Ф. ЭНГЕЛЬС БРЮССЕЛЬСКИЙ КОНГРЕСС ПО ВОПРОСУ СВОБОДЫ ТОРГОВЛИ

16-го, 17-го и 18-го сентября здесь (в Брюсселе) состоялся конгресс экономистов, промышленников, купцов и пр., обсуждавший вопрос о свободе торговли. Присутствовало около ста пятидесяти представителей различных наций. От английских фритредеров присутствовали: члены парламента д-р Боуринг, полковник Томпсон, г-н Юарт и г-н Браун, редактор журнала «Economist»[124] Джемс Уилсон и другие; из Франции прибыли: г-н Воловский, профессор права; г-н Бланки, депутат, профессор политической экономии, автор работы по истории этой науки и других сочинений; г-н Орас Сэй, сын знаменитого экономиста; г-н Ш. Дюнуайе, член королевского совета, автор ряда книг по вопросам политики и политической экономии, и другие. От Германии не было ни одного фритредера, но Голландия, Дания, Италия и др. прислали своих представителей. Из Мадрида намеревался приехать сеньор Рамон де Ла Сагра, но он прибыл слишком поздно. О присутствии всего сонма бельгийских фритредеров нечего и говорить, оно подразумевается само собой.

Итак, цвет ученого мира собрался для обсуждения важного вопроса — облагодетельствует ли свобода торговли все человечество? Вы, наверное, предполагаете, что прения, происходившие на таком блестящем собрании, прения между экономическими светилами первой величины, должны были быть в высшей степени интересны. Вы, вероятно, полагаете, что люди, подобные д-ру Боурингу, полковнику Томпсону, Бланки и Дюнуайе, должны были произнести исключительно яркие речи, привести исключительно убедительные доводы, представить все вопросы в совершенно новом и необычном свете. Увы, милостивый государь! Если бы Вы здесь присутствовали, Вы были бы горько разочарованы, Не прошло бы и часа, как исчезли бы Ваши прекрасные надежды и обманчивые иллюзии. Я присутствовал на бесчисленном количестве публичных собраний и дискуссий. За время моего пребывания в Англии мне сотни раз приходилось слушать, как приверженцы Лиги против хлебных законов изливали потоки своих аргументов, но никогда, могу Вас заверить, никогда я не выслушивал такой скучной, удручающей, пошлой чепухи, преподносимой с таким непомерным самомнением. Никогда еще я не был так разочарован. То, что происходило на конгрессе, не заслуживало названия прений — это была просто трактирная болтовня. Великие светила науки ни разу не отважились углубиться в область политической экономии в строгом смысле этого слова. Я не стану пересказывать Вам все те избитые фразы, которые произносились в течение первых двух дней. Прочтите два-три номера «League» или «Manchester Guardian»[125] и Вы найдете там все, что было сказано за эти два дня, кроме, может быть, нескольких казавшихся убедительными изречений г-на Воловского, которые он, впрочем, украл из брошюры г-на Бастиа (главы французских фритредеров) «Экономические софизмы». Фритредеры не ожидали встретить противодействие с чьей-либо стороны, разве только со стороны г-на Риттингхаузена, немецкого протекциониста, в общем бесцветной личности. Но неожиданно слово взял г-н Дюшато, французский промышленник и протекционист, выступивший в защиту собственного кошелька, совершенно так же, как г-н Юарт и г-н Браун выступали в защиту своего; он так яростно оппонировал им, что на второй день прений многие делегаты, и даже из лагеря фритредеров, признали себя побежденными в споре. Однако они взяли реванш при голосовании — резолюция была, разумеется, принята почти единогласно.

На третий день обсуждался вопрос, который интересует Ваших читателей, а именно: «Будет ли повсеместное введение свободы торговли полезно рабочему классу?». С обоснованием положительного ответа на этот вопрос выступил г-н Браун, фритредер из Южного Ланкашира, произнесший длинную речь на английском языке; он и г-н Уилсон были единственными ораторами, говорившими на этом языке, все остальные говорили по-французски: д-р Боуринг — отлично, полковник Томпсон — сносно, г-н Юарт — ужасно. Итак, г-н Браун заунывным тоном, весьма напоминая англиканского пастора, повторил часть старых поучений Лиги против хлебных законов.

