриха Клейста, написанной в 1808 году и шокировавшей даже Гёте. Её финальная сцена обезображена, как шрамами, ремарками: «Снимает покрывало и становится на колени перед трупом», «Целует труп». Её лейтмотив точно передан следующим монологом амазонской царицы:

Как много женщин, обнимая друга,
Твердят ему: «Люблю тебя так сильно,
Что съесть тебя готова от любви!»
И не успеют молвить это слово,
Как милым уж до отвращенья сыты.
Но мною ты, любимый, не обманут:
Всё, что, тебя обняв, я говорила,
От слова и до слова свершено.

Другие участницы трагедии описывают свершённое:

Но ты, когда упал он, на него
Собак спустила в умоисступленье
И кинулась сама его терзать.

Для сценического воплощения Клейст избрал редкий вариант мифа, малоизвестный даже грекам. В нём Пентесилея убивает своего противника — Ахилла. Но основной вариант мифа говорит иное. Что же случилось с Пентесилеей?

Её история разыгралась на фоне Троянской войны и стала кульминацией мифа об амазонках. Их племя вновь воспламеняет жажда мести за Антиопу-Ипполиту. Ведомые своей царицей, «богоподобной» Пентесилеей, они грядут «с брегов Фермодонта», «прекрасные, блистательные и жаждущие битвы». Они хотят бороться против греков, встав на сторону почти сокрушённых троянцев. «Зверям подобно, пожираемым свирепой злобой», они бросаются в сражение, истребляя ненавистных мужчин. Их пример увлекает жительниц Трои: с трудом защитникам Илиона удаётся удержать своих жён и сестёр, готовых ринуться в битву и обагрить свои руки мужской кровью.

Но вот всё вдруг меняется: на поле брани вступает Ахилл, долго чуравшийся битвы. Время едва не потекло вспять, но теперь с ужасающей быстротой помчалось вперёд. Ахилл смертельно ранил Пентесилею, сорвал с её головы золотой шлем, и тут же сам был уязвлён в сердце стрелой Амура. Он полюбил прекрасную царицу, умиравшую перед ним. Отныне до самой смерти его будет мучить отчаяние, ведь он своей рукой убил деву, о которой мог лишь мечтать. Яд любви сжигал всё его тело, неуязвимое для других ударов. По одной из легенд, в ту минуту за спиной Ахилла раздался странный смешок. То всхохотнул «презрительный Терсит». Развернувшись, Ахилл убил его на месте.

Для греков, а позднее и римлян Пентесилея стала символом любви, которая сильнее смерти. Её образ украшает бесчисленные римские и греческие саркофаги, вазы и рельефы. Он вдохновляет художников и поэтов вплоть до наших дней.

Пентесилея, говорит Диодор, была последней черноморской амазонкой, отличавшейся доблестью. После её героической смерти амазонки скрылись в горах Кавказа и, по словам Геродота, смешались с народом скифов.

Они не были забыты, но уже в I веке до н. э. появляются первые сомнения в их реальном существовании. Историк и географ Страбон собрал много рассказов об амазонках, но, сопоставив их, назвал досужими выдумками.

«Со сказанием об амазонках произошло нечто странное, Дело в том, что во всех остальных сказаниях мифические и исторические элементы разграничены… Что же касается амазонок, то о них всегда — и раньше, и теперь — были в ходу одни и те же сказания, сплошь чудесные и невероятные».

Его мнение разделили последующие поколения историков. Кроме того, амазонки как будто растворились на просторах истории без следа — они, на первый взгляд, не оставили никаких аутентичных свидетельств своего существования. «Что касается теперешнего местопребывания амазонок, — подводил итоги Страбон, — то только немногие сообщают об этом лишь бездоказательные и неправдоподобные сведения». Так девы-воительницы стали воистину легендарными существами. Их образы лишь расцвечивали подвиги древних героев, будоражили фантазию, а заодно и пресекали любые прекословия женщин. Как выразился ритор Исократ (436–338 до н. э.): «Сколь ни храбры были амазонки, но были побеждены мужчинами и лишились всего».

Так есть ли зерно истины в этой риторике? Были ли амазонки впрямь рассеяны под ударами греков, более ловких в битвах? Могли ли они в самом деле встретиться с эллинами на просторах Азии?

История амазонок напоминает чистый миф, но ведь и история Троянской войны — парадного выступления армии амазонок — долгое время казалась красивой сказкой. Лишь в последние сто с небольшим лет стало понятно, что у гомеровской «Илиады» есть реальная подоплёка. То же касается мифа об амазонках.

Швейцарский историк Якоб Бахофен (1815–1887) первым выдвинул теорию, которая поначалу вызывала бурные споры, но теперь кажется всё более справедливой: в глубокой древности люди долгое время жили по законам матриархата. Во главе племени стояли женщины. Они распоряжались землями племени и всеми его запасами и хозяйничали в жилищах.

В эти незапамятные времена нравы амазонок никого бы не удивили. Однако в мире, где всем давно верховодили воинственные мужчины, амазонки воплощали далёкое прошлое — «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Была ли возможна встреча двух разных миров — древнего и нового?

Но ведь ещё в XX веке в дебрях отдалённых тропических лесов можно было встретить людей, живущих в каменном веке. Почему бы греки-ахейцы времён Микен и Троянской войны в одном из военных походов не могли повстречать племя, живущее по законам матриархата? Думается, что такая встреча поразила бы их не меньше, чем нашествие одноглазых циклопов. Сражение с ними могло на много столетий запечатлеться в народной памяти, как в русской пословице «Незваный гость хуже татарина» отчеканились наезды баскаков в XIII–XIV веках. Однако история останется лишь полем для умозрительной игры, пока в неё не вмешаются археологи. Только их находки могут разделить ложь и явь, рассеять туман возможностей и вероятностей. Что же сегодня могут сообщить нам археологи?

В 1928 году советские учёные во время раскопок в местечке Земо-Ахвала на побережье Чёрного моря, то есть в области расселения амазонок, сделали сенсационное открытие. Они раскопали доисторическое захоронение, в котором был погребён «князь» в полных доспехах и во всеоружии, здесь же лежал и двойной топор. Однако детальное изучение скелета показало, что это… останки женщины. Кто была она? Царица амазонок?

В 1971 году вновь, на этот раз на Украине, было найдено захоронение женщины, погребённой с царскими почестями. Рядом с ней лежал скелет девочки, столь же роскошно украшенный. Вместе с ними в могилу положили оружие и золотые сокровища, а также двух мужчин, умерших, как выяснили учёные, «неестественной смертью». Здесь лежала царица амазонок с убитыми в честь неё рабами? В 1993–1997 годах во время раскопок близ местечка Покровка в Казахстане были найдены могилы неких «воительниц». Рядом с женскими скелетами лежали приметные дары: наконечники стрел и кинжалы. Очевидно, женщины этого кочевого племени умели постоять за себя в бою. Возраст захоронения — две с половиной тысячи лет. Кто же это был? Тоже амазонки? Быть может, права легенда, гласившая, что после Троянской войны уцелевшие амазонки скрылись среди гор Кавказа? Оттуда за несколько столетий они могли перекочевать в казахские степи.

До сих пор никто не мог однозначно связать все эти находки, сделанные в Причерноморье и близ Каспийского моря, с легендой о племени воинственных женщин, живших по законам матриархата. Кроме того, пока ещё не проводились систематические раскопки в Турции, в устье реки Фермодонт, где, по легенде, лежало царство амазонок. Быть может, они вовсе не были мифом и не исчезли без следа? Возможно, в скором времени учёные отыщут памятники культуры, оставленные таинственным и необыкновенным, хотя и отсталым для эллинской эпохи племенем — племенем амазонок.

Ливийские амазонки происходили с острова Вечерней зари (возможно, имеется в виду остров Гран-Канария). Они были белокурыми и голубоглазыми. Их царство якобы простиралось по всей Северной Африке и Малой Азии. В «Илиаде» Гомер упоминает могилу их царицы — Мирины.

Согласно Диодору Сицилийскому, ливийские амазонки жили на тысячу лет раньше черноморских. Геродот побывал в Северной Африке в V веке до н. э. Он упоминает, что на озере Тритонида (в Тунисе) застал племя, жившее ещё по обычаям амазонок: на ежегодном празднике местные девушки, «разделившись на две партии, сражаются друг с другом камнями и палками».

В позднем Средневековье и особенно в эпоху Возрождения вновь пробуждается интерес к амазонкам. Путешественники того времени открывают для себя страны, где женщины пользовались куда большими свободами, чем жительницы Европы. Так, ещё Марко Поло утверждал, что видел в Азии амазонок. Испанцы и португальцы сообщали о «государствах амазонок» в Южной Америке. Кстати, своё название самая крупная река континента получила именно в честь воинственных женщин. На берегах её испанский конкистадор Франсиско де Орельяна сражался с отчаянно храбрыми индианками. Вернувшись в Испанию, он рассказывал о существовании на берегах великой реки «республики женщин-воительниц».

В конце XIX века слово «амазонка» вновь вошло в моду. В ту пору женщины увлеклись верховой ездой. Их стали называть амазонками.

В XVII веке итальянский архиепископ Арканджело Ламберта совершил путешествие на Кавказ, где якобы встретил амазонок. По его словам, там жили три племени дев-воительниц, которое непрестанно вели войну с татарами и калмыками.

Когда в XIX веке в Акротири на острове Санторин открыли древние развалины, в науке ещё даже не было такого понятия, как минойская культура. Были только смутные догадки о существовании какой-то средиземноморской культуры, основанные на найденных в Египте привозных керамических изделиях неизвестного происхождения. Вероятно, по этой причине между открытием Акротири в середине XIX века и началом раскопок в 1964 году прошло почти сто лет. Разумеется в XX веке раскопки в Акротири проводились на более высоком научно-техническом уровне, чем это было бы в веке XIX. Специалисты теперь располагают щадящими методиками извлечения из земли ценных фрагментов развалин и умеют сохранять древности благодаря недавно изобретённым способам консервации. Речь идёт прежде всего о консервации ценнейших фресок, обнаруженных в раскопках.

В античные времена самый южный из островов Киклады, живописно разбросанных в Средиземном море между Грецией и островом Крит, назывался Стронгиле (Круглый), или Фера, венецианцы именовали его Сантарен — остров Святой Ирины, а в произношении нынешних греков Фера превратилась в Фира — так называется современный городок на Санторине. В период расцвета поселения Акротири вулканический остров Фера ещё имел форму усечённого конуса и поднимался над уровнем моря на высоту 1800 метров. Почва на острове была очень плодородной, а удобная гавань создавала идеальные условия для его заселения в бронзовом веке. В ясную погоду с возвышенностей Феры виднелись на горизонте горы острова Крит — между островами 120 километров.

