Ф. ЭНГЕЛЬС

БРИТАНСКАЯ КАТАСТРОФА В КРЫМУ

С тех пор как лондонская газета «Times» выступила со своими страстными передовыми, вся британская публика охвачена, по-видимому, сильным волнением и беспокойством по поводу положения войск в Крыму. Действительно, невозможно дальше отрицать или замазывать тот факт, что вследствие неслыханно плохого руководства всеми ведомствами военного управления английская армия быстро приближается к полному разложению. Подвергнутые всем тяготам зимней кампании, страданиям от сырости и холода, обремененные непрерывной тяжелой полевой службой, без обмундирования и продовольствия, без палаток и укрытий, те самые ветераны, которых не могли устрашить ни жгучее солнце Индии, ни бешеные атаки белуджей и афганцев, каждый день умирают сотнями, а подкрепления, по мере своего прибытия, гибнут от смертоносных заболеваний. На вопрос, кто же повинен в таком положении дел, в Англии сейчас весьма распространен ответ, что вина за все ложится на лорда Раглана. Это, однако, неверно. Мы не поклонники способа ведения войны достопочтенного лорда и мы открыто критиковали его грубые промахи, но в интересах истины следует сказать, что причиной ужасных бедствий, вызывающих гибель солдат в Крыму, являются не его ошибки, а пороки всей системы управления британскими вооруженными силами.

В британской армии имеется верховный командующий — фигура, без которой обходятся почти во всех остальных цивилизованных армиях. Но было бы ошибкой думать, что этот верховный командующий действительно командует чем-нибудь. Если ему в какой-то мере подчиняются пехота и кавалерия, то артиллерия, инженерные войска, саперы и минеры находятся совершенно вне сферы его деятельности. Если он в какой-то степени распоряжается брюками, мундирами и чулками, то шинели вне его ведения. Если он может нагрузить каждого пехотинца двумя патронными сумками, то не может выдать ему ружья. Он может предать всех своих подчиненных военному суду и нещадно выпороть, но не может скомандовать им сделать ни одного шага. Передвижение войск выходит за пределы его компетенции, а снабжение их продовольствием его совершенно не касается.

Кроме того, существует «главный мастер артиллерии». Эта должность является печальным пережитком тех времен, когда наука считалась не солдатским делом и когда все представители специальных родов войск — артиллерии и инженерных войск — были не солдатами, а чем-то неопределенным — не то учеными, не то ремесленниками, и объединялись в особый цех, или корпорацию, под началом такого «главного мастера». Этот главный начальник артиллерии, кроме артиллерии и инженерных войск, ведает также шинелями и стрелковым оружием армии. Таким образом, он причастен ко всем военным действиям, каков бы ни был их характер.

Затем следует секретарь по военным делам. Если две предыдущие фигуры равны нулю, то это величина уже меньше нуля. Секретарь по военным делам не может отдать распоряжения ни одной из частей армии, но он может помешать любому действию каждой из этих частей. Так как он возглавляет военно-финансовое ведомство и так как всякие военные действия стоят денег, то его отказ в отпуске средств равносилен абсолютному вето на любую операцию. Но даже когда он согласен предоставить денежные средства, его значение все равно сводится к нулю, потому что он не может кормить армию; это уже вне его сферы. Ко всему этому следует добавить, что интендантство, которое фактически кормит армию и в случае необходимости в любом передвижении должно обеспечивать ее транспортными средствами, подчинено казначейству. Вследствие этого премьер-министр — первый лорд казначейства — может непосредственно повлиять на любую военную операцию и по своему усмотрению ускорить или замедлить ее ход, или вовсе ее прекратить. Всем известно, что интендантство является чуть ли не более важной частью армии, чем сами солдаты; и из этих-то соображений коллективная мудрость Великобритании нашла уместным сделать его совершенно независимым от армии и поставить его под контроль совершенно постороннего ведомства. Наконец, передвижения армии, которыми раньше ведал министр колоний, поставлены в зависимость от распоряжений военного министра — должности, недавно созданной. Последний ведает дислокацией войск от Англии до Китая и от Индии до Канады. Но как мы уже видели, его власть сама по себе так же мало эффективна, как и власть каждого из предыдущих четырех военных начальников; для того, чтобы осуществить какое-либо самое ничтожное движение, необходимо добиться согласованности действий всех пяти.

Нынешняя война началась под эгидой этой изумительной системы. Британские войска, которых дома хорошо кормили и хорошо снабжали благодаря сорокалетнему периоду мира, бодро выступили в поход в полной уверенности, что, каковы бы ни были действия противника, Англия ни в чем не заставит нуждаться своих отважных сынов. Но едва только они высадились на своей первой стоянке, в Галлиполи, как обнаружился — по сравнению с французской армией — до смешного низкий уровень всей подготовки англичан и плачевная беспомощность всех британских должностных лиц. Несмотря на то, что там сравнительно легко было достать все необходимое, что все нужные указания были сделаны заранее и что высажено было относительно небольшое количество войск, все голо прескверно. Каждый хлопотал по своей части, но никто не хотел брать на себя никаких обязанностей, которых не выполнял в Англии в мирное время. Таким образом, не находилось никого для выполнения тех задач, которые возникали непосредственно в связи с самой войной. Поэтому доставленные на кораблях запасы гнили на берегу, там, где их первоначально выгрузили, а войска пришлось перебросить в Скутари из-за недостатка в квартирах. Налицо были неоспоримые признаки хаоса и беспорядка, но поскольку война только начиналась, можно было еще ожидать, что с приобретением опыта произойдут улучшения.

