«Что мне делать?»

Дул свежий и прохладный ветер. Воздух из окружающей полупустыни не был сухим, он приходил с далеких гор. Эти горы были одними из самых высоких в мире, большая цепь их тянулась от северо-запада до юго-востока. Они были массивными и величественными, что являло собой невероятное зрелище. Особенно, когда вы видели их ранним утром, после того, как солнце ложится на спящую землю. Их высокие пики, светясь нежно-розовым цветом, выделялись потрясающе ясно на фоне бледного голубого неба. Когда солнце поднялось выше, равнины покрылись длинными тенями. Вскоре те таинственные пики исчезнут в облаках, но прежде, чем удалятся, они оставят свое благословение на долинах, реках и городах. Хотя вы больше не могли их видеть, вы могли чувствовать, что они там, тихие, огромные и бесконечные.

Вдоль дороги, напевая, шел нищий. Он был слепой, и его вел какой-то ребенок. Люди проходили мимо него, и иногда кто-то, бывало, бросал монету или две в банку, которую он держал в одной руке. Он продолжал петь, не обращая внимания на дребезжание монет. Из большого дома вышел слуга, бросил монету в банку, пробормотал что-то и возвратился назад, закрывая за собой ворота. Попугаи разлетались на день в их сумасшедшем и шумном полете. Они полетят к полям и лесам, но к вечеру снова вернутся на ночь к деревьям вдоль дороги. Там было безопаснее, хотя уличные фонари располагались почти у кроны деревьев. Множество других птиц, казалось, оставались днем в городе, и на большой лужайке некоторые из них пытались поймать сонных червей. Мимо прошел мальчик, играя на флейте. Он был тощий и босой, а походка — несколько чванливой и самодовольной. Казалось, что его ноги не заботились о том, куда они ступали. Он сам был флейтой, а песня угадывалась в его глазах. Идя позади него, вы чувствовали, что он был первым мальчиком с флейтой во всем мире. И, в некотором роде, он им и был, поскольку не обращал никакого внимания ни на автомобиль, который промчался мимо, ни на дремавшего полицейского, стоящего на углу, ни на женщину с вязанской дров на голове. Он был потерян для мира, но его песня продолжалась. И так начинался новый день.

Комната казалась не очень большой, и тем немногим людям, которые пришли, было довольно тесно. Они все были разных возрастов: старик с юной дочерью, супружеская пара и студент колледжа. Они, очевидно, не знали друг друга, и каждый стремился поговорить о собственной проблеме, не желая сталкиваться с проблемами других. Девочка сидела около отца, застенчивая и очень тихая. Ей, наверное, было приблизительно десять. На ней была опрятная одежда, а волосы украшены цветком. Некоторое время в комнате царила тишина. Студентбыл нетерпелив, казалось, он ждал целую вечность, чтобы поговорить, и старик предпочел позволить высказаться другим. Наконец, довольно нервно, молодой человек начал.

«Я сейчас на последнем курсе в колледже, где изучаю инженерное дело, но так или иначе меня, кажется, не интересует какая-то карьера. Я просто не знаю, чем хочу заниматься. Моего отца, адвоката, не волнуют мои проблемы, пока я делаю что-то. Конечно, так как я изучаю инженерное дело, ему хотелось бы, чтобы я стал инженером. Но я не питаю ни малейшего интереса к этому. Я сказал ему об этом, но он ответил, что интерес придет, как только я начну зарабатывать на жизнь. У меня есть несколько друзей, которые получили различные специальности и теперь зарабатывают этим себе на жизнь. Но большинство из них уже разочаровались своими профессиями, и какими они будут несколькими годами позже, одному только Богу известно. Я не хочу, чтобы это случилось и со мной, но уверен, что так будет, если я стану инженером. Поверьте, я не экзаменов боюсь. Я могу сдать их достаточно легко, и я не хвастаюсь. Мне просто не нравится профессия инженера, и ничто иное, кажется, тоже не интересует меня. Я немного писал и баловался живописью, но такой вид деятельности не очень многое дает в материальном плане. Мой отец только заинтересован в проталкивании меня на работу, и он мог бы найти для меня хорошую работу, но я предвижу, что со мной случится, если я приму ее. Я испытываю желание бросить все и оставить колледж, не дожидаясь сдачи заключительных экзаменов».

