• Глава первая. ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА КАК ОБЩЕСТВЕННАЯ НАУКА
  • Глава вторая. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА
  • Глава третья. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПРАВА
  • Глава четвертая [4]. ХАРАКТЕРИСТИКА И ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
  • Глава пятая [5]. УСТРОЙСТВО ГОСУДАРСТВА
  • Глава шестая [7]. ФУНКЦИИ И ОБЕСПЕЧИВАЮЩАЯ ИХ СТРУКТУРНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ГОСУДАРСТВА
  • Глава седьмая. ГОСУДАРСТВО В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ОБЩЕСТВА
  • Глава восьмая. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    Глава первая. ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА КАК ОБЩЕСТВЕННАЯ НАУКА

    Предмет теории государства и права. Место и функции теории государства и права в системе наук, изучающих государство и право. Современное состояние теории государства и права. Общая теория государства как часть теории государства и права. Эволюция отечественной теории государства и права. Современная методология теории государства и права. Значение теории государства и права для формирования современного юриста.

    Наука, как важная область человеческой деятельности, имеющей своей целью получение и систематизацию объективных знаний о действительности, обладает сложной структурой. Прежде всего она делится на естественные и общественные науки по характеру изучаемых ею явлений и процессов. Как известно, различают три вида таких явлений и процессов, иначе — законов, действующих в природе и обществе. Естественные законы, действующие в природе независимо от воли и осознания человека с неумолимой регулярностью и постоянством, — предмет изучения, определения и обозначения таких естественных наук, как физика, химия, математика и т. п. Социальные законы, которые действуют в обществе как поведение и деятельность многих социально организованных человеческих масс, но уже с определенной степенью регулярности и вероятности, и то в определенных условиях, — предмет занятий общественных наук. Сюда входит описание, объяснение и предсказание явлений и процессов, относящихся к человеческому обществу, протекающих в этом обществе. Они и составляют сферу интересов, предмет занятий общественных наук.

    В свою очередь общественные науки также по предмету изучения делятся на более дробные сферы научного знания: социологию, политическую экономию, этику, психологию, эстетику, политологию, социальную синеретику и т. д.

    К общественным наукам относится и юридическая наука — область человеческой деятельности, изучающая государство и право как самостоятельные, но органично взаимосвязанные между собой важные сферы жизни общества. Кроме того, есть и третья группа явлений и процессов, которая также обозначается понятием «закон». Это те законы, которые разрабатываются и принимаются, признаются специально созданными в государстве структурами, по установленной процедуре — парламентами, законодательными собраниями, конгрессами, думами и т. п. Это — нормативные законы и изучение их появления, необходимого качества, реализации, обеспечения, словом, многих связанных с ними характеристик, также предмет специального внимания и заботы юридической науки.

    Как и каждая наука, юридическая наука также имеет своей задачей получение новых объективных знаний о своем предмете, т. е. о государстве и праве, систематизацию этих знаний, описание, объяснение и предсказание на основе открываемых ею социальных законов различных государственно-правовых явлений и процессов. Она пользуется своими собственными понятиями и категориями, в которых закрепляются добытые ею знания о различных сторонах государственно-правовой жизни общества, о возникновении, развитии и функционировании таких социальных институтов, как государство и право.

    Развитие юридической науки идет сложным путем, составляя переходотодной парадигмы к другой, от одного уровня знаний к другому.

    Определяется динамика юридического знания вечно живым, развивающимся, изменяющимся во времени характером таких социальных институтов как государство и право. Сохраняя свою незыблемую основу и характерные признаки, свое социальное назначение и социальную ценность, государство и право на протяжении тысячелетий выступает перед учеными во всем многообразии политических, структурных, территориальных устройств, способов осуществления власти, во всей многовариантности взаимодействия с личностью, коллективами, обществом. Уровень юридических знаний все более повышается, он наполняется новыми данными о государственно-правовых явлениях и процессах, изменяя и углубляя многие привычные научные положения и представления. Юридическая наука имеет и свою собственную структуру, опять же организованную по предмету изучения. Ее можно представить следующим образом:

    1. Общетеоретические и исторические науки. Сюда относятся теория и история государства и права, история политических и правовых учений, политология.

    2. Отраслевые юридические науки. Это науки конституционного права, государственного права, гражданского права, уголовного права, трудового права, семейного права, гражданско-процессуального права, торгового права, налогового права и т. д.

    3. Науки, изучающие структуру, организацию, порядок деятельности государственных органов. Например, организация суда и прокуратуры, прокурорский надзор и др.

    4. Науки, изучающие международное право международное публичное право, международное частное право, международное гуманитарное право, космическое право, право, регулирующее новые способы мировых коммуникаций, основанных на современных информационных технологиях, средствах массовой информации и т. д.

    5. Прикладные юридические науки. К ним относятся судебная статистика, судебная медицина, судебная психиатрия, криминология и т. п.

    Следует обратить внимание, что к юридическим наукам относятся не государственное право, а наука государственного права, не гражданское право, а наука гражданского права, не государство и право, а теория государства и права, т. е. теоретические знания о государстве и праве.

    Например, само гражданское право — это совокупность правовых норм, их более крупных объединений (например, правовых институтов), которые регулируют имущественные отношения и связанные с ними личные неимущественные отношения. Изучение этих норм, их совокупности — предмет науки гражданского права. Так же обстоит дело и с другими отраслевыми науками.

    А наука — это всегда систематизированное знание о какой-то области жизнедеятельности человеческого общества или об обществе в целом. В данном примере с гражданским правом это знания об имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношениях, о нормах (правилах), которые регулируют эти отношения.

    Это принципиальное положение следует усвоить, с тем чтобы не допускать смешение науки и ее предмета.

    Как видно из схемы, к общетеоретической части юридической науки относится теория государства и права, которая имеет свой собственный самостоятельный предмет занятий, сферу собственных научных интересов. Этот предмет — прежде всего наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования государства и права.

    Следовательно, теория государства и права прежде всего имеет своим предметом, т. е. изучает, не какие-либо отдельные общественные законы, относящиеся к отдельным сторонам государства и права, а именно всю систему этих законов, взятых в комплексе и в самом общем, абстрактном виде. Она, таким образом, изучает закономерности, общие для всех государственно-правовых явлений и процессов, рассматривает государство и право как целостные социальные институты.

    Но это вовсе не означает, что предмет теории государства и права как науки не может включать и изучение отдельного, важного в конкретно-исторических условиях государственно-правового процесса. Например, современному российскому юристу важно знать и понимать перемены, происходящие в нынешнем Российском государстве, эволюцию бывшего Советского государства в новые государственные формы. Поэтому рассмотрение на теоретическом уровне этих перемен, их осмысление также становится предметом отечественной теории государства и права.

    К предмету теории государства и права могут быть отнесены не только собственно государственно-правовые явления и процессы, но и те, органически связанные с ними, сопутствующие им стороны общественной жизни, которые позволяют лучше понять эти явления и процессы, оценить воздействие государства и права на другие социальные институты общества. Это относится к таким сторонам общественной жизни, как политическая система общества, правовое и политическое общественное сознание, нравственное состояние общества и т. д.

    Таким образом, предметом теории государства и права выступают наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования государства и права, а также органически связанные с ними и сопутствующие им иные социальные явления и процессы.

    Сама же теория государства и права как юридическая наука представляет собой систему объективных знаний об этих наиболее общих закономерностях и органически связанных с ними, сопутствующих явлениях и процессах.

    В последнее время по всему спектру общественных наук происходит дальнейшая дифференциация научного знания.

    Затронула эта тенденция и теорию государства и права. В рамках этой тенденции в относительно самостоятельные части выделились теория государства и теория права.

    Предыдущий подход, при котором подчеркивалось, что право и по происхождению, и по функциям является порождением государства, его инструментом, не выдержал испытание временем, пришел в противоречие с новыми знаниями. Поэтому возникла необходимость рассматривать государство и право не только и их органической связи, но и как относительно самостоятельные социальные институты.

    Теория государства рассматривает наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования государства. Теория права, соответственно, изучает общие закономерности, относящиеся к правовой жизни общества.

    Этот новый методологический подход реализуется, как указывалось выше, и в настоящей книге. Но при этом учитывается, что хотя государство и право являются самостоятельными социальными институтами, между ними существовали и существуют органические, реальные связи — и в процессах их возникновения, и в процессах функционирования. Но все это обсуждается только в рамках реальных исторических процессов, а не по надуманным и вульгаризированным схемам, существовавшим на предыдущем этапе отечественной теории права и государства.

    Кроме того, формируются общая теория государства, охватывающая теоретико-государственные аспекты, характерные для всех государственно-организованных обществ, и специальные теории государств, охватывающие особенности государственности у тех или иных народов.

    Знание предмета теории государства и права позволяет оценивать ее место и функции в системе наук, изучающих государство и право. Разумеется, каждая юридическая наука имеет свою теоретическую часть, свою систему понятий и категорий. Например, наука уголовного права изучает такие явления, как преступление и наказание, и закрепляет на теоретическом уровне принципы и формы этих социально-правовых явлений. А теория государства и права, изучая и определяя основные государственно-правовые явления и процессы, такие, как государство, право, государственная власть, государственный орган, правотворчество, правоприменение, правонарушение, юридическая ответственность, правоспособность, дееспособность и т. п., выступает теоретической базой иных юридических наук, в том числе науки уголовного права, дает этим наукам ряд теоретических отправных положений.

    В свою очередь знания о многих сторонах государственно-правовых явлений и процессов теория государства и права черпает из теоретических и эмпирических (опытных) знаний других юридических наук. Происходит, таким образом, процесс взаимообогащения и взаимовлияния теории государства и права и других юридических наук.

    Теория государства и права является также методологической основой для других юридических наук. Иными словами, систему методов, с помощью которых изучаются на теоретическом уровне государство и право, творчески используют и другие юридические науки, прежде всего отраслевые.

    Особые взаимосвязи существуют у теории государства и права с историей государства и права. История государства и права изучает конкретные государственно-правовые явления и процессы, развертывающиеся в пространстве и времени, в разных странах, в разное время. Теория государства и права обобщает эти знания, систематизирует их, придавая им новое теоретическое качество. Следовательно, теория государства и права — это логическое обобщение конкретно-исторических данных о возникновении, развитии и функционировании государства и права.

    Без осмысления конкретно-исторических данных о государстве и праве, в отрыве от них теория государства и права становится умозрительной, схоластической наукой.

    Поэтому принцип историзма является одним из основных принципов теории государства и права. Этот принцип означает, что государственно-правовые явления и процессы надо изучать в развитии, т. е. рассматривать то, как возникают государство и право, какие основные этапы проходят в своем развитии, чем они стали в настоящее время, каковы их дальнейшие перспективы.

    Теория государства и права — это тот логический уровень знаний, который может существовать только в неразрывной связи с историческим уровнем знаний, обобщая его, очищая от частностей, выделяя и закрепляя основные закономерности государственно-правового развития общества.

    Новые фундаментальные исторические данные, новый исторический опыт в социальной сфере (непосредственно), в естественнонаучной сфере (опосредованно) влекут и не могут не повлечь за собой определенные уточнения, а в некоторых случаях и изменения отдельных положений теории государства и права. Эту взаимосвязь нельзя забывать, т. к. в противном случае теория государства и права превратилась бы в навсегда установленный, неизменный, но не соответствующий реальной действительности, набор отдельных понятий, категорий и т. п. К сожалению, именно такое окостенение и произошло на предыдущем этапе развития отечественной теории государства и права, когда она вся была пронизана марксистско-ленинской догматикой.

    Принцип историзма потому и обладает методологической значимостью, что он всегда предполагает наличие конкретно-исторически определенного предмета исследования, требует выделения связей этого предмета и рассмотрения его развития во времени. Причем диапазон времени, который позволяет делать правильные научные выводы, увеличивается, расширяются и ареалы изучения государства и права. К концуXX века диапазон времени в некоторых ареалах достигает 10–12 тыс. лет, а в целом ареал становится общепланетным.

    Вместе с тем теория государства и права во взаимодействии с историей является самостоятельной областью знаний и выполняет свои специфические функции, т. е. имеет самостоятельные направления в исследовательской деятельности.

    Прежде всего это гносеологическая функция, т. е. познание и объяснение сущности, содержания и форм государства и права, а также иных, органично связанных с государством и правом явлений и процессов.

    Далее, это — методологическая функция, когда система методов познания, разрабатываемых в теории государства и права, творчески используется другими отраслевыми юридическими науками.

    Это социальная (прикладная) функция, когда знания, полученные теорией государства и права, используется для предсказаний, прогнозов развития государственно-правовых явлений и процессов. Например, как будет эволюционировать форма государства, какой характер примет политико-правовой режим, будут ли иметь успех правовые реформы, что надо конкретно делать, чтобы сформировать правовое государство и т. п. Иногда в юридической литературе эту социальную (прикладную) функцию теории государства и права именуют прогностической. Эта функция может включать как критическое, так и поддерживающее, временами даже апологетическое содержание по отношению к тем или иным сторонам конкретных государств и правовых систем. Те или иные теоретические положения используются разными социальными силами либо для критики и даже разрушения существующих институтов государственности и права, либо для их поддержки, оправдания, развития.

    Поэтому теория государства и права является объективно весьма политизированной общественной наукой, но, подчеркнем, никак не конъюнктурной, приспособленной для тех или иных конкретных целей, областью знаний, хотя, конечно же, попытки приспособить ее под конкретные нужды тех или иных политиков имели место в истории государственности и права. Эту реальную опасность надо отчетливо видеть и всячески ей противостоять в понимании и развитии теоретического юридического знания.

    Весьма важна и идеологическая функция теории государства и права.

    Длительное время отечественная теория государства и права пропагандировала марксистско-ленинское понимание государственно-правовых явлений и процессов, внедряла в общественное сознание вульгарно-классовый подход к государству и праву, гиперболизируя при этом роль насилия, принуждения в функционировании государства и права, подчеркивая служебный характер этих социальных институтов в руках господствующего класса и т. п.

    В современной теории государства и права идеологическая функция заключается в другом. С одной стороны, происходит отказ от ограничений и догм марксистско-ленинского этапа развития общественной юридической науки, а с другой — утверждение общедемократических, гуманистических идеалов. Только на этом пути возможно достичь нового научного уровня познаний и объяснений государства и права, реализации ее подлинной идеологической функции.

    В настоящее время действительно происходит эволюция отечественной теории государства и права — переход от ее марксистско-ленинского содержания и формы, особенно в описании и объяснении государства, к одному из немарксистских направлений научного изучения государства и права. Подчеркнем, процесс этот противоречивый и трудный, требующий овладения новыми знаниями прежде всего преподавателями, аспирантами, студентами общественных вузов.

    Обстоятельства такого перехода имеют не субъективный, а объективный характер.

    Произошло обогащение теории государства и права новыми знаниями о происхождении государства и права, сочетании классового и общечеловеческого в сущности государства и права. Появились новые знания и о функционировании и эволюции социалистических государств. По-новому стали осмысливаться современные буржуазные государства. Появились и новые знания о гуманистических и демократических ценностях в развитии современной государственности. Стала понятна демократическая ценность конституционной законности и верховенства законов в борьбе с произволом, тоталитаризмом. По-новому встал и вопрос о социальном правовом государстве как одной из перспективных и прогрессивных целей развития российской государственности. По-иному выглядит и вся проблематика прав и свобод человека, приоритет прав отдельного индивида, личности над правами коллективных образований — государства, нации, народа.

    В новых конкретно-исторических условиях произошла перемена взглядов многих обществоведов на марксизм-ленинизм, в том числе на его роль и значение в описании, объяснении и прогнозе государственно-правовых явлений и процессов.

    Такие, казалось бы, неоспоримые на предыдущем этапе его положения и догмы, как вывод об определяющем классовом факторе в возникновении государства и права, о прямой связи государства и права с общественно-экономической формацией, о последовательной смене типов государств — от рабовладельческого к социалистическому и о социалистическом типе как высшем, об «отмирании» государства и права и ряд других, не выдержали испытание временем, оказались несостоятельными и утопическими.

    При этом, однако, надо учитывать, что марксистско-ленинский этап в развитии отечественной теории государства и права был обусловлен как уровнем государственно-правовых знаний XIX — начала XX века, так и конкретно-историческими условиями общественной жизни России, политической борьбой, иными объективными и субъективными факторами.

    Особенно это проявилось во взглядах сталинизма и неосталинизма на государство и право. Подчеркивание роли государства как главного орудия строительства социализма и коммунизма привело в конечном счете к становлению тоталитарного, антидемократического государства, поглощению государством общества и личности, к появлению режима личной власти с его произволом, массовыми нарушениями прав и свобод граждан. Упор на принудительную силу государства и права придал карательным государственным органам непомерное значение и вызвал чудовищные формы их использования для укрепления режима личной власти.

    Определение главной задачи социалистической законности как защиты государственной собственности (и ничего более, по определению Сталина) вообще вывело из сферы деятельности правоохранительных органов защиту прав и свобод человека, отодвинуло гражданина на самый задний план государственно-правовой жизни.

    Перечень этот можно было бы продолжить, но главное все же заключается не столько в критическом осмыслении отдельных положений сталинизма и неосталинизма по вопросам государства и права, сколько в понимании глубокой социальной порочности всей теоретической государственно-правовой концепции Сталина и его единомышленников. Доведя до абсурдных, догматических форм отдельные, весьма спорные теоретические положения Маркса, Энгельса, Ленина (об определяющей роли насилия в развитии общества, о формах и интенсивности классовой борьбы, отмирании классов, о диктатуре пролетариата, руководящей роли коммунистической партии и т. д.) и, самое главное, применив эти догмы на практике, Сталин и его сторонники создали тоталитарные социалистические государства, причинившие неимоверные духовные, материальные, нравственные страдания народам, в том числе и российскому народу. И, как показал исторический опыт, сталинизм и неосталинизм вообще дискредитировали коммунистические идеалы в жизни общества, в том числе и в государственно-правовой сфере.

    Избавляясь от этих догм и положений, современная отечественная теория государства и права учитывает, что наряду с марксистско-ленинскими взглядами на государство и право всегда существовали и существуют немарксистские теории.

    Они имеют разное содержание, используют разную методологию, делают разные выводы о государственно-правовых явлениях и процессах. Диапазон их весьма широк. Например, в отношении функционирования и развития права можно выделить несколько концепций: психологическую, социологическую, нормативистскую, нравственную (естественно-правовую). Возникновение права объясняли по-разному: теологическая (религиозная) концепция, историческая школа права, позитивизм и т. д.

    Большое значение для понимания сущности и форм демократии, функционирования государства имела и имеет концепция разделения властей Монтескье. Богатые по содержанию, яркие по форме концепции характеризовали в XVIII — начале XX века и российскую теоретическую государственно-правовую мысль.

    Основные из этих концепций будут подробно рассмотрены в дальнейшем, при освещении конкретных теоретических государственно-правовых вопросов.

    Здесь же надо подчеркнуть следующее. Длительное время в рамках марксистско-ленинской теории государства и права все они отвергались как ненаучные, идеалистические, метафизические, обслуживающие интересы эксплуататорских классов — приклеивались к ним и иные уничижительные ярлыки.

    Главную задачу ортодоксальные представители марксистско-ленинской теории государства и права видели и видят в критике, даже разоблачении этих немарксистских теорий.

    Разумеется, было бы неверным утверждать сейчас, что все эти концепции, возникшие в разные времена, у разных народов, в конкретно-исторических условиях, являются безусловно верными, что их надо безоговорочно принимать, что они не подлежат критическому осмыслению и т. п.

    Вместе с тем современная теория государства и права должна извлечь и из этих теорий все то позитивное, что они содержат, что помогает глубже понять природу таких сложных социальных институтов, как государство и право, а не отвергать их с порога, как это делалось раньше только потому, что они были немарксистскими. Таким образом, наряду с обновлением должна существовать и определенная преемственность в развитии государственно-правовой мысли.

    Особенно большие перемены в этой связи происходят в методологии теории государства и права.

    Если знание предмета теории государства и права позволяет четко отвечать на вопрос, что изучает эта наука, то знание методологии позволяет дать ответ на другой важнейший вопрос: как наука это делает, с помощью каких методов и приемов.

    Дело в том, что методология любой науки также не является произвольно придуманным, привнесенным извне набором способов и приемов изучения. Методология является объективно определяемой предметом изучения, вытекающей из общих концептуальных подходов, уровня научного знания, частью каждой науки, ее существенным элементом. Методология представляет собой систему методов, набор способов и приемов исследовательской деятельности, знания о них. Но объективно эта система, этот набор задаются природой изучаемых явлений и процессов, вытекает из общего методологического состояния научного знания, научных интересов.

    Своей методологии объективно требует и получает ее современная теория государства и права.

    Это приходится подчеркнуть, т. к. на предыдущем, марксистско-ленинском этапе своего развития отечественная теория государства и права, разделив все методы на основной и частные, использовала главным образом лишь так называемый основной метод материалистическую диалектику.

    И если бы опять же не было догматизации и вульгаризации диалектико-материалистического метода, в таком подходе не было бы ничего страшного. Ведь в рамках этого метода государство и право рассматривается как развивающиеся, динамичные социальные институты. Причины их развития коренятся в материальных условиях жизни общества. Противоречивый характер этого развития также признается материалистической диалектикой.

    Словом, все бы ничего, если бы этот метод не противопоставлялся всем иным, которым придавалась роль вспомогательных, частных, второстепенных методов. И их умаление лишало теорию государства и права знаний реальных государственно-правовых явлений и процессов, придавало ей схоластический, умозрительный характер, снижало научную обоснованность ее рекомендации. Особенно это касалось социалистического типа государства, когда неиспользование социологического, сравнительного, статистического методов, правового эксперимента затушевывало научные знания об этом типе государства, приводило к его необоснованной апологетике.

    В свою очередь гиперболизация материалистической диалектики превращала методологию в искусственные поиски «восхождения» научного знания от конкретного к абстрактному, к схоластичным рассуждениям об отсутствии в социалистическом государстве антагонистических противоречий и т. д.

    Надо отчетливо понимать, что кризис социалистической идеи в том виде, в каком она была осуществлена в тоталитарном социалистическом государстве и его правовой сфере, одновременно означал и кризис догматизированной материалистической диалектики. Ведь, опираясь на такие догмы диалектики, как, например, единство и борьба противоположностей, Сталин и его единомышленники утверждали о бесконечной и все усиливающейся классовой борьбе в социалистическом обществе. Известно, к каким геноцидным формам борьбы с собственным народом привел этот перенос «диалектического» знания в 20–30-х годах в России на процессы коллективизации, устранение творческой интеллигенции из общественной жизни и т. п. А что стоили российскому обществу «диалектико-материалистические» утверждения об определяющей роли общественного бытия в его соотношении с общественным сознанием, в каких чудовищных, извращенных формах принялись приводить индивидуальное сознание многих людей в соответствие с социалистическим тоталитарным бытием. Да и до сих пор положение о том, что «общественное бытие определяет общественное сознание», как бы спорно оно ни было, подменяется расхожим утверждением, что «бытие определяет сознание». При таком подходе, по сути, утверждается, что сознание индивида (его установки, стереотипы, догмы, мифы и т. п.) должны определять только то бытие, та среда, в которой он живет. Разумеется, нет ничего более вульгарного, чем определение духовного мира конкретного человека исключительно его бытовыми, в том числе жилищными, трудовыми, семейными условиями. Их, разумеется, нельзя игнорировать, но нельзя и сводить исключительно к ним все многообразие духовной и нравственной жизни каждого конкретного человека. Кроме того, из положения «бытие определяет сознание» можно выводить самые разные, в том числе и самые вздорные, требования. Но, к счастью, как часто сознание индивида не соответствует его конкретному бытию, да и конкретное бытие не соответствует индивидуальному сознанию.

    Но главное заключалось все же в том, что под вульгаризированные и пронумерованные Сталиным в «Кратком курсе ВКП(б)» догмы материализма и диалектики подгонялась и методология всех иных наук, в том числе и юридической науки. При этом игнорировались многие направления и oco-бенности методологии теории государства и права.

    А ведь широкое использование только одного сравнительного метода, при котором идет сопоставление правовых систем, отраслей права и других структурных элементов государственно-правовой жизни разных обществ, сразу бы показало, какие пробелы, недочеты и упущения существуют при социалистическом государстве в сфере защиты прав и свобод граждан. Правдивая правовая статистика сразу бы позволяла на основе ее анализа и обобщения получить научные знания о причинах и формах правонарушений, преимущественно репрессивной роли правоохранительных органов и т. д. Социологический метод позволил бы установить и измерить роль социальных факторов, их влияние на государственно-правовое развитие общества.

    Только в 70-80-х годах положение с методологией юридической науки несколько изменилось: были предприняты серьезные усилия ряда ученых-юристов поднять методологическую основу отечественной теории государства и права за счет активного и широкого использования социологического и статистического методов при изучении эффективности действия права. Получили развитие и этот период и взгляды о необходимости использовать кибернетический метод, правовой эксперимент и ряд других.

    Теория государства и права тесно связана и с такими общественными науками, как философия, социология, политическая экономия, политология, этнография — и связь эта главным образом проходит именно в методологической сфере научного познания. Поэтому использование социологического, сравнительного, формально-логического метода существенно обогащает методологию теории государства и права.

    Правовой эксперимент — опытная проверка закона на ограниченной территории — использовали в правотворчестве России еще в XIX веке. Разумеется, может быть полезным и творческое использование материалистической диалектики — важного методологического арсенала философии. Также значимо было бы использование кибернетических методов (например, подход к управляемым процессам с учетом обратной связи, обязательного соответствия «разнообразия» управляющей и управляемой систем и т. п.). Но в настоящее время происходит и дальнейший процесс усиления собственно методологической базы теории государства и права.

    Во-первых, надо учитывать, что наука имеет свои собственные, присущие только ей методы познания государственно-правовой действительности, она начинает выдвигать их на передний план, развивать и совершенствовать.

    Одним из таких методов является догматический (от «догма» — правило, установленное положение), или формально-логический метод. Он особенно хорош при изучении нормативных сторон правовых систем (законов и других нормативных актов, их системы). Этот метод позволяет выявить несоответствие тех или иных правовых норм реалиям общественной жизни, противоречия правовых актов между собой и т. д. И, следовательно, позволяет на научной основе поставить вопросы о принятии новых законов, изменении или отмене действующих правовых актов.

    Во-вторых, теория государства и права постепенно начинает впитывать и методологию, идущую от синергетики — формирующейся новой науки о самопроизвольных, самоорганизационных, случайностных процессах. Эти методологические идеи позволяют лучше понять различные процессы самоуправления и управления в государственно-правовой сфере, особенно при развитии демократических начал в местном самоуправлении, в структуре исполнительной власти. Новые данные о конструктивной роли случая в общественном развитии глубоко объясняют субъективный фактор в государственно-правовой жизни общества, позволяют наряду с закономерными причинно-следственными связями учитывать и случайностные, вероятностные связи.

    В-третьих, теория государства и права, усиливая свою материалистическую методологию, избавляется от вульгаризованных идей о решающем влиянии экономического базиса на все стороны государства и права. Она начинает привлекать в свой методологический арсенал знания о роли экологического фактора в жизни общества, в том числе влиянии многих природных процессов на государственно-правовую жизнь, раскрывает глубокую взаимосвязь не только государства и общественно-экономического строя, но и государства и экологии. В теории государства и права требования современного экологического императива (сохранение сферы обитания человека) начинают преломляться в оценке многих государственно-правовых явлений и процессов по этому, экологическому, критерию.

    Таким образом, можно сделать вывод, что метод теории государства и права представляет собой объективно существующую большую совокупность (систему) способов и приемов, с помощью которых познается предмет этой науки.

    На этой новой многогранной методологической основе и формируется принцип научности в изучении государства и права. Этот принцип предполагает избавление от мифотворчества, утопизма и вульгаризма, утверждает примат объективного научного знания над сиюминутными интересами тех или иных классов, социальных групп или отдельных ученых. Научная истина при описании, объяснении и прогнозировании государственно-правовых явлений и процессов должна быть превыше всего. Только так раскрывается современное содержание принципа научности.

    В этом своем качестве принцип научности противостоит так называемому принципу партийности, который длительное время объявлялся основным принципом марксистско-ленинской теории государства и права.

    Утверждалось, что только та теория государства и права будет научной, которая будет подходить к государству и праву с позиции интересов рабочего класса, программных положений коммунистической партии, т. к. эти классовые интересы выражают основные тенденции общественного развития, а программные положения содержат объективные научные знания, полученные марксизмом в государственно-правовой сфере, их высший и за конченный научный уровень.

    Разумеется, государство и право, эти действительно социальные институты, органично связанные и по происхождению, и по развитию с различными классовыми интересами, представляют арену столкновения и согласования социальных, классовых, национальных интересов. Но сводить только к этим интересам и положениям, их отражающим, сущность государства и права, как это делалось в марксистско-ленинской теории государства и права, было бы принципиально неверно.

    По существу, вся марксистско-ленинская государственно-правовая концепция была идеологизирована, базировалась на принципе партийности, на том уровне догматизированных конкретно-исторических знаний, который был характерен для XIX — начала XX века, соответствовал условиям политической борьбы. Разумеется, вообще отказаться от связи теории государства и права с обобщением и осмыслением роли классов и партий в возникновении и развитии государства и права также было бы неверным.

    Но на современном этапе развития теоретического знания несостоятельность принципа партийности, который требовал оценки тех или иных положений теории государства и права в зависимости от того, нужно ли это было, выгодно ли это было субъективно истолковываемым интересам рабочего класса, коммунистической партии, стала совершенно очевидной.

    Словом, получение объективно достоверного знания — такова та основная методологическая задача, которая стоит сейчас перед теорией государства и права и начинает реализоваться в ее исследовательской деятельности. Необходимо отметить также, что новое, современное состояние теории государства и права позволяет ей выступать мощным средством формирования нового юридического мировоззрения российского общества, столь необходимого ему в условиях политических, экономических и правовых реформ. Теория государства и права также способствует и формированию российского юриста в духе демократических, гуманистических тенденций и традиций, необходимой политической и правовой культуры. Без специально подготовленных юристов не может функционировать правовая система — это знали еще в Древнем Риме. И для современной российской действительности эта проблема становится особенно актуальной. Только юрист, эрудированный, имеющий прочные правовые базовые знания, ориентированные на демократию, социально ориентированную рыночную экономику, на защиту прав и свобод человека, будет в состоянии продуктивно работать в современном мире. И не случайно профессия юриста стала самой престижной среди молодежи — ей отдает ныне предпочтение значительная часть поступающих в вузы.

    Глава вторая. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

    Первобытное общество. Власть в первобытном обществе, организация и формы ее осуществления. Переход от присваивающей к производящей экономике («неолитическая революция») как фактор социального расслоения общества, появления классов, собственности, государства. Закономерности возникновения государства. Города-государства. Государство как социальный институт, обеспечивающий производящую экономику. Типичные и уникальные формы возникновения государства. Государство как политическая, структурная, территориальная организация раннеклассового общества. Признаки государства. Неравномерность развития государственности у разных народов. Государственная власть, ее происхождение и структура, способы и формы осуществления. Работа Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и ее современные оценки. Лекция В. Ленина «О государстве» и ее современные оценки. Обзор теорий о происхождении государства.

    Познание государства и права следует начинать с вопроса о происхождении государства — всегда ли в истории человеческого общества существовал этот социальный институт или же оно появилось на определенном этапе развития общества. Только такой методологический подход, реализующий принцип историзма, позволяет уяснить причины и формы появления государства, его характерные, сущностные черты, отличие от предыдущих организационных форм жизни общества.

    Вот почему начинать приходится с характеристики сторон первобытного общества, использовать данные археологии и этнографии, непосредственно изучающих это общество.

    В настоящее время благодаря успехам археологии и этнографии знание о первобытном обществе, этапах и тенденциях его развития существенно обогатилось. Если в XIX — начале XX века историческое знание об общественном развитии охватывало период примерно в 3 тысячи лет, а все, что было до этого, определялось как предыстория (из-за отсутствия письменных и других надежных источников), то теперь, к концу XX века, история многих регионов насчитывает 10–12 тысяч лет, существует вполне достоверное знание об этом историческом диапазоне в жизни человечества.

    Кроме того, если для XIX — начала XX века был характерен в основном евро-центристский взгляд на историю, т. е. использовались знания истории Европы и некоторых прилегающих к ней регионов, а затем эти знания искусственно распространялись на весь остальной мир, то в XX веке в орбиту научного осмысления оказалась вовлеченной история всех регионов земного шара. Теория государства и права становится, таким образом, действительно логическим обобщением истории всепланетного государственно-правового развития общества.

    В этом новом понимании первобытного общества прежде всего следует выделить знания, характеризующие развитие этого общества, периодизацию первобытной истории. Иными словами, речь идет о том, что само это общество никогда не было статичным, оно развивалось, проходило различные этапы. Выделяют несколько видов такой периодизации — общеисторическую, археологическую, антропологическую. Особую методологическую ценность представляет для теории государства и права периодизация, базирующаяся на новых данных археологии и выделяющая в качестве одного из основных рубежей развития первобытного общества «неолитическую революцию» (от «неолит» — новый каменный век).

    Это понятие в историческую науку ввел английский археолог Г. Чайлд в середине XX века, характеризуя тот принципиальный качественный переворот, который произошел во всех сферах жизни человечества при переходе в неолите (примерно VII–III тыс. до н. э.) от присваивающего к производящему хозяйству, т. е. от охоты, рыболовства и собирательства к земледелию, скотоводству, металлургии и металлообработке, керамическому производству. Этот переход начался в различных районах земного шара (Ближний Восток, Месоамерика, Горный Перу и др.) приблизительно 10–12 тыс. лет назад и занял несколько тысячелетий.

    Поскольку этот переход изменил всю материальную основу жизни первобытного общества, ее социальную и духовную организацию, постольку он справедливо обозначается как революция, хотя и растянувшаяся на несколько тысячелетий.

    Эта периодизация позволяет четко обозначить, о каком первобытном обществе идет речь, в каких временных рамках оно существовало, какова была социальная и духовная организация общества, какие формы воспроизводства и существования использовало человечество. Для теории государства и права появляется наконец возможность также четко определять, какие формы организации власти и социально-регулятивные системы функционировали в обществах присваивающей экономики, а какие в обществах производящей экономики.

    Действительно, длительное время наш предок — кроманьонский человек (его появление датируется 40 тыс. лет назад) занимался охотой, рыболовством, собирательством плодов и корней растений, т. е. занимался присвоением готовых животных и растительных форм. Для этого он использовал кремневые, костяные и некоторые другие орудия, которые изготавливал также из готовых природных материалов (кремневых конкреций, костей, дерева), т. е. занимался орудийной деятельностью.

    Социальная организация кроманьонцев характеризовалась семейной общиной (малой локальной группой, кланом), которой руководили ее члены — наиболее авторитетные и опытные добытчики пищи, знатоки обычаев и обрядов. В основе семейной общины лежали родственные отношения, объединявшие, как правило, несколько поколений: родителей, молодых мужчин и женщин, детей. Характерным был и их относительно кочевой образ жизни на определенной территории.

    Семейные общины могли объединяться, но только на родственной основе, в более крупные образования для защиты от нападений, для организации военных походов, коллективных охот. Поскольку в основе социальной организации первобытного общества лежали родственные отношения, постольку эту организацию определяют как родовой строй.

    В этом обществе существовала строго фиксированная система половозрастного разделения труда, распределения пищи, брачно-семейных отношений. Последние варьировались в зависимости от соотношения мужчин и женщин, их возраста, сложившихся форм брака — от моногамных до гаремных форм семей.

    Разумеется, такая организация знала и властные институты: власть предводителя, совета старейшин. Причем существовала выборность, сменяемость вождей, предводителей, совета старейшин. Форма власти в первобытном обществе называется, в отличие от власти в государственно организованном обществе, потестарной (от лат. «potestas» — власть, мощь).

    Например, потестарная власть предводителя семейной общины, базировалась не только на его авторитете, но и на возможности жесткого принуждения. Нарушитель сложившихся правил поведения мог быть строго наказан, вплоть до лишения жизни.

    Знало такое общество и различные организационные формы разрешения споров — состязания самих спорящих, когда победитель считался выигравшим спор, суд родственников, посредников, предводителя, совета старейшин.

    Словом, такая социальная организация первобытного общества тысячелетиями воспроизводила присваивающую экономику, обеспечивала гармоничное взаимодействие человека и природы, была первым, отличным от всех последующих способом существования человеческого общества, полностью соответствовала его потребностям.

    10–12 тыс. лет назад возникли экологические кризисные явления, которые, по мнению некоторых ученых, угрожали существованию человечества как биологического вида.

    Произошли неблагоприятные изменения климата, началось вымирание мегафауны (мамонтов, шерстистых носорогов и др.), бывшей основным источником питания человека в некоторых районах.

    Человечество ответило на эти кризисные явления переходом к новому способу существования и воспроизводства — к производящей экономике, произошла «неолитическая революция».

    Постепенно от охоты, рыболовства и собирательства, а также архаичных форм земледелия, скотоводства человечество переходит к развитым формам земледелия (подсечно-огневому, неполивному, поливному, в том числе ирригационному) и скотоводства (пастбищному, отгонному, а затем и кочевому). Эти новые формы организации хозяйственной жизни стали играть основную экономическую роль в жизни общества.

    Сельское хозяйство позволяло создавать запасы и переживать тяжелые времена года, прежде всего, зиму (в определенных регионах).

    На этапе перехода к производящей экономике в разных районах были одомашнены многие растения и животные. Северная Америка — индейка, обычная фасоль, подсолнечник; Месоамерика — какао, хлопок, маис (кукуруза), тыква, картофель, помидоры; Южная Америка — лама, морская свинка, арахис, обычная фасоль, картофель; Африка — кофе, просо, рис, арбуз; Европа — капуста, виноград, свекла; Ближний Восток — крупный рогатый скот, осел, коза, свинья, овца, ячмень, финик, инжир, лен, овес, чечевица, лук, горох, груша, рожь, пшеница; Средняя Азия — буйвол, огурец, баклажан; Юго-Восточная Азия — банан, хлебное дерево, кокосовый орех, сахарный тростник, чай; Дальний Восток — лук, персик, соевые бобы, капуста.

    В специальной литературе отмечается, что одомашнивание касалось тех растений и животных, которые произрастали или находились в соответствующих регионах, в диком виде.

    В Европе были одомашнены овцы и козы, в Азии и Африке — коровы, в Северной и Южной Америке — ламы и морские свинки, дикие свиньи жили в более обширных зонах — от Турции до Китая, а уж собаки водились просто повсюду. Не случайно, что собака — самый первый одомашненный спутник человека [2].

    Для европейцев в течение тысячелетий главным источником растительной пищи оставались пшеница и ячмень. В Америке — кукуруза и фасоль, в Азии — рис и просо.

    Занятие сельским хозяйством привело человечество к оседлости — еще одному крупному перевороту в бытии этого необычного биологического вида.

    Социально-экономическая и экологическая сущность «неолитической революции» заключалась в том, что с целью удовлетворения своих потребностей человек от орудийной деятельности, связанной с присвоением готовых животных и растительных форм, перешел к подлинно трудовой деятельности, направленной на преобразование природы и производство пищи: созданию новых растительных и животных форм и замещению ими природных, естественных форм. Этот переход сопровождался не только селекционной деятельностью, которая легла в основу земледелия и скотоводства, но и иной производственной деятельностью — прежде всего изготовлением керамических изделий, а также металлургией и металлообработкой.

    Производящая экономика к IV–III тыс. до н. э. стала вторым и основным способом существования и воспроизводства человечества.

    В основе перехода к производящей экономике лежат кризисные явления, которые поставили под угрозу само существование человечества. Ответив перестройкой всей своей социальной и хозяйственной организации, человечество смогло выйти из глобального экологического кризиса. В эту перестройку входит и новая организация властных отношений — появление государственных образований, ранне-классовых городов-государств, в связи с чем неолитическую революцию иногда называют «городской революцией».

    Эта «кризисная» теория происхождения государства имеет и современное преломление. Формирующийся ныне новый глобальный экологический кризис также требует ответной реакции человечества, в том числе новой перестройки социальной и хозяйственной организации жизни общества. И такая перестройка, по существу, уже началась: новая роль международных организаций — прежде всего Совета Безопасности, в целом ООН появление международных сил «быстрого реагирования», «голубых касок» и т. п. В этих условиях по-новому должны решаться вопросы суверенитета государств, их сотрудничества, разрешения конфликтов.

    Угрозу существованию человечества несут этносы, не приспособившиеся к новым, острым технологиям, прогрессу в сфере наук и другим полезным и опасным продвижениям человечества.

    В перспективе совместные формы давления со стороны держателей достижений цивилизации могут стать реальностью нового миропорядка, современной перестройки государственной организации общества.

    Но вернемся к истокам кризисной теории происхождения государства.

    Итогом «неолитической революции» явилось возникновение в некоторых регионах земного шара ранних земледельческих обществ (например, в районе Ближнего Востока оно относится примерно к VII тыс. до н. э.). На следующем этапе социально-экономического развития (примерно к IV–III тыс. до н. э.) происходит расцвет раннеземледельческих обществ. На их основе возникают первые цивилизации — происходит становление раннеклассовых обществ. Они возникали, как правило, в долинах крупных рек: Тигра и Евфрата, Нила, Инда, Янцзы и других, приблизительно между 20–40 градусами северной широты, т. е. в наиболее благоприятных для земледелия климатических и ландшафтных условиях, и составили к III–II тыс. до н. э. настоящий пояс первичных цивилизаций, простиравшийся от Средиземного моря до берегов Тихого океана. Этапы становления и развития раннеземледельческих обществ по своему социально-экономическому значению и характеристиками занимают особое и самостоятельное место в общем процессе развития человечества.

    Переход к производящей экономике обеспечил рост человечества («демографический взрыв»), необходимый для существования и расцвета цивилизации.

    Расчеты показывают, что охотнику, вооруженному луком и стрелами, чтобы прокормиться, нужно около 20 км2 территории. Этой площади хватило бы для того, чтобы прокормить по меньшей мере несколько сот земледельцев. Согласно другим расчетам, в результате перехода к производящему хозяйству население Земли, насчитывавшее в конце мезолита (VII тыс. до н. э.) 10 млн человек, возросло в конце неолита (II тыс. до н. э.) до 50 млн человек. Несмотря на некоторую условность, эти расчеты убедительно говорят о резком увеличении численности населения после перехода к земледелию и скотоводству. Следовательно, производящая экономика уже на первых этапах своего становления характеризуется таким обменом между человеком и природой, при котором человек стал первоначально создавать избыточный продукт. И действительно, селекция растений, поливное земледелие, особенно ирригация, привели на первых порах к необыкновенным урожаям.

    Так, урожайность зерновых в ранне-земледельческом обществе составляла в Египте, Средней Азии (I тыс. до н. э.) сам-пятнадцать — сам-двадцать (для сравнения: Италия (II–I и. до н. э.) — сам-четыре — сам-десять, Франция-Англия (XIII–XV вв.) — сам-три — сам-четыре, Франция (XX в.) — сам-двадцать).

    Производящая экономика объективно вела к организации производства, появлению новых управленческих, организационных функций, становлению нового типа трудовой деятельности, связанной с производством пищи и тем самым к необходимости регламентировать сельскохозяйственное производство, хранение и распределение прибавочного продукта. Возникла необходимость нормировать и учитывать трудовой вклад каждого члена общества, результаты его труда, его участие в создании общественных форм, выдачи ему из общественных фондов.

    Эта экономика объективно привела к дальнейшему разделению труда. Выделяются группы организаторов производства, работников информационных систем, в которых осуществляется учет труда и распределения его результатов, а также работников систем контроля за соблюдением регламентирующих норм.

    Возникновение и присвоение прибавочного продукта ведет к становлению новых форм собственности: коллективной, групповой, частной; к дальнейшему социальному расслоению общества. Новая организация производственной деятельности (ее усложнение, появление новых управленческих функций) также способствует социальной дифференциации общества: происходит отделение верхушки общества от основной массы производителей, неучастие верхушки в материальном производстве. Начинается становление классов, новых организационных форм управления обществом, зарождение государства.

    Таким образом, «неолитическая революция» — переход человечества к производящей экономике — приводит первобытное общество объективно в силу своего внутреннего развития к финальному рубежу — социальному расслоению общества, появлению классов, зарождению государства.

    Как правило, древнейшие государственные образования закономерно возникают на социально-экономической основе раннеземледельческого общества и характеризуются как раннеклассовые государства. Эти первичные государства возникают к IV–III тыс. до н. э. в Месопотамии, Месоамерике, в Горном Перу, в некоторых других районах разновременно и независимо друг от друга.

    Первоначально они возникают как города-государства. Поселок (селение), в котором живут свободные общинники-земледельцы, представляет теперь не родовую (семейную), а соседскую общину. Он выделяется из группы первоначальных селений в хозяйственный и религиозный центр, постепенно перерастает в административно-хозяйственный и религиозный центр-город. Этот город с прилегающей к нему небольшой сельскохозяйственной местностью и становится городом-государством. В таком городе постоянно проживают вожди и жрецы, он становится местом, где происходят заседания советов и собраний.

    Город-государство знает уже четкую социальную дифференциацию, имущественное расслоение, разделение труда здесь закрепляется территориально — появляются кварталы горшечников, медников, других ремесленников, выделяется знать, формируется первоначальный аппарат управления: лица, занимающиеся организацией производства, учета, организацией общественных работ, выдачами из общественных фондов и т. п.

    В городе-государстве организуются три центра управления, административного и идеологического лидерства: городская община, дворец и храм. В частности, храмы начинают выступать как религиозные, организационно-хозяйственные, распределительные и информационные системы.

    Город начинает выполнять по отношению к другим прилегающим селениям функции государственного управления. Эти функции весьма многообразны: управление общинными земледелием и землевладением; выполнение общественных ритуальных обрядов; осуществление межгосударственного продуктообмена, который со временем развивается в товарообмен (продуктообмена внутри города-государства почти не существует: каждая «большая семья» — родители, их дети, молодые мужчины и женщины с их женами и мужьями, внуки, другие родственники — обеспечивает себя полностью, за исключением украшений, керамики, некоторых орудий, и лишь на последующих этапах возникают рынки, т. е. торговля); защита от военных нападений и организация военных походов для покорения других городов-государств, взимание дани или налогов; создание и распределение общественных фондов, в основном продуктов на случай стихийных бедствий, военных нападений и т. п.; создание институтов для рассмотрения споров, поддержания соответствующих традиций, обычаев, установления светских и религиозных правил (при переплетении таковых); развитие ремесла и торговли и ряд других функций.

    Таким образом, государство как новая организационная форма жизни общества возникает объективно, в итоге неолитической революции, перехода человечества к производящей экономике, т. е. в процессе изменения материальных условий жизни общества, становления новых организационно-трудовых форм этой жизни. Оно не навязывается обществу извне, а возникает в силу внутренних факторов: материальных, организационных, идеологических. Первоначальная форма — город-государство — также обусловлена финальным, в основном земледельческим развитием «неолитической революции».

    Таким образом, первичное государство возникает, чтобы организационно обеспечить функционирование производящей экономики, новые формы трудовой деятельности, которая становится отныне условием выживания и воспроизводства человечества, т. е. чтобы обеспечить само существование человечества в новых условиях.

    Так, в качестве одной из важных первоначальных функций города-государства появляется функция информационного обслуживания общества. Необходимость учитывать потребность «больших семей» свободных земледельцев-общинников — основной социальной и производительной силы раннеземледельческого общества — в земельных угодьях, в воде, ирригационных сооружениях, необходимость учитывать вклад в общественные работы — строительство каналов, мостов, потребность создавать и учитывать общественные фонды, поступления дани, налогов, организовывать учет запасов и многое другое объективно приводили к возникновению в первых городах-государствах разветвленных информационных систем. В этих системах фиксировались самые разнообразные сведения, вплоть до данных о каждом члене соответствующей семьи (это было, например, в государстве инков), о выходах и невыходах на работу (у шумеров, египтян) и т. д.

    Записи писцов, прочитанные в XX веке, о невыходах работников на работу дают нам знание причин весьма своеобразного социального поведения. Так, в Древнем Египте во II тыс. до н. э., т. е. 4000 лет назад, одной из причин были… забастовки. Впрочем, наряду с болезнями и укусами скорпионов. Если работникам на строительстве, обустройстве гробниц не выдавали вовремя заработанное (ячмень, пшеницу, пиво, материю), они не выходили на работу до тех пор, пока не получали все сполна. Существовали специальные структуры, которые рассматривали возникавшие трудовые споры. Записи писцов показывали представителям фараона, которые периодически посещали некрополи, сооружение которых было важным религиозным и социальным занятием египтян. Эти работники не были рабами, имели семьи, жилища, получали за свою работу достаточное вознаграждение, могли иметь и «приусадебные участки» для выращивания овощей и других продуктов.

    Словом, раннеклассовые государства имели разветвленные информационные системы, сложную социальную структуру, обеспечивали многие общесоциальные интересы.

    Функцию создания и управления информационной системой берет на себя выделяющаяся из общества специальная группа «информационных работников» — жрецы, писцы, держатели «кипу» — у инков («кипу» — специальное веревочное письмо). Эта группа монополизирует знание, осуществляет контроль над общественными фондами, выполняет судебные и карательные функции, контролирует информационные потоки, служит социальной интеграции.

    Иные сферы деятельности первичного государства также были направлены на обеспечение производящей экономики.

    Словом, возникающее первичное государство, как социальный институт, обслуживает и организационно обеспечивает именно производящую экономику раннеземледельческих, раннеклассовых обществ.

    Сделаем один общий важный вывод. Изложенная выше концепция происхождения государства существенно отличается от доминировавших ранее в отечественной теории государства и права взглядов на эту проблему. Вместе с тем она сохраняет материалистический, классовый подход. В этой концепции используются новые знания, основной упор делается на организационные функции первичных городов-государств, на взаимосвязь происхождения государства и становления производящей экономики. При этом особое значение придается крупному, экологическому кризису на рубеже неолитической революции, переходу на этом рубеже к производственной, прежде всего селекционной деятельности, т. е. к производящей экономике. Замечу, что человечество достигло таких успехов в этой области (появление крупного рогатого скота, новых и более продуктивных зерновых культур, прежде всего ячменя, пшеницы, кукурузы и т. п.), что и в XX веке все не может остановиться, а некоторые ученые даже предлагают распространить селекционную деятельность и на самого человека (евгеника).

    Всесторонний учет современной теорией государства и права крупного кризиса, разразившегося в истории человечества, несколько тысячелетий назад, позволяет обозначать эту теорию и как «кризисную» теорию. Она учитывает как крупные, общезначимые кризисы, так и кризисы локальные, например те, которые лежат в основе революций (французской, октябрьской и т. п.).

    Ранее в вульгаризированной и догматизированной отечественной теории государства и права происхождение государства объяснялось по иной схеме. На этапе перехода к цивилизации в первобытном обществе появляются прибавочный продукт, частная собственность, оно раскалывается на классы, возникает господствующий класс, который создает государство с тем, чтобы с его помощью, путем насилия, принуждения держать в подчинении эксплуатируемый класс. Происходят войны. И поскольку пленников, которых раньше убивали или даже съедали, стало выгодно использовать на работах, этим первым эксплуатируемым классом становятся рабы-пленники, а затем и собственные впавшие в нищету и зависимость граждане. Поэтому первыми государствами были рабовладельческие государства, а само государство являлось машиной для поддержания господства одного класса над другим. Словом, утверждалась схема «прибавочный продукт — частная собственность — классы — господствующий класс — государство — насилие, принуждение — рабовладение».

    Современное знание внесло существенные коррективы в эту схему, прежде всего в вопрос о роли классов в создании государства.

    Действительно, многочисленные функции города-государства привели уже на первых этапах его возникновения к созданию разветвленного бюрократического аппарата: в некоторых древнейших небольших городах-государствах IV–III тыс. до н. э. насчитывается, по письменным источникам, от 80 до 130 должностей и профессий. Ранние классовые структуры делят общество на знать, зажиточных горожан, свободных лиц. Первичный аппарат городов-государств, как правило, складывался из социальных структур управления земледельческой общины (собрание земледельцев, совет старейшин, вождь, предводитель), но постепенно по своим функциям и отношению к общине, к прилегающим селениям он становится уже аппаратом управления города-государства. При этом выделяются три центра: управление городской общиной, дворец и храм.

    Классовая природа первичных государств четко определялась лишь с течением времени, когда расслоение общества, классообразование приводили к захвату государства тем или иным классом и приспособлением его к своим интересам, нуждам.

    Следовательно, процессы образования классов и государства нельзя понимать упрощенно, будто сперва возникли классы, затем их антагонизм привел к появлению государства. Эти процессы идут параллельно, независимо, взаимодействуя друг с другом.

    Так, не только классообразование стимулирует появление первичных государств — у шумеров, майя, ацтеков, инков, в Древнем Египте, Индии, Китае и т. д. Само первичное государство выступает мощным катализатором классообразования, способствует возникновению раннеклассового общества.

    В раннеклассовом государстве происходит дальнейшее выделение общинной знати, присвоение общественных должностей с помощью династического механизма (передачи этих должностей от родителей к детям) и главным образом на этой основе обогащение определенных групп.

    В свое время Ф. Энгельс указал на два пути образования политически и экономически господствующих классов: во-первых, через присвоение должностей с помощью наследственного механизма и обогащения на этой основе и, во-вторых, с помощью присвоения прибавочного продукта. Первый путь оказывается исторически наиболее распространенным, типичным.

    Таким образом, в конкретно-исторической действительности раннеклассовое государство не возникало как результат деятельности только господствующего класса. Оно — результат определенного развития общества на этапе становления производящей экономики, финального развития земледельческих культур. Но, разумеется, тот или иной класс, захватив государство, мог стать при помощи государства и господствующим классом.

    При этом деформируются предыдущие структуры раннеклассового, первичного государства, постепенно исчезает практика выборности, сменяемости вождей, военачальников, членов городских магистров, советов. Эти институты выборности, сменяемости первоначально закреплялись в сакральной форме в легендах и мифах. Пришедшая на смену им иная практика — присвоение должностей и передача их своим потомкам — привела к тому, что выборность и сменяемость остаются только в легендах и мифах, а в реалиях происходит узурпация государственной власти наиболее сильным экономическим классом и превращение его в политически господствующий класс.

    В раннеклассовом городе-государстве особая роль принадлежит жрецам (священникам), обеспечивающим знание и соблюдение религиозно-регламентирующих норм, действующих прежде всего в организации сельскохозяйственного производства, в иных сферах хозяйственной деятельности. Неразвитость «силовых» государственных структур (армии, полиции) компенсируется в раннеклассовых государствах сакральным характером санкций, применяемых к нарушителям этой регламентации.

    Кроме того, правитель в раннеклассовом обществе, как правило, соединяет светскую и религиозную власть, считается посредником между предками и народом, между населением и верховными религиозными существами (существом). Такие первоначальные теократические формы государственной организации общества вырастали из организационно-религиозных сторон финальных этапов первобытных обществ (родового строя) и получили воплощение в идеологии, структурах, практике раннеклассовых государств.

    Усилия и время, которое затрачивается на сооружение египетских пирамид, Стоунхенджа (Англия) и других мегалитических сооружений, показывают, что эти сооружения имели важнейшее религиозное, социальное, астрономическое значение. Строить и использовать 2000 лет Стоунхендж, передавая план и смысл из поколения в поколение, могли только в организованном обществе. И, если оно уже знало государственные формы, как в Древнем Египте, то, безусловно, это были теократические формы ранней государственности. Так, в Древнем Египте стремление спроецировать на расположение основных пирамид расположение основных звезд созвездия Орион наполняло смыслом существование древнеегипетского общества времен фараонов Джосера, Миккерина, Хеопса и других [3].

    В Англии, кроме астрономических функций, Стоунхендж выполнял и религиозные функции, а в целом также наполнял смыслом жизнь строителей этого величественного сооружения. И это опять же было «овеществление» накопленных для нужд земледелия и первичного государственного образования знаний жрецов. Теократическая государственность была первичной во многих регионах.

    Теократической была, например, и государственность инков на американском континенте, которые также создавали мегалитические сооружения для религиозных и социальных нужд, цементирующих в единое общество группы людей, вышедших из разрозненного первобытного состояния.

    Новые знания изменяют ответ и на другой вопрос: можно ли классовую природу первичного государства определять как рабовладельческое по своей социально-экономической сущности?

    Во-первых, исторические данные свидетельствуют, что общинников-земледельцев — основную социальную и производительную силу раннеклассовых обществ — нельзя приравнивать к рабам. Их зависимость не была ни рабством, ни крепостничеством. Многие ученые определяют эту форму зависимости как такую, когда земледелец имеет дело непосредственно с государством, применяющим свою неограниченную власть для организации и использования экономики страны в интересах правящего класса.

    Во-вторых, примером возникновения рабовладельческого государства в ходе разложения первобытнообщинного строя всегда были Афины и Рим. Ими оперировали Энгельс и Ленин, когда обосновывали свои взгляды на происхождение государства. Однако установлено, что греческим государствам предшествовали более древние, ахейские, классовые структуры, которые походили на структуру переднеазиатских государств.

    Таким образом, рабовладельческое государство, характерное для определенного этапа античной истории, является не универсальным в истории человечества, а уникальным, тем особенным государством, которое характерно для конкретно-исторической ситуации Греции и Рима. Более того, античные рабовладельческие государства — это лишь этап в истории государственности Греции и Рима, которому предшествовал иной этап — первичных форм государственности, имеющих все те же характерные черты раннеклассовых государств.

    Итак, не рабовладельческое государство было тем типичным государством, которое пришло на смену социальной организации первобытнообщинного строя, а раннеклассовое город-государство, со сложной социальной структурой, многочисленными общественными функциями, обеспечивающими дальнейшее развитие производящей экономики.

    Это раннеклассовое государство в своем дальнейшем развитии переросло в государство так называемого азиатского способа производства, подробный теоретический анализ которого дается в главе о характеристике и понятии государства. Государства же рабовладельческие возникли в силу весьма конкретных исторических обстоятельств в Греции и Риме (некоторые историки указывают на особое значение в этом процессе победы демоса в Греции и плебса в Риме) и являются уникальными государствами. Многие народы, в том числе российский народ, создавали свою государственность, не зная рабовладельческого этапа. А вот государства азиатского способа производства оказались типичными, распространенными во многих регионах Земли и существовали сотни лет.

    Итак, государство не имеет вечной природы, оно не существовало в первобытном обществе, появилось лишь на финальном этапе развития этого общества в силу вполне ясных причин, связанных с новыми организационно-трудовыми формами существования и воспроизводства человечества.

    И не рабовладельческое, а раннеклассовое государство с последующим развитием в государство азиатского способа производства (типичное явление), в рабовладельческое государство (уникальное явление), в феодальное государство (главным образом в Европе) было той первой формой государственности, в которую эволюционно, в силу внутреннего развития, переросла социальная организация первобытного общества.

    И, следовательно, раннеклассовое общество занимает самостоятельное место в общем процессе развития человечества, а раннеклассовые государства — это самостоятельный этап в развитии государственности, первичная форма новой социальной организации человечества.

    В отличие от социальной организации первобытнообщинного строя раннеклассовое общество получило в форме государства новое политическое, структурное и территориальное образование.

    Политическое потому, что стало выражать и защищать интересы всего общества, классовые интересы, интересы иных социальных групп, осуществлять крупные внешние и внутренние акции: военные походы, завоевания, взимание дани — словом, стало заниматься политикой.

    Например, политическими становятся отношения между городами-государствами, союзы и войны между ними. Известные из истории завоевания одних городов-государств другими ведут к расширению территории государств, превращают их в многонаселенные и значительные по своим территориям империи.

    Если в первобытном обществе социальная организация имела дело с относительно малыми группами (исключения составляли объединения некоторых групп, родов для совместных ритуалов, военных набегов, для обороны), то государство имеет уже дело с многочисленным населением, его акции затрагивают массы людей и становятся в силу этого политикой.

    Государство стало и новой структурной организацией общества, т. к. выделился из общества особый слой людей, основным занятием которых стали государственное управление, организационная деятельность. Выше уже упоминалось, что даже в небольшом по численности первичном городе-государстве насчитывалось до 130 управленческих должностей: руководители работ, военачальники, смотрители за состоянием ирригационных сооружений, учетчики, писцы, гонцы и т. д.

    Этот слой людей составил новое структурное образование — аппарат государства, первичную бюрократию, которая возникает объективно и выполняет весьма ценные и полезные управленческие функции. Другое дело, что в конкретной исторической обстановке бюрократия, так же как и иные социальные группы, может захватывать государство, т. е. использовать его в своих интересах, стать самостоятельной социальной силой, работать на себя, быть паразитирующим слоем общества.

    Аппарат государства имеет уже с самого начала разветвленную и сложную структуру, нуждается для своего содержания в определенных средствах, которые в виде налогов, дани, иных формах поступают ему от общества. Любое государственно организованное общество нуждается в хорошем управлении, и дальнейшее развитие государственности связано с поисками этого хорошего управления.

    Для выполнения своих функций этот особый слой людей — аппарат государства — наделяется властью, т. е. возможностью с помощью принуждения, насилия, когда возникает необходимость, подчинить другие слои населения своей воле, обеспечивать осуществление тех или иных интересов. Для этого в первичном государстве, также в отличие от социальной организации первобытного общества, появляются такие специфические социальные инструменты, как суды, тюрьма, полиция, армия, другие органы государства, ориентированные на возможность принуждения.

    Однако не следует преувеличивать роль принуждения и специальных органов в функционировании раннеклассового государства. Основными в нем были все же органы, ориентированные на выполнение общесоциальных функций, управление новой трудовой, производственной деятельностью, новой духовной жизнью общества, на обеспечение необходимого религиозного поведения.

    Эта нормальная деятельность раннеклассового общества осуществляется в основном добровольно (вплоть до участия десятков тысяч работников в строительстве грандиозных ирригационных сооружений, гробниц и т. п.), хотя, разумеется, фактор принуждения всегда мог быть задействован в отношении тех, кто отклоняется от социально установившегося, социально регламентированного поведения.

    Необходимое поведение обеспечивалось также ранними формами религиозных воззрений и культовой практикой, вплоть до того, что в некоторых обществах были распространены жертвоприношения, в том числе, впрочем, весьма редко, человеческие (особые ритуалы). Жертвы приносились, чтобы обеспечить, как считалось, благосклонность верховных религиозных существ, их поддержку, и по сути были направлены на то, чтобы обеспечить благоденствие всего общества.

    Наконец, в отличие от первобытного общества государство было территориальным образованием. Если, как отмечалось выше, первобытнообщинный строй в своей основе имел родовую, т. е. основанную на родстве, организацию — совокупность семейных общин (кланов, локальных групп), то государство постепенно путем перерастания этих общин в соседские, переходом в основном к оседлому образу жизни, которого объективно требовало земледелие, сформировалось на территориальной основе. Первым этапом территориальной организации стал город, объединявший уже не столько родственников, сколько население, проживающее на определенной территории.

    Дворцы, храмы, иные здания для коллективных празднеств, выполнения обрядов, строения для производства работ, сельскохозяйственные угодья, рудники и т. п. — все это сооружалось на определенной территории, которая отныне становилась территорией государства.

    Отныне и аппарат государства ориентировался не только на управление теми или иными группами, но и на управление территориями. Территориальная организация государства имела разные формы в зависимости от способов включения тех или иных территорий в состав государств, этнического состава проживающих на ней людей, отношений с центром и т. д., но всегда отныне характеризовала государство как новую, по сравнению с первичным обществом, социальную организацию раннеклассового общества.

    Территория становилась неотъемлемым атрибутом, собственностью государства, и многие войны в III–II тыс. до н. э., т. е. в то время, когда возникают первичные, раннеклассовые государства, велись ради приобретения территорий или их защиты.

    Таким образом, из анализа новой, государственной формы организации общества можно сделать вывод, что признаками государства, отличающими его от социальной организации первобытнообщинного строя, являются единое территориальное пространство, на котором осуществляется хозяйственная жизнь (в связи с чем некоторые ученые добавляют к единому территориальному пространству и единое экономическое пространство); наличие особого слоя людей — аппарата управления, выполняющих разнообразные общесоциальные функции, но имеющих и возможность осуществить в необходимых условиях государственное принуждение, осуществить публичную власть; единая система налогов и финансов.

    К этим признакам следует добавить и те, обязательность которых также подтвердило дальнейшее развитие государственности. Это единый язык для общения на территории того или иного государства. Это единая оборона и внешняя политика, транспортная, информационная, энергетическая системы; это, наконец, наличие определенных единых прав и обязанностей личности, охраняемых государством.

    В совокупности эти признаки характеризуют государство, т. е. их наличие в социальной организации общества свидетельствует, что это общество — государственно организовано. Поэтому не может существовать государство, не имеющее этих признаков или имеющее их ограниченный набор (например, оборону, транспорт, энергетику). Такое социальное образование не будет государством.

    Не выдерживают критики в этой связи и иные классификации признаков государства. Например, так называемая теория трех элементов: территория, народы, власть. В этой классификации под территорией понимается пространство, на котором проживает определенная нация или несколько наций, а также действует публичная политическая власть. Эта территория признается принадлежащей конкретному государству другими государствами. В теории «трех элементов» государство — это форма организации публичной власти, которая первична, является основой государственного образования. Народ понимается как общность людей, самоопределившихся до государственной организации.

    Однако, как подчеркивалось выше, такая узкая трактовка признаков государства является недостаточной, весьма схематичной и абстрактной. Кроме того, если власть — это признак государства, а государство — это организация власти, то мы сталкиваемся с очевидной тавтологией.

    Особый вопрос при рассмотрении признаков государства возникает в связи с характеристикой слоя людей, выполняющих функции управления.

    Ведь отдельные функции управления выполнялись и в первобытном обществе, например функции организации загонной охоты, когда требовалось скоординировать действие многих людей. В чем же их отличие от функции управления в раннеклассовом государстве?

    Этих отличий несколько. Прежде всего в государстве функции управления выполняет специально выделенный слой людей, которые профессионально становятся управленцами, посвящают этому свои знания, занятия, жизнь. В первобытном обществе такого разделения труда не существовало. И хотя и там были лица профессионально занятые управлением (например, такая функция была у шаманов), но это были отдельные лица, а не специальный слой, аппарат управления.

    Далее в государстве этот аппарат осуществляет властные полномочия, по существу и форме принципиально отличающиеся от власти в первобытном обществе.

    Власть имеется в каждом обществе, но только в государственно организованном обществе эта власть приобретает черты государственной власти.

    Иными словами, если власть вообще — это способность и возможность оказывать определенное воздействие на деятельность, поведение людей с помощью каких-либо средств: воли, авторитета, подчинения, регламентирующих актов и т. п., то государственная власть — это способность и возможность оказывать подобное воздействие с помощью государственного принуждения. Государственная власть структурно — это государственно организованная система чиновников, армии, администрации, судей и других лиц, обеспечивающих выполнение общесоциальных функций, защищающих соответствующие общие и классовые интересы. Государственная власть распространяется на всю территорию государства, вертится от имени государства, она одна из форм политической власти.

    Разумеется, не следует понимать государственную власть как способ воздействия исключительно с помощью насилия. В свое время хорошо определил ошибочность такого взгляда Талейран, когда заметил: «Штыки, государь, годятся для всего, но вот сидеть на них нельзя». Государственная власть обеспечивается идеологически, обладает высоким авторитетом, ее предписания, как правило, исполняются добровольно. Но вместе с тем ее отличительным признаком является возможность жесткого государственного принуждения в необходимых обстоятельствах.

    Государственная власть, ее происхождение — важный объект теоретического изучения. Особенно следует подчеркнуть, что в современной теории государства надо проводить, как было сказано выше, различие между властью, ее организацией и формами осуществления в обществах присваивающей экономики и обществах производящей экономики, в доклассовых и классовых обществах.

    Между тем в рамках некоторых современных общественных наук на Западе, которые эквивалентны отечественной теории государства и права, например, в рамках политической антропологии, такое различие не всегда учитывается, стираются грани между властью в первобытном и раннеклассовом обществе. Так, недостаточно учитывается, что власть в раннеклассовых обществах становится государственной, может закреплять отношения эксплуатации, устанавливать и обеспечивать привилегии меньшинства, что с ее помощью утверждается собственность определенного класса на основные средства производства и этот класс становится господствующим. Следовательно, недостаточно учитывается, что в отличие от доклассовых эгалитарных обществах (от фр. égalité — равенство) в классовых обществах власть становится политической.

    Обосновывается это подчас тем, что не существует, мол, принципиальной разницы между властью в доклассовых и классовых обществах. Повсюду происходит обмен труда по управлению на труд непосредственных производителей, и речь может идти лишь об организационных формах этого обмена, вознаграждении за труд по управлению.

    Однако такой подход политической антропологии к происхождению власти становится весьма уязвимым и на теоретическом, и на историческом уровнях.

    На теоретическом уровне, как уже отмечалось, власть в раннеклассовых обществах, хотя и связана генетически с общинными структурами, но по своей направленности, формам организации, лицам, ее осуществляющим (особый слой людей), способам обеспечения принципиально отличается от власти в первобытном обществе.

    Новые же исторические данные также подкрепляют этот теоретический подход.

    Действительно, современные научные знания по-новому раскрывают и вопрос о происхождении государственной власти. Так, открыта новая форма, которая предшествует государственной власти. Это так называемое вождество или чифдом (от англ. chiefdom — вождество, главенство), в связи с чем раннеклассовые государства в некоторых научных работах называют предгосударственными или государствам и — чифдом.

    Власть вождя, предводителя, главаря общины формируется путем выборности, особенно в период военных действий (военных походов, защиты от нападений и т. д.). Выбрать вождя может либо вся община, либо дружина, которая формируется и сплачивается вокруг определенного лица.

    В этих условиях может происходить и отчуждение власти от общества, дружины, ее узурпация ограниченным числом лиц или даже одним лицом. Происходит переход военно-демократических форм организации власти в военно-иерархические структуры, в вождество, а от вождества уже в государственную власть, если процесс формирования военно-иерархических структур идет параллельно с формированием раннеклассового государства (расслоением общества на классы, новые производственные, подлинно трудовые формы деятельности, появление чиновников-управленцев, разных видов собственности, становление храмов как центров религиозной жизни и т. д.).

    Наконец, с происхождением государства связана еще одна важная особенность общественного развития, которую следует учитывать при познании государства.

    Речь идет о неравномерности общественного развития, т. е. разновременности прохождения различными отрядами человечества определенных исторических этапов, о влиянии на этот процесс не только объективных, но и субъективных факторов, что является одной из самых фундаментальных закономерностей. Эта закономерность ведет и к разновременному возникновению государственности, т. е. процессу появления и развития государства у разных народов.

    Эта возможность способствует и возникновению контактов между обществами, находящимися на разных этапах развития, прежде всего между классовыми обществами и периферией. К ним относятся торговля, военные, культурные, технологические контакты. Сюда же включаются и государственные заимствования. Но они лишь тогда выполняют свою роль, когда могут быть адаптированы обществом, когда общество уже подготовлено к восприятию тех или иных государственных заимствований и в них заинтересованы определенные социальные силы.

    В этой связи в современной теории государства выдвигается и концепция первичных, вторичных, третичных государств. Ее суть в том, что первичное государство складывается там, где существовали условия для сравнительно быстрого роста общественного производства, прежде всего земледельческого хозяйства.

