Глава 9

ЭТИКА И СТРАДАНИЕ

Я предположил, что все мы желаем счастья, что подлинное счастье характеризуется покоем, что покой с наибольшей вероятностью достигается тогда, когда в основе наших поступков лежит забота о других, и что это, в свою очередь, влечет за собой этическую дисциплину и помогает справиться с болезненными эмоциями. Я также предположил, что в своих поисках счастья мы правильным и естественным образом стремимся избежать страданий. Давайте же теперь исследуем это качество, или состояние, от которого мы с такой силой желаем освободиться, но которое лежит в самой сердцевине нашего существования.

Страдание и боль – неотъемлемые части жизни. По привычному для меня определению, живые существа – это те, кто обладает способностью испытывать боль и страдание. Можно также сказать, что именно страдания связывают нас с другими. Это основа нашей способности к сопереживанию. Но, кроме того, мы можем заметить, что страдания делятся на две (взаимосвязанные) группы. Есть страдания, которых можно избежать; они возникают вследствие таких явлений, как война, нищета, жестокость, преступления, – и даже вследствие безграмотности и определенных заболеваний. И есть также неизбежные виды страдания, включающие в себя такие явления, как болезни, старость и смерть. До сих пор мы говорили в основном о том, как справиться со страданиями, порожденными самим человеком, избежать которых вполне возможно. Теперь я хочу более внимательно рассмотреть то, что неизбежно.

Те проблемы и трудности, с которыми мы сталкиваемся в жизни, далеко не всегда похожи на естественные катастрофы. Мы не можем защититься от них, приняв соответствующие меры предосторожности, например запасшись едой. Так, в случае серьезного заболевания неважно, насколько мы были тренированы или насколько тщательно соблюдали диету; постепенно наше тело поддаётся болезни. Это может оказать серьезное воздействие на всю нашу жизнь: нам приходится отказываться от того, что нам нравится делать, и не бывать там, где нам хочется. Зачастую мы бываем вынуждены отказаться и от любимых блюд. Вместо них мы принимаем лекарства с ужасным вкусом. А когда дело становится по-настоящему плохо, возможно, придется день и ночь терпеть мучительную боль, – до того сильную, что хочется умереть.

Что же касается старения, так с самого дня нашего рождения мы оказываемся лицом к лицу с перспективой будущей старости и утраты юношеской гибкости. Со временем наши волосы выпадают, и зубы выпадают, мы теряем зрение и слух. Мы уже не можем переваривать ту пищу, которой наслаждались прежде. Постепенно мы замечаем, что не в состоянии припомнить даже самые яркие события своей жизни или что забыли имена самых близких людей. Если нам удается прожить достаточно долго, мы можем дойти до такой степени дряхлости, что другим и смотреть-то на нас противно, хотя как раз в это время мы сильнее всего нуждаемся в помощи.

Потом приходит смерть, – и эта тема, похоже, едва ли не запретна в современном обществе. Хотя мы вполне можем уже смотреть на нее как на освобождение и независимо от того, что будет после нее, смерть все равно означает, что мы расстаемся с любимыми людьми, с привычными вещами, со всем, что нам дорого.

Однако к этому краткому описанию неизбежных страданий мы должны добавить еще одну категорию. Это страдания, приходящие при встрече с тем, чего мы вовсе не хотим, – с различными неудачами и несчастными случаями. Это страдание от потери того, чем мы хотим обладать, – как мы, беженцы, страдаем от потери родины, от того, что нас насильно разлучили с любимыми людьми. Это страдание от того, что мы не можем получить желаемое, хотя и предпринимаем к тому немалые усилия. Несмотря на то, что мы гнем спину на полях, урожай гибнет; несмотря на то, что мы день и ночь заняты на своем предприятии, оно не дает прибыли, хотя в этом и нет нашей вины. И еще есть страдание неопределённости – от того, что невозможно знать, когда и где мы столкнемся с бедой. Мы по собственному опыту знаем, что это может породить чувства беззащитности и тревоги. Все, что мы делаем, сопровождается глубоко скрытым страданием от недостатка удовлетворенности, возникающим даже тогда, когда мы достигаем всего, за что отчаянно боролись. Из этого и состоит обычная жизнь человеческих существ, желающих счастья и не желающих страдать.