Это было бы довольно глупо, не так ли? В конце концов, вы почти закончили учебу, почему бы не окончить колледж? В этом нет никакого вреда, верно?

«Думаю, что нет. Но что мне делать после этого?»

Кроме обычных специальностей, что бы вам действительно нравилось делать? У вас должен быть некий интерес, пусть даже неопределенный. Где-то в глубине души вы знаете, каков он, не так ли?

«Понимаете, я не хочу стать богатым. У меня нет желания обзавестись семьей и не хочу быть рабом рутины. Большинство моих друзей, кто имеет работу или начал карьеру, привязаны к офису с утра до ночи. И что они получают от этого? Дом, жену, несколько детей — и скуку. Для меня это по-настоящему пугающая перспектива, а я не хочу оказаться в клетке. Но я все еще не знаю, что делать».

Так как вы много думали обо всем этом, разве вы не пробовали выяснить, где проявляется ваш реальный интерес? Что говорит ваша мать?

«Ее не заботит, что я делаю, пока со мной все в порядке, что означает надежно жениться и остепениться. Так что она поддерживает отца. В свободное время я много думал о том, кем бы я действительно хотел стать, обсуждал это с друзьями. Но большинство моих друзей склонны к той или иной профессии, и с ними нет смысла говорить. Однажды попав в ловушку карьеры, независимо от того, какова она, они считают, что это именно то, что надо делать: обязанность, ответственность и все остальное. Я просто не хочу заниматься подобным механическим трудом. Но в чем заключается мое стремление? Мне жаль, но я не знаю».

Вы любите людей?

«Неопределенным образом. Почему вы спрашиваете?»

Возможно, вам могло бы нравиться делать кое-что по линии социальной работы.

«Любопытно, что вы такое говорите. Я подумал, а не заняться ли социальной работой, и какое-то время я контактировал с некоторыми из тех, кто отдал этому делу жизнь. Вообще говоря, они сухая, расстроенная кучка людей, ужасно заботящаяся о бедных и непрерывно деятельная в старании улучшить социальные условия, но несчастная внутри. Я знаю одну молодую женщину, которая отдала бы свой правый глаз, чтобы выйти замуж и вести семейную жизнь, но идеализм разрушает ее. Она поймана в сети рутины выполнения добрых дел и стала ужасно унылой из-за собственной скуки. Это все идеализм без вспышки, без внутренней радости».

Наверное, религия, в принятом смысле слова, ничего для вас не значит?

«Мальчишкой я раньше часто ходил с моей матерью в храм, с его священниками, молитвами и церемониями, но я не был там в течение многих лет».

И это также становится рутиной, скучным ощущением, жизнью на словах и объяснениях. Религия — это кое-что намного большее, чем все это. Вы любите приключения?

«Не в обычном значении этого слова: восхождения но горы, полярные исследования, глубоководные ныряния и так далее. Я не склонен к предрассудкам, но для меня в этом есть кое-что довольно ребяческое. Я не мог бы подниматься по горам, так же как охотиться на китов».

Как насчет политики?

«Обычная политическая игра не интересует меня. У меня есть несколько друзей-коммунистов, и я читал часть их чуши, и одно время подумывал о присоединении к партии. Но не перевариваю их лицемерие, их насилие и тиранию. А это именно то, что они фактически отстаивают, какой бы ни была их официальная идеология и разговоры о мире. Я быстро прошел эту стадию».

Мы многое отсеяли, не так ли? Если вы не хотите делать что-либо из этого, то что остается?

«Я не знаю. Не слишком ли я молод, чтобы знать?»

Дело не в возрасте, не так ли? Недовольство — это часть существования, но мы обычно находим способ обуздать его либо с помощью карьеры, брака, веры, идеализма и добрых дел.

