10

Поппер читает «Mein Kampf»

Протестант, точнее, евангельский христианин, но еврейского происхождения.

(Поппер)

В Unended Quest Карл Поппер писал: «После долгих раздумий мой отец решил, что жизнь в христианском обществе обязывает причинять этому обществу как можно меньше обид — то есть ассимилироваться». Отец Карла, Симон, был родом из Богемии, а дедушка и бабушка с материнской стороны — из Силезии (область, ныне принадлежащая Польше) и Венгрии. Евреи из тех краев были самыми «германизированными» в Империи. Малахи Хакоэн так описывает степень их слияния с венской культурой: «Они отправляли своих детей учиться в немецкие школы, работали "белыми воротничками" и трансформировали профессиональную элиту Вены». Ярким примером этой тенденции был отец Поппера, ставший компаньоном в юридической фирме последнего либерального мэра Вены Раймунда Грубля (отсюда и второе имя Карла Поппера — Раймунд). Мать Поппера, Женни Шифф, происходила из семьи еврейской baute bourgeoisie. Их семья, по мнению Хакоэна, служила воплощением трех добродетелей — «Besitz (собственность), Recht (закон) и Kultur (культура), превыше всего чтимых венскими либералами».

Религиозный выбор родителей Поппера — обращение в протестантскую, а не в католическую веру — тоже был вполне типичен для венских евреев: возможно, их привлекала протестантская этика с ее упором на добросовестный труд и личную порядочность; а может быть, дело было в том, что переход в католицизм — правящую религию — казался слишком уж большим предательством.

Каково же было отношение самого Поппера к его еврейским корням? В 1936 году, обращаясь к английскому Совету поддержки ученых с просьбой помочь ему выехать из Австрии, Поппер писал о себе: «протестант, точнее, евангельский христианин, но еврейского происхождения». Отвечая на вопрос анкеты, хочет ли он, чтобы от его имени обратились за помощью к религиозным общинам, напротив строки «ортодоксальные иудеи» он написал решительное «НЕТ» — и подчеркнул двумя чертами.

Однако еврейское происхождение не зря называют «клубом с пожизненным членством». Как бы сам Поппер ни относился к своей национальности, он ничего не мог поделать с интересом к ней других людей — как евреев, так и неевреев. Например, в 1969 году тогдашний редактор Jewish Year Book обратился к сэру Карлу Поп-перу, профессору, с вопросом: хочет ли он, будучи евреем, числиться в разделе «Кто есть кто», «где упомянуты евреи, достигшие выдающихся успехов во всех областях жизни». На это Поппер ответил, что, несмотря на еврейское происхождение, его родители стали христианами еще до его рождения, что сам он был крещен в младенчестве и воспитан в протестантской вере, — после чего добавил:

«Я не верю в идею рас; мне ненавистны любые формы расизма и национализма, и я никогда не принадлежал к иудейской вере. Таким образом, я не вижу, на каком основании я мог бы относить себя к евреям. Я сочувствую национальным меньшинствам, но евреем себя не считаю, хотя это и вынуждает меня подчеркивать свое происхождение».

И тем не менее Поппер всегда осознавал свое еврейство. В 1984 году, выступив с резким протестом против политики Израиля в отношении арабов, он заявил: «Я вынужден стыдиться своего происхождения» (sic). Идею избранного народа он считал «отвратительной».

По мнению Поппера, евреи не вправе были надеяться, что будут признаны немцами, сохранив при этом свою веру. Он защищал выбор своего отца:

«Это означало бросить вызов организованному иудаизму. Это означало прослыть трусом, дрожащим перед угрозой антисемитизма. Но ответ прост: антисемитизм — это зло, которого должны бояться все, и евреи, и неевреи, и задача всех людей еврейского происхождения — делать все возможное, чтобы не провоцировать его. Происходила ассимиляция; многие евреи уже слились с большинством населения. Люди, которых презирают из-за их происхождения, в ответ заявляют, что гордятся им; такая реакция считается естественной. И все же гордость такого рода не только нелепа, но и в корне неверна, даже если она спровоцирована расовой ненавистью. Всякий национализм и расизм есть зло, и еврейский национализм — не исключение».

Евреи должны понести свою часть вины и за антисемитизм, и за то, что стояли особняком по отношению к большинству. Этот подход напоминал призывы Карла Крауса: евреи должны выйти из культурно-социального гетто, в которое они сами себя загнали; только это принесет им освобождение.

В реальности полная ассимиляция была такой же иллюзией, как мечта Герцля о всеобщем крещении. Впрочем, у Поппера был иной взгляд, обусловленный его высоким мнением об империи Франца-Иосифа. Она, полагал Поппер, являла собой черновик либерально-космополитического общества, в котором все народы будут процветать в своем разнообразии. Яркой иллюстрацией тому была австро-венгерская армия, солдаты которой говорили чуть ли не на десяти языках. Историческая истина, однако же, была сложнее: царствование Франца-Иосифа было отмечено подъемом националистических настроений, с которыми он безуспешно пытался бороться, причем националисты ревностно блюли чистоту рядов.

Когда же после Первой мировой от империи откололись государства Центральной и Южной Европы, национализм разгулялся вовсю. Поппер осознал опасность, грозившую лично ему от рук тех, кто видел в нем еврея. Гитлер пришел к власти в Германии только в 1933 году, Германия поглотила Австрию только в 1938-м, но Поппер задолго до этого увидел тучи, сгущавшиеся над цен-тральноевропейским еврейством, и прогнозы его были мрачны: «С 1929 года я ожидал, что Гитлер захватит власть, что он в той или иной форме захватит Австрию и что будет развязана война против Запада». Трудно отказать Попперу в прозорливости. Он прочел Mein Kampf и отнесся к этому очень серьезно. Он работал учителем и заканчивал Logik der Forschung («Логику научного открытия»), а по улицам Вены уже маршировали молодые люди со свастиками, «распевая нацистские песни». Один из рассказов Поппера заставляет вспомнить Геринга с его пресловутым «когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет». Произошло это перед самым приходом Гитлера к власти. Поппер столкнулся с парнем из Каринтии в фашистской форме, с пистолетом. «Он сказал мне: "Что, поспорить хочешь? Я не спорю, я стреляю"». Возможно, именно этот случай, размышляет Поппер, и посеял семя, из которого впоследствии выросло «Открытое общество».

В 1930-е годы дискриминация австрийских евреев усилилась как никогда прежде. Гитлер был уже на пороге, а дома со всех сторон давило клерикально-корпоративное государство. Роберт Вистрих пишет:

«Богаты были евреи или бедны, ютились в гетто или выступали на подмостках "Бургтеатра", хранили верность иудейской вере или слились с христианским населением — все они служили мишенью для нападок венских антисемитов. Что бы ни делал еврей, везде его встречали предвзятость и враждебность».

Нацистская партия Австрии захватила власть над университетами, сделав их закрытой зоной для евреев, — студенты-нацисты не пускали их туда силой.

Худшее, однако же, было еще впереди. Но к тому времени Карла Поппера уже не было в Европе. Как только он задумался о том, чтобы оставить преподавание в школе, двери в академическую карьеру в Австрии захлопнулись окончательно, а ключи от них были у нацистов. Атмосфера становилась все невыносимее и в конце концов привела Поппера к решению, изменившему его судьбу и усилившему ощущение отверженности от нормального течения академической жизни. Это ощущение станет неотъемлемой частью его мировоззрения и вызреет в протест, который и вырвется наружу 25 октября 1946 года, на заседании Клуба моральных наук.