    В таких зонах складывались центры классообразования и государственного образования, в дальнейшем распространившие свое влияние, а с ним и отношения эксплуатации и формы ее обеспечения на окружающие их общества. В таких окружающих обществах возникали уже вторичные государства.

    Процесс этот имеет важное значение, т. к. появление в каком-либо центре нового типа государства, например буржуазного или социалистического, также приводит к ускорению процессов становления аналогичных «вторичных» государств в обществах, окружающих этот центр.

    Государственные заимствования, которые, конечно же, не следует абсолютизировать, могут иметь самое различное значение — от прогрессивного до регрессивного. Известны в настоящее время и такие регрессивные движения, как возвращение от государственности к первобытнообщинному строю и затем новое появление государства. Например, такой процесс имел место в Греции. Здесь во II тыс. до н. э. развилась яркая цивилизация бронзового века с очень сложной социальной культурой и высокоорганизованным государством. На рубеже II и I тыс. до н. э., в период перехода от бронзового к железному веку, здесь происходит падение этих государств и возврат к первобытному строю. Только через несколько веков начинается вновь процесс классообразования и формирования государства.

    Следовательно, процесс появления государственности в жизни тех или иных народов нельзя считать прямолинейным, знает он и возвратные движения, подвержен различным субъективным, в том числе и случайностным, воздействиям. А там, где условий для организованной земледельческой деятельности было мало, там и процесс возникновения государства был существенно затруднен. Например, аборигены Австралии, насчитывающие много тысячелетий своего существования, так и не стали на путь государственного развития. Присваивающее хозяйство существует у аборигенов уже более 40 тыс. лет и стало разрушаться только в результате колонизации Австралии белыми поселенцами. Одно из объяснений феномена Австралии предложил в шутливой форме известный ученый, заметив, что «нельзя выращивать колючую траву и доить кенгуру». Иными словами, отсутствие определенных растений для селекции, отсутствие подходящих животных для одомашнивания, отсутствие водных ресурсов и другие географические условия не создали условий для перехода коренного населения Австралии к производящему хозяйству.

    Таким образом, географический фактор играл определяющую роль на этапе неолитической революции в том смысле, что для перехода к производящей экономике необходимо было прежде всего наличие подходящих растений и животных, а также климатических и других природных условий.

    Длительное время в отечественной теории государства и права происхождение государства и права определялось в соответствии со взглядами Энгельса и Ленина на этот процесс. В основу были положены книга Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», написанная им в 1884 году, и лекция В. Ленина «О государстве», прочитанная им в 1919 году.

    Наличие такого этапа эволюции теории государства и права обусловливает необходимость хотя бы вкратце остановиться на этих работах и привести современные их оценки. При этом следует избегать как огульного, конъюнктурного их осуждения и отрицания, так и захлебывающейся апологетики, которая существовала ранее.

    В основу своей работы Ф. Энгельс положил труды американского этнографа, археолога и историка первобытного общества Л.-Г. Моргана, опубликованные в 1877 году в его книге «Древнее общество». Основной заслугой Энгельса была не только систематизация взглядов Моргана и некоторых других этнографов на первобытное общество, но и утверждение материалистического, в том числе классового, подхода к появлению частной собственности и государства. Он сделал попытку, местами весьма удачную, показать определяющую роль материальных условий жизни первобытного общества — форм трудовой деятельности, ведения хозяйства, разделения труда, собственности — на появление и развитие государства. Он сумел уловить некоторые общие процессы в развитии первобытного общества и использовал знания о родовых связях североамериканских индейцев, изученных Л.-Г. Морганом, для объяснения аналогичных процессов в греческой, римской и германской истории. В частности, ценным для того времени являлось понимание разложения родового строя и перерастание его в государственную форму организации общества.

    Вот почему и сейчас, хотя прошло уже более 100 лет со времени выхода в свет работы Ф. Энгельса, знакомство с ней полезно для каждого, кто хотел бы изучить происхождение государства.

    Вместе с тем надо знать и те недостатки и даже ошибки, которые имеются в этой работе. Часть из них вытекала из ошибок Л.-Г. Моргана, на которые опирался Ф. Энгельс.

    Так, сама периодизация первобытной истории имела весьма искусственный, схематичный характер, хотя некоторые догадки были подтверждены дальнейшим развитием науки в XX веке. Энгельс писал вслед за Морганом о развитии человечества через ступени дикости и варварства к цивилизации, связывая дикость с присваивающим хозяйством, варварство — с производящим, а цивилизацию — с промышленностью.

    Современная периодизация, изложенная выше, хотя и подтверждает два самостоятельных способа существования человечества, отнюдь не характеризует их как дикость или варварство, а цивилизацию четко связывает именно с расцветом производящей экономики — становлением земледельческих обществ, раннеклассовых государств.

    Энгельс весьма вульгарно, схематически привязал развитие первобытного общества к «решающим орудиям», характеризующим, якобы, главные эпохи: «лук и стрелы для дикости, железный меч для варварства, огнестрельное оружие для цивилизации». Но не развитие оружия — здесь налицо явное догматизированное преувеличение роли так называемых производительных сил — привело к крупнейшей в истории человечества неолитической революции, а, как было показано выше, всеобъемлющий, главным образом экологический кризис, затронувший все стороны жизни первобытного общества.

    Ошибки Энгельса касаются также многих представлений о происхождении семьи, ее формах, развитии. В частности, попытка представить развитие семьи в связи с появлением частной собственности как процесс, идущий от матриархата к патриархату, оказалась ошибочной, т. к. матрилинейные и па-трилинейные связи вовсе не замкнуты на зарождающуюся частную собственность. Убедительно доказано, что у многих народов не только патриархальные формы семьи сменяют матриархальные, но имеют место и прямо противоположные процессы. Могут также одновременно существовать и те и другие формы, и факторы, их определяющие, имеют демографический, культовый, а подчас и субъективный характер. Еще одна ошибка связана с семьей «пуналуа». Дело в том, что не существовало никогда такой формы семьи, как «пуналуа» (сведения о ней Морган подчеркнул из россказней полинезийских миссионеров). Допущены были Энгельсом ошибки и в конструировании группового брака — и Морганом, и им не было понято значение классификационного родства. Имеется и ряд других ошибок.

    Но главная, заключается в том, что уникальным процессом возникновения государственности у греков и римлян — разложению родового строя и появлению рабовладения — было придано универсальное значение и рабовладельческое государство было признано первичной формой государства, имеющей всеобщий характер.

    В работе Энгельса были сделаны также ошибочные выводы о природе государства — от силы, стоящей над классом, примиряющей их, до машины, созданной господствующим классом, для подавления эксплуатируемого класса, — а также выводы о его судьбе. Утверждалось, что поскольку государства не было при первобытном коммунизме, постольку оно будет отправлено в музей, когда установится коммунистическое общество.

    Словом, уровень знаний XX века, исходная догматизация некоторых положений материалистического понимания истории способствовали определенным ошибкам этой работы. Но следует подчеркнуть, что это никак не умаляет ее конкретно-исторического значения, роли, которую сыграла эта книга в понимании происхождения государства, вообще в истории духовной жизни XX века.

    Примерно так же следует оценивать и лекцию В. Ленина «О государстве». Опираясь на работу Ф. Энгельса, в лекции он повторил ряд его ошибок и заблуждений, например о том, что через общество рабовладельцев прошла вся Европа, громадное большинство народов остальных частей света, хотя, например, даже история возникновения российского государства никогда не знала рабовладельческих форм.

    Но лекцию В. Ленин читал в 1919 году, когда шла гражданская война. В этих конкретно-исторических условиях он делал упор на принудительной, насильственной стороне государства. Он называл государство аппаратом для систематического применения насилия и подчинения людей насилию, подчеркивал, что государство — это машина для поддержания господства одного класса над другим, что первое государство — рабовладельческое — это аппарат, который давал в руки рабовладельцев власть, возможность управлять всеми рабами.

    Понятно, что такая трактовка происхождения государства и его первичных форм определялась главным образом потребностями политической борьбы, гражданской войны, когда надо было идеологически обосновывать разрушение предыдущего буржуазного типа государства и объяснить жестокие принудительные меры, осуществляемые вновь возникающим — пролетарским, т. е. социалистическим, типом государства.

    Поэтому знакомство с лекцией В. Ленина весьма поучительно, т. к. она представляет определенный этап в эволюции теоретических знаний о происхождении государства, демонстрирует не столько принцип научности, сколько принцип партийности, когда отбрасывают знания об общесоциальных функциях государства, а на службу сиюминутным, политически конъюнктурным обстоятельствам и интересам ставят лишь отдельные стороны государства, придавая им универсальный характер. Эта лекция свидетельствует и о мощи идеологической функции теории государства и права, когда представления о машиноподобном, запугивающем граждан, образе государства десятки лет господствовали в общественном сознании, тиражировались из поколения в поколение.

    Машина, аппарат, орудие — эти характеристики, данные Лениным государству, — оказали негативную идеологическую роль, и освобождение от них становится одной из новых, актуальных задач современной теории государства.

    Взгляды Энгельса, Ленина, других их сторонников характеризуют марксистскую теорию происхождения государства. Ее основные положения представляют определенную комбинацию из верных и неверных, ошибочных и даже утопических положений. К достоверным относится материалистический и диалектический подход к развитию первобытного общества, утверждение о взаимосвязи становления классового общества и государства, потому эта теория может быть названа и классовой теорией происхождения государства. Верным являются положения о политической, структурной (аппаратной), территориальной характеристике государства, о внутренних объективных факторах возникновения государства и ряд других.

    Ошибочным является преувеличение роли классов в создании государства, особенно господствующего класса, о принудительных, насильственных формах первичных государств, придание рабовладельческому государству первичного универсального, типичного характера. Ошибочными являются многие утверждения о первобытном обществе, о происхождении и развитии семьи. Энгельс также прошел мимо крупных антропологических открытий XIX века, свидетельствующих об эволюции человека как биологического вида, о разных типах людей и разных в связи с этим характеристиках их общественной организации.

    Вместе с тем эта теория выделила в происхождении государства те черты, которые либо не были замечены в иных теоретических представлениях, особенно связь государства с классообразованиями, либо были сознательно закамуфлированы опять же в угоду определенным идеологическим представлениям и интересам.

    Что же это за иные теории? Следует остановиться на основных. Традиционно выделяются теологическая, патриархальная теория, договорная теория, теория насилия. К ним следует прибавить и ирригационную теорию.

    Казалось бы, истинной может быть только одна теория, не случайно латинское изречение гласит: «error multiplex, veritas una» — истина всегда одна, ложных суждений может быть сколько угодно. Однако такой схематичный подход к столь сложному социальному институту, как государство, был бы неверным. Многие теории охватывают лишь те или иные стороны происхождения государства, хотя и преувеличивают, универсализируют эти стороны. Важно в общей характеристике у этих теорий, часть из которых зародилась в глубокой древности или в средние века, наряду с критическим отношением выделять и то позитивное, что они содержат.

    Теологическая теория настаивает на божественном происхождении государства, государственной власти, утверждает и защищает тезис «вся власть от бога». Несмотря на свое религиозное содержание, и эта теория, возникшая еще в древности (Иудея), отражала определенные реальности, а именно теократические формы первичных государств (власть жрецов, роль храма, разделение власти между религиозными и административными центрами).

    Следует также учитывать при оценке этой теории, что освещение власти божественным, а это имело место во многих первичных городах-государствах, придавало власть и авторитет, и безусловную обязательность. Не случайно, что эта теория была весьма распространена в средние века. В XVI–XVIII веках теологическую теорию использовали для обоснования неограниченной власти монарха. А сторонники королевского абсолютизма во Франции, например Жозеф де Местр, рьяно ее отстаивали в начале XIX века.

    Получила она своеобразное развитие и в трудах некоторых современных ученых, которые, признавая рубежное значение неолитической революции, утверждали, что переход к производящей экономике, начавшийся 10–12 тыс. лет назад, имел божественное начало. При этом теологи отмечают, что, по их мнению, точных естественных причин этого качественного перелома в истории человечества наука до сих пор не установила, а вот религиозное обоснование содержится еще в Библии.

    Разумеется, теологическая теория исходит из религиозных воззрений, не является научной, но отражает отдельные реальные процессы, действительно имевшие место в процессах становления государств (теократических).

    Патриархальная теория рассматривает возникновение государства непосредственно из разросшейся семьи, а власть монарха конструируется из власти отца над членами его семьи.

    Так же, как и теологическая теория, патриархальная была направлена на обоснование неограниченности власти царя, монарха, но истоки этой власти видела уже не столько в ее божественном происхождении, сколько в тех формах семьи, где существовали неограниченная власть главы семьи, патриарха.

    Зародилась эта теория в Греции, обоснование получила первоначально в трудах Аристотеля, но свое развитие нашла в XVII веке в сочинении англичанина Фильмера «Патриарх». Фильмер, сторонник неограниченной королевской власти, пытался, опираясь на Библию, доказать, что Адам, который, по его мнению, получил власть от бога, передал затем эту власть своему старшему сыну — патриарху, а тот уже своим потомкам — королям.

    Сочинение Фильмера было самой экзотической работой, выражавшей идеи патриархальной теории. Уже современники Фильмера обратили внимание не несуразность многих ее положений. Например, из теории Фильмера следовало, что монархов должно было быть столько, сколько было отцов семей, или в мире должна была существовать одна монархия. Естественно, такого исторически никогда не было, да и быть не могло. Однако многие другие юристы и социологи более глубоко рассматривали роль семьи в возникновении государства, а также других социальных институтов.

    И современное состояние научных знаний о происхождении государства, хотя и привязывает этот процесс к новому способу экономической, трудовой деятельности в раннеклассовых обществах, к организационно-управленческим функциям, связанным с земледелием, к городской цивилизации, к возникновению частной собственности, вместе в тем отнюдь не умаляет и первоначальной роли семьи. С одной стороны, появление на финальных этапах неолитической революции «больших семей» общинников-земледельцев — основного звена раннеклассового общества, с другой — династическое присвоение должностей в раннеклассовых первичных городах-государствах — это вполне реальные, научно установленные процессы, которые по-новому позволяют взглянуть как на содержательные, так и на ошибочные положения патриархальной теории. Словом, и эта теория также «схватывала» и отражала какие-то реальные, сущностные стороны перехода человечества от социально-организованной жизни в первобытном обществе к государственным формам в раннеклассовом обществе, но — и в этом основной недостаток этой теории — преувеличивая их, придавала этим сторонам универсальное и определяющее значение. А это уже было теоретически и исторически неверным.

    Значительной теорией происхождения государства является договорная теория, получившая широкое распространение в XVII–XVIII веках. В Голландии в XVII веке сторонниками этой теории были Гуго Гроций и Спиноза, в Англии — Локк и Гоббс, во Франции в XVIII веке — Руссо.

    В России представителем договорной теории был революционный демократ А.Н. Радищев (1749–1802), который утверждал, что государственная власть принадлежит народу, передана им монарху и должна находиться под контролем народа. Люди же, входя в государство, лишь ограничивают, а вовсе не теряют свою естественную свободу. Отсюда он и выводил право народа на восстание и революционное ниспровержение монарха, если тот допускает злоупотребление властью и произвол.

    В договорной теории государство возникает как продукт сознательного творчества, как результат договора, в который вступают люди, находившиеся до этого в «естественном», первобытном состоянии. Государство — это сознательное объединение людей на основе договора между ними, в силу которого они передают часть своей свободы, своей власти государству.

    Общественный договор, создающий государство, понимался как согласие между изолированными до того индивидами на объединение, на образование государства, превращая неорганизованное множество людей в единый народ. Но это не договор-сделка с будущим носителем власти, а договор, имеющий конститутивный (устанавливающий) характер, создающий гражданское общество и государственное образование — политическую организацию — государство.

    В договорной теории в связи в этим различали первичный договор объединения и вторичный договор подчинения, договор народа с князем или иными государственными органами.

    Следует подчеркнуть, что при этом общественный договор мыслился не как исторический факт подписания всеми какого-либо конкретного документа, который лег в основу появления государства, а как состояние общества, когда люди добровольно объединились в его государственно-организованную форму, как принцип, обосновывающий правомерность государственной власти.

    Договорная теория использовалась в разных целях. Руссо, Радищев обосновывали начала народовластия, народного суверенитета, поскольку первично власть принадлежала объединившемуся в государство народу и могла им быть отобрана от недобросовестного, некомпетентного правителя, у которого таким образом, была лишь производная от народа власть. Гоббс, наоборот, доказывал, что коль скоро власть добровольно передана правителю, например, князю, то он — князь — отныне обладает неограниченными полномочиями. Локк обосновывал конституционную монархию, т. к. общественный договор, по его мнению, представлял собой определенный компромисс между народом и правителем, определенное ограничение свободы и народа, и монарха.

    Сторонники договорной теории разработали и естественно-правовую концепцию прав и свобод человека и гражданина, которая будет подробно рассмотрена в следующей главе.

    Как следует оценивать всю сумму теоретических представлений о договорной природе государства исходя из современных научных знаний?

    Безусловно, договорная теория была крупным шагом вперед в познании государства, т. к. порывала с религиозными представлениями о происхождении государства и государственной власти. Она уловила и некоторые реалии в возникновении отдельных государственных образований. Например, переход от первобытного общества, где власть принадлежала всем общинникам, их собранию, избранному ими совету, военачальнику, вождю — к государству, где власть принадлежала уже государственным органам, царю, особому слою людей, выделившемуся для управления народом.

    Отражала эта теория и договорную практику многих феодальных городов, заключавших договор с князем о его материальном обеспечении в обмен на управление городом, на защиту города.

    Имела эта теория и глубокое демократическое содержание, обосновывая естественное право народа на свержение власти негодного монарха, вплоть до революционного восстания.

    Даже в XX веке эти идеи получали свое распространение и воплощение, например, когда было заключено соглашение («поразумение») в кризисный период 80-х годов между польской «Солидарностью», представлявшей как бы польский народ, и властью.

    В то же время договорная теория грешит крупными недостатками, в том числе вневременным, абстрактным представлением о первобытном обществе, его состоянии. По мнению Гоббса, это первобытное состояние представляло собой войну всех против всех, а по мнению Локка, Руссо — золотой век всеобщего мира и благоденствия, свободы и равенства. Ныне наука располагает данными об ограниченности и схематичности, умозрительности как тех, так и других представлений.

    В договорной теории основная фигура — это абстрактный, изолированный человек, этакий Робинзон, который вступает в соглашение и образует государство. Но такого изолированного человека как субъекта исторического процесса создания государства никогда не существовало. Человек выступал в различных социальных объединениях: общинах, кланах, больших семьях, классах, в обществе, которые и были реальными субъектами этого процесса.

    Однако позитивное содержание договорной теории происхождения государства было столь значительным, как подчеркивалось выше, что оно и сейчас используется во многих демократических, либеральных движениях, хотя, разумеется, и в новых, современных формах.

    Теория насилия основой происхождения государства полагает акт насилия, как правило, завоевание одного народа другим. Для закрепления власти победителя над завоеванным народом, для насилия над ним и создается государство.

    «История не представляет нам, — писал Л. Гумплович в конце XIX века, — ни одного примера, где бы государство возникало не при помощи акта насилия, а как-нибудь иначе. Государство всегда являлось в результате насилия одного племени над другим; оно выражалось в завоевании и порабощении более сильным чужим племенем более слабого уже оседлого населения».

    Таким образом, сторонники теории насилия утверждали, что первобытные племена при встречах между собой воевали и победители превращались в господствующую часть общества, создавали государство, использовали государственную власть для насилия над покоренными народами. Государство, по мнению представителей этой теории, возникало из силы, навязанной обществу извне. Классовое деление общества имело этническое, даже расовое, происхождение.

    Например, К. Каутский, который также склонялся в объяснении происхождения государства к теории насилия, считал, что и первые классы, и государство образуются из племен при их столкновениях, при завоеваниях. Причем утверждалось, что, как правило, кочевники-скотоводы покоряют мирных оседлых земледельцев.

    «Племя победителей, — писал он в книге „Материалистическое понимание истории“, — подчиняет себе племя побежденных, присваивает себе и всю их землю и затем принуждает побежденное племя систематически работать на победителей, платить им дань или подати. При всяком случае такого завоевания возникает деление на классы, но не вследствие деления общины на различные подразделения, но вследствие соединения в одно двух общин, из которых одна делается господствующим, другая угнетенным и эксплуатируемым классом, принудительный же аппарат, который создают победители для управления побежденными, превращается в государство».

    Как видно, и К. Каутский считал, что государство — не результат внутреннего развития общества, а навязанная ему извне сила, что первобытная родовая демократия сменяется государственной организацией только под внешними ударами.

    Как относиться к этой теории? Нетрудно видеть, что и она, улавливает отдельные явления в образовании государства, преувеличивает их, придает им универсальный характер.

    Действительно, завоевания одним народом другого имели место, отражались и на социально-этнической структуре вновь возникающего общества. Однако это были уже вторичные процессы, когда первичные, раннеклассовые государства уже существовали как города-государства, когда завоеванные народы или имели уже свои органично возникшие государственные образования, или достигали в своем развитии уровня, при котором были готовы воспринять государственно организованные формы общественной жизни. Кроме того, теория насилия опять же имеет вневременной, абстрактный характер, соответствует представлениям и уровню знаний XIX — начала XX века.

    Вместе в тем «завоевательный» фактор в образовании государства отбрасывать не следует, помня, однако, и о том, что история дает множество примеров поглощения, растворения побежденным народом завоевателей, сохранение и усвоение завоевателями государственных форм побежденных народов. Словом, теория насилия не раскрывает сущностных причин происхождения государства, только открывает отдельные его формы, главным образом вторичные (войны городов-государств между собой, формирование территориально более обширных государств, отдельные эпизоды в истории человечества, когда уже существующие государства подвергались нападению народов, не знавших еще государственной организации, и либо разрушались, либо использовались победителями (например, нападения германских племен на Рим).

    То же можно сказать и об ирригационной теории, которую связывают с именем современного немецкого ученого К.А. Виттфогеля. В его работе «Восточный деспотизм» возникновение государств, их первые деспотические формы связываются с необходимостью строительства гигантских ирригационных сооружений в восточных аграрных областях. Эта необходимость приводит к образованию «менеджериально-бюрократического класса», порабощающего общество. К.А. Виттфогель деспотизм называет «гидравлической» или «агро-менеджериальной» цивилизацией.

    Действительно, процессы создания и поддержания мощных ирригационных систем происходили в регионах образования первичных городов-государств, в Месопотамии, Египте, Индии, Китае, других областях. Также очевидны и связи этих процессов с формированием многочисленного класса управленцев-чиновников, служб, защищающих каналы от заиливания, обеспечивающих по ним судоходство и т. п.

    Оригинальна и идея К.А. Виттфогеля, пытающаяся связать деспотические формы государств азиатского способа производства с ведением грандиозных ирригационных строительств. Эти работы диктовали необходимость жесткого, централизованного управления, распределения, учета, подчинения и т. п.

    И вместе с тем ирригационная теория (ее еще называют гидравлической) улавливает также лишь отдельные связи, отдельные стороны процесса государствообразования, но опять-таки гиперболизирует и универсализирует их.

    Да, действительно, в некоторых регионах формирования государственных образований и ведение крупных ирригационных работ шли параллельно, влияя друг на друга. Однако и в этих процессах возникновение государства было первичным. Именно его наличие позволяло организовывать столь крупные и скоординированные работы. Но в других регионах города-государства возникали в процессах становления производящей экономики, опирающейся на иные формы трудовой, производственной деятельности: разработку рудников, металлургию, металлообработку, развитие мореплавания и ведение на этой основе морской торговли.

    Поэтому привязка государствообразования не к каким-то отдельным сторонам становления производящей экономики, а по всему ее спектру, к ее социально-экономической и экологической сущности является методологически верным — и на абстрактном, теоретическом, и на историческом уровне. И государство, возникшее на определенном этапе развития человечества, является не чем-то искусственным, механистическим, навязанным обществу извне, или результатом действия отдельных людей, классов, или проявлением божественных предначертаний. Государство — это одна из объективно необходимых, важнейших организованных форм существования и воспроизводства человечества, возникшая органически в определенной экономической, социальной и духовной среде, играющая весьма значительную политическую роль и имеющая большую социальную ценность.

    Глава третья. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПРАВА

    Социальные нормы первобытного общества. Регулятивная роль мифов, обрядов, ритуалов. Переход от мононорм присваивающей экономики к правовым и моральным нормам производящей экономики. Закономерности возникновения права. Его признаки. Функции права в раннеклассовых обществах. Общесоциальное и классовое в содержании права. Право как основа и средство осуществления государственной власти в раннеклассовых обществах. Обзор теорий происхождения права.

    Понимание неолитической революции как рубежа, делящего всю историю человечества на два способа его существования и воспроизводства — на присваивающую и производящую экономику — является также и методологическим ключом к изучению происхождения права, научного познания этого не менее сложного, чем государство, социального института. И в данном случае необходимо стать на позиции принципа историзма и сначала заняться рассмотрением первобытного общества, но уже в несколько ином ракурсе.

    Если при изучении процессов происхождения государства основное внимание уделялось обобщению истории организационных форм и социальных структур, существовавших в первобытном обществе, в том числе на этапе его перехода в раннеклассовые общества, а также при функционировании раннеклассовых обществ, то при изучении происхождения права основное внимание должно уделяться регулятивным началам в жизни этих обществ.

    Что и как определяло и обеспечивало поведение человека и его различных объединений: общин, кланов и т. д.? Всегда ли существовало право как одно из мощнейших социально-регулятивных средств, или право точно так же, как и государство, возникает лишь на определенном этапе развития человеческого общества? Чем отличаются регулятивные системы догосударственных и государственных обществ? — вот основные вопросы, которые приходится решать теории государства и права, чтобы познать причины появления и сущность права, выполнив тем самым свою основную исследовательскую задачу.

    Обратимся в этой связи вновь к социально-экономической сущности присваивающей системы хозяйства. Эта система объективно не нуждалась в учете вклада каждого члена общества в результаты конкретной охоты, занятия рыболовством, в другие способы добывания пищи, и обеспечение жильем и т. п. Не было в присваивающем хозяйстве и какого-либо нормирования затрат времени на участие того или иного члена общины в этих процессах обеспечения жизнедеятельности локальной группы.

    Регулятивным фактором для таких затрат выступали только половозрастная структура общины, клана, локальной группы, экологическое состояние среды, возможности и потребности самих общин охотников, рыболовов и собирателей, умение и опыт отдельных членов общины. Самоорганизация, иные самопроизвольные процессы — вот главное, что характеризует в целом взаимодействие человека и природы в присваивающей экономике на протяжении многих тысячелетий.

    Вместе с тем широкое распространение и использование приобретают в таких обществах и peгулятивные начала, формировавшиеся в ходе самоорганизации человечества. Эта регуляция обеспечивает существование и воспроизводство конкретных общин, кланов, групп. Это правила смягчения агрессивных столкновений между группами, организации семейно-брачных отношений, закрепления половозрастного деления, взаимопомощи, организации совместных охот, рыболовного промысла, распределения пищи, санитарно-гигиенические правила, нормы функционирования потестарных органов управления, процедуры разрешения споров и т. п. Эти регулятивные начала осуществляются в разных формах, но и суть их одна: они направлены на поддержание присваивающих экономик, на гармоничное существование человека в природной среде, на его воспроизводство как биологического вида.

    Более того, в некоторых районах, где сформировались высокоспециализированные общества охотников и собирателей, главным образом ведущие морской промысел и на этой основе получающие регулярный избыточный продукт, возникла потребность и в нормировании деятельности членов общества. Однако это был не магистральный, а побочный путь существования и развития первобытного общества, своеобразное «экологическое» исключение, которое не приводило к становлению производящей экономики. В этих и некоторых других регионах нормирующим фактором выступала и забота отдельных общин о сознательном поддержании необходимого экологического состояния среды их обитания, что обеспечивалось подчас весьма экзотическими регулятивными приемами, например своеобразной «Красной книгой» — тотемной системой, включающей виды животных, запрещенных для охоты.

    Отметим сразу, что в производящем хозяйстве дело обстоит принципиально иначе. К IV–III тыс. до н. э. самоорганизационные процессы взаимодействия человека и природы, поддержание равновесия между ними сменяются сознательным регулированием организации сельскохозяйственного производства, ремесла, скотоводства, мореплавания, ирригационного строительства и т. п.

    Как отмечалось, на этом этапе происходит усложнение организации производства, появляются новые управленческие функции, происходит становление подлинно трудовой деятельности, ее нового типа, связанного с производством пищи. Возникает необходимость регламентировать сельскохозяйственное производство, хранение, распределение и обмен уже появившегося прибавочного продукта и возникающих на этой основе отношений собственности. Появляется объективная необходимость нормировать, а следовательно, и учитывать, трудовой вклад каждого члена общества, результаты его труда, его участие в создании общественных фондов, выдачи ему из общественных фондов. Без такого нормирования и учета общества производящей экономики попросту не смогли бы существовать.

    Эта экономика объективно ведет и к дальнейшему разделению труда. Половозрастное деление, хотя и сохраняет свое значение, но дополняется уже иным, социальным, классовым делением. Появляются группы организаторов производства, работников информационных систем учета труда и распределения его результатов, систем контроля за соблюдением регламентирующих норм, лиц и организаций, обеспечивающих, — а если надо, то и с помощью принуждения, насилия, — выполнение этих регламентаций, этой нормировки. Появляется тот самый особый слой людей, выделившийся из общества, о котором шла речь выше в связи с происхождением государства и осуществлением государственной власти. В данном же ракурсе следует подчеркнуть, что появление и функционирование этого слоя людей было связано с появлением не только публичной власти, но и иной системы регулирования, вызванной к жизни становлением производящей экономики и призванной объективно обеспечить ее функционирование и развитие.

    Таким образом, на теоретическом уровне следует выделять не только наличие в историческом развитии человечества двух способов хозяйствования — присваивающей и производящей экономики, но и наличие двух принципиально отличных систем регулирования, привязанных четко к сущности, экономическим и экологическим характеристикам этих способов хозяйствования, ко всему комплексу материальных, социальных и духовных отношений, существовавших в них.

    И в этой связи надо отметить, что социальные нормы присваивающей экономики имели свое особое содержание, формы выражения, способы реализации и защиты, составляли достаточно сложную регулятивную систему.

    В структуре этой регулятивной системы или системы социальных норм первобытного общества можно выделить следующие элементы.

    Содержание. Социальные нормы, как отмечалось, были направлены на обеспечение присваивающей экономики, гармоничного существования и воспроизводства конкретных общин в природной среде. Так, одним из важных факторов такого существования было закрепление за соответствующей группой, кланом той или иной территории, на которой она перемещалась. Однако если какая-либо другая, как правило, родственная группа в силу природных условий не могла пользоваться своей территорией (например, пересыхали источники), то ей предоставлялась возможность жить и на территории другой группы.

    В социальных нормах закреплялась и тотемная система (тотем — идеализированное существо — покровитель отдельного члена группы или всей группы, как правило, вид животного или растения, которых нельзя убивать и употреблять в пищу). Эта система выполняла функции экологического регулятора, была, как упоминалось, своеобразной «Красной книгой».

    Важнейшим вопросом существования человечества является его воспроизводство как биологического вида. Для воспроизводства конкретных групп, кланов необходимо было наличие в них определенного количества женщин, детей. Социальные нормы регулировали в этой связи брачно-семейные отношения, способы приобретения женщин в других группах, в том числе в некоторых ситуациях и их похищение. Но в целом эти нормы были направлены на смягчение агрессивного поведения как членов общины, кланов, так и этих коллективных образований в целом, на установление необходимого сотрудничества и взаимопомощи между ними. Процесс социализации (сотрудничества, взаимопомощи, коллективизма, организации определенной духовной жизни, полезного управления и т. п.) в обществах присваивающей экономики набирал силу, заменял и вытеснял чисто биологическую эволюцию человека, и нет ничего более далекого от современных этнографических и археологических данных о жизни первобытных обществ, чем изображать их как средоточием агрессивности, взаимоистребления, «войны всех против всех». Уже на самых первых этапах существования человечества использовались социальные формы добычи и дележа пищи. Так, существовала организация дележа пищи на стоянках между членами группы (клана) — и это один из самых первых признаков социализации. Уже наши далекие предки по некоторым предположениям относили туши убитых или найденных мертвыми животных на свои стоянки и там их коллективно съедали. Изготовлением кремневых орудий, которые использовали для охоты, занимались мастера, которые передавали свои навыки детям. И это тоже было одной из форм обучения, что также характерно для социализации.

    А неверные представления о далеких первобытных временах, в том числе, кстати, и о неандертальском прошлом человечества, весьма распространены и используются для формирования взглядов об изначальной агрессивности человека, его злобном характере и тому подобном вздоре. Человек был агрессивен не более и не менее, чем ему это было нужно для обеспечения воспроизводства и существования.

    Разумеется, и апологетика прошлого, представления о нем как о «золотом веке», также являются неверными. Но стоит заметить, что присваивающая экономика и ее регулятивная система обеспечивали два основных условия — существование и воспроизводство человеческого рода — на протяжении десятков тысячелетий. А производящая экономика уже к исходу пятого тысячелетия поставила под реальную угрозу взаимного самоистребления все человечество.

    Словом, по содержанию нормы первобытного общества обеспечивали социализацию жизни общин, кланов, групп, экологическое состояние и ряд других необходимых условий жизнедеятельности присваивающих обществ.

    Способы регулирования. Здесь можно выделить три основных способа — запреты, дозволения и позитивное обязывание (в зачаточной форме).

    Запреты существовали главным образом в виде табу, т. е. в виде подкрепленной религиозными верованиями недопустимости определенного поведения, например, браков между кровными родственниками. Люди очень давно догадались о биологическом, а следовательно, и социальном вреде кровнородственных связей и запрещали их под страхом тягчайших наказаний уже на самых древних этапах своего существования. Эти запреты инцестов (кровнородственных браков) «работали» на нормальное воспроизводство общин, кланов, других групп.

    Дозволения (или разрешения) также определяли поведение человека или объединений людей в присваивающей экономике, указывая, например, на виды животных и время охоты на них, на виды растений и сроки сбора их плодов, выкапывания корней, на пользование той или иной территорией, источниками воды, на допустимость добрачных половых связей (в некоторых обществах) и т. д. Дозволялось также охотиться и собирать пищу на отведенных участках; отдавать для распределения среди членов общины и для подарков членам других общин туши больших животных; распределять туши самим добытчикам согласно установленному порядку; участвовать в коллективных акциях, мщении за вред, причиненный члену общины. Запрещалось нарушать разделение функций в общине между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми; запрещались убийство, телесные повреждения, каннибализм, кровосмешение, колдовство (им могли заниматься лишь специальные лица — колдуны); запрещались похищение женщин и детей, применение оружия на стоянках, воровство, нарушение правил супружеского союза (в том числе эквивалентности между общинами при обмене женщинами для брака), систематическая ложь, нарушение супружеской верности, соблазнение чужих жен и т. п.

    Позитивное обязывание имело своей целью организовать необходимое поведение в процессах приготовления пищи, строительства жилищ, разжигания костров и поддержания огня, изготовления орудий, средств передвижения, например лодок. Однако все эти способы регулирования не были направлены на изменение природных условий и выделение человека из природы, а обеспечивали лишь наиболее эффективные формы присвоения предметов природы и их переработки, их приспособления для удовлетворения потребностей человека.

    Формы выражения. Социальные нормы присваивающей экономики находили свое выражение в мифологических системах, в традициях, обычаях, ритуалах, обрядах и иных формах.

    Обратимся в этой связи к мифологической нормативной системе — одной из древнейших мощных форм социального регулирования.

    В современных исторической и этнографической науках давно преодолено отношение к мифам первобытного общества как к суевериям и заблуждениям. Все в большей степени выделяется и изучается идеологическая и нормативно-регулятивная функция мифов, которые существовали в обществах охотников, рыболовов и собирателей. В работах по этнографии можно прочесть, что мифы поддерживают и санкционируют определенные нормы поведения. У. Макконел, одна из известных собирательниц австралийских мифов, видит основную функцию мифов в их нормативно-информационном содержании, считает, что это набор хороших и дурных примеров. Она полагает, что мифы являются руководством к действию, диктуют способы поведения, которым должны следовать аборигены в своих взаимоотношениях с природой и друг с другом.

    Успехи этнографической науки в изучении и реконструкции жизни некоторых народов, находящихся на уровне каменного века (прежде всего аборигенов Австралии, но не только), позволяют правильно оценить социально-нормативное значение мифов и их «художественное» отображение в наскальных (настенных, если речь идет о пещерах) росписях, а также в обрядах, ритуалах, «священных» предметах, которые органически связаны с мифами.

    Мифы в единстве с обрядами, «священными» предметами, ритуалами, местностями играли основную социально-нормативную и информационную роль в жизни обществ охотников, рыболовов, собирателей. В мифах закреплялись способы изготовления орудий, сведения о маршрутах кочевий, местах для стоянок, о всех географически значимых местах (источники воды, горы, реки, леса и т. п.), о нормах семейно-брачных отношений, о классах родства, тотемическая идеология, половые, пищевые и возрастные табу, имевшие важное экологическое и медицинское значение. Множество способов — от обрядового воспроизводства мифов до наказания «нарушителей» в соответствии с установленными и закрепленными в мифах образцами — обеспечивали эту регулятивную функцию мифов.

    Юноши при прохождении инициации, т. е. в процессе перевода в группу взрослых (брачно-способных), изучали и усваивали социальные нормы общества, знакомясь при этом с мифами и с сопровождающими их обрядами.

    В настоящее время в этнографической литературе отмечается, что не физические испытания юношей составляют главную цель инициации. Во время инициации, а также в процессе подготовки к ним идет обучение подростков социальным нормам жизнедеятельности общества, а различные психофизиологические испытания, сопровождающие инициации, направлены на то, чтобы наилучшим способом закрепить в памяти подростков социальные нормы, опыт, знания своего общества. Таким образом, инициации — это также неотъемлемый элемент нормативной системы, воплощенной в мифах. Можно заметить, что кое-где и в обществах производящей экономики, еще в XIX веке, сочеталось обучение социальным, в том числе правовым нормам, с физическими испытаниями, а не только с системой экзаменационных отметок. Но продолжающаяся социализация человечества все-таки отвергла инициативный способ воспитания подрастающих поколений.

    Разумеется, мифы, аккумулируя и распространяя социальный опыт, были не только нормативной, но и определенной идеологической системой, даже способом мышления первобытного человека. Именно в мифологических обрядах и действиях он постигал и закреплял в своем сознании природные явления, социальные процессы. Лишь со временем, с трудами Аристотеля, а затем Гегеля, разработавших категории логики, человечество перешло окончательно от мифологического к логическому сознанию. Но до этого переворота в структуре и способах мышления человечество пользовалось образной мифологической системой познания действительности, да и сама эта система также знала различные этапы развития. Мифологическое сознание человека присваивающей экономики существенно отличается от мифологического сознания человека раннеклассового общества, оперирующего иной системой мифов, отношениями их героев, но общее у них нее то же — мифологические формы сознания.

    Мифы содержали глубокие знания человека присваивающего общества об окружающей его среде, о месте человека в природе. Очень важно подчеркнуть, что, как правило, человек и мифах выступал частью природы, а не в качестве «господина», «творца», «преобразователя» и т. п.

    Конечно, мифы наряду с экологическими знаниями содержали в себе и примитивные, фантастические представления об образовании Земли, происхождении человека, были примитивной формой общественного сознания, его образной формой. Но все же главное в мифах — это их нормативная, предписывающая часть, которая аккумулировала тысячелетний практический опыт человечества и доводила его до сведения каждого члена общества.

    Но не только мифы были формой выражения социальных норм в первобытном обществе.

    Такой формой было и классификационное родство, при котором конкретные люди включались в определенные конкретные группы (классы) родственных отношений. От этих родственных отношений, которые в основе имели брачно-семейные нормы, зависели властные отношения (отношения подчинения одних групп, одних индивидов другим), распределительные отношения (какие продукты, какую пищу, кто и кому должен поставлять). Классификационное родство, характерное для присваивающего общества, регулировало таким образом социальные связи людей, демографические процессы и даже пользование земельными участками, в частности охотничьими угодьями.

    В обществе присваивающей экономики не было всеобщего уравнительного пользования участками территории. Это общество знает экономическую и «религиозную» собственность на определенные территории, которая вытекала из объединения членоводной и той же общины в хозяйствующие и клановые, тотемические группы.

    Формой выражения социальных норм были также самопроизвольно складывающиеся традиции, обычаи, в связи с чем эти общества называют в литературе традиционными обществами.

    Следование традициям и обычаям, которые также были полезным обобщением коллективного или локального опыта, осуществлялось в силу подражания, привычки поступать так, как поступают другие, как поступают все. Механизм имитативности (подражания) — один из древнейших психологических пластов общественного сознания, и именно он лежит в основе появления традиций и обычаев, следования им.

    Процедуры. Формирование и осуществление социальных норм в присваивающих обществах также имело самостоятельные, отличные от раннеклассовых обществ, процедуры. Наряду с самоорганизационными процессами формирования традиций, обычаев, обрядов присваивающая экономика на некоторых этапах своего развития знала и сознательное, творческое создание норм.

    В доклассовом обществе были дополитические, властные (потестарные) органы, которые тоже вырабатывали нормы. Эти нормы можно по объекту регулирования условно делить на нормы земельные, имущественные, уголовные, а по субъектам — на нормы родственных отношений, брачно-семейные, групповые, межгрупповые. Были в этом обществе и своеобразные «процессуальные» нормы. Например, нарушение разбиралось и наказание назначалось самим коллективом, причем не только в лице старейшин и вождей, но и ближайшими родственниками виновного или пострадавшего.

    В уже упоминавшейся западной политической антропологии, не стремящейся провести различие между разными нормативными системами, сделан вывод, что можно говорить всего лишь о «двоичных» и «троичных» процедурах таких разбирательств. При «двоичных» споры решаются и наказание определяется самими враждующими и спорящими сторонами, а также их родственниками. При «троичных» этим занимается специально назначенное лицо, либо выделенный для этих целей орган — словом, внешняя, посторонняя для конфликтующих сторон или нарушителя сила. Тем самым в политической антропологии как бы стирается разница между «третичным» органом и судом, который якобы существовал и в первобытном обществе. Однако собственно суд как специально созданный и работающий по установленным правилам орган появляется все же на этапе становления раннеклассовых государств. Он входит в тот самых специальный аппарат, который уже характеризует государство как организацию, способную принудить к исполнению установленных норм, правил поведения с помощью государственного насилия.

    Санкции. Это еще один важнейший элемент регулятивной системы присваивающих обществ. Хотя и на сегодня остается бесспорным вывод о добровольном выполнении правил поведения в присваивающих обществах в силу привычного понимания полезности этих правил, подражания, но вместе с тем и эти общества знали различных нарушителей брачно-семейных отношений, пользования участками территорий, тотемных систем и строгое их наказание. В этих случаях к нарушителям применялись и суровые меры наказания, вплоть до лишения жизни. Причем санкции не очень четко дифференцировались на реальные и сверхъестественные. И поскольку нарушения всегда затрагивали религиозную сторону жизни общества, постольку санкции всегда как бы освящались, поддерживались религиозными, сверхъестественными силами.

    Санкции имели свою структуру: общественное порицание, изгнание из общины, нанесение телесного повреждения, смертная казнь — вот наиболее типичные их формы.

    Такой была структура регулятивной системы присваивающих обществ, которая и в целом по своему содержанию, и в своих элементах была совершенно иного типа, чем та, которая возникла в производящей экономике. Это главное, и это следует подчеркнуть.

    Но, может быть, и эту регулятивную систему следует назвать правом? Может быть, социальные нормы имели и правовой, и моральный характер? Может быть, различия имеют всего лишь терминологическое значение?

    На этот ключевой вопрос по-разному отвечают различные теоретико-правовые школы. Диапазон взглядов здесь весьма широк: от отрицательного ответа на этот вопрос (отечественная теория государства и права) до положительного (некоторые представители западной политической антропологии). Имеются и промежуточные позиции, когда первобытную нормативную систему определяют как протоцраво и предправо.

    Чем же обосновывает свои положения теория государства и права?

    В ее концепции утверждается о качественном отличии двух нормативных систем, порожденных разными способами существования человеческого общества. Но при этом не отрицается некоторая формальная преемственность самих норм присваивающей и производящей экономики: их свойство меры, Масштаба поведения, многократности использования, неперсонофицированности адресатов, обязательности, возможности принудительного исполнения.

    Однако правила (нормы) поведения в доклассовом, догосударственном обществе не могут быть отнесены ни к категории правовых, ни к категории моральных норм. Они, по выражению известного историка первобытности и этнографа А.И. Першица, имеют характер мононорм, т. е. единых, еще нерасчлененных специфических норм первобытного общества. Эти мононормы отличаются от права, которое как иное состояние регулятивной системы появляется лишь на следующем этапе развития общества, в его классовой, государственной организационной форме. Отличаются они и от морали. В частности, их исполнение обеспечивается не только общественным порицанием, что характерно для морали, но и наказанием на основе твердо фиксированных санкций.

    Нельзя мононормы делить и на институциональные, т. е. выработанные и санкционированные особыми органами, и неинституциональные, т. е. выработанные и выполняемые одними и теми же общностями. Мононормы содержат и те и другие основы своего появления, тогда как право — продукт в основном институционального, а мораль — неинституционального происхождения.

    Мононормы находятся в органичной связи с экономикой и идеологией присваивающего общества, в котором человек еще является частью природы. Он присваивает готовые естественные формы — и именно это закрепляется прежде всего идеологически и в социально-регулятивной системе.

    Новая организация производственной деятельности (ее усложнение, появление новых управленческих функций), возникающая на этой основе новая социальная дифференциация общества, становление раннеклассовой структуры, при которой происходит отделение верхушки от рядовых общинников, от массы производителей, неучастие верхушки в материальном производстве, новые формы собственности, а также возникновение и присвоение прибавочного продукта ведут у появлению новых качеств регулятивной системы.

    Зародившееся сначала в зачаточной форме в раннеземледельческих обществах позитивное обязывание (в частности, правила ведения сева, ухода за урожаем, его сбора, распределения и т. п.) становится одной из основных характеристик регулятивной системы раннеклассового государства.

    Как верно отметил Ф. Энгельс, «на известной, весьма ранней ступени развития общества возникает потребность охватить общим правилом повторяющиеся изо дня в день акты производства, распределения и обмена продуктов и позаботиться о том, чтобы отдельный человек подчинился общим условиям производства и обмена».

    Мононормы присваивающих обществ под воздействием социально-экономических и политических условий классового общества перерастают в нормы права и морали производящих обществ как путем «расщепления» на эти нормы, так и путем появления новых, позитивно-обязывающих норм, обусловленных организацией земледелия, скотоводства и ремесла.

    Регулятивная система раннеклассовых обществ получает новую структуру, отличающуюся и по содержанию, и по способам регулирования, и по форме выражения, и но процедурам, и, наконец, по средствам обеспечения — санкциям — от предшествующей регулятивной системы. В ней возникает специальный и весьма мощный пласт норм, которые по всем характеристикам отличаются от социальных норм присваивающих обществ. Иными словами, появляется право.

    Отличие права от предшествующих мононорм можно проследить по многим направлениям.

    По содержанию. Становление производящей экономики приводит к качественному изменению всех сторон жизни общества, в том числе идеологии, а также связанной с ней регулятивной системы. Так, для новой идеологии становится характерным изменение культов. На смену охотничьему мифическому и магическому мировоззрению приходит религиозно-земледельческое — с культом Солнца, умирающего и воскрешающего бога, олицетворяющего земледельческие циклы, смену сельскохозяйственных сезонов, т. е. изменяется мифологическое сознание. Уже мифы Древней Греции и Древнего Рима по содержанию и функциям существенно отличаются от мифов присваивающих обществ.

    В этом процессе изменения идеологии, повлиявшем и на регулятивную систему, важную роль играет то обстоятельство, что после посева земледелец, как правило, три месяца был обречен на пассивное ожидание результатов своей трудовой деятельности и находился в жесткой зависимости от погодных условий. Для орошаемого земледелия хозяйственная ситуация также сводилась к пассивному ожиданию необходимого уровня воды.

    Вот эти специфические обстоятельства сельскохозяйственного производства и быта начинают формировать правовую часть регулятивной системы. С одной стороны, она содержит разветвленные правила проведения сельскохозяйственных работ и распределения их результатов, а с другой, она — эта правовая часть — еще очень сильно окрашена в религиозные цвета, связанные со специфическими и не зависящими от человека условиями сельскохозяйственного производства. Попытки «управлять» с помощью права этими условиями (прежде всего, пытаясь путем проведения обрядов, культовых служб умилостивить те силы, от которых, как считали, зависело благополучие общества) легли в основу бытовой, культовой, обрядовой стороны регулятивной системы производящей экономики. Первичное право, таким образом, еще имело и материальное, и религиозное содержание. Например, амбары, являющиеся первоначально общественными хранилищами зерна, стали постепенно считаться местом пребывания бога зерна, плодородия, т. е. стали превращаться в храмы, святилища, а их хранители — жрецы — стали выполнять роль хранителей культов. Новые правовые нормы обеспечивали обрядность, связанную с храмами, их отношения с общинами, роль жрецов как хранителей новых правил поведения, а также иные функции храмовой системы.

    На следующем этапе правила производящего хозяйства, возникшие первоначально на основе сельскохозяйственной деятельности, культовой, обрядовой стороны, новых форм собственности, прежде всего на землю, постепенно получают все более четкое классовое содержание (политизируются). Постепенно и городах-государствах все больше разрушается социальное, экономическое, информационное равенство, возникает частная собственность, в том числе на землю, эксплуатация. И именно эти классовые отношения закрепляет и выражает, т. е. начинает обслуживать, нормативная система, приобретая иные качества. Эти новые содержательные качества и становятся характерными для основного пласта регулятивной системы — для права.

    Способы регулирования. Продолжает развиваться, приобретая новый уровень, система запретов, дозволений, и позитивных обязываний, происходит «расщепление» мононорм. Позитивное обязывание занимает все больший и больший объем.

    Как это происходит? Вести земледелие невозможно без астрономических знаний. Одним из первых вкладов в общую сокровищницу человеческой культуры явилось создание календарей, т. е. системы исчисления времени, в основе которой лежит периодичность явлений природы, зримо представленная движением небесных светил. Агрокалендари по дням расписывали всю жизнь каждого члена раннеземледельческой общины.

    Неукоснительное соблюдение агрокалендарей становится основой всей производственной, общественной, да и личной жизни членов раннеземледельческой общины. Возникает аппарат контроля за соблюдением агрокалендарей (жрецы), культовые способы обеспечения агрокалендарей (агрокалендари объявляются и считаются священными), их толкователями выступают жрецы, нарушение предписаний календаря считается оскорблением богов, которые суть действующие лица агрокалендарей, представители сословных, половозрастных и профессиональных групп населения. Подражание их действиям и есть исполнение нормативных указаний календаря.

    Вот что отмечает Ю.В. Кнорозов — один из крупнейших исследователей раннеземледельческого общестна майя (Месоамерика): «Переход к высокопродуктивному (дающему прибавочный продукт) земледелию у майя был связан с достижением в двух областях — в области селекции растений (выведение гибридных, высокоурожайных сортов маиса и других полезных культур) и в области четкой регламентации всего сельскохозяйственного цикла в рамках точнейшего солнечного календаря».

    Аналогичные процессы создания и использования агрокалендарей наблюдаются и в других раннеземледельческих обществах во всех регионах Земли.

    Появляются, таким образом, способы, регулирующие поведение человека путем указания на то, что обязательно надо делать («должно»), что разрешено делать («можно»), что запрещено делать («нельзя») или что безразлично для общества, т. е. можно поступать по своему собственному усмотрению. Этот новый способ регулирования и характеризует право.

    А нормы морали, появившиеся и ходе расщепления мононорм, содержат указания на то, к какому виду поведения можно отнести соответствующие поступки: добро это или зло, честно, справедливо или постыдно, не по совести, — словом, содержат указания, что «хорошо», а что «плохо».

    В воздействии этого содержания правовых и моральных норм на человека, на его психику и через нее на поведение и заключено, в сущности, регулятивное значение правил поведения, социальных норм. Многочисленные сложные взаимосвязи права («можно») и обязанностей («должно»), запретов и разрешений, позитивного обязывания, обеспеченного принуждением, пронизывают всю социальную структуру раннеклассового общества, города-государства.

    Таким образом, способы регулирования были прежде всего ориентированы на общесоциальные функции, на обеспечение нового типа трудовой деятельности.

    На предыдущем этапе развития теории государства и права основной упор при изучении происхождения права делался на то, что право возникает там и тогда, где и когда возникают классы, государство — появляется возможность осуществлять государственное принуждение, классовое насилие. В возможности принуждения видели основной способ регулирования поведения членов классового общества, эксплуатации. Общесоциальное значение, ценность права как системы поддержания нового состояния общества уходила на задний план, если вообще замечалось. Государственное принуждение объявлялось водоразделом между доправовой и правовой организацией общества. Такой подход хорошо корреспондировал с марксистскими представлениями о роли насилия в жизни общества, о государстве как машине классового насилия, о праве как инструменте, придатке этой машины, форме этого насилия. Однако от этого такой подход не становился более убедительным.

    Новые исторические данные, теоретически обобщенные, не позволяют ограничиваться хотя и важными, но все же частными сторонами правообразования. Эти данные свидетельствуют о более глубоком, качественном отличии регулирования поведения людей в раннеклассовых обществах от регуляции в первобытном обществе, и не только по содержанию и способам регулирования, но и по другим характеристикам.

    Например, по форме выражения. И эта сторона регулятивной системы в раннеклассовых обществах принципиально отличается от предыдущей.

    Выше отмечалось, что подражание действиям богов, закрепленным в агрокалендарях, явилось исполнением нормативных указаний этих календарей.

    Таким образом, в социально-регулятивной системе в IV–III тыс. до н. э. появляется новый элемент — четкое фиксирование в письменных источниках норм, регулирующих производственную деятельность земледельческого общества. С появлением нормативных агрокалендарей мы встречаемся с принципиально новым способом фиксации норм, их новым выражением, распространением. Становление собственно права и начинается с агрокалендарей в раннеземледельческих обществах Месопотамии, Египта, Индии и других регионах примерно в IV–III тыс. до н. э. И если в жизни человечества появление первичных государств упорядочивало пространство, то первичное право прежде всего стало упорядочивать время (событийное время стало календарным). А это огромное достижение и продвижение человеческого разума, т. к. пространство и время — два основных условия существования человечества.

    На последующем этапе развития города-государства возникают и иные письменные источники, выражающие систему запретов, дозволений, позитивного обязывания, по-прежнему сохраняющие связь с религиозными воззрениями, но переводящие всю регулятивную систему в ее более доступную информационную, всеобщую, «земную» форму. Возникают на этом этапе законы, кодексы, своды законов (первый известный нам свод законов — это свод царя Ур-Намму, который жил в Шумере в III тыс. до н. э.), возникает систематизация законодательства, судебной практики (в городе-государстве Лагаш) и т. д.

    Многие законы раннеклассового общества, которые до нас донесла история, выражали лишь идеалы устройства первых государств, социальные обязательства царей, социальную критику, а вовсе не ту практику, которая действительно складывалась во всех сторонах жизни этих первых политически образованных обществах. Об этом свидетельствуют ставшие известными судебные и иные письменные источники, прочитанные историками. Попытки ограничить богатство, ростовщичество, закрепить справедливые цены — к этому подчас сводились прогрессивные реформы царей раннеклассовых государств. Однако эти попытки подрывались товарным производством, распространением денежных систем, которые развивались в раннеклассовом обществе. Именно такая характеристика законов Хаммурапи, Ману и некоторых других законов является наиболее правильной, соответствующей новым историческим знаниям.

    Объясняется появление «прогрессивных» законов уже на самых первых этапах правового развития тем, что борьба народных масс временами тормозила процесс правообразования, направленный на усиление эксплуатации. Такая борьба и находила отражение и древнейших юридических актах (законы Хаммурапи, реформы Солона, законы XII таблиц). Именно в этой связи в некоторых западных политико-антропологических работах и делается вывод с преимущественно организаторской роли раннего государства, о «взаимной эксплуатации» работников и управителей, о понимании раннего права как системы регулирования, одной из функций которой было установление правды и справедливости, социального мира.

    Однако такой подход был бы также идеализацией и преувеличением некоторых реальных процессов преобразования, поскольку право уже на самых первых этапах своего возникновения наряду с выполнением общесоциальных функций выступало и в роли нормативно-классового регулятора, т. е. регулятора общественных отношений с позиций интересов господствующего класса.

    Процедуры. Формы обеспечения и осуществления правил поведения в раннеклассовых обществах, т. е. процедуры, также приобретают качественно новый характер. Прежде всего формируются новые способы социального контроля за выполнением норм раннеклассового общества. Если раньше таким контролером выступало общество в целом, группы, общественные лидеры, то теперь это специально назначенные должностные лица (например, учетчики выхода на работу и организации труда общинников-земледельцев), специально созданные социальные институты: полиция, армия. А для разрешения споров создается и специальный государственный орган — суд. Он же используется для поддержания законов, наказания их нарушителей.

    Появляются и люди, профессией которых становится удостоверение тех или иных соглашений, доверенностей и иных производных документов. Следовательно, отныне государство вмешивается в экономический оборот, договорные отношения. Тем самым процедурная сторона регулятивной системы раннеклассового общества приобретает все более формализованный, институциональный характер.

    В раннеклассовых обществах, т. е. на ранних стадиях развития древневосточных античных обществ, еще действуют обычаи, перерастая затем в обычное право, если эти обычаи начинает признавать и защищать аппарат государства, в том числе суд.

    Обычное право имеет свою специфическую процедурную сторону. Здесь еще весьма сильны пережиточные формы: этнически окрашенные ритуалы, символы, сценарии судопроизводства, не полностью отслоившиеся от религиозных представлений, нравственных начал и даже фольклора (нормы — рассказы о казусах, пословицы). С перерастанием раннеклассовых обществ в собственно классовые (становлением государств азиатского способа производства, рабовладельческих, феодальных государств европейского типа) обычное право все больше уступает место прецедентному, но и правовой прецедент учитывает местную конкретику, этнокультурную специфику конкретного дела, классовую конкретику. И только статутное право (законы), постепенно дополняющие, а порой и вытесняющие обычное и прецедентное право, все более отходит от этнокультурных процедур.

    Подчеркнем также, что новая система регулирования требовала и иной процедуры, обучения правилам поведения, и новых способов информирования населения. Так, законы Хаммурапи, определяющие справедливые цены, выбивали на каменных стелах и устанавливали возле рынков.

    Санкции. На рассматриваемом этапе они также приобретают существенное отличие от предыдущего этапа.

    Санкции раннеклассового права обеспечивают уже возникающее имущественное и социальное неравенство. Это проявляется в резком ужесточении санкций, защищавших собственность социальной верхушки, во введении дифференциации наказаний за преступления против личности в зависимости от статуса личности (свободный, раб, мужчина, женщина, ребенок), в легализации привилегий. Например, в Библии утверждалось: «Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти»; «А если кто ударит раба своего или служанку своею палкою, и они умрут под рукой его, то он должен быть наказан». Подобная дифференциация наказаний была широко распространена во всех раннеклассовых обществах. Более того, в раннем праве, по одному из социологических подсчетов, выявляется, что в семи раннеклассовых обществах из десяти за одни и те же преступления рядовые общинники наказывались строже, чем представители социальной верхушки, в одном — одинаково и только в двух дело обстояло наоборот.

    Санкции раннего права становятся жестко фиксированными — касается ли это имущественных взысканий, денежных штрафов, телесных повреждений, смертной казни. Правило поведения (норма) приобретает все более четкую логическую структуру по типу «если-то-иначе», «Если» — это указание на условия, когда должна действовать, применяться норма. «То» — само правило поведения: что надо делать или от чего воздержаться. «Иначе» — указание на те неблагоприятные последствия, т. е. на санкции, которые могут иметь место, если не будет выполнено «то» (не будет осуществлено регламентируемое поведение). Так санкции избавляются от религиозных элементов. При этом «иначе» (санкции) могут быть уже осуществлены государством, его специальным аппаратом, а не жрецами и другими служителями культов.

    Увязка условий, самого правила и последствий в одной норме знаменует большой успех в развитии регулятивной системы о становлении права.

    Следовательно, лишь взятые в совокупности такие характеристики права, как его содержание, способы воздействия, формы выражения, процедуры, способы обеспечения, а также система информирования о правовых нормах, позволяют провести различие между этим регулятором и социальными нормами присваивающего общества, а также между правом и другими регуляторами (моральным, групповым и т. д.), действующими в обществе. Этот последний аспект будет рассмотрен ниже в соответствующей главе.

    Таким образом, право объективно возникает на этапе становления раннеклассового общества как нормативный способ регулирования производящего хозяйства, свободного труда общинников-земледельцев и ремесленников. Становление права идет путем образования специальных правил, регламентирующих организацию и процесс сельскохозяйственного труда и распределения его результатов. Эти правила получают специфическое закрепление в форме агрокалендарей, и одновременно развивается самостоятельная система, информирующая об этих нормах, контролирующая их исполнение.

    В длительном диалектическом процессе становления городов-государств, классов право становится способом осуществления функций города-государства. С расслоением раннеземледельческого общества, развитием классового общества, возникновением частной собственности, товарно-денежных отношений право получает четкий классовый характер, т. е. начинает служить экономическим и другим интересам определенных социальных групп (это осуществляется прежде всего ужесточением санкций, защищающих собственность). Взаимодейстсвие двух правовых подсистем — позитивного обязывания и разрешений-запретов, первоначально выраженных в религиозных формах или получающих религиозную санкцию, — характеризует социально-нормативный регулятор ранних государств.

    Можно выделить три основные фазы в развитии права. Первая — фаза зарождения, относится по преимуществу к тем обществам, где происходит лишь становление производящих форм экономики. Вторая фаза знаменует оформление данного пласта регулятивной системы в некую систему правил (норм). Эта фаза увязывается с такими обществами, где налицо полная победа различных форм производящей экономики. И, наконец, третья фаза связана с письменной кодификацией права в ряде раннегосударственных образований.

    Обобщая развитие права, его отличие от иных социальных норм, можно сформулировать признаки права, т. е. те существенные характеристики права, которые позволяют утверждать о его появлении и функционировании в обществе, о его отличии от иных социальных норм. Это следующие признаки.

    Социальность. Этот признак характеризует первичное содержание права, обеспечивающее общесоциальную и классовую функции: организацию производства, распределение и перераспределение производимого или добываемого продукта, нормирование индивидуальных затрат труда на общественные нужды, господство классов или социальных групп в обществе, распределение и закрепление социальных ролей в обществе, должностей в государстве, организацию и осуществление государственной власти, регламентацию товарно-денежных отношений и отношений собственности, обеспечение эксплуатации и привилегий, а также другие сферы, связанные с организационно-трудовой и социальной жизнью общества.

    Нормативность. Право выступает как система норм (правил поведения), характеризуемых логической структурой («если-то-иначе»), установлением масштаба, меры поведения, определяющих границы, рамки дозволенного, запрещенного, предписанного (позитивное обязывание). Эти свойства регулятивной системы (дозволения, запреты, позитивное обязывание) зародились еще в обществах присваивающей экономики, но на этапе становления права приобретают новое содержание, формы выражения, способы обеспечения.

    Обязательность. Правовые нормы обеспечиваются возможностью государственного принуждения, т. е. наделяются не только идеологическим механизмом (авторитет, справедливость, религиозная поддержка), но и возможностью неблагоприятных последствий при их нарушении, имеющих характер имущественных ущемлений, физических, моральных страданий.

    Формализм. Правовые нормы, как правило, фиксируются в письменном виде в специальной форме: законы и их сборники, прецеденты и т. д. Формализм составляет особую ценность права, защищая право от произвольного изменения, закрепляя необходимую обществу устойчивость этого регулятора. Формализм права определяется порядком создания законов, их изменений, отмены, что действительно «работает» на стабилизацию общества, на точность применения, исполнения, соблюдения и использования правил поведения.

    Процедурность. Право как система норм включает в себя четкие процедуры создания, применения, защиты. Процедурные правила, процессуальный порядок — характерный признак права, определяющий его связь с государственным аппаратом, прежде всего со специализированными органами — судом, полицией и т. п.

    Неперсонифицированность. Этот признак подчеркивает то качество права, что его нормы не имеют, как правило, конкретно определенного, индивидуального, персонифицированного адресата, а направлены неопределенному, абстрактному кругу лиц. Если какое-либо конкретное лицо оказывается в условиях, предусмотренных структурой соответствующей нормы, он и оказывается адресатом нормы. С этим признаком связана и неоднократность действия нормы права, ее протяженность во времени.

    Институциональность. Появление права связано с определенным сознательным процессом создания норм права — с правотворчеством, которое осуществляют определенные органы государства с признанием государством тех или иных возникших самоорганизационно правил поведения (обычаев) правовыми, с деятельностью уполномоченных на это судов (прецедент).

    Объективность. Этот признак характеризует закономерный характер появления права на этапе перехода общества к производящей экономике, естественный результат внутреннего развития регулятивной системы. Право, таким образом, не даруется какой-либо внешней силой обществу, не появляется по велению каких-либо культурных героев. Оно, также как и государство, одно из условий существования политически организованного общества на этапе производящей экономики, и также, как государство, имеет большую социальную ценность.

    Право в различных теоретико-юридических концепциях наделяется и иными признаками, но теоретически обобщенные новые исторические данные позволяют именно в системе указанных признаков определить право. При этом следует подчеркнуть, что правильную характеристику новому основному пласту регулятивной системы раннеклассового общества дает только вся совокупность этих признаков. Только в совокупности они определяют и социальную ценность права.

    Действительно, эта закономерность появления и ценность права вытекают и из тех функций, которые право выполняет уже на самых первых этапах своего становления в раннеклассовых обществах.

    Во-первых, право выполняет важную регулятивную функцию, обеспечивая нормальную организационно-трудовую, производственную деятельность общества, нормальный экономический оборот, производство, распределение, обмен и потребление продуктов (товаров). Во-вторых, право выполняет охранительную функцию, защищая государственный строй, социальную структуру общества, организацию экономической жизни, господство определенных классов или социальных групп, идеологические основы, жизнь, свободу, собственность общинников-земледельцев, других членов общества. В-третьих, право выполняет гуманистическую функцию, смягчая противоречия (путем закрепления компромиссов), социальные столкновения, классовую непримиримость, произвол и иные социальные напряжения в обществе. В-четвертых, право выполняет идеологическую функцию, вводя в общественное сознание набор представлений о необходимых принципах и правилах поведения, духовных и моральных ценностях. И, наконец, в-пятых, право выполняет важную воспитательную функцию, подготавливая молодые поколения, и не только их, к восприятию правовых и моральных ценностей, идеалов социального общежития, целей существования общества.

    Но возникает дискуссионный вопрос о еще одной функции права. Как, например, быть с использованием права для обоснования и обеспечения господства тиранов, государственного, классового насилия, военных захватов и тому подобных антисоциальных действий? Является ли такая направленность права также осуществлением его функций или это что-то отличное, чуждое праву, превращающее его в неправо?

    Это один из ключевых вопросов появления права, который по-разному решается в теоретико-правовых школах. Его анализ будет дан ниже, при обзоре теорий о сущности права. Здесь же следует отметить, что право уже на этапе своего возникновения выполняет и функцию оформления (обеспечения, обоснования) государственного, классового насилия, принуждения, приобретая подчас весьма произвольные формы создания и осуществления. Безусловно, юридически оформляется функция насилия — такова реальность правового бытия. Однако эта функция не характеризует основное социальное значение и назначение права, она возникает спорадически в определенных, как правило, экстремальных, внешних и внутренних условиях жизни общества. Ее проявление и появление, результат ненормального взаимоотношения правовой системы и государственной власти, результат действия не только объективных, но и субъективных факторов.

    Иными словами, хотя и функцию оформления «насилия» также нельзя затушевывать, все же основными являются действующие функции, определяющие социальную ценность права, закономерности его появления, те, которые приведены выше: регулятивная (организационная), охранительная, гуманистическая, идеологическая и воспитательная функции.

    Раннеклассовое общество нуждалось для своего существования в таких функциях, но их могла выполнять только по-новому организованная регулятивная система. Поэтому социальная потребность в новых функциях явилась также фактором, вызвавшим к жизни право, способствовавшим его появлению.

    Рассматривая процессы происхождения права и его функций, нельзя обойти и вопрос о взаимосвязи права и государственной власти. Право уже в ранних государствах на первых этапах своего появления выступает основой организации государственной власти, устанавливая и закрепляя структуру этой власти: органы государства, их полномочия, сферу действий и т. п. Все это закрепляется уже в самых первых законах раннеклассовых обществ. Право определяет порядок и процедуры занятия и выполнения общественных должностей, их передачу, обеспечивая при этом и династические способы их присвоения.

    Таким образом, с одной стороны, право — это необходимый элемент структурной организации государства. А с другой — право выступает как форма осуществления государственной власти, как средство государственного управления. Государственная власть, как правило, функционирует, принимая законы, иные юридические акты, обеспечивает их исполнение — и это нормальные, правовые формы осуществления государственной власти. Там же, где государственная власть функционирует без этой правовой формы, царят произвол, личные усмотрения, бюрократия, возникают большие социальные беды для населения. Поэтому облачение государственной власти в правовые формы — это одна из основных тенденций создания и функционирования государственной власти. А для права это еще один объективный фактор и стимул. Однако, отмечая этот фактор и стимул, опять же следует подчеркнуть, что основным является не он, а все же та главная потребность общества, которая связана со становлением нового способа его существования — переходом к производящей экономике, с обеспечением при помощи новых качеств регулятивной системы новой организационно-трудовой, социальной, духовной жизни.

    Таким образом, право действительно предстает перед теорией государства и права как весьма сложный — по крайней мере не менее сложный, чем государство, — социальный институт со всей совокупностью факторов, вызвавших его появление и формы осуществления. И осмысление происхождения этого института занимает значительную часть всех теоретико-правовых концепций.

    Прежде всего это все та же договорная, или естественно-правовая, теория, о которой шла речь при обсуждении образования государства.

    Сторонники этой теории полагали, что кроме права, которое устанавливает государство, существует естественное право, присущее человеку от рождения. Их никто — ни общество, ни государство — человеку не даруют, они — эти права — являются условиями существования человека и его жизнедеятельности. Среди них — право на жизнь, свободу, равенство, собственность и ряд других, и, следовательно, утверждала эта теория, естественное право (сумма естественных, вечных, неотчуждаемых и неизменимых прав человека) — это высшее право по отношению к действующему праву (законы, обычаи, прецеденты), это право, воплощающее в себе разум и вечную справедливость.

    Теория естественного права, таким образом, снимала, по существу, проблему происхождения права, делая упор на изначальном присутствии у человека как у социального существа определенной суммы прав. Она разрывала взаимосвязь между возникновением государства, классовых и иных социальных структур, потребностей общества и самою права как объективного результата развития регулятивной системы, появляющегося па определенном этапе. Тем самым она уходила от изучения и объяснения объективных процессов возникновения суммы прав у каждого человека, в ее абстрактное признание.

