ПРЕДИСЛОВИЕ К АНГЛИЙСКОМУ ИЗДАНИЮ «ПОЛОЖЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА В АНГЛИИ» 1892 ГОДА[264]

Книга, английский перевод которой выходит теперь вновь, впервые была издана в Германии в 1845 году. Автор был тогда молод, ему было двадцать четыре года, и на его произведении лежит печать его молодости с ее хорошими и плохими чертами, но ни тех, ни других ему нечего стыдиться. Это произведение было переведено на английский язык в 1886 г. американкой, г-жой Ф. Келли-Вишневецкой, и опубликовано в следующем году в Нью-Йорке. Поскольку американское издание фактически распродано, да и никогда не имело широкого распространения по эту сторону Атлантического океана, настоящее английское стереотипное издание выпущено с полного согласия всех заинтересованных сторон.

Для американского издания автор написал на английском языке новое предисловие[265], а также приложение. Предисловие имело мало отношения к самой книге; в нем речь шла о современном американском рабочем движении, и поэтому оно здесь опущено как не относящееся к делу; приложение же — первоначально написанное как предисловие — широко использовано в настоящих вступительных замечаниях.

Описанное в этой книге положение вещей, поскольку оно касается Англии, в настоящее время во многих отношениях принадлежит прошлому. Один из законов современной политической экономии, хотя в наших общепризнанных учебниках это четко и не сформулировано, состоит в том, что чем больше развито капиталистическое производство, тем меньше может оно прибегать к тем приемам мелкого надувательства и жульничества, которые характеризуют его ранние стадии. Мелкие махинации польского еврея, представителя европейской торговли на самой низкой ступени ее развития, те самые махинации, которые так хорошо служат ему на его родине и широко практикуются там, оказываются устаревшими и неуместными, как только он попадает в Гамбург или Берлин. Точно так же какой-нибудь комиссионер из Берлина или Гамбурга, еврей или христианин, попав на несколько месяцев на манчестерскую биржу, обнаруживал, что для того чтобы дешево купить хлопчатобумажную пряжу или ткань, он должен лучше отказаться от тех, хотя и не столь грубых, но все-таки весьма убогих хитростей и уловок, которые у него на родине считались верхом мудрости. И действительно, эти махинации уже не оправдывают себя на крупном рынке, где время — деньги и где известный уровень коммерческой честности неизбежно развивается только для того, чтобы сберечь время и труд. И точно так же обстоит дело с отношениями между фабрикантом и его рабочими.

Оживление деловой жизни после кризиса 1847 г. послужило началом новой промышленной эпохи. Отмена хлебных законов[266] и обусловленные ею финансовые реформы предоставили английской промышленности и торговле необходимый для их развития простор. Вскоре вслед за этим были открыты золотые россыпи в Калифорнии и Австралии. Во все возраставшей степени развивалась способность колониальных рынков поглощать английские промышленные товары. В Индии миллионы ручных ткачей были окончательно уничтожены механическим ткацким станком Ланкашира. Китай становился все более и более доступным. И, самое главное, Соединенные Штаты — тогда, с коммерческой точки зрения, просто колониальный рынок, хотя и далеко превосходивший все остальные, — развивали свою экономику темпами, поразительными даже для этой страны быстрого прогресса. И, наконец, новые средства сообщения, появившиеся к концу предшествовавшего периода — железные дороги и океанские пароходы — применялись теперь в международном масштабе; они на деле создали мировой рынок, существовавший до этого лишь в потенции. Этот мировой рынок состоял сначала из некоторого числа стран, преимущественно или исключительно сельскохозяйственных, группировавшихся вокруг одного промышленного центра — Англии, которая потребляла большую часть излишков их сырья и взамен удовлетворяла большую часть их потребностей в промышленных изделиях. Не удивительно, что промышленный прогресс Англии был колоссальным, неслыханным и что то состояние, в котором она находилась в 1844 г., кажется нам теперь сравнительно примитивным и ничтожным. И в той же мере, в какой происходил этот рост, в фабричной промышленности, по-видимому, устанавливались какие-то нормы морали. Применяемое в конкуренции фабрикантов между собой мелкое обворовывание рабочих уже не оправдывало себя. Размах дел перерос уже эти жалкие средства добывания денег; фабриканту-миллионеру не имело смысла к ним прибегать, они годились только для поддержания конкуренции между более мелкими дельцами, которые рады были подобрать хотя бы пенни, где только могли. Так была ликвидирована система оплаты труда товарами [truck-system], был принят билль о десятичасовом рабочем дне[267] и проведен целый ряд других, второстепенных реформ — совсем не в духе свободной торговли и неограниченной конкуренции, но зато целиком в интересах крупного капиталиста, который ведет конкурентную борьбу с находящимися в менее благоприятных условиях собратьями. Кроме того, чем больше предприятие и соответственно число занятых в нем рабочих, тем большие убытки и затруднения причинял всякий конфликт между хозяином и рабочими. И таким образом хозяева, особенно крупные, преисполнились новым духом. Они научились избегать ненужных препирательств, молчаливо признавать существование и силу тред-юнионов и, в конце концов, даже видеть в стачках, если они происходят в подходящий момент, мощное средство для осуществления своих собственных целей. Самые крупные фабриканты, задававшие раньше тон в борьбе с рабочим классом, теперь стали первыми проповедовать мир и гармонию. И на это у них были весьма веские основания. Все эти уступки справедливости и человеколюбию были на самом деле лишь средством ускорения концентрации капитала в руках немногих лиц, для которых жалкие вымогательства прежних лет потеряли всякое значение и стали настоящей помехой, средством наиболее быстрого и надежного уничтожения своих мелких конкурентов, которые без таких побочных доходов не могли сводить концы с концами. Итак, — по крайней мере в главных отраслях промышленности, ибо в менее важных это было далеко не так, — самого по себе развития производства на капиталистической основе было достаточно для того, чтобы устранить все те мелкие притеснения, которые делали столь тяжелой судьбу рабочего на более ранних этапах этого развития. Таким образом, становится все более и более очевидным тот великий основной факт, что причину бедственного положения рабочего класса следует искать не в этих мелких притеснениях, а в самой капиталистической системе. Наемный рабочий продает капиталисту свою рабочую силу за известную плату в день. В течение нескольких часов работы он воспроизводит стоимость этой платы. Но согласно существу своего контракта он должен работать еще ряд часов, чтобы целиком заполнить рабочий день; стоимость, которую он создает в эти дополнительные часы прибавочного труда, составляет прибавочную стоимость, которая ничего не стоит капиталисту, но все же идет в его карман. Такова основа той системы, которая все более и более ведет к расколу цивилизованного общества на две части: с одной стороны, горстка Ротшильдов и Вандербилтов, собственников всех средств производства и потребления, а с другой — огромная масса наемных рабочих, не владеющих ничем, кроме своей рабочей силы. А что такой результат вызван не теми или иными незначительными притеснениями рабочих, а самой системой, — этот факт со всей отчетливостью раскрыт в ходе развития капитализма в Англии с 1847 года.

