ЧАСТЬ I. МОЙ ОТЕЦ

В последней четверти прошлого и в начале нынешнего века мой отец был известным ашугом, т.е. поэтом и сказителем по прозвищу Адаш; и хотя он был не профессионалом, а только любителем, но сумел завоевать широкую популярность среди жителей Кавказа и Средней Азии.

Ашугами в Азии и на Балканах называли представителей устного народного творчества, которые сочиняли, декламировали и пели, исполняя перед многочисленными слушателями старинные песни, рассказывали легенды, народные сказки, читали поэмы.

Несмотря на то что в те времена люди, посвятившие себя такому роду деятельности, были, как правило, неграмотны, не имели даже начального образования, они обладали такой памятью и такой богатой фантазией, которые сейчас кажутся невероятными и даже феноменальными.

Ашуги не только запоминали на слух бесчисленные и часто очень длинные сказания и поэмы, но, обладая отличным слухом, путем импровизации создавали прекрасные произведения искусства, подбирая к ним все новые мелодии и ритмы.

Теперь это искусство утеряно, и даже во времена моей молодости молодые люди, обладавшие подобным даром, встречались все реже и реже.

Я имел счастье наблюдать выступления ашугов, которые в те времена были очень известными людьми, и их образы глубоко запечатлелись в моей памяти.

Это произошло потому, что мой отец брал меня, тогда еще совсем ребенка, на их состязания, на которых ашуги, приезжавшие из многих стран, таких, как Персия, Турция, Кавказ и даже из некоторых областей Туркестана, соревновались перед большим количеством зрителей в искусстве пения и импровизации.

Обычно это происходило следующим образом.

Один из участников состязания, выбранный по жребию, начинал петь, сразу подбирая мелодию и задавая своим коллегам канву выступления, которую они и подхватывали, импровизируя каждый на свой лад. Темы имели религиозный и философский характер, или вниманию слушателей предлагались подлинные старинные легенды и предания.

Звучал, как правило, турецкий язык, который был в этих местах общепринятым языком межнационального общения и позволял людям, говорившим на разных диалектах, понимать друг друга.

Такие состязания продолжались неделями и даже месяцами, завершаясь присуждением призов и вручением подарков благодарными зрителями, которые награждали коврами и домашним скотом наиболее отличившихся ашугов.

Я присутствовал на трех таких состязаниях, первое из которых проходило в Турции в городе Ван, второе в азербайджанском городе Карабах и третье - в маленьком городке Субатан под Карсом.

В Александрополе и Карсе, где наша семья жила во времена моего детства, отца часто приглашали на собрания, на которые люди, ценившие его дар, приходили, чтобы послушать песни и сказания в его исполнении.

Там он читал поэму или рассказывал старинную легенду, которую хотели услышать присутствующие.

Часто одного вечера не хватало на то, чтобы завершить повествование, и участники встречи собирались и на следующий день.

По вечерам перед воскресными и праздничными днями, когда нам не нужно было рано вставать, отец рассказывал детям всякие интересные истории про античных героев, читал стихи и неизменно заканчивал одной из сказок "Тысяча и одна ночь", которых он знал так много, что их действительно хватило на тысячу и одну ночь.

Среди самых сильных впечатлений от этих вечерних чтений, оставивших глубокий след в моей жизни, было одно, которое стало духовным откровением, давшим мне возможность постичь непостижимое.

Это впечатление, запавшее мне в душу и выкристаллизовавшееся с течением времени, произвела на меня дискуссия моего отца со своим другом по поводу одной античной легенды.

Это случилось в то время, когда мой отец под давлением жизненных обстоятельств вынужден был стать профессиональным плотником.

Приятель отца часто заходил к нему в мастерскую и просиживал там ночи напролет, обсуждая с отцом значение античных легенд и преданий.

Другом отца был не кто иной, как настоятель Борш, человек, который должен был вскоре стать моим наставником, сформировать мое мировоззрение, сделать из меня то, чем я сейчас являюсь.

