ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «КАРЛ МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ В КЁЛЬНЕ»[225]

Чтобы лучше понять приведенные ниже прения, достаточно будет сгруппировать главные события, которые послужили для них исходным моментом.

Трусость германской буржуазии позволила феодально-бюрократически-абсолютистской реакции настолько оправиться от ошеломляющих ударов, полученных в марте 1848 г., что в конце октября была уже неизбежной вторая решительная битва. Падение Вены после долгого героического сопротивления внушило и прусской камарилье мужество для совершения государственного переворота. Покорное берлинское «Национальное собрание» все еще было для нее слишком буйным. Его нужно было разогнать, с революцией следовало покончить.

8 ноября 1848 г. сформировывается министерство Бранденбурга — Мантёйфеля. 9-го оно переносит местопребывание Собрания из Берлина в Бранденбург, для того чтобы последнее там могло «свободно» заседать под охраной штыков, не тревожимое революционными влияниями Берлина. Собрание отказывается переезжать; гражданское ополчение отказывается выступить против Собрания. Министерство распускает и разоружает гражданское ополчение без сопротивления с его стороны и объявляет Берлин на осадном положении. Собрание отвечает тем, что 13 ноября возбуждает против министерства судебное преследование по обвинению в государственной измене. Министерство гоняет Собрание по Берлину из одного помещения в другое. 15 ноября Собрание постановляет, что министерство Бранденбурга не вправе распоряжаться государственными средствами и взимать налоги, пока оно, Собрание, не имеет возможности свободно продолжать свои заседания в Берлине.

Это постановление об отказе от уплаты налогов могло вступить в силу только при условии, если бы народ оказал вооруженное сопротивление при взимании налогов. А в то время в руках гражданского ополчения оставалось еще достаточно оружия. Несмотря на это, почти повсюду ограничивались пассивным сопротивлением. Только в немногих местах готовились силе противопоставить силу. А самым смелым призывом к таким действиям было воззвание Комитета демократических союзов Рейнской провинции, который находился в Кёльне и состоял из Маркса, Шаппера и Шнейдера[226].

Что на Рейне нельзя было с расчетом на успех поднять борьбу против государственного переворота, победоносно совершенного в Берлине, в этом Комитет не обманывался. В Рейнской провинции было пять крепостей; только в самой провинции, а также в Вестфалии, Майнце, Франкфурте и Люксембурге располагалось около трети всей прусской армии, в том числе много полков из восточных провинций. Гражданское ополчение в Кёльне и других городах было уже распущено и разоружено. Но задача и не заключалась в том, чтобы добиться непосредственной победы в Кёльне, где всего за несколько недель до того было снято осадное положение. Необходимо было показать пример остальным провинциям и, таким образом, спасти революционную честь Рейнской провинции. Это и было сделано.

Прусская буржуазия, которая уступала правительству одну командную позицию за другой из страха перед неожиданными выступлениями пролетариата, тогда еще только начинавшего пробуждаться, которая давно уже раскаивалась в своем прежнем стремлении к власти, которая уже с марта была в полной растерянности от страха, потому что, с одной стороны, ей грозно противостояли силы старого общества, сгруппировавшиеся вокруг абсолютизма, а с другой — юный пролетариат, в котором пробуждалось сознание его классового положения, — прусская буржуазия поступила так, как она всегда поступала в решающие моменты: она смиренно покорилась. А рабочие были не настолько глупы, чтобы драться за буржуазию без буржуазии; для них, в особенности на Рейне, прусские вопросы были и без того чисто местными вопросами; а если идти в огонь за интересы буржуазии, то тогда уж во всей Германии и для всей Германии. Это был знаменательный симптом — уже в то время «прусское верховенство»[227] абсолютно не имело успеха у рабочих.

Словом, правительство победило. Месяц спустя, 5 декабря, оно могло окончательно распустить Берлинское собрание, которое до того времени влачило довольно жалкое существование, и октроировать новую конституцию, которая, однако, фактически вступила в действие лишь после того, как была превращена в пустой конституционный фарс.