И, будто недостаточно всего этого, случается еще и так, что то самое, от чего мы ожидаем получить удовольствие, превращается в источник страдания. То, на что мы смотрели как на источник счастья, от чего ждали исполнения желаний, подводит нас – явление, о котором мы уже упоминали, рассматривая счастье. На деле же, если мы хорошенько подумаем, окажется, что мы воспринимаем некоторые ощущения как приятные лишь в той мере, в какой они способны заместить более отчетливо выраженное страдание, – как, например, мы едим, чтобы утолить голод. Мы глотаем один кусок, потом второй, третий, четвертый, пятый и наслаждаемся ощущениями, – но очень скоро, хотя мы остаемся теми же самыми и еда остается той же самой, она начинает надоедать нам. Если мы не остановимся, переедание повредит нам, – точно так же, как любое из земных удовольствий приносит вред, если мы впадаем в крайность. Именно поэтому, если мы хотим настоящего счастья, необходима удовлетворенность.

Все эти виды страдания, по сути, неизбежны и воистину являются естественной составной частью нашего существования. Но, тем не менее, это не значит, что мы ничего не можем с ними поделать. Я также не говорил, что это не сопряжено с вопросом нравственной дисциплины. Правда, согласно буддийскому учению и другим индийским религиозным философиям, страдания рассматриваются как следствие кармы. Однако предполагать, как это делают многие и западные, и восточные люди, что карма означает предопределенность всего, что мы испытываем, – совершенно неверно. Еще более неверно оправдывать кармой отказ от принятия ответственности, в какой бы ситуации мы ни оказались.

Хотя слово «карма», похоже, вошло в ежедневный обиход, наверное, стоит дать некоторые пояснения к этому термину. Санскритское слово «карма» значит «действие». Оно обозначает активную силу, чем подразумевается, что на будущие события можно влиять нашими поступками. Предполагать, что карма – это нечто вроде самостоятельной силы, предопределяющей все течение нашей жизни, попросту неправильно. Кто создает карму? Мы сами. Все, что мы думаем, говорим, делаем, чего желаем и чем пренебрегаем, создает карму. Например, пока я пишу, каждое мое действие создает новые обстоятельства и обусловливает некие другие события. Мои слова вызывают отклик в уме читателя. Во всём, что мы делаем, есть причина и результат, причина и следствие. В нашей повседневной жизни пища, которую мы едим, работа, которую мы выполняем, и наш отдых – всё это деятельность, наша деятельность. Это и есть карма. Поэтому мы не можем опускать руки, когда видим, что столкнулись с неизбежным страданием. Утверждение, что любое несчастье есть простой результат кармы, равнозначно утверждению, что мы совершенно бессильны в жизни. Если бы это было верно, нам не на что было бы надеяться. Тогда уж лучше помолиться о конце света.

Правильная оценка причины и результата предполагает, что мы, будучи далеко не бессильны, можем сделать многое для того, чтобы повлиять на собственное восприятие страдания. Старость, болезни и смерть неизбежны. Но так же, как в случае с отрицательными мыслями и эмоциями, мы определенно имеем выбор относительно того, как относиться к факту страдания. Если мы захотим, мы сможем выработать более беспристрастный и рациональный подход и на этой основе упорядочить свои реакции на страдание. С другой стороны, мы можем просто раздражаться из-за неудач. Но, когда мы поступаем именно так, мы разочаровываемся. В результате возникают болезненные эмоции, и покой нашего ума нарушается. Если мы не стараемся преодолеть свою склонность к отрицательной реакции на страдание, оно становится источником отрицательных мыслей и эмоций. Таким образом, видна отчетливая связь между тем влиянием, которое страдание оказывает на наши сердце и ум, и нашим следованием внутренней дисциплине.

Наше базовое отношение к страданию может сильно изменить наше восприятие страдания. Представьте, например, двух человек в одной и той же последней стадии рака. Единственной разницей между этими двумя пациентами будет их собственная оценка болезни. Один видит в болезни нечто такое, что следует принять и, по возможности, использовать для развития внутренней силы. Другой или другая воспринимают происходящее со страхом, горечью и тревогой за будущее. И хотя в смысле физических симптомов нет разницы в том, что они оба испытывают, на самом деле в их переживании болезни есть глубокое различие. Ведь второй больной, в дополнение к физической боли, добавляет боль внутреннего страдания.

