|
||||
|
|
Глава 7. Ручьи, что никак не сольются (проблема славянского единства) Славянская история полна загадок, белых пятен и нерешенных проблем. Письменных источников касающихся происхождения этой мощной ветви общеиндоевропейского древа, как было показано выше, почти не сохранилось, что дало основание крупнейшему чешскому слависту Любору Нидерле (1865–1944) (рис. 100) еще сравнительно недавно утверждать:
Сказанное — вовсе не преувеличение. Действительно, из всех историков прошлого лишь один автор «Повести временных лет» озабочен судьбой славянства как единого целого. По существу Нестор — первый славянофил и первый панславист, равных которому не было не до не после. Попытки объединения разрозненных славянских племен после естественного распада их былой общности предпринимались неоднократно. Первое из документально зафиксированных усилий в данном направлении было предпринято славянским вождем по имени Само в VII веке новой эры. Дело происходило на территории Прибалканья, занятой в то время Аварским каганатом. В борьбе с этой лоскутной, непрочной, но исключительно жестокой «степной империей» купец из Франкских земель объединил на отпор ненавистному врагу племена словенцев (хорутан), чехов, хорватов и, возможно, сербов. Победа оказалась полной, Само провозгласили царем, и он счастливо правил Славянской державой целых 35 лет. Имя и род занятий Само сродни новгородскому Садко (думается торговая и мореплавательская деятельность последнего относится к тем же самым дохристианским временам). Вот некоторые подробности из Хроники франкского схоласта Фредигара, относящиеся к 623/624 г.:
У Фредгара хорошо известные «венеды» вокализированы как «виниды», а Само ошибочно назван франкским купцом. Что это вовсе не так (а в действительности Само был славянином) подтверждает анонимная латинская Хроника — «История обращения баварцев и хорутан (словенцев)»:
Зато в приведенном фрагменте из Хроники Фредгарда подробно выписаны другие важные детали, касающиеся повседневно бытовых отношений между аварами и славянами — в особенности в отношении жен и наложниц. Так поступали все захватчики: до авар (обров) — готы и гунны, после них — хазары, печенеги, половцы и татаро-монголы. Но палка, как всегда, оказывалась о двух концах. Мне уже доводилось высказываться по данному вопросу, касающемуся всего древнего славянства, И вот к каким выводам я пришел. На протяжении многих веков мужание славян происходило в непрерывном соприкосновении с иноплеменными и иноязычными народами. Нередко встречи эти заканчивались кровавыми и взаимоистребительными столкновениями. Однако след вовсе не обязательно оставался кровавым, хотя и всегда был неизгладимым как для одной, так и для другой стороны. В 70-х годах IV века новой эры на степных просторах юга России появилась орда неведомого доселе народа гуннов. Всесокрушающая волна кочевников докатилась до Волги и Дона от самых дальних границ Китая, где когда-то императоры вынуждены были воздвигнуть восьмое чудо света — Великую стену, дабы не допустить вольных сынов евразийских степей вглубь Поднебесной. Европа такой стеной не обладала, а потому к середине следующего столетия гуннский потоп еще немного и достиг бы Атлантического океана. Сметая по пути великие и малые государства и увлекая вслед за собой уцелевшее после погрома население, гуннская орда превращала деморализованную массу европейских этносов в закваску современных народов и наций. В величайшей битве раннего Средневековья на Катауланских полях в Шампани (451 г.), на стороне гуннского вождя Аттилы, прозванного современниками Бичом божьим, участвовали и славянские (проторусские) племена. Ранее гунны помогли нашим предкам избавиться от первой германской оккупации в лице империи готов, что протирала свои пределы от Балтийского до Черного моря. Потому-то и не удивительно, что сами гунны за сто лет заметно обрусели и прекрасно говорили по-русски. Главная причина — ниже, а пока что несколько слов о гуннском языке. О конкретной его принадлежности (как, впрочем, и относительно происхождения самого народа) ученые до сих пор не имеют единой точки зрения. Зато сохранилось три слова. Их приводят различные источники — китайский, греческий и латинский. Китайские авторы воспроизводят с помощью иероглифов гуннское слово сагайдак: в тюркских и славянских языках оно означает «колчан» (отсюда производное прилагательное и известная фамилия Сагайдачный — так звали, к примеру, одного из запорожских гетманов). Секретарь византийского посольства Приск приводит по-гречески еще одно «гуннское» слово — мёд, для которого не требуется разъяснений. И, наконец, готский автор Иордан, рассказывая по-латински о смерти Аттилы и захоронении его в трех гробах — золотом, серебряном и железном (сверху же был насыпан огромный курган, не найденный, кстати, до сих пор), сообщает третье «гуннское» слово — страва. Это — хорошо известная из русской истории славянская тризна, которую справляли по умершим прямо на кургане. После вторжения в Европу гунны быстро смешались с местным завоеванным населением и теми, кто был увлечен гуннским вихрем и жаждой легкой наживы, а также ненавистью к римлянам и византийцам, составив основную массу небывалого явления, названного впоследствии «великим переселением народов». То же самое происходило и на российских просторах. Предпринимались неоднократные попытки объявить Аттилу русским князем, а гуннов сблизить со славянским племенем. Одним из первых в данном плане высказался известный в прошлом и весьма плодовитый русский писатель Александр Фомич Вельтман (1800–1870), опубликовавший в 1858 году книгу «Аттила и Русь в VI и V в.». Предположение о славянстве гуннов поддерживал и выдающийся русский мыслитель-славянофил Алексей Степанович Хомяков (1804–1860) (рис. 101). В незавершенном обширном историческом исследовании, получившем у друзей полушутливое название «Семирамида», Хомяков высказал немало интересных соображений о «славянской стихии гуннов» и причинах возвышения гуннской державы:
Горячим сторонником и пропагандистом идеи о русском происхождении гуннов был также славянский патриот и писатель Юрий Иванович Венелин (1802–1839) выходец из Венгрии, имевший русско-румынские православные корни. Ему принадлежит специальное исследование о гуннских именах в их сопоставлении со славянскими. Для этого Венлин даже предпринял специальную экспедицию в Болгарию, находившуюся тогда под властью Османской империи, дабы в глухих деревнях, где сохранялись еще повсюду древние нехристианизированные имена, найти подтверждение своим гипотезам, И нашел… Данная точка зрения неоднократно доводилась до крайности. Типичным примером может служить популярный некогда роман «Бич божий», принадлежащий перу Ивана Кузьмича Кондратьева (1849–1904), автора, ныне совершенно забытого, хотя и известного по приписываемой ему народной песне «По диким степям Забайкалья…». Роман, первоначально назывался «Гунны» и был впервые опубликован в 1878 году. В нем гунны выведено как одно из ответвлений славянского племени венедов, а Атилла предстает как древний киевский князь. Такое на первый взгляд совершенно неправдоподобное предположение опирается на абсолютно бесспорные факты, заимствованные из сочинений западных средневековых историков и, в частности, Саксона Грамматика, Адама Бременского и Гельмольда, которые принимали славян и гуннов за один народ. Мнение средневековых хронистов в XIX поддержали крупнейшие историки: в Чехо-Словакии — Павел Йосеф Шафарик (1795–1861) (рис. 102), которому принадлежит классический многотомный труд «Славянские древности»; в России — Дмитрий Иванович Иловайский (1832–1920) (рис. 103). Последнему принадлежит специальное научное исследование по данному вопросу. Идея о славянстве и рускости гуннов отстаивается и в капитальном труде А. Нечволодова «Сказания о Русской земле». Есть еще одно поразительное совпадение, на которое, насколько мне известно, никто не обратил должного внимания. По сообщению Иордана, старшего брата Аттилы звали Роас. С учетом массовых искажений этнонимов и имен собственных в латинской передаче слово «Роас» читается как рос (или рус). Не успели гунны исчезнуть с лица земли, а точнее — раствориться в толще других (и прежде всего — русского) народов, как на южных рубежах России, обойдя Кавказ по каспийскому побережью, появился новый захватчик — хазары. Несколько веков сосали они русскую кровь, а под конец попытались даже навязать и совершенно чуждую русскому народу идеологию — исповедываемый хазарами иудаизм. Случилось это уже после того, как русский князь-язычник Святослав вместе со своей языческой дружиной сломал хребет Хазарскому каганату. Могущество хазар было подорвано еще и по одной причине. Понять ее помогает судьба другого кочевого народа, сопредельного южнорусским славянам. Речь пойдет о предках современных болгар, которые тогда именовались булгарами и говорили на тюркском наречии. Обитали тюркоязычные кочевники-протоболгары в придонских, приазовских и причерноморских степях, примыкавших к Северному Кавказу. Здесь они основали государство Великая Болгария со столицей в ранее разграбленной и сожженной гуннами Фанагорией (современная Тамань). Отсюда же они были вытеснены хазарами из степной отчины в придунайские степи. Вскоре беглая орда во главе с вождем-пассионарием Аспарухом (ок. 643 — ок. 701) форсировала Дунай, вторглась на Балканы и, слившись с семью автохтонными славянскими племенами, дала начало болгарской нации и Болгарскому государству. Всё это хрестоматийные факты. Вопрос же совершенно в другом: как случилось, что тюркоязычные булгары, дав свое имя безвестным балканским славянам, стали говорить на славянском языке. Ведь язык вовсе не тот феномен, с которым можно обращаться как вздумается и менять по прихоти, как перчатки. Смерть языка означает смерть народа. В Болгарии, однако, ничего подобного не произошло. Почему? Всё очень просто: потому что славянский язык, с коим столкнулась орда хана Аспаруха, не был ей абсолютно чуждым. Потому что в составе орды, не скованной никакими религиозными ограничениями и запретами, было множество (если не большинство) славян. Потому что гаремы тюрко-булгар в основном состояли из славянских пленниц, а их дети, естественно, говорили на славянском языке, который в силу чисто географических причин был проторусским. Потому-то, кстати, язык болгар, отделенных от России и Украины неславяноязычными Румынией и Молдавией, оказался более близким русскому и украинскому, чем язык, скажем, граничащих с ними поляков или словаков.