На следующий день после появления воззвания, 20 ноября, трое подписавших его были вызваны к судебному следователю; против них было возбуждено дело по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Об аресте не было тогда и речи даже в Кёльне. 7 февраля газете «Neue Rheinische Zeitung» предстояло выдержать испытание на своем первом процессе по делам печати. Маркс, я и ответственный издатель Корф предстали перед присяжными и были оправданы[228]. На следующий день разбиралось дело Комитета[229]. Народ уже раньше вынес свой приговор, избрав за две недели до того обвиняемого Шнейдера депутатом от Кёльна.

Защитительная речь Маркса представляет, разумеется, кульминационный пункт прений. Она в особенности интересна в двух отношениях.

Во-первых, здесь перед буржуазными присяжными выступает коммунист, которому приходится разъяснять им, что действия, которые он совершил и за которые он в качестве обвиняемого стоит перед ними, являются действиями, совершить которые и, более того, сделать из них самые решительные выводы, было, собственно, долгом и обязанностью их класса — буржуазии. Одного этого факта достаточно для характеристики поведения германской, в особенности прусской, буржуазии во время революции. Вопрос в том, кто должен господствовать: те ли силы общества и государства, которые сгруппировались вокруг абсолютной монархии, — феодальное крупное землевладение, армия, бюрократия, попы, — или же буржуазия? Еще только формирующийся пролетариат заинтересован в борьбе лишь в той мере, в какой он благодаря победе буржуазии получает простор для собственного развития, некоторое пространство на той арене борьбы, на которой ему предстоит когда-нибудь одержать победу над всеми другими классами. Между тем, буржуазия, а вместе с ней и мелкая буржуазия даже пальцем не шевельнет, когда враждебное ей правительство нападает на нее там, где находятся ее главные силы, разгоняет ее парламент, разоружает ее гражданское ополчение, ее самое подвергает осадному положению. Тогда к бреши бросаются коммунисты и призывают буржуазию выполнять то, что составляет ее прямой долг. В противовес старому, феодальному обществу буржуазия и пролетариат образуют новое общество, выступают совместно. Призыв, естественно, остается безуспешным и ирония истории такова, что эта же самая буржуазия теперь судит, с одной стороны, революционного пролетарского коммуниста, а с другой — контрреволюционное правительство.

А во-вторых, — и это делает речь особенно важной также и для наших дней, — в противовес лицемерной законности правительства она отстаивает революционную точку зрения в такой форме, которая могла бы кое для кого послужить примером и в настоящее время. — Мы призывали народ к оружию против правительства? Да, мы это делали и это был наш долг. Мы нарушили закон, мы покинули почву законности? Да, но правительство еще раньше порвало и бросило к ногам народа те законы, которые мы нарушили, и почвы законности больше не существует. Нас можно уничтожить, как побежденных врагов, но нас нельзя осудить.

Официальные партии, от «Kreuz-Zeitung» до «Frankfurter Zeitung»[230], упрекают социал-демократическую рабочую партию в том, что она — революционная партия, что она не хочет признавать почву законности, созданную в 1866 и 1871 гг., и тем самым, — так, по крайней мере, говорят все, вплоть до национал-либералов, — сама поставила себя вне общего права[231]. Я не говорю уже о чудовищном утверждении, будто кто-то, отстаивая то или иное мнение, может себя поставить вне общего права. Таково подлинное полицейское государство, которое предпочитает действовать втихомолку, а на словах проповедовать правовое государство. А разве почва законности 1866 г. не революционная почва? Ломают союзную конституцию, а членам Союза объявляют войну[232]. Нет, говорит Бисмарк, это другие нарушили союзный договор. На это можно ответить, что слишком простоватой была бы та революционная партия, которая для каждого вооруженного выступления не нашла бы, по меньшей мере, столь же веских правовых оснований, какие Бисмарк нашел для своих действий в 1866 году. — Затем провоцируют гражданскую войну, ибо ведь война 1866 г. ничем иным и не была. Но всякая гражданская война есть революционная война. Войну ведут революционными средствами. Вступают в союз с заграницей против немцев; вводят в бой итальянские войска и суда, ловят Бонапарта на приманку — перспективой приобретения германских областей на Рейне. Организуют венгерский легион, который должен бороться за революционные цели против исконного государя своей страны; в Венгрии опираются на Клапку, а в Италии — на Гарибальди. Побеждают — и проглатывают три короны божьей милостью: Ганновер, Кур-гессен, Нассау, из которых каждая была, по меньшей мере, столь же законной, столь же «исконной» и «божьей милостью», как корона Пруссии[233]. Наконец, прочим членам Союза навязывают конституцию империи, которая Саксонией, например, была принята столь же добровольно, как в свое время Тильзитский мир Пруссией[234].

