«Сам процесс контроля порождает беспорядок; но и его противоположность, отсутствие контроля, также порождает беспорядок».

В мире происходит так много ужасного; так много смятения, насилия и жестокости. Что можно сделать, как жить человеку, в этом мире, разодранном на куски, в мире, где так много отчаяния и скорби? И в самом человеке так много смятения и конфликта. Что такое взаимоотношения человека с этим извращённым обществом, где извращён и сам человек? Как нужно жить, чтобы найти хоть какой-то покой и хоть какой-то порядок, одновременно находясь в этом испорченном, распадающемся обществе? Уверен, что вы должны были задать себе эти вопросы; и если найден правильный ответ — что необычайно трудно, — человек сможет, возможно, привнести какой-то порядок в свою жизнь.

Какой ценностью обладает человек, ведущий упорядоченную, разумную, целостную, уравновешенную жизнь в этом мире, который разрушает сам себя и которому постоянно угрожает война? Какую же ценность имеет изменение отдельного человека? Какое воздействие оно может оказать на всё человеческое существование в целом? Я уверен, вы задавали себе эти вопросы. Но думаю, это неправильные вопросы, ведь человек живёт и действует не ради кого-то ещё, не ради пользы общества. Поэтому, как мне кажется, необходимо выяснить, что такое порядок, с тем чтобы не зависеть от обстоятельств, от конкретной культуры — экономической, социальной или любой другой, — ведь если человек не выяснит для себя, что такое порядок, как ему жить без конфликта, жизнь его пройдёт впустую, она не имеет смысла. Поскольку сегодня мы живём в постоянном напряжении и конфликте, жизнь имеет очень мало смысла; по сути, она вообще не имеет никакого значения. Иметь немного денег, ходить на работу, быть обусловленным, повторять слова других людей, иметь очень стойкие, упрямые мнения и догматические верования — во всей этой деятельности очень мало смысла. И так как она не имеет смысла, интеллектуалы во всём мире стараются придать ей какой-то смысл. Если эти люди религиозны, то они придают смыслу жизни особый уклон, если они материалисты — другой уклон, с определённой философией или теорией.

Поэтому представляется очень важным, и не только сейчас, но и во все времена, если быть вообще серьёзным, найти для себя образ жизни, не в качестве теории, в реальной, повседневной жизни найти способ жить без какого-либо конфликта на всех уровнях своего бытия. Чтобы сделать это, человек должен быть серьёзным. И эти встречи не предназначены для философского или религиозного развлечения. Мы здесь для того — если мы серьёзны, а я надеюсь, что это так, — чтобы вместе найти способ жизни, не пользуясь какой-либо особой формулой, теорией, принципом, верой. Общение предполагает совместное участие, совместную работу, совместное творчество, а не просто выслушивание множества слов и идей; мы вообще не имеем дел с идеями. Поэтому с самого начала должно быть абсолютно ясно, что мы здесь очень серьёзно посвящаем свои умы и сердца тому, чтобы понять, может ли человек — то есть вы — жить в полном мире, положив конец всем конфликтам во всех своих взаимоотношениях.

Чтобы выяснить это, необходимо смотреть на себя не с точки зрения определённой философии, определённой системы мысли или конкретной религиозной позиции. Думаю, человек должен от всего этого полностью отказаться, чтобы наш ум мог свободно наблюдать сам себя в своём отношении к обществу, в отношении к нам самим, к нашим семьям, к нашим соседям; ибо только тогда, только в наблюдении того, что на самом деле происходит, появляется возможность выхода за пределы этого. Я надеюсь, что именно это мы и собираемся делать во время наших бесед. Мы не проповедуем новую теорию или новую философию, не приносим никакого религиозного откровения. Нет ни учителя, ни спасителя, ни наставника, ни авторитета — и я действительно имею в виду именно это, — ведь если вы хотите участвовать в том, что говорится, то вам следует также полностью отбросить в сторону и любую форму авторитарности, иерархический взгляд; ум должен быть свободен для наблюдения. Ум не может наблюдать, если вы придерживаетесь какой-либо системы, ориентира, принципа или ограничены какой-либо формой веры. Ум должен быть способен наблюдать. По-видимому, в этом будет заключаться для нас некоторая трудность, ведь для большинства из нас знание превратилось в мёртвый груз, в тяжёлый камень на шее; знание стало нашей привычкой, знание стало нашей обусловленностью. Серьёзный ум должен обладать свободой для наблюдения; он должен быть свободным от этого мёртвого груза — свободным от знания, опыта, традиции, которые являются накоплениями памяти, прошлым.

Итак, чтобы на самом деле наблюдать «то, что есть», чтобы видеть весь смысл «того, что есть», ум должен быть свежим, быть чистым, неразделённым. Из этого вытекает ещё одна проблема: как смотреть без этого разделения — на «я» и «не-я», на «мы» и «они».

Как мы говорили, вы наблюдаете за собой, вы смотрите на себя с помощью слов ведущего беседу. Поэтому вопрос таков: как нужно наблюдать? Я не знаю, задавали ли вы вообще этот вопрос. Как вы смотрите, слушаете, наблюдаете? — не только себя, но и небо, деревья, птиц, своего ближнего, политика. Как вы слушаете и наблюдаете другого, как вы наблюдаете себя? Ключ к наблюдению — в видении вещей без разделения.

Может ли это когда-либо произойти? Всё наше существование разбито на фрагменты. Мы разделены внутри себя, мы противоречивы. Мы живём в разделении — это реальный факт. Один фрагмент из множества других фрагментов полагает, что он способен наблюдать. И хотя за счёт множества связей он получает власть и авторитет, но это всё равно лишь один фрагмент из множества других фрагментов. И этот один фрагмент смотрит и говорит: «Я понимаю; я знаю, что такое правильное действие».

Так как мы разделены, разбиты, противоречивы, между различными фрагментами существует конфликт. Вы знаете это как факт, если вы наблюдали за этим. И мы приходим к выводу, что с этим ничего нельзя сделать, что ничего нельзя изменить. Как из этого разделения создать целое? Нам понятно, что для того чтобы жить гармоничной, упорядоченной, здравой, разумной жизнью, эта фрагментация, это разделение на «ты» и «я» должно прийти к концу. Но мы пришли к заключению, что это невозможно, — это мёртвый груз «того, что есть». Поэтому мы изобретаем теории, мы ожидаем «милости» от чего-то божественного — как бы его ни называли, — чтобы оно пришло и чудесным образом принесло нам избавление. К несчастью, этого не происходит. Или вы живёте в иллюзии, придумывая миф о высшем «я», об Атмане. Это даёт возможность бегства.

Нас легко склонить к побегу, потому что мы не знаем, как из этого разделения сделать целое. Мы говорим не об объединении, поскольку оно подразумевает, что кто-то это объединение осуществляет: один фрагмент соединяет вместе другие. Надеюсь, вы видите трудности, связанные с тем, что мы разделены на множество фрагментов, сознательных и бессознательных. И мы пробуем множество способов. Один из наиболее модных способов— поручить психоаналитику сделать это за вас; или вы анализируете себя сами. Пожалуйста, послушайте внимательно: сушествуют анализирующий и то, что анализируется. Мы никогда не задавались вопросом, кто такой этот анализирующий. Очевидно, что он является одним из множества фрагментов, и он же пытается анализировать всю структуру человека. Но ведь и сам анализирующий — будучи фрагментом — обусловлен. Его анализ имеет несколько аспектов. Прежде всего, любой анализ должен быть завершён — иначе он превращается в камень на шее анализирующего, когда тот начинает анализировать следующий случай, следующую реакцию. Так что память о предыдущем анализе лишь увеличивает бремя. Анализ также предполагает наличие времени; реакций, ассоциаций и воспоминаний, которые надо проанализировать, так много, что на это уйдёт вся ваша жизнь. И к тому времени, когда вы полностью проанализируете себя, — если такое вообще возможно, — вы уже будете одной ногой в могиле.

Это одно из проявлений нашей обусловленности: идея, что мы должны анализировать себя, смотреть на себя интроспективно. В этом анализе всегда есть цензор — тот, кто контролирует, направляет, формирует; существует постоянный конфликт между анализирующим и предметом анализа. Так что вы должны видеть это — не как теорию, не как что-то, что вы накопили как знание; знание превосходно на своём месте, но не тогда, когда вы пытаетесь понять всю структуру вашего существа. Если вы используете знание, полученное путём ассоциации идей и накопления, путём анализа, как средство для понимания себя, тогда вы перестаёте изучать себя. Чтобы изучать, нужна свобода наблюдать без цензора.

Мы можем видеть, как это происходит в нас на самом деле, будучи «тем, что есть», ночью и днём, бесконечно. Если увидеть истину этого — именно увидеть истину, не составить мнение, — увидеть тщетность, зло и напрасную трату энергии и времени, весь процесс анализа приходит к концу. Надеюсь, вы делаете это в тот момент, когда слушаете эти слова. Потому что через анализ продолжается бесконечная цепь ассоциаций; поэтому человек говорит себе: «Измениться невозможно; этот конфликт, это страдание и это смятение — они неизбежны; такова уж жизнь». И человек становится механичным, склонным к насилию, жестоким и глупым существом. Когда человек действительно наблюдает это как факт, он видит истину этого; он может увидеть истину этого, только если на самом деле видит то, что происходит, — «то, что есть». Не осуждайте то, что есть, не рационализируйте его — просто наблюдайте. А наблюдать можно только тогда, когда в вашем наблюдении нет никаких ассоциаций.