Вечером, когда эта дискуссия состоялась, я был в мастерской отца, как и мой дядя, который приехал навестить нас из пригорода, где располагался его загородный дом, окруженный садами и виноградниками.

Мы с дядей сидели в углу на куче стружек и, замерев, слушали пение отца, которое повествовало о вавилонском герое Гильгамеше, и его разъяснения этого произведения.

Спор возник, когда отец закончил 21-й стих этого эпоса, в котором Ут-Напишти рассказывает Гильгамешу историю гибели во время потопа страны Шуруппак.

После этой песни отец остановился, чтобы набить трубку, и сказал, что, по его мнению, легенда о Гильгамеше пришла к нам от шумеров, народа более древнего, чем вавилоняне, и, несомненно, эта легенда в качестве подлинного свидетельства потопа отразилась в иудейской Библии и послужила фундаментом развития христианского мировоззрения с привнесением изменений лишь в отдельные детали.

Отец-настоятель Борш начал возражать, приводя в опровержение этой точки зрения различные аргументы, и вскоре спор стал таким горячим, что они даже забыли отослать меня спать, как это делалось раньше в подобных случаях.

Я с моим дядей были так увлечены этой полемикой, что пролежали, не шелохнувшись, на куче опилок до утра, когда она наконец завершилась и спорщики разошлись.

Эта 21-я песня была повторена в течение ночи столько раз, что запечатлелась в моей памяти на всю жизнь.

То, что закладывалось во мне благодаря сильным впечатлениям, полученным в детстве под влиянием отца, хотя и не было сразу осознано мной, но сказывалось в течение всей моей дальнейшей жизни.

Однажды произошло событие, перевернувшее все в моей душе. Читая журнал, я случайно наткнулся на статью, в которой говорилось о том, что среди руин Вавилона обнаружено несколько табличек с надписями, которым не менее четырех тысяч лет, там же приводился текст надписей с расшифрованным переводом - это был эпос о герое Гильгамеше.

Когда я понял, что это была та самая легенда, которую я в детстве так часто слышал от отца, и особенно когда я прочел 21-й стих этого эпоса, составленный почти в тех же выражениях, которые были уже мне знакомы, я ощутил такое волнение, как будто это событие определяет всю мою будущую жизнь.

Я был потрясен тем, что эта легенда передавалась ашугами из поколения в поколение в течение тысяч лет почти без изменения содержания.

Этот случай раскрыл мне глаза: я понял, какое благотворное влияние оказало на меня общение с моим отцом, и я пожалел, что так поздно осознал великое значение памятников античной литературы.

И была другая легенда, слышанная мной от отца, в ней тоже говорилось о великом потопе в стихотворной форме. Много-много веков тому назад, за целых семьдесят поколений перед последним потопом (здесь нужно иметь в виду, что одним поколением считается период в сто лет), когда на месте суши была вода, существовала великая цивилизация, центром которой был остров Ханаан, он же являлся и центром земли.

Как я узнал из других исторических источников, остров Ханаан располагался там, где находится современная Греция.

Единственными людьми, пережившими первый потоп, были члены существовавшего в те времена братства Имастумов. Имастумами в древней Армении называли выдающихся людей, членов касты, распространенной по всей земле.

Это братство состояло из очень образованных людей, изучавших, кроме всего прочего, астрологию. Как раз перед потопом члены братства расселились во всех уголках земли, чтобы иметь возможность наблюдать за этим феноменом из разных мест. Несмотря на большое расстояние между ними, эти люди поддерживали постоянную связь друг с другом и отправляли всю важную информацию в центр посредством телепатии.

Для этого они использовали специальных медиумов, которые были как бы принимающими аппаратами. Находясь в трансе, эти люди бессознательно принимали и регистрировали информацию, передаваемую им из разных мест земли.

Это, так сказать, точное описание средств связи, существующих в наши дни.

Воспользуюсь представившейся мне возможностью, рассказывая о моем отце, упомянуть о его друге и моем первом наставнике - настоятеле Борше. Я считаю совершенно необходимым описать обычай, установившийся между этими людьми, которые взяли на себя обязательство воспитывать меня, тогда еще совсем ребенка, готовя к сознательной жизни.