Сетую ли я на это? Нет, это мне и в голову не приходит. На исторические события не сетуют, — напротив, стараются понять их причины, а вместе с тем и их результаты, которые далеко еще не исчерпаны. Но от людей, которые все это проделали, можно с полным правом потребовать, чтобы они не упрекали других в том, что те — революционеры. Германская империя создана революцией, конечно революцией особого рода, но, тем не менее, все же революцией. Но что справедливо для одного, то вправе требовать и другой. Революция остается революцией, совершается ли она прусской короной или бродячим паяльщиком. Если нынешнее правительство пользуется существующими законами, чтобы избавиться от своих противников, то оно действует, как всякое другое правительство. Но если оно воображает, будто еще может как-то ошеломить их грозным окриком: революционер! — то этим оно может запугать разве только филистера. «Сами революционеры!» — отзывается эхо по всей Европе.

Но крайне смешно требовать отказа от революционной природы, неизбежно вытекающей из исторических условий, когда с этим требованием обращаются к партии, которую сначала ставят вне общего права, то есть вне закона, и от которой затем требуют, чтобы она признала ту самую почву законности, которую как раз для нее упразднили[235].

То, что по такому поводу приходится тратить слова, лишний раз доказывает политическую отсталость Германии. В остальном мире всякий знает, что все современное политическое положение есть результат именно революций. Франция, Испания, Швейцария, Италия — сколько стран, столько и правительств милостью революции. В Англии даже виг Маколей признает, что современный правопорядок основан на целом ряде революций (revolutions heaped upon revolutions). Америка уже сто лет празднует каждого 4 июля свою революцию[236]. В большинстве этих стран имеются партии, которые считают себя связанными существующим правопорядком лишь в той мере, в какой он их может связывать и не более того. Но если бы кто-нибудь, например во Франции, вздумал обвинять роялистов или бонапартистов в том, что они революционеры, то его просто высмеяли бы.

Только в Германии, где политически ничто основательно не доводится до конца (иначе она не была бы разодрана на две части — на Австрию и так называемую Германию) и где именно поэтому продолжают копошиться в головах не умирающие представления прошедших, но лишь наполовину изжитых времен (потому-то немцы и называют себя народом мыслителей), — только в Германии могут еще требовать от партии, чтобы она считала себя не только фактически, но и морально связанной существующим так называемым правопорядком; чтобы она заранее дала обещание, что, как бы ни сложились обстоятельства, она не станет свергать этот правопорядок, против которого ведет борьбу, даже если сможет это сделать. Другими словами, она должна дать обязательство сохранить на вечные времена существующий политический строй. Именно это и ничто другое означает предъявляемое германской социал-демократии требование, чтобы она перестала быть «революционной».