[21] Сказанное с некоторыми оговорками вполне можно спроецировать и на Хазарский каганат в пору его соприкосновения с данниками — русскими племенами. На протяжении многих столетий сама возможность выживания и воспроизводства хазар обеспечивалась за счет непрерывного пополнения гаремов прекрасными славянскими полонянками, до которых были столь охочи горячие восточные витязи. Подтверждением тому служат скупые слова Рдзивиловской летописи, где говорится, что хазары предпочитали в качестве русской дани «по девице от дыма». Другими словами, от каждого двора, или «дыма» бралась в хазарский гарем красна девица, как впоследствии, спустя почти тысячу лет, брался в военную пору от каждого двора («дыма») парень-рекрут. Правда, соответствующее место из Радзивиловской летописи считается не просто спорным, но еще и темным. Здесь дословно сказано: «А козаре имаху <…> по бели и девеци от дыма», что означает «А хазары брали по белке и девке от дыма». Раньше Радзивиловская летопись с ее изумительными красочными иллюстрациями считалась личным и бесценным достоянием литовских князей и была практически недоступна для исследователей. Долгое время она хранилась в Кёнигсбергском замке (откуда у нее и другое название — кенигсбергский список) и лишь после Семилетней войны в качестве трофея была доставлена в Петербург, где уже имелась копия, сделанная по заказу Петра Великого. Теперь же 5-тысячным тиражом издано прекрасное факсимильное издание Радзивиловской летописи, оно есть во всех научных библиотеках, а кое-где еще и в продаже. Поэтому каждый, кто не поленится открыть 8-й факсимильный лист и взглянет на воспроизведенную здесь раскрашенную миниатюру, может самолично увидеть русского данника, склонившегося перед самодовольным хазарином со связкой шкурок (явно не беличьих, а, скорее, куньих) и каким-то горшком в руках (что в нем — не сказано), а сзади него жмется испуганная стайка круглолицых русских девушек, коим суждено стать хазарскими наложницами (рис. 104). Справедливости ради необходимо отметить, что про девушек, которых хазары требовали в качестве дани от каждого дыма и которые в конечном счете явились причиной постепенного обрусения хазарского социума, говорится лишь в Радзивиловской летописи. Во всех прочих списках, в том числе и в наиболее древних — Лаврентьевском и Ипатьевском — упоминание про девиц вообще отсутствует, а вместо слова «девицы» стоит «веверицы», что переводится и как «белки», и как «ласки», и как «горностаи». Общеизвестно, что каждый переписчик летописей вносил свой «редакторский вклад» и безбожно правил первоначальный текст (а то еще и придавал ему нужную идеологическую направленность): потому разные летописные списки так и отличаются друг от друга. Чем вызвана была замена в летописных текстах «девиц» на «вевериц» — теперь сказать трудно. Скорее всего, это связано с тем, что когда первые русские князья освободили полян, древлян, северян и вятичей от постыдной хазарской дани, они заменили ее на традиционную для русского полюдья — шкурки куниц, белок да горностаев (вевериц). Но и обвинять создателей Радзивиловской летотиси — переписчиков и художников — в ошибке (а то и подлоге) также не пристало. Сдается, именно они как раз ближе всех к истине и, быть может, опирались на какой-то дополнительный, ныне утраченный протограф. Вдумайтесь сами: ну, что за дань такая — по белке от дыма, когда, правда, несколько позже, при сыне Дмитрия Донского Василии I, был установлен «штраф»: за нанесенную рану — 30 белок, а за синяк — 15. Это свои-то так брали — а тут хазары! Последние вообще всех обдирали, как липку — хорошо, если сам цел оставался. Так что с одной беличьей шкуркой здесь что-то явно не так. И горностаевая прибавка не спасает. А вот девицы — в самый раз. К тому же вскоре русские красавицы стали самым ходовым товаром на восточных невольничьих рынках. Ну, а что же происходило с детьми русских матерей и хазарских отцов — неизбежными плодами страстных гаремных утех? Естественно, они становились полноправными членами хазарского общества: юноша превращался в отважного джигита, девушка выходили замуж за хазарина. А на каком языке говорили такие бастарды? Разумеется, в перовую очередь на том, какому их научила мать и на каком пела она своим чадам колыбельные песни! Стоит ли после этого удивляться, что хазары также постепенно русели, как перед тем болгары, а еще раньше — гунны, готы, сарматы и прочие соседи проторусских племен. Образ такого обрусевшего кочевника сохранился в былинныом цикле о встрече и битве Ильи Муромца с собственным сыном Сокольником. В некоторых былинах он именуется Жидовином-богатырем: Еще что же за богатырь ехал?((Записано в Архангельской губернии)) К выводу о тождественности сына Ильи Муромца со степняком-нахвальщиком, исповедовавшим хазарский иудаизм (почему и прозывается он Жидовином) пришел замечательный русский географ, этнограф и фольклорист Григорий Николаевич Потанин (1835–1920) в специальном исследовании «Ерке: культ сына неба в Северной Азии» (Томск, 1916). На основании сопоставления различных текстов можно предположить, что полюбовница Ильи Муромца и мать Сокольничка оказалась в хазарском плену либо будучи беременной, либо уже с грудным ребенком на руках. Сын вырос и был воспитан в хазарской среде как необузданный джигит с жестокой и дикой моралью: он и отца пытается убить, даже когда узнал, кто одержал над ним победу, и родной матери голову срубил. Однако говорит «хазарин» Сокольничек по-русски. * * *На протяжении многих веков лучшие сыны славян мечтали о будущем единении своих народов. Наиболее радикально мыслившие сторонники славянского единства облекли свои абстрактные устремления в форму достаточно радикальной идеи Панславизма. Одним из первых и ярких ее пропагандистов стал Юрий Крижанич (ок. 1618–1683). По национальности он был хорват, по вероисповеданию — католик. Но это не помешало ему призвать всех славян объединиться под властью русского православного царя. Другого пути славянского возрождения Крижанич не видел. Одним из главных средств считал создание и повсеместное