Ф. ЭНГЕЛЬС

КИНГЛЕК О СРАЖЕНИИ НА АЛЬМЕ[369]

Книга Кинглека о Крымской войне[370] заслуженно вызвала большой интерес как в самой Англии, так и за ее пределами. Она содержит много ценных и новых материалов; это и не могло быть иначе, поскольку в распоряжении автора находились документы английского штаба, множество заметок высших английских офицеров и немало специально для него написанных мемуаров русских генералов[371]. Но, несмотря на это, книга в части изложения военных событий является не историческим произведением, а скорее романом; герой этого романа — английский главнокомандующий лорд Раглан, а конечная цель — восхваление английской армии, доведенное до абсурда.

Книга Кинглека, весьма вероятно, произведет большое впечатление в Германии. В то время как она низводит до минимума роль французов в победе на Альме[372], к русским она относится с кажущимся почтительным беспристрастием; она ссылается на известные уже источники, исходящие от всех трех наций, участвовавших в войне, и свободна от специфически французского хвастовства, которое у Тьера и его компании выглядит столь же отвратительным, сколь и смешным. Однако паши друзья англичане тоже не прочь похвастать, и хотя они свое хвастовство преподносят более умело, чем французы, все же краски здесь сгущены по меньшей мере так же, как и у последних. Уже поэтому интересно сорвать беллетристический покров с описания сражения на Альме — единственного военного события, освещенного в вышедших до сих пор двух томах, и отделить действительно новый исторический материал от приукрашиваний, хвастливых фраз и домыслов, которыми г-н Кинглек заполняет свое произведение.

Но помимо этого сражение на Альме представляет совершенно особый интерес с точки зрения тактики, что до сих пор не было оценено в должной мере. В этой битве снова сталкиваются, впервые после Ватерлоо, два различных тактических принципа, один из которых принят всеми европейскими армиями, а другой отброшен всеми, за исключением одной армии — английской. На Альме английская линия двинулась против русских колонн и опрокинула их без особых усилий. Так или иначе, это свидетельствует о том, что старая линия еще не совсем отслужила свой век, как это утверждается на континенте в учебниках по тактике, и во всяком случае этот вопрос заслуживает несколько более подробного рассмотрения.

Данные о вооруженных силах обеих сторон, приводимые Кинглеком, чрезвычайно неточны. Относительно англичан он имеет под рукой официальные данные и устанавливает по ним число сражавшихся в 25404 пехотинца и артиллериста, немногим более 1000 кавалеристов, а также 60 орудий. Это можно считать достоверным. Число французов он округляет до 30 тысяч человек при 68 орудиях; к этому надо прибавить еще 7 тысяч турок. Круглым счетом получается всего 63500 союзников при 128 орудиях, что в общем, по-видимому, довольно правильно. Но с русскими у г-на Кинглека начинаются затруднения. Теперь, правда, в «Крымской экспедиции» Аничкова (немецкий перевод-Берлин, Митлер, 1857, выпуск 1-й)[373] приведен перечень с названиями и номерами полков, батальонов, эскадронов и батарей, основанный, очевидно, на официальных источниках и не опровергнутый до сих пор ни в одном из существенных пунктов. Согласно этому подсчету, у русских было на Альме 42 батальона, 16 эскадронов, 11 казачьих сотен и 96 орудий в 101/2 батареях, всего 35000 человек. Но это отнюдь не удовлетворяет г-на Кинглека. Он производит особый подсчет, причем постоянно ссылается на Аничкова, как на свой источник, но приходит к совершенно иным результатам, не считая, однако, нужным документально обосновать свои данные, расходящиеся с источниками. Вообще для всей книги характерно, что в ней показания очевидцев всегда приводятся там, где описываются общеизвестные факты, а отнюдь не тогда, когда высказываются новые и рискованные утверждения.

Что касается пехоты, оба подсчета отличаются друг от друга лишь в незначительной степени. У Аничкова мы находим 40 линейных батальонов, 1 стрелковый батальон и полубатальон морской пехоты. Кинглек превращает этот последний полубатальон в 2 батальона и ссылается при этом на Ходасевича (майора Тарутинского пехотного полка), который их будто бы видел[374]. Но этот пункт несущественен, так как Кинглек сам признает, что русские считали эти части весьма незначительными. Кроме того, он превращает упоминаемые у Аничкова две саперные роты в целый батальон и причисляет их повсюду к пехоте.

Зато в отношении кавалерии преувеличения Кинглека выступают гораздо резче. При описании битвы в целом и при каждом удобном случае он подчеркивает, что у русских на поле боя было «3400 пик», а на каждом плане сражения позади правого фланга русских фигурирует огромная колонна, с примечанием, что в этом месте находилась русская кавалерия численностью в 3000 человек. Нам то и дело напоминают о поразительной бездеятельности этих 3000 человек и опасности их соседства для англичан, имевших лишь немногим более 1000 кавалеристов. Кинглек всячески остерегается обратить наше внимание на то, что свыше одной трети этой кавалерии состояло из казаков, о которых каждый знает, что они непригодны для сражений в сомкнутом строю с регулярной кавалерией. При полном незнании всех военных обстоятельств, которое обнаруживается на протяжении всей книги, эту грубую ошибку следует приписать скорее невежеству, чем злой воле.

Что касается артиллерии, то здесь Кинглек не выдерживает никакой критики. Аничков, как указывалось выше, насчитывает в общем 96 орудий — в 10 подробно описанных легких и тяжелых полевых батареях, к которым присоединились еще четыре корабельных пушки в запряжках. Он также указывает точно, где находилась каждая из этих батарей во время — сражения. У Кинглека фигурируют все эти батареи (с отдельными незначительными отклонениями в номерах), но кроме того и еще три других. 5-я батарея 17-й бригады, которая встречается и у Аничкова, фигурирует у Кинглека на первоначальной позиции дважды: первый раз на левом фланге (стр. 231) и вслед за этим — еще раз в главном резерве (стр. 235)! Подобным же образом 3-я батарея той же 17-й бригады, которой, по Аничкову, там вовсе не было, фигурирует у Кинглека дважды: первый раз на левом фланге и во второй раз в центре как «позиционная батарея»! Общеизвестно, что, согласно организации русской артиллерии во время Крымской войны (ср. Гакстгаузен — «Очерки о России»[375]), в каждой артиллерийской бригаде имелась только одна тяжелая батарея из 12 орудий, что впоследствии, когда были введены батареи из 8 орудий, в бригадах, вероятно, могли появиться 1-я и 2-я тяжелые батареи, но никак не 3-я, — однако нашему историку до этого нет никакого дела. Он заботится лишь о том, чтобы геройские подвиги англичан на Альме сделать возможно более необычайными, а для этого ему необходимо иметь как можно больше русских пушек. Таким образом, там, где он находит в русских отчетах (которые все, за исключением Аничкова, более или менее непригодны для таких деталей) упоминание о какой-либо батарее, которую не называет Аничков, он считает, что Аничков забыл ее упомянуть, и совершенно спокойно прибавляет ее к батареям, указанным Аничковым. Если он одну и ту же батарею находит в разных источниках на двух различных местах поля сражения, то он преспокойно засчитывает ее дважды и, в крайнем случае, устанавливает, что один раз имеется в виду легкая, а второй раз тяжелая батарея.

Со всеми этими фокусами Кинглек получает все же лишь 131/2 батарей, по 8 пушек в каждой, итого 108 орудий, и так как он упускает из вида, что, согласно Аничкову, три батареи 16-й бригады были организованы еще по-старому — в 12 орудий (из этого видно, как поверхностно работает Кинглек), то по сравнению с Аничковым получается увеличение всего лишь на 12 орудий. Итак, Кинглеку приходится делать чрезвычайные усилия, чтобы усеять высоты у Альмы русскими орудиями. В этом ему помогает полевое укрепление, которое англичане высокопарно назвали «Большим редутом». Аничков об этом просто говорит:

«Справа от дороги была установлена на выгодной позиции батарея № 1 той же бригады (16-й), которая прикрывалась траверсом».

Кинглек дает также совершенно правильное описание этого незначительного сооружения, но никак не может понять, что за ним были установлены обычные 12-фунтовые орудия, и утверждает, что это были якобы тяжелые орудия из Севастополя. Ходасевич утверждает, правда, что там стояли орудия 2-й батареи 16-й бригады (он смешивает 1-ю и 2-ю батарею), но калибр пушки и гаубицы, которые и теперь еще находятся в Вулидже, доказывает, что эти орудия не принадлежали к регулярной полевой артиллерии (стр. 233). Кинглек идет еще дальше. На странице 229 он говорит совершенно определенно:

«Это были тридцатидвухфунтовые пушки и деадцатичетырехфунтовые гаубицы».

В 1849 г., во время восстания в Пфальце, некоторые предводители инсургентов объясняли постоянные отступления своих частей всегда тем, что их обстреливали «24-фунтовыми зажигательными ядрами». Авторы этого утверждения никогда, конечно, не ожидали, что гаубицы, из которых вылетали эти ужасные ядра, будут захвачены г-ном Кинглеком на Альме. Что значат эти 24-фунтовые ядра для…

[Далее в рукописи отсутствуют две страницы. Ред.]