Далее. Все повторяющиеся вспышки холеры, тифа, оспы и других эпидемических заболеваний показали английскому буржуа настоятельную необходимость улучшения санитарного состояния его городов, если он хочет спасти себя и свою семью от опасности пасть жертвой этих болезней. Поэтому самые вопиющие злоупотребления, описанные в этой книге, в настоящее время или устранены, или же сделаны менее заметными. Проведена или улучшена канализация; через многие из наихудших «трущоб», которые мне приходилось описывать, проложены широкие улицы; исчезла «Малая Ирландия», на очереди «Семь стрелок»[268]. Но какое это имеет значение? Ведь целые районы, которые я в 1844 г. мог бы описать как почти идиллические, теперь, с ростом городов, пришли в такое же состояние упадка, запустения, нищеты. Не встретишь больше только свиней да куч отбросов. Буржуазия достигла дальнейших успехов в искусстве скрывать бедствия рабочего класса. Но в отношении жилищ рабочих никакого существенного улучшения не произошло, и это вполне доказывает отчет королевской комиссии 1885 г. «о жилищных условиях бедных»[269]. И то же самое — во всех остальных отношениях. Полицейские приказы сыплются как из рога изобилия, но они могут только ограничить нищету рабочих, а не устранить ее.

Но если Англия выросла теперь из этого описанного мною юношеского возраста капиталистической эксплуатации, то другие страны только теперь достигли его. Франция, Германия и особенно Америка — вот те грозные соперницы, которые, как я это предвидел в 1844 г., все более и более подрывают промышленную монополию Англии. Их промышленность молода сравнительно с английской, но она растет гораздо более быстрым темпом; и в настоящее время — и это весьма любопытно — достигла почти той же ступени развития, на какой английская промышленность находилась в 1844 году. По отношению к Америке сравнение особенно разительно. Конечно, внешние условия жизни рабочего класса в Америке весьма отличны от этих условий в Англии, но и тут и там действуют одни и те же экономические законы, так что результаты, хотя и не во всех отношениях тождественные, должны все же быть одного и того же порядка. Вот почему мы находим в Америке ту же борьбу за более короткий рабочий день, за законодательное ограничение рабочего времени, в особенности для женщин и детей на фабриках; находим в полном расцвете систему оплаты труда товарами и систему коттеджей в сельских местностях[270], — системы, которые используются «боссами» как средство господства над рабочими. Когда я в 1886 г. получил американские газеты с сообщениями о крупной стачке 12000 пенсильванских горняков в Коннелсвиллском округе, мне казалось, что я читаю свое собственное описание стачки углекопов в Северной Англии в 1844 году[271]. То же самое надувательство рабочих при помощи фальшивых мер и весов; та же система оплаты труда товарами, та же попытка сломить сопротивление горняков при помощи последнего, но сокрушительного средства капиталистов — выселения рабочих из их жилищ, из коттеджей, принадлежащих компании.