До тех пор пока существует анализирующий, должен существовать цензор, порождающий всю эту проблему контроля, регулирования, управления. Я не знаю, осознавали ли вы когда-нибудь, что с момента рождения и до самой смерти мы постоянно контролируем, регулируем себя. Все эти «должен» и «не должен», «следует» и «не следует». Контроль подразумевает приспособление, подражание, следование определённому принципу, идеалу, что в конце концов приводит к этой ужасной вещи под названием респектабельность. Почему человек вообще должен контролировать? — это не означает, что вы полностью утратили всякий контроль. Необходимо понять, что входит в контроль, что с ним связано. Сам процесс контроля порождает беспорядок; но и его противоположность — отсутствие контроля — также порождает беспорядок.

Человек должен исследовать, понимать, наблюдать всё, что входит в контроль и что с ним связано — и увидеть в отношении этого истину; тогда он будет жить жизнью, в которой есть порядок, но нет совершенно никакого контроля. Беспорядок появляется в результате противоречия, вызываемого центром, анализирующим, той сущностью, которая отделила себя от всех прочих фрагментов и старается навязать то, что она считает правильным.

Поэтому человеку нужно понять эту особую форму обусловленности: мы все связаны контролем и формируемся контролем. Не знаю, спрашивали ли вы себя — почему вы вообще что-либо контролируете, регулируете? Вы ведь действительно контролируете, регулируете, управляете, не так ли? Почему? Что заставляет вас контролировать? В чём корень этого подражания, приспособления, подчинения? Очевидно, что одним из факторов является наша обусловленность, наша культура и санкции, даваемые нашей религией или обществом в форме фраз типа «вы должны сделать это» и «не делайте этого». В этом контроле, управлении, всегда присутствует воля, являющаяся формой настойчивого желания, которая контролирует, формирует, направляет. Пожалуйста, пока вы слушаете, наблюдайте это; на самом деле наблюдайте, и вы увидите, как появляется нечто совсем иное. Мы контролируем себя, своё настроение, свои желания, свои потребности, так как это всегда безопасно. В контроле, со всеми его подавлениями и противоречиями, со всей его борьбой и конфликтом, заключена величайшая защита; появляется определённое ощущение безопасности. Он также даёт нам уверенность в том, что мы никогда не потерпим неудачу.

Где есть разделение на контролирующего, управляющего, и контролируемое, управляемое, нет добра и добродетели. Добро несовместимо с разделением. Добродетель — это состояние ума, в котором нет разделения, а потому и контроля, включающего в себя разделение. Контроль подразумевает подавление, противоречие, усилие, потребность в безопасности, и всё во имя добра, красоты и добродетели; но само по себе это — отрицание добродетели, и потому беспорядок.

Итак, может ли человек наблюдать без разделения, без наблюдающего, противостоящего наблюдаемому, без приобретённого наблюдающим знания, которое отделяет его, когда он смотрит? Ибо наблюдающий — враг добра, несмотря на то, что он желает порядка, пытается выработать правильное поведение, жить мирно. Наблюдающий, отделяющий себя от наблюдаемого, — источник всего, что не есть добро. Видите ли вы всё это? Или вы просто интересно проводите субботний день? Знаете, что всё это значит? — когда ум больше не анализирует, а действительно наблюдает, видит непосредственно и потому действует непосредственно? Это значит, что в уме нет вообще никакого разделения — это целостный, единый, а потому здоровый ум. Именно невротик вынужден контролировать себя; когда он достигает уровня полного контроля над собой, тогда, становясь окончательным невротиком, он уже не способен двигаться, он несвободен.

Увидьте истину этого! Истина — это не «то, что есть»; «то, что есть» — это разделение, чёрные и белые, арабы и евреи, весь хаос этого ужасного мира. Разделив себя, ум уже больше не является целостным, здравым, разумным, праведным. И именно из-за этого разделения в самом уме так много в мире беспорядка, насилия, жестокости. Поэтому вопрос теперь следующий: может ли ум наблюдать без разделения — так, чтобы наблюдающий и являлся наблюдаемым? Смотреть на дерево, облако, на красоту этой чудесной весны, смотреть на себя — без груза знания; смотреть на себя и учиться в момент наблюдения, не накапливая знание, чтобы ум всё время оставался свободным для наблюдения. Учится только юный ум, не отягощённый знанием. Учиться — значит наблюдать себя без разделения, без анализа, без цензора, отделяющего хорошее от плохого, отделяющего то, что «должно быть», от того, что «не должно быть». Это — одна из самых важных истин, потому что если вы наблюдаете именно так, ум обнаруживает, что все конфликты прекратились. В этом полное и абсолютное добро. Только такой ум может действовать праведно, и в этом — великая радость, радость, не стимулированная удовольствием.

Мне интересно, захотите ли вы задать какие-нибудь вопросы? Вы должны сомневаться во всём, включая ваши любимые верования, ваши идеалы, ваши авторитеты, ваши священные писания, ваших политиков. То есть необходим определённый скептицизм. Но скептицизм нужно держать на привязи; отпускайте его, когда это необходимо, чтобы ум мог видеть свободно, действовать быстро. Когда вы задаёте вопрос, он должен быть вашей собственной особенной проблемой, не случайным, поверхностным вопросом ради развлечения; это должно быть что-то ваше собственное. Если это так — вы зададите правильный вопрос. Если это правильный вопрос, вы получите правильный ответ, ибо сам акт постановки правильного вопроса содержит в себе ответ. Поэтому — я позволю себе указать вам на это — вы должны задавать правильные вопросы. И тогда, поставив правильный вопрос, мы сможем вместе принять участие в обсуждении этой проблемы. Ваша проблема не отличается от проблем других людей. Все проблемы взаимосвязаны, и если вы сможете понять до конца, целиком, одну проблему, то вы поймёте и все остальные. Так что очень важно задать правильный вопрос. Однако даже если это будет неправильный вопрос, вы обнаружите, что задавая его, вы узнаёте, когда и как задать правильный вопрос. Вам следует делать и то, и другое — тогда мы научимся задавать всегда самый главный, настоящий, истинный вопрос.

Участник беседы: В чём конечное основание или цель человеческого существования?

Кришнамурти: Вы знаете какие-либо цели? Сегодняшняя наша жизнь не имеет смысла и не имеет цели. Мы можем придумать цель, цель совершенства, просветления, достижения высшей формы чувствительности; мы можем бесконечно изобретать теории. И мы попадаем в ловушку этих теорий, превращая теории в свои проблемы. Наша повседневная жизнь не имеет другого смысла и другой цели, кроме как заработать немного денег и вести идиотский образ жизни. Можно наблюдать всё это — не теоретически, а фактически — в самом себе; бесконечная внутренняя борьба, поиски цели, поиски просветления, путешествия по всему свету, особенно в Индию или Японию, с целью изучения техники медитации. Вы можете придумать тысячу целей, но нет необходимости вам куда-либо ехать, в Гималаи, в монастырь или в какой-нибудь ашрам, представляющий собой одну из форм концентрационного лагеря, потому что всё находится в вас самих. Наивысшее, безмерное — в вас, если вы умеете смотреть. Не принимайте на веру, что оно там — это один из глупых фокусов, которые мы проделываем с собой, — что мы есть Бог, что мы «совершенны» и вся прочая несерьёзная болтовня. Тем не менее через иллюзию, через «то, что есть», через измеримое вы находите нечто неизмеримое; но начать вы должны с самого себя — в этом вы сможете открыть для себя, как смотреть. Это значит: смотреть без наблюдающего.

Участник беседы: Не могли бы вы определить, в контексте вами сказанного, что такое контроль в его отношении к сдержанности?

Кришнамурти: Необходимо понимать полное значение слова «контроль», имея в виду не только его словарное значение, но и то, как ум был обусловлен к контролю, контролю, который является подавлением. В нём присутствует цензор, контролёр, разделение, конфликт, ограничение, сдерживание, запрещение. Когда человек осознаёт всё это, ум становится очень чувствительным и потому в высшей степени разумным. Мы разрушили эту разумность, которая есть и в теле, в организме; мы извратили её своими направленными на удовольствие склонностями, потребностями. Кроме того, на протяжении веков ум формировался, контролировался и обуславливался культурой, страхом и верой. Когда человек поймёт это на самом деле, а не теоретически, когда он это осознает, он обнаружит, что чувствительность реагирует на всё очень разумно, без торможения, контроля, подавления и сдерживания. Но необходимо понять структуру и природу контроля, породившего в нас столько беспорядка, — волю, являющуюся главным центром противоречия, а потому и контроля. Смотрите на это, наблюдайте это в своей жизни, и вы увидите всё это и ещё больше. Но если вы превращаете своё открытие в знание, в какой-то мёртвый груз — вы пропали. Потому что знание — накопление ассоциаций, бесконечная цепь. И если ум скован ею, изменение невозможно.

Участник беседы: Не могли бы вы объяснить мне, как ум побеждает тело настолько, что оно может левитировать?

Кришнамурти: Вам действительно это интересно? Не знаю, почему вам хочется покинуть пределы тела. Видите ли, господа, ум постоянно ищет чего-то таинственного, чего-то скрытого, что никто кроме вас не может открыть — и это даёт вам огромное ощущение важности, удовлетворённого тщеславия, престижа — вы становитесь «мистиком». Но есть настоящая тайна, нечто действительно священное — когда вы понимаете всю целостность этой жизни, всё существование целиком. В этом есть великая красота, великая радость. Существует нечто потрясающее, что мы называем неизмеримым. Но вы должны понять измеримое. И неизмеримое не является противоположностью измеримого.

Имеются фотографии людей, которые левитировали. Ведущий беседу видел это — и прочие формы несущественных явлений. Если на самом деле вы интересуетесь левитацией — я не знаю, зачем это вам, но если это так, — вам надо иметь превосходное, в высшей степени чувствительное тело; вы не должны употреблять алкоголь, вы не должны курить, принимать наркотики, есть мясо. Вы должны иметь тело гибкое, здоровое — тело, обладающее своей собственной разумностью, не разумностью, навязанной ему умом. И если вы прошли через всё это, вы, возможно, поймёте, что в левитации нет ничего ценного!

Лондон, 16 мая 1970

«Истина — не «то, что есть», но понимание «того, что есть» открывает дверь, ведущую к истине».

Нам следовало бы обсудить несколько проблем, например, образование, и значение сновидений, а также и то, может ли вообще ум когда-нибудь стать свободным, живя в этом механическом и подражательном мире. Мы можем подойти к этой проблеме, рассмотрев вопрос о том, способен ли ум быть свободным от всякого конформизма. Мы должны исследовать всю проблему существования в целом, не одну её часть, не только техническую сторону жизни, то, как заработать себе на жизнь, но также весь вопрос о том, как изменить общество: возможно ли сделать это с помощью бунта, или есть иной тип внутренней революции, которая неизбежно приведёт к появлению общества иного рода. Я думаю, нам следует вникнуть в это — а затем перейти к вопросу о медитации. Потому что — простите мне мои слова — я не думаю, что вы знаете, что подразумевается под медитацией. Большинство из нас читало об этом или нам говорили, что это такое, и мы пытались заниматься медитацией. То, что ведущий беседу должен сказать о медитации, может весьма сильно отличаться от всего того, что вы знаете, что практиковали или испытали. Невозможно искать истину; поэтому нужно понять смысл поиска. Так что это очень сложный вопрос; медитация требует высочайшей чувствительности, способности к полному безмолвию, способности, не вызванной чем-то внешним, не выработанной, не культивированной. Такое может иметь место или произойти, только когда мы понимаем, психологически, как жить, ведь наша повседневная жизнь проходит в конфликте; она представляет собой серию актов приспособления, подчинения, контроля, подавления, и бунта против всего этого.

Существует общий вопрос, как жить жизнью без насилия любого рода; ведь без действительного понимания насилия, без свободы от него медитация невозможна. Вы можете играть с ней, вы можете поехать в Гималаи, чтобы научиться дышать, правильно сидеть, немного заниматься йогой и думать, что научились медитации, но всё это довольно-таки несерьёзно. Чтобы прийти к тому необычайному, что называется медитацией, ум должен быть совершенно свободен от всякого насилия. Поэтому может оказаться весьма полезным поговорить о насилии и посмотреть, может ли ум действительно быть свободным от него — а не совершать романтический побег в какого-то рода оцепенение, называемое медитацией.

О том, почему человек агрессивен, написано множество книг. Антропологи дают объяснения, и каждый специалист делает это по-своему, опровергая или дополняя то, что большинству из нас известно на уровне рассудка: что люди склонны к насилию. Отправляясь на войну, убивая других, мы считаем, что насилие — только физическое действие. Мы приняли войну как образ жизни. И приняв её, ничего больше не предпринимаем в отношении неё. Случайно или по сердечному убеждению мы можем стать пацифистами в одной части нашей жизни, но для всего остального — мы в конфликте; мы честолюбивы, мы склонны к соперничеству, мы делаем гигантские усилия; эти усилия означают конфликт и, следовательно, насилие. Любое подчинение, любое искажение — намеренное или неосознанное — есть насилие. Дисциплинировать себя согласно определённому шаблону, идеалу, принципу — форма насилия. Любое искажение, без подлинного понимания «того, что есть» и выхода за его пределы, — это форма насилия. И всё же, возможно ли вообще покончить с насилием в самом себе без всякого конфликта, без всякого противодействия?

Мы привыкли к обществу, морали, основанным на насилии. Мы все знаем это. С детских лет учат нас насилию, подражанию, подчинению, сознательно или бессознательно. Мы не знаем, как выбраться из этого. Мы говорим себе, что это невозможно, человек должен действовать насильственно, но насилие можно творить и в перчатках, вежливо, и прочее. Итак, нам нужно рассмотреть вопрос насилия, ведь без понимания насилия и страха — как может быть любовь? Может ли ум, принявший необходимость соответствовать обществу, принципу, общественной морали, которая вовсе не является моралью, ум, наученный религиями верить, — принимая идею Бога или отвергая её, — может ли такой ум освободить себя без всякой борьбы, без всякого сопротивления? Насилие порождает дальнейшее насилие; сопротивление лишь создаёт новые формы искажения.

Можно наблюдать свой собственный ум — не читая книг, не слушая профессоров или «святых». В конечном счёте, это и есть начало самопознания: познавать себя не с помощью какого-либо психолога или психоаналитика, а наблюдением самого себя. Мы видим, как сильно обусловлен наш ум — здесь национализм, расовые и классовые различия и всё прочее. Если человек осознаёт всё это, тогда он сознаёт свою обусловленность, эту обширную пропаганду во имя Бога, коммунизма или чего-то ещё, формирующую нас с детства, в течение многих веков. Осознав это, может ли ум избавиться от обусловленности, освободить себя от всякого приспособления, от подчинения и тем самым получить свободу?

Как это сделать? Как могу я, или вы, стать сознательным — при том, что ум прочно обусловлен, и не только поверхностно, но и в самой его глубине? Как сломать эту обусловленность? Если это невозможно, мы вечно будем жить в подчинении, и даже если есть новый стереотип, новая структура общества, новый набор верований, догм и новая пропаганда, это всё равно подчинение. И чтобы были какие-то социальные перемены, должно быть образование иного типа, такое, чтобы детей не приучали подчиняться, соответствовать.

Итак, вопрос: как уму освободиться от обусловленности? Я не знаю, пытались ли вы когда-либо это сделать, входя достаточно глубоко в это, не только на сознательном уровне, но и в более глубоких слоях сознания. Есть ли в действительности разделение между этими уровнями? Или это единое движение, но мы осознаём лишь движение на поверхности, приученное соответствовать требованиям данного общества или культуры?

Как уже говорилось недавно, мы не просто слушаем некий набор слов — потому что это не имеет никакого смысла. Но отзываясь на то, что говорится, принимая участие в этом и работая вместе, вы сами поймёте, как нужно наблюдать это целостное движение без разделения; потому что там, где существует разделение любого типа, — расовое, интеллектуальное и эмоциональное, разделение на противоположности, «я» и «не-я», высшее «я» и низшее «я», и всё такое прочее, — это разделение неизбежно вызывает конфликт. Конфликт — это пустая трата энергии, а чтобы понять всё, что мы обсуждаем, вам нужен очень большой запас энергии.

Будучи настолько обусловленным, как может ум наблюдать сам себя без разделения на наблюдающего и предмет наблюдения? Пространство между наблюдающим и наблюдаемым, расстояние, временной интервал, есть противоречие и самая суть разделения. Поэтому когда наблюдающий обособляет себя от объекта наблюдения, он не только действует как цензор, но он также порождает двойственность, а значит и конфликт.

Итак, может ли ум наблюдать себя без разделения на наблюдающего и наблюдаемое? Вы понимаете проблему? Когда вы наблюдаете, что вы ревнивы, завистливы — что встречается очень часто — и осознаёте это, всегда есть наблюдающий, который говорит: «Я не должен ревновать». Или этот наблюдающий обосновывает ревность, оправдывая её, не так ли? Существуют наблюдающий и наблюдаемое; и первый рассматривает ревность как нечто отдельное от себя — как то, что он пытается контролировать, от чего пытается избавиться; так что есть конфликт между наблюдающим и наблюдаемым. Наблюдающий — один из многих составляющих нас фрагментов.

Есть между нами общение? Вы понимаете, что мы подразумеваем под общением? Это совместное проникновение, не просто понимание слов, интеллектуальное видение смысла. Не существует интеллектуального понимания чего бы то ни было; особенно когда речь идёт о самых существенных человеческих проблемах.

Итак, когда вы действительно поймёте истину, что любое разделение неизбежно порождает конфликт, вы увидите, что это пустая трата энергии и потому вызывает искажение и насилие, и всё прочее, что неизбежно следует за конфликтом. Если вы на самом деле понимаете это — и не на уровне слов, но в действительности, — тогда вы поймёте, как можно наблюдать без временного интервала и без пространства, разделяющего наблюдающего и наблюдаемое; тогда вы увидите, как наблюдать обусловленность, насилие, угнетение, жестокость — все эти ужасные вещи, происходящие в мире и в вас самих. Делаете ли вы это во время беседы? Не спешите говорить «да», ведь это одна из самых трудных вещей — наблюдать без наблюдающего, без использующего слова, без некой сущности, наполненной знанием, которое есть прошлое, без расстояния между наблюдающим и наблюдаемым предметом. Делайте это — наблюдайте дерево, облако, красоту весны, новый листок — и вы увидите, как это удивительно. Но тогда вы поймёте, что вы никогда не видели это дерево прежде, никогда!