… орудия, отделенные от Канробера, дивизия которого была нейтрализована русскими орудиями, дистанцией в 1500 шагов, в то время как собственная артиллерия Канробера старалась добраться до него обходным путем длиной по меньшей мере в половину немецкой мили [Немецкая (географическая) миля = 7,420 км. Ред.]; наконец, принц Наполеон, застрявший в долине на расстоянии 1200 шагов от Канробера и медливший перейти реку. Такая разбросанность его войск по фронту в 6000 шагов и, особенно, опасное положение Боске внушили, в конце концов, маршалу Сент-Арно столь сильный страх, что он решил прибегнуть к отчаянному средству — выслать вперед весь свой резерв. Бригада Лурмеля была послана вслед Буа, в то время как бригада д'Ореля должна была усилить принца Наполеона. Направив таким образом оба своих резерва именно в те два дефиле, которые и без того уже были забиты войсками, Сент-Арно довершил распыление своих боевых сил. Если бы все это не было сказано во французском официальном отчете («Исторический атлас Восточной войны»[376]), то этому вряд ли можно было бы поверить.

Как это выглядело в глазах русских и что выручило французов из такого опасного положения?

Левым флангом русских командовал Кирьяков. У него против Канробера и принца Наполеона было в первой линии 4 резервных батальона (Брестского и Белостокского полков) — войска среднего качества, во второй — 4 батальона Тарутинского полка, в резерве — 4 батальона Московского полка и 2-й батальон Минского полка, который с четырьмя орудиями (4-я батарея 17-й артиллерийской бригады) был выдвинут дальше влево для наблюдения за морским побережьем. Четыре батальона Бородинского полка, находившиеся также под его командой, стояли дальше к востоку, непосредственно у дороги на Севастополь, и сражались почти исключительно против англичан, если их роль вообще не ограничивалась лишь участием в перестрелке. В общем итоге французам противостояло, следовательно, 13 батальонов с 8 орудиями.

Когда на плато к югу от Альмы стала видна обходная колонна Боске, князь Меншиков сам перешел на левый фланг и привел с собой из главного резерва остальные 3 батальона Минского пехотного полка, одну пешую и две конных батареи, а также 6 эскадронов гусар. До этого времени сражение ограничивалось ружейной и орудийной перестрелкой; русские войска большей частью отошли немного назад, французские — Наполеон и Канробер — даже еще не появлялись на плато или же отстояли так далеко (Боске, Буа, Лурмель), что пока не могли вступить в бой. Так как части принца Наполеона столь прочно застряли в дефиле, что еще не выходили из него, то для русских не оставалось никакого другого объекта для наступления, кроме дивизии Канробера, стоявшей в укрытии позади плато. Против нее Меншиков сформировал колонну-монстр из 8 батальонов Минского и Московского полков — два батальона по фронту и четыре батальона в глубину, все в штурмовых колоннах с равнением на середину. Отозванный к своему центру, он передал эту беспомощную массу Кирьякову с приказанием немедленно наступать. Когда эта колонна приблизилась к французам на ружейный выстрел, последние «не могли дольше выдерживать тяжести, которая давит на сердце континентального солдата при приближении большой пехотной колонны» (стр. 400).

Они отступили еще ниже по склону. Но в этот момент появились обе батареи Канробера вместе с батареями Боске, подошедшие через овраг несколько дальше с правой стороны; они быстро вывезли орудия на позицию и открыли по левому флангу русской пехоты настолько эффективный огонь, что последняя тотчас же поспешила укрыться. Французская пехота ее не преследовала.

Четыре резервных батальона Кирьякова, по выражению Ходасевича, «растаяли» под действием стрелкового и орудийного огня; четыре батальона Тарутинского полка тоже понесли большие потери; восемь батальонов колонны-монстр были наверняка не в состоянии тотчас возобновить атаку. Французская пехота д'Ореля и Канробера развернулась теперь на плато под прикрытием своей артиллерии, а Боске приблизился к ней; войска принца Наполеона (находившийся под его командованием остаток 2-го полка зуавов уже присоединился к Канроберу) начали, наконец, взбираться на высоты. Превосходство в силах стало несоизмеримым; русские батальоны, сконцентрированные на Телеграфной высоте, таяли под перекрестным огнем французской артиллерии; наконец, русский правый фланг «начал вполне определенное отступательное движение», как говорит сам Кирьяков. При таких обстоятельствах он начал отход, «не преследуемый противником» (рукописные мемуары Кирьякова).

У французских авторов последовавшая теперь общая атака со стороны французов увенчивается мнимым штурмом телеграфной вышки, причем дело дошло будто бы до рукопашной схватки, и, таким образом, вся операция приобретает красивый мелодраматический финал. Русским ничего неизвестно об этом сражении, и Кирьяков поэтому совершенно отрицает, что оно имело место. Между тем, возможно, что вышка была занята стрелками и ее надо было штурмовать и что, кроме того, вокруг нее могли находиться и другие русские стрелки, которых надо было отогнать; только для этого требовался, конечно, не штурм, а тем более не состязание в беге целой дивизии; история эта в «Историческом атласе» во всяком случае сильно преувеличена.

На этом битва закончилась, а требование Раглана о преследовании Сент-Арно отклонил, «потому что войска оставили свои ранцы на той стороне реки» (стр. 492).

Геройские подвиги, о которых после сражения повествовал нам Сент-Арно и позднее Базанкур[377], заметно блекнут после этого описания. Вся французская армия, насчитывавшая вместе с турками 37000 человек и 68 орудий; имела…

[Далее в рукописи отсутствуют две страницы. Ред.]

Англичане наступали на левом фланге союзников. Их первая боевая линия состояла из дивизии Эванса и легкой дивизии Брауна; их второй боевой линией были дивизии Ингленда и герцога Кембриджского. Дивизия Каткарта, из которой был выделен батальон, и кавалерийская бригада двигались в качестве резерва с левой стороны позади обнаженного левого фланга. Каждая дивизия состояла из шести батальонов, соединявшихся в две бригады. Фронт наступления англичан, смыкавшийся у деревни Бурлюк с левым флангом принца Наполеона, составлял около 3600 шагов, так что на каждый из 12 батальонов боевой линии приходилось по 300 шагов.

Выйдя на отлогий, спускающийся к Альме склон, колонны попали под огонь расположенных напротив русских батарей, и по английскому уставу первая линия тотчас же развернулась, Но при слишком малой протяженности фронта получилось, что правый фланг легкой дивизии был закрыт левым флангом дивизии Эванса; целый батальон (7-го полка) был, таким образом, вытеснен из боевой линии. Артиллерия заняла позицию перед фронтом. Во второй линии дивизия герцога Кембриджского тоже развернулась, и так как ее батальоны (гвардия и шотландцы) были сильнее по численности, то она одна образовала почти целиком вторую линию; дивизия Ингленда осталась в колоннах вне сферы артиллерийского огня точно так же, как и резерв. Русские открыли огонь в половине второго. Пока развертывалось французское наступление, англичане, чтобы уменьшить потери от огня, залегли. Стрелки, сражавшиеся в зарослях и виноградниках долины, медленно теснили русских; последние при своем отступлении подожгли деревню Бурлюк и этим еще больше сузили фронт наступления англичан.

Англичане имели перед собой всю остальную часть русской армии, т. е. 251/2 (по Аничкову) или 27 (по Кинглеку) батальонов и 64 орудия. Сами они наступали с 29 батальонами и 60 орудиями; их батальоны были сильнее по численности, чем у русских. Русские имели в первой боевой линии оба Суздальских полка (на крайнем правом фланге) и Казанский (или великого князя Михаила Николаевича, в центре справа), к которому примыкал Бородинский полк. Во второй линии находился Владимирский полк, в специальном резерве — Угличский полк, в распоряжении главного резерва оставался Волынский полк, в каждом по 4 батальона, и, кроме того, один стрелковый батальон и стрелки морской пехоты.

К трем часам наступление французов достигло такой стадии, когда колонны Боске и Канробера вышли на плато, а колонны принца Наполеона — в долину; резервы, как мы видим, тоже были двинуты. В этот момент Раглан приказал англичанам наступать. Первая линия поднялась и двинулась, как была в линейном строю, вниз на долину. Из-за виноградников и зарослей порядок частей быстро нарушился даже там, где они, как это предписывается в подобных случаях в Англии, разбивались повзводно в сдвоенную колонну. Дивизия Эванса выслала два батальона и одну батарею вправо в обход горящей деревни, а остальная часть двинулась влево от деревни и вдоль дороги, ведущей на Севастополь. Здесь англичане вскоре попали под ближний огонь двух русских батарей, установленных для прикрытия дороги; батареям удалось остановить дивизию Эванса, несмотря на направленный против них огонь 18 английских орудий. Противостоявшая ей русская пехота состояла из четырех батальонов Бородинского полка и 6-го стрелкового батальона; об их действиях нам ничего не известно.

Легкая дивизия продвигалась дальше слева. Ей противостояли 4 батальона Казанского полка, расположенных справа и слева от 1-й батареи 16-й артиллерийской бригады, установленной за траверсом; во второй линии против нее были 4 батальона Владимирского полка, все в колоннах, и, по данным Кинглека, даже в колоннах из двух батальонов. Англичане успешно, насколько это было возможно, переправились через реку по многочисленным бродам и на южном берегу обнаружили естественную берму шагов в 15 шириной, защищенную крутым обрывом высотой в 8—10 футов; за этим укрытием они смогли опять построиться. По другую сторону обрыва местность была открытой и слегка повышалась по направлению к батарее, находившейся на расстоянии приблизительно в 300 шагов. Сопротивление оказывалось англичанам здесь лишь в некоторых местах со стороны стрелков; их собственные немногочисленные дозорные ушли далеко влево и обнажили весь фронт. Но сами они не выслали стрелков вперед, равно как и не произвели нового построения; Браун сам отказался от разведки и приказал двигаться вперед, «полагаясь на мужество войск» (стр. 315). В то время как бригадир левого фланга оставил в своем распоряжении два батальона для отражения возможных фланговых атак со стороны русской кавалерии, остальные четыре батальона вместе с присоединившимся к ним батальоном дивизии Эванса (95-го полка) двигались вперед на батарею, наполовину в линейном строю, наполовину беспорядочными группами.