Для этого перевода я не пытался довести изложение книги до настоящего времени или перечислить подробно все изменения, происшедшие с 1844 года. Не делал я этого по двум причинам: во-первых, чтобы сделать это как следует, пришлось бы почти удвоить объем книги, а во-вторых, первый том «Капитала» Карла Маркса, который имеется в английском переводе[272], дает весьма подробное описание положения рабочего класса в Англии около 1865 г., то есть в то время, когда промышленное процветание Англии достигло своего кульминационного пункта. В таком случае мне пришлось бы повторять то, что уже исследовано в знаменитом произведении Маркса.

Вряд ли необходимо отмечать, что общая теоретическая точка зрения настоящей книги в философском, экономическом и политическом отношениях не вполне совпадает с моей теперешней точкой зрения. В 1844 г. еще не существовало современного международного социализма, который с тех пор, прежде всего и почти исключительно благодаря усилиям Маркса, полностью развился в науку. Моя книга представляет собой только одну из фаз его эмбрионального развития. И подобно тому как человеческий зародыш на самых ранних ступенях своего развития воспроизводит еще жаберные дуги наших предков — рыб, так и в этой книге повсюду заметны следы происхождения современного социализма от одного из его предков — немецкой философии. Так, в книге придается особое значение тому тезису, что коммунизм является не только партийной доктриной рабочего класса, но теорией, стремящейся к освобождению всего общества, включая и класс капиталистов, от тесных рамок современных отношений. В абстрактном смысле это утверждение верно, но на практике оно абсолютно бесполезно и иногда даже хуже того. Поскольку имущие классы не только сами не испытывают никакой потребности в освобождении, но и противятся всеми силами самоосвобождению рабочего класса, постольку социальная революция должна быть подготовлена и осуществлена одним рабочим классом. Французские буржуа 1789 г. также объявляли освобождение буржуазии освобождением всего человечества; но дворянство и духовенство не пожелали с этим согласиться, и это утверждение, — хотя оно тогда в отношении феодализма было абстрактной исторической истиной, — скоро превратилось в чисто сентиментальную фразу и совершенно исчезло в огне революционной борьбы. И сейчас есть такие люди, которые со своей «беспристрастной» высшей точки зрения проповедуют рабочим социализм, парящий высоко над их классовыми интересами и классовой борьбой и стремящийся примирить в высшей гуманности интересы обоих борющихся классов. Но это или новички, которым нужно еще многому поучиться, или злейшие враги рабочих, волки в овечьей шкуре.

Цикл больших промышленных кризисов исчисляется в моей книге пятью годами. Такой вывод о его продолжительности вытекал, по-видимому, из хода событий с 1825 до 1842 года. Но история промышленности с 1842 до 1868 г. показала, что в действительности этот период продолжается десять лет, что промежуточные потрясения носили второстепенный характер и стали все более и более исчезать. С 1868 г. положение вещей опять изменилось, но об этом ниже.

Я умышленно не вычеркнул из текста многие предсказания, в том числе предсказание близости социальной революции в Англии, на которое я отважился под влиянием своей юношеской горячности. Удивительно не то, что довольно многие из этих предсказаний оказались неверными, а то, что столь многие из них сбылись и что критическое положение английской промышленности, которое должна была вызвать континентальная и в особенности американская конкуренция, что я и предвидел тогда, — правда, имея в виду слишком короткие сроки, — теперь действительно наступило. В этом отношении я могу и обязан привести книгу в соответствие с современным положением вещей. С этой целью я воспроизвожу здесь одну мою статью, напечатанную в лондонском журнале «Commonweal»[273] от 1 марта 1885 г. под названием «Англия в 1845 и 1885 годах». Эта статья дает в то же время краткий очерк истории английского рабочего класса за эти сорок лет. Ее текст таков:

«Сорок лет тому назад Англия стояла перед кризисом, который, по всей видимости, мог быть разрешен только насилием. Гигантское и быстрое развитие промышленности далеко опередило расширение внешних рынков и рост спроса. Каждые десять лет ход производства насильственно прерывался общим торговым кризисом, за которым после долгого периода хронического застоя следовали немногие годы процветания, всякий раз кончавшиеся лихорадочным перепроизводством и, в заключение, новым крахом. Класс капиталистов громко требовал свободной торговли хлебом и грозил добиться этого путем отправки голодающих жителей городов обратно в те сельские районы, откуда они пришли, причем, как выразился Джон Брайт, не как бедняков, выпрашивающих хлеб, а как армию, располагающуюся на территории неприятеля. Рабочие массы городов требовали для себя участия в политической власти — Народной хартии[274]; их поддерживало большинство мелкой буржуазии, и единственное разногласие между ними и ею состояло лишь в том, как надо добиваться осуществления Хартии: путем физической или моральной силы. Между тем наступили торговый кризис 1847 г. и голод в Ирландии, а вместе с ними и перспектива революции.