Можно предположить, что в бронзовом веке на Фере было много небольших посёлков. Следы древнейшего заселения острова сохранились в планировке города Акротири, который больше похож на современную деревню на Кикладах, чем на минойский город. Несмотря на это, влияние Крита проявляется повсюду, что само по себе не должно удивлять. Яркое своеобразие минойской культуры проникло далеко — ведь минойцы были торговцами и мореплавателями. Они распространили своё влияние и на побережье полуострова Малая Азия, до которого было рукой подать.

Купцы из Акротири, возможно, тоже вели торговлю в Малой Азии и имели там широкие деловые связи. Богатство города убедительно доказывает, что торговля шла хорошо.

Постройки Акротири отличались расточительной пышностью. На раскопках можно увидеть руины, от которых сохранились два нижних этажа. Поразительно хорошая сохранность зданий сравнима только с Помпеями, городом, засыпанным вулканическим пеплом. Небольшая часть раскопок открыта для посетителей. Безмятежно гуляющие по улочкам мёртвого города туристы пытаются вообразить, как эти улицы выглядели три с половиной тысячи лет назад. По состоянию улиц видно, что Акротири застраивался в смешанном стиле, соединившем принесённые с Крита минойские черты с более древними кикладскими строительными традициями.

Весь город пересечён узкими мощёными улицами, под гладкими камнями мостовых скрыта канализация. Дома построены из местного камня, которого на острове очень много. В качестве связующего состава местные строители использовали глину, смешанную с соломой. Несущую конструкцию дополнительно закрепляли деревянными балками. Во всех домах были умывальники, туалетные комнаты, канализация. Дома простых людей построены из мелких камней, слепленных глиной, а просторные хоромы зажиточных горожан сложены из ровных, гладко обтёсанных каменных блоков. Три жилых квартала сходятся к треугольной площади.

Большая часть кварталов Акротири ещё не исследована. Археологов особенно интересуют красочные минойские фрески, в том числе изящные тонкие миниатюры. Эти миниатюрные фрески считаются важным историческим источником, ведь никаких летописей или других произведений письменности минойская культура не оставила. Фрески могут поведать некоторые подробности о жизни в Акротири. Расписывать стены по сырому глинистому составу нужно очень быстро, пока он не пересох, потому мастера для скорости пользовались трафаретами. В богатых домах фрески покрывали стены всех жилых комнат.

В отличие от многих раскопок Греции, в Акротири почти всё закрыто от посторонних глаз. Ни в один дом нельзя войти, чтобы оглядеться внутри. Тем не менее, древние развалины производят большое впечатление. Например, рухнувшая лестница, при взгляде на которую специалисту сразу понятно, что её разрушило землетрясение. Ровные аккуратные ступени разломились пополам по всей длине лестничного марша, но, в случае крайней необходимости, по ним ещё можно пройти. Лестничный пролёт, возможно, специально был сконструирован с повышенным запасом прочности на случай стихийного бедствия.

На раскопках в разных частях света часто можно созерцать только ямы (всё остальное сразу вывозят) или — ещё лучше! — железобетонные реконструкции древних построек. В Акротири всё настоящее: в пустых улочках разрушенного города чувствуется подлинный дух истории… Здесь давно идёт неспешная тщательная работа. Часть развалин уже заключена в крытый павильон, предохраняющий древние камни от разрушительного влияния погодных условий.

Действительно, в Акротири есть что сохранять: о богатстве города историки не спорят — это очевидно. Что же касается происхождения богатства, то существуют разные догадки. На первое место выдвигается предположение, что Акротири был торговым городом. Однако начать торговлю на голом месте и с пустыми руками невозможно. Основу своего благосостояния жители Акротири заложили, вероятно, возделыванием полей, разведением домашнего скота, рыболовством. Торговать они начали позднее, но именно торговля принесла городу настоящее процветание.

Среди находок в развалинах встречаются необычные для Киклад предметы, например, два яйца страуса, египетские глиняные чаши для пожертвований. Неизвестно, каким образом они попали на Феру — прямым путём или через Крит. Другие керамические изделия, найденные в раскопках Акротири, указывают на тесные связи с Элладой, а одна амфора попала в Акротири с восточного побережья Средиземного моря, с территории Сирии. Нет никаких доказательств, что эти предметы доставлены на Феру через остров Крит, значит, не исключено, что кикладские купцы имели непосредственные торговые связи с разными регионами Средиземноморья.

Судя по сценкам, изображённым на фресках, рыбная ловля была очень важным повседневным занятием жителей Акротири. Находки подтверждают, что они занимались также земледелием и разводили скот. Основной зерновой культурой являлся ячмень, во всяком случае, в кладовых в нижнем этаже многих домов археологи нашли следы значительных запасов ячменного зерна и муки из ячменя. Ячменные колосья часто встречаются в качестве одного из основных элементов орнаментов, украшающих керамические сосуды. Кроме того, местные крестьяне выращивали бобовые культуры. Во II тысячелетии до н. э. на Кикладских островах оливковые рощи и виноградники уже были составной частью не только пейзажа, но и всего образа жизни островитян. Киклады и теперь невозможно себе представить без оливкового масла и виноградных вин.

Пчелиный улей, искусно сделанный из глины, показывает, что в Акротири держали пчёл, у жителей имелись пасеки. На одной из фресок нарисованы женщины, собирающие шафран. Шафран и по сей день встречается на Кикладах в виде дикорастущего растения. Настенное изображение шафрана в Акротири свидетельствует о том, что он высоко ценился. Невозможно точно установить, для чего его использовали в минойской культуре. Возможно, применяли в качестве красителя для тканей. Использование шафрана в качестве приправы для приготовления пищи вряд ли тогда имело первостепенное значение.

Развитие ремёсел тоже оставило свой след в полуразрушенном древнем городе. Археологи откопали тысячи керамических изделий и осколков, множество различных инструментов и орудий. Изготовление таких предметов, как найденные среди развалин мельничные жернова, ступки, молоты, каменные чаши, несомненно, требовало специальных навыков. Это означает, что среди жителей города были люди, занимавшиеся исключительно ремеслом, которое перестало быть побочным занятием и превратилось в самостоятельный вид хозяйственной деятельности. Но не всякое ремесло стало профессиональным занятием: например, пряли и ткали почти в каждом доме, что подтверждают археологические находки.

Нельзя не вспомнить об архитекторах и строителях, стараниями которых были возведены высокие дома, проложены улицы и канализационные системы. В городе не было недостатка в художниках которые расписывали внутренние стены просторных зданий, рисовали сложные сюжеты, создавали красочные композиции. Большое количество высоких, роскошно украшенных зданий наводит на мысль о существовании в Акротири объединения крупных торговцев, вроде купеческой гильдии. У богатых купцов дело было поставлено на широкую ногу. Их корабли бороздили просторы Средиземного моря и доставляли товары в отдельные гавани. У них хватало средств для строительства роскошных домов, где жили их многочисленные семейства и устраивались пышные празднества.

Пока неизвестно, какие именно товары развозили по чужим гаваням купцы из Акротири. Возможно, они ограничивались изделиями и продуктами родного острова, но не исключено, что они играли роль посредников между разными регионами Средиземноморья. Греческий историк Спиридон Маринатос, работавший на острове Фира в 1967 году, условно назвал большое здание в западной части Акротари Домом адмирала. Он считал, что жители Акротири были главным образом торговцами и мореплавателями. В доказательство своей точки зрения Маринатос приводил содержание фресок в Доме адмирала, представляющих корабли и лодки. Но на них нарисованы не только купеческие суда, но и морское сражение! Эта картина опрокидывает представление о минойской культуре как об исключительно мирной, не знавшей войн и завоеваний. Может быть, минойцы пиратствовали на море и грабили прибрежные города? Может быть, именно пиратский промысел и послужил источником небывалого богатства маленького городка на затерянном в море вулканическом острове? Впрочем, это только одна из гипотез, и она тоже имеет право на существование.

Однако, по всей вероятности, грабежи были только незначительным эпизодом в истории Акротири. Возможно, на острове Фера осели переселенцы с Крита и с самого начала использовали новое поселение как перевалочный пункт на торговых путях. Местные жители научились морскому делу от моряков с Крита и тоже занялись торговлей.

Греческий историк Фукидид писал, что критский царь Минос посылал на острова Киклады своих сыновей, чтобы они основали там колонии. Фукидид употреблял слово «колония» не в том смысле, какое придали ему европейские колонизаторы Нового времени. Греки представляли в своих колониях интересы метрополии и сотрудничали с местными жителями, а не истребляли их и не обращали в рабство. Фукидид, вероятно, имел в виду, что при сильном влиянии минойской культуры на Фере сохранилось многое от традиционного образа жизни обитателей Кикладов. Раскопки на Акротири в самом деле подтверждают двойственный характер островной культуры.

В бассейне Средиземного моря землетрясения бывали довольно часто. Около 1600, 1500 и 1450 годов до н. э. сильные подземные толчки сотрясали Крит и соседние Киклады. На протяжении полутора столетий жителям снова и снова приходилось восстанавливать дома, дворцы, поля, мастерские. Это требовало огромных усилий, многих лет тяжёлого труда. Но, оплакав неизбежные потери, люди залечивали раны и снова налаживали свою жизнь. Особенно катастрофическим было землетрясение 1450 года, когда на острове Фера произошло извержение вулкана. Гигантский кратер разделил остров на три части. Сейчас Санторин и два маленьких островка окружают кольцом глубокий провал на месте огромного вулкана. Глубина моря в котловине между островами достигает 200–400 метров. На одном из маленьких островков есть новый кратер вулкана, гораздо меньших размеров.

Извержение вулкана не уничтожило Акротири полностью, возможно, жители даже успели спастись. Но они больше никогда не вернулись в свой город, и он остался заброшенным и забытым на три с половиной тысячелетия. Стихийное бедствие нанесло непоправимый удар минойской культуре, которая так и не оправилась от столь сильного землетрясения. Жизнь продолжалась и после землетрясения, но это была уже другая жизнь — о минойской культуре давно забыли.

Мы никогда не узнаем точно, что случилось на этом скалистом склоне в невообразимо далёком прошлом. 37 веков назад, когда на острове Крит внезапно разразилось ужасное землетрясение и минойский священник попытался предотвратить неминуемую катастрофу редким актом отчаяния: божеству местного храма он решил принести в жертву священную жизнь человека.

Но всё оказалось напрасным. В тот момент, когда священник перерезал юноше, выбранному в жертву, артерию, рухнула крыша храма и мощная каменная стена, повалившись на землю, убила священника около юноши, который был уже мёртв.

Под рухнувшей крышей нашли свою гибель ещё двое — одна из них женщина, а второй погибший, пол которого остался неизвестным, по-видимому, нёс священную вазу, подобную тем, которые использовались для сбора крови жертвенных животных. Поскольку в храме было много лампад, то возникшее в одном месте пламя охватило все руины. Огонь довершил разрушение, вызванное землетрясением.