Этот обычай, как я понял значительно позже, сыграл огромную роль в моей жизни, в формировании моего образа мышления, моей души.

Они сами называли это кастусилией (kastousilia), словом, пришедшим к нам, видимо, из древней Ассирии, которое мой отец взял из какой-нибудь легенды.

Обыкновенно это происходило так: один из них неожиданно задавал другому вопрос, и тот должен был ответить, сохраняя полное хладнокровие, убедительно и логично.

Например, однажды вечером мой будущий учитель, неожиданно войдя в мастерскую, с порога спросил отца: "А где сейчас находится Всевышний?"

И мой отец ответил невозмутимо: "Он сейчас как раз в Сарыкамыше".

Сарыкамыш - это лесистая местность в районе границы между Россией и Турцией, где растут необычайно высокие сосны, славящиеся по всему Кавказу и Средней Азии.

Получив такой ответ, настоятель осведомился: "А что он там делает?" На это отец ответил, что Всевышний мастерит длинные приставные лестницы и закрепляет счастье на вершинах сосен, так что отдельные люди и целые народы могут подниматься и спускаться по ним.

Эти вопросы и ответы звучали всегда в очень серьезном тоне, даже если один интересовался ценой картофеля, а другой сообщал, что благодаря хорошему урожаю картофель в этом году чрезвычайно дешев.

Только гораздо позже я понял, сколько смысла заключено в этих вопросах и ответах.

Став свидетелем подобных дискуссий, посторонний человек мог подумать, что перед ним два выживших из ума старика, которые находятся вне стен сумасшедшего дома только в результате недоразумения.

Мой отец обладал очень простым и определенным взглядом на то. в чем состоит смысл жизни. Он много раз говорил мне в дни моей юности, что главное для человека - обрести внутреннюю свободу и подготовить себе счастливую спокойную старость.

Он считал совершенно необходимым, чтобы цель, стоящая перед человеком, была проста и понятна и не заключала в себе каких-либо абстрактных умствований. Но достичь этой цели можно, только если в детстве и юности человек усвоит следующие заповеди, которым будет строго следовать в дальнейшей жизни.

Первая - любить своих родителей.

Вторая - оставаться простым человеком.

Третья - быть вежливым со всеми вне зависимости от того, бедны они или богаты, хозяева или слуги. И какую бы религию они ни исповедовали.

Четвертая - любить свою работу ради нее самой, а не за прибыль, которую она приносит.

Мой отец, любивший меня, как своего первенца, больше всех, оказал на мою жизнь особое влияние. Я относился к отцу скорее как к старшему брату, и он, постоянно общаясь со мной, рассказывая различные увлекательные истории, помог развиться моему поэтическому воображению и высоким идеалам.

Мой отец воспитывался в семье греков, чьи предки иммигрировали из Византии, покинув свою родину, чтобы спастись от преследований турков, завоевавших Константинополь.

Сперва они осели в центре Турции, но позже, по нескольким причинам, одной из которых был поиск лучших климатических условий и лучших пастбищ для многочисленных стад домашнего скота, составлявших основу богатства моих предков, они переселились на восточное побережье Черного моря в окрестности города Гюмюшхане, а незадолго до последней русско-турецкой войны, из-за новых преследований их турками, перебрались в Грузию.

В Грузии мой отец отделился от своих братьев, отправившись в Армению, и поселился в городе Александрополе, который прежде, при турках, назывался Гюмри.

При разделе имущества семьи на долю моего отца пришлось несколько стад домашнего скота, что в те времена составляло огромное богатство.

Через один-два года все, что унаследовал мой отец, было потеряно по обстоятельствам, не зависящим от воли человека.

Поселившись в Армении со своей семьей, пастухами и стадами, мой отец стал самым богатым человеком в этой местности, и более бедные семьи передали ему имевшееся у них небольшое количество скота, за что он, по существовавшему здесь обычаю, должен был отдавать им определенное количество масла и сыра.

Таким образом его стадо увеличилось на несколько тысяч голов, но в результате мора, который пришел из Азии и распространился в Закавказье, почти все поголовье пало в течение нескольких месяцев. Немногочисленные оставшиеся животные представляли собой кожу и кости.

Мой отец, беря на свое попечение чужой скот, одновременно взял на себя по местным обычаям всю ответственность за падеж и другие беды, которые могли приключиться, например, при нападении на стадо стаи волков, что случалось здесь довольно часто. Поэтому он был вынужден отдать оставшихся животных в виде компенсации другим людям.

Таким образом, мой отец из богатого человека внезапно превратился в нищего.

В те времена наша семья состояла из шести человек: моего отца, матери, бабушки, которая пожелала доживать свои дни рядом со своим младшим сыном, и троих детей - меня самого, моих младших брата и сестры.

После случившегося несчастья отец был вынужден завести собственное дело, так как содержать семью, привыкшую жить в полном довольстве, было нелегкой задачей. Собрав остатки имущества. в основном домашнюю обстановку, он организовал ломбард и одновременно, согласно местным обычаям, мастерскую по изготовлению всевозможных изделий из дерева.

Но так как мой отец никогда прежде не занимался коммерческой деятельностью и, следовательно, не имел в этой области никакого опыта, его ломбард приносил одни убытки. В конце концов его пришлось закрыть и оставить только мастерскую, специализировавшуюся на производстве небольших деревянных поделок.

Во второй раз неудача постигла отца через четыре года после первого несчастья. Наша семья жила в городе Александрополе в то время, которое совпало с периодом активного восстановления русскими пограничного города Карса, который они захватили.

Решив, что в Карсе можно будет хорошо зарабатывать, и поддавшись уговорам моего дяди, который уже имел в этом городе свой бизнес, отец перевел мастерскую в Карс. Сперва он поехал туда один, потом вернулся за нами.

К этому времени наша семья увеличилась на три "космических аппарата для перерабатывания пищи" в виде трех моих очаровательных сестренок.

Обосновавшись в Карсе, отец сперва отдал меня в греческую школу затем перевел в русскую.

Так как я обладал хорошими способностями и быстро запоминал, мне не приходилось тратить много времени на приготовление уроков, и все оставшееся время я помогал отцу в его мастерской.

Вскоре я даже завел своих собственных клиентов из числа друзей, для которых я делал игрушки и некоторые школьные принадлежности, например, пеналы. Мало-помалу мне стали доверять и более серьезную работу по мелкому ремонту домов.

Несмотря на то что в те времена я был совсем ребенком, я помню все, что тогда происходило, в мельчайших деталях. До сих пор меня восхищает мужество, с которым мой отец встречал все несчастья, которые сыпались на него, как из рога изобилия, и сохранял жизнерадостность и самообладание, оставаясь в душе настоящим поэтом.

Что бы ни случилось, в какие бы трудные обстоятельства мы ни попали, в нашей семье всегда господствовали согласие, любовь и желание помочь друг другу.

Благодаря врожденной способности моего отца черпать вдохновение и радость в самой обыденной жизни он был для нас примером и заряжал нас своим оптимизмом.

Говоря об отце, я не должен обойти молчанием и моего взгляда на то, что называют сверхъестественным. По этому вопросу он имел свое особое мнение.

Однажды, навещая отца, я задал ему один из стереотипных вопросов, которые во время моих многочисленных странствий я часто задавал людям, с которыми меня сводила судьба.

Я попросил его сказать мне без общих фраз и пространного философствования, как лично он считает - бессмертна ли душа?

"Ты хочешь узнать мое мнение? -- спросил он. - Что ж, в такое бессмертие, при котором, как принято считать, душа, отделяясь от тела после смерти человека, существует независимо от него, я не верю.

Я пришел к убеждению, что человек от рождения обладает определенным свойством, благодаря которому в процессе жизни в нем образуется некая субстанция, почти независимая от его физического тела.

Когда человек умирает, эта субстанция продолжает существовать еще некоторое время после отделения от физического тела.

Хотя это "нечто" формируется из того же материала, что и физическое тело человека, оно гораздо более чувствительно к различным видам воздействий. Это доказывает и тот эксперимент, который ты проводил много лет тому назад".

Он имел в виду один из моих опытов, при котором однажды присутствовал, когда я приводил в состояние гипноза различных людей с целью прояснить для себя один интересный феномен.

Я поступал следующим образом: делал из глины и воска фигурку человека, изображавшую моего подопытного, которого я приводил в гипнотическое состояние. Дальше я натирал какую-либо часть тела загипнотизированного человека смесью оливкового и бамбукового масла, затем, удалив часть масла, натирал им соответствующее место глиняной фигурки.

Особенно удивило тогда моего отца то, что, когда я кольнул иглой фигурку в место, смазанное маслом, загипнотизированный человек дернулся, а когда я уколол фигурку сильнее, на соответствующем месте кожи человека выступила капелька крови.

Интересным оказался и тот факт, что испытуемый человек, выведенный из состояния гипноза, не помнил абсолютно ничего, что с ним за это время произошло, и, конечно, не чувствовал боли от "уколов".

Ссылаясь на то, чему свидетелем он был, мой отец сказал: ""Нечто", сформировавшееся в человеке, может самостоятельно реагировать на определенные внешние воздействия".

Отец, занимаясь моим воспитанием, имел определенную систему, глубоко им выношенную и повлиявшую на формирование моей личности самым благотворным образом.

С раннего детства он так формировал мой образ мышления, так развивал мои чувства, чтобы в будущем исключить появление у меня таких черт характера, как привередливость, трусость, робость, зазнайство, вызывающих безволие, безразличие к жизни.

Я очень хорошо помню, как с этой целью он подкладывал мне в кровать животных - мышь и лягушку, позволял мне брать в руки неядовитых змей и даже играть с ними.

Отец учил меня, что человек должен заботиться о своих близких, особенно о старых людях, таких, как моя мать, тетя, и даже пожилых пастухах, которые на нас работали.

Он заставлял меня вставать рано утром, когда детский сон особенно сладок, и идти к роднику. чтобы облиться холодной ключевой водой, а также приучал меня обходиться легкой одеждой даже в холодную погоду.

И как я ни пытался отлынивать от этих легких обязанностей, отец никогда не уступал, хотя был добрым человеком и очень любил меня. Несмотря на то что я очень часто подвергался наказаниям, я вспоминаю его с благодарностью за все то, что он для меня сделал.

Не будь отец так строг и требователен ко мне, я не смог бы, став взрослым человеком, преодолеть все препятствия, которые возникали на моем пути во время длительных странствий.

Отец проявлял требовательность не только ко мне, но и к себе относился не менее строго. Он вел жизнь, педантично подчиненную строгому распорядку.

Например, он всегда ложился спать очень рано, чтобы так же рано вставать на следующее утро, и не изменил этой привычке даже в день свадьбы собственной дочери.

В последний раз я виделся с отцом в 1916 году. Ему было уже 82 года, и при этом он был здоровые полным сил и оптимизма человеком, в его густой бороде белело всего несколько седых волос. Он умер годом позже и не своей смертью.

Это событие, горестное и несправедливое для тех, кто его хорошо знал, случилось во время нелепого взрыва человеческих страстей, когда турки в очередной раз атаковали Александрополь и моя семья вынуждена была бежать, чтобы спастись.

Отец не захотел бросить наш дом на произвол судьбы и, защищая его от турок, был тяжело ранен, вскоре умер и был похоронен несколькими стариками, случайно оказавшимися свидетелями этих событий.

Тексты древних легенд и песен, записанные отцом, были, к несчастью, безвозвратно утеряны во время массовых грабежей и погромов. Его голос, записанный на пленку фонографа, содержащую несколько сотен песен, возможно, уцелел среди вещей, которые мне пришлось оставить в Москве.

Мне будет очень жаль любителей народного фольклора, если эти записи бесследно исчезнут.

Своеобразие личности моего отца, его недюжинный ум будут, несомненно, по достоинству оценены читателями, если я приведу здесь несколько любимых изречений моего отца, которые он часто и очень к месту употреблял в беседе.

В связи с этим очень интересно отметить, что те же самые изречения, если их вставлял в разговор кто-нибудь другой, воспринимались иначе и казались верхом нелепости.

- Не отведав соли, не узнаешь вкус сахара.

- Сутана - хороший покров для глупости.

- Если священник пошел направо, разумный человек должен, не раздумывая, повернуть налево.

- Чтобы признать себя трусом, нужно иметь немало мужества.

- Человека насыщает не наличие пищи, а отсутствие жадности.

- В потемках вошь страшнее тигра.

- Своя ноша не тянет.

- Глуп тот, кто слишком много умничает.

- Болтливая жена хуже тяжелой болезни.

- Счастлив тот, кто не замечает своих несчастий.

- Чингисхан был могущественным человеком, но полицмейстер еще могущественнее.

- Если хочешь стать богатым, подружись с полицией.

- Если хочешь стать знаменитым - подружись с журналистами.

- Если хочешь быть сытым - подружись с тещей.

- Если хочешь жить в мире и спокойствии - подружись с соседом.

- Если хочешь спокойно спать - помирись с женой.

- Если хочешь стать атеистом - подружись со священником.

Чтобы дать вам полное представление о личности моего отца, я должен рассказать о его характере, редко встречающемся среди современных людей и вызывавшем удивление у всякого, кто был с ним хорошо знаком.

С тех самых пор, когда отец внезапно лишился всего своего богатства и был вынужден заняться коммерческой деятельностью, его дела шли так плохо, что все те, кто был в курсе его бизнеса, считали его крайне непрактичным.

И в самом деле, любое коммерческое предприятие, которое организовывал мой отец, несмотря на все его усилия приносило ему одни убытки. Однако так происходило не потому, что он был непрактичным в деловом отношении или не имел способностей к коммерческой деятельности. Причина этих неудач заключалась в его характере.

Свойство его натуры, по-видимому сформировавшееся еще в детском возрасте, я бы определил так: инстинктивная антипатия к возможности строить свое счастье на несчастьях других людей.

Иными словами, будучи очень гордым и честным человеком, мой отец никогда не мог извлекать выгоду из наивности или неопытности своих партнеров. Но большинство из тех, кто окружал его, являясь типичнейшими представителями своего времени, использовали его честность и несуетность для того, чтобы обмануть его самым бессовестным образом.

В самом деле, к моему отцу идеально применимы строки Священного Писания, которые цитируются представителями самых разных вероисповеданий для того, чтобы описать убожество нашей обыденной жизни:

"Если не хочешь быть избитым - бей первым.

Если ты не ударишь - будешь забит до смерти, как Сидорова коза".

Несмотря на то что мой отец часто попадал в сложные ситуации, преодолеть которые было невозможно, и несчастья сыпались на него как из рога изобилия, несмотря на то что он постоянно сталкивался с самыми низменными проявлениями человеческой природы, заставлявшей предполагать, что человек произошел от шакала, - он сохранил доброе, отзывчивое сердце и всегда оставался самим собой.

Отсутствие в его жизни того, что называется материальным благополучием, не тревожило его ни в малейшей степени. Все, что было необходимо моему отцу, - это немного хлеба на обед и тишина в те часы, когда он предавался медитации.

Единственное, что могло его расстроить, - отсутствие свободного времени по вечерам, когда он любил наблюдать за звездами.

Все, что я могу пожелать для себя. это стать таким человеком, каким был мой отец в зрелые годы.

Под давлением обстоятельств, от меня независящих, я был лишен возможности посетить могилу моего дорогого отца, и маловероятно, что я смогу сделать это в будущем, однако, завершая эту главу, посвященную самому дорогому для меня человеку, завещаю своим сыновьям по крови и духу, если судьба дарует им такую возможность, - отыскать одинокую, заброшенную могилу и установить на ней памятник с надписью:

Он принадлежит нам.

Мы принадлежим ему.

Наша близость безмерна.