ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ КОЛОНИАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

Прежде чем рассуждать о важном деле – о геополитических колониальных возможностях и описывать его, следовало бы сначала подумать и разобраться, осознав при этом три абсолютно различные в своей основе, далекие друг от друга ответственности. Первый исходный пункт – твердо придерживаться вопроса чести (Ehrenpunkt), сформулированного фюрером в качестве незыблемого требования правового возврата наших старых колоний . В вопросе чести нет никаких геополитических сомнений и никаких геополитических споров.

Второй исходный пункт – трезвое рассмотрение колониальных возможностей с точки зрения геополитики.

Все, что мы говорим, следует говорить “без гнева и пристрастия” , как советовал в древности Тацит, говорить честно, со знанием дела и полной личной ответственностью.

Я придерживаюсь того же в нашем нынешнем разговоре: иноэтнические расы и пространства нужно видеть и показывать такими, каковы они в реальности, а не в воображении. Такой подход, уберегая от чреватых тяжелыми последствиями заблуждений, предполагает, что никогда не надо пытаться, исходя лишь из локального опыта, рассматривать и определять колониальный вопрос, существенный для будущего нашего народа и его позиции в чужеземных пространствах. Более того, размышляя о колониальных проблемах в целом, мы должны иметь в виду картину пространства и народных общностей всей планеты и ясно представлять себе, как в этой всеобщей картине, при таком всеобщем давлении клочок земли, имеющий значение для народа или расы, выдерживает испытание. Это имеет силу не только для возможности колониального решения, но и для того строительства в жизненном пространстве нашего отечества, которое предстоит в ближайшее время и в том роде, как образцовым образом изложил гаулейтер Вагнер, а именно каждая гау , каждый самый мелкий политический ландшафт должен строиться с учетом сильного внешнего давления, уметь его выдержать, как если бы они были одной из ячеек, которые должны устоять против враждебного давления на самой последней границе народного организма. Это дает нам указание ценнейшего свойства для возможности колониальной деятельности, но, к сожалению, и ограничивает до весьма скромных размеров пространства, в которых вообще мы можем после этой исполинской борьбы полностью сохраниться. Задумываемся ли мы о том, что уже теперь так [с.381] называемый Новый Свет как целое создал вокруг себя зону безопасности глубиной в 500 км! Это притязание на территориальные воды, окружающие огромное мировое пространство, которое там хорошо парализует британский морской разбой. Отсюда и резкий протест Лондона. Поэтому для будущего и возможности колониальной деятельности нам остается пространство, жестко с точки зрения здравого разума ограниченное Старым Светом. Еще больше нас ограничивают здесь невиданные изменения последних лет.

То, в каком необычном образе, в колониально-политическом свете, предстала в жизни важная идея о совместно управляемой Еврафрике (как это я сам пережил начиная с 29 сентября 1938 г. до ноябрьских дней того же года, кульминацией чего была конференция по Африке в Риме, где я участвовал), остается в данном направлении важным исходным пунктом. На этой конференции, проходившей с 3 по 12 октября (куда были приглашены европейские “авторитеты”, наделенные весьма важными на их усмотрение культурно-политическими полномочиями), всплыла возможность воссоздать в пределах наших бывших африканских колониальных владений связную, почти сопоставимую по размерам западноафриканскую колониальную империю.

Напротив, Англия и Франция были явно готовы к тому, чтобы начать территориальные спекуляции и несколько изменить свои первоначальные предложения об устранении неудобств и помех, пока, разумеется, мы не будем удовлетворены. В итоге возможности оказались неиспользованными. Мы знаем, что еще раньше был момент, когда разумный и дальновидный французский премьер-министр – действительно хороший европеец в отличие от тех, кто себя так называл, не будучи таковым, – выразил готовность возвратить все вырванные Францией у немцев колониальные владения в Африке в обмен на постоянный мир и прочные гарантии на Рейне, которые в течение ряда лет фюрер щедро предоставлял Франции как реальные . Однако помехой тогда было лишь британское своекорыстие. Позднее это установит более определенно и обстоятельно колониальная история мира, назвав имена виновных.

Многим памятно утверждение английского журнала “New Statesman and Nation”, будто немецкая геополитика обслуживается неким инструментом, заимствованным ею у английского империализма. Через несколько дней они получат нужный ответ, который подтвердит: у нас была лишь убежденность, что в обширном арсенале, предложенном английским и французским колониальным империализмом, имелись хорошие инструменты, какими могли с таким же успехом воспользоваться и не владеющие пространством, и нищие. Нас обвиняют, будто мы вынашивали зловещие замыслы, поддерживая движения за широкое самоопределение, натравливали цветные культурные народы против их “законных” хозяев в Индии и Индокитае и, основываясь на идеях англичанина Макиндера, внушали миру, что связь [с.382] между нынешними державами “оси” – Германией – Россией – Японией – якобы единственная возможность неоспоримо противостоять британо-американской силе, приверженной методам “политики анаконды”. Когда за четыре недели до [второй мировой] войны один известный журналист – представитель держав Запада, высказал мне такой упрек, я возразил, что любой, кто подвергается сильному воздействию тактики “анаконды” со стороны государств, которые еще со времени Американской войны за независимость твердят о методах “анаконды”, также имеет право получить помощь в своем противостоянии противнику, стремящемуся к аннексии огромных пространств. Журналист упомянул, что следовало бы говорить не о “блокаде”, а о “вале мира”. Это евразийское мышление, которое воплощается в политическом пространстве, всем нам предоставляет возможность долговременного расширения жизненного пространства и с некоторых пор будоражит многие умы. То, о чем упомянуто в “New Statesman and Nation”, отражено до известной степени и в некоторых моих книгах, в частности в “Dai Ninon” (1913).

Следовательно, прежде чем детально рассуждать о колониальной политике, мы должны уяснить международное положение в целом, его динамику и давление извне. Пора бы меня спросить, почему я не говорю о прежней Германской империи Южных морей, условия существования которой я хорошо знаю, о положении в Цзяочжоу, в Новой Гвинее, откуда путем хищнической эксплуатации выжимают сегодня столь большие ценности.

В противовес этому я должен констатировать: кто не может плавать в этом регионе, имея военно-морской флот водоизмещением в 1 млн. т и идущий позади необходимый торговый флот водоизмещением в 1-1,5 млн. т, не обращая внимания на пути отхода, тот остается с носом в отношении того, что находится в Тихом океане севернее экватора. Только одна Япония имеет торговый флот водоизмещением в 5,6 млн. т и намерена увеличить его до 7,5 млн. т. А между тем эти острова с тех пор, как мы их потеряли, заселили 70 тыс. японцев, численность которых уже примерно на 20 тыс. человек превышает туземное население, и они настолько расово близки, что высокопородистые экземпляры вряд ли можно отличить друг от друга. Это были области, где мы имели в качестве господствующей прослойки лишь высокообразованный корпус чиновников, торговцев и моряков, мыслящий, разумеется, широкими пространствами. Именно Тихий океан был крайне важен для обучения нации мыслить такими категориями. Однако северная часть наших бывших владений там находится в руках тех, у кого их можно было бы вырвать лишь с помощью ранее названных средств, какими, к примеру, не располагают ни Союз [США], ни Англия, последняя к тому же имела глупость связать себя в Европе. Впрочем, мы можем констатировать, что пространство архипелагов севернее экватора очень хорошо использовалось японцами по линии нашей предварительной работы, что оно отлично развивается, тогда как [с.383] южная часть наших прежних владении, ныне принадлежащая Британской колониальной империи и более богатая сырьем и способными к развитию естественными ресурсами, ужасно заброшена. Используются, да и то лишь хищнически, сырьевые богатства Новой Гвинеи, прежде всего золото. Нашим долгом было указать на это, и его охотно выполнили наука, политика и пресса Германии. Однако, основываясь на наших прошлых культурных достижениях в Тихом океане, мы должны получить право духовного сотрудничества, которому следует придать большую ценность и которое все публицисты, главные редакторы и руководители ведомств должны иметь в виду. К тому же стремится и Италия, а именно вновь принять участие в научно-культурном и политико-экономическом контроле над тихоокеанским пространством. Мы снова начинаем там широкое международно-политическое сотрудничество, и именно на основе наших прежних огромных достижений в данном пространстве, и это позволяет нам зорко следить с близкого расстояния за событиями всемирно-политического и колониально-политического развития. Это – опытное пространство, лаборатория человечества, имеющая важнейшее значение. Если на этом направлении существует сотрудничество и проявляется осведомленность, тогда есть гарантия от всевозможных неожиданностей. Впрочем, у Италии нет по сравнению с нами больших колониально-политических средств для столь отдаленных областей, но она создала в Риме отличные институты, которые изучают развитие событий на Дальнем Востоке и в Тихом океане и уже добились значительных научных достижений. Нам, немцам, все еще недостает института Тихого океана или Южных морей. В этом направлении проявил активность один из наших самых деятельных журналистов, Моссдорф, который недавно участвовал вместе с коллегами в поездке в Японию. К такого рода акциям следует прибегать чаще.