Такова в общих чертах драма, разыгравшаяся много веков назад на Крите. Археологи долго не решались произнести сакраментальные слова: «человеческое жертвоприношение». Никогда прежде не удавалось добыть убедительные доказательства того, что тогдашние обитатели Крита практиковали столь ужасные обычаи. Жители Крита в те времена воспитывали своих детей в высоких традициях, в любви к ближнему и к красоте. Это был народ высокой культуры, с традициями которого казались несовместимыми варварские ритуалы.

Обнаруженные скелеты в развалинах храма сохранились в том положении под грудами щебня, в котором они погибли. Ничто не потревожило их за прошедшие тысячелетия.

Многие годы группа греческих археологов проводила изыскания на месте нынешней деревни Аркханес. В этих местах они обнаружили с десяток древних захоронений, датируемых III тысячелетием до н. э. вплоть до более поздних времён, когда воинственные племена микенцев захватили Крит. Археологи собрали на северном склоне предгорья недалеко от легендарной могилы критского Зевса керамические черепки с выгравированными письменами, по сей день не расшифрованными. Углубившись в грунт, исследователи обнаружили фрагмент скульптуры, оказавшийся частью изваяния бычьих рогов. Как известно, бык — минойский символ, и потому многие критские здания религиозного назначения украшены его рогами.

Ещё одно примечательное для археологов место — городок Анемоспилиа. Обнаруженный там храм имел три узкие комнаты, не соединённые друг с другом, однако каждая из них выходила в коридор, расширяющийся до границ храма. Этот коридор имел две функции. Во-первых — обеспечивал доступ к трём нефам. Во-вторых — служил местом для подготовки жертвоприношений. В коридоре археологи обнаружили ряды сосудов, заполненных фруктами, зерном, горохом и, может быть, молоком, мёдом и вином. Как это ни удивительно, многие из них сохранились в целости до наших дней. По керамическим черепкам, найденным в Анемоспилиа, учёные узнали, что храм был уничтожен землетрясением, сокрушившим первые дворцы на Крите около 1700 года до н. э.

Кроме упомянутых находок, исследователям удалось найти скелет, вызвавший у них душевный трепет. Это было уникальным событием, ибо перед ними лежал единственный скелет минойца, умершего ещё до землетрясения. В центральном зале во множестве находились изображения божества, покровительствующего данному храму.

На полу были обнаружены ещё два скелета, принадлежавшие, несомненно, жертвам землетрясения. Фрагментами падающей стены у одного из погибших оказались переломаны ноги. Третий найденный скелет вызвал большие споры. Археологи решили, что нашли останки животного. Приступили к тщательному изучению костей, и внезапно среди них что-то блеснуло. Расчищая кости от земли, учёные увидели бронзовый нож, подобного которому они никогда не видели. Он был острым как бритва, имел длину более 40 сантиметров и весил почти полкилограмма. На каждой стороне лезвия была выгравирована голова животного. Но какого! Голова имела особенности, не свойственные известным нам созданиям. У неё был хобот и клыки кабана, уши имели форму крыльев бабочки, а скошенные глаза походили на лисьи. Очевидно, художник воспроизвёл обобщённый образ зверя. Исследователям стало абсолютно ясно, что они нашли жертвенный нож, которым убивали животных для сбора их крови…

Время забвения прошло. Троя, сказочный город древнегреческого эпоса, обретает свою подлинную историю.

…Зачем так печально
Слушаешь повесть о битвах данаев, о Трое погибшей?
Им для того ниспослали и смерть, и погибельный жребий
Боги, чтоб славною песнею были они для потомков.

((Одиссея, VIII, 577–580, перевод Н. Гнедича))

Вначале был Ветер. Не будь его, история сложилась бы иначе.

Но веял ветер, и над морем, на холме, шесть тысяч лет царил город — надменный, богатый, готовый постоять за себя. Вновь и вновь его окружали осадой, сравнивали с землёй, но другие строители возводили другую крепость, а пламя войны пожирало и её.

Но город всё-таки был и породил миф, воспевший его, — его и героев, сражавшихся за него; богов, затеявших ради него распрю; сказочного деревянного коня, явленного на десятом году войны, чтобы принести граду гибель.

И раз был миф, то настал час, и сюда пришли искатели древностей, надеясь найти следы той памятной войны, и разжечь спор, который не решён и поныне: что общего было между троянским мифом и реальной историей города, стоявшего на холме? Что вообще известно о городе, который весь мир называет сегодня Троей? Как он выглядел, сколько в нём жило людей, кто им правил, как он менялся за тысячи лет?

Вначале был Ветер. Он дул с северо-востока почти круглый год — месяцами из Дарданелл не удавалось проплыть в Чёрное море. Ведь на бескилевых судах бронзового века ещё нельзя было лавировать против ветра. Корабли останавливались в бухте неподалёку от Трои. Купцы месяцами ждали попутного ветра или, наняв проводника, перевозили товары по суше. В любом случае жители Трои от этого лишь выигрывали. Выгодное расположение их города сотни лет приносило троянцам богатство и власть.

Впрочем, росла и зависть соседей. Всё чаще они стремились напасть на счастливцев. Не зря в течение одного тысячелетия ширина стен вокруг города увеличилась в 15 раз. Возможно, каждому поколению жителей Трои доводилось защищаться от врагов в своей «троянской войне», сказал как-то немецкий археолог Манфред Корфман. Вот уже второй десяток лет он руководит новыми раскопками Трои.

Раскопки Трои возобновились в 1988 году. Приступая к работе, учёные искали ответ на ряд важных вопросов.

Являлась ли Троя пиратским гнездом? Или великой доисторической державой? Или, может быть, Атлантидой? Была ли Троянская война? И если да, то когда она произошла? Можно ли считать Трою колыбелью европейской цивилизации? В каких отношениях Троя пребывала со своими соседями, и в частности с хеттами?

Планировалось, что раскопки продлятся 15 лет. Работы близятся к концу. Пора подвести некоторые предварительные итоги.

Наибольший резонанс, как и споры, вызвало следующее открытие. Возможно, в бронзовом веке Троя была в десять раз больше, нежели известный нам раньше город. В 1992 году, к юго-западу от холма Гиссарлык, где сто с лишним лет назад вёл раскопки Генрих Шлиман, был обнаружен ров, опоясывавший Трою. Он пролегал довольно далеко от городских стен, окаймляя территорию площадью 200 000 квадратных метров, тогда как сама Троя занимала всего 20 000 квадратных метров. Очевидно, он окружал Нижний город, заявил Корфман. Ещё в 1700 году до н. э. здесь проживали тысячи людей. Возник Нижний город в середине III тысячелетия до н. э., во времена Трои-II. Возможно Троя была куда более могущественным городом, чем полагали прежде.

В 1994 году были найдены ещё два искусственных рва. Первый ров пролегал в четырёхстах метрах от крепости, а второй — в пятистах. Оба они оказались почти одинаковыми: глубина — 1,5 метра; ширина — 3 метра; оба являлись частью хорошо продуманной системы укреплений. Преодолеть такой ров на боевых колесницах — «танках бронзового века» — было нельзя. За рвом, как полагают учёные, высилась деревянная стена или же стояли ряды заострённых кольев. Из-за этого ограждения обстреливали врагов. Правда, остатки частокола сегодня уже не обнаружить, но в «Илиаде» описано подобное сооружение:

Мысль безрассудная — гнать через ров с колесницами коней.
Он к переходу отнюдь не удобен: по нём непрерывно
Острые колья стоят, а за ними твердыня данаев.
Нам ни спускаться в окоп сей, ни в оном сражаться не должно,
Конным бойцам: теснина там ужасная, всех переколют.

((Илиада, XII, 62–66, перевод Н. Гнедича))

Кстати, уже в 1992 году немецкий геолог Эберхард Цанггер выпустил нашумевшую книгу «Атлантида — разгадка легенды». На её страницах он утверждал, что именно Троя и являлась той самой мифической державой, о которой поведал Платон, а найденный ров, конечно, был одним из каналов, окружавших Атлантиду. В одном из своих интервью Цанггер даже уверял корреспондента: «Вероятность того, что Троя и есть Атлантида, равна 99 процентам, тогда как вероятность того, что город на Гиссарлыкском холме есть Троя, равна лишь 98 процентам».

Подобные сенсации сопровождают любые работы археологов. Ту же Атлантиду искали, кажется, всюду (и мы об этом уже рассказывали). Похоже, список предполагаемых мест поиска пропавшего острова когда-нибудь совпадёт со списком всех топонимов на нашей планете. Уже сейчас в нём можно встретить Северную Америку, Бразилию, шведский город Упсалу, Сибирь, Канарские острова, Южно-Китайское море, Северную Ливию, Крит, Бермудские острова, Гибралтар, Эфиопию, Боливию, Трою, Бретань, Англию, Ирландию. Поразительно, но всякий раз авторы гипотез находят достаточно веские основания подозревать присутствие погибшей цивилизации именно в полюбившейся им точке на карте.

Думается, куда более плодотворно пофантазировать, какой могла быть жизнь в Трое в середине II тысячелетия до н. э. — в гомеровской Трое. Вот как мог выглядеть Нижний город, если довериться мнению Корфмана.

…Улочки так тесны, что едва продвигаешься вперёд. Через каждую пару шагов громоздятся кучи товара. Купцы и мастеровые нахваливают свои богатства: свежие овощи, красное вино, оливковое масло, костяные гребни, микенскую керамику, оружие из бронзы. От этого изобилия рябит в глазах, а нужно смотреть в оба. Иначе непременно наступишь на пса, поросёнка или ещё какого-то зверя из тех, что носятся всюду, принюхиваясь к запахам из глинобитных домов или по уши зарываясь в мусор. А мусора здесь в достатке. Город окутывает смрадная вонь, едва сдобренная ароматом пряностей, исходящая от звериного помёта, гниющей рыбы, дыма костров и сыроватой глины.

Но людям, кажется, всё нипочём. Они равнодушно, пожалуй даже высокомерно, пробираются сквозь толпу, как и положено жителям большого города. Лишь иногда они замирают, чтобы послушать бродячего певца, который под звуки лиры декламирует одно из тех длинных, полюбившихся всем сказаний о жизни и подвигах героев. В эти минуты можно приглядеться к жителям Трои — пару столетий спустя их самих воспоют такие же бродячие певцы.

Местные мужчины носят короткие, пёстрые одежды, порой отороченные бахромой. На ногах у многих кожаные сандалии. Женщины одеты по критской моде. Щёки и губы подрумянены, глаза подведены. Нет недостатка в украшениях — ожерелья из сердолика и фаянса, золота и серебра, серьги и браслеты из бронзы. По людям видно, что город их богат.

Внезапно все бросаются в сторону. С грохотом проносится колесница, удаляясь в сторону Верхнего города — крепости, лежащей на холме. Она огорожена мощными стенами, сложенными из каменных, одинаково обтёсанных глыб. Отсюда, снизу, видны лишь крыши отдельных дворцов, что высятся над зубцами стен, по краю которых дозором проходят стражники. Там, в просторных, пышно убранных дворцах пребывают царь и вельможи. Вражескому войску никогда не пробиться туда.

…Время расцвета этого города, названного ныне Троей-VI, длилось 400 лет. В ту пору он ничем не уступал таким знаменитым культурным центрам позднего бронзового века, как Микены и Тиринф. Но была ли Троя близка им?

Вот следующее открытие Корфмана, вызвавшее не менее яростные споры, чем первое. В бронзовом веке Троя являлась частью анатолийской цивилизации, а вовсе не крито-микенской. Троя была форпостом Азии, нависшим над Европой, а не крупнейшим европейским городом.

Ещё в 1995 году в Трое нашли бронзовую печать с надписью — первый письменный памятник, встреченный здесь. Надпись выполнена иероглифами на лувийском языке. За полторы тысячи лет до новой эры лувийский язык был широко распространён на просторах Малой Азии. Им пользовались и хетты. Но говорили ли на нём троянцы? По одной находке это не определить.

Однако сам Корфман уверен, что жители Трои-VI по происхождению были лувийцами — одним из индоевропейских народов, который наряду с хеттами около 2000 года до н. э. переселился в Анатолию. Многие из предметов, обнаруженных в Трое, скорее принадлежат этой восточной, анатолийской культуре, нежели греческой цивилизации.

Уже крепостные стены Трои напоминали анатолийские укрепления, а вовсе не микенские: книзу стены расширялись, вверху же, возможно, были зубчатыми; по периметру их высились башни-надстройки. Оборонительный ров также хорошо вписывается в общий — «восточный» — облик Трои: именно в Центральной Анатолии и Северной Сирии, а никак не в микенской Греции можно встретить подобные крепости с хорошо укреплённым и тесно застроенным Нижним городом. Характер жилищ также типичен именно для анатолийской архитектуры.

Хеттско-лувийского происхождения и культовые предметы, найденные в Трое. Так, перед южными воротами Трои ещё и сегодня видны четыре стелы, установленные на мощном каменном постаменте, — у хеттов они служили символами бога — покровителя города. Наконец, на кладбище, устроенном близ городских стен, видны следы кремации. Такой способ погребения характерен для хеттов, а вовсе не для западных народов той эпохи. До позднеминойского периода, то есть до 1400 года до н. э., греки предавали тела покойников земле.

Опираясь на догадки филологов, Корфман — вот и третье открытие — отождествил Илион-Трою с городом или местностью Wilusa, что не раз упоминается в хеттских клинописных источниках. «Вилуса» находилась на северо-западе Малой Азии — примерно там же, где была Троя. «Теперь, — отмечает Корфман, — мы вправе с ещё большей вероятностью отнести Трою-Илион и её жителей к хетто-лувийскому миру».

Если это так, то последствия данного открытия очень важны. Исследователи Трои могут использовать хеттские источники, сообщающие о Вилусе. Возможно, на лувийском языке имелись описания Троянской войны? Быть может, они были известны и Гомеру?

Как бы то ни было, нужно признать, что в бронзовом веке Малая Азия играла выдающуюся роль в мировой истории. Здесь соединялись Запад и Восток, европейские новации сливались с новшествами, принесёнными сюда из Двуречья и Ближнего Востока. Местные жители впитывали новые идеи, развивали, совершенствовали их, обменивались ими с жителями соседних стран. Отсюда через Трою и другие города на побережье Эгейского моря новаторские идеи проникали в Грецию.

Однако такое положение было не только выгодным, но и роковым. Троя обречена была пребывать между двумя нередко враждовавшими силами: микенскими греками и хеттами. Вновь и вновь к её стенам устремлялись враги. Из-за Илиона вспыхивали войны. Подтверждение тому археологи обнаруживают в многочисленных следах пожарищ. Наконец, около 1180 года до н. э. Троя пережила некую катастрофу, после которой настали «тёмные века». Город пришёл в упадок. Впрочем, упадок и запустение воцарились во всём тогдашнем мире.

Греки бронзового века — ахейцы, создавшие микенскую цивилизацию, — поддерживали тесные отношения с Троей ещё с середины II тысячелетия до нашей эры. В этом убеждает анализ керамики — важнейшего товара древности.

Греческая керамика микенской эпохи, то есть микенская или ахейская керамика, появляется на западном побережье Малой Азии около 1500 года до н. э. Вскоре местные ремесленники в большом количестве подделывают «заморские штучки» — греческую утварь.

Новейшие находки археологов свидетельствуют, что микенское влияние наиболее ощутимо в Милете, Эфесе, Клазоменах, а также в Трое. Иного и нельзя было ожидать. В это время Троя становится важным торговым центром Восточного Средиземноморья — крупным портом и основным перевалочным пунктом в торговле с народами Причерноморья.

Итак, с середины II тысячелетия до н. э. микенские греки поддерживали тесные отношения с Троей. Правда, можно лишь в общих чертах представить себе, как они складывались до знаменитой «Гомеровской войны». Археологи пока не отыскали городские архивы Микен. Гораздо лучше нам известны официальные документы хеттов. Вот и получается, что историю микенской Греции — Ахиявы, как она именуется в хеттских сообщениях, нам приходится изучать лишь по артефактам, найденным в Микенах, а также письмам, которые отправляли из канцелярий Хаттусы, хеттской столицы, в Микены.

Причина кроется в разном уровне развития письменной культуры. Если хетты давно использовали удобную клинопись, то микенские греки овладели письменностью — линейным письмом Б, — самое раннее, в XV веке до н. э. Они переняли его у критян после завоевания Кносса и приспособили к своему языку. Однако критская грамота считалась слишком вульгарной для переписки с царями соседних стран. Поэтому вся их дипломатическая корреспонденция, очевидно, велась на общепринятой тогда клинописи. По крайней мере, правители Микен, переписываясь с хеттами, прибегали именно к помощи клинописи, как можно понять из некоторых упоминаний в текстах писем, отправленных царями хеттов.

В одном из этих писем хеттский царь Хаттусили II очень осторожно, уповая на понимание, сетует царю Ахиявы, что тот не мог дать решительный отпор проискам некоего Пиямараду. Речь идёт о внуке царя Арзавы, небольшого государства на западном берегу Малой Азии со столицей в Апасе (Эфесе). Его страна постоянно враждовала с хеттами, и в конце концов царь бежал в Ахияву, спасаясь от хеттской угрозы. Его внук, как явствует из письма, строил хеттам козни на всём побережье Малой Азии — от Вилусы (Вилиос-Илион-Троя) и Лазбы (Лесбос) до Миллаванды (Милет). Воины Пиямараду нападали на Вилусу и Лазбу, уводили их жителей в рабство и доставляли в Миллаванду — город, который был своего рода форпостом микенских греков в Малой Азии. Хаттусили хотел бы расправиться со своим врагом, но не мог схватить его, ибо тот всякий раз уплывал на корабле в Ахияву. Из письма видно, что правитель микенских греков хорошо осведомлён о набегах Пиямараду на Малую Азию.

Тем не менее в своём письме, полном жалоб и сетований, хеттский царь Хаттусили неизменно называет царя Ахиявы «своим братом», пусть это обращение и звучит всякий раз формально. Такой титул ставит правителя Ахиявы — «друга врага моего» — вровень с египетским фараоном и самим царём хеттов. Судя по этому письму, хетты и микенцы давно уже пребывали в переписке друг с другом. Были в их отношениях и напряжённые моменты, были и более счастливые времена, однако поддерживались они всегда.

К сожалению, письма самих микенских властителей, адресованные «хеттскому брату», до сих пор так и не найдены в архивах Хаттусы. Поэтому мы можем лишь по косвенным фактам реконструировать отношения между двумя странами.

Из всех возможных фактов остановимся на одном — географических названиях. В Микенах и других городах Греции найден целый ряд глиняных табличек с надписями, сделанными линейным письмом Б, где так или иначе упомянуты выходцы из Малой Азии. Сведения о них приводит немецкий историк Иоахим Латач на страницах вышедшей в 2001 году книги «Троя и Гомер». Выпишем эти названия и обсудим их.

1) Tros и Troia = «троянец» и «троянка». Данные слова встречались трижды: один раз в Кноссе, на Крите; дважды — в Пилосе, на Пелопоннесе. Кроме того, жители Трои упоминаются в большом архиве глиняных табличек, найденном в 1994–1995 годах при раскопках в Фивах.

2) Imrios = «житель (острова) Имброс»; это слово встречено один раз в Кноссе.

3) Lamniai = «женщины (острова) Лемнос»; упоминание о них много раз встречалось в Пилосе.

4) Aswiai = «азиатки»; слово много раз встречалось в Кноссе, Пилосе и Микенах. Очевидно, имеются в виду женщины из региона, называемого хеттами Ассува и имеющего отношение к Ассу в Троаде (город Асс лежал к югу от Трои напротив острова Лесбос).

5) Kswiai = «женщины с (острова) Хиос»; много раз встречалось в Пилосе.

6) Milatiai = «женщины Милета» и Knidiai = «женщины Книда»; упоминание о них много раз встречалось в Пилосе и Кноссе.

Что можно сказать о контексте этих слов? Из него можно понять, что всякий раз речь идёт о чужеземцах, попавших в Ахияву. Там, где упомянуты женщины, — о работницах, привезённых из Малой Азии. Все названия свидетельствуют о том, что жизнь микенских греков задолго до Троянской войны была тесно связана с Малой Азией, островами, лежащими у её берегов, и Троей. Очевидно, греки нередко совершали разбойничьи походы, нападая на побережье Малой Азии и соседние острова и вывозя оттуда добычу — пленников.

Косвенным доказательством того можно считать жалобу одного из пострадавших царьков могучему правителю хеттов Муваталли II, датируемую примерно 1300 годом до н. э. Он пишет, что Пиямараду напал на Лазбу и увёл оттуда ремесленников в Миллаванду.

Впрочем, ясно и другое. В разбойничьи походы ради добычи рабов пускались и хетты. Это было общепринятой практикой того времени. Микенские греки не являли из неё никакого исключения. Правда, обращает на себя внимание один момент.

Согласно хеттским документам — ими мы располагаем в гораздо большем количестве, чем документами, написанными линейным письмом Б, — такие разбойничьи походы ограничивались лишь территорией Малой Азии. Пока не обнаружено никаких упоминаний о женщинах, увезённых в рабство из Ахиявы, — например из Пилоса, Микен или «семивратных Фив». То есть наблюдается односторонняя экспансия: с запада на восток, из Ахиявы в Малую Азию, но никак не наоборот.