После него слово взял г-н Веерт из Рейнской Пруссии. Вам, вероятно, знаком этот господин — молодой торговый агент, чьи стихи хорошо известны и пользуются большой любовью во всей Германии; прожив несколько лет в Йоркшире, он своими глазами видел, каково положение рабочего люда. Он там приобрел среди него много друзей, которым будет приятно узнать, что он их не забыл. Поскольку для Ваших читателей его речь представляет наибольший интерес из всего, что было на конгрессе, я передам ее более подробно. Вот что он сказал:

«Господа! Вы обсуждаете вопрос о влиянии свободы торговли на положение рабочего класса. Вы заявляете, что относитесь к этому классу с самым глубоким сочувствием, какое только возможно. Меня это очень радует, но я все же изумлен тем, что не вижу среди вас представителей рабочего класса! Имущие классы Франции представлены здесь пэром, имущие классы Англии — несколькими членами парламента, имущие классы Бельгии — бывшим министром и даже имущие классы Германии представлены почтенным господином, который нарисовал нам весьма достоверную картину положения этой страны. Но где же, спрашиваю я вас, представители рабочих? Я их не вижу; а поэтому, господа, разрешите мне взять на себя защиту интересов рабочих. Я позволю себе обратиться к вам от имени рабочих и в первую очередь от имени тех пяти миллионов английских рабочих, среди которых я провел несколько самых приятных лет моей жизни и которых я знаю и люблю. (Аплодисменты.) Господа, рабочие в самом деле нуждаются в отзывчивом отношении к себе. До сих пор с ними обращались не как с людьми, а как с вьючными животными, нет, как с товаром, как с машиной; английские промышленники так хорошо усвоили это, что они никогда не скажут: «у нас занято столько-то рабочих», но скажут: «столько-то рабочих рук». Следуя этому принципу, имущие классы без малейшего зазрения совести пользуются услугами рабочих, пока те им нужны, а затем, когда из них уже нельзя больше выжать прибыли, выбрасывают их на улицу. Таким образом, положение этих париев современного общества таково, что хуже быть не может. Загляните куда угодно: на берега Роны, в грязные и зловонные закоулки Манчестера, Лидса и Бирмингема, на холмы Саксонии и Силезии, или на равнины Вестфалии — везде вы увидите те же бледные от истощения лица, ту же безысходную печаль в глазах людей, которые тщетно добиваются своих прав и подобающего им места в цивилизованном обществе. (Сильное волнение в зале.)»

Затем г-н Веерт заявил, что, по его мнению, покровительственная система на деле нисколько не покровительствует рабочим, но что свобода торговли — он говорил рабочим это прямо и откровенно, несмотря на то, что сам является сторонником свободы торговли, — тоже нисколько не изменит их бедственного положения. Он совсем не разделяет иллюзий фритредеров относительно якобы благотворных для рабочего класса последствий введения их системы. Напротив, свобода торговли, полное осуществление принципов свободной конкуренции, в результате которого капиталисты с еще большим корыстолюбием начнут конкурировать друг с другом, должны будут породить и между рабочими более острую конкурентную борьбу. Полная свобода конкуренции неизбежно даст огромный толчок к изобретению новых машин, которые будут каждый день вытеснять еще больше рабочих, чем они вытесняют сейчас. Эта свобода конкуренции будет всячески способствовать развитию производства, но именно поэтому она будет в такой же мере способствовать перепроизводству, переполнению рынков и торговым потрясениям. Фритредеры утверждают, что с введением системы свободы торговли эти ужасные потрясения прекратятся; но на самом деле произойдет как раз обратное — они участятся и усилятся более, чем когда-либо. Возможно, и даже несомненно, что удешевление продуктов питания вначале пойдет на пользу рабочим, что с сокращением издержек производства повысится потребление и спрос на рабочую силу, но это преимущество скоро превратится в бедствие, конкуренция среди самих рабочих скоро низведет их на прежний уровень нищеты и голода. Приведя эти, а также и другие доводы (они, повидимому, явились для собравшихся чем-то совершенно новым, ибо были выслушаны с огромным вниманием, хотя корреспондент «Times» соизволил отделаться от них лишь посредством наглой, но весьма многозначительной насмешки, обозвав их «чартистскими банальностями»), г-н Веерт закончил свою речь следующим образом:

«И не думайте, господа, что эти взгляды являются только моим личным мнением; подобных же взглядов придерживаются также английские рабочие — класс, который я люблю и уважаю за его ум и энергию. (Аплодисменты, возглас: «это он из вежливости».) В доказательство приведу несколько фактов. В течение целых шести лет присутствующие здесь господа из Лиги против хлебных законов тщетно домогались поддержки рабочих. Рабочие никогда не забывали, что капиталисты являются их прирожденными врагами. Они помнили о волнениях, вызванных Лигой в 1842 г.[126], и о сопротивлении, которое оказали предприниматели биллю о десятичасовом рабочем дне. Лишь в конце 1845 г. чартисты, лучшая часть рабочего класса, заключили кратковременный союз с Лигой, чтобы сокрушить их общего врага — земельную аристократию. Но это продолжалось очень недолго, и рабочие не дали себя обмануть фальшивыми обещаниями Кобдена, Брайта и К° и не тешили себя надеждой на осуществление их фраз о дешевом хлебе, высокой заработной плате и изобилии работы. Нет, ни на минуту не переставали они рассчитывать лишь на собственные силы, создавать отдельную партию, руководимую собственными вождями — неутомимым Данкомбом и Фергюсом О'Коннором, который, несмотря на все клеветнические выпады против него» (здесь г-н Веерт посмотрел в сторону д-ра Боуринга, который сделал быстрое судорожное движение), «который, несмотря на все клеветнические выпады, через несколько недель займет место рядом с вами в палате общин. Итак, от имени миллионов тех, кто не верит, что свобода торговли сотворит для них чудеса, я призываю вас искать другие средства для действительного облегчения их положения. Господа! Я взываю к вам в ваших же интересах. Вам уже не приходится бояться императора всея Руси; вас не страшат набеги казаков; но если вы не примете меры предосторожности, вам будет угрожать нашествие ваших собственных рабочих, а они для вас страшнее, чем все казаки в мире. Господа! Рабочие не хотят больше слышать ваших красивых слов, они ждут от вас дел. И у вас нет причин удивляться этому. Рабочие прекрасно помнят, что в 1830 и 1831 г., когда они в Лондоне завоевывали для вас билль о реформе, когда они сражались за вас на улицах Парижа и Брюсселя, вы ухаживали за ними, пожимали им руки и осыпали их похвалами; но через несколько лет, когда они потребовали хлеба, их встретили штыками и картечью. (Возгласы: «О! Нет, нет!», «Да, да! Бюзансе, Лион!»[127]) Поэтому повторяю: осуществляйте вашу свободу торговли, пусть будет так; но в то же время подумайте и о других мерах — мерах в пользу рабочего класса, не то вы жестоко раскаетесь. (Громкие аплодисменты.)»

Сейчас же после речи г-на Веерта слово для ответа ему взял д-р Боуринг.

«Господа», — сказал он, — «я должен вам сообщить, что достопочтенный делегат, который только что выступал, не был избран английскими рабочими в качестве их представителя на этом конгрессе. Напротив, для этой цели английский народ обычно облекал своими полномочиями нас, и поэтому мы претендуем на положение его истинных представителей».

