Ф. ЭНГЕЛЬС

ПЕРСИЯ И КИТАЙ[183]

Лондон, 22 мая 1857 г.

Англичане только что закончили в Азии одну войну и начинают другую[184]. Сопротивление, оказанное персами, и сопротивление, которое до сих пор оказывали британскому вторжению китайцы, представляет собой контраст, достойный нашего внимания. В Персии азиатскому варварству была привита европейская система военной организации; в Китае разлагающаяся полуцивилизация древнейшего в мире государства борется с европейцами своими собственными средствами. Персия была разбита наголову, между тем как доведенный до отчаяния, полуразвалившийся Китай сумел найти систему сопротивления, которая, если она будет последовательно проводиться, сделает невозможным повторение триумфальных походов первой англо-китайской войны.

Персия находилась в положении, аналогичном тому, в каком была Турция во время войны с Россией 1828–1829 годов[185]. Английские, французские, русские офицеры поочередно пытались организовать персидскую армию. Одна система сменяла другую, и каждая, в свою очередь, встречала препятствия, вследствие зависти, интриг, невежества, жадности и подкупности тех жителей Востока, которых эти системы должны были превратить в европейских офицеров и солдат. Новой регулярной армии ни разу не представился случай испытать свою организацию и мощь на поле битвы. Все ее подвиги ограничивались несколькими походами против курдов, туркменов и афганцев, во время которых она служила своего рода ядром или резервом многочисленной персидской иррегулярной кавалерии. Сражалась главным образом эта последняя; регулярные же части обычно должны были лишь вводить в заблуждение противника эффектной демонстрацией своих грозных на вид боевых порядков. Но вот, наконец, разразилась война с Англией.

Англичане напали на Бушир и натолкнулись на храброе, хотя и безуспешное сопротивление. Однако в Бушире сражались не регулярные войска, а войска, состоявшие из иррегулярных отрядов, набранных среди персов и арабов — жителей побережья. Регулярные части еще только сосредоточивались, находясь приблизительно на расстоянии шестидесяти миль, в гористой местности. Наконец, они двинулись вперед. Англо-индийская армия встретила их на полдороге; и хотя персы умело использовали свою артиллерию и строились в каре по всем правилам искусства, атака всего лишь одного-единственного индийского кавалерийского полка смела с поля сражения всю персидскую армию, как гвардию, так и линейные войска. А чтобы понять, как расценивается эта индийская регулярная кавалерия в самой индийской армии, достаточно обратиться к книге капитана Нолана, посвященной этой теме[186]. Среди англо-индийских офицеров индийскую регулярную кавалерию считают более чем бесполезной и стоящей гораздо ниже англо-индийской иррегулярной кавалерии. Капитан Нолан не может привести ни одного боя, в котором она показала бы себя с хорошей стороны. И тем не менее шестьсот таких солдат обратили в бегство десять тысяч персов! Страх, охвативший персидские регулярные войска, был так велик, что с тех пор они, если не считать артиллерии, ни разу нигде не оказали сопротивления. У Мохаммеры они держались вдали от опасности, предоставив артиллерии защищать батареи, и отступили, как только огонь последних был подавлен; а когда англичане во время одной рекогносцировки высадили на берег триста стрелков и пятьдесят иррегулярных всадников, все персидское войско отступило, оставив обоз, припасы и пушки в руках — не победителей, каковыми англичан нельзя назвать, а захватчиков.

Впрочем, все это еще не дает основания клеймить персов как нацию трусов и не свидетельствует о том, что восточные народы нельзя научить европейской тактике. Русско-турецкие войны 1806–1812[187] и 1828–1829 гг. дают множество таких примеров. Главное сопротивление русским было оказано со стороны иррегулярных отрядов как в укрепленных городах, так и в горных провинциях. Регулярные же войска, всякий раз как они появлялись в открытом поле, сразу опрокидывались русскими и очень часто обращались в бегство при первом же выстреле; между тем в горном ущелье у Варны одна-единственная рота иррегулярных арнаутов[188] в течение нескольких недель успешно сопротивлялась осадным действиям русских. Однако в недавней войне турецкая регулярная армия нанесла русским поражение во всех без исключения схватках, от Олтеницы и Четате до Карса и Ингура[189].