В XIII веке до н. э. эта экспансия, или, говоря старинным языком, грабительские набеги, стала обыденным явлением, напоминающим натиск норманнов на Францию, Британию и Ирландию в IX веке н. э. Это видно, например, из договора между хеттским царём Тудхалийей IV и его вассалом Саусгамувой из Амурру, заключённого в 1220 году до н. э. В нём хеттский царь требует не только торговой блокады Ахиявы, но и решительно исключает её правителя из традиционной «формулы царей», в которой упоминались «цари Хатти, Египта, Вавилона, Ассирии и Ахиявы». Такой жест, несомненно, означал не только охлаждение и недовольство политикой греков, но и самую настоящую вражду с ними, положившую начало войне.

Известный хеттолог Тревор Брюс, выпустивший в 1998 году книгу «Царство хеттов», приводит ряд доводов, которые показывают, что историческая основа «Илиады» — поэмы о Троянской войне — не вызывает уже никакого сомнения.

• Микенские греки были тесно вовлечены в политические и военные события, разыгравшиеся в XIII веке до н. э. в Западной Анатолии.

• В XIII веке до н. э. государство Вилуса, пребывавшее в вассальной зависимости от хеттов, стало объектом непрестанных атак со стороны микенских греков или их союзников.

• Вилуса располагалась на северо-западе Малой Азии — там же, где лежала Троя, воспетая Гомером.

• С лингвистической точки зрения название Wilusa (Вилуса) можно соотнести с греческим топонимом (W)Ilios (Илион).

Однако, продолжает Брюс, самой Троянской войны, пожалуй, не было. Был лишь ряд грабительских набегов, разбойничьих походов или военных экспедиций. В памяти потомков эти события слились в одну долгую войну, длившуюся — почему бы нет? — 10 лет кряду. Возможно, один из таких набегов увенчался взятием и разрушением Вилусы-Илиона. Возможно, некоторыми из походов руководили племенные вожди, которых звали Одиссей, Ахилл, Аякс, Менелай, Агамемнон. Сам Брюс полагает, что гомеровский эпос описывает события, протекавшие на протяжении ста с лишним лет.

В памяти рапсодов и аэдов, разносивших по городам и весям рассказы о славном прошлом, эти события слились воедино. И «Илиада», быть может, начиналась с разрозненных песен, своего рода саг, воспевавших походы отдельных вождей греков к берегам Малой Азии. Поэме, очевидно, предшествовал цикл героических песен наподобие саг о Карле Великом или былин о киевских богатырях.

Можно добавить, что возвращение домой после удачного похода тоже было сопряжено с риском. Ахейцы — эти норманны античности — подчас скитались по всему Средиземному морю, сталкиваясь с дикими племенами, населявшими отдельные острова и побережья. Из описаний их приключений и выкристаллизовалось историческое ядро «Одиссеи» — другой великой поэмы Гомера, всё ещё принимаемой за сказочный вымысел.

Выводы, сделанные Брюсом, опираются на многочисленные факты и посылки. Впрочем, порой они выглядят весьма спекулятивно, что сознаёт и сам автор. Преодолеть эту спекулятивность, надуманность трудно по сей день, несмотря на постоянные изыскания археологов.

С другой стороны, не менее велика вероятность того, что за цветистой канвой «Илиады» скрывается не множество «булавочных уколов», а один великий поход. Свои доводы в защиту Гомера приводит немецкий археолог Вольф-Дитрих Нимайер, участник раскопок Милета.

Археологические находки доказывают, что во второй половине XIII века до н. э. в Милете произошла смена власти: сторонников ахейцев потеснили ставленники хеттов. Нимайер пишет: «Миллаванда, или Милет, являлась форпостом Ахиявы на юго-западном побережье Малой Азии. Именно отсюда ахейцы вмешивались в политические события, протекавшие в Малой Азии, поддерживали врагов и мятежных вассалов Хеттской державы, хотя и редко предпринимали военные походы. К сожалению, мы не знаем, каким образом во второй половине XIII века ахейцы были изгнаны из Малой Азии, и как Миллаванда оказалась под хеттским господством. Вероятнее всего, Тудхалийя IV решил искоренить этот постоянный очаг опасности, находившийся почти на границе с Хеттской державой».

Недавнее открытие, похоже, подтверждает смену власти, произошедшую в Милете. В июне 2000 года археолог Аннелизе Пешлов обнаружила хеттскую надпись в Латмосских горах, в районе Милета, на перевале, который вёл из глубины Анатолии в этот город. В то время подобные наскальные надписи — непременно с изображением хеттского царя — служили сигналом всем сопредельным странам: «Здесь правят хетты». Найденную надпись ещё предстоит точно датировать. Однако уже сейчас ясно, что хетты претендовали на власть над Милетом.

Итак, второй возможный исторический сценарий «Илиады» развивается в более привычном нам русле. Во второй половине II тысячелетия до н. э. Ахиява усилила натиск на восточную часть Средиземноморья. В XV веке микенские греки нападают на Крит. Минойцы утрачивают ведущее положение в Эгейском регионе и теряют статус великой морской державы. Под влияние греков подпадают и союзники критян в Малой Азии. С этого времени ахейцы надёжно обосновались в Милете. Отсюда они пытаются расширить свою область влияния. Греки наносят удары по окраинам Хеттской державы, ведь в ту пору в зависимости от хеттов пребывает не только большая часть Малой Азии, но и острова, лежащие у её побережья. Однако натиск греков хетты парировали. В результате Ахиява потеряла свой форпост в Малой Азии — Милет. Правитель Ахиявы с трудом перенёс свою неудачу — ведь уже несколько столетий ахейцев крайне интересовала «житница Малой Азии».

Сам Милет со стратегической точки зрения был довольно уязвим. Поэтому греки попытались завоевать плацдарм в другой части полуострова, а именно в Трое. Этот богатый, цветущий город давно привлекал внимание греков. И они устремились в поход…

Есть и другие сценарии. По мнению Корфмана, произошло землетрясение. Именно природная катастрофа и решила судьбу Трои. Так, важнейшую роль в древней легенде играет троянский конь. Греки посвятили его Посейдону. В греческой мифологии Посейдон считался «колебателем земли» («Одиссея», V, 366), который сотрясает землю, повергая народы в ужас.

А не изобразил ли Гомер под видом загадочного коня, в конце концов рушащего Трою, страшное стихийное бедствие — землетрясение, сокрушившее стены крепости? Биргит Брандау, автор книги «Троя: город и миф», считает, что «все беды начались с того, что на город напало небольшое вражеское войско или разразилось землетрясение. Царский дворец был разрушен, и тогда горожане, которым жилось несладко, пользуясь случаем, подняли восстание. Подобные социальные беспорядки и перевороты были отнюдь не редкостью в те времена, о чём сообщают многочисленные источники».

Само положение Трои было роковым. Она пребывала между молотом и наковальней.

После падения Трои и краха Хеттской державы (около 1175 года до н. э.) натиск греков усилился. Около 1100 года до н. э. начинается греческая колонизация. Отныне на протяжении нескольких столетий она протекает в одном и том же направлении. «Вперёд на обетованную землю! В Малую Азию!»

Итак, можно сформулировать окончательный вывод. Результаты последних археологических экспедиций ещё не позволяют убедительно восстановить сценарий Троянской войны. Однако они никак не отрицают, что за троянским эпосом скрывается история греческой экспансии против крупной державы, лежавшей на западном берегу Малой Азии и мешавшей грекам в борьбе за власть над этим регионом.

Наоборот, последние археологические изыскания лишь убеждают, что война за Трою — важнейший стратегический пункт того времени — действительно была. Всё новые и новые находки укрепляют учёных в этом мнении. Однако предстоит понять, как она протекала.

Древняя Троя находится сейчас в центре внимания археологов, хеттологов, лингвистов, анатолистов, эллинистов и многих других. Прежнее незнание исчезает. Подлинная история Троянской войны, возможно, будет написана уже в ближайшие годы. Во всяком случае, разгадка тайны, как никогда, близка. Никаких сомнений не остаётся: Гомера надо читать серьёзно, как исторический документ.

Итак, в конце 1980-х Манфред Корфман приступил к новым раскопкам Трои. Средства для экспедиции выделил концерн Daimler Chrysler. За минувшие годы была обследована территория площадью почти 300 000 квадратных метров.

Весной 2001 года Корфман организовал грандиозную выставку «Троя: мечта и явь». Она с успехом была показана в ряде немецких городов. В одном только Штутгарте её посетили 250 000 человек.

Впрочем, ряд коллег Корфмана выступили с резкой критикой. Археолог же холодно парирует эти выпады, называя их «недостойными новой войны за Трою».

Встречаются и довольно веские доводы. К примеру, в конце июля 2001 года историк из Кёльнского университета Карл-Иоахим Хёлькескамп справедливо заметил, что «все эти компьютерные модели Трои, показанные на выставке, создают у зрителей определённые стереотипы, в то время как сами учёные пока ещё не пришли к единому мнению по данным вопросам».

Так, по мнению Корфмана, в XIII–XII веках до н. э., в канун «Гомеровской войны», Троя стала крупнейшей метрополией и важным торговым центром, где проживало свыше десяти тысяч человек. «Однако опубликованные пока результаты раскопок не доказывают, что вокруг крепости Троя существовал Нижний город», — возражает Хёлькескамп. Плотные ряды домов у подножия горы, по его словам, чистая фикция. Корфман якобы дурачит публику, выдавая свои выдумки за научно проверенные данные.

Другой историк, Юстус Кобет, отмечает, что Корфман пока не нашёл ни храмов, ни торговых лавок, ни складов, без которых была бы немыслима жизнь древневосточной метрополии. По его словам, на рубеже XIII–XII веков до н. э. Троя вовсе не была окружена обширными кварталами, где жили ремесленники и простолюдины. На территории вымышленного Нижнего города располагались лишь отдельные садовые домики да конюшни. «Из трёх ям, выкопанных под сваи, компьютерщики, — иронизирует Кобет, — воздвигли целый квартал».

Таким образом, противники Корфмана, как и он, считают, что во II тысячелетии до н. э. в Трое располагался дворец местного правителя, обнесённый мощными крепостными стенами. Однако, по их мнению, Троя была своего рода городом-государством. Власть её распространялась лишь на ближайшие окрестности. Никакого важного исторического и политического значения она не имела.

Что касается Корфмана, то он считает своих оппонентов кабинетными учёными. Они не вправе судить о значении сделанных открытий, пребывая в стороне от них. «Достаточно сесть в самолёт и прилететь сюда, чтобы увидеть Нижний город и полюбоваться на обнаруженные здесь каменные дома», — замечает он.

«Глядя на голые стены, вообще не увидишь прошлое, — полемизирует с ним Франк Кольб, историк из Тюбингена. — Нельзя интерпретировать результаты раскопок, не ознакомившись с керамикой и мелкой утварью. Корфман же избегает любых публичных дискуссий, как чёрт — освящённой воды».