Наблюдая, вы всегда делаете это, имея образ или с помощью образа. У вас всегда есть образ в виде знания, когда вы смотрите на дерево или на свою жену или мужа; у вас уже есть образ того, что она или он собой представляет, образ, сформировавшийся за двадцать, тридцать или сорок лет. Так что один образ смотрит на другой образ, и у них свои отношения; и поэтому подлинных отношений нет. Признайте этот очень простой факт: практически на всё в жизни мы смотрим с образом, с предубеждением, с предвзятым мнением. Мы никогда не смотрим свежим взглядом; наш ум никогда не бывает юным.

Поэтому мы должны наблюдать себя — мы являемся частью насилия — и безмерный поиск удовольствия с его страхами, разочарованиями, мукой одиночества, отсутствием любви, отчаянием. И чтобы наблюдать всю эту структуру самого себя без наблюдающего, видеть её такой, какова она есть, без малейшего искажения или оценки, осуждения, сравнения — всё это является движением наблюдающего, движением «я» и «не-я», — требуется высочайшая дисциплина. И это слово «дисциплина» мы используем не в смысле подчинения или принуждения; это не дисциплина, достигаемая поощрением и наказанием. Чтобы наблюдать что-либо — свою жену, своего соседа или облако, — человек должен иметь очень чувствительный ум; само это наблюдение порождает свою собственную дисциплину, не являющуюся подчинением. Поэтому высочайшей формой дисциплины является отсутствие дисциплины.

Таким образом, наблюдать то, что называется насилием, без разделения, без наблюдающего, видеть обусловленность, структуру веры и мнения, предубеждения, это значит видеть самого себя, иначе говоря, «то, что есть». Когда вы наблюдаете это, и присутствует разделение, вы говорите: «Это изменить невозможно». Человек жил так на протяжении тысячелетий, и вы продолжаете жить так же. Фраза «это невозможно» лишает человека энергии. Только когда вы видите возможное в наивысшей форме, у вас имеется достаточный запас энергии.

Поэтому человек должен наблюдать действительно «то, что есть» — не образ «того, что есть», имеющийся у вас, а то, каким вы на самом деле являетесь; никогда не говоря «это ужасно», или «это прекрасно». Вы познаёте себя только через сравнение. Вы говорите: «Я туп», — сравнивая себя с кем-то очень разумным, очень живым. Вы пробовали когда-нибудь жить, не сравнивая себя с кем-то или с чем-то? Какой вы тогда? Тогда то, какой вы, — «то, что есть». Тогда вы можете выйти за пределы этого и выяснить, что такое истина! Итак, весь вопрос освобождения ума от обусловленности заключается в том, как ум наблюдает. Не знаю, задавали ли вы себе когда-нибудь вопрос, что такое любовь, думали ли вы об этом, исследовали ли это. Любовь — это удовольствие? Любовь — желание? Любовь — нечто, требующее культивирования, нечто уважаемое обществом? Если это удовольствие, что, похоже, вытекает из всего нами наблюдаемого, — не только сексуальное, но и моральное удовольствие, удовольствие от достижения, от успеха, удовольствие оттого, что вы становитесь кем-то, что кем-то являетесь, подразумевающее соперничество и подчинение, — разве это любовь? Честолюбивый человек, даже тот, кто говорит: «Я должен найти истину», кто гонится за тем, что считает истиной, — может ли он знать, что такое любовь?

Не подойти ли нам к этому вопросу разумно? — то есть через понимание того, чем любовь не является; отрицанием прийти к положительному. Отвергая то, что не есть любовь. Ревность — не любовь; воспоминание об удовольствии, сексуальном или другом, — не любовь; культивирование добродетели, постоянное усилие в попытке быть благородным — тоже не любовь. Когда вы говорите: «Я люблю тебя», — что это означает? Образ её или его, который у вас есть, сексуальное удовольствие и всё, что оно в себя включает, утешение, общение, бегство от одиночества, боязнь одиночества и постоянное стремление быть любимым, обладать, принадлежать кому-то, господствовать, утверждаться, быть агрессивным — любовь ли всё это? Если вы видите абсурдность этого — не на словах, а на самом деле, как оно есть, — всю эту бессмыслицу, которую говорят о любви, — любовь к своей стране, любовь к Богу, — когда видите всю чувственность этого — мы не осуждаем секс, а наблюдаем его, — когда вы действительно наблюдаете это таким, как оно есть, вы понимаете, что ваша любовь к Богу возникает из-за страха, что ваша воскресная религия — это страх. Полное наблюдение этого предполагает отсутствие разделения. Где нет разделения, там добродетель; вам нет необходимости культивировать добродетель. Так может ли ум, включающий рассудок, всю структуру, полностью наблюдать то, что он называет любовью, — со всем его злом, мелочностью и буржуазной посредственностью? Для такого наблюдения должно быть отрицание всего того, чем любовь не является.

Знаете, между радостью и удовольствием есть большая разница. Вы можете культивировать удовольствие, постоянно думать об удовольствии и получать его всё больше и больше. Вчера вы испытали удовольствие, и вы можете думать о нём, пережёвывать его — и вы захотите, чтобы завтра оно вновь повторилось. В удовольствии есть мотив, в котором присутствуют собственничество, господство и подчинение — и всё такое прочее. Подчинение приносит большое удовольствие — Гитлер, Мусолини, Сталин и другие заставляли людей подчиняться, потому что это даёт безопасность и уверенность. И когда вы видите всё это, когда вы свободны от этого — на самом деле, не на словах, но так, чтобы никогда не завидовать, никогда не господствовать, не принадлежать, — когда ум отмёл всё это, только тогда вы знаете, что такое любовь, — вам не надо искать её.

Если ваш ум понял значение слова любовь, вы обязательно спросите: что такое смерть? Ибо любовь и смерть идут вместе. Если ум не знает, как умирать для прошлого, он не знает, что такое любовь. Любовь — не от времени, это не то, что запоминаемо, нельзя запомнить радость и культивировать её; она приходит без приглашения.

Итак, что такое смерть? Не знаю, наблюдали ли вы когда-нибудь смерть, но не чью-то, а свою собственную. Это одна из самых трудных вещей: не отождествлять самого себя с чем-то. Большинство из нас отождествляет себя со своей мебелью, со своим домом, со своей женой или мужем, со своим правительством, страной, с собственным образом, который у нас есть в отношении самих себя, отождествляет себя с чем-то большим — и это большее может быть более высокой ступенью рода или племени, нацией; или отождествляете себя с определённым качеством или образом. Прекращение отождествления себя со своей мебелью, знанием, опытом, со своей техникой или специальным знанием, если вы учёный или инженер, — это форма смерти. Сделайте это как-нибудь, и тогда вы поймёте, что это означает: не горечь, не безнадёжность, не отчаяние, но удивительное чувство — ум, который полностью свободен для наблюдения и, следовательно, живёт.

К несчастью, мы разделили жизнь и смерть. Чего мы боимся, так это «не жить» — мы боимся прекращения этого «существования», которое мы называем жизнью. И когда вы не теоретически, а на самом деле рассмотрите, что представляет собой это существование, и понаблюдаете его, пользуясь глазами, ушами, всем, что у вас есть, вы увидите, насколько оно фальшиво, как оно мелко, ограниченно, незначительно; вы можете иметь «Роллс-Ройс», огромный дом, прекрасный сад, титул, степень, но ваша внутренняя жизнь — непрекращающееся сражение, постоянная борьба, с противоречиями, с противоборствующими страстями, с многочисленными желаниями.

Именно это мы и называем жизнью и за это цепляемся. Всё, что кладёт этому конец, — если только вы не отождествляетесь в огромной степени со своим телом, — мы называем смертью; хотя и физическому организму приходит конец. И в страхе перед концом мы окружаем себя различными верованиями. Все они — включая веру в перевоплощение — лишь бегство. Что важно, так это то, как вы живёте сейчас, а не то, кем вы будете в следующей жизни. Тогда вопрос: может ли ум полностью жить вне времени? Человек должен по-настоящему понять проблему прошлого, прошлого как «вчера», которое через «сегодня» формирует «завтра» из того, что было вчера. Так может ли ум — который есть результат времени, эволюции — быть свободным от прошлого? — что и значит умереть. Только ум, познавший это, может прийти к тому, что мы называем медитацией.

Без понимания всего этого попытка медитировать — просто детская игра воображения.

Истина — это не «то, что есть», но понимание «того, что есть» открывает дверь, ведущую к истине. Если вы не поняли — на самом деле, всем вашим сердцем, умом, рассудком, чувствами — «того, что есть», не поняли того, какой вы есть, вы не можете понять, что такое истина.

Участник беседы: Всё, что вы говорите в этом зале, становится таким простым и понятным. Но когда я выхожу наружу, я снова в растерянности — и не знаю, что мне делать, когда я один.