Едва лишь они взобрались по склону, как обе колонны Казанского полка двинулись им навстречу. И здесь наш автор начинает петь дифирамбы по поводу несравненных качеств британских войск.

«Здесь обнаружилось, что и теперь, после почти сорока лет мирного времени, наши солдаты все еще обладают теми неоценимыми качествами, которые не дают им, подобно иностранцам, чувствовать тяжесть пехотной колонны… Они начали стрелять на свой английский лад, полувесело, полусердито, в плотную сплошную массу, торжественно надвигавшуюся на них. Колонна не проявляла признаков беспокойства, но она была, по-видимому, перемуштрованной частью, неумело или слабо управляемой. Во всяком случае, ее начальники не могли создать впечатление мощи у тех групп английских парней (lads), которые весело шли ей навстречу и досаждали ей пулями. Вскоре колонна остановилась, повернула назад и скрылась за неровностями местности» (стр. 325).

Мы не станем больше останавливаться на этих хвастливых заявлениях и лишь отметим, что эти «парни» и «молодые войска», как их любит называть Кинглек, которые мы достаточно часто видели (участвовавший в этом бою 33-й полк незадолго до его отправки в Крым), при существующем в Англии 12-летнем сроке службы и при частых продлениях этого срока еще на 9 лет — были тогда, в среднем, в возрасте по крайней мере 27 лет; отметим также, что со времени Крымской войны и ост-индского восстания, где эти великолепные полки были уничтожены, каждый английский офицер тщетно стремится опять получить под свое начальство таких старых «парней». Но довольно. Эта колонна (восточная, находившаяся на правом фланге русских) после слабой попытки произвести штыковую атаку была, по-видимому, вынуждена отступить даже перед огнем беспорядочной линии. Другая повела наступление на 7-й полк, перейдя вскоре к огневому бою стоя, и долго продолжала вести его не развертываясь, причем, естественно, понесла огромные потери.

Три английских батальона, находившиеся в центре, двигались на батарею, огонь которой, по-видимому, был слабым и не сдерживал наступления. Когда они подошли достаточно близко, чтобы броситься в атаку на орудия, батарея дала залп, взяла орудия на передки и умчалась. Одна 7-фунтовая гаубица была найдена в укрытии, другая, 32-фунтовая, запряженная лишь тремя лошадьми, была задержана и доставлена капитаном 23-го полка Беллом. Англичане заняли наружный вал траверса и сгруппировались на правом и левом флангах. Владимирский полк подошел теперь ближе, но, вместо того чтобы ударить в штыки по расстроенной массе, также поддался соблазну вести огонь и остановился. Под огнем гораздо более широкого фронта англичан плотная колонна подверглась бы, вероятно, той же участи, что и Казанский полк, но тут у англичан два раза подряд прозвучал сигнал к отступлению, дважды повторенный по всей линии фронта; войска начали отходить, сначала в отдельных пунктах, затем повсюду, что происходило местами спокойно, а местами в полном беспорядке. Четыре участвовавших в бою батальона потеряли вместе 46 офицеров и 819 рядовых.

Вторая боевая линия (герцога Кембриджского) следовала за первой весьма медленно и за все время боя переправилась сначала через реку, а затем укрылась за упомянутой выше бермой. Только теперь она двинулась вперед. Средний батальон правой бригады, состоявший из шотландских и гвардейских стрелков, пошел в наступление первым, но его левый фланг был смят отступающими беглецами легкой дивизии, а правый фланг не выдержал огня Владимирского полка; не получив своевременной поддержки, и этот батальон также отошел в беспорядке назад. Это произошло в то самое время, когда наступление французов начало замедляться, и против Канробера сформировалась колонна из восьми батальонов.

Этот момент, когда союзникам везде приходилось туго, для г-на Кинглека является как раз самым подходящим, чтобы показать нам чудо, не уступающее чудесам «Тысячи и одной ночи» и окружающее лорда Раглана ореолом неожиданной славы. Мы прошли бы мимо этого обстоятельства, если бы оно действительно не оказало некоторого влияния на ход сражения и не имело бы известного значения еще и потому, что Кинглек говорит здесь как очевидец — правда, весьма слабо разбирающийся в деле.

Когда английская армия начала готовиться к переправе через реку, Раглан со своим штабом поскакал через Альму в том месте, где соприкасаются линии фронта англичан и французов, и на противоположном берегу стал подниматься вверх по ущелью, почти не встречая какого-либо другого сопротивления, кроме как со стороны нескольких дозорных стрелков.

Вскоре перед ним оказалась круглая вершина, на которую он поднялся и откуда смог обозреть с фланга все расположение русской армии против англичан и даже обнаружить их резервы. Как ни кажется странным, чтобы генерал наступающей армии находился без всякого прикрытия на холме, расположенном у фланга неприятеля, — поскольку имеются многочисленные свидетели, можно в этом не сомневаться. Однако Кинглек, не довольствуясь тем, что поместил своего героя непосредственно перед вражеским флангом или на его продолжении, переносит холм, о котором идет речь, за фронт неприятеля, помещая его между ним и русскими резервами, и заставляет лорда Раглана одним своим появлением там парализовать всю русскую армию. Описание этих событий в книге нисколько не уступает по своему мелодраматическому характеру их изображению на плане сражения, где красной звездой отмечено местонахождение лорда Раглана в 1200 шагах от правого фланга русских, среди зеленых русских колонн, которые запросто оказывают ему почтение, в то время как он, подобно «Зевсу-громовержцу», руководит сражением.

Этот холм, местонахождение которого мы здесь не можем указать точно, но который, во всяком случае, находится не там, куда его помещает Кинглек, — этот холм представлял, тем не менее, удобную позицию для артиллерии, и Раглан сейчас же послал за орудиями, а также за пехотой. Некоторое время спустя, почти одновременно со взятием батареи англичанами, прибыли два орудия. Одно из этих орудий будто бы рассеяло русский резерв (который, согласно Кинглеку, находился на расстоянии всего лишь в 1100 шагов!), другое же взяло под фланговый обстрел батарею, прикрывавшую мост на дороге к Севастополю. После нескольких выстрелов эта батарея, уже давно обстреливаемая с фронта превосходящей ее артиллерией (18 орудий), снялась, и таким образом был открыт путь для продвижения дивизии Эванса. Последняя медленно теснила русскую пехоту, сражавшуюся здесь большей частью разрозненно, и вместе с дивизией Ингленда, артиллерия которой соединилась с артиллерией дивизии Эванса, установила свои орудия на гребне первого холма.

Между тем дальше слева дивизия герцога Кембриджского вела решающий бой. Из трех гвардейских батальонов ее правого крыла средний (шотландские стрелки) преждевременно двинулся в атаку и пришел в беспорядок. Теперь справа начал» наступление в линейном строю гвардейские гренадеры, слева — гвардейский Колдстримский батальон против вновь занятого Владимирским полком траверса; между ними образовался промежуток для фронта батальона, который должны были заполнить шотландские стрелки, но который был только до некоторой степени прикрыт остатками этого батальона и легкой дивизии, вновь собиравшимися поодаль позади. Зато слева от Колдстримского батальона шли четыре шотландских батальона Колина Кэмпбелла, также в линейном строю, эшелонами от правого фланга, в отличном порядке.

Против гвардейских гренадер находились оба левофланговых батальона Казанского полка, которые были уже отброшены огнем 7-го полка, и оба левофланговых батальона Владимирского полка» которые наступали теперь против левого фланга, на стыке между гренадерами и Колдстримским батальоном; гренадеры выстояли, оттянули левый фланг немного назад и огнем заставили эту колонну тотчас же остановиться. Естественно, что через короткий промежуток времени колонна была настолько поколеблена огнем линии, что даже сам князь Горчаков, который командовал правым флангом русских, не мог больше заставить ее перейти к штыковой атаке. Благодаря незначительному изменению фронта английских гренадер, колонна попала под огонь всей их линии; она дрогнула и, когда англичане двинулись вперед, — отступила. Между тем оба других батальона Владимирского полка вели перестрелку с Колдстримским батальоном, пока, наконец, на ту же высоту не поднялась шотландская бригада. Четыре батальона Суздальского полка, расположенные на крайнем правом фланге русских, подтянулись теперь ближе к решающему пункту боя, к брустверу батареи, но внезапно, во время этого флангового марша, оказались под огнем шотландских линий и отступили без серьезного сопротивления.

Генерал Квицинский, командир 16-й дивизии, после того как князь Горчаков выбыл из строя, упав с убитой под ним лошади, командовал теперь правым флангом русских. Английское линейное построение было для него так ново, что лишило его всякой возможности судить о силе противника. В своих мемуарах, упоминаемых Кинглеком, он сам говорит, что видел англичан в трех перекрывающих друг друга линиях (очевидно, это были три шотландских эшелона), и перед таким превосходством он должен был отступить, после того как была отбита атака четырех батальонов Владимирского полка. Четыре батальона Угличского полка продвинулись вперед лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы остановить бегущих. Артиллерия и кавалерия больше совсем не использовались, и русские начали отступление, не преследуемые англичанами, которые хотели сберечь свою кавалерию. Дивизия герцога Кембриджского потеряла несколько менее 500 человек.

