Есть несомненная связь учения и культа православной Церкви, а также и других Церквей, например, католической, с учениями и культами других религий, до-христианских. Спорить против этого тщетно. Но не это замечательно, а нечто иное, а именно, что св. Церковь, несомненно зная, и не только теперь, но и всегда, об этой связи, и зная лучше нынешних рационалистов ученых, в богословии своем упорно и твердо стоит на отрицании этой связи. Тут—антиномия. Необходимость же этой антиномии видна из того, что отрицание той или другой половины ее ведет к плоскости.

Если нет связи—христианство не связано с душою человеческою, ибо во внеи до-христианских религиях выразилась именно эта общечеловеческая религиозная душа. Если же есть она, эта связь, то тогда христианство не есть религия особливая и исключительная,—тогда оно prima inter pares{965}. И тогда Христос не Единственный, но лишь Первый, даже один из многих.

Церковь мудро заставляет богословие твердить, что связи нет,—этим усиливается жар нашей веры. Этим питается ревность церковная. Но Церковь не менее мудро поддерживает de facto {966}, в богослужении, в жизни свое сознание связи. Целым рядом намеков и даже точных выражений, которых было бы легко избежать, и символов, которые было бы незатруднительно переделать. Церковь подчеркивает, что эта связь есть. Это противоречие теории и жизни углубляет и расширяет религиозное сознание. Христианство осознается не только как единственное, но и как господственное,—не только как особливое, но и как царствующее, ибо все из других религий в христианство входит и оно, ничему не чуждое, само остается не от мира {967}и остается чуждым «мирскаго слития» {968}.

1914.V.4. Серг<иев> ?ос<ад>

Христос—Сын Человеческий. Он—всецелочеловек и Он Единственный. Он всему дает отклик, и Он ни с чем не отождествляется. Чтобы спасти всех—Он должен быть связан со всеми. Чтобы спасти—Он должен быть ни от кого, «не от мира». Во Христе разрешается антиномия Среды и Личности.

И. Виноградов,— Воспитательное значение мифологий (Гимназия, 1894, г. VII, № 5, Т. 77, стр. 267—284, ТТ. 78+79, ЮньЮль, №№ 6—7, стр. 303—343).

Автор доказывает, что античная мифология содержит те же высокие религиозные истины, что и христианство, причем остается вопрос о причинах такого совпадения открытым, и потому в высокой степени воспитательна; делаются многочисленные сближения христианства и язычества, но не с тайным намерением унизить христианство, а с открытою задачею углубленно представить язычество. По-видимому, автор вполне православен. Аргументация автора приятна по тону и вдумчива, но поверхностна по ссылкам, недостаточно разборчивая; особенно портит статью—это ссылка не на первоисточники, а на журнальные статьи.

Мифология, религия и культ древних греков и римлян с христианской точки зрения. Ярославль, 1873 (оттиск из «Ярославских Епархиальных Ведомостей»).

Устанавливается положительный взгляд на язычество, как выражающее тот же в существе круг истин, что и христианство.

1914.III.12. Серг<иев> ?ос<ад>

В чем состоит различие между язычником и христианином?— Разумеется различие, учитываемое внешними наблюди ниями. Мне думается, что вопрос этот не должен быть задаваемa priori, но лишь a posteriori {969}. Отвлеченно говоря, до всякого исследования, можно предположить, что этого различия может и вовсе не быть. Нет ничего соблазнительного и в той мысли, что [христианин, не развивший данных ему даров Духа, не взрастивший семян, в него заложенных, не упражнявший]{970}органов, в нем созданных, решительно ничем не может быть отличен от язычника. Я не говорю, что это именно так; но я утверждаю, что a priori нельзя отрицать и этой возможности.

Допустим временно, что это именно так. «Следовательно,— скажете вы,— не надо креститься?»—Нет, следовательно, надо креститься и пользоваться дарами крещения, а не сидеть сложа руки. Но если брать a posteriori, то, кажется, всегда есть некое различие между крещеным и некрещеным. Строение личности делается иным у крещеного. Это не значит, что он «лучше», но он—другой. Ткань атласа—не то, что ткань батиста. Негодный христианин являет собою вымаранный, порванный лоскут атласа; а хороший язычник—чистый, аккуратный кусочек батиста. Что лучше?.. Они несравнимы. Есть в самом прекрасном язычнике в сравнении с самым негодным христианином что-то каменное. Язычник—мраморная статуя, а христианин—живой. Это я не догматизирую, а передаю свое ощущение. Христианин м<ожет> б<ыть> негодяем, а язычник благородным. Все же христианин—живой негодяй, а язычник — мертвая статуя.

Непосредственное ощущение от нехристианина то, что чегото не хватает («души нет» по-народному). Но, повторяю, если бы всего этого не чувствовалось, то не было бы никакого соблазна.

Да так, т. е. несоблазнительно, не только принципиально по существу, но и в силу многих особливых соображений. Что такое язычество?—Мы слишком пугаемся этого жупела, как если бы язычество было абсолютным злом и бесом. Однако и язычество—религия, т. е. лучше, чем ничего, и, следовательно, и в нем есть какая-то Божия помощь. Сократ, Платон, Гераклит и др. по признанию апологетов были ведомы Логосом— Богом Словом, были пророками в среде народов. Изображения Сивиллы, Омира, т. д. и т. д. помещаются и должны по церк<овному> преданию помещаться в церквах, в притворе, наряду с ветхозаветными пророками. Преп. Серафим гов<орил> о Сивилле, что она прорекала Духом Святым и т. п.{971} Волхвы поклонились Христу. Даже кентавры и силены просили молиться о них (бл. Иероним, человек образованный; Антоний Великий). Следовательно), язычество вовсе не так абсолютно далеко от христианства, как это внушает семинария.

С другой стороны, и христианство, Церковь действует на весь мир, в том числе и на язычников.

Крещение, осв<ящение> воды и т. п.

1914.IV.29. Серг<иев> ?ос<ад>

I)    Психологический момент

а)

б) в)

II)     Оккультический момент

а)

б) в)

III)     Гносеолого-онтологический-эстетический момент (постулативно)

а)  Принцип изоляции. Табу

б) в)

IV)     Благодатный (теургический) момент

а)

б) в)

В начале должно показать единство разных антроподицеистических проблем и, постепенно объединяя их, дать общую формальную постановку. Для чего нужно таинство? О категориях О схематизме О символах

1914. VI. 16. Село Троицкое

1)   Религия как социальное явление.

Общая почва с эстетикой. Отличие от эстетики. Культ как чистый ритм.

2)    Религия как психологическое явление. Общее с психической травмой. Психоанализ {972}.

3)    Религия как оккультное явление.

Оккультизм в религии. Общее у религии с магией. Отличие.

4)    Религия как мистическое явление.

5)    Религия как благодатное явление.

Общая почва с духовной жизнью. Отличие от духовной жизни.

6)    Религия как историческое явление.

Общая почва с историей религий, отличие от религии в ее истории.

7) Религия как космическое явление: воздействие таинств и обрядов (культа) на природу:

а)  воздействие на природу преднамеренное (Нил; молебны о дожде; заклятия насекомых и стихий и т. д. и т. д.);

б)  воздействие на природу непреднамеренное («омовение уст» после св<ятого> Причастия. Богоявленская вода, текущая в реках, и т. д.).

1914.VI.16. Село Троицкое

Тончайшими, хрупкими, нелогичными, не вынуждаемыми естественными потребностями нитями соединена культовая жизнь Церкви. Устав—это такое хрупкое и непрочное сооружение, прихотливое, капризное в своем рисунке [...примеры...]. И вот, на протяжении веков и миллионов квадратных верст [?? точные числа ??] он соблюдается даже в деталях, и никто не смеет [дерзает] произвольно вставить или произвольно выкинуть элементы в нем, даже переставить отдельные элементы между собою, хотя данный порядок их ничем не мотивируется и не видно в нем внутреннего смысла его прочности, силы его существования. Как это, когда все течет и меняется, все низвергается по лестнице всеобщей участи—один только [?] порядок церковной жизни не претерпевает революций и, если и развивается, то лишь на почве старого, именно растет. Что же охраняет эти кружевные сооружения из стеклянных нитей, эти кремневые губки? Или, еще: миллионы [подсчитать, сколько именно] храмов—на протяжении многих веков—у всех царские врата и престол. И никто не проходит чрез двери, чрез которые ничего не стоит пройти, никто не касается стола, который ничего не стоит тронуть. Нет физических препятствий ни к тому, ни к другому. Но вот почему-то остаются царские врата «в мире, но не от мира»{973}, почему-то не сливаются с миром, почему-то не секуляризируются, не обмирщаются, оставаясь «превыше мирскаго слития» {974}, оставаясь трансцендентными.

—    Ну, уж будто так-таки никто не проходит царскими вратами? Никто не касается престола? Никто не нарушает Устава? А последнее—даже смешно спрашивать: скорее надо спросить, где уставы выполняются?

—    Да. Но эти исключения именно из числа доказывающих правило. Нарушающий это правило сознает себя нарушителем вековечной правды, пре-ступником, пре-ступившим правду. А если он себя не сознает таковым, то другие его так оценивают. Удар молнии не поражает нечестивца; сразу, по крайней мере, не происходит ничего ужасного. Для общества ужас нарушения Устава не очевиден. И вместо того, чтобы от этого отсутствия видимой связи между преступлением и возмездием прийти к сознанию, что можно преступать правду сколько угодно, общество еще тверже сознает трансцендентность святыни.

—    Не понимаю. С одной стороны, нет внешних данных для соблюдения Устава. С другой, ты же говоришь, что внутренние связи Устава «хрупкие нити». Культ, ведь, не требования нравственности внутренно необходимые, ибо соответствуют нашему внутреннему складу. Следовательно, культ, не имея ни внешней, ни внутренней поддержки, должен быть чем-то более чем эфемерным—случайным налетом на общественной жизни. Или иное что выходит из твоих слов?

—    Да, иное, альтернатива, а не простой выход.

—    А именно?

—    Выходит, что если культ не имеет источника своего бытия <н)и внутри общественной жизни, ни вне ее, то или он совсем случаен и, стало быть, не может, совсем не может существовать, как величина непременная в бытии общества, или...

—    Какое же может быть еще «или»?

—    Или сам он есть условие бытия общества, и общество вытекает из культа, а не культ из общества.

—    Другими словами, ты хочешь сказать, что культ—трансцендентный в составе общественного бытия, вместе с тем трансцендентален этому составу, как целому?

—    Вот именно. Только этою трансцендентальностью культа и может быть объяснена «всеобщность и необходимость» (религиозность) культовых действий. И замечательно, что отрицательный опыт нарушения законов культа («Устава») не только не уничтожает неприкосновенность святыни, но, напротив, укрепляет эту неприкосновенность. Замечательно, как с историей неприкосновенность святынь только усиливается, крепнет, фиксируется, словно в сознании известные прорезы окружаются все плотнеющими рубцами.

—    М<ожет> б<ыть>, и впрямь религия есть род психической травмы, которая со временем инкапсулируется и отвердевает?

—    Эти трансцендентные места все более отгораживаются от мира. Положена [лежит? ] поперек дороги щепочка—и никто не смеет перешагнуть через нее или отшвырнуть ее ногой,—а всякий сторонится ее, обходит ее. И щепочка все крепнет в своей неподвижности, окружаясь непроницаемым слоем общественного убеждения, зоной священности и делаясь из щепочки бревном, валом, целою крепостью...

—    Правда.

—    Сравни хотя бы отношение к Св<ятым) Дарам, к прест<>лу к царским вратам, гораздо более боязливое потом, чем раньше.

—    Трансцендентное все удаляется из сферы фамилиарности, фамилиарного обращения с ним, а никак не входит в фамилиарное...

—    Но разве жизнь не беднеет религией? Разве не происходит секуляризации [обмирщения ]?..

—    Чего обмирщения? Религии?—отнюдь нет. Жизни же— да. В том-то и дело, что самое обнищание жизни религией обусловлено именно этим возрастанием священного страха и потому—все большим отделением предметов и явлений, в культ введенных, из области обычного употребления в сферу самозамкнутую.

Подобно тому как у дикарей множество слов исчезает из языка, делаясь табу, так и во всякой религии все новые и новые явления вступают в полу-тень трансцендентности, затем втягиваются туда все более и более и, наконец, вовсе исчезают. Вот, что значит «есмь огнь поядаяй»{975} ^— трансцендентизация.

—    Однако неужели нет обратного процесса? [Нужен ли тут этот вопрос? ] Мне думается, история показывает, что есть и такой,— выпадение явлений и вещей из лона религии, «грехопадение» их, низвержение их, подлинная секуляризация религии.

—    Обратный же процесс имманентизации [сюда ли этот ответ?] основан на мистическом ухождении самого человека в сферы трансцендентные,— на мистической погоне за ускользающим объектом—на трансцензе самого человека.—Он ведет к удалению из жизни самого человека: священство, монашество, священные лица...

1914.VII.1. Село Троицкое

Какова функция таинств и вообще культа?

—    Таинство и обряд выделяют явление из среды, окружающей его, изолируют его, обособляют от повседневного. Но жизнь течет, как одно целое, расстилается, как ткань многих явлений, из коих ни одно не стоит особняком.

Чтобы обособить волокно этой ткани—надо выдернуть его из целого, надо разорвать повседневные связи явлений, привычные соотношения.

Но явление, так выделенное, есть эстетический феномен. Обособленное есть синоним эстетического. В чем же, тогда, разница между религиозным и эстетическим?

—    Эстетическое выделяется ради выделения, и смысл его — именно в деятельности выделения — в надежде <?> выделения.

Поэтому эстетическое есть иллюзия, ибо, хотя и выделенное, явление существенно не разнится от среды, не разнится от среды по существу своему и, стало быть, есть та же среда, но с приданной ей особливой формой. Значит, особливой является не то, что формою оформлено, но лишь приданное среде. Иначе говоря, эстетический феномен—лишь как бы выделенный, но на самом деле не выделенный,—лишь претендует на особность, не имея силы особенной. Тут выделяющий акт— все, выделенное же—ничто. Напротив того, в религиозном феномене акт выделения—лишь первый момент. Выделенное—не только выделяемое, но и существенное особливое. Кроме того, эстетические феномены, будучи изолированными друг от друга и самодовлеющими, раздробляют внимание и тем разрушают цельность душевной жизни, тогда как религиозные,—образуя единство, укрепляют и объединяют целостность душевной жизни и тем усиливают волю, тогда как эстетические—расслабляют.

[Выделенные элементы жизни выделяются ради того, чтобы вступить в новую связь. Ткань мирской жизни разрывается ради того, чтобы затем из этих нитей была соткана ткань новой жизни, духовной. Истлевает естественная жизнь, чтобы соткалась сверхъестественная. ]

1914.VII.I. Троицкое

Каждое таинство, извне рассматриваемое, есть некоторое телесное действие, но такое, которое имеет в сознании безусловную ценность и святость. Что такое евхаристия?

— Еда, но такая еда, которая имеет абсолютную значимость, т. е. истинная еда. Евхаристия, по слову молитвы, есть «истинная пища» и «истинное питие» {976}. Значит, и физиология может иметь абсолютную значимость. К этому «богоядению— ????????» примыкает вкушение артоса... [определение его], просфоры [...], благословенного хлеба [...]—вкушение, имеющее священное, хотя и не абсолютное значение, так сказать божественно-ядение, ?????????. Далее идет вкушение пищи в семье, за монастырскою трапезою—вкушение, которое рассматривалось как вид богослужения [ср. у Скабаллановича...]{977}. Далее—еда в обществе, но с молитвою. Далее—безмолитвенное пирование. Еще далее—пожирание буфетного пирожка.

Или, возьмем крещение. Что такое крещение?—Купание, ????????, lavacrum, омовение, но имеющее значение истины,— абсолютное омовение... Елеосвящение—лечение. Миропомазание— украшение [духи?], абсолютное умащение, косметика. Венчание—половое общение и т. д. Каждый ряд жизненных явлений упирается в символически воплощенную идею свою, в абсолютный корень свой, в «??» явления—?? ?????, ?? ????????, ? ????? и т. д.

Табу = корван.

1914.VII.23. Серг<иев> ?ос<ад> ночь

Дедукция идеи таинства.

Принцип изоляции. Этимология слова таинство и историческое разъяснение.

Дедукция (числа) таинств.

Дедукция обряда.

Этимология и историческое разъяснение слова обряд.

Извращения обряда. Типы болезней.

Дедукция основных начал обряда,—дедукция обрядов.

Дедукция быта и этимология.

Болезни быта.

{Без даты}

1)   Таинство и житейское действие.

2)    Обряд и житейское действие.

3)    Таинство и обряд.

4)    Что делается с душою после таинства.

5)    Что делается с телом после таинства.

6)    С душою после обряда.

7)    С телом » »

8)    Особые действия таинств и обрядов. Действие на кликушу. Богоявленская вода etc. Иконы, мощи...

1914. VII.27. Серг<иев> ?ос<ад>

Обряды—об-ряжают, об—т. е. кругом. Что? Таинства. Таинства, центр церковной жизни, об-ряжены, т. е. имеют подготовительные ступени, скорлупы, шелуху... в виде обрядов.

— Меня смущает то обстоятельство), что водоосвящение имеет характер таинства.—Ну да, ведь это и есть часть таинства—крещения.

Об-ряд, т. е. ряд (отдельных моментов), который идет кругом чего-ниб<удь)—таинства. Обряд лошади—упряжка. Обряд таинства—система действий литургических.

Таинства—сердце Церкви. А обряды самостоятельного значения не имеют, и лишь рама таинств.

Таинства—(трансцендентное){978} условие бытия о<бщест)ва и личности.

Число таинств—число «категорий» бытия—корней бытия.

Изучить греч<ескую> и иную терминологию таинств, обрядов etc.

1914. VI 1.29. Серг<иев> ?ос<ад>

—    Задача религиозной помощи—в том, чтобы залечить душевные поранения души, душевные раны.

—    Это ты по Фрейду?{979} (Ведь) психоанализы все время говорят о травмах души.

—    Ничуть. Выражение ?????? ??? ????? я беру из канона [? молитв] ко св. причащению... [Кан<он> ко св<ятому> причащению), 4-я песнь{980}.]

—    Вот как! Значит, психоанализы мало говорят нового?

1914.VII.30. Сергиев Посад

Таинство—соединение горнего и дольнего, земного и небесного, трансцендентного и имманентного. Чтобы быть таковым, оно необходимо имеет в себе земной момент; а т. к. чувственно только он и виден, то чувственно таинство было бы неотличимо от прочих явлений и вещей мира. Частица Св<ятого> Тела, капля Честной Крови, мазок, пятно св<ятого> мира, струя крещальной воды и т. д. и т. д.— все это не имеет внешнего знака на себе и потому, хотя и выделенное метафизически, однако, оставалось бы слитным эмпирически. Но культ есть метафизически-эмпирическое явление, и потому в самом эмпирическом его сложении должно быть нечто, что не только метафизически, но и в восприятии нашем разобщало бы его с миром, делало бы «превыше мирского слития»{981}. Другими словами, таинство должно не только быть трансцендентным, но и казаться, являться таковым. Для социального сознания это казание должно быть непреодолимо (ибо оно-то и составляет трансцендентальное условие социальности).

Для сознания же индивидуального казание такое должно быть лишь возможным,—т. е. таинство должно предрасполагать к (вере) восприятию своей трансцендентности, но не принуждать, ибо тогда не будет свободы веры, и тогда таинство будет для индивида лишь особым видом эмпирического же, от эмпирического вообще по природе не отличимым—и то, и другое равнопринудительные.

Это казание достигается чрез повторительность принципа изоляции, т. е. чрез столькратное внушающее повторение внешних изоляционных переотгородок от мира, что оно оказывается достаточным психологическим (?!) стимулом к дальнейшему продолжению этого процесса изолирования, уже внутреннего. Другими словами, внешне должно быть дано некоторое число членов изоляции а_и а₂> а₃, ... д„, с ? столь великим, чтобы воспринимающий понял принцип образования ряда и понял, как должны были бы быть образованы а_п+ь а_п+2, а_п+₃, ... и что ряд бесконечен, теперь уже актом веры мог бы перейти к пределу.

Пределом ряда отделений от мира служит трансцендентное. И если, гносеологически, трансцендентное определяется сознанию как предел ряда отделений, то психологически оно дается как система ряда изоляций, вообще различного по числу изоляций, смотря по тому, в какое время, кому, и какое именно трансцендентное, и при каких условиях дается. Разумеется, чем превыше от мира сам субъект таинства, тем менее может быть изоляций; чем он крепче врос в мир—тем их необозримо более. В пустыне изоляций требуется менее, чем в селе, а в селе— меньше, чем в городе провинциальном, а в гор<оде> провинциальном меньше, чем в столице. Больному их требуется менее, чем здоровому, умирающему—менее, чем больному. При опасности— менее, чем в благополучии. Отшельнику—менее, чем мирянину и т. д. и т. д., святому менее, чем грешнику. Но принцип остается все тот же: повторность изоляции как трансцендентальная схема трансцендентности.

Таким образом таинство (вообще вся церковная жизнь) получает скорлуповатое сложение, делается подобным пасхальным яйцам, вложенным одно в другое: тогда то последнее, которое находится внутри всех, будучи, положим, 30-м или сороковым, и практически недоступным вне прохождения всего ряда для верующего сознания, оказывается схемою абсолютно недоступного, но воплощенного в доступном. Все дело в том, чтобы вовремя остановиться на надлежащем номере и, ибо если ? слишком велико, то слишком большая трудность достижения а_п создает в душе чувство непреодолимой трудности, и таинство будет казаться не трансцендентно-имманентным, а просто трансцендентным; если ? слишком мало, то не получится впечатления перспективы бесконечности, чувства дали, как обертонов а _п, и тогда таинство будет слишком доступным, фамилиарным, покажется просто имманентным. N должно предполагаться социальным сознанием и потому, так определенное, соответствует нормальной (т<ак> сказ<ать>, не близорукой и не дальнозоркой) психологии. Вот почему и, будучи трансцендентальным условием бытия общественного (общества), защищается обществом, как начало жизни, и покушение на него, на изменение его, в данное время и в данной стране необходимо рассматривается как потрясение основ, глубочайших корней общества...

Поясню конкретно, что я разумею под скорлуповатым сложением церковной жизни, отметив при этом заранее, что т. к. эмпирическое находится во времени и в пространстве и координатами временно-пространственными определяется, то значит и ряд изоляций должен быть двоякий:—из перегородок в пространстве и перегородок во времени.

Государство, обособленное от другого государства своею границей,— вот первая кора изоляции. Затем идет изолированность города, села и т. д. от окружающей «инертной» (безразличной) религиозно среды—леса, поля и т. д. В городе или селе изолируется церковная земля—чрез ограду церкви, ?????????. В ней—храм чрез стены его; в нем—амвон и перегородки, алтарь, иконостас, в алтаре—престол. На престоле—антиминс с илитоном. На антиминсе—чаша и дискос, содержащие Св(ятые) Дары.

То же и во времени. Ряд запретительных мер принят для того, чтобы уединить моменты священнейшие—от священных, а священные—от мирских—мирские же—от греховных. В сущности, вся служба представляет собою систему таких изоляционных перегородок. Задача культа в том, чтобы ни в пространстве, ни во времени участник культа не соприкасался сразу с самим таинством; разница потенциалов тут так велика, требуемый диапазон внутренней жизни так широк тут, что от внезапного перехода внутреннее ухо тут оглохло бы, произошел бы какой-ниб<удь> внутренний вывих, и прежде всего он произошел бы оттого, что таинство не было бы воспринято как таинство («не оттого ли многие из вас и болеют?» Ап. Пав., к Кор.){982}. Но требуется постепенно подымать внутреннюю жизнь от ее обычного напряжения к тому, особому, и это достигается чрез раздробление всего интервала, имеющего быть пройденным как во времени, так и в пространстве, на ряд отдельных интервалов,—чтобы душа не прыгала из пропасти вверх на вершину и сверху в пропасть, а восходила к вершине и нисходила в священном месте и в священные времена (сроки) по лестнице, состоящей из ? ступенек. Эта лестница есть обряд. [Об этимологии слова обряд. Об-ряд—об-ряжение таинства.] Обряд «столь же» необходим, как и таинство.

Задача таинства—потрясти душу, чтобы этим потрясением залечить ???????? ??? ?????. Но это потрясение само могло бы разбить душу вдребезги. Задача же обряда смягчить это! удар, направить его наиболее целесообразно, так, чтобы он не пришелся мимо того места, куда надо ударять, или, напротив, не был слишком силен. Обряд размеряет действие таинства. Посему понятно, что таинство, как источник энергий, непреложно, обряд же, как регулятор ее—в высокой степени пластичен, гибок, приспособляем к условиям места и времени, сохраняя от века к веку (лишь) общие основные линии своего принципа (?), и сокращаем и развиваем в зависимости от данных условий общественной жизни и даже индивидуальной души. <Сбоку карандашом написано}: [Церковь—маяк. Таинство—источник света, обряд—совокупность рефлекторов для направления света, куда нужно.] Отрицание обряда столь же опасно, как ? абсолютизирование его: первое ведет к извращению действия таинств и, следовательно, к прелестному состоянию (протестантство) (фамилиарность с таинством); второе же — к бесконечному удалению таинств, к заслонению их обрядом и потом к одеревенению (как редиска) душевной жизни, к обеднению ее духом (католицизм), к оплотянению (отвлечению от таинств).

1914.VIII.2. Серг<иев> ?ос<ад>. Ночь на 3-е

Система изоляций напоминает систему шлюзов, постепенно повышающих уровень воды и притом без слишком большого усилия. Если же разность уровней окончательная не дробилась рядом шлюзов, а осуществлялась сразу, то никакая перегородка не выдержала бы напора воды. Так и в таинстве. Душа не может вынести слишком большого скачка напряжения среды таинства, если не станет переходить к нему постепенно: этими-то шлюзами служат мистические изоляции...

Далее: О ритмичности изоляций. Дедукция ритмичности из идеи Церкви, как единого источника, определяющего частные проявления священного мира. Церковность—как сплошной ритм.

См. далее на отд. листке.

1914.VII.9. Село Троицкое {983}

Читая правило ко св<ятому> причащению или какие-либо другие каноны, слышишь внутренним ухом топот пляшущих ног.

Ритмически выступают песни канона, ритмически идут ирмосы; ритмическими сокращениями сердца бьются «припевы канона». Самый текст ирмосов глубоко и насквозь ритмичен, заканчиваясь и ударениями одинаковыми. Интересно было бы выяснить ритмическую и метрическую структуру и темпы (ибо темпы явно различны в различных канонах) и размеры ирмосов. Вся служба и в мельчайших своих движениях, и в циклах дня, недели, года и т. д. бьется ритмически. Можно сказать:

Что же такое культ?—Чистый ритм.

1914. VIII.2. Ночь. Серг<иев> ?ос<ад>

Из чего в основе слагается ритм? Из системы изолирующих перегородок; ритм церковной жизни есть иное выражение ее слоистости, ее скорлуповатости, ее концентричности. Они-то, эти скорлупы, и располагаются ритмически, ибо иначе они не давали бы впечатления системы, чего-то целого, организованного, а производили бы впечатление случайных препятствий. Праздники—это те же паузы жизни; но и те, и другие располагаются ритмически, т. е. образуют систему, являясь звеньями единого целого—церковности—а не случайными бессвязными перерывами действительности. Священное узнается по его ритмичности; иначе мы не могли бы узнать, принадлежит ли оно церковной жизни, или нет, и стало быть не могли бы определить (узнать об) его священности. В сущности, дается как священная лишь одна величина—Церковь—и все остальное— в ней и чрез нее.

1914.VIII.1. Сергиев Посад. 1914.??.21

ЕЛЕЙ

1) Просто елей (за христианским обедом возливается в чашу крестообразно; в христианском быту, как средство умащения и т. д.; монастыр<ский> быт— все благословляется порознь). Елей—как дар Божий. Благословляется за обедом и т. д.

2) Елей от лампады у иконы. Им помазывают.

3) Елей, благословенный во время благословения хле< бов, после литии. Елей нарочито благословляется.

4) Елей, освящаемый при крещении и для крещения— «животворящее помазание» (мол<итва> по облачении св<ятого> крещения){984}. Им помазавается вода и крещаемый.

5) Елей, освященный во время таинства елеосвящения, ?? ?????????. Елей с вином, «молитвенный елей»{985}.

ВОДА

1) Просто вода, как средство омовения и т. д. в христианском быту. Вода—как дар Божий («сестрица вода» по Франциску Ассизскому){986}.

2) Вода священных источников, напр<имер> преп. Серафима и др.

3) Вода малого водоосвящения, малая агиасма, то ?????? ???????.

4) Вода великого водоосвящения, великая агиасма, ?? ???? ???????. Богоявленская вода.

5) Вода для крещения в таинстве крещения, «баня пакибытия» {987}—божественные ложесна—????????????.

вино

1) Просто вино, как напиток, в христианском быту. Вино как дар Божий благословляется.

2) «Теплота», «эапивка» после св<ятого> причастия.

3) Благословенное вино, освященное во время благословения хлебов.

4) Вино при бракосочетании—общая чаша.

5) Чаша Преждеосвященной литургии.

6) Святая и Животворящая Кровь Христова.

ХЛЕБ

1) Просто хлеб, как средство питания, в христианском быту. Благословляется упещися.

2) Просфора, как хлеб священный, но еще не освященный, имеющий священное изображение и предназначение.

3) Освященная просфора.

4) Благословенный (после литии) хлеб.

5) Антидор.

6) Артос.

7) Святое и Пречистое Тело Христово.

ПШЕНИЦА

1) Просто пшеница,—как семена для посева, как пищевой продукт и т. д. в христианском быту. Пшеница как дар Божий.

2) Сочиво.

3) Кутья заупокойная.

4) Пшеница, освященная во время благословения хлебов после литии.

5) Пшеница, освященная во время таинства елеосвящения.

СОЛЬ

1)) Молитва над солью.

2)) Четверговая.

БЛАГОУХАНИЯ

1) Просто духи и благоухания, в христианском быту, как средство косметическое, антисептическое, лечебное. Цветы, запах цветов. Благовонные вещества как дар Божий. Молитва на благословение духов.

2) Духи и эфирные масла, подливаемые в елей для помазания после полиелея.

3) Ладан и другие благовонные курения при богослужении (тут опять свои ступени священности и значения).

4) Св<ятое> миро.

ВОСК

1) Воск как средство освещения, в христианском быту.

2) Воск при крещении, для заделки в него волос.

3) Свечи в разных смыслах и в разной степени священности, употребляемые при оогослужении.

4) Четверговая свеча.

5) Свеща богоявленская—«свечи».

6) Воскомастика при освящении престола.

МЕД

1) Мед в христианском быту, как дар Божий.

2) Мед в сочиве, в кутье и т. д.

3) Мед при панихидах, на кануне.

4) Таинственное—некромантическое—значение меда.

1915.??.29. Переяславлъ Залесский

Обряды—пути к таинствам, а таинства—ворота, входы в иной мир, в трансцендентное, в святое.

Обряды—шлюзы, которыми постепенно повышается уровень благодатного восприятия (а не самое еще воспринимаемое).

Обряды—ряд изолированных скамеек, постепенно повышающих потенциал и позволяющих, потому, невредимо подойти к страшному и опаляющему огню Божественной энергии.

Она—единственна—благодать одна; спасение одно—восстановление. Но, преломляясь в человеческом естестве, с его функциями, она дробится по числу этих функций на особые дары. Функции окрашивают дар благодати Божией. И потому таинств столько же, сколько и функций, т. е. 7. Это—7 лучей благодати.

ВЛАСТЬ

1) Пострижение власов на<д>

2) Молитва над сановником (Сим<еон> Сол<унский», читаемая после коронования (Хр. Чт. 1915. Июнь, стр. 744, прим. 18){988}.

3) Освящение путешествий, предприятий, торговых дел, отплытий по морю, наступлений и оборон военных,

гладов, нестроений, незадач всякого рода, трусов, поветрий, эпидемий... гражданственности, школы...

4) Отрицательные освящения: анафематствования.

5) Чинопоследование на связывание преступников.— Издал Дмитриевский{989}.

Освящение времени; остановки времени.

1914.VI1I.10. Серг<иев> ?ос<ад>

Теософическое ПЛАН; у Дж. Пордеджа—ШАР, globus (?); в иных книгах—СФЕРА (см. напр. А. Безапт,— «Древняя мудрость», пер. Е. Писаревой, 2-е изд. <СПб., 1913), стр. 30 и др.); у Лейбница и др. globus (напр., globus intellectualis). Еще—«мир» (у Достоевского), «миры».

1914. VIII.23. Серг<иев> ?ос<ад>

Когда видишь написанное или напечатанное название заразительных болезней, то невольно сторонишься от данной

Продолжение

надписи,—есть явное ощущение его заразительности. Когда читаешь названия ядов,—кажется, что кусочек бумаги отравляет. Когда читаешь о преступлениях—тогда делается страшно оставаться в комнате наедине с бумагой, на которой преступление описывается.— Вот общечеловеческое явление и оно, вероятно, остаток, рудимент от древнего, общечеловеческого мистического ощущения слова — слова как мистической энергии.

1914.??.5. В поезде, за Воронежем, по дороге в Тифлис

Ковер, подстилаемый священнику во время литии, во время чтения св<ятого> Евангелия, на полиелее, во время молебнов и панихид и других богослужебных действий; ковер, постланный пред престолом; епископский орлец—это не знак почета и не условие комфорта, но изолятор, и следовательно, не имеют ничего общего с коврами, подстилаемыми именитым богомольцам или больным прихожанам. Священник, как теург, изымается из сферы всенародной, изолируется. Под ногами ковер изолирует от пола; кругом всего облачение—изолирует от окружающих. В иных случаях к сему присоединяется еще иконостас и завеса. Таким образом, изъятый из мира, священник делается трансцендентным народу, «в мире—и не от мира»{992}. Принимающий таинство, воспринимающий священнодейственную энергию богомолец тоже временно изымается (но не так глубоко, как священник): «подушка» при венчании, вступление на амвон и на ковер при причащении и на ковер—при исповеди и проч.— это средство мистического отъединения богомольца от среды. Вот почему подстилка ковра почетным лицам есть не только неудобное в церкви высказывание предпочтения, не только неравенство и несправедливость (всеобщая беда), но и, более того, извращение смысла христианского обряда. Это, в церкви, такое же «восхищение недарованного»{993}, как если бы священник становился бы на горнем месте или подстилал себе орлец, т. е. усвоил себе высшие степени изоляции и превысил бы тем дарованную ему ступень трансцендентности.

1914.IX.21. Серг<иев> ?ос<ад>{994}

Эти изоляции иерурга — суть восхождения его горе, некие духовные воспарения его. Но каждый возлетает лишь до той сферы, до которой ему свойственно. Попытка же проникнуть за ему определенный круг вводит его в воздух столь разреженный, в среду столь утонченную, что он задыхается там и с опаленными крылами низвергается в удолия земные.

1918. V.1

И, как Икар, опалив крылья, низвергается он в пучину— хаоса и духовного бесформия.

«Хотя, по чиноположению, не указано под ноги обручаемых подстилать чего-либо, но, по допущенному Церковию обычаю, они становятся на шелковую ткань, чем выражаться может то, что они, будучи сами как бы веществом таинства, отделяемы бывают от всего мира для сочетания пред Богом и ставятся особо на земле. При этом обычае розовый цвет, как цвет зари и обновления жизни в природе, избран самим обычаем, повидимому, не случайно».

(Вас. Арсеньеву—О символизме православного богослужения. В таинстве брака. «Душеп<олезное> чтен<ие>», 1891, <часть> III, прим., с<ентябрь>, стр. 67).

1914.IX.16. В поезде. Курск

В последовательности освящений восходит до степени таинств вещество, но не индивидуально-обособленные элементы. Елей, ароматы, вино, хлеб,—это бытие не индивидуализирован ное. Пшеница могла бы быть признанной за индивида—в качестве «зерен», «семян»; но она входит в действие таинств именно как пшеница, как «зерно», как материал для пищи. Итак, освящается вещество. Напротив, субьект таинств—обособлен в высочайшей степени, ибо он—лицо. В некоторых случаях освящаются пчелы, скот и т. д. или, отрицательно, мыши, насекомые и т. п., запрещаемые и удаляемые. Но и тут и те, и другие освящаются как условия жизни человека, как стихии и среда, т. е. не сами о себе.

Спрашивается, что совсем не восходит до степени таинства?—Сыр, масло (молоко), мед, фрукты, мясо, тесто иных видов, нежели хлеб; все это освящается, но не высшими освящениями.

Вовсе отсутствуют: кровь и семя—вещества (?) сами в себе таинственнейшие и всегда бывшие центром естественных, природных мистерий (таинств) и в магических операциях.

449

Песок, камни, дерево и т. д.—все это освящается не само в себе и даже не в отдельности, а лишь как совокупность—в виде здания—опять-таки как условие жизни человека. Иными словами, во всех этих случаях истинно-освящаемы<м> оказывается сам человек—владелец стад, роев, зданий и т. д.

1914.IX. 18. Серг<иев> ?ос<ад>

По Шеллингу, пространство) и время—не разное, а одно, но в разных направлениях {995}. Значит, ритм во времени и система изоляций в пространстве) культа—одно. Вывести из единого начала необходимость ритмического расчленения культа во времени и систематических изоляций—в пространстве. Что это за начало? Трансцендентное... <2 нрзб.>—расчленение. Ритм расшатывает эмпирические связи, завоевывая по частям время и давая ряд ступеней в отрешении от эмпирии. Изоляция знака (2 нрзб.> Прерывность. И ритм и изоляция есть начало прерывности. Трансцендентное как скачок, разбиваемый на ряд скачков во вр<емени> и в пр(остранстве).

1914.??.18. Ночь. Сергиев Посад

Самое понятие о диалектике и диалектическ<ом> методе у Платона не есть ли заимствование из посвятительных церемоний? Ведь во всяком культе, по мере проникновения, символ углубляется, кажутся новые и новые слои и смыслы, как в диалектике. Замечательно, что у Сократа метод не был диалектическим! Платон, введя и идеи, ввел и диалектику. Рассуждая мистериально, диалектика есть тот путь, которым дается возможность созерцать ?????????? ????, т. е. ?????{996}.

1914.??.26. Сергиев Посад

В церкви думалось:

В храме всюду выдержано начало изоляций. Амвон и т. д. и т. д.—все это вносит разделение, обособление, есть шлюз. Престол, на нем два облачения, сверху еще покров, затем илитон, антиминс и т. д. Каждое касание к престолу—опятьтаки обособляется, выделяется, изолируется поклоном, крестным знамением.

Что такое культ, как не род оборонительного жеста (апотропенческого{997} жеста), которым все изолируется глубже и глубже.

Высокий потенциал благодати в церкви чувствуется мало по причине постепенного повышения своего. Но стоит несколько недель не быть в церкви и сразу войти в храм во время богослужения, чтобы духовная атмосфера храма показалась раскаленной.

19I4.XII.22. Ночь{998}

Мое давнишнее наблюдение. Как запоют «Иже херувимы», так подымается таинственный вихрь, дующий снизу вверх, и он уносит из эмпирий меня, служащего. С этого момента я перестаю быть, как все и со всеми, и делаюсь иным, и пребываю в ином месте. Это—полная изоляция. Ощущение такое, что всю службу подымаешься-подымаешься в гору, воздух делается реже, ветер сильнее. А как дойдет до херувимской, так оказываешься на вершине, и тут ветер благодати срывает с вершины и уносит вон, и паришь в ином мире. Но как попадаешь обратно—на землю, мне неясно.

1914.Х.7. Серг<иев> ?ос<ад>

Сколько их, и все не изучены. Это те же <2 нрзб.> духовный; умный; премудрый; словесный; разумный; пренебесный; мысленный; выяснить соответствия этих терминов славянск<их) греческому.

Трансценденция

«устранимся [суетнаго ] мира, ум на небеса преложше» (Акаф<ист> Б<ожией> М<атери>, ик<ос> 8){999}.

1914.Х.9—10

Что такое культ?—

Культ есть система тайнодействий.

Понять известный культ—это значит: понять тайнодействия, его составляющие, и, второе, уразуметь, в чем начало их системы.

Надо дедуцировать из некоего общего начала расчлененность культа в пространстве) и во времени, т. е. понять связь принципа ритма и принципа изоляции.

За чтением книги:

О. Rank и Н. Sachs,—Значение психоанализа в науках о духе{1000}.

Все это, м<ожет> б<ыть>, и так, т. е., другими словами, довольно красиво сказать и так. А если все—так, жить-то без культа и без «мифа» нельзя; а для того, чтобы жить с ними,— нельзя не верить в них так, как, опять-таки, верует Церковь. Иначе говоря, жизнью устанавливается Церковь, а Церковью— известный способ понимания ее. И без этого нельзя жить, по тому же психоанализу, без этого всего получится уже явление невроза. Для здоровья нужно быть в Церкви; а чтобы быть в Церкви—надо веровать по-церковному.

Психоаналисты думают, что они под Церковь подкапываются, а на деле они паки утверждают ее. А если продолжают утверждать свое, то ложно их учение. И, стало быть, психоаналистов послушаем, а думать-то будем по-старому.

1914.XII.21

Психоанализ объясняет происхождение религии чрез задержку и отсюда происходящую сублимацию пола. Но, спрашивается, что же задерживает пол?

Если бы это было само собою, то не надо было бы задержки и не было бы религии-сублимации. Если это не само собою, то должна быть система представлений и правил, производящих задержку пола. Но что такое подобная задержка, как не религиозные заповеди. Итак, для объяснения религии должна быть уже религия, хотя, быть может, и в иной, чем данная, форме. Объясняется одна религия—чрез другую, т. е., другими словами, дедуцируется необходимость известного религиозного процесса, в котором религия меняет свою форму. В конце концов, получается, что пол тоже, наряду с другими факторами, дает свой отблеск на религиозные представления и установления. Но кто же об этом ничтожном выводе спорил?

Положение дел таково:

а) есть пол,

б) есть религия,

в) пол ? религии.

Следовательно, надо, по мнению психоаналистов, вывести религию из пола. Но т. к. она заведомо не есть пол, то, для возможности такого выведения, нечто не половое надо добавить к полу, чтобы вышла из него религия. Это «нечто» — совсем не полового характера. А т. к. именно из него объясняется религия, то, следовательно, это «нечто» должно быть охарактеризовано как некая ПРА-РЕЛИГИЯ. Назвать ли ее «задержкой», как психоаналисты, или «первобытным откровением», как богословы,— это совершенно безразлично, ибо во всяком случае за нею остается не-половая и, следовательно, собственнорелигиозная природа.

Вы говорите все свои теории о религии с высоты 100 верст над землею. Но там ли вы, на самом деле? Если не там, то кто же поставил вас судьями народов? И чем гарантируете вы свою беспристрастность? А если вы мните, что вы там, то объясните, как это можно? Как возможно, чтобы, при половом характере всех теоретических воззрений человечества, именно ваши оказались каким-то исключением? И не проще ли, чем все объяснять полом, взглянуть сначала на себя и подумать об испорченности своего воображения?

1914.???.26. Серг<иев> ?ос<ад>

Видение пр<орока> Иезекииля на реке Ховар{1001} исследователями сближается с ассирийскими керубами и с храмами. Но не есть ли это настоящее видение каких-либо литургических реальностей, рассматриваемых в плане эфирном?! Другими словами, не есть ли вообще видение—видение в эфирном плане того, что каждый может видеть не-эфирно на земле?

1914.XII.29.

1915.IV.7. Серг<иев> ?ос<ад>

«С вечера 24-го марта Бетховен лежал без сознания и тяжело хрипел. Это было потрясающее зрелище для немногих друзей, которые попеременно дежурили у его постели... Два дня длилась страшная борьба; катастрофа как будто отдалялась... Вдруг во время сильного удара грома умирающий внезапно выпрямился, угрожающе сжал руку в кулак и, упав навзничь, испустил дух» (П. Беккер,— Бетховен. Пер. с нем. Г. А. Ангерот под ред. Д. С. Шор. М., 1913. (Вып. 1-й). Стр. 57—58).

Умер в гневе. На кого? На что?

«Он, разрешивший было загадку сфинкса, стал, в конце концов, жертвой рока. Конечно, он сознает, что исполнил свой долг человека и художника. Но им овладевает теперь обессиливающее чувство бесполезности всякого стремления. Он постигает вечную смену явлений. И, умирая, устало шепчет: «Plaudite amici—comoedia finita est»»{1002} (id., стр. 82).

Героический подвиг жизни оказался «comoedia»! Только? Покорность року кончается кулаками; высшее—пустотою!

В предсмертных словах Гёте—«Свету, побольше свету» — обыкновенно видят что-то «просветительное», какой-то символ необходимости «просвещения». Охотно готовы это восклицание связать с:

«Сейте разумное, доброе, вечное...»{1003}

и т. п. пошлостью. Но, увы, это совсем, совсем не то. Неужели в этих словах не слышится вопль, томление, тоска, ужас?.. «Мне свету, ибо... я во тьме». Гёте стал погружаться во тьму—и возопил о свете. Какую? Не «тьму» ли «внешнюю»? И когда она хлынула в душу, затопляя безумием, Гёте запросил свету духовного, которым пренебрегал всю жизнь. Кажется, Гёте всю жизнь был слепым—и умер слепым стариком, вещим, но не зрячим.

1914.XII.29. Сергиев Посад. Переписано в поезде 1915.IL8

Титаническое — это из Земли выросшее. Титаны—чада Земли. Понятно, что выросшее—это эманативное и потому безликое.

Безликое притязает на место Лица, ибо не понимает, что есть лицо и что оно есть.

Безликое все представляет как ????? и как эманацию. Иного оно и помыслить не может,—ибо оно само безлико. В этом-то и состоит его слепота{1004}

Это—совсем не то, что Диавол, который личен ? борется против Лица, как такового. Но сам он не имеет ?????. Но Диавол пользуется чужой усией и служит для нее <> {1005}, возбуждая ее против Творца. Тктаническое право, по-своему, ибо борется против сущностного Лица, считая и себя таким же, не менее. Но Диавол и по-своему неправ, ибо борется с Лицом из зависти, не считая его таким же, как и сам он. На титаническом лежит роковая слепота, допускающая разрушения, у Диавола же злобное упорство, не имеющее выхода. Титаны вопрошают, не всюду ли

«Гeи (ль) творческие тайны?»,
(Вяч. Иванов) {1006}

а Диавол же просто говорит «нет».

1915.??.8

Борьбою с диавольским началом в человеке занята теодицея, борьбою же с титаническим—антроподицея.

1914.???.29. Ночь. Серг<иев> ?ос<ад> Переп<исано> в поезде 1915.II.8]

Начало титаническое, пока оно только хочет что-то сделать—благородно, высоко, прекрасно <в записи 1915.II.8: «величественно»). Но замечательно, что лишь только оно осуществит себя до конца, как оно оказывается мерзким. Оно, как бытие,—от Бога. Почему же плоть <1 нрзб.>? Воля резвится, горячится, злоба, кровь, etc. Не следует ли отсюда, что титанум и должен оставаться потенцией, напряженный—как двигатель чего-то другого, но переход его в иное, в реальность для него противоестественен. Это видно в поле.

1914.XII.30. Сергиев Посад. Переписано в поезде 1915.11.8

Титаническое разрешается или, точнее, умиряется в таинствах. Шире,— оно умиряется в богонисхождении и, еще определеннее,—в боговоплощении. Во Христе (т. е. Христом, чрез Христа, о Христе) титаническое приводится на свое место, вправляется в сочленение свое. Как?—не тем ли, что тут Божество делается страдательным и аффект мощи, Wille zum Macht{1007} пред Богом и над Богом, находит свое удовлетворение. Да, именно аффект, ибо титаническое безумно и безлико, и объяснить ему нет возможности.

Растерзав Христа, человечество сорвало свой гнев на Бога,—и потому во Христе (Христом) примирилось с Богом.

Евхаристия, т. е. возвращающееся периодически богоубиеиие, богозаклаиие и пролитие Божественной Крови, есть условие равновесия титанического начала в человечестве: восстающий гнев удовлетворяется Богом.

1915.??.8

Только евхаристия может приводить в равновесие противоборствующие ипостась и усию в человеке.

1914.XII.30—31. Ночь. При свете лампады.

Переписано 1915.??.8. Поезд. Около Петрограда

«Титаническое начало не грех, но ведет ко греху».

— Всегда ли?

«Нет. Ибо и добро осуществляется на почве стихийной силы—на начале титаническом. Это начало — потенция всякой деятельности».

1915.11.22. Ночь. Ночное дежурство, санитарный поезд

Все таинства суть окружение; условие или следствие,— таинства таинств,— евхаристии, т. е. богозаклания и богоядения. Другими словами, все таинства должно рассматривать как обрамление, как обряд евхаристии, евхаристию же—как сердце всей церковной жизни.

Вот почему, если евхаристия направлена на умягчение именно титанического начала в человеке, то, значит, и вся иерургия имеет не иную цель, хотя бы это непосредственно и не было видно с полной ясностью.

1915.1.5. Серг<иев> ?ос<ад>

Праздники[1008], разрывая монотонный поток времени, дают чувство длительности и позволяют осознать и измерить внутренним чувством время. Для нас время есть потому, что есть праздники,— время конструируется системою праздников, ритмом праздников. И, кстати сказать, современное нивелирование праздничных служб, выравнивание всех их по одному шаблону, ослабление индивидуальности праздников ведет к тому, что и самые праздники теряют остроту перерыва будничного времени, теряют свою соль—делать время и, стираясь, превращаются или, точнее, имеют стремление превратиться в монотонный и бесцветный ряд, не представляющий точек ярких и приметных. Праздник есть пауза будничного потока жизни. Но что есть праздник? Т. е. не должно ли быть праздников меньшего размера, чем обычно полагают, не суточного, а часового и т. д. Конечно. Всякая церковная служба есть праздник. Всякая молитва есть праздник. Обед, напр<имер>, предваряется и оканчивается маленьким праздником. Всякое крестное знамение, всякий вздох к Богу, наконец, есть тоже праздник. Всякое вторжение потустороннего в посюстороннее есть праздник, когда он исходит <от Бога).

Праздник дал ритм жизни, а ритм дал сознание. (Далее говорить о пространстве—со-положения в пространстве; потом о времени—со-последования во времени) бинары двух типов.

1915.II.8. Петроград. Переписано 1915.11.10. Сан<итарный> поезд

Сегодня воскресенье. Не пришлось служить, не был в церкви. На душе пусто и нехорошо. Праздники—эти паузы жизни— вносят в непрерывный, слитно-текущий ток вещей начало расчленения, начало ритма. И этим расчленением жизнь делается узором, мелодией.

Без праздников жизнь аритмична, расчленения случайны, без внутреннего Логоса. Но снять и эти случайные паузы, расчленения—и тогда, жизнь слышится как неартикулированный звук, как сплошной вой.

Речь делается речью именно чрез молчание, привносимое в звук,—гласные,—ибо молчанием, согласными, паузами, перерывами звука производится артикуляция. И мелодия делается мелодией от молчания, присоединенного к вою. И узор делается узором лишь чрез разрывы сплошности света. Всякая артикуляция, всякая расчлененность есть плод некоторого содержания и разрывающего его отрицания этого содержания. Молчание вносит в звук закон, внутренний разум данного содержания, его ?????. Другими словами, отрицание данного содержания есть условие его умности. Так, кружево есть кружево, ибо в нем дыры, т. е. отрицание нитей. Определим кружево. Не нити, а дыры делят кружево.

В отношении к нашей жизни расчлененность ее определяется тем, что не есть наша жизнь. А т. к. наша жизнь есть все, эмпирически взятое, то условием ее умности может быть ничто,—ничто эмпирически. Но т. к. эмпирически эмпирического ничто нет, и все, что есть, есть нечто эмпирическое же, то расчленяющее начало жизни есть начало трансцендентное. Но трансцендентное должно вступать в связь с эмпирическим и быть как-то определимым эмпирически, причем это определение не определяет его как начала трансцендентного. Другими словами, расчленяющее начало жизни может быть лишь символическим образом трансцендентного. Каждый вид эмпирического бытия дает свой символ трансцендентного; следовательно, расчленяющее начало является в стольких видах, сколько есть основных типов бытия эмпирического. Но, далее, бытие эмпирическое, прежде всего характеризуется как бытие временно-пространственное: в этом-то его эмпиричность. Следовательно, трансцендентное в образе времени и трансцендентное в образе пространства—вот основные два расчленяющие начала жизни. Иначе говоря, основными расчленяющими началами служат: трансцендентное время и трансцендентное пространство. Трансцендентное время—это праздник, трансцендентное пространство—это храм. Эти оба начала могут потенцироваться: в празднике м<ожет> б<ыть> праздник и в храме— храм. Но везде сохраняется один и тот же основной характер: символ высший тождествен по образу с символом низшим, но изолирован от него линией раздела, непреступаемой без нарушения самого начала жизни. Преступать линию раздела праздника и храма в какой угодно степени их усиления—это значит лишать жизнь ее структуры, лишать жизнь ее логоса, лишать жизнь ее умности—т. е. отрешаться от разума жизни и тем, от своего разума. Пройди сквозь царские двери, и лишишься разума, убьешь себя. Тогда жизнь, потеряв свои расчленения, делается слитной, скучной, однообразной. А далее, т. к. воспринимается и осознается лишь разнообразие, лишь расчлененность, <то> {1009} такая жизнь уходит из сознания, делается несознательной, неразумной. Без расчленений нет и сознания жизни.

Время и пространство—условия являемости жизни, но между собою нераздельные. Такими же условиями являемости трансцендентного служат праздник и храм, тоже между собою нераздельные. Но как время и пространство суть только условия являемости <жизни) {1010}, но не сама являемость, так же храм и <праздник> {1011}—условия являемости трансцендентного, но сами не явление трансцендентного. Являемость есть сама жизнь, и являемое трансцендентное есть жизнь, сделавшаяся символом. Это—культ.

Основные функции жизни определяют собою и основные направления культа. Корни культа—это таинства. Культ— окружение таинств, рамы, чрез кои или посредством коих таинственность таинств осознается,—это обряды, обряжающие таинства. Обряд—это ряд не трансцендентных действий, имеющий направление такое, что в совокупности он мыслится как тело таинства. В строгом смысле слова таинство f вхаристии есть Самое Пречистое Тело и Самая Пречистая Кровь Госп<ода> И<исуса> Х<риста>. Но для эмпирическ<ого> сознания они являются только как хлеб и вино, и надо довести до сознания, что это не так. Изъявление того, что «это не так», что это не <хлеб>{1012} и вино, но Тело и Кровь, есть обряд. Он обряжает таинство для осознания, ведет к таинству, сам не будучи таковым.

1915.11.21. Санитарный поезд

Для статьи «Не хищением непщева» {1013} обязательно сделать введение на тему последней лекции из курса по «Введ<ению> в ист<орию> антич<ной> ф<илософи>и»,—о вытягивающемся мистицизме.

Сказать о католицизме, по характеристике Н. А. Бердяева (вытягивающееся к небу) {1014}.

Еще: О благородстве. Это вытягивающееся начало Бетховена и титанизм.

Титаническое (? надо ли ?).

Антихрист. [Да.]

1915.III.1. Ночь

Что Бога мы на молитве, т. е. в реальном касании к Нему, сознаем превыше-времени сущим, это явствует из молитвы о прошлом: «Сделай, Господи, чтобы это было так; чтобы это случилось так, а не так...» Хотя это уже как-то или так, или иначе случилось и, по-видимому,—или мы уже удовлетворены, или безнадежны,— и лишь мы еще не знаем, как именно случилось (а иногда даже знаем или, по крайней мере, догадываемся). Приходилось ли тебе молиться о том, чтобы содержание полученного уже и лежащего нераспечатанным в твоем кармане или на письменном столе письма было такое, а не такое?—Конечно да, бывало. В особенности при получении телеграммы. Но вот это содержание (эмпирически говоря) было уже либо такое, либо не такое, так что молитва о том, чтобы оно было тем или другим была бы излишней, если бы Бог и события, поскольку они—в Нем, не были превыше времени?

Это не чудо, но это contradictio—сделать время невременным, прошлое непрошлым: «Дедушку юношей» (Спиноза) {1015}.

1915.II 1.8. Сергиев Посад. Утро на молитве

Смысл имеборчества, смысл всего субъективистического, психологистического истолкования культа может быть выражен очень просто: «захочу—полюблю, захочу—разлюблю»,—ибо при субъективизме бывает уверенность, что не икона нам помогает и нас украшает, не имя Божие, не молитва, не таинства и т. д., а, напротив, мы украшаем икону, прославляем имя, возрощаем смысл таинств и т. д., и этим-то им благодетельствуем.

Ср. стихотворение Гийо {1016}.

Отсюда:

а) лицемерие:

молюсь пред иконою, а в душе, в тайниках сердца думаю: «Доска!»; твержу слова молитвы, а в сокровенной глубине своей оцениваю молитву, как «слова, слова, слова»;

б) гордость:

«я благодетельствую культу, а не культ мне. Благодаря мне, моею верою он оживляется, а без меня он—ничто. Он во мне нуждается, а не я в нем»;

в) раздвоение души:

делаю нечто, а в сокровенности отрицаю свое дело, и потому у меня душа расщепляется, расслояется. Возникает истерия, раздвоение личности и т. д.

1915.111.11. Сергиев Посад

Иногда настаивают на чтении св<ятого> Евангелия «с выражением», «на голоса». Тут разумеется такое чтение, в котором интонации чтеца совпадают с интонациями лиц изображаемых говорящими и вообще соответствуют содержанию св<ятой> Книги, разумея это содержание в смысле событий и слов. Но такое чтение существенно ошибочно. Церковь учит нас не знанию событий, а знанию отношения Её самой к событиям, и, следовательно, не самое содержание, как таковое, составляет предмет церковного научения, а способы восприятия этого содержания духовным разумом.

Но если так, то интонации читающего должны быть отнюдь не в соответствии с содержанием, а иными и, иногда, прямо противоположными. Так, напр<имер>, если Евангелие повествует о ругательствах над Христом, то в истории эти ругательства выкрикивали со злобными и резкими интонациями. Неужели правильно было бы выкрикивать их в церкви, изображая иудеев? Нет. Их надо произносить кротким и печальным голосом, ибо Церковь-то, воспринимая эти ругательства, страждет, а не злобствует. Не надо, повторяю, забывать, что Евангелие есть повествование третьего лица, Церкви, о событиях, а не самые события. И настроения должны быть именно этого третьего лица, Церкви, а не действующих лиц событий. Эти же настроения лучше всего выражаются распевным произношением церковным.

1915.III. 16. Сергиев Посад. Великий понедельник

— Но не есть ли Устав церковный и все требования Церкви—система условностей, принудительною ставшая лишь согласно условию, consensu omnium (или multorum){1017},—как правила и ходы шахматной игры тоже принудительны для играющих, но не сами в себе, а по условию?

А если так, то не делается ли тем церковность чем-то совершенно произвольным?

— В том-то и дело, что нет, ибо, если бы делалась, то давно бы сделалась. Но раз не сделалась веками и даже тысячелетиями, то, значит, «условность» ее не может быть сравниваема с условностию шахматной игры. Можно не играть в шахматы и тем избавиться от условностей игры, но без «условностей» религии жить человечество не может. Законы физиологии «условны», но без них нет и жизни нашей, которая сама есть с абсолютной точки зрения—условность.

— Почему же без условностей религии человечество жить «не может»?

— Потому, что не живет. Шахматная игра не сделалась необходимостью, а религия была, есть и будет необходима.

1915.III.19. Великий четверток, после «двенадцати Евангелий»

Читаешь св<ятое> Евангелие. Оно должно иметь достаточно значительный размер, шрифт достаточно крупный.

1915.III. 19. Великий четверток, после «двенадцати Евангелий»

Читаешь св<ятое> Евангелие. Если книга достаточно велика по размерам, шрифт крупен и чтение идет без напряжения зрения, то на налое открывается окно, а за окном развертываются картины. Книги не видишь, а видишь картины. Да, в словах сама реальность. Пусть она представляется не совсем так, как мы увидали бы ее тогда. Но это значит лишь, что углы зрения,—тогдашний и теперешний,—не вполне тождественны. И тогда было созерцание, преломленное субъективностью; й теперь оно есть именно созерцание объективного, хотя и сквозь субъективность. Но, тем не менее, сквозь бумагу и печать видишь саму реальность.

Эту реальность надо, так сказать, заслужить. Медленность чтения, незатрудненность разбора строк, сосредоточенность на содержании св<ятой> Книги—это благоприятные условия для ощущения реальности. Но сама-то реальность ими не создается, а лишь опознается.

1915.IV.5. Серг<иев> ?ос<ад>

— Не буквы, не слова, даже не предложения и не самая речь священны в Священном Писании. Теория вербального вдохновения ведет к букво-поклонству, к слово-поклонству, к тексго-поклонству, к книго-поклонству. Безусловно же и неотменяемо не это все, по существу своему условное и временное, а...

— А что же?

— „.Смысл. Смысл—вот вечное Священного Писания, вот истинное Слово Божие, пребывающее в потоке истории, вселенское, стоящее над условиями места и времени, быта и исторических оболочек...

— Смысл? Но что называть смыслом?

— Да то, что хочет сказать священный писатель...

— Но разве он говорит не то, что хочет? Разве речь может быть, в этом смысле, противопоставлена своему смыслу?

— Не противопоставлена, но различаема от смысла.

— Конечно, должна быть различаема. Однако мы-то знаем этот смысл?

— А то как же!

— А если знаем, то можем высказать? Или, быть может, под смыслом надо разуметь некоторое неуловимое, несказанное чувство?

— Ну нет, я далее всего от алогизма. Ведь сказать, что смысл дан лишь чувству, это значит вовсе отказаться от церковного понимания Священной Книги и предоставить каждому испытывать около нее... Бог его знает что. Один будет злиться, другой испытывать похоть, третий восторгаться и т. д., и все это будет совсем вне слова и, следовательно, совсем несказанно. Кто поймет, что испытывает его сосед, и, если бы понял, кто посмеет вмешиваться в жизнь другого, несказанную... Нет, во всяком случае не алогизм.

— Итак, значит, смысл этот может быть высказываем?

— Не иначе.

— В словах?

— Конечно, в словах. А то как же?

— Следовательно, опять появляется различаемая от смысла речь?

— Да, но уже...

— Что уже?

— Я хотел сказать, было: «освобожденная от исторической одежды», но потом спохватился.

— Т<о> е<сть>...

— Т<о> е<сть>: и эта речь будет исторична.

— Значит, она будет временна и условна?

— Кажется, выходит так.

— Но, простите, почему условность Феодора Дмитриевича я должен предпочесть «условности» апостола Павла или даже Господа Иисуса Христа? Если уж говорить, что всякая форма условна и всякая форма обусловлена историей и бытом, то надо признать и то, что одни формы имеют за себя авторитет высший, а другие—низший и что, наконец, есть формы, авторитетность которых столь велика, что они абсолютно неприкосновенны.

— Все дело в том, что форма не может быть неприкосновенной: неприкосновенен смысл.

— А я снова спрашиваю, разве речь св<ятого> апостола не адекватна своему смыслу?

— Т<о> е<сть>...

— Т<о> е<сть> разве св<ятой> апостол говорил не то именно, что хотел сказать? Разве он чего недоговаривал или, наоборот, говорил что лишнее?

— Но не все, им сказанное, есть смысл его речи. Надо отделять смысл от не-смысла, т. е. бессмыслицы? Ибо, конечно, бессмысленно было бы говорить то, что совсем не надо говорить.

— Из уважения к священному писателю то, что не есть смысл, я назвал бы уступкою эпохе.

— Но где критерий, согласно которому смысл можно отделить от уступок эпохе?

— Это явно: ведь не можем же мы признать божественным откровением, например, что [подобрать пример противоречия с современной> наукой]...

— А почему же бы и нет?

— Да потому, что это признано современною наукою.

— Следовательно, наука оказывается определительницею и, значит, создательницею смысла Свящ<енного> Писания... Не божественное откровение заверяет нам истинность, т. е. осмысленность, науки, а наука—божественного откровения.

— Не совсем. Наука отсекает в откровении то, что есть не от откровения, а лишь случайный привесок к нему, сама же не посягает на сферу откровения, ибо оно говорит совсем о другом.

— О чем же?

— О духовной жизни.

— Но разве духовная жизнь, будучи вообще неотмирной, не в мире? И, будучи самостоятельной, разве она не проявляет себя в мире?

— Лишь в сфере нравственной.

— Почему «лишь»? Почему Дух Святой не может, не имеет права (или силы?) проявиться в сфере хотя бы нашего миропонимания?

— Потому что тут свои законы...

— Свои!! Т. е. вне-божественные?

— И потому еще, что нравственность есть высшее, что есть у человека.

— Следовательно, нравственность и есть содержание, смысл божественного откровения?

— Да.

— Следовательно, все, что не от нравственности, не откровенно, а исторично?

— Кажется, что так.

— Следовательно, догматы веры имеют смысл лишь нравственный? Чем же это отличается от «религий в пределах одного только разума» Канта? {1018}

— Я не отрицаю догматов, но...

— Но утверждаете, что все, что не поддается мере нравственности (очевидно, определяемой уже автономно, независимо от смысла откровения, коего мы еще не знаем), все это не должно быть принимаемо за вечное и неизменное?

— Да, признаюсь, что моя мысль именно около этого.

— Но, в таком случае, что же определит саму нравственность? «Один только разум»? И на что тогда откровение? К чему это спутанное и нечистое изложение нравственных требований, когда есть уже чистое и беспримесное...

Откровение внутреннее и откровение внешнее. Антиномия их

(Без даты; вероятно, ок. 1915.IV.5)

— Что ж, всякое слово есть Бог?

— Да,—всякое слово, Богом изреченное.

— И это вы утверждаете без всякого стыда? Ну вот хотя бы слова, сказанные на Фаворе. Вы говорите, что всякое слово здесь Бог? Значит, и слово «послушайте» есть Бог? И слово «Того» есть Бог?

— Почему ж бы и не так?

— Вам не очевидна нелепость ваших утверждений? Пойдем далее. Бог обличал иудеев древних, Господь Спаситель обличал иудеев современных, говоря им: «Змия, порождения ехиднова» {1019}. Значит, и змея—Бог и ехидна—Бог?

— Как это относится к нам?

— Что ж, пойду далее. Спаситель сказал: «Отойди от Меня, сатана»{1020}. Значит, и сатана—Бог?

— Неужто вы действительно так не понимаете наших утверждений...

— Нет, вы ответьте, сатана — Бог? Ведь и «сатана» сказано Богом.

— Скажите, по-вашему, всякое разумное слово есть проявление разума? Деятельность разума?

— Ну конечно; но к чему же это?

— Значит, оно разумно?

— Не только разумно, но, если хотите, даже сам разум в его деятельности.

— Ну, а если вы осуждаете наше (имеславское) учение, то это, по-вашему, есть деятельность вашего разума?

— Конечно, разума. Да мало того, что «осуждаю». Я называю его глупостью, вздором и безумием.

— Значит, слова ваши, по-вашему, разумны?

— Не иначе.

— Все слова разумны? Или, может быть, кое-что разумно, а остальное нет?

— Смею надеяться, что все—если только сам не безумен.

— Значит, и «глупость» разумна, «вздор» разумен, «безумие» разумно. Не так ли?

— Да не глупость, а слово «глупость», уместно сказанное. Вот, хотя бы о вашем учении. Разумно сказанное слово «глупость»— разумно, и слово «глупость» в таком употреблении есть сам разум.

— А!.. Так вот теперь вы повторите то же и в отношении просветленного разума. Духовный разум имеет и духовные деятельности. А таковые божественны и, по источнику своего исхождения, могут быть названы Богом.

— Как? Неужели и «сатана» есть Бог?

— Да не сатана, а слово «сатана», тогда, когда его высказывание духовно уместно, т. е. просветленным разумом. Если благодать подвигает нас сказать слово «сатана», то это слово благодати и в этом смысле есть Бог.

См. доклад Св<ятейшему> Синоду арх<иепископа> Антония (Прибавления) к Церк<овным> вед<омостям>, 1913, XXVI г. изд., № 20, стр. 877).

1915.IV.6. Серг<иев> ?ос<ад>

Как, в пространстве, храм представляет ряд ступеней, последовательно подходящих к центру храма—Св<ятому> Телу и Св<ятой> Крови, так и служба в храме последовательными возвышениями, во времени, подводит к приобщению Св<ятого> Тела и Св<ятой> Крови. Благовест, трисвятое, херувимская, «Отче наш»—вот изоляторы, во времени расслаивающие службу церковную на времена все более и более трансцендентные.

Житейские настроения, повседневные, имманентные думы, устремления и чувства при звуке благовеста останавливают свой ток; наши <2 нрзб.>, внутренняя жизнь направляется в иную сторону. Она еще житейская, но направлена уже в сторону ухода из области житейского. С благоговейною мыслью, благоговейным чувством, с устремленной к Богу волею вступаем в храм. И наше благое расположение принять в себя духовное содержание удовлетворяется: мы слышим слова святых о святых словах; мы видим образы и символы, указанные святыми, святых событий. Это—первая полоса.

Трисвятое переводит нас в горнюю область. Ангельское пение, говорящее о Пресвятом,—святые слова уже не земные слова, а небесные. Святость Божия и есть Его трансцендентность миру, неотмирность, вышемирность. Бог—ибо Свят, ибо трансцендентен, ибо не мир и не от мира; этим же Крепкий, этим же Бессмертный. И Бог и Крепкий и Бессмертный, как Святой, как премирный и надмирный. Слова эти поются покойнику—ибо он уже не в мире, ибо он стал в иной области. Но и мы, чтобы слышать святые слова, неотмирные слова, должны умереть для мира. Поется «Святый Боже...»—нам, как умирающим о Христе. И вот, когда умерли, слышим повествования небесные—таинственные слова, которые суть самые события— Апостол и Евангелие. Это уже не человеческое слово, а слово Божие, новое бытие, новая ступень в бытии. Это—сначала святые слова о словах Абсолютных, словах Самого Слова (Апостол), а потом (Евангелие) и самые слова Слова, животворящие и одухотворяющие. Тогда мы восходим на новую ступень трансцендентности миру.

Херувимская ведет нас чрез все горние сферы к престолу Божию, к самим херувимам, этим таинственным жизням, на которых восседает Господь. И мы, невидимым током увлекаемые, током, веянием тонким, хладом тонким, дующим от ног к голове, тончайшим вихрем спирально струящимся снизу вверх, воспаряем и уже на земле не стоим, а реем. Мы—с херувимами и мы тайно, таинственно изображаем,— образ принимая, таких херувимов. Тогда происходят в пренебесном пространстве события Божественной Жизни, и Дух нисходит и формирует наше существо перстом, легким, как сон, и нежнейшим прикосновением—восхищаясь на облацех небесных, встречаем Господа своего и мы лицом к Лицу оказываемся пред Страшным и Животворящим Телом и Кровию Господа. Тогда Пренебесный Владыка—непостижимый, неизреченный, невидимый, недоступный... открывается Отцом нашим.

Отче Наш—последний переход. Слово Слова, которое дерзаем произносить мы своими бренными устами. И тогда, на последней ступени трансцендентности, мы приобщаемся Святейшего Тела и Крови Самого Господа Иисуса Христа Самого Слова, Единого и Единосущного Отцу.

19I5.IV.6. Серг<иев> ?ос<ад>

Всякая философия должна на чем-ниб<удь> «ориентироваться». Моя ориентируется на факте культа, на факте молитвы. Философия должна объяснить, как возможен культ, и из условий его возможности объяснить, далее, всю действительность. В этом смысле правильно сказать, что культ есть центр мироздания. Да и действительно: ведь объяснять все надо из высшего, а не из низшего. Что же м<ожет> б<ыть> выше культа? Философия культуры тем ложна, что она тоже полагает в основу высшее бытие, но на деле берет не самое высшее, а лишь около него—культуру, окружение культа, а не самый культ.

1915.IV.6. Ночь. Серг<иев> ?ос<ад>

— «Не хищение непщева» {1021}.

— Понятие и термины святости в разных религиях.

— «Силою, действием и наитием» (проследить эту формулу по ркп.— Дмитриевский {1022} и др.).

— Возникновение формы акафиста (из языч<еских> форм).

— —»— —»— канона (—»—).

— О формулах пресуществления и значение терминов.

— {1023}

1915.IV.7

Надо «ориентироваться» на высшем: высшее—это богослужение, а в богослужении именно православное богослужение.

Вот почему, нам надо в философии ориентироваться на нашем богослужении, а не на богослужении вообще. Зачем цельное вино разбавлять водой, да еще вопрос, не гнилой ли?

Частное замечание св<ятого> Иринея Лионского о евхаристии имеет, однако, значение общее, для всех вопросов жизнепонимания, для своего философского учения. Это, именно, ориентировка учения на евхаристии. «???? ?? ???????? ? ????? ??| ?????????? ??? ? ?????????? ??????? ??? ??????—наше учение согласно с евхаристией, и евхаристия, в свою очередь, подтверждает (это) учение» (Св. Ириней Лионский,— Против ересей, IV, 18, § 5){1024}.

Воистину, евхаристия как последняя точка земного, как наикрепчайший и наионтологичнейший устой Земли,—и основа и критерий учения.

1915.IV.9. Сергиев Посад

Нельзя противополагать условное—безусловному, вторичное—первичному, конечное—бесконечному. Часто, с другой стороны, слышишь: «Нужна религия, а не философия» (по поводу разговоров о пресуществлении){1025}.

Нет, нельзя делать противоположения философии религии: это-то и есть светская, мирская точка зрения, из которой выкристаллизовывается кантианство разных видов. Для верующего религия есть все, и ничто не может быть сущим вне Церкви. Философия есть момент в бытии Церкви, из нее исходящий и ее обслуживающий. Philosophia est ancilla Ecclesiae{1026}. И, следовательно, выпадение философии из церковной жизни Церковь просто не признает и считает его не за исходный пункт рассуждений и решений, а лишь явлением дисциплинарного характера, дисциплинарным проступком, строить на котором что-либо не должно. Да, «субстанция», «идея», «пространство», «время», «причина», «цель» и т. п.— это все наши, церковные термины, вне Церкви не имеющие смысла, вне Церкви увечные и уродливые, и уступать их «светской» философии вовсе нет надобности. А таково все положительное содержание философии,— все оно церковно. Соглашаться на противо(по)ставление философии религии— это значит признать, что законно владеют имуществом те, которые, выкрав его у Церкви, затем его изгадили и обесценили...

1915.IV.8. Серг<иев> ?ос<ад>

Действ(ующие) лица (дать предварительно характеристики имен, но не все вместе (это скучно), а по мере вступления новых лиц.).

Александр (=Ельчанинов){1027}. Скептик, но эмоциональный. Боится выбора. Ему нужны аргументы прагматические. Эмоцион<альный> хар<актер>.

Борис ( = Добротворцев){1028}. Скептик, для убеждений тщетен, интеллектуальный.

Иван (?) благодатная почва для апологетики <1 нрзб.> и критики. Воспринимает чисто, без лукавства. Вопросы существенные, служащие развитию темы.

1915.IV.8. Сергиев Посад

Иногда обряд таинства не получает завершающей точки, оставаясь в состоянии потенциального таинства и пышно разрастаясь во что-то, что явно превышает просто обряд и столь же явно не дорастает до таинства. Таковы, например, освящение храма, великое водоосвящение, монашество и др. Освящение храма—это предварение литургии, само в себе могущее и не быть завершенным литургией, но вне литургии не достигающее цели. Великое водосвятие—это предварение крещения, которое именно в сей день и совершалось, но опять-таки не достигающее полноты возможности своей вне и помимо крещения. Монашество есть предварение таинства покаяния, без этого завершающего его звена не достигающее полноты скрывающихся в нем возможностей. Оно напоминает обручение без венчания... Обряды такого рода можно было бы назвать ????????.

Монашество считается длительным таинством покаяния. Но м<ожет> б<ыть>, оно, монашество, кроме того, есть один из видов покаяния, подобный ????????????? и т. д. Монахи— особый разряд кающихся, по доброй воле, а не по дисциплинарному взысканию, не по вынуждению. Они вступают в ряды кающихся по субъективному обострению покаяния во всей жизни, а не по объективно(-юридическому) критерию канонов.

1915.IV.10

Основные моменты ЖИЗНИ запечатлеваются в своей истине ТАИНСТВАМИ {1029}. Следовательно, и извращений жизни может быть столько же, сколько таинств? Не должно ли каждое таинство лечить и соответственный порок жизни?

Направление воли на почве данного {1030} момента жизни дает ли страсть? Если да, то число страстей равно тогда числу таинств.

Если же страсти развиваются не на почве сущности (титанически), а на почве ипостасной (личности), то тогда число страстей м<ожет> б<ыть> особым. Вот, значит, две возможности {1031}:

Каково же соотношение таинств и добродетелей? Впрочем, это лишь новая постановка давней антиномии: благодать и свобода.

Таинства не должно ли рассматривать как добродетели существа, а не ипостаси?

Общее место—Loci communes.

1915.IV.10

Св<ятое> Евангелие и св<ятой> Апостол не «книги», а моменты литургического детства, моменты богослужения. Собственно и читать Апостольские Послания и св<ятое> Евангелие

нельзя не богослужебно, не молитвенно, отвлеченно от богослужения. В этом, если угодно, то зерно правды, которое содержится в католическом запрете читать Библию мирянам.

Читать Евангелие «в кабинете», вне молитвы, это не только грешно, но и нелепо, ибо это значило бы изучать живое, предварительно умертвив его. Священное Писание в наших диссертациях—это «фиалки в тигле»{1032}.

По протестантскому пониманию, таинство есть verbum visible {1033}. Увы, этим они хотят не слово онтологичным постигнуть, а, напротив, делают призрачным самое таинство. Да, оно, по их мнению, есть только «видимое слово». Но т. к. реальность слова лишь субъективная,— в научении, в психическом воздействии, то и таинство есть не более того—лишь призрак, имеющий напомнить какую-нибудь сентенцию.

1915.V.6. Ночь. Перед приготовлением к службе. Сергиев Посад

Священство и монашество +

С. М. Соловьев{1034} как-то, рассуждая о службе церковной, говорил мне, что всенощную он предпочитал бы слушать в монастыре, а обедню—в приходском храме. Замечание верное. Таинства имеют особый смысл в миру и для мира, ибо это освящения именно человеческой жизни. Монастырь же, как место жития ангельского, если брать его в пределе, «не нуждается» в таинствах. Я хочу сказать этим, что монахи нуждаются в таинствах, поскольку они еще не монахи; но если бы монашеский идеал довести до конца, то не к чему и не для чего было бы применять таинства. Не без причины же св<ятые> отшельники жили как-то, сравнительно, вдали от тайнодействий церковных, получая духовные силы путями иными, ангельскими—созерцая светы, передаваемые ангельскими иерархиями друг другу. Этому-то умному житию и соответствует светоносная всенощная, этот духовный полиелей.

В связи с этими мыслями у меня мелькает мысль о различии путей священнического и монашеского. Священство—это и есть путь тайнодействий. «Ничего моего, но все от благодати»{1035}. Это путь человеческой пассивности, женственной восприимчивости, уневещения Богу. Монашество же есть путь подвига. Это путь человеческой активности, мужественного очищения себя, жениховство твари. У священника поэтому умирание и воскресение, а у монаха—загробное пребывание. У священника Голгофа и Кувуклия, а у монаха Кармил. И в связи с этим священство настаивает на догмате воскресения тел, а монашество на догмате бессмертия души.

1915.V.23

Гегелевское небытие {1036} и проч<ее> происходит от вне-бытия церковного. Истинное (предельное) небытие—это полнейшее бытие вне Бога, оно же небытие, во тьме внешней. Относительное же небытие на земле—есть извержение из церковной жизни, внецерковное бытие. Анафема.

Не бытие=отлучение бытия=интеллигентское бытие, потому что тьма внешняя = небытие. Внешнее = вне Бога. А{1037} последнее, (если) рассматривая себя как быт<ие>, неминуемо должно трактовать духовную жизнь как «интимно личную» (Тареев){1038}, или как «мэоны» (Минский){1039}, или как privat sache (социал-демократы). Они утверждают себя, отрицая свое отрицание.

1915. V.23

+

Пение церковное есть высшая музыка, если даже рассматривать его в порядке музыкальном, не религиозном. Это глубокая и благородная музыка—лишь бы не исполняли «партесных» вещей. Слушал сегодня отвратительное пение «Честнейшей» нашими 3-мя ¹/₂ монахами и удивлялся красоте церк<овной> музыки.

1915.VI.23—24. Ночь. Сергиев Посад. Перед подготовкой к литургии в день Рождества чест<ного> пророка Иоанна Предтечи

Церковь. Наша служба

В нашей, православной, службе...

{См. с. 131—132 наст. изд. до «...стал на земле—Небом».) {1040}

1915. VII.16. Село Троицкое Рязанской губернии

+

Обычное деление богослужения на частное и общественное существенно нелепо.

Разве в Церкви может быть что-нибудь, что касается только меня, нуждающегося в данном «частном» богослужении, и не касается всех прочих членов Церкви? Разве может быть чтонибудь в Церкви, что не есть дело всей Церкви? Отсутствие же («по нужде») того или другого члена Церкви при данном богослужении «частном» столь, же мало свидетельствует о частности этого богослужения, как и отсутствие (опять-таки «по нужде») одного из членов Церкви за литургией или всенощной.

Возьмем, например, крещение. Неужели вхождение в Церковь нового члена ее, новое рождение чада церковного безразлично для членов Церкви и не есть дело общественное? Неужели крещение младенца есть богослужение частное? Тоже—о всяком частном богослужении. Брак, как союз двух членов Церкви; погребение, как уход с земли и проводы одного из членов Церкви; панихида, как поминовение члена Церкви,—именно Церкви, а не просто семьи, ибо для поминовения члена семьи, как такового, вовсе нет нужды в священнике и всей церковной обстановке... Неужели все это не есть дело общественное, дело общее?

Все в Церкви касается всех, и всякое богослужение есть богослужение общественное. Погребение, брак, крещение, поминовение и т. д. касается всех. И если понятие отсутствия «по нужде» беспредельно расширено, если теперь отсутствуют при крещении и т. д. чуть не все члены Церкви, то это свидетельствует не о частности данных богослужений, а лишь о неимоверном разложении церковной жизни и о страшном отъединении души от Церкви. Всякому известно, что первоначально не было так. А в результате этого ухождения всех от богослужения «частного», самые чинопоследования стали сокращаться, сокращаться, разлагаться и ослабляться в своей силе. Крещение, которое требует месячного{1041} срока для своего совершения, стало совершаться в 15 минут{1042}. Небрежность исполнения церковных треб неизбежно связана с умыванием{1043}рук церковного общества в отношении к участию в этих «требах».

1915.VII.21

«Тело Твое истинное есть брашно и Кровь Твоя истинное питие»{1044}.

— Истинное брашно, т. е. брашно истины? Истинное питие, т. е. питие истины?

— А что такое «брашно истины» или «питие истины»?

— Истина.

— Но при чем же тогда «брашно» и «питие»?

— Это только метафора.

— В чем же точка сближения, что есть ?? ??????????????, если «брашно истины» есть просто «истина» и «питие истины» просто «истина»? Выходит, что эти речения—не метафора даже, а лишь не имеющая за собою оснований и не имеющая смысла амплификация,—просто многословие?

— Нет, основание есть: истина здесь рассматривается не сама о себе, а как предмет усвоения ее человеком. В этом-то моменте усвоения, ассимиляции истины и содержится и смысл тех речений: «истинное брашно» и «истинное питие».

— А чем и как усвояется Истина?

— Вообще?—Умом.

— Нет, не вообще, а в данном случае, при святом причащении?

— Приходится сказать странно для слуха: ртом, гортанью, желудком, кишками, всем организмом.

— Несомненно. Но тогда «истинное брашно» не есть уже просто «Истина» и не есть «Истина усвояемая», а нечто гораздо более конкретное: нечто, усвояемое чрез еду; т. е. оно есть прежде всего брашно. А «истинное питие» не есть просто «Истина» и не есть «Истина усвояемая», а нечто, усвояемое чрез питие; т. е. оно есть прежде всего питие.

— Но «брашно Истины», все же, и «питие Истины»?

— Опять спрашиваю, что есть брашно Истины? Ведь ты наверно понимаешь «Истину» отвлеченно,—как отвлеченность...

— А как же иначе?

— Но тогда, что значит «брашно отвлеченного понятия» и «питие отвлеченного понятия»?

— Усвоение его...

— Однако, нами уже выяснено, что не вообще усвоение, а усвоение прежде всего ртом. И следовательно, спрашивается, как можно усвоять ртом отвлеченность?

— Никак нельзя.

— Следовательно, или истину надо тебе понимать конкретно, или...

— Или не подменять речений «истинное брашно» и «истинное питие» речениями «брашно истины» и «питие истины»?

— Но «брашно истины», если разуметь истину конкретно, есть это, конкретно стоящее предо мною брашно. Истина и брашно, данное брашно, тождественны. Как это может быть?

— Это может быть, если «брашно» есть не какое-либо из брашен, а истинное брашно; если это брашно есть брашно исключительное, брашно ???" ??????, брашно в высочайшей степени. Да, это не только брашно, но и Брашно, и от него, чрез него, им все прочие брашна делаются брашнами. Оно—живая, конкретная идея брашна. И тогда, действительно, «истинное брашно», или «Брашно», есть, вместе с тем, брашно Истины, ибо Истина осуществлена тут конкретно. И «истинное питие» есть опять-таки Питие по преимуществу, питие, от которого все пития получают свою природу питий, Питие. Ряд брашен возглавляется трансцендентным для этого ряда Брашном, и ряд питий—трансцендентным для этого ряда Питием. Возглавляя эти ряды, Брашно и Питие, однако, не стоят в этих рядах, не суть члены рядов: они предельны для рядов.

— Но что же значит тогда для Брашна и для Пития стоять в ряду брашен и питий? Что значит быть «истинным брашном» и «истинным питием»?

— Это значит, что они имеют свойства брашен и питий, но в совершенной степени...

— Следовательно, они лишь по превосходству отличаются от брашен и питий?

— Нет. Ибо свойства трансцендентных Брашна и Пития сами трансцендентны для обычного восприятия. Обычное восприятие не захватывает в поле своей апперцепции тех свойств. Но когда восприятие иное их захватит, то тогда усматривается, что воспринятое есть именно сущность того, что воспринимается обычным способом в обычных брашнах и питиях.

— Нельзя ли пояснить еще: очевидно, соотношение между высшими и низшими свойствами несимметрично и необратимо.

— Да: сверху видно и верхнее и низшее; а снизу видно только лишь нижнее.

— Но, в таком случае, какие же свойства обыкновенных брашен и питий <обрыв текста).

1915. VIII.23

— О каждении. Что именно перемежается каждением. Какой слой службы отделяется от какого (см. Типикон).

— Наша риза с красными крестами белая, употребляемая на Пасху (и на Преображение) есть весьма удачная символика для Преображения. Ибо там, в лучезарном облаке, окружавшем Христа, уже виделись кресты—страдания и смерть... Вероятно, «аура» была именно такова—так ее созерцали.

1915.IХ.11

Антроподицея +

Желая сделать культуру имманентной и только имманентной себе, зап<адный> мир, не замечая того, сам стал имманентен культуре; растворился в ней, стал в <1 нрзб.> стихий. Деятель растворился в деятельностях, <1 нрзб.> состояния. Власть, автономия, сделанная богом, подчинила себе людей, и культура стала самозаконною и в отношении ч<елове)ка. Культура ринулась по своим законам, попирая самого ч<елове)ка.

Это сказка о мальчике колдуна, вызвавшем стих<ийных> духов и не сумевшем с ними совладать.

Переписано 1915.IX.11 Серг<иев> ?ос<ад>

Евангелие и чинопоследования. Конкретность христианства

Евангельские речения и образы в благодатном уме подвижника, не стесняемые суетою и толчеею пошлых и скучных образов и речений мира, распускаются, как чудные цветы.

И тогда возникают благоуханные песнопения, последования, молитвы и т. д.

Каждое евангельское слово есть слово живое и начаток жизни, и оно в чистой душе, в душе способной к жизни, порождает жизнь, движение и творчество.

Переписано 1915.IX.11. Серг<иев> ?ос<ад>

Миропомазание

Нет ничего прекраснее тела.

Запах—утонченная одежда, не скрывающая красоты тела.

Запах—одежда—покров.

Благодать—покров — одежда.

Первичная форма таинства миропомазания, сохранившаяся у католиков,—возложение рук, т. е. защита (того, на кого руки возлагаются), покров над ним, согревание его. Как птица закрывает птенцов («якоже кокош...»), Св<ятой> Дух ношашеся...{1045}(как птица высиживает).

Мистическая одежда—одеяние духовного брака из чистейшего благоухания. Благоухание как духовная интуиция. Запах святых и запах грешников.

Жена обволакивает: ср. слава мужа{1046}, тело мужа, имя мужа.

1915.??.20. Подумалось во время литургии

Плоть, дух, тело, душа

«Тебе молимся, Благий и Человеколюбче, яко да призрев на моление наше, очистиши наша душы и телеса от всякия скверны плоти и духа...»

(Лит<ургия> св<ятого> Иоанна Злат<оустого>, молитва верных вторая){1047} «????????? ???? ??? ????? ??? ?? ?????? ??? ?????? ???????? ?????? ??? ?????????» (??????????, ?? ????, ?. 44).

Итак, с одной стороны, «души и телеса», а с другой— «плоть и дух». «Плоть—состояние», «дух—состояние», и скверна этого состояния может быть и на теле и на душе. Итак, душе противоположна не плоть, а тело.

	ПЛОТЬ	ДУХ
ТЕЛО	Плотское тело	Духовное, одухотворенное тело
ДУША	Плотская душа	Духовная душа

<С данной заметкой Флоренский соединил скрепкой следующие материалы, судя по почерку, написанные примерно в то же время :>

«И очисти ны от всякия скверны плоти и духа» (мол<итва> утрен<няя> 5-я св<ятого> Вас<илия) Великого) {1048}). Ср. с 1-й мол<итвой> вечерн<ей) св<ятого) Макария Вел<икого> {1049}.

и тогда душу мою = ны

я = душа

вот объект спасения.

Язвы. Тело

«Иисусе, исцели мое тело, острупленное грехми» (ак<афист> Иис<усу) Слад<чайшему). Икос 11{1050}).

Душа, плоть, дух

«И очисти, Господи, смиренную мою душу от всякия скверны плоти и духа». (Молитвы на сон грядущим, мол(итва) 1-я св<ятого) Макария Велик<ого), к Богу Отцу{1051}).

Итак, есть душа, и она сквернится, во-первых, скверною плоти и, во-вторых, скверною духа. И плоть и дух могут губить ее. Забота же о душе, ее очищении.

Сердце

«Святый Лествичник воззвах, рече: Поя всем сердцем моим, сиречь, телом и духом».

Все сердце = тело и дух (О поклонах.— Устав, л<ист> 429){1052}.

Тело. 9-я светильничная молитва

«Возсияй в сердцах наших... нетленный свет... Ты бо еси освящение и просвещение душ и телес наших, Христе Боже...»{1053}

Христос освящение и просвещение душ.

<Христос освящение и просвещение) телес.

Освящение и просвещение тела.

Следовательно), и воссияние в сердце надо разуметь не душевно только, но и телесно — в сердце—средоточии всего организма.

Ср<авни:> «Душею и телом да освящуся... да просвещуся, да спасуся...» (кан<он> ко св(ятому) причащению, п<еснь) 9, тр<опарь> 2){1054} и многое другое в каноне этом и молитвах ко св<ятому> причащению.

1915.Х.1. Серг<иев> ?ос<ад>

+

Тщеславие есть страсть внешности—украшение одежды в разг<оворном> смысле. Очевидно, она противополагается чистоте в эт<ом> отнош<ении>, т. е. тому, что дает миропомазание— благодати Духа Св<ятого>.

Тщеславие одежды противополагается красоте (=утешение <?> ??????? внутреннего) ч<елове)ка, «не внеш<нее> плетение волос»{1055}).

1915.X.2

Когда освящаются не самые функции жизни, т. е. не сам человек, а лишь условия его жизни, то мы имеем дело не с таинствами: напр<имер>, храм... Все это подготовляет предстоящее таинство, но само не есть таинство.

Каковы категории общественной) жизни?

1) Власть.

2) Пища и питие (питание).

3) Жилище—освящением храма началось освящ(ение) жилища вообще.

4) Одежда—освящен<ием> риз начал<ось> освящ<ение> миропомазания.

5) Врачевание—елеосвящение.

6) Искусство.

7) Наука.

8) Семья-----------------------

                                          Различаются.

9) Деторождение---------------

10) Воспитание.

Освящение воды для крещения не таинство.

У С. Н. Булгакова разузнать, каковы категории человеческого бытия. [(NB) Об этом справиться у идеалистов XVIII — XIX вв. Напр<имер>, у Фурье, Сен-Симона и др., у Конта. ]

1915.Х.2. Серг<иев> ?ос<ад>. Ночь

Священство

Сегодня И. В. Попов{1056} говорил мне о своих родственниках-священниках и сказал: «Служить для них—нож вострый. Когда кто умирал и приходилось служить сорокоуст, то они ставили на вид всем, словно делали величайшее одолжение. Я стал теперь служить в других местах». Да, служить—нож вострый. Я сперва сказ<ал> И. В. Попову, что это от неверия. Но так ли это? Когда служишь, то нет ничего лучше. И не хочется, чтобы кончалась служба. Но, пока не служишь, за неск<олько> дней до службы, и хочется ее, и боишься, не хочется. Служба требует слишк<ом> много сил, слишком большого внутреннего усилия. И начать делать это усилие не хочется, надо принуждать себя. Это что-то вроде того, как было с Пифией, которую тащили к треножнику силой.

1915.Х. 19. Серг<иев> ?ос<ад>

Таинства +

Из размышлений над Святыми Дарами. Вот конец земной оси, северный полюс Земли. Она—как и все точки земной поверхности. Но около нее вращаются все, а сама она неподвижна. Так и Св<ятые> Дары. Как будто ничего особенного. Но около этой частицы совершает свое течение весь круг Бытия. А сама она недвижна.

1915.Х.21. Серг<иев> ?ос<ад>

+

Антифонное пение—на два клироса—как-то развертывает церковную службу, словно лепестки бутона. Песнопение упруго передается от клироса к клиросу, словно волан ракетками [1057].

И от этого служба сама делается упругой и сильной. Сразу из механического повторения делается творческим воспроизведением, живым телом. Антифонное пе<ние> с церковною службою связано существенно. Это не возможная при-бавка, украшение, а конституитивный момент самой службы, признак характерный, православному служению присущий.

1915.??.3. Ночь

<13 нрзб.>—трансцендентная преграда между двумя мирами.

1915.XI.7—8. Ночь. Серг<иев> ?ос<ад> При лампаде и свечках

+

Наша полемика с латинством напоминает нередко японскую месть «харакири». Там, чтобы отомстить врагу, распарывают себе, у порога его, живот. Тут, чтобы досадить еретикам— отвергают то, что составляет начало жизни православия— напр<имер>, таинства, почитание Богоматери, единство Церкви, и т. д. Так именно поступает о. Иларион{1058}.

1915.XI.9. Серг<иев> ?ос<ад>

+

Младенец во чреве—как в гробе, в мире ином, трансцендентном. Тонкая стенка живота матери метафизически—бесконечно толста, ибо за нею существование совсем иного типа, чем по сю сторону чрева. Рождаясь, т. е. преходя по сю сторону этой границы, разделяющей два мира, младенец вступает из мира трансцендентного в мир имманентный, в новый мир, в мир иных законов, иных форм восприятия, иной...

Границей, разделяющей рождение со смертью утробно<го> существования, бывает крик, пер<вый) крик, до которого, казалось, совершенно невозможно жить без дыхания матери. Реб<енок) начинает задыхаться, умирать, падая в бессознательное) сост<ояние), и вдруг вырывается крик, это он родился <6 нрзб.>. Тут-то и формируется, вынашивается новая его организация, бесконечно пластичная еще, нетронутая. На этом чистом воске отпечатлевается все, что только коснется его,—имя, звезды, власть, злой или добрый взгляд, молитва или проклятие, первый подарок. Все определяет всю его будущую участь. Вот <2 нрзб.> первому <2 нрзб.> ???????—младенцев.

1915.XI.13. Серг<иев> ?ос<ад>

Для Антроподицеи непременно добыть Скрижаль{1059}, где удивительные) вещи для литургики (напр(имер), наименования отдельных частей в кадиле).

1915.XI.18. Серг<иев> ?ос<ад>. Совет{1060}

+

Вот примеры нотарикона{1061} в нашей церковной мысли. Плохо ли это? Неверно ли? Конечно нет. Хорошо и правильно.

1915.??.25

Темы для зачета +

1) В чем—связь между учением об идеях и учением о бессмертии души в диалоге «Фэдон»?

2) Какая связь между категориями и ориентированием в мышлении?

3) Каковы судьбы Декартова учения о конечных субстанциях у последующих философов?

4) «Иисус Христос... Имя-то Его было Иисус, звали Его так, а Христос после прибавлено, в воспоминание, на чем Его распяли. Крест—Христос... Он был Ангел, которому Бог велел в плоть войти...

Евангелие-то—это пустяки, а вот в «Потерянном и возвращенном рае» сказано...»

— Николаевский солдат (из Харьковской губернии), служивший 20 лет на воен<ной> службе{1062}.

1915.???.24—25. Ночь. Серг<иев> ?ос<ад>

На 8-й день отваливается у ребенка пупок—совершенно так же, как отпадает у созревшего плода стебелек. Сначала составляет одно с ребенком, а потом увядает и отпадает. У сливы, у вишни и т. д. место прикрепления стебля и есть пупок. Следовательно), на 8-й день организм впервые дозревает до самостоятельной) жизни. Вот почему и имя дается тогда же. Интересно, у девочек не происходит ли это позже, на 10-й день; ведь имя дается девочке в древности не на 8-й, а на 10-й день.

Как заглавие «Можно ли в возгласах панихиды заменить слово живот словом жизнь.

Начало статьи

«С каких пор получает распространение самочинный обычай некот<орых> духов<ников> заменять на панихидах слово живот словом жизнь. Не вижу мотива иного,—кроме угождения барышням.

SIN

1) «Как на ладони читаю» (хиромантическое выражение, вошедшее в обиход).

«Прочел как на ладони».

SIN

Богословие Метафизика Научн<ые> законы

---------------------------------------------------------------------------------------------------

Мистика Оккультич<еский> опыт Научн<ый> опыт

SIN

Oppositio—оппозиция, термин астрологический.

1916

1916.I.2. Серг<иев> ?ос<ад>

О рассеянии Святых Даров

<См. с. 310—311 наст. изд. >

1916.I.2. Серг<иев> ?ос<ад>

Антроподицея

Какая разница между славянскими словами живот и жизнь? Одного ли корня они? Не означает ли живот—высшего полюса, а жизнь—низшего? Какая безвкусица заменять одно другим и, в случае правильности соображений этих, какая ошибка. Нельзя ли установить соответствия

живот—??? жизнь—?????

Проследить по переводам. Это будет экскурсом. Напеч<атать> отд<ельной> статьей.

1916.I.5. Серг<иев> ?ос<ад> После всенощной

Богоявленская вода 1

Какой смысл имеют два водосвятия богоявленских,—в навечерие и в самый день Богоявления? И почему вода первого освящения, в навечерие, особенно почитается и считается особенно важным <первое освящение){1063}. Естественно было бы думать как раз наоборот—а именно, что вода, освященная в самый праздник, преимуществует пред водою, освященной в день, предваряющий праздник. Но на самом деле как раз наоборот.

Ответ на эти вопросы очень прост, если принять во внимание точное указание устава. Вода освящается в навечерие в храме для освящения храма же, домов и т. д. В праздник же освящается вода в естественных водоемах. Это значит, что первое водосвятие в Церкви обращено ad intra, предназначается для внутреннего употребления в Церкви, для самоочищения и самоосвящения Церкви же, а второе водосвятие обращено в Церкви ad extra, для внешнего употребления, для очищения и освящения природы, мира. Первая вода—для христиан, как равных; вторая вода—для всей твари и, значит, для людей, как членов мира. Отсюда понятно, что первая вода представляет высшую ступень облагодатствования, чем вторая, и, главное, по назначению своему она и должна быть употребляема в домах.

1916.1.5. Серг<иев> ?ос<ад> После всенощной

Празднества стихий

Если Церковь освящает мир весь и, кроме того, признает учение о стихиях четырех (напр<имер>, см. в богоявленских молитвах на молебне), то естественно думать, что каждая стихия получает особливое освящение в особливый же день и в связи с особливым событием жизни Господа... Слушая паремии вечерни Богоявления (в навечерие), нетрудно понять, что все они—о воде и что Богоявление (—праздник «Водолея»—?) в своем освящающем значении есть именно освящение водной стихии.—

Нетрудно понять и то, что Пасха есть освящение земной стихии, земли. Как в Крещении Господь, сходя в воды, освятил их струи (см. службу), так и в Вел<икую> субботу, сходя в землю, в недра земные, Он освятил их.—

Пятидесятница—освящение воздуха, стихии воздушной, Духом Святым, опять-таки нисшедшим в воздух и облагодатствовавшим его струи—ветер сильный, шум, звук богодухновенных речей апостольских...

Преображение—освящение огня, стихии огненной, окружившей Господа и освятившейся...

Замечательно, что празднества этих солнечных освящений приурочены именно к тем временам года, которым соответствуют и соответственные стихии:

Концу осени, зиме—вода—Богоявление (оно же и Крещение, и Рождество в древности).

Весне, концу зимы — земля—Пасха.

Лету, концу весны—воздух—Пятидесятница.

Концу лета, осени — огонь — Преображение.

Другие двунадесятые праздники имеют, как более специальные, освящающие значения более особливые:

Благовещение—человеческого естества.

Успение—растительного мира.

1916.I.12. На панихиде по А. П. Шостьину{1064}

+

Надгробное рыдание творяще песнь «аллилуйа...»{1065}, т. е. превращающе, претворяюще, преобразующее надгробное рыдание в песнь «аллилуйа», или еще, тоже: делая песнь «аллилуйа» надгробным рыданием, заместо надгробного рыдания...

Смысл культа именно в претворении естественного рыдания, естественного крика радости, естественного ликования, естественного плача и сожаления—в священную песнь, в священное слово, в священный жест. Претворяя, выявляет и выявляет даже сильнее и мощнее, чем естественно. Сверхъестественно, более чем естественно. «Мало плакать, надо стройно, гармонически рыдать»{1066}. Но как рыдать стройно, когда не умеешь, когда нет сил, внимания... Тут-то и выступает церковная служба, подсказывающая рыдания, слова... (ср. письмо к Розанову){1067}, находящая за нас именно то, что мы хотим, но не обретаем и потому мучимся неразрешенным аффектом. Под заглавием «Надгробное рыдание...» написать главу в «Загадках», которая началась бы с описания погребения в Толпыгине—девицы...; вспомнить, как это было. Затем — стихотворение) мое—«In расе»{1068}. «Но этого недостаточно». В ответ— служба. Рассуждения о погребении и отсюда вообще о службе, как разрядительнице аффектов.

1916.IV.9. Свет<лое> Воскр<есение>. Серг<иев> ?ос<ад>

+

Сегодня за утреней понедельника певчие вздумали петь ирмосы пасхальные Веделя {1069}. Какая это риторическая, холодная и надуманная вещь,—как и вся музыка Веделя! Совершенная хрия, и не из искусных! И какой безжизненной она смотрится рядом с обычными (Феофановскими?){1070} ирмосами, полными радости и ликования.

<См. также запись 1916.IV.18 на с. 327 наст. изд.}

1916.IV.19

«Слова любви, не сказанные мною, в моей душе горят и жгут меня»{1071}—пример задержанного аффекта: поперхнулся словом—и душа болит. Слово вверчивается в душу, жжет ее, разрывает, ранит. Оккультное учение о словах ненависти и о неудавшемся околдовании (инвольтовании), падающее на голову колдующего,—учение Церкви о том, что анафема падает на несправедливо ее произносящего,—не сюда ли? Тут тоже слово, не могущее ввергнуться в чужую душу, не имеющее простора высказаться до конца, врезывается в душу говорящего и ее ранит.

1916. V.28—29. Ночь

+

Непременно составить карточный указатель к Проклу {1072}, отмечая стр<аницы> и строки. Это необходимо для работы докторской.

1916.IX.3. Ночь. Подготовка к службе

Всякий раз, как входишь в церковь, всяк<ий> раз, как служишь, испытываешь чувство обновления. Словно видишь все в первый раз—так все любует и милует сердце и веру. Словно после долгой отлучки из дому приехал в родной дом, приехал и видишь родное все.

Церковь метафизическая родина наша, и в этом ее обаяние. Она «припоминается» (по Платону){1073}. Она напоминает иной мир, подражает иному миру.

1916.???.4

«не бывайте тщеславны, друг друга раздражающе» {1074} Как тонко: ничто так не раздражает другого, как чужое тщеславие.

XII.15

«Дикарцы едят рыбу?

А их царь голый ходит? у дикарцев»{1075}.

1917

Часослов, Вел<икое) Повечерие, в начале чтения псалмов (после «с нами Бог»). «Безплотное естество херувимское... шестокрильная животная серафими, непрестанными гласы Тя превозносят»{1076}.

1917.1.21—22. Ночь

Не антропософия у них, а атропософия{1077}—софия Атропос, 3-й парки, отрезывающей нить жизни. Не жизнью занимается штейнерклуб, а смертью.

1917.I.26. Над лубочным изданием Василия Нового

Самые ценные книги—это те, которые везде есть, самые дешевые, самые популярные. В сущности, большой предрассудок, будто для (духовности) культурности надо много средств: на гроши можно купить все наиболее содержательное. Остальное дает лишь аксессуары, хоть эти аксессуары стоят и очень дорого, как в смысле денежном, так и в трудовом.

1917.??.1. Начало 1-го часа

Ин 19,31. Сказано ?????? о телах мертвых. ???? же от ????—целый. Значит, ???? значит собственно целое тело—в противоположность части его, изуродованному телу—целый труп, а не безголовый, напр<имер>, безрукий и т. д.

1917.II.23. Серг<иев> ?ос<ад>. Св. Климента утро

Священство

1. По представлению протестантов, священнослужитель служит, совершает богослужение, ибо надо же кому-нибудь одному делать это. Он один, но только в порядке дисциплинарном, только по требованию благочиния. Метафизически же он—как все, ничего особенного ни он, ни действия его не содержат против прочих членов религиозной общины. По ставшему решительным, в смысле выяснения дела, выражению он— primus inter pares{1078}, он как все, он Јar omnibus{1079}, a primus,— лишь потому, что кого из parum не заставь служить, по необходимости он станет primus: надо же кому-нибудь быть первым. Если же он—постоянно primus, то это ради его внешних, человеческих в грубом смысле слова, преимуществ первенства: способностей говорить, голоса, ученого диплома, м<ожет> б<ыть>, связей, здоровья и т. д.

— Но это представление о священстве ложно?

М<ожет> б<ыть>, оно и не так ложно, как кажется, ибо

оно—правильное уяснение того, что такое протестантский пастор, правое изложение, правая теория неправой онтологии. Я хочу сказать, что неправы протестанты, имеющие таких «священников»; но богословие, вообще бывающее лишь осознанием культа, не неправо, ибо оно говорит о том, что есть.

— Но есть-то неправая действительность.

— Ну, конечно, не православная. Однако я и хочу спросить тебя, в чем же она не православна?

— Как «в чем»? В неимении настоящего священства.

— Несомненно. Но что же это значит «настоящего»?

— Т<о> е<сть> законного, обладающего преемством посвящения.

— Но если законность у протестантов состоит в выборе общины, можно ли назвать их священство незаконным?

— Можно, ибо только православная законность истинная.

— Т<о> е<сть>?

— Т<о> е<сть> соответствует существу дела.

— Но существу какого же дела соответствует законность иерархии православной?

— Существу... да самой иерархии, священства.

— Значит, дело не в законности (ибо законность может быть всякая), а в существе, которым определяется законность.

— Законность есть внешний признак правого или неправого существа.

— Отлично, следовательно, наш вопрос о священстве снова приводится, теперь уже более твердо, к обсуждению существа священства, к уяснению reale{1080} священства, к онтологии и мистике. Итак, в чем же reale священства?

— М<ожет> б<ыть>, мы подошли бы к решению, если бы начали с отрицания?

— Чего?

— С отрицания этого reale в протестантстве. Если для протестантов священник есть primus inter pares, и сим отрицается особое существо сего primi, то мы формально тут же можем установить, во всяком случае, священник не может рассматриваться как par своих прихожан, а если не рассматривается среди себе равных, то тем самым не может быть назван ни primus, ни secundus, ни tertius{1081}; он вне ряда единоравных себе, т<о> е<сть> он разнороден с ними, не равен, он поп est par или est поп par{1082}. Существо священства прежде всего в неравенстве, внешне подобным ему, членам прихода.

— То есть ты хочешь подойти к понятию уединенности?

— Да, и сказать, что священник, как священник, есть существо трансцендентное своему приходу.

2. Отлично. Но как же нам дать отсюда положительное определение, или положительный признак, священника?

— Это, полагаю, не трудно: исходя из уяснения того, как священник становится священником.

— Как же становится?

— Чрез посвящение. Сначала не был священником, а потом, после посвящения, стал. Следовательно, сначала был par, а потом стал impar {1083}°, прочим. Сначала был л-м в ряду других, а потом стал вне ряда. Сначала был однородным, потом стал разнородным.

— Но что нужно сделать, чтобы произошло все то, о чем ты говоришь?

— Посвятить.

— Т<о> е<сть>?

— Т<о> е<сть) произнести известные слова и молитвы и совершить известные действия, внешние и внутренние.

— Это—в порядке дисциплинарно-каноническо-уставном. Но ведь известные слова, хотя и другие, произносятся и у протестантов?

— Да, но неправильные.

— Т<о> е<сть> незаконные?

— Нет, так я не сказал бы; это повело бы нас к разговору, подобному уже бывшему, о существе дела, которое определяет законность.

— Отлично, следовательно, и здесь дело в существе.

— Да.

— Так в чем же существо посвящения?

[— В священстве?

— Нет, конечно, ибо посвящение делает несвященника

священником, а не священник свое посвящение.

— Но почему же не в священстве: ведь епископ же и священники посвящают; следовательно, посвящение ими бывает посвящением.

— Но ведь человека посвящают; следовательно, посвящение его делает его священником.

— Как же выйти из этой антиномии?

— Чего? Т<о> е<сть> чего антиномии?

— Субъекта таинства посвящения и объекта его — посвящающего и посвящаемого.

— Тут, в посвящении, происходит таинственное их объединение... брак... ]{1084}

— Очевидно, в том, что оно делает из подобного—неподобным, из par—impar, трансцендентным.

1917.IV.11

Карпентер в своей книге «Любовь и Смерть»{1085} рассматривает материализацию как своего рода регенерацию, но не отдельного органа, а всего тела, и не длительную, а кратковременную.

Книга эта интересна, но, увы, до тошноты благополучна и лоснится. Ни греха, ни трагизма... Нет ни волнения, ни радости. Не поражает, не пленяет, не волнует. Но все «так».

Для Карпентера нет тайны, нет чувства тайны, нет покаяния... Он хочет безгранично расширить человеческую жизнь. Но ее бесконечно же обедняет. Тайну можно ли делать чем-то вроде физиологии или химии? Скучно это.

1917.IV.21

В книге Ерма «Пастырь» сказано: «Два духа находятся при ч<елове>ке: один добрый, другой дух злой»{1086}. Mand. VI (ср. поел. Вар<навы>, ч. 2){1087}. Это, как известно, общее мнение Церкви. Но не потому это мнение Церкви, что так сказал Ерм, а потому сказал Ерм, что таково мнение Церкви. Вообще хочется сказать о предании церковном, что оно есть та среда (богословских воззрений и верований), в которой выкристаллизовываются богословские мнения споров Церкви, являясь свидетельствами о существовании церковной веры такого содержания, но отнюдь не источниками вероучения. За св<ятыми> отцами мы видим не авторитеты, а выразителей церковного учения своего общества, и мы верим им не в том, что они не ошибаются в содержании своих высказываний, а лишь в том, что они не выдают своего за церковное. Итак, мы верим Церкви, а не лицам. И ссылаемся на показания св<ятых> от<цов> не как на источник суждений, а как на примеры, как на прецеденты, в которых подобные же суждения уже были высказаны от Церкви и Церковью приняты.

1917.IX.6. Серг<иев> ?ос<ад>. По записи в 3—4 слова, сделанной в церкви во время службы

Священное время

Начать: «Шесть дней делай...» {1088} etc.

Начальным возгласом всякой службы, а литургии в особенности, священник разрывает ткань времени, и в этом разрыве обнажается священное время, образ Вечности—ноуменальная основа времени. «Благослови, Владыко»{1089} или «Благослови, отче» диакона относится именно к этому начальному возгласу: «Благослови начало службы», т. е.— «разорви время», «раздери непрерывность его ткани...». Время разрывается—и начинается Царство Пресв<ятой> Троицы, как некоторый внеисторический эон. Начинается божественный век.

Г. Миркович.—О времени пресуществления Св<ятых> Даров. 1886.

Переферкович,— Филологические замечания ЖМНП. 1917, окт<ябрь)—ноя<брь) (2), о слове неделя{1090}.

Мышление без слов (Психоневрологический инст<итут». 1917, окт<ябрь> (?)

1917.XI,6

Биологическое определение ч<елове)ка—функциональное— ибо по функции только и можно определить наличность способностей Homo sapiens. Homo faber{1091} в чем сказывался?— в самостроительстве—в создании орудий—в продолжении органов (Бергсон){1092}.

Винер{1093} о продолжении) чувств.

Заданность ч<елове)ку его самого—ср. животных данность.

Человек конечн<ое> + бесконечное (Несмелов){1094} Противоречие.

Органопроекция. Философия техники{1095}.

След<ующая> классификация) способностей-функций по орудиям органов. Органы. Но что такое органы, как органы?

Instrumenta. Notiones. Sacra.

Три несводимых сферы. Каждую пытались выводить из других.

примеры... всему.{1096}

На диспуте <7 нрзб.} «Объявляю заседание... открытым». Это, несомненно, литургический возглас, выгораживающий известное время в сферу ученой мысли—делающ<ий> из нее табу. Но в светск<ой> области этот литургический возглас (является) комичным. Комично то, что символизм не признают, и реального знач<ения> возглас не им<еет>, ибо и без того все видят, что заседание открыто. Но пока оно не «открыто» литургически—все речи имеют частное значение,—не диспутационное, не священное.

<См. также записи 1917.??.22 на с. 79 и 1917.XII.19 на с. 49 наст. изд.>

1918

1918.V.3.Серг<иев> ?ос<ад>

Незримые линии магнитной силы обрисовываются, когда в магнитное поле попадают железные опилки. Так невидимое и тайное делается доступным чувственному созерцанию, облекшись эмпирическим, направленным по собственным линиям незримого. Входя в сферу культа, чувственное живет и сочетается уже не по имманентным ему связям, но—по иным, и делается частью иной, трансцендентной структуры. Вовлеченное в иные связи—странные и непостижимые в плоскости чувственного, в отношения неожиданные, сдерживаемое отныне иными силами, оно тем перестает быть просто земным и только чувственным, подобно тому, как не может быть назван просто внешним и безжизненным тот питательный материал, который входит в состав организма и, усвоенный им чувственно являет дотоле незримую, но жизненную форму—?????.

1918.V.3. Серг<иев> ?ос<ад>

Значение, значение, значение... Одно в культе значит то-то, другое—то-то, одно любовь, другое покаяние и т. д. и т. д. Отстаньте от меня вы со своими значениями: кому нужны они? Молящемуся ли, уже знающему себя и свое, или Богу всеведцу.—

Нет, обряд—не ради значения своего существует, не как дублирующий чувства, мысли и факты, уже существующие, но, очевидно, потому, что сам он, сам по себе, в своей духовнотелесной сущности необходим в космосе, необходим же, очевидно, может быть лишь потому, что сам является чем-то новым в мире, а не чему-то только вторым, сам есть орган развития какой-то действительности. И действительность эта—в культе раскрывается, а без культа осталась бы лишь потенцией—т. е. ее вовсе не было бы. Культ есть подлинник, а не с чего-то копия.

1918.V.12

Смысл «яко», «??», «как»—положительный) или отрицательный), не зависит ли собственно не от «как», а от наклонения глагола при нем, сослагат<ельного) или изъявительного)? Если сослагательное—то прибавляется бы (яко бы, как бы), это означает желание сходства, но, следовательно), отсутствие его. «Как бы есть»—не есть, но вроде «есть», около.

Изъявительное же наклонение означает, что именно есть то, что желательно, т. е. устанавливает равенство. «Яко есть»=есть. Яко воистину—воистину, даже более того. Это важно при критике семинарского богословия и при установке догматического смысла—многих литургических песнопений.

1918.V.13

1)    Обряды—явления <?> таинств, различие таинств само в себе непостижимо.

2)    В чистейшем виде таинство Жертвы <?>—в Вел<икую> Пятницу.

3)    Мысли об артосе сегодня. 1918.VI3.

4)    Ярославск<ие) Предтечевск<ие> фрески{1097} <1 нрзб. предложение зачеркнуто>.

Смысл слова таинство.

1)    Sacramentum (Знаменский){1098}.

2)    ?????????—о <1 нрзб.>.

1918. VII.9. Серг<иев> ?ос<ад>

1

Солунь, один из центров мистических переживаний, уже в Посланиях апостола Павла к Фессалоникийцам определяется как насыщенная мистическими волнениями. Но и после него тут хранится, очевидно, мистическое предание и какое-то преемство мистических идей, своего рода школа мистическая. Несколько наудачу взятых имен пояснит мою мысль: Симеон, архиеп<ископ> Солунский, Николай Кавасила, митрополит Солунский, Григорий Палама, архиепископ Солунский же—все это защитники, утвердители мистической именно традиции. Сюда же надо отнести св<ятых> равноапостольных Мефодия и Кирилла, с его таинственным видением Софии, Премудрости Божией, и с его рыцарственным служением Софии {1099}.

1919.VI.26

Следует также обратить внимание на то, что знаменитый преобразователь афонской иконописи Михаил Панселин, живший, вероятнее всего, в XVI веке (см. Н. В. Покровский,— Очерк памятников христианского) искус<ства> и иконографии). СПб., 1910, стр. 192), был родом солунянин.

1918.VII.10

2

Мы недоумеваем, слыша от апостола: «епископы и диаконы» {1100}, т. е. на пропуск слова священники, недоумеваем вообще над смешением им степеней епископской и священнической, и объединение обеих в одном термине «епископы» кажется нам апологетической натяжкой и искусственностью. Но почему мы не вспомним, что сами-то мы говорим о трех степенях священства, что мы говорим о священниках, разумея среди них и епископов и диаконов. Почему же мы можем объединить степени священства в средний из них, а апостол не мог делать так же, обозначая весь род чрез высших его представителей—епископов?

1918.VII. 10

3

1 Кор. 11, 14—15: «Не самая ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него, но если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала?» Следовательно, в понятие о «естестве», природе, ? ????? человека входит и понятие о бесчестии, ?????? и о слове, ????. Иначе говоря, проявление культуры (стрижка волос) относится к естеству человека. Иначе говоря еще, культура—не против естества и даже не сверх естества, а в естестве—она ?????, по естеству, разумеется—по естеству человеческому.

1919.III.4

4

Жертвенный нож, а потом и всякий нож по-латыни culter, cultri. Очевидно, слово это происходит от colo, cultus{1101}. Жертвенный нож—культовое орудие. Нож, вероятно, первоначально и был создан, как орудие культа, как литургическая принадлежность, и только впоследствии, омирщаясь, стал кухонным ножом; или, точнее, вообще не было кухни вне культа. Но характерна особенно тесная связь ножа, орудия жертвоприношения, с культом: культ есть жертва. Жрец—жертвоприноситель — закалающий. Culter—орудие культа...

1919.III.4

5

В службе на 2-ую неделю Вел<икого> Поста, в стихирах св<ятому> 1ригорию Паламе, отмечается, что он «согражданин» <Димитрию> Чудотворцу—разумеется <Димитрий> Мироточивый, Селунский, т. е. Солунский {1102}. Рассмотреть житие его, нет ли в нем чего характерного—солунского?

1919.V1.26

6                      

По житиям святых проследить, кто был солунянином или деятелем в Со л у ни.

1918.IX.15—16. Ночь

Псал<ом> 22 (в Правиле к св<ятому> прич<ащению>{1103}. Тема—горизонтальность, спокойные движения, моцартовский пейзаж, и даже еще более горизонтально. Инструментовка на m (?), по-славянски. №. Что означается Т.