Французская революция 1848 г. спасла английскую буржуазию. Социалистические лозунги победоносных французских рабочих напугали английскую мелкую буржуазию и внесли дезорганизацию в движение английского рабочего класса, протекавшее в более узких рамках, но имевшее в большей степени непосредственно практический характер. Как раз в тот момент, когда чартистское движение должно было развернуться в полную силу, оно оказалось надломленным изнутри еще до того, как наступило внешнее поражение 10 апреля 1848 года[275]. Деятельность рабочего класса была отодвинута на задний план. Класс капиталистов одержал победу по всей линии.

Парламентская реформа 1831 г.[276] была победой всего класса капиталистов над землевладельческой аристократией. Отмена хлебных пошлин была победой промышленных капиталистов не только над крупным землевладением, но и над теми группами капиталистов, интересы которых были более или менее тесно связаны с интересами землевладения, то есть банкиров, биржевиков, рантье и т. д. Свобода торговли означала преобразование всей внутренней и внешней торговой и финансовой политики Англии в соответствии с интересами промышленных капиталистов, класса, который теперь представлял нацию. И этот класс энергично принялся за дело. Каждое препятствие промышленному производству беспощадно устранялось. В таможенном тарифе и во всей налоговой системе был произведен полный переворот. Все было подчинено одной цели, но цели в высшей степени важной для промышленных капиталистов: удешевление всех видов сырья и в особенности жизненных средств для рабочего класса, сокращение расходов на сырье и сохранение на прежнем уровне, — если не снижение, — заработной платы. Англия должна была стать «мастерской мира»; все другие страны должны были стать для Англии тем, чем уже была Ирландия, — рынками сбыта для ее промышленных изделий, снабжающими ее, со своей стороны, сырьем и продовольствием. Англия — великий промышленный центр сельскохозяйственного мира, то промышленное солнце, вокруг которого вращается постоянно увеличивающееся число Ирландий, производящих зерно и хлопок. Какая величественная перспектива!

Промышленные капиталисты приступили к осуществлению этой своей великой цели с тем крепким здравым смыслом и с тем презрением к традиционным принципам, которыми они всегда отличались от своих более ограниченных континентальных конкурентов. Чартизм умирал. Вновь начавшийся период процветания промышленности, естественный после того как крах 1847 г. был вполне изжит, приписывался исключительно влиянию свободы торговли. Вследствие этих двух причин английский рабочий класс оказался политически в хвосте «великой либеральной партии» — партии, которой руководили фабриканты. Это раз достигнутое выгодное положение надо было увековечить. А оппозиция чартистов не против свободы торговли как таковой, а против превращения свободы торговли в единственный жизненный вопрос нации, показала фабрикантам и с каждым днем показывает им все более, что без помощи рабочего класса буржуазии никогда не удастся добиться полного социального и политического господства над нацией. Так постепенно изменились взаимные отношения обоих классов. Фабричные законы, бывшие некогда жупелом для всех фабрикантов, теперь не только соблюдались ими добровольно, но даже были в большей или меньшей степени распространены почти на все отрасли промышленности. Тред-юнионы, которые недавно еще считались исчадием ада, теперь стали пользоваться вниманием и покровительством фабрикантов как совершенно законные учреждения и как полезное средство для распространения среди рабочих здравых экономических воззрений. Даже стачки, которые до 1848 г. рассматривались как нечто самое гнусное, были теперь также признаны подчас весьма полезными, в особенности когда господа фабриканты в подходящий момент сами их вызывали. Из законов, которыми рабочий лишался равенства в правах со своим работодателем, были упразднены по крайней мере самые возмутительные, а некогда столь страшная «Народная хартия» стала по существу политической программой тех самых фабрикантов, которые до последнего времени выступали против нее. «Отмена имущественного ценза» и «тайное голосование» были проведены законодательным путем. Парламентские реформы 1867 и 1884 гг.[277] сильно приближаются уже к «всеобщему избирательному праву» по крайней мере в том виде, в каком оно существует теперь в Германии; новый проект закона о перераспределении мест в избирательных округах, обсуждаемый сейчас в парламенте, создает «равные избирательные округа», во всяком случае в общем не менее равные, чем во Франции или в Германии. Уже намечаются как несомненные достижения в ближайшем будущем «вознаграждение депутатам» и сокращение срока мандатов, хотя, правда, до «ежегодно переизбираемого парламента» дело еще не дошло; и при всем том находятся люди, которые говорят, что чартизм мертв.

У революции 1848 г., как и у многих ее предшественниц, были своеобразные попутчики и наследники. Те самые люди, которые ее подавили, стали, — как любил говорить Карл Маркс, — ее душеприказчиками[278]. Луи-Наполеон был вынужден создать единую и независимую Италию. Бисмарк был вынужден совершить своего рода переворот в Германии и вернуть Венгрии независимость, а английским фабрикантам пришлось дать Народной хартии силу закона.