Это заставляет предположить, что та степень, в какой страдание влияет на нас, во многом от нас же самих и зависит. Таким образом, чрезвычайно важно верно оценивать наше ощущение страдания. Мы видим, что, когда мы смотрим на некую отдельную проблему с малого расстояния, она закрывает все наше поле зрения и выглядит огромной. Но, если мы взглянем на ту же самую проблему с расстояния, мы автоматически увидим ее связь со многими вещами. Это простое действие создает огромное различие. Оно дает нам возможность увидеть, что, хотя данная ситуация действительно может быть трагичной, тем не менее, даже самое печальное событие имеет бесконечное множество сторон и может быть рассмотрено под многими углами. Действительно, трудно, а то и вовсе невозможно, отыскать некую ситуацию, которая была бы полностью негативной, как ее ни разглядывай.

Когда мы встречаемся с трагедией или неудачей, как то и должно случаться в жизни, то может оказаться весьма полезным сравнить их с другим событием или припомнить похожий или даже худший случай, происшедший если не с нами, так с кем-то другим в нашем окружении. Если мы действительно сумеем переместить внимание с самих себя и направить его на других, мы ощутим освобождающий эффект. В динамике эгоцентризма, или излишней поглощенности самим собой, есть нечто такое, что приводит к преувеличению собственных страданий. И наоборот, когда мы начинаем смотреть на них в сравнении со страданиями других, мы начинаем понимать, что, вообще-то говоря, не так уж они и невыносимы. Это дает нам возможность восстановить покой своего ума с куда большей легкостью, чем в том случае, когда мы сосредоточиваемся на собственных проблемах, забывая обо всем остальном.

Что касается моего личного опыта, я обнаружил, что, когда, например, я слышу плохие новости из Тибета – а они, как ни грустно, приходят часто, – моим естественным мгновенным откликом является огромная печаль. Однако, взглянув на это более широко и напомнив себе, что основная предрасположенность человека к любви, свободе, правде и справедливости должна со временем взять верх, я обнаруживаю, что вполне могу справиться со своими чувствами. Бессильный гнев, который может лишь отравить ум, озлобить сердце и ослабить волю, возникает у меня редко, даже в случае наихудших известий.

Стоит напомнить еще и о том, что моменты, приносящие нам величайшую пользу в смысле накопления мудрости и внутренней силы, нередко приходят в минуты величайших трудностей. При правильном подходе (и здесь мы снова видим чрезвычайную важность воспитания в себе положительного взгляда на вещи) переживаемое страдание может открыть нам глаза на реальность. Например, мой собственный опыт жизни в качестве беженца помог мне осознать, что бесконечные правила этикета, бывшие такой важной частью моей жизни в Тибете, были совсем не важны. Мы также обнаруживаем, что наша уверенность в себе и своих силах и наша храбрость увеличиваются в результате страданий. Это можно понять из того, что мы видим в мире вокруг себя. Например, внутри нашей общины беженцев, среди тех, кто выжил в первые годы эмиграции, есть много таких, кто, несмотря на ужасающие страдания, остаются наиболее сильными духом и самыми веселыми и беззаботными людьми изо всех, кого мне выпадала честь знать. И наоборот, мы видим, что при столкновении даже с относительно небольшими напастями некоторые люди, имеющие все, что можно иметь, склонны терять надежду и впадать в уныние. Такова естественная природа богатства, – оно портит нас. В результате мы обнаруживаем, что нам становится все труднее справляться с теми неприятностями, с которыми каждый из нас вынужден время от времени встречаться.

Давайте теперь рассмотрим, каковы возможности нашего выбора, когда мы сталкиваемся в жизни с какой-то конкретной проблемой. В качестве одной крайности мы можем позволить себе полностью погрузиться в нее. В качестве другой – мы можем просто отправиться на пикник или уехать в отпуск, игнорируя проблему. Третья возможность – встать к ней лицом к лицу. То есть мы можем исследовать проблему, проанализировать ее, определить причины ее возникновения и найти способ справиться с ней.

Хотя на первый взгляд этот третий путь и может причинить нам лишнюю боль, он все же явно предпочтительнее двух других способов действия. Если мы пытаемся избежать возникшую проблему или отрицать ее, просто не обращая на нее внимания, прибегнув к спиртному либо наркотикам или даже используя какие-то формы медитации или молитвы как способ бегства, то, пусть это и принесет кратковременное облегчение, – сама проблема никуда не денется. Такой путь – это просто уход от задачи, но не решение ее. Здесь снова возникает опасность того, что в дополнение к начальной проблеме возникнет умственное и эмоциональное беспокойство. А к нему добавятся тревога, страх и сомнения. Постепенно все это может привести к гневу и отчаянию, которые повлекут за собой дальнейшие страдания для себя и для других.

