К. МАРКС ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГУ А. ВАГНЕРА «УЧЕБНИК ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ» (2 ИЗДАНИЕ) ТОМ I (1879)[247]

1) Концепция г-на Вагнера — «социально-правовая концепция» (стр. 2). Находится притом в «согласии с Родбертусом, Ланге и Шеффле» (стр. 2). В «основных пунктах изложения» он «ссылается» на Родбертуса и Шеффле. Даже о морском разбое как о «неправомерном способе приобретения» у целых народов, г-н Вагнер говорит, что это — разбой лишь при том условии, если «предполагается существование истинного jus gentium [международного права. Ред.] » (стр. 18, примечание 3).

Он изучает прежде всего «условия хозяйственного общежития» и «определяет в соответствии с ними сферу хозяйственной свободы индивида» (стр. 2).

«Стремление к удовлетворению потребностей» «не действует и не должно действовать как чисто природная сила, но оно находится, как и всякое стремление человека, под руководством разума и совести. Поэтому всякое вытекающее из него действие является ответственным и подлежит всегда нравственному суждению, которое, правда» (!), «само подвергается историческим изменениям» (стр. 9).

В рубрике о «труде» (стр. 9, § 2) г-н Вагнер не делает различия между конкретным характером всякого труда и затратой рабочей силы, общей всем этим конкретным видам труда (стр. 9, 10).

«Даже простое управление имуществом в целях получения рентного дохода, равно как применение полученного дохода для удовлетворения потребностей, требует всегда деятельности, которая подходит под понятие труда» (стр. 10, примечание 6).

Исторически-правовые категории суть, по мнению Вагнера, «социальные категории» (стр. 13, примечание 6).

«В частности естественные монополии положения, в особенности в городских» (! естественная монополия положения в лондонском Сити!) «условиях, затем связанные с влиянием климата на сельскохозяйственное производство целых стран, далее естественные монополии специфического плодородия почвы, например при особенно хороших виноградниках, а также при сравнении различных народов, например при сбыте тропических продуктов в страны умеренного пояса {«примером служат вывозные пошлины на продукты своего рода естественной монополии, которые возлагаются в некоторых странах (Южная Европа, тропические страны) в твердой уверенности, что эти пошлины будут переложены на иностранных потребителей» (стр. 15, примечание 11). Если г-н Вагнер выводит отсюда вывозные пошлины в южных странах, то это показывает, что он не имеет никакого представления об «истории» этих пошлин} [В настоящем издании квадратные скобки, имеющиеся в рукописи, заменены на фигурные. Ред.], — приводят к тому, что блага, от природы — по крайней мере частично — свободные, становятся чисто хозяйственными благами, весьма высоко оплаченными при приобретении» (стр. 15).

Область регулярного обмена (сбыта) благ — это их рынок (стр. 21).

В число хозяйственных благ включаются «отношения к лицам и вещам (res incorporates), предметная законченность которых покоится на абстракции: а) в совершенно свободном обмене: клиентура, фирма и т. п., когда выгодные отношения к другим людям, выработавшиеся благодаря человеческой деятельности, могут быть при условии возмещения уступлены и приобретены; б) на основе известных правовых ограничений оборота: исключительные права на производство, сервитута, привилегии, монополии, патенты и т. д.» (стр. 22, 23).

Г-н Вагнер включает «услуги» в число «хозяйственных благ» (стр. 23, примечание 2 и стр. 28). В основе этого лежит в сущности его желание представить тайного советника Вагнера в качестве «производительного работника», ибо, говорит он,

«ответ является решающим для оценки всех тех классов, которые в виде профессии занимаются доставлением личных услуг, стало быть прислуги, представителей свободных профессий и, следовательно, также государства. Лишь в том случае, если услуги также причисляются к хозяйственным благам, названные классы в хозяйственном смысле производительны» (стр. 24).

Следующее очень характерно для манеры мышления Вагнера и компании: Pay сделал замечание: зависит от «определения имущества и хозяйственных благ», «принадлежат ли к ним также услуги или нет»[248]. На это Вагнер отвечает: надо «заранее дать» «такое определение» «имущества», которое «включает услуги в число хозяйственных благ» (стр. 28). Однако «решающим аргументом» является, дескать,

«что средства удовлетворения потребностей не могут заключаться только в вещных благах, ибо потребности распространяются не только на таковые, но и на личные услуги» (а именно услуги государства, например, правовая охрана и т. д.) (стр. 28).

Имущество:

1)   чисто экономически... «существующий в данный момент времени запас хозяйственных благ, как реальный фонд для удовлетворения потребностей», есть «имущество в себе», «части совокупного народного или национального имущества».

2)   «Как исторически правовое понятие... — запас хозяйственных благ, находящийся во владении или в собственности какого-нибудь лица». «Имущественное владение» (стр. 32). Это — «исторически-юридически-относительное понятие собственности. Собственность дает лишь определенные распорядительные и исключительные права по отношению к другим. Объем этих прав изменяется» {т. е. является историческим} (стр. 34). «Каждое имущество во втором смысле есть единичное имущество, имущество какого-нибудь физического или юридического лица» (там же).

Публичное имущество,

«в частности имущество принудительно-общественных хозяйств, т. е. особенно имущество государства, округов, общин. Это имущество предназначено для всеобщего пользования (дороги, реки и т. д.) и государству и т. д. собственность на это имущество приписывается как юридическому представителю общества (народа, населения данной местности и т. д.); или же это — имущество государства и общин в собственном смысле слова, а именно имущество, служащее целям управления, т. е. для выполнения государственных функций, либо имущество, служащее финансовым целям, т. е. употребляемое государством для получения доходов как средств для выполнения его функций» (стр. 35).

Капитал, capitate — перевод слова ????????? [главное, основное. Ред.], которым обозначали требование денежной суммы в отличие от процентов (?????). В средние века капиталы, caput pecuniae, обозначали нечто основное, существенное, первоначальное (стр. 37). По-немецки употребляли слово Hauptgeld  (стр. 37).

«Капитал — фонд, служащий для приобретения, запас благ, служащий для приобретения; запас движимых средств приобретения». В противоположность этому: «потребительный запас: масса движимых средств потребления, объединяемая в каком-либо отношении» (стр. 38, прим. 2).

Обращающийся и неподвижный капитал (стр. 38, 2 (а) и 2 (b)).

Стоимость. По мнению г-на Вагнера, теория стоимости Маркса составляет «краеугольный камень его социалистической системы» (стр. 45). Так как я никогда не возводил «социалистической системы», то это лишь фантазия Вагнера, Шеффле и tutti quanti [им подобных. Ред.]. Далее: Маркс будто бы

«находит общую общественную субстанцию меновой стоимости, — только последнюю он имеет здесь в виду, — в труде, а меру величины меновой стоимости — в общественно-необходимом рабочем времени и т. д.».

Я не говорю нигде об «общей общественной субстанции меновой стоимости», а говорю, что меновые стоимости (меновая стоимость существует лишь при наличии по меньшей мере двух таковых) представляют нечто им общее, что «совершенно независимо от их потребительных стоимостей» {т. е. в данном месте — от их натуральной формы}, а именно «стоимость». Так, мы читаем: «Таким образом, то общее, что выражается в меновом отношении, или меновой стоимости товаров, и есть их стоимость. Дальнейший ход исследования приведет нас опять к меновой стоимости как необходимому способу выражения, или форме проявления стоимости; тем не менее стоимость должна быть сначала рассмотрена независимо от этой формы» (стр. 13)[249].

Стало быть, я не говорю, будто «общая общественная субстанция меновой стоимости — это труд»; и так как я подробно рассматриваю в особом разделе форму стоимости, т. е. развитие меновой стоимости, то было бы странно сводить эту «форму» к «общей общественной субстанции», к труду. Г-н Вагнер забывает также, что предметом для меня является не «стоимость» и не «меновая стоимость», а товар.

Далее:

«Но эта теория» (Маркса) — «не столько всеобщая теория стоимости, сколько теория издержек, исходящая из Рикардо» (стр. 45).

Г-н Вагнер мог бы как из «Капитала», так и из сочинения Зибера[250] (если бы он знал русский язык) увидеть разницу между мной и Рикардо, который на деле занимался трудом лишь как мерой величины стоимости и в силу этого не нашел никакой связи между своей теорией стоимости и сущностью денег.

Если г-н Вагнер говорит, что это «не всеобщая теория стоимости», то он со своей точки зрения вполне прав, так как под всеобщей теорией стоимости он понимает мудрствование насчет слова «стоимость», что дает ему также возможность заниматься традиционным и обычным для немецких профессоров смешением «потребительной стоимости» и «стоимости», так как обе они имеют общее слово «стоимость». Но если он далее говорит, что это — «теория издержек», то это замечание либо сводится к тавтологии: товары, поскольку они суть стоимости, представляют лишь нечто общественное, труд, и именно постольку величина стоимости товара определяется, согласно моим взглядам, величиной содержащегося и т. д. в нем рабочего времени, стало быть нормальным количеством труда, которого стоит производство предмета и т. д.; господин же Вагнер доказывает противоположное тем, что он уверяет, будто эта теория стоимости не есть «всеобщая», так как она не соответствует взглядам г-на Вагнера насчет «всеобщей теории стоимости». Или же он утверждает нечто ложное: Рикардо (вслед за Смитом) смешивает стоимость и издержки производства; я уже в «К критике политической экономии», а также в примечаниях к «Капиталу» ясно показал, что стоимости и цены производства (которые лишь выражают в деньгах издержки производства) не совпадают. Почему они не совпадают? Этого я не сказал г-ну Вагнеру. Кроме того, я «действую произвольно», когда я якобы свожу

«эти издержки к так называемым трудовым затратам в узком смысле слова. Но для этого нужно предварительно привести доказательство, которое до сих пор отсутствует, а именно — что процесс производства возможен вовсе без посредства деятельности частных капиталистов, направленной на образование и применение капитала» (стр. 45).

Вместо того, чтобы взваливать на меня подобные доказательства, относящиеся к будущему, г-н Вагнер, наоборот, должен был бы сначала доказать, что общественный процесс производства, — не говоря уже о процессе производства вообще, — не имел места в весьма многочисленных общинах, существовавших до появления частных капиталистов (древнеиндийская община, южнославянская семейная община и т. д.). Кроме того, Вагнер мог бы сказать лишь следующее: эксплуатация рабочего класса классом капиталистов, — короче, характер капиталистического производства — изображен Марксом правильно, но он ошибается в том, что рассматривает это хозяйство как преходящее, между тем как Аристотель, напротив, ошибался в том, что рабовладельческое хозяйство он рассматривал как не преходящее.

«Пока подобное доказательство не приведено» {иначе говоря, пока существует капиталистическое хозяйство}, «прибыль капиталиста на деле также» {вот где обнаруживаются ослиные уши} «составляет «конститутивный» элемент стоимости, а не, как думают социалисты, лишь вычет или «грабеж» рабочего» (стр. 45, 46).

Что такое «вычет рабочего», вычет его шкуры и т. д. нельзя понять. Но и в моем изложении «прибыль капиталиста» на деле не есть «лишь вычет или «грабеж» рабочего». Наоборот, я изображаю капиталиста как необходимого функционера капиталистического производства и весьма подробно показываю, что он не только «вычитает» или «грабит», но и вынуждает производство прибавочной стоимости, т. е. помогает создавать то, что подлежит вычету; далее я подробно показываю, что даже в товарном обмене, где обмениваются лишь эквиваленты, капиталист, если только он оплачивает рабочему действительную стоимость его рабочей силы, с полным правом, т. е. соответствующим этому способу производства правом, получает прибавочную стоимость. Но все это не делает «прибыль капиталиста» «конститутивным» элементом стоимости, а лишь показывает, что в стоимости, «конституированной» не трудом капиталиста, заключается часть, которую он может присвоить себе «по праву», т. е. не нарушая права, соответствующего товарному обмену.

«Эта теория слишком односторонне принимает во внимание лишь один момент, определяющий стоимость» {1) тавтология. Эта теория ложна, так как Вагнер имеет «всеобщую теорию стоимости», которая с ней не совпадает, и поэтому его «стоимость» определяется «потребительной стоимостью», что доказывает ежемесячно профессорское жалованье; 2) г-н Вагнер подсовывает вместо стоимости «рыночную цену» данного момента или отклоняющуюся от стоимости цену товара, которая есть нечто весьма отличное от стоимости}, «издержки, а не другой момент, пригодность, полезность, момент потребности» {т. е. она не смешивает «стоимость» с потребительной стоимостью, что так желательно для прирожденного путаника вроде Вагнера}. «Она не соответствует не только образованию меновой стоимости ... в современном обороте» {он имеет в виду ценообразование, которое абсолютно ничего не меняет в определении стоимости, вообще же в современном обороте, конечно, имеет место образование меновой стоимости, как это известно всякому грюндеру, фальсификатору товаров и т. п., которое не имеет ничего общего с образованием стоимости, но зорко следит за уже «образованными» стоимостями. Кроме того, я, например, при определении стоимости рабочей силы исхожу из того, что ее стоимость действительно оплачивается, что фактически не имеет места. Г-н Шеффле в «Капитализме» и т. д.[251] полагает, что это «великодушно» или что-то в этом роде. Но это лишь необходимый в научном исследовании прием},

«но, как превосходно и, пожалуй, окончательное (!) «доказывает Шеффле в «Квинтэссенции»[252] и особенно в «Социальном организме»[253], она не соответствует даже условиям, которые неизбежно должны образоваться в марксовом гипотетическом социальном государстве».

{Итак, социальное государство, которое г-н Шеффле столь любезно «образовал» от моего имени, превращается в «марксово» {а не подсунутое Марксу в гипотезе Шеффле)}.

«Это можно убедительно доказать на примере хлеба и т. п., меновая стоимость которого, вследствие влияния колеблющихся урожаев при примерно одинаковой потребности в нем, даже при системе «социальных такс», неизбежно должна была бы регулироваться иным образом, чем в соответствии только с издержками».

{Что ни слово, то галиматья. Во-первых, я нигде не говорил о «социальных таксах» и при исследовании стоимости имел дело с буржуазными отношениями, а не с применением этой теории стоимости «к социальному государству», конструированному отнюдь не мной, а гном Шеффле от моего имени. Во-вторых: если при неурожае цена хлеба повышается, то, во-первых, повышается его стоимость, ибо данное количество труда реализовано в меньшем продукте; во-вторых, еще в гораздо большей мере повышается продажная цена хлеба. Какое отношение имеет это к моей теории стоимости? На сколько хлеб продается выше своей стоимости, ровно на столько же другие товары продаются в натуральной или денежной форме ниже своей стоимости, и даже в том случае, если их собственная денежная цена не падает. Сумма стоимостей остается та же, если даже денежное выражение всей этой суммы стоимостей возросло, т. е. если возросла, по г-ну Вагнеру, сумма «меновой стоимости». Это имеет место, если мы примем, что падение цен для совокупности других товаров не покрывает превышения цены над стоимостью хлеба, излишка его цены. Но в этом случае меновая стоимость денег pro tanto [соответственно. Ред.] упала ниже их стоимости; сумма стоимостей всех товаров не только остается та же, но она не изменяется даже в денежном выражении, если к числу товаров причисляются и деньги. Далее: повышение цены хлеба выше его стоимости, возросшей в результате неурожая, будет в «социальном государстве» во всяком случае меньше, чем при современных хлебных ростовщиках. Но «социальное государство» заранее так организует производство, чтобы годичное предложение хлеба лишь в совершенно ничтожной степени зависело от колебаний урожая. Объем производства, предложение и потребление рационально регулируются. Наконец, может ли «социальная такса», — предполагая, что фантазии Шеффле на этот счет будут осуществлены, — что-либо доказать в пользу или против моей теории стоимости? Столь же мало, как мало принудительные мероприятия, предпринимаемые при недостатке провизии на корабле или в крепости или примененные во время французской революции и т. д., — мероприятия, которым нет никакого дела до стоимости и которые предназначены служить жупелом «социального государства» — могут нарушать законы стоимости «капиталистического (буржуазного) государства», следовательно также теорию стоимости! Это не более, как детский вздор!} Тот же Вагнер с одобрением цитирует слова Pay:

«Во избежание недоразумений необходимо точно установить, что_понимается под стоимостью вообще и в соответствии с немецким языком для этого следует выбрать потребительную стоимость»[254] (стр. 46).

Выведение понятия стоимости (стр. 46 и сл.).

Из понятия стоимости следует, по мнению г-на Вагнера, сначала вывести потребительную стоимость и затем меновую стоимость, а не, как у меня, из конкретного товара; интересно проследить эти схоластические упражнения в его новейшем издании «Начал».

«Естественное стремление человека заключается в том, чтобы довести до ясного сознания и понимания отношение, в котором внутренние и внешние блага находятся к его потребностям. Это происходит путем оценки (стоимостной оценки), благодаря которой благам, или же предметам внешнего мира, придается стоимость, и последняя измеряется» (стр. 46), а на стр. 12 читаем: «Все средства для удовлетворения потребностей называются благами».

Если мы вставим теперь в первом предложении вместо слова «благо» логическое содержание, приписываемое ему Вагнером, то первая фраза приведенного отрывка будет гласить:

«Естественное стремление «человека»» заключается в том, чтобы довести до ясного сознания и понимания отношение, в котором «внутренние и внешние средства для удовлетворения его потребностей» стоят к его потребностям». Эту фразу мы можем несколько упростить, опуская «внутренние средства и т. д.», как это сейчас же делает г-н Вагнер в следующем предложении при помощи слова «или».

«Человек»? Если здесь понимается категория «человек вообще», то он вообще не имеет «никаких» потребностей; если имеется в виду человек, обособленно противостоящий природе, то его следует рассматривать как любое нестадное животное; если же этот человек, живущий в какой бы то ни было форме общества, — и именно это предполагает г-н Вагнер, так как его «человек», хотя и не имея университетского образования, владеет, по крайней мере, речью, — то в качестве исходного пункта следует принять определенный характер общественного человека, т. е. определенный характер общества, в котором он живет, так как здесь производство, стало быть его процесс добывания жизненных средств, уже имеет тот или иной общественный характер.

Но у профессора-доктринера отношения человека к природе с самого начала — не практические отношения, т. е. основанные на действии, а теоретические; уже в первом предложении спутаны два отношения такого рода.

Во-первых: так как в следующем предложении «внешние средства для удовлетворения его потребностей» или «внешние блага» превращаются в «предметы внешнего мира», то первое из подразумеваемых отношений получает следующий вид: человек находится в отношении к предметам внешнего мира как к средствам удовлетворения его потребностей. Но люди никоим образом не начинают с того, что «стоят в этом теоретическом отношении к предметам внешнего мира». Как и всякое животное, они начинают с того, чтобы есть, пить и т. д., т. е. не «стоять» в каком-нибудь отношении, а активно действовать, овладевать при помощи действия известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворять свои потребности. (Начинают они, таким образом, с производства.) Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов «удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери научаются и «теоретически» отличать внешние предметы, служащие удовлетворению их потребностей, от всех других предметов. На известном уровне дальнейшего развития, после того как умножились и дальше развились тем временем потребности людей и виды деятельности, при помощи которых они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам этих предметов, которые они уже отличают на опыте от остального внешнего мира. Это неизбежно наступает, так как они находятся в процессе производства, т. е. в процессе присвоения этих предметов, постоянно в трудовой связи между собой и с этими предметами, и вскоре начинают также вести борьбу с другими людьми из-за этих предметов. Но это словесное наименование лишь выражает в виде представления то, что повторяющаяся деятельность превратила в опыт, а именно, что людям, уже живущим в определенной общественной связи {это — предположение, необходимо вытекающее из наличия речи}, определенные внешние предметы служат для удовлетворения их потребностей. Люди только дают этим предметам особое (родовое) название, ибо они уже знают способность этих предметов служить удовлетворению их потребностей, ибо они стараются при помощи более или менее часто повторяющейся деятельности овладеть ими и таким образом также сохранить их в своем владении; они, возможно, называют эти предметы «благами» или еще как-либо, что обозначает, что они практически употребляют эти продукты, что последние им полезны; они приписывают предмету характер полезности, как будто присущий самому предмету, хотя овце едва ли представлялось бы одним из ее «полезных» свойств то, что она годится в пищу человеку.

