Итак, мы закончили с историческими экскурсами, обзором марксизма и констатацией уже случившихся фактов, и можем приступить к самому интересному. Всю свою историю человечество стремилось узнать, что находится за пределами известного. Скажем, пока царствовала теория конечного мироздания, постоянно находились умники спрашивавшие «А что находится за концом мира?» Когда объясняешь ребенку современную концепцию бесконечного мира, то часто получаешь в ответ вопрос типа «Ага, понял, вселенная бесконечная. А что дальше?»

Маркс объявил свое пролетарское государство бесконечным, однако государство вышло какое-то не то, как он описывал, так что стоит вспомнить выражение «устами младенца гласит истина» и спросить — «А что будет за пролетарским государством?»

Если следовать марксизму, как мы его понимаем, то чтобы увидеть грядущие изменения, нужно глядеть в основу — производительные силы. Именно изменения производительных сил и приведут к созданию новых классов и новых производственных отношений, которые и определят новый строй, которые придет на смену социализму.

Если уж быть совсем точным, то нужно искать ответ на вопрос: какие изменения в производстве сделают невозможным его управление тупым авторитарным менеджером, который считает подчиненного идиотом, а себя чуть ли не заместителем бога на земле, чем менеджеры (и партократы) и были в обоих полушариях Земли при социализме? Вот тут-то и будут ростки нового общества, которое мы ищем.

Теперь посмотрим на изменения производительных сил, которые имели место в двадцатом веке. Сначала посмотрим на средства производства — орудия труда. Что в них изменилось? Каким одним словом можно охарактеризовать это изменение? Конечно, они стали эффективнее и производительнее, но сама по себе производительность росла всегда. А что нового случилось с ними? Они стали сложнее. Причем сложнее на порядок.

Станок с программным управлением имеет два глубоких последствия для рабочей силы:

Во-первых, он требует настройщика, который должен иметь значительно лучшее образование, нежели промышленный рабочий начала двадцатого века. К тому же он создает рабочие места для инженеров, дизайнеров, и кучи других людей с университетскими дипломами, которые необходимы, чтобы его создать.

Во-вторых, он заменяет собой десяток старых станков, и соответственно унижтожает рабочие места тех промышленных рабочих начала двадцатого века, кто на них работал, а также зачастую и еще менее квалифицированных подносчиков деталей, помощников и т. д.

То есть изменяется структура рабочих мест. Помните, что происходит при осушении болота? Исчезают лягушки, появляются мыши-полевки. Исчезают цапли, питавшиеся лягушками, появляются совы, питающиеся мышами-полевками. Есть еда — есть вид, нету еды — нету вида.

Что это означает в случае с людьми? Есть рабочие места — есть представители соответствующего класса, нет рабочих мест — нету людей, которые зарабатывают на жизнь этим способом.

Значит, что происходит? Исчезают рабочие места для пролетариата. Появляются рабочие места для настройщика, который вроде бы и рабочий класс, хотя и не совсем, по крайней мере должен иметь значительно лучшее образование и настраивать станки не серпом и молотом. Появляются рабочие места для совсем уж не пролетариев, а вообще какой-то невнятной «прослойки», как выражались классики. Да еще прослойки, жизненно важной для цикла существования орудий труда.

А если кто-то существенен для производства орудий труда, то есть ключевой части производительных сил, то это уже и не прослойка получается, а как раз самый что ни на есть настоящий класс.

Особенно если их много. А что делает станок с программным управлением помните? Создает рабочие места для них. Высыхает болото, появляются мыши и совы. Появляются новые рабочие места для инженеров, появляется больше инженеров. Просто, правда?

Вы уже догадались, что происходит? Ну, да, настройщики и инженеры составляют на самом деле новый, постпролетарский класс.

Не питайте впрочем иллюзий, эксплуатируемый класс.

Для справки, я это не сам придумал. То есть понял это я сам и независимо в 1985-86-м году, но теперь, получив доступ к западной литературе, я знаю, что феномен появления нового типа работников был открыт куда раньше. Уже упоминавшийся «отец американского менеджмента» Питер Дрюкер ввел примерно в 1960 году термин «knowledge worker» (приблизительно можно перевести как «информационный работник — работник знания»)[18]. Одновременно с ним экономист из Принстона Фриц Мачлап ввел термин «индустрий знания»[19].

Они, конечно, не говорят о появлении нового класса, тут, насколько я знаю, я был первым. Они просто отмечают появление значительной категории наемных работников, которыми невозможно управлять старыми промышленными методами. По их мнению критическим отличием этого нового типа работников является то, что он сам знает и решает, что надо делать. Рабочему говорят, что надо делать. «Перенеси ящик в третий цех», «сделай деталь по этому чертежу», и т. д. Новый тип работника сам знает и решает, что надо сделать на благо компании, и именно этим он и ценнен. Более того, его менеджер обычно не обладает достаточной квалификацией, чтобы решить прав работник или нет. Наоборот, то, что работник делает и говорит своему менеджеру, часто определяет решения этого самого менеджера.

Так что подход Дрюкера к вопросу весьма ограничен — появились новые наемные работники, которыми нельзя управлять старыми методами, так как же ими управлять? Надо заметить, что нет смысла клеймить его за это, не будем следовать примеру Маркса и отвергать «половинчатые» позиции и решения. В конце концов, поиски методов управления новым классом может привести к построению новых производственных отношений, даже если ищущие ответов не осознают масштаба изменений в полной мере. Ничего незаконного в этом нет, нормальный эволюционный путь. Как мы теперь знаем, Америка пришла к своему социализму именно этим способом.

Кроме того, Дрюкер занимается в точности тем, чем и должен заниматься эксперт по менеджменту — он обнаружил новый тип работников и изучает вопрос как же ими управлять. Понимание, что этот новый тип работников на самом деле является новым социальным классом, может помочь в этой задаче, но в целом не критично, а остальные вопросы его не волнуют. А нас как раз именно остальные вопросы и волнуют. Поэтому нам это осознавать нужно.

Обнаружил ли кто появление нового класса? Да, обнаружил. В 2002-м году вышла книга «The Rise of the Creative Class»[20] ставшая бестселлером. Это, конечно, куда позже 1985-го года, но тем не менее появление нового класса также не является теперь тайной за семью печатями или мнением отдельного человека. Эта книга приводит интереснейшие данные по демографии США в отношении пропорции старого рабочего класса (промышленные рабочие и работники сферы услуг) и то, что она называет «созидательным классом». Согласно этой статистике в 1999 году в США новый класс составлял 30 процентов населения, при том что традиционный промышленный рабочий класс составлял только 26 %[21]. Забавно, что в своей статье 1985-го года я называл новый класс «демиургами», что в общем-то именно «созидательный» и означает. Так что, согласно этим данным нового класса в США уже ощутимо больше, чем старого, что наводит на некоторые размышления, не правда ли?

Для справки, упомянутая статья 1985-го года не была мною опубликована. После нескольких неудачных попыток пристроить ее в одно из перестроечных изданий я махнул рукой, и теперь она скорее всего похоронена в бумагах, хранящихся в Петербурге у моего отца. Я раздал некоторое количество копий друзьям, и возможно, что я сделал последнюю попытку послав ее в одну и новостных групп Интернета. Как вы понимаете, эффект такого распространения практически нулевой.