Кришнамурти: Взгляните, сэр: всё, что говорит ведущий беседу, очень просто. Он указывает вам на «то, что есть» — оно ваше, оно не только в этом зале, оно не остаётся с ведущим беседу; он не занимается никакой пропагандой, он ничего от вас не хочет, ни вашей лести, ни ваших выпадов, ни ваших аплодисментов. Это всё ваше: ваша жизнь и ваше страдание и ваше отчаяние; вы должны понять это, но не обязательно здесь и сразу же, потому что здесь вы загнаны в угол, вы обращены к себе, быть может, всего лишь на несколько минут. Но когда вы покидаете этот зал — вот тогда всё и начинается! Мы не пытаемся повлиять на вас, заставив действовать, думать, что-то делать, — это было бы пропагандой. Но если вы слушаете сердцем и умом, который осознаёт, не подвергается влиянию, если вы наблюдаете, то когда выйдете отсюда, это останется с вами где бы вы ни были, ибо это ваше, вы поняли.

Участник беседы: Какова роль художника?

Кришнамурти: Разве художники так сильно отличаются от других людей? Почему мы делим жизнь на учёных, художников, домохозяек, врачей? Художник может быть чуть более чувствительным, более наблюдательным, более живым, но у него тоже есть свои человеческие проблемы. Он может создавать прекрасные картины, писать чудесные стихи, делать что-то своими руками, но он всё равно остаётся человеческим существом, обеспокоенным, испуганным, завистливым, честолюбивым. Как вообще «художник» может быть честолюбивым? Если он честолюбив — это уже не художник. Скрипач или пианист, использующий свой инструмент ради денег, завоевания престижа — просто подумайте об этом — это не музыкант. Или учёный, работающий на правительство, на общество, на войну, — это учёный? Такой человек, ищущий знания и понимания, становится испорченным, как и все остальные люди. Он может быть гением в своей лаборатории или чудеснейшим образом выражать себя на холсте, но и он, как и другие, лишён внутренней целостности, мелочен, фальшив, беспокоен, испуган. Несомненно, настоящий художник, человек, индивид — целостное, неразделённое, законченное существо. Индивид означает неразделённый; но мы не таковы — мы расколотые, разделённые на части человеческие существа — бизнесмен, художник, врач, музыкант. И потому ведём жизнь... О, нет надобности описывать её, вы всё знаете.

Участник беседы: Сэр, что является критерием при выборе среди различных возможностей?

Кришнамурти: Почему вы вообще выбираете? Когда вы видите что-то очень отчётливо, зачем вам нужен выбор? Прошу вас, прислушайтесь к этому. Выбирает только смущённый, неуверенный, неясный ум. Я не имею в виду выбор между красным и чёрным — речь идёт о психологическом выборе. Если вы не в смятении, зачем вам выбирать? Если вы видите что-то очень отчётливо, без всякого искажения, есть ли необходимость в выборе? Здесь нет альтернатив; они появляются, когда вам приходится выбирать между двумя материальными дорогами — пойти одним путём или другим. Но альтернативы существуют также и в уме, когда он внутренне разделён, находится в смятении, поэтому он в состоянии конфликта, поэтому он склонен к насилию. Именно пропитанный насилием ум говорит, что он будет жить в мире, и в своей реакции он становится насильственным. Но когда вы видите всю природу насилия очень отчётливо, от его наиболее жестоких до едва заметных форм, вы свободны от него.

Участник беседы: Когда мы способны видеть всё это?

Кришнамурти: Наблюдали ли вы всё дерево целиком, во всей его целостности?

Участник беседы: Не знаю.

Кришнамурти: Сделайте это как-нибудь, сэр, если вас интересуют подобные вещи.

Участник беседы: Мне всегда кажется, что я это делал, но лишь до следующей с ним встречи.

Кришнамурти: Чтобы понять это, давайте начнём с дерева, которое является наиболее объективным предметом. Наблюдайте его полностью, то есть без наблюдающего, без разделения, что однако не означает, что вы должны отождествлять себя с деревом, вы не можете стать им, это было бы слишком нелепо. Но наблюдать — это смотреть на дерево без разделения между вами и деревом, без пространства, которое создаёт «наблюдающий» своим знанием, своими мыслями, своим предвзятым мнением относительно этого дерева; наблюдение несовместимо с состоянием гнева, ревности, отчаяния — или с тем, что мы называем надеждой и что, будучи противоположностью отчаяния, надеждой не является. Когда вы его наблюдаете, видите его без разделения, без этого расстояния, вы способны понять всю его целостность.

Если вы наблюдаете свою жену, друга, мужа или что угодно, если смотрите на них без образа, являющегося накоплением прошлого, то вы увидите, какие происходят удивительные вещи. Вы никогда за всю свою жизнь не видели ничего подобного. Но полнота наблюдения подразумевает отсутствие разделения. Чтобы избавиться от дистанции между наблюдающим и наблюдаемым, люди принимают Л.С.Д. и другие наркотики. Я этого никогда не делал; ведь как только вы вступаете в эту игру, всё кончено, вы навсегда попадаете в зависимость от них, и это приводит к беде.

Участник беседы: Каково отношение между мыслью и реальностью?

Кришнамурти: Что такое мысль по отношению к времени, по отношению к измеримому и неизмеримому? Что такое мысль? Очевидно, что мысль — реакция памяти. Если бы у вас не было памяти, вы бы вообще не смогли думать, вы бы впали в состояние амнезии. Мысль всегда стара, мысль никогда не может быть свободной, мысль никогда не может быть новой. Когда мысль молчит, возможно подлинно новое открытие, но мысль не способна открыть ничего нового. Вам понятно это? Пожалуйста, не соглашайтесь со мной. Когда вам задаётся вопрос, и этот вопрос вам знаком, вы реагируете немедленно. «Как вас зовут?» — вы сразу отвечаете. «Где вы живёте?» — вы отвечаете мгновенно. Однако более сложный вопрос требует времени — и в этом временном интервале мысль ищет, пытается вспомнить.

Итак, в своём желании найти истину мысль всегда оперирует терминами прошлого. В этом и состоит трудность поиска. Когда вы ищете, вы должны уметь узнать найденное — и всё, что вы находите, пользуясь приёмами узнавания, является прошлым. Поэтому очевидно, что мысль есть время, — это так просто, не правда ли? Вчера вы испытали большое наслаждение, думаете о нём, и хотите, чтобы оно повторилось завтра. Мысль, думая о чём-то, что доставило удовольствие, хочет повторения этого завтра; поэтому «завтра» и «вчера» образуют временной интервал, в котором вы намереваетесь получить это удовольствие, в котором вы будете думать о нём. Поэтому мысль есть время. И мысль никогда не может быть свободной, так как мысль есть реакция прошлого. Как может мысль понять что-нибудь новое? Это возможно только когда ум полностью безмолвен. Но безмолвен не потому, что хочет найти нечто новое, так как тогда это безмолвие обусловлено мотивом и потому безмолвием не является.

Если вы понимаете это, вы поняли всё, что нужно, и даже ответили на свой вопрос. Видите ли, мы постоянно используем мысль, чтобы искать, спрашивать, исследовать, смотреть. Вы полагаете, мысль может познать, что такое любовь? Мысль может познать удовольствие от того, что она называет любовью, и требовать это удовольствие вновь во имя любви. Однако мысль, будучи продуктом времени, продуктом меры, не имеет возможности понять того, что не является измеримым, мысль не может встретиться с ним. Так что тогда возникает вопрос: как заставить мысль замолчать? Этого вы не можете. Возможно, мы займёмся этим в другой раз.

Участница беседы: Нуждаемся ли мы в правилах, по которым мы должны жить?

Кришнамурти: Мадам, вами не услышано ничего из того, что я говорил во время этой беседы!

Кто будет устанавливать такие правила? Церкви делали это, тиранические правительства делали это, или вы сами устанавливали правила своего поведения. И вам известно, что это означает, — борьбу между тем, какой по вашему мнению вам следует быть, и тем, какая вы есть. Что важнее: понять какой вы должны быть или какая вы есть?

Участница беседы: Какая я есть?

Кришнамурти: Давайте посмотрим. Я говорил вам, что вы такое — ваша страна, ваша мебель, ваши образы, ваши амбиции, ваша респектабельность, ваша раса, ваши черты характера и предрассудки, ваши навязчивости — вы знаете, что вы такое! Через всё это вы хотите найти истину, Бога, реальность. И поскольку ум не знает, как быть свободным от всего этого, вы изобретаете что-то, внешний фактор, или приписываете жизни смысл.

Поэтому когда вы понимаете природу мысли, осознаёте её не на уровне слов, а на самом деле, и если у вас имеется предубеждение, посмотрите на него, и вы увидите, что ваши религии — это предрассудок, что отождествление со страной — тоже предрассудок. У нас так много мнений, так много предубеждений; просто наблюдайте одно из них полностью вашим сердцем, умом, с любовью — заботьтесь о нём, посмотрите на него. Не говорите «Я не должна» или «Я должна», просто смотрите. И тогда вы поймёте, как жить без предубеждений. Истину способен увидеть лишь ум, свободный от предубеждения и конфликта.

Лондон, 27 мая 1970

«Религиозный ум есть свет для самого себя. Его свет не зажигается никем другим — зажжённая другим свеча может быть погашена очень быстро».

 Должны ли мы говорить о медитации? Говорить о чём-то и делать это — совершенно разные вещи. Если мы собираемся углубляться в эту сложную проблему, нам следует не только понять смысл слов, но также, мне кажется, пойти дальше слов. Медитация включает в себя несколько аспектов. Чтобы действительно понять её, чтобы осуществлять её на деле — не просто на уровне интеллекта, или слов, или теории, — требуется особый род серьёзности, в которой должны быть изрядное количество разумности и юмора.