Затем он пытался обрисовать благотворное влияние свободы торговли, доказывая это ростом ввоза в Англию продуктов питания с момента введения в прошлом году нового тарифа. Столько-то яиц, столько-то центнеров масла, сыра, ветчины, бэкона, столько-то голов скота, и т. д. и т. д.; кто же мог съесть все это, как не английские рабочие? Однако Боуринг совершенно забыл сообщить нам, насколько уменьшилось в Англии производство этих же продуктов с тех пор, как там допущена иностранная конкуренция. Он принял за аксиому, что рост импорта безусловно доказывает рост потребления. Он ни разу не обмолвился о том, откуда рабочие Манчестера, Брадфорда и Лидса, которые ныне бродят по улицам в напрасных поисках работы, откуда эти люди могли взять денег, чтобы оплатить этот предполагаемый рост потребления и блага, полученные от свободы торговли, ведь мы никогда не слыхали, чтобы хозяева дарили им яйца, масло, сыр, ветчину и мясо за то, что они сидят сложа руки. Он ни словом не упомянул о нынешнем застое в промышленности и торговле, который всеми газетами изображается как поистине беспримерный. Он словно не знал, что все предсказания фритредеров оказывались прямо противоположными действительности после проведения их мероприятий в жизнь. Он не высказал ни малейшего сочувствия страданиям рабочего класса, а напротив, изобразил их теперешнее безотрадное положение, как самую безоблачную, счастливую и обеспеченную жизнь, какой только можно пожелать.

Пусть теперь английские рабочие сами решат, кого из двух считать своим представителем. Выступало еще множество ораторов, говоривших о самых разнообразных предметах, за исключением того вопроса, который был поставлен на обсуждение. Г-н Мак-Адам, член парламента от Белфаста (?), бесконечно долго разглагольствовал о прядении льна в Ирландии и едва не убил собравшихся статистикой. Г-н Акерсдейк, голландский профессор, говорил о старой Голландии, о молодой Голландии, о Льежском университете, об Уолполе и де Витте. Г-н Ван-де-Кастеель говорил о Франции, Бельгии и министерстве. Г-н Асгер, из Берлина, — о немецком патриотизме и каком-то новом изделии, которое он называл духовной продукцией. Г-н ден Текс, голландец, вообще болтал бог знает о чем. Наконец, когда все собрание уже наполовину погрузилось в сон, его разбудил г-н Воловский, который вернулся к первоначальной теме и отвечал г-ну Веерту. Его речь, так же как и речи всех остальных французов, показала, как сильно французские капиталисты боятся исполнения предсказаний г-на Веерта; они говорят о страданиях рабочего класса с таким притворным сочувствием, с такой показной скорбью и слезами в голосе, что все это можно было бы принять за чистую монету, если бы этому так разительно не противоречили их округлые фигуры, печать лицемерия, отчетливо выраженная на их лицах, жалкие средства помощи, предлагаемые ими, и, наконец, бросающийся в глаза резкий контраст между их словами и их поступками. И надо сказать, что им не удалось обмануть ни одного рабочего. Взявший затем слово герцог д'Аркур, пэр Франции, также стал домогаться признания за присутствующими здесь французскими капиталистами, депутатами и пр. права называться представителями французских рабочих. Они представляют их точно таким же образом, как д-р Боуринг представляет английских чартистов. После него говорил г-н Джемс Уилсон, который самым бесстыдным образом повторил избитые доводы Лиги против хлебных законов, нагоняя сон своим тоном филадельфийского квакера.

Из всего этого Вы можете видеть, что это были за премилые прения. Д-р Маркс из Брюсселя, которого Вы знаете как самого талантливого представителя немецкой демократии, тоже просил слова. Он подготовил речь, и если бы она была произнесена, то собравшиеся на конгресс «благородные господа» были бы лишены возможности поставить обсуждавшийся вопрос на голосование. Но выступление против них г-на Веерта нагнало на них страху. Они решили не давать слова тем, в чьей правоверности они не были достаточно уверены. Поэтому гг. Воловский, Уилсон и иже с ними говорили дольше установленного времени и к четырем часам в списке ораторов оставалось еще шесть или семь человек, но председатель внезапно прекратил прения, и все это именуемое конгрессом экономистов сборище шутов, невежд и мошенников большинством голосов против одного (принадлежавшего упомянутому выше жалкому немецкому дураку-протекционисту) — демократы в голосовании вообще не участвовали — постановило, что свобода торговли в высшей степени полезна для рабочих и избавит их от всякой нужды и лишений.

