К. МАРКС

АНГЛО-АМЕРИКАНСКИЙ КОНФЛИКТ. — ПОЛОЖЕНИЕ ВО ФРАНЦИИ[305]

Лондон, пятница, 8 февраля 1856 г.

За исключением продажных господ из правительственной прессы, никто, кажется, в Англии не верит в серьезность англо-американского конфликта[306]. Одни рассматривают его как уловку, рассчитанную на то, чтобы отвлечь внимание от мирных переговоров. Другие утверждают, что Пальмерстон будет добиваться взаимного отозвания послов, после того как уйдет в отставку, как это сделал Питт перед заключением Амьенского мира[307], с тем, чтобы вернуться, когда снова понадобится истинно английский министр. Судя по тому, как ведется полемика, некоторые весьма проницательные люди считают все это обычной предвыборной уловкой президента [Пирса. Ред.]. Демократическая печать усматривает в этом закулисную игру Бонапарта, находящего удовольствие в разжигании междоусобной войны среди англосаксов по обе стороны Атлантического океана. Однако все совершенно уверены, что каким бы резким ни был официальный язык, нет ни малейшей опасности военного конфликта. Такого же взгляда, как видно, придерживается и французская правительственная газета «Constitutionnel», предлагающая своего хозяина в качестве миротворца как для Старого, так и для Нового света.

Главное обстоятельство, которое не следует упускать из виду при оценке данного конфликта, это почти полное прекращение на деле entente cordiale между Англией и Францией, что более или менее открыто признается английской прессой. Взять, например, лондонскую газету «Times», которая еще недавно объявляла теперешнего Бонапарта более великим человеком, чем был настоящий Наполеон, и предлагала изгнать всех злонамеренных людей, не признающих этого вероучения. Теперь же в одной из ее передовиц проводится мысль, что единственным препятствием к заключению мира является излишнее рвение, проявленное в этом вопросе Бонапартом. За этой статьей последовала другая, намекающая на то, что сие «избранное орудие провидения», — в конце концов, не более как средство pis aller [на худой конец. Ред.], к которому французское общество прибегло лишь потому, «что не нашлось ни одного человека, которого нация могла бы облечь своим доверием и уважением». В третьей статье «Times» поносит весь штаб его генералов, министров, чиновников и т. д. как разношерстную банду биржевых хищников. Язык провинциальной английской прессы еще менее сдержан. С другой стороны, обратите внимание на изменившийся тон французских газет, на их грубую лесть и угодливость в отношении России, представляющие столь резкий контраст с их сдержанной антипатией к Англии. Обратите также внимание на весьма определенную угрозу создания единой континентальной коалиции, в пользу которой высказываются австрийские, бельгийские и прусские газеты. Наконец, возьмите русскую прессу, которая в своих проповедях мира нарочито обращается к одной Франции и почти не упоминает об Англии.

«На горизонте показалась радуга мира», — пишет «Северная пчела», — «приветствуемая всеми друзьями цивилизации… В эти два года войны с четырьмя державами народ русский выказал в полной мере свой высокий и благородный характер и стяжал уважение даже неприязненных народов… Что касается Франции, то можно утвердительно сказать, что весь французский народ любит и уважает русских, восхищается их храбростью и самоотвержением и при всяком случае оказывает им свое сочувствие, — во время кратких перемирий в Крыму и при проходе русских пленных через Францию. И русские, со своей стороны, обращались с пленными французами, как с братьями»[308].

Брюссельская газета «Le Nord» прямо намекает, что Бонапарт с самого начала поощрял посредничество Австрии с намерением при первом же удобном случае отказаться от союза с Англией.

Итак, поскольку союз с Францией может вот-вот смениться разрывом с этой страной, то ясно, что Англия, все еще находящаяся в состоянии войны с Россией, не собирается затевать войну с Америкой, и поэтому разногласиям между этими правительствами нельзя придавать иного значения, чем то, о котором уже говорилось.

Мир в самой Европе отнюдь нельзя считать обеспеченным. Что касается условий, предъявленных России союзниками, то факт их принятия вряд ли можно рассматривать как проявление уступчивости с ее стороны. Уступка какой-то неведомой полосы земли в Бессарабии, отмеченной таинственной горной цепью, которую нельзя найти ни на одной географической карте, более чем компенсируется упорным молчанием по поводу захвата русскими Карса, подозрительно названного после этого в одной петербургской газете русской провинцией. Тем временем, умело используя перемирие и другие возможности, какие могут ей представиться в ходе дела, Россия, сосредоточив свои вооруженные силы во всех важнейших пунктах, возможно, захочет продолжать войну. Однако верным залогом мира является то обстоятельство, что для Бонапарта сделалось настоятельно необходимым заключить его во что бы то ни стало. Ибо, с одной стороны, у него не хватает средств для продолжения войны, а с другой — назревает необходимость повторить крымскую экспедицию, как выразился Монталамбер по поводу римской экспедиции, «внутрь самой Франции»[309].