Прежде всего, нужно исследовать, что такое религиозный ум; не что такое религия, но каково качество ума и сердца, являющихся религиозными. Человек может придать множество значений слову «религия», в зависимости от своей обусловленности, либо принимая её эмоционально, сентиментально или благочестиво, либо полностью отрицая весь смысл религиозной позиции, религиозный образ жизни, как делают очень многие. Порой человеку даже бывает стыдно говорить о религиозных вопросах. Однако религиозный ум не имеет ничего общего с верой в Бога — у него нет никакой теории, философии, или умозаключения, потому что у него нет страха, а поэтому нет и никакой нужды в вере.

Религиозный ум трудно описать — описание никогда не станет описываемым предметом. Но если вы чувствительны, сознательны и серьёзны, вы можете почувствовать свой путь к нему.

Прежде всего, человек не должен принадлежать ни к какой организованной религии. Это, я думаю, очень трудно для большинства людей; они стремятся уцепиться за какую-нибудь надежду, за веру, за какую-нибудь теорию, за умозаключение или же за свой собственный опыт, придавая ему религиозное значение. Всякая привязанность, а значит и зависимость от своего личного, тайного переживания или от опыта, накопленного так называемыми святыми, мистиками, или вашим личным гуру или учителем, всё это должно быть целиком и полностью отброшено. Надеюсь, что сейчас вы делаете это, ведь религиозный ум не обременён страхом, он не ищет безопасности и удовольствия ни в какой форме. Для того чтобы выяснить, что такое медитация, абсолютно необходим ум, не отягощённый опытом. В жажде переживаний лежит путь к иллюзии.

Не искать переживаний ни в какой форме — это очень трудно; наша жизнь настолько механистична, настолько неглубока, что мы стремимся к более глубоким переживаниям, потому что нам надоела поверхностность жизни. Мы хотим, или, скорее, мы жаждем что-то, что имело бы смысл, полноту, глубину, красоту, очарование — и ум поэтому ищет. И он найдёт то, что ищет; однако найденное им не будет истиной. Принимаете ли вы всё это, или вы отвергаете это? Пожалуйста, не принимайте и не отвергайте — это не вопрос вашего или моего удовольствия, потому что в нём нет какого-либо авторитета, ни авторитета ведущего беседу, ни чьего-либо ещё. Видите ли, большинство из нас стремится иметь кого-то, кто мог бы вести нас за собой, направлять, помогать нам, — и мы отдаём свою веру этому человеку, этому идеалу, принципу, образу, проникаемся доверием к нему. Поэтому мы зависим от другого. Ум, зависящий от авторитета и тем самым не способный остаться в одиночестве, не способный понимать, смотреть на всё прямо, непосредственно, такой ум неизбежно боится пойти не туда, не сделать того, что нужно, не достигнуть экстаза, ему обещанного, или на который он сам надеется. Надо покончить со всеми подобными формами авторитета — это будет означать отсутствие страха, зависимости от другого (нет никакого гуру), будет означать ум, который не ищет переживаний. Потому что если человек ищет переживаний, это указывает на то, что он хочет большего удовольствия, называйте его как вам нравится — экстазом, наслаждением, поиском истины или обретением просветления.

Кроме того, откуда ищущий узнаёт, что именно он нашёл и является ли найденное истиной? Способен ли ищущий, занятый поиском ум найти что-то живое, движущееся, не имеющее пристанища? Религиозный ум не принадлежит ни к какой группе, секте, вере, церкви, ни к какому организованному цирку; и потому он способен смотреть на вещи непосредственно и понимать их сразу же. Таков религиозный ум, ибо религиозный ум есть свет для самого себя. Его свет не зажигается никем другим — зажжённая другим свеча может быть погашена очень быстро. Большинство наших верований, догм, ритуалов — это результат пропаганды, не имеющей ничего общего с религиозной жизнью. Религиозный ум — это свет для самого себя, и потому для него нет ни наказания, ни награды.

Медитация — это полное опустошение ума. Содержимое ума — результат времени, того, что называется эволюцией; оно — результат тысячи переживаний, огромного накопления знания, воспоминаний. Ум так отягощён прошлым, потому что всё его знание есть прошлое, весь опыт есть прошлое, а память — результат накопления тысячи переживаний, и всё это — известное. Может ли ум, являющийся как сознательным, так и бессознательным, полностью опустошить себя от прошлого? В этом — всё движение медитации. Если ум осознаёт себя — без всякого выбора, — видит целиком своё движение, может ли это осознание полностью очистить ум от известного? Ведь если есть хоть какой-нибудь остаток прошлого, ум не может быть чистым, невинным. Таким образом, медитация — это полное опустошение ума.

О медитации говорится так много, особенно на Востоке; так много школ существует, так много методик и книг, в которых описывается, как нужно медитировать, какие действия выполнять. Как узнать, истинно или ложно то, что говорится? Когда ведущий беседу говорит, что медитация — это полное опустошение ума, откуда вы знаете, что это истинно? Что подсказывает вам? Ваше личное предубеждение, какая-то ваша особенность, проявляющаяся в том, что вам нравится лицо говорящего или его репутация, или дело в том, что он вызывает определённую симпатию, определённое расположение? Откуда вы знаете? Нужно ли вам пройти все системы, все школы, иметь учителей, обучающих медитации, для того чтобы понять, что это такое? Или же вы можете выяснить это, не прибегая к помощи всех этих людей, указывающих вам, что делать?

Я говорю это без всякой догматичности: не слушайте никого — включая и ведущего беседу, особенно его, — ведь вы очень легко поддаётесь влиянию, поскольку все хотите чего-то, страстно чего-то желаете — просветления, радости, экстаза, рая; вас очень легко пленить. Следовательно, выяснять вы должны полностью самостоятельно. Поэтому нет необходимости ехать в Индию или в Дзен-Буддийский монастырь, чтобы медитировать или чтобы посмотреть на какого-то учителя, потому что если вы знаете, как смотреть, всё уже есть в вас самих. Полностью отбросьте прочь всякий авторитет, перестаньте смотреть на других, потому что истина не принадлежит никому, она не чья-то личная собственность. Медитация не является частным, личным удовольствием или переживанием.

Легко видеть, что человеку необходима величайшая гармония ума, сердца и тела, если можно принять такое разделение — психосоматически, если хотите. Очевидно, что гармония должна быть абсолютно полной, ибо если имеется какое-либо противоречие, какое-либо разделение, имеется и конфликт. Конфликт — это самая суть потери энергии, а для медитации вам нужно огромное количество энергии. Поэтому необходима гармония, чтобы ум, мозг, организм и глубины сердца составляли единое целое, не разбитое на части; вы сами можете это понять, нет необходимости учить вас этому. Как такую гармонию создать — совсем другое дело. Полная гармония означает необычайную чувствительность ума и организма, поэтому нужно надлежащим образом вникнуть в вопрос диеты, упражнений и образа жизни. И поскольку мы не желаем ни думать об этом, ни вникать в это, мы и обращаемся к кому-то, кто скажет нам, что делать. Но если мы смотрим на кого-то другого, мы ограничиваем свою энергию, ведь тогда мы спрашиваем, возможно это или это невозможно. Если мы говорим, что это невозможно, то наша энергия ограничивается ещё больше; если говорим, что это возможно с точки зрения того, что мы уже знаем, энергия остаётся очень маленькой, и так далее.

Итак, ясна необходимость полной гармонии, ибо если есть какое-либо несоответствие, имеется и искажение. И нужна дисциплина. Дисциплина означает порядок — не подавление, не соответствие принципу, идее, выводу, системе, методу.

Порядок — это не план, не шаблон, согласно которому вы живёте. Порядок приходит, только когда вы понимаете весь процесс беспорядка, двигаясь через негативное и приходя к позитивному. Наша жизнь представляет собой беспорядок, то есть противоречие — мы говорим одно, делаем другое и думаем ещё нечто совершенно иное. Это — фрагментарное существование, и в этой фрагментации мы пытаемся найти некий порядок. Мы полагаем, что порядок возникает через дисциплину и контроль. Ум, который контролируется, дисциплинируется в смысле соответствия шаблону, установленному либо самим человеком, либо обществом и определённой культурой,— такой ум несвободен, это — искажённый ум. Поэтому необходимо исследовать проблему беспорядка. И через понимание того, что такое беспорядок, как беспорядок возникает, приходит порядок — как нечто живое.

В чём же сама суть беспорядка? Наша жизнь беспорядочна, разделена; мы живём жизнью, разделённой на различные секции; мы не представляем собой целостной, единой сущности. Основа беспорядка — противоречие, и когда в нас есть противоречие, должно быть и усилие и потому беспорядок. (Это очень просто. Вы, вероятно, не любите простых вещей. Человек способен всё это очень усложнить!) Мы видим, как беспорядочна наша жизнь, как противоречия между различными желаниями, целями, умозаключениями и намерениями борются друг с другом; пропитанные насилием, мы хотели бы жить в мире; оставаясь честолюбивыми, склонными к соперничеству, мы говорим, что мы любим; будучи эгоцентричными, эгоистичными, ограниченными, мы говорим о всеобщем братстве. Мы притворяемся, и в этом заключается огромное лицемерие.