Для Англии последствия этого господства промышленных капиталистов сначала были поразительны. Промышленность вновь ожила и стала развиваться с быстротой, неслыханной даже для этой колыбели современной индустрии. Все прежние изумительные успехи, достигнутые благодаря применению пара и машин, совершенно бледнели в сравнении с мощным подъемом производства за двадцать лет, от 1850 до 1870 г., с колоссальными цифрами вывоза и ввоза, с несметным количеством богатств, накоплявшихся в руках капиталистов, и человеческой рабочей силы, сконцентрированной в гигантских городах. Этот подъем, правда, прерывался, как и раньше, кризисами, повторявшимися каждые десять лет: в 1857 г., а также в 1866 году; но эти рецидивы считались теперь естественными неизбежными явлениями, через которые приходится пройти, но после которых, в конце концов, все возвращается в прежнюю колею.

Каково же было положение рабочего класса в этот период? Порой наступало улучшение, даже для широких масс. Но это улучшение каждый раз опять сводилось на нет притоком огромного числа людей из резерва безработных, непрестанным вытеснением рабочих новыми машинами и приливом сельского населения, которое также все более и более вытеснялось теперь машинами.

Длительное улучшение мы находим только в положении двух «привилегированных» категорий рабочего класса. К первой категории принадлежат фабричные рабочие. Законодательное установление относительно рациональных границ их рабочего дня восстановило их физическое состояние и дало им моральное преимущество, еще усиленное их концентрацией в определенных местах. Их положение несомненно лучше, чем до 1848 года. Это больше всего подтверждается тем, что из десяти стачек, которые они проводят, девять бывают вызваны самими фабрикантами в своих собственных интересах как единственное средство обеспечить сокращение производства. Вы никогда не уговорите фабрикантов согласиться на сокращение рабочего времени, хотя бы их товары и вовсе не находили сбыта; но заставьте рабочих объявить стачку, и капиталисты все до одного закроют свои фабрики.

Вторую категорию составляют крупные тред-юнионы. Это организация таких отраслей производства, в которых применяется исключительно или, по крайней мере, преобладает труд взрослых мужчин. Ни конкуренция женского и детского труда, ни конкуренция машин не смогли до сих пор сломить их организованную силу. Организации механиков, плотников и столяров, каменщиков являются каждая в отдельности такой силой, что могут даже, как например каменщики и их подручные, с успехом противостоять введению машин. Несомненно, их положение с 1848 г. значительно улучшилось; наилучшим доказательством этого служит то, что в течение более пятнадцати лет не только хозяева были чрезвычайно довольны ими, но и они — хозяевами. Они образуют аристократию в рабочем классе; им удалось добиться сравнительно обеспеченного положения, и это они считают окончательным. Это образцовые рабочие господ Лиона Леви и Джиффена, и они в самом деле очень милые, покладистые люди для всякого неглупого капиталиста в отдельности и для класса капиталистов в целом.

Но что касается широкой массы рабочих, то степень ее нищеты и необеспеченности ее существования в настоящее время так же велика, как была всегда, если только не больше. Лондонский Ист-Энд представляет собой все расширяющуюся трясину безысходной нищеты и отчаяния, голода в период безработицы, физической и моральной деградации при наличии работы. То же самое, если не принимать во внимание привилегированное меньшинство рабочих, происходит и во всех других больших городах; так же обстоит дело в менее крупных городах и сельских районах. Закон, который сводит стоимость рабочей силы к стоимости необходимых средств существования, и другой закон, который сводит, как правило, ее среднюю цену к минимуму этих средств существования, — оба эти закона действуют на рабочих с непреодолимой силой автоматической машины, которая давит их между своими колесами.

Таково, стало быть, было положение, созданное установившейся в 1847 г. политикой свободы торговли и двадцатилетним господством промышленных капиталистов. Но затем наступил поворот. Действительно, за кризисом 1866 г. последовало около 1873 г. слабое и кратковременное оживление, но оно было непродолжительным. Правда, полный кризис не имел места тогда, когда его следовало ожидать, в 1877 или 1878 г., но с 1876 г. все главные отрасли промышленности находятся в состоянии хронического застоя. Не наступает ни полный крах, ни долгожданный период процветания, на который можно было рассчитывать как до краха, так и после него. Мертвящий застой, хроническое переполнение всех рынков во всех отраслях — таково состояние, в котором мы живем уже почти десять лет. Чем же это вызвано?

Теория свободы торговли основывалась на одном предположении: Англия должна стать единственным крупным промышленным центром сельскохозяйственного мира. Факты показали, что это предположение является чистейшим заблуждением. Условия существования современной промышленности — сила пара и машины — могут быть созданы везде, где есть топливо, в особенности уголь, а уголь есть, кроме Англии, и в других странах: во Франции, Бельгии, Германии, Америке, даже в России. И жители этих стран не видели никакого интереса в том, чтобы превратиться в нищих ирландских арендаторов только ради вящей славы и обогащения английских капиталистов. Они сами стали производить, причем не только для себя, но и для остального мира; и в результате промышленная монополия, которой Англия обладала почти целое столетие, теперь безвозвратно утеряна.