Представьте себе такое несчастье, как пуля, попавшая в живот. Нас пронзает невыносимая боль. Что тут делать? Разумеется, мы нуждаемся в том, чтобы пулю удалили, и потому нас оперируют. Это увеличивает травму. Однако мы с радостью соглашаемся на это, поскольку операция устраняет исходную причину боли. Точно так же бывает в случае тяжелой инфекции, или при катастрофе, – возможно, нам удалят какой-то из членов тела, чтобы спасти нашу жизнь. Но и тут мы готовы принять меньшее страдание, чтобы избежать страдания куда более тяжкого, а то и смерти. Простой здравый смысл заставляет нас добровольно согласиться на меньшие невзгоды, если таким способом мы можем избавиться от худшего. Говоря так, я признаю, что далеко не всегда легко рассудить, что лучше, а что хуже. Когда мне было лет шесть или семь, мне сделали прививку от оспы. Если бы я заранее знал, как это больно, сомневаюсь, чтобы меня смогли убедить в том, что вакцинация куда легче, чем сама болезнь. Мне было больно целых десять дней, и у меня до сих пор остались четыре больших шрама!

Если перспектива столкновения со страданием кажется иной раз пугающей, очень полезно припомнить, что в нашем мире нет ничего постоянного. Все явления подвержены переменам и распаду. А также, исходя из того описания реальности, которое я уже предлагал ранее, мы ошибаемся, если полагаем, что наше ощущение страдания – или счастья, если уж на то пошло – может быть приписано какому-то единственному источнику. Согласно теории зависимого происхождения, все, что возникает, возникает в связи с бесчисленными причинами и условиями. Если бы это было не так, то, как только мы сталкивались бы с чем-то таким, что считаем хорошим, мы бы автоматически становились счастливыми; при столкновении с тем, что мы считаем плохим, мы автоматически впадали бы в печаль. Причины радости и грусти было бы очень легко определить, и жизнь была бы чрезвычайно простой. Мы бы имели ясные причины к тому, чтобы нам нравились люди, или вещи, или события определенного сорта, и к тому, чтобы гневаться на иное или избегать его. Но реальность не такова.

Я лично нахожу огромную пользу в советах относительно страдания, данных великим индийским ученым и святым Шантидевой. Очень важно, сказал он, при встрече с трудностями любого рода не позволять им лишать нас сил. Если так произойдет, нам грозит опасность оказаться совершенно подавленными. Вместо этого мы должны, пользуясь своими способностями к оценке, исследовать природу проблемы самой по себе. Если мы увидим, что существует возможность решить ее теми или иными средствами, тогда нет нужды тревожиться. Тогда самое разумное – бросить все силы на поиски этих средств и на их использование. Если же, с другой стороны, мы выясним, что суть проблемы такова, что решения быть не может, тогда тоже не из-за чего беспокоиться. Если ситуацию ничто не в состоянии изменить, тревожность лишь ухудшит ее. Эта мысль Шантидевы, изъятая из контекста философского труда, где она возникает лишь в результате сложных и долгих рассуждений, может показаться несколько упрощенной. Но вся ее красота и состоит в этой простоте. И ее чистый здравый смысл невозможно оспорить.

Что касается возможности того, что в страдании заложена некая цель, мы сейчас не станем углубляться в это. Но в том смысле, что наше собственное переживание страдания напоминает нам о том, что приходится выносить всем другим, собственная боль служит мощным стимулом к практике сострадания и к тому, чтобы воздерживаться от причинения боли другим. И поскольку страдание пробуждает в нас способность сопереживания и заставляет нас обращать свое внимание на других, оно тоже может служить основой сострадания и любви. Здесь я вспоминаю о великом тибетском ученом и религиозном практике, который в результате вторжения в нашу страну китайских войск более двадцати лет провел в тюрьме, подвергаясь ужасным мучениям и пыткам. В течение всего этого времени те его ученики, которые бежали из страны, часто говорили мне, что в письмах, которые он ухитрялся передавать из заточения, содержалось учение о любви и сострадании, куда более глубокое, чем все, с чем им до того приходилось встречаться. Тяжкие обстоятельства могут, конечно, стать причиной гнева и отчаяния, – но в равной мере они могут вызвать духовный рост. Но, так это будет или иначе, зависит лишь от нас самих.