Итак: люди фактически начали с того, что присваивали себе предметы внешнего мира как средства для удовлетворения своих собственных потребностей и т. д. и т. д.; позднее они приходят к тому, что и словесно обозначают их как средства удовлетворения своих потребностей, — каковыми они уже служат для них в практическом опыте, — как предметы, которые их «удовлетворяют». Если назвать то обстоятельство, что люди не только на практике относятся к подобным предметам как к средствам удовлетворения своих потребностей, но также и в представлении и далее, в словесном выражении обозначают их как предметы, «удовлетворяющие» их потребности, а тем самым и их самих {пока потребность человека не удовлетворена, он находится в состоянии недовольства своими потребностями, а стало быть, и самим собой}, — если в «соответствии с немецким словоупотреблением» сказать, что это значит «придавать стоимость» предметам, то мы доказали, что общее понятие «стоимость» проистекает из отношения людей к предметам внешнего мира, удовлетворяющим их потребности, что, таким образом, это и есть родовое понятие «стоимости» и что все другие виды стоимости, например химическая валентность [Игра слов: «Wert» — «стоимость», а также «валентность». Ред.] элементов, есть лишь разновидность этого понятия [В рукописи далее зачеркнуто: «Но у г-на Вагнера эта дедукция становится еще лучше, ибо он имеет дело с «человеком», а не с «людьми». Эту весьма простую «дедукцию» г-н Вагнер выражает следующим образом: «Естественное стремление человека» (читай: немецкого профессора политической экономии) состоит в том, чтобы «отношение», в котором предметы внешнего мира не только являются средствами удовлетворения человеческих потребностей, но и словесно признаются, а потому и служат таковыми... » Ред.].

«Естественное стремление» немецкого профессора политической экономии заключается в том, чтобы вывести экономическую категорию «стоимости» из какого-нибудь «понятия», и он достигает этого тем, что то, что в политической экономии в просторечии называется «потребительной стоимостью», «в соответствии с немецким словоупотреблением» переименовывается в «стоимость». А как только таким образом найдена «стоимость» вообще, она в свою очередь служит для того, чтобы вывести «потребительную стоимость» из «стоимости вообще». Для этого нужно только опять прибавить перед словом «стоимость» приставку «потребительная», опущенную раньше.

Действительно, Pay (см. стр. 88) нам просто говорит, что «необходимо» (для немецкого школьного профессора) «точно установить, что понимается под стоимостью вообще», и наивно прибавляет, что «б соответствии с немецким словоупотреблением для этого следует выбрать потребительную стоимость». {В химии валентностью элемента называется число его атомов, соединяющихся с атомами других элементов. Но и соединительный вес атомов также называют эквивалентностью, равноценностью разных элементов и т. д. и т. д. Стало быть, следует сперва определить понятие «стоимости вообще» и т. д. и т. п.}.

Если человек относится к предметам как к «средствам удовлетворения своих потребностей», то он относится к ним как к «благам», — свидетельствует Вагнер. Он придает предметам атрибут «блага», но содержание этой операции ни в малейшей мере не изменяется оттого, что г-н Вагнер переименовывает ее в операцию «придавать стоимость». Его собственное ленивое сознание приходит тотчас же к «пониманию» в нижеследующем предложении:

«Это происходит путем оценки (стоимостной оценки), благодаря которой благам, или предметам внешнего мира, придается стоимость и последняя измеряется».

Мы не говорим уже о том, что г-н Вагнер выводит стоимость из стоимостной оценки (он сам прибавляет к слову «оценка» в скобках слова «стоимостная оценка», чтобы довести вопрос до «ясного сознания и понимания»). «Человек» имеет «естественное стремление» поступать так, «оценивать» блага как «стоимости», и таким образом позволяет г-ну Вагнеру исполнить обещание и вывести «понятие стоимости вообще». Вагнер недаром тайком подменяет слово «блага» словами: «или» «предметы внешнего мира». Он исходил из следующего: человек «относится» к «предметам внешнего мира», являющимся средствами удовлетворения его потребностей, как к «благам». Он, стало быть, оценивает эти предметы именно благодаря тому, что относится к ним как к «благам». И для этой оценки мы уже имели раньше «описание», которое, например, гласит:

«Человек как существо, имеющее потребности, находится в постоянном соприкосновении с окружающим его внешним миром и познает, что в последнем заключаются многочисленные условия его жизни и благосостояния» (стр. 8).

А это значит не что иное, как то, что он «оценивает предметы внешнего мира», поскольку они удовлетворяют его как «существо, имеющее потребности», поскольку они — средства удовлетворения его потребностей, и поэтому, как мы далее слышали, он относится к ним, как к «благам».

Теперь мы можем, — особенно если мы чувствуем «естественное» профессорское «стремление» вывести понятие стоимости вообще, — окрестить операцию, заключающуюся в том, чтобы придавать «предметам внешнего мира» атрибут «блага», названием «придавать стоимость». Можно было бы также сказать: человек, относясь к удовлетворяющим его потребности предметам внешнего мира как к «благам», «оценивает» их, придает им «цену», тем самым понятие «цены вообще» было бы выведено из способа действий «человека» и доставлено немецкому профессору ready cut [в готовом виде. Ред.]. Все, чего сам профессор не может сделать, он заставляет делать «человека», который, однако, сам на деле в свою очередь есть не более, как профессорский человек, уверенный, что он понял мир, когда он подводит его под абстрактные рубрики. Но поскольку «придавать стоимость» предметам внешнего мира здесь лишь другой словесный способ для выражения — придавать им атрибут «благ», мы этим никоим образом не придаем, как хочет обманным образом уверить Вагнер, «стоимость» самим «благам» как определение, отличное от их «бытия в качестве благ». Здесь лишь подставлено вместо слова «благо» слово «стоимость». { Как видим, тут можно было бы подставить и слово «цена». Можно было бы подставить также слово «сокровище», так как «человек», накладывая на известные «предметы внешнего мира» штемпель «благ», «оценивает» их и потому относится к ним как к «сокровищу». Мы видим, как эти три экономические категории — стоимость, цена, сокровище — могут сразу быть волшебным образом выведены г-ном Вагнером из «естественного стремления человека» доставить профессору его ограниченный мир понятий}. Но г-н Вагнер имеет смутное стремление выбраться из своего лабиринта тавтологий и при помощи хитрости доказать «что-то дальнейшее» или «дальнейшее что-то». Отсюда фраза: «благодаря этому благам, или предметам внешнего мира, придается стоимость» и т. д. Так как наложение на «предметы внешнего мира» штемпеля благ, т. е. выделение и фиксация их (в представлении) как средств удовлетворения человеческих потребностей, также окрещено названием «придавать этим предметам стоимость», то он так же мало может сказать, что стоимость придается самим «благам», как он не мог бы сказать, что стоимость придается «стоимости» предметов внешнего мира. Но он проделывает salto mortale [буквально: смертельный прыжок, здесь — трюк. Ред.] при помощи слов: «благам или предметам внешнего мира придается стоимость». Вагнер должен был бы сказать: превращение известных предметов внешнего мира в «блага» можно также обозначить словами: «придавать» этим предметам «стоимость»; таким именно образом Вагнер выводит «понятие стоимости просто или вообще». Содержание не изменяется от этой перемены словесного выражения. Это лишь всегда выделение и фиксация в представлении предметов внешнего мира, являющихся средствами удовлетворения человеческих потребностей; стало быть, на деле лишь познание и признание известных предметов внешнего мира как средств удовлетворения потребностей «человека» (который, однако, как таковой на деле страдает от «потребности в логических понятиях»).

Но г-н Вагнер хочет нас или самого себя уверить, что он не дает тому же содержанию двух названий, а, напротив, от определения «благо» подвигается к отличному от него и более развитому определению «стоимость», и этого он достигает просто тем, что вместо «предметов внешнего мира» подставляет слова «или» «блага», — процесс, который опять-таки «затемняется» тем, что он вместо «благ» подставляет «или» «предметы внешнего мира». Его собственная путаница производит таким образом верное действие: она запутывает его читателей. Он мог бы также перевернуть это прекрасное «выведение» следующим образом: человек, отличая и тем самым выделяя предметы внешнего мира, являющиеся средствами удовлетворения его потребностей, в качестве таковых средств удовлетворения из других предметов внешнего мира, оценивает эти предметы по достоинству, придает им стоимость или дает им атрибут «стоимости»; это можно также выразить таким образом, что он придает им атрибут — «благо» — в качестве характерного признака или же ценит и оценивает их как «блага». Благодаря этому «стоимостям», или предметам внешнего мира, придается понятие «блага». Таким образом, из понятия «стоимости» «выводится» понятие «блага» вообще. Все подобного рода выведения имеют своей целью лишь отвести от задачи, которая автору не по силам.

Но г-н Вагнер единым духом и со всей поспешностью переходит от «стоимости» благ к «измерению» этой стоимости.

Содержание остается абсолютно тем же, если вообще не употреблять контрабандно слова «стоимость». Можно было бы сказать: человек, накладывая на известные предметы внешнего мира, которые и т. д., штемпель «благ», все более и более сравнивает эти «блага» между собой и ставит их в известный ряд сообразно иерархии своих потребностей, т. е., если угодно, «измеряет» их. О развитии действительной меры этих благ, т. е. о развитии меры их величины, Вагнер поистине не должен здесь распространяться, так как это слишком живо напомнило бы читателю, что здесь речь идет не о том, что вообще понимается под «измерением стоимости».

