К. МАРКС

ПИСЬМО РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «REFORME»

Господин редактор!

В настоящий момент бельгийское правительство окончательно вступило в ряды сторонников политики Священного союза. Его реакционные неистовства с неслыханной жестокостью обрушились на немецких демократов. Если бы мы не были в такой степени возмущены преследованиями, специальным объектом которых нам самим довелось быть, мы бы от души посмеялись над тем курьезным положением, в которое поставило себя министерство Рожье, обвинив нескольких немцев в стремлении навязать бельгийцам республику, вопреки желанию самих бельгийцев; но дело в том, что в случае, который мы имеем в виду, гнусное берет верх над смешным.

Прежде всего, господин редактор, следует поставить Вас в известность, что почти все брюссельские газеты редактируются французами, бежавшими в большинстве своем из Франции, дабы избежать позорного наказания, которое угрожало им на родине. Эти французы проявляют в настоящее время весьма большую заинтересованность в защите независимости Бельгии, которую все они предавали в 1833 году[252]. Король, министры и их приверженцы использовали эти газеты, чтобы укрепить мнение, будто бельгийская революция в республиканском духе была бы только своего рода francequillonnerie{179} и будто вся демократическая агитация, которая сейчас дает себя чувствовать в Бельгии, вызвана к жизни исключительно экзальтированными немцами.

Немцы никоим образом не отрицают, что они открыто вступили в союз с бельгийскими демократами, причем они сделали это без всякой экзальтации. В глазах королевского прокурора это, однако, было равносильно подстрекательству рабочих против буржуа, это было равносильно возбуждению недоверия бельгийцев к их возлюбленному немцу-королю, это означало, что они открывают ворота Бельгии для французского завоевания.

Получив 3 марта в пять часов вечера приказ покинуть в двадцать четыре часа бельгийское королевство, я в ту же ночь занялся приготовлениями к отъезду, как вдруг в мою квартиру ворвался полицейский комиссар в сопровождении десяти полицейских, обшарил весь дом и кончил тем, что арестовал меня под предлогом отсутствия у меня документов. Не говоря уже о совершенно исправных документах, которые г-н Дюшатель вручил мне, высылая меня из Франции, у меня на руках было предписание о высылке из Бельгии, врученное мне всего за несколько часов до этого.

Я не стал бы, господин редактор, упоминать о моем аресте и о грубом обращении, которому я подвергся, если бы с этим не было связано обстоятельство, которое трудно было бы представить себе даже в Австрии.

Немедленно после моего ареста жена моя отправилась к г-ну Жотрану, председателю бельгийской Демократической ассоциации, чтобы попросить его принять необходимые меры. Вернувшись домой, она застала у двери полицейского, который, обращаясь к ней с изысканной вежливостью, сказал, что если она хочет поговорить с г-ном Марксом, то может следовать за ним. Моя жена с готовностью приняла это предложение. Ее провели в полицейское управление, где комиссар прежде всего заявил ей, что г-на Маркса здесь нет, а затем стал грубо ее допрашивать, кто она такая, зачем она ходила к г-ну Жотрану и имеет ли она при себе документы. Бельгийский демократ г-н Жиго, который сопровождал мою жену в полицейское управление вместе с полицейским, выразил свое возмущение нелепыми и в то же время наглыми вопросами комиссара, но полицейские заставили его замолчать; он был схвачен ими и брошен в тюрьму. Под предлогом обвинения в бродяжничестве мою жену отвели в тюрьму городской ратуши и заперли в темном помещении вместе с проститутками. В 11 часов утра целый эскорт жандармов, сопровождавший ее среди бела дня, доставил ее в кабинет судебного следователя. Два часа ее продержали в карцере, несмотря на самые решительные протесты, поступавшие со всех сторон. Она оставалась там, перенося суровый холод и возмутительнейшее обращение жандармов.

Когда, наконец, она предстала перед следователем, последний выразил свое удивление по поводу того, что полиция в своем усердии не арестовала также и малолетних детей. Допрос мог быть только чисто формальным: вся вина моей жены состоит лишь в том, что, принадлежа к прусской аристократии, она все же разделяет демократические убеждения своего мужа. Я не вхожу во все детали этого возмутительного дела. Скажу только, что когда мы были выпущены на свободу, двадцатичетырехчасовой срок уже истек и мы были вынуждены уехать, не получив возможности взять с собой даже самые необходимые вещи.

Карл Маркс, вице-председатель брюссельской Демократической ассоциации


Написано около 6 марта 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «La Reforme» 8 марта 1848 г.

Перевод с французского


Примечания:



2

«Der Volks-Tribun» («Народный трибун») — еженедельная газета, основанная немецкими «истинными социалистами» в Нью-Йорке. Выходила с 5 января по 31 декабря 1846 года. — 1.



25

«Das Westphalische Dampfboot» («Вестфальский пароход») — ежемесячный журнал «истинных социалистов»; издавался под редакцией О. Люнинга в Билефельде с января 1845 по декабрь 1846 г. и в Падерборне с января 1847 по март 1848 года. — 40.



252

Имеется в виду двуличная позиция французских орлеанистских кругов в бельгийском вопросе в начале 30-х годов XIX века. Втайне вынашивая планы присоединения Бельгии, эти круги побуждали бельгийцев вести борьбу за отделение от Голландии. В то же время на Лондонской конференции пяти держав (Англии, Франции, России, Австрии и Пруссии) они пошли на сговор — за счет бельгийских интересов — с державами, поддерживающими Голландию, В результате этого бельгийцы должны были принять невыгодные условия договора с голландским королем (окончательно подписан в мае 1833 г.) и уступить ему часть территории. — 507.