внедрение искусственного общеславянского языка, разработанного на основе русского, ибо «русский народ и имя — всем прочим начало и корень». О себе, нисколько не отказываясь от хорватских корней, он писал: «…Мы, русские, никак не менее древни, чем древние афиняне, иожем называть себя автохтонами, т. е. местными уроженцами». Крижанич был настолько одержим утопической панславистской идеей, что в качестве «пробного шара» написал свой главный трактат «Политика» (рис. 106) на смеси сербскохорватского, русского и церковно-славянского языков. Книга была написана в Тобольске, куда ее автора, заподозренного в шпионаже в пользу римского папы, сослали по указу царя Алексея Михайловича — такова была упреждающая реакция московских властей на призыв к объединению славян под эгидой русского царя. Наибольший всплеск идея славянской взаимности (как тогда выражались) пережила в XIX веке. Первая волна зародилась на территории Австро-Венгерской империи, оккупировавшей в те времена и включившей в свой состав ряд славянских стран и земель на юге (Сербия, Хорватия, Далмация, Словения, Босния и Герцеговина) и в центре Европы (Чехия, Моравия, Словакия, Прикарпатская Галиция). Одним из первых пропагандистом идеи славянского единства стал Ян Коллар (1793–1852) (рис. 106) — выдающийся чехословацкий поэт-просветитель и мыслитель. Он родился в Словакии, учился в Германии, печатался в Праге, служил пастором словацкой евангелической церкви в Будапеште, а под конец жизни работал профессором кафедры славянских древностей в Венском университете, писал на разных языках, в равной степени считается деятелем чешской и словацкой культуры. Но по большому счету Коллар должен быть признан идеологом всего славянского мира. Никто ни до него, ни после не отстаивал столь последовательно и страстно идею славянского единения, не призывал не только к возрождению общей славянской культуры, но и к образованию в перспективе единого славянского государства.
Главное поэтическое произведение Коллара поэма «Дочь Славы», созданная в Пушкинскую эпоху и представляющая собой обширный цикл сонетов. В первой публикации поэмы (1824 г.) как целостного произведения насчитывалось 151 сонет, в последнем издании, вышедшем посмертно, их уже было 645. Ряд ключевых стихотворений можно с полным основанием назвать подлинным манифестом славянского единства: Будь славяне, чья семья безглава, — Или еще: Соединимся ж все мы без изъятья: Увы, идея возможного общегосударственного объединения славян оказалась недостижимой политической утопией. Европа не пала на колени, как привиделось Яну Коллару, а сделала все, чтобы не допустить славянского единства и превращения его в доминирующую силу на Европейском континенте и тем более — во всем мире. Тем не менее знамя панславизма не досталось врагу: оно было подхвачено другими подвижниками славянской идеи — и прежде всего в России. В начале 1823 года в древнем русском городе Новоград-Волынске на Житомирщине русскими офицерами и польскими ссыльными было организовано Общество соединенных славян, влившееся в дальнейшем в Южное декабристское общество. Своей конечной целью «соединенные славяне» ставили освобождение порабощенных славянских народов и создание вместе с ними и некоторыми соседями республиканской федерации в составе России, Польши, Богемии, Моравии, Сербии, Далмации, Хорватии, Молдавии, Валахии, Венгрии и Трансильвании. Эти идеи, разделяемые многими декабристами, остались такой же неосуществленной мечтой, как и поэтический манифест Коллара. К тому же в них усматривался революционный радикализм, одинаково неприемлемый и царскому режиму в России, и западноевропейским монархиям, и Османской империи. И все же славянская идея продолжала жить и вдохновлять лучших сынов и дочерей славянских народов. Русские славянофилы — Алексей Хомяков, братья Иван (рис. 107) и Петр Киреевские, братья Константин (рис. 108) и Иван (рис. 109) Аксаковы, Юрий Самарин (рис. 110), Александр Кошелев и другие — всячески развивали и пропагандировали ее в культурологическом ключе. Что же касается порабощенных славян — призывы к их освобождению крепли день ото дня, становясь все решительней и энергичней. Поэтическим символом, выражавшим общие настроения и симпатии русского общества, надолго сделался хомяковский «Орел»: <…> И ждут окованные братья, Страстный призыв Хомякова был обращен не только к настоящему, но также к обозримому или же далекому будущему: Вставайте, Славянские братья, Стремление к единству и совместным действиям постепенно набирало силу. Лучшие умы в разных странах и в разобщенной славянской диаспоре приложили немало усилий для организационного оформления тех предложений, которые раньше осмеливались высказывать только на словах. В предгрозовое лето 1848 года, в самый канун общеевропейской революции, в Праге собрался 1-й Славянский съезд, который заканчивался уже под грохот баррикадных боев. Сам факт состоявшегося съезда, представительное присутствие многих идеологов славянского единства и принятые документы стали важнейшей вехой в консолидации панславистских сил. В подготовке, проведении съезда и написании его манифеста активное участие принял знаменитый деятель русского и мирового революционного движения Михаил Александрович Бакунин (1814–1876) (рис. 111), ставший одним из вождей вспыхнувшего во время съезда восстания. Выступая на одном из заседаний, он призывал «положить начало новой славянской жизни, провозгласить и утвердить единство всех славянских племен, соединенных в одно нераздельно и великое политическое тело». В принятом же на съезде Манифесте, тотчас же вызвавшем бурный гнев австрийских властей, в частности, говорилось:
Менее радикально (но не менее воодушевленно!) звучали речи других делегатов. И все же на общем фоне особенно выделялось выступление прославленного чешского и словацкого историка, философа-просветителя и политического деятеля Франтишека Палацкого (1798–1876) (рис. 112):
С тех пор проведение всеславянских съездов вошло в традицию. Так, в 1867 году удалось провести Славянский съезд в России, приурочив его к Всероссийской этнографической выставке в Москве. И хотя результаты данной общеславянской встречи не были столь впечатляющи в сравнении с предыдущей, все же и здесь наметилось несомненное продвижение вперед. О том далеком московском событии на сегодня самым запоминающимся осталось стихотворное приветствие Федора Тютчева (рис. 113): Вы дома здесь, и больше дома, В общем хоре бурного восторга по поводу вероятного славянского объединения одиноко звучал голос мыслителя-славянофила консервативной ориентации — Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891) (рис. 114). Горячо любя славянскую историю и культуру — особенно в их православном аспекте, — он тем не менее скептически высказывался по поводу возможного государственного объединения славян. «Что такое славизм?» — спрашивал Леонтьев себя и читателей, к которым обращался. И тотчас же сам констатировал: «Ответа нет!». Напрасно мы будем искать, считает мыслитель-славянофил, какие-нибудь ясные, резкие черты, какие-нибудь определенные и яркие исторические свойства, которые были бы общи всем славянам. Славизм можно понимать только как племенное этнографическое отвлечение, как идею общей крови (хотя и не совсем чистой) и сходных языков. Идея славизма не представляет отвлечения исторического, то есть такого, под которым бы разумелись, как в квинтэссенции, все отличительные признаки религиозные, юридические, бытовые, художественные, составляющие в совокупности своей полную и живую историческую картину известной культуры. Китаизм, китайская культура — это всякому более или менее ясно. Европеизм — тоже, несмотря на всю сложность западноевропейской истории, есть некоторые черты, общие всем эпохам, всем государствам Запада, — черты, которых совокупность может послужить для исторической классификации, для определения, чем именно романо-германская культура, взятая во всецелости, отличалась и отличается теперь от всех других погибших и существующих культур, от японо-китайской, от исламизма, древнеегипетской, халдейской, персидской, эллинской, римской и византийской. Частные цивилизации: англо-саксонскую, испанскую, итальянскую также не трудно определить в совокупности их отличительных признаков. У каждой из этих частных цивилизаций была одна общая литература, одна государственная форма выяснилась при начале их цветения, одна какая-нибудь религия (католическая или протестантская) была тесно связана с их историческими судьбами; школа живописи, архитектурные стили, музыкальные мелодии, философское направление были у каждой свои, более или менее выработанные, ясные, наглядные, доступные изучению. Истории древнеболгарского и древнесербского царств очень бесцветны и ничего особенного, резко характерного, славянского не представляют: они очень скоро вошли в поток византийской культуры, «не бросивши векам ни мысли плодовитой, ни гением начатого труда»; а с падением византийского государства пресеклась и их недозрелая до своеобразно культурного периода государственная власть. Чехи? О чехах вообще говорить очень трудно. Во времена, когда Леонтьев писал свой памфлет (а речь идет о самой знаменитой его работе «Византизм и славянство»), в русском обществе о чехах было принято за правило говорить только всякого рода лестные вещи; писатели в большинстве своем даже считали долгом ставить чехов непременно выше русских. «Почему?» — спрашивает мыслитель-славянофил и саркастически продолжает: «Не потому ли, что народ их грамотнее нашего? Конечно, чехи — братья нам; они полезны, не говорю, славизму (ибо, как я сказал, славизма нет), а славянству, т. е. племенной совокупности славян; они полезны как передовая батарея славянства, принимающая на себя первые удары германизма. Но, с точки зрения вышеприведенных культурных отличий, нельзя ли чехов вообще назвать прекрасным орудием немецкой фабрики, которое славяне отбили у немцев, выкрасили чуть-чуть другим цветом и повернули против Германии? Нельзя ли их назвать в отношении их быта, привычек, даже нравственных свойств, в отношении их внутреннего юридического воспитания, немцами, переведенными на славянский язык?». Эта нелестная характеристика чехов как «немцев, переведенных на славянский язык» вошла чуть ли не в поговорку. Относительно других славянских народов Леонтьев высказывался не менее определенно и категорично… И все же, наконец, наступил тот вожделенный час, о котором так страстно писал Хомяков и мечтали десятки и сотни тысяч славян в разных уголках разъединенного Славянского мира: просветительский и пропагандистский акцент переместился в практическое русло. В 1877 году Россия вступила в кровопролитную, но победоносную войну за освобождение Болгарии от турецкого ига (рис. 115). Через два года враг был разгромлен, и русская армия под водительством блистательного полководца, «Суворову равного», Михаила Дмитриевича Скобелева (1843–1882) (рис. 116) вышли почти что к стенам Константинополя. Оставался всего лишь один бросок, чтобы выбить уже полностью сломленных турок из древней византийской столицы и завладеть полным контролем над Босфорским проливом. Одновременно открывалась реальная возможность создания мощных независимых славянских государств на Балканах с перспективой дальнейшего славянского объединения. Этого уже Европа допустить не могла: на Берлинском конгрессе в 1878 году у России и ее славянских союзников с помощью дипломатических интриг и в результате бесхребетной политики царского правительства была по существу отнята победа. Идеи панславизма оказались бессильными перед изощренным европейским макиавеллизмом. Но они продолжали жить и развиваться. Тем же Скобелевым. Он говорил своему другу писателю Василию Немировичу-Данченко:
Скобелев не только разработал основные положения программы объединения славян, но и — обладая редкими пассионарными и волевыми качествами, имея ни с кем не сравнимый авторитет в России и за ее пределами — вполне созрел для того, чтобы возглавить движение за практическую реализацию общеславянского единства. Именно потому он был не удобен ненавистникам России и славянства, которые, судя по всему, и организовали его убийство, выданное за несчастный случай: «Белый генерал» погиб в самом расцвете сил, не достигнув сорокалетнего возраста. В дальнейшем необходимость славянского единства для геополитического равновесия прекрасно понимали и проводили в жизнь руководители нового государственного образования на территории Российской империи — Советского Союза. Вот что говорил, к примеру, в марте 1945 года, незадолго до окончания Великой Отечественной войны генералиссимуса Иосиф Виссарионович Сталин (1879–1953) (рис. 117), отражая традиционную точку зрения типичного российского государственника и патриота:
Хорошо говорил грузин Джугашвили-Сталин о проблемах славянского единства. Не всякий русский или украинец, чех или поляк, болгарин или серб так скажет. Но главное — правильное понимание сути славянского единства. Во многом мысли Сталина перекликаются с идеями Скобелева. Никак не сравнить с тем, что говорят сегодня о славянстве некоторые славянские лидеры, которые не в состоянии подняться над узконационалистическими интересами, к тому же и превратно понятыми. Некоторые руководители, правда, вообще ничего не говорят, потому что, не обладая государственным кругозором и геополитическим мышлением, попросту не знают, что сказать — опять же на беду славянству. * * *3-е тысячелетие Новой эры славянский мир встречает как никогда разобщенным. Такого еще не бывало! Распались традиционные славянские государственные образования Чехословакия и Югославия: в одном случае мирно, в другом в результате кровопролитных столкновений. На развалинах сверхдержавы СССР появились три самостоятельных славянских государства — Россия, Украина, и Белоруссия, оставшиеся за их пределами славяне в ряде случаев подверглись притеснениям и ущемлениям их гражданских и этнических прав. И тем не менее стремление к славянскому единению не иссякло. Конечно, в конце ХХ века оно более не представляет собой того мощного и всех воодушевляющего потока, каким оно было в прошлом. И все же оно — по-прежнему все тот же чистый и неиссякаемый горный ручей, что неудержимо стремится к своей ясной цели и не может не радовать сердца каждого, кто обеспокоен судьбой славянского племени. В 1998 году в Прагу по случаю 150-летней годовщины 1-го Славянского съезда вновь съехались представители славян со всего мира. В связи с изменением карты Европы и появлением на ней новых самостоятельных славянских государств, изменились и их прежние социально-политические и идеологические ориентиры. Не изменился однако славянский дух — он все такой же жизнерадостный и искрящийся неистребимой верой в лучшее будущее. Многим оно видится только на путях интеграции в общемировые и общеевропейские ценности. Новая ситуация на международной арене и в расстановке геополитических сил заставили представителей славянских народов в очередной раз задуматься о смысле и непреходящих ценностях славянской взаимности, которые были так убедительно проверены в ходе совместных действий в рамках антигитлеровской коалиции в годы второй мировой войны и в процессе послевоенного международного сотрудничества. По мнению многих участников Пражского конгресса, славянские народы являются нераздельной частью современной европейской и мировой цивилизации, в которой нет избранных народов, и где каждый народ, исходя из своих исторических традиций и опыта, имеет право использовать испытанные ценности международной взаимности в интересах повышения качества жизни в каждой стране. Славянские народы являются составной частью единого целого — всемирного движения за упрочение ценностей человеческой цивилизации и гуманизм. Славянские страны не хотели бы возвышаться над другими государствами, но в то же время они никому и никогда не позволят встать над ними и усомниться таким образом в их равноправном положении в мире. Перед лицом новых попыток разделения Европейского континента и славянского мира, многие участники хотели бы рекомендовать представителям всех государств, парламентов и правительств использовать опыт славянской взаимности для установления справедливого мира и сотрудничества во всем мире. Самым решительным образом был заявлен курс на дальнейшее расширение и укрепление взаимных связей и сотрудничества в экономической, научной, научно-технической, духовной и гуманитарной сферах и в области отношений между людьми — с учетом всего положительного, что накопили великие предки в отношениях между славянскими народами: дабы преодолеть все