К слову, в ней я уже тогда описывал как появление и становление нового класса, так и механизм циклических кризисов социализма, которые описаны далее в данной книге. В силу молодости и розовых очков оптимизма, естественных для каждого родившегося и выросшего в СССР, я неправильно истолковал только что начавшуюся «гласность» (перестройка тогда еще не наступила) как предвестие прихода «демиургов» к власти и скорого наступления полных штанов благоденствия. Увы, с нынешним опытом, мне уже очевидно, что те, кто смогут управлять «демиургами» будут еще более сильными, умными и хищными, чем те, кто сумел оседлать пролетариат. И по сравнению с ними уже социалистические страны будут туземцами, взирающими на стальные башни появившегося неизвестно откуда авианосца. А интерпретация гласности и перестройки тем более оказалась совсем другой, собственно она изложена ниже в этой книге.

Поскольку мы уже вплотную придвинулись к неизведанному, давайте договоримся об именах. Я не настаиваю на том, чтобы именно эти имена и остались в языке, но поскольку сейчас приличных имен нет, нужно просто договориться, как мы будем называть разные вещи, о которых еще или никто не говорил, или даже говорил, но не понимал, что же это такое. Термины, конечно, условные, но это поможет нам общаться и понимать друг друга.

Итак, мы уже поняли, что на смену социализму придет какой-то новый, ранее невиданный строй, в котором, видимо как обычно, будут два класса — эксплуатируемые, то есть производящие прибавочную стоимость, и эксплуатирующие, то есть присваивающие ее. Давайте попробуем им всем дать названия, чтобы легче понимать друг друга в дальше в этой книжке.

Для начала, как называть новый производительный класс? Мы уже упоминали несколько названий — «работник знаний» или «знающий работник» Питера Дрюкера[22], «созидательный класс» Ричарда Флориды[23], мое собственное неуклюжее «демиурги». Что же выбрать?

В свое время датско-голландский исследователь Йохан Хейзинга[23] опубликовал книжку Homo Ludens, в которой он предлагал использовать это название вместо Homo Sapiens доказывая, что игра является ключевым атрибутом человеческого существа, заложенным на уровне инстинктов. Позднее, в повести Стругацких «Волны гасят ветер» описана новая порода людей, которая получилась из эволюционировавших Homo Sapiens. Их так и называли Homo Ludens, в переводе «человек играющий»[24]. Или просто людены. Хотя теория Хейзинги и занятна, к сожалению, большинству homo sapiens сразу после взросления становится не до игр. Им даже учиться некогда, нужно пропитание для семьи добывать. А вот новому классу придется учиться всю жизнь, и как доказали толпы исследователей, обучение — это главная функция игры. Так что и играть им тоже придется всю жизнь. Поэтому дальше в этой книге мы этот новый «креативный» класс так и будем называть — людены.

А как же назвать тех, кто сможет их эксплуатировать? Ну, если людены — играют, а играют обычно дети, то подчиняться они, понятное дело, будут родителям. И вряд ли эти «родители» будут добрые как мамы. Так что получаем, pater, а поскольку не родной отец, то получаем что-то вроде крестного отца или еще лучше, патрона (patron), а поскольку это будет связано еще и с властью, то получается в общем что-то вроде патрарха. Есть, конечно, слово «патриарх», но оно уже используется в религиозном смысле и при описании пасторального уклада жизни. Насчет суффикса «-арх», да, конечно, он ассоциируется с навязшими в зубах «олигархами», но альтернативой ему является суффикс «-крат», как в «аристократ» или, Боже упаси, «демократ». Тоже не очень, к тому же не называть же их «патрократами», народ ведь не поймет и обязательно начнет путать местами «т» и «р». Так что давайте в рамках этой книги остановимся на патрархах, а уж язык и история потом разберут как их называть.

Теперь осталось назвать строй, при котором людены будут создавать прибавочный продукт, а патрархи его присваивать. А поскольку строй всегда называется по правящему классу, то название получается патрархия.

Повторюсь, я прекрасно осознаю, что названия звучат несколько забавно, ну прямо как «Орден Водяной Вороны»[25]. Но нужно же как-то называть их в книге, правда? К тому же юмор — это видовой признак Homo Ludens, так что ничего страшного, переживете.

Вы, должно быть уже заметили, что новый класс — людены — соответствует пролетариям, крестьянам и рабам, а вовсе не менеджерам, капиталистам, феодалам и рабовладельцам. Это явно те, кто будет производить новый прибавочный продукт, а не те, кто его будет присваивать. Так будет ли такой класс (который мы уже обозвали патрархами), и если будет, то кто?

Сначала, давайте разберемся, будет ли такой класс. Тут мы от твердых фактов переходим к рассуждениям, которые могут быть верны, а могут быть и нет. Давайте рассмотрим имеющиеся варианты: либо и на люденов найдутся эксплуататоры, либо нет. Понятное дело, что бинарная логика действует не всегда, но в данном случае все просто — либо кто-то будет присваивать себе по крайней мере часть прибавочного продукта, либо нет.

Можно сделать так же как сделал Маркс, а именно, узрев новый класс — люденов — гордо заявить, что уже его-то такого хорошего никто эксплуатировать не будет и не сможет. Маркс это, правда, говорил про пролетариат, и как мы обнаружили, нашлись те, кто смог эксплуатировать пролетариат. Тем не менее вы вправе сейчас решить, что уж для люденов коммунизм точно наступит. Да и правда, класс-то уж больно хорош. Все умные, образованные, профессиональные, каждый в своей области знает и может то, что людям предыдущих формаций и не снилось… Ну просто как кроманьонцы по сравнению с питекантропами. Можно сказать, истинные цари природы.

Однако, все не так просто. Есть старая шутка, что Бог дал власть над всем миром мужчине, а не женщине. И не потому, что относился к ней хуже, а просто потому что она ей была не нужна. Поскольку женщине Бог дал власть над мужчиной.

Одним словом возможности люденов еще не являются залогом их неподверженности эксплуатации. Да, люденов не удается эксплуатировать так же как пролетариат. Слишком умные, слишком образованные, и, увы, и то, и другое необходимо чтобы их использовать. Да собственно, и уже упоминавшийся Питер Дрюкер, и проповедник новой экономики и менеджмента Том Питерс, и знаменитый практик менеджмента Джек Велч (бывший СЕО Дженерал Электрик), все в один голос утверждают, что новые класс использовать старым способом нельзя. И, между прочим, тут же дают новые способы. Значит можно?

Словом, лично мне идея коммунизма построенного люденам видится нисколько не более убедительной, чем марксистская идея коммунизма, построенного пролетариатом. А потому далее в этой книге я буду исходить из того, что новый эксплуатирующий класс — патрархи — тоже не за горами, и вопрос не в том, будет он или нет, а в том каким именно он будет.

Давайте сравним, как развивался процесс эксплуатации в ходе смен общественных формаций. А именно, ответим на следующие вопросы:

* В чем был по сути метод эксплуатации?

* От кого требовалась активность в процессе подчинения эксплуатирующего эксплуатируемому?

* Что получал эксплуатируемый по существу и по форме?

* Обязанности эксплуатирующего.

* Какова была степень свободы эксплуатируемого и что мог потребовать от него эксплуатирующий?

* Насколько эксплуатирующий нуждался в кооперативном поведении со стороны эксплуатирующего?

Начнем с рабовладения. При рабовладении:

* Метод эксплуатации заключался в прямом насилии.

* Хозяин был активной стороной, часто воином-завоевателем. Будущий раб активно этому сопротивлялся, если мог с оружием в руках.

* Раб получал пищу и, возможно, место для жилья при хозяине, плюс подачки в качестве награды при хорошем поведении на усмотрение хозяина, которые могли варьироваться от куска еды из хозяйской тарелки до женщины и свободы.

* Рабовладелец не делал ничего, в ряде обществ он даже не имел права опускаться до физической работы в рамках этических норм. В идеале обычно считалось, что рабовладелец должен выполнять обязанности гражданина (древний Рим, Греция), подданного (древний Египет), и может управлять своим хозяйством, хотя это предпочтительнее делегировать привилегированному рабу или вольноотпущеннику.

* Раб не имел никакой свободы. Владелец мог потребовать от него всего, что он пожелал бы, и нередко имел право убить раба, если бы захотел.

* Владелец нуждался только в прямом подчинении раба. За редкими исключениями раб был просто говорящей машиной или рабочим скотом, который за неподчинение били. Раб не контролировал ничего ценного для хозяина. Поэтому он не имел средств отомстить хозяину иначе как в такой же прямой форме — восстав и попытавшись его убить. Другой стороной этого являлось то, что любой рабовладелец мог иметь лишь столько рабов, сколько он мог контролировать прямым насилием либо лично, либо через систему надсмотрщиков. В результате этого даже классические рабовладельческие государства не держались полностью на классическом рабском труде (свободные крестьяне древнего Египта, свободные колоны и во многом подобные крестьянам сельскохозяйственные рабы древнего Рима, и не говоря уже о рабстве в Северной Америке, существовавшем только благодаря капиталистической промышленности северных штатов и Великобритании, покупавших произведенный на Юге хлопок.)

Теперь рассмотрим феодализм:

* Метод эксплуатации заключался в угрозе насилия. Крестьянин приносил оброк потому что знал, что иначе феодал явится к нему и тогда будет значительно хуже. Использование угрозы насилия вместо реального насилия снижало количество насилия, которое эксплуатирующий должен быть реально осуществлять, а стало быть, позволяла ему контролировать значительно большее количество эксплуатируемых, разбросанных по куда большей территории.

* Феодал был активен в защите своей территории от других феодалов и наказании непослушных крестьян. Со стороны крестьян прямого сопротивления эксплуатации, за исключением периодических бунтов, в общем-то не было.

* Крестьянин получал относительную стабильность и защиту от других феодалов и простых разбойников.

* Феодал обязан быть воином и, обычно, военачальником, поддерживая и содержа свою собственную дружину. Как воин и военачальник он обязан поддерживать порядок на своей территории и выступать вместе со своим сюзереном, когда тот потребует.

* Крестьянин и крестьянская община контролировали практически все стороны жизни крестьянина. В крестьянский быт, за исключением экзотики типа права первой ночи, феодал в основном не вмешивался. Даже в России с ее высокой степенью закрепощения крестьян, крепостной был похож на раба только в пределах барской усадьбы.

* Для феодала некооперативность крестьян (отказ в подчинении) означала необходимость перехода от угрозы насилия непосредственно к насилию. Как уже упомянуто выше, при помощи угрозы насилия феодал контролировал значительно большее количество крестьян и территории, чем он мог бы удержать прямым насилием. Иначе говоря, феодал либо имел простую форму кооперативности со стороны хотя бы большинства крестьян в форме отсутствия бунтов и своевременной выплаты оброка, либо не мог контролировать свою территорию. Конечно, феодальные государства имели дополнительные орудия подавления как раз для таких случаев — войска феодала следующего уровня, вплоть до монарха, но и все эти орудия по-прежнему опирались на механизм угрозы насилия и выборочного применения силы. Король имел достаточно сил чтобы подавить одну-две провинции, но когда восставала вся страна, ни у одного феодального монарха никогда не было ни одно шанса.

Теперь давайте перейдем к капитализму:

* Метод эксплуатации был добровольным подчинением за плату.

* В большинстве случаев капиталист мог просто дать знать, что ему нужны рабочие, которые приходили к нему сами в поисках работы и даже конкурировали друг с другом. Активной стороной стал эксплуатируемый.

* Рабочий по сути получал возможность поддерживать себя и свою семью. Возможность эта выражалась в деньгах выплачиваемых рабочему за его труд и подчинение на работе. При этом полученными деньгами и свободным от работы временем он в распоряжался полностью по своему усмотрению.

* Капиталист обязан эффективно управлять своим производством и сбытом товара. Никаких законов и этических норм, требующих этого, не сформировалось просто в силу того, что законы рынка весьма эффективно добивались этого и так. Неумелый капиталист просто разорялся и исчезал с рынка.

* Владелец бизнеса требовал от наемного работника выполнения работы — как участника процесса производства. Хотя владелец имел возможность злоупотреблять своим положением (и часто это делал), он не имел на это формального права. Прямое применение насилия по отношению к рабочим со стороны владельца бизнеса было в значительной мере ограничено — это была прерогатива государства.

* Владелец бизнеса нуждался в позитивном кооперативном поведении со стороны рабочих. Владелец был заинтересован в сохранности достаточно дорогих орудий труда, которые легко можно было повредить сознательно или даже простой небрежностью. Методы саботажа, изобретенные рабочими движениями начала двадцатого века, показали насколько чувствительно может быть капиталистическое производство к некооперативности работников. Даже простое соблюдение всех правил могло полностью парализовать производство (итальянская забастовка.)

Социализм перешел на следующую ступеньку:

* Метод эксплуатации заключается в добровольном участии в процессе производства за плату. Мантра «Все должны трудиться» в той или иной форме начинает доминировать и на Востоке, и на Западе. Труд в какой-нибудь форме становится этической нормой общества, каждый должен делать что-то полезное для общества — стоять у станка, управлять, изобретать, воспитывать детей, сторожить, подметать улицу… На Западе появился новый диагноз в психиатрии — «трудоголизм», по аналогии с алкоголизмом. В СССР тех, кто не следовал мантре созидательного труда, отправляли в Сибирь убирать снег по статье за тунеядство. В Америке, с ее полным уничтожением натурального хозяйства, доходить до таких крайностей не пришлось — богатый человек, чтобы существовать, был вынужден заниматься размещением своего капитала, т. е. операциями на финансовом рынке, которая быстро превращалась в полноценную работу. Отдельные исключения как сынки сверхбогатых родителей на Западе или высоких чиновников советской партократии вызывали народное осуждение и только подтверждали общее правило. Отдельные несоциалистические анклавы типа негритянских кварталов Америки или исправительных колоний в советской Сибири служили напоминанием основной массе народа почему нужно работать.

* Работник был вынужден активно искать место работы. Даже в СССР, где безработицы реально не было, работник должен был сам приходить на предприятие наниматься, а не наоборот. В условиях советского спроса на рабочую силу, превышающую предложение, тунеядство фактически становилось нежеланием проявить активность и наняться на работу. Так что в условиях СССР можно сказать, что неактивность в поиске работы была уголовно наказуема. В Америке не дошли до такой крайности, но прелести жизни безработного эффективно приводили к тому же самому результату. Работодатель в свою очередь наоборот был зачастую осторожен в найме нового работника, изучал его предыдущую историю и опыт, мог потребовать характеристику или рекомендацию с предыдущего места работы. Когда работник нанят, ожидается что он с энтузиазмом хочет делать именно то, что от него требуется. См. также следующий пункт.

* Наемный работник получает при социализме в первую очередь, конечно, деньги, дающие ему возможность содержать себя и свою семью. Однако и на Востоке, и на Западе сформировались этические нормы осуждающие «погоню за длинным рублем» и на интервью в западной фирме только очень глупый кандидат говорит, что он пришел зарабатывать деньги. Социалистический наемный работник, по крайней мере в соответствии с господствующими этическими нормами, требует от работы удовлетворения и чувства своей собственной значимости. Те, которые этого сами не требуют, не получают работы или не удерживаются на ней, пока не научатся эту потребность и факт ее удовлетворения работой (зачастую весьма сомнительный) качественно симулировать.

* В обязанности социалистического управленца-менеджера входит эффективное управление производством, которое включает в себя (по Дрюкеру) постановку задач (миссию), эффективное управление ресурсами (деньгами, сырьем, помещениями, и главное — трудом работников) и управление социальными последствиями производства (работники должны быть довольны, а общественность вокруг хотя бы терпима по отношению к бизнесу и не приходить бить окна по ночам.) Управленец, который не справляется с этими задачами, вызывает всеобщее презрение и негодование. Когда же начальник с этими задачами справляется, ему подчиняются с энтузиазмом.

* Степень свободы социалистического наемного работника весьма высока. В рамках принятых в обществе этических и юридических норм и своих финансовых возможностей он полностью свободен в том, как проводить свое свободное время. На работе он строго подчиняется менеджменту и выполняет предписанную работу, хотя часто имеет некоторую свободу в локально-тактическом плане — сделать сначала эту деталь или эту, поджидать пассажиров у Павелецкого вокзала или у Казанского, положить на центральное место на витрине швейцарский сыр или советский.

* Менеджмент безусловно нуждается в кооперативном поведении со стороны социалистического наемного работника. Не только сознательный саботаж или небрежность, но даже просто работа «с ленцой» резко вредят производству. Работа «тяп-ляп» становится законной причиной для увольнения на Западе, и уголовной ответственности на Востоке.

Теперь, когда все это выстроено в ряд, можно заметить определенные закономерности в развитии производственного процесса, равно как и процесса эксплуатации.

Например, каким будет работник будущего? Выглядит так, что он будет «кошкой, которая гуляет сама по себе» упертым на том, чтобы делать именно то, что он сам считает нужным делать, а не то, что ему приказывают. Вряд ли ему вообще всерьез можно будет что-то приказывать, если он сам не сочтет, что так нужно. Вообще, работник будущего очевидно будет иметь значительную свободу не только дома, но и на работе. В большой степени не ему будут говорить, что делать, а он сам будет решать, что и как делать.

Его стремление что-нибудь делать будет необоримо и, с точки зрения современной медицины, скорее всего на грани психической нормы, если не за ней. Скажем, если меня кто спросит, зачем я пишу эту книгу отработав по 10–12 часов каждый рабочий день на основной работе — я не буду знать, что ответить. Денег мне она не принесет, неприятности может, пустые затраты времени — наверняка. В свое оправдание могу лишь сказать, что я сопротивлялся желанию изложить эти идеи уже почти двадцать лет (с 1985-го), так что нельзя сказать, что я не боролся.

Можно ожидать, что людены будут начинать работать позже социалистического работника. Если те вливались в рабочие массы в возрасте 18–20 лет, то в новом обществе даже чтобы быть эксплуатируемым придется получить высшее образование — институт или университет, хотя возможно хватит и неполного высшего, т. н. степени бакалавра (всего лишь 3 года в университете, вместо 5–6 для полноценного обучения.)

Заметим, что люден делает то, что считает нужным, а вовсе не то, что хочет. Это не хиппи, он не безответственный, он наоборот, гиперответственный. Он считает, что знает как лучше, и не желает без очень убедительных аргументов делать иначе. Для традиционного социалистического менеджера что в России, что в Америке, люден — это проблема и боль в заднице. А два людена — трагедия. В самом деле, представьте себе что вы отвечаете за дизайн нового самолета, и у вас работает два талантливейших инженера, и оба вам позарез нужны, чтобы выполнить работу в срок. Но! Инженер А считает, что высотомер должен быть справа, поскольку ваша фирма всегда ставила высотомер справа, такая уж у нее традиция, в то время как инженер Б считает, что высотомер должен быть слева, там где его помещают все остальные фирмы, так что так и надо делать, чтобы пилотам не надо было переучиваться[26]. Каждый убежден, что его решение — единственное правильное, и что принятие другого решения приведет к трагическим результатам для бизнеса и чуть ли ни разорению фирмы. И оба готовы спорить на эту тему, что говорится, «до последнего солдата своего противника». Ну и что тут делать?

Нормальному социалистическому работнику в таком случае командуют «Кругом! Молчать!» и он быстренько ставит высотомер сверху. Людены слушают «Кругом! Молчать!» и продолжают спорить.

Это я излагаю с двойной целью. Во-первых, чтобы вы перестали завидовать люденам и не воображали их этакими ангелами на земле. Увы-увы! Между прочим, хотя я и не проектирую самолеты, но имею счастье наблюдать подобные сцены достаточно часто. И в качестве кандидата в младшие патрархи вынужден изобретать способы добиться того, чтобы альтиметр был хоть где-то на приборной панели, поскольку без него управлять самолетом очень сложно.

Во-вторых, я это описываю для того, чтобы вы поняли, почему старый менеджмент с люденами не работает. Как всего лишь люденский кандидат в младшие патрархи, я-то, конечно, знаю для чего нужен альтиметр и где он должен быть (ну, разумеется, снизу!), и молчу только потому что вступать в спор означало бы лишь усугубление ситуации. А будь я менеджером — я бы, возможно, понятия не имел, что такое альтиметр, и где он должен находиться, и действительно ли это так важно. Ну не может старый менеджмент справиться с люденами! Шибко умные, зануды!

Опять же, на данный вопрос пока что возможны лишь спекуляции. Как это будет реально, никто не знает. Но есть некоторые предположения.

Для тех, кто пока что еще не согласился со мной, что общественный строй в Америке является социализмом, может показаться странным то, что именно теоретики американского менеджмента не только заметили новый класс (пусть даже и как «прослойку»), но и уже выработали некоторые идеи управления им. См. в библиографии с [13] по [35].

Каковы же их выводы? Прежде всего, говорят они, новый тип работников сам знает, что надо делать. Менеджер не может им указывать, нужна в конкретном месте схемы емкость на 10 микрофарад, или на 30, и нужна ли она там вообще. Это работник знает сам, куда лучше чем менеджер, и более того, именно для того его и нанимали. То есть, по старым пролетарским меркам самое милое дело было бы прикрикнуть, да приказать поставить вместо нее сопротивление на 20 ом, но вот ведь беда — работать результат, увы, не будет.

В принципе, менеджер может сказать «Сделаешь схему, которая работает, получишь премию, не сделаешь — будет бо-бо». Опять же в принципе, это с люденами работает. Но недолго. Для начала, премий на всех не напасешься. А если делать бо-бо слишком часто, то даже при нынешнем (начало двадцать первого века) рынке труда в Америке можно оказаться без работников. То есть, социалистические работники найдутся всегда, вот только они и без приказа будут ставить сопротивление в 20 ом, а вам нужно, чтобы схема работала.

Вторая проблема с таким подходом состоит в том, что люденам при такой постановке вопроса быстро становится скучно, а скучающий люден — это страшная разрушительная сила. Вы, наверное, заметили, насколько больше стало компьютерных вирусов после того как в результате проблем в экономике много программистов потеряло работу? И это только случаи прямого вредительства.

Третья проблема уже не в люденах, а в вас самом. Что значит «работала»? Понятно, что если вы нажимаете кнопку и все тихо, то это «не работает», а вот что такое «работает»? Скажем, телевизор который показывает идеальную картинку и сломается через двадцать лет несомненно работает. Но телевизор, которые показывает с легкими помехами и сломается через месяц тоже «работает». Причем «поглядев в глаза» схематике, вы не отличите один от другого, поскольку вы не специалист, вы — менеджер. Хорошо известно, что «за страх» люди работают значительно хуже, чем «за совесть». Но при социалистическом производстве еще вполне допустима некоторая смесь этих стимулов со смещением в сторону страха. Если рабочему и было наплевать на деталь — это не страшно, по крайней мере если она сделана в пределах требуемых допусков. А с люденами разница становится уже критической. От отношения к делу («attitude») зависит успех или провал проекта.

Заметим, что перечисленные выше три проблемы — это вовсе не полный список того, что случается, когда вы начинаете применять пролетарские методы к управлению люденами. Конечно, можно и с этим бороться старыми методами. Например, можно нанять другого людена, чтобы контролировать работу первого. Кстати, в разумных рамках это очень полезная идея. Беда в том, что второй люден быстро начнет скучать, так что, см. выше. А еще они могут найти развлечение в том, чтобы спорить, где поставить альтиметр, вместо того чтобы делать дело. И если им будет скучно, шансы на то, что именно так и произойдет, достаточно велики. Другие способы — психологическое сканирование кандидатов, отбор «морально устойчивых и политически грамотных», и т. д. тоже имеют немалые недостатки. Скажем, в случае с психологическим сканированием вы почему-то отсеиваете именно люденов, и оставляете тех, кто с очень позитивным отношением к делу будет ставить сопротивление на 20 ом туда, где нужна емкость на 10 микрофарад. Со всеми вытекающими.

Упомянутые американские гуру по менеджменту не расписывают эти проблемы столь детально — в конце концов, слишком уж негативно это звучит. Зато они предлагают свое решение проблемы.

Ну, нельзя, говорят они, принудить новых работников к творчеству. И нечего стараться. Нужно просто не принуждать, а вдохновлять. Новый менеджер должен быть не командир, а лидер. Он должен не приказывать, а воодушевлять и вести за собой. Задача нового менеджера, говорят они, вовсе не контролировать каждый шаг, а указать на светлую цель, показать чем она хороша для исполнителей, будь то коммунизм или золотые горы, вдохновить на ее достижение, а уж с достижением цели людены и сами справятся. В соответствии с этим и рекомендации оказываются уже совсем другими:

Искать нужно людей, которые сами жаждут делать то, что тебе нужно. Мир велик, найти можно, а эффект будет громадный. Скажем, если ваша фирма производит суперсовременные унитазы, все равно найдется какой-нибудь страдалец, который оценит эту задачу как величайшее благо для человечества, и сочтет ее достойной того, чтобы потратить годы своей жизни.

Кстати, по этой же причине никак нельзя нанимать людей, которые приходят только ради того чтобы заработать деньги. Такая рекомендация в руках обычных социалистических менеджеров приводит к прямо таки трагикомичным ситуациям, поскольку людены болезненно честны, и обычно не скрывают, что идут на работу не только для того чтобы осчастливить человечество, владельцев и менеджеров компании, но и для того чтобы заработать на жизнь.

Группа должна строиться не по принципу «стада», которое пассивно идет куда его гонят, а по принципу «стаи», которая следует за вожаком, и способна сама справиться с возникающими на дороге проблемами. Лозунг «lead the pack» упоминается чуть ли не в каждой книге по корпоративному менеджменту в Америке.

Надо выдвигать вперед лучших людей и избавляться от худших, постоянно следя за «здоровьем» своей «стаи». Заодно, безжалостное исключение слабейших вызывает в люденах тот сорт страха, который действует на них эффективно.

Выдвигая альфа-людей (по аналогии с крысиными стаями с их «альфами», «бетами», «гаммами», и «омегами») нужно давать им ясные и четкие задачи, а дальше требовать, чтобы остальное они делали сами. Тогда лидер имеет возможность сконцентрироваться на вопросе, действительно важном для него — как остаться лидером.

В общем, стандартный набор рекомендаций для вожаков крысиных стай, главарей бандитских шаек и религиозных вождей.

На самом деле, есть и третий, более привлекательно выглядящий путь. Если людены — это «играющие», то лидер люденов может быть в роли похожей на пионервожатого, организатора игры, ведущего телешоу. Этот способ во многом схож с предыдущим, но без негативного оттенка. Кстати, именно он приносит наилучшие результаты. Проблема в том, что менеджеров способных его осуществлять слишком мало для современной экономики. Поэтому фирмам часто приходится довольствоваться менеджерами второго, а то и первого типа.

Опять же многое зависит от уровня на котором находится тот или иной менеджер. Президент компании, управляющий другими высокопоставленными менеджерами, нередко не только вправе, но и вынужден действовать именно как альфа крысиной стаи, в то время на менеджер низкого уровня работающий напрямую с люденами вынужден действовать значительно мягче, если он не дурак и действительно хочет видеть результаты.

В общем, пока что видно три возможных пути управления люденами:

* Эволюционное развитие социалистических методов управления;

* Лидерство волчьей или крысиной стаи;

* «Пионервожатый», «заводила», ведущий игры.

Трудно сказать, какой из этих трех подходов победит, и скорее всего в конце концов мы будем иметь некоторый гибрид всех трех методов (а возможно и каких-то других), который будет смещаться то в одну, то в другую сторону в зависимости от конкретной ситуации и общей обстановки. В конце концов даже при социализме есть очень много разных стилей менеджмента — «демократический», «авторитарный», «совещательный», и др.

Итак, можно предположить, что патрарх будет:

* Уметь мыслить стратегически, видеть большую картину, и видеть как действия тех или иных людей ложатся в эту картину.

* Не хуже Карнеги уметь влиять на людей не имея над ними никакой формальной власти. И тем более вдохновлять людей, над которыми у него есть формальная власть.

* Разбираться в людях, и уметь отличать талантливых людей от всех остальных. Видеть сильные и слабые стороны людей, уметь использовать сильные стороны не задевая или компенсируя слабые.

* В прошлом люденом или очень талантливым социалистическим менеджером. В конце концов, социалистический менеджмент даже на Западе вырос в основном именно из класса наемных работников, а вовсе не капиталистов.

* Лидером, а не надсмотрщиком; направлять, а не приказывать; доверять, а не следить за каждым шагом; и давать значительную свободу в выполнении заданий.

Конечно, это опять же, то что видно сейчас. Когда (и если!) мы перейдем к новому строю, мы увидим, как это все будет в реальности.

Давайте вспомними циклические кризисы капитализма, которые описаны выше в этой книге. Если еще помните, эти циклы были перефразированы для того чтобы отражать эти кризисы как не столько кризисы перепроизводства, сколько кризисы управления. Приведу эту формулу еще раз:

Хорошие условия приводят к расширению элиты a разьевшаяся элита теряет контроль над производством (перепроизводство) a производительные силы страдают (сокращение производства) и элита избавляется от неэффективных членов a сжавшаяся, но более эффективная элита начинает цикл сначала.

Ключ здесь — «элита теряет контроль над производством». Разжиревшая элита (а с нею и производственные отношения) потерявшие контроль над производством (производительными силами) приводит общество в кризис.

А обязан ли этот цикл включать в себя перепроизводство? Вовсе нет. Давайте рассмотрим все на почве социализма, сначала теоретически, а затем на практическом историческом материале, чтобы увидеть — соответствует теория практике или нет.

Итак, что такое правящая элита социалистического общества? Номенклатура, чиновничество, менеджмент. Может номенклатура разжиреть? Да запросто, мы и сами это видели и не раз, правда? Как еще охарактеризовать жизнь номенклатуры при Брежневе? Или то, что происходит на наших глазах с американским высшим корпоративным менеджментом?

А что происходит, когда менеджмент жиреет? Происходит то, что происходит в этом случае с любой элитой во все времена — она начинает думать, что блага ей достаются по праву, а обязанностей у нее просто нет. Элите становится наплевать на объект управления. Это как если бы крестьянин решил, что он имеет право на молоко вне зависимости от того, заготовил он сена для коровы на зиму или нет. Просто потому что он — крестьянин, а она — корова. А что же происходит дальше? Верно, зима. И оказывается, что без сена корова молоко давать не хочет.

В случае с номенклатурой-менеджментом производство разваливается. До определенных пределов это можно игнорировать. Логика пролетарской элиты при этом простая — ну развалил, товарищ (мистер, мсье, мгамба, подставить под национальную специфику…) работу на таком-то заводе, ну, что поделать, не гнать же хорошего человека? Тем более, человек-то действительно хороший, управлять народом умеет, а что качество продукции паршивое, и издержки высокие, это, конечно, плохо, но не смертельно. Дадим ему другой завод, а на этот посадим того, что развалил такую-то фабрику, может так у них выйдет.

К сожалению, через некоторое время выясняется, что «а вы друзья как ни садитесь, все в музыканты не годитесь.» Но номенклатуре все равно ничего больше не сделать — ей просто некого поставить руководить этим несчастным заводом. А почему? Да потому, что как любая элита, номенклатура-менеджмент имеет очень высокие пороговые барьеры и кого попало к себе «в компанию» не пускает. Поэтому этот класс достаточно замкнут в себе, а те, кого он в себя принимает, он предварительно обрабатывает «под свою гребенку», а что происходит, когда эта самая «гребенка» как раз и определяет неспособность управлять этим самым заводом?

А почему же они вдруг оказываются неспособны? Такие уж дураки? Да вроде бы нет, если пролезли настолько высоко. В конце концов поговорку «если ты такой умный, почему ты не богатый» еще никто обоснованно опровергнуть не смог. Но ум их заточен специфически на задачи их класса и условия жизни внутри их класса.

Рассмотрим это на примере кризиса капитализма. Капиталист управляет заводом, зарплату платит честно, конечно маленькую, но вполне конкуретоспособную по сравнению с другими такими же заводами, а дела не ладятся — то забастовка, то саботаж, а то вообще, революция, и приходится в Париж бежать. В чем же проблема? Помните задачи менеджмента? Одна из них — социальная. Этого капиталист-владелец в упор не видит и не понимает, и все остальные капиталисты-менеджеры тоже, в результате — сплошные неприятности вплоть до революции.

Видите в чем проблема? Да, та же самая — разрыв производительных сил и производственных отношений. Причем революция в этом кризисе совершенно необязательный элемент, в Америке и Европе власть уплыла от капиталистов к менеджменту относительно мирным путем. Но вот разрешение кризиса так или иначе — необходимо.

Так что же происходит при социализме между зажиревшим менеджментом и производством? А происходит то, что начальник просто в упор не понимает проблем своего собственного производства. Помните в «Верных друзьях» начальника, который отказывался разрешить заменить привозной кирпич на местный только потому, что в Москве в проект поставили именно привозной, даже несмотря на риск сорвать строительство с огромными потерями? Вот он — пример зажиревшего менеджмента, который трясется за свое место и совершенно не беспокоится о самом объекте управления, поскольку не считает его источником своего благоденствия. Тот самый крестьянин, который считает, что молоко ему принадлежит по праву, не важно — накормлена корова или нет.

А почему при социализме происходит конфликт производительных сил и производственных отношений? Да потому что начинает нарождаться новый класс, которым нельзя управлять в рамках социалистического менеджмента. Та девушка из «Верных друзей» — это пример нарождающихся люденов. Она не просто следует командам, он дала себе труд задуматься и она — знает, что надо делать. Помните «knowledge worker» («работников знания») Дрюкера? И вот уже с ней среднему чиновнику справиться становится сложно. А если это не пролетарка с инициативой, а инженер с двадцатилетним опытом? Или просто юный талант и гений, да еще, Боже упаси, ни внешним видом, ни должностью не вызывающий уважения у пролетарского менеджера-бюрократа? Тогда этому менеджеру совсем трудно становится управлять.

Когда заводов, которыми элита управлять не может становится слишком много, сценарий развивается по одному из двух сценариев: оздоровления или катастрофы.

Вариант оздоровления обычно случается, если из элиты есть отсев (то есть кто-то их элиты может выгнать, как, например, неэффективного руководителя при Сталине.) В этом случае объекты сложного управления становятся «горячей картошкой», которую каждый новый менеджер, перебросив пару раз из руки в руку, старается сбыть кому-то другому. То есть появляются места для элиты, на которые сама элита садиться не отваживается. В результате, туда сажают козлов отпущения, которых набирают не из элиты. То есть эффективно происходит снижение пороговых фильтров для вхождения в элиту. Появляется шанс в нее попасть тем, кто не является родственником, другом, одноклассником, или просто изрядной сволочью. Появляется шанс попасть тем, кто способен управлять этим заводом. Причем те, кто не способны, так же быстро из элиты выбывают, поскольку их и берут как козлов отпущения, не более. Но для тех, кто способен, это оказывается шансом. И не только для них, для элиты тоже, поскольку в ней появляются люди, способные контролировать производительные силы. Одновременно из элиты выбывает и часть старых кадров, показавших свою полную несостоятельность и неадекватность современному уровню. Таким образом элита оздоровляется и приводится в соответствие с производительными силами, которыми она управляет.

Надо также обратить внимание, что даже при «оздоровлении» есть еще и другая сторона истории. Завод, который управлялся серией некомпетентных руководителей, оказывается в худшем состоянии как в смысле кадров и оборудования, так и в смысле положения на рынке, пусть даже и советского типа. Попросту говоря, партнеры уже могли приспособиться к плохому качеству. Так что баланс производственных отношений и производительных сил достигается не только тем, что элита оздоровляется чтобы догнать производительные силы, но и тем что производительные силы ослабляются, а то и сознательно или несознательно саботируются, чтобы подровняться под отстающую элиту.

Так или иначе, производительные силы и производственные отношения опять начинают соответствовать друг другу, и на некоторое время все снова становится хорошо.

Вариант катастрофы происходит обычно тогда, когда элита категорически «не выдает своих» и при этом уже настолько прочно контролирует политическую ситуацию, что даже развал производства не может заставить ее отдать власть. В этом случае загнивающая элита сидит пока производство не развалится очень основательно, а затем гибнет вместе с производством. Обратите внимание, что любая революция со сменой строя — это именно этот вариант. Что же происходит после катастрофы — зависит от очень большого количества факторов, которые мы пока рассматривать не будем.

Давайте рассмотрим несколько примеров из Советской истории. Начнем сначала. Вожди победившей революции создали социалистическое государство рабочих и крестьян, а заодно расставили своих людей на государственные и партийные должности. Должности эти, в общем и целом, хорошо оплачивались и сытно кормили, а даже если и нет, давали стабильность и положение в обществе. С 1917-го до 1930-го революционные матросы и солдаты обросли комиссарским жирком, и завели или вырастили уже имевшихся детей, а заодно начали находить общий язык с нарастающим классом нэпманов. Для справки, НЭП окончился в 1928-м году. Интересным сигналом была также отмена «партмаксимума», т. е. ограничения на доходы коммуниста. Кому это было нужно? Да той же разжиревшей бюрократии.

Вот только можно ли было ожидать от них компетентного управления при этом? Увы, нет, что мы и наблюдаем в тот период времени. Чего стоила коллективизация, вероятно представляют все. Достаточно вспомнить голод 32–33 года, не говоря уже о «раскулаченных». Хватало и других проблем. Одним словом, бюрократии потребовались козлы отпущения, и они были найдены. В 1930 году прошел процесс над инженерами. Однако, лучше, понятное дело, не стало. Так что началась склока уже внутри элиты — «московские процессы», «бюро меньшевиков» (1930), роспуск обществ «Старых Большевиков», «Политкаторжан» и «Ссыльнопоселенцев» (1935), «съезд победителей» (1934) почти все члены которого были вскоре репрессированы, убийство Кирова (1934) и «ленинградское дело», ну и так далее. Состав чекистов в ходе ежовщины сменился несколько раз.

Что же это как не чистка элиты? Конечно, в очень специфическом направлении — повышении управляемости страной, но Советскому Союзу, тогда еще в основном государству пролетарскому, именно это и было нужно.

Итак, прореженная элита, если не за совесть, то хотя бы за страх, стала работать лучше, и поддерживаемая в этом состоянии сначала репрессиями, а потом и войной, худо-бедно функционировала до победы. Наступило мирное время, и начальники почувствовали себе начальниками. Отсутствие очевидного внешнего конкурента (Америка — далеко), и некоторое смягчение режима (а как еще поступить с народом, который только что вынес на своих плечах Вторую Мировую войну и победил?) привели к некоторому ослаблению хватки государства на горле каждого чиновника. К чему это приводит? Верно, к загниванию бюрократии и ухудшению управляемости страной.

Незадолго перед своей смертью Сталин пытался устроить еще одну глобальную чистку, но не довелось. Условное название чистки, оставшееся в истории, было «дело врачей», с намеком на евреев, но более серьезное рассмотрение фактов подсказывает, что и не во врачах, и не в евреях было дело, а в попытке удалить партийную власть над страной, включая ликвидацию двойной системы управления. Некоторые считают, что не дали, некоторые видят в этом божье провидение, но одно ясно — сил у бюрократии уже хватало и для того чтобы не дать. Ну, так что, пронесло? Отнюдь.

К власти приходит Хрущев. Очень неоднозначная личность, которую некоторые даже обвиняют в прямом активном участии в тех самых делах, в которых он обвинил Берию. Но справедливо это или нет, практически все знают о том, как он плясал гопака перед Сталиным и прочие анекдоты, которые в любом случае показывают его как весьма старательного холуя «хозяина». И вот этот человек приходит к власти и развенчивает «культ личности», да еще и осуждает репрессии и многие прочие действия властей, в которых, находясь так близко к самой вершине власти, он сам был «по уши». Почему бы это?

Да очень просто, под этим соусом прошла генеральная чистка органов государственной и партийной власти, равно как и собственно «органов». Главной целью это чистки было опять же повышение управляемости страной. СССР — страна государственного социализма, поэтому все кризисы управления выливались в наиболее чистой форме — контроля за страной, эффективности управления.

Однако, читатель может сказать, что Хрущев просто чистил аппарат от приверженцев прошлого правителя, никакой экономики, чистая политика. А в экономике все не так уж и плохо было — экономику после войны худо-бедно подняли. Так?

Так, да не совсем. Освоение целины начали между прочим уже при Хрущеве в 54-56-м году (см. [9].) И вообще период правления Хрущева полон каких-то странных судорожных попыток что-то достичь. Тут и «хрущевская оттепель» с весьма странным душком, и Шестой всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве в 1957-м, и неожиданное внимание партии к науке, вплоть до указания, какие научные теории являются правильными, а какие — нет («лысенковщина».) Власть активно заигрывала с интеллигенцией, причем с не очень очевидным результатом. Почему?

В ходе войны потребовалось значительное усилие не только для того, чтобы выйти на достаточные для войны уровни производства военной техники, но и на качественный. Нужны были «тридцатьчетверки», которые можно было бы противопоставить «тиграм» и «пантерам», нужны были «катюши», не имевшие аналогов в мире, нужно было много нового современного оружия. После войны началась ядерная гонка и гонка в космосе. Тоже занятие не для пролетария с молотом, и тем более серпом. Вот так и вышло, что к этому времени в СССР уже начал формироваться новый класс, и от его эффективности зависело прямое выживание страны. А запугивание с новым классом работает плохо. Не то чтобы совсем не работает, но как-то получается не так хорошо, как хотелось бы. Испуганный интеллигент думает о том, как спасти шкуру, а вовсе не о том, как лучше сделать. Собственно даже испуганный социалистический пролетарий совсем не так эффективен, как накачанный энтузиазмом пропагандистской машиной, а зачастую и просто опасен. Вот с этой-то проблемой и столкнулся советский менеджмент в послевоенную эпоху. С проблемой управляемости экономикой и производительными силами, которые стали не по плечу пролетарскому менеджменту.

Конечно, это лишь гипотеза. А как бы эту гипотезу доказать? Рассмотрим такой факт — если бы это была лишь политическая чистка на лояльность новому руководству, то пострадали бы в основном чиновники, а если это действительно кризис управления, то пострадать должны были обе стороны. Помните, при каждом кризисе страдают и элита (доминирующая в производственных отношениях), и сами производительные силы (уровень которых несколько снижается, чтобы соответствовать недоразвитым производственным отношениям.)

Так страдали ли при Хрущеве производительные силы? Причем важны какие-то формы атак именно на тех, кто делал производительные силы плохо управляемыми — на интеллигенцию. Начнем с Целины. Кого туда посылали? Причем не в качестве интеллигенции, а по сути крестьян? Ага. Помните еще песню:

Утро! Утро начинается с рассвета!
Здравствуй! Здравствуй необъятная страна!
У студентов есть своя планета.
Это. Это. Это целина!

И это только начало. А как вам разоблаченный при Брежневе «волюнтаризм в науке» и «лысенковщина»? Именно эти повороты Хрущевской политики отбросили СССР назад в кибернетике и генетике — двух очень и очень немаловажных отраслях науки. А зачем? Да еще в такой жуткой форме, когда ссылались на каторгу именно самые лучшие — те, кто не хотел склониться перед псевдонаучным бредом и пытались заниматься именно наукой, а не мелкопоместной политикой?

Да очень просто, затем, чтобы переразвившиеся производительные силы подрезать, сделать несколько более управляемыми для социалистического менеджмента, который ничего кроме насилия и тупой пропаганды в качестве орудия управления не признавал. Можно, конечно, сказать, что Хрущев просто был дурак, но и в этом случае мы имеем то же самое — элита, которая настолько не справляется в управлением, что подавляет производительные силы. И смена Хрущева у власти — это лишь закономерный этап развития этого кризиса, когда элита пришла к выводу, что правителя пора менять, а то нечем будет править. При Брежневе элита поднялась на новую ступеньку своего развития, когда она оказалась способна несколько лучше управлять новым комплементарным еще, но уже очень важным классом, видимую часть которого они называли интеллигенцией, а мы в этой книге — люденами.

Теперь мы подходим к очень деликатному моменту истории — кризису середины 80-х — 90-х годов, который мы все пережили и наблюдали своими собственными глазами. Внешне он разительно отличался от предыдущих. Если предыдущие кризисы усиливали центральную власть, то нынешний ее в рамках СССР просто ликвидировал, да и в рамках России оставил сильно пострадавшей в возможностях (примечание 2011-го года: этот текст писался до 2000-го.). Поскольку этот кризис, по очевидным соображениям, наиболее интересен всем, мы его рассмотрим позднее и подробнее — в отдельной главе. А пока обратим внимание на несколько очевидных фактов:

В 80-ые накопилось еще больше людей с высшим образованием и рабочих мест для них (за неимением лучшего критерия, нам придется руководствоваться именно высшим образованием как критерием наличия люденов в экономике.)

Управление этими людьми становилось все более очевидно неэффективным. НИИ и КБ наполнялись людьми скорее мешающими развитию науки и техники, нежели работающими на него. Людьми, игравших по правилам пролетарского менеджмента, а потому поощряемых, выдвигаемых, замечаемых, и процветающих в пределах отведенной им пищевой ниши, но совершенно бесполезных, а зачастую и вредных для дела.

Даже то, что производилось научно-техническим классом СССР, использовалось чрезвычайно неэффективно. Средняя диссертация потому нуждалась в бумажке о «внедрении», что большинство диссертаций не имело никакого реального отношения к улучшению чего-либо в производстве. И даже «внедрение» обычно было изрядной фикцией. То есть не только управление научно-техническим классом было безобразно неэффективно, но и использование результатов его труда.

Тем не менее, соревнование с «потенциальным противником» вынуждало иметь и развивать этот класс, поскольку иметь неэффективное вооружение СССР позволить себе не мог. Собственно, военные технологии во многом были одним из «заповедников гоблинов», где эффективность научно-технического класса была хоть на каком-то осмысленном уровне. Были и другие причины вынуждавшие развивать научно-технические и в целом образованные кадры. В частности, падение населения на деревне и постоянные проблемы с обеспечением населения продуктами питания вынуждали тратить значительные ресурсы в околосельскохозяйственные дисциплины — агрономию, биологию, технологии землепользования, развитие сельскохозяйственной техники, и т. д.

Наконец, после перестройки и сокрушительной победы демократии большинство представителей этого класса по сути переквалифицировались в категорию рабочих, а рабочие места для людей с образованием сократились в десятки и сотни раз.

Ну, и в качестве совсем уж тривиального замечания, у власти в основном осталась та самая старая элита, которая не справлялась с управлением в свое время. Конечно, изрядно потрепанная, принявшая в свои ряды некоторое количество пассионариев времен дикого капитализма, и перекрасившаяся из коммунистов в демократы, но по сути все та же, так никому и не отдавшая своей власти.

Так что все формальные признаки кризиса социализма были налицо — избыток люденов в экономике, неспособность элиты ими управлять, кризис, некоторое реформирование элиты (отсев с приемом новых членов) и сокращение числа люденов вернувшее управляемость экономики.

Не могу не удержаться от занятного наблюдения. 30-ые, 60-ые, 90-ые — как будто 30 лет составляет какое-то магическое число, которое определяет следующий цикл.

Думаю, ничего странного здесь нет, хотя и ничего особо ценного для науки тоже. Тридцать лет — это примерно период времени, когда поколение чиновников, напуганных предыдущим кризисом, сменяется их детьми, считающими, что они вправе. А когда чиновник начинает думать, что он вправе, корове сена уже не дождаться, хотя ее и будут продолжать доить. Вот тут-то и начинается следующий кризис.

Маркс был оптимист. Помните его рассуждения? Производительные силы развиваются, значит пролетариев будет все больше и больше, а значит рано или поздно их станет столько, что буржуазия уже с ними не справится и наступит пролетарская революция и полное счастье народов. Вот только с чего он решил, что производительные силы умеют только развиваться? Для примера, в поздний период Римской Империи прогресс сменился регрессом. Например, римляне забыли как распаривать и гнуть бревна для кораблей для того, чтобы делать плавные обводы.

Давайте уж, если мы взяли столь непопулярное учение как марксизм за основу, то будем хотя бы последовательны. Что вызывает революцию и смену общественного строя? Несоответствие производительных сил и производственных отношений. Революция и смена общественного строя — это смена производственных отношений, дабы они соответствовали производительным силам. Но ведь соответствие — это как две чашки весов. Можно на одну добавить, а можно с другой убрать, и так, и так — равновесие получится. Вовсе необязательно менять производственные отношения, достаточно загубить производительные силы. Любой последовательный марксист должен был додуматься до этой мысли за пять минут после постановки проблемы.

Возвращаясь к буржуазии и Англии. Представьте себе, что один из английских королей объявил ткацкий станок орудием преисподней и приказал бы все фабрики уничтожить? Вам трудно поверить, что он мог бы своего добиться? Подумайте еще раз, в общем-то это не трудно. Конечно, он столкнулся бы с немалой оппозицией, но простой военной операцией, он мог бы достаточно быстро все фабрики уничтожить. А если бы он задержался и оппозиция выставила бы свою армию, то всегда можно было бы пригласить испанцев и французов, которые с радостью пограбили бы «добрую старую Англию». Непатриотично? Да. Возможно? Тоже да.

Заметьте, он даже не «потянул» бы на предательство. В конце концов оппозиция первая взбунтовалась, а попросить «брата-монарха» в помощи по подавлению бунта в феодальном праве было совершенно законным актом. Не очень мудрым, но законным. Да и вообще, победителей не судят. Конечно, «царицей морей» стала бы тогда какая-то другая держава, но зато никаких революций, народных толп, казней короля. Где тогда была бы английская буржуазия и ее пролетариат?

А ведь с новым созидательным классом — люденами, все еще проще. Позакрывай НИИ, КБ, институты, прекрати подготовку новых специалистов, и вот уже и нету нового класса. Конечно, страна тут же скатится назад и станет неконкурентоспособной. Зато никаких революций, никаких смен общественного устройства, и власть остается у правящего класса. Пахнет знакомо? Похоже, что в советском руководстве имелись последовательные марксисты…

Примечания:

1

Для справки, это был Гальба, который до этого был имперским легатом и наместником в Испании (Hispania Tarraconensis). См. [4], [5] и [44] («Нерон» и «Гальба»)

2

Вот описание ресурсов выделенных для подавления Иудеи будущему императору Веспасиану приведенное в книге Светония «Жизнь двенадцати цезарей» ([4], [5]), глава «Divus Vespasianus» («Божественный Веспасиан»):

«Additis igitur ad copias duabus legionibus, octo alis, cohortibus decem, atque inter legatos maiore filio assumpto, ut primum provinciam attigit….» ([4])

В переводе [5]: «И вот, получив в добавок к местным войскам два легиона, восемь отрядов конницы, десять когорт и взяв с собою старшего сына одним из легатов, он явился в Иудею…»

18

См. [14] стр. 253

19

«knowledge industries», Fritz Malchup, см. [14] стр. 253

20

См. [2]

21

См. [2] стр.74 и Appendix A со ссылкой на [41]

22

«Knowledge worker» см. [14]

23

Некоторые читатели могут подправить меня, что Хейзинга был голландским ученым, однако хотя он и проработал большую часть своей жизни в Голландии, родился он в Дании. Биографию Хейзинги см. например на [47]

24

Если быть точным, автор не может поручиться за точность этого перевода, и оставляет это на совести братьев Стругацких. В конце концов, один из них был (и по-прежнему является) лингвистом. На непросвещенный взор эта фраза может быть переведена и как «человек в игре», и «игровой человек», и возможно, что настоящий римлянин был бы вообще немного удивлен таким сочетанием. Точные слова звучат так: ludo, ludere, lusi, lusus — играть/сыграть, ludia, ludi? — актриса, ludus — игра, lusor, lusoris — игрок (согласно [43])

25

В [7] так назывался магический орден прошлого, который был настолько могущественен, что никто просто не задавался вопросом, почему он так назван. И на вопрос главного героя, почему у ордена было такое дурацкое название, верховный магистр ордена жизнерадостно ответил, что наконец-то до кого-то дошло, что это название дурацкое. Не то, чтобы это имело отношение к предмету данной книги, просто в качестве пояснения, что название действительно не так важно покуда о нем есть согласие.

26

Я, конечно, понятия не имею, где у самолетов располагается высотомер. История обязана своим происхождением тому, что согласно информации, проскакивавшей в прессе, Боинг традиционно имеет другое расположение приборов на контрольной панели нежели большинство других авиационных фирм, придерживающихся общего стандарта. Что приводит к тому, что в стоимость самолета Боинга входит волей-неволей и стоимость дополнительного обучения пилотов. Насколько правдива эта история, я не знаю, и допускаю, что она — вымысел, но для данной книги это несущественно. Так что не воспринимайте дальнейший текст как свидетельство того, что я работаю на Боинг. Я не работаю там. И вообще, считайте, что пример абстрактен. Кстати, насчет того что высотомер надо ставить снизу — это шутка, если кто не понял.