Для распространения и расширения колониально-политического мышления у нас есть отличные общества и отдельные институты, но нет крупного объединенного Института Африки, а также необходимых средств. Как много отдельных достижений и сил еще не вложено в это исследование! Однако трудность подготовки геополитических возможностей в сфере колоний состоит в том, что любой отдельный замечательный человек и любой мелкий союз должен начинать все сызнова, вместо того чтобы идти вперед, основываясь на платформе комплексной научной подготовительной работы. Обет, Тролль, Вин, Герман фон Висманн всегда справедливо сетовали, что для подготовки научного фундамента возможностей в области колониальной политики каждый должен был начинать сначала, из-за чего было много напрасной работы, которую загодя или одновременно исполнили другие, только не ведая об этом. Обеим областям немецких колониальных достижений в прошлом недостает такой сосредоточенной, суммирующей итоги организации. Так как я не [с.384] верю, что мое поколение в обозримое время способно к этому, то я прошу вас, молодых, продвинуть данное дело дальше и лучшим образом. Позаботьтесь, чтобы эти важные организации были созданы в Германии даже в такое время, когда для этого нет никаких финансовых средств и все усилия должны быть сосредоточены на оборонной и продовольственной деятельности.

Здесь следовало бы еще кое-что сказать о возможностях европейского сотрудничества и о геополитических колониальных возможностях, о том, что я сам пережил под впечатлением событий осени 1938 г. на состоявшейся в Риме встрече 200 авторитетов, представлявших все важные области власти, культуры и экономики Европы. На этой встрече вышло на передний план прежде всего наше требование о том, что необходимо справедливо поступать с вопросом чести. Там мы столкнулись теоретически с приятной неожиданностью: за исключением 3 или 4 генерал-губернаторов, не желавших, по понятным причинам, отдать свои административные области колоний, в целом в речах подчеркивалось, что без немцев невозможно прийти к знаменательному европейскому сотрудничеству, и Африка рисковала бы потерять действительное руководство со стороны белой расы. Такая опасность становится ясной не в последнюю очередь вследствие сильного давления в Америке в пользу эмансипации негров и влияния индийской иммиграции в Южной и Восточной Африке. Здесь сказывается практика Британской империи, находившаяся в абсолютном противоречии с мышлением белых жителей двух ее крупных южных доминионов – Австралии и Африки. Однако за этим скрыта мысль, суть которой в том, чтобы, сталкивая индийцев и семитов, отбить у немцев охоту к возвращению в Восточную и Западную Африку и нейтрализовать нижнегерманские элементы в Южной Африке. Южноафриканцы обратили на это внимание, однако было не ясно, рассчитывали ли они как ничтожный верхний слой белых – около 2 млн. против 9 млн. быстро растущего притока черного населения, – на безусловную поддержку белых – людей своей расы, которые не стали полностью жертвой урбанизма и не обосновались в Капштадте или Йоханнесбурге, но хотят начать широкую борьбу за пространство. Некоторое время казалось, будто в Южной Африке министр обороны Пиров пожелал занять иную позицию. Но поскольку ему пришлось раскрыть свои карты, мы обнаружили теперь во всех речах утверждение, что именно немцам следовало бы вернуться в Африку, ибо без этого нельзя прийти без излишних жертв к необходимому сотрудничеству белых. Итак, не было готовности отдать Германскую Юго-Западную Африку, а также ничего не хотели знать о Германской Восточной Африке. А это необходимо, чтобы Южная Африка обрела прочный фундамент. Ведь удерживается также обширная горнорудная область от Йоханнесбурга до Уганды с ее потребностью в рабочей силе, вызывая исход из деревень и запустение среди чернокожих. [с.385]

И тут мы подходим к пункту, где скрещиваются и очень тесно переплетаются геополитические суждения с этнополитическими, и поэтому их следует принимать во внимание одновременно. В сравнении с хорошо знакомыми нам областями большая часть Африки недостаточно заселена. Это регион, где разрыхление народонаселения, его отчуждение от земли именно из-за горнорудных предприятий в британском и бельгийском владениях невиданно продвигается, точно так же как опустошение африканских лесных угодий, когда при сильных ливневых потоках смывался слой плодородного грунта.

Это – результат того же самого хищнического хозяйствования, как в Северной Америке и в муссонных странах. Среди крупных народов Земли лишь немногие бережно обращаются с лесом. К таким народам относимся прежде всего мы, немцы, хотя именно сейчас мы уже частично вынуждены заниматься хищничеством; к таким народам относятся японцы и шведы; но в целом опустошение лесов охватило весь мир, и там, где земля первой лишается леса, происходит лабильное перемещение населения и бегство из деревень в результате индустриализации и увеличивается опасность запустения. Это очень сильно проявляется в Африке, так что сегодня нам пришлось бы возвращаться в наши прежние колонии, где состав населения совершенно изменился. Самое важное изменение произошло по причине иммиграции индийцев в Танганьику, известной практики в Германской Юго-Западной Африке, которая представляет собой еще весьма недозаселенный ландшафт, пространство без народа, так что мы ни при каких обстоятельствах не должны вернуться туда с теми же самыми представлениями, с какими покинули наши старые колониальные области, на прежнем уровне научного, экономического проникновения. Здесь образовался бы разрыв, существующий между признанным старым, ныне по большей части пережившим самого себя поколением и молодежью, которой предстоит передать практически эту работу; этот разрыв трех поколений, одно из которых переходное, если мы не позаботимся основательно о наведении мостов в воспитательном теоретическом и практическом смысле, скажется роковым образом. Однако эта часть проблемы должна быть, безусловно, поставлена в чужеземную динамику. Мы должны уяснить себе, что в одной из самых ценных областей – в старой Германской Восточной Африке, которая, между прочим, как технический опорный пункт для авиации плотно окружена, напор волны индийского населения с его евро-азиатской динамикой оказывается в противоречии с мышлением Еврафрики. Поучительно наблюдать в этом направлении, как само собой разумеющейся акцией – вопреки огромным сложностям в сознании из-за пребывания под чужим господством, – с которой выступил Индийский [Национальный] Конгресс за равноправие этого немногочисленного населения в Африке, как движением бойкота, движениями откола более мелких сил и властей вроде Занзибара ставят в конце концов [с.386] британскую колониальную службу на колени. При этом число индийцев в Африке сравнительно ничтожно: их совокупная численность там составляет не более половины числа немцев, вынужденных Польшей в течение двух лет к исходу через коридор в рейх. Это для огромной народной почвы Индии с ее 370-миллионным населением до смешного малый процент. Однако эти миллионы как потребители, как люди, осуществляющие бойкот, не повинующиеся воинским и трудовым порядкам, могут в таком качестве оказать давление на британскую колониальную службу, заставить ее вступать в противоречие с самым сильным и в человеческом отношении полным надежд на развитие доминионом. В такой связи находится сопротивление Индии, Африки и Австралии воинскому порядку, подобно тому как это происходило в 1914-1915 гг.

Можно констатировать полное изменение пользы колоний, и мы должны в этом отношении достичь ясности, прежде чем подумаем о том, чтобы в важных пространствах взять на себя руководство. Мы можем составить очень хорошие схемы, в соответствии с которыми связь именно для военно-воздушных сил держав “оси” через Триполи до восточной оконечности Африки и в примыкающую Германскую Восточную Африку и Танганьику снова обеспечивает нам позицию в Индийском океане и колоссальную возможность влияния, но это обстоятельство хорошо видят и в Англии, воздействующей на нас или стремящейся убедить большинство, что такие столь важные с авиационно-технической и стратегической точек зрения ландшафты, как Германская Восточная Африка или Камерун, нельзя когда-либо снова возвратить потенциально враждебной державе [т.е. Германии].

Здесь [деятельность] каждой отдельной организации, каждое усилие в сфере колониальной политики необходимо уяснить с точки зрения колониально-политических возможностей, в контексте общей картины мира. Мы никогда не должны рассматривать отдельные карты в атласе колоний, не положив рядом геополитическую или политическую карту мира. Мы все время должны задавать себе вопрос: возможно ли с геополитической, этнополитической и социополитической точек зрения то дело, к которому стремимся, или же совершаем ошибку?

Перед войной мы были одержимы ценностью колоний, возврат которых в настоящее время был бы для нас крайне затруднительным. Если бы часом я обратился к фюреру с глазу на глаз с вопросом: должны ли мы принять Цзяочжоу, если бы нам предложила его международная конференция, то я сам сказал бы: нет, поищем другую компенсацию. Тот, кто обосновывается в центре, – хотя бухта очень удобна, – где развивается натиск в целях обороны столь густо заселенного китайского ландшафта с древней культурой при плотности населения 230 человек на кв. км, тот накликает на себя беду в столь опасном в перспективе месте независимо от колорита – японского или китайского. Ведь немецкому народу невдомек, что владение Цзяочжоу с позицией [с.387] Шаньдуна и его океанская империя Южных морей, которой в такой открытой форме никогда не владел в Тихом океане никакой другой европейский народ, находились в непримиримом геополитическом противоречии. Положение Шаньдуна было бы прочным при осуществляемой вместе с Россией континентальной политике, которая распространяется теперь также в сфере железнодорожного строительства от Берлина до Тихого океана, так что огромная евро-азиагская глубина нашего континентального “хинтерланда” при умелом политическом руководстве может приобрести невиданно ценное пространственно-политическое значение. Наш свободный от власти Запада “хинтерланд” охватывает 23 млн. кв. км и заканчивается на Тихом океане. Такая глубина пространства гарантирует нашу позицию на Востоке, покуда мы понимаем, как поддерживать этот огромный связующий пространственный организм между восточноазиатской и центральноевропейской окраинами пространства. Таково предварительное условие. Но нужно быть готовыми к трудностям. И все же всем нам, трем державам, нужна эта глубина пространства, чтобы вырваться из “петли анаконды”. И мы вырвались из нее. Однако это накладывает пространственно-политические обязательства.