Дело в том, что введение европейской военной системы у отсталых народов еще отнюдь нельзя считать законченным после того, как новая армия подразделена на отдельные воинские части, снаряжена и обучена по европейскому образцу. Все это — лишь первый шаг к ее организации. Недостаточно также ввести какой-нибудь европейский воинский устав; он так же неспособен обеспечить внедрение европейской дисциплины, как набор европейских строевых уставов сам по себе не может породить европейскую тактику и стратегию. Главной задачей и в то же время главной трудностью является создание корпуса офицеров и унтер-офицеров, обученных по новейшей европейской системе, вполне освободившихся в военных вопросах от старых национальных предрассудков и пережитков и способных вдохнуть жизнь в новые формирования. Все это требует длительного времени и неизбежно должно натолкнуться на тяжелейшие препятствия в виде восточного невежества, неуравновешенности, предрассудков, а также фаворитизма и превратностей судьбы, присущих восточным дворам. Какой-нибудь султан или шах слишком склонен считать свою армию пригодной ко всему, коль скоро солдаты умеют продефилировать на параде, делать повороты, разворачиваться и строиться в колонны, не производя безнадежной путаницы. Что же касается военных школ, то ожидаемые от них плоды созревают столь медленно, что при неустойчивости восточных правительств едва ли можно надеяться когда-либо увидеть эти плоды. Даже в Турции выпуск обученных офицеров совсем ничтожен, и турецкая армия в последней войне не смогла бы ничего сделать, если бы в ее рядах не было многочисленных ренегатов[190] и европейских офицеров.

Единственным родом войск, повсюду составляющим исключение, является артиллерия. Тут восточные народы настолько неумелы, настолько беспомощны, что им приходится передавать руководство ею всецело в руки своих европейских инструкторов. В результате как в Турции, так и в Персии артиллерия стоит неизмеримо выше пехоты и кавалерии.

Совершенно естественно, что при таких обстоятельствах англо-индийская армия — старейшая из всех восточных армий, организованных по-европейски, единственная армия, подчиненная не восточной, а чисто европейской администрации и укомплектованная почти исключительно офицерами-европейцами, — что эта армия, при поддержке сильного резерва из британских частей и мощного флота, без труда рассеяла персидские регулярные войска. Это поражение принесет персам большую пользу именно потому, что оно было крупным поражением. Они поймут теперь, как это уже поняли турки, что европейский мундир и парадная муштра сами по себе не являются еще талисманом, и может случиться, что через двадцать лет персы окажутся столь же искусными в военном деле, какими оказались турки в своих последних победах.

Войска, взявшие Бушир и Мохаммеру, будут, как предполагают, немедленно отправлены в Китай. Там они встретят иного противника. Там им придется иметь дело не с попытками маневрирования на европейский лад, а с иррегулярными частями азиатских полчищ. Несомненно, с такими войсками они справятся легко; но что, если китайцы начнут против них национальную войну и если варварство окажется настолько неразборчивым, что использует единственное средство защиты, которым оно умеет владеть?

Несомненно, настроение китайцев в настоящее время совсем иное, чем было в войне 1840–1842 годов. Тогда народ оставался спокоен; он предоставил императорским солдатам сражаться с завоевателями и после поражения подчинился с восточным фатализмом власти неприятеля. Теперь же, по крайней мере в южных провинциях, территорией которых до сих пор ограничивались военные действия, народные массы принимают активное — более того, фанатическое участие в борьбе против чужеземцев. Китайцы хладнокровно и обдуманно отравляют большое количество хлеба в европейской колонии Гонконга. (Несколько булок было послано Либиху для анализа. Он обнаружил большое количество мышьяка, пропитавшего все частицы хлеба, — свидетельство того, что яд был всыпан уже в тесто. Однако доза оказалась настолько сильной, что должна была подействовать как рвотное и таким образом парализовать действие яда.) Со спрятанным оружием садятся они на торговые пароходы, во время плавания убивают команду и пассажиров-европейцев и захватывают судно. Они похищают и умерщвляют каждого европейца, который подвертывается им под руку. Даже кули, эмигрирующие в чужие страны, словно по уговору поднимают бунты на каждом отплывающем в чужие края корабле, бьются за то, чтобы овладеть им, и предпочитают пойти вместе с ним ко дну или погибнуть в пламени пожара на нем, чем сдаться. Даже за пределами своей родины китайские колонисты, доныне самые покорные и кроткие люди, устраивают заговоры и внезапно поднимают ночные восстания, как это было в Сараваке; в других местах, например, в Сингапуре, их удерживают в повиновении только при помощи силы и бдительного надзора. Это общее восстание всех китайцев против всех чужеземцев было вызвано пиратской политикой британского правительства, которая и придала этому восстанию характер войны на истребление.