Поэтому порядок необходим, и само понимание беспорядка устанавливает свою собственную дисциплину, то есть порядок, в котором нет ни подавления, ни подчинения. Надеюсь, ведущий беседу выражается понятно, по крайней мере на уровне слов. Дисциплина означает, что человек учится — не накапливает механическое знание, а изучает ту лишённую порядка жизнь, которую он ведёт, — и поэтому ни в какой момент он не приходит ни к какому выводу, умозаключению. Большинство наших действий основано именно на умозаключениях, идеалах или приближении к идеалу. Поэтому наши поступки всегда противоречивы и поэтому беспорядочны. Это можно очень легко увидеть, И если человек смотрит на это в самом себе, естественным образом приходит порядок, свобода от любого авторитета и тем самым и свобода от страха. Такой человек может сделать ошибку, но он тут же её исправляет.

Как возможно для ума не быть захваченным иллюзией? — ведь вы можете бесконечно долго «медитировать», создавая лишь свои собственные иллюзии. На днях мы встречались с человеком, который медитировал двадцать пять лет, серьёзно, систематически, — он отказался от всего, от положения, денег, семьи, имени, и двадцать пять лет занимался медитацией. К несчастью, кто-то привёл его на одну из бесед, так на следующий день он пришёл на встречу с ведущим беседу и сказал: «Что вы говорили о медитации — сущая правда: я лишь гипнотизировал себя, погрузившись в свои собственные видения, получая своё личное наслаждение от них согласно моей обусловленности». Если человек христианин, у него видения Христа, и тому подобного; если индус, у него свой собственный особый Бог, с которым он общается непосредственно, то есть в соответствии со своей обусловленностью.

Итак, вопрос: как может ум быть полностью свободным от иллюзий? Этот вопрос нужно себе задать очень серьёзно и глубоко. Великое множество людей слушает различных йогов и учителей, которые указывают им, что делать, дают им какой-нибудь лозунг, какую-нибудь мантру, некое слово, должное дать им удивительные переживания, — вы знаете, что ведущий беседу имеет в виду. Слушали ли вы когда-нибудь музыкальный тон настолько полно, что все остальные звуки, кроме этого одного, исчезали? Если ум следует за этим звуком, идёт вместе с ним, вы получаете необычайные результаты. Но это не медитация, это что-то вроде фокуса, который можно произвести над собой, и это ещё одна форма иллюзии.

Употребление наркотиков с целью получения «трансцендентального переживания» тоже может дать, химическим путём, определённые результаты; так же, как если вы серьёзно поститесь, у вас появляется определённая чувствительность, и ум становится более живым, бдительным, острым и ясным; то же самое происходит, когда вы надлежащим образом занимаетесь дыханием. Всё это — различные виды фокусов, порождающие каждый свою собственную иллюзию. Ум цепляется за эти иллюзии, так как они его весьма удовлетворяют; это ваши частные, личные достижения. Но когда весь мир страдает, испытывает мучения, подвергается искажению и разложению, ваше отдельное маленькое видение в маленьком уголке не имеет никакой ценности.

Таким образом, человек может отбросить всё это как незрелое, несерьёзное. Кроме всего прочего, это ведёт к оцепенению, это притупляет ум. Теперь, как уму быть свободным от всякой иллюзии? — с учётом того, что если есть какое-то усилие, какое-то противоречие, должна существовать и иллюзия. Как это состояние противоречия, это смятение, искажение, различные формы социального, религиозного или личного разложения — как всё, что влечёт за собой разнообразные виды заблуждений, иллюзий, может быть полностью отброшено? Это может произойти, только когда ум абсолютно спокоен, ибо любое движение мысли есть движение прошлого. Мысль есть реакция памяти, накопленного опыта, знания, и тому подобного, — это прошлое. И пока это движение существует во всей структуре ума, включающей и рассудок, искажение неизбежно.

Поэтому вопрос такой: как возможно полное отсутствие мысли в медитации? Мысль необходима; чем более мысль логична, трезва, разумна, объективна, лишена эмоций, беспристрастна, тем она более эффективна, действенна. Чтобы действовать в жизни, вы должны использовать мысль. И всё же — ум должен обладать способностью, должен быть полностью свободен от любого рода искажения, чтобы выяснять, что такое истина, что такое святое. Между повседневным функционированием мысли и свободой от мысли должна быть гармония. Это логично; и это не какая-то таинственная личная теория. Чтобы увидеть что-то истинное, открыть новое, воспринять новое, нечто такое, что не было создано или сделано прежде, ум должен быть свободен от известного. Тем не менее мы вынуждены жить в известном. Человек, который пришёл к реактивному двигателю, должен был быть свободным от знания о двигателе внутреннего сгорания. Точно так же, чтобы ум пришёл к чему-то совершенно новому, не должно быть никакой иллюзии, необходимо полное, абсолютное затишье; и не только в движении мысли, но и в действии самих клеток мозга с их памятью.

Это серьёзная проблема, не правда ли? Вы понимаете, как мы живём под властью формул, умозаключений, предубеждений? Мы живём механически, следуя заведённому порядку, зарабатываем себе на жизнь и действуем как заведено, пытаясь достичь положения и престижа. Наша жизнь представляет собой серию актов подчинения; это или подчинение из страха, или подчинение ради удовольствия. Такой ум не способен наткнуться на что-то новое. Поэтому любой учитель, любой метод и любая система, говорящие:

«Сделайте это, и вы найдёте», говорят вам ложь. Ибо всякий, кто говорит, что знает, — не знает. То, что он знает, — это шаблон, это заведённый порядок, дисциплина, подчинение.

Итак, и ум и мозг и тело, находясь в полной гармонии, должны быть безмолвны — в безмолвии, не вызванным приёмом транквилизаторов или повторением слов, будь то «Аве Мария» или некое слово на санскрите. Повторение притупляет ум — и ум, находящийся в оцепенении, не способен найти истину. Истина — всегда что-то новое, и даже слово «новое» здесь не подходит, правильнее сказать «вневременное».

Так что безмолвие необходимо. Это безмолвие — не противоположность шума или прекращение болтовни; оно — не результат контроля, когда мы говорим: «Я должен быть безмолвен», — что опять означает противоречие. Когда вы говорите: «Я должен», — неизбежна некая сущность, которая решает молчать и тем самым практикует что-то такое, что она называет безмолвием; и вот отсюда разделение, противоречие, искажение.

Всё это требует громадной энергии, и следовательно действия. Мы тратим огромное количество энергии на накопление знаний. Знание имеет своё собственное место — вы должны обладать знаниями, и чем их больше, тем лучше. Но когда знание становится механическим, когда знание заставляет ум почувствовать, что большее — уже невозможно, когда мы приходим к выводу, что невозможно измениться — тогда мы не имеем энергии.

Существует идея контроля над сексом — для того, чтобы иметь больше энергии, дающей возможность найти Бога, и для всяких религиозных проявлений, связанных с этим. Подумайте обо всех этих несчастных святых и монахах — через какие мучения они проходят, чтобы найти Бога! Но Богу — если такое и существует — не нужен измученный ум, ум, который разделён на части, искажён или стал тупым и живёт в оцепенении.

Безмолвие ума приходит естественным путём — пожалуйста, прислушайтесь к этому, — оно наступает естественно, легко, без малейшего усилия, если вы знаете, как наблюдать, как смотреть. Когда вы наблюдаете за облаком и смотрите на него без слова, а значит без мысли, смотрите на него без разделения, то есть без присутствия наблюдающего, в самом этом акте есть осознание и внимание — не решимость быть внимательным, но взгляд с вниманием; и даже если этот взгляд продлится только секунду, или минуту, — этого достаточно. Не будьте жадными, не говорите: «Я должен испытывать это целый день». Смотреть без наблюдающего — это смотреть без пространства между наблюдающим и тем, что наблюдается, — что вовсе не означает отождествления себя с тем, на что вы смотрите.

Так что если человек может смотреть на дерево, на облако, на свет на воде без наблюдающего, и — что гораздо труднее и требует гораздо больше внимания — если вы можете смотреть на себя без образа, без вывода (ибо образ, вывод, мнение, суждение, хорошее и плохое — всё это сосредоточено вокруг наблюдающего), тогда вы увидите, что ум, мозг, становится необычайно спокойным. И это спокойствие — не то, что надо культивировать; это может произойти, и это действительно происходит, если вы внимательны и способны наблюдать всё время — наблюдать за своими жестами, словами, чувствами, мимикой лица и всем остальным. Попытка исправлять всё это порождает противоречие, но если вы наблюдаете, само наблюдение вызывает изменение.

Таким образом, безмолвие приходит, когда есть глубочайшее внимание, не только на сознательном уровне, но и на более глубоких уровнях. Сновидения и сон имеют громадное значение; частью медитации является умение бодрствовать во сне, осознавать, сохранять внимание, пока и ум и тело — организм — спящие. (Прошу вас, не принимайте ничего из того, что говорит ведущий беседу, — он не является вашим гуру, вашим учителем или авторитетом. Если вы превращаете его в авторитет, вы разрушаете и себя и его.)