Итак, в решающий момент здесь сражались 6 батальонов дивизии герцога Кембриджского, поддерживаемых остатками легкой дивизии, всего 11 батальонов (оба левофланговых батальона легкой дивизии и позднее не перешли в наступление) против 12 русских батальонов Казанского, Владимирского и Суздальского полков, а если мы прибавим еще 4 батальона Угличского полка, хотя их активное участие в сражении остается весьма проблематичным, — против 16 русских батальонов, и после очень короткого боя полностью отбросили их.

Автор даже утверждает, что все сражение пехоты в строю длилось не более 35 минут; во всяком случае, к 4 часам исход боя был полностью решен. Чем же объясняются эти быстрые успехи против по меньшей мере равных, а быть может и превосходящих по численности масс пехоты на сильной оборонительной позиции?

Командование англичан было явно небезупречным. Помимо того, что Эванс не сделал ни малейшей попытки атаковать левый фланг противника, а ограничивался вялым фронтальным боем, каждому ясно, что герцог Кембриджский в качестве командующего второй линией не сделал того, что было его обязанностью. Когда первая линия штурмовала бруствер батареи, то второй не было там для поддержки; она подошла лишь после того, как первая была уже отброшена, и должна была начать действия заново. Но как только какой-либо английский командир приближался к противнику, не имея никаких определенных контрприказов, он стремился наступать на него по возможности совместно с соседними частями, и это придало обеим главным атакам решительность, которая обеспечила успех.

Русские, со своей стороны, проявили большую неуверенность в командовании. Правда, Меншиков имел несчастье находиться во время короткого решающего периода далеко от главного пункта сражения, но ни Горчаков, ни Квицинский, по их собственному признанию, не приняли никаких мер для более энергичного отражения атаки. Первое наступление велось четырьмя батальонами Казанского полка против пяти английских батальонов и было отбито; второе — также четырьмя батальонами (Владимирского полка) и тоже было отбито. О серьезном наступлении четырех батальонов Угличского полка у нас нет никаких сведений, а четыре батальона Суздальского полка позволили противнику захватить их врасплох своим огнем при фланговом марше. Находившийся в главном резерве Волынский полк, кажется, совсем не был использован. Артиллерия быстро замолчала, а кавалерия вообще бездействовала. Была ли то боязнь ответственности или приказ не рисковать армией, но, словом, и на фланге англичан русские действовали без той энергии и активности, которые одни лишь могут обеспечить победу более слабой стороне.

Была, конечно, еще и другая причина, облегчившая англичанам победу. Русские сражались в глубоких и плотных колоннах, англичане — в линии. Русские несли огромные потери от артиллерии противника; англичане же несли очень небольшие потери даже от картечного огня. Когда пехотные массы сближались, колонны можно было спасти от убийственного огня линий противника только стремительной, неудержимой штыковой атакой, но повсюду мы видели приостановку наступления и превращение его в перестрелку. Что же дальше? Если развернуться под огнем противника, то ни один человек не может сказать, к чему это приведет, а если оставаться в колоннах, когда одно стреляющее ружье приходится против четырех неприятельских, то колонна наверняка погибла. Именно это имело место в каждом отдельном случае на Альме. Более того. Колонну, хотя бы один раз попавшую под обстрел, никогда нельзя было заставить снова перейти в решительное наступление; линию, ведущую огонь, — всякий раз.

Оба противника — и русские, и англичане — действовали, как известно, плохо в рассыпном строю; сражение решалось благодаря этому исключительно массами; если мы не хотим согласиться с Кинглеком, что англичане своего рода полубоги, то мы должны будем признать, что как для наступления, так и для обороны в более или менее открытой местности линия обладает значительными преимуществами перед колонной.

Вся современная военная история англичан..

[На этом рукопись обрывается. Ред.]

Написано Ф. Энгельсом в июне 1863 г.

Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, 1 изд., т. XII, ч. II, 1935 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Первая страница рукописи Ф. Энгельса «Английская армия»

Ф. ЭНГЕЛЬС

АНГЛИЙСКАЯ АРМИЯ[378]

Недавно «Allgemeine Militar-Zeitung», подробно разбирая небольшую работу Питри и Джемса[379], дала описание организации английской армии, а затем, в другой статье, остановилась на положении этой армии в английском государстве. Теперь остается только рассмотреть самую армию в ее историческом развитии за последние 70 лет, ее современное состояние, людской материал, внутренний распорядок, тактическую подготовку и своеобразные формы боя. Это и является целью настоящей работы.

Английская армия представляет для военного наблюдателя совершенно исключительный интерес. Это единственная в мире армия, которая все еще столь упорно придерживается старой линейной тактики, что до сих пор совершенно не применяет колонн в условиях огневого боя пехоты (за исключением боя в дефиле). Она не только ведет огонь в линейном строю, но и идет в штыковую атаку тоже лишь линией. Несмотря на это — или, может быть, именно поэтому — она бесспорно является той армией, которая потерпела наименьшее число поражений. Во всяком случае, следует заняться более подробным изучением способов ведения боя такой армией, и именно теперь, когда — к изумлению всего мира — казавшееся невозможным становится возможным: Англия угрожает нам, немцам, войной.

Мы начнем, естественно, с пехоты. Robur peditum [Отборная пехота. Ред.] составляет главную силу и гордость английской армии. Со времени Уильяма Нейпира во всей Англии стало символом веры, что массированный огонь английской линии превосходит огонь всяких других войск и что против английских штыков нельзя устоять; действительно, англичане — как, впрочем, и другие народы — своими победами обязаны прежде всего пехоте.

Английская пехота состоит из 3 гвардейских полков с 7 батальонами, 109 линейных полков, из которых первые 25 полков имеют по 2 батальона, 60-й полк (егеря) — 4 батальона, а все остальные — только по 1 батальону. Кроме того, имеется еще егерская бригада из 4 батальонов; в общем 141 батальон. Число батальонов в линейном полку — один или же два — определяется исключительно потребностью; как только позволят обстоятельства, вторые батальоны первых 25 полков будут наверняка снова расформированы. Производство в офицеры происходит также в полку, из-за чего часто возникают непреодолимые препятствия, если, например, как и сейчас в 13-м полку, первый батальон находится на Ямайке, а второй — в Новой Зеландии.

Резервными и отборными частями считаются, в первую очередь, гвардия и 8 шотландских полков, которые всегда с честью оправдывали эту репутацию. Легкой пехотой считаются 9 так называемых «легких» и 5 стрелковых полков, однако они лишь немногим отличаются от линейных частей, и только 8 егерских батальонов представляют действительно легкую пехоту. Полки под номерами со 101 но 109, бывшие европейские полки Ост-Индской компании, служат только в Индии.

Помимо этих 141 батальона английской пехоты, имеются еще различные части во внутренних районах страны, к которым мы вернемся позднее, а также части, расположенные в колониях:

В Северной Америке — 1 батальон и 2 роты 1 350 чел.

В Вест-Индии — 4 батальона негров и мулатов 3 700 »

На острове Св. Елены — 1 английский батальон 560 »

На Мальте — местная крепостная артиллерия 640 »

На мысе Доброй Надежды — конные егеря, из них 5/6 готтентоты, 1/6 европейцы, большейчастью немцы и швейцарцы 900 »

На Цейлоне — 3 батальона туземных егерей 1 460 »

Всего 8 610 чел.

Наконец, в Индии — туземная армия; 151 батальон общей численностью в 110000 человек. Эти части, за немногими исключениями, находятся под командованием английских офицеров и по всей своей организации весьма схожи с английскими линейными войсками. Только индийская армия сохранила еще со времен Ост-Индской компании некоторое своеобразие; так, например, в ней не принята продажа должностей[380], по крайней мере официально, хотя неофициально подобные вещи там тоже имеют место.

Английской пехоты на 5 февраля с. г. было в Индии 58 батальонов, в Китае — 3, на о-ве Маврикий (Иль-де-Франс) — 2, на мысе Доброй Надежды — 4, в Канаде и других североамериканских владениях — 12, на Бермудах — 1, в Вест-Индии — 2, в Новой Зеландии (из-за войны с туземцами[381]) — 10, в Гибралтаре — 5, на Ионических островах — 4, на Мальте — 5, в Англии и в пути на родину — 42. Из этих последних в Лондоне находились — 6, в Олдершотском лагере[382] — 9, в Портсмуте, Плимуте и Дувре — 10, на Джерси — 1, во внутренних районах Англии — 2, в Шотландии — 2, в Ирландии — 10, в пути на родину — 2. Здесь видна та огромная поддержка, которую оказывает армии флот; без его защиты и без тех быстроходных транспортных средств, которые он предоставляет, этих слабых гарнизонов было бы далеко не достаточно. Но в тех местах, где флот в состоянии оказать лишь незначительную поддержку, как, например, в Индии и Канаде, мы находим сильные гарнизоны, равно как и на стратегических позициях в Средиземном море, где нужно быть готовым к столкновениям с европейскими войсками.

Раньше было правилом посылать гвардию за пределы страны лишь в случае войны; однако теперь два гвардейских батальона находятся в Канаде.

Общая численность пехоты достигает в настоящее время 133500 человек, то есть в среднем 884 человека на батальон, разделенный на 10 рот, каждая с капитаном, лейтенантом и прапорщиком (ensign, что соответствует нашему младшему лейтенанту). Кроме того, каждый батальон, за исключением гвардии, имеет еще 2 запасных роты для обучения рекрутов; от 6 до 8 этих рот объединяются в учебно-запасной батальон, каковых насчитывается 23, общей численностью около 18000 человек. Все эти учебно-запасные части находятся в самой Англии и располагаются преимущественно у моря или поблизости от него. Таким образом, общая численность английской пехоты составляет несколько больше 150000 человек.