Поскольку речь г-на Маркса, хотя она и не была произнесена, содержит самое лучшее и самое яркое, какое только можно себе представить, опровержение этой бесстыдной лжи и поскольку содержание этой речи является все еще чем-то совершенно новым для Англии, хотя по этому вопросу и написаны сотни страниц pro и contra^{91}, я прилагаю несколько выдержек из нее.

РЕЧЬ Д-РА МАРКСА О ПРОТЕКЦИОНИЗМЕ, СВОБОДЕ ТОРГОВЛИ И РАБОЧЕМ КЛАССЕ

Существуют две секты протекционистов. Первая из них, представленная в Германии д-ром Листом, никогда не ставила своей задачей защиту ручного труда; напротив, она требовала покровительственных пошлин для того, чтобы вытеснить ручной труд машинами, заменить патриархальное проиаводство современным. Она всегда стремилась обеспечить господство класса толстосумов (буржуазии) и особенно господство крупных промышленных капиталистов. Она открыто объявила гибель мелких промышленников, мелких торговцев, мелких крестьян хотя и прискорбным, но в то же время совершенно неизбежным явлением. Вторая школа протекционистов требовала не просто покровительственной системы, а системы абсолютного запрещения. Она предлагала защищать ручной труд от вторжения машин так же, как от иностранной конкуренции. Она предлагала защищать высокими пошлинами не только отечественную промышленность, но также и отечественное земледелие и отечественное производство сырья. И к чему же пришла эта школа? К запрещению не только ввоза иностранных промышленных изделий, но и развития отечественной промышленности. Таким образом, вся покровительственная система неизбежно уперлась в следующую дилемму. Либо она покровительствует прогрессу отечественной промышленности и тогда приносит в жертву ручной труд, либо она покровительствует ручному труду и тогда приносит в жертву отечественную промышленность. Протекционисты, принадлежащие к первой секте, те, что считали неодолимым развитие машинного производства, разделения труда и конкуренции, говорили рабочему классу: «Во всяком случае, если вы и должны подвергаться эксплуатации, то пусть лучше вас эксплуатируют ваши соотечественники, чем иностранцы». Будет ли рабочий класс вечно терпеть такое положение? Не думаю. Те, кто производит для богатых все ценности и материальные блага, не удовлетворятся этим жалким утешением. За материальную продукцию они потребуют в обмен более материальное удовлетворение. Но протекционисты говорят: «В конце концов, мы сохраняем общество в его нынешнем состоянии. Хорошо или плохо, но мы обеспечиваем рабочему необходимое ему занятие. Мы заботимся о том, чтобы он не был выброшен на улицу в результате иностранной конкуренции». Пусть так. Значит, протекционисты в лучшем случае открыто признают, что они неспособны на что-либо большее, чем сохранение status quo^{92}. Но ведь рабочий класс стремится не к сохранению своего, нынешнего положения, а к изменению его к лучшему. Протекционисту остается еще одна, последняя лазейка. Он скажет, что он отнюдь не против социальных реформ внутри страны, но что первым условием успешного проведения этих реформ является предотвращение всякой дезорганизации, которую может вызвать иностранная конкуренция. «Моя система, — говорит он, — не является системой социальных реформ, но если мы должны преобразовать общество, не лучше ли начать с нашей собственной страны, а потом уже говорить о реформе в наших отношениях с другими странами?» Это, конечно, звучит весьма убедительно, но за благовидной внешностью кроется поразительное противоречие. Система протекционизма вооружает капитал одной страны для борьбы с капиталом других стран, она усиливает его для борьбы с иностранным капиталом, и в то же время сторонники этой системы уверяют, что этот капитал, таким образом вооруженный и усиленный, становится мягким, слабым и уступчивым, когда он противостоит труду. Да ведь это значит уповать на человеколюбие капитала, как будто бы капитал как таковой может быть человеколюбивым. Ведь социальные реформы никогда не осуществлялись благодаря слабости сильных, но всегда благодаря силе слабых. Впрочем, нам нет необходимости останавливаться на этом. С того момента, как протекционисты признали, что социальные реформы не вытекают с необходимостью из их системы и не являются ее составной частью, а представляют собой совершенно особый вопрос, с этого момента они уже устранились от обсуждаемого нами вопроса. Поэтому мы можем оставить их и перейти к рассмотрению вопроса о влиянии свободы торговли на положение рабочего класса. Проблема влияния полного освобождения торговли от всяких оков на положение рабочего класса может быть разрешена очень легко. Это, в сущности, даже не проблема. Если в политической экономии что-нибудь и выяснено достаточно хорошо, так это именно участь рабочего класса