    Вместе с тем эта теория несла в себе социальный заряд большой мощности, т. к. позволяла с позиций справедливости, гуманизма, либерального демократизма, просто разумности оценивать и, соответственно, критиковать действующее право, если последнее становилось тормозом общественного развития, преградой к благоденствию общества.

    Не случайно в XVII–XVIII веках теория естественного права явилась идеологическим обоснованием революционных акций молодой буржуазии, рвущейся к власти. Опираясь на естественные, основные права человека (свобода, равенство, собственность), идеологи буржуазии подвергли жесточайшей и сокрушительной критике действующее в то время право, защищавшее сословные привилегии, абсолютистские монархии, цеховую организацию производства, внеэкономическое принуждение, все то, что мешало становлению нового, прогрессивного буржуазного строя.

    И в XX веке, когда во многих социалистических странах возникла необходимость перейти от административно-командной, жестко централизованной, опирающейся на государственную собственность системы власти и управления к либерально-демократичным режимам, рыночной экономике, утверждению и защите прав человека, многообразия форм собственности, в том числе и частной, теория естественного права показала всю свою социальную значимость. Многие ученые-юристы встали на естественно-правовые позиции, утверждая так называемое «широкое понимание права».

    Что при этом имелось в виду? Прежде всего, отличие права от закона, от действующего законодательства, несостоятельность этого законодательства, которое закрепляло и защищало социалистическую административно-командную экономическую систему и соответствующий ей политико-правовой режим. Критика «закона», т. е. действующего права, шла с позиций естественных прав человека, в которые теперь вкладывался социальный опыт и цивилизационный уровеньXX века. Таким образом, теория естественного права, или права справедливости, права моральных начал, имеет и глубокое содержание, и большое социальное значение.

    Теория естественного права допускает также свое обоснование и с религиозных позиций, смыкаясь с теологической теорией происхождения права.

    Действительно, если естественные права принадлежат человеку от рождения, то они могут иметь и божественное происхождение. Иными словами, не быть дарованными человеку ни обществом, ни государством, но быть дарованными тем самым божественным началом, которое по религиозному мировоззрению сотворило и вообще самого человека.

    В теологической теории, особенно со времен Фомы Аквинского (XII–XIII вв.) утверждается о существовании высшего божественного закона и естественного права, которые и составляют основу действующего права. Теологическая теория опиралась в своем объяснении происхождения права на религиозные книги, прежде всего Библию, где утверждалось, что основные законы (заповеди Моисея) были даны человечеству Богом.

    Вот как об этом, например, говорится в Библии: «Моисей возошел к Господу, и Господь показал ему дерево, и он бросил его в воду, и вода стала сладкой. Там Бог дал народу устав и закон, и там испытывал его».

    И хотя эти законы были детищем своего времени, обобщали и закрепляли опыт социальной и экономической жизни раннеклассовых обществ, отдельные стороны рабовладения, теологическая теория придает им всеобщее, универсальное значение, освещает авторитетом божественного разума.

    В отличие от естественно-правовой и теологической теории историческая школа права обращается к реальным процессам возникновения права. Она сложилась в первой половине XIX века в Германии.

    В работах Савиньи (ставшего впоследствии министром юстиции прусского короля), его сторонников основное внимание уделялось обычному праву, множеству локальных правовых систем тогдашней Европы. Савиньи и его сторонники утверждали, что право не создается законодателем, оно появляется самопроизвольно в результате развития народного духа, примерно так же, как появляется язык. Ученые-правоведы должны уметь схватить и выразить проявления правового народного духа, изложить его положения в юридических формулах, а законодатель, найдя готовое право, должен его превратить в действующее законодательство.

    Точно так же, как и право, государство, по Савиньи, — продукт развития народного духа. «Государство, — писал Савиньи, — это естественное целое, телесное выражение духовной общности народа, органическое проявление народа, продукт закономерного исторического развития».

    Таким образом, следует признать, что историческая школа права стояла на позициях историзма. Правильно утверждение, что государство и право — объективный результат исторического развития. Весь вопрос заключается лишь в том, что же понимать под «народным духом», т. е. что является первопричиной этого развития.

    И на предыдущем этапе со стороны отечественной теории государства и права Савиньи и в его лице исторической школе права «доставалось» за то, что он якобы в понятие «духа» вкладывал националистические и мистические мотивы.

    Вместе с тем современная оценка концепций происхождения права, высказанных исторической школой права, должна быть освобождена от такой вульгаризаторской критики. Историческая школа права — это крупное продвижение теоретико-правовой мысли в изучении происхождения права, т. к. она уловила роль и значение глубинного этнокультурного пласта возникновения права и особенности этого процесса у разных народов.

    Вместе с тем перенос «первопричины» из сферы хозяйственно-трудовой, культурно-бытовой жизни обществ и сферу «духа», «общественного сознания» является, разумеется, все той же гиперболизацией отдельных сторон сложного процесса происхождения права и должен быть отвергнут.

    В системе различных теорий происхождения права следует отныне рассматривать и марксистскую теорию происхождения права. Упомянутая теория, хотя и основывается на правильном материалистическом подходе к этому процессу, вместе с тем преувеличивает связь права с государством, с экономическим строем, с классовыми структурами, с принуждением и насилием. Так, именно в рамках этой теории утверждалось, что право — ничто без аппарата, способного принудить к исполнению норм права. Тем самым исключалась самоценность права как глубинного пласта регулятивной системы, обеспечивающей жизнедеятельность общества, насаждалась репрессивная, карательная, принудительная функция права («функция насилия», о которой шла речь выше).

    В марксистской теории утверждается, что классовый характер норм права, вытеснивших собой родовые обычаи, был ярко и открыто выражен в них. С появлением частной собственности и образованием классов правила поведения стали отражать и закреплять общественное неравенство. А с возникновением классового деления общества и образованием государства появились правила поведения, исполнение которых обеспечивалось всей силой государственного принуждения.

    Все это, разумеется, имело место в реальности и может подтверждаться примерами из истории отдельных народов и государств. Однако преувеличение этих процессов, затушевывание иных более глубинных и общих факторов правообразования является искажением действительности, уходом от познания и объяснения общесоциальных закономерностей происхождения права.

    Однако перечеркнуть на этом основании все достижения марксистской теории происхождения права также было бы неверно. Принцип историзма, подход к появлению права как социального института, рожденного потребностями материальной жизни общества, связь права с классовыми структурами и классовыми интересами и ряд других положений составляют, несомненно, большое продвижение теоретико-правовой мысли и на этом марксистском направлении.

    Отдельные вопросы происхождения права рассматриваются и в таких теориях, как психологическая, позитивистская (нормативная), социологическая, и в ряде других. Но их целесообразно осветить при рассмотрении сущности права. Отмечу, что современная теория государства и права различает, таким образом, две категории теоретических воззрений. Одну — объясняющую происхождение государства и права, вторую — раскрывающую их сущность, описывающую их характеристики, дающую им определение. Первая рассматривалась в главах второй и третьей, вторая будет рассмотрена в последующем изложении.

    Глава четвертая [4]. ХАРАКТЕРИСТИКА И ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА

    Вопрос о сущности государства. Государство как политическая, структурная и территориальная организация классового общества. Общесоциальное и классовое в сущности государства. Связь государства с социально-экономическим строем. Типология государства. Формационный и цивилизационный подходы и их современная оценка. Рабовладельческое, феодальное, буржуазное, социалистическое государство. Государство азиатского способа производства. Смена типов государства. «Человеческое измерение» как критерий прогресса государственности.

    Определить и объяснить основные характеристики государства, то есть указать его главные признаки и, тем самым, раскрыть природу государства, сформировать его понимание (понятие), — одна из основных задач теории государства. Познать природу государства — значит выявить главное и определяющее в его функционировании и развитии, в его социальной ценности и назначении. Это значит понять государство в единстве всех многообразных и противоречивых свойств, сторон и форм, как самостоятельный и целостный социальный институт. В главе второй уже рассматривалась характеристика государства как политической организации раннеклассового общества, т. е. рассматривалось это свойство на этапе возникновения и становления государства. Раскрытие природы государства на этапе его существования, функционирования и развития требует дальнейшего теоретического продвижения в этом направлении, предполагает анализ государства как политической организации зрелого, сформировавшегося классового общества. Таким образом, современная теория государства рассматривает два тесно взаимосвязанных, протяженных во времени процесса в государственной организации человечества — процесс происхождения государства и процесс его существования, функционирования и развития.

    Ранее второй процесс в отечественной теории государства и права обозначался как описание, объяснение и определение сущности государства.

    Само понятие «сущность государства» стало широко использоваться на предыдущем этапе отечественной теории государства и права, опиравшейся на материалистическую интерпретацию платоновской и гегелевской диалектики. В рамках этой интерпретации утверждалось, что научная мысль не должна останавливаться на восприятии лишь внешних, поверхностных, позитивистских сторон государства, а проникать вглубь любых явлений и процессов, в том числе и государства. И под сущностью государства понимались его классовая природа, использование государства для утверждения власти господствующего класса. Государство понималось как машина, орудие для насилия одного класса над другим, для обеспечения эксплуатации (кроме социалистическою государства). Утверждалось, что открытие классовой природы государства и тем самым его сущности — это великая научная заслуга марксистской теории государства и права, а характеристики формы государства, его функций — это хотя и важное, но все же вторичное для познания государства обозначение. Эти характеристики определяются сущностью государства.

    При таком теоретическом понимании сущности государства становятся понятными и те практические следствия, выводы, которые были положены в основу деятельности властей на социалистическом этапе российской государственности. Это и использование государственного принуждения, насилия для ликвидации предыдущего общественного строя, в том числе его персонофицированных приверженцев, и насильственные формы социалистических преобразований. Да и вся устрашающая механическая система представлений о государстве — машина, орудие, механизм — работала исключительно на господство, власть одной партии, а затем и ее лидеров — генеральных секретарей.

    За бортом рассуждений о сущности государства оставались многие иные его характеристики.

    В первую очередь это касается того общесоциального содержания, которое заключено в государственной организации общества, той социальной ценности порядка, стабильности, которое несет с собой государство. Этот культурологический подход к государству добавляет и оценку роли государства как хранителя прав и свобод человека и гражданина, демократических процессов, позволяющих этносу выжить и воспроизводиться в современных условиях глобальных кризисов: экологического, демографического, энергетического, сырьевого и др.

    Поэтому в рамках современной теории государства становится актуальным не столько догматическое и вульгаризированное описание классовой сущности государства, сколько всестороннее раскрытие его многогранного социального назначения, структурной и территориальной организации, других важных сторон жизни современного государства. При этом важно учитывать, что и сама-то классовая природа современных государств менялась весьма зримо в направлении выражения и обеспечения общесоциальных целей и интересов общества.

    Именно всесторонняя характеристика государства, а не только сведение ее к классовой «сущности» ведет к необходимому пониманию и определению государства. Только такой подход позволяет отказаться от предыдущих застывших определений государства, которые в изобилии имеются у многих философов, юристов и политиков.

    Вот почему, неизменно учитывая «классовый след» в природе государства, становится необходимым рассматривать и другие его характеристики, такие как, политическую, структурную, территориальную организацию, взаимосвязь с этнокультурными пластами, традициями, духовной жизнью и т. п. Государство оказывается не только машиной, орудием, механизмом принуждения, насилия, по и большой социальной и культурной ценностью, объективной организацией на этапе формирования раннеклассовых обществ, «городской революции» (города-государства), становления цивилизации. И сущность его не сводится только к классовой природе.

    Существование государства в качестве политической организации в обществе связано прежде всего с тем, что оно является особой организацией политической власти. Политическая власть характеризуется способностью влиять на направление деятельности людей, социальных групп, слоев, классов посредством экономических, идеологических и организационно-правовых воздействий, а также с помощью авторитета, традиций, насилия. Это мощный фактор организации и регулирования совместной деятельности людей, средство упорядочения их взаимоотношений, способ обеспечения порядка и стабильности в обществе.

    Политическая власть обладает концентрированной силой, превращающей ее в действенный фактор социального бытия. Такой силой выступают различные институты государства, организационно оформляющие власть и придающие ей постоянно функционирующий и общеобязательный характер. Этими институтами являются государственные органы власти с их материальными придатками в виде армии, карательных органов, тюрем, суда, а также правовые нормы.

    Другими словами, главное отличие политической власти от власти вообще коренится в ее нерасторжимой связи с той или иной формой и степенью развития государственности.

    Политическая власть, по сути дела, получает материальное воплощение в системе органов и учреждений, образующих ее механизм. Будучи воплощенной в государственно-правовые институты, политическая власть становится государственной властью. Вот почему эти два понятия, по существу, являются идентичными и в качестве таковых применяются в юридической литературе.

    Политическую (государственную) власть отличает от социальной власти и то, что первая выражает потребности, интересы, волю не просто различных групп общества, а таких социальных групп, доминирующее положение среди которых на протяжении долгих веков занимали и продолжают занимать классы. Выражение в первую очередь именно классовых интересов придавало и придает сегодня власти, а вместе с ней и государству политический характер. Но это вовсе не значит, что если в ходе исторического развития вдруг исчезнут классовые различия, то, как утверждается в марксистской литературе, публичная власть полностью утратит свой политический характер.

    Политический характер государства обусловлен не только тем, что оно выступает регулятором классовых отношений. Государство так или иначе регулирует отношения между всеми социальными группами, включая и классы. Политика — это прежде всего сфера отношений между социальными группами, а они существовали и будут существовать всегда. Классы возникли лишь на определенном этапе развития общества, когда произошло крупное разделение труда и на его основе имущественное разделение членов общества.

    Социальные группы не перестанут существовать после гипотетического исчезновения классов, теоретически допускаемого в будущем (например, гипотезой коммунистического общества). В обществе всегда будет иметь место дифференциация интересов у различных индивидов и их разнообразных групп. Эти интересы были и будут разными у различных поколений общества, у мужчин и женщин, представителей различных профессий, регионов, религий, национальностей и т. д. Регулирование этих интересов и есть политика. А политика нуждается в иском арбитре, авторитете, т. е. власти, немыслимой без определенной силы, пусть демократически контролируемой или даже представленной самим населением. Организацией же этой силы является та или иная форма государственности, существующей реально либо в потенции (зародыше).

    Политика и та или иная форма государственности — практически постоянные спутники социальной жизни общества на определенных этапах его существования.

    В свое время Ф. Энгельс правильно заметил: «К государству стихийно сложившиеся группы одноплеменных общин в результате своего развития пришли сначала только в целях удовлетворения своих общих интересов (например, на Востоке — орошение) и для защиты от внешних врагов. Только после того, как произошел раскол на противоположные классы, у государства появляется еще одна, принципиально новая функция — посредством насилия охранять условия существования и господства правящего класса против класса угнетенного».

    В дальнейшем, однако, в трудах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. Ленина господствовала другая концепция генезиса государства. В соответствии с ней государство не может зародиться на почве, свободной от классов и классовых антагонизмов, государство — продукт и главное орудие классовой борьбы. И это была ошибочная концепция, сформированная на предыдущем уровне исторических знаний в условиях острой политической борьбы. Например, подчеркивая, что в классовом обществе политическая власть, как и государство, имеет не просто волевую, а классово-волевую природу, основоположники марксизма и их последователи гипертрофировали классово-насильственную природу политической власти, утверждали, что политическая власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса для подавления другого. Отсюда и марксистское определение государства как средства, орудия, инструмента и даже машины в руках господствующего класса для подавления сопротивления угнетенных классов. А В. Ленин писал, что государство есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие, подчиненные классы. В этом марксизм видел сущность государства.

    Разумеется, вообще отбрасывать положения о классовой функции государства было бы неверно. Особенно когда речь идет о переломных периодах в человеческой истории, например в эпоху становления капитализма. Тогда доминантой общественного развития действительно была жесткая социальная ломка человеческого общества по классовым параметрам. На протяжении долгих столетий все многообразие типов и модификаций политической власти и соответственно государства имело общий источник — соотношение интересов не вообще социальных групп и слоев, а именно классов с интересами общества в целом.

    Сегодня же классы как социальные группировки человечества во многих случаях постепенно начинают утрачивать свои всепроникающие, детерминирующие государственную власть способности. В первую очередь это относится к развитым странам Запада, по отношению к которым трактовка марксизмом государства как орудия политического господства одного класса над другим требует переосмысления, но, разумеется, без зряшного отрицания. И это не удивительно.

    В частности, К. Поппер отмечал, что «современная частная собственность на средства производства выступает главным образом в акционерной форме, а в число крупнейших держателей акций на Западе входят пенсионные фонды, распоряжающиеся частью сбережений миллионов рабочих, которые таким образом становятся маленькими „капиталистами“».

    Избрание в качестве основной детерминанты класса отношения к средствам производства, да и вообще принцип анализа общества, когда в основу кладется производственная деятельность людей, в наши дни трудно, если вообще невозможно применить к анализу современных развитых обществ, где лишь около 1/3 граждан заняты этой деятельностью и где обладание информацией, квалификацией, талантами приносит больше статус и власть, чем обладание овеществленными средствами производства, если вообще таких обладателей сегодня возможно вычленить в отдельную группу.

    Таким образом, из сказанного можно сделать вывод, что политическая власть и сегодня должна рассматриваться в качестве конституирующего общего признака государства. Именно бытие государства в качестве основного орудия этой власти придает ей характер политической организации. Новое же в этой характеристике состоит в том, что политический характер государства не связан исключительно лишь с его классовой природой. Нет, политический характер государства не в меньшей степени обусловлен его бытием в качестве регулятора отношений между всеми индивидами, социальными группами, слоями, а не только отношений между классами.

    Более того, характеризуя государство как политическую организацию общества, необходимо во многом пересмотреть такие постулаты марксистской теории, как «класс — основная единица общества и главный субъект истории». В современных условиях становится все более очевидным, что чем сильнее роль идеального фактора и слабее (или опосредованнее) базисная роль производственных отношений, тем уже объективные основы бытия класса как главной структурирующей единицы общества. Соответственно сужается и познавательная сила понятия «класс», что становится ясно, если эту категорию сопоставить с реальными процессами, развертывающимися в современном обществе — и внутри классовых общностей, и за их пределами. Применительно к самим классам данное понятие требует модификации для изучения слоев, косвенно участвующих в создании прибавочной стоимости (наука, просвещение, информатика). При исследовании лиц наемного труда, входящих в состав собственников, применение понятия «класс» становится проблематичным, ибо в наемном труде данных групп сняты черты классовой полярности.

    Эта проблематичность резко возрастает, когда исследуется феномен классоподобных образований, т. е. общностей, природа которых определена не только и даже не столько их связью с общественным производством, но и иными факторами (власть и общественные функции). Подобное образование есть класс в одном отношении и не класс — в другом, что и выражается в антиномии: «и класс и не класс».

    Природа государства как политической организации особенно ярко проявляется в его сопоставлении с гражданским обществом. Понятие «гражданское общество» — одно из основных в теоретическом наследии классиков государственно-правовой мысли — было долгое время забыто в отечественной юридической науке и практически сведено к понятию «производственные отношения». На самом же деле «гражданское общество» — категория гораздо более широкая, чем эти отношения. И она будет рассмотрена в специальной главе. Здесь же важно подчеркнуть, что она включает в себя все богатство общественных отношений за пределами политического государства: экономические, социальные, идеологические, нравственные, религиозные, культурные, семейные и др. Именно гражданское общество составляет реальную основу государства.

    И в этой связи в познавательном отношении ценным является положение о том, что государство и гражданское общество предстают как единство формы и содержания, в котором форма представлена политическим государством, а содержание гражданским обществом. Как политическая форма, политическая оболочка общества государство рассматривается в трудах, например, Гегеля, считавшего, что политическое устройство общества «есть организация государства и процесс его органической жизни в соотношении с самим собой».

    Таким образом, государство вообще и современное государство в частности представляют собой политическую организацию общества. Политический параметр государства глубоко раскрывает природу государства, хотя и далеко не исчерпывает ее. Не менее важно для понимания природы государства знание его иных принципиальных свойств.

    Так, не менее важная характеристика государства состоит в том, что оно представляет собой особую структурную организацию. Это находит свое выражение, как уже отмечалось выше, в наличии у него специального аппарата в лице особого разряда людей, обладающих публично-властными полномочиями и профессионально занимающихся выполнением функций управления и руководства, охраной экономического, социального и политического строя общества, в том числе путем принуждения. Именно эта характеристика государства как организации публичной власти наряду с некоторыми другими его специфическими чертами делает государство не просто политической организацией классового общества, а его особой политической организацией. Ведь государство не единственное орудие осуществления политической власти. Наряду с ним имеются и другие достаточно эффективные средства реализации этой власти, которые носят негосударственный характер. Среди них политические партии и движения, профсоюзы, трудовые коллективы, религиозные учреждения и т. д. От них государство отличается четко структурированной системой специальных государственных органов, осуществляющих его многообразные внутренние и внешние функции, представляющих то, что обозначают как механизм государства.

    До тех нор пока общество было экономически не дифференцировано и разделялось только социально, прежде всего с точки зрения половозрастных, региональных, этнических, религиозных и иных различий, т. е. на этапе присваивающей экономики, важные функции этого общества — оборона от внешних врагов и поддержание внутреннего порядка — могли в значительной, хотя и неполной мере, осуществляться коллективными усилиями без сознательного создания многочисленных специально выделенных социальных институтов. Положение изменилось в условиях производящей экономики, когда в результате развития производительных сил, разделения труда и накопления имущества в руках отдельных лиц и групп произошла более глубокая дифференциация общества и оно разделилось на классы и иные социальные образования, когда возникли города-государства.

    После этого, как уже было показано во второй главе, произошло окончательное обособление существовавших ранее, в доклассовом обществе, в основном лишь в зародыше особых институтов. Отныне они стали осуществлять не просто потестарную власть, а политическую публичную власть, причем на определенных этапах своего дальнейшего развития, прежде всего (но не исключительно), в интересах господствующего класса. Ее разнообразные структуры и становились постепенно государством, придавая ему вид структурной организации классового общества. Основные органы государства — это правительственный аппарат, административная и финансовая системы, вооруженные силы, полиция, суд карательные учреждения.

    Систему этих органов порой называют собственно государством. Государство сводится именно к такому выделенному из человеческого общества аппарату управления, писал В. Ленин. И хотя такое понимание природы государства, безусловно, неполно и односторонне, оно схватывает все же важный аспект его социального назначения, подчеркивая структурный характер его организации, наличие разветвленной системы самых разнообразных и тесно взаимосвязанных между собой государственных органов. Еще одной принципиальной характеристикой государства выступает его существование в качестве территориальной организации. Имеются в виду разделение населения по территориальному признаку и территориальная целостность государства. Если негосударственные организации в состоянии объединять людей по мировоззрению, политическим устремлениям, роду занятий, профессиональным интересам и т. д., то специфическая черта государственной организации состоит в объединении населения определенной территории с последующим разделением последней на административно-территориальные единицы. Другими словами, эта черта заключается в строгом ограничении государством своей территории. На эту территорию распространяются власть, правовые нормы государства, т. е. его юрисдикция.

    Как уже отмечалось, до возникновения государства люди объединялись не столько на основе проживания на определенной территории, сколько по признаку родства. Однако со временем связь членов общин с определенной территорией усиливалась, а при переходе к земледелию стала основной. Исходным пунктом организации общества стало территориальное деление, и гражданам предоставили осуществлять свои общественные права и обязанности там, где они поселялись, уже, как правило, безотносительно к родственным отношениям. Организация населения по месту жительства стала основной во всех государствах.

    С характеристикой государства как особой организации политической власти, как структурной и территориальной организации тесно связан и целый ряд других принципиально важных специфических черт государства, которые коренным образом отличают его от других элементов политической системы общества. Важнейшими среди них являются:

    — монополия на принудительную власть в отношении населения. Никакая иная организация общества не имеет права на применение силы, во всяком случае, без санкции государства;

    — суверенитет государственной власти, т. е. ее верховенство и независимость от какой-либо иной власти, право и возможность осуществлять внутреннюю и внешнюю политику от имени всего общества внутри и вне страны;

    — издание законов и правил, обязательных для всего населения, для всех, без изъятия, граждан данного государства;

    — взимание налогов и сборов с населения данной территории для содержания государственного аппарата, формирования общенационального бюджета.

    Говоря о перечисленных атрибутах государства, многократно описанных в юридической литературе, вместе с тем очень важно не допустить формирования ошибочного стереотипа государства, представлений о нем как только о комплексе различных учреждений публичной власти, как административного аппарата, обособленного от общества и сверху управляющего им, как механизма, осуществляющего принудительную власть. Для теории государства такая абстракция мало пригодна, хотя она и возникла не на пустом месте. Государству действительно присуща кардинальная черта — быть публичной властью, непосредственно с населением не совпадающей и состоящей не только из чиновников, но и их вещественных придатков — различных учреждений, в том числе принудительных.

    Но как справедливо подчеркивается в современных юридических изданиях, схватывая действительность государства лишь частично, эта абстракция ошибочно претендует па полное отображение государства во всей его многомерности. Между тем такое отображение невозможно также без характеристики государства как определенной коллективности, ассоциации, интегрируемой публично-властными отношениями и институтами.

    Другими словами, когда речь идет о государстве, в первую очередь надо иметь в виду не столько государство как особый аппарат власти, сколько государственно организованное общество, или, иначе, политико-территориальную и структурно организованную форму общества. Если обобщить различные взгляды многих философов и теоретиков государства и права, то можно схематично представить следующие подходы к пониманию природы государства.

    Государство — это союз, объединение людей для обеспечения их благоденствия, защиты и т. п. Основа этого союза, объединения может иметь разные формы правовые, нравственные, организационно-трудовые и т. д. С философским обоснованием такой позиции выступал еще И. Кант. «Государство, — писал он, — это объединение множества людей, подчиненных правовым законам». Благо государства, сточки зрения И. Канта, заключается в согласованности государственного устройства с правовыми принципами, объединяющими людей общей мерой их свободы с помощью категорического императива.

    Государство — это определенная коллективность, ассоциация, создаваемая публично-властными отношениями и институтами. Так, в трактовке Гегеля, государство как нравственное целое выступало не в качестве агрегата атомизированных индивидов с их обособленными правами, не мертвого механизма власти, а живого общественного организма. Поэтому Гегель предполагает единство свободы, с одной стороны, индивида, гражданина, а с другой — государства, не противостояние их автономных и независимых прав и свобод, а органическую целостную свободу — свободу государственно организованного народа (нации), включающую в себя свободу отдельных индивидов и сфер народной жизни.

    Иная позиция определяет государство как аппарат, особый слой людей, призванных управлять другими людьми.

    Существуют позиции, определяющие государство как инструмент, машину, предназначенную для осуществления справедливости. Причем под справедливостью понимали в разные времена, начиная с Платона, самые разные социальные ценности — от власти сильного, власти мудрого, от господства элиты, распределения людей по кастам, сословиям, стабильности до равенства в распределениях, равенства в выборе, равенства в стартовых возможностях, в обеспечении свободы личности и т. д.

    Определялось государство и как действительность нравственной идеи, живой развивающийся организм. А по «протекционистской» концепции К. Поп-пера государство — это институт для защиты граждан.

    Марксистская концепция определяет государство как орудие господствующего класса, для подавления классовых противников.

    По-видимому, каждый подход отражает ту или иную характеристику государства и только в совокупности эти подходы позволяют сформировать понимание государства как целостного социального института.

    Вместе с тем на четких позициях по отношению к государству как в первую очередь политически, структурно, территориально организованному обществу стояли многие выдающиеся теоретики государства и нрава. Они также исходили из того, что государство следует рассматривать кик определенную ассоциацию, члены которой интегрируются в единое целое публично-властными структурами и отношениями.

    Такой подход, как справедливо подчеркивается в современной отечественной политико-правовой литературе, облегчает проникновение в самое глубокое понимание государства. Во-первых, он дает возможность отобразить один из важнейших аспектов действительной структуры этого социального института. Во-вторых, благодаря ему облегчается устранение застарелого политического предрассудка, будто только служащие госаппарата и есть подлинное государство, а все остальные члены общества суть лишь пассивные объекты, испытывающие воздействие данного аппарата. И, наконец, в-третьих, подобный подход создает плацдарм для наступления на еще один предрассудок — веру в патернализм государства, якобы занимающегося мудрой опекой и отеческим облагодетельствованием своих граждан. Ведь именно отсюда берут начало еще недавно бесконечно повторявшиеся славословия в адрес государства: «государство заботится», «государство обеспечивает», «государство должно дать» и т. п.

    Таковы самые общие, отправные характеристики государства. В своем единстве они представляют ту исходную теоретическую конструкцию, которая позволяет мысли двигаться дальше, ко все более полному, всестороннему и целостному воспроизведению рассматриваемого предмета. Движение теоретической мысли, направленное в конечном счете на выяснение подлинной природы государства, предполагает и выявление противоречий, характеризующих государство.

    Как и любое явление социальной жизни, государство содержит противоречивые стороны и тенденции. Одно из противоречий заключается в том, что государство одновременно выражает классовые и общесоциальные интересы. Само это противоречие вытекает из того, что подавление сопротивления угнетаемых классов на определенных этапах развития государства отнюдь не единственная задача государства. Будучи официальным представителем всего общества, заведуя его общими делами, оно выражает и общенациональные интересы. Поэтому можно говорить о государстве как о носителе некой «общей функции», т. е. публичной власти, которая принадлежит не господствующему классу, а всему обществу и осуществляется с целью его поддержания.

    Иначе говоря, социальную природу государства можно охарактеризовать только с учетом противоречивых задач государства, то, что оно является связующей силой цивилизованного общества, а не только машиной подавления угнетенного класса.

    Указанное противоречие в деятельности государства, выражающего в одно и то же время классовые и общесоциальные интересы, реально существует в виде противоречия между государством и гражданским обществом. Как политическая форма этого общества государство есть выражение общности, тогда как гражданское общество, напротив, — выражение различия. Целью всякого государства выступает всеобщий интерес. Взаимоотношения между государством и обществом характеризуются конфликтом между общим интересом и частным интересом, расколом между политическим государством и гражданским обществом, что, однако, не выводит их за рамки единства. Тесно переплетаясь, обе стороны единства могут превращаться на какое-то время и политическую общность, в которой государственное становится неотличимым от общественного.

    Гражданское общество и государство находятся в состоянии непрерывного противоречивого взаимодействия) характер которого во многом зависит от степени развития общества и его институтов, от возможности последнего контролировать действия государственной власти. В условиях недостаточной развитости гражданского общества государство может проглотить его, узурпировав права и свободы граждан.

    Вот почему государство как форма должно отвечать своему содержанию — внутренним потребностям гражданского общества. Об этом писал еще И. Кант. «Гражданскую свободу нельзя сколько-нибудь значительно нарушить, не нанося ущерба всем отраслям хозяйства, особенно торговле, а тем самым не ослабляя сил государства в его внешних делах…». Чтобы функция государства как выражения общности сочеталась с его ролью как инструмента классового господства, оно вынуждено брать на себя миссию известного компромисса между различными общественными силами и их интересами, т. е. каждый раз находить форму разрешения своих противоречий.

    Таким образом, анализ одного из противоречий государства показывает, что оно, будучи формой устройства общества, олицетворяет в своем лице как общие интересы (интересы нации или общества в целом), так и интересы специальные (интересы господствующего класса). В различные исторические периоды различны соотношения и приоритетность тех или других. Уяснение этого соотношения предполагает в каждом отдельном случае конкретно-исторический анализ.

    Но в любом случае государство выступает не только бездушной машиной классового подавления, но и инструментом поддержания общественного порядка, выполнения общих задач. Отсюда прогрессирующее в XX веке возрастание регулятивной роли государства, разрастание всей системы соответствующих механизмов, призванных максимально ограничить сферу классового принуждения и насилия.

    Дальнейшее, более глубокое выявление природы государства предполагает рассмотрение как вопроса о его соотношении с социально-экономическим строем, так и особенно проблемы типологии государства. Решение того и другого вопроса в отечественной теории государства ранее традиционно опиралось на марксистское учение об общественно-экономических формациях, т. е. на формационный подход.

    В соответствии с марксистскими положениями о формационном подходе классовая сущность государства, как и других социальных институтов, в конечном счете определяется экономическим фактором, состоянием производственных отношений, способом производства в целом, а само государство является лишь надстройкой над экономическим базисом. Иначе говоря, и по существу, и по форме государство обусловлено экономическим строем общества. Оно вторично, экономика первична. Экономическая структура общества каждой данной эпохи, подчеркивал Ф. Энгельс, образует ту реальную основу, которой и объясняется в последнем счете вся надстройка правовых и политических учреждений. Отсюда производный характер государства от социально-экономического строя.

    Сегодня наряду с формационным подходом к решению вопроса о соотношении государства и социально-экономического строя широко применяется и другой, получивший в общественных науках название цивилизационного подхода.

    Понятие «цивилизация» утвердилось в европейской науке в эпоху Просвещения и с тех пор приобрело такую же многозначность, как и понятие «культура». С учетом этой многозначности и разрабатывается сегодня цивилизационный подход учеными Запада и Востока. В своих исследованиях они опираются на труды таких крупнейших представителей философско-социологической мысли, как О. Шпенглер, А. Тойнби, М. Вебер, С. Эйзенштадт, П. Сорокин, М. Зингер и др. В самом общем виде понятие «цивилизация» можно определить как социокультурную систему, обеспечивающую высокую степень дифференциации жизнедеятельности в соответствии с потребностями сложного, развитого общества и вместе с тем поддерживающую его необходимую интеграцию через создание регулируемых духовно-культурных факторов и необходимой иерархии структур и ценностей.

    Цивилизационный подход к решению вопроса о соотношении государства и социально-экономического строя исходит из стремления покончить с абсолютизацией материально-экономического начала, из взгляда на государство с предельно широких позиций определяющего воздействия на него прежде всего духовно-нравственных и культурных факторов общественного развития. В отличие от формационной теории, обосновывающей наличие тотальной детерминации государства экономическими причинами, цивилизационная теория доказывает наряду с ней и существование столь же общей детерминации духовными факторами. Духовно-культурные и нравственные факторы могут блокировать или, наоборот, поощрять развитие государства. Но было бы неверным в характеристике и понимании государства стоять на позициях признания «равноправности» двух подходов, или представлений, что цивилизационное влияние на развитие государства, осуществляется в рамках формационного, базисно-надстроечного, социально-экономического подхода.

    Сторонники такого подхода аргументируют это следующим. В основе государства лежат, те, экономические факторы, но влияние на эти экономические факторы достигается выработкой таких стереотипов поведения, которые либо способствуют, либо мешают производительному труду. А стереотипы поведения, трудовая мораль, менталитет человека формируются именно в той сфере человеческой деятельности, которая обозначается термином «культура» или «цивилизация». В итоге «цивилизация», ее уровень, ее ценности влияют и на социальную, в том числе государственную организацию общества. Иными словами, культурно-идеологические принципы жизни вполне способны ослабить влияние способа производства и тем самым прервать поступательное формационное развитие как производства, так и обусловленного им процесса формирования и функционирования государства. Свидетельством этому являются примеры циклического развития государственных форм в странах арабского мира, Китае, Америке до IX века и т. д. И наоборот, социокультурные, духовные факторы могут резко усилить формационный прогресс экономики и государственно-правовой сферы. Классическим примером последнего являются Европа, в которой, например, протестантская церковь с ее культом труда и трудовой этики сыграла роль катализатора капиталистической эволюции региона и вызревания адекватных ей государственно-правовых начал, а также современная Япония.

    Каждое отдельное государство становится полем борьбы двух видов воздействия на него: формационного, т. е. материально-производственного, и культурно-духовного, цивилизационного. Какая из них победит даже в конечном счете, заранее сказать нельзя. Именно с этим связаны альтернативность и многовариантность развития в государственной и других сферах общественной жизни. Сказанное позволяет сделать вывод о том, что правильное понимание соотношения государства с социально-экономическим строем предполагает использование обоих подходов: формационного и цивилизационного. Однако исторический опыт государственности, обобщенный на теоретическом уровне, показывает, что жесткая привязка природы того или иного государства к социально-экономической формации, еще не дает ответа на многие вопросы, возникающие в среде государственности.

    Тут лежит и мощный пласт цивилизационных, социокультурных, национальных факторов и традиций, наряду разумеется и с экономическими факторами.

    В работах А. Тойнби, С. Хантингтона и других выделяются те культурные и цивилизованные критерии, которые позволяют классифицировать различные виды государств, понимать события сотрудничества, противостояния, даже мощного противоборства между ими. Например, у С. Хантингтона выделяются христианские, особенно православные, и мусульманские цивилизации, которые по прогнозу С. Хантингтона уже вошли в противостояние.

    Такой подход наполняет определенным, конкретным политико-правовым и экономическим содержанием такие категории, как «Восток-Запад», «Север-Юг». Формационные критерии мало что объясняют в современных государственных противоборствах, внутреннем развитии конкретного государства. Но, разумеется, неправильным было бы исключать и роль социально-экономического строя в существовании, функционировании и развития государственности.

    В формационной теории большое значение имеет типология государства. Это связано с тем, что по мнению сторонников этой теории природа государств различных исторических эпох отличается принципиальными особенностями. Понятие «тип государства» очень емко выражает исторически изменяющуюся социальную природу государства, позволяет достаточно точно определить характер государства самых разнообразных эпох истории. Тип государства представляет собой строгую систему его важнейших сторон и свойств, порождаемых соответствующей исторической эпохой. В рамках этой теории утверждается, что всем государствам определенной исторической эпохи свойственны одни и те же сущностные черты.

    С позиций формационной теории, как она традиционно трактовалась в отечественной марксистско-ленинской теории государства, тип государства, т. е. фактически главное и решающее в его природе, определяется тем, какому классу (классам) оно служит, а значит, в конечном счете какому экономическому базису данного общества, формирующему эти классы. Другими словами, тип государства с этих позиций есть совокупность тесно взаимосвязанных черт государства, соответствующих определенной классовой структуре общества, которая в свою очередь обусловлена экономическим базисом общества.

    Иначе решается вопрос о типе государства (и соответственно типологии государств) в рамках цивилизационного подхода. Согласно цивилизационной теории тип государства, его социальная природа определяются в конечном счете, как уже подчеркивалось, не столько объективно-материальными, сколько идеально-духовными, культурными факторами. Как пишет, например, в своем фундаментальном труде «Постижение истории» известный английский историк и философ А. Тойнби, «культурный элемент представляет собой душу, кровь, лимфу, сущность цивилизации; в сравнении с ним экономический и тем более политический планы кажутся искусственными, несущественными, заурядными созданиями природы и движущих сил цивилизации».

    Цивилизационный подход выделяет три важных принципа соотношения государства и духовно-культурной жизни общества.

    1. Природа государства определяется не только реально существующим соотношением сил, но также накопленными в ходе исторического процесса и передаваемыми в рамках культуры представлениями о мире, ценностями, образцами поведения. Рассматривая государство, необходимо учитывать не только социальные интересы и действующие силы, но и устойчивые, нормативные образцы поведения, весь исторический опыт прошлого.

    2. Государственная власть как центральное явление мира политики может рассматриваться в то же время как часть мира культуры. Это позволяет избежать схематизации государства и особенно проводимой им политики как результата отвлеченной игры сил и, наоборот, раскрыть связь государственной власти и престижа, морали, ценностных ориентации, сложившегося мировоззрения, символики и т. д.

    3. Разнородность культур — во времени и пространстве — позволяет понять, почему некоторые типы государств, соответствующие одним условиям, останавливались в своем развитии и других условиях. В сфере государственной жизни особое значение придается различиям, вытекающим из своеобразия национальных культур и черт национального характера.

    В соответствии же с догматизированной марксистской формационной теорией типология государств своим основанием имеет общественно-экономические формации. Каждая такая формация вызывает к жизни определенный исторический тип государства. Поскольку в истории человечества таких формаций выделялось пять: первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, буржуазная и коммунистическая (социалистическая), и с каждой из них, кроме первой, связывался определенный тип государства, был сформулирован в рамках марксизма основополагающий тезис, гласивший, что история знает четыре исторических типа государства: рабовладельческий, феодальный, буржуазный и социалистический.

    С точки зрения традиционно толкуемой догматизированной формационной теории, рабовладельческое государство — это первый исторический тип государства, возникший в результате разложения первобытнообщинного строя и представлявший собой политическую организацию экономически господствующего класса рабовладельцев. Экономический базис рабовладельческого общества составляет полная собственность рабовладельцев не только на орудия и средства производства, но и на работников производства — рабов. Рабовладельческая собственность является первой формой частной собственности. Рабовладельческое государство создано в целях охраны, укрепления и развития собственности рабовладельцев, как орудие их классового господства, орудия их диктатуры.

    Государство необходимо рабовладельцам для удержания в повиновении огромных масс рабов, подавления их сопротивления. По своей сущности оно является машиной организованного насилия рабовладельцев, главным средством охраны, укрепления и развития рабовладельческого экономического базиса. Формационная теория, в ее преимущественно сталинской интерпретации, относит к рабовладельческому типу государств помимо античных государств — Афинского и Римского — многочисленные государства Древнего Востока: Египет, Вавилонское государство, Ассирию, Хеттское царство, Индию и Китай. В качестве разновидностей рабовладельческого типа государства называют, например, города-государства Древней Греции, получившие название полисов. Римскую империю, возникшую в I в. до н. э., и Спарту. Как было показано во второй главе, такой подход является ошибочным с точки зрения новых исторических данных.

    Не рабы являлись основной производительной силой в государствах Египта, Ближнего Востока, других регионах, и не было рабовладельческим и хозяйство в этих государствах. Основной социально-экономической силой являлись общинники-земледельцы.

    Эти общества знали различные формы зависимости между людьми, в том числе и такие, при которых в силу тех или иных причин человек попадал в полную зависимость от другого человека, был ограничен в правах, являлся его рабом. История знает патриархальное рабство, коллективные формы труда рабов на вредных и тяжелых работах (рудниках, красильнях и т. п.). Но только в Древней Греции и Древнем Риме труд раба составил экономическую жизнь общества, определил сущность этих обществ и их государственные образования как рабовладельческие.

    Одно наличие рабского труда еще не дает основания любое общество зачислять в разряд рабовладельческих. Иначе пришлось бы причислить к рабовладельческому обществу США в XVIII–XIX веках (труд негров-рабов на плантациях), СССР в XX веке (ГУЛАГ с миллионами заключенных на рудниках, лесоповалах, «стройках коммунизма» и т. п.).

    Разумеется, этот вопрос остается дискуссионным. И одной из попыток сохранить старые представления о рабовладении как социально-экономической сущности первичного государства является стремление уточнить понятие «рабство». Цель такой попытки очевидна — сохранить за первичным государством характеристику рабовладельческого, отстоять формационный подход.

    Для этого стремятся, с одной стороны, расширить само понятие «рабство», а с другой — дать рабству не юридическую, а исключительно экономическую характеристику. В первом случае вводится наряду с индивидуальным рабством понятие «коллективное рабство», в рабов зачисляют всех общинников раннеклассового государства, общины определяются как организации коллективного рабства. Во втором случае при экономической характеристике в рабов зачисляют, по существу, всех зависимых людей, все формы зависимости, характерные для раннеклассового общества, определяются как рабские. В рабов зачисляют всех тех, кто по тем или иным причинам был лишен экономических средств существования, и прежде всего земли.

    Рабство — это, конечно, экономическое и юридическое состояние, выступающее в своем единстве. Оно имело место и на определенных последующих этапах развития раннеклассового государства, но не было социально-экономической основой в процессе становления этого государства, не являлось результатом разложения первобытнообщинного строя. Не было такого разложения, а произошло перерастание первобытного общества в раннеклассовые государства. Что же касается возникновения рабства на последующих этапах развития государственности в Афинах и Риме, приведшего к их становлению как рабовладельческих городов-государств, то это действительно уникальный процесс, характерный для конкретно-исторических условий этих городов-государств.

    В соответствии с традиционной трактовкой формационной теории феодальное государство является вторым историческим типом государства. Это особая политическая организация класса феодалов. Экономический базис феодального государства, основу производственных отношений феодального государства, основу производственных отношений феодального общества составляет собственность феодалов на землю как главное средство производства в эпоху феодализма, сочетавшаяся с собственностью лично зависимых от них крестьян на необходимые для обработки земли сельскохозяйственные орудия труда и их трудом на собственников земли — феодалов.

    Феодальное государство, опять же с позиций марксистского формационного подхода, есть орудие организованного насилия над крепостными крестьянами, орган диктатуры феодалов, важнейшее средство охраны, укрепления и развития феодального экономического базиса. В диктатуре класса феодалов заключается сущность феодального государства. Политическая власть в феодальном обществе, его политическая организация — ни что иное как атрибуты феодального землевладения. Такими они были на всех этапах развития феодального общества.

    К основным разновидностям феодального исторического типа государства, например в Европе, этот формационный подход относит раннефеодальные государства (княжества, герцогства, графства), пришедшие им на смену абсолютистские государства и, наконец, свободные торговые города, типа Венеции, Генуи, Новгорода и др. Современные представления о феодальном государстве являются значительно более глубокими. Например, выделяется договорная взаимозависимость сеньоров и вассалов, взаимная система прав и обязанностей, в том числе обязанность сеньора защищать своих вассалов, обязанность вассалов содержать своих сеньоров и т. п.

    Буржуазное государство — третий исторический тип государства, предусматриваемый формационной типологией государств. Как надстройка над экономическим базисом оно закрепляет и защищает буржуазный экономический строй. Капиталистическое государство охраняет условия буржуазной эксплуатации, и прежде всего ее основу — частную собственность на орудия и средства производства. Независимо от своей формы оно выступает как орудие господства капитала над трудом. Суть этого типа государства в том, что оно представляет собой диктатуру буржуазии, комитет, управляющийееобщими делами, машину в руках капиталистов, чтобы держать в подчинении рабочий класс и другие трудящиеся классы и слои.

    Вместе с тем возникновение буржуазного государства и буржуазной демократии означает движение вперед по сравнению со средневековьем. Оно является частью политической надстройки над таким экономическим базисом, который предполагает личную свободу работника, его независимость как личности от капиталиста. При капитализме не применяются внеэкономические средства принуждения к труду, как это было в условиях рабовладельческого и феодального государств. На первый план здесь выходит экономическое принуждение. На последующих этапах развития капитализма усиливается регулирующая роль государства во всех сферах общественной жизни. На стадии империализма происходит перерастание домонополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм, что означает непосредственное вмешательство государства в процесс капиталистического воспроизводства.

    В рамках формационной теории это государство предстает сложным социальным организмом, не исключающим, например, противоречия между государством как политической организацией господствующего класса в целом и теми или иными его слоями и группами. Под давлением трудящихся оно способно ограничивать их интересы. Все шире государство применяет метод либерализма, делает шаги в сторону развития политических прав, осуществления реформ и уступок. Об этом же говорят реализуемые государством широкие социальные программы. Однако при всех обстоятельствах в целом капиталистическое государство остается орудием правящего буржуазного класса, комитетом по управлению делами монополистической буржуазии. Главными разновидностями буржуазного типа государства являются домонополистические буржуазно-демократические государства, империалистические государства государственно-монополистического капитализма и, наконец, современные государства Запада.

    Наконец, еще один исторический тип государства, выделяемый в рамках формационной теории, о которой идет речь, — социалистическое государство. Социалистическое государство апологизируется в формационном подходе, утверждается, что оно представляет собой высший и последний исторический тип государства. Марксистская формационная теория государства определяла его сущность как организацию политической власти трудящихся во главе с рабочим классом, важнейшую организационную форму экономического и социально-культурного руководства обществом в условиях строительства социализма и коммунизма, орудие защиты революционных завоеваний народа. Согласно формационной теории, в отличие от перечисленных исторических типов государств, социалистическое государство обнаруживает свою сущность в следующих принципиальных чертах.

    Во-первых, экономическую базу социалистического государства составляют общественные социалистические формы собственности и социалистическая система хозяйства. Все перечисленные выше типы государств основывались на частной собственности.

    Во-вторых, социалистическое государство с момента своего рождения становится орудием уничтожения всякой эксплуатации и причин, ее порождающих. Добуржуазные и буржуазные государства, наоборот, — это государства угнетателей, средство поддержания эксплуатации человека человеком, подавления и угнетения трудящихся.

    В-третьих, социалистическое государство имеет гораздо более широкую социальную базу, чем любое названное государство. В социалистическом обществе в противоположность досоциалистическим государствам государством управляют не представители привилегированного эксплуататорского меньшинства, а трудящиеся массы.

    По существу, утверждает формационная теория, социалистическое государство уже не есть государство в собственном смысле, ибо оно не является орудием власти эксплуататорского меньшинства над трудящимися массами. Фактически оно «полугосударство», выражающее волю и интересы абсолютного большинства членов общества: рабочего класса и всех других трудящихся. В будущем коммунистическом обществе оно отомрет, уступив свое место коммунистическому общественному самоуправлению.

    Каждый следующий тип государства является более высоким по сравнению с предыдущим. Имеется в виду, что на ступеньках социального прогресса феодальное государство стоит выше рабовладельческого, буржуазное — феодального, социалистическое — буржуазного. Исследуя сущность государства, формационная тория отграничивает эксплуататорские государства от неэксплуататорскою. К первым относятся рабовладельческое, феодальное и буржуазное государства, ко второму — социалистическое. Возникло даже понятие «эксплуататорский тип государства» в отличие от «неэксплуататорского» (социалистического) типа государства. Смена одного исторического типа государства другим происходит закономерно, в результате социальной революции.

    Говоря об основных исторических типах государства, как они выглядят с позиций традиционного формационного подхода, формационная теория утверждает, что в рамках одного и того же исторического типа государства, как правило, существуют его многообразные конкретные разновидности. Их возникновение при одинаковой экономической базе и классовой природе объясняется наличием специфических конкретно-исторических условий их рождения и функционирования. К этим условиям относится соотношение классовых сил в стране, климатические условия, внешние угрозы и т. д.

    Такие разновидности государств в рамках одного и того же исторического тина обычно носят промежуточный (переходный) характер. Переходные государства, как правило, представляют собой государства, власть в которых принадлежит не одному, а коалиции двух или нескольких классов. Этот вид государств потому не укладывается в рамки понятия «исторический тип государства», что сочетает в себе черты различных типов государственности. В качестве примера переходного государства формационная теория приводит государства, возникавшие в период перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. В такие периоды возникали и хотя недолго, но все же функционировали государства революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. В первые годы после второй мировой войны переходную природу имели восточно-европейские государства народной демократии, которые позже, как правило, мирно эволюционировали в ту или иную разновидность социалистического государства. Необходимость ввести в формационную теорию понятие «разновидность государства» вытекает из того фундаментального обстоятельства, что в рамках формационного подхода оказывается затруднительным описать, объяснить, спрогнозировать развитие конкретной государственности у конкретного народа. Но и понятие «разновидность государства» не спасает ограниченность, догматичность формационной теории государства, ее малосодержательный, абстрактный характер.

    Сегодня на пороге XXI века становятся очевидными недостаточность и известная ограниченность такого подхода к постижению социального субстрата государства, невозможность его использования в качестве единственной методологической и философской основы познания государственно-правовых форм общественного бытия. Каковы же, если их систематизировать, основные недостатки этого подхода?

    Первым недостатком изложенного формационного подхода к типологии государства и вообще к государству является его догматизация. В основе этого подхода лежит знаменитая «пятичленка» — членение истории на пять общественно-экономических формаций: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, буржуазную, социалистическую (коммунистическую).

    Такое членение исторического процесса приобрело силу непререкаемого закона после выхода в 1938 году печально известной «Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». В четвертой главе книги в параграфе «о диалектическом и историческом материализме», написанном Сталиным, была дана фактически официальная периодизация мировой истории. «Истории известно, — писал Сталин в свойственном ему лапидарном стиле, — пять основных типов производственных отношений: первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и социалистический». И хотя сам Сталин термин «формация» здесь не употребляет, именно отсюда берет свое начало деление истории на пять общественно-экономических формаций, сохранившееся до сегодняшнего дня.

    Между тем в первоначальном формационном подходе, высказанном, кстати, самим Марксом, основу научной периодизации истории и соответственно государственно-правовой жизни человеческого общества составляет иное членение мировой истории, а именно натри макроформации: первичную (архаическую), вторичную (экономическую) и теоретичную (коммунистическую). Эти макроформации получили название общественных (а не общественно-экономических) формаций.

    Основными критериями выделения названных формаций выступают наличие или отсутствие: а) частной собственности; б) классов; в) товарного производства. При наличии этих признаков налицо экономическая общественная формация, которая не может обойтись без той или иной формы государственности. При их отсутствии перед нами архаическая или коммунистическая общественная формация, т. е. безгосударственные (по Марксу) эпохи человеческой истории. В предельно сжатом виде суть подлинной формационной теории Маркса изложена в «Предисловии к критике политической экономики» (1859 г.). «В общих чертах, — пишет Маркс в этой работе, — азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначать как прогрессивные эпохи экономической общественной формации».

    Как видно из приведенной выдержки, Маркс выделял, во-первых, в качестве самостоятельного способа производства азиатский способ (и соответствующий ему тип государства — восточную деспотию), ставя его перед античным и феодальным. Во-вторых, понятие способа производства у него не совпадает ни хронологически, ни тем более содержательно с понятием формации. Отсюда необходимость пересмотра типологии государства, принятой в рамках формационной теории: ее основой должны быть не формации, а способ производства. В-третьих, внутри экономической формации, по формационной теории Маркса, сменяется по меньшей мере четыре способа производства и соответствующих типов государства: азиатский, античный, феодальный, буржуазный. По Марксу, в-четвертых, мировая история — это процесс смены трех общих для всех народов формаций и гораздо большего числа способов производства, не обладающих в большинстве своем характером универсальности.

    Поэтому пути развития государственных образований различны тогда, когда осуществляется переход от зрелого состояния одной общественной формации, каковой для архаической формации является позднеродовая община, к зрелому состоянию другой формации, каковой для экономической формации является капитализм с его государственностью. И только зрелые формы выражения закономерностей той или иной общественной формации суть исторические разновидности обществ и соответственно государств, свойственные всему человечеству. Вот почему в строгом смысле слова только буржуазное государство, представляет собой историческую разновидность государства, имеющую универсальный характер. Что же касается государства, порожденного азиатским способом производства, рабовладельческого, феодального и социалистического государств, то они таким характером не обладают и должны рассматриваться в качестве типов государства, не получивших всеобщего распространения на Земле. Так, рабовладельческие государства в их чистом виде существовали практически только в Греции и Риме. Феодальные государства в классическом виде знала лишь Европа. В других регионах типичны были либо смешанные государственные образования, либо (на неизмеримо большей территории Земли) государственность, возникшая на фундаменте азиатского способа производства. В основе всех этих государств, и особенно последнего рода, лежало внеэкономическое принуждение, и лишь после промышленного переворота возникает буржуазное государство, основанное на экономической зависимости.

    Следующим недостатком формационной теории государства является отсутствие в «пятичленке» азиатского способа производства и покоящегося на его производственных отношениях как на своем базисе государства.

    Как известно, в нашей стране десятилетиями игнорировались принципиально важнейшие мысли Маркса об азиатском способе производства. Попытки провести на эту тему научные дискуссии пресекались административным путем. Между тем эти мысли проливают яркий свет не только на генезис и природу государств Востока, но и на сущность социалистического государства.

    Азиатский способ производства и основанное на нем государство охватывают эпоху всемирной истории фактически от разложения первобытного общества до установления капиталистического строя. Наиболее полного расцвета азиатский способ производства достиг в древневосточных цивилизациях, но многие его существенные черты сохранились до сегодняшнего дня в странах Азии, Африки, Латинской Америки, а еще недавно в СССР и странах Восточной Европы. Этот способ производства представляет собой своеобразную систему земледельческих общин, объединенных государством, имеющим своим базисом общественную собственность на землю и коллективный труд. Взимая натуральную ренту, государство присваивало прибавочный продукт, фактически захватывая таким образом верховную собственность на землю и воду, эти основные средства производства. Господствующий класс совпадал с иерархией, осуществляющей управление и возглавлявшейся деспотическим правителем. Поэтому можно утверждать, что при азиатском способе производства в определенном смысле не классы создают государство, а наоборот, государство, захватившее средства производства, и прежде всего землю, создает в лице чиновничества господствующий класс.

    В отличие от античной Европы, где государство было орудием управления в руках общества, олицетворенного классом частных собственников, на Востоке — как древнем, средневековом, гак в известном смысле и современном, — государство, организованное в аппарат принуждения, само господствовало над подданными. В качестве последних, по существу, выступало все население страны. Владевшее высшей и абсолютной властью, контролировавшее все достояние страны, лишившее все свое население частной собственности, государство, в качестве верховного собственника не могло не принимать деспотического характера. Именно в этом одно из ярких проявлений азиатского способа производства, на котором, в общем, застрял Восток, так и не знавший строгого и последовательного восхождения по линии рабовладение — феодализм — капитализм — социализм.

    Подчеркивая отличие ранней марксистской теории формации от ее догматизированной сталинской версии, вместе с тем надо зафиксировать и тот факт, что в последних трудах основоположников марксистского учения термин «азиатский способ производства» и сопряженное с ним понятие «восточная деспотия» употреблялись достаточно редко. Однако едва ли в этой связи можно согласиться с К.А. Витфогелем, утверждавшим, что Маркс и Энгельс в конце жизни отказались от понятия «азиатский способ производства» из-за того, что оно могло натолкнуть на мысль о неизбежности деспотизма при социализме, поскольку он предполагает отсутствие частной собственности на средства производства, и в первую очередь на землю, что на Востоке послужило экономической базой тирании государства по отношению к обществу. Но что, по-видимому, следует считать бесспорным, так это отказ Сталина именно по этим мотивам от упоминания «азиатского способа производства», т. к. сложившееся в СССР к концу 30-х годов государство убийственно и недвусмысленно напоминало самые свирепые восточные деспотии.

    Существенным недостатком догматизированной формационной теории как научной основы исследования сущности государства является и апологетика социалистического государства, представление о нем как о высшем неэксплуататорском типе государства, «отмирающем» государстве. Этот изъян обусловлен исходным положением данной теории, которым выступает принцип последовательного, с железной необходимостью осуществляемого восхождения от одного строго определенного типа государства к другому, более прогрессивному. Очередность появления таких типов государствизнедр безгосударственного общества устанавливается практически раз и навсегда: рабовладельческий, феодальный, буржуазный, социалистический, причем каждый из них качественно превосходит предыдущий. Более того, последовательное появление на авансцене социальной жизни подобных типов государств рассматривается в качестве едва ли не главного проявления исторического прогресса.

    Предусматриваемое формационным подходом к постижению природы государства неуклонное стадиальное восхождение государств предполагает наличие всеобщего единого начала первобытнообщинного самоуправления — и счастливою общего конца — коммунизма, к которому и призвано подвести социалистическое государство. Ценность и роль каждого исторического типа государства в конечном счете определяются его соответствием и степенью приближения к коммунистической сверхцели. Отсюда представления о социалистическом государстве как о высшем и последнем типе государства, как иском безоговорочно позитивном государственном образовании.

    Все остальные типы, в общем, третируются как неполноценные и подлежащие максимально быстрому выдворению с исторической сцены. Причем эта железная схема последовательного схождения со сцены предсоциалистических типов государства реализуется без всякого подчеркиваемого цивилизационным подходом участия субъективного фактора — исключительно благодаря действию «исторической необходимости», некоего закона предопределенности, якобы, открытого марксизмом. Между тем реальное социалистическое государство оказалось ничем не превосходящим предшествующие исторические типы государств, а во многих существенных отношениях явно им уступало. Социалистические принципы в экономическом базисе социалистического государства уживались с самым жестоким произволом и единовластной деспотией, с усиленной эксплуатацией трудящихся. Замечательные идеологические лозунги об экспроприации экспроприаторов и уничтожении эксплуатации человека человеком сочетались с порабощением государством сотен миллионов своих граждан. Фактически социалистическое государство освящало и защищало рабовладельческие и крепостнические формы порабощения труда, хотя его экономическому фундаменту — общественной собственности на орудия и средства производства — нельзя было отказать в социалистическом характере. В целом социалистический тип государства во многом оказался одной из разновидностей восточных деспотий, порожденных «азиатским способом производства».

    Все это еще раз говорит о том, что нельзя представлять себе, будто экономическая «ось» — единственный вектор общественного и соответственно государственного развития, предопределяющий прогресс всех других общественных институтов. Прогресс в одном секторе социальной действительности (общественная собственность на орудия и средства производства) вовсе не означает прогресса всей системы, и в частности государственно-правовой сферы. Наоборот, такой прогресс, если его вообще можно считать прогрессом, может сопровождаться регрессом в других областях. Главное же заключается в том, что реальная история социалистического государства, как и государства вообще, представляет собой сложный результат взаимодействия различных факторов, и в конкретных условиях каждый из них может сыграть решающую роль.

    Что же касается цивилизационного похода к типологии государства, то для его уяснения чрезвычайно важно иметь в виду следующее. Исторический процесс привел к складыванию свыше двух десятков цивилизаций, отличающихся друг от друга не только утвердившимися в них системами ценностей, господствующей культурой, но и характерным для них типом государства. В своем развитии цивилизации проходят несколько этапов.

    Первый — локальные цивилизации, каждая из которых имеет свою совокупность взаимосвязанных социальных институтов, включая государство (древнеегипетская, шумерская, индская, эгейская и др.). Второй — особенные цивилизации (индийская, китайская, западно-европейская, восточно-европейская, исламская и др.) с соответствующими типами государств. И, наконец, третий этап — современная цивилизация с ее государственностью, которая в настоящее время только складывается и для которой характерно совместное существование традиционных и современных социально-политических структур.

    Существуют самые различные основания для типологизации цивилизаций и их государственности: хронологические, генетические, пространственные, религиозные, по уровню организации и т. д. Для понимания типологии государств с цивилизационной точки зрения наибольший интерес представляет классификация цивилизаций и соответствующих государственно-политических институтов по уровню их организации. Подобная классификация означает деление цивилизаций (а следовательно, и их государств) на первичные и вторичные. Государства в первичных и вторичных цивилизациях резко отличаются друг от друга по своему месту в обществе, выполняемой роли, социальной природе. Первичные цивилизации принимают государственно-страновой, хотя нередко и имперский характер. Обычно к ним причисляют древнеегипетскую, шумерскую, ассиро-вавилонскую, иранскую, бирманскую, сиамскую, кхмерскую, вьетнамскую, японскую и другие цивилизации. Их научно-исторический анализ показывает огромную роль государства как объединяющей и организующей силы, не определяемой, а определяющей социальные и экономические структуры. Отличительной особенностью этих обществ было соединение государства с религией в политико-религиозном комплексе, где государство — более чем государство, т. к. оно связано с духовным производством. Религия же прямо включает в себя обожествленного правителя, т. е. государство в культе вождя, фараона, дева-раджи, божественного микадо и т. д. В первичных восточных цивилизациях государство являлось составной частью не только политической надстройки, но и базиса, что было связано с обеспечением им как политического, так и хозяйственного социального функционирования общества.

    Иное место занимает государство во вторичных цивилизациях: западноевропейской, североамериканской, восточно-европейской, латиноамериканской, буддийской и др. Здесь проявилось отчетливое различие между государственной властью и культурно-религиозным комплексом. Власть оказывалась уже не такой всемогущей и всепроникающей силой, какой она была в первичных цивилизациях. Но и здесь с цивилизационной точки зрения государство было компонентом, во многом подчиненным культурно-религиозной системе.

    Во вторичных цивилизациях положение правителя, олицетворявшего государство, было двойственным. С одной стороны, он средство утверждения сакральных принципов и заветов и в качестве такового достоин всяческого повиновения. А с другой — он сам не вправе нарушать эти заветы, а иначе его власть незаконна. Его власть — служение, должное соответствовать идеалу, и поэтому вторична.

    Так выглядит типология государств в самом общем виде с точки зрения формационной и цивилизационной теорий. Напомним, что еще недавно изложенное понимание формационной теории считалось фактически единственным научным фундаментом всей отечественной науки о государстве и праве и созданной ею картины государственно-правовой жизни человеческого общества. Несмотря на догматизацию многих ее положений, в ее рамках были достигнуты определенные результаты в исследовании социальной природы государства.

    Современное понимание прогресса государственности выдвигает на первый план «человеческое измерение», т. е. то качество жизни, то положение личности, которое обеспечивает государство. Свобода личности, благоприятные материальные условия, возможность творческого самоутверждения, наличие прав — эти и другие составляющие «человеческого измерения» превращают его в основной критерий оценок прогресса государства. Как известно, положение о том, что именно «человек — мера всех вещей» выдвинул древнегреческий философ Протагор. В этом гуманистическом утверждении заключается глубокий социальный смысл, мощный импульс общественного, в том числе государственно-правового развития: оценку всей организационной, деятельной стороне государства можно давать лишь после сопоставления с тем качеством жизни, которое создает или обеспечивает, или поддерживает государство.

    При этом речь идет о конкретных, реальных условиях жизнедеятельности человека с его набором целей, потребностей, способами их удовлетворения, с тем, каково реальное положение человека во взаимодействии с государством.

    Подчеркну, что «человеческое измерение» — это не лозунговая, декларативная категория, а вполне конкретное направление в определении прогресса государственности, измеряемое набором и качеством прав и свобод, другими условиями жизнедеятельности человека.

    И человек этот — не некая абстракция, а вполне реальная личность, более конкретная, чем те «классы» с их отношением к средствам производства, к собственности, которые «населяют» формационную теорию.

    В современной теории государства появляется, наконец, конкретной критерий прогресса государственности. Борьба за качество жизни наполняет реальным смыслом существование многих коллективных образований, конкретных личностей. Как отметил К. Поппер, три века назад началось движение за преобразования в общественной жизни, наполненное гуманистическим смыслом. «Это движение было стремлением огромного множества безвестных людей освободить себя и свой разум от власти авторитетов и предрассудков. Оно явилось попыткой построить открытое общество, отвергающего абсолютный авторитет традиционного и одновременно пытающееся установить и поддержать традиции — старые или новые, которые соответствовали бы стандартам свободы, гуманности и рационального критицизма».

    Действительно, наряду с экономикой факторами, определяющими то или иное развитие государственности, являются характер идеологии, социокультурные параметры общества, уровень духовности народа, его традиции, национальный характер, географическая среда, международное окружение и т. д. Именно из этого исходит цивилизационный подход к возникновению и развитию государства вообще и социалистического государства в частности.

    Реальное социалистическое государство не имело и не имеет нечего общего ни с предсказанной К. Марксом социалистической государственностью, ни с капиталистическим государством. Оно оказалось орудием, аппаратом в руках нового господствующего класса — политической бюрократии, номенклатуры. Тот факт, что номенклатура присваивает прибавочный продукт, произведенный трудящимися, не относит ее непременно к буржуазии — так делали все господствующие классы. А вот то, что номенклатура гонится прежде всего за властью, а не за экономической прибылью и охотно жертвует последней ради даже незначительного прироста своей власти, показывает: номенклатура не капиталистический, а некий иной класс, основанный на власти, а не на собственности и соответственно действующий методом внеэкономического принуждения.

    Господствовавший в реальном социалистическом обществе «азиатский способ производства» состоит в применении метода тотального огосударствления, причем правящий класс — номенклатурная бюрократия — регламентирует всю жизнь общества, деспотически управляя им посредством мощной государственной машины. Подчиненное ему государство проникло во все поры социальной ткани, отравив ее продуктами своего разложения, и прежде всего всепроникающей неэффективностью и коррупцией. Если сопоставить современное капиталистическое и социалистическое государства, то именно первое выглядит этапом на пути к обществу без государства и классов, а ни в коем случае не второе.

    Не выдерживает критики и квалификация социалистического государства как «отмирающего» государства, полугосударства. Идея смены в будущем государства общественным самоуправлением, как хорошо известно, была выдвинута Сен-Симоном и подхвачена впоследствии классиками марксизма. Она явилась как бы недостающим звеном в разработанной ими концепции социализма и коммунизма. Согласно этой концепции, государство — лишь орудие классового господства, но, поскольку классов в коммунистическом обществе нет, в нем нет места и государству. Последнее допускалось только на первый период после революции для защиты ее завоеваний.

    С изъянами прежнего понимания формационной теории связаны и не совсем точные представления о смене типов государств. В соответствии с подобным пониманием смена этих типов осуществляется в результате революции. И должна была бы иметь определенную последовательность и постоянность.

    Однако историческая эпоха перехода от позднеродовой, соседской общины к первичной раннеклассовой государственности, а затем к азиатским, античным, феодальным ее формам, сопровождалась появлением множества смешанных типов государств. Это было результатом их конвергенции, взаимного влияния и взаимопроникновения.

    Отсюда полилинейность развития государственных форм, их многовариантность. Но в господствующей ранее отечественной идеологии утвердилась монолинсйная картина истории эволюции государственных форм, прогресса государственности, что сделало ее малосопоставимой с реальным ходом истории. Для периодов между общественными формациями характерно постоянное возрастание многовариантности государственно-правовых форм. В подобные периоды возможна реализация самых разнообразных путей и форм государственного развития, и в общем нет оснований считать одни из них предпочтительнее других.

    Малоприемлемы и вульгарные представления об эксплуататорских и неэксплуататорских типах государств. Достаточно вспомнить, какие свирепые формы эксплуатации человека сохраняло социалистическое государство. Ведь в таком государстве — разновидности государства при азиатском способе производства — над обществом (по существу большой общиной) возвышается слой управляющих им лиц — бюрократия, — постепенно становящийся господствующим классом. Здесь происходит инверсия: не собственность порождает власть, а наоборот, власть — собственность.

    В современных условиях требуется и иное понимание процесса взаимосменяемости буржуазного и социалистического государства.

    Так, пересмотрен тезис о том, что нельзя идти от капитализма (и соответственно буржуазного государства) вперед, не идя к социализму (социалистическому государству). По теории Маркса, капитализм с его государственностью — высшая точка экономической формации. Хотя «важно однако то, — заметил К. Поппер по этому поводу, — что „капитализм“ в том смысле, в каком Маркс употреблял этот термин, нигде и никогда не существовал. На такой прекрасной планете Земля — он реален не более, чем дантовский Ад». И нет никаких оснований полагать, что именно в этой точке он должен потерпеть крах. За капитализмом и его государственными формами начинается иная фаза развития, получившая название постиндустриального общества. Но это вовсе не равнозначно упадку общества, производства и государственной сферы жизни. Именно стабильность наблюдается сегодня в общественной и государственной жизни постиндустриальных стран Запада. Само существование современного западного общества и его государства закономерно, ибо по достижении своего расцвета многовариантность общественного и государственного развития объективно возрастает. Поэтому современные западные общества и их государства — не пережиток прошлого, а принципиально новая система. Кроме того, и это уже доказано практикой, существует возможность возвратных процессов при смене типов государств. Как показал, в частности, ход событий в бывших социалистических странах в начале 90-х годов, переход от буржуазного государства к социалистическому не носил необратимого характера. Именно об этом свидетельствует своеобразная реставрация капитализма и присущих ему форм государственной жизни в бывшем социалистическом мире.

    Таким образом, современная теория государства формулирует наиболее полное определение государства, опирающееся на его характеристики и понимание. Оно может быть только таким определением, которое уходитотгиперболизации классовой сущности.

    Это определение должно включать взятую в комплексе политически-властную, структурную, территориальную организацию общества, имеющую социальное назначение, прежде всего выражать и защищать общссоциальные цели и интересы, функционировать и развивать на правовой основе, использовать в необходимых случаях принудительную силу для обеспечения стабильности, осуществления государственной власти и укрепления правопорядка.

