ЧАСТЬ V. АБРАМ ЕЛОВ

Абрам Елов был одним из замечательнейших людей, с которыми меня свела судьба в молодости и которые вольно или невольно оказали огромное влияние на становление моей личности.

Впервые я встретился с ним, когда, потеряв всякую надежду узнать у современников ответы на вопросы, которые лишали меня душевного покоя, я возвратился из Эчмиадзина в Тифлис и с головой погрузился в изучение античной литературы. Тифлис привлекал меня тем, что здесь можно было без труда раздобыть любую книгу на любом языке, и особенно на армянском, грузинском и арабском.

Прибыв в Тифлис, я поселился в районе, называемом Дидубай-Базар, на одной из улиц, расположенных вдоль западной стороны Александрийских садов, где находилось огромное количество всевозможных магазинов. Лавки тифлисских букинистов располагались там же, напротив капитальных книжных магазинов. Мелкие торговцы, книгоноши, раскладывали свои книги прямо на земле, особенно в ярмарочные дни. Среди этих торговцев книгами был один юный айсор, который покупал, продавал и брал на комиссию любые книги. Его звали Абрам Елов, самый ловкий мошенник из всех, кого я знал, и несмотря на это мой лучший друг. Он служил для меня ходячим справочником, так как знал бесчисленное количество названий книг на разных языках, фамилии их авторов, дату и место публикации, а также то, где их можно купить. Сначала я только покупал у него книги, а впоследствии, прочитав какую-нибудь книгу, я менял ее у него на другую, интересующую меня, так как он мог раздобыть абсолютно любое издание. Вскоре мы стали близкими друзьями. В это время Абрам Елов готовился к поступлению в кадетский корпус и почти все свое свободное время проводил в зубрежке. Однако будучи увлечен философией, он выкраивал минутку для чтения книг по этому предмету. Из-за увлечения философией и завязалась наша дружба. Мы часто встречались по вечерам в Александрийских садах и беседовали на философские темы, а также часто вместе рылись в грудах старых изданий, и я даже стал ему помогать стоять за прилавком в базарные дни.

Наша дружба особенно усилилась после одного забавного случая. В базарные дни возле лавки Абрама Елова устанавливал свою палатку некий грек, который торговал разными вещицами, как он утверждал, заграничного производства, так сказать "made in Paris". Это были всевозможные статуэтки, бюсты знаменитых людей, фигурки Купидона и Психеи, пастухов и пастушек, а также копилки в виде кошек, собак, свинок, яблок, груш и т.п., которые в то время очень ценились и раскупались с большой охотой, украшая затем жилища небогатых людей.

Однажды во время затишья в торговле Абрам, указывая на все эти вещи, сказал мне в свойственной ему ироничной манере: "На этой чепухе он зарабатывает кучу денег. Эти безделушки изготавливаются итальянскими эмигрантами в их лачугах, а лоточники, особенно такие ловкачи, как этот грек, помогают набивать им свои карманы деньгами, заработанными простыми людьми тяжелым трудом: простофили покупают эти шедевры безвкусицы, чтобы украшать свои убогие лачуги".

Наша торговля книгами шла не очень бойко и вынуждала нас сидеть на одном месте целый день, страдая то от жары, то от холода. К концу дня душа едва держалась в теле, а на следующий день снова приходилось идти на эту каторгу. Вскоре после того разговора я пошел к этому греку и узнал, что все эти безделушки действительно изготовлялись итальянцами, которые тщательно скрывали секреты производства. Фигурки пользовались таким спросом, что едва хватало двух десятков торговцев, чтобы продавать их по всему городу. Все это навело меня на мысль узнать любым способом секрет производства этих фигурок и начать собственное дело, так как деньги, заработанные мной прежде, уже подходили к концу.

Я еще раз поговорил с этим греком, не раскрывая ему своих планов, убедил отвести меня к итальянским ремесленникам. Мне очень повезло, так как оказалось, что как раз в это время ученик, работавший у них, был обвинен в краже и с позором выгнан, так что я по рекомендации грека смог сразу же заступить на его место. В соответствии со своим планом я прикидывался полным идиотом, хотя и очень усердным и трудолюбивым. Поверив в непроходимую тупость своего нового подмастерья, итальянцы не стали скрывать от меня свои секреты, как они это делали с предыдущими учениками. Недели через две я уже знал вполне достаточно, так как весь процесс изготовления фигурок проходил у меня на глазах. Многие тонкости были действительно очень важны для успешной работы. Например, необходимо было знать точные пропорции компонентов, которыми разводят гипсовый порошок, чтобы в результате в готовом изделии не было пузырьков и поверхность предмета казалась гладкой. Так же я узнал, что кроме клея, желатина и глицерина добавляют лимонный сок.