при господстве свободы торговли. Все законы, изложенные в классических трудах по политической экономии, строго непогрешимы только при предположении, что с торговли сняты всякие оковы, что конкуренция абсолютно свободна не только внутри какой-нибудь одной страны, но и во всем мире. Эти выясненные А. Смитом, Сэем и Рикардо законы, по которым производятся и распределяются материальные блага, эти законы становятся тем вернее, тем точнее, тем больше перестают быть просто абстракциями, чем шире вводится свобода торговли. И ученые, касаясь любого экономического вопроса, на каждом шагу говорят нам, что все их выводы построены на предпосылке, что торговля будет освобождена от всех до сих пор существующих оков. Они поступают совершенно правильно, придерживаясь такого метода. Ибо они не прибегают к произвольным абстракциям, а просто исключают из своего анализа ряд случайных обстоятельств. Поэтому с полным правом можно утверждать, что экономисты — Рикардо и другие — лучше знают общество, каким оно будет, чем общество, каково оно есть сейчас. Они больше знают о будущем, чем о настоящем. Если вы хотите почитать книгу о будущем, откройте работы Смита, Сэя, Рикардо. Вы найдете здесь наиболее ясное описание того, что ожидает рабочего при господстве полной свободы торговли. Обратитесь, например, к такому авторитету как Рикардо, авторитету, лучше которого не найти. Какова естественная нормальная цена труда рабочего, выражаясь экономически? Рикардо отвечает: «Заработная плата, сведенная к минимуму, к возможно более низкому уровню». Труд есть товар, такой же, как и всякий другой товар. А цена товара определяется временем, необходимым для его производства. Что требуется для производства товара-труда? Ровно то, что требуется для производства такого количества товаров, которое необходимо рабочему для пропитания и для возмещения расходуемых им сил, чтобы он мог жить и так или иначе продолжать свой род. Мы, однако, вовсе не должны считать, что рабочий никогда не поднимется выше этого крайне низкого уровня или никогда не опустится ниже него. Нет, согласно этому закону, рабочий класс временами может быть более счастливым, временами он будет получать больше, чем минимум, но этот излишек явится лишь прибавкой, возмещающей то, что он недополучит — по сравнению с минимумом — в другие времена, во времена промышленного застоя. Это значит, что если мы возьмем определенный, всегда периодически повторяющийся промежуток времени, в течение которого торговля совершает свой цикл, проходя фазы процветания, перепроизводства, застоя, кризиса, и выведем средние цифры из того, что рабочий получает выше минимума и ниже него, то мы обнаружим, что в общем он получает ни больше, ни меньше, как минимум; иначе говоря, рабочий класс сохраняется как класс, несмотря на все пережитые им многочисленные бедствия и страдания, несмотря на трупы, оставленные им на поле промышленной битвы. Но какое это имеет значение! Ведь рабочий класс продолжает существовать и не только продолжает существовать, но и численно увеличивается. Этот закон, по которому минимальная заработная плата является естественной ценой товара-труда, будет претворяться в жизнь в такой же мере, в какой будет претворяться предпосылка Рикардо об осуществлении свободы торговли. Мы принимаем все, что было сказано о преимуществах свободы торговли. Производительные силы будут развиваться, налог, который ложится на страну вследствие существования покровительственных пошлин, исчезнет, все товары буду т продаваться по более дешевым ценам. Но что опять-таки говорит Рикардо? Он утверждает, что «труд, равным образом являющийся товаром, будет равным образом продаваться по более дешевой цене», что вы сможете купить его чрезвычайно дешево, точно также, как перец или соль. И так же, как с введением свободы торговли все остальные законы политической экономии будут действовать с возросшей силой, с большей точностью, так и закон народонаселения, о котором говорит Мальтус, при господстве свободы торговли получит такое широкое развитие, какое только можно вообразить. Итак, выбирайте: либо вы должны опровергнуть всю политическую экономию в том виде, в каком она существует в настоящее время, либо вы должны признать, что при свободе торговли рабочий класс испытает на себе всю суровость законов политической экономии. Значит ли это, что мы против свободы торговли? Нет, мы стоим за свободу торговли, потому что с введением ее все экономические законы с их самыми поразительными противоречиями будут действовать в более широкой сфере, на более обширной территории, на территории всего мира; и потому, что сплетение всех этих противоречий в единый клубок, где они столкнутся, породит борьбу, которая в свою очередь завершится освобождением пролетариата.