Так или иначе, большинство из нас умеет потушить это пламя недовольства, верно? После успешного тушения мы думаем, наконец, что мы счастливы и можем быть счастливы, по крайней мере, в настоящее время. Теперь, вместо тушения пламени недовольства через некую форму удовлетворения возможно поддерживать его горение всегда? И недовольство ли это тогда?

«Вы имеете в виду, что я должен остаться в таком состоянии, неудовлетворенным всем вокруг меня, всем внутри самого себя, и не искать какое-либо удовлетворяющее занятие, которое позволит этому огню сгореть? Вы это имеете в виду?»

Мы недовольны, потому что думаем, что должны быть довольны. Мысль о том, что мы должны быть в мире с собой, делает недовольство болезненным. Вы думаете, что вы должны быть кем-то, не так ли, — ответственным человеком, полезным гражданином и всей остальной частью этого. С пониманием недовольства вы можете быть всем и намного больше. Но вы хотите делать что-то удовлетворяющее, что-то, что займет ваш ум и поэтому положит конец внутреннему волнению, так?

«Да, так в некотором роде, но теперь-то я вижу, к чему такое занятие приведет».

Занятой ум — это отупленный, обыденный ум, в сущности, он посредственен. От того, что укоренился в привычке, в вере, в представительной и выгодной устоявшейся рутине, ум чувствует себя в безопасности и внутри, и внешне.

Поэтому он прекращает беспокоиться. Это ведь так?

«В общем-то, да. Но что мне делать?»

Вы можете обнаружить решение, если дальше войдете в это чувство недовольства. Не думайте о нем с точки зрения удовлетворения. Выясните, почему оно существует, и не должно ли оно сохраниться горящим. В конце концов, вы не особенно заинтересованы зарабатыванием средств к существованию, не так ли?

«Совсем глупым образом, нет. Прожить можно всегда, так или иначе».

Так что это вообще не проблема для вас. Но вы не хотите быть пойманными в сети рутины, в колесо посредственности. Не об этом ли вы печетесь?

«Похоже, что об этом, сэр».

Чтобы не быть таким образом пойманным, потребуется усердно трудиться, непрерывно наблюдать, что означает — не приходить ни к каким умозаключениям, отталкиваясь от которых, продолжать думать далее, потому что начинать думать с умозаключения значит не думать вообще. Именно потому что ум начинает с умозаключения, с веры, с опыта, с знания, он оказывается в клетке рутины, в сетях привычки, и затем огонь недовольства тухнет.

«Я вижу, что вы совершенно правы, и я теперь понимаю, что это действительно было у меня на уме. Я не хочу быть таким, как те, чья жизнь проходит в рутине и скуке, и говорю это без всякого чувства превосходства. Забываться в различных формах приключений одинаково бессмысленно. К тому же, я не хочу быть просто довольным.

Я начал видеть, пусть даже смутно, в направлении, о котором никогда даже не знал, что оно существует. Является ли новое направление тем, о котором вы на днях говорили на вашей беседе, когда рассказывали о состоянии или движении, которое бесконечно и вечно творческое?»

Возможно. Религия — это не вопрос церквей, храмов, ритуалов и веры, а миг за мигом открытие того движения, которое может иметь любое имя или никакого.

«Боюсь, что я занял времени больше, чем мне было отпущено, — сказал он, поворачиваясь к остальным. — Я надеюсь, что вы не возражаете».

«Напротив, — ответил старик. — Я слушал очень внимательно и узнал много полезного. К тому же, я увидел кое-что помимо своей проблемы. Когда слушаешь спокойно о неприятностях другого, наши собственные трудности иногда видятся в другом ракурсе».

Он помолчал в течение минуты или двух, как будто раздумывая, как выразить то, что хотел сказать.