Вскоре после приобретения Германией Цзяочжоу в Америке была составлена докладная записка, где упоминалось об опасности того, что если немцы осознают свою выгоду, найдут понимание с Японией и Россией, тогда возникнет такой рычаг, с помощью которого они могут поставить Соединенным Штатам мат. Однако наша старая империя Южных морей может сохраняться только на океанском пути, только с крупными океанскими средствами или же с помощью такой искусной политики лавирования, какую проводят Нидерланды, – разумеется, с большими жертвами. Но имеется и оборотная сторона такой океанской, трансокеанской колониальной империи для одновременно сильно ориентированного на внутренние земли государства с жизненным пространством, округленным на Востоке. Это означает для нее путы на ногах, вынуждая заключать компромиссы с действительно океанскими державами.

Правда, я должен признать, что именно тогда мы, пойдя на компромиссы с океанскими державами, которые в конце концов в 1939 г. вновь стали их отрицать, могли бы, вероятно, приобрести крупную, сплоченную западноафриканскую колониальную империю, обладающую ценным тропическим сырьем, но путем компромиссов, которые можно достигнуть лишь с лицами, способными придерживаться bone fide – доброй воли в этом вопросе. Но для этих добрых побуждений нет личностей, включая и нижнегерманские элементы в Южной Африке, в том числе Пирова, которому еще два года назад мы верили, что он готов принять нас в Африке с распростертыми объятиями. Однако это была лукавая игра, и она обнаружилась во время маневров с целью нашей изоляции. Возможности колониальной политики [с.388] на этом пути без военного противостояния с нашим самым крупным, самым опасным колониально-политическим противником – британцами, если бы и могли быть реализованы, были бы непрочными и привели бы к шатким компромиссам. Многие красивые мечтания будут разрушены этим геополитическим соображением. Некоторые мечтатели надеялись, что можно без крови и пота вернуть нашу старую колониальную империю, лишь на основе справедливости, и что приведенный в 1915 г. в качестве подсадной утки в Географическом журнале Королевского общества проект Джонстона мог бы быть реализован за счет Бельгии и Португалии. Однако этой мечте я противопоставил довод, что люди никогда не уйдут добровольно из захваченных колоний. Итак, мы могли бы добиться наших колоний и удержать их лишь благодаря сильному давлению, только сражаясь лицом к лицу с колониальной державой, и лишь в таком случае действительно возможно новое, совершенно равноправное участие в сотрудничестве в Африке, какое имел в виду фюрер, когда перед нашей поездкой в Рим сформулировал вопрос чести . Этот вопрос включает восстановление признания полного права на равенство; но он подразумевает и равноправное участие в общем развитии пустующих пространств Земли, что невозможно без мощной, обеспеченной нам европейским жизненным пространством на Востоке поддержки, с которой мы так сильны, что должны пойти на уступки западные державы, навязавшие нам в настоящее время борьбу за существование из-за страха перед непобедимостью действительно единого немецкого народа и его прочной жизненной волей. И именно она может обеспечить нам естественное право на расширение жизненного пространства, чтобы перевести дух в нашей безысходной тесности.

Если сохранится жизненная воля, будут возвращены и колонии: другого не дано!

“Bis peccare in bello non licet!” Так уже Древний Рим, внушающий уважение образец новоримской империи, строго осуждал то, что Польша и Англия, как и Франция, делали в атлантическом пространстве, повторив в борьбе за существование те же самые ошибки, к тому же в полностью изменившихся условиях, в то время как немцы и русские решили не допускать второй раз просчетов, причинивших обоим тяжелый ущерб.

При этом, стало быть, произошел решающий геополитический поворот 1939 г. Польша не может быть сохранена Западом наперекор двум наиболее многочисленным народам Европы, коль скоро она проводила безумную самоубийственную политику между Востоком и Западом, а внутренний разлад вместо миролюбивого единства заполнил ее пространство. Таков обстоятельный геополитический опыт Европы со времени трех первых разделов Польского государства – гибрида, не сумевшего пространственно обеспечить свой народ. Bis peccavit – iterum periit .

Евразия не может быть “окружена”, если ее два самых крупных народа, обладающие огромным совокупным [с.389] пространством, не позволят использовать себя в междоусобной борьбе, в которую они были втянуты во время Крымской войны [1853-1856 гг.] или в 1914 г., и никакая дымовая завеса не сможет скрыть этот факт. Такова вторая аксиома европейской политики с геополитической точки зрения. Но к разыгрываемой в Лондоне пропагандистской шумихе весьма подходит суровая поговорка: “Единожды солгавшему не поверят, даже если он скажет правду”. Тем более если он умалчивает истину и поет для ее сокрытия в 1939 г. те же песни, что и в 1914 г. Эти песни комиссар по иностранным делам Молотов беспощадно развенчал в Москве перед всем миром. Нет нужды нам что-либо делать. Мир знает со времени последних выступлений Молотова и точного изложения Вирзинга, столь мастерски разобравшего по косточкам британскую “Голубую книгу”, что Англия и Франция по чисто империалистическим причинам – агрессоры и разрушители исходившего перед крахом Польши и после него от Германии и России честного предложения международного мира на ясных геополитических основаниях; они не являются идеологическими крестоносцами вроде Людовика Святого , чтобы “сделать мир безопасным для демократии”, а как бы между делом из-за болезненного тщеславия и экономической зависти разгромить Центральную Европу, затем Японию и до нее или после нее Италию, дабы и дальше беспрепятственно эксплуатировать и пиратствовать.

Такова картина реальности, по крайней мере в атлантическом пространстве, и мир должен с этим покончить. В отношении этого населяющие данное пространство народы должны были в 1940 г. занять позицию и сохранить ее в 1941 г.

В этих условиях две появившиеся на английском языке работы в качестве последних резюме, вероятно, безвозвратно ушедшего геополитического положения в атлантической зоне приобретают непреходящую ценность: Раймонд Лесли Буэлл: Польша. Ключ к Европе. Нью-Йорк – Лондон. 1939 и “Политические и стратегические основы Соединенного Королевства: Очерк”. Лондон – Нью-Йорк – Торонто. 1939 . Вероятно, Польша и в самом деле была ключом к новой Европе. Э.П. Хансон, американский критик Буэлла, выделяет высказывание И. Боумана в “The New World”: “Положение Польши и международные отношения жизненно важны для будущей стабильности Европы”. Все дело в том, чего хотели: как Англия, неустойчивого равновесия, при котором и дальше можно было бы сталкивать друг с другом континентальных европейцев, что в Лондоне понималось как “баланс сил”, или же искали стабильного равновесия, которого желают немцы и русские? И те и другие должны были через польскую систему “качелей” соединиться в единстве воли, чтобы покончить с ней как вековечным беспокойством; они могли длительное время [с.390] мириться лишь с тем, что имеют между собой стабильное, постоянное, устойчивое образование, каким была или могла бы быть, скажем, Польша Пилсудского или полковника Славека, а отнюдь не охваченное смутой многонациональное государство, ставшее игрушкой западных держав. Как раз если бы Польша уяснила свои геополитические трудности, а именно подвижные границы, щепетильное отношение к доступу к морю, центробежные устремления мародерствующих “друзей народа” в отношении ее обоих крупных соседей, на восемьдесят процентов урбанизированное еврейское население в аграрной стране, ей следовало бы стремиться к состоянию покоя и закреплению прав, а не становиться орудием британского возмутителя порядка.

Обе книги в совокупности дают ключ к пониманию того, на какой гибельный путь толкнула Великобритания своего протеже, как она, начиная с 1914 г., оказывала давление на армян, на жителей земли обетованной, на ею стесненных, раздробленных и рассеченных границами арабов, на греков, чехословаков, в 1939 г., вероятно вслед за Польшей, из-за кулис на неосторожную Турцию и в 1940 г. на Север Европы, ландшафты устья Рейна в Нидерландах и на прилегающую к Ла-Маншу Францию.

Один крупный английский военный геополитик пишет: “Ныне сердце нашей империи стало самым ранимым органом”. Не должно ли это предупреждение призывать к мирным решениям, как и другое военно-геополитическое предупреждение: “Стомильный канал от Суэца до Порт-Саида протянулся к двухтысячемильному каналу от Порт-Саида до Гибралтара”. Многое схожим образом обесценено из того, что некогда было британской силой, и новые трещины и разрывы зияют в здании самой большой мировой империи.

К тому же звучит погребальная песня Гомера Ли о том, что судный день англосаксонства забрезжит тогда, когда немцы, русские и японцы объединятся (мотив из “The day of the Saxon”).