Офицерский состав набирается из среды всех образованных классов нации. От кандидатов не требуется большого теоретического образования: на установленных экзаменах предъявляются требования, которые заставили бы рассмеяться прусского прапорщика. Все же в армию стараются привлечь все большее количество молодых людей из военной школы в Сандхерсте[383], предоставляя лицам, наиболее успешно выдержавшим экзамены, должность прапорщика без покупки. Знание языков требуется лишь в небольшом объеме, при этом кандидату предоставляется большая свобода выбора между несколькими европейскими и индийским языками; требования по математике крайне низки; но на хорошую, ясную, простую манеру изложения в английских сочинениях на практические темы обращается гораздо большее внимание, чем в немецких армиях, где почти каждая армия пишет на своем особом немецком языке, и не всегда на немецком языке, достаточно вразумительном с точки зрения здравого смысла. Тот факт, что при этом не интересуются политическими убеждениями, само собой понятен в стране, где обе главных партии имеют почти одинаковое число своих представителей среди аристократии; самая знаменитая военная фамилия Англии, Нейпиры, состояла и состоит почти исключительно из откровенных радикалов. В общем, внимание обращается не столько на знания, сколько на мужественность характера, и так как английский офицер определенно может рассчитывать на отправку в любую часть света и на скорое участие в бою, то можно себе ясно представить, что английская армия не является в такой мере, как некоторые другие армии, учреждением для призрения людей, у которых почти полностью отсутствуют все физические и моральные качества солдата. Но именно эти качества и являются главной гарантией хорошего офицерского корпуса; ибо, несмотря на все вышеприведенные прекрасные правила, нигде не существует такого кумовства и семей ственности, как в английской армии. Без влиятельных связей никто не может попасть в офицерский корпус, а без денег никто не продвигается вверх, если не выпадет такое счастье, что ближайший по старшинству службы офицер будет убит в бою. Правда, и здесь бывают славные исключения; некий сын сапожника из Глазго умер в прошлом году как фельдмаршал лорд Клайд, после того как вновь завоевал утраченную Индию; по тот же бедный Колин Кэмпбелл, который еще в 1807 г. во время похода на Буэнос-Айрес был уже офицером, в 1854 г., когда отправился в Крым, был всего лишь полковником, причем, не будь у него какого-то дальнего родственника, командовавшего полком, он никогда не стал бы офицером.

Английские офицеры образуют, особенно в самой Англии, весьма замкнутую корпорацию. У них даже есть, как и в Пруссии, свой собственный диалект, или скорее акцент, и они очень мало связаны с населением городов, где расположены их гарнизоны. Этой замкнутости способствует то, что холостые офицеры живут в казарме (то есть в отдельном флигеле во дворе казармы) и должны питаться за общим офицерским столом. В стране, где армия подсудна гражданским судам за все проступки, не имеющие строго военного характера, это совместное проживание в казарме является необходимостью. Молодые офицеры сурово наказываются за сумасбродные проступки, совершенные в городе, которые могли бы вызвать столкновение с гражданскими властями, но зато в самих казармах царит довольно большая свобода. Доступ всякого рода женщинам совершенно свободен, бывают изрядные выпивки и азартные игры, и молодые люди разыгрывают друг над другом самые грубые шутки. Если к ним попадет какой-нибудь ханжа, то тем хуже для него. Несколько лет тому назад эти practical jokes [грубые шутки. Ред.], доведенные в некоторых полках до крайностей, вызвали скандальные процессы в военных судах, и с тех пор против них издано несколько строгих приказов; на деле, однако, на подобные шутки в большинстве случаев смотрят с удовольствием, лишь бы не было публичного скандала. Для офицерского стола правительство отпускает ежегодную субсидию в 25 ф. ст. на роту; он должен быть экономным, но приличным, с тем чтобы менее обеспеченные офицеры не были вынуждены производить расходы, превышающие их средства. Несмотря на это, все же имеется достаточно поводов для траты денег, и ростовщики путем векселей и долговых расписок и здесь доводят до беды столько же молодых офицеров, как и в любом другом месте.

Такой образ жизни накладывает на поведение английского офицера свой отпечаток. По отношению к штатским — хотя вне службы он сам почти всегда носит штатское платье — он по большей части аристократически сдержан; высокомерный, заносчивый тон по отношению к гражданским лицам встречается лишь в виде исключения в таких гарнизонных городах, как Портсмут, или в стрелковых школах, где скопляется много офицеров и где они задают тон. В общем, офицер должен показать, что он «офицер и джентльмен»; в любой момент он может предстать перед военным судом, быть уволенным и даже разжалованным «за поведение, недостойное офицера и джентльмена»; и это делается без всякой пощады, как только какой-нибудь офицер своим публичным поведением вызовет скандал и если только он сам еще раньше не подаст в отставку. Затушевывание публичных скандальных историй, что, как известно, происходит в Германии, в Англии невозможно, и дух армии от этого может только выиграть.

Право офицера носить вне службы штатское платье, как это ни непривычно для нас, немцев, все же имеет свои весьма положительные стороны, а то, что это никоим образом не влияет на воинственный дух офицерства, вполне доказывается примером Англии. Впрочем, надо заметить, что в главных гарнизонах, таких как чатамский, портсмутский и т. п., где офицеры очень заняты по службе, они реже появляются в штатском.

Дуэль совершенно исчезла в английской армии. Последняя дуэль между офицерами состоялась 20 лет назад между двумя свояками — майором и лейтенантом; майор был убит, а лейтенант оправдан присяжными ввиду того, что он подвергся неслыханной провокации. Взгляды на честь, которые установились среди английского офицерства, — при горячем участии самого Веллингтона — покоятся на принципе, что тот, кто без повода оскорбляет кого-либо другого, лишает чести самого себя, а не оскорбленного и что он может восстановить свою честь лишь исправлением, насколько это в его силах, своего несправедливого поступка. Следовательно, тот, кто первым оскорбит товарища, подвергается обвинению в поведении, недостойном джентльмена, если он не исправит своей вины или же если оскорбление вообще такого рода, что оно не может быть исправлено; военный суд быстро приводит дело в порядок. Эти взгляды в некоторых кругах, особенно в прусской армии, могут показаться довольно странными, по в них безусловно больше здравого смысла, чем это имеет место у некоторых людей, фанатически превозносящих дуэль как point d'honneur [дело чести. Ред.]. Что при этом в полной мере сохраняется чувство воинской чести, доказывают сами английские офицеры, которые в этом отношении могут выдержать любое сравнение.

Повышение в чине производится в полку повсюду в соответствии со старшинством по службе, соединяемым с покупкой должностей. А именно, как только открывается вакансия, старшему офицеру следующего чина предоставляется право выбирать, покупает он эту должность или нет; если он отказывается, что бывает лишь при недостатке денежных средств, то очередь переходит ко второму по старшинству и т. д. Эта продажа должностей является безусловно одним из самых скверных порядков в английской армии, с которым никогда не примирились бы офицеры других армий. Такой порядок остается нелепым и отвратительным, даже если учесть все смягчающие доводы, приводимые англичанами в его защиту: что благодаря ему молодые офицеры быстрее продвигаются по службе, что он является традиционным институтом, который трудно упразднить, и т. д. Для английской армии остается позором, что она не смогла преодолеть этой системы, и духу офицерства безусловно в высшей степени вредит то, что способные офицеры должны прозябать в низших чинах из-за того, что они располагают только своим жалованьем, но не имеют капитала.

Цена патента прапорщика (то есть младшего лейтенанта) линейной пехоты — 450 ф. ст. (3000 талеров); если прапорщик хочет получить чин лейтенанта, он должен заплатить еще 250 ф. ст. (1700 талеров); за патент капитана — снова 1100 фунтов (7030 талеров); патент майора — опять 1400 фунтов (9030 талеров); патент подполковника — еще 1300 фунтов (8700 талеров). Этот патент стоит, следовательно, в общем итоге 4500 ф. ст., или свыше 30000 талеров, которые владелец патента получает обратно от своего преемника, достигнув чина полковника. В гвардии и в кавалерии цены еще выше; в артиллерии и в инженерных войсках продажи должностей нет. В случае смерти офицера весь вложенный капитал теряется, и ближайший по старшинству службы занимает его место без покупки. Начиная с полковника, продажа должностей уже не производится; каждый подполковник, пробывший в этой должности на действительной службе три года, становится по закону полковником. Под угрозой отставки запрещено платить свыше установленной цены за офицерскую должность, однако на практике это происходит сплошь и рядом.

Так как требования при экзамене на прапорщика вообще не включают никаких военных знаний, то перед производством в лейтенанты и в капитаны бывает еще специальный экзамен, ограничивающийся знанием практики службы, уставов, военного законодательства и строевого учения. Теоретические знания по тактике не требуются.

Гвардейские офицеры имеют более высокие чины: прапорщик гвардии соответствует лейтенанту линейных войск, лейтенант — капитану, капитан — подполковнику. Это вызывает большое недовольство в линейных войсках.

Унтер-офицеры производятся в офицеры лишь в исключительных случаях. Основная повседневная работа в батальоне ложится на трех офицеров: адъютанта, квартирмейстера и казначея. Поэтому на эти должности часто берутся старые надежные унтер-офицеры, которые затем никогда не поднимаются выше чина лейтенанта, предоставляемого им бесплатно. Вообще же производство в офицеры случается весьма редко, только за особые отличия в боях. Характер английской армии, набираемой путем вербовки, что обусловливает весьма значительную примесь низменных и грубых элементов, зависящий от этого тон в войсках и необходимый при этом вид дисциплины делают неизбежным то обстоятельство, что офицеры принадлежат к более высокому классу общества, чем солдаты. Расстояние между офицером и солдатом в Англии поэтому больше, чем где бы то ни было. А потому и продвижение по служебной лестнице низших чинов здесь очень затруднено и впредь будет оставаться редким исключением, пока будут существовать, с одной стороны, продажа должностей, а с другой — система вербовки. Случаи, когда молодые образованные люди вступают в армию в качестве вольноопределяющихся, чтобы дослужиться до офицерского чина, как это часто бывает в Пруссии и Франции, в Англии не могут иметь места; характер войска таков, что все бы подумали — молодой человек берется за солдатское ремесло совсем по другим мотивам, о которых он предпочитает умалчивать. Поэтому вполне понятно, что английское офицерство состоит почти исключительно из людей, воспитанных как джентльмены, и что солдатская масса больше уважает офицеров, заведомо являющихся их «естественными повелителями», как говорят в Англии.

Соответственно этому и тон, господствующий между офицерами и солдатами, холодный и деловой. Обе категории связаны друг с другом лишь отношениями приказа и повиновения. Никогда не бывает ни фамильярности или шуток, ни вспышек гнева. Прямая похвала или порицание солдат со стороны офицеров имеют место в очень редких случаях и произносятся всегда тем же ровным, деловым тоном. Это относится, конечно, только к служебным взаимоотношениям при строевых занятиях и т. п.; при случае английские офицеры могут ругаться весьма основательно, о чем могли бы достаточно порассказать их денщики.

Одной из присущих лишь английской армии особенностей является то, что офицер может иметь два чина: более низкий в своем полку и более высокий — в армии. Этот второй чин, если он присваивается на все время и без каких-либо ограничительных условий, является «званием по патенту» [Brevet-Rang]. Таким образом, капитан может быть в армии «майором по патенту» или «подполковником по патенту»; бывали даже случаи (особенно с командирами индийских иррегулярных частей), что в своем полку они были только лейтенантами, а в армии — майорами. Такой капитан и «майор по патенту» исполняет в своем полку обязанности капитана, но по гарнизонной или лагерной службе считается штаб-офицером. Этот более высокий чин может быть также пожалован только на определенное время, или в определенной колонии, или на определенном театре военных действий. Так, за последнее десятилетие некоторые полковники на время Крымской войны или во всяком случае на время их пребывания на Ближнем Востоке были произведены в чип «бригадных генералов» или же «генерал-майоров»; то же имело место и в Индии. Эта система является средством поощрения некоторых избранных или особо полезных людей независимо от старшинства, но она, совершенно очевидно, влечет за собой много неприятностей и недоразумений. Англичане никак не могли растолковать французам в Крыму, что один и тот же человек может быть одновременно и капитаном, и майором.

При повышении в чине существует правило, что никто не может стать капитаном, не пробыв на действительной службе прапорщиком и лейтенантом по меньшей мере два года, и майором — не пробыв офицером шесть лет.

Военная подготовка офицеров, которые не являются воспитанниками Сандхерстской школы, производится во взводных и ротных школах совершенно так же, как и подготовка солдат; лишь после экзамена, проводимого батальонным командиром, они освобождаются от строевого учения и допускаются к службе как офицеры. Все младшие батальонные офицеры ежегодно перед началом весеннего обучения батальона объединяются во взвод под начальством штаб-офицера и таким образом, с ружьем в руке, должны пройти полностью курс одиночного, взводного и ротного обучения. Но это обычно делается лишь весьма поверхностно.

Пополнение унтер-офицерского и солдатского состава производится, как известно, путем вербовки, и притом исключительно в Великобритании и Ирландии. Только 100-й полк вербуется в Канаде. Вербовочная служба подчинена генерал-адъютанту армии и производится двумя способами. Во-первых, отдельные полки и запасные батальоны могут производить вербовку в местах расположения своих собственных гарнизонов. Во-вторых, независимо от этого имеется организованная вербовочная служба по всей стране, разделенной для этой цели на 9 вербовочных округов (в Англии — 4, в Шотландии — 2, в Ирландии — 3). Каждый округ подчинен инспектирующему штаб-офицеру (обычно «полковник по патенту») и, в случае необходимости, делится на более мелкие участки, подчиненные лейтенантам или капитанам. В общем на этой службе находятся: 8 штаб-офицеров, 9 адъютантов, 9 казначеев, 9 врачей, 11 младших офицеров-вербовщиков (на половинном окладе), 8 фельдфебелей, 48 сержантов и соответствующее число солдат. Кроме того, гвардия в виде исключения сама производит набор для своего пополнения. Каждый рекрут имеет право выбрать себе часть, в которой он хочет служить. В качестве благого пожелания говорится, что каждая часть по возможности должна пополняться в том графстве, имя которого она носит. Иностранцы могут приниматься лишь с особого разрешения, почему они часто пропускаются под маркой «шотландцев».

В военное время милиция призвана служить, главным образом, школой подготовки для линейных войск; за определенное, устанавливаемое каждый раз число людей, переходящих из милиции в линейные части, офицер соответствующего полка милиции получает патент на чин в линейных войсках. Во время восстания в Индии в 1857 г. пошли даже на то, что каждому штаб-офицеру, даже отставному, завербовавшему 1000 рекрутов, давался патент подполковника.

Каждый рекрут или служащий сверх срока получает бесплатно полное обмундирование и задаток, размер которого меняется в зависимости от потребности в рекрутах, но никогда не бывает ниже 1 фунта и очень редко выше 10 ф. ст. (67 талеров). Для различных родов войск этот задаток часто также бывает различным; в инженерных войсках платят больше всего, так как здесь применимы только самые отборные кадры. Задаток выплачивается иногда во время приведения к присяге, но в большинстве случаев лишь по прибытии в полк и по принятии рекрута его начальником. Приведение к присяге состоит в том, что рекрут — не раньше, чем через сутки после того как он был завербован — доставляется к полицейскому судье и заявляет здесь под присягой, что он вступает в армию добровольно и что для его поступления на военную службу нет никаких препятствий со стороны закона.

Для кавалерии, ездовых артиллерии, инженерных войск, обоза и для пехотных частей, находящихся в Индии, Китае, Австралии и на острове Св. Елены, рекруты принимаются в возрасте от 18 до 25 лет, в остальные артиллерийские и пехотные части — от 17 до 25 лет. Рост установлен следующий;

Однако этот минимум весьма изменчив; каждая серьезная угроза войны заставляет правительство тотчас же понижать его; для правительства, понизившего несколько недель тому назад минимум роста для пехоты до 5 футов 5 дюймов, оказалось достаточным даже то обстоятельство, что из-за сокращения срока службы с 12 до 10 лет в недалеком будущем освободится большое количество солдат. В общем и здесь, как и в других местах, норма все более понижается, хотя, разумеется, при системе вербовки все же можно получить в среднем более рослых солдат, чем при всеобщей воинской повинности или при рекрутском наборе. Что это имеет место также и в Англии, видно из вышеприведенных цифр, которые легко свести к рейнской мере, если из установленной нормы — от 5 футов до 5 футов 6 дюймов — вычесть 21/4 дюйма, а из нормы от 5 футов 7 дюймов до 6 футов — 21/2 дюйма, что является достаточно точным.

Кроме роста, определен также минимальный объем груди: при росте от 5 футов 6 дюймов до 5 футов 8 дюймов — 33 дюйма; от 5 футов 8 дюймов до 5 футов 10 дюймов — 34 дюйма; свыше 5 футов 10 дюймов — 35 дюймов. Ездовые, обозные и стрелки обязательно должны иметь объем груди не менее 34 дюймов. Впрочем, ездовые принимаются и в тех случаях, если они не удовлетворяют этим условиям полностью, но зато имеют опыт ухода за лошадьми.

В барабанщики и горнисты вербуются мальчики не моложе 14 лет с согласия родителей. Они не получают никакого задатка.

Срок службы составляет 10 лет для пехоты, 12 лет для кавалерии, артиллерии, инженерных войск и обоза, по истечении которых отслуживший, если он признается еще годным, может остаться на сверхсрочной службе еще на 11 лет в пехоте и на 9 лет в других родах оружия. По истечении этого второго срока он может служить дальше с предупреждением об окончании службы за 3 месяца. Если в момент окончания срока службы данная часть находится за границей, то командующий гарнизоном офицер имеет право продлить этот срок до двух лет.

Каждый солдат при хорошем поведении получает, как правило, разрешение откупиться. Сумма выкупа зависит от уже прослуженного и еще остающегося срока службы, от поведения и т. д. и составляет, максимально, в кавалерии — 30 фунтов, в пехоте — 20 фунтов, для цветных солдат в колониальных частях — 12 фунтов.

После 21 года службы каждый солдат имеет право на пенсию. Размер пенсии зависит от длительности службы, поведения и от телесных повреждений, полученных на службе; он составляет для солдат и унтер-офицеров не менее 8 пенсов (6 зильбергрошей 8 пфеннигов) и не более 3 шиллингов 6 пейсов (1 талер 5 зильбергрошей) в день. В зависимости от обстоятельств, пенсия назначается и при более коротком сроке службы.

Сержанты-вербовщики с сопровождающими их солдатами останавливаются большей частью в худших кварталах больших городов и ведут наблюдение главным образом за трактирами. Они часто устраивают также шествия по улицам, с лентами на фуражках, в сопровождении нескольких барабанщиков и флейтистов, собирают таким образом толпу народа и стараются поймать среди нее свою добычу. Если искомая дичь находится, то ее стараются немедленно заманить в трактир, где прилагается все искусство, чтобы побудить ее принять символический шиллинг, который скрепляет контракт. Если новый кандидат на славу уже взял этот шиллинг, то он может снова стать свободным, лишь уплатив перед полицейским судьей 1 ф. ст. в качестве «вознаграждения за обиду» (smart-money). Закон, правда, предписывает, что будущий герой должен по истечении по меньшей мере суток после того как был завербован заявить судье, что он вступает в армию добровольно и остается при своем решении. Закон при этом совершенно правильно считает, что завербованный обычно бывает нетрезв, когда он берет шиллинг, и дает ему возможность сначала протрезвиться. Но плохим вербовщиком был бы тот сержант, который так легко упустил бы свою добычу. Он и его люди не выпускают рекрута из поля зрения, и прежде чем он попадет к судье, водка и пиво уже снова окажут достаточное действие. Интереснее всего то, что значительная часть кутежа оплачивается обычно самим же рекрутом, которого сержант широко авансирует в счет его задатка. При таких обстоятельствах является правильным, хотя и наивным, прямое предписание, чтобы для вербовочной службы применялись лишь холостые солдаты и барабанщики и только в крайнем случае женатые сержанты, но во всяком случае исключительно здоровые, крепкие люди. Кто не может хорошо пить, не подходит для этой службы.

Кажется, что попадаешь форменным образом в восемнадцатый век, когда наблюдаешь эту вербовку. Несмотря на формальные преграды, которыми закон ограничивает эту практику, установлено, что огромное большинство «английской армии, целиком состоящей из добровольцев», попадает в это учреждение весьма недобровольно; к своему ли собственному благу в конечном счете — это, в общем, вопрос другой.

Какие слои населения попадают таким образом в армию, — достаточно ясно. В большой мере войско это, как и наши прежние наемные войска, остается refugium peccatorum [убежищем для грешников. Ред.], в котором собирается большая и наиболее дееспособная часть всех авантюристических элементов народа, чтобы быть здесь укрощенной тяжелой муштрой и очень строгой дисциплиной. Поэтому английская армия в моральном и интеллектуальном отношении стоит гораздо ниже всех тех армий, которые комплектуются по системе рекрутского набора (даже с заместительством) или целиком на основе всеобщей воинской повинности без заместительства. Только французский иностранный легион[384] и те французские части, которые формируются главным образом из заместителей, как, например, зуавы, могут быть поставлены, примерно, на один уровень с ней, хотя нельзя отрицать, что вся французская армия, благодаря растущим привилегиям для солдат-профессионалов, все более и более приближается по своему характеру к английской. Но даже французский remplacant [заместитель. Ред.] по общественному, внешнему образованию стоит гораздо выше грубого, распущенного парня из подонков больших городов, который задает тон в английской казарме. Во французскую армию все еще может вступить образованный молодой человек в качестве вольноопределяющегося, чтобы дослужиться до производства в офицерский чин, причем срок испытания в качестве рядового солдата отнюдь не покажется ему совершенно невыносимым; в Англии надо быть сумасшедшим, чтобы сделать подобный шаг. Насколько англичанин гордится своей армией в целом, настолько же он презирает отдельного рядового солдата; даже в низших слоях населения все еще считается до некоторой степени предосудительным быть завербованным или же иметь родственником солдата. Впрочем, за последние десять лет состав завербованных, безусловно, значительно улучшился. О прошлом рекрутов стремятся получить по возможности наиболее полные сведения, чтобы не допустить в армию вконец испорченных субъектов. Большие вербовки, вызванные Крымской войной и восстанием в Индии, вскоре исчерпали нравственно опустившиеся слои населения, из которых армия пополнялась, как правило, в течение длительного мирного периода. Пришлось не только понизить минимум роста (однажды даже до 5 футов 3 дюймов для пехоты), но и сделать более привлекательной жизнь солдата, улучшить обстановку в казарме для того, чтобы можно было завербовать более надежных людей из среды рабочего класса. К этому присоединился недостаток пригодных лиц для многих новых унтер-офицерских должностей (во время Крымской войны численность батальонов была почти удвоена). Кроме того, стало ясно, что ведение войны, как вел ее Веллингтон в Испании, с обязательным разграблением всех взятых крепостей, в настоящее время не подходит более для Европы. Солдатами заинтересовалась пресса, и вскоре среди высшего офицерства стало модным распространять филантропию на войска. Старались сделать жизнь солдат приятнее, изыскать средства для их развлечения и самодеятельности в часы досуга в казарме или в лагере, с тем чтобы держать солдат подальше от трактира. Так возникли, особенно за последние семь лет, главным образом на средства от частной подписки, библиотеки, читальни, помещения для всевозможных игр, солдатские клубы и т. д. В лагерях, создаваемых по французскому образцу, солдатам по возможности отводился участок с садом, делались попытки организации театральных представлений, лекций и время от времени устраивались выставки различных мелких художественных вещиц, изготовленных самими солдатами. Все это еще находится в начальной стадии, но получает все большее распространение. И это безусловно необходимо. Рекруты, взятые в армию во время кампаний в Крыму и в Индии, находились безусловно на гораздо более высоком уровне, чем в прежнее время, так как обе войны были весьма популярны в массах. Они значительно улучшили тон в армии. Соприкосновение с французскими солдатами в Крыму также сделало свое дело. Теперь дело идет о сохранении этого духа, с тем чтобы и в течение длительного мирного периода получать таких же хороших рекрутов и не оказаться снова в зависимости исключительно от бродяжнических элементов населения, которые в мирное время всегда первыми предлагают свои услуги.

Несмотря на это, такие элементы все еще составляют большую часть армии, и к ним приспособлен весь внутренний распорядок. Английская казарма с флигелями и двором со всех сторон окружена высокими стенами, в которых, как правило, имеются только одни ворота. Отдельное здание занимают офицерские квартиры, в одном или нескольких других помещаются солдаты. Та часть здания, где окна солдатских помещений выходят на улицу, при новых постройках обычно отделяется глубоким рвом и прочной железной изгородью по его наружному краю. В казармах больших городов, в частности, в казармах милиции, где размещены цейхгаузы (милиция собирается лишь на четыре недели в год), бывает, что весь уличный фасад здания снабжен ружейными бойницами вместо окон, а углы — башенками, устроенными для фланкирования ружейным огнем, — доказательство того, что восстания рабочих считаются не столь уж невозможными. В этой большой казарме-тюрьме солдат проводит всю свою жизнь, за исключением часов досуга. Доступ штатских лиц строго контролируется, и все здание, насколько возможно, ограждено от посторонних взоров, так что солдат, по возможности, находится под контролем и обособлен от штатских. Простосердечные отношения между гражданским населением и солдатами, столь обычные для Германии, легкость доступа в казармы для каждого здесь совершенно отсутствуют, а для того чтобы не устанавливалось никаких продолжительных связей, гарнизоны, как правило, ежегодно меняются.

Наиболее распространенные дисциплинарные проступки легко угадать по характеру армии. Это — пьянство, самовольные отлучки после вечерней зори, воровство у товарищей, драки, неповиновение и оскорбление действием начальников. За более легкие проступки наказывает без судебного разбирательства батальонный командир. Он имеет исключительное право наказания, но может передать ротному командиру право налагать арест в казарме сроком до 3 дней. Он сам имеет право налагать следующие взыскания: 1) тюремное заключение сроком до 7 дней, одиночное или общее, со штрафной работой или без нее. Солдаты, приговоренные к этому, имеют право через батальонного командира апеллировать к военному суду; 2) помещение в карцер (black-hole) сроком до 48 часов; 3) арест в казарме сроком до 1 месяца, причем арестованный несет всю службу и сверх того должен выполнять еще специальные задания, возлагаемые на него командиром. Кроме того, каждый арест в казарме влечет за собой штрафное строевое учение в полном снаряжении сроком до 14 дней. Такое штрафное учение не должно длиться более 1 часа без перерыва, но может повторяться до четырех раз в день. В случаях 2) и 3) командир может разрешить апелляцию к военному суду. Одиночное заключение или заключение в карцер должно, по возможности, применяться в случаях пьянства, драк и оскорблений начальства и в серьезных случаях может сочетаться с казарменным арестом таким образом, чтобы вся продолжительность ареста не превышала одного месяца.

Как видим, у английского командира батальона имеется в руках достаточно средств для поддержания порядка среди своих буйных парней. Если этих средств недостаточно, вступает в действие военный суд, где в последней инстанции бунтующему открывается перспектива «кошки-девятихвостки». Это одно из самых варварских орудий наказания, какие только существуют: плетка с коротким кнутовищем и девятью длинными, жесткими и узловатыми веревками. Наказуемый обнажается до пояса, привязывается к треугольной раме и получает удары чрезвычайной силы. Уже первый удар рассекает кожу до крови. После нескольких ударов плетка и бьющий сменяются, чтобы преступник не получал никакого облегчения. Врач при этом, конечно, всегда присутствует. Пятьдесят подобных ударов, как правило, влекут за собой длительное лечение в лазарете. И все же часто встречаются люди, которые переносят эти пятьдесят ударов без единого стона, так как показывать боль считается большим позором, чем получать побои.