Но немецкий мещанин, — а его мнение все еще является общественным мнением Германии, — особого рода человек. Он никогда ни одной революции не сделал. Революцию 1848 г. сделали за него — к его ужасу — рабочие. Но зато тем больше революций он претерпел. Ибо в Германии на протяжении 300 лет революции делали князья, — по ним и революции были. Вся их верховная власть на своей территории и, наконец, их суверенитет были плодом их бунтов против императора. Пруссия давала им хороший пример. Пруссия смогла сделаться королевством лишь после того, как «великий курфюрст» [Фридрих-Вильгельм, курфюрст Бранденбургский. Ред.] организовал успешный мятеж против своего сюзерена, польской короны, и, таким образом, сделал герцогство Прусское независимым от Польши[237]. Со времени Фридриха II бунт Пруссии против Германской империи был возведен в систему; Фридрих еще больше «плевал» на конституцию империи, чем наш бравый Бракке на закон против социалистов. А затем пришла французская революция, и князья, как и мещане, переживали ее со слезами и вздохами. В силу решения имперской депутации 1803 г. французы и русские в высшей степени революционно поделили Германскую империю между немецкими князьями, так как последние сами не могли сговориться относительно дележа[238]. Затем пришел Наполеон и позволил князьям Бадена, Баварии и Вюртемберга, которые пользовались его особым покровительством, захватить все графства, баронства и города, находившиеся на их территориях и между ними и входившие непосредственно в состав империи. Вслед за тем эти же три государственных изменника устроили последний успешный бунт против своего императора, сделались с помощью Наполеона суверенными и тем самым окончательно взорвали старую Германскую империю[239]. С того времени фактический германский император, Наполеон, примерно каждые три года заново делил Германию между своими верными слугами, германскими и другими князьями. Наконец, пришло достославное освобождение от иноземного господства, и в награду Германия была Венским конгрессом, то есть Россией, Францией и Англией, поделена и распродана разорившимся князьям как территория, предназначенная для всеобщего возмещения, и немецкие мещане, жившие примерно на 2000 отдельных клочках земли, были, как бараны, розданы тридцати шести монархам, перед большинством которых, как перед своими исконными государями, они и теперь еще «верноподданнически благоговеют». И все это будто бы не было революционно, — как прав был, однако, Шнапганский-Лихновский, когда он воскликнул во Франкфуртском парламенте: историческое право не имеет никакой даты![240]. Оно действительно ее никогда не имело!

Итак, требование, с которым немецкий мещанин обращается к германской социал-демократической рабочей партии, имеет только один смысл: эта партия должна сделаться такой же мещанской, как он сам, и отнюдь не должна участвовать в революциях, а только претерпевать их. А если правительство, пришедшее к власти через контрреволюцию и революцию, ставит то же требование, то это означает только одно: революция хороша, когда она совершается Бисмарком для Бисмарка и его присных, но плоха, если она делается против Бисмарка и его присных. Лондон, 1 июля 1885 г.

Фридрих Энгельс

Напечатано в брошюре: «Karl Marx vor den Kolner Geschwornen». Hottingen-Zurich, 1885

Печатается по тексту брошюры

Перевод с немецкого

Примечания:

2

См. настоящее издание, т. 2, стр. 231–517.

22

24 февраля 1848 г. — день свержения монархии Луи-Филиппа во Франции.

24 февраля по старому стилю (7 марта) 1848 г. Николай I, по получении им известия о победе февральской революции во Франции, отдал приказ военному министру о проведении ластичной мобилизации в России для подготовки к борьбе против революции в Европе.

23

Серия статей друга и соратника Маркса и Энгельса Вильгельма Вольфа «Die schlesische Milliarde» была опубликована в «Neue Rheinische Zeitung» №№ 252, 255, 256, 258, 264, 270–272 и 281, с 22 марта по 25 апреля 1849 года. В 1886 г. эти статьи с некоторыми изменениями были выпущены отдельной брошюрой с введением Энгельса (см. настоящий том, стр. 246–257). Подробный разбор этих статей Энгельс дал в своей работе «Вильгельм Вольф» (см. настоящее издание, т. 19, стр. 55–97).

24

См. настоящее издание, т. 6, стр. 428–459.