С другой стороны, многие окраинные острова – когда-то прочные опоры мощи, бесспорные по ценности базы флота – стали благодаря авиации и телемеханике доступными для наступательных операций на большие расстояния, которым не может более с уверенностью противостоять никакой флот: Гибралтар, Мальта, Гонконг, даже Скапа Флоу; Бермуды, Багама, Ямайка, Британский Гондурас, Фолклендские острова либо оказались в 500-километровом американском оборонительном поясе, либо стали объектом американской алчности.

Нефтяные месторождения, как линия Киркук – Хайфа, как Абадан, были гораздо больше открыты для континентального наступления, чем казалось при их приобретении, и обнажены для смертоносной схватки на суше; но компания “Датч-Шелл” боится океанской державы [т.е. Японии], которая уже давно больше не робеет перед атлантическими силами Европы, но хотела бы сдерживать Соединенные Штаты, и поэтому туда был направлен послом мудрейший экономист и политик Мацуока, которого сменил адмирал Номура . [с.391]

Плацдармы Англии на Балтике для высадки войск стали русскими сходнями. Итак, подтверждается предсказание Китченера, высказанное по другому поводу, что британцы и немцы ведут друг с другом войну ради американцев и японцев, а все издержки приходятся на Европу, которой, естественно, и Южная Америка как клиент не верна, торгуя с Северной Америкой и Восточной Азией. Удушение торговли Малой и Средней Европы Англией, чего с удовольствием хотел добиться Черчилль посредством ее втягивания в войну с самыми крупными и самыми сильными европейскими государствами и о чем он и Осуцкий и их израильские друзья шепчутся между Лондоном и Прагой, – секрет полишинеля. Им неприятно, что война велась гуманно, и они полагают, что “должен же кто-нибудь начинать с опустошения открытых городов, с тем чтобы возникла необходимая ненависть” .

С важной, не потерявшей силу за давностью лет претензией на свое справедливо приобретенное участие в доступе к тропическим сырьевым ресурсам своих бывших колоний в атлантическом и тихоокеанском пространствах Германия вступила в 1940 год.

Эта претензия недавно подтверждена доказательствами, которые приводит неутомимый исследователь леса Ф. Хеске в своем известном во всем мире журнале “Zeitschrift fur Weltforstwirtschaft”, в замечательном авторском обобщении “Тропический лес как источник сырья” , представляющем собой несравненный синтез эстетики и экономики и воинствующих разъяснений против хищничества и опустошения, в чем повинны старые колониальные державы, например, в Африке. Ныне Смэтс топчет там все добрые посевы немецкого и южноафриканского происхождения, о которых заботился Герцог .

То, что сделано Хеске для сохранения растительного покрова поверхности Земли, обозревает Карл Заппер в интересах переселенцев (иммигрантов) в резюме “Об акклиматизационных способностях белых в тропиках” , признавая особо благотворные достижения Вилли Гельпаха, Роденвальдта, Клауса Шиллинга и др. в области тропической гигиены, Фишера и др. Здесь поколение корифеев смыкается со средним поколением в полной боевой готовности решительно отстаивать не потерявшие силу за давностью лет права нашего народа на содействие улучшению земли на всем земном шаре сообразно ее продуктивности, а не в рамках оставленного пустующим, захваченного грабежом владения как следствие наглых разбойничьих действий в былые минуты слабости всемирной истории. Такие действия не могут быть основаны на прочном праве, а берут начало еще в дерзком пиратстве “разбойников моря” или “разбойников степи”. [с.392]

Эту правдивую характеристику, данную британцем Макиндером, нужно помнить всегда: все-таки она оправдывает внутри разодранной немецкой сферы всевозможные усилия по ее вооружению и раскрывает причины расчленения Ближнего Востока, близкого к завершению освобождения Индии от рабства, а также “нового порядка” в Восточной Азии. Каждое из таких пострадавших пространств на свой манер избавляется от засилья британцев!

Когда– нибудь народы поймут, кто их эксплуатирует, -кто снова и снова заставляет их проливать кровь и покушается на их земли!

Это должно было вести к губительнейшим самообманам для Малой Европы (подлинные передовые борцы которой были незамедлительно ограничены проводившейся западными державами кампанией ненависти против жизненного пространства Центральной Европы и ее возможности дышать и пространственных успехов Советского Союза), если смотреть сквозь пальцы на то, что предстоят и готовятся на международной арене геополитические перемены огромнейшего масштаба.

К таким переменам относятся не только внушительное продвижение Советского Союза в Европу на всем протяжении его западной границы, отграничение Нового Света посредством гибкого оборонительного морского и территориального пояса, который, смотря по потребностям, согласно разъяснению Панамы, расширяется до 500 км, а согласно другим разъяснениям государственного секретаря Хэлла – всего лишь до 5 км. К таким переменам относится и тот факт, что Канада, вероятно, вмешается в войну в Европе, но на другой стороне, как составная часть Америки, защищенная доктриной Монро. Правда, в 1914-1919 гг. австралийцы и новозеландцы также проявляли ничем не спровоцированную враждебность; однако на сей раз они держатся в стороне, испытывая страх перед Японией – “the Smell of the East in the Northwind” , и это давление идет так далеко, что опубликованное в газете “Stampa” сообщение из Сингапура может дать повод поверить всерьез, будто в качестве ответного дара японцам предлагались австралийские гарантии Новой Гвинее и окружающим ее островам. Японцы вновь строят перегон железной дороги протяженностью 580 км для перевозки руды и угля во Внутреннюю Монголию как часть задуманной магистрали, которая должна пойти на Запад через Западный Китай, Памир, Афганистан и Иран. С другой стороны, Япония ищет новые торговые пути в Южную и Центральную Америку, где Мехико самым ординарным способом пытается завладеть спасенным там немецким пароходом, подобно тому как “Ниппон Юзен Кайса” принадлежит от 60 до 200 тыс. т немецкого тоннажа, укрытого в безопасном месте на Дальнем Востоке – хотя Япония уже имеет 5,6 млн. т торгового тоннажа. Рукопашная схватка в Малой Европе ослабляет всех ее участников перед предстоящей борьбой, даже если Англия списывает [с.393] со счетов Балтийское море как сферу немецкого господства , подобно тому как весь восточноазиатский прибрежный морской коридор стал частным морем Японии.

При последующем развитии японо-русских отношений на рубеже 1939-1940 гг. в хорошие и лучшие для согласованной политики в Евразии нам не следует забывать, что старты аналогичных попыток 1902, 1909-10, 1917, 1922, 1925 и 1933 гг. препятствовали открыть двери к миру участникам войн 1904-1905 и 1918-1922 гг., между которыми, собственно говоря, с 1937 г. не прекращались пограничные бои. Имеются в виду столкновения у Чжанго фын [сопка Заозерная] 62 и Номон-Хан [район Номон-Кан Бурд Обо – 16-20 км восточнее реки Халхин-Гол], о которых громче всех раструбили по миру, из них последнее продолжалось пять месяцев, пока 20 сентября 1939 г. в Чанчунь-мяо не состоялось захватывающее зрелище богослужения по павшим, на котором присутствовали высшие советские и японские офицеры, что делает честь военно-философской гибкости генерала Потапова 63 .

Более широкопространственное и геополитическое мышление и меньшее увлечение идеологией позволили бы избежать на всем протяжении “оси” Берлин – Москва – Токио с 1901 по 1940 г. многих, часто в сущности совсем ненужных жертв и трений. Как еще в 1896 г. американцы Брукс Адамс и Мэхен проницательно заметили, насколько широко могла бы способствовать Япония согласию с Россией и Германией, так же писала “New York Times” в 1939 г. по поводу урегулирования пограничного конфликта у Номон-Хана: “Оно [урегулирование] может стать первым шагом к “новому порядку” между державами на далекую перспективу, причем Советский Союз, Германия и Япония пришли бы к общему соглашению о своих методах и мотивах с потенциальными последствиями невиданного значения и важности для всех других наций” (“which might take Japan far” 64 ), – написал с прозорливостью недоброжелателя в середине того промежутка времени снова американец.

Но действительно ли Япония и Германия держат в руках транстихоокеанский и трансатлантический бинокль и используют его, чтобы распознать столь близкую геополитическую выгоду, которую обсуждали со мной еще в 1909 г. такие крупные государственные мужи, как советники японского императора Ито, Кацура, Ямагата, и откровеннее всего граф Гото, а затем учитывал ее, несмотря на Портсмут (США) 65 , видный инициатор строительства Сибирской железной дороги Витте и которая убедила Радека и Чичерина, – ибо “the Soviets will be realistic and see that their own interest are furthered” 66 . А они по крайней мере обладают тонким слухом, чтобы понимать данное геополитическое преимущество и при этом отбросить идеологические предрассудки и при заключении любого пакта с теми, кто достаточно умен, всегда учитывать собственные выгоды. [с.394]

Только партнер должен быть надежным, способным отклонить нежелательные, не сходные по духу идеологические товары. Однако это внутренний вопрос духовной стабильности и духовной структуры народа и того, чему прежде всего доверяют с культурно-политической точки зрения, учитывая производительную и творческую силу, для обновленной Восточной Азии Великая Япония, а для укрепившейся на новых направлениях Центральной Европы – Великая Германия.