Двенадцать лет тому назад плетка применялась очень часто и допускалось до 150 ударов. Если я не ошибаюсь, даже командир полка мог в то время назначать без судебного разбирательства некоторое число ударов. Затем число ударов было ограничено до 50 и право назначать их предоставлено исключительно военным судам. Наконец, после Крымской войны было введено, главным образом по настоянию принца Альберта, разделение солдат на два разряда по прусскому образцу[385] и установлено, что только те солдаты, которые уже были переведены за прежние проступки во второй разряд и не перешли в результате безупречного поведения в течение одного года в первый разряд, могут за новые проступки подвергаться телесному наказанию. Это различие исчезает, однако, на поле боя; здесь каждый рядовой солдат вновь находится под властью плетки. В 1862 г. в армии было 126 случаев телесных наказаний, при которых 114 человек получили максимально допускаемое число — 50 ударов.

В общем видно, что как потребность, так и желание применять плетку сильно уменьшилось, и так как те же самые причины еще продолжают действовать в армии, то можно предполагать, что так будет и впредь и что «кошка» все больше и больше будет рассматриваться как чрезвычайное, исключительное средство устрашения, которое держится про запас для тяжелых случаев в боевой обстановке. Стало очевидным, что обращение к чувству чести солдата помогает больше, чем обесчещивающие наказания, и вся английская армия единодушно придерживается того мнения, что солдат после порки уже ничего не стоит. Тем не менее, в Англии в ближайшее время не произойдет полной отмены «кошки». Мы все знаем, как сильны были предрассудки в отношении телесных наказаний и как они сильны отчасти еще и теперь, даже в армиях, состоящих из гораздо лучших социальных элементов, чем английская; при армии же, набираемой путем вербовки, подобное крайнее средство устрашения до известной степени еще может быть оправдано. Англичане, однако, совершенно правы в том, что если уж должно существовать телесное наказание, то его следует применять лишь в крайних случаях, но зато очень серьезно. Вечное битье палкой в более легкой форме, как это встречается в некоторых, к сожалению, также в немецких армиях и которое может способствовать лишь ослаблению страха перед наказанием…

[Конец рукописи отсутствует. Ред.]

Написано Ф. Энгельсом в начале 1864 г.

Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, 1 изд., т. XII, ч. II, 1935 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Примечания:

3

«Moniteur» — сокращенное название французской ежедневной газеты «Le Moniteur universel» («Всеобщий вестник»); выходила в Париже с 1789 по 1901 год; с 1799 до 1869 г. — официальный правительственный орган.

36

Таможенный союз германских государств, установивших общую таможенную границу, был основан в 1834 г. под главенством Пруссии. Со временем Союз охватил все германские государства, за исключением Австрии и некоторых мелких государств. Вызванный к жизни необходимостью создания общегерманского рынка, Таможенный союз способствовал в дальнейшем и политическому объединению Германии.

37

Имеются в виду парижские мирные договоры 1814 и 1815 гг. между Францией и главными участниками шестой и седьмой антифранцузских коалиций (Россией, Англией, Австрией и Пруссией), одержавших победу над Наполеоном. По первому договору, подписанному 30 мая 1814 г., Франция лишалась всех территорий, завоеванных ею в войнах 1792–1814 гг., за исключением нескольких пограничных крепостей и Западной Савойи. По второму Парижскому договору Франция возвращалась к границам 1790 г. и лишалась важных стратегических пунктов на своей восточной границе, в том числе и крепости Ландау.

38

Речь идет о военной помощи, которую оказала царская Россия австрийскому правительству в деле подавления венгерской революции 1848–1849 годов. По приказу Николая I, напуганного революционным движением в Европе, русская армия в мае 1849 г. вступила в Венгрию; это решило судьбу венгерской революции, закрепило победу контрреволюции в европейских странах и усилило роль царизма как «жандарма Европы».

369

Рукопись настоящей статьи дошла до нас в неполном виде. Отсутствуют конец первой и начало второй частей (страницы 5 и 6 рукописи), а также конец второй части (страница 9). Как свидетельствует корреспондентский значок «F. E.», с которым статьи Энгельса печатались в немецкой «Allgemeine Militar-Zeitung», статья «Кинглек о сражении на Альме» предназначалась Энгельсом для публикации в этой газете. Однако рукопись статьи осталась незаконченной и не была отослана им в редакцию.

370

Имеются в виду первые два тома книги; A. W. Kinglake. «The Invasion of the Crimea; its Origin, and an Account of its Progress down to the Death of Lord Raglan». Edinburg and London, 1863 (А. У. Кинглек. «Вторжение в Крым; начало вторжения и его дальнейшее развитие вплоть до смерти лорда Раглана». Эдинбург и Лондон, 1863). Книга вышла в восьми томах.

371

Как это видно из предисловия Кинглека к его книге, речь идет о воспоминаниях русских генералов, участников сражения на Альме.

Эти воспоминания, ранее опубликованные в русской печати, были предоставлены Кинглеку в рукописном английском переводе неизвестным русским офицером. Кинглек использует в своей книге следующие мемуары:

О. Квицинский. «Еще новые подробности о сражении при Альме. Письмо редактору «Русского инвалида»». — «Русский инвалид» № 84, 12 апреля 1856 года;

П. Горчаков. «Замечания на статью: «Еще новые подробности о сражении при Альме», помещенную в № 84-м «Русского инвалида»». — «Русский инвалид» № 101, 8 мая 1856 года;

В. Кирьяков. «Новые подробности о сражении при Альме». — «Русский инвалид» № 136, 21 июня 1856 года.

372

20 (8) сентября 1854 г. на реке Альме произошло первое крупное сражение Крымской войны 1853–1856 гг. между русской армией и англо-французскими союзными войсками. Сражение было выиграно армией союзников, имевших на своей стороне, помимо численного перевеса, ряд военно-технических преимуществ. Несмотря на ошибки, допущенные русским командованием, союзники понесли в этом сражении значительные потери в результате контратак русских войск.

373

Anitschkof. «Der Feldzug in der Krim». Erster Theil, Berlin, 1857 (перевод с русского издания: Аничков. «Военно-исторические очерки Крымской экспедиции». Часть первая, Санкт-Петербург, 1856).

374

Имеется в виду книга: R. Hodasevich [Chodasiewicz]. «A Voice from within the Walls of Sebastopol» (P. Ходасевич. «Голос из осажденного Севастополя»), изданная в Лондоне в 1856 году.

375

A. F. Haxthausen. «Studien uber die innern Zustande, das Volksleben und insbesondere die landlichen Einrichtungen Ruslands». Dritter Theil, Berlin, 1852, S. 255–292 (А. Ф. Гакстгаузен. «Исследования внутренних отношений, народной жизни и в особенности сельских учреждений России». Часть III, Берлин, 1852, стр. 255–292).

376

«Atlas historique et topographique de la guerre d'Orient, en 1854, 1855 et 1856». [Paris], 1859 («Исторический и топографический атлас Восточной войны, 1854, 1855 и 1856 годы». [Париж], 1859).

377

Речь идет о донесениях главнокомандующего французской армией в Крыму маршала Сент-Арно Наполеону III и военному министру от 21 и 22 сентября 1854 г., опубликованных в газете «Moniteur universel» 7 и 8 октября 1854 года.

Bazancourt. «L'expedition de Crimee jusqu'a la prise de Sebastopol» (Базанкур. «Крымская экспедиция до взятия Севастополя»). Первое издание в 2-х томах вышло в 1856 году.

378

Рукопись статьи Ф. Энгельса «Английская армия» дошла до нас, как и рукопись предыдущей статьи, в неполном виде — отсутствует конец рукописи. Наличие корреспондентского значка «F. Е.» свидетельствует о том, что данная статья также предназначалась для газеты «Allgemeine Militar-Zeitung».

379

Имеется в виду книга: М. Petrie. «Strength, Composition and Organization of the Army of Great Britain». London, 1863 (М. Питри. «Численность, состав и организация армии Великобритании». Лондон, 1863).

380

Система продажи патентов на офицерские чины возникла в Англии в конце XVII в. и получила затем королевскую санкцию. Она просуществовала до 1871 г., обеспечивая монопольное положение английской аристократии в армии.

381

Имеются в виду начавшиеся в 1843 г. войны английских колонизаторов против коренного населения Новой Зеландии — маори. Во время этих войн маори нанесли английским колониальным войскам ряд поражений. Только к 1872 г. англичанам, истребившим большую часть коренного населения, удалось оттеснить маори в наименее плодородные части островов, где они были обречены на голод и вымирание.

382

Олдершотский лагерь — постоянный военный лагерь в 75 км от Лондона, созданный в 1855 г. для обучения солдат английской армия в связи с Крымской войной.

383

Сандхерстская школа — военное училище в Сандхерсте, в 78 км от Лондона, основанное в 1802 г. и готовившее офицеров для службы в пехоте и кавалерии.

384

Французский иностранный легион — учрежденное в 1831 г. наемное военное формирование, предназначавшееся для использования в колониальных войнах и для подавления революционного движения в метрополии. Иностранный легион формировался главным образом из деклассированных и уголовных элементов из числа иностранцев, проживавших во Франции, однако офицерские должности в нем могли занимать только французы. Иностранный легион принимал участие в военных действиях в Алжире и в Крыму; в 1871 г. использовался версальцами против Парижской Коммуны.

385

Согласно прусской военной системе, существовавшей в XIX в., рядовой состав армии делился на несколько категорий. Солдаты, совершившие дисциплинарные проступки, переводились из первой во вторую категорию, где могли применяться телесные наказания.