Незадолго до принятия Россией предварительных условии мира в Париже было очень распространено мнение, что Бонапарт предполагает выпустить принудительный заем, который должен размещаться пропорционально сумме прямых налогов. О том, что его казна пуста, убедительно свидетельствует состояние французской армии в Крыму. Корреспонденты недавно отмечали плачевное положение, в котором находятся войска Пелисье. Нижеследующее правдивое описание принадлежит перу одного британского унтер-офицера, приславшего в «Birmingham Journal» письмо из Севастополя от 5 января.

«Сегодня с утра была прекрасная погода. Около 3-х часов подул сильный северный ветер, и так крепко стало морозить, что мы скоро были вынуждены застегнуться на все пуговицы. Наши солдаты не страдают от холода, но бедных французов очень жаль. Они все время таскают на себе топливо из Севастополя, скверно одеты и, полагаю, хуже нас питаются. Во всякое время дня кто-нибудь из них всегда бродит в поисках сухарей. Наши солдаты жалеют их и очень добры к ним. Наши часовые получили приказ не пропускать их в лагерь, ибо некоторые из них имели привычку продавать коньяк, что привело к случаям пьянства среди наших солдат. Но иногда бедным французам удается миновать часовых и проникать к bono Inglis [добрым англичанам. Ред.]. Наши солдаты, конечно, знают, чего им нужно, и никогда не отсылают их с пустыми руками. Бедняги, у них нет даже перчаток, чтобы согреть руки. Единственное, что прибавилось у них с лета — это капюшоны к шинелям и по паре гетр из грубого сукна, которые завязываются у колена несколькими ремешками. Носков они не носят, а сапоги они когда-то имели. Действительно, французы представляют собой воплощение нужды; и они это чувствуют, в особенности когда видят британских солдат в теплых тюленевых шапках, в суконных шинелях на меху, с широкими шарфами на шее и вокруг пояса и в хороших крепких из бычьей кожи сапогах до колен».

Как видно, состояние финансов Наполеона довольно плачевное, если он оставляет армию, которая является всем для него, в только что описанном положении. С другой стороны, тот факт, что эти два года войны уже обошлись дороже, чем все походы его дяди за период с 1800 по 1815 г., свидетельствует о том, каково управление этими финансами. Говорят, что даже бонапартистские генералы, возвратившись из Крыма, с возмущением отзывались о бесстыдном обогащении Морни и К° за счет армии. Эти протесты были опубликованы в одной полуофициозной газете, где говорилось:

«Если будет заключен мир, император обратит все свое внимание на финансовые дела, и в особенности на некоторые злоупотребления, получившие столь широкое распространение в условиях спекулятивной горячки, например, на случаи совмещения несовместимых должностей и на некоторые слишком быстро приобретенные крупные состояния».

Между тем среди университетской молодежи, в рабочем классе, среди некоторой части буржуазии и, что хуже всего для Бонапарта, в армии наблюдаются признаки революционного настроения.

По поводу истории с Ecole Polytechnique[310] стало известно, что Бонапарт вначале подумывал о компромиссе со школой, хотя и очень был раздражен упорным молчанием студентов 29 декабря, когда он разыгрывал роль римского сената по отношению к армии (подобно тому, как он любит разыгрывать роль римского императора по отношению к своему сенату). Студентам дали понять, что император склонен сохранить их учебное заведение, если они при первой предоставленной им возможности проявят свои симпатии к его династии. На это Ecole ответила через своих делегатов, что студенты не только не будут кричать: «Vive l'Empereur!» [ «Да здравствует император!» Ред.], но и выгонят из школы любого из своих товарищей, кто посмеет произнести эти слова. После подобного ответа последовало решение о закрытии этого анархистского заведения. Та часть студентов, которая предназначалась для военной службы, будет переведена в Венсенн, где будет образована простая артиллерийская школа. Другая часть, предназначаемая для гражданской службы, будет переведена в Ecole Normale[311]. Само здание будет приспособлено под казармы. Таков конец этого любимого заведения Наполеона Великого.