прошлые и нынешние противоречия в славянском мире; дабы вступить в ХХI век без войн, военных объединений, чтобы изменить жизнь всей планеты и всех её народов, освободив их от нужды и отсталости, чтобы найти справедливое место для всех и обеспечить человечеству в ХХI веке мир и достойное существование. * * *2–4 апреля 2001 года практически при полном замалчивании в средствах массовой информации (СМИ) и абсолютной индифферентности со стороны властей в Москве состоялся очередной, восьмой по счету, Всеславянский съезд. Центральные газеты, радиоэфир и экраны телевизоров были забиты истеричной информацией о кухонных разборках вокруг НТВ и сообщениями о состоянии здоровья бывшего управделами кремлевской администрации П. П. Бородина, оказавшегося за тюремной решеткой в Америке и ожидавшего предстоящей выдачи его судебным властям Швейцарии. С точки зрения тех, кому чужды судьбы и беды славянского мира, эти события-однодневки, о которых очень скоро все позабудут, конечно, гораздо важнее проблем славянства. Потому-то в отношении Всеславянского съезда все точно воды в рот набрали. Делегаты, как и полтора века назад, прибывали, размещались и питались за собственный счет — с той разницей, однако, что пожертвования русских и славянских меценатов в 1867 не идут ни в какие сравнения со скромным участием современного российского капитала (не говоря уже о прочих благотворительных, бюджетных и внебюджетных средствах). Тем не менее, открытие форума, работа 20 секций и заключительное пленарное заседание прошли с большим воодушевлением и при огромной активности участников. Тон задавало празднование 5-летней годовщины Союза России и Белоруссии, реально воплотившего славянское единство на государственном уровне, а также торжественное заседание по этому поводу, прошедшее в Колонном зале Дома Союзов. На секциях рассматривалось необъятное множество политических, исторических, культурно-просветительских и научных проблем, сгруппированных по следующим темам и направлениям: 1. Славянский парламентский союз; 2. Союзное государство России и Белоруссии; 3. Конференция славянских организаций России; 4. Учредительное собрание Всеславянского союза писателей и издателей; 5. Славянство в условиях глобализации и информационной войны; 6. Конференция преподавателей высшей и средней школы славянских стран; 7. Встреча славянских журналистов; 8. Международный общественный трибунал; 9. Славянство: национальные и региональные аспекты; 10. Всеславянский экономический союз: реальность и перспективы; 11. Славяно-евразийский конгресс «Уроки второй мировой войны и проблемы славянского мира»; 12. Встреча славянской молодежи; 13. Славиакосмос: «Возрождение приоритетов»; 14. Славянское женское движение; 15. Конференция ассоциации славянских диаспор; 16. Доктрина экологической безопасности славянских государств; 17. Союз славянских композиторов; 18. Выставка славянских художников, архитекторов и скульпторов; 19. Древняя история славян; 20. Вечевая славянская община «Мир». В обращении к участникам Всеславянского съезда его Оргкомитет отмечал:
Выступавшие на съезде (и в частности — депутат Государственной Думы Виктор Иванович Илюхин) говорили о трудностях и сложностях на пути дальнейшего единения можно разделить на внутренние и внешние. На международной арене наши противники пытаются часть славянского мира втянуть в себя, ассимилировать и растворить. Они же предпринимают все меры к тому, чтобы славянские государства не интегрировались друг с другом. Не случайно новая администрация США заявила о том, что у России не должно быть своего интереса в бывших союзных республиках, особенно на Украине. Запад хочет видеть Россию своим сырьевым придатком, а не высокотехнологической державой. Достаточно вспомнить откровенные слова бывшего премьер-министра Великобритании Джона Мейджора:
Еще циничнее высказался Генри Киссенджер:
Все эти высказывания обретают конкретную линию поведения, находят сторонников среди действующих российских политиков. К сожалению, славянский мир не выработал согласованных мер по противодействию американскому диктату. Одна из причин трудного объединения славянского мира связана с позицией верхушки политической элиты, стоящей у власти в бывших союзных республиках. Именно она является главным препятствием на пути интеграции на постсоюзном пространстве. Обладая полной независимостью от какого-либо центра, и будучи криминально-корумпированной в своей основе, она опасается появления любых структур, стоящих над ней, а вместе с этим и ответственности за прощлые и нынешние деяния. Она обеспокоена больше сиюминутным сохранением своей власти, чем долговременной судьбой народов своих стран. Сильный лидер, патриот своей своей родины, ради спасения Отечества пошел бы на любые кардинальные меры. При этом не стал бы оглядываться назад и прислушиваться к тому, как подаются мировому сообществу его шаги, не выдают ли их за возврат к старому, к возрождению тоталитаризма, а то и к фашизму. Времени на раскачку просто нет. Промедление убивает Россию, разрушает славянский мир. Демографические потери не уменьшаются, а наоборот, увеличиваются и составляют около одного миллиона человеческих жизней в год. Необходимо обратиться к российскому президенту, другим славянским лидерам с предложением об активизации объединительного процесса. В уходящем столетии в разрушении славянской цивилизации США активно использовали исламский фактор, как в России, так и на Балканах. Предстоит извлечь из этого уроки и не допустить широкой конфронтации. Во многих