    Глава пятая [5]. УСТРОЙСТВО ГОСУДАРСТВА

    Понятие устройства государства. Форма правления. Разделение и объединение властей, функций и труда по государственному управлению. Законодательная, исполнительная, судебная власти. «Четвертая» власть — средства массовой информации. Власть главы государства. Национально-государственное и административно-территориальное устройство. Политический режим. Виды политических режимов.

    После того как раскрыты основные характеристики государства, сформулировано его понимание, определено его социальное назначение, отличие от догосударственной организации общества, возникает задача рассмотреть, как устроено государство, т. е. в каких конкретных формах существует и функционирует эта особая политическая, структурная, территориальная организация общества. Только после изучения формы, т. е. устройства государства, можно утверждать, что сделан еще один шаг на пути постижения такого сложного социального института, каким является государство.

    Но как лучше это сделать? Как изучать форму государства? Традиционно отечественная теория государства и права в этих целях всегда выделяла в форме государства три основных, взаимосвязанных блока: форму правления, форму национально-государственного и административно-территориального устройства, политический режим.

    И если форма правления отвечает на вопрос о том, кто и как правит, осуществляет государственную власть в государственно организованном обществе, как устроены, организованы и действуют в нем государственно-властные структуры (органы государства), то форма национально-государственного и административно-территориального устройства раскрывает способы объединения населения на определенной территории, связь этого населения через различные территориальные и политические образования с государством в целом. Политический же режим характеризует, как, каким способом осуществляется государственная власть в конкретном обществе, с помощью каких приемов и методов государство выполняет свое социальное назначение: обеспечивает экономическую жизнь, общественный порядок, защиту граждан, решает другие общесоциальные, национальные, классовые задачи.

    Не трудно заметить, что содержание такого понятия, как «форма государства» — три указанных выше блока, весьма четко привязываются к трем основным характеристикам государства как особой политической, структурной и территориальной организации общества, раскрывает предметно, конкретно, где собственно, эти характеристики можно наблюдать, «осязать» и соответственно изучать.

    Вот почему устройство государства можно определить как такое строение государства, в котором проявляются его основные характеристики и которое обеспечивает в комплексе, в системе организацию государственной власти, методы, приемы и способы осуществления государственной власти, территориальную организацию населения.

    Но это еще пока самый общий подход к пониманию формы государства, самое первое приближение. Для дальнейшего продвижения необходимо подробно рассмотреть все три блока, составляющих устройство государства, увидеть их взаимосвязь и взаимодействие, понять, почему политико-правовая теория, изучая на протяжении столетий государство, выделила, именно такое содержание формы государства.

    Прежде всего надо отметить, что в теоретическом осмыслении государства особое место действительно занимает форма правления, поскольку именно она определяет, кто и как осуществляет государственную власть в государственно организованном обществе. Уже Аристотель, вслед за Платоном, столкнувшись с самыми разными формами организации и осуществления государственной власти в древнем мире, попытался разработать классификацию государств по критерию, кто и как правит в этих государствах, т. е. по критерию формы правления. Он выделил несколько форм правления: республику, монархию, деспотию, положив в основу классификации способы образования органов государств, их соотношение, приемы осуществления государственной власти. Аристотель применил количественные и качественные оценки для определения разных форм правления. Ему же принадлежат и различные обозначения разновидностей той или иной формы правления, например демократической и аристократической республик, той власти, которая лежит в основе соответствующей формы правления: демократия (власть народа), аристократия (власть элиты, избранных), охлократия (власть толпы), геронтократия (власть умудренных, пожилых), олигархия (власть немногих) и т. д.

    На протяжении многих столетий политико-правовая теория продолжала продираться сквозь джунгли многочисленных, порой весьма экзотических устройств тех или иных государств, стремясь выделить самое основное в формах государств, описать, проанализировать, оценить и по возможности спрогнозировать их развитие. В трудах Августина, Гоббса, Монтескье, Локка, Руссо, Радищева и многих других были сделаны попытки обобщить и систематизировать знание о формах правления, нащупать самые глубинные начала их возникновения и развития.

    Все это имело и имеет большой познавательный и практический смысл. Ведь научная классификация тех или иных реальных устройств государств, как впрочем, и других политико-правовых институтов — это не просто игра ума, произвольно упорядочивающего невероятное множество самых разнообразных форм, а познание конкретных, исторически существовавших государств, их теоретическое обобщение, т. е. проникновение в закономерные, равно как и случайные, начала, лежащие в основе политико-правового мироустройства, Это рассмотрение форм государственности в их преемственности и обновлении.

    Надо отметить, что вообще классификация — мощный инструмент методологии теории государства и нрава, который позволяет не только упорядочить но определенным критериям все множество различных политико-правовых явлений и процессов, но выделять самое типичное, сущностное в этих явлениях и процессах, а также случайное, субъективное, размещать их в определенных пространственно-временных рамках (на временной шкале истории и шкале географических координат). Только такой подход и позволяет эффективно усваивать, осмысливать те условия и причины, которые лежат в основе возникновения, функционирования развития политико-правовых явлений, процессов, институтов.

    Поэтому уже со времен Платона, Аристотеля теоретическая политико-правовая мысль пыталась выявить причины, которые определяли те или иную форму правления. Но если во времена таких мыслителей, как Аристотель, изучение сводилось главным образом к описанию разнообразных форм правления, то уже в XX веке в рамках марксистской теории политико-правовая мысль пыталась определить форму правления в ее связи с типом государства (рассматриваемом формационно), классовой структурой, экономическим базисом общества и т. д.

    В частности, в рамках марксистской теории под формой государства стали понимать внешнее выражение социально-классового и национально-территориального содержания государства, которое определяется характером взаимоотношений между основными структурами государства — высшими органами государственной власти, между этими органами и органами власти и управления территориальных подразделений государства. А в определении формы правления — одного из трех блоков формы государства — отечественная марксистская теория государства и права также выделяла как самый основной социально-классовый признак, характеризующий то или иное устройство государственной власти. Она определяла формы правления как внешнее выражение социально-классовой сущности, политического содержания данного государства, реального соотношения классовых сил. По этой схеме республика возникла в результате одного соотношения классовых сил, монархия — иного соотношения и т. д. Этим же соотношением объяснялась и возможность перехода от одной формы правления к другой без изменения классовой сущности государства.

    Разумеется, классовая структура общества, столкновение классовых интересов, соотношение классовых сил, отстаивающих те или иные интересы, способы их закрепления, защиты, — все это реальности, влияющие на государственное устройство, прежде всего на то, как, в каких формах организована и действует система власти, кто правит в государстве. Однако подобная гиперболизация классового признака, характеризующего форму правления, как и гиперболизация этого признака применительно к другим политико-правовым институтам, являлась, как уже упоминалось выше, методологически неверной, обедняла и вульгаризировала марксистскую теорию государства и права.

    За рамками изучения оставались иные (факторы, влияющие на форму правления, прежде всего исторические традиции, национальная психология, религиозное сознание, культурная среда, уровень идеологизации и политизации общества, экологические (географические) факторы и многое другое. Более глубоко, чем этого делалось на предыдущем этапе развития отечественной теории государства и права, следовало бы изучать и юридические характеристики формы правления: структуру, способы образования и правовое положение высших органов государства (главы государства, парламента, правительства), а также установленный порядок взаимоотношений между ними. Иными словами, следовало бы уделять большое внимание изучению реальной системы власти, а не заниматься апологетикой формы правления в социалистическом обществе, огульным охаиванием организации системы власти в буржуазном обществе. Как известно, эти последние тенденции были весьма распространены в отечественной теории государства и права на предыдущем этапе.

    В настоящее время современная отечественная теория государства и права как наука, постепенно преодолевающая методологический кризис, связанный в общим кризисом марксистской концепции общественного развития, может предложить более глубокое и достаточно обоснованное понимание формы правления как одной из основных характеристик устройства государства, дать более взвешенную классификацию этих форм, наметить более реальный прогноз их развития. Нечего и говорить, как это важно сейчас для политической жизни России, когда идет поиск наиболее эффективной формы организации и осуществления государственной власти в стране. Не менее важно при этом учитывать и те факторы, которые ранее исключались из сферы научного рассмотрения: исторические традиции, национальная психология, религиозность и т. п.

    При этом подчеркнем — современная теория государства удерживает все то позитивное, что было накоплено на предыдущих этапах ее развития, в том числе и на марксистском направлении, а также более глубоко учитывает все то, что по вопросам государственного устройства было накоплено иными теоретическими государственно-правовыми школами. Вместе в тем она исключает то, что было примитивно упрощено, входило в отечественную теорию государства и права как результат догматизации и вульгаризации марксистской теории.

    Следует также отметить, что наряду с изучением формы государства с позиций теории государства в юридической науке государственное устройство, система власти изучается более конкретно отраслевой наукой государственного (конституционного) права. Поэтому теория государства, как и следует из ее методологии, дает лишь самые основные, отправные положения, касающиеся формы правления.

    Прежде всего теория государства выделяет два основных устройства (строения) государственной власти, которые характеризуют содержание формы правления: монархию и республику.

    Различие между ними можно провести, указав на юридические ииные признаки, им свойственные.

    Монархическая форма правления — «власть одного, единовластие» — весьма древняя форма правления. Она впервые зародилась в раннеклассовых обществах, государственную власть в которых захватывали военачальники, представители разросшихся семейных или соседских общин, предводители дружин, главы династий, руководители храмов, жрецы, организаторы тех или иных социальных классовых движений.

    Свои истоки монархическая форма правления имела в той достаточно простой, социально не слишком расчлененной организации общества, которая появилась на рубеже IV–III тыс. до н. э. в итоге «неолитической революции».

    В этих обществах ранних земледельческих культур организация власти, осуществляемая, на жестко централизованной основе, сверху вниз, была наиболее эффективной, понятной, соответствовала строжайшей регламентации сельскохозяйственного производства, духовному миру земледельцев-общинников. Как правило, монарх признавался посредником между предками и народом, выступал в этой религиозной роли носителем священных традиций, опыта, благоденствия. Он — непременный участник религиозных ритуалов и обрядов. Он — обязательный посредник между народом и верховным божеством, его представитель в духовной жизни. Его правление освящается божественными предначертаниями, решения подкрепляются религиозными санкциями. Таким образом, первичные формы монархии во многих регионах земного шара окрашены в теократические тона, являются по сути специфической формой теократического правления (Африка, Америка, Европа и др.).

    Исследования теократии как религиозно-политической системы, проведенное Е. Н. Салыгиным, показало, что первичные раннеклассовые государства в силу сращивания светских и религиозных начал в монархической форме правления, в силу религиозно-политической регламентации были по сути теократическими. Монархия обеспечивала эффективно немногочисленные общесоциальные и классовые функции государственного управления: учет труда и распределение его результатов, создание страховых запасов (фондов), организацию совместных работ (ирригационные, культовые сооружения), ведение войн и защиту от нападения, создание информационных служб, религиозно-культовые отправления, взимание налогов, дани и т. п.

    Монарх назначал чиновников по управлению регионами или функциональными службами, те, в свою очередь, назначали более мелких руководителей работ. Такая вертикальная иерархия власти позволяла строить весьма эффективную систему управления, при которой земледельцы-общинники, ремесленники, купцы и другие члены этих раннеклассовых обществ могли решать свои споры на том или ином уровне управления или последовательно передавать их на более высокие уровни, если были неудовлетворены первоначальными решениями.

    Сам же монарх в нормальном режиме правления решал вопросы, связанные с организацией и осуществлением государственной власти. Средиегосоветников на ранних этапах этой формы правления было много предсказателей, пророков, культовых служителей. Знает монархическая форма правления и многочисленный аппарат чиновников, обеспечивающий монарха необходимой информацией, предложениями, советами, а также и принудительной силой для исполнения решений монарха.

    Впоследствии монархические формы правления были реализованы в разных обществах и в разные времена и дали целый спектр самых разнообразных организаций власти, а сами монархи вошли в историю государственности под разными наименованиями: короли, князья, шахи, эмиры, раджи, императоры, султаны, цари, фараоны, государи, инки и т. д.

    Монарх персонифицирует государство, выступает во внешней и внутренней политике как глава государства, представитель народа, «отец» нации, лицо, которое сплачивает граждан, объединяет их в государство. Не случайно один из монархов-королей Франции заявлял: «Государство — это я». Но это означало только юридическую персонификацию государства, а не фактическое положение дел.

    Как правило, монархи имели всегда свое дворцовое хозяйство, свою персональную собственность: земли, рабов, крепостных (временами огромное количество), которые давали имущественное обеспечение монархическому дворцу, семейству монарха, а по отношению к государству монарх выступал как его глава, представитель, руководитель и т. п.

    Монарх осуществляет единоличное правление. Конечно, это не означает, что монарх сам решает все дела в государстве. Управление делами государства, как упоминалось, ведут многочисленные советники, министры, чиновники, служащие, объединенные в различные органы государства. Монарху же приходится принимать решения по самым важным, принципиальным государственным вопросам. Он обладает всей полнотой власти. Власть монарха верховна и суверенна (независима). Это означает, что даже при распределении полномочий, сфер управления между различными государственными органами монарх может взять к своему рассмотрению любой вопрос, если он сочтет его достойным своего внимания. Он — высшая власть в государстве.

    Как правило, его власть объявлялась священной, наделялась религиозным ореолом. Она распространялась на все сферы государственной жизни, в том числе на судебную сферу. В процессах обжалования судебных решений монарх являлся высшей и последней инстанцией.

    Таким образом, власть монарха не знает ограничений и может распространяться на различные сферы государственной деятельности: законодательную, исполнительную и судебную, объединять в лице монарха все ветви государственной власти.

    Вместе в тем, хотя при решении вопросов монарх является формально юридически независимым, практически он испытывает всегда влияние различных международных, политических и национальных сил, и во многих государствах возможность такого влияния закрепляется юридически. Свои решения ему приходится сообразовывать прежде всего с экономическими возможностями, по зачастую принятие решения определяется случайными, субъективными факторами, даже личными пристрастиями.

    Монархическая власть отличается порядком своей легитимации (утверждения, принятия): эта власть, как правило, передается по наследству. В разных странах устанавливается различный порядок наследования власти (например, наследование только по мужской линии, наследование власти по старшинству наследников и т. д.). Общим же является тот факт, что народ не имеет никакого отношения к переходу власти от одного лица к другому, не участвует в этом раз и навсегда установленном порядке.

    Монарх имеет бессрочную и пожизненную власть. Это отнюдь не означает, что только естественная смерть монарха может прервать его полномочия. Напротив, пожизненное занятие престола нередко приводило к тому, что время властвования и даже сама жизнь монарха укорачивалась внеправовыми и противогосударственными способами. Бессрочность монархического правления означает лишь то, что срок правления не устанавливался заранее. Впрочем, история изобилует примерами, когда неугодные монархи оказывались свергнутыми, убитыми, замененными другими лицами.

    Монарх считается свободным от ответственности. Но «безответственный монарх» — это отнюдь не человек, не заботящийся о державе и пустивший все на самотек. Таких в истории встречается немного. Монарх, как правило, не несет конкретной политической и юридической ответственности за результаты своего правления, а за ошибки и злоупотребления в государственном управлении отвечают его советники, другие чиновники. Впрочем, история знает примеры и таких ситуаций, как правило, революционных, когда монарха народ привлекал к ответственности.

    Разумеется, приведенные выше юридические признаки монархической формы правления — это как бы идеал, типичная формы монархии. В конкретной исторической действительности, конечно же, были различные исключения и отступления от перечисленных юридических признаков. Различные сочетания этих признаков дают и различные виды монархий: например, монархию неограниченную (абсолютистскую) и ограниченную, в том числе конституционную.

    Для абсолютистской монархии характерно полное бесправие народа, отсутствие каких-либо представительных учреждений, сосредоточение всей государственной власти в руках монарха. Он издает законы, назначает чиновников, ведет внешнюю и внутреннюю политику, собирает и расходует налоги, причем делает это без всякого участия народа в законодательной деятельности, без контроля со стороны народа за управлением государством. Абсолютистская форма монархии, как правило, сопровождается произволом, жестокой эксплуатацией народа, безудержным господством классов, выразителем и защитником интересов которых и выступает чаще всего монарх.

    Так, в рабовладельческом обществе монархия зачастую выступает как неограниченная деспотия, но расцвет абсолютистской монархии как формы правления приходится в основном на средневековье. Разновидностью абсолютистской монархии является теократическая монархия, глава государства одновременно представляет и светскую и религиозную власть. С развитием буржуазных отношений абсолютистская монархия в некоторых государствах эволюционирует в монархию конституционную, приспосабливаясь, таким образом, к интересам нового господствующего класса — буржуазии.

    Ограниченная монархия имеет разные формы. В поздний период средневековья Европы наличие монархии уже сопровождалось появлением парламентов — представительных учреждений «третьего сословия». Возникала своеобразная двойственность государственной власти, которая выражалась в том, что, хотя монарх юридически и фактически был независим от парламента в сфере исполнительной власти, вместе с тем он зачастую был вынужден считаться с деятельностью парламента. Он назначал правительство, которое несло ответственность перед ним, но деятельность этого правительства могла подвергаться обсуждению, критике в парламенте. Монарх имел сильное влияние на парламент: мог наложить вето на его законы, имел право назначения депутатов в верхнюю палату, мог распустить парламент. Однако представительное учреждение при монархии приобретает контрольные функции, выступает законосовещательным органом, с которым вынужден считаться монарх.

    Конституционной монархии свойственно юридическое, законодательное ограничение власти монарха в области как законодательной, так и исполнительной деятельности. Несмотря на то, что монарх формально назначает главу правительства и министров, правительство несет ответственность не перед ним, а перед парламентом. Все исходящие от монарха акты приобретают юридическую силу, если они одобрены парламентом, основаны на конституции. Монарх в конституционной монархии играет главным образом представительную роль, является своего рода символом, декорумом, представителем нации, народа, государства. Он царствует, но не правит. Вместе с тем в современной теории государства основательно снизилось критическое отношение к монархической форме правления, произошло то, что получило обозначение как «ренессанс монархии». К этому подтолкнул исторический опыт государств, потерпевших поражение в использовании новых форм правления — военно-диктаторских, республиканских. В таких кризисных ситуациях призывы вернуться к монархической форме, в том числе призвать на трон не только изгнанных монархов, но и их наследников в случае смерти экс-монарха, звучат все чаще во многих государствах в конце XX века. Многие политики, партии, национальные движения видят в такой организации формы правления избавление от бед, которые в соответствующем государстве проистекают из-за гражданских войн, безвластия, неразберихи с передачей власти и т. п. Словом, монархия вовсе не устаревшая и не отжившая форма правления и ее государствоведческий и правовой потенциал не исчерпан.

    Монархию как форму правления весьма красноречиво характеризуют не только юридические, то и социально-психологические признаки. Можно указать на следующие. Власть монарха воспринимается как нечто божественное, а монарх — как человек, осененный божьей благодатью, наделенный властью от бога. Монархия основана и держится на патриархальном сознании, представлении, что «каждый за себя, один царь — за всех», признании неравенства людей, их ранжированности по имущественному положению, званию, месту в социальной иерархии. Монархическая власть сопровождается доверием к монарху, провозглашением верности и любви к нему, надеждами на доброго царя-батюшку. Вместе с тем монархия держится и на принуждении, жестокой дисциплине и субординации, наконец, монархическое сознание в целом является консервативным. Ему свойственны терпение, желание сохранять существующие традиции, установившиеся нормы поведения.

    Таким образом, монархия как форма правления — это сложный конгломерат власти, юридических основ ее организации и осуществления, социально-психологическою состояния общества.

    И не следует считать, подчеркну еще раз, что это какая-то отжившая, прошедшая форма правления, которая с неизбежностью уступит место иным формам в развитии государственности.

    Современный мир насчитывает немало государств с монархической формой правления. В иных государствах политические лидеры, носящие иные наименования, фактически также обладали властью и статусом монарха (например, генеральные секретари коммунистической партии в некоторых социалистических государствах). Кроме того, наследственный характер власти при монархии обеспечивает легитимность (законность, принятие) каждого нового монарха, представляет весьма стабильный и удобный способ перехода власти, «работает» на спокойствие, сплоченность соответствующего общества в критических ситуациях. Монархия — весьма традиционная у многих народов система организации и осуществления власти, к которой привыкли, которую уважают, которая, наконец, полезна до такой степени, что может реставрироваться неоднократно после революционных перемен, устраняющих монархию.

    Республика или республиканская форма правления также является весьма древней формой государственной организации общества.

    Уже в первых месопотамских городах-государствах (IV–III тыс. до н. э.), как впоследствии в древнегреческих полисах, власть имела сложную структуру (городская община — собрание и совет, дворец, храм). И в этой структуре зачастую в определенной исторической обстановке верховенство оставалось за демократическим органом власти — собранием и советом. При этом в собрании участвовали все полноправные горожане, все граждане города-государства, которые принимали основные решения, избирали совет для ведения текущих государственных дел. Иностранцы и рабы, как правило, отстранялись от участия в государственном управлении. Военачальники, предводители дружин выполняли решения собрания, были на службе у совета.

    То или иное соотношение и взаимодействие различных органов власти, те или иные способы образования (избрания) собраний, советов определяют различные республиканские (от лат. res publica — «общее дело») формы правления. Но всегда при этом республика характеризуется выборными высшими органами власти, в которые входят избранные представители народа. Для республики характерны и различные полномочия, которыми эти органы наделяются. Разумеется, республиканские, точно так же, как и монархические, формы правления определяются не только соотношением классовых сил, стремлением тех или иных социальных сил господствовать, эксплуатировать другие классы, но и историческими традициями, национальной психологией, экологическим (географическим) фактором, различными контактами с окружающими государствами (фактор заимствования, подражания, завоевания) и т. п.

    Например, древнегреческие республиканские формы правления вырастали из внутреннего социально-классового развития античного общества, островного положения многих древнегреческих полисов, роли морской торговли в экономической жизни Древней Греции, победы демоса и его функций как коллективного рабовладельца и т. д. В иных регионах, например в некоторых месопотамских городах-государствах, роль собрания и совета вырастала из организации общинного земледелия, когда представители общинников-земледельцев — основной производительной силы этих обществ — брали на себя функции организации и осуществления государственной власти в своих интересах.

    Республиканская форма правления характеризуется наличием следующих юридических признаков.

    Республиканское правление — это коллективное правление. Все высшие органы государственной власти — разного рода собрания, советы и т. п. — имеют сложную структуру, наделяются определенными, только им свойственными полномочиями и несут ответственность за их неисполнение или ненадлежащее исполнение согласно закону. Решения, принимаемые высшими органами власти — законодательными, представительными, — в большинстве случаев длительно готовятся, обсуждаются по соответствующей процедуре, проходят экспертизу, иногда проверяются в экспериментальном порядке. Принятие же решения осуществляется, как правило, путем голосования. Оно считается принятым, если за него проголосовало квалифицированное или простое большинство.

    Республиканское правление основано подчас на принципе разделения единой государственной власти на ряд властей: законодательную, исполнительную и судебную.

    Это означает, что различным органам государства поручается выполнять разные функции по управлению государством. Парламенту (народному собранию, национальной ассамблее, думе, верховному совету, конгрессу и т. д.) поручается принимать законы. Правительству и его органам (исполнительно-распорядительным органам) — выполнять законы, организовывать их исполнение. Судебным органам — осуществлять контроль за исполнением законов, привлекать к ответственности за их нарушение и т. д.

    Иными слонами, органы республиканского правления наделяются разными полномочиями и сферой деятельности (компетенцией) по осуществлению единой государственной власти. Теоретически это также означает, что работники разных органов государства (чиновники) выполняют разные трудовые функции, осуществляют разделение труда по управлению государством.

    Надо обратить внимание и на то обстоятельство, что все ветви единой государственной власти осуществляют именно властные полномочия, т. е. организуют и обеспечивают отношения «власти-подчинения» и соответствующих сферах государственной жизни. Кроме того, следует подчеркнуть, что, несмотря на разделение властей, все республиканские органы призваны осуществлять согласованно, системно, организованно единую государственную власть и не могут функционировать друг без друга. Например, исполнительная власть зачастую готовит и передаст парламенту проекты законов, а судебная власть функционирует как система, предотвращающая нарушение законов.

    Разумеется, слаженная работа всех ветвей власти не всегда удается. При разделении властей зачастую происходит борьба между органами, представляющими те или иные ветви власти (например, президента и парламента), за большие полномочия, за верховенство в системе единой государственной власти. Этот процесс в отечественной истории метафорически называют «перетягиванием одеяла», но он в целом может стать весьма грозным политико-правовым событием. При таком способе борьба подчас приобретает весьма острые, даже ожесточенные формы, персонифицируется. Под угрозой оказываются сами республиканские формы правления. Определенные политические силы начинают противопоставлять республиканским формам правления монархические, в том числе откровенно диктаторские альтернативы. По мнению лидеров определенных политических сил, в этих условиях могут быть ликвидированы и разделение властей, и иные республиканские способы организации и функционирования власти. Эти лидеры предполагают объединить власть в руках монарха или иного единоличного правителя или в руках нескольких лиц, например, военной хунты.

    Возникает вопрос: в чем же тогда привлекательность, преимущества такой республиканской формы правления, при которой реализуется принцип разделения властей?

    Впервые идею разделения властей глубоко, подробно разработал в своем фундаментальном труде «О духе законов» Ш. Монтескье (XVIII в.). Эта идея была направлена против произвола, политических ошибок, злоупотреблений, порабощения народа в абсолютистской монархии. Она несла заявку на иную, чем абсолютистская монархия, организацию государственной власти, которая нужна была рвущейся к власти, прогрессивной, зарождающейся буржуазии и которую та собиралась осуществить.

    Ш. Монтескье сумел в идее разделения властей, которую полагал закрепить в конституции, выразить многие политические, экономические и нравственные требования прогрессивной буржуазии, перевести их на строгий политико-правовой язык, довести эти требования до четких юридических притязаний. По существу, он дал правовую основу буржуазной революции в сфере государственности и изобрел тем самым современную форму демократии.

    Почему? Да потому, что идея разделения властей означала создание в сфере организации государства систему «сдержек и противовесов», обеспечивающую власть народа, не позволяющую той или иной ветви власти, а стало быть, и конкретным их представителям, стать своеобразными коллективными или единоличными диктаторами, подмять под себя все иные органы государственной власти, осуществить антиреспубликанский переворот.

    Кроме того, нормальная организация государственной власти на основе разделения полномочий ее органов, их баланса позволяет лучше обеспечивать государственное управление, например повышать качестио законов и их исполнение (проекты предлагаются, как правило, исполнительной властью, прорабатываются, уточняются в парламенте, принимаются им в виде законов, исполняются правительством, контролируются судебными органами).

    Там, где идея разделения властей упала на благодатную почву, подготовленную социальной борьбой, историческим развитием, политико-правовой культурой, экономическими потребностями (рыночная экономика, разнообразные социальные интересы, которые надо согласовывать, выражать, защищать), там она вот уже более двухсот лет успешно «работает», обеспечивая стабильность государства, политико-правовое процветание общества. Там же, где она внедряется в политически конфронтационные общества, например расстающиеся с тоталитарными, «культовыми», фактически монархическими формами правления, там она порождает социальную борьбу, политическое напряжение, и только в перспективе, при победе республиканских форм правления, демократии, даст свои всходы, но даст непременно. Об этом свидетельствуют и теоретических анализ, и исторических опыт. В таких посттоталитарных государствах идея разделения властей в XX веке выполняет, в сущности, ту же функцию, которую она выполняла в XVIII веке. Она является противовесом, альтернативой идее объединения всей власти в руках партийных органов, в рамках Советов. И так же, как и тогда, ее реализация, разумеется, сопровождается социальной борьбой.

    Вместе с тем в современных посттоталитарных государствах большую роль играет и власть главы государства, как правило, президента. Ее не всегда можно отнести к исполнительной или законодательной власти. Это подчас самостоятельная власть, вытекающая из статуса главы государства как гаранта конституции. Эта власть обеспечивается не только распределением полномочий между президентом и парламентом, между президентом и правительством, но и созданием при президенте специальных органов (администрации, управления делами, комиссий, комитетов, аналитических центров, представителей и т. п.), содействующих президенту в осуществлении его полномочий главы государства, гаранта конституции, например в реализации его права законодательной инициативы. Но кроме администрации президента его необходимые управленческие указы подготавливаются членами правительства, они же исполняют эти указы, если президент придает им юридическую силу.

    Кроме проблемы разделения властей современный этап развития государственности характеризуется еще и принципиально новыми чертами и особенностями, свойственными уже XX веку. Так, огромный размах получила информатизация человечества в планетарном масштабе. Средства массовой информации — телевидение, радио, печать, электронная почта и т. п. — приобрели исключительное значение не только в информировании своих зрителей, читателей, слушателей, но и в навязывании им тех или иных оценок, идеалов, представлений, короче, в манипулировании общественным мнением.

    Эту социально огромную роль средств массовой информации выделил и теоретический политико-правовой анализ. Он же позволил понять и ту ожесточенность, с какой идет борьба между различными политическими силами за обладание властью над средствами массовой информации при становлении республиканских форм правления. Кто владеет информацией — тот владеет и властью, именно так можно сформулировать ситуацию, возникшую в этой сфере.

    Поэтому правильно в теории государства при осмыслении формы правления дополнять три ветви власти, выделенные еще Ш. Монтескье, четвертой властью, а именно средствами массовой информации, прежде всего электронными, которые обладают возможностью управлять, манипулировать потоками информации в современном государстве. И эта власть — четвертая — также должна находиться в определенном соотношении с тремя иными ветвями власти, в частности, с властью главы государства, быть подчиненной все той же системе «сдержек и противовесов», служить народу, а не тем или иным политическим силам или, хуже того, отдельным политическим лидерам или финансовым группам. Эта четвертая власть оказывается не метафорой, а реальной, хотя и специфической властью, обладающей мощным воздействием на общественные отношения. Она также должна действовать на правовой основе, обеспечивающей и свободу средств массовой информации и защиту от злоупотреблений этой свободой.

    Опять же теоретический анализ и исторический опыт многих республик показывает, что это вполне возможная и уже реализованная на практике правовая форма функционирования средств массовой информации в их соотношении с другими ветвями единой государственной власти. Особенное значение приобретает телевидение, благодаря самому мощному, образному, оперативному воздействию на зрителей. Телевидение — это и решающее подспорье в избирательных кампаниях. Поэтому за владение телевизионными каналами ведут борьбу и государственные структуры, особенно парламенты, и мощные финансовые группы, и независимые компании.

    Свобода слова, свобода средств массовой информации, т. е. отсутствие цензуры, вмешательства государственных органов в творческую деятельность телевизионных журналистов в республиканских обществах приводит подчас при некомпетентном, безнравственным ее использовании к злоупотреблению ею. В этих случаях распространяется недостоверная информация, порочащая, как правило, часть и достоинство, деловую репутацию политиков, предпринимателей, иных граждан. Возникает сложный комплекс информационных споров, для решения которых создаются в разных государствах специальные структуры — государственные органы, общественные организации, специализированные суды и т. п. Подчас безопасней для общества дать в руки амбициозным, некомпетентным молодым людям, создающим независимые телерадиокомпании, автомат Калашникова, чем телекамеры. Но подчеркну, что это относится, конечно же, к отдельным, подчас медицинским случаям.

    Четвертая власть часто институциирустся (создаются специальные организации журналистов), вступает в противоборство с исполнительной властью. Словом, современная теория государства внимательно изучает новые политические, организационные, социальные проблемы, связанные с новыми прорывами информатизации и в инфраструктуре, и в содержании различных сфер человеческой жизнедеятельности.

    Словом, разделение властей позволяет, во-первых, более качественно решать возложенные на каждую из властей задачи, во-вторых, предотвращать злоупотребление властью, которое становится весьма вероятным при монополизме власти, а в-третьих, осуществлять контроль за действиями государственных органов.

    Большие отличия от монархии имеет республика и в сфере образования органов власти. По существу, республика — это такая форма правления, при которой все высшие органы государственной власти избираются народом либо формируются общенациональным представительным учреждением. В разных странах существуют различные избирательные системы, одни из них менее, другие более демократичные. Но непреложным остается тот факт, что народ так или иначе, но обязательно участвует в формировании органов государственной власти.

    В республике органы власти избираются на определенный срок. Исключения делаются только для судебных органов в некоторых странах, где судьи, чтобы обеспечить их фактическую независимость, избираются или назначаются пожизненно. В большинстве стран устанавливается дополнительное ограничение, касающееся того, сколько раз можно быть избранным на ту или иную должность. Иными словами, в республике реализуется принцип сменяемости. Этот принцип предполагает, что у каждого человека, как бы качественно он ни выполнял государственные обязанности, есть предел физических, психологических и интеллектуальных возможностей. Государственная же деятельность требует предельной самоотдачи.

    Должностные лица в республике несут ответственность. Конечно, она имеет прежде всего политический характер и может выражаться в таких действиях, как досрочный отзыв (депутата), уход в отставку (правительства, министров), роспуск парламента, снятие с должности (судьи) и др. Именно четкое распределение компетенции между государственными органами позволяет установить, на каком участке государственного механизма произошел сбой в работе и где нужно заменить то или иное должностное лицо. Иногда анализ упущений показывает, что допущены не просто ошибки, а злоупотребление со стороны тех или иных должностных лиц, и это дает основание для привлечения их дополнительно к юридической ответственности.

    Республика как форма правления сопровождается, как правило, рациональным, т. е. рассудочно-утилитарным восприятием населением государственной власти. При этом общественное сознание исходит в большинстве случаев из принципа формальною равенства людей, их солидарности, объединенности в государстве, необходимости компромиссов и стабильности. Идея равенства позволяет выдвигать на те или иные должности чаще всего любого гражданина, кроме тех, кто на основании закона ограничен в своих правах. Республиканская форма правления наиболее эффективно обеспечивает свободу личности, обеспечивает ее соотношение с правами, свободами и интересами других людей. Этот баланс реализуется в избирательной системе, защите прав и свобод каждого гражданина, прежде всего в судебной системе.

    Современная практика государственного республиканского строительства знает два основных вида республики: президентскую и парламентскую.

    Президентская республика представляет определенное соотношение полномочий президента — главы государства, парламента — законодательного органа и правительства — органа исполнительной власти, при котором в руках президента соединяются полномочия главы государства и главы правительства (США, Аргентина, Мексика, Бразилия). В республике этого вида государственное управление строится по принципу жесткого разделения властей. Президент управляет, парламент (конгресс, национальное собрание и т. п.) принимает законы. Высшие органы государства не только структурно обособлены, но и обладают значительной самостоятельностью. Президентская республика отличается, как правило, внепарламентским способом избрания президента (всенародное избрание) и формирования правительства, отсутствием ответственности правительства перед парламентом. Правительство ответственно перед президентом. Президент лишен права роспуска парламента, и, наоборот, парламент может возбудить против президента процесс его отстранения от власти (так называемый «импичмент»). Это происходит тогда, когда президент допускает злоупотребление своей властью, совершает преступления, умышленно, грубо нарушает конституцию.

    Иной моделью президентской республики является такое устройство формы правления, когда президент является главой государства, но не совмещает этот статус со статусом главы правительства. Тогда, кроме распределения полномочий, закрепленных конституцией, президент, как упоминалось выше, образует систему органов — государственных и общественных — при президенте, которые содействуют ему в выполнении его полномочий как главы государства, гаранта конституции.

    Словом, президентская республика создает весьма благоприятные юридические предпосылки для сосредоточения в руках президента множества властных полномочий. В некоторых исторических условиях это становится вполне оправданным. Теоретический анализ в связи с этим выделяет такие исторические ситуации, как, например, переход от феодальных отношений к буржуазным. Кроме того, такого рода форма правления возникает там, где были сильны монархические традиции, в ситуациях, не отличающихся стабильностью. Иногда президентское правление становится эффективным в период проведения реформ в странах, имеющих обширную территорию, в многонациональных государствах и т. д. В свою очередь отсутствие права роспуска парламента лишает президента и правительство возможности «давить» на парламент, что повышает его устойчивость и снимает конъюнктурность в принятии им законов.

    Таким образом, в президентской республике при условии соблюдения конституционной законности правительство более стабильно, а парламент обладает более реальными полномочиями. Президентская республика является весьма гибкой формой правления, поэтому она получила довольно широкое распространение. Большинство государств, составляющих Организацию Объединенных Наций, имеют президентские системы правления. По-видимому, потребность централизованного управления, быстрого реагирования на социальные, экономические, экологические вызовы конца XX века, другие факторы лежат в основе этой тенденции. Но нельзя не учитывать и недостатки президентских республик: сосредоточение непомерной власти в руках президента ведет в случае его болезни, возрастных проблем, к параличу исполнительной власти, политическим тупикам. Одному человеку непросто своевременно и качественно принимать многочисленные политические решения, «горлышко политической бутылки» в подобных ситуациях оказывается очень узким. Вот почему объективно в президентских республиках должна существовать мощная «президентская команда» — структура, помогающая президенту по всем направлениям его деятельности.

    Понятие «команда» все шире входит в политический лексикон, используется в юридическом языке. Речь идет, как правило, о формирующихся во время избирательной кампании группах доверенных и преданных кандидату в президенты людей (избирательный штаб), которые впоследствии, при победе кандидата, занимают ключевые посты в администрации президента, правительства.

    «Команда» как новая политическая структура в системе президентских республик становится предметом пристального внимания современной теории государства.

    Парламентская республика характеризуется провозглашением принципа верховенства парламента, перед которым правительство несет политическую ответственность за свою деятельность. Формальной отличительной особенностью этого вида республики является наличие должности премьер-министра, которого избирает (назначает) парламент. Здесь правительство формируется только парламентским путем из числа лидеров партии, получившей большинство в парламенте, и остается у власти до тех пор, покаонорасполагает поддержкой парламентского большинства. Лидер партии, как правило, становится председателем правительства. Участие президента в формировании правительства номинально. Хотя он формально и наделяется полномочиями, на практике оказывает мало влияния на осуществление государственной власти. Его политическое действие может быть реализовано только с согласия правительства, исходящие от него нормативные акты приобретают юридическую силу, как правило, только после одобрения правительством или парламентом, которые и несут за них политическую ответственность.

    Парламентская республика является менее распространенной формой правления, чем республика президентская, но она также весьма распространена(ФРГ, Финляндия, Индия, Турция и др.).

    Иногда встречаются смешанные формы правления — парламентско-президентские, которые не укладываются четко в приведенную классификацию республик, а дают своеобразный синтез, сочетание президентской и парламентской властей (например, Франция). Кроме того, история знает еще один вид республики — Советскую республику, которая будет рассмотрена в отдельной главе.

    Приведенные выше многообразные формы правления, их зависимость от многих факторов не позволяют однозначно, абстрактно оценивать ту или иную из них. Конечно, как правило, республики представляют более прогрессивную форму правления, чем монархии, позволяют эффективнее управлять социально структурированным обществом. Вместе с тем в конкретной исторической обстановке и монархия может стабилизировать то или иное общество, выступать гарантом демократических преобразований. В свою очередь республиканская форма правления может явиться прологом к установлению фактически монархических династий (например, в некоторых социалистических государствах).

    Также не следует однозначно, примитивно привязывать те или иные формы правления к типу государственности, например, по схеме рабовладельческое, феодальное государство — монархия, буржуазное, а тем более социалистическое государство — республика. Форма правления, как подчеркивалось выше, зависит не только от классовой сущности государства, если таковая проявляет себя, но и от многих иных факторов. Особенно относительной бывает эта связь между тем или иным типом государства и теми или иными разновидностями форм правления. Например, обширные размеры России всегда требовали сильной исполнительной власти для эффективного управления, для преодоления волокиты, для защиты прав граждан на периферии и т. п.

    Адекватной этим политическим и экономическим потребностям, по-видимому, может быть только сильная президентская или иная авторитарная власть. Кроме того, формы правления могут иметь и весьма субъективный характер, отражать представления об организации власти тех или иных политических партий, их лидеров.

    Итак, вопрос о форме государства — это прежде всего вопрос о форме правления. Но не только. Это еще и вопрос о национально-государственном и административно-территориальном устройстве государства, о связи центральных и местных органов власти и управления, распределении между ними полномочий.

    Изучая этот второй блок формы государства, прежде всего следует обратить внимание на многозначность понятия «устройство государства» в теории государства. Говорится об устройстве государства как форме государства, об устройстве как форме правления, об устройстве как территориальной организации. И это не случайно. Действительно, во всех этих случаях речь идет именно об устройстве (строении, организации) государства, но только в разных аспектах: политическом, структурном, территориальном.

    Об этом последнем — территориальном — устройстве и говорится в связи с национально-государственной и административно-территориальной организацией государства.

    Необходимость определенным образом построить территориальную организацию государства вытекает из того обстоятельства, что любое государство расположено на ограниченной территории, там же проживают граждане (подданные) этого государства. Для выполнения своего социального назначения — организации экономической жизни, защиты граждан, создании страховых запасов, развития информационных систем общения, передачи управленческих воздействий и т. п. — государство ведет разнообразную деятельность. Например, финансовую (взимает и распределяет налоги, сборы, пошлины и т. п.), экономическую (регулирует в той или иной степени распределительные, рыночные отношения), военную (осуществляет организацию военной службы), информационную (сбор и распространение информации и т. д.). Но вести всю эту деятельность из одного центра при значительной численности населения и больших размерах государства становится объективно невозможным.

    После определенного порога численности граждан и размеров территории возникает необходимость разделить территорию на округа, штаты, земли, области, края, кантоны, районы, губернии, уезды и т. д., а также создать на этих территориальных образованиях местные (территориальные) органы власти. Возникает потребность распределить полномочия между центральными и местными органами власти и управления.

    Как, например, шла территориальная структуризация США? При освоении Запада в XVIII веке стали действовать следующие нормы. Когда на землях Запада население достигло определенных размеров («5 тысяч свободного мужского населения дееспособного возраста»), соответствующая территория должна была созвать «генеральную ассамблею», чтобы помогать назначенному губернатору управлять делами. А когда население достигло численности «60 тысяч свободных лиц», Конгресс должен был принять территорию в качестве нового штата «на равных правах с прежними штатами во всех мыслимых отношениях». Количество штатов постепенно выросло до 50. Почти во всех случаях новый штат проходил через этап территориального управления.

    Кроме того, население того или иного государства может быть многонациональным. Каждая народность, нация может иметь свои традиции, исторический опыт государственности, культурные, языковые и иные духовные потребности. Следовательно, приходится учитывать при устройстве государства и этот многонациональный аспект населения.

    Наконец, субъективные и даже случайные факторы — заимствования, политико-правовые подражания, колониальные воздействия, политические интересы и многое другое влияют на территориальную организацию государства.

    Как и форма правления, территориальное устройство также уходит своими корнями в глубокую древность. Уже древние восточные деспотии — империи — делились на провинции, города, сатрапии, завоеванные территории и т. д. Имели эти территориальные образования и свои органы власти и управления.

    Так оно, собственно, и должно было быть при переходе человечества в IV–III тыс. до н. э. к государственной форме организации общества. Ведь именно возникновение первоначально городов-государств, а потом их различных форм привело к замене кровнородственных связей, которые были характерны для первобытного общества, территориальной организации общества. Но эта территориальная организация объективно повлекла за собой членение государств на более мелкие образования, появление сложной структуры органов государства.

    Разумеется, государство — это не сумма его территориальных образований, но без этой структуры государство функционировать не может.

    Теория государства выделяет несколько видов территориального (национально-государственного и административно-территориального) устройства государства.

    Унитарная форма государственного устройства имеет место во многих странах. Она характеризуется единой структурой государственного аппарата на всей территории страны. Парламент, глава государства, правительство распространяют свою юрисдикцию на территорию страны. Их компетенция (функциональная, предметная, территориальная) ни юридически, ни фактически не ограничивается полномочиями каких-либо местных органов. Вместе с тем эта компетенция может быть распределена (по некоторым вопросам) между центром и местами, как правило, на договорной или конституционной основе.

    Все административно-территориальные единицы имеют одинаковый юридический статус и равное положение по отношению к центральным органам. Они могут иметь в своей основе юридические акты, определяющие и закрепляющие их правовое положение (например, уставы). Административно-территориальные единицы не могут обладать какой-либо политической самостоятельностью. Однако в области хозяйственной, социально-культурной их полномочия могут быть достаточно широкими, позволяющими осуществлять управление территорией, учитывая при этом ее особенности.

    Далее — единое гражданство. Население унитарного государства имеет единую государственную принадлежность. Никакие административно-территориальные образования собственного гражданства не имеют и не могут иметь.

    Для унитарного государства характерной является единая система права. Ее базу образует единая конституция — основной закон, нормы которого применяются на всей территории страны без каких-либо изъятий или ограничений. Местные органы власти обязаны применять и все другие нормативные акты, принимаемые центральными органами государственной власти. Их собственная нормо-устанавливающая деятельность имеет сугубо подчиненный характер, распространяется на соответствующую локальную территорию.

    В унитарном государстве действует единая судебная система, которая осуществляет правосудие на территории всей страны, руководствуясь общими для всех государственных образований нормами материальною и процессуального права. Судебные органы, как, впрочем, и все другие правоохранительные органы, представляют собой звенья единой централизованной системы.

    В унитарном государстве используется одноканальная система налогов. Как правило, налоги поступают в центр, а оттуда уже распределяются в разные регионы для непосредственного удовлетворения социальных и иных нужд.

    Таким образом, в унитарном государстве осуществляется централизация всего государственного аппарата его деятельности и вводится прямой либо косвенный контроль над местными органами.

    Присущая всем унитарным государствам централизация может проявляться в разных формах и в разной степени. В некоторых странах вообще отсутствуют местные органы и административно-территориальные единицы управляются назначенными представителями центральной власти. В других государствах местные органы создаются, но они поставлены под контроль (прямой или косвенный) центральной власти. В зависимости от того, какой вид контроля осуществляет центральная власть за местными органами, различают централизованные и децентрализованные унитарные государства. В некоторых же унитарных государствах используется предоставление более льготного правового статуса одной или нескольким административно-территориальным единицам. Такое унитарное государство характеризуется наличием административной автономии для некоторых структурных территориальных подразделений. Указанная форма государственного устройства находит применение там, где требуется учет специфических интересов территориальных единиц (национальных, этнических, географических, исторических и др.). Права по самоуправлению у автономных образований несколько шире, чем у населения обычных административно-территориальных единиц. Однако самостоятельность автономии допускается только в пределах, установленных центральной властью. В унитарном государстве может функционировать и местное самоуправление, действовать муниципальные органы.

    Унитаризм исторически по сравнению с феодальным дроблением на уделы, княжества, иной партикуляризм — явление, безусловно, прогрессивное, способствует становлению единого рынка, развитию на определенных этапах буржуазных экономических отношений. Но и в унитарном государстве не должно быть поглощения государственной властью местного самоуправления, командования муниципалитетами и т. п. Однако с развитием капитализма, научно-технического прогресса, появлением глобальных экологических проблем и другими факторами начинаются интеграционные процессы, которые приводят к созданию сложных государств и их образований: федераций, конфедераций, содружеств и т. д.

    Федеративная форма государственного устройства является еще более многоликой, чем унитарная. Каждая федерация обладает уникальными, специфическими особенностями. И все же можно при этом выделить черты, характеризующие все федеративные государства.

    Так, в отличие от унитарного государства федеративное в политико-административном отношении не представляет собой единою целого. Оно состоит из территорий субъектов (членов) федерации и является союзным государством. Государственные образования, входящие в состав федеративного государства, могут не являться государствами в собственном смысле слова, поскольку они не обладают полным суверенитетом, т. е. самостоятельностью и независимостью по всем вопросам внутренней и внешней политической жизни. Степень суверенности может быть разной. Однако выделяется круг вопросов, которые не могут быть решены без участия центральной власти. Но, во всяком случае, субъекты федерации наряду с хозяйственной и социально-культурной самостоятельностью приобретают и определенную политическую самостоятельность, и это их отличает от административно-территориальных образований унитарного государства.

    В федерации существует два уровня государственного аппарата: федеральный (союзный) и республиканский (уровень штата, кантона, земли и т. д.). Навысшем уровне федеративный характер государства выражается в создании двухпалатного союзного парламента, одна из палат которого отражает интересы субъектов федерации (верхняя). При ее формировании используется принцип равного представительства вне зависимости от численности населения государства, всех его регионов. В федерации может также существовать государственный аппарат и на местном уровне.

    Одним из формальных признаков федерации является наличие двойного гражданства. Каждый гражданин считается гражданином федерации и гражданином соответствующего государственного образования. И это закрепляется конституциями государств. Это означает, что объем прав и свобод у каждого гражданина, независимо от того, на территории какого субъекта федерации он проживает, один и тот же.

    В федеративном государстве функционирует правовая система, построенная на принципе централизации, единства. Но субъекты федерации могут создавать и свою правовую систему. Чаще всего, хотя и не всегда, им предоставляется право принятия собственной конституции. Однако всегда при этом устанавливается принцип субординации, иерархии законов, согласно которому конституции субъектов федерации должны полностью соответствовать союзной конституции и ей не противоречить, а республиканские законы не должны противоречить федеральным законам. Этот принцип должен соблюдаться и тогда, когда в отдельных государственных образованиях сохраняются конституции, принятые ими до вступления в федерацию. Они должны приводиться в соответствие с союзной конституцией. Это же правило касается и всех других нормативных актов, прежде всего законов. Принцип верховенства общефедерального закона над законом субъектов федерации является всеобщим и необходимым для всех видов федераций.

    Таким образом, в пределах федерации действуют федеральные (общесоюзные, общереспубликанские, общеземельные и т. п.) законы, а также соответствующие им законы субъектов федерации. Действие последних, как правило, распространяется лишь на территорию соответствующего субъекта. Кроме того, федеральные законодательные органы могут принимать законы специально для определенных членов федерации и устанавливать им особый правовой статус.

    Субъект федерации, как отмечалось выше, обладает правом иметь собственную судебную систему. Конституция определяет порядок организации, процедуры и предмет деятельности судебных и других правоохранительных органов, устанавливая как бы образец для построения судебной системы в субъектах федерации. Высшая судебная инстанция федерации, как правило, не рассматривает жалобы на решения судов субъектов федерации или рассматривает, но в крайне ограниченных и специально установленных случаях.

    В федерации используется двухканальная система налогов: федеральные налоги и налоги субъекта федерации. Как правило, собранные налоги поступают в общефедеральную казну и затем уже часть их (посредством бюджета) передается для использования субъектами федерации. Иной порядок может существенно подрывать федеративную природу государства, угрожать его целостности. При этом, разумеется, собственные доходы государственных образований (республик) крайне ограничены и субъекты федерации нуждаются в получении субсидий и дотаций от союзного государства. Финансовая зависимость является одним из важных дополнений к тому конституционному механизму, с помощью которого центральная власть подчиняет и контролирует субъекты федерации.

    Главным вопросом любой федерации является разграничение компетенции между союзом и субъектами федерации. От решения этого вопроса зависит юридическое положение государственных образований и характер тех отношений, которые складываются между федерацией и ее членами.

    Как правило, эти отношения в самом основном определяются конституцией федерации или федеральными договорами. Поэтому в федерации реализуется либо конституционный, либо договорно-конституционный принцип.

    Практика федеральных государств показывает, что вопрос полномочий федеральных и местных органов решается на основе трех принципов:

    принцип исключительной компетенции федерации, т. е. определения предметов ведения, по которым только она может принимать решения, издавать нормативные акты. Все остальные вопросы, не вошедшие в предмет ведения федерации, представляют собой предмет ведения (компетенции) субъектов федерации;

    принцип совместной компетенции, т. е. установления одного и того же перечня предметов ведения как федерации, так и субъектов федерации. При совместной компетенции федеральные органы государственной власти по согласованию с органами власти субъектов федерации решают те вопросы, которые входят в предмет их ведения. Инициатива может исходить как от федеральных органов, так и от субъектов федерации. Процедура совместной компетенции может иметь разные формы, которые, как правило, устанавливаются в конституции и иных законах;

    принцип трех сфер полномочий предполагает установление федеральных полномочий, штатных, республиканских, земельных, кантональных и иных местных полномочий, а также полномочий, отнесенных к совместной компетенции субъекта федерации и самой федерации.

    Следует обратить внимание, что в практике некоторых федеральных государств (например, России) появился и такой способ распределения компетенции между союзным государством и входящими в него субъектами федерации, как взаимное делегирование полномочий.

    Это делегирование как бы снимает вопрос о жестокой подчиненности субъекта федерации центру, свидетельствует о добровольности распределения компетенции. Формула о делегировании полномочий сопровождается появлением в практике федерализма понятия и статуса ассоциированного члена, т. е. субъекта федерации, отличающегося по своему статусу от других субъектов федерации прежде всего большой самостоятельностью, добровольной делегированностью полномочий, а не их централизованным распределением.

    Вместе с тем иногда статус ассоциированного члена федерации используется и для юридического прикрытия намерения субъекта федерации выйти из состава федерации.

    В связи с этим появились понятия об асимметричной федерации — разные политико-правовые отношения между федерацией в целом и ее отдельными субъектами, «жесткой» или «мягкой» федерации. Иными словами, современная практика федерализма, обогащенная разным опытом самоопределения народов после распада СССР, дала новые формы федеративной государственности.

    Но для функционирования федерации в ее новых формах должно быть осуществлено четкое распределение полномочий между федерацией и ее субъектами, установление и закрепление компетенции в договорных основах федерации. Иначе под угрозой оказывается целостность и единство государства. Особой формой федерализма может явиться организация государственного устройства по принципу «одно государство — две системы». Такой принцип может обладать мощным государственно-объединительным импульсом, собирать в одном государстве, опять же вопреки догматизированному марксизму-ленинизму, разные социально-экономические системы — рыночную и планово-распределительную. И все потому, что федерализм не привязан жестко к экономическому базису. Он подвержен влиянию и иных, в том числе национальных интересов.

    Одним из сложных вопросов федерации является вопрос о праве наций на самоопределение и выходе из состава федерации. Разумеется, вступление в федерацию должно быть делом добровольным. Но может ли на основе этого принципа осуществляться выход из ее состава? Анализ конституций существовавших федераций показывает, что выход из состава федерации нигде не закрепляется в конституции. Исключением был бывший СССР, в Конституции которого такое право было предоставлено. Однако это право было декларативным. Механизм его осуществления в Конституции не устанавливался, а Закон Союза ССР (1989 г.) о порядке выхода союзных республик из состава Союза ССР, по существу, свел это право на нет. Действительно, отношения между субъектами федерации являются очень тесными, имеет место кооперация хозяйственных связей, допускается перелив финансовых средств одного субъекта федерации другому путем предоставления ему субсидий, дотаций и т. п. Поэтому одностороннее волеизъявление субъекта (федерации по вопросу о его выходе не может устроить всех других членов федерации, поскольку при этом возможно нарушение их интересов и причинение им ущерба. В этом процессе необходимо дополнить волеизъявление субъекта федерации, поставившего вопрос о выходе из нее, согласием или утверждением со стороны федерации в целом. Иными словами, принцип права наций на самоопределение не должен вести к нарушению целостности государства. На такой подход нацеливает и утверждение приоритета прав человека над правами наций, народов, переосмысление принципа наций на самоопределение.

    В современных условиях социальная цена за реализацию принципа права на самоопределение в федеративном государстве становится столь большой (разрыв хозяйственных связей, возникающие проблемы этнических меньшинств, конфликты, в том числе вооруженные, беженцы, нарушение прав человека, спад производства и т. п.), что сторонникам приоритета права нации над правами человека всегда необходимо задумываться, во что же могут обойтись народу, нации мифические идеалы и утопии сепаратизма, обособления, отделения, выхода из федерации, образования самостоятельного государства. Появилась еще одна проблема устройства государства. Это его роль в защите диаспоры, т. е. той части соотечественников, которая в силу тех или иных причин (распад государства, иных исторических причин) оказалась на территории другого государства. Их положение в чужом государстве не может быть безразличным для соотечественников.

    Федерации делятся на два вида: национально-государственные и административно-территориальные.

    В основе национально-государственной федерации лежат национальные факторы, и поэтому она имеет место в многонациональном государстве. Для такой федерации характерными являются республики, входящие в федерацию, автономные формы государственности и т. д., могут иметь место и культурные автономии.

    В основу административно-территориальной федерации, как правило, положены экономические, географические, транспортные и иные территориальные факторы. Большую роль играют исторические традиции, языковые, иные культурные факторы.

    Форма государственного устройства государства зависит и от того, с какими государствами оно вступает в связи, на какой основе они складываются, а также от того, какого рода связи оно поддерживает с другими государствами. Ведь, вступая в отношения с субъектами международной жизни для решения каких-то вопросов, государство может зачастую поступиться и частью своего суверенитета, самостоятельности, даже независимости, ради достижения общих и великих целей.

    Конфедеративная форма государственного устройства — это объединение государств, как правило, на договорной основе, для достижения определенных целей (экономических, политических, социальных и др.), позволяющая создать наиболее благоприятные условия для деятельности этих государств. Эти цели могут носить как временный, так и постоянный характер. Так, страны Европейского экономического сообщества в своем общении преследует прежде всего экономические цели, причем эти цели относятся к разряду постоянных: обеспечение наиболее благоприятных условий для движения товаров, перелива капитала, денежного обращении и т. д. Конфедерация в отличие от федерации — это не союзное государство, а как правило, союз государств, но вместе с тем представляющий некое государственное образование, объединение.

    Для достижения поставленных целей в конфедерации создаются необходимые органы управления. Финансовые средства, требуемые для ведения общих дел, объединяются добровольно. Размер их устанавливается по соглашению.

    Порядок вступления в конфедерацию и выхода из нее определяется входящими в нее государствами и основан на принципе добровольности и согласии всех ее членов. Выход из конфедерации носит более простой характер, нежели выход из федерации. Он может производиться и на основе одностороннего волеизъявления, имеющего, однако, правовую базу.

    Субъекты конфедерации являются полностью самостоятельными государствами. Ограничение их суверенитета касается только тех сторон деятельности, которые стали предметом их добровольного объединения. Только интересующие всех субъектов конфедерации вопросы могут также стать предметом нормоустановительной деятельности конфедеративных органов.

    Содружество — это весьма редкое, еще более аморфное, чем конфедерация, но тем не менее организованное объединение государств, характеризуемых наличием общих признаков, определенной степенью однородности.

    Объединяющие их признаки могут касаться, во-первых, экономики (одинаковая форма собственности, интеграция хозяйственных связей, единая денежная единица и др.), во-вторых, права (уголовного, гражданского, процессуальных норм, сходство имеет и правовой статус гражданина), в-третьих, языка (иногда языковое единство имеет лингвистический характер, например, у славянских стран СНГ, иногда же единство обусловливается его привнесением в результате колониального господства, как, например, это было у стран Британского содружества наций), в-четвертых, культуры (иногда культурная общность имеет единое происхождение, иногда достигается путем взаимообогащения или даже привнесения и ассимиляции иных, чужеродных элементов), в-пятых, религии (но не всегда). Однако содружество — это не государство, а своеобразное объединение независимых государств. В основе содружества, как и при конфедерации, могут лежать межгосударственный договор, устав, декларация, иные юридические акты.

    Цели, выдвигаемые при создании содружества, могут быть самыми различными. Они затрагивают важные интересы государств, что не позволяет их отнести к разряду второстепенных. Для достижения этих целей объединенным государствам приходится иногда ограничивать и свой суверенитет. Как правило, члены содружества — это полностью независимые, суверенные государства, субъекты международных отношений.

    В содружестве могут создаваться и надгосударственные органы, но, скорее всего, не для управления, а для координации действий государств. Денежные средства, если это необходимо для целей содружества, объединяются добровольно и в тех размерах, которые субъекты содружества сочтут необходимыми и достаточными.

    Правотворческая деятельность содружества осуществляется в форме нормативных актов, которые могут принимать главы государств, другие уполномоченные на это органы (устав содружества, акты об общих вооруженных силах и т. п.).

    Для теории государства изучение такой формы организационного объединения государств, как содружество, стало относительно новым и особенно актуальным делом после распада СССР и образования Содружества Независимых Государств некоторыми республиками, ранее входившими в его состав.

    В этой связи следует отметить, что содружество как объединение государств может иметь переходный характер. Оно может развиваться в конфедерацию и даже в федерацию, либо, наоборот, при нерешенности, противоречивости интересов, целей государств, образовавших его, послужить этапом окончательной дезинтеграции специфического союза государств.

    Межгосударственные образования знают и такую форму, как сообщество государств. В основе сообщества, как правило, лежит межгосударственный договор. Сообщество является еще одной своеобразной переходной формой к иной государственной организации общества. Оно в большинстве случаев усиливает интеграционные связи государств, входящих в сообщество, и эволюционирует в сторону конфедеративного объединения (например, Европейские сообщества).

    В сообщество могут входить ассоциированные члены — государства, принимающие те или иные правила, действующие в сообществе. Порядок вступления в сообщество и выхода из него устанавливается членами сообщества.

    В сообществе может быть свой бюджет (формируемый из отчислений членов-государств), надгосударственные органы.

    Сообщество может иметь цель выровнять экономический и научно-технический потенциал государств, входящих в него, объединить усилия этих государств для достижения глобальных целей, упростить таможенные, визовые и иные барьеры (вплоть до их отмены) и т. д.

    Надо подчеркнуть, что не следует федеративные и межгосударственные объединения — конфедеративные, содружественные формы — понимать догматически. В реальной жизни эти формы могут иметь самый широкий спектр, давать, например, такие сочетания, как конфедеративно-федеративные, когда в одних областях между государствами осуществляется федеративные, а в других — конфедеративные связи. Или, например, давать сочетание унитарно-федеративных государственных образований (например, Россия: в ее состав входят республики и вместе с тем она имеет в других регионах четкое административно-территориальное устройство). Как и в других, в данном случае теория государства выделяет и рассматривает самое типичное, основное, что характеризует те или иные реальные формы устройства государства. Теория государства учитывает, что и в этой сфере, как и в других политико-правовых областях, действует целая система разных факторов, тенденций, которые дают разнообразные и удивительные сочетания национально-государственных и административно-территориальных форм.

    Например, такое образование, как империя — насильственное объединение государств, осуществленное либо путем завоевания, либо путем создания иного вида давления (экономического, политического и т. п.). Вместе с тем история знает и добровольное, договорное вхождение некоторых государств в состав империи. Это происходит, как правило, тогда, когда народу этого государства грозит уничтожение со стороны другого государства, и в воссоединении с родственными государствами (но религии, языку) народ этого государства видит свое спасение. Но в основном империя держится на применении принуждения (военного, экономического, политического, идеологического), и как только этот опорный столп исчезает, она рушится.

    Словом, межгосударственные формы делятся на два вида: добровольные и насильственные. Если на начальном этапе развития человечества преобладали насильственные формы межгосударственного объединения, то с развитием цивилизации они уходят в прошлое. Их место занимают добровольные формы международного общежития, объединения. В перспективе интеграционные связи между государствами будут все более и более возрастать.

    Теперь о политическом режиме. Как уже отмечалось, форма правления и форма территориального устройства государства не могут еще ответить на вопрос о том, как, с помощью каких способов, приемов осуществляется взаимодействие государственной власти с населением, как проявляется в политической сфере действительное соотношение классовых сил, каков политический статус различных общественных организаций, какую роль выполняет фактически органы государства по управлению населением, проживающим на его территории. На этот вопрос отвечает третий блок формы (устройства) государства — политический режим.

    В этой характеристике формы государства отражаются внеправовые или правовые способы осуществления власти, методы использования «материальных» придатков государства: тюрем, иных карательных учреждений, диктаторские или демократические приемы воздействия на население, идеологическое давление, обеспечение или, наоборот, нарушение свободы личности, защиты прав граждан, участия в управлении народа, политических партий, мера экономической свободы, отношение к тем или иным формам собственности и т. д.

    Один из критериев определения вида политического режима является правовая форма применения тех или иных способов осуществления государственной власти. Идет ли этот процесс государственного властвования в установленной правовой форме или царит сплошной произвол, своекорыстное усмотрение «власть предержащих», направлена ли эта правовая форма на защиту основных социальных ценностей, прав и свобод граждан, взаимной ответственности органов государства и граждан, или служит лишь фасадом, прикрытием чудовищных злоупотреблений властей, которые осуществляются за этим фасадом фактически, в интересах самого аппарата государства, его руководителей или даже одного лидера.

    Политический режим, как правило, всегда является политико-правовым режимом и это обстоятельство нельзя упускать из виду. Определение политического режима всегда связано с тем, в каких правовых или антиправовых формах он предстает перед исследователем. Именно конкретная правовая система в содержании своих правоустановительных и правоприменительных актов, в организации политической и судебной власти, закрепленной роли армии и других характеристиках позволяет достаточно точно определять вид политического режима, прогнозировать его динамику.

    Вывод о неразрывной связи политического режима и его правовой формы, подкрепленной историческим анализом и теоретическим рассуждениями в рамках современного социального знания, имеет научное и практическое значение. По виду политического режима подчас обозначают и само государство, его природу, поскольку политический режим воплощает самые основные характеристики государственного властвования.

    Таким образом, изучение методов и способов, с помощью которых государство управляет проживающими на его территории людьми, т. е. политического режима, становится также объективно необходимым для постижения формы (устройства) государства.

    Теория государства в зависимости от тех или иных критериев выделяет виды политических режимов, которые применялись в многовековой истории государственности. Эти виды представляют собой широкий диапазон между авторитарным и демократическим режимами, крайними полюсами на всей шкале политических методов осуществления власти.

    Авторитарный режим может существовать в разных формах.

    Но при любой форме авторитаризма государственная власть реально не формируется и не контролируется народом. Несмотря на то, что могут существовать представительные органы, реально они никакой роли в жизни общества не играют. Парламент штампует решения, выработанные правящей элитой во главе с вождем или группой лиц (хунтой, олигархией).

    Реально жизнь в стране направляется правящей элитой, которая себя не ограничивает законом, особенно в части привилегий, льгот. В ее среде выделяется еще более узкий круг людей, небольшая группа высших должностных лиц, осуществляющих политическое руководство. Тогда, когда руководство государства формируется вследствие военного или государственного переворота, авторитарный режим устанавливает клика или хунта. Это режим военной диктатуры. Внутри правящей клики выделяется лидер. Его влияние очень значительно. Однако единолично он не склонен принимать решения. Советы, рекомендации, учет мнений, обсужден истого или иного вопроса со всей командой становится для него необходимым. Лидером является обычно сильная, порой харизматическая личность. И хотя общественное мнение не обожествляет лидера, не называет его вождем, тем не менее оно ориентируется на эту сильную личность.

    При режиме военной диктатуры к власти, как правило, в ходе государственною переворота приходят военные — представители армейских группировок, тех или иных племенных, национальных структур.

    По-видимому, следует отказаться от огульно отрицательной характеристики таких политических режимов. Они являются, как показал XX век, носителями и прогрессивных, и реакционных тенденций и традиций.

    Современные научные, военно-технические достижения формируют в армейской среде высокообразованных, патриотически настроенных военных специалистов. И порой общественное сознание и настроение этноса ищет выход из жутких экономических и политических кризисных ситуаций в поддержке военной диктатуры, да и появление такой диктатуры в некоторых государствах показывает ее экономическую и социальную эффективность.

    При этом также идет перестройка правовой системы: появляются временные чрезвычайные правовые акты, отменяется действие конституции, формируются новые политические структуры, реформируется судебная система (в крайних случаях появляются военно-полевые суды, расширяется юрисдикция военных трибуналов), усиливается режим исполнительной власти «по вертикали».

    Как правило, некоторые из таких военных диктатур, выполнив свою миссию, эволюционирует в XX веке в демократические режимы, в том числе с монархической формой правления. Но история знает — и это наиболее типичная ситуация — резко негативные формы военных диктатур: расправы с инакомыслящими, конфискации имущества и прочие внеправовые методы.

    Зачастую авторитарные режимы в относительно «мягкой» форме осуществляются для проведения реформ, укрепления государства, его целостности, единства, противопоставления сепаратизму, экономическому развалу.

    В авторитарном государстве управление осуществляется, как правило, централизованно.

    Решения центральной власти, не учитывающие зачастую экономических, национальных, географических, бытовых, религиозных и другие особенностей тех или иных групп населения, исполняются отнюдь не добровольно. В случае отклонения людей от «генеральной линии» применяется принуждение. Использование насилия становится характерным для авторитарного режима. Вот почему авторитарное государство не может существовать без опоры на полицейский и военный аппарат. Суд в таком государстве — вспомогательный инструмент, поскольку широко используются внесудебные методы принуждения людей.

    Оппозиция при авторитаризме не допускается. В политической жизни могут участвовать и несколько партий, однако все эти партии должны ориентироваться на линию, выработанную правящей партией, в противном случае они запрещаются, разгоняются. Оппозиционеры, как организация, так и граждане, жестоко наказываются. Власть применяет к инакомыслящим законные и незаконные методы расправы. Личность в авторитарном государстве фактически не может пользоваться свободами, даже если они и провозглашаются формально, так как отсутствует механизм их реализации, гарантии являются фиктивными. Она — личность — лишена также гарантий своей безопасности в ее взаимоотношениях с властью, поскольку власть не стесняет себя в применении принуждения. Провозглашается полный приоритет интересов государства над личностью, а права личности игнорируются. Авторитарная власть осознает, что доверие народа — великая сила, и поэтому они культивирует фанатизм в массах по отношению к себе, используя демагогию и превращая население в простой объект манипуляций. В настоящее время авторитарный режим отнюдь не редкость и встречается во многих странах.

    Одним из видов авторитарною режима являлся деспотический режим, который весьма широко был распространен в древнейших государствах азиатского способа производства.

    Деспотический режим (от греч. despotia — неограниченная власть) был характерен для монархической формы правления, а именно для абсолютистской монархии, когда неограниченная власть сосредотачивалась в руках одного лица, эмоционально обозначаемого подвластными как деспот, тиран и т. п.

    Деспотия как особая форма государства была выделена еще древнегреческими философами (в частности, Платоном). Этот режим характеризовался крайним произволом в управлении (власть осуществлялась подчас болезненно властолюбивыми лицами), полным бесправием и подчинением деспоту со стороны его подданных, отсутствием правовых и моральных начал в управлении. Для многих государств азиатского способа производства с их общественной, государственной собственностью, принуждением к труду, жестокой регламентацией труда, распределением его результатов, завоевательными, имперскими тенденциями деспотический режим становился типичной формой осуществления власти. В деспотическом государстве доминируют карательная, уголовная, жесткая налоговая политика по отношению к народу.

    При деспотии осуществляется жестокое подавление любой самостоятельности, недовольства, возмущения и даже несогласия подвластных. Санкции, применяемые при этом, потрясают воображение своей суровостью, причем, как правило, они не соответствуют содеянному, а определяются произвольно. Жестокое подавление применяется весьма широко.

    Психологические основы деспотии также своеобразны: страх пронизывает все поры в государстве. Деспотия держится на страхе. Характеризуя деспотию, Монтескье пишет о том, что все должны чувствовать ежеминутно вечно поднятую длань государя. «Если государь хотя бы на мгновение опустит угрожающую руку, если он не может без промедления уничтожить лиц, занимающих первые места в государстве, то все пропало, так как страх — единственное начало этого образа правления — исчез, и у народа нет более защитника» [6].