Впрочем, понять психологию Корфмана тоже надо. «Если из года в год не радовать своих спонсоров сенсациями, — подводит итог перепалке Кобет, — то можно оказаться в ужасном положении».

Ранний бронзовый век

2900–2300 годы до н. э.: Троя-I, II, III.

Троя-I была обычной деревней, обнесённой стеной. В Трое появляется царский дворец. Именно здесь Г. Шлиман нашёл золотые сокровища. Вокруг крепости возникает Нижний город.

Важнейшие события культуры этого периода в Малой Азии: качество бронзовых сплавов улучшается, развивается торговля с отдалёнными странами, появляется письменность, строятся большие здания в форме мегарона, применяется гончарный круг, разводятся тонкорунные овцы, изготавливаются первые мечи. Происходит классовое расслоение общества. Формируется элита.

Средний бронзовый век

2300–1700 годы до н. э.: Троя-IV и V.

В 2300–1800 годах наблюдается кризис культуры раннего бронзового века. В Греции и на островах Эгейского моря происходят беспорядки и мятежи. Наблюдаются многочисленные миграции племён. Меняются торговые пути в восточной части Средиземного моря. Около 1900 года до н. э. начинается возвышение Крита. В это время индоевропейские племена вторгаются в Анатолию. Возникает Хеттская держава.

1700 год до н. э.: Троя-VI и VII, 1700–1150 годы.

Расцвет Трои. Город становится торговыми воротами из Азии в Европу. Идёт интенсивный обмен идеями и новациями. Около 1600 года появляются лёгкие, манёвренные колесницы. Коневодство. Появление тарана. Строительство крепостных стен. Бронзовое оружие. Оружие, эффективно поражающее противника на дальнем расстоянии. Хетты «изобретают» дипломатию. Дальнейшее развитие письменности. Около 1600 года начинается возвышение Микен.

Поздний бронзовый век

1450 год до н. э.: закат минойской культуры на Крите.

1250 год до н. э.: разрушение Трои-VI.

1180 год до н. э.: последняя война за Трою (VIIa).

Железный век

1200–800 годы до н. э.: «тёмные века».

Рушатся державы бронзового века. Война сокрушает и пелопоннесские Микены, и хеттскую Хаттусу, и левантийские города-государства, в частности Угарит. Происходит массовое переселение народов. В восточной части Средиземноморья наблюдается упадок культуры. Письменность утрачена. Гончарный круг забыт.

800 год до н. э.: на холме Гиссарлык греческие поселенцы основали город Илион (Троя).

730 год до н. э.: Гомер пишет «Илиаду».

700 год до н. э.: архаическая эпоха.

480 год до н. э.: классическая эпоха.

85 год до н. э.: под властью Рима оказывается город Илиум (Троя-IX). Со временем он становится городом-памятником. Сюда приезжают, чтобы воздать почести богам и героям. Развалины крепости оберегают как святыню.

1871 год: Шлиман приступает к раскопкам Трои.

1938 год: раскопки Трои прекращаются.

1988 год: Корфман приступает к раскопкам Трои.

В древние времена люди уделяли огромное внимание пророчествам. Они совершались в специальных храмах и собирали толпы страждущих. И хотя с оракулом общался посредник, или, как бы мы сказали сегодня, медиум, считалось, что его голосом говорит сам пророк. Одним из наиболее почитаемых пророков Древней Греции был Дельфийский оракул, обосновавшийся в храме Аполлона у подножия горы Парнас в Дельфах.

Согласно греческой мифологии, святилище оракула было воздвигнуто на том самом месте, где бог Аполлон умертвил дракона Пифона, никого не допускавшего к расселине, якобы дающей человеку дар пророчества. С тех пор главную жрицу храма стали называть по имени дракона Пифией, а за ней и всех последующих жриц стали именовать также Пифиями. Перед совершением таинства главная жрица совершала омовение и принимала паровую ванну, а затем опускалась в подземную камеру (адитон), стоящую прямо над трещиной. По свидетельству паломников, из неё поднимались потоки воздуха, возможно, увлекавшие за собой вулканические газы. Пифия садилась на треножник, в одной руке она держала ветку лавра (лавр — священное дерево Аполлона), а в другой — чашу с водой из протекающего здесь бурлящего ручья. Под воздействием поднимающихся паров Пифия впадала в транс и начинала бессвязную речь. В обязанности других жриц входило превращение этой речи в более или менее осмысленный текст, который потом подвергался толкованию.

Удивительно, что довольно долго традиция объясняла феномен этого, казалось бы чисто мифологического, явления вполне научно: трещина в земной коре, пары, поднимающиеся через неё, и вода из подземного источника. И тут сложилась совершенно парадоксальная ситуация, а именно: не наука опровергала миф, как это обычно бывает, а, наоборот, миф опровергал науку!

Вплоть до конца XIX века учёные мужи не воспринимали версию древних мудрецов, поскольку археологические раскопки в Дельфах не подтверждали наличия под храмом Аполлона каких-либо трещин или утечек газа.

К счастью, до наших дней дошли многие свидетельства древнегреческих мудрецов, посвящённые загадкам Дельфийского оракула. В их числе можно назвать Плиния, Платона, Цицерона, Плутарха, Страбона и других. Географ Страбон (ок. 64 до н. э. — ок. 24 н. э.), в частности, писал: «Говорят, что Пифия сидит на треножнике прямо над глубокой и довольно узкой каверной, через которую наверх поднимается пневма (газ, пар, продукты дыхания животных; отсюда всем знакомые слова „пневматический“, „пневмония“ и так далее). Пифия вдыхает пневму и начинает пророчествовать».

Плутарх (ок. 46 — ок. 127 н. э.) рассказал о таинственном ритуале более подробно. По его словам, в святилище складываются определённые взаимоотношения между богом Аполлоном, Пифией и пневмой. При этом Аполлон уподобляется музыканту, Пифия — инструменту, на котором он играет, а пневма — плектре (косточке для игры на струнных инструментах). С помощью плектры Аполлон заставляет звучать свой инструмент (Пифию), то есть побуждает её к произнесению пророчеств. Плутарх подчёркивает, что пневма источает запах «сладкого аромата», который ощущается не только в адитоне (камере пророчеств), но и в предшествующем ему помещении, где собираются жрецы в ожидании выхода к ним Пифии. Во времена Платона испарение пневмы было слабым и нерегулярным, что, по мнению философа, снижало достоверность предсказаний. По свидетельству Плутарха и других древнегреческих учёных, обычно Пифия пророчествовала в состоянии слабого транса. Она сидела на треножнике довольно долго, поскольку к ней выстраивалась длинная очередь. Бывало даже, что женщину, исполнявшую роль Пифии, сменяла вторая Пифия, а иногда и третья. На протяжении всего «сеанса» Пифии выслушивали вопросы посетителей, давали им ответы, причём говорили изменёнными голосами и даже напевали свои пророчества.

По словам Плутарха, Пифии выглядели после «сеанса» измождёнными, как после многокилометровой пробежки! Плутарх рассказывает также о трагической судьбе одной из Пифий, которую храмовые власти принудили к пророчеству в «неблагоприятный день» ради прихоти неких заморских гостей. Как только она вошла в адитон, сразу попала в лапы злобного духа. Находясь в состоянии транса, Пифия, вместо того чтобы пророчествовать в своей обычной манере, застонала и завыла, потом истерически завизжала, яростно бросившись к выходу. Сильно ударившись о дверь, она упала в бесчувствии. Жрицы вынесли её на свежий воздух. Пифия пришла в себя, но так и не смогла оправиться от удара. Через несколько дней она умерла.

В начале 1900-х годов английский геолог Адольф Пол Оппе посетил Дельфы, где велись в то время археологические раскопки. Изучив ситуацию на месте и убедившись в отсутствии здесь каких-либо намёков на трещины под храмом Аполлона или на истечение подземных газов, Оппе разразился большой статьёй, в которой сделал три критических заявления по адресу Дельфийского оракула. Первое: никаких расселин или газовых выделений под храмом Аполлона в Дельфах не было и нет! Второе: если бы газы и появились там, они не могли бы вызывать у Пифий состояние, подобное трансу. И третье: рассказ Плутарха о Пифии, впавшей в безумие и вскоре скончавшейся от него, противоречит традиционному описанию процедуры пророчества и потому должен быть отвергнут.

Статья Оппе произвела большой шум в академических кругах, поскольку казалась очень веско аргументированной. К тому же в середине прошлого века она получила поддержку со стороны французского археолога Пьера Амандри, сообщившего, что «дурманящий» газ мог бы выделяться из вулканических пород, но они под храмом Аполлона не обнаружены! Однако в 1980-х годах ситуация изменялась. Программа развития наук под эгидой Организации Объединённых Наций профинансировала исследование геологических разломов в Греции, вдоль которых в последние несколько столетий происходили наиболее разрушительные землетрясения. Как оказалось, разломы подходят к Дельфийскому святилищу с запада и востока. В 1996 году геологи Джелли де Боэр и Джон Хейл тщательно обследовали фундамент храма Аполлона и выявили в нём несколько существенных аномалий. Во-первых, адитон, где размещалась Пифия для пророчеств, оказался на 2–4 метра ниже уровня окружающей местности. Во-вторых, храм имел некую асимметричность — во внутренней колоннаде была широкая трещина, как бы обозначившая место исчезнувшего строительного элемента. В-третьих, рядом с углублением для адитона обнаружен дренажный канал для слива воды из источника. Таким образом, у исследователей появились основания утверждать, что храм Аполлона был предназначен не для прибежища бога, а для изоляции водного источника от окружающего пространства.

В 1996 году археологи отец и сын Майкл и Рейнольдс Хиггинсы высказали предположение, что «дурманящим» газом в Дельфийском оракуле мог быть углекислый газ. К этому умозаключению их подтолкнуло обнаружение данного газа в другом храме Аполлона (в Гиераполисе в Малой Азии), хотя он и не был местом пророчеств. Как выяснилось, здешний храм стоит буквально над вертикальным потоком токсичных газов, истекающих из грота в основании строения. Углекислый газ, входящий в их состав, очень ядовит, чем и объясняется гибель жертвенных животных от воробьёв до быков! Даже сегодня здесь погибают воробьи, усевшиеся на проволочное ограждение вокруг опасного места.