Но промышленная монополия Англии — это краеугольный камень существующей в Англии общественной системы. Даже во время господства этой монополии рынки не поспевали за растущей производительностью английской промышленности; результатом были кризисы через каждые десять лет. А теперь новые рынки с каждым днем становятся все большей редкостью, так что даже неграм в Конго навязывают цивилизацию в виде бумажных тканей из Манчестера, глиняной посуды из Стаффордшира и металлических изделий из Бирмингема. Что же будет тогда, когда континентальные и в особенности американские товары хлынут во все возрастающем количестве, когда львиная доля в снабжении всего мира, все еще принадлежащая английским фабрикам, станет из года в год уменьшаться? Пусть даст на это ответ свобода торговли, это универсальное средство!

Не я первый на это указываю. Уже в 1883 г. на собрании Британской ассоциации в Саутпорте председатель ее экономической секции г-н Инглис Палгрейв прямо заявил, что

«для Англии дни больших прибылей уже прошли, и дальнейшее развитие различных крупных отраслей промышленности приостановилось. Можно почти утверждать, что страна переходит в состояние застоя»[279].

Но каков же будет результат? Капиталистическое производство не может стоять на месте: оно должно расти и расширяться или же умереть. Уже теперь одно лишь ограничение львиной доли Англии в снабжении товарами мирового рынка означает застой и нищету, избыток капитала, с одной стороны, избыток незанятых рабочих рук — с другой. Что же будет тогда, когда ежегодного прироста производства совсем не будет?

Вот где уязвимое место, ахиллесова пята капиталистического производства. Постоянное расширение является необходимым условием его существования, а это постоянное расширение становится теперь невозможным. Капиталистическое производство зашло в тупик. С каждым годом перед Англией все более настойчиво встает вопрос: либо должна погибнуть страна, либо капиталистическое производство; кто из них обречен?

А рабочий класс? Если даже во время неслыханного подъема торговли и промышленности с 1848 по 1868 г. ему приходилось жить в такой нищете, если даже тогда его широкая масса в лучшем случае пользовалась лишь кратковременным улучшением своего положения, и только незначительное, привилегированное, «охраняемое» меньшинство имело длительные выгоды, то что же будет, когда этот блестящий период окончательно завершится, когда нынешний гнетущий застой не только усилится, но когда это усилившееся состояние мертвящего гнета станет хроническим, нормальным состоянием английской промышленности?

Истина такова: пока существовала промышленная монополия Англии, английский рабочий класс в известной мере принимал участие в выгодах этой монополии. Выгоды эти распределялись среди рабочих весьма неравномерно: наибольшую часть забирало привилегированное меньшинство, но и широким массам изредка кое-что перепадало. Вот почему, с тех пор как вымер оуэнизм, в Англии больше не было социализма. С крахом промышленной монополии Англии английский рабочий класс потеряет свое привилегированное положение, он весь, не исключая привилегированного и руководящего меньшинства, окажется на таком же уровне, на каком находятся его сотоварищи рабочие других стран. И вот почему социализм снова появится в Англии».

К этой характеристике положения вещей, как я его представлял себе в 1885 г., мне остается прибавить лишь немногое. Вряд ли надо говорить, что в настоящее время действительно «социализм снова появился в Англии», причем в массовом масштабе, социализм всех оттенков: социализм сознательный и бессознательный, социализм в прозе и в стихах, социализм рабочего класса и буржуазии. И действительно, это чудовище из чудовищ, этот социализм не только стал вполне респектабельным, но он уже носит фрак и небрежно разваливается на диванах в салонах. Это показывает неисправимое непостоянство ужасного деспота «хорошего общества» — буржуазного общественного мнения, и лишний раз оправдывает то презрение, с которым мы, социалисты прошлого поколения, всегда к нему относились. Но, впрочем, у нас нет оснований быть недовольными самим этим симптомом.

Но что мне кажется гораздо важнее этой мимолетной моды в буржуазных кругах щеголять разбавленным водой социализмом и даже важнее тех действительных успехов, которых вообще социализм достиг в Англии, — это пробуждение лондонского Ист-Энда. Это огромное скопище нищеты перестало быть тем стоячим болотом, каким оно было шесть лет тому назад. Ист-Энд стряхнул с себя апатию отчаяния; он возродился к жизни и стал родиной так называемого «нового юнионизма», то есть организации широких масс «необученных» рабочих. Хотя эта организация в значительной степени и облеклась в форму старых тред-юнионов «обученных» рабочих, но по своему характеру она все же существенно отличается от них. Старые тред-юнионы сохраняют традиции той эпохи, когда они возникли; они рассматривают систему наемного труда как раз навсегда установленный вечный порядок, который они могут в лучшем случае лишь немного смягчить в интересах своих членов. Новые же тред-юнионы были основаны в такое время, когда вера в вечность системы наемного труда была уже сильно поколеблена. Их основателями и руководителями были либо сознательные социалисты, либо социалисты по инстинкту; массы, которые устремились к ним и составляют их силу, были грубы, забиты и презираемы рабочей аристократией. Но они имеют одно неизмеримое преимущество: их психика является еще девственной почвой, совершенно свободной от унаследованных, «почтенных» буржуазных предрассудков, которые сбивают с толку головы занимающих лучшее положение «старых» юнионистов. И теперь мы видим, как эти новые тред-юнионы захватывают руководство всем рабочим движением и все больше берут на буксир богатые и высокомерные «старые» тред-юнионы.

Несомненно, деятели лондонского Ист-Энда допустили ряд колоссальных промахов; но то же самое делали и их предшественники, то же самое допускают теперь и социалисты-доктринеры, задирающие перед ними нос. Великий класс, как и великая нация, ни на чем не

учится так быстро, как на последствиях своих собственных ошибок. И несмотря на всевозможные ошибки в прошлом, настоящем и будущем, пробуждение лондонского Ист-Энда остается одним из величайших и плодотворнейших событий fin de siecle [конца века. Ред.], и я рад и горд, что мне довелось дожить до него.

Ф. Энгельс

11 января 1892 г.

Напечатано в книге: F. Engels. «The Conditionof the Working-Class in England in 1844». London, 1892

Печатается по тексту книги

Перевод с английского

Примечания:

2

Исключительный закон против социалистов был введен в Германии 21 октября 1878 г. и действовал до 1 октября 1890 г., когда под давлением массового рабочего движения этот закон был отменен.

26

Энгельс имеет в виду успешные для России войны с Турцией 1768–1774 и 1787–1792 годов.

27

В Декларации, относительно вооруженного нейтралитета, обнародованной Екатериной II 11 марта (28 февраля) 1780 г., провозглашалось право нейтральных судов в море защищать себя оружием от нападения воюющих государств, право нейтральных государств свободно торговать с воюющими державами, принцип неприкосновенности неприятельской собственности, находящейся под нейтральным флагом, признание блокады только в том случае, если вход в блокируемый порт фактически закрыт военно-морскими силами. Эта декларация, направленная против Англии в период ее войны против восставших североамериканских колоний (1775–1783), легла в основу конвенции, заключенной между Россией и рядом государств. К декларации в 1780–1783 гг. присоединились Дания, Швеция, Голландия, Пруссия, Австрия, Португалия и Королевство Обеих Сицилий.

Эти принципы вооруженного нейтралитета были впоследствии положены в основу «Декларации о принципах морского международного права», подписанной представителями Австрии, Франции, Англии, Пруссии, России, Сардинии и Турции 16 апреля 1856 года. Декларация была приложена к Парижскому мирному договору, подписанному 30 марта 1856 г. участниками Крымской войны 1853–1856 годов.

264

Данное предисловие было написано Энгельсом для английского издания его книги «Положение рабочего класса в Англии» (см. настоящее издание, т. 2, стр. 231–517), выпущенного в Лондоне в 1892 году. Это издание явилось второй публикацией авторизованного английского перевода книги, впервые напечатанного в Нью-Йорке в 1887 году. Основную часть предисловия — с небольшими редакционными изменениями и отдельными купюрами — составляет написанное Энгельсом в 1886 г. приложение к американскому изданию книги (см. настоящее издание, т. 21, стр. 260–266) и включенная в состав этого приложения статья Энгельса «Англия в 1845 и 1885 годах» (см. настоящее издание, т. 21, стр. 198–205). Заключительная часть предисловия была написана Энгельсом специально для английского издания 1892 года.

265

См. настоящее издание, т. 21, стр. 345–353.

266

Хлебные законы, устанавливавшие в Англии высокие ввозные пошлины на хлеб и направленные на ограничение или запрещение ввоза хлеба из-за границы, были введены в интересах крупных землевладельцев-лендлордов. Борьба между промышленной буржуазией и земельной аристократией из-за хлебных законов закончилась принятием в 1846 г. билля об их отмене. Эта мера и связанное с ней снижение хлебных цен, вызвав некоторое удешевление жизни, привели в конечном счете к снижению заработной платы рабочих и увеличению прибылей буржуазии. Отмена хлебных законов явилась сильным ударом по земельной аристократии и способствовала ускорению развития капитализма в Англии.

267

Характеристика системы оплаты труда товарами дана Энгельсом в его работе «Положение рабочего класса в Англии» (см. настоящее издание, т. 2, стр. 408–409). Закон, запрещавший применение этой системы, был принят в 1831 году; однако многие фабриканты нарушали его.

Закон о десятичасовом рабочем дне, распространявшийся только на подростков и женщин-работниц, был принят английским парламентом 8 июня 1847 года.

268

«Малая Ирландия» («Little Ireland») — заселенный главным образом ирландцами рабочий квартал на южной окраине Манчестера; подробное описание его см. в работе Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» (настоящее издание, т. 2, стр. 296–298).

«Семь стрелок» («Seven Dials») — рабочий квартал в центре Лондона.

269

Имеется в виду «Report of the Royal Commission on the Housing of the Working Classes. England and Wales». 1885 («Отчет королевской комиссии о жилищных условиях трудящихся классов. Англия и Уэльс». 1885).

270

Система коттеджей — предоставление фабрикантом рабочему помещения для жилья на кабальных условиях с вычетом квартирной платы из заработной платы рабочего (подробнее об этом см. настоящее издание, т. 2, стр. 409–410).

271

Речь идет о забастовке свыше 10000 горнорабочих в штате Пенсильвания (США), происходившей с 22 января по 26 февраля 1886 года. В ходе забастовки рабочие доменных и коксовых печей, требовавшие повышения заработной платы и улучшения условий труда, добились частичного удовлетворения своих требований.

О стачке углекопов в Северной Англии в 1844 г. см. настоящее издание, т. 2, стр. 475–481.

272

Первый английский перевод I тома «Капитала», сделанный С. Муром и отредактированный Энгельсом, вышел в свет в 1887 году.

273

«The Commonweal» («Общее благо») — английский еженедельный журнал, выходил в Лондоне в 1885–1891 и в 1893–1894 годах; орган Социалистической лиги; в 1885–1886 гг. Энгельс поместил в журнале несколько статей.

274

Народная хартия, содержавшая требования чартистов, была опубликована 8 мая 1838 г. в качестве законопроекта, предназначенного для внесения в парламент; она состояла из шести пунктов: всеобщее избирательное право (для мужчин, достигших 21 года), ежегодные выборы в парламент, тайное голосование, уравнение избирательных округов, отмена имущественного ценза для кандидатов в депутаты парламента, вознаграждение депутатов. Три петиции чартистов с требованием принятия Народной хартии, поданные в парламент, были отклонены им в 1839, 1842 и 1849 годах.

275

На 10 апреля 1848 г. в Лондоне чартистами была назначена массовая демонстрация, которая должна была направиться к зданию парламента с целью подачи третьей петиции о принятии Народной хартии. Правительство запретило демонстрацию, войска и полиция были стянуты в Лондон, чтобы воспрепятствовать ее проведению. Руководители чартистов, среди которых многие проявили колебания, решили отказаться от проведения демонстрации и уговорили массы демонстрантов разойтись. Неудача демонстрации была использована силами реакции для наступления на рабочих и репрессий против чартистов. — 278.

276

Речь идет о реформе избирательного права, билль о которой был принят английской палатой общин в 1831 г. и окончательно утвержден палатой лордов в июне 1832 года. Реформа была направлена против политической монополии земельной и финансовой аристократии и открыла доступ в парламент представителям промышленной буржуазии. Пролетариат и мелкая буржуазия, которые являлись главной силой в борьбе за реформу, были обмануты либеральной буржуазией и не получили избирательных прав.

277

В 1867 г. в Англии под давлением массового рабочего движения была проведена вторая парламентская реформа. Активное участие в движении за реформу принял Генеральный Совет I Интернационала. По новому закону имущественный ценз для избирателей в графствах был понижен для арендаторов до 12 ф. ст. арендной платы в год, в городах право голоса было предоставлено всем домовладельцам и арендаторам домов, а также квартиронанимателям, прожившим в данном месте не менее года и вносившим квартирную плату размером не менее 10 фунтов стерлингов. В результате реформы 1867 г. число избирателей в Англии увеличилось более чем в два раза, избирательное право получила также известная часть квалифицированных рабочих.

В 1884 г. в Англии под давлением массового движения в сельских районах была проведена третья парламентская реформа, в результате которой на сельские округа были распространены те же условия получения права голоса, которые в 1867 г. были установлены для населения городских округов. После третьей избирательной реформы в Англии все еще не имели избирательного права значительные слои населения: сельский пролетариат и городская беднота, а также все женщины. Тайное голосование было введено в 1872 году.

278

Мысль о том, что реакция и после 1848 г. играла роль своеобразного душеприказчика революции, выполняя по необходимости ее требования, хотя и в карикатурно изуродованном виде, была высказана Марксом в ряде работ, в частности в статье «Эрфуртовщина в 1859 году» (см. настоящее издание, т. 13, стр. 432–434).

279

См. «Report of the Fifty-Third Meeting of the British Association for the Advancement of Science; held at South-port in September 1883». London, 1884, p. 608–609 («Отчет о пятьдесят третьем собрании Британской ассоциации содействия развитию науки, состоявшемся в Саутпорте в сентябре 1883 года». Лондон, 1884, стр. 608–609).

Британская ассоциация содействия развитию науки была основана в 1831 г. и существует в Англии до настоящего времени; материалы ежегодных собраний общества публикуются в виде отчетов.