«Лично я достиг возраста, — продолжил он, — когда больше не спрашиваю, что мне делать. Вместо этого я оглядываюсь назад и раздумываю над тем, что я сделал с моей жизнью. Я тоже ходил в колледж, но не был столь вдумчив, как наш молодой друг. После окончания колледжа я отправился на поиски работы и, однажды найдя ее, провел последующие сорок с лишним лет, зарабатывая средства к существованию и содержанию довольно большой семьи. В течение всего того времени я был в плену рутины офиса, о которой вы упоминали, и в привычках семейной жизни, и мне известны ее удовольствия и горести, слезы и мимолетные радости. Я старел в борьбе и усталости, и за последние годы произошел быстрый упадок сил. Оглядываясь назад, я спрашиваю себя: „Что ты сделал со своей жизнью? Кроме твоей семьи и твоей работы, что ты фактически выполнил?“

Старик сделал паузу перед ответом на собственный вопрос.

«За эти годы я присоединялся к различным ассоциациям за усовершенствование того или этого, принадлежал нескольким различным религиозным группам и оставлял одну ради другой. Я с надеждой читал литературу крайних левых, только чтобы обнаружить, что их организация так же тиранически авторитарна, как и церковь. Теперь, когда я на пенсии, я вижу, что жил на поверхности жизни, просто дрейфовал. Хотя я боролся немного с сильным течением общества, в конце оно меня унесло. Но не поймите меня неправильно. Я не пускаю слезы из-за прошлого, не оплакиваю то, что было. Меня беспокоят те несколько лет, которые мне еще остались. Между теперешним моментом и быстро приближающимся днем моей смерти, как мне встретить реальность, называемую жизнью? Вот в этом моя проблема».

То, какие мы сейчас, состоит из того, какими мы были. И то, какими мы были, также формирует будущее, не определяя четко линии развития и сущности каждой мысли и действия. Настоящее — это движение прошлого к будущему.

«Каким было мое прошлое? Фактически вообще ничто. Не было никаких больших грехов, никакой высокой амбиции, никакого подавляющего горя, никакого деградирующего насилия. Моя жизнь была такой же, как у среднего человека.

Спокойным потоком, совершенно посредственной жизнью. Я создал прошлое, в котором нет ничего, чего можно было бы стыдиться или чем можно было бы гордиться. Все мое существование было унылым и пустым, без особого значения. Все было бы точно так же, живи я во дворце или в хижине в деревне. Как же легко скользить по течению посредственности! Теперь, мой вопрос, могу ли я остановить в себе самом данное течение посредственности? Можно ли покончить с моим глупо накапливающимся прошлым?»

Что такое прошлое? Когда вы используете слово «прошлое», какое оно имеет значение?

«Мне кажется, что прошлое — это в основном ассоциации и память».

Вы подразумеваете всю память или только память о ежедневных событиях? События, которые не имеют никакого психологического значения, которые можно помнить, не пуская корни в почву ума. Они приходят и уходят, они не занимают и не обременяют ум. Остаются только те, которые имеют психологическое значение. Итак, что вы подразумеваете под прошлым? Имеется ли прошлое, которое остается твердым, неподвижным, из которого вы можете легко и резко вырваться?

«Мое прошлое состоит из множества крошечных частиц, собранных вместе, а их корни мелочны. Хороший удар, подобно порыву ветра, мог бы унести их».

И вы ждете ветра. В этом ваша проблема?

«Я ничего не жду. Но что, мне так жить дальше все оставшиеся дни? Неужели я не могу покончить с прошлым?»

Опять же, что это за прошлое, из которого вы хотите вырваться? Прошлое статично или оно живое существо? Если оно живое существо, как получает жизнь? С помощью каких средств оно восстанавливает себя? Если оно действительно живое существо, как вы покончите с ним? И кто этот «вы», который хочет покончить с ним?

«Я запутываюсь, — пожаловался он. — Я задал простой вопрос, а вы навстречу ему, задаете несколько еще более запутанных вопросов. Не будете ли любезны объяснить, что вы имеете в виду?»

Вы говорите, сэр, что хотите освободиться от прошлого. Что является этим прошлым?

«Оно состоит из опытов и воспоминаний о них, которые имеются».

Ваши воспоминания, как вы говорите, находятся на поверхности, они не глубоки. Но не могут ли некоторые из них иметь корни глубоко в подсознании?

«Не думаю, что у меня есть какие-то глубокие воспоминания. Традиция и вера имеют глубокие корни во многих людях, но я следую им только для социального удобства. Они не играют очень существенную роль в моей жизни».

Если бы прошлое можно было бы так легко отсеять, не было бы никакой проблемы. Если только осталась внешняя шелуха прошлого, от которой можно очиститься в любой момент, то вы уже вырвались. Но есть еще что-то в проблеме, верно? Как вы вырвитесь из вашей посредственной жизни? Как вы разрушите мелочность ума? Разве это тоже не ваша проблема, сэр? И, конечно, «как» в этом случае углубление исследования, а не требование метода. Именно практика метода, основанного на желании преуспеть, с его опасением и авторитетом, поставила мелочность на первое место.

«Я шел с намерением рассеять мое прошлое, которое не имеет большого значения, а меня столкнули с другой проблемой».

Почему вы говорите, что ваше прошлое не имеет большого значения?

«Я плыл по течению на поверхности жизни, а когда вы плывете по течению, вы не можете иметь глубокие корни, даже в вашей семье. Я вижу, что жизнь для меня не очень много значила, я ничего в ней не сделал. Мне остается всего несколько лет, и я хочу прекратить плыть по течению, хочу кое-что сделать с тем, что остается от моей жизни. Это вообще возможно?»

Что вы хотите сделать с вашей жизнью? Разве образец того, кем вы хотите быть, не развивался из того, кем вы были? Конечно же, ваш образец — это реакция из того, что было, результат прошлого.

«Тогда как мне сделать что-нибудь в жизни?»

Что вы подразумеваете под жизнью? Вы можете воздействовать на нее? Или жизнь многообразна, и ее не удержать в пределах границ ума? Жизнь — это все, не так ли? Ревность, тщеславие, вдохновение и отчаяние; общественная мораль и достоинство, которые находятся вне царства искусственной справедливости; знание, собранное через столетия; характер, который является встречей прошлого с настоящим; организованные верования, называемые религиями, и суть, которая скрывается за ними; ненависть и привязанность; любовь и сострадание, которые не в пределах области ума, — все это и больше есть жизнь, не так ли? И вы хотите сделать с ней что-нибудь, придать ей форму, направление, значение. Теперь, кто же этот «вы», который хочет сделать все это? Отличаетесь ли вы от того, что стремитесь изменить?

«Вы предлагаете просто продолжать плыть по течению?»

Когда вы хотите направить, сформировать жизнь, ваш образец может быть только согласно прошлому, или без возможности сформировать ее, ваша реакция — это плыть по течению. Но понимание всей жизни в целом вызывает его собственное действие, при котором не плывут по течению, не прикладывают образец. Эта целостность должна быть понята от мгновения до мгновения. Должна происходить смерть прошлого момента.

«Но способен ли я к пониманию жизни в целом?» — спросил он с тревогой.

Если вы не поймете, никто другой не сможет понять за вас. Вы не можете научиться этому у другого.

«Как мне начать действовать?»

Через самопознание, поскольку целостность, все сокровища жизни находятся в вас самих.

«Что вы подразумеваете под самопознанием?»

Это значит воспринимать пути вашего собственного ума, изучать собственные стремления, желания, побуждения и страсти, скрытые и открытые. Не происходит изучения, когда идет накопление знаний. Самопознанием ум свободен, чтобы быть спокойным. Только тогда возникает то, что вне меры ума.

Все это время супружеская пара только слушала. Они ожидали своей очереди, не вступали в разговор, и только сейчас муж заговорил.

«Наша проблема в ревности, но после прослушивания того, что уже было здесь сказано, я думаю, что мы, наверное, способны решить ее сами. Возможно мы поняли гораздо более глубоко, внимательно слушая, чем если бы задавали вопросы».