Что может сделать армия против народа, прибегающего к таким методам ведения войны? В каком месте и насколько далеко может она проникнуть в неприятельскую страну и как ей удержаться там? Пусть цивилизаторы, которые забрасывают раскаленными ядрами беззащитный город и к убийствам прибавляют насилия, называют этот способ борьбы подлым, варварским, жестоким; что за дело до этого китайцам, если только он один ведет к успеху? Если британцы обращаются с китайцами, как с варварами, то они не могут отказать им в право использовать все преимущества, вытекающие из их варварства. Если совершаемые ими похищения, нападения врасплох, ночные убийства принято считать у нас подлостью, то цивилизаторы не должны забывать, что, согласно их же собственному признанию, китайцы не могут устоять против европейских средств разрушения при помощи своих обычных методов ведения войны.

Короче говоря, вместо того чтобы морализировать по поводу ужасных жестокостей китайцев, как это делает рыцарственная английская пресса, было бы лучше признать, что это — война pro aris et focis [за алтари и очаги. Ред.], народная война за сохранение китайской национальности, война со всеми ее, если хотите, высокомерными предрассудками, глупостью, ученым невежеством и педантичным варварством, но все же народная война. А в народной войне средства, применяемые восставшей нацией, надо оценивать не с точки зрения общепризнанных правил регулярной войны или какого-либо другого абстрактного критерия, а лишь с точки зрения той ступени цивилизации, которой достигла эта восставшая нация.

На этот раз англичане попали в трудное положение. Пока национальный китайский фанатизм распространяется, по-видимому, только в тех южных провинциях, которые не примкнули еще к великому восстанию[191]. Ограничится ли война этими провинциями? В таком случае она, наверное, не приведет ни к какому результату, так как ни одному жизненно важному центру Империи не будет угрожать опасность. В то же время война станет для англичан чрезвычайно опасной, если фанатизм охватит население внутренних областей. Можно до основания разрушить Кантон и захватывать всевозможные пункты на морском побережье, но любых сил, которые англичане могли бы собрать, не хватило бы, чтобы завоевать и удержать за собой две провинции — Гуандун и Гуанси. Что же в таком случае могут они сделать в дальнейшем? Территория к северу от Кантона вплоть до Шанхая и Нанкина находится в руках китайских повстанцев, восстанавливать которых против себя было бы серьезной ошибкой, а к северу от Нанкина единственным пунктом, наступление на который могло бы привести к решающим результатам, является Пекин. Но где взять армию для создания укрепленной и снабженной гарнизоном операционной базы на побережье, для преодоления всех препятствий на пути движения, для обеспечения связи с побережьем при помощи особых отрядов и для того, чтобы появиться со сколько-нибудь внушительными силами под стенами города, по размерам равного Лондону, расположенного за сто миль от места высадки этих сил? С другой стороны, удачная военная демонстрация против столицы могла бы подорвать основы самого существования Китайской империи, ускорить падение династии Цин и создать условия для продвижения не англичан, а русских.

Новая англо-китайская война сулит так много осложнений, что положительно невозможно предугадать, какой она примет оборот. Недостаток войск в течение ряда месяцев и недостаток решимости в течение еще более длительного времени обрекут англичан почти на полное бездействие, за исключением, пожалуй, наступления на какой-нибудь второстепенный пункт, каковым при нынешних обстоятельствах можно считать также и Кантон.

Несомненно одно: смертный час старого Китая быстро приближается. Гражданская война уже разделила Империю на Юг и Север, и государь повстанцев, находясь в Нанкине, по-видимому, в такой же мере огражден от императорских войск (если не от интриг своих собственных сторонников), в какой сам «сын неба» — император — огражден от повстанцев в своем Пекине. До сих пор Кантон ведет нечто вроде самостоятельной войны с англичанами и вообще со всеми иностранцами; но пока британские и французские эскадры и войска стягиваются к Гонконгу, сибирские пограничные казаки медленно, но неуклонно продвигают свои станицы от Даурских гор к берегам Амура, а русская морская пехота окружает укреплениями великолепные гавани Маньчжурии. Самый фанатизм южных китайцев в их борьбе против чужеземцев говорит, по-видимому, о сознании огромной опасности, грозящей старому Китаю; пройдет немного лет, и мы будем свидетелями предсмертной агонии самой древней империи в мире и вместе с тем зари новой эры для всей Азии.

Написано Ф. Энгельсом около 20 мая 1857 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5032, 5 июня 1857 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Примечания:

1

Маркс был приглашен в качестве официального представителя революционной эмиграции в Лондоне на банкет 14 апреля 1856 г., организованный в честь четвертой годовщины чартистской газеты «People's Paper». Пользуясь предоставленным ему правом первого выступления, он произносит речь о всемирно-исторической роли пролетариата. Участие Маркса в юбилее «People's Paper» явилось одним из ярких примеров связи основоположников научного коммунизма с английскими чартистами, стремления Маркса и Энгельса осуществить идейное влияние на английский пролетариат и оказать поддержку вождям чартизма с целью возродить рабочее движение в Англии на новой, социалистической основе.

