Посрамление идеи, или хула алхимикам

(Вместо предисловия)

В царствование Людовика XIII некий Дюбуа заявил, что ему известен секрет получения философского камня, и он знает теперь, как добывать золото искусственным путём. Слух об этом достиг ушей кардинала Ришелье, фактического правителя государства. По этой причине Дюбуа однажды оказался в королевском дворце, где его заставили показать своё умение. Ловкий пройдоха взял у стража мушкетную пулю, что-то там над ней поколдовал, после чего она и впрямь стала… золотой. Первое, что пришло в голову изумлённому королю, — так это сделать Дюбуа казначеем: уж он постарается, и королевская казна никогда не будет пуста. Ришелье рассудил иначе: если он овладеет секретом Дюбуа, то его могущество ещё больше возрастёт, а если нет — нетрудно догадаться, к кому оно перекочует. Дюбуа поначалу было заупрямился, так ведь с упрямцами и разговор особый, и язык особый — пытки. Каждое добытое таким надежным способом признание тут же проверялось, золота, разумеется, ни разу не получили. И кончил Дюбуа жизнь на виселице как чародей — с чародеями тогда не церемонились.

Пожалуй, чаще других жертвами обмана становились правители небольших средневековых государств и княжеств Центральной Европы. Среди них император Рудольф II, курфюрст Август Саксонский, курфюрст Бранденбургский… Нюренбергский бургграф Иоанн сам занимался алхимическими опытами в надежде получить вожделенный металл.

А судьба незадачливых алхимиков, искавших для своих занятий богатых покровителей, была, как правило, печальной. Герцог Вюртембергский, потратив безрезультатно на алхимика Генадера 60 тыс. ливров, повесил его на позолоченной будто бы виселице. Также поступил со своим алхимиком маркграф Байретский, да ещё приказал прибить к виселице дощечку с надписью: «Когда-то я умел делать ртуть более постоянной, а теперь меня самого сделали более постоянным». В 1709 г. угодил на виселицу неаполитанец Каэтано, называвший себя графом Руджиеро.

Впрочем, не все герцоги и курфюрсты были так доверчивы, хотя, конечно, не меньше других жаждали злата. Иной правитель не спешил раскошеливаться в ответ на жаркие уверения алхимика, будто он сумеет озолотить своего благодетеля, а прежде напрямик спрашивал: скажи лучше, умеешь ли ты делать фальшивую монету?

Когда алхимик и поэт Аугурелли преподнёс папе Льву X поэму, в которой изложил известные, дескать, ему способы добывания алхимическим путём золота, то в награду получил пустой мешок — весьма необходимый, по мнению папы, предмет для того, кто владеет таким великим искусством…

Разложение феодализма было особенно благодатной почвой для «творчества» великосветских мошенников вроде самозванного графа Сен-Жермена, искусного иллюзиониста, уверявшего, что ему от роду… 360 лет. Ещё большей популярностью пользовался другой самозванный граф — Калиостро. Его принимали чуть ли не при всех королевских дворах Европы, «превращение» железных гвоздей в золотые, ртути в серебро было для него изящным трюком, а для светской публики — поражающим воображение чудом.

Бесплодные попытки алхимиков превратить неблагородные металлы в золото и серебро, откровенное мошенничество разного рода авантюристов и шарлатанов привели в конце концов к тому, что это занятие уже в средние века воспринималось искусством, основанным на обмане. «Пусть не останется здесь мною позабыт обман мошенника, алхимией прикрыт», — писал Себастьян Бранд в своём знаменитом сатирическом сочинении «Корабль дураков». Французский учёный Николя Лемери в 1675 г. отозвался об алхимии так: «Алхимия — это искусство без искусства, которое вначале лжёт, в середине работает и кончает нищетой». А Бернар Пернотт, один из тех несчастных, кто искренне поверил в идею и, потратив на неё состояние, стал нищим, с мрачным остроумием советовал: «Тот, кто желает кому-нибудь гибели, но не может осмелиться открыто напасть на своего врага, должен побудить его заняться изготовлением золота».

Отголоски прежнего недоверия и презрения к алхимии дошли и до наших дней. Этим словом пользуются, как правило, когда хотят что-либо осудить как не имеющее к науке никакого отношения.