Поэтому та странная война, которая на Западном фронте Центральной Европы направлена в сторону моря, а на Западном фронте Японии и культуры Восточной Азии – в сторону суши, в гораздо большей степени культурно-политическая и хозяйственная, чем военно-политическая схватка, и как чисто военный акт она завершилась с распадом Польши на Западе Евразии и эвакуацией правительства [Чан Кайши] в Ханькоу 67 на ее Востоке. В 1940 г. перед всеми тремя евро-азиатскими партнерами стояла прежде всего задача позаботиться о новой устойчивости лучшей, признанной даже противниками взвешенной организации приобретенных пространств. Ведь каждая победа в конечном счете выражена в пространстве и приз победы – приобретенная территория. Но она должна быть действительно приобретена и стать таковой.

Итак, пространственно-политический прогноз зависит в первую очередь от высокого качества новой пространственно-политической реорганизации и улучшения национально-политической структуры, от способности больших сухопутных пространственных организмов Старого Света окончательно исключить опасность извечных трений для малопространственного рассеянного поселения. Но на это уйдут не годы, а десятилетия. Да и затем еще сохранятся остаточные состояния, требующие доброй воли.

Они коренятся не в последнюю очередь в явлениях роста городов (урбанизм).

Военно– геополитическая опасность урбанизации для каждого вида борьбы за существование и беспомощность и беззащитность крупного города в войне ярко обнаруживаются в судьбе Варшавы. Только с позиции предупреждений, высказывавшихся на протяжении многих лет журналом “Geopolitik” в этом смысле и вытекающих из пережитого Смирной, Шанхаем, Ханькоу, Чанша, Мадридом и Кантоном, объяснимо правдивое высказывание “Journal de Geneve”:

“Еще сегодня на улицах Варшавы можно видеть следы баррикад, окопов и минных гнезд. Каждая улица – окоп, каждый дом – крепость. Я осмотрел некоторые четырехугольники домов, которые были оборудованы по всем правилам искусства для уличных сражений. Простенки были снабжены выходами, так что защитники из этого целого четырехугольника домов могли уйти, не пересекая улицы. Кроме того, между собой дома были связаны подземными переходами” . [с.395]

Если история действительно имеет смысл, то судьба Варшавы служит предупреждением всем военачальникам: открытые города 68 не следует превращать в укрепленный лагерь, чтобы ограничить ненужные жертвы среди гражданского населения и ужасы войны.

Таких геополитических предостережений делалось, разумеется, задолго вполне достаточно.

В данном случае быстрое разрушение городского водоснабжения немецкой авиацией сократило, пожалуй, единственно возможным, скорейшим, а поэтому гуманным образом страдания скопившихся в Варшаве двух миллионов жителей; вообще немецкая полевая военно-медицинская служба проявила весомое, достойное похвалы участие в быстром преодолении следов “блицкрига” и в обезвреживании эндемических и эпидемических очагов заболеваний в большей части отошедшей к Советскому Союзу Восточной Польши, над чем, как мы знаем, успешно трудился бесстрашный поборник геомедицинского мышления профессор Цейц. В рейхе понимали военно-геополитические опасности урбанизации и делали все возможное для того, чтобы противостоять ей. Не удивительно, что Англия с ее на 95 процентов урбанизированным населением (против 60-73 процентов в старой Германской империи) испытывает неприятные чувства при сравнении этих цифр.

Принявшие городской вид ландшафты являются ныне более благоприятными, чем открытая страна, инкубаторами истерии и других духовных и душевных массовых заболеваний, а также пандемических и эндемических психических эпидемий – главных объектов военной медицины. Напротив, сопротивление на протяжении трех лет Китая, обладающего явно недостаточными военно-техническими средствами, было бы невозможным без его стойкого иммунитета против урбанизации при соотношении приблизительно 80 процентов оседлого сельского населения против лишь 20 процентов не привязанного к земле, странствующего; вместе с тем можно обнаружить множество известных с древности городских центров – носителей культуры, например, в Индии. Быстрая урбанизация нынешнего советского пространства (33 процента) – при плотности населения всего лишь 8 человек на кв. км, максимум 70 человек на Украине, – рассматриваемая с геополитической точки зрения, – вероятно, опаснейший признак на самом по себе удовлетворительном, слабозаселенном гигантском пространстве, возросшем с одной седьмой части обитаемой поверхности Земли до одной шестой. Следовательно, в государствах с высокой плотностью населения важно сделать их урбанизированные части устойчивыми к кризисам. В отношении Польши, разумеется, оправдались мудрые слова одного британского дипломата о том, что “немецкая военная сила проскользнет на Восток как нож сквозь масло”. Но при всей беспорядочности политических связей польское пространство тяготеет все [с.396] же скорее к условиям существования Малой Европы, чем Евразии, в пользу которой оно потеряло в 1939 г. 13 млн. населения 69 . Как и в 1812 г., все своеобразие восточного русского театра военных действий с военно-геополитической точки зрения проявилось лишь по ту сторону Немана и Вилии 70 и Буга. “Гласис” Карпат как целое, конечно, относился в значительной мере к военно-политическим условиям Малой Европы. В нем новое разграничение разрывает сегодня старую оборонительную линию и военную дорогу Краков – Лемберг (Львов) – Черновцы – Констанца на Буге и Днестре, которая так долго была “закрытым путем” Центральной Европы, перед Трансильванским бастионом и сырыми окопами на Висле, Сане, Днестре и Пруте.

Британский господствующий слой сражается против Центральной Европы за право “каждому [иметь] свое”; а немецкий народ, напротив, – за последнюю возможность жить в условиях свободы и чести. Сообразно с этим оценивается участие каждого. Европа повсюду несет расходы и оплачивает их прежде всего остатками своей позиции в мире.

На рубеже 1908-1909 гг. в форте Уилльям у Калькутты лорд Китченер сказал, когда мы сидели у камина, что если бы Англия и Германия повели между собой войну лишь ради американцев и японцев, а при завершении ее были бы, по меньшей мере в Тихом океане, скорбящими родственниками, то он вряд ли предчувствовал, в какой мере его мудрое высказывание воплотится в реальность. Еще меньше он предвидел, сколь внушительное положение посредника с возможностью давления на все три океана вернули бы России всего лишь преждевременные родовые схватки второго издания этой войны 1939 г., чтобы она – вопреки всем предостережениям сэра Хэлфорда Макиндера – снова стала, по крайней мере для Старого Света, “географической осью истории” благодаря ошибочной британской политике. В отношении Индии следует лишь признать индийское самоопределение, оказать поддержку шаху Ирана, если он захочет снова взять в свои руки нефтяные месторождения и Абадан или, наконец, если Турция предпримет обманный ход, чтобы направиться маршем на Киркут через Армению для освобождения армян и курдов, перерезать жизненный нерв военного флота властителей Индии [т.е. Англии], поскольку он не может привозить нефть из Америки или же должен быстро убираться из Индонезии почти под дулами японских пушек. Но если Япония достигнет компромисса с Советским Союзом, то русским вовсе не надо будет добиваться на Тихом океане роли третьего радующегося; в таком случае старая дальневосточная островная империя позаботится обо всем, что может в дальнейшем произойти в Китае и Океании в ущерб обеим империалистическим державам, в свое время ввергнувшим Россию вместе с Турцией в Крымскую войну.

“Политический выигрыш в результате европейской войны 1939 г. может в 1940 г. быть весьма большим для всех способных к самостоятельным действиям владельцев индо-тихоокеанского [с.397] пространства, так что нам самим и другим вовсе не надо воевать, чтобы наполнить наши амбары”. Примерно так думают многие в индо-тихоокеанском пространстве. Один из выразителей этих взглядов раскрывает данные намерения в скромном приложении к журналу “Oriental Economist”: “Japan prepares for Continental Construction” 71 . Приложение содержит всего 40 страниц, но достойно прочтения и обдумывания всеми хорошими и плохими европейцами, которые все еще не выходят за рамки чисто атлантической оценки событий 1939 г., но способны размышлять о конструктивной созидательной политике Старого Света.

Когда был подготовлен к печати октябрьский номер “Oriental Economist”, экономические круги, давшие ему старт, еще надеялись, что Япония под первым впечатлением германо-русского соглашения о складывающемся евразийском блоке 72 отойдет от старых колониальных держав и их восточноамериканских сторонников. Под знаком таких надежд был напечатан “Обзор международного положения” с достойной благодарности короткой историей “Инцидентов”, которые вновь раскрыли геополитическую несовместимость путей к конечным целям западных держав и Японии.

Восстановление треугольника Берлин – Рим – Токио 27 сентября 1940 г. 73 проложило ясную дорогу на более высоком уровне.

К тому же если бы удалось смело согнутую дугу треугольника Берлин – Рим – Токио привести к обоюдной выгоде в соответствие с солидным массивом пространства и изобилием сырья в Советском Союзе и таким образом придать этому треугольнику неприступную глубину “хинтерланда” и устойчивость, тогда все старания “третьих держав” (как мило говорит “Oriental Economist”) были бы исчерпаны, что уже прогнозировали Гомер Ли и сэр Хэлфорд Макиндер; Евразия и западная часть Тихого океана могли бы освободиться от англосаксонской опеки и достичь действительного самоопределения, к чему в то время самостоятельно стремились также Индия и, возможно, сопредельный с ней мир.

Такое рассуждение должно было раскрывать всем участникам их естественные, геополитические точки зрения. Затемнение путей, ведущих к этому, было главной целью британской и французской пропаганды в области культуры и экономики. По той причине, что последним завершающим итогом враждебной Европе насильственной политики ее западных держав могло также стать их самоизгнание из Азии.

