К. МАРКС

ПАРЛАМЕНТСКИЕ ДЕБАТЫ О ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЯХ В КИТАЕ

Лондон, 27 февраля 1857 г.

Резолюции графа Дерби и г-на Кобдена, осуждающие военные действия в Китае, были внесены в соответствии со сделанными заранее заявлениями, первая — 24 февраля в палате лордов, а вторая — 27 февраля в палате общин. Дебаты в палате лордов окончились в тот самый день, когда начались дебаты в палате общин. Первые нанесли сильный удар по кабинету Пальмерстона, оставив ему сравнительно слабое большинство в 36 голосов. Последние, возможно, окончатся его поражением. Но какой бы интерес ни вызывала дискуссия в палате общин, прения в палате лордов уже исчерпали доводы сторон, а мастерские речи лордов Дерби и Линдхёрста предвосхитили красноречие г-на Кобдена, сэра Э. Булвера, лорда Джона Рассела и tutti quanti [иже с ними. Ред.].

Единственный среди членов правительства авторитет в области юриспруденции, лорд-канцлер [Крануорт. Ред.], заметил, что «если у Англии не было достаточных оснований для инцидента с «Эрроу», то все действия Англии от начала и до конца были неправильны». Дерби и Линдхёрст бесспорно доказали, что Англия вообще не имела никаких оснований для инцидента с этой лорчей. Их аргументация настолько совпадает с аргументацией, приведенной на столбцах «Tribune» [См. настоящий том, стр. 105–110. Ред.] после опубликования первых сообщений из Англии, что я могу ограничиться здесь лишь ее кратким изложением.

В чем заключается обвинение против китайского правительства, которым хотят оправдать кантонское побоище[128]?

В том, что нарушена статья 9 дополнительного договора 1843 года. Статья эта предусматривает, что ни один из китайских преступников, находящихся в колонии Гонконг или на борту британского военного корабля, или на борту британского торгового корабля, не может быть арестован самими китайскими властями, а должен быть истребован ими через британского консула, который и передает преступника местным властям. Китайские же пираты, находившиеся на лорче «Эрроу», которая стояла на реке Кантон, были арестованы китайскими чиновниками без участия британского консула. Поэтому и возникает вопрос: была ли «Эрроу» британским судном? Как доказывает Дерби, это было «судно, построенное китайцами, захваченное китайцами, проданное китайцами, купленное китайцами, имевшее команду из китайцев и принадлежавшее китайцу».

В таком случае, как же это китайское судно превратилось в британское торговое судно? Произошло это посредством покупки в Гонконге британского судового свидетельства, или навигационной лицензии. Законность такого свидетельства основывается на изданном в марте 1855 г. постановлении местных гонконгских властей. Однако это постановление не только нарушало договор, существующий между Англией и Китаем, но и упраздняло само английское право. Поэтому оно не имело законной силы. Некоторую видимость законности в глазах англичан оно могло бы получить только в связи с актом о торговом судоходстве, но он был принят лишь два месяца спустя после издания гонконгского постановления. Впрочем, последнее так никогда и не было согласовано со статьями данного акта. Поэтому постановление, на основании которого лорча «Эрроу» получила свое судовое свидетельство, было всего-навсего клочком бумаги. Но даже согласно этой ничего не стоящей бумаге, «Эрроу» лишилась ее защиты уже в силу того, что нарушила предписанные условия и что срок лицензии лорчи истек. Этот пункт признает и сам сэр Джон Боуринг [В рукописи после слова «Боуринг» написано; «который писал консулу Парксу, что «Эрроу» не имела права на британское покровительство». Ред.]. Однако, говорят, безразлично, была ли «Эрроу» английским судном или нет, — на ней, во всяком случае, был поднят английский флаг, и этому флагу нанесли оскорбление. Во-первых [В рукописи вместо слова «Во-первых» написано: «Но, во-первых, «Эрроу» не имела права поднимать английский флаг, как признал сам сэр Джон Боуринг в своем письме консулу Парксу, помеченном Гонконг, 11 октября. Следовательно». Ред.], если флаг был поднят, то он был поднят незаконно. Но был ли он поднят вообще? По этому пункту — существует расхождение между английскими и китайскими заявлениями. Последние, однако, были подтверждены пересланными через консулов показаниями капитана и команды португальской лорчи № 83. Ссылаясь на эти показания, «Friend of China»[129] в номере от 13 ноября заявляет, что «теперь в Кантоне всем известно, что британский флаг не поднимался на лорче в течение шести дней до ее захвата». Таким образом, вместе с законным поводом к конфликту отпадает также и формальный вопрос о национальной чести [На этом кончается рукописный отрывок. Ред.].

С большим тактом лорд Дерби в этой речи совершенно воздержался от своей привычки острить и тем самым придал своей аргументации строго юридический характер. Впрочем, и без всяких стараний с его стороны его речь была проникнута глубочайшей иронией. В самом деле, граф Дерби, глава английской родовой аристократии, выступает против бывшего доктора, ныне сэра Джона Боуринга, любимого ученика Бентама; выступает в защиту гуманности против человека, избравшего гуманность своей профессией; отстаивает подлинные интересы наций против последовательного утилитариста, который требует пунктуального соблюдения дипломатического этикета; взывает к формуле «vox populi — vox dei» [ «глас народа — глас божий». Ред.] против сторонника формулы — наибольшая польза для наибольшего числа людей[130]. Потомок завоевателей проповедует мир, в то время как член Общества мира[131] проповедует стрельбу калеными ядрами; Дерби клеймит действия британского флота как «позорные поступки» и «бесславные операции», между тем как Боуринг по случаю этого трусливого насилия, не встретившего никакого сопротивления, поздравляет флот с «его блестящими достижениями, беспримерной храбростью и превосходным соединением военного искусства с доблестью». Эти контрасты представляли собой тем более острую сатиру, чем менее граф Дерби, казалось, сознавал их. На его стороне была та великая ирония истории, которая проистекает не из остроумия отдельных лиц, а из комичности самих ситуаций. Во всей парламентской истории Англии, пожалуй, никогда еще не было примера подобной интеллектуальной победы аристократа над выскочкой.

Лорд Дерби с самого начала объявил, что ему «придется полагаться только на официальные заявления и документы, исходящие от тех самых лиц, поведение которых он намерен подвергнуть критике», и что он считает вполне достаточными «эти документы для обоснования своих доводов». Однако было справедливо замечено, что документы эти в том виде, в каком они были обнародованы правительством, дали бы возможность последнему свалить всю ответственность на своих подчиненных. Это настолько верно, что нападки противников правительства в парламенте были направлены исключительно против Боуринга и К° и правительство могло бы присоединиться к ним без всякого ущерба для своего собственного положения. Я привожу слова самого лорда:

«Я не хочу говорить что-либо неуважительное о д-ре Боуринге. Возможно, что он человек с большими достоинствами; но мне кажется, что вопрос о допущении его в Кантон стал у него буквально манией. (Возгласы одобрения и смех.) Я уверен, что он и во сне и наяву видит свое вступление в Кантон. Я уверен, что это его первая мысль поутру, последняя на сон грядущий, а случись ему проснуться ночью, эта же мысль приходит ему в голову и среди ночи. (Смех.) Я уверен, что он пошел бы на любую жертву, не пожалел бы ни о каких нарушениях торговли, не раскаивался бы ни в каком кровопролитии, сопоставив их с теми огромными выгодами, которые получились бы от того, что сэр Джон Боуринг добился бы официального приема в кантонском ямэне [резиденции китайского чиновника. Ред.]. (Смех.)»

Затем выступил лорд Линдхёрст:

«Сэр Джон Боуринг, являющийся не только уполномоченным, но и видным проповедником гуманности (смех), сам признает, что судовое свидетельство недействительно и что лорча не имела права поднимать английский флаг. Однако заметьте, что он говорит: «Судно не находилось под нашим покровительством, но китайцы этого не знают. Бога ради, ни слова им об этом». Он даже повторил это, ибо по сути дела его слова сводятся к следующему: мы знаем, что китайцы не были виновны в каком бы то ни было нарушении договора, но мы им этого не скажем; мы будем настаивать на возмещении убытков и на соблюдении особой формы при возвращении арестованных. Ну, а если бы матросы не были возвращены по этой форме, — к какому средству следовало бы тогда прибегнуть? Очень просто, захватить какую-нибудь джонку, военную джонку. Если бы и этого оказалось недостаточно, то захватывать еще, до тех пор пока мы не принудили бы китайцев подчиниться, хотя бы мы и знали, что на их стороне право, а на нашей — никакой справедливости. (Возглас одобрения.) Был ли когда-либо пример поведения более отвратительного, более скандального, пример, я не скажу более мошеннических, но — что одно и то же в нашей стране — более лживых предлогов, которые выдвигались бы должностным? лицом, состоящим на службе британского правительства? (Возглас одобрения.) Удивительно, как это сэр Джон Боуринг мог думать, что он имел право объявить войну. Я могу понять, что человек в таком положении имеет полномочия прибегнуть по необходимости к самозащите; но предпринимать наступательные действия на таком основании, под таким предлогом — это один из самых необычайных случаев, какие только можно найти во всемирной истории. Из документов, представленных палате, совершенно ясно, что с самого начала, когда сэр Джон Боуринг был назначен на нынешнюю должность, его честолюбивым желанием было добиться того, в чем потерпели полную неудачу его предшественники, а именно, проникнуть за стены Кантона. Стремясь только к выполнению этой цели, то есть к тому, чтобы получить доступ в стены Кантона, он без всякой необходимости ввергнул страну в войну; и каков же результат? Принадлежащее британским подданным имущество, ценностью в крупную сумму — 1500000 ф. ст., — теперь конфисковано в городе Кантоне, вдобавок к этому наши фактории сожжены дотла, и все это лишь из-за пагубной политики одного из самых злонамеренных людей.

«О человек, исполненный гордыни,
Ты облечен недолгой, слабой властью,
Невежда, мнящий мудрецом себя,
Былинка хрупкая, но злобный, как горилла,
Под ликом солнечным творишь такие вещи,
Что ангелы на небе слезы льют»».

[Шекспир. «Мера за меру», акт II, сцена вторая. Ред.]

И, наконец, лорд Грей:

«Если вы, милорды, заглянете в документы, вы убедитесь, что когда сэр Джон Боуринг просил губернатора Е о свидании, то губернатор изъявил готовность встретиться с ним, по назначил для этой цели дом купца У Хао-гуань, находящийся за пределами города. Однако достоинство сэра Джона Боуринга не позволило ему идти куда-либо, кроме как в официальную резиденцию губернатора. Если нельзя ожидать ничего другого, то я жду, по меньшей мере, одного положительного результата от принятия резолюции — немедленного отозвания сэра Джона Боуринга».

То же отношение сэр Джон Боуринг встретил и со стороны палаты общин, а г-н Кобден даже начал свою речь торжественным отречением от этого «человека, с которым его связывала двадцатилетняя дружба».

Дословные выдержки из речей лордов Дерби, Линдхёрста и Грея доказывают, что правительству лорда Пальмерстона достаточно было бы для парирования удара пожертвовать сэром Джоном Боурингом, вместо того чтобы отождествлять себя с этим «видным проповедником гуманности». Не снисхождение и не тактика его противников, а исключительно представленные парламенту документы давали возможность правительству так легко выпутаться из положения; это становится ясным из самого беглого обзора этих документов и основанных на них прений.

Может ли оставаться какое-либо сомнение в том, что сэр Джон Боуринг страдает «манией» вступления в Кантон? Разве не доказано, что этот субъект, как говорит лондонская газета «Times», «повел дело исключительно по собственной инициативе, не посоветовавшись со своим начальством на родине и не сообразуясь с его политикой»? Зачем же в таком случае лорд Пальмерстон, в момент, когда положение его правительства шатко, когда его путь загроможден всякого рода затруднениями, связанными с финансами, с персидской войной, с тайными договорами, с избирательной реформой[132], с коалицией, когда он чувствует, что взоры палаты обращены «на него с большей серьезностью, но с меньшим восхищением, чем когда-либо раньше», — зачем он выбрал как раз этот момент для того, чтобы в первый раз за всю свою политическую карьеру проявить непоколебимую верность другому человеку, и притом своему подчиненному, с риском не только еще более ухудшить свое собственное положение, но и окончательно испортить его? Зачем он доходит в своем новом увлечении до того, что приносит себя в искупительную жертву за грехи какого-то д-ра Боуринга? Разумеется, ни один здравомыслящий человек не считает благородного виконта способным на подобные романтические заблуждения. Политика, которой он придерживался в этих осложнениях с Китаем, дает убедительное доказательство того, что документы, переданные им парламенту, неполны. Кроме опубликованных документов, должны существовать секретные документы и секретные инструкции, которые могли бы показать, что если д-р Боуринг и был одержим «манией» вступления в Кантон, то за его спиной стоял хладнокровный глава Уайт-холла [Пальмерстон. Ред.], поощрявший эту манию и в своих собственных целях раздувший ее из уголька во всепожирающее пламя.

Написано К. Марксом 27 февраля 1857 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4962, 16 марта 1857 г.

Печатается по тексту газеты, сверенному с текстом рукописного отрывка

Перевод с английского

Примечания:

1

Маркс был приглашен в качестве официального представителя революционной эмиграции в Лондоне на банкет 14 апреля 1856 г., организованный в честь четвертой годовщины чартистской газеты «People's Paper». Пользуясь предоставленным ему правом первого выступления, он произносит речь о всемирно-исторической роли пролетариата. Участие Маркса в юбилее «People's Paper» явилось одним из ярких примеров связи основоположников научного коммунизма с английскими чартистами, стремления Маркса и Энгельса осуществить идейное влияние на английский пролетариат и оказать поддержку вождям чартизма с целью возродить рабочее движение в Англии на новой, социалистической основе.

«The People's Paper» («Народная газета») — еженедельная чартистская газета, выходила с мая 1852 г. в Лондоне; основана одним из вождей революционного чартизма, другом Маркса и Энгельса Э. Джонсом. С октября 1852 по декабрь 1856 г. в газете сотрудничали Маркс и Энгельс, оказывая также помощь и в ее редактировании. Помимо статей, написанных Марксом и Энгельсом специально для «People's Paper», в газете перепечатывались важнейшие их статьи из «New-York Daily Tribune». В этот период «People's Paper» последовательно защищала интересы рабочего класса и пропагандировала идеи социализма. Сближение Джонса с буржуазными радикалами привело к прекращению сотрудничества Маркса и Энгельса в «People's Paper» и к их временному разрыву с Джонсом. В июне 1858 г. газета перешла в руки буржуазных дельцов.

12

Маркс цитирует статью Уильяма Коббета «Duke of York» («Герцог Йоркский»), напечатанную в «Cobbett's Weekly Political Register» 20 августа 1808 г., т. XIV, № 8.

13

Уайт-холл — улица в центре Лондона, где находится ряд правительственных учреждений, в том числе главный штаб английской армии, адмиралтейство и различные министерства (министерство финансов, министерство иностранных дел и др.).

128

Кантонским побоищем Маркс называет бомбардировку англичанами Кантона в октябре 1856 г. (см. примечание 100).

129

«The Friend of China» — сокращенное название английской официальной газеты «The Overland Friend of China» («Друг Китая на материке»), выходившей в Виктории (Гонконг) с 1842 по 1859 год.

130

«Наибольшая польза для наибольшего числа людей» или «наибольшее счастье для наибольшего числа людей» — основное положение учения английского буржуазного социолога, теоретика утилитаризма Бентама, высказанное им в ряде работ. Буржуазно ограниченная индивидуалистическая этика утилитаризма, учения, признающего «пользу» или «выгоду» единственной основой нравственности, старается доказать возможность всеобщего «счастья» и «гармонии» в раздираемом противоречиями классовом капиталистическом обществе.

131

Общество мира — буржуазно-пацифистская организация, основанная в 1816 г. в Лондоне религиозной сектой квакеров. Общество получило активную поддержку со стороны фритредеров, полагавших, что в мирных условиях Англия сумеет с помощью свободной торговли полнее использовать свое промышленное превосходство и добиться экономического и политического господства.

132

Имеется в виду вторая избирательная реформа в Англии, парламентская борьба за которую началась в 50-х годах XIX века.