Тюрьма Мазас переполнена студентами парижского университета и другими молодыми людьми, которые на похоронах скульптора Давида выкрикивали: «Vive la liberte!» [ «Да здравствует свобода!» Ред.]. Одно обстоятельство, связанное с демонстрацией против Низара, было особенно неприятно Бонапарту. После полицейских налетов, когда был арестован ряд студентов, освиставших Низара за то, что он прославлял Тиберия как спасителя римского общества, оставшиеся на воле студенты построились в ряды, прошли через весь Париж, подошли к дому Низара на улице Курсель и потребовали, чтобы он добился освобождения их товарищей. Посланный вслед за студентами отряд пехоты прибыл на место почти одновременно с ними. Солдаты, встреченные возгласами: «Vive la ligne!» [ «Да здравствует армия!» Ред.], немедленно приняли положение «вольно» и отказались действовать. Чтобы предотвратить дальнейшее братание, их немедленно увели и заменили sergents de ville [полицейскими. Ред.]. Демонстрация студентов направилась в Одеон, студенты завладели партером и, не переставая, распевали «Sire de Franc Boissy» [ «Сеньор де Фран Буаси». Ред.], выкрикивая наиболее оскорбительные куплеты прямо в лицо Бонапарту и Евгении, которые сидели в ложе.

Бонапартистская пресса признает, что число арестов, произведенных в департаментах, достигает 5000; в других источниках приводится цифра 15000, которая, видимо, соответствует действительности. Этот заговор рабочих[312], как теперь выясняется, имел свои ответвления в армии. Пришлось целиком расформировать школу унтер-офицеров в Ла-Флеше и сменить все гарнизоны в центре Франции. Чтобы подавить мятежный дух в армии, Бонапарт вновь повторяет самый рискованный эксперимент времен Реставрации, насаждая в армии всеобщую систему шпионажа. Создание этого нового почетного легиона послужило поводом к весьма резким пререканиям между маршалом Маньяном и некоторыми высшими офицерами, которые считали, что это придется не по вкусу войскам.

Движение парижских рабочих, как и всегда перед наступлением серьезных событий, отмечено своими quod libets [песенками о пожеланиях. Ред.], самой любимой из них является следующая:

«Voila qu'il part, voila qu'il part
Le potit marchand de moutarde,
Voila qu'il part pour son pays
Avec tous ses outils» etc.
[ «Вот он и уезжает, вот он и уезжает
Маленький торговец горчицей,
Вот он и уезжает в родной свой край
Со всем своим добром» и т. д. Ред.]

Чтобы не оставалось сомнений, кто подразумевается под «маленьким торговцем горчицей», полиция запретила эту песенку.

О том, насколько уважаются бонапартистские учреждения, можно судить по одному анекдоту, напечатанному в газете «Nord». Некоторые сенаторы без колебания одобрили поступок г-на Друэн де Люиса, отказавшегося от звания сенатора, но последовать его примеру не сочли благоразумным. Когда Морни спросили, можно ли ожидать, что кто-либо из них последует этому примеру, он ответил, что у него есть веские основания предполагать обратное. «Но какие же это основания?» — спросил собеседник. «У меня имеется тридцать тысяч веских оснований, по франку за штуку», — невозмутимо ответил Морни.

Можно отметить еще одно обстоятельство, чрезвычайно важное при нынешнем положении французского народа. Нет необходимости снова говорить о биржевых спекулянтах, для которых и война и мир одинаково удобны. Впервые в своей истории массы французского народа проявляют равнодушие к своему прежнему неизменному увлечению — «la gloire» [ «славе». Ред.]. Этот знаменательный результат революции 1848 г. неоспоримо доказывает, что эпоха расцвета бонапартизма прошла.

Написано К. Марксом 8 февраля 1856 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4634, 25 февраля 1856 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Примечания:

3

Имеется в виду сражение под Балаклавой 25 (13) октября 1854 г., в котором русские войска нанесли серьезный удар англо-турецким частям, особенно английской кавалерии. Подробное описание сражения дано Энгельсом в статье «Сражение под Балаклавой» (см. настоящее издание, т. 10, стр. 550–557).

30

Речь идет о совещании послов Англии, Франции, Пруссии и представителя Австрии, созванном по инициативе австрийского правительства 24 июля 1853 г. в Вене для осуществления посредничества между Россией и Турцией в связи с обострением русско-турецких отношений. Совещание выработало примирительную ноту (так называемая Венская нота), которая предусматривала обязательство султана соблюдать Кючук-Кайнарджийский (1774) и Адрианопольский (1829) договоры и сохранять неприкосновенными права и преимущества православной церкви в Оттоманской империи. Согласно решению совещания, ноту следовало направить сначала царю, а затем, в случае положительного к ней отношения с его стороны, — султану. Николай I одобрил содержание ноты, оставив в то же время за собой право истолковывать ее по своему усмотрению, но турецкий султан обусловил свое одобрение ноты внесением в нее ряда изменений и оговорок, которые царское правительство признало для себя неприемлемыми.

В ноте, подписанной послами Англии, Франции, Австрии и Пруссии в Константинополе 12 декабря 1853 г. и врученной Турции 15 декабря 1853 г., четыре державы предлагали турецкому правительству свое посредничество для восстановления мира между Россией и Турцией, выдвигая в качестве основы переговоров следующие пункты: эвакуация Россией Дунайских княжеств, возобновление действия прежних договоров между Россией и Турцией, гарантия прав христиан в Турции особыми фирманами, изменение системы управления в Оттоманской империи.

31

Имеется в виду секретная переписка между английским посланником в Петербурге лордом Сеймуром и министром иностранных дел Англии лордом Джоном Расселом, а затем Кларендоном, касающаяся переговоров Сеймура с Николаем I по турецкому вопросу в начале 1853 года. В связи с воинственной речью Джона Рассела в палате общин 17 февраля 1854 г., направленной против России, в «Journal de Saint-Petersbourg» («Санкт-Петербургская газета» — орган министерства иностранных дел России, выходила на французском языке) 2 марта (18 февраля) 1854 г. была напечатана передовая статья, которая намекала на существование сговора в турецком вопросе между царским правительством и правительством Англии, ссылаясь в подтверждение на переписку Сеймура. Английское правительство было вынуждено опубликовать указанную переписку. Подробный анализ этих документов и двусмысленной позиции, занятой английским правительством в ходе переговоров с Николаем I, дан Марксом в статьях: «Документы о разделе Турции» и «Секретная дипломатическая переписка» (см. настоящее издание, т. 10, стр. 137–148 и 149–164).

305

Во второй части данной статьи Марксом было использовано письмо Энгельса от 7 февраля 1856 г., рисующее положение во Франции.

306

Конфликт между Англией и Соединенными Штатами Америки, отражавший их борьбу за господство в Центральной Америке, возник в конце 1855 года. Эта борьба нашла свое выражение в острых разногласиях в толковании договора Клейтон-Булвера 1850 г., по которому Англия и США обязались гарантировать нейтралитет проектируемого в Никарагуа межокеанского канала, а также не оккупировать и не подчинять своей власти Никарагуа, Москитовый берег и другие части Центральной Америки. Англия, однако, вопреки договору, продолжала удерживать за собой Москитовый берег и другие территории, захваченные ею в 40-х годах. США, стремясь упрочить свое влияние в этом районе, оказали поддержку американскому авантюристу Уокеру, захватившему в 1855 г. власть в Никарагуа. Обострению отношений между Англией и США способствовала также попытка Англии вербовать на территории США наемников для английской армии в Крыму. Правительства обеих стран, обвиняя друг друга в нарушении договора 1850 г., заявляли протесты, угрожали разрывом дипломатических отношений; Англия в октябре 1855 г. послала к берегам Америки свои корабли. До военного столкновения дело, однако, не дошло; конфликт был улажен заключением в октябре 1856 г. конвенции, установившей нейтрализацию Москитового берега и прилегающей морской зоны.

307

Амьенский мирный договор, заключенный 27 марта 1802 г. между Францией и ее союзниками Испанией и Батавской республикой (Голландией), с одной стороны, и Англией — с другой, завершил распад второй антифранцузской коалиции. Договор обеспечил лишь непродолжительную передышку в военных действиях, в 1803 г. война между Англией и Францией возобновилась с новой силой.

308

Приведенная Марксом цитата взята из статьи, опубликованной в «Северной пчеле» 14 января 1856 года.

«Северная пчела» — русская политическая и литературная газета, выходившая в С.-Петербурге с 1825 по 1864 г. (до 1860 г. под редакцией Булгарина и Греча); являлась официозом царского правительства.

309

На заседании Законодательного собрания 22 мая 1850 г. Монталамбер призвал французское правительство предпринять против революционных и демократических сил внутри страны такую же военную экспедицию, какая была осуществлена в 1849 г. против Римской республики (об экспедиции против Римской республики см. примечание [173]).

310

29 декабря 1855 г. во время торжественной встречи в Париже французских войск, возвращавшихся из Крыма, студенты Ecole Polytechnique (высшей политехнической школы) отказались приветствовать войска и императора, что вызвало репрессии против них со стороны правительства.

В своей приветственной речи к войскам Луи Бонапарт сравнил себя с римским сенатом, который обычно в полном составе встречал победоносные легионы у ворот Рима.

311

Ecole Normale — высшее педагогическое учебное заведение в Париже.

312

В конце августа 1855 г. несколько сот рабочих предприняли в городе Анже (на северо-западе Франции) попытку поднять восстание с целью установления республики во Франции; эта попытка потерпела неудачу. Руководители восставших рабочих были связаны с основанным в 1850 г. тайным республиканским обществом «Марианна». В связи с волнениями имели место многочисленные аресты и судебные процессы в конце 1855 — начале 1856 года.