исламских государствах вызрело много негативного по отношению к политике глобализма, утверждения «нового мирового порядка». Они, как и славяне, стремятся защитить свою самобытность, культуру и независимость. Поэтому мы должны вести широкий диалог с мусульмана ми и избегать открытой конфронтации. Будущее славянского мира закладывается сегодня. Во многом оно определяется позицией России, ее мощью и устремлениями. Это накладывает особую ответственность и на русский народ, на его способность разобраться внутри страны, объединить и защитить славянских братьев и сестер. Увы, пока чтопризывы подвижников всеславянского единства остались без ответа со стороны властных структур. Точно также в свое время были проигнорированы и страстные призывы 1-го славянского съезда в 1848 году. Но о том съезде, его инициаторах и принятых решениях помнят до сих пор, а вот имена правителей, к которым обращались известные представители славянской общественности, в основном подзабыты (или известны узкому кругу историков-специалистов). Думается, то же самое произойдет и в отношении нынешней ситуации в общеславянском движении. Главный враг славянского единения — национализм во всех его проявлениях и разновидностях, который сами же славяне ухитряются направлять друг против друга. При этом он связан, прежде всего, не столько с утверждением самобытности культуры или социопсихологических особенностей того или иного народа, сколько с подчеркиванием своей национальной исключительности и превосходства над другими этносами. Трудно понять и рационально объяснить, например, почему периодически пробуждается ненависть между сербами и хорватами, говорящими на одном и том же языке. Или — чего никак не могут поделить русские и украинцы, поляки и белорусы, чехи и словаки, болгары и македонцы, сербы и черногорцы. Или — откуда вдруг у болгар, по сей день называющих братушками русских освободителей от османского ига, вдруг появляется дикое и варварское (других слов не подберешь) желание снести с лица земли величественный памятник советскому воину, любовно прозванный в народе «Алёшей», про которого на протяжении сорока лет по всему не существующему более социалистическому лагерю распевали песню: «Стоит над горою Алеша / В Болгарии русский солдат…» Примеры можно приводить очень долго. Но еще больше примеров иного, диаметрально противоположного, плана. Снизу, из самой гущи народных масс, растет и развивается движение за укрепление славянской взаимности. Рядовые граждане и активисты многих стран Восточной Европы участвуют в воистину всенародном движении «Славянский ход». В ходе его регулярно выбранные делегаты осуществляют автпробег от Мурманска до Адриатики, выступая по пути следования автобусов с лекциями, давая концерты и просто общаясь с населением городов и сел России, Белоруссии, Преднестровья, Болгарии и бывшей Югославии. Основная задача для современного славянского мира — это отстоять и сохранить свою культурно-историческую самобытность и этноязыковое родство. Не будем же ни на минуту забывать страстный призыв поэта: * * *Славяне, вам светлая слава —(Константин Бальмонт) На этом мне приходится с сожалением заканчивать главу и книгу в целом. Главной ее целю было установление истинных этнолингвистический корней и истоков славянского мировоззрения. Они кроются, как было продемонстрировано, в архаичном индоевропейской (а частично — и в доиндоевропейской) истории, многие факты которой давно утрачены. Развитие древнего социокультурного наследства на собственно славянской основе — проблема не менее захватывающая и интересная. Однако специальное (и тем более подробное) рассмотрение данного вопроса выходило за рамки заявленной темы и поставленных задач. Тем не менее логика истории неизбежно приводила исследование все ближе и ближе к современности (как это видно хотя бы из последней, завершающей, главы). Это и не удивительно: ибо настоящее существует не само по себе — оно естественный продукт прошлого (недавнего или очень далекого). Все мы, живущие сегодня, — прямые наследники предков, их великих деяний, гениальных прозрений, горьких заблуждений и трагических ошибок. Так было и так будет! Всегда! Примечания:2 Еще полтора века назад никакой самостоятельной славянской государственности не было и в помине: все славянские народы, кроме крошечной Черногории и лужицкого этноса, проживающего на территории Германии, входили в состав трех огромных империй — Российской, Австро-Венгерской и Османской (Турецкой). 20 Большинство переводчиков склонно видеть в этом нигде более не встречающемся термине искаженное славянское слово «волопасы» («пастухи»), образованное, в свою очередь, от искаженного славянского «буйвол». Однако, ряд толкователей оспаривают подобную интерпретацию и считает, что «бефульками» авары называли вспомогательные отряды, набранные из представителей порабощенных племен. Поэтому в академических изданиях странное слово дается без перевода. 21 После хазарского разгрома значительная часть протоболгар отделилась от единой орды и откочевала в Среднее Поволжье, основав там ставшее вскоре могущественным средневековое государство Волжскую Булгарию. Язык ее населения остался тюркским (потомками волжских булгар, разгромленных лишь в результате монгольского нашествия, стали современные татары). Почему произошло такое расщепление единого некогда народа? Думается, что в отличие от орды хана Аспаруха, где весьма значительным оказался славянский культурно-лингвистический элемент, их волжские собратья были в основном тюркитами. |
|
||