В результате проведённых исследований начинает вырисовываться общая картина процессов, происходящих под Дельфийским оракулом. Здесь, среди скальных пород мелового периода, встречаются слои битуминизированного известняка. Их движение вдоль разломов сопровождается трением, разогревающим известняк до такой степени, что из него начинают испаряться нефтехимические включения. После этого он выносится наверх бурлящим источником, увлекающим за собой и различные газы. Но какие именно? Для ответа на вопрос исследователи взяли на анализ газовые пробы из водного источника Дельфийского оракула и сравнили их с пробами из слоёв известкового туфа. В слоях туфа удалось выделить метан, этан и позже — этилен. Поскольку этилен имеет сладковатый запах, химики вспомнили сообщение Плутарха о «сладком аромате» пневмы. Историки же припомнили эксперименты Изабеллы Херб в 20-е годы XX века с анестезирующими веществами. Она установила, что 20-процентный раствор этилена может ввести человека в бессознательное состояние, а уменьшенные концентрации могут вызвать состояние транса. Токсиколог Спиллер подчёркивал удивительное совпадение ощущений от вдыхания этилена с ощущениями от вдыхания пневмы, как они описаны в различных исторических источниках…

В 1968 году итальянские рабочие расширяли автомагистраль от города Римини к Адриатическому побережью. Эти места издавна славятся многочисленными древними захоронениями, потому никого не удивляло, когда в ковше экскаватора оказывалась урна с прахом или кувшин с позеленевшими от времени монетами. Однако в какой-то момент работы всё же были приостановлены. Всё замерло в ожидании главного археолога Джино Виниччо Джентили, руководившего раскопками в тех местах.

Видавший виды археолог был потрясён увиденным: золотые пластины, изделия из янтаря, резьба по дереву, бронзовые вазы, шлем, драгоценные украшения, треножники, резная скамеечка для ног, соломенные корзины, несколько погребальных урн, завёрнутых в льняное полотно, и множество других уникальных предметов, которые на протяжении многих веков скрывала в себе земля, словно пытались рассказать о древнейшей цивилизации, когда-то процветавшей в этих местах.

Этрурия, возникшая в I тысячелетии до н. э. и располагавшаяся на северо-западе Апеннинского полуострова, — одна из немногих цивилизаций, которая ярко вспыхнула, подобно звезде на небосклоне, и столь же быстро угасла. Племена этрусков, происхождение которых до сих пор остаётся загадкой, создали удивительную культуру, предшествовавшую римской и в значительной степени повлиявшую на неё.

Уже в VII веке до н. э. в Этрурии были воздвигнуты 12 городов-крепостей, защищённых массивными стенами. Через некоторое время они стали городами-государствами, в каждом из которых был свой царь. Каждый год в марте представители всех 12 городов собирались у храма Вольтумна — божества, изображавшегося в виде двуполого существа, и избирали главу своего союза и претора, который при необходимости возглавлял этрусскую армию. В эти же дни проводились спортивные игры, посвящённые богам.

В заключение торжественной церемонии выбора претора цари всех двенадцати городов вручали ему 12 топоров и связок прутьев. Связки прутьев с воткнутыми в них топорами означали, что избранный правитель имеет право наказывать своих подданных и даже казнить их. Претор торжественно вбивал в стену храма деревянный гвоздь, словно ставя точку в конце прожитого года — от марта до марта. Гвоздь из железа для этого не годился, так как, по поверью, добрые духи опасались холодного металла.

Раскопки, начатые Джентили в 1968 году, продолжаются до сих пор. Благодаря им постепенно поднимается завеса тайны над цивилизацией этрусков. Мы знаем теперь, что этруски жили в домах, состоявших из просторной четырёхугольной залы, вокруг которой пристраивались небольшие помещения. Одна из комнат, в которой находился очаг, называлась чёрной, так как стены и потолок её были сплошь покрыты копотью. Для того чтобы дым уходил на улицу, в потолке прорезали небольшое отверстие, и, если шёл дождь, закрывали его специальной заслонкой. Впрочем, если хозяева дома не закрывали отверстие, дождевая вода собиралась в специально оборудованном под ним на полу мраморном бассейне. Неподалёку размещался алтарь домашних богов, стол, за которым собирались члены семьи, и супружеское ложе.

Этруски строили свои дома на фундаменте из камня вулканического происхождения — туфа. Стены возводились из глины, крыши были черепичными. Интересно, что росписи в жилых помещениях часто абсолютно соответствовали росписям внутри храмов. Довольно часто крыши украшали живописные изображения лошадей, которые, по поверьям, провожали человека в загробный мир, или Горгоны — хозяйки мира мёртвых, призванной отпугивать злые силы. Иногда там рисовали змей или птиц, как олицетворение земной и воздушной стихий. Однако все эти рисунки были не видны ни прохожим, ни самим владельцам домов. Увидеть их можно было, только поднявшись над крышей на значительную высоту…

Известно, что уже в VII веке до н. э. этруски знали письменность. «Учение Тага» — «библия» этрусков, написанная на восковых табличках, к сожалению, не дошла до наших дней. Бесценный документ в своё время был утрачен римлянами, сохранилось лишь несколько небольших фрагментов. И всё-таки учёным удалось восстановить удивительную этрусскую легенду о событиях, произошедших в незапамятные времена.

Однажды маг Тархон пахал землю и с такой силой налёг на плуг, что вспорол её лоно глубже, чем следовало. Вначале он и сам не понял, что нож плуга разрушил стену, отгораживавшую людей от подземного мира. Дойдя до края поля, Тархон оглянулся и увидел, что из борозды пытается выбраться маленький мальчик. Присмотревшись, маг понял, что это не обычный ребёнок — от головы его, покрытой белыми волосами, исходило сияние.

Испуганный маг принялся сзывать всех чародеев Этрурии, которые тут же собрались на его зов. Когда все они прибыли на поле, «мальчик» сказал, что он Таг, сын верховного божества этрусков Тина. Чародеи знали, что Тин сидит на огромной горе и наблюдает за тем, что происходит в мире.

По его словам, Таг поднялся из подземного мира для того, чтобы предсказать будущее этрусков, судьба которых, по его словам, окажется славной, но трудной. Маги записывали каждое слово Тага на восковые таблички. Сын бога говорил долго — несколько дней, — а чародеи всё писали и писали, не чувствуя ни голода, ни жажды, ни усталости. Таг поведал им, как вычислять движение звёзд по небу, как по внутренностям животных, принесённых в жертву богам, и полёту птиц узнавать грядущее, как противостоять злым духам. Он подарил им множество и других тайных знаний. Когда минул третий день, Таг сказал чародеям: «Всё, что я рассказал вам сейчас, вы должны донести до других людей, не ожидая их благодарности, а радуясь тому, что вы развеяли тьму их незнания». А на площадке он поднял руку и произнёс: «Судьба вашего народа будет несчастной. Вы достигаете богатства и процветания, но потеряете всё в одночасье и погибнете все до последнего человека. Однако, завершив путь земной, вы окажетесь на небесах, где получите достойную награду за свои труды». После этих слов Таг на глазах у чародеев навсегда погрузился в землю.

Увы, несколько восковых табличек, сохранившихся с тех легендарных дней, повествуют лишь о гаруспии — способе гадания по печени животных.

В 1877 году неподалёку от итальянского города Пьяченца фермер, работавший на своём поле, обнаружил в земле странный бронзовый предмет длиной 12,5 сантиметров. Не желая выбрасывать находку, но и не зная, куда применить её в своём хозяйстве, фермер продал её за какую-то смехотворную сумму приходскому священнику. Священник, в свою очередь, перепродал «безделушку» своему соседу, коллекционеру древностей, который показывал её знакомым антикварам, но никто из них так и не смог сказать, что это за странный предмет.

Лишь через 17 лет загадочная находка попала в Миланский музей. К счастью, в то время там как раз находился учёный-этрусколог, который и установил, что загадочный предмет — не что иное как бронзовая печень. В нескольких фрагментах дошедших до наших дней образцов этрусской письменности описываются способы гадания по печени животных. Печень считалась в Этрурии не только жизненно важным органом, но и генератором чувств. Поэтому жрецы, предсказывавшие будущее таким образом, пользовались особым уважением. Они считали печень крошечным миром, микрокосмом, который отражал жизнь Вселенной.

Впрочем, как следует из легенды, приведённой выше, у этрусков имелась сложная система гаданий, благодаря которым можно было узнать волю богов. Сохранились описания гадания по молнии, полёту птиц, внутренностям животных. Жизнь древнего народа во многом зависела от решений жрецов. К ним обращались за советом прежде чем закладывать города, строить храмы или жилища, казнить или миловать преступников.

Жрецы, гадавшие по печени животных, или гаруспики, особое внимание обращали на её пирамидальный отросток. Если он был большим, то человека, обращавшегося за предсказанием, ожидала удача в делах, если маленьким — несчастье. Раздвоённый отросток пророчил войну, а утолщение на его вершине толковалось как победа в ней. Гаруспики надевали остроконечный колпак из овечьей шкуры и грубую шерстяную одежду, на которой не должно было быть ни завязок, ни узлов. Колпак крепился под подбородком кожаной лентой, если же, несмотря на все предосторожности, он всё-таки сползал на лоб или затылок, это считалось дурным знаком. На плече гаруспики всегда носили ритуальный бронзовый нож с широким лезвием и рукояткой в виде статуэтки. Для предсказания годилась печень исключительно здоровых овец, да и то не всех, а лишь тех, которые сопротивлялись, когда их собирались принести в жертву. Поначалу гаруспики обращали внимание только на цвет и размеры печени, однако позже, судя по бронзовой находке из Пьяченцы, стали соотносить определённые участки этого органа с жилищами отдельных богов. Край печени делили на шестнадцать прямоугольников с именами главных богов — Тин, Уни, Менрва, Мант, Мания… Каждому из прямоугольников соответствовал участок неба, и, сопоставляя состояние сектора печени с частью небесного свода, маги делали предсказание.

Современные учёные пришли к выводу, что «печень из Пьяченцы» использовалась в качестве учебного пособия при обучении искусству гадания.

Существовала также каста жрецов-фулгаторов, гадавших по грому и молниям. Они мысленно разбивали небосвод на шестнадцать секторов, в каждом из которых, по их убеждению, обитал определённый бог. В зависимости от того, из какого сектора пришла молния (от доброго бога или злого), делалось благоприятное или зловещее предсказание. При этом следовало принимать во внимание форму, цвет и траекторию движения молний. Согласно поверью, фулгаторы и сами умели вызывать грозу.

Avispices — гадатели по полёту птиц — также обязаны были определять траекторию их полёта, знать их виды и быстро подсчитывать, сколько пернатых одновременно находится в небе.

Магические знания этрусков довольно часто эксплуатировались римлянами. Сохранились документы, согласно которым гаруспик Спуринна в 44 году до н. э. предупреждал Юлия Цезаря о том, что тот может погибнуть в мартовские иды от руки убийц. Цезарь не внял предостережению, за что, как мы знаем, и поплатился. Кстати, этрусские жрецы занимались не только предсказаниями судьбы. Они были прекрасными врачами, знали множество лекарственных трав и успешно их использовали для лечения больных. Более того, в музее Ливерпуля выставлены золотые зубные протезы, найденные в этрусских гробницах. Это говорит о том, что в далёкую историческую эпоху этруски уже успешно занимались стоматологией.