    Деспотический режим встречался в основном в странах Средиземноморья, на Ближнем Востоке, и странах Азии, Африки, Южной Америке словом, в государствах «азиатского способа производства», рабовладельческих обществах, некоторых феодальных странах. Он характерен для ранних этапов развития человеческого общества, государственности. Однако этот режим возникал и может возникать и в некоторых современных государствах в силу исторического своеобразия их развития, личностных характеристик их политических лидеров, способов борьбы за власть и ее осуществление или подавление противников режима и т. д.

    Очень близок к деспотическому, по сути являясь его разновидностью, тиранический режим. Он также возник в древности, в некоторых островных греческих городах-государствах.

    Тиранический режим — также основан на единоличном правлении. Однако в отличие от деспотии, власть тирана подчас устанавливается насильственным, захватническим путем, часто смещением законной власти с помощью государственного переворота. Она также лишена правовых и нравственных начал, построена на произволе, подчас терроре и геноциде. Следует учесть, что понятие «тирания» имеет эмоциональную и политико-правовую оценку. Когда речь идет о тирании как политическом режиме, используется именно оценка тех жестоких способов, с помощью которых тиран осуществляет государственную власть. В этом смысле власть тирана, как правило, является жестокой. Стремясь подавить сопротивление в зародыше, тиранический режим осуществляет казни не только за выраженное неповиновение, но часто за обнаруженный умысел на этот счет. Кроме того, захватчик власти широко использует и превентивное принуждение для того, чтобы посеять страх среди населения. Овладение территорией и населением другой страны обычно связано не только с физическим и моральным насилием над людьми, но и над теми обычаями, которые существуют у народа. Тиранический режим можно было наблюдать в полисах Древней Греции, в некоторых средневековых городах-государствах.

    Тирания, как и деспотия, основана на произволе. Однако если в деспотии произвол и самовластье обрушиваются прежде всего на головы высших должностных лиц, то при тирании им подвержен каждый человек. Законы не действуют, поскольку тираническая власть в большинстве своем и не стремится их создать.

    Еще одной разновидностью авторитарного режима является тоталитарный режим.

    Тоталитарный режим является, как правило, порождением XX века, это фашистские государства, социалистические государства периодов «культа личности». Сам термин появился в конце 20-х годов, когда некоторые политологи стремились отделить социалистическое государство от демократических государств и искали четкое определение социалистической государственности. Тоталитарный режим является крайней формой авторитарного режима. Тоталитарное государство выступает как всеохватывающая, всеконтролирующая и всепроникающая власть.

    Тоталитарный режим характеризуется, как правило, наличием одной официальной идеологии, которая формируется и задается общественно-политическим движением, политической партией, правящей элитой, политическим лидером, «вождем парода», в большинстве случаев харизматическим.

    Тоталитарный режим допускает только одну правящую партию, а все другие, даже ранее существовавшие партии, стремится разогнать, запретить или уничтожить. Правящая партия объявляется ведущей силой общества, ее установки рассматриваются как священные догмы. Конкурирующие идеи о социальном переустройстве общества объявляются антинародными, направленными на подрыв устоев общества, на разжигание социальной вражды. Правящая партия захватывает бразды государственного управления: происходит сращивание партийного и государственного аппаратов. В результате этого становится массовым явлением одновременное занятие партийной и государственной должности, а там, где этого не происходит, государственными должностными лицами выполняются прямые указания лиц, занимающих партийные посты. Кроме того, осуществляется демагогическая ориентация всех членов общества на якобы имевшие место выдающиеся достижения правящей партии. Монополия на информацию делает это осуществимым.

    В государственном управлении тоталитарный режим характеризуется крайним централизмом. Практически управление выглядит как исполнение команд сверху, при котором инициатива фактически отнюдь не поощряется, а строго наказывается. Местные органы власти и управления становятся простыми передатчиками команд. Особенности регионов (экономические, национальные, культурные, социально-бытовые, религиозные и др.), как правило, не учитываются.

    Центром тоталитарной системы является вождь. Его фактическое положение сакрализируется. Он объявляется самым мудрым, непогрешимым, справедливым, неустанно думающим о благе народа. Какое-либо критическое отношение к нему пресекается. Обычно на эту роль выдвигается харизматические личности.

    На фоне этого происходит усиление мощи исполнительных органов, возникает всевластие номенклатуры, т. е. должностных лиц, назначение которых согласуется с высшими органами правящей партии или производится по их указанию. Номенклатура, бюрократия осуществляет власть в целях обогащения, присвоения привилегий в образовательной, медицинской и иных социальных областях. Возрастают дискреционные, т. е. законом не предусмотренные и не ограниченные полномочия, растет свобода усмотрения административных органов. Особенно выделяется на фоне разросшихся исполнительных органов «силовой кулак», «силовая структура» (армия, полиция, органы безопасности, прокуратура и т. п.), т. е. карательные органы.

    Тоталитарный режим широко и постоянно применят террор по отношению к населению. Физическое насилие выступает как главное условие для укрепления и осуществления власти.

    При тоталитаризме устанавливается полный контроль над всеми сферами жизни общества. Государство стремится буквально «слить» общество с собой, полностью его огосударствить. В экономической жизни происходит процесс огосударствления в тех или иных формах собственности. В политической жизни общества личность, как правило, ограничивается в правах и свободах. А если формально политические права и свободы закрепляются в законе, то отсутствует механизм их реализации, а также реальные возможности для пользования ими. Контроль пронизывает и сферу личной жизни людей. Демагогия, догматизм становятся способом идеологической, политической, правовой жизни. Тоталитарное государство выступает против экономически и соответственно политически свободного человека, всячески ограничивает предприимчивость работника.

    Тоталитарный режим использует полицейский сыск, поощряет и широко использует доносительство, сдабривая его «великой» идеей, например борьбой с врагами народа. Поиск и мнимые происки врагов становятся условием существования тоталитарного режима. Именно на «врагов», «вредителей» списываются ошибки, экономические беды, обнищание населения.

    Милитаризация — также одна из основных характеристик тоталитарного режима. Идея о военной опасности, об «осажденной крепости» становится необходимой для сплочения общества, для построения его по принципу военного лагеря. Тоталитарный режим агрессивен по своей сути, а агрессия помогает достичь сразу несколько целей: отвлечь народ от его бедственного экономического положения, обогатиться бюрократии, правящей элите, решить геополитические проблемы военным путем. Агрессия при тоталитарном режиме может питаться и идеей мирового господства, мировой революции. Военно-промышленный комплекс, армия — основные опоры тоталитаризма.

    Тоталитаризм имеет и социальные силы, поддерживающие его. Это люмпенизированные слои общества, социальные структуры, зараженные уравнительной идеологией, социальным иждивенчеством, идеями «равенства в нищете». Тоталитарное государство опирается на архаические, общинные формы земледелия, быта. Патерналистические представления о государстве также питают поддерживающие его структуры.

    Разновидностью тоталитаризма являются режимы, где осуществляется «культ личности», культ вождя — непогрешимого, мудрого, заботливого. На деле же оказывается, что это лишь форма правления, в которой реализуются властолюбивые, порой патологические амбиции тех или иных политических лидеров.

    Государство при тоталитаризме как бы берет на себя заботу о каждом члене общества. Со стороны населения при тоталитарном режиме развивается идеология и практика социального иждивенчества. Члены общества полагают, что обеспечивать их, поддерживать, защищать во всех случаях должно государство, особенно в сфере здравоохранения, образования, жилищной сфере. Развивается психология уравнительности, идет существенная люмпенизация общества. С одной стороны, насквозь демагогический, декоративный, формальный тоталитарный режим, а с другой — социальное иждивенчество части населения питают и поддерживают эти разновидности политического режима. Зачастую тоталитарный режим окрашивают в националистические, расистские, шовинистические краски.

    Однако социальная цена за такой способ осуществления власти со временем все возрастает (войны, пьянство, разрушение мотивации к труду, принудительность, террор, демографические и экологические потери), что приводит в конечном счете к сознанию вредности тоталитарного режима, необходимости его ликвидации. Тогда начинается эволюция тоталитарного режима. Темпы и формы этой эволюции (вплоть до разрушения) зависят от социально-экономических сдвигов и соответствующего этому возрастания сознания людей, политической борьбы, иных факторов. В рамках тоталитарного режима, обеспечивающего федеральное устройство государства, могут возникать национально-освободительные движения, которые разрушают и тоталитарный режим, и само федеративное устройство государства.

    Тоталитарный режим возникает в кризисных ситуациях — послевоенных, в ходе гражданской войны, когда надо жесткими мерами восстанавливать хозяйство, наводить порядок, устранять в обществе распри, обеспечивать стабильность. Социальные группы, нуждающиеся в защите, поддержке и заботе государства, выступают его социальной базой. Как отмечалось, это люмпенизированные слои, но не только. Мощные бюрократические структуры также с помощью тоталитаризма обеспечивают свои притязания на власть и, следовательно, на различные блага. Власть и нужна для получения благ и упреки власть имущих в получении привилегий, льгот, борьба с таким состоянием общества оказывается напрасной. Власть без привилегий и льгот — это «жареный лед».

    Большую роль при тоталитаризме играет политическая практика демагогии, лицемерия, двойных стандартов, нравственного разложения и вырождения. Примером такой демагогии является практика наименования судов «народными», с помощью которых зачастую и осуществляется геноцид именно народа, его лучших представителей.

    Политическая элита использует возможности тоталитаризма для получения скрытых от общества привилегий, льгот: бытовых, в том числе медицинских, образовательных, культурных и т. п.

    Тоталитаризм имеет определенные преимущества при управлении государством за счет быстрых сроков принятия необходимых законов, упрощенных процедур. Но его финальные формы, как об этом свидетельствуют история, представляют печальное зрелище тупика, упадка, разложения.

    Одну из крайних форм тоталитаризма представляет фашистский режим, который прежде всего характеризуется националистической идеологией, представлениями о превосходстве одних наций над другими (господствующей нации, расы господ и т. д.), крайней агрессивностью.

    Фашизм, как правило, основывается на националистической, расистской демагогии, которая возводится в ранг официальной идеологии. Целью фашистского государства объявляется охрана национальной общности, решение геополитических, социальных задач, защита чистоты расы. Главная посылка фашистской идеологии такова: люди отнюдь не равны перед законом, властью, судом, их права и обязанности зависят от того, к какой национальности, расе они принадлежат. Одна нация, раса при этом объявляется высшей, основной, ведущей в государстве, в мировом сообществе, а посему достойной лучших жизненных условий. Другие нации или расы, если и могут существовать, то всего лишь как неполноценные нации, расы, они в конечном счете должны уничтожаться. Поэтому фашистский политический режим — это, как правило, человеконенавистнический, агрессивный режим, ведущий в итоге к страданиям прежде всего своего народа. Но фашистские режимы возникают в определенных исторических условиях, при социальных расстройствах общества, обнищании масс. В их основе лежат определенные общественно-политические движения, в которые внедряются националистические идеи, популистские лозунги и, геополитические интересы и т. п.

    Милитаризация, поиск внешнего врага, агрессивность, склонность к развязыванию войн и, наконец, военная экспансия определенным образом отличают фашизм от иных форм тоталитаризма.

    Для фашистского режима характерны опора на шовинистические круги крупного капитала, слияние государственного аппарата с монополиями, военно-бюрократический централизм, который ведет к упадку роли центральных и местных представительных учреждений, рост дискреционных полномочий исполнительных органов государственной власти, сращивание партий и профсоюзов с государственным аппаратом, вождизм. При фашизме происходит разрушение общечеловеческих правовых и моральных ценностей, растет произвол, упрощается карательные процедуры, ужесточаются санкции и вводятся превентивные меры, разрушаются права и свободы личности, увеличивается число деяний, признаваемых преступными. Государство при фашизме неимоверно расширяет свои функции и устанавливает контроль над всеми проявлениями общественной и личной жизни. Уничтожаются либо сводятся на нет конституционные права и свободы граждан. В отношении других прав граждан часто допускаются нарушения со стороны властей и открыто демонстрируется пренебрежение к правам личности, в противовес им подчеркиваются государственные приоритеты, основанные на «великой», «исторической» национальной идее. Противопоставление интересов государства и гражданина решается в пользу государственных интересов, зачастую ложно понятых и провозглашенных. Фашизм питается националистическими, шовинистическими предрассудками, заблуждениями. Он использует сохраняющиеся национальные структуры в обществе для достижения своих целей, для натравливания одних наций на другие. Фашистское право — это право неравенства людей прежде всего по критерию их национальной принадлежности.

    В настоящее время фашизм в его классической форме нигде не существует. Однако всплески фашистской идеологии можно увидеть во многих странах. Фашистские идеологи при поддержке шовинистических, люмпенизированных слоев населения активно борются за овладение государственным аппаратом либо по крайней мере за участие в его работе.

    Авторитарному режиму в его разновидностях противостоит демократический режим.

    Собственно демократический режим («демократия» от др. — греч. «демос» и «кратос» — народовластие) — это одна из разновидностей режима, основанного на признании принципа равенства и свободы всех людей, участии народа в управлении государством. Предоставляя своим гражданам широкие права и свободы, демократическое государство не ограничивается только их Провозглашением, т. е. формальным равенством правовых возможностей. Оно обеспечивает для них социально-экономическую основу и устанавливает конституционные гарантии этих прав и свобод. В результате — широкие права и свободы становятся реальными, а не только формальными.

    В демократическом государстве народ является источником власти. И это становится не просто декларацией, а фактическим положением дел. Представительные органы и должностные лица в демократическом государстве, как правило, избираются, но меняются критерии избрания. Критерием избрания того или иного человека в представительный орган являются его политические взгляды, профессионализм. Профессионализация власти — отличительный признак государства, в котором существует демократический политический режим. В основе деятельности народных избранников должны лежать и моральные начала, гуманизм.

    Демократическое общество характеризуется развитием ассоциативных связей на всех уровнях общественной жизни. При демократии существует институциональный и политический плюрализм: партии, профсоюзы, народные движения, массовые объединения, ассоциации, союзы, кружки, секции, общества, клубы объединяют людей по различным интересам и склонностям, Интеграционные процессы способствуют развитию государственности и свободы личности.

    Референдумы, плебисциты, народные инициативы, обсуждения, демонстрации, митинги, собрания становятся необходимыми атрибутами общественной жизни. Объединения граждан участвуют и в управлении делами государства. Наряду с исполнительной властью на местах создается параллельная система прямого представительства. Общественные органы участвуют в выработке решений, советов, рекомендаций, а также осуществляют контроль за исполнительной властью. Таким образом, участие народа в управлении делами общества становится поистине массовым и идет по двум линиям: выборы управленцев-профессионалов и прямое участие в решении общественных дел (самоуправление, саморегуляция), а также контроль за исполнительной властью. Демократическое общество характеризуется как бы совпадением объекта и субъекта управления.

    Управление в демократическом государстве производится по воле большинства, но с учетом интересов меньшинства. Поэтому принятие решений осуществляется как путем голосования, так и с использованием метода согласования при принятии решений.

    На новый уровень поднимается система разграничения полномочий между центральными и местными органами. Центральная государственная власть берет на себя только те вопросы, от решения которых зависит существование обществ и целом, его жизнеспособность: экология, разделение труда в мировом сообществе, предотвращение конфликтов и т. д. Остальные вопросы решаются децентрализовано, в том числе на уровне местных властей, местного самоуправления. В результате этого снимается вопрос о концентрации, монополизации власти.

    Нормативное регулирование приобретает качественно новый характер. В идеале, поскольку демократическое общество характеризуется достаточно высоким уровнем сознания и, кроме того, граждане сами принимают прямое и непосредственное участие в выработке решений, снимается вопрос о массовом применении принуждения при неисполнении решений. Люди, как правило, добровольно подчиняют свои действия воле большинства.

    Разумеется, и демократический режим имеет свои проблемы: чрезмерное социальное расслоение общества, временами своеобразную диктатуру демократии (авторитарное господство большинства), а в некоторых исторических условиях этот режим ведет к ослаблению власти, нарушениям порядка, даже скатыванию к анархии, охлократии, порой создает условия для существования разрушительных, экстремистских, сепаратистских сил. Но все же социальная ценность демократического режима намного выше его некоторых негативных конкретно-исторических форм.

    Следует также иметь в виду, что демократический режим появляется зачастую в тех государствах, где социальная борьба достигает высокого накала и правящая элита, господствующие слои общества вынуждены идти на уступки народу, другим социальным силам, соглашаться на компромиссы в организации и осуществлении государственной власти.

    Кроме того, демократический режим в устройстве государств становится наиболее адекватным тем новым проблемам, которые ставит перед человечеством современное состояние цивилизации с его глобальными противоречиями, возможными кризисами.

    Демократический режим также знает различные формы, прежде всего наиболее современную — либерально-демократический режим.

    Либерально-демократический режим существует во многих странах. Его значение таково, что некоторые ученые полагают либеральный режим — это, собственно, не режим осуществления власти, а условие существования самой цивилизации на определенном этапе ее развития, даже финальный итог, которым и заканчивается вся эволюция политической организации общества, наиболее эффективная форма такой организации. Но с последним утверждением трудно согласиться, так как в настоящее время идет эволюция политических режимов и даже такой ее формы, как либерально-демократический режим. Новые тенденции в развитии цивилизации, стремление человека уйти от экологических, ядерных и иных катастроф порождают новые формы осуществления государственной власти, например все возрастает роль ООН, появляются международные силы быстрого реагирования, но в то же время растут противоречия между правами человека и наций, народов и т. п.

    В теории государства либеральными называются такие политические методы и способы осуществления власти, которые основаны на системе наиболее демократических и гуманистических принципов.

    Эти принципы прежде всею характеризуют экономическую сферу взаимоотношений личности и государства. При либеральном режиме в этой сфере человек обладает собственностью, правами и свободами, экономически самостоятелен и на этой основе становится политически самостоятельным. В соотношении личности и государства приоритет сохраняется за интересами, Правами, свободами личности и т. п.

    Либеральный режим отстаивает ценность индивидуализма, противопоставляя его коллективистским началам в организации политической и экономической жизни, которые, по мнению ряда ученых, ведут в конечном счете к тоталитарным формам правления. Либеральный режим обусловливается прежде всего потребностями товарно-денежной, рыночной организации экономики. Рынок требует равноправных, свободных, независимых партнеров. Либеральное государство и провозглашает формальное равенство всех граждан. В либеральном обществе провозглашается свобода слова, мнений, форм собственности, дается простор частной инициативе. Права и свободы личности не только закрепляются в конституции, но и становятся осуществимыми на практике.

    Таким образом, экономическую основу либерализма составляет частная собственность. Государство освобождает производителей от своей опеки и не вмешивается в экономическую жизнь людей, а только устанавливает общие рамки свободной конкуренции между производителями, условия экономической жизни. Оно же выступает и в качестве арбитра при разрешении между ними споров. На поздних стадиях либерализма правомерное государственное вмешательство в экономические и социальные процессы приобретает общественно-ориентированный характер, что обусловливается многими факторами: необходимостью рационально распределять экономические ресурсы, решать экологические проблемы, участвовать в мировом разделении труда, предотвращении международных конфликтов и т. д. Либеральный режим допускает существование оппозиции, более того, в условиях либерализма государство принимает все меры к существованию оппозиции, представляющей интересы меньшинства, учитывает эти интересы, создает специальные процедуры учета этих интересов. Плюрализм и прежде всего многопартийность — необходимые атрибуты либерального общества. Кроме того, при либеральном политическом режиме существует множество ассоциаций, корпораций, общественных организаций, секций, клубов, объединяющих людей по интересам. Возникают организации, позволяющие гражданам выразить свои политические, профессиональные, религиозные, социальные, религиозные, социальные, бытовые, местные, национальные интересы и потребности. Эти объединения составляют фундамент гражданского общества и не оставляют гражданина лицом к лицу с государственной властью, которая обычно склонна к навязыванию своих решений и даже к злоупотреблению своими возможностями.

    При либерализме государственная власть формируется путем выборов, исход которых зависит не только от мнения народа, но и от финансовых возможностей тех или иных партий, необходимых для проведения избирательных кампаний. Осуществление государственного управления производится на основе принципа разделения властей. Система «сдержек и противовесов» способствует уменьшению возможностей для злоупотребления властью. Государственные решения принимаются, как правило, в правовой форме.

    В государственном управлении используется децентрализация: центральная власть берет на себя решение только тех вопросов, которые не может решить местная власть.

    Разумеется, не следует апологизировать либеральный режим, т. к. и он имеет свои проблемы, главные среди них — социальная защита некоторых категорий граждан, расслоение общества, фактическое неравенство стартовых возможностей и т. п. Использование этою режима наиболее аффективно становится возможным только в обществе, отличающемся высоким уровнем экономического и социального развития. Население должно обладать достаточно высоким политическим, интеллектуальным и нравственным сознанием, правовой культурой. Вместе с тем следует отметить, что либерализм на сегодняшний день является наиболее привлекательным и желанным политическим режимом для многих государств. Либеральный режим может существовать только на демократической основе, он вырастает из собственно демократического режима.

    Либерально-демократический режим основан на идеях и практике народовластия, системе разделения властей, защиты прав и свобод личности, при которых важную роль играет судебная власть. При этом формируется уважение к суду. Конституции, правам и свободам других индивидов. Принципы самоуправления и саморегулирования пронизывают многие сферы жизни общества.

    К либерально-демократическому режиму примыкает еще одна разновидность демократии. Это гуманистический режим, который, сохраняя все ценности либерально-демократического режима, продолжает и усиливает его тенденции, устраняя его недостатки. Правда, гуманистический режим, преодолевая противоречия, сбои, только складывается в некоторых странах, выступая идеалом, целью политического развития современного государства.

    Его правовая форма ориентируется не вообще на личность, на индивида, а на обеспечение здоровья, безопасности, благосостояния, конкретную социальную защиту, поддержку конкретной семьи и личной жизни каждого члена общества. Человек — это цель, а не средство, — вот главный принцип гуманистического режима. Государство не создает состояния социального иждивенчества, а формирует все условия для нормальной творческой работы каждого члена общества. Высокая социальная и юридическая защищенность, утверждение ценности каждой человеческой жизни — эти обязательства государства лежат в практической деятельности всех органов государственной власти.

    Человечество уже тысячелетия ищет наиболее совершенные формы государственной организации общества. Эти формы меняются с развитием самого общества. Форма правления, устройства государства, политический режим — это те конкретные сферы, где этот поиск идет наиболее интенсивно.

    Глава шестая [7]. ФУНКЦИИ И ОБЕСПЕЧИВАЮЩАЯ ИХ СТРУКТУРНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ГОСУДАРСТВА

    Понятие, содержание и признаки функции государства. Общесоциальное, классовое и национальное в функциях государства. «Вечные вопросы» жизни общества и функции государства. Эволюция функций государства. Классификация функций. Структура государства, обеспечивающая выполнение функций. Система органов государства. Государственный аппарат. Бюрократия и функции государства. Функции государства, государственной власти, органа государства.

    В предыдущих главах, посвященных государству — его основным признакам, устройству, рассматривалась статика государства, т. е. то постоянное, стабильное, устойчивое, что характеризует государственно организованное общество. Определялись социальное назначение и устройство государства, его качественные характеристики как политической, территориальной, структурной организации общества, форма правления, национально-территориальное (национально-государственное) и административно-территориальное устройство, политический режим.

    Но познание государства предполагает изучение не только его статики, но и его динамики, т. е. того, как этот социальный институт живет, действует, изменяется, развивается, как выполняет свое социальное назначение.

    Теория государства для описания, объяснения и прогнозирования деятельной стороны государства использует понятие функции государства — характеристики именно того, что и как государство «делает».

    Функция, как и многие иные обществоведческие понятия, не является собственно юридическим и политическим понятием. Оно заимствовано из иных наук. Так, в математике, физике понятие функции выражает зависимость, когда при изменении одной величины другая величина также изменяется определенным образом.

    Но таково уж свойство юридического языка — он заимствует чужие понятия и наполняет их своим смыслом, порой понятным лишь посвященным, специально обученным лицам, прежде всего юристам. Причем таким смыслом, который подчас почти утрачивает связь с первоначальным.

    Вот и с понятием «функция», когда оно включается в юридический понятийный аппарат, происходит этот процесс. Функция в теории государства означает направление, предмет деятельности того или иного политико-правового института, содержание этой деятельности, ее обеспечение. Именно в этом смысле говорится о функции государства, правительства, министерства, других государственных органов.

    Следовательно, функция государства — это рассматриваемые в комплексе предмет и содержание деятельности государства на определенном направлении и обеспечивающие ее средства и способы.

    Понятие функции государства появилось и стало широко использоваться на предыдущем этапе развития отечественной теории государства и права. В рамках марксистско-ленинского подхода к государству выделялись, как уже указывалось выше, классовая сущность государства, общесоциальное и классовое назначение государства, утверждалось, что поскольку, и направление, и предмет, и содержание деятельности государства, и обеспечивающая их система структурных образований изменяются в зависимости от изменения классовой сущности и формы государства, постольку для определения этой зависимости вполне уместным является понятие именно функции.

    И это понятие особенно широко было использовано для определения деятельности социалистического государства — его роли как главного орудия построения социализма, подавления эксплуататорских классов, организации народного хозяйства, поддержки национально-освободительных движений и т. п. При этом новые (социалистические) функции государства тесно увязывались с новой (социалистической) сущностью государства — социалистическая собственность, господство рабочего класса, правящая коммунистическая партия и т. п.

    На современном этапе развития отечественной теории государства и права также сохраняется функциональный подход к деятельной стороне государства, но с одним существенным уточнением: расширяется и углубляется понимание социального назначения государства, отвергается провозглашаемая ранее жесткая связь между изменениями классовых характеристик государства и, соответственно, его функций. Эта связь, как показал исторический опыт, оказалась более многогранной, на функции государства оказывают определяющее влияние не столько классовые характеристики государства, сколько новые условия и проблемы современной жизнедеятельности общества, существования цивилизации (экология, ядерное вооружение, демографические, сырьевые и иные глобальные проблемы). Словом, и в функциональной характеристике государства отечественная теория также уходит от предыдущей методологической вульгаризации и догматизации, учитывает новые проблемы, но вместе с тем сохраняет и то позитивное, что было наработано в этой области на предыдущем этапе. Ценным оказалось прежде всего само понятие функции государства, ее содержание и значение как одной из важных характеристик деятельной стороны государства.

    Действительно, функциональный подход позволяет более глубоко изучать длительный исторический процесс возникновения, развития, смены, разрушения, появления государств различных типов, видов, форм у разных народов, т. е. процесс формирования и эволюции государственности. Понятие го-сударственности как раз и характеризуют наличие государственной организации общества, различные этапы, которые это общество проходит в своем историческом государственном бытии, и самое главное — различные функции, которые государство выполняет. Иными словами, только взятые в совокупности статические и динамические характеристики позволяют глубоко познать природу такою сложного социального института, как государство. Так, государство раннеклассового общества обеспечивало, а подчас и организовывало трудовую деятельность земледельцев-общинников, ремесленников, а также жизнедеятельность города-государства и прилегающих к нему сельских общин, ирригационные работы, создание и распределение общественных фондов, охрана разных форм собственности. К функциональной деятельности государства относилась и защита населения, завоевательные походы, взимание налогов, дани, захват чужих территорий, организация внутренней и особенно внешней торговли, духовная жизнь общества: строительство храмов, поддержание религиозных верований, обычаев, а также регламентация семейно-брачных отношений — это и многое другое было предметом, направлением, содержанием деятельности раннеклассового государства, его функциональной характеристикой.

    С развитием, изменением раннеклассового государства, переходом к другим типам государства («азиатского способа производства», рабовладельческому, феодальному) одни функции утрачивают свое значение, другие, наоборот, разрастаясь, наполняются новым содержанием, становятся основными. Например, основными функциями у государства «азиатского способа производства» становятся функции захвата чужих территорий, жесткой защиты государственной собственности при допущении частной собственности, организации земледельческих работ (выдача семенных ссуд, сбор и распределение урожаев, кадастровая оценка земельных угодий на всей подчас весьма обширной территории государства). На этом этапе государственности у многих обществ основной функцией государства становится поддержание социального расслоения общества, обеспечение господства различных классов, социальных групп, кланов. Государство «азиатского способа производства» охраняет господствующую идеологию, как правило, религиозную, осуществляет строительство грандиозных храмовых сооружений, гробниц, создает разветвленную судебную систему, поддерживает нормативно-правовую регламентацию, в экономике формирует и обеспечивает главным образом распределительные отношения.

    Уникальные государства иного типа, возникающие на рабовладельческой основе, — государства Древней Греции и Древнего Рима — наряду с другими функциями обеспечивают насильственные захваты иностранцев, обращение и использование их в качестве рабов, а потом и обращение в рабство собственных граждан. В этих государствах развиваются не распределительные, а товарно-денежные отношения, включающие в экономический оборот и раба как товар, происходят формирование и защита правовых систем, опосредствующих рыночные товарно-денежные отношения. В основе этих отношений лежит частная собственность, которая становится особым предметом заботы и защиты государства.

    В государствах Европы и Азии, опирающихся на феодальный строй, функции государства также изменяются: защита, поддержание крепостнических отношений становятся важной деятельной стороной государства. В эти отношения, как известно, входит внеэкономическое прикрепление крестьян в земле, развитие феодальной собственности, сохранение различных отношений между сеньорами и вассалами, князьями и городскими общинами, сословного состояния общества и т. п.

    Наконец, многоплановое изменение функций происходит при переходе обществ к капиталистическим и социалистическим типам государственной организации. Изменяются характеристики, в том числе устройство государства, и в зависимости от этого изменяются и их функции. Например, в экономической области происходят переходы от невмешательства государства в экономическую жизнь (функция «ночного сторожа» — первоначально у буржуазного государства) до тотального регулирования производства, распределения у социалистического государства, а в социальной жизни — от защиты прав и свобод человека до полного фактического попрания этих прав и свобод под лозунгами диктатуры, подавления классовых противников, ликвидации эксплуатации (опять же у социалистического тоталитарного государства).

    Все это схематическое изложение зависимости между содержательными и формальными характеристиками государства и его функциями понадобилось для того, чтобы показать, что исторический опыт действительно дает теории государства основание утверждать: с эволюцией государства меняется и деятельная сторона государства, эта деятельность наполняется новым содержанием, возникают новые структуры государства, иные средства и способы, обеспечивающие функции государства.

    Да и само понятие функции уже используется в научной литературе не столько для показа ее зависимости, особенно от классовой сущности государства, сколько просто для характеристики, описания деятельности государства. Кроме того, это понятие стало использоваться и для учета связи функций государства с многими этнокультурными, идеологическими, духовными и иными факторами воздействия.

    Вместе с тем надо обратить внимание и на следующее. Теоретическое описание, обобщение выполняемых функций различными государствами позволяют отнести различные стороны деятельности государства именно к функции.

    По мнению Л.А. Морозовой, к этим признакам относятся: прочно сложившаяся предметная деятельность государства в важнейших сферах общественной жизни — экономической, политической, социальной, духовной (идеологической, религиозной), правовой; непосредственная связь между сущностными, формальными характеристиками государства и его социальным назначением, которое и реализуется в деятельности государства; направление деятельности государства на решение крупных социально-экономических, политических и иных задач, достижение крупных, общественно значимых целей, которые встают на каждом историческом этапе развития общества; деятельность государства в определенных формах (чаще всего правовых) и с применением особых, в том числе властно-принудительных методов.

    Совокупность этих признаков позволяет утверждать, что действительно речь идет о функциональной характеристике государства, о наличии у того или иною государства соответствующих функций.

    Функциональная характеристика позволяет изучать не только государство конкретного типа, формы у того или иного народа в тот или иной конкретно-исторический период, но и государственность этого народа. Рассматривая развитие, изменение функций, можно видеть, и то, как развивалась, изменялась в определенной связи и сама государственная организация общества в длительном историческом процессе.

    В этом смысле, например, можно утверждать, что только изучение государственности России, отложившейся на длительной исторической шкале начиная примерно с государственных реформ Петра Первого (т. е. на протяжении примерно 300 лет), позволит понять и успешно решить современные проблемы организации и деятельности нынешнего Российского государства. Изучение этой государственности только за 80 лет, т. е. с 1917 года — социалистический этап — уже не является достаточным для решения современных сложных задач возрождения и процветания Российского государства, его новой функциональной ориентированности.

    Следует еще раз подчеркнуть, что появление тех или иных новых функций на различных этапах развития государственности конкретных обществ не имеет строго предопределенного, причинно-следственного характера, не жестко детерминировано новой формой государства. Вместе с тем такая более или менее причинная зависимость все же характеризует те функции государства, которые представляют собой важнейшие направления деятельности государства в определяющих областях его существования: в экономической, политической, социальной и иных. Основные функции (наиболее важные направления деятельности государства) все же достаточно «чутки» к глобальным изменениям основных характеристик государства.

    Иные же функции, как, впрочем, и основные в некоторых своих аспектах, подвергаются мощному влиянию стабильных этнокультурных пластов жизни общества, национальных, территориальных особенностей, традиций и т. п. Поэтому новый тип государства, появившийся в развитии конкретного государственно организованного общества, может в явной или скрытой форме сохранять и даже развивать некоторые старые функции. Например, фактическое имперское содержание отдельных внешнеполитических функций царской России сохранял и развивал СССР, хотя формально наличие такого функционального содержания всячески отрицалось в официальной идеологии и политике социалистического государства.

    Таким образом, в государственности того или иного общества сохраняется преемственность функций, но действует и механизм обновления функций. В частности, на появление новых функций влияют самоорганизационные, субъективные и даже случайностью (синергетические) процессы, а не только та или иная степень зависимости функций от изменения основных признаков, прежде всего формы государства.

    Наименее изменчиво и наиболее стабильно общесоциальное содержание функций государства, то, которое формируется для решения основных социальных, политических, в том числе геополитических, экономических и иных задач, затрагивающих интересы всего общества на длительном историческом пути его жизнедеятельности. Основные общесоциальные функции обеспечивают существование, благополучие, а порой и выживание самого общества.

    Именно в этом смысле государственная организация общества приобретает большую социальную ценность.

    Уже ранние города-государства — первоначальная государственная организация общества, появившаяся на излете присваивающей экономики как необходимая реакция на кризисное состояние человечества берут на себя общезначимые социальные функции, о которых речь шла выше при характеристике раннеклассового государства, и прежде всего функцию обеспечения производящей экономики (земледелие, скотоводство, металлургия, металлообработка, керамика и т. п.). И тем самым демонстрируют социальную ценность государственной организации общества. Именно эта организация в значительной мере спасает человечество как биологический вид от вымирания, переводит человечество в социальную фазу развития, эволюции, создает цивилизацию.

    И если вновь, как предсказывают многие ученые, человечество окажется в кризисном состоянии в XXI веке из-за действия экологического, демографического, сырьевого и иных факторов, которые могут дойти до угрожающего всему человечеству уровня, то можно предположить, что только новое развитие государственности, появление новых общесоциальных функций сможет обеспечить необходимый порядок, координацию, иные состояния, обеспечивающие существование цивилизации, ее спасение, воспроизводство.

    Словом, общесоциальное содержание функций, которое сохранялось на протяжении всей истории государственности, придавало большую социальную ценность государству, хотя порой приобретало и весьма разнообразные, даже причудливые формы.

    Например, к такому общесоциальному содержанию у некоторых народов относилось: поддержание мореплавания, морской торговли (островные государства), защита и воспроизводство рыбных ресурсов (некоторые северные или тихоокеанские страны). А у иных народов именно сохранение своей языковой или религиозной самобытности становилось объективно общесоциальным содержанием деятельности государства независимо от того, какой тип это государство являло или в каких формах устройства существовало и функционировало.

    Основы существования некоторых народов в конкретных условиях проживания на определенной территории, с определенными географическими, климатическими и иными характеристиками перерастали в «вечные вопросы», в вечный предмет государственной деятельности. Именно они наполняли общесоциальные функции конкретным содержанием, которое приходилось реализовывать на протяжении столетий на любом этапе государственности, чтобы обеспечить жизнедеятельность и выживание того или иного общества, того или иного народа.

    Такие «вечные вопросы» можно выделить и в государственности России: они рассматриваются в главе восьмой, посвященной теории российской государственности.

    Здесь же важно подчеркнуть, что именно общесоциальные функции характеризуют в наибольшей степени деятельную сторону государства, что, кстати, умалялось, а порой и вообще игнорировалось на предыдущем, марксистско-ленинском этапе отечественной теории государства и права. Неисполнение или некачественное исполнение именно этих функций государства приводило и приводит к ослаблению государства, а порой и к его распаду, разрушению и даже исчезновению.

    К таким общесоциальным функциям относятся обеспечение национальной безопасности, ликвидация последствий стихийных бедствий и экологических катастроф, реализация социальных программ поддержки здравоохранения, социального обеспечения нетрудоспособных, защита прав и свобод граждан и многое другое.

    Наиболее изменчивыми, жестко привязанными к социальному назначению и форме конкретного государства являются классовые функции государства. Классовую борьбу в обществе выделял еще Платон. Он же привязывал к ее различным формам, степени ожесточенности или, наоборот примирения, те или иные функции государства, само существование, судьбу, природу государства. И теоретическая мысль многие века отражает классовые функции в государственности многих народов.

    Классовые функции — это те направления деятельности государства, которые в наиболее полной, яркой степени выражают классовые интересы, волю того класса, той социальной силы, группы, которые господствуют в данном обществе, захватывают и осуществляют государственную власть. Таким образом, речь идет о широком понимании классов как определенных социальных, организованных структур общества.

    К классовым функциям относится прежде всего подавление господствующим классом с помощью государства (главным образом используя карательные органы государства — армию, полицию) своих классовых противников. Причем подавление на первоначальных этапах развития государственности осуществляется внеэкономическим принуждением: присваиваются результаты чужого труда, чужое имущество, классовые противники устраняются от участия в политической, духовной жизни общества, используется судебное и в основном внесудебное преследование, осуществляется их переселение в регионы с весьма тяжелыми условиями жизни, а иногда и вообще классовые противники устраняются физически.

    Но классовые функции могут осуществляться и экономическим путем, что характерно для последующих этапов государственности: с помощью системы налогов, сборов, пошлин, тарифов, участием государства в денежной системе, например путем эмиссий, инфляции, с помощью трудового законодательства, устанавливающего жесткую систему штрафов, ограничений в заработной плате, продолжительность рабочего дня, трудовую повинность и т. п.

    Следует отметить, что именно те или иные классовые функции объявлялись на предыдущем этапе отечественной теории государства, на ее марксистско-ленинском этапе, наиболее значимыми, основными, выражающими классовую сущность государства. При этом делались попытки теоретически обосновать, что на некоторых этапах государственности, например на социалистическом, эти классовые функции являлись общесоциальными, выгодными всему обществу. Использовалась схема: классовые функции социалистического государства выражают интересы большинства народа, трудящихся и, стало быть, являются общесоциальными.

    При этом игнорировалось, что классовые функции не позволяют решать многие общесоциальные, «печные» проблемы жизни общества и даже загоняют эти жизненно важные, общесоциальные проблемы в тупик, ведут к «банкротству государства».

    Игнорировалось и то обстоятельство, что, осуществляя классовые функции, государство формирует особый слой, «номенклатуру», правящую элиту, которая с помощью династического механизма присваивает общественные и государственные должности, социальные, бытовые, медицинские привилегии, и, прикрываясь демагогической завесой служения классу, определенной социальной группе или даже обществу, народу, фактически с помощью государства обеспечивает лишь свои собственные номенклатурные, бюрократические, элитарные интересы.

    Наряду с классовым содержанием функций государства большое значение всегда имело в жизнедеятельности государственно организованного общества и национальное содержание функций.

    Это также очень важная характеристика государства. Она связана с той деятельностью государства, которая направлена на сохранение и развитие национальной культуры, языка, самобытности, традиций, самого существования и воспроизводства этноса, который, собственно, и выступает в государственной организованной форме как действующий субъект всемирной истории.

    Национальное содержание функций государства близко к общесоциальному, но не сливается с ним. Весьма часто государственная деятельность должна обеспечивать именно национальные интересы этноса, формирующего государство, касается ли это геополитических интересов, защиты соотечественников, оказавшихся в силу тех или иных исторических, политических процессов на территории других государств, развития национального самосознания, религиозного возрождения и т. п. Сюда же входит и задача гармонизации интересов этноса и этнических меньшинств на самой территории государства, если население имеет многонациональный характер.

    Отношения с диаспорой, которая формируется из соотечественников за рубежом — еще одна важная функция государства. Как правило, эти отношения должны строиться на началах поддержки диаспоры, защиты прав и свобод соотечественников. Однако история знает и функции борьбы с диаспорой, когда она формировалась после гражданской войны (эмиграция), ставила целью реставрации прежних порядков.

    Национальная характеристика функций государства охватывает не только их содержание, направленность, но и то, как это содержание реализуется, т. е. в каких формах, с помощью каких способов эти функции осуществляются: в демократических или авторитарных, политических или насильственных формах.

    Анализ национального содержания функций государства демонстрирует и социальную ценность государства, эффективность существования этноса в государственно организованной форме. Этот анализ показывает, почему распад, разрушение, а тем более исчезновение государства представляет собой не что иное как национальную катастрофу. Становится понятным, почему право наций на самоопределение в своем финальном содержании формулируется как право на образование собственного государства, почему эту же конечную цель имеют многие национально-освободительные движения, почему, подчас не считаясь с имущественными жертвами, человеческими жизнями, так яростно борются за формирование собственной государственности те или иные социальные и национальные силы.

    Но подчеркнем: на основе исторического опыта человечества встает вопрос о социальной цене, которую приходится платить народу при осуществлении национально-содержательной деятельности государства, особенно в современных условиях, когда так переплетаются национальные, политические, территориальные и иные интересы, когда появились ядерные и иные грозные средства, которые могут быть использованы для решения межнациональных, этнических конфликтов. Кроме того, следует учитывать, что на Земле в настоящее время живет более 2000 этносов, большинство из которых в своем национальном самосознании понимает социальную ценность собственной государственности. Но возможно ли существование такого числа государства на Земле, не рождает ли современное состояние государственности принципиально новые, в частности укрупненные, типы и формы государств? Появление Европейского сообщества, новая роль ООН, образование СНГ свидетельствуют, что такие самоорганизующиеся синергестические процессы в истории государственности начались и должны осмысливаться также в рамках теории государства. В предыдущей главе — о форме государства — мы уже уделили внимание некоторым из этих проблем.

    Здесь же, рассматривая общие вопросы взаимосвязи между устройством и функциями государства, следует обратить внимание и на то, что не только те или иные функции государства определяются устойчивыми характеристиками государства, но и сама форма государства может определяться его функциями.

    Так, если государство ставит своей целью проведение агрессивных, захватнических войн, расширение своей территории, начинает осуществлять именно такой политический курс, то и организация государственной власти приобретает авторитарный, антидемократический, подчас тоталитарный характер. И наоборот, формирование демократического политико-правового режима (господства права), опирающегося на разделение властей, народовластие, на приоритет качества жизни, прав и свобод человека, становится возможным лишь в условиях выполнения государством функций обеспечения мирного существования, благоденствия общества, социальной и правовой защищенности его граждан, их эффективной экономической и политической самостоятельности, трудовой деятельности.

    Отметим также, что некоторые функции государства имеют смешанное содержание; общесоциальное, классовое, национальное. Так, общесоциальный характер может быть свойствен идеологической функции государства, когда она выражается в защите государством господствующей религии, являющейся цементирующей общество силой. Это особенно характерно для теократических государств. Но, как известно, в таких государствах дело доходит даже до физического уничтожения так называемых еретиков, неверных. И тогда уже функция защиты религии перестает быть общесоциальной, превращается в узко групповую.

    Действительно, идеологическая функция может иметь предельно классовый, групповой характер, что, например, стало характерным в социалистических государствах тоталитарного типа, когда марксистско-ленинская идеология объявлялась государственной, находилась под специфичной защитой государства (ее полицейские органы имели своей целью непосредственную защиту господствующей марксистско-ленинской идеологии).

    Выше уже отмечалось, что функции государства подвергаются не только влиянию собственно государственных изменений, но и изменений условий существования самого государства, т. е. изменений внешних условий, внешней среды, в которой «живет», действует государство.

    Для определения этого влияния в теории государства используется понятие эволюции функций государства, которое включает развитие и изменение функций как под воздействием содержательных и формальных характеристик государства, так и под воздействием развивающейся внешней среды. И если о первом процессе (устройство государства — функции) речь шла выше, то на втором процессе, хотя бы кратко, схематично, надо остановиться специально. При этом, разумеется, следует учитывать, что оба процесса не оторваны друг от друга, хотя и характеризуются относительной самостоятельностью.

    Прежде всего на функции государства оказывает определяющее влияние научно-техническое, интеллектуальное развитие всей цивилизации. Функции всех, без исключения, современных государств подвержены воздействию научно-технических достижений XX века. Причем это воздействие двоякое. С одной стороны, появляется жизненно важное направление деятельности государства: поддержка науки, особенно фундаментальной, использование ее результатов, развитие и обогащение интеллектуального потенциала общества. С другой — ограничение опасности, которая проистекает от неконтролируемого появления и использования современных научно-технических достижений. Это особенно касается ядерных технологий, генетики, медицинской биологии и т. п.

    В сфере науки для государства появляется новая область деятельности — поддержка и защита интеллектуальной собственности, т. е. создание условий для успешной научной деятельности, охрана принадлежности результатов научного труда их создателям, обеспечение справедливой оценки этого труда и достойного вознаграждения за использование этих результатов.

    В XX веке цивилизация подвергалась испытаниям, вызванным социальной борьбой вокруг государственной (общественной) и частной собственности (появление государств социалистическою типа, возрождение частной собственности во многих государствах после крушения тоталитарного социализма, формирование в этой связи новых правовых систем и т. д.).

    Но XXI век будет характеризоваться социальными столкновениями в сфере вещной и интеллектуальной собственности, а не только в сфере частной и государственной, как это было ранее.

    Не менее важной является деятельность государства по ограничению вредных последствий научно-технического прогресса, особенно в таких новых областях, как генетика, медицинская биология и др. Формируется новое научное направление — биоэтика, связанная с трансплантацией органов человека, изменением полов, искусственным оплодотворением, возникают проблемы эвтаназии. И без контролирующего и регламентирующего государственного вмешательства в эту область также не обойтись.

    Определяющее влияние на эволюцию функций государства оказывает и экологический фактор. Суть этого влияния заключается в том, что если каждое современное государство не возьмет на себя обязанность поддерживать условия существования людей на собственной территории, а также не станет взаимодействовать с другими государствами в сохранении общепланетарной среды существования человечества, то в самое ближайшее время неминуем общецивилизационный коллапс, глобальный кризис. Таков современный экологический императив в его государственном преломлении. Радиоактивные отходы, промышленное загрязнение водных и воздушных ресурсов, сокращение лесов — этих легких Земли, — иные неблагоприятные последствия — все это ужасающие реалии современного человеческого существования.

    Человечество — особый биологический вид, который существует, создавая одновременно условия для своего уничтожения, вымирания. Эти условия — отходы жизнедеятельности человека в самом широком смысле. Защита от этой угрозы всегда выступала социальной функцией. Уже в догосударственной организации общества происходили постоянные перекочевки кланов, первобытных групп из-за загрязнения среды обитания. И только создание в древности канализационных сооружений, пусть и примитивных, позволило человечеству перейти к оседлости, образовать города, иные постоянные поселения. Но сейчас проблема значительно сложней: безотходные технологии — это одна из целей, достижение которой только и позволит человечеству существовать. Без их создания и всепланетного применения, как полагают многие ученые, человечеству не выжить.

    Государственная деятельность в этом направлении — безусловное требование современности. Эволюция функций в этой области приобретает иной качественный уровень, требует иной степени обязательности, обеспеченности экономическими, административными, правовыми средствами и методами.

    Интернационализация мировой экономики, всеобщее переплетение экономических интересов, появление и господство транснациональных компаний, иные экономические факторы планетного значения — еще одна сфера, оказывающая влияние на эволюцию функций. Путь от конфронтации к сотрудничеству и, наконец, к партнерству проходит большинство государств современного мира во внешнеэкономической деятельности.

    К новой эволюции функций государств подталкивает и развивающаяся информатизация общества, создание баз данных, всепланетных информационных систем, формирование общепланетпого информационного пространства. Но, безусловно, самое мощное влияние на эволюцию функций государств оказывает объективная потребность исключить саму возможность использования ядерного и другого оружия массового поражения, устранить опасность бесконтрольного использования ядерных, химических и иных технологий.

    Указанная выше эволюция функций затрагивает в той или иной степени все, без исключения, современные государства. Вместе с тем происходит эволюция функций, затрагивающая отдельные государства, особенно в экономической области, в частности тогда, когда конкретные общества развиваются в направлении рыночной экономики, переходят от социалистических, распределительных отношений к товарно-денежным, от тоталитарных режимов к либерально-демократическим.

    Изучение эволюции функций государства, практическое использование научных знаний в этой области предполагает прежде всего упорядочение всего государственно-правового материала, который накопила теория государства в этой области.

    Для этого, как отмечалось выше, в познании государственно-правовых явлений и процессов в теории государства и права используется метод классификации, ибо без этого метода упорядочить и сопоставить все многообразие государственно-правовых явлений и процессов попросту невозможно.

    Эффективно используется метод классификации и при изучении функций государства.

    Классификационные критерии, т. е. признаки (их сумма), позволяющие отнести те или иные функции к конкретному классу, группе, имеют разный характер. Выделяют, например, объекты и сферы государственной деятельности, территориальный масштаб, способ государственного воздействия на общественные отношения, взаимоотношения государств, содержание функций.

    Действительно, в научных и практических целях функции государства могут быть классифицированы по разным критериям. По времени действия они делятся на постоянные, осуществляемые государством на всех этапах его существования, и временные, появление которых вызвано специфическими условиями общественного развития, а прекращение — их исчезновением. По сферам политической направленности (внутренняя и внешняя политика) функции государства подразделяются на внутренние, представляющие его деятельность внутри страны, определяющие его роль в жизни данного общества, и внешние — деятельность за ее пределами, в которой проявляется роль государства во взаимоотношениях с другими государствами. Внутренние и внешние функции любого государстве тесно связаны, поскольку внешняя политика, определяющая линию поведения с другими государствами, немногом зависит от внутренних условий существования данного государства. По сферам общественной жизни функции государства могут быть разделены на экономические, социальные, политические и осуществляемые в духовной сфере.

    Высказывается также мнение, что функции государства следует делить на основные и неосновные. Конечно, такое деление весьма условно, т. к. критерий такого разграничения четко не определен. Каждая функция государства является объективно необходимой для данного государства. Все виды деятельности государства равно важны, но это не исключает, конечно, возможности определения на разных этапах приоритетных направлений, на которых следует сосредоточить внимание в первую очередь. Эти направления становятся для государства основными.

    К числу критериев можно отнести принцип разделения властей и классифицировать функции государства на основе этого принципа. Соответственно функции подразделяются на законодательные (правотворческие), управленческие, правоохранительные, в том числе судебные, и информационные. Особенность данной классификации состоит в том, что она отражает процесс реализации государственной власти. Это чисто формальная классификация, привязанная к совокупности ветвей государственной власти законодательной (представительной), исполнительной, судебной, — но тем не менее весьма часто используемая в научных и практических целях.

    Следует обратить особое внимание на информационную функцию, которая характеризует деятельность четвертой власти — средств массовой информации. Она — эта функция — имеет свое содержание, способы и структуры, свое обеспечение. Специфика этой функции заключается в способах ее воздействия на общество: целенаправленная информированность населении, подчас манипулирование общественным сознанием, другие способы передачи информации создают необходимые условия для существования и функционирования других ветвей власти, всего государства.

    Классификация функций, опирающаяся на разделение властей, не у всех ученых-юристов вызывает признание. Дело в том, что это, как считают многие ученые, собственно, не функции государства, а функции осуществления государственной власти или ветвей власти: правотворчество, управление, судебная деятельность и т. д. Происходит, по их мнению, смешение функций государства и государственной власти.

    Функции же государства — это деятельность государства, взятого в своей целостности, с единой политической, структурной, территориальной организацией.

    Поэтому в теории государства наиболее распространено и признаваемо членение функций на внутренние и внешние, т. е. на определение деятельности государства по отношению к обществу, особой организацией которого и является государство (внутренняя функция), и по отношению к другим государственно организованным обществам, другим государством (внешняя функция).

    Внутренние функции государства проявляют себя в экономическое, политической, социальной, идеологической сферах жизни общества. Например, в экономической области на разных этапах государственности функции могут выполнять роль «ночного сторожа» (невмешательство в экономическую жизнь), выполнять регулятивную социальную роль, осуществлять хозяйственно-организаторскую функцию, обеспечивать учет меры труда и меры потребления, планово-программное воздействие на экономику и т. п. Понятно, что та или иная функция более или менее ярко проявляется на соответствующем этапе государственности, например, учет меры труда и меры потребления («не трудящийся да не ест») в раннеклассовых, социалистических государствах.

    Внешние функции — защита общества от нападений извне, мирное сотрудничество с другим и государствами, обеспечение геополитических интересов и т. п. — также характеризуют деятельность государства как целостную организацию общества, но уже обращенную не внутрь, а вовне его жизнедеятельности.

    Деление функций на внутренние и внешние — это определенное наследство, доставшееся современной отечественной теории государства от ее предыдущего марксистско-ленинского методологического подхода. На предыдущем этапе в теории государства классификация функций жестко привязывалась к классовой сущности государства. Внутренние функции проходили по «ведомству» классовой сущности государства, например хозяйственно-организаторская функция наиболее ярко характеризовала социалистическое государство, ведь его назначение, как декларировалось, сводилось к построению социалистической экономики. Во всех прежних учебниках неизменно подчеркивалось, что «по мере продвижения к коммунизму экономическая роль государства будет усиливаться, в связи с чем неизменно возрастает роль, объем и сложность содержания его хозяйственно-организаторской функции, поскольку она имеет целью создание материально-технической базы коммунизма».

    Исторический опыт показал, что это не так. И на современном этапе как раз требуется отказ от государственного патернализма, уход от уравнительной психологии и социального иждивенчества, вытекавших из организаторско-хозяйственной функции государства.

    Внешним функциям, как правило, отводилась роль общесоциальных функций: борьба за мир, обеспечение международного сотрудничества и т. п., хотя зачастую все это имело демагогический характер.

    Сейчас членение функций на внутренние и внешние утратило в известной степени свое значение, т. к. многие внутренние функции приобретают внешний характер (например, экологическое направление деятельности государства), и наоборот.

    Более важным становится выделение глобальных функций государства, характеризующих деятельность современного государства в экологической, демографической, сырьевой, космической сферах, в области создания и использования ядерной, информационной технологий, в области защиты прав и свобод человека и в других современных глобальных государственных сферах деятельности, затрагивающих всю цивилизацию.

    Особую проблему представляет решение вопроса о централизации и децентрализации функций государства, который имеет несколько аспектов. В условиях тоталитарного и, как правило, унитарного государства происходит чрезмерная централизация функций — большинство вопросов решается в центре. В условиях федеративного государства, создания новых государственных образований, например СНГ, с неизбежностью встают вопросы о разграничении сфер деятельности между центром и субъектами федерации, между надгосударственными органами и органами государства. При этом возникает целый ряд противоречий, касающихся раздела собственности, четкого определения границ (государственных и административных), двойного гражданства, свободы передвижения граждан и многих других вопросов.

    Например, в пределах Российской Федерации возникают проблемы децентрализации функций. Необходимо разграничить сферы деятельности полномочий между федеральными органами государственной власти РФ и органами власти на местах как бы трех уровней: органами власти республик, входящих в состав Российской Федерации, органами власти автономных областей и округов и органами власти краев, областей и городов Москвы и Санкт-Петербурга.

    Есть такие вопросы, при решении которых централизация, понимаемая как монополия центра, не только неизбежна, но и полезна делу. Это относится к таким стратегическим вопросам, как совместная оборона, обеспечение национальной безопасности и политической стабильности, освоение космоса, обеспечение транспорта, связи и т. п. Но есть вопросы другого рода, где объективно требуется децентрализация функций государства, учет местной специфики, который может быть осуществлен только местными органами власти. Например, в процессе перехода к рыночной экономике для обеспечения стабильных рабочих мест необходимо тесное взаимодействие центральных органов и органов местного самоуправления.

    Но проблеме децентрализации функций в Российской Федерации свойствен еще один аспект. Выше уже отмечалось, что становление многоукладной рыночной экономики влечет изменение ролей государства и человека в обществе. Формирование саморазвивающегося гражданского общества, состоящего из экономически, политически и юридически самостоятельных (автономных) субъектов, предполагает сужение роли государства, в том числе сужение его функций, и расширение роли граждан и их объединений.

    В функциональную характеристику государства входит и рассмотрение тех средств и способов, которые обеспечивают выполнение государством своих функций. Такой обеспечивающей структурой является государственный аппарат — система органов государства, создаваемых специально для выполнения функций государства.

    Подчеркнем, что функции государства, а не различные функции различных ветвей власти, обеспечивает государственный аппарат в целом, в комплексе, в системе. Но при этом, разумеется, каждое звено этого аппарата, каждый орган имеет и свои собственные функции, представляющие разделение труда по управлению обществом. Вот почему надо различать функции государства, функции государственной власти и функции государственных органов.

    Итак, для обеспечения выполнения своих функций в любом государстве формируется специальная структурная организация, называемая государственным аппаратом. Он олицетворяет материальную силу государственной власти. Аппарат государства — это система государственных органов, взаимосвязанных общими принципами, единством конечной цели и взаимодействием, наделенных властными полномочиями, а также располагающих материально-техническими возможностями для осуществления своих функций. Государственные органы являются структурными звеньями государственного аппарата. Для образования государственного органа необходима правовая основа, т. е. издание специального нормативно-правового акта. Обычно система государственных органов устанавливается конституцией (основным законом государства). Различают представительные законодательные органы, принимающие законы (парламент, верховный совет, федеральное собрание, конгресс и т. д.), органы исполнительной власти (правительство, министерства и ведомства), — на эти органы возлагается обязанность организовывать реализацию принятых законов. И наконец, судебные органы, разрешающие различные имущественные и иные споры, контролирующие исполнение законов. Государственные органы обеспечивают осуществление сильной и эффективной государственной власти, которая не обязательно должна быть авторитарной, диктаторской. Необходима и возможна легитимная (основанная на законе) сильная власть. Государственные органы, как официальные представители государства, имеют право издавать нормативно-правовые (общего характера) либо индивидуальные правовые акты (акты применения права), обязательные для исполнения. Для государственного аппарата требуются специально подготовленные кадры чиновников-управленцев, обладающих необходимой квалификацией и профессионализмом. Слой людей, занятых на работе в аппарате государства и профессионально занимающихся управлением общественными делами, определяют как бюрократию (от греч. «бюрократ» — столоначальник, букв.: «власть стола»). Но этот термин используют и для обозначения отрицательной характеристики таких проявлений в деятельности государственного аппарата, как формализм, волокита, карьеризм, стремление к личной выгоде, коррумпированность и черствость, равнодушие к людям и их нуждам.

    Для преодоления этих негативных явлений используются демократические методы и стиль работы, понимаемые не как абстрактная идея, а как целая система специально разработанных и реально действующих мер и механизмов, призванных обуздать, сдержать бюрократизацию. Таким корректирующим средством служит принцип «разделения властей», предполагающий создание системы взаимных «сдержек и противовесов». Эффективны такие меры, как замещение должностных постов по конкурсу, перевод управленческого аппарата на работу по контракту, лишение государственных служащих права участвовать в коммерческой деятельности, но одновременно установление для них высокого уровня заработной платы, обеспечивающего их заинтересованность в честной службе. Управленческий аппарат должен быть инструментом органов власти, избранных и контролируемых народом. Деятельность государственного аппарата должна осуществляться на основе принципа законности, предполагающего строгое, точное и неукоснительное соблюдение законов.

    Государственный орган следует отличать от различных общественных организаций, объединений. Он наделяется властно-принудительными полномочиями для осуществления своих функций, имеет свою сферу, свою область занятий, которую именуют предметом ведения. Для функциональной характеристики государственного органа используется понятие компетенции, которое означает взятый в единстве круг и объем полномочий и обязанностей, принадлежащих этому государственному органу, а также предмет его ведения. Государственный орган может делать только то, что ему разрешено. Принцип «разрешено все, что не запрещено» не относится к деятельности государственных органов. Этот принцип действует в сфере имущественных отношений граждан, юридических лиц.

    Государственный орган, как правило, реализует свою компетенцию, издавая соответствующие акты (постановления, распоряжения, приказы, инструкции и т. д.). Но для определенной категории государственных органов основным является реальная хозяйственная, организационная, властная деятельность.

    Государственные органы имеют определенные формы деятельности, иерархию, например выделяют центральные и местные органы. Такие отрасли юридической науки, как наука государственного права, наука административного права, осуществляют специальное изучение государственного органа, государственного аппарата.

    В теории государства задача ставится более скромная: определить взаимосвязь функций государства и обеспечивающихих выполнение структур, т. е. государственных органов.

    Подчеркнем практическое значение правильного теоретического решения этого вопроса. Так, государственный орган следует создавать под ту или иную функцию, а не наоборот — создавать орган, а потом находить ему занятие, функцию. Впрочем, необязательно и создание отдельного государственного органа под каждую новую функцию государства. Уже имеющиеся в государственном аппарате органы могут взять на себя и новые функции, их компетенция может быть расширена.

    Эти положения, когда они соблюдаются в государственной жизни, приобретают большое значение для практической организации наиболее эффективной деятельности государства, выполнения его социального назначения. Напротив, недопустимо дублирование одних и тех же функций разными органами.

    В теоретическом плане очень важно отметить, что именно государственные органы как раз характеризуют формирование в государстве особого слоя людей, физически оторванного от материального производства, но выполняющего весьма важные управленческие функции. Этот слой известен под разными наименованиями: чиновники, бюрократы, управленцы, функционеры, номенклатура, менеджеры и т. д. Он представляет собой объединение профессионалов, занятых управленческим трудом — это особая и важная профессия.

    Как правило, этот слой людей обеспечивает выполнение функций государства, государственной власти, государственных органов в интересах общества, народа. Но в определенной исторической обстановке функционеры могут стать на путь обеспечения собственных интересов. Тогда-то и возникают ситуации, когда для тех или иных лиц создают специальные органы (синекуру) или ищут этим органам новые функции и т. п.

    Таким образом, орган государства — это специально созданная структура, составляющая часть государственного аппарата, наделенная компетенцией, необходимой для осуществления функций.

    Построение аппарата государства должно идти от функций к органу, а не наоборот, и на строгой правовой основе.

    Отметим также, что понятие органа государства используется в широком и узком смысле. В широком — это орган государственной власти, а в узком — это орган, ориентированный на специальную функцию, необходимую для жизнедеятельности общества. Наконец, иерархия государственных органов предусматривает подотчетность и подконтрольность одних органов другим.

    Некоторые иные важные вопросы этой темы (бюрократический и демократический централизм, слом «государственного аппарата», конфликты личных и общественных интересов на государственной службе и др.) будут рассмотрены в главе восьмой применительно к функционированию и эволюции Российского государства. Так, эти теоретические проблемы можно будет усвоить лучше, используя конкретный и предметный материал, которым так богата наша сегодняшняя политико-правовая действительность.

    Глава седьмая. ГОСУДАРСТВО В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ОБЩЕСТВА

    Понятие и структура политической системы. Виды политических систем. Государство и другие элементы политической системы. Государство и партии. «Партийное» государство. Государство и профсоюзы. Государство и церковь. Государство и самоуправление.

    Предыдущие главы были посвящены характеристикам собственно государства как социального института — его назначению, устройству, функциям. Но в государственно организованном обществе формируются и действуют и иные социальные институты: политические партии, профессиональные союзы и другие общественные организации, различные политические движения и т. д.

    Поэтому возникает вопрос: а чем же эти социальные институты, которые также оказывают воздействие на жизнедеятельность общества, отличаются от государства, что у них общего, как они взаимодействуют между собой. Кроме того, возникает и проблема соотношения различных социальных институтов в обществе — кто, например, эффективнее может решать те или иные конкретные экономические, политические, социальные задачи, чью «производительную» мощь в конкретной исторической обстановке должно и может задействовать общество, чтобы обеспечивать свою жизненно важную стабильность, или, наоборот, реформаторские или даже революционные изменения.

    Государство или партии, государство или общественные организации? Этот вопрос постоянно возникает в общественной жизни. Например, должна ли быть основной функцией государства защита прав и свобод граждан, обеспечение их безопасности, или это функция общественных организаций и движений, или и тех и других? Должно ли государство вмешиваться в экономику, регулировать ее или это «работа» рыночных структур, в том числе предпринимательских, финансовых групп, союзов? Как соотносятся государственная политика в сфере культуры, науки, образования и деятельность соответствующих фондов, культурных организаций, союзов ученых, инженеров и т. п.? Все эти вопросы и выводят теорию государства на проблему политической системы и ее элементов.

    В таком методологическом подходе реализуется и то определение предмета теории государства и права, которое было обозначено в самой первой главе: предметом изучения и объяснения являются не только государство и право, но и органично связанные с ними политические и иные явления и процессы.

    Кроме того, сравнение, сопоставление государства и других социальных институтов общества также позволяет лучше познать государство как политическую организацию общества, ярче выявляет именно политическую суть государства и государственной власти, специфику структурной (аппаратной) организации государства и структур других общественных образований, реализуя таким образом институциональный подход к политической системе.

    Вот почему небольшая глава о месте и роли государства в политической системе общества является очень важной и логически обоснованной в современной теории государства. И раскрытие этой темы, как и предыдущих тем, надо начинать с понятия политической системы общества, а для этого надо Прежде всего поразмышлять над тем, какова вообще структура общества.

    Эта структура может быть представлена в виде различных взаимодействующих систем: политической, социальной, экономической, идеологической, правовой и некоторых других. Эти системы складываются и существуют объективно. Они представляют органичное объединение различных социальных элементов, которые взаимосвязаны, имеют определенный характер этих взаимосвязей, их деятельность определяется целями, задачами и иными критериями жизни общества. К этим элементам, образующим разные общественные системы, относятся социальные институты (государство, партии, церковь и т. п.), культурные пласты (идеологические, религиозные течения, традиции, язык и т. д.), экономические организации (предприятия, учреждения, органы экономического управления и т. п.), правовые установления (нормы, правовые институты, законодательство и т. д.). Именно в разных, но объективно обусловленных сочетаниях эти элементы и структурируют общество на системы, а теоретическая мысль выделяет и изучает эти системы: политические, социальные, правовые, экономические и т. д.

    Разумеется, системная организация общества не является единственной. Общество — бесконечно сложное образование. Можно, например, выделить и структуры общества, формирующиеся не по системным критериям, а по иным, например по критерию соотношения индивида (личности) и коллектива. Можно выделить экономический базис и надстройку (эти понятия хорошо известны из предыдущего, марксистско-ленинского этапа отечественного обществоведения); социальное пространство (поле) и информационное пространство и т. п. Но системная организация оказывается одной из самых важных структур общества и позволяет с наибольшей полнотой разобраться во многих сторонах жизни общества, в том числе в соотношениях государства с другими политическими элементами общества.

    Теория государства для этой цели и выделяет прежде всего политическую систему общества, рассматривает элементы, которые входят в нее, характер их связей.

    Под политической системой общества понимается система государственных и негосударственных социальных институтов, осуществляющих определенные политические функции. Эти социальные институты — государство, партии, профсоюзы и другие организации и движения, участвующие в сфере общественной жизни, где ядром является завоевание, удерживание и использование власти. Именно власть и отношения по ее поводу характеризуют политические функции различных социальных институтов, являются системо-образующими факторами, формирующими, образующими политическую систему.

    В этой сфере общественной жизни — завоевание, удерживание, использование власти — проявляются отношения классов, других социальных групп, наций. Общественные отношения тут как раз и возникают по поводу власти и органично связанных с властью других социальных ценностей суверенитета, свободы личности, самоуправления. Эти общественные отношения проявляются не сами по себе, а через организацию и деятельность различных общественных образований — от государства до молодежных движений, от партий до организаций самоуправления, которые и образуют в совокупности политическую систему.

    Сфера жизни общества — власть, суверенитет, свобода личности — затрагивает интересы множества людей и становится политической сферой. Именно здесь взятые в комплексе отношения больших групп людей по поводу завоевания, удержания и использования власти, суверенитета (государственного, экономического, национального), обеспечения свободы личности (прав и свобод человека и гражданина), организации самоуправления и т. п. порождают то качество жизни общества, которое именуется политическим, именно здесь размещается та общественная кухня, где варится блюдо, которое называется политикой.

    Политика начинается там, где те или иные общественные образования, их действия и решения, т. е. та или иная деятельность государства, партий, иных организаций, затрагивают жизненные интересы множества людей.

    Политика, политические организации, политическая система, политические функции — все это в современной теории государства понятия, которые в том или ином ракурсе характеризуют отношения государства, классов, партий, наций, других социальных институтов по поводу завоевания, удержания и использования власти в обществе, по поводу иных, органично связанных с властью социальных ценностей.

    Понятие и другие аспекты политической системы широко разрабатывались в марксистско-ленинской теории общества и тесно увязывались с классовой структурой общества и сущностью государства, с завоеванием, организацией и функционированием государственной власти.

    Эти представления о политической системе также использовались на предыдущем этапе для апологетической характеристики социалистической политической системы. Она объявлялась подлинно демократической, и утверждалось, что такое ее свойство было обусловлено господством рабочего класса, выражавшего интересы большинства народа, всех трудящихся, руководством коммунистической партии.

    На марксистско-ленинском этапе отечественного обществоведения государству в политической системе отводилась роль главного орудия построения социализма и коммунизма, а коммунистической партии — руководителя, идеолога образования и развития политической системы социализма. Все остальные элементы политической системы объявлялись «приводными ремнями» государственного механизма.

    В таком контексте на этом этапе отечественного обществоведения наряду с политической системой выделялись социальная система — классовая структура общества (рабочие, крестьяне, интеллигенция), экономическая система (социалистическая собственность, плановое народное хозяйство), что получило даже конституционное закрепление.

    Современная теория государства также уделяет большое внимание политической системе общества, но не привязывает ее жестко к той или иной общественно-экономической формации, к классовой сущности общества, а рассматривает ее социологически как объективно складывающееся единство различных социальных институтов, взаимных связей определенного характера.

    Факторы, задающие тот или иной характер политической системе общества, формирующие те или иные ее виды, также оказываются не столько классовыми, сколько социологически многоплановыми. Среди них не только организация государственной власти, не только собственно политические образования — партии, политические движения и другие общественные организации, их борьба за власть, за использование в своих целях институтов государства, в том числе армии, полиции, органов управления, средств массовой информации и т. п., но и другие, более глубокие пласты этих факторов.

    К ним относятся потребность в наиболее эффективной организации экономической жизни общества, его стабильности, выгодном сотрудничестве и партнерстве с другими государствами, обеспечении интеллектуального потенциала общества, разумном соотношении интересов индивида и коллектива, соблюдении и сочетании культурных и иных интересов этнических меньшинств и национального большинства и т. п.

    А для политических систем многих обществ, как показывает исторический опыт, актуальным системообразующим фактором становится стратегия выживания в условиях глобальных экологического, демографического, сырьевого и иных кризисов. Рассмотрение этих факторов позволяет по-новому сформулировать и характеристики политических систем, а не только привязывать их к общественно-экономической формации, к использованию власти для сохранения общественного строя, к классовой сущности общества.

    Социологическое рассмотрение политических систем действительно позволяет обоснованно отказаться от догматического и ограниченно формационного их описания и объяснения.

    Современные социологические теории в этой связи формулируют иные концепции, рассматривают иные условия, определяющие характер тех или иных политических систем, и прежде всего выделяют наличие системообразующей социальной среды, в которой проявляются индивидуальные (личностные) и коллективистские начала жизни общества, образуются политические системы. Сторонники этих концепций исходят из того, что человечество за всю свою историю создало всего несколько типов социальных сред, лежащих в основе собственно политических систем, определяющих их базовые характеристики.

    Так, можно выделить то состояние общества, ту социальную среду, при которых результаты труда сознательно распределяются особым слоем государственно организованных людей — распределителями (в широком смысле слова). Это чиновники, которые организуют производство, работы, услуги, устанавливают цены, размеры оплаты труда. Они — распределители — ведут учет и распределение результатов труда, осуществляют контроль за этим распределением. Распределители сами берут или общество устанавливает им определенное возмещение их труда. Распределитель становится распорядителем, выступает от имени государства. Собственность в такой среде, как правило, существует в государственной, общественной форме. Допускается личная собственность, а частная собственность ограничивается или искореняется. Благосостояние распределителя-распорядителя в подобном обществе зависит от его места в системе распределения, от его положения в разных организационных властных структурах: правящей элите, номенклатуре, бюрократии. Важно отметить, что, как правило, конкретное место конкретного человека в системе управления, распределения зависит прежде всего от династических, клановых, национальных, родственных или политических связей.

    Такое состояние социальной среды приводит к нестабильности, вызывает недовольство, а подчас и протесты тех, кто обделен распределением и положением в этой системе. Эта система таит в себе гроздья социальных потрясений и конфликтов, которые деформируют в конце концов общества распределительного типа. Ибо в них заложен еще один социальный порок — уравнительность. Она становится в них господствующей идеологией и убивает всякую мотивацию к труду. Никакие формы подхлестывания к труду — драконовские законы, социалистические соревнования, рабовладение в разных формах, вплоть до ГУЛАГа, сакральные ритуалы — не могут длительное время обеспечить существование социальной среды распределительного типа. Она несправедлива, а в своей финальной стадии характеризуется чудовищными формами бюрократической власти (господства распределителей), произволом, коррупцией, нравственным вырождением.

    Политические системы, возникающие в такой социальной среде, характеризуются гиперболизацией роли государства, его аппарата. Государственная власть тоталитарно вмешивается в экономическую жизнь общества, его членов, даже в их личную жизнь. Инакомыслие, в каких бы теоретических и организационных формах оно ни возникало, подавляется, формируются государственная идеология, религия, культура, образование, наука. Как правило, современные политические системы в такой социальной среде характеризуются тем, что у власти находится одна господствующая партия, все другие общественные организации (профсоюзы, культурные союзы, молодежные, женские, даже детские организации) выступают проводниками государственной политики. Политические системы таких обществ становятся, как правило, закрытыми, всячески затруднен обмен идеями, людьми, с внешним миром.

    Политическая система в такой среде имеет своим назначением стабилизацию, консервацию общественной жизни. Она опирается на социальное иждивенчество, политическую терпимость народа. Господствуют здесь бюрократия, чиновничество, политическая элита, номенклатура, прикрывающиеся весьма часто демагогией о защите интересов трудящихся, народа. Эта демагогия утверждает и примат коллективизма над индивидуализмом, над личностью, ее правами и свободами. Социальное иждивенчество становится нравственным содержанием таких обществ, и политическая система «работает» на его обеспечение и сохранение, в том числе путем эксплуатации работников и самых разных формах (ГУЛАГ, установление пределов оплаты труда, введением трудовых повинностей и т. п.).

    В истории такие политические системы возникали в некоторых обществах «азиатского способа производства», в социалистических обществах сталинского типа, в некоторых иных обществах. Для таких систем становится характерным культ вождя, харизматического лидера. Стабильность таких политических систем поддерживается насилием, принуждением, политическим сыском, террором, а подчас и геноцидом по отношению к своему народу, агрессией, экспансией по отношению к соседним народам, государствам.

    Второй тип социальной среды, формирующей иные политические системы, базируется не на распределительной, а на рыночной товарно-денежной основе экономической жизни общества, на практике и идеологии свободного предпринимательства. Деньги как всеобщий эквивалент соизмерения результатов труда, превращение продуктов в товары — вот глубинная экономическая суть этой среды. Но и положение человека в таком обществе, в его политической жизни определяется имущественным состоянием, предприимчивостью, активностью, богатством, капиталом. Конечно, это имущественное положение может быть основано не на трудовой деятельности, а приобретено «неправедным путем», например путем хищений. Поэтому и эта среда также оказывается несправедливой, чреватой социальными потрясениями, содержит противоречия, конфликты. Однако она более эффективна, более устойчива, чем распределительная среда, исторически более распространена.

    Политические системы в такой среде характеризуются ролью государства как организатора условий для рыночной, в том числе социально ориентированной, экономики. Государство обеспечивает права и свободы граждан, их безопасность, их собственность. Оно имеет целью организовать социальную защищенность малоимущих слоев, более справедливое распределение доходов, налогов. Партии в такой системе стремятся к завоеванию власти путем участия в избирательных кампаниях, в выборах на демократической основе. Правовые формы становятся главным инструментом достижения политических целей.

    Индивид, его права и свободы, его законные интересы имеют в такой системе приоритет над правами коллектива — будь то народ, нация, организация и т. д. Собственность, и прежде всего частная, охраняется государством.

    Разномыслие как одна из форм идеологического плюрализма характеризует эту политическую систему, где информационные права граждан, свобода слова становятся важным фактором политической жизни, экономической, социальной и культурной деятельности. Словом, политическая система, основанная на рыночной товарно-денежной среде, — это, по существу, либерально-демократическая модель общественною развития, получившая особенное распространение в последней трети XX века.

    Либерально-демократические политические системы, как правило, являются открытыми: обмен идеями, знаниями, товарами, людьми, инвестициями становится их характерной чертой. В этих системах судебная масть, правовые установления приобретают определяющее значение. Государственная власть действует в организационно-правовых формах. Взаимоотношения государства, партий, профсоюзов и иных организаций в таких политических системах обеспечиваются, как правило, конституционным регулированием. Политические системы реализуют не только и не столько классовые интересы, сколько общесоциальные интересы, общественно значимые функции. Однако и эти системы существуют в конфликтных, противоречивых состояниях: социальное, имущественное расслоение в них может достигать высокого уровня и вести к социальному напряжению, взрыву.

    Наконец, существует еще одна организация социальной среды — смешанная, та, что в XX веке расцвела под названием конвергенции. Эта среда также порождает своеобразные политические системы, в которых плюрализм соседствует с реликтами политической нетерпимости, призывы к обновлению, реформам сопровождаются попытками реставрации старых порядков, прежней политической системы.

    Конвергенционные политические системы обладают существенным недостатком — они нестабильны, противоречивы, эволюционируют, как правило, в иные системы. Например, в нынешней российской действительности сохраняется то, что можно охарактеризовать как «пережитки социализма» в сознании людей. Сохраняется и неготовность многих людей уйти от привычного социального иждивенчества характерного для тоталитарного распределительного общества сталинского типа. И вместе с тем возникает правовая поддержка частной собственности (приватизация), развитие предпринимательства — подобное смешение как раз характерно для конвергенционных систем.

    Конвергенционные политические системы возникают, как показывает исторический опыт, тогда, когда происходят крупные переходы от одной социальной среды к другой.

    Например, своеобразный государственный капитализм (НЭП) и соответствующая ему неустойчивая конвергенционная политическая система возникли в 20-х годах XX века в России, а затем эволюционировали в распределительное общество сталинского типа. Переход от распределительной социальной среды к рыночной экономике в 80-х годах XX века в России также привел к появлению конвергенционной политической системы, эволюционирующей постепенно хотя и с огромными трудностями и противоречиями, в направлении либерально-демократической модели.

    Для конвергенционных политических систем является характерным смешение многих политических институтов разного назначения и содержания: провозглашение свободы труда, передвижений и места жительства и сохранение полицейской «прописочной» системы граждан, сохранение полицейского сыска и декларирование прав и свобод человека, институциональное закрепление принципа разделения властей и систематическое подминание одной власти другой, идеологический плюрализм и государственная монополия на телерадиовещание и т. п.

    Словом, конвергенционные политические системы не такая уж редкость в истории политической организации общества, и роль государства, его функции в таких системах также весьма существенны, многообразны.

    Государство в таких системах либо стремится к их консервации, что, впрочем, как правило, бесперспективно, либо обеспечивает эволюцию системы в исторически обусловленную иную форму.

    Таким образом, можно выделить различные виды политических систем и формирующие их глубинные социологические факторы, прежде всего среду, объединяющую способы социально-экономической и политической жизни общества и его духовного состояния, традиции, менталитет. Классовая характеристика общества в такой концепции не признается основополагающей, хотя нельзя игнорировать ее роль в процессах формирования и функционирования политических систем.

    По характеру той или иной социальной среды, в которой возникают политические системы, можно выделить тоталитарные и либерально-демократические политические системы. Возможны и иные, более или менее четко очерченные системы, в том числе смешанные. В зависимости от различных конкретно-исторических обстоятельств они могут приобретать и дополнительные характеристики, особенности. Так, националистические, шовинистические, расистские идеологии порождают фашистские политические системы — разновидность тоталитарных систем.

    По характеру взаимодействия выделяют открытые и закрытые политические системы. Известны в истории и вождистские, культовые политические системы, где вся организация политической власти, все социальные институты функционируют в режиме обслуживания вождя (фюрера, генерального секретаря), исполнения его воли и желаний. Следует отметить, что политические системы реализуют те или иные политические режимы, т. е. методы и способы осуществления государственной власти, и органично поэтому связаны с политическими режимами. Более подробно политические системы изучаются политологией. В рамках же теории государства основное внимание уделяется лишь некоторым аспектам политических систем.

    И в этой связи надо рассмотреть вопрос о взаимодействии государства и партий. Действительно, в политической системе большую роль играют политические партии — важные социальные институты политической жизни общества.

    Политическая партия — это, как правило, весьма формализованная политическая организация со своей структурой (руководящие органы, региональные отделения, рядовые члены), выражающая интересы тех или иных общественных классов, социальных слоев, групп, объединяющая наиболее активных их представителей, ставящая, как правило, своей задачей завоевание политической власти для осуществления определенной программы, социальных, экономических, политических преобразований, достижение неких целей и идеалов.

    Появление таких общественных организаций, как партии, является объективным процессом, который позволяет выявлять общие интересы различных групп, формулировать их, преобразовывать в правовые требования, добиваться их осуществления. Государство — это как раз тот социальный институт, где партийные интересы, цели, идеалы могут выступать как общественные интересы, обеспечиваться властной поддержкой, сопровождаться механизмами их реализации. Поэтому государство и выступает важнейшим и очень ценным объектом политической борьбы, определяет участие партий в завоевании государственной власти.

    Различают парламентские партии, ставящие целью завоевание власти демократическим путем, участием в парламентской деятельности, и партии, которые ставят задачей насильственные преобразования общественного строя, насильственный захват власти.

    Организация и деятельность различных партий в историческом ракурсе оказываются весьма многообразными. Еще более многообразно и их взаимодействие с государством, его институтами.

    По участию в делах государства можно различать не только парламентские, но и правящие партии, которые уже получили и осуществляют власть. Партия осуществляет власть главным образом через «своих людей», своих членов, которых она расставляет на важнейшие государственные посты. Так, с 1927 года в СССР действовал принцип номенклатуры: на все важнейшие государственные посты назначались лица, которых выбирал и назначал (давал согласие на назначение) Центральный Комитет Коммунистической партии. Соответственно на посты в областных, районных структурах руководителей назначали обкомы, райкомы партии.

    В некоторых обществах длительное время независимо от партийного влияния формируется и функционирует аппарат министерств, других органов управления, но руководители этих министерств, других органов управления назначаются по партийной принадлежности, в зависимости от того, какая парламентская партия пришла к власти. В других обществах происходит повальная смена состава аппарата государства, если к власти приходит иная партия. В крайних случаях взаимодействие партии и государства приводит к такой политической системе, которая может быть определена как «партийное государство»: функционирует одна господствующая партия, ее идеология становится государственной идеологией, происходит сращивание партии и государственного аппарата. Руководитель партии превращается в фактического главу государства, важнейшие решения принимаются в партийных структурах и лишь оформляются государственными институтами. В «партийном государстве» все другие общественные организации также подпадают под партийный контроль и политическая система становится тоталитарной системой.

    Антиподом политической системы типа «партийного государства» являются многопартийные, плюралистические политические системы, где важнейшие государственные решения принимаются демократически: сопоставлением мнений, их обоснованием, лоббированием в законных рамках, — словом, с помощью нормальной парламентской процедуры.

    В этих системах государство свои отношения с парламентскими партиями строит, как правило, по такой схеме: сформированные как правовые требования притязания тех или иных классов, социальных групп становятся предметом рассмотрения в ходе законодательного процесса при соблюдении политических, правовых норм и процедур.

    Наряду с политическими партиями надо выделять и политические, национальные движения как элементы политической системы. Это менее формализованные общественные образования, различные фронты, союзы, соборы, другие организации. Политические, национальные, культурные движения, как правило, не имеют членства, структура их размыта. Часто политические и иные общественные движения не имеют и формальных региональных отделений, от их имени выступают лишь руководящие органы (организационные комитеты, президиумы и т. п.).

    Отношения государства и политических, национальных, культурных движений многоплановы. Там, например, где осуществляется департизация и деидеологизация государственных органов, цели и задачи политических движений воспринимаются аппаратом государства не организационно, не институционально, а через сложную систему идеологического воздействия. Но в некоторых государственно организованных обществах членство в той или иной партии, участие в том или ином политическом движении отнюдь не служит препятствием для государственной службы, а иногда, наоборот, служит основанием для зачисления на службу.

    Не менее сложные в рамках политической системы существуют и отношения государства с профсоюзными и другими общественными организациями.

    Профессиональные союзы появились на определенном этапе исторического развития как организации, выражающие и защищающие интересы определенных категорий работников. Выросшие из средневековых цеховых организаций ремесленников, в настоящее время профсоюзы представляют мощную экономическую и политическую силу. История взаимоотношений государства и профессиональных союзов также драматична и многопланова.

    Политические системы некоторых обществ включали или отторгали профессиональные союзы, придавали им различное значение.

    Диапазон здесь велик: на разных этапах государственности профсоюзы то вступали в отношения сотрудничества, даже партнерства с государством, то выступали по отношению к государству противоборствующим, разрушительным элементом.

    Различают независимые, свободные профсоюзы и профсоюзы официальные, поддерживаемые государством, которое в некоторых политических системах даже передавало официальным профсоюзам законотворческие функции и сфере трудовых отношений (например, такими функциями обладал Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов — ВЦСПС — в бывшем Союзе ССР).

    В конвергенционных политических системах, особенно характерных для перехода от распределительной к рыночной социальной среде, деятельность профсоюзов придает этим системам своеобразные анархо-синдикалистские свойства. В таких системах те или иные профсоюзные организации выступают от имени своих членов (как правило, работающих в отдельной отрасли производства: шахтеров, энергетиков, нефтяников и т. д.) и становятся мощным прессом воздействия на правительство для повышения уровня оплаты труди, условий труда и быта, получения льгот, более активного участия в политической жизни и т. п. Угрозы забастовок, экономические и политические требования сопровождают деятельность профсоюзов, заставляя государство попеременно удовлетворять требования в то одних, то других групп трудящихся, что разрушает в конечном счете единое экономическое пространство, ведет к инфляции, спаду производства и другим бедам.

    Возможно, что и вообще, как это ни прискорбно, преобразование политической системы распределительного типа в систему социально-рыночного типа лежит через этап так называемого анархо-синдикалистского состояния общества.

    В истории политических систем особняком стоит вопрос о соотношении государства и церкви. История знает теократические и светские государства, воинственно-атеистические и конфессионально-плюралистические, соответственно и разные политические системы.

    Многообразие конкретно-исторических религиозно-духовных состояний общества позволяет в рамках теории государства сформулировать лишь несколько общих, но важных выводов, необходимых для понимания взаимодействия государства и церкви в рамках политической системы.

    Как правило, политические системы большинства обществ, особенно на современном этапе, исключили формально церковь из своего состава, произошло отделение государства от церкви. Этот принцип закреплялся конституционно, государство формально не вмешивалось в дела церкви, а церковь, имея перед собой благородную цель нравственно-религиозного, духовного воспитания, а весьма часто и возрождения общества, не вмешивалась в государственную жизнь, в политику. В таком взаимоотношении реализуется принцип свободы совести, вероисповедальной свободы, секуляризации политики и автономии религии.

    Однако так происходило лишь в нормально функционирующих либерально-демократических политических системах.

    В тоталитарно-распределительных политических системах формальные покрывала невмешательства скрывали фактическое вмешательство государства в дела церкви, попытки контроля за священнослужителями, гонения на них, репрессии. Такие политические системы пытались использовать церковь для своих целей. Воинственно-атеистические системы, в свою очередь, пытались применить и применяли открытое принуждение для насильственного разрушения религиозных систем, изменения духовной, бытовой, обрядовой жизни общества, разрушения культовых сооружений.

    А в обществах, где господствовали некоторые религиозные системы, например ислам, напротив, религиозные организации оказывали и оказывают воздействие на функционирование государственных институтов, задают и определяют социальные цели и смыслы общественной, политической жизни, выступают фактически важным институтом политической системы.

    В этих обществах взаимоотношения государства и религиозных образований весьма противоречивы: от полного подчинения государственных институтов религиозным правилам и требованиям до периодических острых конфликтов государства и так называемых фундаменталистски настроенных членов общества.

    Не следует также забывать, что во многих обществах церковь выступает институтом национального самосохранения, даже выживания народа.

    В целом, конечно же, церковь во многих обществах, как правило, — это все же практически и фактически важный элемент политической системы общества, хотя в либерально-демократических системах такое положение открыто не признается, а конституционно даже отвергается. (Например, ч. 2 ст. 14 Конституции Российской Федерации гласит: «Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом». Статья 1 Билля о правах США гласит: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии или запрещающего свободное исповедание оной…».) Вместе с тем и в таких системах отдельные политические контакты между государством и церковью в конкретно-исторической обстановке являются весьма интенсивными и значимыми.

    Теократические тенденции (вмешательство церкви в политическую жизнь общества, использование государственных каналов для распространения своих вероучений, например, через средства массовой информации, попытки навязать обществу религиозно-регламентационные нормы и т. д.), по мнению Е.Н. Салыгина, становятся весьма распространенными в современной государственности, что вообще не позволяет считать теократию отжившей формой взаимоотношений государства и церкви.

    Теократия в определенных государственно-правовых ситуациях выступают противовесом технократии, когда интересам научно-технического прогресса приносят в жертву многие духовные ценности.

    Наконец, вопрос о взаимоотношениях государства и органов самоуправления, самоорганизации общества.

    Такие органы возникают для решения так называемых местных дел: бытового и коммунального устройства, обрядовой духовной жизни. Это различные советы, муниципалитеты, сходы, собрания, клубы, родительские комитеты и т. п. К таким органам самоуправления, самоорганизации относятся и трудовые коллективы, их различные руководящие органы. Удельный вес органов самоуправления, самоорганизации в политической системе общества весьма велик. Например, трудовые коллективы и некоторых обществах наделялись специальными политическими функциями выдвижения кандидата в депутаты представительных органов власти, их участием в избирательных кампаниях.

    Органы самоуправления играют большую роль в самых массовых, «низовых» политических структурах общества.

    Представляют ли органы самоуправления самый глубинный слой органов государственной власти или это отдельные от государства, но взаимодействующие с ним специфические организации управления делами общества — этот вопрос постоянно возникает практически в каждом обществе и решается по-разному.

    В частности. Конституция Российской Федерации отделяет местное самоуправление от органов государственной власти и передает ему самостоятельное решение вопросов местного значения, владение, пользование и распоряжение муниципальной собственностью. А осуществляется местное самоуправление гражданами путем референдума, выборов, других форм прямого волеизъявления, через выборные и другие органы местного самоуправления.

    Итак, политическая система общества представляет органическое единство государства и других социальных элементов, объективно имеющих различные политические функции, но объединяющихся вокруг целей и идеалов, господствующих в данном обществе, вокруг главного — завоевания, удержания и использования власти и связанных с ней ценностей.

    Политическая система обеспечивает проведение внутренней и внешней политики, формирует, выражает и защищает интересы классов, социальных групп. Ее характер (тип, виды) определяются главным образом той социальной средой, в которой возникает и функционирует политическая система.

    Вместе с тем политическая система может обладать различными дополнительными характеристиками, особенностями в зависимости от конкретной исторической обстановки, духовной жизни общества, национальных традиций, психологии, менталитета.

    В ее состав могут входить как формально, так и фактически социальные институты, обладающие прямо или косвенно определенными политическими функциями или не имеющие таковых, но по своей общественной роли формирующие социальные цели и идеалы жизни общества, которые преобразовываются затем в конкретные политические функции.

    В политическую систему государство в целом входит как политическое, структурное, территориальное образование общества, а не только какими-либо отдельными его органами. Государство — действительно важнейший элемент политической системы общества, но свои функции выполняет во взаимодействии с другими социальными институтами: партиями, профсоюзами, другими общественными организациями, органами местного самоуправления.

    Политические системы имеют динамический характер, эволюционируют, перестраиваются, но возникают объективно, т. к. объективно возникает необходимость завоевания власти, ее организации, удержания и использования в интересах тех или иных социальных сил, всего общества.

    Глава восьмая. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

    Возникновение Российского государства. Различные типы и формы государства в истории России. Понятие российской государственности, основные характеристики. Социально-политические и идеологические предпосылки возникновения Советского государства. Этапы развития советского общества и Советского государства. Советская форма правления и ее эволюция на современном этапе. Основные внешние и внутренние функции Советского государства, их эволюция. Форма правления, национально-государственное и административно-территориальное устройство, политический режим современного Российского государства. Функции и аппарат Российского государства на современном этапе. Политические, структурные и территориальные характеристики современного Российского государства. О теории российской государственности.

    Прежде всего несколько предварительных замечаний. Современная теория государства и права была бы неполной, если бы в ней не рассматривались некоторые наиболее важные теоретические вопросы российской государственности. Прежде всего потому, что теоретическая и методологическая часть юридической науки — теория государства и права — только тогда будет иметь социальную ценность, если сможет правильно описать, объяснить, прогнозировать, и в некоторых отношениях поддержать социально-политические, государственно-правовые и связанные с ними иные общественные процессы, протекающие как во всех обществах, взятых в целом, в комплексе, так и в отдельных, конкретных обществах, учитывая, разумеется, их особенности, специфику.

    Об этом шла речь выше, в первой главе, когда обсуждались предмет и методология теории государства и права. Поэтому читателя очень важно познакомить с возможным и полезным применением понятий теории государства и права, ее познавательных, прикладных и прогностических способностей применительно к российской политико-правовой действительности, к возникновению и развитию Российского государства, его функционированию на разных этапах истории, его эволюции. Это важно и для подготовки отечественных юристов. Иными словами, положительно ответить на вопрос: «работает» ли теория государства и права применительно к государственно-правовой действительности России, можно ли ее проверить на политико-правовой организации и жизнедеятельности российского общества, есть ли от этого социальная польза?

    Это тем более необходимо, что именно российская история, наряду, разумеется, с проявлением общих политико-правовых закономерностей, создавала и весьма своеобразные политические, структурные и территориальные особенности государственно-правовой организации общества, а в XX веке и вообще породила исключительное своеобразие государственно-правового развития: Советское государство и советское социалистическое право.

    Рассмотрение основных характеристик Советского государства и права становится особенно важной задачей теории государства и права не только с позиций принципа историзма, не только для реализации познавательных, прикладных и прогностических функций теории государства, но и с позиций современного политического состояния российского общества.

    Никуда не уйти от того факта, что и сейчас многие общественные деятели, политические объединения, несмотря на большие изменения, которые претерпело Советское государство, невзирая на его во многом весьма поучительный печальный исторический опыт, видят в возврате к его устройству основную и желательную цель общественно-политического развития России, форму государственной организации российского общества, вновь призывают к осуществлению формулы «вся власть Советам». Уже это одно обязывает теорию государства и права, конечно, опираясь на современный уровень политико-правового знания, уделить определенное внимание своеобразию Российского государства в XX веке. Слишком многое — и положительное, и отрицательное — связано в истории России XX века именно с советской формой правления, советским политико-правовым режимом, советской территориальной организацией общества, и в целом с так называемым «советским строительством».

    Таким образом, теоретическое рассмотрение государственно-правовой действительности России, с одной стороны, должно происходить на основе открытых юридической наукой общих закономерностей и случайностей, характерных для всех государственно-правовых образований, а с другой — это рассмотрение должно идти с учетом своеобразия, особенностей возникновения, развития Российского государства, его функционирования на разных этапах. Смысл и цель такого рассмотрения — в теоретических ответах на вопросы о современном государственно-правовом состоянии России, о тенденциях, путях и перспективах ее государственно-правового развития.

    Но и это еще не все. Изучение Российского государства должно охватить не только его статику, т. е. не только его устройство на тех или иных этапах истории, но и его динамику. Иными словами, следует при современном изучении брать Российское государство в развитии, в эволюционных и революционных переходах от одних типов и форм государства к другим, постигать подлинные причины и движущие силы этих переходов.

    Словом, изучать именно процессы государственно-правового развития России, а не только отдельные этапы, явления, факты в этих процессах.

    Для этого прежде всего надо преодолеть культивировавшуюся марксистско-ленинской теорией государства и права гиперболизацию интереса, главным образом, к сущности, формам и функциям Российского государства XX века — к государству социалистическою типа, явившему, по марксистско-ленинской доктрине, высший тип государства, после которого начинается отмирание государства (при построении коммунистического общества).

    К сожалению, такая гиперболизация привела к тому, что теоретическое осмысление развития Российского государства сводилось в основном к апологетике советского периода российской государственности. Учебные курсы теории государства и права строились в основном на рассмотрении многих утопических и конъюнктурных положений Маркса, Ленина, Сталина, а подчас просто вырванных из контекста их сочинений цитат. В общественное сознание насаждалось утопическое и мифологическое юридическое мировоззрение. Собственное развитие Российского государства не было предметом занятий и научных интересов представителей теории государства, а было отдано на откуп историкам, многие из которых также ряд конкретных российских государственно-правовых процессов подгоняли под общие схемы и догмы марксистско-ленинской доктрины. Господствовала юридическая парадигма о разрыве того нового типа государства — социалистического государства, который возник после октября 1917 года, со всем предыдущим государственно-правовым развитием России, о противопоставлении и противостоянии этого типа государства всем предыдущим типам и формам Российского государства.

    Пришло время вернуться к теоретическому осмыслению Российского государства, взятого в его развитии, т. е. во всей красочной национальной палитре типов и форм государственного устройства, форм правления, их эволюционных и революционных смен, территориального деления и других характерных черт государственно-правовой организации русского этноса на протяжении его длительной истории. Одновременно необходимо восстановить и конструктивную научную преемственность с теоретическим государственно-правовым знанием, которое развивали многие выдающиеся дореволюционные ученые юристы: Н.М. Коркунов, Г.Ф. Шершеневич, Л. Петражицкий, И.А. Ильин и др. Это благодарная задача, которая также должна решаться при рассмотрении теоретических вопросов российской государственности.

    Все это важно еще и потому, что в программных положениях многих политических объединений и движений такие формулы, как «державность», «соборность», «национал-патриотизм», «государственник», «евро-азийство», и тому подобные занимают большое, а подчас и ключевое место. Все эти формулы, пришедшие из динамики, из истории Российского государства, также нуждаются в научном раскрытии и научной оценке.

    Понятие государственности. Вот почему, учитывая именно динамику Российского государства, его развитие, его своеобразие, становится необходимым ввести в теорию государства и применить в юридической и иных общественных науках понятие российской государственности. Это понятие оказывается крайне необходимым на современном этапе научного знания, когда возникает задача теоретического осмысления длительной истории государственно-правовой организации российского общества.

    Но при этом под понятием российской государственности следует разуметь не синоним Российского государства, как это часто встречается в учебниках, публицистических материалах, а возникновение и развитие Российского государства, его различные типы, формы и функции на различных этапах истории России, преемственность и обновление политической, структурной и территориальной организации российского общества, словом, государственно-правовые процессы, происходящие в течение длительного периода жизнедеятельности русского этноса.

    При таком методологическом подходе характеристики российской государственности на разных этапах ее развития должны также содержать и научную оценку, оценочные суждения — что и когда было эффективно и полезно по критериям качества жизни, «человеческого измерения», а что, наоборот, ошибочно, вредно, вело в тупик, порождало неразрешимые противоречия, конфликты. И все это, разумеется, необходимо рассматривать и оценивать с учетом конкретно-исторических особенностей, уровня знания, культуры, религиозного и вообще духовного развития России на определенном этапе, общих мировых государственно-правовых процессов в те или иные времена, российских традиций, национальной и социальной психологии и т. п.

    В предыдущих главах о происхождении государства, права — уже отмечалось, что чем больше временной диапазон теоретического осмысления политико-правовой действительности, тем глубже проникает юридическая мысль в суть этой действительности. Одно теоретическое знание дает диапазон в 80 лет, другое в 300 лет, и уж совсем тщетными и поверхностными оказываются попытки осмыслить государственно-правовое развитие России в диапазоне 10 или тем более 3 лет, ответить на этой ограниченной временной основе на современные острые вопросы, которые задает российское общество, типа «куда идет Российское государство», «на каком этапе оно находится», что «строит» российское общество и т. п. Принцип историзма — основополагающий принцип методологии теории государства и права — требует для современного юридического знания расширить временной диапазон изучения государственно-правовой жизни России. Впрочем, это касается не только теории государства и права, но и вообще всех отраслевых юридических наук.

    Но вместе с тем, — и это надо подчеркнуть, — теоретическое обобщение российской государственности не должно подменять или заменять историческое знание, не должно сводиться к истории Российского государства. Оно должно иметь свой предмет и свои ограничения по срокам, по конкретике, по выводам. Эта методологическая задача, возникающая в процессе рассмотрения некоторых важных теоретических вопросов российской государственности, о которых речь пойдет дальше, также должна находить решение в современной теории государства и права.

    И вместе с тем еще раз обратим внимание на то, как важно для теоретического осмысления государственности России нести отсчет логического охвата государственно-правовых процессов не с 1917-го или 1985-го и тем более с 1991 года, а углубляясь вдаль веков, в возникновение первых российских городов-государств, в столь значимые государственно-правовые реформы, проведенные Петром Первым, в реформы Екатерины II, Александра II, и других великих преобразователей России.

    «Большое видится на расстоянье», — утверждал поэт. И это верно не только для поэзии, для эмоциональной, духовной жизни, но и для такой, Вроде бы весьма сухой и строгой, формализованной науки, как теория государства и права.

    Все это предварительные методологические замечания о том, что означает понятие российской государственности и, каково его содержание, почему его надо использовать на современном уровне юридических знаний, а также чем вызвана сама постановка вопроса о теоретическом изучении именно российской государственности, а не только современного Российскою государства, необходимо было сделать, прежде чем перейти к рассмотрению собственно вопросов российской государственности и их возможному решению с позиций теории государства и права.

    Первый теоретический вопрос и ответ на него должны касаться процессов возникновения Российского государства.

    Правильным будет вывод, что многие общие социальные закономерности возникновения государства, открытые теорией государства (о них шла речь в главе о происхождении государства и права), наши свое полное проявление и в истории Российского государства.

    Переход от присваивающей экономики к производящей на основе земледелия, «городская революция» — появление городов-государств, объективное появление раннеклассовых структур — этих неизбежных спутников расслоения общества в итоге неолитической революции — все это было характерным и для славянского этноса на самых первых этапах его истории.

    Уже в VII–IХ вв. н. э. в основных ареалах расселения славянских племен возникают многочисленные города-государства, выполняющие те же общесоциальные функции, которые города-государства выполняли и у других народов. Да и организация этих первичных городов-государств (аппарат управления, территориальная организация и т. д.) были те же: князь с дружиной, городская община, заменившая родовые связи на связи территориальные, соседские, народное собрание, совет и т. п.

    В северо-западном ареале укрепленные «городки», древнерусские грады, расположенные по течению Волхова от Ладоги до Новгорода представляли собой первичные города-государства России. Торгово-ремесленное поселение в Ладоге сложилось еще в VII веке.

    С XI века происходит бурное развитие славянских и других восточно-европейских племен. Происходит выделение новых ранне-дружинной организации, городской государственной администрации. Городище V–VII веков с языческими святилищами, славянскими жилищами-полуземлянками обрастает поселениями общинников-земледельцев и постепенно превращается в город-государство — богатый и многолюдный славянский торгово-ремесленный, военный, управленческий центр.

    Параллельные процессы «городской революции» — итоги и результаты неолитической революции — идут и у окружающих славян этносов, в частности, в Скандинавии, втягивая в торговые, культурные, способствуя взаимному развитию государственности.

    Характерно, что даже первоначально название этой первичной российской государственности у северных, скандинавских народов, с которыми славяне поддерживали мощные культурные, торговые и иные контакты, было «гардар» — страна городов. И только впоследствии в IХ-ХI веках, когда из городов-государств выделились Новгород, Ладога, особенно Киев, и вокруг них стала формироваться славянская государственность, она в южном ареале приобрела название Киевская Русь.

    Не было в первоначальной российской государственности и рабовладельческого типа государства, как не было такого типа и в государственности других народов (за исключением Древней Греции и Древнего Рима — об этих уникальных формах возникновения государства подробно шла речь во второй и третьей главах).

    Как известно, догматические утверждения в рамках формационного подхода о том, что вся современная цивилизация Европы прошла через общество, основанное на рабстве, общество рабовладельцев, — а это в своей лекции о государстве в 1919 году утверждал В. Ленин, — были опровергнуты современным историческим знанием. Но стоит отметить, что многие десятилетия после 1919 года некоторые представители советской исторической науки, т. е. все той же марксистско-ленинской доктрины, используемой для исторического объяснения и прогноза, а также представители теории государства и права, пытались отыскать рабовладение в общественной жизни славянских племен, в Киевской Руси, стараясь подкрепить утверждение Ленина, обосновать вульгаризированную схему Маркса об общественно-экономических формациях и их неизбежной последовательной смене. А как же могло быть иначе, если в предисловии к 33-му тому 5-го издания труда Ленина о его работах по теории государства, в частности о «Государстве и революции», Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС утверждал: «Ленинский труд, в котором впервые наиболее полно и систематизировано изложено марксистское учение о государстве, представляет собой непревзойденное по глубине и многогранности научное освещение теории государства, яркий образец партийности в борьбе с врагами марксизма». Как же могло быть иначе, если сам Ленин утверждал о рабовладельческой основе первичных государств Европы? Но, разумеется, сторонники марксистско-ленинских догм так и не нашли в российской государственности первичного рабовладельческого типа государства, который должен был бы быть по догматизированному формационному подходу.

    В частности, хотели видеть рабов в социальной категории смердов (в Киевской Руси). Но в конце концов выяснилось на основе изучения хроник, юридических документов, иных материалов, что и в этом случае речь идет об определенных формах личностной и экономической зависимости, в которую в силу тех или иных обстоятельств попадали или вступали общинники-земледельцы, члены иных социальных групп, но никак не о рабах и рабовладении, которое никогда не было социально-экономической основой ранней российской государственности.

    В 60-70-х годах, чтобы выйти из теоретического тупика, в который действительная государственность России загоняла догматический формационный подход с его «пятичленкой» (пятью общественно-экономическими формациями, последовательно — по доктрине — сменявшими у всех народов друг друга), некоторые отечественные ученые-юристы, языке приверженцы марксистско-ленинской государственно-правовой доктрины, стали в курсе теории государства и права отстаивать следующие теоретические позиции. Мол, действительно в ряде регионов человечество иногда миновало рабовладение и от первобытнообщинного строя сразу шагнуло в феодализм (а в других, типичных случаях все же появились рабовладельческие формации и государственность).

    Примером исключительности такого перехода к феодализму от первобытнообщинного строя объявлялась Россия. Но почему так происходило, почему возникало своеобразное «раздвоение личности» истории, сторонники формационного подхода (в частности, крупный теоретик государства и права этого периода отечественной юридической науки А.И. Денисов) не объясняли, да и не могли объяснить, не порывая с «пятичленкой», с так называемым историческим материализмом в его вульгарном и догматическом понимании и толковании.

    И только теперь, когда отечественная юридическая наука, в том числе теория государства и права, освобождается от идеологического утопизма и мифологии марксистско-ленинской государственно-правовой доктрины, становится понятным, почему в России и не могло быть рабовладельческого типа государства, почему отнюдь не раскол общества на рабовладельцев и рабов привел к возникновению первичной российской государственности, почему не потребность эксплуатировать рабов, закреплять господство рабовладельцев явилось причиной возникновения Российского государства. В российской государственности «сработали» все те же общие закономерности возникновения государства, какие были и у других народов: переход от присваивающей экономики к производящей, к сельскохозяйственному укладу, к первичной металлургии и металлообработке, появление городов-государств (городищ) с их общесоциальными функциями, организацией первичной трудовой деятельности общинников-земледельцев, ремесленников, раннеклассовыми структурами. Словом, потребность обеспечить производящую экономику, новое духовное, социальное, политическое состояние общества, как и у других народов, и у славянского этноса являлось государственно образующим фактором.

    Разумеется, в дальнейшем, точно так же, как и других народов, российская государственность узнала расслоение и эволюцию этих структур, в том числе «крепостную» зависимость общинников-земледельцев, иные формы зависимости, но все это произошло уже значительно позднее (в XII–XVII в., с рецидивом в XX в., о чем речь пойдет ниже).

    Так, к XVII веку Российское государство знало уже и соответствующие развитые управленческие структуры: приказы как органы управления военными, дипломатическими и иными делами, организацию полицейской службы (в Москве — так называемые объезжие, одной из главных задач которых было следить за пожарной безопасностью, и решеточные — первичные полицейские), и многое другое. Однако первоначальные формы социальной организации общества — это все те же раннеклассовые структуры, общинное земледелие, города-государства.

    В первичном российском городе-государстве князь с дружиной, городская община, духовные лидеры выполняли те же важные функции, которые у других народов были присущи первичным формам государственных образований: прежде всего это было княжеское управление самим городом и прилегающими к городу-государству сельскими местностями, организация трудовой деятельности, создание примитивных, но весьма важных информационных систем, защита населения, военные походы, сбор налогов, дани (так называемое полюдье).

    Огромную роль в духовной организации российского общества и в развитии государственности сыграло христианство. Храм осуществлял духовное просвещение населения, выступая центром информационных систем, хранителем социальной информации (составление исторических хроник, прежде всего, летописей, имеющих и юридическое значение — как обоснование прав тех или иных лиц, претендующих на власть, на престол, а также составление поучений, в том числе для князя и его окружения). Выполняли храмы и некоторые хозяйственные, судебные функции.

    И, наконец, город-государство имел городскую общину, народное собрание, совет, должностных лиц (все тот же механизм династического присвоения общественных должностей) — все эти и другие социальные институты играли объективно необходимую и полезную роль и в городах-государствах Киевской Руси.

    Но государственность России знала и трагические периоды, когда нормальное течение государственной жизни прерывалось, искажалось.

    В XII–XIII веках в Киевской Руси князь и его дружина исторически не выполнили свою функцию защиты населения от нападения извне. Причины этой национальной трагедии многоплановы. Немалую роль сыграла раздробленность государства на княжеские уделы, еще продолжающаяся и не завершившаяся эволюция городов-государств в мощное единое государство, которое могло бы противостоять завоевателям.

    Как известно, нашествие степных народов под предводительством Чингисхана, Батыя и других татаро-монгольских завоевателей на 300 лет прервало нормальное развитие российской государственности. Тем не менее и в эти лихие и горестные столетия в отдельных регионах России сохранялись определенные очаги собственно государственной организации русского этноса, давшие такие своеобразные государственные образования как, например, Новгородскую республику.

    Подчеркнем, что сохранившиеся под игом Золотой Орды княжества, республики — опять же были городами-государствами с окружающей их относительно небольшой сельской, земледельческой общиной, но закономерное объединительное развитие этих городов-государств было стагнировано татаро-монгольским игом.

    Освобождение Руси от ига Золотой Орды, прежде всего от политической и военной зависимости, привело к тому, что с XIV века на базе уцелевших славянских городов-государств началось возрождение и дальнейшее развитие российской государственности.

    Формирование Российского государства сместилось к ареалу вокруг города-государства Москвы, постепенно покорявшего своих конкурентов-соперников: Тверь, Рязань и другие города-государства. Уже на европейских географических картах ХI–XVI веков территория вокруг Москвы обозначается как Московия, а за ней простирается «таинственная» Россия. Затем эти обозначения сливаются воедино под названием Россия, отражая процесс государственного поглощения Москвой других городов-государств, отражая процесс становления и расширения Московского государства. Следует подчеркнуть, что вообще городская государственность (города-государства) является весьма устойчивой формой государственно-организованной жизни общества. По-видимому, сохраняющиеся и в МосквеXX века своеобразные черты городской государственности — особый статус, свое, отличное от общегосударственного, жилищное и экономическое нормотворчество, невмешательство федерального правительства в некоторые важные дела управленческих структур Москвы, известное противопоставление Москвы другим регионам, их «работа» на Москву, как впрочем, и «работа» Москвы на эти регионы, даже особый периферийный менталитет — «антимоскветизм», отражающий противоречия центра и мест, — все это, с одной стороны, реликты далекого прошлого российской государственности, а с другой — некоторые общие политико-правовые и организационные закономерности общественного развития. Примерно такое же обособление столицы государства, формирование специфических мегаполисов, — государств в государстве, — как правило, негативные психологические характеристики «центра» в других регионах можно наблюдать и у некоторых других народов, и в других государствах.

    Но вернемся к российской государственности. В XVII веке монархическое государство — Россия — становится важной реальностью государственно-правового мироустройства человечества. И на географических картах этот процесс также получает отражение — отныне там значится Российское государство (Россия). Период наличия только городов-государств заканчивается, перерастает в становление Российского государства.

    Поясним еще раз, для чего понадобился этот краткий теоретический экскурс в историю возникновения российской государственности. Он предпринят для того, чтобы показать, что первоначальное возникновение Российского государства отражало общие государственно-правовые закономерности возникновения государств, хотя, разумеется, имело и важные особенности (в частности, перерыв в развитии государственности из-за татаро-монгольского нашествия). И, следовательно, в этой части утверждение другого поэта о том, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить», является неверным — и понять, и «измерить» можно, применив, по крайней мере, к государственно-правовому развитию положения теории государства и права, основанные на современном уровне политико-правового знания.

    Но, с другой стороны, это понимание, равно как и формирующаяся теория российской государственности, должно основываться на учете важнейших особенностей развития российской государственности, изучении тех факторов, которые придавали и придают неповторимый государственно-правовой климат, своеобразную государственно-правовую жизнедеятельность российскому обществу. Словом, необходимо подходить к российской государственности не только с политических, экономических, социальных позиций, но и с позиций культурологических — видеть в российской государственности большую культурную ценность, условие организованной жизнедеятельности и даже выживания русского этноса. И при таком подходе речь должна пойти о влиянии многих социально-экономических, географических, политических, национально-психологических, духовных и иных факторов на государственность России. От ограниченно-классовых, вульгаризированных характеристик возникновения Российского государства к широким социологическим обобщениям — пожалуй, так сегодня ставится эта проблема.

    Факторы, определяющие особенности российской государственности. И следующий, второй теоретический вывод, следующее положение теории российской государственности, которое надо сделать, сводится к тому, что особенности развития государственности России зависят не столько от социально-экономических, классовых факторов, сколько в основном от решения ряда важнейших «вечных» вопросов, которые вот уже несколько веков возникают в жизни русского этноса. И это не те расхожие вопросы типа «кто виноват?» и «что делать?», о которых наслышан каждый школьник-старшеклассник и которые так любят повторять некоторые политики, а более глубокие, поистине решающие и судьбоносные вопросы. Политические режимы, форма правления, национально-государственное и административно-территориальное устройство — все эти стороны государственности подвержены влиянию тех или иных способов решения этих вопросов. Их изучение, объяснение и прогнозирование входят важнейшей составной частью в теорию российской государственности, обособляют эту теорию от общей теории государства, сохраняя вместе с тем неразрывную связь с этой общей теорией.

    Что же это за «вечные», специфические именно для российской государственности вопросы, которые решаются в многовековой истории России и оказывают, в свою очередь, определяющее воздействие на ее государственность, придают этой государственности своеобразие, достойное теоретического осмысления?

    Их можно выделить и условно обозначить как крестьянский, национальный, геополитический вопросы, вопрос «питей» (употребление алкогольных напитков, винно-водочной монополии) и, наконец, вопрос вопросов — модернизации России, иными словами, выбора исторического пути, — пожалуй, самый важный, поистине «вечный» и судьбоносный.

    Выделение и изучение именно этих вопросов означает методологический разрыв с гиперболизацией социально-экономических закономерностей, якобы оказывавших в конечном счете определяющее влияние на все стороны государственно-правового развития общества, с представлениями об исчерпывающем объяснении эволюции государственности в системе понятий «базис-надстройка». Как известно, в этой системе понятий государство выступает в качестве «надстройки», а экономика общества — в качестве «базиса», который все предписывает в государственно-правовой сфере, все в конечном счете предопределяет.

    Последствия идеологии, политики, мировоззрения, основанных на подобном экономическом детерминизме (порой приобретавшем характер экономического кретинизма), приводят общество в состояние пассивного ожидания: когда же проявят себя экономические закономерности, когда же наконец, наступит коммунизм — в 1935 году, в 1982 году? Общество также ждет, и когда на таких социальных институтах, как государство, право, скажутся, в конечном счете, те или иные экономические закономерности, когда государство начнет «отмирать» и т. п.? Политика, право становятся заложницами экономики. А поскольку экономические законы отнюдь не естественнонаучные причинно-следственные связи, а всего лишь сложные и, порой, самоорганизационные взаимодействия множества людей, постольку и знание о государственно-правовом развитии общества становилось вульгаризированным, догматическим. Происходят процессы, которые выходят далеко за рамки «ожидаемого», «предопределенного». Но догматическое «базисно-надстроечное» мировоззрение объяснить их не может. Оно никогда не могло объяснить и многие существенные особенности развития государственности вообще, российской в особенности. При такой методологии государственно-правовое знание в конечном счете теряет научный характер.

    Разумеется, кроме указанных выше «вечных» вопросов имеются и другие, которые характерны не только для российской государственности, но возникают в государственно-правовой жизни других народов. Их обсуждение мы провели в рамках предыдущих тем, например о влиянии на функции государства экологического, научно-технического, информационного и других факторов. Однако подчеркнем, что своеобразные особенности российской государственности, как будет показано ниже, вот уже на протяжении нескольких веков придают именно эти вопросы. И именно они должны быть в первую очередь осмыслены в рамках теории российской государственности.

    Крестьянский вопрос — это вопрос о том, как наиболее эффективно соединить земледельца, крестьянина с землей, учитывая пространственные, климатические условия России, традиции и психологию народа. Это попытки государства создать и закрепить наиболее выгодный для земледельцев и общества способ хозяйствования на земле.

    В истории российской государственности все время шел и идет поиск таких наиболее эффективных форм, ориентированных на ключевые черты хозяйственного уклада. Индивидуально-семейное хозяйствование, хозяйственно-семейная кооперация и организация земледельческого труда, единоличное хозяйство, фермерство, общинная, общинно-крепостная, колхозно-совхозная хозяйственная деятельность — все эти способы при государственном вмешательстве испытываются и жизни российского общества вот уже несколько столетий.

    В отличие от промышленного производства, где производственная кооперация и разделение труда объективно необходимы, т. к. отдельный рабочий, например, не знает и не может знать всех операций, условий создания конечного производственного продукта, земледелец, крестьянин знает конечный продукт своего труда, знает хозяйственные условия и сельскохозяйственные требования, соблюдение которых ведет к появлению необходимою растительного, животноводческого продукта. Поэтому объективной необходимости в разделении и, соответственно, обобществлении труда крестьянина не существует.

    Семейно-хозяйственная кооперация земледельцев является исторически наиболее эффективной и объективной формой организации труда, разумеется, на базе соответствующей техники, снабженческо-сбытовой кооперации, соблюдения выработанных и закрепленных историческим опытом сельскохозяйственных правил. При семейно-хозяйственной форме соединения земледельца с землей государство обеспечивает его собственность на землю, ее куплю-продажу также, разумеется, с необходимыми ограничениями, вытекающими из наличия земли для сельскохозяйственных нужд, климатических, ландшафтных, природоохранительных и иных требований. При этом хозяйственном укладе государство обеспечивает и определенную степень хозяйственного саморегулирования, инициативы.

    И, напротив, общинное, а особенно общинно-крепостное хозяйствование, всегда сдерживало трудовую активность, подвергалось оно и обоснованной критике. «Как может человек проявить и развить не только свой труд, но и инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемые им земля через некоторое время может быть заменена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может быть ответственен за налоги, не внесенные другим (круговая порука), когда он не может ни передвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения…» — так еще в начале XX века писал об общинном землевладении один из выдающихся государственных мужей России С.Ю. Витте.

    Однако не только эти социально-экономические характеристики индивидуальных и коллективных форм земледелия важны для теории государства и права. Для теории государства и права вообще, а для теории российской государственности в особенности, становится важной не столько экономическая или социальная характеристика того или иного способа соединения крестьянина с землей, сколько связь способа решения крестьянского вопроса с формой политической организации российского общества, связь, которая четко прослеживается на протяжении вот уже, по крайней мере, трехсот лет.

    Исторический опыт показывает, что постепенное закрепощение крестьянина, переход к общинно-крепостной зависимости (крепостное право) ведет и к становлению политической системы, в которой господствует деспотический, тоталитарный режим.

    Опричнина Ивана Грозного, абсолютсткие формы самодержавия в России ХVII-ХIХ веков имеют свои корни и таком соединении крестьянина с землей, при котором тоталитарная, административно-полицейская деятельность государств только и способна поддержать, сохранить коллективно-общинный земледельческий уклад.

    По меткому выражению все того же С.Ю. Витте, община была более удобна, чем домохозяин, и с «административно-полицейской точки зрения — легче пасти стадо, нежели, каждого члена стада в отдельности». Разумеется, существуют и иные взгляды на роль общинного земледелия. И очень часто в услужливых политико-правовых учениях утверждалось, что «община» — это особенность русского народа, что посягать на общину — значит посягать на своеобразный русский дух, на патриотические лозунги. Община, мол, существовала с древности, это цемент русской народной жизни. Но община существовала у многих народов, выросла из догосударственной организации общества, была примитивной формой владения землей и исторически уступила во многих странах иной форме — индивидуальной (семейно-хозяйственной) организации земледельческого труда — более прогрессивной, более соответствующей демократическим формам государственной организации общества.

    Община — и как способ жизнедеятельности и хозяйствования, и как бытовая основа крепостнической формы российской экономики — явилась на два столетия мощной опорой монархического правления, временами достигавшего абсолютистских значений (самодержавие), а также государственно-тоталитарных форм политического режима.

    И, напротив, освобождение крестьян от крепостной зависимости и общинной жизнедеятельности в 60-х годах XIX века (реформы Александра II), апофеоз столыпинской реформы в начале XX века открыли путь к либерализации политического режима, эволюции самодержавного, абсолютистского монархизма к пусть ограниченному, но временами даже конституционному, периоду развития монархии (1905–1912 гг.). А политические, демократические преобразования на земле, проведенные в ходе Февральской революции 1917 года (передача земли тем, кто ее обрабатывает, начавшаяся ликвидация крупного помещичьего землевладения) проходят параллельно с демократическим преобразованиями в форме правления, политическом режиме Российского государства. Становление экономической свободы для основного российского производителя — крестьянина — с неизбежностью вело и к политической его свободе.

    Но, как известно этот процесс был прерван Октябрьской революцией. И уже через 10 лет, в конце 20-х-начале 30-х годов начался под лозунгом «коллективизации» и «раскулачивания» новый период общинного земледелия и крепостничества. На этом этапе стал осуществляться способ решения крестьянского вопроса — создание новой формы общинно-государственного земледелия — колхозно-совхозной, в которой наряду с некоторыми новыми чертами просматриваются и традиционные властно-тоталитарные отношения государства и общинников-земледельцев, характерные еще для государств «азиатского способа производства» (об этих государствах шла речь выше, в главе о характеристиках сущности государства). Воссоздание общинно-коллективного земледелия (а по существу, крепостного: отсутствие паспортов, трудовая повинность, изъятие урожаев, приусадебных участков и т. п.) привело к возникновению тоталитарной государственности — Советского социалистического государства. Политическая система российского общества на этом этапе формируется со всеми характерными чертами распределительной социальной среды и обусловливает соответствующую государственно-тоталитарную организацию жизни российского общества.

    Рождающееся в муках в настоящее время, в конце XX века, новое освобождение крестьян (уже потерявших мотивацию к труду, развращенных колхозно-совхозной системой), но тем не менее сохранивших и любовь к земле, и понимание необходимости продуктивного земледелия, возрождение России является объективной основой нарождающегося демократического политико-правового режима, парламентско-президентской республики. Фермерство, как собирательное понятие преобразования чиновничье-крепостнической формы хозяйствования на земле в индивидуально-семейную, является «мотором» идущих ныне перемен и в современной российской государственности.

    Словом, не апологизируя организационные и правовые условия нынешнего состояния фермерства, нельзя не отметить все же, что чем глубже будут идти процессы Перестройки хозяйственных отношений на земле (частная собственность на землю, свобода договоров, в том числе купли-продажи, разумные ограничения), тем глубже и основательней будут идти и процессы демократизации России, создания государством условий для формирования социально ориентированной рыночной экономики и соответствующей ей политической системы.

    Таким образом, действительно в диапазоне 300 лет становится очевидным органическая связь этих процессов: способа соединения крестьянина с землей и некоторые важные черты организации государственной жизни России, соответствие демократических форм и тенденций в государственно-правовом развитии и перехода от общинного к индивидуальному (семейно-хозяйственному) землепользованию. То или иное решение крестьянского вопроса формирует и одно из важных, постоянно существующих направлений в деятельности Российского государства (его постоянной функции) в политической сфере, реализующейся в разных формах от либеральных политических режимов до жестко принудительных, даже геноциды (в конце 20-х г. XX в.), и вновь демократического режима в настоящее время. Разумеется, это общий вывод, который можно сделать и рамках теории российской государстненности о путях и значении решения крестьянского вопроса, но такие общие выводы и есть задача именно теории государственности. Также понятно, что сам этот процесс — соединение крестьянина с землей, в том числе и на инициативной, самоорганизующейся основе, конечно же, имеет массу исторических особенностей, противоречий, отклонений на тех или иных этапах жизни российского общества, но вместе с тем постоянно сохраняет важное значение для понимания и характеристики самой российской государственности.

    Национальный вопрос — как еще один из «вечных» вопросов — также возникает в глубине веков в процессе формирования Российского государства тремя оспенными этносами: славянским, угро-финским, тюркским при главенствующей роли славянского этноса и в определенных ареалах его русской основы.

    Отношения между этими этносами и этих этносов с окружающими их народами в историческом ракурсе складывались непросто. Попытки решать национальный вопрос характеризуются на протяжении столетий разными процессами: тут и насильственные, и добровольные формы присоединения тех или иных народностей к населению Российского государства, захватнические и оборонительные войны, мирные и насильственные формы разрешения межнациональных конфликтов, захваты в Российском государстве государственной власти представителями тех или иных этнических групп, появление их на ключевых государственных должностях, устранение с этих должностей, в частности устранение немцев при Елизавете (XVIII в.), порой неспокойное, но главным образом мирное, дружественное государственно-обеспеченное сосуществование этносов.

    На протяжении веков в истории российской государственности сталкиваются разные этнические хозяйственные уклады, религиозные системы: главным образом православная христианская и мусульманская, национальные психологии, правовые системы, культурные ценности и бытовые особенности — и все это «переваривается» в огромном историческом котле, на огромном евразийском пространстве.

    Для государственности России «вечный» национальный вопрос — это прежде всего вопрос соответствия национально-государственного и административно-территориального устройства России тому уровню состояния и способу решения национального вопроса, который сложился на определенном отрезке времени, на соответствующем этапе развития российского общества. Но, как правило, выбор невелик. Федеративное (договорное, конституционное) или имперско-унитарное устройство — такова альтернатива, которая длительное время сохранялась и сохраняется в России поныне. Сюда следует добавить и некоторые смешанные формы: административно-территориальное устройство в отношении одних регионов и национально-государственное в отношении других, при соблюдении, как правило, принципа равноправия между всеми регионами.

    Длительное время в XX веке национальный вопрос в России решался и таким способом: формально провозглашался федерализм, а фактически осуществлялся унитаризм.

    А то или иное устройство государства, отражающее способы решения национального вопроса, оказывало и оказывает важное воздействие и на политический режим, т. к. именно режим призван обеспечивать территориальное устройство государства. Диапазон, разброс при этом был весьма велик: от тиранического, авторитарного, тоталитарного режима, до демократических форм — все это можно наблюдать в истории российской государственности.

    Россия поистине «обречена» на постоянное решение национального вопроса в своей государственности и силу объективных причин: прежде всего ее расположения на огромном пространстве, включающем европейские и азиатские ареалы, условия, особенности существования этносов.

    Немаловажное значение имеет и другая причина — постоянная динамика в жизни этносов, их эволюция. Рост национального самосознания, появление у этнических групп собственных управленческих работников, правящих элит, языковые требования, новые правовые требования национальных движений, следование примерам удачных новых форм национально-государственных образований и т. д. — эти этнические изменения побуждают искать и новые, адекватные формы территориальной организации российской государственности. Важное значение приобретает и новое наполнение национализма — переход от «крестьянского» к «интеллигентскому» национализму — от споров о территориях, торговых путях и т. п. к требованиям собственной государственности, независимости, реализации права наций на самоопределение, поиски исторических корней, утверждение о месте и роли в культурном развитии человечества и т. д.

    Но все же вечной целью решения этого «вечного» вопроса, как показывает исторический опыт, может быть только одна — обеспечение мирного сосуществования этносов на территории Российского государства, провозглашение и реальное обеспечение равноправия всех ее народов и граждан независимо от их национальной принадлежности, такое национально-государственное и административно-территориальное устройство, такой политический режим, которые бы гарантировали разумное, цивилизованное, демократическое решение национального вопроса.

    В достижение этой цели вносит определенный вклад и современная теория государства, и другие общественные, в том числе государствоведческие, науки.

    Так, например, обращение к опыту царской России — империи, которая знала лишь фигуру подданного, характеризовавшегося сословным положением, имущественным состоянием, вероисповеданием, но никогда не национальной принадлежностью, является полезным, когда обсуждаются идеи нового унитаризма, равноправия всех регионов. Разумеется, имперский опыт унитарной российской государственности также не следует апологизировать, и даже совсем наоборот, эта государственность знала и «черты оседлости», и ограничение «для лиц иудейского исповедания» при приеме в некоторые высшие учебные заведения, но все же различие проходило по признаку «вероисповедания», а никак не национальной принадлежности. И в целом организация унитарного государства, возможно, в наибольшей степени соответствовала состоянию национального вопроса в ХIХ-начале XX века.

    Соответственно унитарное административно-территориальное устройство Российской империи знало деление на губернии, уезды, и лишь для некоторых регионов (например, Финляндия, Польша, Бухара) были сделаны исключения — сохранились особенности в управлении этими регионами. Такое унитарное территориальное строение обеспечивало централизованное государственное управление, защиту властей, соответствовало сохранению государства как единого целого на огромных просторах.

    Иной формой территориального устройства Российского государства стали федеративные СССР и РСФСР, входившая в состав СССР как самостоятельная республика наряду с другими республиками.

    В этом случае принцип устройства государства на основе территориального деления, что было характерно для Российской империи, был заменен на принцип этнической федерации. В основу решения национального вопроса было положено право наций на самоопределение, вплоть до образования самостоятельного государства.

    В этой связи надо отметить несколько обстоятельств. Прежде всего право наций на самоопределение было идеологически и политически использовано большевиками для привлечения на свою сторону в борьбе за захват и удержание власти национально-демократических движений, возникших в России после крушения империи в годы гражданской войны.

    Далее это право в интерпретации В. Ленина и его сторонников имело временную, и в этом смысле весьма демагогическую окраску. Действительно, в соответствии с марксистско-ленинской концепцией общественного развития предполагалось, что с постепенным построением бесклассового общества будут отмирать и национальные различия.

    Национальная доктрина Ленина и его сторонников предполагала, что в коммунистическом будущем человечества национальные различия будут стираться, произойдет ассимиляция многих этносов, формирование одного-двух мировых языков для общения, все нации сольются в одну, мировая революция приведет к появлению единой мировой социалистической республики (Европы и Азии, по крайней мере), интернационализм утвердится как окончательный итог развития национальной культуры, быта, отношений между народами. Такие упрощенные идеологические представления рисовались в концепции, которая была положена в основу этнической организации федеративного государственного устройства России в 20-х годах XX века. Предполагалось, что национально-федеративное устройство России, а затем и СССР, будет преобразовываться одновременно с эволюцией социалистической государственности («полугосударство», «отмирание государства»). И поэтому этническая основа федеративного устройства имеет временной, политико-конъюнктурный характер.

    Однако это была одна из крупнейших ошибок Ленина и его единомышленников. По сути, была заложена государственно-правовая «мина замедленного действия» под основание российской государственности. Введенный в ход всероссийской переписи 1920 года признак «национальность», который использовался для «национального размежевания» — весьма произвольного определения государственности и границ (особенно в Средней Азии) вновь образованных республик, входящих в состав СССР, — не только не стал отмирать, но, напротив, к 50-м годам стал тормозом общественного развития, приобрел весьма грозное политическое, идеологическое и даже государственное значение. Он учитывался при приеме и назначении на работу, при поступлении в высшие учебные заведения, при формировании руководства республик, создавал национальное напряжение в бытовых отношениях и т. п.

    В 70-80-х годах была сделана попытка при обосновании так называемого «зрелого социализма» ввести понятие «новой исторической общности — советского народа», которое должно было демонстрировать осуществление на деле ленинской национальной доктрины, постепенного перехода от этнической к иной социальной общности, которая лежит и основе государственности. Но ничего позитивного это понятие в решение национального вопроса не внесло. По существу, оно легло и идеологическую основу фактического унитаризма, к которому двигалось все государственное устройство СССР в начале 80-х годов XX века. Опираясь на утопическую ленинскую идею «слияния наций в одну», «сохранения одного-двух мировых языков», вся национальная доктрина предполагала ассимиляцию тюрко-язычных и иных народов в славянской среде, русификацию всех иных народностей на огромных просторах советской империи. Ведь не случайно, что сейчас, после распада СССР, 25 млн русских живут за пределами России. Это типичные последствия известного из истории процесса воздействия наиболее многочисленного этноса на малые нации и народности. В России этот процесс русификации, как упоминалось выше, набирал силу до 80-х годов XX столетия, пока не поставил под угрозу само существование иных этносов, прибалтийских в первую очередь, и не вызвал в виде ответной социальной реакции национально-освободительные движения по всему периметру СССР.

    Разумеется, концепция единого советского народа как нельзя лучше отвечала огромным территориальным просторам СССР, она имела интернационалистическое содержание. Но при этом работала на постепенное удушение национальной психологии, образа жизни, способов воспроизводства и существования, языков других этносов, в том числе, как ни парадоксально, и самого русского этноса. Вместе с тем она, конечно же, была мощным средством против сепаратизма и националистических идей разобщения народов, противопоставления их по искусственному признаку юридической принадлежности к тому или иному этносу, т. е. национальности.

    Новое движение сейчас приобрела широко известная в 20-х годах, особенно среди русской зарубежной эмиграции, концепция так называемого «евразийского политического пространства». В этой концепции основным является признание необходимости органического единства, сотрудничества славянских, угро-финских, тюрко-язычных народов, проживающих на территории России.

    В этом теория «евразийства» противостоит так называемой «русской идее», настаивающей, что собственником всех территорий России является русский народ. Сторонники же «евразийства» утверждают, что только совокупность народов, населяющих Российское государство и выступающих как особая многонародная нация, может быть собственником всей территории. Мононациональный подход, по мнению сторонников «евразийства», привел бы к тому, что границы России приблизительно совпали бы с границами сплошного великорусскою населения в пределах до Урала. Но тогда только в географически суженных пределах и могла бы осуществиться эта радикально-националистическая мечта, «русская идея». Именно так утверждал еще в 20-х годах Н. Трубецкой — один из наиболее авторитетных представителей «евразийства».

    Разрыв между формальным провозглашением и фактическим положением дел в национально-федеративном устройства СССР и РСФСР заводил решение национального вопроса в тупик, оставил современному Российскому государству множество национальных «мин замедленного действия». Для распада СССР сыграло решающую роль то, что не все республики добровольно в свое время вошли в его состав (например, прибалтийские государства), и в 80-х годах начался процесс их выхода из состава СССР. Управление республиками фактически осуществлялось из центра путем установившегося обычая направлять в состав руководства республики представителя центра, как правило, русской национальности, что вызывало противодействие у местных политических элит. Иллюзия «единого советского народа» скрывала фактическое проявление шовинистических и националистических тенденций, которые вели к центростремительным, сепаратистским движениям в республиках и т. д.

    Многие национальные конфликты подавлялись насильственными, подчас геноцидными методами, репрессии направлялись против целых народов, в некоторых регионах протекали процессы русификации, что ставило немногочисленные народы на грань исчезновения. С другой стороны, установки на приоритетное экономическое, политическое, культурное развитие национальных окраин вело к умалению интересов русского этноса, приводило к резкому ухудшению природных условий его существования, вело к экономическому и духовному упадку.

    Словом, решение национального вопроса, осуществленное в российской государственности в 20-80-х годахXX века, не было эффективным, обанкротилась концепция постепенного исчезновения национальных различий, национально-федеративное устройство не оказалось стабильным, поддерживалось главным образом тоталитарным политическим режимом.

    А в некоторые времена этот политический режим и вообще нес на себе печать преемственности с политикой царской России в отдельных регионах, только был более кровавым, подчас геноцидным. Так, если в 1856 году после Крымской войны царская Россия вытесняла татар из Крыма, обвинив их в сотрудничестве с англичанами и французами, но делала то политическими и экономическими методами (экономические ограничения, продажа татарам паспортов для выезда в Турцию, что, конечно же, сопровождалось массовым взяточничеством, злоупотреблениями, наживой и т. п.). Кроме того, Александр II создал комиссию по рассмотрению жалоб татар. По ее заключению был отстранен от должности губернатор Тавриды (Крыма) граф Строганов. А сталинский тоталитарный политический режим пошел в 1944 году на полное насильственное выселение татар из Крыма, обвинив их всех поголовно в сотрудничестве с немцами, и осуществлял это выселение, не считаясь с жертвами среди татарского населения во время бесчеловечного его изгнания из Крыма. Та же геноцидная политика осуществлялась в сталинском тоталитарном государстве и в отношении других народов под предлогом все того же сотрудничества с немцами.

    Словом, под демагогическим прикрытием лозунгов об интернационализме, дружбе народов в определенные периоды российская государственность получила в форме Советского Союза своеобразный инвариант Российской империи, отличающийся еще более насильственными, свирепыми способами попыток решить национальный вопрос.

    И только в современном Российском государстве осуществляется принципиально новый подход к решению национального вопроса. Он касается самого главного — признака национальной принадлежности гражданина.

    В новой Конституции России проводится имеющая большую перспективу идея, что наряду с сохранением национальной самобытности всех народов России, вовсе не обязательно указывать в документах на национальную принадлежность конкретного гражданина (ст. 26 Конституции Российской Федерации). Национальная принадлежность становится делом гражданина, а не государства. Так, впервые за 70 лет исправляется крупнейшая политическая ошибка Ленина и его сторонников, которые ввели в 1923 году деление граждан по национальному признаку.

    Кроме того, Конституция Российской Федерации устанавливает недопустимость под страхом уголовного наказания разжигание расовой, национальной ненависти и вражды, пропаганды расового, национального превосходства и тем самым предоставления преимуществ по принципу национальной принадлежности российского общества.

    И вновь следует сделать важный вывод в рамках теории российской государственности: мирные, цивилизованные способы обеспечения сотрудничества славянского этноса с так называемыми «инородцами», кавказскими, балтийскими, среднеазиатскими и другими этносами вели к относительно либеральным политическим режимам, демократическому устройству государства. Насильственные же, деспотические формы решения национального вопроса, начиная с завоеваний Ивана Грозного и до агрессивных, геноцидных форм Иосифа Сталина, вели к укреплению фактически имперских, тоталитарных и принудительно-унитарных начал в организации государственной власти и в способах ее осуществления.

    Словом, национальный вопрос — это также «вечный» вопрос российской государственности. И поскольку в российской государственности процессы ассимиляции не стали и не могли стать определяющими, а наоборот, с расцветом цивилизации, культуры росло и растет национальное самосознание народов, населяющих территориальное пространство России, государственная деятельность должна направляться на предотвращение и устранение межнациональных конфликтов, на развитие национально-культурной автономии, утверждение равноправия республик и других субъектов федерации, на стабильное и мирное существование всех народов в рамках федеративного евразийского современного Российскою государства.

    Следующий, тесно связанный с предыдущим, — геополитический вопрос. Он охватывает проблемы и процессы воссоединения с Россией других государств, присоединения к населению России, в том числе насильственным путем, и выделения из ее состава народов и их государственных образований. Включает этот вопрос и проблему защиты воссоединенных или приобретенных территорий, охрану границ, передвижения на протяжении столетий славянского этноса к морским рубежам, учет и соблюдение другими государствами геополитических интересов России.

    Геополитика имеет два пласта, двоякое содержание: это и наука о территориальных интересах государственности, и конкретная политика, реализующая эти интересы. Как наука о влиянии географического, а шире — природного, фактора на государственную организацию общества, геополитика приобретает в настоящее время статус важной части теории государства. Как политика, она является также постоянной, общесоциальной функцией российской государственности, ставшей особенно значимой с XVI века.

    Постоянство этой функции проявлялось на протяжении столетий — и неоднократные разделы Польши, и войны за выход к Балтийскому, Черному морям, колонизация Сибири, проблема южных границ, ограждающих государство от мусульманского фундаментализма, проблемы включения всей Волги как единого водного пути в территориальные просторы России, проблема Курильских островов — все это и многое другое заполнило яркие страницы той скрижали, в которую исторически занесены «вечные» геополитические интересы российской государственности.

    Геополитической функции российской государственности долгое время не очень везло в теоретическом осмыслении в рамках отечественной теории государства и права. Не принято было говорить о ней в рамках марксистско-ленинской концепции. У «высшего» типа государственности — Советского социалистического государства — ее теоретически быть-то не могло. Фактическое же осуществление этой функции прикрывалось демагогическими лозунгами о поддержке государств, строящих социалистическое общество, национально-освободительных движений, мировой системы социализма, а ранее, в 20-е годы, и возможных насильственных форм мировой революции. Поддержка эта осуществлялась подчас за счет экономических и иных интересов России.

    А между тем утверждена о разрыве в XX веке между предыдущими и последующими формами государственности шли как раз по геополитической линии, которая в исторической науке, в теории государства и права признавалась за царской Россией («тюрьмой народов», агрессивным, захватническим государством), и отрицалась за СССР и РСФСР — якобы абсолютно миролюбивыми, иной социальной сущности государствами. При этом замалчивалась, затушевывалась фактически геополитическая функция у сталинского тоталитарного государства, возродившая во многом геополитические цели, которые ставились и прошлом и достигались царской Россией (Дальний Восток и т. п.).

    Но от теоретического отрицания геополитические интересы российской государственности не переставали существовать, а способы их обеспечения также оказывали свое решающее влияние на национально-государственное и административно-территориальное устройство России, на политический режим.

    Российское общество существует в определенных пространственно-временных рамках на огромной территории, в Европе и Азии (или между Европой и Азией, если учитывать их разный менталитет), сохраняя память о великих и трагических событиях в своей истории, в том числе связанных с территориальными приращениями и потерями, пытаясь осмыслить в прекрасной философско-религиозной и художественной литературе свой путь, свое предназначение в бесконечном круговороте человеческих цивилизаций.

    В геополитике важное значение имеют территориальные размеры государства — той особой политической организации, в форме которой существует и в случае необходимости защищается народ. Не менее важно и расположение государства в исторически сложившихся цивилизованных координатах и, конечно, его ландшафтные, в том числе почвенные, климатические особенности.

    Уже Монтескье придавал этим факторам определяющее значение. Они, по его мнению, влияли на появление тех или иных законов у разных народов, на те или иные формы правления, политико-правовой режим и т. п. Он писал, например: «Островитяне более склонны к свободе, чем жители континента. Острова бывают обыкновенно небольшого размера… Там менее удобно употреблять одну часть населения для угнетения другой ее части… и тирания не может найти в них поддержки».

    Как известно, марксизм напрочь отвергал концепции Монтескье и его сторонников, заменив их идеологией последовательной и неизбежной смены общественно-экономических формаций. А Сталин очередной догмой «Краткого курса» на долгие годы вообще вывел географический фактор из научного оборота обществоведов. Не может, рассуждал он, определяющие влиять на общественное развитие то, что «десятками тысяч лет» не меняется, тогда как только в Европе за несколько сот лет сменилось четыре общественных строя.

    Конечно, давно надо было бы задуматься: так ли уж не менялся, например, климат за «десятки тысяч лет»? Но речь-то у сторонников влияния «пространства» на общественное развитие шла о другом, и Сталин просто подменил проблему. Разумеется, не о воздействии, скажем, климата на общественно-экономические формации вели речь Монтескье и его сторонники, а о воздействии «пространства» на различные политико-правовые процессы, на особенности государственности. Они размышляли о «пространственных» предпосылках формирования этнокультурного в обществе: быта, традиций, народною сознания, духовной жизни. И о влиянии уже этого пласта — культурных, национально-психологических традиций, способов воспроизводства и существования этноса — на политико-правовую жизнь, ее организацию и функционирование, на государственность.

    Задолго до Сталина одна из умнейших и деятельных персон русской истории — Екатерина II — внимательно изучала труды Монтескье, восхищалась ими. На полях книги одного из оппонентов Монтескье (им был профессор Струбе-де-Пирмопт) сделала заметки «в защиту Монтескье», но все же пришла к парадоксальному выводу: «Столь великая империя, как Россия, погибла, если бы в пей установлен был иной образ, чем деспотия, потому что только она может с необходимой скоростью пособить в нуждах отдаленных губерний. Всякая же иная форма парализует своей волокитой деятельность, дающую жизнь».

    Думаю, что пришло время прислушаться и к этой сентенции, поразмышлять над ней, а не отмахиваться от нее как от своекорыстного литературно-политического экзерсиса. Екатерина II абсолютно верно связана организацию политической жизни, прежде всего политико-правовой режим, с огромными просторами России, с той основной проблемой, которую эти просторы создают для управления, для исполнительной власти вот уже на протяжении веков. Волокита — так образно и емко определила эту проблему Екатерина II и решение ее увидела не и чем ином, как в наличии сильнейшей, централизованной, грозной исполнительной власти, в деспотии.

    И сегодня все та же «волокита», т. е. потеря управляемости, недостаточная коммуникативность, слабость исполнительной власти, когда происходит искажение, а то и вовсе затухание импульсов — указов, законов, постановлений, приказов, идущих из центра на места, характеризует ельцинскую Россию, как характеризовала и екатерининскую, но только в значительно меньшей мере.

    И не случайны нынешние стремления к президентской республике, широкие полномочия президента в современном Российском государстве, назначение из центра представителей президента на местах, назначения глав администрации — ведь это не что иное, как попытки найти сильнодействующее лекарство от «волокиты», а по большому историческому счету и оправданное стремление российского народа спасти себя от хаоса, развала, распада, который грянул после гибели СССР. И одним из основных факторов такого состояния выступают огромные территориальные размеры России, слабость ее коммуникаций и в социальном, и в технологическом плане.

    Так что же, возникает вопрос, автор за деспотические, диктаторские способы решения проблемы? Или за уменьшение размеров государства? Нет, конечно.

    Ведь подобные способы давно уже и неоднократно предлагались, но столь же часто были осуждены, даже высмеяны в публицистической сатирической литературе России. Вспомним, как сокрушался градоначальник Бородавкин из литературного «политического пространства» Салтыкова-Щедрина — «Истории одного города»: «Руки у меня связаны, а то бы я вам показал, где раки зимуют». И писал устав «о нестеснении градоначальников законами». Напомню первый и последний параграф этого устава: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действиях облегчит».

    Разумеется, выход надо искать в другом — в безусловном усилении исполнительной власти на правовой основе, в прекращении «волокиты», но на путях обеспечения прав и свобод человека, демократических форм организации политической жизни, верховенства права над усмотрением власти, какую бы оскомину ни вызывало слово «демократия» у сторонников национал-патриотизма, «государственников», иных обывателей от политики.

    Даже Екатерина II стремилась облечь свои самодержавные, деспотические, антиволокитные меры в систему нормативно-правовых актов, охватывающих разные стороны осуществления государственной власти — от регулирования деятельности административного аппарата до заботы о здоровье новорожденных. Так, она издала «Устав благочестия или почитании» (1782 г.), «Грамоту на права, возможности и преимущества благородного российского дворянства» (1785 г.), «Грамоту на права и выгоды городам Российской империи» (1785 г.), «Устав о народных училищах» (1786 г.), «Устав о повивальных бабках» (1786 г.) и некоторые другие.

    Следует иметь в виду, что, кроме необходимости преодолевать «волокиту», геополитический вопрос в России характеризуют еще две очень важные особенности.

    Первая определяется тем, что население окраин России всегда видело в сильном центре защиту от произвола, коррупции местных чиновников — зачастую лихоимцев, мздоимцев и бюрократов. Отсюда ведь проистекала вера в доброго царя-батюшку, справедливого генсека, мудрого президента, который, как известно, «приедет и рассудит».

    Временами степень обращения за такой защитой в центр достигала высокого социального накала (например, в последние годы правления Брежнева).

    Маховик власти в эти годы вращался по инерции, все слабей и слабей, потому что многие поры государства, его сосуды были закупорены многочисленными жалобами с мест.

    Вторая особенность связана в тем, что сильной централизованной власти требовало такое свойство политического пространства России, как его формирование за счет присоединения иных государств, иных народов. Это происходило, как правило, путем завоеваний, но зачастую и на добровольной основе, в том числе для защиты от покорения со стороны других государств, с иной религией, иными политическими целями, Последнее вообще грозило уничтожением народу, и добровольное соединение с Россией было для такого народа историческим спасением, благом. Об этом нельзя забывать.

    Как нельзя забывать и о завоеваниях. Теоретически эту зависимость между завоеваниями и организацией политической власти также заметил все тот же неугомонный скептик и мудрец Монтескье. «Огромность завоеваний, — писал Монтескье, — порождает деспотию».

    Для России эта огромность означает необходимость быть постоянно готовой защищать народы окраин (присоединенных или воссоединившихся) от возможного реванша. Иными словами, это потребность защищать свои территориальные приращения. Особенно сейчас, когда после распада СССР в поясе вокруг России появляются государства, не совсем дружественные к ней.

    Уже состоявшийся после распада СССР кое-где реванш — в Средней Азии, на Кавказе, в Приднестровье — диктует жесткую необходимость России иметь сильную, профессиональную и мобильную армию.

    Словом, все особенности геополитической концепции: борьба с «волокитой»; необходимость иметь демократические, в том числе судебные, формы защиты населения от произвола местных чиновников, осуществлять защиту прав и свобод человека; потребность защищать исторически сложившуюся огромную территорию — обусловливают, хотя и по-разному, формирование сильной исполнительной власти.

    В любом случае, как бы ни относиться к той или иной теории, успешной будет лишь та, которая явится идеологическим обеспечением крепкой, централизованной исполнительной власти, российской государственности, сумеет противостоять попыткам ограничения единого политического пространства России, возможному ее распаду, но утверждать все это будет на демократических, гуманистических, цивилизационных основах.

    В геополитике вообще пространство выступает в двух ипостасях. В первой ипостаси пространство выступает как статика, как некоторая данность, на которой размещено государство. Эта данность определяет особенности государственно-правовой организации общества. Во второй пространство становится целью политики, связано с необходимостью обеспечивать определенные территориальные интересы. Это, так сказать, динамика политического пространства, тоже, безусловно, реальная черта политической жизни общества.

    Как уже упоминалось, геополитика как определенная идеология, мораль, длительное время изгонялась из оборота официальной отечественной теории государства и права. Она определялась как политическая концепция, использующая географические данные (территорию, положение страны и т. п.) для обоснования империалистической экспансии, которой, как официально считалось и утверждалось, никогда не могло быть у социалистической Советской России. Вот почему эта политическая концепция связывалась на предыдущем этапе с расизмом, мальтузианством, социал-дарвинизмом. Подчеркивалось, что она была на вооружении германского фашизма.

    В силу этого геополитические акции России длительное время замалчивалось или камуфлировались. Например, тот исторический факт, что именно Россия на протяжении веков собирала в единую государственность народы, населяющие Восточно-Европейскую равнину, для организации их эффективной хозяйственной жизни, защиты от давления народов, периодически надвигающихся из степи. В действительности геополитика была долгое время содержанием политической жизни старой России, и многие государственные деятели руководствовались ею.

    «Безгрешно бы было свое испокон вечное, хотя бы и потихоньку, отыскивать, усматривая способное время», — писал в 1685 году в Москву один из руководителей Украины. И аргументировал: «Стороны Днепра, Подолия, Волынь, Подгорье, Подляшье и вся Красная Русь всегда к монархии русской с начала бытия здешних народов принадлежала».

    Геополитическим было, по сути, движение России к морям Балтийскому, Черному, Каспийскому, в Сибирь, на Дальний Восток или, например, включение всей Волги — своего основного водного магистрального пути — в единую государственность. Иными словами, государственность России обеспечивалась также и геополитическими интересами, а не только и не всегда идеями устройства и переустройства социально-экономической системы.

    В конце XX века эти геополитические интересы не исчезли, сохраняются они и сейчас, разумеется, в иных формах осуществления и защиты.

    Геополитические интересы, как правило, постоянны у многих этносов, и новые процессы собирания народов в конфедерации, содружества — это проявление глубоких и длительных потребностей и процессов, которые имеются у народов, проживающих на территории Восточно-Европейской равнины. Разумеется, эти процессы, хотя и продолжают внешне старую традицию, совершаются и должны совершаться в принципиально новых формах: не военных, не имперских, а демократических, политических, цивилизованных. Они исторически необходимым и для мирного проживания многих этносов на этой равнине, и для нормальной хозяйственной, культурной, духовной жизни. Возможно, конфедеративная, или «содружественная», форма государственности, в том числе российской, — это как раз то, что надо, то, что история создала специально для конца XX века с его новой технологией и уровнем цивилизации.

    Конечно, возникает вопрос: а не перечеркивает ли этот новый технологический уровень традиционные геополитические интересы? Ведь величие того или иного государства, в том числе и России, заключается не в размерах и устройстве территории, а в качестве жизни людей. Человек должен наконец стать мерой всех вещей, реальной целью, а не средством политических процессов!

    Все это верно и, разумеется, технологические процессы, диктуемый ими экологический императив определяют многие стороны политической жизни и организации общества. Да и социально-экономические факторы, например уважение, сохранение и охрана собственности, в том числе частной, не следует сбрасывать со счетов. Но геополитические факторы играют в числе других не последнюю роль.

    От того, как будет территориально организовано современное Российское государство, в каких формах России вновь выступит «собирателем» или «хранителем» этой государственности, зависит и то, как новый технологический уклад со своей сердцевиной — информатикой и другими новациями современной науки — окажет себя в жизни страны в XXI веке. А не наоборот! Не только технологический уровень, но и геополитика обеспечивают жизнь этноса, его процветание.

    Специфическим для России, имеющим непосредственное отношение к функционированию российской государственности, к сожалению, также «вечным», т. е. решаемым на многих этапах и до сих пор не решенным, является и вопрос, как называли его в XIX — начале XX века, «питей», или, иначе, вопрос о производстве и потреблении алкогольных напитков в российском обществе.

    Прошло то время, когда, обсуждая отдельные положения теории государства и права и иллюстрируя, как казалось, ошибочные взгляды о влиянии климата на государственно-правовые процессы, на жизнь общества, можно было шутливо критиковать Ш. Монтескье, а именно за то, что, по его мнению, северные народы из-за климатических особенностей больше потребляют алкогольные напитки, чем южные народы, и это определяет особенности их государственного устройства, политико-правовой жизни, быта, некоторых нравственных установок.

    Увы, все оказалось намного сложней. И не так уж был не прав Ш. Монтескье. XX век в истории российской государственности показал особенно ярко все значение «питейного» вопроса («сухой» закон при Ленине вплоть до смертной казни за пьянство в «трезвой» Красной Армии, победившей «пьяную» Белую армию, сталинская водочная монополия с 1924 года, хрущевские попытки ограничить производство и потребление спирта, спаивание народа во времена Брежнева — увеличение продажи алкогольных напитков примерно в три раза за годы его правления — с 68 до 180 млрд рублей (в старых ценах), горбачевско-лигачевские попытки резко ограничить спаивание этноса, провалы этих попыток, нынешние хаотичные шараханья — в производстве, в рекламе, в импорте, в ценах, в винно-водочной монополии, отсутствие антиалкогольной политики и т. п.).

    Вопрос «питей» — это сгусток противоречий и проблем: финансовых, нравственных, государственно-правовых, духовных, демографических, и он возник не в XX веке. Он знает и предшествующие этапы.

    Из Х века, от «веселие на Руси — есть питие», через пьяные оргии Ивана Грозного, через реформы патриарха Никона, пытавшегося остановить «питейные» традиции, захлестывающие государственность России в XVII веке, через свернувшие реформы Никона пьяные застолья, «ассамблеи» Петра Первого в XVIII веке, объявление Елизаветой винокурения дворянской монополией, к пониманию в XIX веке «недопустимости бюджетного осуждения русского народа к пьянству» (по выражению М.Е. Салтыкова-Щедрина), к проведению разумной винно-водочной политики С.Ю. Витте в начале XX века — тянется эта цепь попыток, удач, крушений, безразличии, опутавшая и деформирующая государственно-правовую жизнь российского общества на протяжении столетий.

    Но надо отметить, что Россия действительно знала разумные решения питейного вопроса. Хотя денежный сбор с «питей» всегда давал в царской России большой доход, но в иные времена он отнюдь не был чрезмерным, губительным. Так, в 1903 году он составил 34 млн руб., тогда как сахарный доход составил 69 млн руб., нефтяной доход — 27 млн руб., а спичечный доход –7 млн руб. Таможенный же доход составил 205 млн руб. Вообще же сбор с питей в 1903 году составлял примерно 1/8 часть всех доходов. В те времена рекламировались прекрасные столовые вина, утверждалась недопустимость их фальсификации. Сообщалось, например, что «желания на грош заработать пятак гнетут и губят русское виноделие, несмотря на то, что виноделию в России могла бы предстоять блестящая будущность».

    Но при нарушении баланса между потреблением алкоголя и бюджетными интересами государства в другие времена именно в сфере «питей» возникали, формировались причины многих преступлений, появились весьма экзотические способы хозяйствования, управления, когда «бутылка» становилась реальной валютой, складывались факторы деформации, распада личности тех или иных политических лидеров, случайности в принимаемых ими подчас губительных государственных решений.

    В этом отношении российская государственность находилась и находится в особенно невыгодном положении по сравнению с теми государствами, где этот вопрос был решен так или иначе уже несколько столетий назад и перестал быть дестабилизирующим фактором. Страны, потребляющие в основном вино, общества, установившие приоритет — пива перед водкой, ушли к государственно организованной жизни, не подвергающейся столь резкому воздействию, новацией, реформ, экспромтов, экспериментов в сфере «питей». Эти страны и в финансовом, и в нравственном, и в духовном, и в государственном отношении обезопасили себя от разных подходов к решению вопроса «питей». Более того, некоторые из этих стран выдвинули в качестве сплачивающей общенациональной, общегосударственной идеи программу «здоровой нации», исключающей потребление алкогольных, да и табачных изделий.

    Особенно возросло значение этого вопроса и его грамотного, правильного решения в современном Российском государстве. Ведь сейчас многие острые технологии, да и вообще весь мир новой техники, и новых коммуникаций, возникшей взаимосвязанности условий выживания и существования этноса с научно-техническим развитием вообще исключает употребление алкоголя многими социальными группами. Например, «питие» это становится совершенно недопустимым для персонала, обслуживающего ядерное, химическое, биологические и иное грозное производство. Не случайно, что первопричиной многих катастроф стали расхлябанность, дефекты психики, дезорганизация и т. п., возникшие как раз из-за потребления алкоголя.

    Причем проблема «питей» — это не только проблема «запойного» времени в конце жизни многих самодержцев и деспотов: Ивана Грозного, Петра Первого, Иосифа Сталина, Леонида Брежнева и других. Хотя и это порождало загнивание, стагнацию российской государственности. Это проблема массового употребления алкоголя населением страны и в этой связи угроза выпадения российского этноса из общецивилизованного потока (растраты всех видов ресурсов из-за бесконечных чрезвычайных положений, катастроф, отторжение от благ, которые несет человечеству наука, воздействие на население неблагоприятных факторов ядерных, биологических, космических и иных продвижений человечества).

    Следует отметить, что в истории российской государственности те способы решения алкогольного вопроса, которые предполагали ограничение «питей», как правило, опирались на авторитарные методы, «сильную руку», а подчас и диктатуру, принуждение, насилие.

    Однако это были как раз те случаи, когда авторитарные методы в одной из сфер жизнедеятельности общества могли иметь положительное значение. Но долго они — эти методы — осуществляться на авторитарной основе не могли и только тогда, когда они дополнялись или заменялись экономическими методами, учитывающими баланс интересов, стабилизация наступала надолго.

    Рациональная политика в этой сфере способствовала продвижения в отдельные времени российской государственности в нормальное стабильное состояние. Примером здесь может служить реформа С.Ю. Витте в начале XX века.

    Словом, и решение вопроса «питей» является общесоциальной функцией российской государственности уже длительное время, тем фактором, от которого зависит определенное состояние государственности, ее характеристики на отдельных весьма важных этапах развития.

    Наконец, модернизация — процесс, направленный на то, чтобы качество жизни российского общества, состояние и характеристики социально-экономического уклада, положение человека, государственно-правовую организацию общества и деятельность институтов государственности, в целом весь быт подтянуть, поднять до уровня мировых стандартов, до возможности применять «человеческое измерение» в социальной оценке самого существования российского этноса. И этот процесс также вот уже более трехсот лет (отсчет следует вести от Петра Первого — именно с XVII века он начинает прослеживаться наиболее четко) мощно наполняет содержание еще одной общесоциальной функции российской государственности, является еще одном «вечным» вопросом деятельной стороны Российского государства.

    Процесс «осовременивания» жизни российского общества, в том числе российской государственности (разумеется, по тем критериям «современности», которые знало, вырабатывало, задавало человечество на конкретных этапах своего развития), всегда вызывал к себе разное отношение тех или иных социальных сил, резкое сопротивление или, наоборот, мощную поддержку, был предметом жарких споров, идеологической борьбы, политических схваток западников и славянофилов, сторонников «русской идеи» и приверженцев евразийских концепций. Но этот процесс объективно развертывался в истории России, оказывал мощное и непосредственное воздействие на состояние российской государственности, формировал порой общенациональные идеалы, цели, объединяющие народы, входящие в состав Российского государства. Поэтому он также не может не быть предметом научных интересов современной юридической науки.

    Причем, подчеркну, не следует понимать модернизацию России как движение к исключительно западным стандартам права, политики, условий быта, организации хозяйственной жизни, в том числе «народного капитализма» и т. д. Глубоким заблуждением является, например, рекомендация К. Поппера о том, что «к прогрессу у России кратчайший путь лежит через заимствование Россией одной из утвердившихся на Западе правовых систем». Не следует понимать этот процесс и как внедрение некими мировыми силами в жизнь российского общества специальных разрушительных, дестабилизирующих, «кабинетных» ценностей, механический перенос без учета национальной специфики российского общества, его традиций, быта, духовной жизни, культуры в жизнедеятельность России различных образцов, примеров из опыта других общностей, народов, государств. Не следует понимать этот процесс и как нечто умиляющее духовные ценности этносов, составляющих российское общество, их специфику, сложившуюся культуру.

    Когда речь идет о мировых стандартах жизни общества, в том числе стандартах права, политики, государственности, культуры, экономики, организации хозяйственной жизни, например, «народного капитализма» и т. п., то при этом необходимо учитывать, что в эти стандарты включаются и все ценности, которые наработаны и российским обществом, его великими реформаторами, мыслителями, политиками, учеными, писателями.

    Следует вообще отметить, что понятие модернизации имеет двойственное содержание, два пласта. Это, во-первых, характеристика развития многих традиционных, архаичных обществ (например, во многих регионах Африки), догоняющих цивилизации Европы, США и других развитых стран. А во-вторых, это характеристика и тех обществ, у которых разрыв с мировыми стандартами проходит по некоторым социальным институтам, например государственно-правовым. Движение к социальному правовому государству, формирование и обеспечение прав и свобод человека, перелом в духовном жизни — расцвет личности, творческого, самостоятельного индивидуализма, предприимчивости (взамен социального иждивенчества, уравнительности) — все это и многое другое очень важные сферы модернизации. Но они затрагивают не всю жизнедеятельность того или иного общества, а именно отдельные социальные институты, в том числе и институты государственности. И в этом движении модернизация устраняет разломы, разрывы между состоянием конкретного общества и мировыми, наиболее эффективными образцами, стандартами жизни. В этом втором содержании, смысла и характеризуется понятие модернизации для процесса постоянного, волнообразного реформирования в истории российской государственности.

    В данном контексте модернизация означает прежде всего определение конкретных несоответствий между уже выработанными и реализуемыми в других государствах, других обществах полезными образцами, стандартами жизни и теми архаичными формами, которые еще существуют в российском обществе, и далее разумное преодоление этого несоответствия, разрыва. Причем осуществлять это должно там и тогда, где и когда модернизация может принести пользу России. Модернизация — это подтягивание российского общества в определенных сферах до уровня соответствующих стандартов, определенная «современизация» российской жизни, в том числе и в области государственности. Вместе с тем, подчеркну, это не должно означать механического заимствования чужого опыта, пренебрежение собственными российскими достижениями в государственно-правовой сфере, игнорирование национальной культуры, специфики российского общества.

    Никуда не уйти от того, что процесс модернизации действительно протекает вот уже триста лет. Продолжает он протекать и перед глазами тех, кто держит их открытыми и не согласен с тем, чтобы в угоду конъюнктурным обстоятельствам, утопиям предыдущего этапа отечественной теории и права или некоторым современным политическим лидерам, псевдопатриотическим националистическим движениям он был бы игнорирован, упущен, забыт. Негативные последствия от такого подхода уже были и еще могут быть особенно вредными для современной российской государственности.

    Действительно, модернизация России на протяжении нескольких столетий была связана с усилиями перевести страну от сложившихся во многих сферах жизни архаичных, устаревших, гиперболизированно-коллективистских общественных форм жизнедеятельности к самым высоким социальным стандартам, имеющим, разумеется, конкретное содержание в соответствующие периоды исторического развития, выработанным человечеством и воплощенным в наиболее развитых странах, где на их основе обеспечивались мир, порядок, стабильность и процветание для граждан.

    В России модернизация имела волнообразный характер, свои приливы и отливы, свои успехи и неудачи.

    Как упоминалось выше, отсчет следует вести от реформ Петра Первого, поставившего своей целью обеспечить жизнедеятельность российского общества по современным для того времени европейским стандартам, поднять до этого уровня экономику, государственно-правовую организацию общества и деятельность его социальных институтов, прежде всего армию, образование, другие стороны жизни общества.

    В историческом романе К. Мосальского «Стрельцы», опубликованном в 1885 году, один из приверженцев реформ Петра так определяет основную идею модернизации: желательно, чтобы Россия сравнялась скорее в просвещении с иностранными землями. А сам Петр заявляет: «Даю слово целую жизнь стремиться к просвещению моих подданных».

    Просвещение, т. е. расцвет образования, культуры, науки, всей духовной жизни общества, — эта цель всегда была одной из благородных и благодатных ценностей модернизации, ее сердцевиной.

    Но теоретически осмысливая государственно-правовую жизнь российского общества, приходится отметить, что эта цель не всегда воодушевляла правящие элиты Российского государства, вызывала именно «волнообразные» движения всего государственного организма к своим конкретным воплощениям. Так, например, после смерти Петра Первого, вплоть до появления на престоле Екатерины II можно наблюдать отливы, даже стагнацию в движении к целям модернизации, известный перерыв в модернизационной тенденции, отход от петровских реформ.

    Вместе с тем эта тенденция продолжается в ХVIII-ХIХ веках, модернизация опять и опять оказывается велением, смыслом жизни российского общества, наполняется все новым и новым содержанием, и, что особенно важно для теоретико-правового осмысления, становится значимой в государственно-правовой сфере, в развитии российской государственности.

    Такие этапы общественной жизни и государственности, которые символизируют имена Екатерины II, Александра II, Николая II (1905–1912), Керенского А.Ф., современных реформаторов — Горбачева М.С., Ельцина Б.Н. — все это звенья одного и того же характерного для России исторического процесса, имя которому — модернизация.

    Но «волнообразная» характеристика модернизации — это только часть, причем внешняя, чисто описательная сторона исторического процесса.

    Более существенным является то обстоятельство, что модернизация (осовременивание) социально-экономической, политической, государственно-правовой жизни российского общества в определенные периоды осуществлялась всегда «сверху» усилиями правящей элиты, представителями государственной власти и была успешной только тогда, когда эта власть была достаточно сильной, авторитарной, чтобы проводить реформы. Российскую государственность буквально подталкивали в модернизационные процессы тогда, когда состояние общества становилось катастрофически кризисным, нестабильным, непредсказуемым, когда возникала своеобразная социальная бифуркация, если использовать для характеристики этих поисков понятия синергетики. Тогда именно в дальнейшей модернизации российской государственности, как, впрочем, и других сторон жизни российского общества, прежде всего духовной сферы, общественного сознания, видели выход из кризисных состояний великие умы России. А деятельность в этом направлении осуществляли те политические персоны, которые имели власть, понимали социальную необходимость модернизации, могли опереться на социальные силы, в том числе и на «силовые» структуры Российского государства, или сформировать эти социальные силы поддержки.

    Петровская организация мощного централизованного государственного аппарата России — от прокуратуры («ока государева, защитницы сирот и вдов, обиженных и умаленных») до различных коммерц — и иных коллегий, Сената, от внедрения в общественное сознание ценности закона, необходимости его безусловного соблюдения до обоснования роли самодержавия в обеспечении целостности и прогресса России в тех конкретно-исторических условиях, которые сложились в конце ХVII-начале XVIII века; реформы Екатерины II, создавшей в дворянстве XVIII века становой хребет единого, целостного Российского государства, раскинувшегося на громадных евразийских просторах, новая и весьма эффективная административно-территориальная организация российской государственности, просветительная деятельность; реформы Александра II, преобразившего социально-экономическую, духовную, политическую жизнь общества (отмена крепостного права — этого реликта общинно-коллективистских начал, земская, судебная и иные реформы) — разве это не мощные импульсы, которые шли именно «сверху», от правящих элит, от власти, — и шаг за шагом продвигали Российское государство по пути модернизации к мировым стандартам организации стабильной государственно-правовой жизни, экономической и политической свободы личности как необходимого условия и основы благосостояния и стабильности.

    На предыдущем этапе отечественной теории государства и права этой длительной модернизационной тенденции в российской государственности, к сожалению, не уделялось необходимого внимания. Как отмечалось, причиной являлось противопоставление «совершенного и отмирающего» социалистического государства всем предшествующим формам государственности. Рассматривались отдельные реформы, обобщались классовые движения (восстания, бунты), им придавалось с позиций формационного подхода гиперболизированное, вульгарно-классовое и революционное, преобразующее значение. С этих же позиций игнорировалась реформаторская роль правящей элиты России в продвижении к мировым стандартам государственно-правовой жизни общества.

    С учетом нового исторического опыта российского общества в современной теории российской государственности возникает задача произвести известную переоценку ценностей, расставить все по своим местам. И прежде всего по новому социологическому и синергетическому счету оценить трехсотлетний путь российской государственности к правовому государству, обеспечению прав и свобод человека, сохранению целостности государства, созданию эффективной современной структурной, политической, территориальной организации Российского государства, иным мировым государственно-правовым достижениям человечества.

    И тогда окажется, что восстания, бунты и иные классовые движения в истории России, сопровождавшие конкретные реформы на пути к модернизации, — это зачастую не что иное, как формы сопротивления тех или иных архаичных сил, устаревших коллективистских начал, предыдущих идеалов хозяйственного, бытового уклада, имеющие разрушающее, а отнюдь не созидательное значение. Да, действительно, модернизация, являвшаяся общесоциальной функцией российской государственности на протяжении длительного времени, имевшая благотворное значение для всего российского общества, его социальной государственно-правовой организации и деятельности, встречала и встречает сопротивление тех определенных сил, которые базируются на отживших, архаичных формах общественной, государственно-правовой, духовной жизни.

    Как модернизация, так и сопротивление ей имеют длительную историю. Именно из неприятия идеалов модернизации и попыток сохранить устаревшие, но привычные архаичные формы жизни идет сопротивление отдельных социальных групп, партий, движений, процессам модернизации, и вот почему реформистские движения в России продвигаются «сверху» и опираются подчас на принуждение. Поэтому и вся трехсотлетняя история российской государственности пестрит весьма драматическими, а порой и трагическими страницами.

    Петр Первый и бунт стрельцов, Екатерина II и Пугачев, Александр II и народовольцы, народные волнения XIX века, — все эти и иные органично связанные исторические «парные» процессы характеризуют не что иное, как мучительный, но исторически необходимый путь российской государственности к модернизации. А в рамках теории государства научное положение о том, что модернизирующая тенденция пробивается вот уже триста лет «сверху», насильственными методами, и встречает жесткое сопротивление отживших, архаичных форм общественной жизни, является, хотя и горьким, но верным выводом, имеющим решающие значения и для понимания процессов, которые идут в современном Российском государстве.

    Идеи и практика модернизации России всегда были и остаются полем идеологической, политической, социальной борьбы между сторонниками этих двух направлений. С одной стороны, движений в сторону мировых стандартов качества жизни — ценности индивидуальной личности, прав и свобод человека, экономической и политической свободы, приоритета прав и свобод человека перед правами наций, народов, перед государством, — разумеется, при взаимной связанности, взаимных обязанностях гражданина и государства, человека и общества и т. д. А с другой — сохранения, консервации устаревших, отживших, архаичных, гиперболизированных, общинно-коллективистских форм жизни. Такова реальность, оказывавшая и оказывающая столь мощное воздействие на государственно-правовую жизнь России.

    Но почему вот уже три столетия Россия так или иначе, несмотря на противоречивый, временами мучительный характер этого процесса, на тех или иных этапах вновь и вновь становится охваченной идеей модернизации (осовременивания)?

    Дело в том, что каждое общество для своего существования и благополучия должно иметь общенародную, общенациональную идею, сплачивающую это общество, наполняющую содержанием смысл жизни (а иногда и смысл смерти) членов этого общества.

    И идеи осовременивания выполняют такую функцию у российского общества, противоречивого уже по своему этническому субстрату, по своим геополитическим интересам, духовной жизни, но единому в своем стремлении двигаться к высшим духовным ценностям, миру, благосостоянию, стабильности.

    Разумеется, история России знает и попытки заменить идеи модернизации другими идеями. Но, увы, каждый раз это оборачивалось социальными потрясениями, неудачами, крахом. Так, не выдержала испытаний замена модернизации коммунистической идеей. Семьдесят лет в XX веке в России шла такая попытка, но осуществить идеи коммунизма оказалось утопической задачей по своей сути — и не смогли выполнить коммунистические идеи функции общенациональной идеи, сплачивающей и вдохновляющей общество, не смогли противостоять идеи модернизации.

    Петр Первый придал модернизации ценность национального порыва и прорыва. Потерпев под Нарвой поражение, он сумел затем перевооружить армию, перестроить общество. И если вначале, в детстве, его идеи модернизации имели «потешный», развлекательный характер («потешные полки»), то после Нарвы это стало общегосударственной политикой, условием выживания этноса, общества, государства. Даже военный Устав российской армии был списан дословно со шведского, одного из лучших воинских уставов того времени. И что же? Какок был результат? Как известно, после Полтавы Петр Первый уже поднимал заздравный кубок за своих учителей, но как победитель, и не только как ученик.

    Модернизация была не только общенациональной идеей, но и средством, инструментом решения ключевых, судьбоносных, «вечных» вопросов: геополитического, крестьянского и др.

    Монархи России, проводя в жизнь сверху, подчас насильственно идеи модернизации, создавали и социальные силы, которые поддерживали реформы, Подтягивающие Россию к мировым стандартам, хотя в отдельные периоды — это были и западные, даже западно-европейские стандарты. Все же ориентиром были всегда не столько чисто западные, сколько перспективные мировые стандарты качества жизни.

    И этот «вечный» вопрос также должен достаточно быстро решаться в современных условиях, тем более что он имеет и межгосударственное, планетарное значение: консервация архаичных форм российской общественной, государственной, духовной жизни не соответствовала бы современным потребностям не только России, но и развитию мировой цивилизации. И — подчеркну — даже являла бы ей угрозу прежде всего из-за разрыва между научно-техническим развитием человечества и теми устаревшими формами, в которых подчас результаты этого развития используются, обеспечиваются в российском обществе с помощью государственного вмешательства, управления, воздействия. Чего, например, стоит один Чернобыль!

    Такова лишь самая общая качественная характеристика взаимодействия модернизации и российской государственности, к которой еще следует вернуться, когда будут обсуждаться характеристики современного Российского государства.

    Кроме того, необходимо подвести и некоторый общий итог рассмотрения «вечных» вопросов российской истории в их воздействии на государственность. При этом особняком встает вопрос собственности — ее форм, ее специфики в воздействии на государственность. Разве такого взаимодействия не было? Или, например, религии? Разве то обстоятельство, что православная церковь в ХIХ-началеXX века была государственной, не оказывало своего воздействия на российскую государственность? А как быть с тем, что некоторые из рассмотренных выше вопросов возникали и у других этносов, в других обществах, а не только российском?

    Разумеется, положительные ответы на все эти вопросы должны учитываться в формирующейся теории российской государственности.

    Но, скажем, вопросы собственности в ее социально-экономическом содержании, в общественно-формационном значении должны рассматриваться — и рассматриваются — в общей теории государства и права. Здесь же речь идет о специфике отношений собственности в России (например, при решении крестьянского вопроса — общинное землепользование и переход к частной собственности на землю) и влиянии этой специфики на особенности российской государственности: на политический режим, формы правления и т. д.

    Несомненно, и организация религиозной жизни России имеет огромное влияние на протяжении веков на ее государственность — идеалы государственности, государственная поддержка православия, внешняя воинственно-атеистическая функция государства в XX веке и фактическая замена «коммунистическими верованиями» христианства, причем подчас в ужасающих сакральных формах, нынешнее религиозное возрождение.

    Но ведь подобные процессы имели место и у других этносов, в других обществах. Стоит ли их специально выделять в российской государственности?

    Действительно, тот или иной вопрос может возникать и в других странах, но для российского общества является характерным именно совокупное воздействие на государственность России способов решения всех «вечных» вопросов. Однонаправленное воздействие — и складывается ситуация стабильности, равновесности, хотя и не всегда позитивная, а подчас и стагнационная. Разнонаправленное — и ситуация становится неравновесной, непредсказуемой, бифуркационной.

    Например, период «застоя» в 70–80 годы XX века — общинный строй (колхозно-совхозный), «новая общность — советский народ» демагогически прикрывает фактический шовинизм и национальные геополитические рывки (Афганистан), антимодернизационные тенденции. Налицо совокупное и системное решение «вечных» вопросов.

    Но эта однонаправленность «застоя», хотя и дает стабильность, ведет к стагнации, загниванию, войне, социальному тупику и жизни России. Налицо и нынешнее однонаправленное состояние в решении «вечных» вопросов — тенденция к индивидуальному (семейно-хозяйственному) сельскохозяйственному труду, защита частной собственности, в том числе на землю, при разумных ограничениях этой собственности, переход в определении национальности, как и религиозных верований, от государства к гражданину, решение геополитических проблем, попытки введения вино-водочной монополии, модернизация с ее просветительским, гуманистическим ядром, широким государственно-правовым спектром (правовое государство, защита прав и свобод гражданина, свобода массовой информации и т. д.) — также в целом характеризует относительную равновесность, стабильность современного российского общества, его демократическую направленность.

    Поэтому в поисках тех реальных факторов, которые определяют особенности российской государственности, следует задумываться не только о самих этих «вечных» вопросах, но и о их совокупном, системном решении и влиянии на государственность.

    И поскольку применение общих, абстрактных схем формационного подхода к российской государственности мало что дает для понимания ее особенностей и смысла движения в общечеловеческом историческом процессе, следует выделять и те духовные, социальные и национальные факторы, которые, действуя и врозь, и вместе, выступают как предпосылки государственно-правовой организации российского общества. Следует рассматривать эти факторы уже в рамках специальной теории российской государственности.

    Необходимо также в рамках теории российской государственности рассмотреть и такое своеобразное, необычное порождение этой государственности, как Советское государство. В каком отношении к «вечным» вопросам российской государственности оно находится, как соотносится с тенденцией модернизации, закономерное или случайное это явление в истории российской государственности? Словом, эти и многие другие вопросы возникают при рассмотрении природы, форм, функций, эволюции Советского государства. И теория российской государственности была бы однобокой, если бы, как отмечалось выше, не уделила самое глубокое внимание и этой яркой странице российской государственности.

    Советское государство. Является методологически правильным и в познании Советскою государства использован, принцип историзма, применить основные положения общей теории государства — рассмотреть причины возникновения Советского государства, организацию государственной власти (форму правления), национально-государственное и административно-территориальное устройство, политический режим, функции, место в социалистической политической системе. При таком подходе можно будет сделать итоговый вывод — идет ли в данном случае речь лишь об особенностях Российского государства или же об особом типе государства.

    Образование Советского государства имело как объективные, так и субъективные предпосылки.

    К объективным относится общественно-политическая ситуация, сложившаяся в российской государственности к 1917 году.

    После Февральской революции российская государственность находилась в столь неравновесном, нестабильном состоянии, что ее развитие в силу синергетических, самоорганизационных процессов, даже незначительных по историческим масштабам случайных воздействий, могла пойти в самом неожиданном, непредсказуемом направлении. Так и произошло.

    Провалились попытки демократических сил российского общества утвердить известную из исторического опыта демократическую, парламентарную республику. Обанкротились и все те акции, с помощью которых пытались реставрировать самодержавие, монархию.

    И вместо предполагаемой российской демократической, парламентской республики, которая должна была возникнуть на обломках монархии по решению Учредительного собрания, появилось Советское государствокак совершенно неожиданный и новый тип государства.

    Этому прежде всего способствовали трагические результаты войны России с Германией — итоги первой мировой войны. На российскую государственность сокрушительное влияние оказал развал всего государственного аппарата, обеспечивавшего монархическую форму правления, и неспособность Временного правительства заменить этот развалившийся аппарат своим аппаратом, а также неспособность выйти из состояния войны. А выход России из войны стал жизненной необходимостью для выживания русского этноса, других этнических групп России.

    Развал экономики к октябрю 1917 года достиг невиданных масштабов. Его символизирует падение стоимости 1 рубля до 10 копеек — инфляция разрушила финансовую систему. Но, разумеется, наиболее трагичным были человеческие жертвы. Миллионы убитых, искалеченных, сметен весь уклад общественной, хозяйственной жизни. Был разрушен и тот управленческий потенциал, который лежал в основе структурной организации царской России.

    В этой хаотической ситуации стали возникать самоорганизационные процессы — появлялись советы крестьянских, солдатских депутатов, дополняя советы рабочих депутатов, принимая на себя объективно необходимые властные полномочия.

    Исторически Советы возникли как зачатки органов власти еще в революцию 1905 года, представляя собой самоуправленческие организации, сочетающие начала прямой и представительной демократии. Но тогда они были не чем иным, как российскими вариантами народных собраний, советов, известными у многих народов, в том числе и у российского этноса (например, новгородское вече). Рождавшиеся из сходок, собраний в 1905 году Советы выступали удачной формой для решения местных, городских дел, касающихся интересов тех или иных социальных групп (рабочих одного или нескольких заводов, жителей определенных городов). Революционная ситуация наполняла деятельность этих безусловно демократических организаций политическим содержанием, но все же главным в первичных Советах были экономические, социальные требования и интересы.

    В 1917 году Советы возникали уже как представительные, выборные органы власти и, пройдя эволюционно ряд этапов, к октябрю 1917 года под влиянием большевиков стали реальной альтернативой парламентской республики, которую пытались создать демократические силы во главе с эсерами и меньшевиками.

    И объективно Советское государство стало новой и удобной формой фактического захвата власти большевиками, государственными прикрытием и итогом Октябрьской революции. Именно революции, а не государственного переворота, восстания, как утверждается в некоторых работах, старающихся принизить тот ключевой поворот, который произошел в Октябре 1917 года в российской государственности. В истории России появился новый тип государства. И надо подчеркнуть, что именно это государство сумело, хотя и ценой позорных уступок, вывести Россию из войны, спасая тем самым страну от ужасающего хаоса, распада, а российский этнос от деградации и уничтожения. Вместе с тем появление именно этого государства послужило одной из причин гражданской войны, собравшей на свой жертвенный алтарь кровь многих и многих граждан России.

    Двоевластие, сложившееся в 1917 году между Временным правительством и Советами, решилось в пользу власти Советов. Россия прошла мимо исторического шанса модернизировать свое государственное устройство по мировым стандартам демократической, парламентской республики, с разделением властей, приоритетом прав и свобод человека, равноправием граждан и другими общесоциальными ценностями.

    Все это (война, развал государственности, революция), разумеется, были объективными факторами появления Советского государства. Но не меньшую роль сыграли и субъективные, даже случайностные факторы.

    И здесь надо вернуться к традиционной оценке Советского государства, которая господствовала на предыдущем, марксистско-ленинском этапе отечественной теории государства и права. На этом этапе напрочь отвергались какие-либо случайные, субъективные обстоятельства возникновения Советского государства. Утверждалось, что Советское государство — это закономерный этап развития государственности вообще, когда к власти приходят рабочий класс, трудящиеся, что это тип и форма государства периода победы социалистического общественного строя. Отмечалось, что это форма правления, созданная самими трудящимися, прообраз которой был еще в организации Парижской коммуны (1870), Советов 1905 года, а Ленину, большевикам принадлежит заслуга открытия этого закономерного, нового типа государства.

    В теории развивались идеи, что Советское государство — это государство диктатуры пролетариата. Его опыт следует трансплантировать во все революционные движения во всех обществах, что это уже «полугосударство», высший, т. е. последний, тип государства, после которого начинается отмирание государства в ходе строительства бесклассового коммунистического общества.

    А в рамках науки «советского строительства» на предыдущем этапе обсуждались всего лишь различные аспекты совершенствования, развития тех или иных сторон Советского государства.

    Однако с позиций современного уровня политико-правового исторического знания становится очевидным, что Советское государство это не только результат действия объективных факторов, но и плод ряда субъективных, даже случайных факторов. Поэтому итоговое повсеместное историческое поражение Советского государства — отнюдь не случайность, не результат действий неких мировых сил, разрушительных по отношению к России. Как раз крах Советского государства в России и других социалистических странах оказался закономерным, явился хотя и затянувшейся, но неизбежной реакцией на субъективные факторы, легшие в основу возникновения Советского государства в 1918 году.

    К таким субъективным факторам относится мощное идеологическое обеспечение Советского государства в работах В. Ленина, и прежде всего в работе «Государство и революция» (1917).

    В этой работе В. Ленин постарался развить некоторые идеи К. Маркса об организации власти в социалистическом государстве, а именно о диктатуре пролетариата. Кроме того, он переносил опыт Парижской коммуны, т. е. организацию власти в одном городе, оказавшемся к тому же в чрезвычайном положении (защита от нападения извне, экономические трудности), на организацию власти в огромном государстве. Идеи выборности и сменяемости чиновников, уравнивания в оплате управленческого и физического труда, ликвидация профессиональной армии и всеобщее вооружение народа, управление всем народным хозяйством как единой фабрикой, т. е. устранение товарно-денежной формы хозяйствования и замена ее обменом и распределением продуктов, распределительной социальной средой, государство как орудие, с помощью которого насильственно утверждается новый общественный строй, нашли воплощение в работе В. Ленина «Государство и революция».

    Необходимо иметь в виду, что хотя в этой работе реализуется «западная» идея — марксизм, хотя обобщается западный опыт — Парижская коммуна, но это как раз те идеи и опыт, которые противостояли конкретно-историческим западным стандартам качества жизни и государственности, уводили от столбовой дороги мировой цивилизации. Поэтому их механическое заимствование и попытка воплотить и общественной, государственно-правовой жизни российского общества, в организации Советского государства также означали отход от модернизационной традиции России, период очередной антимодернизации в российской государственности.

    Но семьдесят лет эта работа, ставшая широко известной после Октябрьской революции, выдавалась за выдающееся научное достижение, теоретическое обоснование развития государственности и период построения коммунистического общества. И это несмотря на то, что ее конъюнктурно-историческое и утопическое содержание было опровергнуто жизнью уже в 1918 году.

    В работе «Государство и революция» содержатся утопические идеи о том, что как только все научатся управлять, осуществлять учет, контроль за мерой труда и потребления, тогда будет открыта дорога к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем к полному отмиранию государства. Как это произойдет? Вот рецепт: «Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковыми являются и вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного „синдиката“. Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну». Всего-то, но Ленин уходит от ответа, а как можно работать поровну, как это измерить, ведь труд имеет столько качественных характеристик! И как можно получать поровну? Понятно, что в этом принципе заключена примитивная всеобщая уравнительность, убивающая всякую мотивацию к труду, но как все же утопично это выглядит, да и как соотнести труд «поровну» и распределение «поровну»? Жизнь сразу же в 1918 году опрокинула эти умозрительные и не очень экономически грамотные схемы.

    Действительно, вопреки утверждениям Ленина в работе «Государство и революция» уже в 1918 году потребовалось создать профессиональную Красную Армию, а не только осуществить всеобщее вооружение народа. К государственному управлению необходимо было привлечь специалистов (спецов), а не только «классово-надежных», но не очень компетентных работников. Специалистам в 1918 году была установлена зарплата в 9 раз превышающая среднюю оплату рабочих — так была развеяна очередная утопия о равной оплате управленческого, умственного и физического труда. В Советах был создан аппарат управления (исполкомы, отделы исполкома), и, по выражению одного из теоретиков-государствоведов, «Совдепия» уступила место «Исполкомии» — чиновничество, бюрократия оказались воссозданными в структуре Советского государства. Особенно ясным стал крах идей и положений работы В. Ленина «Государство и революция», когда ему самому пришлось признать «перемену всей точки зрения на социализм» — это произошло в годы нэпа.

    Но что касается идеи диктатуры пролетариата, провозглашенной и развитой в этой работе, то она еще долгое время сохраняла свое значение как сущностная характеристика Советского государства. При этом Ленин утверждал, что демократия — это организация для систематического насилия одного класса над другим, одной части населения над другой, что диктатура означает неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон власть, что научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть, а «революционный народ» непосредственно «чинит суд и расправу, применяет власть, творит новое революционное право».

    Эти идеи, положенные в основу теории и практики Советского государства, означали и противопоставление этого государства идеологии и практике демократического, правового государства.

    Вместе с тем следует учитывать также, что возникновение Советского государства приходится на революционную ситуацию, окончательный «слом» предыдущей государственной машины — самодержавия, монархии. Этот период характеризуется острой классовой борьбой, насилием, сменой общественного строя. Кроме того, в теории всегда подчеркивалось, что Советское государство выполняло две основные функции: созидательную (построение социалистического общества) и принудительную (подавление эксплуататоров).

    Но это положение красочно, рекламно звучало только в теории, т. к. фактически подавление эксплуататоров привело и к репрессии против трудящихся, введению трудовой повинности с уголовной ответственностью за какие-либо отклонения от нее, тоталитарному ограничению государством заработной платы, к введению крепостного колхозно-совхозного строя, к геноциду, насильственным формам и функциям Советского государства.

    А диктатура пролетариата постепенно выродилась в диктатуру партии, и диктатуру правящей партийной элиты, генерального секретаря коммунистической партии.

    Субъективный фактор привел к самой важной особенности Советского государства — оно знаменовало собой полный разрыв между формальным обозначением ее характеристик, между официальной теорией и фактической формой правления, фактическими функциями и другими характеристиками Советского государства.

    Так, например, на разный лад перепевались в учебных курсах по теории государства и права идеи об «отмирании» государства в процессе построения коммунистического общества, о том, что социалистическое Советское государство — это «полугосударство». И все это происходило на фоне громадного укрепления и развития Советского государства, особенно его репрессивных, карательных структур, перерастания в тоталитарное, «партийное» государство, где сращивались и институально, и персонально партийные и государственные организации, должности, властные структуры, в том числе армия, органы безопасности.

    А прикрывающие эти реальные процессы формальные теоретические утверждения, декларативные заявления, демагогия строились на примитивных, вульгарных схемах. Например, об отмирании государства и тем самым о временном характере несравнимой ни с каким буржуазным обществом чудовищной эксплуатацией Советским государством трудящихся (изымались и огосударствлялись 70 процентов результатов труда), насилием в системе ГУЛАГа, в организации сельскохозяйственного труда и в других тяготах реальной общественной жизни. Становится понятным и демагогическое утверждение о временном характере некоторых функций Советского государства. Это все та же древняя идея о теодиции — временном страдании во имя последующего расцвета, благосостояния нации, народа, государства. В древности теодиция понималась как временные страдания, посланные Богом для проверки веры, испытания веры.

    Для обоснования идеи об «отмирании» государства, т. е. о временном характере государственных тягот, утверждалось, что поскольку устройство, структура общества будут упрощаться, классовые различия стираться, классы начнут отмирать, то по мере этого упрощения социальной структуры общества будет отмирать и государство, а его регулятивную роль, например, в организационно-трудовой сфере, заменит простая привычка к труду.

    Общесоциальные функции государства, его культурологическая ценность как политически, структурно и территориально организованного общества, обеспечивающая стабильность и благополучие, при таких рассуждениях полностью упускались. Более того, открыто провозглашалось, что Советское государство — антипод буржуазному, правовому государству.

    Словом, субъективный фактор также играл определяющую роль в возникновении Советского государства, его теоретических обоснованиях и характеристиках. И это особенно важно для теоретического осмысления российской государственности, т. к. многие теоретические выводы, касающиеся конкретных форм правления, функций Советского государства, опирались именно на субъективный фактор, идеи и предложения, выдвигающиеся Лениным, его сторонниками, единомышленниками.

    Так, наряду с «Государством и революцией» особенно важную практическую роль сыграли известные «Апрельские тезисы» Ленина (1917).

    Именно в «Апрельских тезисах» Лениным была четко противопоставлена Республика Советов, в которой Советам должна принадлежать вся власть, парламентской республике, где парламент не что иное, как «говорильня», а фактически правит капитал, господствуют эксплуататоры.

    Конституция 1918 года закрепила и упрочила Советское государство как тип государства, открыто провозгласившего неравноправие социальных слоев, использование насилия для осуществления своих целей, а одной из этих целей объявлялась мировая революция.

    По форме правления Советское государство провозглашалось республикой. Однако это был весьма экзотический вид республики — в ней отрицалось разделение властей и, наоборот, провозглашалось объединение всех ветвей власти в Советах, депутатский корпус которых сам принимает законы, исполняет их, контролирует их исполнение.

    На этой идеологической основе, по существу, была создана мощная исполнительная власть. Советы были организованы как единая «вертикаль», как единая система, сверху донизу находившаяся полностью под партийным контролем.

    Советское государство прошло длительную эволюцию, в том числе знала эволюцию и форма правления, но на всех этапах это было партийное государство. Назначение на все сколько-нибудь значительные посты (должности) проходило по решению партийных органов на основе так называемого принципа «номенклатуры». Список № 1 (назначались на должности по решению Политбюро, Секретариата ЦК КПСС), список № 2 (назначались по решению отделов ЦК КПСС, других партийных подразделений) включали в себя эти должности, и закрепляли господство партии через механизм назначения «своих людей» на ключевые посты. Номенклатура № 1 и номенклатура № 2 были введены постановлением Политбюро в 1925 году.

    Но это была только одна из особенностей Советского государства. Еще одной была практика оформления Советами партийных решений либо принятие совместных решений партийными и советскими органами (например, совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР).

    Существовала и практика так называемого директивного метода управления, когда особо важным партийным решениям придавалось значение директивы для Советов, их исполнительно-властного потенциала. Подкрепляло Советское государство и сращивание четвертой власти — средств массовой информации — с партийной, исполнительной властью. Поставленные организационно и идеологически под всеохватывающий контроль партии (от цензуры до методов организации подписки, главным образом на партийные печатные издания), средства массовой информации в целом апологетически обслуживали все иные ветви власти, формировали утопическое, мифологическое и конформистское общественное сознание.

    Апофеозом сращивания партийной власти, базирующейся на действенном механизме партийной ответственности (исключение из партии было равносильно гражданской смерти) и государственной власти, опирающейся на «силовые» структуры, главным образом на карательные органы, являлась Конституция 1936 года, в которой, по существу, провозглашалась руководящая и направляющая роль коммунистической партии как «ядра» всех государственных и иных структур. Иными словами, «партийное» государство получило конституционную основу.

    На некоторых этапах своей эволюции советская форма правления вырождалась в фактически монархические формы государственности — единоличную диктатуру вождя. Генерального секретаря КПСС.

    Вождизм в Советском государстве — власть Генерального секретаря партии — явил собой новые формы неограниченной, абсолютистской монархии. Породил этот принцип и новые проблемы в функционировании Советского государства, особенно при передаче власти от одного вождя другому. Советское государство не решило и не могло решить вопросы легитимной, законной передачи власти, в частности после смерти вождя (Генерального секретаря). Поэтому смена личной власти во всей истории Советского государства всегда сопровождалась смутами, путчами, списанием тягот и неустройств на предыдущею властителя, устранением политических соперников.

    В организации советской формы правления особое место заняло специфическое соотношение судебной власти и других ветвей власти. Как упоминалось выше, в предшествующих главах, в парламентской республике судебная власть является независимой, самостоятельной, действующей исключительно на основе закона. Но в Советском государстве в определенные периоды происходило сращивание не только законодательной и исполнительной властей, но и судебной и исполнительной властей, а практически сращивание с партийной властью.

    В эти периоды Политбюро принимало решения о том, какие конкретные результаты должны были иметь те или иные конкретные судебные процессы, как правило, политические, которые потом штамповали судебные органы (это касалось так называемых политических процессов 20–50-х гг., но не только их). И очень часто в другие периоды на основе решений Политбюро происходили даже внесудебные расправы.

    И как только сломался в начале 90-х годов партийный хребет Советского государства, система парткомов, перестала «работать» партийная ответственность, исчезло правовое, конституционное закрепление партийной власти, столь же быстро, в параллель, зашаталось, а затем и рухнуло само Советское государство.

    И вместе с тем та своеобразная форма правления, которую явило Советское государство, не могла бы просуществовать семь десятилетий, если бы она не только опиралась на партийную власть, «силовые», особенно карательные, структуры, но и давала определенные преимущества в некоторых областях общественной жизни. Прежде всего, она создала сильную исполнительную власть, объективно необходимую столь пространственному государству, как Россия.

    Советское государство оказалось удобной формой государственности и для организации социалистической, т. е. распределительной экономической системы, обеспечения уравнительной, социально-иждивенческой психологии.

    Его решениями и принуждением обеспечивалась фактическая трудовая повинность. Были введены уголовные наказания за нарушения трудовой дисциплины, уходы с работы, контроль за уровнем оплаты труда (ограничения оплаты), даже за наличием денег в кассе каждого предприятия, организации (так называемый кассовый план), сбытом и снабжением. Огромная армия чиновников (работников исполкомов Советов, его отделов) выполняли функции распределителей-распорядителей ресурсов, результатов труда, материальных и иных благ.

    В экономической области Советское государство выполняло, по существу, дне основные функции: хозяйственно-организаторскую и контроль за мерой труда и мерой потребления, что отвечало идеологии и практике социалистической, распределительной системы.

    Кроме того, этой идеологии отмечало и то, что Советское государство буквально выращивало достаточно компетентные кадры, способные эффективно управлять экономикой, другими сферами, но командными, исключительно административными, «силовыми» методами. По сути, была создана особая популяция хозяйственников, иных чиновников, способных решать сложные задачи, совершенно не задумываясь о затратах, социальной цене, жертвах.

    Таким образом. Советское государство знаменовало собой отход от модернизационной тенденции России, консервацию архаичных форм хозяйствования, особенно в колхозно-совхозной сфере, организации трудовой деятельности, но этот отход в организации формы правления вполне соответствовал социалистической системе хозяйствования, социальной структуре российского общества, обеспечивал, подкреплял ее.

    Политический режим был тоталитарным — Советское государство вмешивалось во все сферы жизнедеятельности общества, проникало во все его поры, огосударствляло почти все общественные организации, но вместе с тем создавало практику и идеологию социального иждивенчества. При этой идеологии многие члены общества, соглашаясь на контроль со стороны государства, рассчитывают и на непосредственную помощь, заботу государства в сфере образования, здравоохранения, науки, социального страхования и даже личной сфере, трудовой деятельности (формальное отсутствие безработицы, обеспечения занятости), в других областях жизни общества.

    Советская форма правления — и это еще одна ее характеристика — позволяла оперативно решать законодательные проблемы, хотя их содержание имело строго функционально классовое, социалистическое направление. Осуществлялось это опять же путем отхода от традиционной парламентской деятельности демократической республики.

    Верховный Совет СССР (и, соответственно, высший законодательный орган РСФСР) собирался 2–3 раза в год на сессии, на которых рассматривались главным образом народно-хозяйственные планы и принимались некоторые законы. Кстати, при этом не возникало конкуренции между законодательной деятельностью Верховного Совета СССР и Верховными Советами республик. Наоборот, законодательная деятельность всех законодательных органов СССР, как правило, была синхронизирована. (Эта практика развалилась, когда законодательные органы СССР и республик перешли на постоянную сессионную работу и их депутатам, в течение 10 месяцев приходилось решать одни и те же вопросы, создавать аналогичные акты — союзные и республиканские — по одним и тем же вопросам: возникла конкуренция законодательных властей по вертикали.)

    В перерывах между сессиями законодательного органа в практике Советского государства законодательная власть функционировала с помощью указов, которые принимал Президиум Верховного Совета и которые затем иногда формально утверждались на соответствующих сессиях либо не утверждались и действовали в своем первоначальном виде указа.

    Такая практика позволяла осуществлять оперативно прорывы в отдельных областях жизни, главным образом технических, технологических, но позволяла проводить в жизнь и антидемократические, геноцидные, антигуманные, а порой и вообще мракобесные, обскурантистские решения, направленные против отдельных этносов, социальных групп (в частности, интеллигенции), против принципов гуманизма (например, Указ в 1945 г. о запрещении браков между советскими гражданами и иностранцами).

    Словом, форма правления в Советском государстве, его деятельная сторона являли собой разрыв между формально провозглашенными и даже конституционно закрепленными правами, целями, идеалами, другими характеристиками и фактической практикой организации и функционирования государства.

    Тот же разрыв происходил и в национально-государственном и административно-территориальном устройстве. В определенные периоды провозглашенное федеративное устройство России фактически было унитарным — и это также стало одной из несообразностей Советского государства. В этой области сохранялась «мина замедленного действия», которую в 1920 году заложил Ленин, отказавшись от устройства государства на основе губерний, уездов, заменив это территориальное деление на федерацию по национальной принадлежности ее граждан.

    В познании Советского государства нельзя применять лишь статичный подход, рассматривать это государство как раз и навсегда данное, неизменяющееся образование. Это было бы неверным.

    Советское государство, как и другие типы государств, имеет динамические характеристики, оно эволюционировало вместе с этапами эволюции российского общества, в зависимости от них.

    Можно выделить несколько таких этапов. «Военный коммунизм» 1918–1921 годов и соответственно Советское государство, у которого основной функцией стало насилие, подавление тех классов, социальных групп, которые не приняли Октябрьскую революцию. В государственном аппарате основное место занимают карательные органы, армия привлекается для решения не только военных, но и хозяйственных задач, продотряды, комбеды, ревкомы и иные материальные придатки исполнительной власти приобретают гипертрофированное значение.

    Стоит подробнее остановиться на этом этапе, поскольку он не получил достаточного анализа в теоретической правовой литературе. А зря! Именно оттуда, из «военного коммунизма» проистекали многие последующие особенности Советского государства. Да и сегодня некоторые его идеи и практика, порой неосознанно, питают реставрационные призывы определенных политических сил.

    Это касается предложений об эмиссии денег, мощного усиления регулирующей роли государства, восстановлении общинною землевладения и землепользования, свертывания товарно-денежных отношений, а в целом обоснования возврата к коммунистическим идеалам и утопиям. Кроме того, существует иллюзия, что военный коммунизм создавался по заранее разработанному подробному плану, был одной из сознательных попыток построить коммунистическое общество. Важно также обратить внимание и на проявление синергетических, самоорганизационных начал в государственно-правовом развитии при «военном коммунизме», на связь в государственности социально-экономических факторов и правовых форм. Полезно напомнить и о тех кризисных ситуациях, в которых оказывалась российская государственность, когда хоть в какой-то мере власть начинала реализовывать утопические коммунистические идеи.

    Материалы «Финансовой энциклопедии», издания 1927 года, когда было разрешено и началось первое обобщение военно-коммунистического опыта существования Советского государства, позволяют представить реальное положение дел на этапе «военного коммунизма».

    Итак, в условиях «военного коммунизма» (1918–1921 гг.) происходило расстройство народного хозяйства, особенно финансового. Социальная среда на основе самоорганизационных процессов толкала российское общество в определенную экономическую и правовую систему.

    Требовались огромные финансовые средства в связи с рядом обстоятельств и событий периода военного коммунизма: ликвидацией империалистической войны, гражданской войной, борьбой с иностранной интервенцией и блокадой, расстройством государственного аппарата и перестройкой его в соответствии с началами нового строя.

    Государственный кредит — обычный источник покрытия расходов на подобные чрезвычайные нужды исчез вместе с началом Октябрьской революции. Основная система государственных доходов, состоящая из налогов, пошлин и доходов от государственных имуществ и предприятий, исчезла.

    За полной недостаточностью обычных доходов и исчезновением государственного кредита государству вовсе не по глубоким идеологическим мотивам (построение коммунизма), а для спасения населения пришлось вступить на путь использования запасов, доставшихся при национализации промышленности и торговли, выпуска бумажных денег и продовольственной разверстки (принудительного натурального сбора с крестьянства).

    Непрерывно усиливающиеся выпуски бумажных денег все более расстраивали денежное обращение и делали денежную систему все более неспособной обслуживать народное хозяйство. Темп выпусков бумажных денег из года в год резко повышался, еще резче повышался темп прироста цен. Советское правительство стало проводить политику низких твердых цен, обеспечивая этот процесс мерами жесткого принуждения (борьба со спекуляцией).

    В целом же осуществление политики реально понижающихся цен приводило ко все большей натурализации народного хозяйства. Эта натурализация, помимо полного расстройства и полной неопределенности хозяйственных отношений, привели к упразднению кредитной системы страны.

    Кроме того, выразившись в области доходной части бюджета исчезновением почти всех денежных доходов государства за исключением выпусков бумажных денег, натурализация хозяйственных отношений привела к тому, что бюджет перестал давать представление о тех реальных ресурсах, которыми государственная власть могла располагать.

    Непрерывное обесценение валюты и натурализация хозяйственных отношений, действуя коэволюционно, совместно, привели к тому, что бюджет в период военного коммунизма утратил свое главное значение.

    В этой обстановке государственные учреждения увеличивали объем и задачи своей деятельности не в соответствии с теми ограниченными средствами, какими государственное хозяйство располагало.

    Изложенная эволюция финансовой системы — исчезновение денежных налогов, расстройство бюджетного хозяйства, натурализация хозяйственных отношений, продразверстка — представляли собой объективные последствия мероприятий революционной власти, которые совершенно не имелись в виду и не ставились как цель[8].

    Объективное положение вещей в каждый данный момент, со своей стороны, вызывало новые мероприятия и обуславливало появление новых идей и логических схем, но продолжавших учитывать и опираться на складывающиеся тенденции.

    Однако попытки установить взаимоотношения государства с деревней на основе товарообмена оказались в этих условиях неудачными. Необходимость же обеспечить успех принудительных заготовок (продразверстка), осуществляющихся государственной властью, заставили запретить частный товарооборот с деревней. Произошла фактическая ликвидация товарно-денежных отношений и методы товарного хозяйства были заменены непосредственным регулированием хозяйственных отношений (производства и распределения) в централизованном порядке. Стали разрабатываться даже искусственные трудовые оценки благ.

    Окончились также неудачей попытки упорядочить в 1918–1919 годах систему местных бюджетов, а попытки упорядочить денежное обложение в городах — ввиду полной национализации промышленности, запрещения частной торговли и натурализации хозяйственных отношений — кончается исчезновением всяких налогов, кроме продразверстки.

    В итоге, к концу военного коммунизма, политико-правовая и экономическая системы стали мощным тормозом развитию производительных сил, народное хозяйство продолжало регрессировать. Продразверстка вызвала недовольство крестьянских масс. Пришло в упадок удовлетворение нужд просвещения, здравоохранения, социального страхования и т. п.

    Выход был найден, как известно, только на путях новой экономической политики, основные начала которой были провозглашены в течение марта-мая 1921 г.

    Государство отказалось от продразверстки, получив выгоды от введения твердого, заранее точно определенного налога. Вместо коллективной (круговой) ответственности отдельных селений за выполнение государственных обязательств устанавливается ответственность отдельных сельских хозяйств. Этим актом хозяевам разрешается свободная продажа продуктов в порядке вольного товарообмена и т. д. Восстанавливаются товарно-денежные отношения, денежная система (рубль становится надежной валютой) и иные рыночные и необходимые управленческие нововведения.

    Период НЭПа — это и новый этап в развитии Советского государства.

    У Советского государства появляются некоторые новые особенности, прежде всего формальная приверженность к режиму законности, необходимому для функционирования тех зачатков рыночной экономики, которые складывались в период НЭПа.

    Но уже в конце 20-х годов Советское государство вновь возвращается в первичное состояние машины насилия, «силовой» структуры, используемой для возвращения крестьянства в архаичные коллективистские формы общежития, хозяйствования, для геноцида в отношении крестьянства, для подавления интеллигенции, всего инакомыслия.

    В 30-е годы в российском обществе реализуется идеология вождизма, господства партийного аппарата, принудительная индустриализация, духовное порабощение — и Советское государство расцветает как государство тоталитарное, партийное, его аппарат полностью обеспечивает культ Сталина, его перерастание и, добавим, перерождение в фактически абсолютистскую монархию.

    Даже Конституция 1936 года, провозгласив некоторые права и свободы граждан, обеспечивает господство лишь одной партии, решающую роль партаппарата в формировании законодательного органа, других структур, сохраняет демагогию, внешний «демократический» фасад избирательной системы и других черт республики.

    Последующие 50-60-е годы обозначают некоторый выход российского общества из идеологической спячки и экономического оцепенения, и рождают зачатки хозяйственного реформирования. Соответственно либерализуются некоторые функции Советского государства, его внешнеполитическая деятельность. Но вместе с тем сохраняется по-прежнему разрыв между формальным, внешним обрамлением формы правления, других черт, сторон Советского государства и его фактической практикой, особенно связанной с нарушением провозглашенной системы прав и свобод человека.

    В 70-80-е годы новый обвал российского общества в тоталитаризм, духовное оцепенение — и все та же архаичная практика Советского государства (высылки инакомыслящих граждан из государства, «психушки» как средство борьбы с инакомыслием, исторически губительная для страны война в Афганистане, духовная цензура и т. д.).

    Этот схематический сюжет понадобился лишь для того, чтобы продемонстрировать взаимосвязь развития общества и государства, различные динамические характеристики Советского государства, его в целом антимодернизационную природу. Особенно важно осознать это принципиальное положение, когда речь идет о нынешней эволюции Советского государства в президентско-парламентскую республику, о «сломе» советско-государственной машины.

    Советское государство как особый тип государства, главным образом созданный и используемый для обеспечения власти коммунистической партии в формировании социалистического общества, пришло в полное противоречие с социально ориентированной рыночной экономикой, другими реформами. Смена форм собственности — переход к частной собственности, политические реформы, плюралистическое инакомыслие, свобода слова, свобода массовой информации, стремление обеспечить реально права и свободы граждан, внешняя политика — не только сотрудничество, но и партнерство с буржуазными государствами в некоторых сферах и т. п. не могут обеспечиваться прежним чиновничьим, бюрократическим аппаратом, сосредоточением всей власти у депутатского корпуса Советов. Более того, вся советская государственная организация российского общества стала обручем, который охватывал старые идеологические, политические, экономические клише, цели, идеалы. Пришло время для российского общества освободиться от этого обруча, стиснувшего все живые силы этноса.

    Этот процесс начался и идет в трудных спорах, решениях, преодолениях. Не случайно, что барьером на пути политических правовых, экономических реформ стали как раз Советы, выступавшие в большинстве своем против реформ и подписавших себе тем самым исторический приговор.

    Стоит в заключение этого сюжета заметить, что попытки советизировать государственность многих стран также потерпели крах, не прижились и в настоящее время свидетельствуют, что образование Советского государства было побочным, а отнюдь не магистральным путем государственного развития человечества.

    Современное Российское государство. Итак, Советское государство относительно мирным путем уступило место современному Российскому государству.

    Какова же его теоретическая государственно-правовая характеристика? По своей сути современное Российское государство представляет переходный тип государства, который расстается с реликтами советского социалистического государства и эволюционирует в сложных и противоречивых процессах в направлении либерально-демократического государства. В том же направлении эволюционируют, пройдя через «бархатные», «мягкие» революции, и все европейские государства бывшего социалистического лагеря, содружества.

    Новые социальные силы: зарождающийся класс предпринимателей, частных собственников, самоорганизующаяся интеллигенция, квалифицированные работники («белые и синие воротнички»), фермеры — формируют в борьбе с отживающей, бывшей партийно-советской, хозяйственной номенклатурой политические и экономические государственные структуры, которые должны выражать и защищать интересы новых социальных сил, в том числе «новых русских».

    Разумеется, это только самая общая характеристика современного Российского государства. Сюда необходимо добавить многие характерные особенности этого переходного процесса: эволюционный характер «слома» советской государственной машины, наличие крупных национально-государственных, религиозных, земледельческих и иных проблем, вплоть до социально-психологических, проблемы геополитические, военные (армия), сохранение партий и идеологий, тяготеющих к предыдущим формам государственно-правовой жизни, появление партий, устремленных к «русской идее» и т. п.

    Но в целом российское общество вновь оказалось на очередном витке модернизации как процесса перехода от отживших, архаичных форм хозяйствования, уравнительности, социального иждивенчества, быта, культуры к современным мировым стандартам качества жизни, «человеческого измерения», политико-правовой и административной организации общества, необходимым формам жизнедеятельности и даже выживания этноса в условиях острых и сложных технологий, ядерных, химических, медико-биологических производств, среди проблем экологических, информационных и т. д.

    Современная модернизация России, в том числе и в государственно-правовой сфере, — это ответ по существу на исторический вызов XXI века.

    И для описания, объяснения и прогнозирования в рамках теории государства и права современного этапа российской государственности следует прежде всего ответить на вопрос от чего, собственно, — пусть мучительно и трудно, в спорах и борениях — уходит на пороге XXI века российская государственность.

    Она уходит от тотальной распределительной системы, основанной на разорительной экономике с ее безудержной тратой сырьевых и трудовых ресурсов народа, с бесконечными прегрешениями перед нормальной средой его обитания — этим необходимым условием существования будущих поколений россиян.

    Россия порывает с колхозно-общинной организацией аграрного труда и быта, обеспечивающей привилегии для немногих и равенство в нищете для большинства, а заодно еще и деградацию самого ценного, что есть в обществе — интеллектуального, нравственного, да и физического потенциала самих работников.

    Уходит она и от безынициативного, отупляющего социального иждивенчества, превращающего людей из работников в жалких побирушек.

    Разрываются путы милитаризации экономики, задержавшие на десятилетия развитие культуры, науки, образования, здравоохранения и социального обеспечения — этих основ духовного и физического благополучия народа. Конверсия становится не просто техническим и структурным переустройством производства, а средством избавления от пут милитаризма.

    Российское общество осознало, что производство продукции заранее определенной государственным народно-хозяйственным планом, предписывающим, что и когда выпускать, кому и что поставлять, ведет к припискам, хищениям, взяткам, забвению интересов потребителей, позорному качеству товаров и услуг, и в конце концов к глубокому повреждению нравов. Такое производство может существовать только в системе государственного принуждения, тотального контроля и учета, в которой искусственно и обременительно для народа заняты миллионы чиновников. Современное Российское государство отбрасывает и эту систему производства и контроля, сохраняя лишь необходимые статистические и учетные функции для выполнения общесоциальных функций, для создания нормальных экономических условий, для разумного регулирования производства.

    Российское государство порывает с вульгаризированными отношениями собственности: приматом государственной собственности, с умалением интеллектуальной собственности.

    Уходит Российское государство и от обслуживающей эту экономику политико-правовой системы, десятилетиями под прикрытием Советов, демагогии, социальной утопии, произвола, «телефонного права», насилия и страха, подпиравшей власть одной партии, которая обещала всему народу в будущем благополучие, но в настоящем дала неслыханную власть и привилегии своей верхушке да жирные куски с барского стола своему аппарату.

    Уходит Российское государство и от насаждаемого десятилетиями идеологического единомыслия, которое обеспечивалось цензурой, уголовным преследованием инакомыслия, духовным гнетом, а порой и махровым мракобесием, обскурантизмом со стороны отобранных жрецов социальной утопии. Уходит она и от бездумного умаления нравственных начал религии, уничтожения христианской традиции «спасения павших», помощи неимущим, милосердия, гуманизма, самобытной культуры народа.

    Государственность России, которая долгие годы была советской, и только на словах — федерацией, фактически загоняла в тупик взаимоотношения центра и мест, национально-культурное развитие народов и народностей России, и прежде всего русского народа. Современное Российское государство порывает и с этой исторически неудачной формой правления и государственного устройства.

    Многонациональный народ России, по существу, спасается от катастрофы, борется за свое выживание в новом ядерном, космическом, информационном мире, уходит от системы, которая обрекла его на духовное и физическое вымирание.

    Но вот куда идет в современном модернизационном порыве Российское государство?

    Или иначе, что означает конкретно содержание современного витка модернизации для России, в том числе для государственно-правовой организации общества, — этот вопрос уже давно звучит в обществе, по-житейски глубоко волнует многих людей. И задержка с ответом создает духовный вакуум, который стремятся заполнить лукавые или просто невежественные приверженцы разных дезинтегрирующих общество социальных схем и умозрительных конструкций.

    Ответы типа «Россия возвращается в капитализм», «идет особым русским путем», «возрождает православие, самодержавие, соборность, народность», «оживотворяет русскую идею или идею евразийства» и тому подобные являются неверными по существу да и раскалывающими общество па враждующие, вплоть до смертоубийства, стороны.

    Ответы типа «Россия строит правовое государство», «проводит экономические реформы», «осуществляет либерально-демократические преобразования» являются верными, но отражают лишь отдельные стороны того крупного переломного процесса, который переживает в настоящее время страна, и также не вполне удовлетворяют общество.

    Общество ищет идею, которая несла бы знания, идеал народного объединения, согласия и укрепления государства, верно отражала бы реальные общественные интересы, защищала бы права и свободы человека, — словом, звала общество к социальному, экономическому, политическому, духовному единению, да и просто к бытовому благополучию и надежному устройству по критерию современных мировых стандартов.

    Такой идеей может явиться только идея модернизации России, что означает, подчеркну еще раз, переход страны от сложившихся архаичных, устаревших, гиперболизированных демагогических традиционно-коллективистских общественных форм к жизнедеятельности но самым высоким стандартам, выработанным человечеством и воплощенным в наиболее развитых странах, где на их основе обеспечивают мир, права и свободы человека, гражданина, процветание, порядок и стабильность для граждан. Общенациональную идею пытаются нащупать, определить и сейчас на самом высоком уровне руководства страной. Для этого осуществляется анализ дискуссии об общенациональной идее, которая идет в обществе, готовятся публикации на эту тему. В том же ключе готовится доклад о развитии гражданского общества. Все это связывается с разработкой стратегических планов развития страны. «Настало время, — замечает Г. А. Сатаров, — прояснить путь, по которому идет Россия, отвечать на вопросы: что мы хотим, куда мы идем?» Он же указывает на юридические основания таких исследований. Работать над такими политическими вопросами — прямая обязанность администрации Президента. По Конституции задача Президента — определение развития страны, общества [9]. При этом Г. Сатаров большие надежды возлагает на сотрудничество в этой работе с научной общественностью.

    Итак, потребность в определении стратегии развития российского общества и государства действительно существует, осознается, что констатирует и сам Г.А. Сатаров, упоминая о своих обсуждениях этой проблемы с современными российскими предпринимателями. Но стоило бы при ее решении учитывать и предыдущий опыт — идею модернизации как ключевую в государственно-правовом развитии российского общества.

    Современное воплощение идеи модернизации в жизнь — не какой-то новый социальный эксперимент над россиянами, уже пережившим семидесятилетние попытки внедрить в их быт, душу, нравы, трудовую деятельность коммунистическую утопию. Модернизация российской государственности — это органическое продолжение трехсотлетних усилий, которые предпринимались в XVIII веке Петром Первым, в XIX веке — Александром Вторым, а в XX веке такими реформаторами, как С. Витте, П. Столыпин и др.

    Ныне идея и практика модернизации — это, по существу, обобщение и продолжение всех тех экономических, политических и правовых реформ, которые были начаты в 1991 году, четкое определение и обозначение того выбора, который был сделан на пороге XXI века и продолжил трехсотлетние стремления.

    Модернизация — не только средство, но и итоговая цель общественных преобразований, которые осуществляются в нынешней российской государственности. Для государственно-правового развития современной России важное значение приобретают несколько основных направлений модернизации.

    Каковы они? Какие конкретные современные стандарты определяют жизнедеятельность в развитых странах, какие основные государственно-правовые критерии могли быть положены в основу модернизации России, и в особенности в сфере государственности?

    По форме правления современное Российское государство представляет прсзидентско-парламентскую республику, основанную на разделении властей.

    Разумеется, и в этой области процессы, имеют переходный период. Формирование системы разделения властей знает перехлесты, когда происходит борьба за сферы влияния между исполнительной и законодательной властями — между Президентом и Верховным Советом, Президентом и Государственной Думой.

    Четвертая власть — средства массовой информации — выйдя из-под идеологического и организационного контроля, пытается временами встать над всеми другими ветвями власти, освобождается порой фактически от пут законности и справедливости.

    Расстроена судебная система, и процедурные формы судебной организации не создают пока необходимых условий для защиты интересов новых социальных сил, новых тенденций в рыночной экономике, духовной жизни.

    Реализуя идею разделения властей, российское общество подчас упускает из виду, что это разделение не должно вести к безвластию или многовластию, что власть едина как государственная власть, но организация этой власти в демократическом государстве предполагает ее разделение по функциям в сфере управления, других сферах.

    Не следует упускать из виду формирование в президентско-парламентской республике и пятой, президентской власти. Структуры, обеспечивающие Президенту выполнение функций главы государства, гаранта прав и свобод человека, провозглашенных Конституцией России, возникают объективно, и их нормальное взаимодействие без дублирования с другими ветвями власти становится насущной необходимостью.

    Формирование института президентства в России отвечает общим закономерностям современной общепланетарной государственности — из 183 государств при ООН 130 имеют президентскую систему правления.

    Форма правления современного Российского государства получила свое закрепление и Конституции Российского государства (1993) и становится основой для ее модернизации как по организации, так и по формам деятельности. Общество начинает жить по Конституции — и это отрадная характеристика стабильности, равновесности социального состоянии России. Конституционная реформа завершена — и исполнение Конституции и других законов ставятся по главу угла. При этом прямое действие Конституции должно стать основой деятельности исполнительных органов власти, судебных органов. Но при этом, разумеется, должны сохраняться и необходимые законотворческие работы.

    Сложной остается характеристика современного Российского государства по критериям его национально-государственного и административно-территориального устройства.

    Российское государство имеет федеративное устройство, но весьма специфического свойства. В состав Российской Федерации входят национально-государственные образования: республики, такие своеобразные образования, как автономные области, автономные округа, а также административно-территориальные образования: края, области. Республики на национальной основе — это государства, суверенитет которых ограничен в соответствии с Конституцией РФ полномочиями, предметом ведения, отнесенным к исключительной компетенции федеральных (центральных) властей. Знает Российская Федерация совместную компетенцию центра и республик. В этой области получил развитие принцип взаимного делегирования полномочий. Он реализуется в договорных формах между федеральными органами власти и органами власти республик (а не между Россией и субъектом федерации, как можно иногда прочесть или услышать).

    Таким образом, федеративное устройство Российского государства имеет конституционную и договорно-правовую основу. Договорно-правовая основа дополняет и конкретизирует конституционную основу.

    Сторонники унитарного устройства предлагают вернуться к губернской и уездной формам территориального устройства. Однако при кажущейся простоте такого решения проблемы устройства Российского государства, его сторонники не учитывают реальные национальные проблемы, о которых речь шла выше. Не учитывают они и возросшее национальное самосознание населения России.

    Вместе с тем федеративное устройство не должно вести к сепаратизму, особенно в политической, экономической, правовой сферах, к росту центробежных тенденций, при которых нарушаются хозяйственные связи, права и свободы граждан (по критерию их национальной принадлежности), разрушается финансовая система и т. п.

    Политический режим современного Российского государства — это либерально-демократический режим, который, конечно же, еще несет на себе груз реликтов тоталитарного режима (элементы всеобщего контроля государственных органов за жизнью граждан, фактическое сохранение властных структур чиновников в сфере проживания, передвижения граждан и т. п.).

    Законы не стали еще повсеместной основой политического режима, недостаточна судебная защита прав и свобод граждан, ответственность за нарушение законен. Не вошло еще в практику и прямое действие Конституции, прежде всего не отработаны процедуры прямого применения Конституции правоохранительными органами — последние ждут, как правило, специальных нормативных актов, конкретизирующих правовые положения Конституции.

    В то же время судебные органы, становясь на позицию прямого применения Конституции, постепенно наполняют конкретным содержанием ее отдельные правовые положения, создают своеобразные судебные прецеденты.

    Судебные прецеденты в условиях конкуренции архаичных и новых структур правовой системы отнюдь не противопоказаны формированию новой правовой системы, могут с лихвой заполнять вакуумы и пробелы этой системы.

    И все же потребность повернуть всю правовую, в том числе судебную систему, к нуждам социально ориентированной рыночной экономики, прежде всего потребностям цивилизованного капитализма, его новым, современным «народным» формам, либерально-демократическому режиму, новым международным отношениям (сотрудничества, взаимной поддержки) натолкнулось в современной России на мощное противодействие тех социальных и политических сил, которые потеряли в ходе реформ свои привилегии, властные высоты, возможности использовать судебную систему в своих целях.

    Определенное отставание законодательства от потребностей реформирования общества послужило причиной слабости этих реформ, в том числе в правовой сфере. Оно проявляется в несоответствии правовой реформы потребностям определяющего правового воздействия на экономические, социальные преобразования.

    Состояние материального права, главным образом, гражданского, уголовного, уголовно-процессуального, характеризуется незавершенностью, фрагментарностью, противоречиями. Задача систематизации этого законодательства решается плохо, да и не может решаться иначе, т. к. Федеральное Собрание России не принимает, порой по конъюнктурным, политическим мотивам, необходимых законодательных актов. Это особенно касается бюджетных, налоговых актов, прав инвесторов, некоторых конституционных законов (например, об альтернативной службе).

    В целом, как отмечается в специальной литературе, такое состояние законодательства бьет по собственности, ее регулирование не достигло еще мировых стандартов и полноты.

    В общественном сознании право собственности (всех ее форм, в том числе и частной) не утвердилось как священное, неотчуждаемое право. Отсюда и стремление побыстрее использовать собственность для быстрого обогащения, неумение заглянуть за экономические горизонты, реализовать важнейший конституционный принцип — «собственность обязывает».

    Сроки рассмотрения имущественных споров в судах бесконечно затягиваются, не помогают этому и создание параллельной судебной системы — арбитражных судов.

    В ноябре 1994 года вступила в силу первая часть нового Гражданского кодекса (ГК РФ), содержащая общие положения, в январе 1996 г. — часть вторая (включает в себя отдельные виды обязательств, вытекающие из сделок). Идет работа над третьей частью. Некоторые нормы нового ГК уже вызвали ожесточенные споры. Например, статья 855 ГК РФ устанавливает первоочередность выплат зарплаты работникам предприятий из доходов, а затем уже расчеты предприятия с бюджетом по налогам. Фискальные органы попытались с помощью подзаконных актов (инструктивных писем) изменить содержание этой нормы, установив приоритет расчетов с бюджетом. Понятно, что в этом споре отразились противоречия между бюджетниками (учителя, врачи, армия и т. д.) и производственниками. Теперь, когда исчезли ограничения на заработок работника, это противоречие стало особенно острым и Государственной Думе пришлось подтверждать незыблемость статьи 855 ГК РФ.

    В сфере уголовного права также произошли большие изменения: перестала быть уголовным преступлением «спекуляция» — один из наиболее массовых видов преступлений при социализме, были «уравнены в правах» наказания за преступления против государственной и частной собственности. Отменены наказания, направленные на обеспечение государственного сектора экономики трудовыми ресурсами (ссылки, «условное» осуждение с обязательным привлечением к труду) и т. д. [10]

    И вместе с тем до сих пор не принят уголовно-процессуальный кодекс, что тормозит всю правовую реформу, в том числе развитие начал состязательности в процессе, необходимую обществу роль частных адвокатов.

    Большие проблемы возникли и в судебной реформе. Ее цель — развить начала независимости судебных органов, особенно в отношениях с органами государственной власти. На предыдущем этапе суды играли второстепенную роль в рассмотрении жалоб на незаконные действия должностных лиц и в осуществлении контрольных функций на досудебных стадиях уголовного процесса. Их функции выполняли и партийные, и советские органы, иногда прокуратура.

    Сейчас положение кардинально изменилось — «обиженные и униженные» пошли в суд. Но катастрофическое финансовое положение судов, отсутствие действенного механизма исполнения судебных решений помешало судам стать реальной третьей властью.

    Глохнут идеи суда присяжных [11], введения института мировых судей, формирования местных судов субъектов Федерации — и все это происходит, несмотря на принятие федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» в конце 1996 года. [12]

    Ряд проблем возникает и в судоустройственной сфере. Это и процедуры назначения судей, и сроков отправления ими своих должностей, и феминизация судейского корпуса (женщины в 1996 году составляли 58 % от общего числа судей).

    Обнадеживающе обстоит дело с правовой и судебной реформой лишь в одной области — конституционного надзора. Конституционный суд РФ действует, ему принадлежат уже постановления, защищающие конституционный порядок, основные права и свободы граждан, в том числе на свободу передвижения, на судебные жалобы, на недопустимость оплаты при осуществлении конституционных прав и ряд других.

    Значительным и заметным результатом правовой и судебной реформы стало изменение отношения населения к суду, к законам. Судебная процедура все чаще используется гражданами и уже мало кто, характеризуя себя положительно, заявляет: «А я ни разу не был в суде». Это уже вовсе не положительная примета.

    Политический режим в настоящее время имеет нестабильный, переходный характер. Его дальнейшая эволюция в либерально-демократическую сторону подвергается как критике со стороны сторонников тоталитарного режима, так и одобрению со стороны приверженцев демократических реформ..

    Наконец, функции и аппарат современного российского государства.[13] Отметим сразу, что при изучении темы о функциях современного Российского государства нельзя использовать имеющиеся на сегодняшний день устаревшие монографии, учебники по теории государства и права, поскольку в них рассматривались главным образом функции социалистического государства, существующего в условиях нерыночной, командно-административной экономики. Высшей целью социалистического государства там провозглашалось построение коммунизма. Соответственно этой цели определялись и направленность, объем и содержание его деятельности. Поэтому функции социалистического государства были чрезмерно идеологизированы. Считалось, что государство — это главное орудие строительства коммунистического бесклассового общества, поэтому оно непрерывно должно управлять буквально всеми сферами общественной жизни, т. е. обосновывалась необходимость тоталитарного государства. При таком подходе общество, государство, экономика не разделены, составляют единый монолит, а функции государства не отделены от функций общества.

    В настоящее время при рассмотрении проблемы функций современного Российского государства прежде всего необходимо учитывать происходящий процесс освобождения от примата идеологии над государством, а также новые цели Российского государства и определяемые ими задачи. Взятый Российским государством курс на цивилизованные перемены направлен на преобразование, модернизацию России, на ее демократическое обновление и экономическое возрождение. Россия остается великой державой не только потому, что у нее обширная территория, огромные природные и человеческие ресурсы и большой ядерный потенциал, но прежде всего в связи с созданием и ней условий жизни, обеспечивающих всем людям свободу, права, человеческое достоинство и безопасность.

    Для понимания функций современного Российского государства очень важным становится разграничение функций государства и общества, а также учет влияния рыночной экономики на функции государства.

    В социалистическом обществе при специфическом тоталитарном режиме отсутствовало четкое разграничение функций государства и общества. Государство под руководством одной правящей партии («партийное государство») регулировало все и вся. После октября 1917 года в России была предпринята исторически потерпевшая неудачу попытка построить такое общество, в котором непосредственными распоряжениями государства создается производство и распределение продуктов. При конструировании такого общественного строя использовали представления о массах, нуждающихся в «отеческой» заботе со стороны государства (государственный патернализм) и в повседневном руководстве со стороны партийно-государственной элиты, определяющей цели общества и осуществляющей это руководство с помощью чрезмерно централизованных иерархических государственных структур управления.

    В таком обществе имеет место государственная оценка деятельности людей (так называемый государственный контроль за мерой труда и мерой потребления — об этом шла речь выше), при которой одной из неразрешимых проблем является проблема определения точных и справедливых нормативов труда и распределения. И как следствие этого, отсутствуют надлежащие эффективные материальные стимулы к высокопроизводительному труду, господствует уравнительная психология. Существовавшая десятилетия экономическая система и создавалась ради поддержания искусственной распределительной и уравнительной социальной среды.

    В обществе с рыночной экономикой проблема материального стимулирования трудовой активности решается по-другому. При рыночных отношениях происходит свободное сопоставление результатов всех видов человеческой деятельности (каждый предлагает свой «товар») и оценка их полезности по схеме «спрос-предложение». При таких отношениях значимость людей и их деятельности определяется не государством, а их взаимной полезностью друг другу.

    Регулирующая роль государства при этом сохраняется, но сфера ее действия сужается и должны быть четко очерчены ее пределы, а функции государства отделены от функций общества. Осуществление перехода от административно-бюрократической к рыночной экономике — это грандиозная по своим масштабам, сложнейшая задача, которая стоит перед Российским государством. Для ее успешного решения становятся необходимыми прежде всего кардинальные преобразования и в мировоззрении россиян. Ведь они десятилетиями впитывали правила, сковывающие их инициативу и предприимчивость.

    Из всего сказанного следует вывод: система функций Российского государства принципиальным образом трансформируется. Некоторые функции у государства отпадают вообще, другие существенно меняют объем и содержание, а следовательно, и значимость самих функций. Кроме того, появляются новые, неизвестные ранее функции государства. Изменяется также и соотношение функций в единой системе, которую они образуют.

    Изменяются в этой связи структура и деятельность аппарата государства, обеспечивающего выполнение функций. Прежде всего становится ясным, что для реализации новых функций оказывается невозможным использование старого аппарата тоталитарного государства как командно-административной системы. Поэтому происходит слом тоталитарных структур предыдущего административно-бюрократического аппарата социалистического государства и создание новых государственных структур, прежде всего реформируются органы управления экономикой. Некоторые министерства вообще упраздняются, другие преобразовываются. Появляются и новые органы исполнительной власти.

    В связи с новой стратегией развития России — ее модернизацией, в том числе переходом к социально ориентированной рыночной экономике, действительно, важное значение приобретает новая роль Российского государства в экономической жизни общества. Государство должно создавать условия для свободной предпринимательской деятельности, защищать все формы собственности и т. п. В этой связи возникает вопрос об экономической функции современного Российского государства. При этом надо учитывать следующее.

    Начиная со второй половины 30-х годов в качестве основных внутренних функций социалистического государства выделялись хозяйственно-организаторская функция и функция контроля за мерой труда и мерой потребления. Во всех учебниках неизменно подчеркивалось, что «по мере продвижения к коммунизму экономическая роль государства будет усиливаться, в связи с чем неуклонно возрастает роль, объем и сложность содержания его хозяйственно-организаторской функции, поскольку она имеет целью создание материально-технической базы коммунизма». Такой подход был отражением фактически осуществленного в стране тотального огосударствления всех сфер жизни общества, включая и экономическую, прежде всего сферу собственности. Этатизация экономики влекла гипертрофию функций государства, причем не только охранительных, но и созидательных, экономических. С конца 20-х-начала 30-х годов в стране сложилась командно-административная система, осуществлявшая чрезмерную бюрократическую централизацию в народном хозяйстве страны. Все вопросы решались из центра: кому и что производить, кому поставлять произведенную продукцию, по каким ценам и т. д. Именно поэтому и содержание хозяйственно-организаторской функции государства включалось глобальное управление экономикой страны: планирование, материально-техническое снабжение, ценообразование, ассигнование средств на развитие отраслей народного хозяйства, его комплексная механизация и электрификация, химизация сельского хозяйства, мелиорация земель и т. д. и т. п.

    Представление о Советском государстве как основном орудии строительства нового общества, закрепленное в преамбуле Конституции СССР 1977 года, явилось отражением фактически осуществленного в стране огосударствления экономики (почти 90) процентов средств производства находились и собственности государства) и, как следствие этого, — гиперболизации хозяйственно-организаторской функции государства. В руках государства были сосредоточены важнейшие рычаги управления экономикой.

    Провалы в экономике: «теневая экономика», дефициты, инфляция, спекуляция, коррупция, невосприимчивость к новейшим достижениям науки и техники, низкий уровень жизни — свидетельствовали о том, что такая огромная экономическая ноша не под силу государству и необходимо было преодолеть почти суеверное почтение перед государством как единственным, главным орудием управления экономикой.

    В настоящее время пришло осознание необходимости плюрализма не только в идеологии, культуре и духовной жизни, но и в экономической жизни. Признание многообразия конкурирующих между собой цивилизованных форм собственности, их равноправия (общественной, частной, муниципальной, личной, коллективной, государственной) неизбежно влечет за собой расширение круга участников принятия хозяйственных решений, т. е. означает на деле переход к саморегуляции экономической жизни.

    Таким образом, одним из условий достижения качественно нового состояния российского общества является ориентация на идеи самоуправления, саморегулирования экономической жизни при координирующей и в определенных пределах регулирующей роли государства и разнообразии форм собственности. Стимулирование хозяйственной инициативы и предприимчивости, осознанное как потребность дальнейшего общественного развития, приводит к признанию необходимости включения людей и их коллективов (объединений) в отношения собственности, с тем чтобы они приобрели положение хозяев средств производства, в том числе и земли. А этому служат приватизация и разгосударствление, долженствующие в идеале изменить характер труда: превращению его из полуподневольного в истинно свободный, движимый личным экономическим интересом.

    Мировой опыт показывает, что саморегуляция, особенно в экономике, оказывается плодотворнее репрессивно-командных государственных структур, создающих неэффективную, распределительную экономику. В основе эффективности производства — свобода выбора человеком своего места в сфере производства и обмена, свобода распоряжения продуктами своей деятельности, свобода выбора партнеров и способов взаимодействия с ними (договор, назначение цены и т. д.). Но при этом должна сохраняться и социальная роль государства: прежде всего социальная защищенность пенсионеров, инвалидов, детей и других малоимущих слоев населения. Государство должно быть не только правовым, но и социальным. Содержание законов должно быть социально ориентированным. Об этом говорится и в Конституции РФ.

    Освобождение экономики от идеологии, модернизация экономической системы России с целью замены затратной, дефицитной, супермилитаризованной экономики экономикой конкурентной, рыночной требуют, таким образом, отказа от сложившихся в течение семи десятилетий стереотипов в понимании экономической роли государства, преодоления идеологических мифов и догм, касающихся соотношения государственных, общественных, коллективистских и индивидуальных начал в социально-экономической жизни общества, признания многообразия, равноправия форм собственности, в том числе и частной.

    Это отнюдь не означает, что государству следует вообще отказаться от вмешательства в экономику, но необходимы его оптимальные пределы. Критерием таких пределов может служить степень учета и обеспеченности интересов различных социальных субъектов. Современное российское общество весьма неоднородно по своему составу. В нем существуют различные нации, классы, социальные слои, официальные и неофициальные общественные организации, трудовые коллективы, творческие союзы и т. д. и т. п. В связи с переходом к рыночным отношениям появляются и новые субъекты: предприниматели, торговцы, коммерсанты, наемные работники и т. д. Все они являются носителями специфических, свойственных только им интересов.

    Поэтому важно создание специального политического механизма, имеющего каналы, через которые субъекты-носители интересов могли бы заявить о них вовне. Этому в наибольшей степени служит либерально-демократическое устройство государства.

    При этом государство, получая информацию об интересах, может и должно каким-то из них создавать благоприятные условия для реализации, а иным ставить препятствия для их осуществления, имея в виду, что реализация интересов одних субъектов не должна наносить ущерба в целом. Государство призвано консолидировать разнообразие интересов, не допуская острого разрешения их противоречий (например, военных конфликтов, забастовок). Государство издает нормативные акты и обеспечивает соблюдение юридических норм, регулирующих наиболее важные вопросы экономического развития страны, а остальные процессы в сфере экономики, имущественных отношений, исходя из последовательного проведения в жизнь принципа «разрешено все, что не запрещено», должны протекать в режиме саморегуляции. При этом необходимо учитывать, что указанный принцип не распространяется на государственные органы и должностных лиц. Актуально в связи с этим создание особых механизмов представительства плюралистических интересов в высших органах законодательной власти (в том числе легального лоббирования). В этом направлении и идет развитие экономической функции современного Российского государства, обеспечивая укрепление государства.

    Словом, реалистический взгляд на экономическую роль государства в обществе приводит к осознанию необходимости пересмотра прежних представлений. Хозяйственно-организаторская функция и функция контроля за мерой труда и мерой потребления эволюционируют в экономическую функцию государства.

    При разгосударствлении и демонополизации, необходимых для перехода к рыночной экономике, решаются вопросы о размерах госсектора. Как и во всем мире, наиболее важные, ключевые отрасли могли находиться в руках государства и только над ними оно осуществляет непосредственное руководство (так называемые «естественные» монополии, а также казенные предприятия). Природа государственной собственности такова, что ее использование эффективно главным образом для решения общенародных задач: транспорт, связь, охрана природно-экологического потенциала, оборона, освоение космоса, создание комплексов, работающих на экономику страны и целом. Пределы оптимального государственного сектора и многоукладной экономике должны быть установлены высшим органом государственной власти. Без таких преобразований государственная собственность будет неизбежно воспроизводить командно-административные механизмы управления экономикой.

    Российское государство стимулирует в настоящее время (налоговые льготы, кредиты) производство, инвестиции в него. Однако надо признать, что налоговые системы еще весьма далеки от нормального устройства, налогоплательщик еще не стал основной фигурой налоговой системы, основным субъектом во взаимодействии «гражданин-государство».

    Для решения этих сложнейших задач Российскому государству необходима сильная государственная власть, прежде всего во всех трех ветвях: законодательной, исполнительной, судебной. Оздоровление экономики России может быть осуществлено лишь согласованными действиями парламента, определяющего приоритетные звенья экономического развития, деятельности правительства в области реформ и Президента — главы государства. Сильная, но и легитимная исполнительная власть необходима и для преодоления сопротивления реформам, оказываемого как старым административно-бюрократическим аппаратом, теряющем жизненное пространство, так и «снизу», теми слоями общества, которые не желают и бояться радикальных перемен, сопротивляются модернизации.

    Экономическая функция Российского государства, несомненно, очень важна, особенно в сложный период перехода от плановой, командной экономики к экономике рыночной. Поэтому велика роль государства в обеспечении необходимых условий для преодоления кризисного состояния (стабилизации финансов, укрепления курса рубля, создания стимулов производственной деятельности и т. д.). Особое значение приобретает и новая функция государства, связанная с прокладкой трубопроводов, по которым экспортируется нефть и газ. Отношения с государствами, по которым идет «труба», должны исключать зависимость России от этих государств и, наоборот, экспорт энергоносителей становится важным средством необходимого давления.

    Но не менее важно для современного Российского государства кроме экономической функции и появление новых функций, вызванных различными факторами общественного развития: геополитическими, экологическими, развитием научно-технического прогресса, потребностями духовного и нравственного совершенствования общества и т. п. В частности, к появлению новых функций привело образование на месте бывшего СССР ряда суверенных государств и появление мигрантов из числа русскоязычного населения, проживавшего на их территориях, а также возникновение острых межнациональных конфликтов и связанная с ними проблема беженцев. Появление функций защиты мигрантов, беженцев, предотвращения межнациональных конфликтов и ряд других — вот то неожиданно новое, что приносит изменение деятельной стороны Российского государства.

    В современной России большое значение приобретают образовавшиеся финансово-промышленные группы, их борьба за сферы влияния, переделы собственности. В такие группы входят коммерческие банки, крупные акционерные общества, производственные предприятия. Они стремятся захватить контроль над средствами массовой информации, продвинуть «своих» людей на влиятельные, в том числе правительственные посты. Явление новое для постсоветской российской государственности. Советское государство не знало этой проблемы.

    На предыдущем этапе в Советском Союзе были, разумеется, различные группировки. Они формировались по принципу землячества, этнической принадлежности, а в некоторых союзных республиках даже по клановым, родовым связям. Эти группировки захватывали и делили партийные, советские структуры и были реальной властью в регионах. Чего стоила только одна «днепропетровская команда» во времена Брежнева!

    Ныне в основе формирования реальных финансово-промышленных структур лежат интересы капитала, групповые интересы, в том числе при использовании внешнеэкономических связей.

    И у государства возникает новая функция: примирять столкновения этих финансово-промышленных групп, когда они выходят за рамки разумной конкуренции и ведут настоящие войны в процессах приватизации. Государство также должно обеспечивать и контролировать поступления налогов от этих групп, противостоять их попыткам подменить государственные интересы своими групповыми интересами и т. п. Важной задачей становится налаживание взаимодействия между этими группами и экономическими органами государства в процессе приватизации, стимулирования производства и т. п.

    Особенно большое значение в условиях перехода к рыночной экономике приобретает функция обеспечения социальной защищенности граждан.

    Мировой опыт показывает, что имеются эффективные методы борьбы с безработицей: создание государственной службы занятости населения, условий для переподготовки рабочей силы, чтобы лица, высвобождающиеся в результате интенсификации труда и ликвидации убыточных предприятий, могли бы за счет общества приобрести другую социально необходимую профессию. Государственная система социальной защиты включает пенсионное обеспечение нетрудоспособных по старости или инвалидности, выплату различных пособий, в том числе по безработице, многодетным семьям и т. п.

    Для осуществления этой деятельности в современном Российском государстве созданы специальные государственные структуры, призванные координировать работу местных служб социальной помощи, а также оказывать активное влияние на политику правительства но отношению к малоимущим. В некоторых регионах положительно зарекомендовали себя впервые созданные центры социальной помощи самым нуждающимся, организующие бесплатные обеды, выдачу одежды, предоставление ночлега и т. п. Вопросами социальной защищенности занималось специально созданное Министерство социальной защиты населения России.

    На современном этапе особенно обостряется проблема социальной справедливости. И хотя понятие справедливости имеет в разные исторические периоды различное содержание, изменяется в зависимости от многих обстоятельств, все же в конструкции социальной защищенности — это прежде всего равенство в обеспечении специальными привилегиями и льготами, адресное распределение помощи нуждающимся: многодетным семьям, инвалидам, старикам, детям, женщинам и т. п. Причем обеспечение привилегиями и льготами должно осуществляться но законодательной основе.

    И если при социалистической экономике такое обеспечение шло по линии так называемых общественных фондов потребления, которые служили фактическим прикрытием неравного распределения материальных и иных благ, то социальная защищенность в условиях социально ориентированной рыночной экономики действует не только через различные фонды поддержки неимущих, безработных, пенсионеров, инвалидов, но оказывается и гуманитарная помощь через многие иные каналы. Имущественная дифференциация в российском обществе существовала и ранее, но в последние годы она резко усилилась. А с либерализацией (освобождением) цен приобрела особенно острые формы. В принципе, социальное расслоение общества — явление естественное и неизбежное. Уравнительная тенденция, присущая тоталитарному государству, не стимулировала энергию, предприимчивость людей и не побуждала их к улучшению результатов своего труда. Однако государство не должно допускать обогащения одних за счет ограбления других. Правомерна лишь такая дифференциация, при которой все доходы получены законным путем и в основном заработаны трудом, умом, прилежанием, инициативой, предприимчивостью.

    К функции социальной защищенности граждан тесно примыкает функция поддержки здравоохранения. В условиях рыночной экономики, а также и перехода к ней государство не в состоянии полностью обеспечивать государственную систему бесплатной медицины, т. к. не имеет для этого материальных возможностей. Поэтому неизбежен переход к системе медицинского страхования, конечной целью которого является создание такой системы организации медицинской помощи, которая бы обеспечивала ее своевременность и повышение качества диагностики и лечения.

    Для реализации различных медицинских программ и координации работы государственных медицинских учреждений создано и действует Министерство здравоохранения Российской Федерации.

    Как уже отмечалось, в связи с распадом СССР перед Российским государством возникли новые, неизвестные ранее проблемы, например, защиты прав соотечественников, проживающих за пределами России, в бывших союзных республиках (около 25 млн русскоязычных). В некоторых из вновь образовавшихся государств наблюдаются проявления бытового национализма. Нередко национальная идея эксплуатируется таким образом, что неудовлетворенность условиями жизни находит выход в национальной нетерпимости и даже острых межнациональных конфликтах. В связи с этим, как упоминалось выше, у Российского государства появляется новая функция предотвращения межнациональных конфликтов и защиты беженцев, организации системы занятости и социального обеспечения мигрантов. Государство не может остаться в стороне от их нужд и обязано проявить о них заботу. Требуется также правовая регуляция потоков переселенцев с учетом возможностей и потребностей территорий, заботы о мигрантах.

    Характерный для современной эпохи научно-технический прогресс (информация, атомная промышленность, другие новые технологии), вызванный им рост масштабов воздействия человека на природу сопровождается негативными последствиями: истощением сырьевых ресурсов, загрязнением почвы, атмосферы, водной среды, превышением естественного радиационного фона и т. п. Подобные явления в целом представляют ухудшение среды обитания, качества жизни людей и неизбежно влекут повышение заболеваемости и смертности, создают демографический кризис. В связи с этим приоритетное значение приобретает экологическая функция Российского государства, или, как ее еще называют, функция охраны природы или окружающей среды.

    Цель этой функции состоит в том, чтобы обеспечить ответственное отношение к природе, предотвратить уничтожение среды обитания, крушение целых экологических систем, что создает в конечном счете угрозу самому существованию человечества — так сегодня гласит экологический императив. Экологическая функция предполагает целый комплекс мер, специально разработанных и проводимых в жизнь компетентными государственными органами. Это и установление предельно допустимых концентраций различных загрязняющих веществ в почве, воде, воздухе, и контроль за их соблюдением, и ответственность (материальная, административная, вплоть до уголовной) за нарушение экологических правил, за вредные выбросы, скопление нечистот предприятиями и организациями и т. д. Сюда же относится и разработка научно обоснованных мер по рациональному использованию сырьевых ресурсов и обеспечению воспроизводства природных богатств, создание производств по утилизации отходов, переоснащение действующих заводов и фабрик в экологически приемлемые. Сюда же относится и подготовка специалистов по проектированию экологически чистых предприятий, развитию «чистого» землепользования, меры по сохранению популяций животных, растений, а в случае необходимости — объявление отдельных регионов «зонами экологического бедствия» и проведение чрезвычайных мер для восстановления экологического благополучия.

    В переходный период значительные изменения претерпевает деятельность Российского государства в духовной сфере. В течение предыдущих семи десятилетий государство осуществляло функцию, называемую культурно-воспитательной. Эта функция прикрывала тотальное вмешательство государства в духовную, нравственную, религиозную жизнь общества. Ее сутью была борьба с инакомыслием и насаждение марксистской идеологии. Эта идеология объявлялась государственной. В бывшем СССР существовала единая система народного образования, обеспечивающая бесплатную общеобразовательную и профессиональную подготовку граждан. Эта система служила коммунистическому воспитанию и утверждению одной официальной идеологии. Образованием, воспитанием, развитием культуры граждан занимались государственные органы, работающие под руководством КПСС. Средства массовой информации — печать, радио, телевидение — также контролировались единственной правящей партией. Высшей целью общественного производства провозглашалось наиболее полное удовлетворение материальных и культурных потребностей людей. Однако, как свидетельствуют факты, реализация этой цели не была достигнута, а, наоборот, свелась к формированию утопического и мифологизированного сознания российских граждан.

    В условиях деидеологизании общества и департизации государственных органов культурно-воспитательная функция государства сменяется функцией государственной поддержки образования, науки, культуры, нравственного и культурного возрождения. По крайней мере должна сменяться такой функцией. Но откровенно надо признать, что до ее реализации еще очень далеко. В Российском государстве пока не стали приоритетными идеи и практика поддержки культуры, науки, образования. И эта недальновидная политика может со временем иметь тягчайшие последствия. Условия рыночной экономики и перспективы научно-технического прогресса предъявляют все более высокие требования к профессионализму и компетенции работников, а следовательно, к обучению и образованию. На первый план выдвигается не идеологическая политико-воспитательная работа, а приобретение необходимых знаний, выработка трудовых навыков и культурного общения в соответствии с жизненными устремлениями каждого человека. При этом воспитательное, нравственное, патриотическое содержание не только сохраняется, но и возрастает.

    Для современного этапа характерен отказ от чрезмерной централизации в деле воспитания и образования. Следствием этого явилось появление различных школ (религиозных, национальных, специализированных по отдельным предметам), гимназий, лицеев и других учебных заведений, в том числе и частных, платных, не требующих государственного финансирования, с индивидуальными программами обучения, не утверждаемыми государством. Высшим учебным заведениям предоставлена самостоятельность в решении таких вопросов, как утверждение учебных планов, программ по учебным дисциплинам, срокам обучения и др. Бюджетное финансирование государственных учебных заведений должно сохраниться, но в перспективе предусматривается постепенный переход к введению частичной платы за обучение, например за получение второго высшего образования.

    В современных условиях значительными становятся такие проявления активной роли государства, как деятельность по обеспечению научно-технического прогресса, поддержки науки и информационного обслуживания. Повышение эффективности производства, рост производительности труда в современных условиях будут невозможны без широкого использования достижений научно-технической революции, внедрения новых, прогрессивных, экономичных и безотходных технологий, компьютеризации и т. п.

    Российское государство стремится обеспечить условия, необходимые для развития науки, особенно фундаментальной, которая не дает быстрой отдачи, но без которой невозможен прогресс. Необходимы бюджетное финансирование научных исследований, прочная правовая база для оперативного и эффективного использования в производстве открытий и изобретений, а также защиты интеллектуальной собственности. Одновременно научным и культурным учреждениям необходимо предоставить возможность самостоятельно зарабатывать средства для своего развития, чтобы они могли выжить в очень сложных экономических условиях, когда государство не в состоянии на прежнем уровне обеспечивать их финансирование.

    В современном мире наблюдается общая тенденция к возрастанию роли информации, которая является важнейшим продуктом общественного производства. Достичь современного уровня цивилизации может лишь государство, располагающее наиболее точной и полной информацией, быстро и эффективно осваивающее ее для достижения общечеловеческих целей. И в этом отношении много делается современным Российским государством.

    В связи с научно-техническим прогрессом традиционные формы информационного обслуживания (библиотечное, справочное, кодификационное) дополняются на современном этапе информатизацией на базе ЭВМ (компьютеризацией), что ведет к созданию в стране условий для сбора и обработки всех видов информации. В этой связи разрабатывается информационная политика государства, создается организационно-правовой механизм управления информационными процессами, обеспечивается безопасность работы автоматизированных информационных систем в сочетании со свободным доступом пользователей информации к различным базам данных. Для юристов особое значение имеет использование ЭВМ для накопления и обработки правовой информации (информационное обеспечение правотворческой деятельности, систематизация нормативно-правовых актов и т. п.).

    Появление мировых систем коммуникаций на основе объединения компьютерной технологии, связи и телевидения, так называемых «мультимедиа» или «информационных шоссе» в XXI век, потребовало нового и большого внимания государства для защиты конституционных прав граждан (свободы слова и т. п.) и нравственных интересов общества, особенно детства и юношества, по крайней мере, государственное вмешательство в эту сферу оказалось очень противоречивым и затруднительным.

    Велика также роль средств массовой информации, которые называют четвертой властью, имея в виду их способность оказывать серьезное влияние на общественное мнение и даже формировать ею, и тем самым воздействовать на общественные отношения. Однако в условиях либерализации цен возникла угроза для выживания прессы, да и другие средства массовой информации оказались в тяжелой ситуации. Государство на период перехода к рыночным отношениям может осуществлять меры правовой и экономической защиты средств массовой информации, ограничивая диктат производителей бумаги и монополию распространителей печати. Для координации деятельности государственных органов, осуществляющих рассмотренные выше функции в Российской Федерации созданы органы образования, науки и технической политики, культуры, Российский Комитет по печати. Федеральная служба телерадиовещания.

    Одной из самых важных внутренних функций Российского государства является функция защиты прав человека, охраны прав и свобод граждан, обеспечения законности и правопорядка. Аналогичная но названию функция и раньше всегда указывалась в числе основных внутренних функций социалистического государства. Однако в действительности, в условиях тоталитарного режима допускались произвол и беззаконие в отношении граждан, массовые репрессии в сталинский период, преследование инакомыслящих и другие нарушения прав и свобод человека.

    В условиях формирования в нынешних условиях правового государства, свободного гражданскою общества особое значение приобретает создание надежных механизмов защиты нрав и свобод человека, прежде всего обеспечение его безопасности. Жизнь, здоровье, честь и достоинство, все формы собственности (в том числе и интеллектуальной) и другие политические, экономические нрава и свободы, установленные принятой в конце 1991 года российской Декларацией прав и свобод человека и гражданина, а также международными пактами, к которым присоединилось Российское государство, подтвердив выполнение международных обязательств, вытекающих из договоров и соглашений бывшего СССР, должны надежно охраняться государством.

    Конституционный суд и судебная система Российской Федерации, возглавляемая Верховным судом, система органов прокуратуры, во главе которой стоит Генеральная прокуратура РФ, Министерство юстиции, Министерство внутренних дел, специальные структуры, обеспечивающие безопасность России — это те государственные органы, которые призваны, каждый в рамках своей очерченной законом компетенции, обеспечить законность и правопорядок, борьбу с преступностью, нарушениями прав человека и правового режима работы органов государственной власти и управления. Общая цель такой деятельности — преодоление правового нигилизма, распространенного в российском обществе. Новой и важной функцией Российского государства стала деятельность по обеспечению целостности государства, преодолению сепаратистских тенденций, по развитию федерализма, восстановлению конституционного порядка на основе прямого действия Конституции РФ в необходимых ситуациях.

    Вместе с тем при характеристике всех внутренних функций не следует становиться на путь их апологетики, не учитывать, что многие из этих функций существуют в потенции, в идеале, а на самом деле, являясь деятельной стороной современного Российского государства, встречают большие трудности, противоречия.

    На современном этапе существенно видоизменились и внешние функции Российского государства. Это вызвано не только начавшимся переходом к многоукладной рыночной экономике, но также изменением целого ряда внутренних и внешних геополитических, идеологических и других факторов: устранением руководящей роли КПСС, деидеологизацией внутренней и внешней политики, распадом СССР, изменением общественного строя в бывших социалистических странах Восточной Европы.

    Новые реалии, новые отношения с бывшими союзниками и противниками вызвали появление новых внешних функций государства, а также существенную модификацию некоторых из считавшихся ранее традиционными, привычными. Внешняя политика неотделима от внутренней, является ее продолжением, поэтому предыдущие семь десятилетий внешняя политика и внешние функции государства формировались под определяющим воздействием марксистско-ленинской идеологии, которой отдавался приоритет в условиях партийного руководства государством со стороны КПСС, а государственные интересы нередко отодвигались на второй план. Основными внешними функциями государства объявлялись функции экономического и политическою сотрудничества и взаимопомощи со странами социализма и функция поддержки национально-освободительного движения и сотрудничества с развивающимися странами социалистической ориентации. Межгосударственные отношения с этими группами стран были объединены идеологией и общими целями и задачами построения социализма и коммунизма, борьбой против капитализма, а также мессианскими идеями о мировой революции. В результате многие важные вопросы в отношениях с этими странами решались кулуарно, в высших сферах советской партийно-государственной элиты, идеологическим союзникам оказывалась практическая безвозмездная помощь, а торговля с ними не всегда велась на взаимовыгодной основе, что не соответствовало интересам государства.

    Одной из главных целей современной внешней политики Российского государства является интеграция России в мировую цивилизацию и мирохозяйственные экономические связи при обязательной защите государственных, национальных интересов России. Поэтому одним из ее направлений является переход от внешнеэкономического сотрудничества с идеологическими союзниками, характерного для предыдущих десятилетий, к равноправному внешнеэкономическому партнерству на взаимовыгодной основе, при котором партнерам не навязываются идеологические модели. В связи с этим у Российского государства отпали две названные ранее функции: братского сотрудничества с «социалистическими» странами и поддержки национально-освободительных движений. Идеология более не заслоняет национальных (геополитических и экономических) интересов России, которым соответствует налаживание широкомасштабного партнерства с разными странами. Но, разумеется, сохранение и обеспечение гуманизма во внешней политике, препятствование агрессии, войнам, приоритет политических методов решения конфликтов, защита государства остаются содержанием внешнеполитической деятельности Российского государства.

    Ранее страны, входящие в «социалистическую» систему (Чехословакия, Польша, Венгрия и др.), осуществляли координацию своих хозяйственных планов, внешней политики, а также создали совместную систему обороноспособности. Организационно эта деятельность осуществлялась в рамках СЭВ (Совета Экономической Взаимопомощи) и Варшавского Договора при явном руководстве со стороны СССР.

    В результате новых геополитических реалий их взаимоотношения перешли в другую плоскость и строятся теперь как отношения между полностью независимыми и равноправными субъектами международного права и переведены на новую основу — взаимных расчетов, взаимной выгоды.

    Многие страны Африки, Азии и Латинской Америки (Ангола, Мозамбик, Гвинея-Бисау, Куба и др.) годами получали от государств-членов СЭВ экономическую и техническую, в том числе военную, помощь преимущественно на безвозмездной основе. Современное Российское государство, ориентируясь на рыночную экономику и плюралистическую демократию, отказалось от экспансионистской и идеологизированной внешней политики. В связи с этим оно прекратило финансирование других государств, ведущее к растрате ресурсов страны. Отказавшись от поддержки ложных принципов могущества, государство перестало осуществлять так называемую «помощь развивающимся странам». Однако это не должно служить препятствием для заключения с этими государствами экономических и торговых соглашений как с равноправными партнерами. В отношениях с этой группой государств должен быть осуществлен переход от кредитного принципа сотрудничества к взаимовыгодному коммерческому. Таким образом, можно констатировать, что Российское государство осуществляет функцию перехода от внешнеэкономического сотрудничества с бывшими идеологическими союзниками к внешнеэкономическому партнерству.

    Необходимо также отметить, что после распада СССР и образования на его территории ряда независимых государств, претендующих на полноценное членство в мировом сообществе, в том числе и в ООН, у российской внешней политики появилось новое приоритетное направление — установление дружественных отношений со всеми бывшими союзными республиками, а не только с вошедшими в СНГ (Содружество Независимых Государств). Россия стремится осуществить современное деидеологизированне добрососедство со всеми странами так называемого «ближнего зарубежья». Для установления таких связей в российском Министерстве иностранных дел создан специальный департамент.

    Принципиальным образом меняются также взаимоотношения России с развитыми странами Запада. От бывшего СССР Российскому государству досталось тяжелое идеологизированное наследие по ряду направлений внешней политики. Основной задачей является поэтому отказ от конфронтации, острого противостояния в отношениях с бывшими идеологическими противниками. В связи с этим внешняя политика России кардинально меняется, хотя в мировом сообществе Российское государство признано продолжателем (но не правопреемником, как иногда неправильно называют) бывшего СССР. например, заняло его место в Совете Безопасности ООН, других международных организаций, всей системе дипломатических отношений. Страны Запада более не рассматриваются как противники России, и перед Российским государством стоит задача с помощью таких государственных структур, как Министерство иностранных дел, Министерство экономики, через взаимные договоренности установить если не дружеские отношения с развитыми странами, то хотя бы добиться взаимопонимания и взаимовыгодного экономического партнерства. При этом каждая страна исходит из своих интересов и не должна навязывать партнеру какие-либо идеологические догмы. Происходит также установление нормальных связей с теми странами, сближению с которыми ранее мешали идеологические соображения, например с ЮАР, Израилем. Они тоже становятся серьезными деловыми партнерами России, т. к. существует обоюдная заинтересованность в налаживании тесных взаимовыгодных связей.

    Конечно, взаимоотношения Российского государства с развитыми странами Запада во многом зависят от того, насколько успешно будут решаться внутренние, в особенности экономические, проблемы России: будет ли осуществлен выход из экономического кризиса, достигнуты финансовая стабилизация и политическая стабильность. Вместе с тем в области внешней политики Россия должна препятствовать приближению к ее границам потенциальных противников (расширение НАТО на восток).

    На современном этапе развития у Российского государства появляется также новая внешняя функция государственной поддержки иностранных инвесторов. Россия заинтересована в участии западных партнеров в процессе создания рыночной экономики, использовании капиталовложений из-за рубежа, а также помощи международных экономических и финансовых организаций, например Международного валютного фонда (МВФ), Всемирного банка реконструкции и развития (ВБРР). Привлечение иностранного капитала необходимо для того, чтобы успешно справиться с экономическими и финансовыми трудностями, чтобы не погибла фундаментальная наука, для которой необходимы значительные средства, отсутствующие сейчас у государства, чтобы не прекратилось развитие практической медицины и т. п. Но иностранные инвестиции важны не только потому, что они обеспечивают приток капиталов. Они нужны и для передачи опыта управления, технологий и профессиональной подготовки рабочих. Вместе с тем это направление не должно вести к умалению опыта Российского государства, к превращению его в большой придаток других стран.

    Таким образом, необходимо масштабное деловое сотрудничество, которое в известной степени сдерживается неуверенностью западных предпринимателей в стабильности внутриполитической ситуации в России. Кроме того, условием для иностранных инвестиций является благоприятная налоговая политика. Поэтому потенциальным иностранным инвесторам, готовым сделать солидные вложения в российскую экономику, правительство России предоставляет надежные гарантии, дающие им чувство уверенности. Политическая нестабильность существенно вредит деятельности инвесторов.

    Для решения всех этих вопросов требуется солидная законодательная база, т. е. принятие законов, направленных на привлечение и эффективное использование иностранных материальных и финансовых ресурсов, передовой зарубежной техники и технологий, а также управленческого опыта, функционирование рынка ценных бумаг, недвижимости. Нужны законы, устанавливающие такие нормы валютного регулирования, экспортные тарифы и налоги, которые бы стимулировали западные инвестиции. При этом необходимы и гарантии от изменения законодательства, если в будущем условия инвестирования ухудшатся. На этот случай должны быть предусмотрены компенсации и возмещение убытков. И все это не должно осуществляться во вред российскому обществу, государству. Основную роль здесь может сыграть принятие Налогового кодекса.

    Необходимо подчеркнуть, что взаимовыгодное партнерство с разными странами и интеграция России в международное сообщество отнюдь не означают забвения ею собственных геополитических, экономических и иных национальных интересов. Россия созрела для нормального партнерства, а в перспективе и для союзничества со всем цивилизованным миром на основе приверженности общим ценностям демократии, прав человека, международной стабильности. Однако из этого не следует, что в результате она должна потерять свою национальную специфику и принести в жертву свои стратегические интересы. Любое государство стремится сохранить индивидуальный характер, свое национальное лицо. В отношениях с развитыми странами Запада Россия не должна играть роль младшего партнера, хотя за рубежом, несомненно, есть круги, заинтересованные в том, чтобы она утратила свое значение мощного государства, занимающего ключевое положение на огромном евразийском пространстве. Поэтому новые отношения с бывшими идеологическими союзниками и противниками не означают полной бесконфликтности. Задача внешней политики России заключается в решении всех вопросов мирным путем, но при жестком отстаивании собственных интересов.

    На современном этапе претерпевает изменения и важнейшая постоянная внешняя функция защиты Отечества. Ранее масштабы ее осуществления во многом определялись идеологическими установками острого противоборства социалистической и капиталистической мировых систем и возможной опасностью агрессивных войн. Поэтому весь потенциал отечественной экономики, новейшие достижения науки и техники в первую очередь использовались для поддержания такого уровня военной промышленности и вооруженных сил бывшего СССР, который, по мнению партийно-государственного руководства, гарантировал бы военное могущество страны. Такая оборонная доктрина обусловливала огромные затраты на военную промышленность, милитаризм страны. Чрезмерные военные расходы тяжелым бременем давили на экономику.

    В настоящее время в связи с происшедшими в мире изменениями какой-либо конкретно-государственный источник опасности для России отсутствует. Однако это не означает, что безопасность страны полностью и навсегда обеспечена, поскольку сохраняются противоречия между геополитическим и экономическим интересами разных стран. Да и идеологическое противостояние с некоторыми странами требует постоянной бдительности. Поэтому непреложной заботой Российского государства, прежде всего Министерства обороны Российской Федерации, является сохранение армии на уровне, необходимом для обеспечения российских интересов и полной безопасности страны. Однако на смену количественному паритету вооружений должен прийти качественный паритет безопасности, т. е. обеспечение оборонного военного потенциала, минимально необходимого для гарантированной безопасности. Эта доктрина получила название доктрины «достаточной обороны». Она предполагает значительное сокращение расходов на вооружения, а также конверсию военной промышленности, оставшейся от противостояния с Западом, проведение военной реформы для создания профессиональной армии, проведение других преобразований.

    Особенности современного этапа таковы, что мир вплотную столкнулся с реальной угрозой выживанию человечества в целом. В этих условиях очень важное значение приобретают гуманистические и демократические функции государства и особенно деятельность по сохранению мира, предотвращению войн, разоружению, ликвидации ядерного и другого оружия массового уничтожения. Следует отметить, что в предыдущие десятилетия аналогичная во многом деятельность государства традиционно называлась функцией борьбы за мир и мирное сосуществование государств с различным общественным строем, но в процессе ее осуществления реализовывались такие основные требования внешней политики бывшего СССР, как «обеспечение благоприятных международных условий для укрепления позиций мирового социализма и построения коммунизма в СССР». Освобождение внешней политики Российского государства от излишней идеологизации приводит к модернизации этой функции. Неотложная задача, стоящая в этой связи перед государством, заключается в отказе от конфронтации, характерной для предыдущих лет, и поиске взаимопонимания в отношениях с другими странами. Интересы человечества требуют, чтобы путем взаимных договоренностей была исключена возможность ядерной катастрофы и остановлена разорительная для всех стран гонка вооружений. Принятие взаимоприемлемых решений по этим вопросам будет способствовать переходу от сверхвооруженности к достаточному современному потенциалу быстрого реагирования, что связано с упомянутой выше конверсией военных потенциалов.

    Конверсия — это очень сложный, трудный и дорогостоящий процесс, в ходе которого возникают как определенные технические сложности, так и противоречия, вызванные имеющейся нестыковкой внешнеполитической и военно-промышленной стратегиями России. Особенностью российской конверсии является то, что она происходит не после войны, а в мирное время, но после окончания «холодной войны», в связи с чем и военные средства нужны в гораздо меньших количествах. Но для России конверсия — это не простое сокращение производства оружия и военной техники, как для США или западно-европейских стран. ВПК (военно-промышленный комплекс) в стране за предыдущие десятилетия вобрал в себя основные экономические мощности, лучшие технологии, материалы и специалистов. Поэтому он не может рассматриваться как сила в целом враждебная обществу и полностью подлежащая разрушению. Часть его необходимо сохранить для поддержания оборонного потенциала России. При небольшой профессиональной армии, численность которой может быть определена примерно в 1,5 млн человек, оборонная технология должна поддерживаться на высоком уровне. Другая же часть ВПК трансформируется в научно-промышленный комплекс России, поскольку перевод оборонных предприятий на выпуск простого ширпотреба, как это подчас имеет место, неразумен и бесхозяйственен. Этот комплекс должен ориентироваться на использование технологического и профессионального потенциала военной промышленности для создания суперсовременных систем по производству товаров народного потребления, обеспечения высокой эффективности и конкурентоспособности российской промышленности, систем управления и сельского хозяйства.

    Однако трудности конверсии не только в необходимости изыскать гражданское производство, использующее военную технологию, но и в сопровождающих этот процесс безработице, переквалификации, снижении и даже невыплате зарплаты работникам военной промышленности, изменении специализации целых регионов страны и финансовых осложнениях. Все это стремится преодолеть современное Российское государство.

    Важное значение в современных условиях имеет также внешняя функция государства по решению глобальных проблем современности (экологической, сырьевой, демографической, энергетической и др.). В современном мире все тесно взаимосвязано: и катастрофы, подобные Чернобыльской аварии, и массовые нарушения прав человека в одной стране вызывают негативные последствия в других регионах земного шара. Поэтому государства всего мира пытаются договориться о взаимной ответственности во имя общего выживания.

    Глобальные проблемы в равной мере стоят перед всеми государствами, следовательно, существует общая заинтересованность в тесном взаимодействии при их решении мировым сообществом. Для этого заключаются соглашения о принципах гуманитарного и культурного сотрудничества в области экологии, социальной работы, защиты прав человека в международном масштабе и т. п. Например, экологическая функция государства является подтверждением тезиса о том, что внутренние и внешние функции нередко тесно переплетены в современном мире. Природа не знает государственных границ, а Земля — общий дом человечества. Поэтому необходимо тесное сотрудничество различных государств, чтобы не допустить гибели Земли и человечества.

    Для координации совместной деятельности соответствующих структур России с аналогичными органами других государств создаются специальные подразделения (например, в МИД РФ был создан отдел международного социального сотрудничества). Кроме того, российские государственные органы активно участвуют в деятельности международных организаций, например, в деятельности Комиссии ООН по правам человека в Женеве.

    При осуществлении своих функций государство использует в различных сочетаниях два основных метода воздействия на общественные отношения: метод убеждения и метод принуждения. Помимо основных могут быть использованы также методы поощрения и воспитания. Значение каждого из методов в отдельности неодинаково, а установление их оптимального соотношения для обеспечения наибольшей эффективности государственной деятельности представляет сложную научную и практическую задачу. Решение вопроса о методах осуществления функций государства неразрывно связано с вопросом о формах их осуществления, для которых характерно активное использование права, возможностей различных правовых средств.

    Решая какую-либо задачу, государство прежде всего устанавливает общий порядок поведения участников регулируемых отношений, т. е. создает нормы права — общеобязательные формально определенные правила поведения. Эта форма осуществления функций государства называется право-творческой, так же, как и деятельность компетентных органов государства по подготовке и принятию нормативно-правовых актов, содержащих нормы права, т. е. являющихся их источниками и юридическом смысле. Особое значение при этом имеет деятельность высших органов государственной власти (парламента) по изданию законов, т. е. нормативно-правовых актов, обладающих высшей юридической силой — верховенством в системе нормативно-правовых актов.

    Затем осуществление функций государства перемещается в область правоприменения, реализуемого в оперативно-исполнительной и правоохранительной формах. Оперативно-исполнительная — это властная деятельность исполнительно-распорядительных органов государства, связанная с рассмотрением повседневных вопросов государственного управления и осуществляемая путем принятия в пределах их полномочий регулятивных актов применения права, т. е. правовых документов, имеющих индивидуальный характер и содержащих решения по конкретным делам. В этой форме упорядочиваются отношения между различными субъектами права: гражданами, органами государства, общественными организациями и др. При этом устанавливаются их взаимные права и обязанности в экономической, социальной и других сферах жизни общества. Подобная деятельность осуществляется практически всеми органами государственного управления: правительством, министерствами и ведомствами, администрацией предприятий и учреждений, местными органами власти и управления.

    Правоохранительная форма осуществления функций государства предполагает властную деятельность специально созданных государственных органов (органы внутренних дел, прокуратура, суд, арбитраж) по охране норм права от нарушений и применению предусмотренных правовыми нормами мер государственного воздействия к правонарушителям. В процессе этой деятельности принимаются правоохранительные акты применения права (приговоры и решения судов, протесты прокуроров и др.), служащие цели восстановления нарушенного права и реализации юридической ответственности в отношении нарушителей велений государства. В этой форме наиболее существенно проявляется государственное принуждение, которое применяется к тем, кто добровольно не выполняет требования правовых норм.

    Помимо рассмотренных правовых форм осуществления функций государства выделяются также организационные формы, которые и отличие от правовых не влекут юридических последствий. К ним относятся практические приемы работы государственного аппарата, подбор и расстановка кадров, обеспечение информации о деятельности государства, привлечение населения к участию атакой деятельности.

    Безусловно, наиболее предпочтительным для государства является добровольное и сознательное соблюдение участниками регулируемых правом общественных отношений, требований правовых норм и индивидуальных правовых предписаний. Такое поведение основывается на убеждении в справедливости и полезности государственных велений и поэтому имеет наибольшую значимость.

    Однако метод убеждения может быть основным методом осуществления функций государства только в том случае, если оно опирается на широкую социальную базу. Это происходит тогда, когда политика государства соответствует интересам большинства общества и, кроме того, понятна населению. Поэтому так необходима широкая разъяснительная работа, имеющая целью убеждение масс в справедливости и целесообразности мероприятий, проводимых государством, и привлечение их к активному участию в осуществлении функций государства.

    Для некоторых функций характерно сочетание государственных и общественных начал. Общественные организации и объединения помогают государству выявлять интересы и волю различных социальных групп, имеющихся в обществе, создавать реальные возможности участия их в управлении делами общества.

    К примеру, в осуществлении внутренней функции государства в духовной сфере — поддержки образования и культуры — широкое участие могут принимать различные общественные структуры. Особенно актуально это участие в условиях неблагополучия в экономике, когда государство не в состоянии полностью обеспечить эти направления. При экономическом спаде, а тем более кризисе, деятельность специальных государственных служб может быть эффективно дополнена негосударственными организациями.

    Деловое сотрудничество государственных и общественных служб может быть также эффективно использовано в осуществлении функций государства в социальной сфере, например при создании системы занятости, значение которой будет возрастать.

    При осуществлении функций государства могут возникать определенные противоречия, в связи с чем возникает вопрос о формах и способах их преодоления. Например, при сокращении армии, когда осуществляется переход к доктрине «достаточной обороны», разоружении, конверсии, словом, когда осуществляется военная реформа, высвобождаются люди и возникает проблема трудоустройства бывших военнослужащих, обеспечения их жильем, а также адаптации к новым условиям жизни. Выход из сложившейся ситуации лежит на путях создания специальных центров для переобучения увольняемых военнослужащих, в том числе и офицеров. При этом необходимо учитывать и максимально использовать прежний опыт этих людей. В частности, присущая офицерам привычка к порядку, точности, организованности, умению контактировать с подчиненными — все эти качества являются залогом того, что из них могут получиться и получаются успешные предприниматели, организаторы производства.

    Таким образом, теоретические вопросы функций и обеспечивающего их аппарата современного Российского государства имеют многоплановое, сложное и актуальное содержание. Знание современной деятельной стороны Российского государства, обеспечивающих ее аппаратных структур (органов государства) является необходимой составной частью образования современного отечественного юриста.

    О теории российской государственности. Комплекс теоретических вопросов российской государственности — возникновение и эволюция российской государственности, факторы (вечные вопросы), определяющие ее особенности, Советское государство, современное Российское государство — приводит к выводу, что следует сформировать специальную теорию российской государственности.

    Теория государства — и об этом речь шла в первой главе — представляет логическое обобщение конкретных исторических политико-правовых процессов. Но степень этого логического обобщения, уровень научных абстракций могут быть разными. Речь может идти о теории наиболее высокого уровня — об общей теории, охватывающей наиболее общие закономерности государственно-правового развития, характерные для всех обществ. Речь может идти и о теории среднего уровня, рассматривающей отдельные государственно-правовые образования, о теории отдельных социальных, государственно-правовых институтов, и т. д.

    Такой подход вовсе не означает, что теория более низкого уровня является неверной, ограниченной. Отнюдь. Речь идет лишь о предмете такой теории, ее научном интересе, о степени проникновения научной мысли в глубь событий, в суть политико-правовых процессов.

    Наличие таких теорий также не означает, как полагают некоторые ученые, что вообще никакой общей теории государства и права не существует, а теоретическое знание общественной науки должно строиться лишь на «национальном» материале, т. е. на логическом охвате тех конкретных политико-правовых процессов, которые протекают в отдельных обществах, в конкретных государствах.

    В таких взглядах содержатся методологически неверные представления.

    Положения общей теории государства и права являются применимыми для описания, объяснения и прогнозирования государственно-правовых процессов как во всех обществах, взятых в целом, так и в отдельных, конкретных обществах, в том числе и российском обществе. Но наиболее точные объяснения и прогнозы появляются тогда, когда общая теория сочетается со специальной теорией, изучающей особенности, специфику государственно-правовых процессов.

    Вот почему на современном этапе российской государственности становится вполне возможным и, добавлю, даже необходимым формирование теории российской государственности. Такая теория явится органической частью общей теории государства и будет означать, что предметом приложения общего знания о закономерностях и случайностях в государственно-правовом развитии человечества становится Россия. Но не в своем догматическом и утопическом политико-правовом обличий только XX века, обличий, сконструированном на базе формационного подхода, догм и утопий марксистско-ленинской доктрины, а в более длительном диапазоне — с момента зарождения государственности у славянского этноса и до расцвету этой государственности на современном этапе. Это будет означать более глубокое продвижение юридической мысли в государственно-правовом развитии России.

    Таким образом, теоретическое рассмотрение государственно-правовой действительности России, с одной стороны, должно происходить на основе открытых юридической наукой общих закономерностей и случайностей, характерных для всех государственно-правовых образований, а с другой — это рассмотрение должно идти с учетом своеобразия, особенностей возникновения, развития Российского государства, его функционирования на разных этапах. На таком методологическом подходе и может возникнуть теория российской государственности.

    Попытка реализовать это положение и была сделана в настоящей главе.


    Примечания:



    1

    Теория государства и права. Ч. 1. Теория государства / Под общ. ред. д.ю.н., проф. А.Б. Венгерова. М., 1995; Венгеров А.Б. Теория государства и права. Ч. 2. Теория права. Т. 1. М., 1996; Венгеров А.Б. Теория государства и права. Ч. 2. Теория права. Т. 2. М.,1996.



    2

    Нора Мокони. Археология. М.: Росмэн, 1996. С. 47.



    3

    См.: Бьювел Р., Джилберт Э. Секреты пирамид. М., 1996.



    4

    Отдельные фрагменты этой главы написаны совместно с доктором философских наук, профессором З.Ш. Гафуровым.



    5

    Отдельные фрагменты этой главы написаны совместно с доктором юридических наук, профессором Т.В. Кашаниной.



    6

    Монтескье Ш. О духе законов: Избр. произв. М., 1955. С. 185.



    7

    Фрагмент о государственном аппарате в этой главе написан совместно с доцентом, к.ю.н. Т.Н. Клепцовой.



    8

    Финансовая энциклопедия. М.; Л.: Госиздат, 1927. С. 1075.



    9

    Сатаров Г. Пришло время определяться // Вечерняя Москва. 1997. 18 июля.



    10

    См. об этом: Питер Г. Соломон мл. Проблемы развития правового строя в постсоветской России. М., 1997.С. 12.



    11

    «Тем не менее к середине октября 1994 года, через 10 месяцев после первого заседания суда присяжных в Саратове, девять областных судов завершили 108 судебных процессов над 148 обвиняемыми» (П. Соломон мл. Указ. соч. С. 37).



    12

    Текст сноски недоступен.



    13

    Фрагмент написан совместно с доцентом, к.ю.н. Т.Н. Клепцовой.