Но при такой перспективе допускалось в широком плане взаимопонимание между Японией и даже Китаем в рамках “нового порядка” в Восточной Азии, Россией как азиатской державой, младоиндийцами с их евро-американскими склонностями и мечтами о самоопределении, арабами, исламом с желательными решениями азиатских вопросов в качестве предварительного этапа к последующему согласованию их совместного натиска, направленного против хозяев “золотой бахромы на нищенском рубище Азии”. Ведь об этом контрасте знал не только лорд [с.398] Керзон, он был также особенно очевиден жителям Азии “в нищенском рубище”. Не зря же многие годы смотрят они со скудных высокогорий на лежащие внизу плодородные земли, беззащитные ходят под пальмами лишь с легкой повязкой на бедрах и наблюдают, как их богатства – алмазы, пряности, олово, хлопок – к чужой выгоде уплывают в другие части Света. Все это должны были бы признать владельцы богатейших частей Азии, прежде чем начинать корыстную войну против Havenots – неимущих, очень плохо замаскированную, как большинство всех империалистических войн, превентивную наступательную войну, и ее вели против бедных народов Земли великие империи, с пиратского облика которых Молотов сорвал добродетельные маски 74 .

Население индо-тихоокеанского пространства по-иному относится ко второй, открыто империалистической войне грабительских держав, чем к первой, как войне разбойников, в которой народы Азии часто неосознанно действовали против собственных интересов. Осознание же действительных целей войны не позволит, как в 1914-1919 гг., набросить завесу или заставить государства с малым пространством выступать в роли псевдонейтралов. Это осознание благодаря трем великим державам разливается широким потоком по Земле, даже если оно будет с далеко идущими целями фальсифицироваться в США. В Москве, Риме и Токио знают, как, используя печать и радио, найти путь к еще недостаточно развитому общественному мнению индо-тихоокеанского пространства и миллиарду его населения, и по меньшей мере добиваются того, что оно не служит ни пассивно, ни тем более активно своим эксплуататорам. Но такое развитие сдерживает также военную помощь европейским театрам военных действий, которая могла бы быть направлена им, особенно из заселенных белыми доминионов в индо-тихоокеанском пространстве, и не только в виде произведенных на их территории и в США смертоносных средств наряду с елейными клятвами патрона. Мир цветных видит это хотя бы теперь и потому задумывается.

То, что делает пока еще непонятными для западных держав Европы процессы расширения Германией и Японией своих “жизненных пространств” по сравнению с такими же процессами в находящейся в центре [Британской] империи, – так это мессианское мышление, которое пронизывает эти процессы, и пространственное единство, в котором оно излучается, в противовес тому пространственно-политически чисто внешнему рассеянному владению, что в высшей степени характерно для Британской империи и в меньшей степени для основанной преимущественно в Еврафрике Французской империи.

Напротив, Итальянскую империю, как полагают, легче сдерживать, несмотря на провал санкций 75 , с ней можно бороться более знакомыми средствами, так как прежде всего бросается в глаза разобщенность разделенных Средиземным морем ее [с.399] составных частей, отсутствие между Альпами и восточным мысом Африки цементирующей воедино идеи, которая толкает к связи через Средиземное море по воздуху, воде и в конечном счете также по суше или же по меньшей мере к безопасности сообщения (Суэцкий канал и Трансафриканская авиалиния).

При таком положении очень важно использовать и закрепить любой симптом, делающий более определенными сведения о пространственно-политических представлениях наряду с идеологическими, которые создавала Япония своей восточноазиатской миссией.

Важный мотив звучит в журнале “Cultural Nippon” (“Японская культура”) vi , где Ямасаки-Сейдзун весьма открыто высказывается на тему “The New East Asia and Capitalism” 76 , ибо выдвинутая там теория строительства единства в Восточной Азии (Toakyodotai), основанная на сотрудничестве, находится в непримиримом противоречии с эксплуататорскими методами крупных демоплутократий; в то же время представляется вполне возможным довольно гибкое сосуществование с другими крупными или малыми азиатскими и евроазиатскими державами, включая Советский Союз.

Возможно, многих удивит в этом обзоре резкое осуждение применяемых Японией методов откровенной эксплуатации сырьевых ресурсов Китая, злоупотребления дешевой рабочей силой и монополистическим образом действий на китайском внутреннем рынке и отчетливое признание неизбежно выросшей на этой основе длительной, смертельно опасной для любой совместной работы озлобленности полмиллиарда китайцев: распространенные аргументы, с помощью которых демоплутократий весьма активно работают против Японии.

“Национализм не игрушка капитализма, как об этом трубит марксизм. Напротив, национализм показывает большую потребность в реформировании капитализма”. По этим причинам Япония верит, что нельзя чувствовать себя в безопасности, если соседний Китай будет строиться как орудие дичайшего крупного капитализма, насаждаемого плутократическими закулисными заправилами, как в сущности не могла бы существовать в Центральной Европе в безопасности Германия, покуда плутократические западные державы во всех малых, лишь кажущихся самостоятельными национальных государствах – наследниках “европейского промежуточного пояса” в любое время плутократическим способом могли готовить против Германии, как и против России, базы нападения и мину замедленного действия.

Но такую проницательность невероятно трудно пробудить у Китая, ибо нужно преодолеть ожесточение последних трех лет и вызвать повсюду потребность в основательном обновлении образа мыслей, выстроить для Восточной Азии “новый тип национализма”, как это попытались сделать в Европе фашизм и национал-социализм. “Империалистическое мародерство, [с.400] повсюду в мире не отличающееся существенно от грабежа, – это дело прошлого”, – думает японский автор. Но как раз за сохранение этого основного властного принципа государств – морских разбойников идет война западных держав против обновляющейся Европы; причем выявляется, что их устаревшие методы приведут к провалу, если Япония, не совершая отрыв от капиталистических методов (в рамках которых во время революции Мейдзи 77 совершалось ее обновление), перейдет к методам немецкого и итальянского обновления вполне родственным самоосвобождением от старого колониального стиля. Сможет ли правительство Ван Цзинвэя 78 сделать понятным в Китае подобное японское преобразование?

Такое благоразумие начинает пробуждаться в широких кругах Японии, и об этом возвестили буревестники вроде того, что появился в “Cultural Nippon”. Правда, отдельные буревестники помогают так же мало очищающей воздух весенней грозе, как одна ласточка приходу весны. Но налицо уже много признаков, позволяющих предположить, что Япония склонна навсегда дистанцироваться от британско-французских плутократических эксплуататорских методов прежнего колониального стиля, сколь бы соблазнительными они ни казались многим японцам на политико-географических, размалеванных старыми красками картах мира. Рим рос по-иному, чем Карфаген, но держался лучше и даже колебался в выборе между обдуманным имперским мышлением Сципиона Старшего 79 и Юлия Цезаря, пока не был найден компромисс Октавиана 80 .

Обе восточноазиатские державы древней культуры все еще не уяснили себе, на каких путях они должны искать иные решения, чем те, к каким прибегали прежние колониальные державы в своих попытках ассимилировать пространства, даже желают ли они попытаться это сделать больше на континентальном или на океанском основных направлениях. Доказательством этого служит основание в Японии нового Тихоокеанского института, который, разумеется, должен больше работать прежде всего в направлении Южного моря, Nan-Yo и стремится подготовить там более справедливое распределение доступа к земельным и сырьевым богатствам.

Сие, естественно, страшит современных владельцев, всех “Haves” 81 .

Создание такого института – предвестник направления, которое по меньшей мере неизбежно подходит для западной части Тихого океана и венца ее островов, чтобы вырвать из рук умно придуманного Соединенными Штатами Америки инструмента в виде Тихоокеанского института и его журнала “Pacific Affairs”, журналов, как “Amerasia” и другие 82 , по крайней мере их понятие Восточной Азии как первой ступени восточноазиатской доктрины самоопределения, которая должна была бы точно так же исключить Америку по меньшей мере из Старого Света, как она сама вытесняет Старый Свет из судьбы и экономической структуры Нового Света. [с.401]

И такое геополитически неизбежное развитие толкает Японию, хочет этого или нет ее нынешнее руководство, на сторону поборников евро-азиатской идеи самоопределения против вечного вмешательства западных окраинных держав Европы и их трансатлантических дочерних образований.

27 сентября 1940 г. закрепило прорыв в таком представлении.

Сопутствующее обострение классовой борьбы ограбленных или доведенных до нищеты народов против богатых, сытых имеет свою конечную причину в самонадеянности “имущих” (Haves) по отношению к “неимущим” (Havenots), которое впервые через верхнюю палату отразило этот антагонизм словами, быстро нашедшими доступ к эксплуататорским кругам крупных мировых финансовых центров. Со своей стороны уже “Japan Times” предупреждает не только европейцев, но и американцев: “Лучше оставайтесь в Америке. Старая Япония с неограниченной возможностью ушла в прошлое”. (А также старая Азия, местами даже и старая Африка в процессе исчезновения! Таково знамение.) “Каждый год новоприбывший находит, что идет борьба все острее за соперничество и все суровее за возможность выигрыша”. Это как раз означает: “Восточная Азия – для восточных азиатов” или “Азия для азиатов” даже там, где, как в индийском пространстве, так долго казалось, что есть легкие пути к уважению, более свободному образу жизни, экономическому подъему.