Тема для работы:

Почитан<ие> Бож<ией> Матери—Культ. Запертые двери— царские двери. Молитва пред ними, как пред дверьми. Каждение их и отворение их. Догматики и царские двери. №.

1918.??.16

Из Богослужебных заметок

«Херувимскую» петь напевом «Благообразный Иосиф»{1104}. Это наиболее подходит по смыслу и темпу и очень молитвенно звучит.

1919.II.23. Серг<иев> ?ос<ад>

На днях мною был найден в одной из кладовых Лаврских механический орган с серией валов, причем на каждом вале помещено сразу по нескольку пиес. И замечательно, что на всех валах распределение пиес приблизительно одинаково—начиная от церковных песнопений к гимнам, а от гимнов, постепенно нисходя, до полек и мазурок. Валы эти—вероятно, конца XVIII или нач<ала> XIX в. Это меня навело на мысли: XVIII веку Церковь и все церковное было нужно; это был парад вечного празднества, это было начало всех дел;—церковность была моментом культуры, и мы ничего не поняли бы в XVIII в., если бы думали, что он весь вольтерианский; да и самое вольтерианство было борьбою не с Церковью, а <с> трансцендентностью, с самостоятельностью Церкви. Учреждение Синода, как органа светской власти, управляющего департаментом духовных дел, вполне гармонирует с валом органа, начинающегося «Ныне силы небесныя» и кончающегося полькой. Но в XVI—XVII вв. было иначе. Там, напротив, самая культура была лишь моментом в жизни церковной. И можно сказать, что если в XVIII в. «Ныне силы небесныя»{1105} открывали бал, то в XVII в. заздравницы заканчивали богослужение, разумея его как устав, как обиход, как обряд жизни. Но еще ранее было опять иначе. В XIV—XV веках и жизнь культурная, и жизнь церковная исходили из одного центра—из миропредставления мистического, из той глубины, где культура и Церковь зрятся в своем исходном единстве и не противополагаются друг другу. А далее, т. е. к XVII в., начинается отщепление их от мистического корня и потому—отщепление друг от друга, а отщепившись— вступают в борьбу, и каждая сторона старается уничтожить другую, вобрав ее в себя и растворив в себе, сперва Церковь культуру (XVI—XVII вв.), потом культура Церковь (XVII— XVIII вв.), в результате чего и то и другое, окончательно выветривая свое духовное, мистическое питание и содержание, и все же сохранили свое самоопределение и самоупор, памятуя о былой своей значительности.

XIX век ведет к «мистицизму», т. е. признанию, что Церковь есть только внешнее явление, и потому для внешнего, следовательно, пренебрегаемое и втайне презираемое, и потому требуется что-то другое, не Церковь. Церковь же, как только внешнее, противостоит только внешней культуре, но в то время как последняя оправдание свое имеет во внешнем же. Церкви. Церковь и культура стали соперничающими взаимо-отражающими сторонами жизни, из которых каждая признает себя реальностью, а другое—своим зеркальным мнимым отражением. Если полно одно, то пусто другое. Но т. к. выбор произволен, то сознание качается между двумя полюсами, из коих каждый оценивается как условный и произвольно установленный.

<См. также запись 1919.III.2 на с. 124 наст. изд.>

1919.Х. 15. Москва. «Губотднаробраз», ком. 14

Было бы очень хорошо написать

МЕСЯЦЕСЛОВ —

т. е. размышления на каждый день, но не о чем попало, а о праздниках и святых, их символическое значение—что значит, собственно, каждый праздник. Тут надо было бы собрать в сжатом и отчеканенном виде всю сумму того, что я вообще способен сказать значительного о круге богослужения, т. е. о религии в ее конкретности. Такую книгу надо писать исподволь, отдельными листочками, но все же положив себе за правило писать возможно часто. При этом не следует (?) стремиться к внешнему однообразию—к равенству размеров того, что говорится о том или о другом празднике. Но это пишу, м<ожет> б<ыть>, и зря,—облегчая себя, ибо было бы гораздо выразительнее о каждом дне давать определенный объем—одну страницу, например, или, м<ожет> б<ыть>, еще так: согласно уставу церковному, отвести, по разряду праздников, то или другое место.

М<ожет> б<ыть>, темы длинные следует просто расчленить на однодневные праздники, связывая годовой, пасхальный и недельный круг не простою хронологическою последовательностью, но и многими нитями.

<См. также записи 1919.???.29 на с. 179 и <7979) на с. 348— 349 наст. изд.>

1920

1920.I.9

Близнецы, хотя бы и в срок родившиеся, на самом деле суть недоношенные дети, ибо на каждого шло меньше сил матери, нежели на нормального ребенка. Не потому ли, отчасти, они пользовались особым почитанием в древности, как существа мистические (культ близнецов). Надо бы выяснить биологически, не являются ли близнецы недоношенными? Спросить у Ив<ана> Фл<оровича> Огнева{1106}.

1920.I.9

Гипотетическ<ий> ход мысля

Святые—дети. Дети, ибо недоношены.—Посему сохраняют мирную жизнь утробную.— Посему понимают животных (ср. американский мальчик){1107}.—Посему звери их слушаются.

1920.I.9

Недоношенные дети словно непроснувшиеся всегда—по крайней мере в младенчестве, но, кажется, и когда вырастают (сын Л. А. Тихомирова Александр—архимандрит){1108}. Словно они видят сны наяву. М<ожет> б<ыть>, всегда так бывает? Проверить.

1915.V.4. Серг<иев> ?ос<ад>

О смерти и рождении великих +

Великие рождались обыкновенно недоношенными, оставались всю жизнь недоразвитыми и умирали в ужасе. Так ли? Во всяком случае, нередко бывало так. Отчего это?

Сокращено св. Дмитрием.

«Воровал» из Метафраста{1109}

Св<ятой> мученик Мамант. Память его 2-го сентября. По Житиям святых св<ятого> Дмитрия Ростовского, происходил из Пафлагонии. Родители его оба были из «великаго рода Патрикийска, славны и богаты и благочестием сияющии» {1110}. Отца звали Феодот, а мать Руффина. Когда мать была беременна св<ятым> Мамантом, родители были схвачены и заключены в темницу. Отец его там и скончался; а мать его «блаженная Руффина, нужду и скорбь терпя темничную, и великою по муже своем печалию объята, роди прежде времени отроча мужеска полу»{1111}. Тогда она умолила Бога послать ей смерть, «а отроча посреде мертвых родителей своих остася живо»{1112}. Одна женщина, жившая в Кесарии, по имени Аммиа, получила в видении повеление от Бога погребсти тела Феодота и Руффины и воспитать младенца Маманта. Она так и поступила. Младенец не говорил пять лет, а потом сказал Аммии впервые латинское слово mamma, почему был назван Мамантом. Но затем, отданный в учение, он вскоре превзошел своих сверстников, так что все дивились быстроте его ума. Это было в царствование Аврелиана «270—275». Мамант «в младых летех имущи седину, премудрость и возраст старости, житие нескверно»{1113} и отговаривал товарищей от потребованного правительством от юношей идолопоклонства. Когда ему был 15-ый год, его оклеветали пред властями, и он был привлечен к допросу.

Тут начинается повествование, полное великих чудес: стихии (огонь в особенности) боялись и стыдились Маманта, звери служили ему, голубь приносил ему чудесную пищу и т. д. Пересказывать всего этого нет сейчас времени. Но надо суммировать, что св<ятой> Мамант имел полную власть над всею природою. В частности, замечательно его изречение, что звери, «аще и несмысленни суть, обаче ведят боятися Бога и почитати рабы его»{1114} (религия животных).

Это житие надо штудировать с разных сторон, оно в высшей степени замечательно по космичности, по наполненности космичностью. И еще достойно внимания, что космичность сочетается с фактом недоношенности св<ятого> Маманта.

Св. Мамант—недоносок. Звери.

Филарет Московский (Дроздов) был недоношенным младенцем {1115}.

Лев Михайлович Лопатин {1116}

1)    Он племянник Чебышева{1117}, математика, и очень похож на него лицом. У него матем<атические> способности (сообщ<ил> И. Ф. Огнев).

2)    Инфантилизм фигуры Л. М. Лопатина. Схематизм его мышления. Острота, но не ощущаемая, темная, <1 нрзб.> подоснова. Инфантильность его мышления. Инфантильность манер, вкусов. Страсть к чудесному. Рассказы про чудесное. Полное отсутствие половой глубины и сочности в писании (и в жизни?)

3)    Не недоносок ли Л. М. Лопатин? Спросить Огневых.

4)    Длинная борода не мешает инфантильности (ср. святых).

<См. также записи 1920.??.8 на с. 338—339 и 1920.V.7 на с. 123 наст. изд.>

1920. V.20

Месяцеслов

Время должно быть ритмически расчленено, чтобы сознаваться временем. Тогда только время м<ожет> быть рассматриваемо как единое. Но расчленяющие его сроки (??????) не были бы таковыми, если бы они были только сроками времени, как однородной среды, т. е. если бы не были качественно индивидуализированными, качественно своеобразными, каждый по-своему. Каждый срок д<олжен> быть единственным в своем роде, предельно своеобразным. Но предельное, своеобразное, индивидуальное в собственном смысле есть лицо. Чтобы быть индивидуальным, срок должен быть связан с лицом, д<олжен> быть заполнен лицом, его характеризующим, наполняющим его своими энергиями и от лица получающим свою определенную качественность.

Однако сроки эти д<олжны> быть вышевременными.

Время, чтобы быть, должно быть пронизано началом вышевременным, сеткою вечности, дающею нам не плыть с временем и тем перестать замечать его, а стоять над временем и потому сознавать его текучесть. И от лица, определяющего собою временной срок, требуется выхождение над временем, уже свершившимся. Это лицо должно свидетельствовать о вечности, быть живым и глаголющим самосвидетельством в них вечности, оно д<олжно> быть свидетелем ??????.

Оно д<олжно> быть в мире, но не от мира{1118}, трансцендентным миру, отрицающимся от мира, над миром. Оно д<олжно> быть святым. Связанность сроков времени с памятью святых, с явлениями святых дает твердость (прочность) текучему естеству времени—это и есть месяцеслов.

1920.V.20—21

Месяцеслов

{См. Приложение к VI «Черты феноменологии культа», с. 198—200 наст, изд.}

1920.V.20

Свидетели

Таинства совершаются в чинопоследовании своих обрядов. {Далее следует малоразборчивый текст, почти идентичный началу раздела «Свидетели», с. 354—355 наст, изд.; окончание: «Что возвещалось, свершилось».>

{На оборотел) Что такое пост. Пуст? То же, что и праздник.

1920.V.21

Антроподицея

Богослужебные одежды, по Симеону Солунскому и др., имеют двоякое значение: во-первых, они суть символы Христа—Христова рабьего зрака и служения; во-вторых— символы величия и особых даров Духа Св<ятого>. Это двойное значение одежд соответствует и двойному положению в Церкви священнослужителя. Он Христос—жертва, и Христос—царь,—Христос уничиженный и Христос прославленный.

(См. также записи 1920.1I 1.8 на с. 49—50 и 80—81 и 1920.111.27 на с. 344—346 наст. изд.}

1921

1921.V.30

Облачения. Ризы. Маски

Маска в богослужении дает онтологичность, показывает то, что устав требует, не предъявляя личных требований к тому, кто за. Маска избавляет от необходимости лицемерить — казаться, а не быть—того, кто не таков и делает его таким, как надо в той области, в какой он зрится.

Ризы—служат тому же—это род маски для фигуры.

Для голоса такою маскою служит распевное, возгласное произношение молитв, Евангелия и т. д.

Произнося уставно, мы делаем то, что должны сделать, но при этом не лицемерить. Уставное произношение молитв избавляет нас от лицемерия, т. е. делает нас онтологичными, и дважды: в своей немощи, когда мы и сознаем себя таковыми, и в своей маске возгласе, когда мы являемся тем, чем должны являться.

В маске человек есть икона.

Так<овым> же является его голос—при уставном произношении.

(См. также запись 1921. V.30 на с. 347 наст, изд.)

1921.VII.23

Индивидуальность служб

Канон ко св<ятому) причащению—густой тон, темно-пурпурный—как огустевшее пурпурное вино.

Канон Пасхи—алый и подвижный, Алая Пасха.

Канон Преображения—льется, как струя расплавленного металла, ослепительная, чисто белого цвета.

1921.VII.25

«Землеретный мой ум земнаго и вещнаго желания превышши покажи, от земли к небесней любви возвысивши».— Канон молебн<ый> Ангелу Хранителю, п<еснь> 6, «И ныне»{1119}.

Что значит в точности «землеретный»? (Дьяченко,— Ц<ерковно>-слав<янский> слов<арь>, стр.200{1120}. Землеретный = ревностный к земному.)

Лев<ая> рука горячая, правая—холодная во время службы.

1921.??. День св. праведной Елисаветы{1121}

Наказание учения

(молебен перед началом учения){1122}

Наказание, по-казание, о-казание. Каков же истинный смысл слова «наказание»? Отсюда понятно применение слова «наказание» в отношении к Богу—Бог наказал = показал = вразумил.

1921.VIII.8

Свидетели

О возникновении вставки «Г<оспо>ди, Иже Пресвятаго Твоего Духа...» в литургии{1123}—св<ятым> Василием Великим, к<отор>ый не усмотрел сходящего Духа на Дары и потому св<ятой> трижды читал молитву{1124}.

Об отмене явных молитв и введении тайных (и то и другое—свидетельства пресуществления).

1921.Х. 16 ст. ст.

Богослужение{1125}

Уже много дней я замечаю одно явление, меня занимающее. Во время литургии (именно литургии, а не вообще службы) правая рука у меня сильно холодеет, а левая—нагревается. Это нельзя объяснять температурой воздуха, ибо охладиться левой руке легче, чем правой, поскольку действовать приходится именно правой рукой—например, благословлять, креститься и т. д. Разница температур весьма заметна. И мне всегда думалось, что она имеет свою причину в каких-либо циркуляциях флюида, исходящего из одной руки и входящего в другую.

1922

1922.1.6

Покаяние +

О том, что исповедь есть именно таинство СЛОВА свидетельствует чинопоследование сего таинства:

В первой молитве как типологические случаи, на которые делается ссылка, приводятся:

«Боже Спасителю наш, Иже пророком Твоим Нафаном (это—орудие таинства) покаявшемуся (это—материя таинстйа: покаяние, слово покаяния) Давиду о своих согрешениих оставление даровавый, и Манассиину в покаяние молитву приемый...»{1126}

Во второй молитве—еще определеннее: «Сам, яко благ и незлобивый, Владыко, сия рабы Твоя СЛОВОМ РАЗРЕШИТИСЯ благоволи...»{1127}—словом их и словом пастыря, взаимодейством того и другого слова, слова покаяния и слова разрешения.

Посему, иерей глаголет к кающемуся: «Не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене, но, не обинуяся, рцы вся, елика соделал еси, да приимеши оставление...»{1128}

Условием оставления является проречение, иерей же—лишь свидетель сего проречения: нельзя прорещи без собеседника— свидетеля, поэтому и нужен иерей, как некий послух: «Аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним вся, елика речеши мне: аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши...»{1129} Дело не в покаянии, а в проречении покаянном, в слове, и словом дается разрешение.

И далее вопрошает: «Рцы ми чадо...», «рцы ми чадо...», «рцы ми чадо...»{1130} и т. д. и т. д.

1922.IV.17. Неделя Жен Мироносиц

Запахи и вкусы +

Запах и вкус мирры вполне соответствует инструментовке словесной на кре, хри, мертв

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...{1131}Крестом даровав. {См. также запись 1922.Х.20 на с. 347 наст, изд.}

1923

1923.III.17

Обрезание

По-видимому, обрезание запрещено в таком же смысле, как и быть родителям восприемниками от крещения. Не положительно плохо (это не значит, что то и другое плохо).

1923.III. 19 ст<арого> ст<иля> (мысль —1923.III.17)

Обрезание

1. Почему обрезание отменено? Причин много. Одна: не рассчитывать на плотское очищение, на естественные глубины.

Пусть хуже, но в искании благодати,—нежели лучше, но самодовлеющее.

2. Родителям запрещается быть восприемниками от крещения, как запрещается и быть посаженными родителями при венчании. Даже присутствовать им запрещено. (Впрочем, это—дело особое.) Худо ли рождение? Скверен ли брак?—Нет.—А разве родители не любят своих детей, крещающихся и брачующихся?— Любят. А восприемниками быть нельзя—дабы не смешивался порядок отношений плотских с таковым же—духовных.

По-видимому, возбранение (запрет) обрезания той же природы. Это—естественное таинство, благое и ценное, отменяется во имя несмешения с благодатным.

{См. также запись 1923111.19 на с. 348 наст. изд.}

1923.IX.24. Перед службою. (Ночь)

????0???

В стихирах на «Госп<оди>, воззв<ах>» преп<одобный> Сергий именуется богомудрым{1132}. Это, очевидно, есть слово, соответствующее ????????.

Очень важно, что такой термин применяется к преподобному) Сергию. Выяснить семасиологию слова ???????? и богомудрый в богослужебных книгах и пр.

---

Примечания:

1

Догматизм и догматика Ц Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 1. ?., 1994. С. 551.

10

Между п. IX и п. X и ниже п. X написано карандашом: «Церковь и мир.<2 нрзб.> 1раницы<1 нрзб.> (Космичн.) буду говорить только<2 нрзб.>».

1008

Запись на полях: «этимология слова «праздник»».

1057

В оригинале явная описка Флоренского: «Словно ракетка воланами».— Примеч. ред.

Оглавление