Войска отправились в Варну. Отдаленность от Англии росла, численность войск росла, росли и непорядки в управлении. Независимые действия всех пяти ведомств военного управления, каждое из которых в Англии было подотчетно особому министру, здесь впервые привели к открытым и явным раздорам. Войска, несшие полевую службу, испытывали острую нужду во всем, в то время как гарнизон Варны пользовался всеми благами. Интендантство, действуя с большой медлительностью, мобилизовало местные перевозочные средства, но поскольку главнокомандующий не распорядился об эскортах для обозов, болгарские возчики разбежались почти сразу после того, как их удалось собрать. В Константинополе был создан центральный склад — нечто вроде главной операционной базы, но это не принесло никакой пользы, послужив лишь новым источником бесконечных затруднений, проволочек, споров о компетенции, раздоров между армией, службой артиллерийского и технического снабжения, казначейством, интендантством и военным министерством. Как только надо было что-нибудь сделать, каждый старался свалить работу со своих плеч на чужие. Уклониться от всякой ответственности, вот к чему стремился каждый. В результате — все шло плохо и ничего дельного не было предпринято. Отвращение к таким методам работы и сознание того, что армия разлагается от безделья, вероятно сыграли известную роль в решении лорда Раглана рискнуть на крымскую экспедицию.

Эта экспедиция явилась венцом всей военной системы Джона Буля. Именно в Крыму эта система проявилась во всем своем блеске. Пока армия находилась по существу на мирном положении, как это было в Галлиполи, Скутари и Варне, вряд ли можно было ожидать, что беспорядок, путаница и смятение проявятся в полном масштабе. Но теперь, перед лицом неприятеля, во время настоящей осады, дело обстояло иначе. Сопротивление русских дало британским чиновникам полный простор для проявления всех их деловых качеств. И следует признать, что никогда еще усилия, направленные к разложению какой-либо армии, не были так плодотворны, как усилия этих господ. Из более чем 60000 человек, отправленных на Восток с февраля прошлого года, в настоящее время сохранили боеспособность не более 17000; из них каждый день умирает от 60 до 80 человек, а 200–250 выбывают из строя по болезни, причем из заболевших мало кто возвращается в строй. Из 43000 умерших или больных менее 7000 были выведены из строя непосредственно неприятелем!

Когда впервые до Англии дошли вести о том, что армия в Крыму испытывает недостаток в пище, в одежде, в крове, вообще во всем, что нет ни медикаментов, ни хирургических материалов, что больные и раненые солдаты должны либо лежать на сырой и холодной земле в любую погоду, либо отправляться на переполненные суда, стоящие на внешнем рейде, без всякого ухода и при отсутствии самого простого медицинского оборудования; когда стало известно, что сотни людей гибнут из-за нехватки самого необходимого, все решили, что правительство не позаботилось о должном обеспечении действующей армии. Однако вскоре выяснилось, что если сначала действительно так отчасти и было, то в настоящее время дело обстоит иначе. Отправлено все необходимое, даже в избытке, но, к несчастью, ни один предмет не попал туда, где в нем испытывалась нужда. Медикаменты были в Варне, в то время как больные и раненые находились в Крыму или Скутари; обмундирование и продовольствие подвозилось к крымским берегам, но там некому было их выгружать; то, что случайно удавалось выгрузить, гнило на берегу. Необходимость обеспечить взаимодействие с флотом породила новые поводы для раздоров между и без того раздираемыми противоречиями руководящими органами тех ведомств, распри которых должны были обеспечить триумф британской армии. Бездарность, прикрываемая уставами, годными только для мирного времени, господствовала безраздельно; в одном из богатейших районов Европы, у укрытых берегов которого стояли на якоре сотни груженных продовольствием транспортов, английские солдаты получали половинный паек; питаясь только солониной, они страдали от цынги, тогда как в окрестностях имелись бесчисленные стада скота; корабли были широко снабжены углем и дровами, а на берегу топлива было так мало, что солдатам приходилось съедать свой рацион в сыром виде и не удавалось просушить промокшую под дождем одежду. Только подумать, что кофе давали не только не молотое, но и не обжаренное! Запасы продовольствия, напитков, одежды, палаток, боеприпасов тоннами и сотнями тонн лежали на борту судов, мачты которых почти касались обрывов берега, где был расположен лагерь, а британские войска, подобно Танталу, ничего из этого не могли получить. Все ощущали зло, все метались из стороны в сторону, проклиная и обвиняя всех и каждого в пренебрежении своими обязанностями, но никто не знал, выражаясь словами народной поговорки, «что к чему». Ведь но имеющемуся у каждого набору специально для него разработанных и утвержденных соответствующими властями инструкций, именно то, что сейчас надо было делать, не входило в круг его обязанностей, и он, не имея на то полномочий, не мог навести порядок.