Было бы заблуждением полагать, что перемены во всемирно-политической точке зрения в таких пространствах, как Индия, на Востоке могли бы происходить почти с такой же военно-политической молниеносной быстротой, как кампания в Польше осенью 1939 г. Даже там, где заблуждения припирают к стенке на столь близких расстояниях, как от Кабула до индийской северо-западной границы, они разрешались с 1915 по 1919 г., пока не наступила такая перемена в результате третьей Афганской войны 83 . Конечно, организация Индийского Национального Конгресса с тех пор стала мощно развитой, конечно, с тех пор сложился исламский союз Саадабада 84 между Ираном и проливами.

Однако не следует забывать, что многолетние пропагандистско-технические британские военные приготовления оказали влияние на радикальных руководителей индийского общественного мнения, а также Египта и Ирака, создав у них абсолютно ложную картину держав “оси” и еще более ложное представление о бескорыстии истинных поборников демократии, даже если они наблюдали своими глазами противоположное. Иными словами, они легче готовы к сотрудничеству с Москвой, чем с Берлином, Римом или Токио, хотя этот треугольник в силу геополитической необходимости должен был бы автоматически оказать мощную поддержку своей упряжкой на запасном пути индийского самоопределения 85 . Но такое понимание должно приблизить к ней Джавахарлала Неру, Боса 86 и их последователей только окольным путем через Москву; а Ганди, между прочим, заработает для себя право – благодаря препятствиям, [с.402] которые он ставит Конгрессу, несмотря на “пассивное сопротивление и неповиновение” 87 , на британское имперское гражданство за спасение “british raj” – британского правления от многих потрясений, в которых без этого содействия Ганди иной вице-король не знал бы, что делать дальше; начиная с лорда Ирвина 88 , который сегодня, как Галифакс, оказался в стесненных обстоятельствах, защищая странную этическую практику политического убийства из-за угла, которую он как вице-король Индии должен был ради своей хорошей репутации отклонить.

Но не только в немецких и японских коридорах переговоров, но и в индийских джунглях переговоров – на родине [бенгальских] тигров – очевидна эта примета поднимающегося страстного гнева народа, все более и более угрожая некоторым, до сих пор все еще открытым путям к компромиссам и переговорам. Между тем “год зайца” восточноазиатского цикла переходит в 1940 год как “год дракона”. “Годы дракона” легко дают созреть драконовым посевам.

1941 год, согласно дальневосточному знаку зодиака, – “год змеи”; затем 1942 год – “год лошади”, которая могла бы снова вытащить на сухое место многое из того, что сегодня еще стоит на зыбкой почве.

Чем дальше от воды почва на суше, тем она лучше и безопаснее. [с.403]

Примечания:

ПРИМЕЧАНИЯ

(с.17) См. весьма примечательную статью: Fischer Th. Das Deutsche Reich in seinen heutigen Grenzen: eine Eintagsfliege! // Geographischer Anzeiger. Justus Peter. Gotha, 1900. № 1, ход мыслей которой стал одним из сильнейших побудительных мотивов к написанию данной работы.

Абендланд (Abendland) – с конца XVIII в. собирательное название для средневековой католической и христианской Европы. В XIX-XX вв. это понятие легло в основу теории, согласно которой “Абендланд” (или Европа), восточная граница которой определялась, как правило, произвольно, является неким сообществом народов, которые культивируют западный образ жизни. “Закат Европы” (“Untergang des Abendlandes”) – выражение, повторяющее название книги О. Шпенглера “Закат Европы” (т. 1. М., 1993; т. 2. М., 1998). [с.18]

В своих сочинениях Хаусхофер часто использует понятия и образы, заимствованные из мифологии. Так, свет и тьма в мифологической модели мира – одно из основных противопоставлений. С мифа об отделении света от тьмы в библейской традиции (“Бытие”) начинается творение. [с.18]

Шпенглер Освальд (1880-1936) – немецкий философ и историк, приобрел известность после успеха своего труда “Закат Европы” (1918-1922). Развивал учение о культуре как множестве замкнутых организмов (египетская, китайская, индийская и т.д.), как бы выражающих душу народа и проходящих определенный жизненный цикл. В 20-е годы выступал как публицист консервативно-национального направления. В 1933 г. отклонил предложение нацистов о сотрудничестве, за что гитлеровский режим подверг его бойкоту. [с.18]

Фауст – один из неувядаемых образов мировой литературы, вечный вопрошатель о смысле человеческой жизни, воплощение загадок и противоречий; олицетворение дерзаний человеческого разума и в то же время сомнений в необходимости этого дерзания, неукротимого движения к неизведанному и постоянного вопроса о границах этого стремления, о пределах “дозволенного” при вторжении человека в жизнь Природы и Космоса.

Иное толкование приобрел этот образ в культуре и идеологии фашистской Германии: это “сверхчеловек”, “истинно немецкий герой”, носитель идеи группового эгоизма, одержимый безжалостно-наступательной агрессией. [с.18]

Основана Оттоном I (912-973), германским королем с 936 г., первым императором Священной Римской империи (Sacrum Romanorum Imperiam – Heiliges Romisches Reich). Священной она стала в 1254 г. В конце XV в. к этому названию были добавлены слова “германской нации”.

Священная Римская империя германской нации была этнически пестрым образованием. Помимо немецких территорий в ее составе было много славянских земель, находившихся под властью австрийских и немецких князей, а также областей с итальянским, французским, валлонским и венгерским населением. Сама империя (после Вестфальского мира 1648 г. существовавшая чисто номинально как совокупность в основном мелких государств) официально прекратила существование в 1806 г. [с.19]

Эллинизм – период в истории стран Восточного Средиземноморья между 323 и 30 гг. до н.э., когда на месте державы Александра Македонского образовалось несколько государств: Селевкидов, Птолемеев, Пергам, Понтийское царство и др., политический строй которых сочетал элементы древневосточных монархий и греческих полисов. Термин “эллинизм” был введен в науку немецким историком Дройзеном. [с.19]

Ашока (268-231 до н.э.) – властитель империи Маурьев, занимавшей почти всю Индию и часть современного Афганистана. Сыграл важную роль в становлении буддизма как мировой религии. [с.19]

Акбар (1542-1605) – падишах Индии из династии Великих Моголов. [с.19]

Перикл (490-429 до н.э.) – вождь афинской рабовладельческой демократии. [с.19]

Александр Македонский (356-323 до н.э.) – царь Македонии с 336 г., основатель крупнейшей мировой империи древности. [с.19]

11 Карл Великий – король франков (768-814), основатель Римской империи средневековья. Коронован в Риме в 800 г. папой Львом III императорской короной, что служило знаком его власти над всем Западом.

В 843 г. в Вердене три внука Карла Великого делят его империю на три королевства, которые дадут начало, правда не сразу и после многочисленных войн, немецкой, французской и итальянской нациям.

12 Гогенштауфены – династия германских королей и императоров Священной Римской империи в 1138-1254 гг., в 1197-1268 гг. – также короли Сицилийского королевства.

Фридрих Гогенштауфен Барбаросса (1123-1190) – император Священной Римской империи (1152-1190). [с.19]

13 Под Второй Германской империей (“Deutsches Reich”) понимается созданная Бисмарком в 1871 г. Германия в результате ее объединения “железом и кровью”. Вторая Германская империя фактически рухнула в 1918 г., но в официальных документах это название сохранялось в Германии до 1945 г. [с.19]

14 Т.е. Священной Римской империи германской нации. [с.19]

15 Шиллер Иоганн Фридрих (1759-1805) – немецкий поэт, драматург и теоретик искусства Просвещения, один из основоположников немецкой классической литературы. [с.19]

16 Термин “Das dritte Reich” (“Третья империя”), переводимый в нашей обществоведческой литературе как “Третий рейх”, употреблен в книге немецкого искусствоведа, историка культуры Артура Мёллера ван дер Брука “Das dritte Reich” (1923). Термин был заимствован нацистами и использовался в пропагандистских целях. [с.19]

17 Предполье – полоса местности перед главной полосой обороны или укрепленным районом, включающим несколько оборонительных позиций и инженерные заграждения. Элемент построения обороны в армиях многих государств. [с.19]

18 Борьба за существование (нем. Kampf um Daseins) – крылатое выражение, связанное с широким признанием теории Чарлза Дарвина, которое содержится в заглавии его знаменитого труда “Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствующих пород в борьбе за существование”. [с.19]

19 Речь идет о границах Германии, установленных Версальским договором 1919 г. [с.19]

20 Оптимизм автора вполне оправдан. К моменту публикации этой книги (1927) Германия существенно улучшила свое положение внутри страны и на международной арене. Она преодолела последствия небывалой послевоенной инфляции (в 1923 г. одна золотая марка стоила 38,1 млн. бумажных марок), в 1924 г. приняла разработанный международной комиссией экспертов “план Дауэса”, который предусматривал предоставление Германии займа в 200 млн. долларов для восстановления ее промышленного потенциала и регулирования уплаты репарационных платежей (132 млрд. марок). В 1925 г. были подписаны Локарнские договоры о гарантии ее западных границ (см. примеч. 1. С. 170-171), а в сентябре 1926 г. Германия стала членом Лиги Наций. [с.20]