{Что выделение, указание предметов внешнего мира, являющихся средствами удовлетворения человеческих потребностей, в качестве «благ», может быть окрещено также: «придавать этим предметам стоимость», — это Вагнер мог доказать не только, как Pay, на основании «немецкого словоупотребления», но и при помощи латинского слова dignitas — значение, достоинство, ранг и т. д., которое, будучи приложено к предметам, обозначает также «стоимость»; dignitas происходит от dignus, а последнее слово — от die, point out, show, выделять, показывать; dignus, следовательно, означает pointed out [выделенный. Ред.], отсюда также digitus — палец, которым показывают вещь, указывают на нее; по-гречески — ???? [показываю. Ред.], ????????? (палец); по-готски — gatecta (dico); по-немецки — zeigen [показывать. Ред.]; и мы могли бы прийти еще ко многим дальнейшим «выведениям», если принять во внимание, что ??????? (или ???????) (делать видимым, проявлять, указывать) имеет общий корень ??? (удерживать, брать) с ???????.}

Столько банальностей, тавтологической путаницы, словесного крохоборства, надувательских маневров преподносит г-н Вагнер на неполных семи строчках.

Ничего удивительного, что после таких кунштюков этот темный муж (vir obscurus) с большим самодовольством продолжает:

«Понятие стоимости, столь спорное и еще затемненное многими, нередко лишь мнимоглубокомысленными исследованиями, очень просто» (indeed [разумеется. Ред.]) «распутывается» {rather [скорее» Ред.] «запутывается»}, «если, как это было сделано» {именно Вагнером}, «исходить из потребностей и хозяйственной природы человека, дойти до понятия блага и в последнему присовокупить понятие стоимости» (стр. 46).

Мы имеем здесь манипуляции с понятиями; мнимое развитие их у vir obscurus сводится к «присоединению» и в известной мере к «развязыванию».

Дальнейшее выведение понятия стоимости:

Субъективная и объективная стоимости. Субъективная стоимость или стоимость блага в общем смысле слова = значению, которое... придается благу в силу... его полезности... Это не свойство вещей самих по себе, хотя и имеет объективной предпосылкой полезность вещи {стало быть, имеет предпосылкой «объективную» стоимость}... В объективном смысле под «стоимостью», «стоимостями» понимаются также блага, имеющие стоимость, где (!) благо и стоимость, блага и стоимости становятся в сущности «идентичными понятиями» (стр. 46, 47).

После того как Вагнер просто назвал «стоимостью вообще» или «понятием стоимости» то, что обычно называется «потребительной стоимостью», он не может не вспомнить, что «выведенная» (!) «таким образом» (так! так!) «стоимость» есть «потребительная стоимость». После того как он сначала назвал «потребительную стоимость» «понятием стоимости» вообще или «просто стоимостью», он задним числом открывает, что он лишь молол вздор насчет «потребительной стоимости» и таким образом «вывел» последнюю, ибо нахально молоть вздор и выводить — «в сущности» идентичные мыслительные операции. Но при этом случае мы узнаем, какое субъективное обстоятельство соединяет г-на Вагнера с прежними путаными «объективными» понятиями. А именно, он открывает нам секрет, что Родбертус написал ему письмо, — которое можно прочесть в тюбингенском «Zeitschrift»[255] за 1878 г., — в котором он, Родбертус, объясняет, почему существует «лишь один вид стоимости», потребительная стоимость.

«Я» (Вагнер) «присоединился к такому взгляду, значение которого я подчеркнул уже в первом издании».

О том, что говорил Родбертус, Вагнер отзывается так:

«Это вполне правильно и вынуждает к изменению обычного нелогического «разделения» «стоимости» на потребительную стоимость и меновую стоимость, которое я делал еще в § 35 первого издания» (стр. 48, примечание 4),

и тот же Вагнер причисляет (на стр. 49, примечание) меня к людям, по мнению которых «потребительная стоимость» должна быть совершенно «удалена» «из науки».

Все это «вздор». De prime abord [Прежде всего. Ред.] я исхожу не из «понятий», стало быть также не из «понятия стоимости», и потому не имею никакой нужды в «разделении» последнего. Я исхожу из простейшей общественной формы, в которой продукт труда представляется в современном обществе, это — «товар». Я анализирую последний, и притом сначала в той форме, в которой он проявляется. Здесь я нахожу, что, с одной стороны, товар в своей натуральной форме есть предмет потребления, или потребительная стоимость, а с другой стороны, носитель меновой стоимости, и с этой точки зрения он сам — «меновая стоимость». Дальнейший анализ последней показывает мне, что меновая стоимость есть лишь «форма проявления», самостоятельная форма представления содержащейся в товаре стоимости, и тогда я перехожу к анализу последней. Поэтому я ясно пишу на стр. 36 второго издания: «Когда мы в начале этой главы, придерживаясь общепринятого обозначения, говорили: товар есть потребительная стоимость и меновая стоимость, то, строго говоря, это было неверно. Товар есть потребительная стоимость, или предмет потребления, и «стоимость». Он обнаруживает эту свою двойственную природу, когда его стоимость получает собственную, отличную от его натуральной, форму проявления, а именно форму меновой стоимости» и т. д.[256] Стало быть, не я подразделяю стоимость на потребительную стоимость и меновую стоимость, как противоположности, на которые распадается абстракция «стоимости», — а конкретная общественная форма продукта труда, «товар», есть, с одной стороны, потребительная стоимость, а с другой стороны — «стоимость», — а не меновая стоимость, так как одна только форма проявления не составляет ее собственного содержания.

Во-вторых, только vir obscurus, не понявший ни слова в моем «Капитале», может заключать: так как Маркс в одном примечании в первом издании «Капитала»[257] отвергает всю вздорную болтовню немецких профессоров насчет «потребительной стоимости» вообще и отсылает читателей, желающих знать что-либо о действительных потребительных стоимостях, к «руководствам по товароведению», то потребительная стоимость не играет у него никакой роли. Она, разумеется, не играет роли своей противоположности, «стоимости», которая с первой не имеет ничего общего, кроме слова «стоимость», которое фигурирует в названии «потребительная стоимость». С таким же основанием он мог бы сказать, что «меновая стоимость» отодвигается мной в сторону, так как она лишь форма проявления стоимости, а не сама «стоимость», ибо для меня «стоимость» товара не есть ни ее потребительная, ни ее меновая стоимость.

Если приходится анализировать «товар» — эту простейшую экономическую конкретность, — то надо оставить в стороне все отношения, не имеющие ничего общего с данным объектом анализа. Поэтому то, что следует сказать о товаре, как потребительной стоимости, я сказал в немногих строках, а с другой стороны, я подчеркнул характерную форму, в которой здесь выступает потребительная стоимость, продукт труда, а именно: «Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создает потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стоимость» (стр. 15)[258]. {В этом корень «общественной потребительной стоимости» Родбертуса.} Благодаря этому потребительная стоимость — как потребительная стоимость «товара» — сама обладает специфически историческим характером. В примитивных общинах, в которых, например, жизненные средства сообща производились и распределялись между членами общины, общий продукт непосредственно удовлетворяет жизненные потребности каждого члена общины, каждого производителя, и общественный характер продукта, или потребительной стоимости, заложен здесь в его общем характере. {Г-н Родбертус, напротив, превращает «общественную потребительную стоимость» товара в «общественную потребительную стоимость» вообще и потому несет чепуху.}

Как вытекает из предыдущего, было бы чистейшим вздором к анализу товара, — на том основании, что он представляется, с одной стороны, как потребительная стоимость или благо, а с другой стороны, как «стоимость», — «присовокуплять» всякого рода банальные рассуждения о потребительных стоимостях или благах, не относящихся к области товарного мира, каковы «государственные блага», «общинные блага» и т. д., как это делает Вагнер и вообще немецкие профессора, или насчет блага «здоровья» и т. д. Там, где государство само капиталистический производитель, как при эксплуатации рудников, лесов и т. д., его продукт есть «товар» и обладает поэтому специфическим характером всякого другого товара.

С другой стороны, vir obscurus проглядел, что уже при анализе товара я не ограничиваюсь рассмотрением двойственной формы, в которой он представляется, но сейчас же перехожу к тому, что в этом двойственном бытии товара представляется двоякий характер труда, продуктом которого он является: полезного труда, т. е. конкретных видов труда, создающих потребительные стоимости, и абстрактного труда, труда как затраты рабочей силы, — безразлично, каким «полезным» способом она затрачивается (на этом в дальнейшем покоится изображение процесса производства); что в развитии стоимостной формы товара, в последнем счете ее денежной формы, т. е. денег, стоимость одного товара представляется в потребительной стоимости другого, т. е. в натуральной форме другого товара; что сама прибавочная стоимость выводится из «специфической» потребительной стоимости рабочей силы, присущей исключительно последней и т. д. и т. д., что, стало быть, у меня потребительная стоимость играет важную роль совершенно по-иному, чем в прежней политической экономии, но — и это надо заметить — она принимается во внимание всегда лишь там, где такое исследование вытекает из анализа данных экономических образований, а не из умствований по поводу понятий или слов «потребительная стоимость» и «стоимость».

Поэтому при анализе товара, даже когда речь идет о его «потребительной стоимости», мы не даем тут же определения «капитала», которое было бы чистой нелепостью, пока мы еще остаемся при анализе элементов товара.

Но чем г-н Вагнер недоволен (шокирован) в моем изложении, так это тем, что я не доставляю ему удовольствия и не следую отечественно-немецкому профессорскому «стремлению» к смешению потребительной стоимости со стоимостью. Германское общество — правда, с большим запозданием — все более и более переходит от феодального натурального хозяйства или, по меньшей мере, от преобладания такового к хозяйству капиталистическому, но профессора все еще одной ногой стоят в старом навозе, что вполне естественно. Из крепостных землевладельца они превратились в крепостных государства, попросту — правительства. Поэтому и наш vir obscurus, который даже не заметил, что мой метод анализа, исходным пунктом которого является не человек, а данный общественно-экономический период, не имеет ничего общего с немецко-профессорским методом соединения понятий («словами диспуты ведутся, из слов системы создаются» [Гёте. «Фауст», часть I, сцена четвертая («Кабинет Фауста»). Ред.]), пишет:

«В соответствии со взглядами Родбертуса и Шеффле я выдвигаю на первое место характер потребительной стоимости, который имеет всякая стоимость, и тем более подчеркиваю оценку потребительной стоимости, что оценка меновой стоимости ко многим из важнейших хозяйственных благ просто даже неприменима» {-что-то заставляет его применять? Стало быть, как служитель государства он чувствует себя обязанным смешивать потребительную стоимость со стоимостью!} «например к государству и его функциям, также к другим отношениям публичного хозяйства» (стр. 49, примечание).

{ Это напоминает старых химиков до появления научной химии: на том основании, что коровье масло, называемое в обыденной жизни (по северному обычаю) просто маслом, отличается мягкостью, они назвали маслами хлористые соединения, например, цинковое масло, сурьмяное масло и т. д.; следовательно, выражаясь словами vir obscurus, «они твердо верили в маслянистый характер всех хлористых, цинковых и сурьмяных соединений».} Эта болтовня сводится к следующему. Так как известные блага, в особенности государство (благо!) и его тслугш {особенно услуги его профессоров политической экономии} — не «товары», то содержащиеся в самих «товарах» противоположные особенности { которые к тому же ясно выступают в товарной форме продукта труда} должны быть смешаны друг с другом! Вообще Вагнер и К° вряд ли могли бы доказать, что для них более выгодно, чтобы их «услуги» оценивались по их «потребительной стоимости», по их вещному «содержанию», нежели чтобы они «оценивались» по их «содержанию» (соответственно «социальной таксе», как выражается Вагнер), т. е. по их оплате.

{ Единственное, что явно лежит в основе всей этой немецкой чепухи, заключается в том, что слова: стоимость [Wert] или достоинство [Wurde] применялись первоначально к самим полезным вещам, которые существовали, даже в качестве «продуктов труда», задолго до того, как они сделались товарами. Но с научным определением товарной «стоимости» это имеет так же мало общего, как то обстоятельство, что слово соль применялось у древних народов первоначально для поваренной соли, а впоследствии, со времени Плиния, сахар и прочие тела фигурируют как разновидности соли {indeed [фактически. Ред.] все бесцветные твердые тела, растворимые в воде и обладающие специфическим вкусом}, поэтому это обстоятельство не означает, что химическая категория «соль» включает в себя сахар и т. п.

{ Так как товар покупается покупателем не потому, что он имеет стоимость, а потому, что он есть «потребительная стоимость» и употребляется для определенных целей, то само собой разумеется: 1) что потребительные стоимости «оцениваются», т. е. исследуется их качество (точно так же, как количество их измеряется, взвешивается и т. п.); 2) что когда различные сорта товаров могут заменить друг друга для тех же целей потребления, тому или иному сорту отдается предпочтение и т. д. и т. д.}

В готском языке имеется только одно слово для Wert и Wurde — слово vairths, ????, {?????, оценивать, т. е. применять; определять цену или стоимость, таксировать; в метафорическом смысле: уважать, ценить, почитать, выделять. ???? — оценка, отсюда: определение стоимости или цены, оценка, расценка. Далее: оценка стоимости, также сама стоимость или цена (у Геродота, Платона), у Демосфена ?? ????? в смысле издержек. Далее: высокая оценка, честь, уважение, почетное место, почетная должность. См. Греко-немецкий словарь Роста[259]}

Стоимость, цена (по словарю Шульце[260]) в готском языке: vairths, прилагательное, ?????, ??????.

В древнем северонемецком языке: verdhr — достойный, verdh — стоимость, цена; в англосаксонском языке: veordh, vurdh; в английском языке worth, прилагательное; как существительное оно обозначает Wert и Wurde.

{«В средненемецком языке: wert, родительный — werdes; прилагательное dignus, а также pfennincwert; wert, родительный — werdes, стоимость, значение, великолепие; aestimatio, товар определенной стоимости, например pfenwert, pennyworth; werde: meritum, aestimatio, dignitas — ценное качество» (Циман. «Словарь среднене-мецкого языка»).[261]}

Стало быть, Wert и Wurde и по этимологическому происхождению и по смыслу тесно связаны друг с другом. Это обстоятельство затемняется благодаря тому, что в новом немецком языке стало обычным неограниченное (ложное) образование флексий от слова Wert: Werth, Werthes вместо Werdes, так как готскому th соответствует верхненемецкое d, а не th-t, и то же самое наблюдается в средненемецком языке (wert, родительный werdes). По правилам средневерхненемецкого языка d в конце слова должно было бы превратиться в t, т. е. wert вместо werd, но родительный падеж werdes.

Все это, однако, имеет так же мало общего с экономической категорией «стоимость», как и с валентностью химических элементов (атомистика) или с химическими эквивалентами или паями (соединительные веса химических элементов).

Далее следует заметить, — даже с точки зрения этих словесных отношений, — что если из первоначальной идентичности Wurde и Wert вытекало само собой, как из природы вещей, что это слово относилось к вещам, продуктам труда в их натуральной форме, то впоследствии оно в неизменном виде было прямо перенесено на цены, т. е. на стоимость в ее развитой форме, т. е. на меновую стоимость, что столь же мало имеет общего с существом дела, как то обстоятельство, что то же слово продолжало употребляться для обозначения достоинства вообще, по отношению к почетной должности и т. д. Стало быть, здесь в языковом отношении нет никакого различия между потребительной стоимостью и стоимостью.

Перейдем теперь к свидетелю, на которого ссылается наш vir obscurus, к Родбертусу {статью которого можно найти в тюбингенском «Zeitschrift»}. Наш vir obscurus цитирует из Родбертуса следующее:

На стр. 48 текста:

«Имеется лишь один вид стоимости, и Это — потребительная стоимость. Последняя есть либо индивидуальная потребительная стоимость, либо социальная потребительная стоимость. Первая противостоит индивиду и его потребностям без всякого отношения к какой-нибудь социальной организации» —

{ это уже нелепость (ср. «Капитал», стр. 171[262]), где сказано, что процесс труда, как целесообразная деятельность для созидания потребительных стоимостей и т. д., «одинаково общ всем общественным формам» (человеческой жизни) и «не зависим от какой бы то ни было из них»}. { Во-первых, индивиду противостоит не слово «потребительная стоимость», а конкретные потребительные стоимости, а какие именно из них ему «противостоят» (у этих людей все «стоит»; все связано с «состоянием» [Игра слов: «steht» — «стоит», «standisch» — «сословный» (имеется ввиду сословное состояние). Ред.]), — это целиком зависит от ступени общественного процесса производства и, следовательно, соответствует также «какой-нибудь социальной организации». Если же Родбертус хочет сказать лишь ту тривиальность, что потребительная стоимость, которая действительно противостоит какому-нибудь индивиду как предмет потребления, противостоит ему как индивидуальная потребительная стоимость для него, то это или тривиальная тавтология, или ложное положение, так как, если не говорить о таких вещах, как рис, маис, пшеница или мясо {которое какому-нибудь индусу не противостоит как предмет питания}, — потребность индивида в титуле профессора или тайного советника или в каком-нибудь ордене возможна только в совершенно определенной «социальной организации»}.

«Вторая потребительная стоимость есть потребительная стоимость, принадлежащая социальному организму, составленному из множества индивидуальных организмов» (или индивидов) (стр. 48, текст).

Прекрасный немецкий язык! Идет ли здесь речь о «потребительной стоимости» «социального организма», или о потребительной стоимости, находящейся во владении «социального организма» { как например, земля в первобытных общинах}, или об определенной «социальной» форме потребительной стоимости в каком-нибудь социальном организме, как например там, где господствует товарное производство, — потребительная стоимость, доставляемая производителем, должна быть «потребительной стоимостью для других» и в этом смысле «общественной потребительной стоимостью»? С таким скудным багажом ничего не добьешься.

Перейдем к другому положению вагнеровского Фауста [т. е. Родбертуса. Ред.] : «Меновая стоимость есть лишь историческая оболочка и приложение социальной потребительной стоимости определенного исторического периода. Если потребительной стоимости противопоставляют, как логическую противоположность, меновую стоимость, то историческое понятие ставят в логическую противоположность к логическому понятию, что логически недопустимо» (стр. 48, примечание 4). «Это — торжествует там же Вагнер, — вполне верно!» Но кто же поступает таким образом? Нет сомнения, что Родбертус имеет в виду меня, так как, по словам его биографа Р. Мейера, он написал «большую, толстую рукопись против «Капитала»». Кто же ставит в логическую противоположность? Г-н Родбертус, для которого и «потребительная стоимость», и «меновая стоимость» обе по природе своей суть лишь «понятия». На деле в любом прейскуранте каждый отдельный вид товара проделывает этот нелогический процесс, а именно в качестве блага или потребительной стоимости, как хлопок, пряжа, железо, зерно и т. п.,он отличается от других и представляет качественно совершенно отличное от других «благо», но одновременно он выражает свою цену как нечто качественно однородное, но количественно отличное, одной и той же сущности. Он представляется в своей натуральной форме для того, кто им пользуется, и в совершенно отличной от нее и «общей» ему с другими товарами стоимостной форме, т. е. как меновая стоимость. «Логическая» противоположность имеется здесь лишь у Родбертуса и родственных ему немецких школьных профессоров, которые исходят из «понятия» стоимости, а не из «социальной вещи», «товара», и само это понятие потом раздваивают (раскалывают), а затем спорят о том, какое из этих обоих фантастических представлений есть истина!

За этими высокопарными фразами скрывается во тьме не что иное, как бессмертное открытие, что человек при всех состояниях должен есть, пить и т. д. { нельзя даже просто продолжить и сказать: одеваться или иметь нож и вилку, кровать и жилище, так как это имеет место не при всех состояниях}; словом, что он при всех состояниях должен для удовлетворения своих потребностей находить в природе готовые внешние предметы и овладевать ими или изготовлять из того, что он находит в природе; стало быть, в этих своих действительных действиях человек фактически относится всегда к известным внешним вещам как к «потребительным стоимостям», т. е. обращается с ними как с предметами своего потребления. Поэтому потребительная стоимость есть, по мнению Родбертуса, «логическое» понятие; следовательно, на том основании, что человек должен также дышать, «дыхание» есть «логическое» понятие, но ни в коем случае не «физиологическое». Вся поверхностность Родбертуса выступает в этом его противопоставлении «логического» и «исторического» понятий! Он вспоминает «стоимость» (экономическую, в противоположность потребительной стоимости товара) лишь в ее форме проявления, в виде меновой стоимости, а так как последняя выступает лишь там, где по меньшей мере некоторая часть продуктов труда, предметов потребления, функционирует в виде «товаров», что имеет место не с самого начала, а лишь в известный период общественного развития, т. е. на известной ступени исторического развития, то меновая стоимость есть «историческое» понятие. Если бы Родбертус, — ниже я скажу, почему он этого не сделал, — анализировал дальше меновую стоимость товаров, — ибо последняя существует лишь там, где имеются товары во множественном числе, различные сорта товаров, — он нашел бы за этой формой проявления «стоимость». Если бы он далее исследовал стоимость, то он нашел бы, что здесь вещь, «потребительная стоимость», фигурирует как простое овеществление человеческого труда, как затрата равной человеческой рабочей силы, и потому это содержание представляется как предметный характер вещи, присущий ей самой как вещи, хотя эта предметность не проявляется в ее натуральной форме { что как раз вызывает необходимость в особой форме стоимости} . Он, следовательно, нашел бы, что «стоимость» товара лишь выражает в исторически развитой форме то, что существует также, хотя и в другой форме, во всех других исторических общественных формах, а именно общественный характер труда, поскольку последний существует как затрата общественной рабочей силы. Если, таким образом, «стоимость» товара есть лишь определенная историческая форма чего-то существующего во всех общественных формах, то это же относится к «общественной потребительной стоимости», поскольку она характеризует «потребительную стоимость» товара. Г-н Родбертус взял меру величины стоимости у Рикардо; но так же мало, как Рикардо, он исследовал или понял самую субстанцию стоимости; например, «совместный» характер первобытной общины как совокупного организма связанных между собой рабочих сил и, следовательно, их труда, т. е. затраты этих сил. Излишне разбирать дальше нелепости Вагнера на эту тему.

Мера величины стоимости. Здесь г-н Вагнер меня принимает, но находит, к своему сожалению, что я «элиминировал» «труд по образованию капитала» (стр. 58. примечание 7).

«В обороте, регулируемом общественными органами, определение таксированной стоимости или таксированных цен должно сообразоваться с этим моментом издержек» {так называет он затраченное в производстве и т. д. количество труда}, «как это в принципе имело место в прежних административных и цеховых таксах и как необходимо опять будет иметь место при любой новой системе такс» { подразумевается социалистическая (!) система такс}. «Но в свободном обороте издержки — не единственная основа определения меновых стоимостей и цен и не могут служить таковой ни при каком мыслимом социальном строе. Ибо, независимо от издержек, должны наступить колебания потребительной стоимости и потребностей, влияние которых на меновую стоимость и на цены (договорные и таксированные цены) видоизменяет и должно видоизменять влияние издержек» и т. д. (стр. 58, 59). «Эта» {именно эта!} «остроумная поправка к анализу социалистической теории стоимости... составляет заслугу» (!) «Шеффле», который пишет в «Социальном теле», III, стр. 278: «При любом влиянии общества на потребности и производство нельзя обойтись без того, чтобы все потребности каждый раз оставались в равновесии с производством. Но если это так, социальные показатели издержек не могут одновременно служить пропорциональными социальными показателями потребительной стоимости» (стр. 59, примечание 9).

Что все это сводится лишь к тривиальному положению о повышении и падении рыночных цен выше или ниже стоимости и к предположению, что в «социальном государстве Маркса» имеет силу его теория стоимости, развитая для буржуазного общества, — показывает фраза Вагнера:

«Они» (цены) «временно будут отклоняться более или менее от них» { от издержек}, «они будут повышаться для благ, потребительная стоимость которых поднялась, и падать для благ, потребительная стоимость которых уменьшилась. Лишь для длительного периода времени издержки могут оказать свое действие в качестве решающего регулятора» и т. д. (стр. 59).

Право. Для характеристики фантастических представлений нашего vir obscurus о творческом влиянии права на хозяйство достаточно одной фразы, хотя заключающуюся в ней абсурдную точку зрения он провозглашает во многих местах:

«Единичное хозяйство имеет во главе в качестве органа его технической и экономической деятельности... какую-нибудь личность в качестве правового и хозяйствующего субъекта. Она не есть чисто хозяйственное явление, но зависит вместе с тем от характера права. Ибо последнее решает, кто признается личностью и, следовательно, может стоять во главе какого-нибудь хозяйства» и т. д. (стр. 65).

Пути сообщения и транспортное дело (стр. 75—76 и 80, примечание).

На стр. 82 «место, где объясняется смена в (натуральных) составных частях массы благ» {какого-нибудь хозяйства, иначе называемая Вагнером «смена благ», у Шеффле «социальный обмен веществ»}. {Это по меньшей мере один случай последнего: я употребил это название также при «натуральном» процессе производства в смысле обмена веществ между человеком и природой} заимствовано у меня, где обмен веществ выступает впервые в анализе Т—Д—Т, а в дальнейшем перерывы в смене форм обозначаются так же, как перерывы в обмене веществ.

То, что г-н Вагнер говорит далее о «внутреннем обмене» благ, находящихся в какой-либо отрасли производства (у него в каком-либо «единичном хозяйстве»), частью в применении к их «потребительной стоимости», частью в применении к их «стоимости», — также изложено у меня при анализе первой фазы Т—Д— Т, а именно Т—Д (пример с ткачом холста, «Капитал», стр. 85, 86, 87), где в заключение говорится: «Наши товаровладельцы открывают, таким образом, что то самое разделение труда, которое делает их независимыми частными производителями, делает в то же время независимыми от них самих процесс общественного производства и их собственные отношения в этом процессе, что независимость лиц друг от друга дополняется системой всесторонней вещной зависимости» («Капитал», стр. 87)[263].

Договоры для приобретения благ путем обмена. Здесь наш темный муж (vir obscurus) решительно ставит все на голову. У него существует сначала право, а потом оборот; в действительности же дело происходит наоборот: сперва появляется оборот, и лишь потом из него развивается правовой порядок. При анализе товарного обращения я показал, что уже при неразвитой меновой торговле обменивающиеся лица молчаливо признают друг друга равными личностями и собственниками обмениваемых ими благ; они делают это уже тогда, когда предлагают друг другу свои блага и совершают друг с другом сделку. Это фактическое отношение, возникающее лишь благодаря самому обмену и в обмене, получает позднее правовую форму в виде договора и т. д.; но эта форма не создает ни своего содержания, обмена, ни существующих в ней отношений лиц друг к другу, а наоборот. В противоположность этому Вагнер пишет:

«Это приобретение» {благ путем оборота} «необходимо предполагает определенный правовой порядок, на основе которого» (!) «совершается оборот» и т. д. (стр. 84).

Кредит. Вместо того, чтобы дать развитие денег как платежного средства, Вагнер немедленно превращает процесс обращения, — поскольку он совершается в такой форме, что оба эквивалента в Т—Д не противостоят друг другу одновременно, — в «кредитную сделку» (стр. 85 и сл.), причем «присоединяет», что она часто связана с уплатой «процентов»; это служит также для того, чтобы выставить в качестве базиса «кредита» «оказание доверия» и тем самым «доверие».

О юридическом понимании «имущества» у Пухты и др., согласно которым к последнему принадлежат также долги в качестве отрицательной составной части (стр. 86, примечание 8).

Кредит есть или «потребительный кредит», или «производительный кредит» (стр. 86). Первый преобладает на низших ступенях культуры, последний — на «высших».

О причинах задолженности {причины пауперизма: колебания урожаев, военная служба, конкуренция рабов} в Древнем Риме (см. Иеринг. «Дух римского права», 3 изд., ч. II, кн. 2, стр. 234[264]).

По мнению г-на Вагнера, на «низшей ступени» «потребительный кредит» господствует среди «низших угнетенных» классов и «высших расточительных». А на деле: в Англии и Америке «потребительный кредит» стал общераспространенным с образованием системы депозитных банков!

«В особенности производительный кредит обнаруживает себя... в качестве экономического фактора в народном хозяйстве, основанном на частной собственности на землю и движимые капиталы и допускающем свободную конкуренцию. Он связан с имущественным владением, а не с имуществом как чисто экономической категорией», и поэтому есть лишь «исторически-лравовая категория» (!) (стр. 87).

Зависимость единичного хозяйства и имущества от воздействия внешнего мира, особенно от влияния конъюнктуры народного хозяйства.

1)  Изменения в потребительной стоимости: они улучшаются в некоторых случаях благодаря течению времени как условия известных процессов природы (вино, сигары, скрипки и т. д.).

«В большинстве случаев ухудшаются... разлагаются на свои вещественные составные части, случайности всякого рода». Этому соответствуют «изменения» меновой стоимости в том же направлении, «повышение стоимости» или «понижение стоимости» (стр. 96, 97). См. о договорах по найму жилищ в Берлине (стр. 97, примечание 2).

2)  Изменения в человеческом знании свойств благ: в положительном случае благодаря этому «имущество возрастает». {Применение каменного угля при выплавке железа в Англии около 1620 г., когда уменьшение лесов уже угрожало дальнейшему существованию железоделательного производства; химические открытия, например иода (использование иодосодержащих соляных источников). Фосфориты как удобрение. Антрацит как топливо. Материалы для газового освещения, для фотографии. Открытие красящих и лечебных веществ. Гуттаперча. Каучук. Растительная слоновая кость (из Phytelephas macrocarpa). Креозот. Парафиновые свечи. Использование асфальта, сосновой хвои (сосновая шерсть), газов в доменных печах, каменноугольной смолы для приготовления анилина, шерстяного тряпья, опилок и т. д. и т. д.} В отрицательном случае уменьшение полезности, а тем самым и стоимости (например, открытие трихины в свинине, ядовитых веществ в красках, растениях и т. д.) (стр. 97, 98). Открытие ископаемых и новых способов их употребления умножает имущество землевладельца (стр. 98).

3) Конъюнктура.

Влияние всех внешних «условий», «существенно влияющих на производство благ для оборота, на спрос и сбыт» их, и тем самым и на их «меновую стоимость», а также на меновую стоимость «отдельного уже готового блага... совершенно или почти независимо» от «хозяйствующего субъекта» «или собственника» (стр. 98). Конъюнктура становится «решающим фактором» в «системе свободной конкуренции» (стр. 99). Один «посредством принципа частной собственности» выигрывает при этом «то, чего он не заслужил», а другой терпит «ущерб», «экономически незаслуженные убытки».

О спекуляции (стр. 101, примечание 10). Цена на жилища (стр. 102, примечание 11). Угольная и железоделательная промышленность (стр. 102, примечание 12). Многочисленные изменения в технике понижают стоимость промышленных продуктов как средств производства (стр. 102, 103).

В «народном хозяйстве с прогрессирующим народонаселением и благосостоянием преобладают... благоприятные шансы, — хотя и со случайными временными и местными отступлениями и колебаниями, — для землевладения, особенно для городского (в больших городах)» (стр. 102).

«Таким образом, конъюнктура особенно благоприятствует землевладельцу» (стр. 103). «Эти прибыли, как и большинство других, связанных с конъюнктурой... суть чистые спекулятивные прибыли, которым соответствуют «спекулятивные убытки»» (стр. 103).

То же самое о «хлебной торговле» (стр. 103, примечание 15).

Таким образом, необходимо

«открыто признать.. , что хозяйственное положение отдельного лица или семьи» «в сущности есть результат конъюнктуры», и это неизбежно «ослабляет значение личной хозяйственной ответственности» (стр. 105).

Поэтому «если современная организация народного хозяйства и ее правовой базис» (!), «частная собственность на землю и капитал и т. д., признаются строем, в основном не подлежащим изменению», то не существует, — после долгой болтовни, — никаких средств «для устранения... причин» {т. е. вытекающих отсюда бедствий, каковы заминки в сбыте, кризисы, увольнения рабочих, сокращение заработной платы и т. д.}, а поэтому и «самого этого зла»; «симптомы» же или «следствия зла» г-н Вагнер считает возможным устранить, например, путем «налогов» на «конъюнктурные прибыли», путем «рациональной... системы страхования» против «экономически незаслуженных» «убытков», являющихся продуктом конъюнктуры (стр. 105).

Это, — говорит темный муж, — получается, если современный способ производства с его «правовым базисом» считают «не подлежащим изменению»; но исследование его, отличающееся большей глубиной, чем социалистическое учение, проникнет в самую «суть вещей». Nous verrons  [Посмотрим. Ред.], каким именно образом?

Отдельные главные моменты, образующие конъюнктуру.

1)   Колебания урожаев основных средств питания под влиянием погоды и политических условий, например нарушений в обработке земли под влиянием войн. Влияние этого на производителей и потребителей, стр. 106. {О хлебных торговцах см. Тук. «История цен»[265]; о Греции — Бёк. «Государственное хозяйство афинян», т. I, кн. I, § 15[266]; о Риме — Иеринг. «Дух», стр. 238. Повышение смертности среди низших классов населения в наши дни при каждом небольшом повышении цен «бесспорно доказывает, что для массы рабочего класса средняя заработная плата мало превышает абсолютно необходимую для жизни сумму» (стр. 106, примечание 19).} Улучшения в средствах сообщения {являющиеся «одновременно», как мы читаем в примечании 20, «важнейшей предпосылкой спекулятивной хлебной торговли, выравнивающей цены»}, изменившиеся методы обработки земли {«плодопеременная система» — «посредством разведения различных продуктов, на которые перемены погоды оказывают не одинаковое, благоприятное или неблагоприятное, действие»}; отсюда меньшие колебания хлебных цен в пределах коротких промежутков времени в сравнении «со средними веками и древностью». Но и теперь еще колебания очень большие (см. примечание 22, стр. 107; факты там же).

2)   Изменения в технике. Новые методы производства. Бессемеровская сталь вместо железа и т. д., стр. 107 (и к этому примечание 23). Введение машин вместо ручного труда.

3)   Изменения в средствах сообщения и транспорта, влияющие на пространственные перемещения людей и вещей; это влияет... на стоимость земли и предметов, отличающихся низкой относительной стоимостью; целые отрасли производства вынуждаются сделать трудный переход к другим методам производства (стр. 107) { к этому примечание 24 там же. Повышение стоимости земли поблизости от хороших путей сообщения благодаря лучшему сбыту добываемых здесь продуктов: облегчение скопления населения в городах, отсюда колоссальное повышение стоимости земли, в городах и ближайших к ним местах. Облегчение вывоза хлеба п. другого сельскохозяйственного и лесного сырья и горнорудных продуктов из местностей с доселе дешевыми ценами в местности с высокими ценами; отсюда ухудшение хозяйственного положения слоев населения со стабильным доходом в первых местностях и, напротив, улучшение положения производителей и особенно землевладельцев там же. В обратном направлении влияет облегчение ввоза хлеба и Других материалов, обладающих низкой относительной стоимостью Оно выгодно потребителям и невыгодно производителям во ввозящей стране. Необходимость перейти к другим производствам, от земледелия к животноводству, например в Англии начиная с 40-х годов или недавно в Германии в результате конкуренции дешевого восточноевропейского хлеба; для германских сельских хозяев это затруднительно (в настоящее время), во-первых, из-за климата, а затем из-за недавнего сильного повышения заработной платы, которое сельские хозяева не могут с такой же легкостью, как промышленники, переложить на продукты и т. д.}.

4)   Изменения во вкусах, моде и т. д., зачастую быстро совершающиеся в короткое время.

5) Политические перемены в национальной и международной сфере обмена (война, революция и т. д.), поскольку при усиливающемся разделении труда, развитии международного и т. д. обмена все более важное значение приобретает доверие или недоверие. Воздействие кредитного фактора, колоссальные размеры современных войн и т. д. (стр. 108).

6) Изменения в аграрной, промышленной и торговой политике (пример: реформа британских хлебных законов).

7) Изменения в пространственном размещении и общем экономическом положении целых групп населения, например переселения из сельских местностей в города (стр. 108, 109).

8) Перемены в социальном и экономическом положении отдельных слоев населения, например благодаря обеспечению свободы коалиции и т. д. (стр. 109). {Французские 6 миллиардов[267], там же, примечание 29.}

Издержки в единичном хозяйстве. Под «трудом», производящим «стоимость», к которому сводятся все издержки, следует понимать также «труд» в правильном широком смысле слова, охватывающем «всякую человеческую целесознательную деятельность, необходимую для добывания дохода», следовательно также в особенности «духовный труд руководителя и деятельность, благодаря которой капитал образуется и применяется» — «поэтому» и «прибыль на капитал», оплачивающая эту деятельность, относится к «конститутивным элементам издержек». «Этот взгляд противоречит социалистической теории стоимости и издержек и критике, направленной против капитала» (стр. 111).

Темный муж подсовывает мне утверждение, будто «прибавочная стоимость, производимая только рабочими, неправильно поступает к капиталистическим предпринимателям» (стр. 114, примечание 3). Я же утверждаю прямо противоположное, а именно, что товарное производство в известный момент своего развития неизбежно становится «капиталистическим» товарным производством и что, согласно господствующему в нем закону стоимости, «прибавочная стоимость» причитается капиталисту, а не рабочему. Вместо того, чтобы пускаться в подобную софистику, можно раскрыть катедер-социалистический характер нашего viri obscuri в следующей банальности:

«безусловные противники социалистов» «игнорируют многочисленные случаи эксплуатации, когда чистый доход распределяется неправильно» (!) «и издержки производства в отдельных предприятиях чрезмерно сокращаются к ущербу для рабочего (подчас и для ссудных капиталистов) и к выгоде для работодателей» (там же).

Народный доход в Англии и во Франции (стр. 120, х^_ф). Годичный валовой доход нации:

1)   Совокупность вновь произведенных в течение года благ. Туземное сырье должно быть включено полностью на всю сумму своей стоимости; изделия, изготовленные из туземного и иностранного сырья, считаются {во избежание двойного счета сырья} на сумму повышения стоимости, достигнутого при помощи промышленного труда; обращающиеся в торговле и транспорте сырье и фабрикаты считаются на сумму вызванного этим повышения стоимости.

2)   Ввоз денег и товаров из-за границы в качестве процента на долговые требования данной страны, основанные на кредитных сделках или на вложениях капиталов за границей подданными данного государства.

3)   Фрахтовые прибыли судоходства данной страны от внешней и транзитной торговли, реально оплаченные ввозом иностранных благ.

4)  Наличные деньги или товары, переведенные из-за границы в данную страну для пребывающих в ней иностранцев.

5)  Ввоз имущества без соответствующего возмещения, например при длительной уплате налогов другой страной данной стране, при регулярной иммиграции и регулярном ввозе имущества иммигрантов.

6)  Превышение стоимости ввоза товаров и денег над вывозом, {но тогда в пункте 1 надлежит вычесть вывоз за границу}.

7)  Стоимость пользовании, доставляемых имуществом, предназначенным для пользования (например, жилыми домами и т. д.) (стр. 121, 122).

При чистом доходе следует исключить, между прочим, вывоз благ для оплаты фрахтов иностранному судоходству (стр. 123). {Дело не так просто: цена производства (внутренняя) + фрахт = продажной цене. Если страна вывозит свои собственные товары на собственных судах, то заграница оплачивает фрахтовые издержки; если существующая здесь рыночная цена и т. д.}.

«Наряду с длительными платежами следует назвать регулярные платежи иностранным подданным за границей (подкупы, например, персами греков, вознаграждение иностранным ученым при Людовике XIV, денарий св. Петра[268])» (стр. 123, примечание 9).

Почему не субсидии, регулярно получавшиеся германскими князьями от Франции и Англии?

См. те наивные виды доходов частных лиц, которые состоят в «услугах государства и церкви» (стр. 125, примечание 14).

Оценка стоимости с точки зрения отдельного лица и народного хозяйства.

Разрушение одной части товарного запаса, с целью дороже продать остаток, Курно в «Исследовании математических принципов теории богатств», 1838, называет «истинным созданием богатств в коммерческом смысле этого слова»[269] (стр. 127, примечание 3).