225

Брошюра «Карл Маркс перед судом присяжных в Кёльне. Процесс против Рейнского окружного комитета демократов по обвинению в призыве к вооруженному сопротивлению». Хоттинген-Цюрих, 1885 («Karl Marx vor den Kolner Geschwornen. Prozes gegen den Ausschus der rheinischen Demokraten wegen Aufrufs zum bewaffneten Widerstand». Hottingen-Zurich, 1885) была напечатана в начале октября 1885 г. в качестве второго выпуска «социал-демократической библиотеки», издававшейся на немецком языке в Цюрихе, а затем в Лондоне в 1885–1890 годах. В брошюру был включен газетный отчет о процессе, перепечатанный из «Neue Rheinische Zeitung» №№ 226 и 231–233 от 19, 25, 27 и 28 февраля 1849 года.

226

Имеется в виду воззвание Рейнского окружного комитета демократов от 18 ноября 1848 г. об отказе от уплаты налогов (см. настоящее издание, т. 6, стр. 33).

227

«Прусское верховенство» («preusische Spitze») — выражение, употребленное прусским королем Фридрихом-Вильгельмом IV в речи от 20 марта 1848 г., в которой он заявил о своей готовности стать «для спасения Германии во главе (an die Spitze) всего отечества». В период борьбы за объединение Германии это выражение употреблялось для обозначения стремления Пруссии объединить страну под своей гегемонией.

228

На судебном процессе «Neue Rheinische Zeitung» 7 февраля 1849 г. Марксу как главному редактору, Энгельсу как соредактору и Г. Корфу как ответственному издателю газеты было предъявлено обвинение в том, что в статье «Аресты», напечатанной в «Neue Rheinische Zeitung» № 35 от 5 июля 1848 г. (см. настоящее издание, т. 5, стр. 172–174), якобы содержалось оскорбление обер-прокурора Цвейфеля и клевета на жандармов, производивших аресты Готшалька и Аннеке. Хотя судебное следствие было начато 6 июля, судебный процесс был назначен впервые только на 20 декабря, а затем отложен. Защитником Маркса и Энгельса на судебном процессе 7 февраля выступал адвокат Шнейдер II, защитником Корфа — адвокат Хаген. Суд присяжных оправдал обвиняемых, что, как отмечено в отчете о процессе, «вызвало громкое ликование со стороны присутствующей публики». Речи Маркса и Энгельса на этом процессе см. в настоящем издании, т. 6, стр. 235–253.

229

Процесс против Рейнского окружного комитета демократов состоялся 8 февраля 1849 года. Перед судом присяжных в Кёльне предстали К. Маркс, К. Шаппер и адвокат Шнейдер II; им было предъявлено обвинение в подстрекательстве к мятежу в связи с воззванием этого комитета от 18 ноября 1848 г. об отказе от уплаты налогов (см. настоящее издание, т. 6, стр. 33). Суд присяжных оправдал обвиняемых. Защитительную речь Маркса на этом процессе см. в настоящем издании, т. 6, стр. 254–272.

230

«Frankfurter Zeitung und Handelsblatt» («Франкфуртская газета и торговый листок») — немецкая ежедневная газета, выходила во Франкфурте-на-Майне с 1856 (под данным названием с 1866) по 1943 год; в 80-х годах орган мелкобуржуазной демократической партии Юго-Западной Германии — Немецкой народной партии.

231

Имеются в виду австро-прусская война 1866 г. и франко-прусская война 1870–1871 годов; в результате первой войны, в которой Пруссия выступала против большинства членов Германского союза (см. примечание 232), вместо последнего был создан в 1867 г. Северогерманский союз — союзное германское государство под главенством Пруссии; создание Северогерманского союза явилось шагом вперед по пути к национальному единству Германии. Франко-прусская война явилась завершающим этапом объединения Германии «сверху», путем династических войн и политики «железа и крови».

Национал-либералы — партия немецкой, в первую очередь прусской буржуазии, образовавшаяся осенью 1866 г. в результате раскола буржуазной партии прогрессистов. Национал-либералы отказались от притязаний буржуазии на политическое господство ради удовлетворения экономических интересов этого класса и ставили своей основной целью объединение немецких государств под главенством Пруссии; их политика отражала капитуляцию немецкой либеральной буржуазии перед Бисмарком. После объединения Германии национал-либеральная партия окончательно сложилась как партия крупной буржуазии и промышленных магнатов. Внутренняя политика национал-либералов приобретала все более верноподданнический характер, при этом национал-либералы фактически отказались от выдвинутых ими ранее либеральных требований, в том числе требования программы 1866 г. о необходимости «прежде всего отстаивать бюджетное право».

232

Речь идет о Германском союзе — объединении немецких государств, созданном в 1815 г. Венским конгрессом и первоначально включавшем 34 государства и 4 вольных города. Союз не имел ни централизованной армии, ни финансовых средств и сохранял все основные черты феодальной раздробленности; его центральный орган — Союзный сейм — заседал под председательством представителя Австрии. Не выполняя функции центрального правительства, этот орган играл контрреволюционную роль и вмешивался во внутренние дела германских государств лишь с целью подавления возникавшего в них революционного движения. Распавшийся во время революции 1848–1849 гг. Германский союз был в 1850 г. восстановлен. Союз окончательно прекратил свое существование во время австро-прусской войны 1866 года.

233

Имеются в виду следующие действия правительства Бисмарка в связи с австро-прусской войной 1866 года:

Заключение 8 апреля 1866 г. тайного союзного договора между Пруссией и Италией, согласно которому Италия обязалась выступить против Австрии в том случае, если Пруссия в течение ближайших трех месяцев начнет против последней военные действия;

Переговоры Бисмарка с Наполеоном III в конце 1865 г. и в начале 1866 г., в ходе которых он, желая заручиться нейтралитетом Франции в подготовлявшейся им войне, старался создать у Наполеона III впечатление, что война будет для Пруссии крайне изнурительной, и в неопределенной форме дал намек на возможность территориального расширения Франции за счет Бельгии и Люксембурга, а также некоторых прусских владений на Рейне;

Организация в июле 1866 г. в Силезии легиона из венгерских солдат, служивших в австрийской армии и взятых в плен пруссаками в ходе войны, под командованием участника революции 1848–1849 гг. венгерского генерала Д. Клапка и других венгерских офицеров, участников революции, специально прибывших в это время из эмиграции в Пруссию для участия в войне; легион перешел венгерскую границу, однако вскоре вернулся в Силезию и затем был распущен в связи с окончанием войны;

Аннексия и включение в состав Пруссии по закону от 20 сентября 1866 г. королевства Ганновер, курфюршества Гессен-Кассель, герцогства Нассау и вольного города Франкфурт-на-Майне, участвовавших в войне на стороне Австрии.

234

Имеется в виду конституция Северогерманского союза (Союз охватывал 19 государств и 3 вольных города), утвержденная 17 апреля 1867 г. Учредительным рейхстагом Союза и закреплявшая фактическое господство в нем Пруссии. Прусский король был объявлен президентом Союза и главнокомандующим союзными вооруженными силами, ему передавалось руководство внешней политикой. Законодательные полномочия рейхстага Союза, избиравшегося на основе всеобщего избирательного права, были сильно ограничены: принятые им законы вступали в силу после одобрения их реакционным по своему составу Союзным советом и утверждения президентом. Конституция Союза впоследствии легла в основу конституции Германской империи. Саксония, принимавшая участие в австро-прусской войне 1866 г. на стороне Австрии, была вынуждена в 1866 г., после окончания войны, вступить в Северогерманский союз и затем согласиться на эту конституцию.

Тильзитский мир — мирные договоры, заключенные 7 и 9 июля 1807 г. между наполеоновской Францией и участниками четвертой антифранцузской коалиции, Россией и Пруссией, потерпевшими поражение в войне. Условия мира были крайне тяжелыми для Пруссии, которая лишалась значительной части своей территории (в том числе всех владений к западу от Эльбы). Россия не понесла никаких территориальных потерь, но была вынуждена признать усиление позиций Франции в Европе и присоединиться к блокаде Англии (так называемой континентальной блокаде). Продиктованный Наполеоном I грабительский Тильзитский мир породил острое недовольство среди населения Германии, подготовив тем самым почву для развернувшегося в 1813 году освободительного движения против наполеоновского господства.

235

Имеется в виду исключительный закон против социалистов, введенный правительством Бисмарка при поддержке большинства рейхстага

21 октября 1878 г. в целях борьбы против социалистического и рабочего движения. Этот закон поставил социал-демократическую партию Германии в нелегальное положение; были запрещены все организации партии, массовые рабочие организации, социалистическая и рабочая печать, конфисковывалась социалистическая литература, социал-демократы подвергались репрессиям. Однако социал-демократической партии, которая при активной помощи Маркса и Энгельса сумела преодолеть и оппортунистические и «ультралевые» элементы в своих рядах, удалось за время действия исключительного закона, правильно сочетая нелегальную работу с использованием легальных возможностей, значительно укрепить и расширить свое влияние в массах. Под давлением массового рабочего движения исключительный закон был отменен 1 октября 1890 года. Оценку этого закона Энгельсом см. в статье «Бисмарк и германская рабочая партия» (настоящее издание, т. 19, стр. 289–291).

236

4 июля 1776 г., во время войны английских колоний в Северной Америке за независимость, конгресс представителей 13 английских колоний. который заседал в то время в Филадельфии, принял составленную Т. Джефферсоном «Декларацию независимости»; в этом документе было провозглашено отделение североамериканских колоний от Англии и образование независимой республики — Соединенных Штатов Америки, а также сформулирован ряд буржуазно-демократических принципов.

237

В 1618 г. курфюршество Бранденбургское объединилось с герцогством Прусским (Восточной Пруссией), образованным в начале XVI в. из владений Тевтонского ордена и находившимся в ленной зависимости от Речи Посполитой. Бранденбургские курфюрсты в качестве герцогов Прусских оставались вассалами Польши до 1657 г., когда, воспользовавшись ее затруднениями в войне со Швецией, курфюрст Фридрих-Вильгельм добился признания за ним суверенных прав на прусские владения.

238

В октябре 1801 г. между Францией и Россией была заключена секретная конвенция, предусматривавшая урегулирование территориальных вопросов в прирейнской Германии в интересах наполеоновской Франции под предлогом компенсации тех германских государств, владения которых на левом берегу Рейна были захвачены Францией в результате ее войн против первой и второй коалиций. В результате осуществления положений конвенции было упразднено 112 германских государств (почти все духовные владения и имперские города) с общим населением 3 млн. человек, их владения в значительной части были переданы целиком зависевшим от наполеоновской Франции Баварии, Вюртембергу и Бадену, а также Пруссии. Формально эти мероприятия были проведены в соответствии с решением так называемой имперской депутации, — комиссии из представителей государств Германской империи, избранной имперским сеймом еще в октябре 1801 г., — которое было принято ею после долгих прений и под давлением представителей Франции и России лишь 25 февраля 1803 года.

239

Бавария и Вюртемберг, принимавшие участие в войне наполеоновской Франции против третьей коалиции, по условиям мирного договора, заключенного между Францией и Австрией в Пресбурге (Братислава) 26 декабря 1805 г., получили права независимых королевств. Баден, также выступавший в этой войне на стороне Франции, в 1806 г., после упразднения Священной римской империи, стал независимым великим герцогством.

240

Энгельс приводит фразу из выступления прусского офицера князя Ф. Лихновского по польскому вопросу во франкфуртском Национальном собрании 25 июля 1848 г. (см. также настоящее издание, т. 5, стр. 375).