Одним словом, через месяц-другой на рынке появились изделия моего собственного изготовления. Я расширил ассортимент изделий, придумав несколько новых фигурок, которые стали пользоваться огромным спросом. Не думаю, что в Тифлисе остался хоть один дом, в котором не было "произведений искусства", изготовленных мною.

Дела пошли так хорошо, что я завел даже полдюжины подмастерьев, и они не жаловались на отсутствие работы. Елов тоже помогал мне и даже однажды на неделю бросил торговлю книгами. Все это время мы продолжали учиться, поглощая огромное количество книг по философии.

Через несколько месяцев, когда я заработал приличную по моим представлениям сумму, я продал свою мастерскую двум евреям за хорошую цену. К тому же мне ужасно надоело изготовление дурацких фигурок. Так как я должен был освободить комнату при магазине, где я жил, я переехал на улицу вблизи железнодорожной станции, и Абрам Елов со своими книгами тоже.

Елов был невысокий, полноватый и смуглый, с глазами, горящими как угольки. У него была густая шевелюра, очень широкие брови и борода, растущая откуда-то из-под носа, так что закрывала ему все щеки.

Он родился в Турции, вблизи озера Ван, то ли в городе Битлис, то ли в его окрестностях, откуда семья переехала в Россию за три-четыре года до того, как мы с ним впервые встретились. В Тифлисе Абрам стал ходить в гимназию, но вскоре, несмотря на то что порядки в этом учебном заведении были не очень строгие, он умудрился так нашалить, что его вскоре исключили решением учительского совета. Через некоторое время отец выгнал его из дому, после чего Абрам стал жить как бог на душу положит. Короче говоря, он был в своей семье, так сказать, поганой овцой. Мать в тайне от отца продолжала посылать ему деньги. К ней он всю жизнь испытывал самые нежные чувства, которые не стеснялся проявлять открыто. Фотография матери всегда висела у него над кроватью. Уходя, он всегда целовал ее на прощанье, а возвращаясь откуда-нибудь, с порога восклицал: "Здравствуй, мамочка!" Мне кажется, за эти чувства к матери я стал уважать его еще больше. Отца он тоже по-своему любил, но считал его ограниченным, тщеславным и капризным. Тот слыл довольно богатым человеком и был уважаем своим окружением, так как происходил, хотя только по материнской линии, из династии Маршимунов, которая в свое время была правящей.

У Абрама также был брат, в то время проходивший обучение в Филадельфии, которого он не любил и считал эгоистичным и бездушным человеком. Некоторые привычки Абрама очень смешили окружающих. Например, он постоянно подтягивал вверх свои штаны, и его друзьям стоило немалых усилий отучить его от этого. Погосян часто подшучивал над Абрамом, говоря: "Ха-ха, а ты еще хочешь стать офицером. Первый встречный генерал отправит тебя на гауптвахту, потому что вместо того чтобы отдавать ему честь, ты будешь поддерживать свои штаны". Шутки Погосяна порой не отличались деликатностью. Дружеское поддразнивание всегда присутствовало в их общении между собой. Погосян называл своего товарища не иначе как соленым армянином, а тот, в свою очередь, именовал друга качагохом. Это были распространенные прозвища армян. И айсор, и качагох толковались как "церковный вор", и история этого прозвища такова. Айсоры были известны своим плутовством. В Закавказье существовала даже пословица: "Сложите вместе семь русских - получится один еврей, сложите семь евреев -получится один армянин, сложите семь армян - получится один айсор".

В среде айсоров была очень распространена профессия священника, большинство из которых были самозванцами. Живя в окрестностях горы Арарат, естественной границы между Россией, Турцией и Персией, и свободно попадая в любую из этих трех стран, они в России выдавали себя за турецких айсоров, в Персии - за русских и т.д. Эти самозванцы не только совершали все церковные службы, но и с большим успехом торговали различными видами церковных реликвий. В российской провинции они выдавали себя за греческих священников, которые пользовались доверием местных жителей, и наживались, продавая "реликвии", которые, как они утверждали, были привезены из Иерусалима, Афона и других святых мест. Среди этих "реликвий" были фрагменты того самого креста, на котором был распят Иисус Христос, волосы Девы Марии, ногти Николая Угодника, зубы Иуды, приносящие обладателю удачу, подковы лошади Георгия Победоносца и даже череп и ребра этого святого. Все это охотно раскупалось невежественными людьми. И многие из тех предметов впоследствии хранились в церквях и домах верующих. Поэтому армяне и называли айсоров церковными ворами. Армян, в свою очередь, дразнили солеными, потому что у них существовал обычай посыпать солью новорожденных детей. Хочу заметить, что этот обычай не так нелеп, как может показаться на первый взгляд. В соответствии с моими собственными наблюдениями могу утверждать, что младенцы, рожденные в других местностях, гораздо больше, чем армянские дети, страдали от кожной сыпи в тех местах, которые необходимо обрабатывать кожной присыпкой для предотвращения воспалительных процессов. У армянских младенцев кожная сыпь наблюдается очень редко. Этот факт я объясняю антисептическим действием соли.

У Абрама отсутствовали черты, характерные для его соплеменников. Хотя он был очень вспыльчивым человеком, его никак нельзя было назвать злопамятным. Вспылив, он быстро остывал и, если чувствовал, что обидел кого-то своим поведением, старался как можно быстрее уладить конфликт. Абрам отличался терпимостью к другим верованиям. Однажды, обсуждая деятельность миссионеров, которые съезжались сюда из разных стран, чтобы наставить местное население "на путь истинный", он сказал: "Не важно, каким богам молится человек, главное, чтобы он обладал верой. Вера - это совесть человека, основы которой закладываются в детском возрасте. Человек, меняющий одну веру на другую, теряет свою совесть, а совесть - это самое ценное в человеке. Если я уважаю совесть человека, а совесть поддерживается верой, то я обязан уважать и его религию. Осуждать чужую религию такой же грех, как разрушать в человеке его совесть".

Елов был необычайно предан своим друзьям. Для человека, к которому он испытывал симпатию, он мог сделать все что угодно. Когда Елов и Погосян подружились, они заботились друг о друге, как родные братья, хотя внешние проявления их дружбы были довольно курьезными. Чем крепче они дружили, тем чаще поддразнивали друг друга, скрывая за внешней грубостью нежность чувств. Некоторые проявления этих дружеских отношений так трогали меня, что я не мог удержать слез, которые невольно навертывались на глаза.

Мне вспоминаются такие случаи. Когда Елову случалось быть в гостях, иногда его угощали какими-нибудь сладостями, которые он, как было принято, должен был съесть тут же, чтобы не обидеть хозяев дома. Однако, даже будучи сладкоежкой, он не ел их сам, а прятал в карман, чтобы отнести По-госяну, причем отдавал их ему, сопровождая свои действия градом насмешек и издевательств.

Обычно это происходило так. За обедом Абрам как будто неожиданно для себя обнаруживал в кармане конфету и предлагал ее Погосяну, говоря: "Как, черт побери, эта гадость оказалась у меня в кармане? Лопай скорей, ты просто чемпион по поеданию всяких гадостей, от которых другие воротят нос". Погосян отправлял конфету в рот со следующей тирадой: "Эти деликатесы не для таких олухов, как ты. Лопай лучше желуди, как твои собратья свиньи". На что Елов отвечал с гримасой отвращения: "Посмотрите, он заглатывает конфеты быстрее, чем карабахский осел жует чертополох, а потом будет бегать за мной как шелудивая собачонка, дожидаясь следующей подачки", И дальше обмен репликами продолжался в подобном же духе,

Обладая феноменальными познаниями в области литературы, он к тому же был полиглотом. Я, владея восемнадцатью языками, чувствовал себя молокососом по сравнению с ним. Прежде чем я успевал выучить несколько слов нового языка, он уже владел им так хорошо, как родным языком. Подтверждением моих слов может служить следующая история.

Скридлов, профессор археологии (о нем я расскажу позже), должен был взять одну археологическую находку на территории Афганистана, но сделать это было невозможно, так как пограничники, как русские, так и афганские и британские, задерживали всякого, пытавшегося пересечь границу. Раздобыв где-то форму британского офицера, Елов надел ее и пошел к британским пограничникам, выдавая себя за английского офицера, который приехал из Индии и хочет здесь поохотиться на туркестанского тигра. Он так отвлек их рассказами об Индии, что мы не спеша перебрались через границу и, захватив то, что нам было нужно, без помех вернулись обратно. Обладая феноменальными знаниями, Елов постоянно пополнял их, не упуская случая узнать что-нибудь новое. Он не поступил в кадетский корпус, как собирался прежде, а поехал в Москву, где блестяще сдал экзамены и был зачислен в Лазаревский институт восточных языков, через несколько лет получил диплом Казанского университета по философии, если не изменяет память.

Так же как и Погосян, имевший особый взгляд на физическую работу, Елов имел свое оригинальное мнение о работе умственной. Так как наш мозг все равно постоянно работает, то, вместо того чтобы заниматься всякой чепухой, лучше увлечь его чем-нибудь полезным. Если все равно приходится тратить умственную энергию, лучше потратить ее с толком. Под влиянием этих убедительных доводов я решил продолжать изучение иностранных языков. Это не только способствовало развитию моего интеллекта и отвлекало от несбыточных мечтаний, но и могло оказаться полезным в моих путешествиях.

Абрам Елов, мой близкий друг, в настоящее время жив и здоров. Он окончательно осел в одном из городов Северной Америки. Мировая война застала его в России, где он претерпел много испытаний и невзгод. Только три года тому назад его племянник доктор Елов приехал из Америки и забрал его с собой.