Цивилизация этрусков остаётся одной из самых таинственных в Средиземноморье. Прекрасная страна возникла очень быстро, но столь же быстро и исчезла. К началу III века до н. э. все этрусские города оказываются завоёванными римлянами. Постепенно исчезает этрусский язык, рукописи древнего народа безжалостно уничтожаются. Тем не менее, сохранилось множество надписей на этрусском языке, они испещряют стены жилищ и храмов. Однако исследователям не всегда удаётся расшифровать их смысл, поэтому история и культура удивительного народа всё ещё остаётся для нас тайной.

«…Сегодня запах берега настиг его очень рано, он понял, что слышит его во сне, и продолжал спать, чтобы увидеть белые верхушки утёсов, встающие из моря, гавани и бухты Канарских островов». Эти строчки Хемингуэя, взятые из повести «Старик и море», может быть, самые выразительные во всей литературе о Канарах. Лежащие на перекрёстке морских путей, острова прочно вошли в лоции и записки мореходов, в туристические и торговые справочники. Их красоты не раз воспевали древние. К берегам Канар приставали галеры критян и финикийцев, греческие пятидесятивёсельники и римские либурны.

…Ранним утром, если влажный океанский ветер не приносит из Северной Атлантики серые дождевые облака и Сахара не напоминает о своём присутствии тучами жёлтого песка, с марокканского берега можно увидеть белеющую на горизонте шапку вечных снегов Эль-Тейде, крупнейшей горы Канарского архипелага. Ослепительная вершина вулкана видна и со стороны океана. Именно она стала своеобразным маяком для первых испанских капитанов 575 лет назад…

Всему миру известно, что в 1492 году генуэзский мореход Христофор Колумб пересёк Атлантику и ступил на американскую землю. Но американские индейцы были не первыми жертвами европейской колонизации. За сотню лет до Кортеса Канарские острова, лежащие у северо-западных берегов Африки, стали ареной жестокой истребительной войны, оказавшейся роковой для гуанчей, коренного населения маленького осколка суши в Атлантике. Геноцид, испытанный века спустя на многих племенах и народах планеты, впервые был продемонстрирован здесь, на Канарах. С тех пор — а прошло уже без малого 600 лет — существует тайна гуанчей. Шесть веков остаётся неразгаданной тайна этого небольшого свободолюбивого и мужественного народа.

За несколько столетий изучения коренного населения Канар сложилась целая система гипотез о возможной родине гуанчей. А началось всё с находки в прошлом веке черепа кроманьонского человека. Антропологи обнаружили в нём полное сходство с черепами гуанчей. Однако последующие раскопки на островах повергли учёных в сомнение. Оказалось, что, кроме кроманьонского типа, там существовало ещё несколько, и среди них — нордический, доставивший специалистам больше всего хлопот. Оксфордская экспедиция выяснила, что у мумифицированных гуанчей имеются группы крови, свидетельствующие о значительном генетическом вкладе из Северо-Западной Европы. Но эти данные ещё требуют проверки. Точно же доказано лишь одно: древние гуанчи состояли в родстве, и довольно близком, с коренным населением Северной Африки, особенно с жителями марокканского Атласа. Ещё испанский хронист Эспиноса писал в XV веке: «Цвет кожи жителей Тенерифе довольно тёмный от смешения крови и от климата, и ходят они почти голые, однако на севере острова он светлый и нежный, а волосы длинные».

Соседний с Канарами район Африки — марокканский Атлас, по мнению учёных, является одним из центров распространения блондинов. В те далёкие времена остров был ещё больше. Российский антрополог академик В. Алексеев считал, что наличие множества светлых индивидов в населении Северной Африки задолго до прихода туда вандалов и живучесть «блондизма» позволяют рассматривать светлое население Канарских островов в качестве западной ветви ливийской расы, запечатлённой на рисунках эпохи Нового царства в Древнем Египте. Но кого же всё-таки изображали египтяне? Местных, марокканских «блондинов» или же пришедших сюда во II тысячелетии до н. э. «народов моря» — европейцев с голубыми глазами и светлыми волосами? Если предположить последнее, то объясняется и европейская «примесь» у древних гуанчей: после неудачных походов против Египта воины (а часть из них могла быть североевропейцами) двинулись через Сахару к Атлантике, по дороге ассимилировались с местными племенами и перебрались на Канары.

Однако это самые последние выкладки, а первые теории начали появляться в конце прошлого века. Вот хотя бы такая.

К тому времени, как вандалы переправились через Гибралтар и обосновались в Африке, она была уже достаточно хорошо известна древним. После падения вандальского государства часть его жителей, зная о пустынных землях на юге, двинулась туда, скрылась от преследования врагов и после долгих странствий оказалась между горами и морем. Они долго воевали с берберами, но те теснили вандалов всё дальше и дальше на юг. Неприступный Атлас не давал им двигаться вглубь материка, заставляя идти вдоль побережья. Со склонов гор беглецы не могли не заметить снежной вершины Эль-Тейде. Построив баркасы, они перебрались на острова… Такова версия. Точных материалов, подтверждающих её достоверность, нет. Но есть любопытные данные, собранные в прошлом веке немецким путешественником Г. Рольфсом. Неподалёку от Сеуты, близ Гибралтара, он обнаружил древнегерманские могильники. Пройдя по побережью Атлантики на юг, он нашёл аналогичные сооружения на берегу на широте Канар. Арабы и берберы никогда ничего подобного не строили… А тут ещё как раз разыскали такие строчки в одном из немногих письменных источников по истории вандалов — Прокопий Цезарийский пишет, что слышал рассказы о пустынной стране, в которой, «жили люди с кожей не как у мавров, с белым телом и русыми волосами». Может быть, это и были те самые 400 вандалов, которые, как известно, построили на острове Лесбос корабли, добрались до Сирии, а затем ушли в Ливийскую пустыню?

Ко времени завоевания нормандцем Жаном де Бетанкуром — первым «могильщиком» гуанчей — части Канар все семь крупных островов были заселены. Основой сельского хозяйства жителей являлись зерновые культуры. Зерно мололи на ручных мельницах, удивительно напоминавших те же приспособления в Древнем Египте и культуре Иберо-Мавр. Канарцы разводили домашних животных: коз, овец, свиней и собак. Последних — любопытный факт — использовали для охраны местной знати. Жители островов не знали железа. Каменные орудия обрабатывались довольно редко, на них едва угадываются следы шлифования. Интересно отметить, что большинство изделий, имеющихся на островах, напоминает мексиканские… Основным орудием древних канарцев были деревянные копья, дубинки и камни для метания. Те же орудия находят сейчас у древних ливийцев. Жители некоторых островов украшали волосы перьями, этот же обычай прослеживается у иберов и ливийцев. Гуанчи широко практиковали татуировку. Для неё использовались, видимо, те самые печати-пинтадеры, о которых так много сейчас спорят учёные. Найдены они только на Гран-Канарии. У учёных вызвала недоумение странная география их распространения: кроме Канар, пинтадеры найдены в Северной Италии, Северной Африке и… Колумбии. Больше их нет нигде. Если в Старом Свете они могли распространиться из одного центра, то как же быть с Новым Светом? Ответа пока нет.

У канарцев существовал примечательный обычай «откармливания» невест перед свадьбой. Считалось, что полная женщина может родить крупного, сильного ребёнка. Жених платил за невесту выкуп скотом. Подобный обычай до сих пор существует у племени джерба в Северной Африке (оазис Туат).

Итак, намечаются кое-какие параллели… Но среди проблем, которые гуанчи поставили перед учёными, есть несколько «самых неразрешимых»…

Гуанчи — островной народ. Но что удивительно: ни в одной, даже самой ранней, хронике не упоминаются какие-либо плавучие средства канарцев — ни лодки, ни корабли. На островах не было даже каботажного плавания. Этот вопрос — настоящий камень преткновения в изучении проблемы гуанчей, ибо, как оказалось, они единственный в мире островной народ, не имевший никаких мореходных навыков. Такой парадоксальный факт пытаются объяснить по-разному. Одни ссылаются на некий культ, связанный с морем. Другие пытаются оправдать канарцев тем, что на Канарах якобы не было строительного материала. «Но это абсурд, — возражают им третьи, — на островах всегда были леса и козьи шкуры», — и предлагают свою версию: гуанчи — потомки насильно переселённого на острова сахарского племени, никогда не знавшего моря. И неудивительно, замечают они, что островитяне приняли каравеллы Бетанкура за невиданных гигантских птиц…

Поразило исследователей и другое — обычай древних канарцев мумифицировать тела умерших. В 1806 году А. Гумбольдт сообщал в письмах с Канар, что обнаружил множество мумий гуанчей, начинённых ароматными травами. А учёный, путешествовавший по Южной Америке в середине прошлого века, обнаружил такие же растения в мумиях инков близ озера Титикака. Странное совпадение… Англичанин доктор Г. Элиот-Смит указывает в то же время на близкое сходство способов мумификации у гуанчей и древних египтян… Приготовленное соответствующим способом тело заворачивали в овечьи шкуры, накрепко перевязывали ремнями и помещали в специальные гроты. Такие пещеры всё ещё находят на Канарах. Может быть, в одной из них — ключ к разгадке тайны?

Одной из основных проблем для исследователей Канар остаётся загадка языка их жителей. Ещё первые хронисты архипелага на основании нескольких записанных ими фраз отождествляли язык гуанчей с берберским языком. Действительно, совпадений в обоих языках достаточно, но ещё больше различий. Намного ли продвинулись вперёд современные лингвисты по сравнению со средневековыми хронистами? Весьма ненамного. Ясно лишь одно: рассуждения о языке канарцев могут вестись сейчас на уровне весьма далёком от подлинно научного, ведь до сих пор нет сколько-нибудь удовлетворительного описания их языка или словарей.

Ещё один сюрприз ждал учёных на скалах Канарских островов — загадочные наскальные надписи… Есть они на Гран-Канарии, Тенерифе, Пальме. Но больше всего надписей на Йерро, самом отдалённом островке архипелага. Кто оставил их? На каком языке они написаны? Что означают? В целом, по своему начертанию надписи напоминают западносахарские. Они немного похожи на ливийское письмо. Но есть в них что-то и от нумидийской письменности. А может быть, надписи пунические? Ведь и на их письмо похожи странные знаки на камнях. А тут ещё одна находка: на Тенерифе в естественном карьере обнаружен небольшой угловатый камень, также покрытый знаками. Учёные выявили его сходство с финикийским письмом, образцы которого они видели ещё в Карфагене и Южной Испании. И что самое удивительное — надписи высечены металлическим орудием, а ведь гуанчи, как вы помните, не знали металла… Может быть, их оставили финикийцы, основавшие на островах пурпурные мастерские? Возможно всё. Как уже говорилось, больше всего надписей найдено на Йерро, самом маленьком и самом удалённом от материка островке. А что если это был своеобразный край света для древних мореплавателей? И они считали нужным именно там оставить свои «автографы»?