ПРИМЕЧАНИЯ

(с.21) Braun G. Deutschland. 1. Aufl. Berlin, 1916. S. 311.

ii (с.21) Sieger R. Die geographische Lehre von den Grenzen und ihre praktische Bedeutung. Verhandlungen des XXI. Deutschen Geographentags. Berlin, 1926.

iii (с.24) Особенно показательными в этом направлении являются личные записки Наполеона I и его командиров подразделений о переходах пограничных зон (“Correspondance de Napoleon”) или многочисленные добротные работы французского Генерального штаба, а также Alombert et Colin. Campagne de 1805 en Allemagne (с обширным приложением писем); Moltke. Briefe aus der Turkei // Gesammelte Schriften. Bd VIII; из более нового времени Hamilton J. A staff officer's scrap book. London, 1906 или “Bilder-Atlas” d. phot. Abtlg. d. jap. Gen.-Stabs 1905 о культурно-политической границе Кореи и Маньчжурии или Сахалина.

iv (с.24) Ratzel F. Die Erde und das Leben. Leipzig – Wien, 1901; Braun G. Op. cit.; Sapper K. Geologischer Bau und Landschaftsbild. Vieweg. Braunschweig, 1917; Linnebach K. Die gerechte Grenze im deutschen Wfesten. Berlin, 1926; Curlis H. Versailles-Vertrag. Berlin, 1919; “Deutschlands Wasserwirtschaft”. R. Hobbing. Berlin, 1921; Konig F. Von der Not des Elsassertums in Geschichte und Gegenwart. Hochland, 1920; из англо-саксонского наследия: Hill E.H. The geography of international frontiers. London, Geogr. Journal Roy. Soc, 1906, II. P. 145, Bd 28; Mack J.L. The border line. Edinburgh, 1925.

Гёте Иоганн Вольфганг (1749-1832) – выдающийся немецкий поэт, мыслитель и естествоиспытатель, иностранный член Петербургской Академии наук (1826). [с.25]

Впечатления Гёте относятся к тому периоду его жизни, когда он был студентом Страсбургского университета (1770-1771). Готическому собору в Страсбурге, который явился для него истинным откровением, Гёте посвятил статью “О немецком зодчестве”, где выступил в защиту готической архитектуры, в которой ревнители Просвещения видели лишь проявление невежества и дурного вкуса. Но суждения Гёте не совсем точны: готическая архитектура (XII-XIV вв.) была не немецкого, а французского происхождения. Что же касается Эльзаса, то здесь издавна переплетались немецкие и французские традиции. И это переплетение традиций отражает Страсбургский собор, строительство которого было начато в 1276 г. [с.25]

Блаженной памяти Эрвина из Штейнбаха (лат.). Эрвин из Штейнбаха, вероятно, главный зодчий Страсбургского собора. [с.25]

Для гражданского самосознания Гёте характерно, что он не признавал границ между государствами, устанавливаемых честолюбием и войнами, протестовал против всех форм угнетения. [с.25]

В начале XVIII в. в результате нескольких экспедиций (1711, 1713, 1719-1721 гг.), возглавляемых русскими исследователями, Россия начала активную деятельность по освоению Тихоокеанского побережья. Когда до японцев дошли эти сведения, они в 80-е годы XVIII в. предприняли попытки исследования островов Южно-Курильской гряды. Наиболее известный японский географ и исследователь Могами Токунаи был первым из своих соотечественников, достигших островов Итуруп и Уруп в 1786 г. Высаживаясь на островах в конце XVIII – начале XIX в., японцы ломали пограничные знаки, вытесняли русских с островов, применяли угрозы и силу. [с.25]

Пассарге Зигфрид (1867-1958) – немецкий географ. Занимался разработкой теоретических основ региональной физической географии и ландшафтной типологией, построенной исключительно на физико-географической основе. Автор фундаментального труда, посвященного основам ландшафтной географии (Passarge S. Die Grundlagen der Landschaften. Bd 1-3. Hamburg, 1919-1920). [с.25]

Орография – раздел геоморфологии, изучающий расположение и размеры горных хребтов, возвышенностей и других форм рельефа. [с.25]

Поля крупнозернистого льда в верховьях ледников. [с.25]

Алтай – горная система в Центральной Азии, простирающаяся на восток от Казахстана в Западную Монголию и Северный Китай. [с.25]

Бамо (Бхамо) – город в Северо-Восточной Бирме, в верховье судоходного участка реки Иравади. [с.25]

Харбин – город в Северо-Восточном Китае, главный город провинции Хэйлунцзян на реке Сунгари. [с.25]

Гумбольдт Александр (1769-1859) – немецкий естествоиспытатель-энциклопедист, географ и путешественник. Исследовал Центральную и Южную Америку, был на Урале и Алтае. Один из основоположников современной географии растений, геофизики, гидрографии. [с.25]

Речь идет о дальности стрельбы немецкого чудо-оружия, терроризировавшего в годы первой мировой войны жителей Парижа. Как известно, дальность стрельбы артиллерии на протяжении целых пяти столетий не превышала 4-5 км, затем за несколько десятилетий перед войной 1914-1918 гг. достигла 30 км, а на заключительном ее этапе, в 1918 г., неожиданно увеличилась до 128 км. Этот скачок был следствием создания на заводах Круппа в Эссене дальнобойной пушки, получившей название “Колоссаль”. Орудие имело 110 футов (32,5 м) в длину и 40 дюймов (1,016 м) в диаметре. Первый выстрел по Парижу был сделан 23 марта 1918 г., последний – 9 августа 1918 г. Всего немцы выпустили по Парижу 303 снаряда, из них 183 разорвались в центре столицы и на окраинах.

ПРИМЕЧАНИЯ

(с.27) Ratzel F. Erde und Leben. Bd II. S. 595, где этот факт приведен как пример воздействия нехватки пространства.

ПРИМЕЧАНИЯ

(c.36) Zeller Е. Religion und Philosophic bei den Romern. Berlin, 1866.

Лимес (лат.) – сооружаемые с конца I в. н.э. на границах Римской империи укрепленные линии (граница империи), система пограничных укреплений (валы (см. примеч. 7. С. 43), рвы, сторожевые башни, палисады и кастелы). Наиболее известными считаются Лимес, сооруженный в Британии при императорах Адриане и Антонине Пие, а также верхнегерманский и рецийский Лимесы, существовавшие примерно до 260 г. Безопасность Паннонии, Дакии и Мезии обеспечивалась многочисленными пограничными укреплениями. Из-за частых изменений границ восточных провинций там не существовало единого типа Лимеса. На границах Египта как особой части Распиской империи Лимеса не было вообще. Не установлено, где точно проходила линия пограничных укреплений римских провинций в Африке. Во всяком случае на южной границе Римской империи в районе пустыни Сахары были оборудованы довольно мощные укрепления типа кастел (см. примеч. 16. С. 44). Изучением различных видов оборонительных сооружений эпохи Римской империи занимается специальная научная дисциплина – лимесология, получившая в последнее время распространение во многих странах. [с.43]

См. примеч. 8. С. 96.[с.43]

См. примеч. 12. С. 19.[с.44]

30 Циндао – город в Восточном Китае на южном побережье Шаньдунского полуострова. В 1897 г. был захвачен Германией и превращен в военно-морскую базу. В сентябре 1914 г., во время первой мировой войны, японо-английские войска начали осаду города и 7 ноября того же года захватили его. О дальнейшей судьбе Шаньдунского полуострова см. примеч. 9. С. 322.[с.45]

ПРИМЕЧАНИЯ

В христианской мифологии мотив пахоты (и сева) приобретает смысл духовного труда во имя спасения. Как убедится читатель, ознакомившись с текстом данного сочинения, под безобидными метафорами “вспашка”, “сев”, “всходы” и т.п. автор по существу понимает передел мира. [с.365]

См. примеч. 25. С. 79. [с.365]

См. примеч. 3. С. 365. [с.366]

Имеется в виду договор между Англией, США, Францией и Японией, заключенный на Вашингтонской конференции в 1922 г., а также договор девяти держав о принципе “открытых дверей” в Китае; см. примеч. 8. С. 103. [с.367]

См. примеч. 14. С. 193. [с.367]

Хей Джон Милтон (1838-1905) – государственный секретарь США. Нокс Филандер – государственный секретарь США, сторонник долларовой дипломатии и “открытых дверей” в Китае. О Стимсоне см. примеч. 19. С. 301. [с.367]

См. примеч. 13. С. 111. [с.368]

См. примеч. 3. С. 200-201. [с.368]

ПРИМЕЧАНИЯ

(с.390) R.L. Buell. Poland. Key to Europe. New York – London. 1939; “Political and Strategie Outlines of the United Kingdom: An Outline”. London – New York – Toronto. 1939.

О том, что стало с колониями Германии в результате ее поражения в первой мировой войне и подписания Версальского мира см. примеч. 10. С. 13. [с.414]

Т.е. бывшие германские колонии. См. примеч. 10. С. 13. [с.414]

См. примеч. 35. С. 414. [с.415]

83 См. с. 220-221. [с.417]

88 См. примеч. 31. С. 413. [с.418]