Об уменьшении потребительских запасов частных лиц или, как называет их Вагнер, «капитала, предназначенного для пользования», — в современный культурный период, в частности в Берлине, стр. 128, примечание 5 и стр. 129, примечание 8 и 10; в производственных предприятиях имеется слишком мало денег или собственного оборотного капитала, стр. 130 и там же примечание 11.

Относительно большее значение внешней торговли в настоящее время (стр. 131, примечание 13 и стр. 132, примечание 3).

Написано К. Марксом во второй половине 1879 — ноябре 1880 г.

Впервые опубликовано в «Архиве К. Маркса и Ф. Энгельса», книга V, 1930 г.

Печатается по рукописи 

Перевод с немецкого

Примечания:

2

Имеется в виду программа, принятая на общенемецком съезде социал-демократов Германии, Австрии и Швейцарии 7—9 августа 1869 г. в Эйзенахе. На съезде была учреждена немецкая Социал-демократическая рабочая партия, известная в дальнейшем как партия эйзенахцев. Эйзенахская программа в целом была выдержана в духе требований Интернационала.

24

«La Plebe» («Народ») — итальянская газета, выходила под редакцией Э. Биньями в Лоди с 1868 по 1875 г. и в Милане с 1875 по 1883 год; до начала 70-х годов — буржуазно-демократического направления, затем социалистическая газета; в 1872—1873 гг. — орган секций Интернационала. «Plebe», несмотря на некоторую непоследовательность, сыграла значительную роль в борьбе против влияния анархистов на рабочее движение в Италии. Большую помощь газете оказывал Энгельс, сотрудничавший в ней в 1871—1873 и в 1877—1879 гг. и поддерживавший регулярную переписку с редактором Э. Биньями. В 1882 г. вокруг газеты «Plebe» сложилась первая самостоятельная партия итальянского пролетариата — Рабочая партия. Характеристику газеты см. в статье Энгельса «В Италии» (настоящий том, стр. 100—104).

25

Речь была произнесена Энгельсом 22 января 1876 г. на международном митинге, созванном в честь годовщины польского восстания 1863 года. На собрании присутствовало несколько десятков человек — поляков, чехов, сербов, русских, немцев, французов. Председательствовал польский социалист, член Интернационала В. Врублевский. Энгельс произнес свою речь на немецком языке, через несколько дней он отослал Врублевскому ее французский текст, вероятно, для перевода на польский язык.

26

«Neue Rheinische Zeitung. Organ der Demokratie» («Новая Рейнская газета. Орган демократии») выходила ежедневно в Кёльне под редакцией Маркса с 1 июня 1848 по 19 мая 1849 года. В состав редакции входил Энгельс, а также В. Вольф, Г. Веерт, Ф. Вольф, Э. Дронке, Ф. Фрейлиграт и Г. Бюргерс.

Боевой орган пролетарского крыла демократии, «Neue Rheinische Zeitung» играла роль воспитателя народных масс, поднимала их на борьбу с контрреволюцией. Передовые статьи, определявшие позицию газеты по важнейшим вопросам германской и европейской революции, писались, как правило, Марксом и Энгельсом.

Решительная и непримиримая позиция газеты, ее боевой интернационализм, появление на ее страницах политических обличений, направленных против прусского правительства и против местных кёльнских властей, — все это уже с первых месяцев существования «Neue Rheinische Zeitung» повлекло за собой травлю газеты со стороны феодально-монархической и либерально-буржуазной печати, а также преследования со стороны правительства, особенно усилившиеся после контрреволюционного переворота в Пруссии в ноябре — декабре 1848 года.

Несмотря на все преследования и полицейские рогатки, «Neue Rheinische Zeitung» мужественно отстаивала интересы революционной демократии, интересы пролетариата. В мае 1849 г., в обстановке всеобщего наступления контрреволюции, прусское правительство, воспользовавшись тем, что Маркс не получил прусского подданства, отдало приказ о высылке его из пределов Пруссии. Высылка Маркса и репрессии против других редакторов «Neue Rheinische Zeitung» послужили причиной прекращения выхода газеты. Последний, 301-й номер «Neue Rheinische Zeitung», напечатанный красной краской, вышел 19 мая 1849 года. В прощальном обращении к рабочим редакторы газеты заявили, что «их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!».

247

«Замечания на книгу А. Вагнера» были составлены К. Марксом во второй половине 1879 — ноябре 1880 г. в Лондоне и находятся в его записной тетради, относящейся к 1879—1881 годам. Эта работа Маркса представляет собой критические замечания на книгу: «Lehrbuch der politischen Oekonomie. Bd. I. Allgemeine oder theoretische Volkswirthschaftslehre, Th. I. Grundlegung». 2. Ausg., Leipzig und Heidelberg, 1879 («Учебник политической экономии. Т. I. Всеобщее или теоретическое учение о народном хозяйстве, ч. I. Начала». 2 изд., Лейпциг и Гейдельберг, 1879). Критикуя Вагнера за искажение развитой в «Капитале» теории стоимости, Маркс еще раз формулирует и конкретизирует основные положения своего экономического учения. «Замечаниям» Маркса предшествует составленный им список литературы, состоящий из 54 названий, взятых из библиографических сведений, имеющихся в книге Вагнера.

«Замечания на книгу А. Вагнера» впервые были опубликованы на русском языке в 1930 г. в «Архиве К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. V Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

248

K. Н. Rau. «Grundsatze der Volkswirthschaftslehre». 5. Ausg., Heidelberg, 1847, p. 63 (К. Г. Pay. «Основы учения о народном хозяйстве». 5 изд., Гейдельберг, 1847, стр. 63).

249

См. настоящее издание, т. 23, стр. 47.

250

Имеется в виду сочинение Н. Зибера «Теория ценности и капитала Д. Рикардо в связи с позднейшими дополнениями и разъяснениями». Киев, 1871.

251

A. Schaffle. «Kapitalismus und Socialismus mit besonderer Rucksicht auf Geschafts- und Vermogensformen».

Tubingen, 1870 (А. Шеффле. «Капитализм и социализм, рассмотренные в особенности в отношении форм экономической деятельности и имущественного положения». Тюбинген, 1870).

252

Имеется в виду книга Шеффле: «Die Quintessenz des Socialismus», вышедшая анонимно в Готе в 1875 году.

253

A. Schaffle. «Bau und Leben des socialen Korpers». Bd. I—IV, Tubingen, 1875—1878 (А. Шеффле. «Строение и жизнь социального организма». Тт. I—IV, Тюбинген, 1875—1878).

254

K. Н. Rau. «Grundsatze der Volkswirthschaftslehre». 8. Ausg., I. Abt., Leipzig und Heidelberg, 1868, S. 88.

255

«Zeitschrift fur die gesammte Staatswissenschaft» («Журнал по общему государствоведению») — либеральное политико-экономическое обозрение, издававшееся с перерывами в 1844—1943 гг. в Тюбингене. Письмо Родбертуса Вагнеру, датированное 31 мая 1875 г., было помещало в т. XXXIV вышеназванного журнала в статье А. Вагнера: «Einiges von und uber Rodbertus-Jagetzow» («Кое-что из Родбертуса-Ягецова и о нем»).

256

К. Marx. «Das Kapital». 2. Aufl., Bd. I, Hamburg, 1872, S. 36 (см. настоящее издание, т. 23, стр. 70).

257

Упоминаемое Марксом примечание находится в его работе «К критике политической экономии» (см. настоящее издание, т. 13, стр. 14).

258

К. Marx. «Das Kapital». 2. Aufl., Bd. I, Hamburg, 1872, S. 15 (см. настоящее издание, т. 23, стр. 49).

259

V. Rost. «Deutsch-Griechisches Worterbuch». Abt. I, A—L, Gottingen, 1829, S. 359.

260

E. Schulze. «Gothisches Glossar». Magdeburg, [1848], S. 411 (Э. Шульце. «Готский глоссарий». Магдебург, [1848], стр. 411).

261

A. Ziemann. «Mittelhochdeutsches Worterbuch zum Handgebrauch». Quedlinburg und Leipzig, 1838, S. 634—635 (А. Циман. «Словарь средне-верхненемецкого языка для практического пользования». Кведлинбург и Лейпциг, 1838, стр. 634— 635).

262

К. Marx. «Das Kapital». 2. Aufl., Bd. I, Hamburg, 1872, S. 171 (см. настоящее издание, т. 23, стр. 195).

263

Здесь и выше Маркс цитирует 2 издание I тома «Капитала», вышедшее в Гамбурге в 1872 году (см. настоящее издание, т. 23, стр. 116—118). — 393.

264

R. Jhering. «Geist des romischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung». 3. Aufl., Th. II, Buch II, Leipzig, 1874, S. 234—259 (P. Иеринг. «Дух римского права на различных ступенях своего развития». 3 изд., ч. II, кн. II, Лейпциг, 1874, стр. 234—259).

265

T. Tooke and W. Newmarch. «A History of Prices, and of the State of the Circulation, during the Nine Years 1848—1856. In two volumes; forming the fifth and sixth volumes of the History of Prices from 1792 to the present time».

Vol. V, London, 1857, Part I. «On the prices of corn from 1847 to 1856» (Т. Тук и У. Ньюмарч. «История цен и состояние денежного обращения в течение девяти лет с 1848 по 1856 год. В двух томах, составляющих V и VI тома истории цен с 1792 г. до настоящего времени». Т. V, Лондон, 1857, часть I. «О ценах на хлеб с 1847 до 1856 года»).

266

A. Bockh. «Die Staatshaushaltung der Athener». Bd. I, Buch I, Berlin, 1817, S. 84—107.

267

Имеются в виду результаты воздействия на социально-экономическое положение Германии пятимиллиардной контрибуции, полученной с Франции после франко-прусской войны 1870—1871 годов.

268

Денарий св. Петра — ежегодный побор, взимаемый римским папой с католиков (первоначально по денарию с дома в праздник св. Петра). До настоящего времени является важным источником доходов папской курии, используемым в целях реакционной католической пропаганды.

269

A. Cournot. «Recherches sur les principes mathematiques de la theoria des richesses». Paris, 1838, p. 7.