Написано Ф. Энгельсом в конце сентября 1847 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Напечатано в газете «The Northern Star» № 520, 9 октября 1847 г. с пометкой редакции: «От нашего немецкого корреспондента»

На русском языке публикуется впервые

Примечания:

1

Настоящая работа представляет собой один из циркуляров, которые Брюссельский коммунистический корреспондентский комитет, основанный Марксом и Энгельсом, рассылал, как указывал Энгельс в статье «К истории Союза коммунистов» (1885 г.), «в особых случаях, когда речь шла о внутренних делах создававшейся коммунистической партии».

По требованию Брюссельского коммунистического корреспондентского комитета Криге, взгляды и деятельность которого резко критиковались в циркуляре, вынужден был напечатать этот документ в редактируемой им газете «Der Volks-Tribun» («Народный трибун») №№ 23 и 24 от 6 и 13 июня 1846 года. Циркуляр был также опубликован в июльском выпуске журнала «Das Westphalische Dampfboot» («Вестфальский пароход») за 1846 год. Однако редактор этого журнала Отто Люнинг, один из представителей немецкого «истинного социализма», подверг циркуляр тенденциозной обработке, сделав вставки от себя и в ряде случаев произвольно изменив текст. Перевод циркуляра, который был напечатан в первом издании Сочинений Маркса и Энгельса (т. V, 1929), содержит ряд мест, опубликованных по тексту «Das Westphalische Dampfboot» и принадлежащих не Марксу и Энгельсу, а Люнингу. В настоящем издании впервые дается перевод, сделанный по подлиннику.

Заглавие дано Институтом Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. — 1.

12

Заглавие дано Институтом Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. — 27.

124

«The Economist» («Экономист») — английский еженедельный журнал по вопросам экономики и политики, выходит в Лондоне с 1843 года; орган крупной промышленной буржуазии. — 257.

125

«The League» («Лига») — английский буржуазный журнал, орган Лиги против хлебных законов; выходил в Лондоне в 1843–1846 годах. «The Manchester Guardian» («Манчестерский страж») — английская буржуазная газета, орган сторонников свободной торговли (фритредеров), позже орган либеральной партии; выходит в Манчестере с 1821 года. — 258.

126

В августе 1842 г. Лига против хлебных законов, стремясь использовать чартистское движение в борьбе с правительством и лендлордами, умышленно подстрекала рабочих к выступлениям. Однако широкий размах забастовок и волнений испугал либеральную буржуазию и она поддержала репрессии против рабочих. Провокационное поведение буржуазных радикалов и либералов ускорило разрыв с ними чартистов. — 260.

127

Имеется в виду кровавое подавление восстаний лионских рабочих в 1831 и 1834 г., а также имевшая место в начале 1847 г. в Бюзансе (департамент Эндр) расправа правительственных войск с голодающими рабочими, совершившими нападение на хлебные грузы и амбары, которые принадлежали спекулянтам. — 261.