Мы говорили, что медитация — это опустошение ума, и не только сознательного ума, но и глубоко скрытых его уровней, называемых бессознательным. Бессознательное так же банально и нелепо, как и сознательное. И во время сна мы видим множество поверхностных сновидений, о которых даже не стоит думать, — сновидений, не имеющих никакого смысла. Я уверен, вам всем это знакомо, не правда ли? Но случается и сновидение, имеющее смысл, и этот смысл можно понять прямо во время сна. Это возможно, только если в течение дня вы были внимательны, если наблюдали, прислушивались к каждому движению ваших мыслей, мотивов, чувств и амбиций. Вы не устаёте от наблюдения, оно не утомляет вас, если вы не пытаетесь исправить то, что наблюдаете. Когда вы говорите: «Этого не должно быть» или «Так должно быть», вы устаёте, и вам становится скучно. Но если в течение всего дня вы наблюдаете, не выбирая, осознаёте, не думая о том, нравится вам это или не нравится, тогда, если в ваших сновидениях есть какой-то смысл и поскольку все сны очень активны, в них всегда происходит какое-то действие, это действие становится понятным уже в сам момент сновидения. Поэтому когда вы всё делаете таким образом, ум во сне останется необыкновенно живым, вам не придётся потом идти к толкователю снов. В таком пробуждённом состоянии ум видит нечто такое, чего никогда не может увидеть сознательный ум. Так что безмолвие — это не то, что следует практиковать, — оно приходит, когда вы поняли всю структуру, начало и течение жизни.

Нам необходимо изменить структуру нашего общества, его несправедливость, его ужасную мораль, созданное им разделение между человеком и человеком, войны, и полное отсутствие привязанности и любви, разрушающее мир. Если ваша медитация — только ваше личное дело, что-то, чем вы лично наслаждаетесь, — это не медитация. Медитация предполагает полное радикальное изменение ума и сердца. Это возможно только когда имеет место это необычайное чувство внутреннего безмолвия, и только этим создаётся религиозный ум. Такой ум знает, что священно.

Участник беседы: Как мы можем осуществить эту полную перемену?

Кришнамурти: Сэр, может ли знание произвести полную революцию? Может ли прошлое, то есть знание, вызвать полное изменение качества ума? Или необходима свобода от прошлого, так, чтобы ум пребывал в постоянной революции, в постоянном движении перемен? Центр знания, опыта и памяти — в наблюдающем, не так ли? Пожалуйста, не принимайте это, посмотрите на всё самостоятельно. Цензор, эго, есть в каждом, кто говорит «это правильно», «это неправильно», «это хорошо», «это плохо», «я должен» или «я не должен». Наблюдает именно этот цензор. Он — наблюдающий, и он отделяет себя от предмета, который он наблюдает. Цензор, наблюдающий, всегда есть прошлое, а «то, что есть» постоянно меняется, всегда ново. Пока существует разделение между наблюдающим и наблюдаемым, никакая радикальная революция невозможна: всегда будет извращение и разложение. Можно видеть, к чему привела Французская Революция или Революция Коммунистическая, — разложение происходит всегда. Пока существует это разделение, добродетель невозможна. Тогда вы спросите: «Как покончить с этим разделением?» Как может наблюдающий, представляющий собой накапливаемое прошлое в виде знания, прийти к концу? Этого не может произойти, потому что когда вы действуете механически, «наблюдающий» нужен вам. Вам нужно знание, когда вы идёте в контору, на завод или в лабораторию. Но это знание, привязанное к цензору, честолюбивому и жадному, портится; цензор использует его для искажения. Это так просто!

Когда есть осознание этого, наблюдающему приходит конец; это не вопрос времени, конец не приходит постепенно. Мы приучены думать: «Постепенно мы избавимся от наблюдающего, постепенно мы избавимся от насилия». Но тем временем мы лишь сеем семена насилия.

Итак, когда вы видите очень отчётливо, ясно, как «наблюдающий» — будучи «эго», «я», — всё разделяет, всё искажает, в самой этой вспышке восприятия наблюдающего нет.

Участник беседы: Может ли существовать непрерывная гармония в этой жизни?

Кришнамурти: Непрерывная гармония в этой жизни есть противоречие, разве нет? Идея, что она должна быть непрерывно, мешает открытию чего-то нового. Только в окончании заключено новое начало. Поэтому желание непрерывной гармонии — противоречие. Вы гармоничны — точка. Мы — рабы слова «быть». Если что-либо, что вы называете гармонией, становится постоянным — это уже дисгармония. Поэтому, сэр, не желайте ничего постоянного. Вы хотите, чтобы отношения ваши с женой были постоянными, счастливыми, приятными — все эти романтические фантазии. Но так никогда не бывает. Любовь не является чем-то, принадлежащим времени. Итак, давайте не будем жадными. Гармония — не то, что может продолжаться. Продолжаясь, она становится механичной. Но ум, который является гармоничным, «является» таковым, а не «будет» или «был». Ум, который является гармоничным, — опять же, «является» — неверное слово, — и который осознаёт, что он гармоничен, не задаётся вопросом: «Буду ли я иметь это завтра?»

Участник беседы: Сэр, какое отношение между вещами и словесным содержанием ума?

Кришнамурти: Это очень просто — разве нет? Когда мы понимаем, что слово не есть вещь, описание не есть описываемое, объяснение не есть то, что мы хотим объяснить, тогда ум свободен от слова. Если у человека есть образ самого себя, этот образ сконструирован словами, мыслью — мысль есть слово. Человек видит себя маленьким или большим, умным или гениальным — каким угодно, — и это представление о самом себе, этот образ можно описать. Он и является результатом описания. И этот образ есть творение мысли. Но является ли описание — образ — частью ума? Как связано содержание ума с самим умом? Вопрос такой, сэр? Да, конечно. Если содержание ума — это мебель, книги, слова других людей, ваши предубеждения, ваша обусловленность, ваши страхи, значит это и есть ум. Если ум говорит, что существует душа, Бог, ад, рай, дьявол, всё это является его содержанием. Содержание ума и есть ум. Если ум может освободить себя от всего этого, он становится чем-то совершенно другим; тогда ум — нечто новое и потому бессмертное.

Участник беседы: В чём отличительный признак человека, начавшего развивать осознание?

Кришнамурти: Простите, мне хочется пошутить по этому поводу — он не держит красного флага! Взгляните, сэр, прежде всего, как мы уже говорили, это не вопрос развития, это не вопрос медленного роста. Требуется ли время, чтобы понять что-то? Каково состояние ума, говорящего: «Я понял», — но не на уровне слов, а в полном смысле? Когда он говорит это? Ум говорит это, когда он на самом деле абсолютно внимателен к тому предмету, на который он смотрит. Будучи внимательным в данный момент, он всё понял полностью, и это не вопрос времени.

Участник беседы: Всюду так много страдания; испытывая сострадание, как может человек жить спокойно?

Кришнамурти: Вы полагаете, что вы отличаетесь от мира? Разве вы — не этот мир? — мир, который вы создали своим честолюбием, своей жадностью, своими соображениями экономической безопасности, своими войнами, — вы создали его. Убийство животных ради употребления их в пищу, деньги на военные расходы, отсутствие правильного образования — вы построили этот мир; он часть вас. Поэтому вы — это мир, а мир — это вы. Между вами и миром нет разделения. Вы спрашиваете: «Как же я могу обрести покой, когда мир страдает?» Как вы можете обрести покой, когда вы сами страдаете? Таким должен быть вопрос, так как вы и есть мир. Можете проехать по всему миру, поговорить с людьми, и будь они умными, знаменитыми или неграмотными, все они переживают ужасные времена — как и вы. Так что это не вопрос: «Как обрести покой, когда мир страдает?» Вы страдаете, следовательно, мир страдает; поэтому покончите со своим страданием, если знаете как. Страдание, с его жалостью к себе, прекращается только при самопознании. Вы спросите: «Что может сделать один человек, освободившись от своей печали? Какую ценность имеет такой человек для мира?» Этот вопрос не имеет смысла. Если вы освободились от скорби — вы знаете, что это значит? — и спрашиваете: «Какую ценность имеет этот человек в страдающем мире?» — это неправильный вопрос.

Участник беседы: Что такое безумие?

Кришнамурти: О, это достаточно просто, ясно. Большинство из нас — невротики, не правда ли? В большинстве своём мы немного неуравновешены, большинство из нас имеет свои особые идеи, особые верования. Однажды мы разговаривали с одним очень набожным католиком, и он сказал: «Вы, индусы, самый суеверный и фанатичный и нервный народ; вы верите в такое большое количество ненормальных вещей». Он абсолютно не осознавал своей собственной ненормальности — своих собственных верований, своих собственных глупостей. Так кто же уравновешен? Очевидно, что это человек, не испытывающий страха, кто целостен. Целостный — значит разумный, здравый и праведный. Но мы не таковы; мы — раздробленные человеческие существа, и потому мы неуравновешены. Равновесие есть только когда мы абсолютно целостны. Это означает здоровье, здравость, ясный ум, в котором нет предубеждений, в котором есть добродетель. [Аплодисменты.] Пожалуйста, не хлопайте. Ваши аплодисменты не имеют для меня никакого значения — я говорю серьёзно. Если вы поняли всё это, потому что вы сами это увидели, никакой необходимости аплодировать нет — это ваше. Просветление не приходит через другого — оно приходит через ваше собственное наблюдение, ваше собственное понимание себя.

Лондон, 30 мая 1970