«The People's Paper» («Народная газета») — еженедельная чартистская газета, выходила с мая 1852 г. в Лондоне; основана одним из вождей революционного чартизма, другом Маркса и Энгельса Э. Джонсом. С октября 1852 по декабрь 1856 г. в газете сотрудничали Маркс и Энгельс, оказывая также помощь и в ее редактировании. Помимо статей, написанных Марксом и Энгельсом специально для «People's Paper», в газете перепечатывались важнейшие их статьи из «New-York Daily Tribune». В этот период «People's Paper» последовательно защищала интересы рабочего класса и пропагандировала идеи социализма. Сближение Джонса с буржуазными радикалами привело к прекращению сотрудничества Маркса и Энгельса в «People's Paper» и к их временному разрыву с Джонсом. В июне 1858 г. газета перешла в руки буржуазных дельцов.

18

В период революции 1848–1849 гг. английское правительство вигов, в котором лорд Пальмерстон занимал пост министра иностранных дел, на словах поддерживало умеренно-либеральные преобразования в Италии (в том числе в Пьемонте), но ни в 1848 ни в 1849 г. не оказало помощи Пьемонту в его борьбе против австрийского владычества в Северной Италии.

19

В апреле 1849 г. французское буржуазное правительство направило в Италию экспедиционный корпус с целью интервенции против Римской республики и реставрации светской власти папы. После ожесточенной битвы 3 июля 1849 г. французские войска вступили в Рим и оставались там до 1870 года.

183

В записной книжке Маркса за 1857 г. статья озаглавлена «Китайская — персидская (война)». —

184

Речь идет об англо-персидской войне 1856–1857 гг. (см. примечание 74) и второй «опиумной» войне с Китаем 1856–1858 годов. Поводом к последней послужил конфликт между английскими представителями и китайскими властями в Кантоне (см. примечание 100). Военные действия в Китае продолжались с перерывами до июня 1858 г. и закончились грабительским Тяньцзиньским договором.

185

Русско-турецкая война 1828–1829 гг. была начата Николаем I под предлогом поддержки национального движения христианского населения Греции против турецкого ига. Турецкие войска, частично реорганизованные европейскими инструкторами и хорошо вооруженные, оказали вначале сильное сопротивление русской армии, сосредоточенной на Дунае (под Силистрией, Шумлой и Варной) и плохо подготовленной. Однако успешное наступление русских, предпринятое 11 июня (30 мая) 1829 г., обратило турецкую армию в паническое бегство. Согласившись на все условия России, Турция подписала Адрианопольский мирный договор.

186

L. E. Nolan. «Cavalry; its History and Tactics» (Л. Э. Нолан. «Кавалерия, ее история и тактика»). Первое издание книги вышло в 1851 году.

187

Поводом к русско-турецкой войне 1806–1812 гг. явился спровоцированный Францией русско-турецкий конфликт, в связи с нарушением Турцией некоторых условий прежних русско-турецких договоров. В течение ряда лет война шла с переменным успехом. В 1811 г. командующим Дунайской армией был назначен М. И. Кутузов, после чего в ходе войны произошел перелом в пользу России, которая заключила с Турцией Бухарестский мирный договор.

188

Арнауты — турецкое название албанцев.

189

При Олтенице (селение на левом берегу Дуная) 4 ноября (23 октября) 1853 г. турки выиграли сражение у русских из-за бездарного командования генерала Данненберга.

В кровопролитном сражении у селения Четате 6 января 1854 г. (25 декабря 1853 г.) русские, отогнав турок к Калафату, понесли большой урон.

В период длительной осады турецкой крепости Карс (июнь — ноябрь 1855 г.) русские 29 (17) сентября предприняли штурм крепости, который окончился неудачей из-за недостатка сил у осаждающих, а также в связи с тем, что осажденные заранее узнали о готовящемся штурме. Гарнизон крепости сдался русским войскам лишь 24 (12) ноября.

Встретившись с превосходящими силами турецких войск в бою у реки Ингур 6 ноября (25 октября) 1855 г., русские войска понесли большие потери и отступили из Мингрелии.

190

Ренегатами в Турции назывались подданные султана из бывших христиан, перешедших в мусульманство.

191

Имеется в виду тайпинское восстание (см. примечание 72).