В довершение ко всему этому, погода становилась все более ненастной и холодной, а начавшиеся ливни превратили весь Херсонес Гераклейский в сплошное болото, где слякоть и грязь доходили до колен, если не выше; представьте себе солдат, которые из четырех ночей не менее двух проводят в окопах, а две ночи спят прямо в болоте, промокшие и забрызганные грязью, не имея даже досок в качестве подстилки и едва прикрытые палаткой; представьте себе постоянные тревоги, которые, вдобавок ко всему, делали нормальный отдых и сон совершенно невозможными; судороги, поносы и другие болезни, вызываемые вечной сыростью и холодом; распыленность и без того немногочисленного медицинского персонала по всему лагерю; госпитальные палатки, в которых размещены 3000 больных, лежащих на сырой земле и чуть ли не под открытым небом, — представьте себе все это, и вам нетрудно будет прийти к заключению, что британская армия в Крыму находится в состоянии полной дезорганизации, превратившись, по словам лондонской газеты «Times», в «толпу храбрецов», и что солдаты готовы приветствовать русскую пулю, избавляющую их от всех этих бедствий.

Но чем здесь можно помочь? Что ж, если вы не хотите ждать, пока — в результате полдюжины парламентских актов, надлежащим образом составленных королевскими юристами, обсужденных, исправленных, вотированных и занесенных в свод законов, — все дела, касающиеся управления армией, будут сосредоточены в руках одного настоящего военного министра, а затем ждать, пока этот новый военный министр, если только он окажется подходящим человеком, заново организует свое ведомство и издаст новые инструкции; другими словами, если вы не хотите ждать, пока исчезнет всякий след от британской армии в Крыму, то имеется только один выход. Он состоит в присвоении главнокомандующим экспедиционной армией, своей собственной властью и под свою ответственность, диктаторских полномочий по отношению ко всем соперничающим и враждующим ведомствам военного управления — полномочий, которыми обладает всякий другой главнокомандующий и без которых он неизбежно должен привести все предприятие к полному краху. Будь это сделано, все можно было бы быстро исправить. Но где тот английский генерал, который согласится действовать в духе древних римлян и, когда его будут судить, сказать в свою защиту словами римлянина: «Да, признаю себя виновным в том, что я спас свое отечество»?

В заключение мы должны задать себе вопрос, кто же изобрел и сохранил эту изумительную систему военного управления? Не кто иной, как покойный герцог Веллингтон [В тексте данной статьи, обработанном К. Марксом для «Neue Oder-Zeitung» и опубликованном в этой газете 8 и 9 января 1855 г., имеется следующий абзац, отсутствующий в английском тексте: «Происхождение этой системы покоится, очевидно, на конституционных мерах предосторожности против постоянной армии. Вместо разделения обязанностей, которое дало бы армии наибольшую гибкость, — разделение властей, сводящее до минимума ее способность к маневрированию. Но сохранена была эта система отнюдь не из парламентских или конституционных соображений, а по той причине, что одновременно о реформой военного управления, отвечающей требованиям современности, было бы уничтожено, по крайней мере в этой области, влияние олигархии. На прошлой сессии парламента министры отказались допустить какое-либо новшество, кроме отделения военного министерства от министерства колоний. Веллингтон упорно поддерживал эту систему с 1815 г. до своей смерти, хотя он очень хорошо знал, что при этой системе он никогда не довел бы войну на Пиренейском полуострове до успешного конца, если бы случайно в министерстве не сидел его брат, маркиз Уэлсли. В 1832 и 1836 гг. перед комитетами, созданными парламентом для реформы старой системы, Веллингтон всецело защищал старые порядки. Уж не боялся ли он облегчить своим преемникам путь к славе?» Ред.].

Он держался за каждую ее деталь, словно был лично заинтересован в том, чтобы создать как можно больше затруднений своему преемнику, видя в нем будущего соперника своей воинской славы. Веллингтон, выделявшийся своим здравым смыслом, но лишенный каких-либо признаков военного дарования, весьма болезненно сознавал свое несовершенство в этом отношении, будучи не только современником блестящего гения Наполеона, но и его противником на поле боя. Поэтому Веллингтон относился чрезвычайно ревниво к чужим успехам. Хорошо известно, что в умалении заслуг своих помощников и союзников он опускался до подлостей; он так и не простил Блюхеру, что тот спас его при Ватерлоо. Веллингтон отлично знал, что если бы во время Испанской войны министром был не его брат, он не сумел бы успешно завершить ее. Уж не опасался ли Веллингтон, что будущие военные подвиги затмят его славу, и не потому ли он сохранил во всей неприкосновенности эту военную машину, как нельзя лучше приспособленную к тому, чтобы связывать генералов по рукам и ногам и губить армии?

Написано Ф. Энгельсом 4 января 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4293, 22 января 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые