|
||||
|
БЕСЕДА ДЕВЯТАЯ Это последняя беседа. Сегодня утром я хотел бы поговорить о скорби и религиозном уме. Скорбь разлита повсюду, внутри и снаружи. Мы видим скорбь в верхах и внизу. За тысячи лет существования вокруг неё сплетено множество теорий, и все религии много говорили о ней; но скорбь продолжается. Возможно ли покончить со скорбью, по-настоящему оказаться свободным от неё внутренне? Существует не только скорбь, связанная со старостью и смертью, но и скорбь неудачи, тревоги, вины, страха, скорбь продолжающейся жестокости, безжалостного отношения человека к человеку. Можно ли вообще искоренить причину этой скорби — не в другом, в себе самом? Безусловно, если необходимо какое-либо изменение, то его нужно начинать с самого себя. В конечном счёте человек и общество нераздельны. Мы — общество, мы — коллектив. Как французы, русские, англичане, индусы мы являемся результатом коллективных реакций и откликов, вызовов и влияний. И преобразуя этот центр — индивида, — мы, может быть, сумеем изменить коллективное сознание. Я думаю, что это не столько кризис во внешнем мире, сколько кризис в сознании, в мысли, во всей жизни, во всём существе человека. И я думаю, только религиозный ум может развеять эту печаль, рассеять целиком и полностью весь процесс мысли и его результат, предстающий в виде скорби, страха, тревоги и вины. Мы столь многими способами пытались избавиться от скорби, обращаясь к церкви, прибегая к верованиям и догмам, отдаваясь разного рода общественной и политической деятельности, используя бесчисленное множество других путей бегства от постоянно гложущего страха и скорби. Я думаю, что только истинно религиозный ум может решить эту проблему. А под религиозным умом я понимаю нечто совершенно отличное от ума, верящего в какое-либо религиозное учение. Где есть вера, там нет религии. Религии нет там, где есть догма, где есть вечное повторение слов, слов и слов — на латыни, санскрите или любом другом языке. Ходить на мессу — просто ещё одна форма развлечения, это не религия. Религия — это не пропаганда. Нет никакой разницы, промывают вам мозги церковники или коммунисты. Религия есть нечто совершенно отличное от веры и неверия, и я хочу в полном объёме рассмотреть вопрос о том, что такое религиозный ум. Поэтому давайте как следует уясним себе, что религия — не религиозное учение, в которое вы верите: вера — тоже проявление незрелости. И где есть незрелость, там неизбежна скорбь. Нужна большая зрелость, чтобы открыть, что такое истинно религиозный ум. Очевидно, им не может быть верующий ум; им не может быть и ум, который следует какому-либо авторитету, будь то величайший учитель, или глава определённой секты. Очевидно, что религиозный ум свободен от всякой склонности следовать каким-либо образцам или идеям, а потому и от всякого авторитета. Нельзя ли мне отклониться в сторону и сказать кое-что на другую тему? Некоторые из вас посещали эти девять бесед за последние три недели достаточно регулярно. И если уйдёте вы отсюда с массой выводов, с новым набором идей и фраз — вы уйдёте с пустыми руками или у вас в руках окажется нечто мёртвое, один прах! Никакие выводы и идеи не разрешат проблему скорби. Поэтому я очень надеюсь, что вы не станете цепляться за слова, а вместе со мной отправитесь в путешествие, которое поможет нам выйти, за пределы слов и открыть для себя с помощью самопознания что имеет место на самом деле, — и уже из этого пункта предпримите дальнейшее путешествие. Открытие человеком того, что есть в нём самом, в действительности и фактически, вызывает совершенно особый отклик и действие. Поэтому надеюсь, вы не унесёте отсюда прах слов и воспоминаний. Как было сказано, религиозный ум свободен от всякого авторитета. Это крайне трудно — быть свободным от авторитета; не только авторитета другого человека, но и авторитета собственного опыта, который идёт от прошлого, который есть то же самое, что традиция. Религиозный ум не имеет верований, не имеет догм; он движется от факта к факту, и потому религиозный ум — это научный ум. Но научный ум — не то же самое, что религиозный. Религиозный ум включает в себя научный ум; но ум, воспитанный на научном знании и приученный к нему, не есть религиозный ум. Религиозный ум интересуется и занимается целым, он озабочен не каким-то частным проявлением, а всей полнотой человеческого существования. Рассудок занимается какой-то частной, определённой функцией, он специализируется. Он функционирует в рамках специализаций — как учёный, врач, инженер, музыкант, художник, писатель. Именно эти специализированные, узко ограниченные технические подходы создают разделение — не только внутреннее, но и внешнее. Учёный, вероятно, рассматривается как человек, больше всего необходимый обществу в данный момент, наиболее важный для него; то же самое относится к врачу. Так что функция приобретает наивысшую важность; с ней приходит статус, а статус — это престиж. Поэтому где есть специализация, должно быть противоречие и ограничение; и именно так функционирует рассудок. Безусловно, каждый из нас функционирует в узкой колее самозащитных реакций. Именно здесь, в рассудке возникает «я» с его защитными реакциями, его агрессивностью, его амбициями, разочарованиями и скорбью. Таким образом, между умом и рассудком есть разница. Рассудок разделяет, он функционален, он не может видеть целое и действует в рамках какого-либо стереотипа. А ум целостен и способен видеть целое. Рассудок входит в состав ума, но не включает в себя ум. И сколько бы мысль ни очищала и ни контролировала себя, она не может воспринять, сформулировать или понять целое. Видеть целое — способность именно ума, а не рассудка. Но то, насколько мы развили свой рассудок, просто поразительно. Всё наше образование — это культивирование рассудка, ведь в освоении технических приёмов и в приобретении знаний есть выгода. Способность видеть существование в целом не опирается на мотив выгоды, поэтому мы пренебрегаем ею. Для нас исполнение специальной функции гораздо важнее понимания. Но понимание возможно лишь тогда, когда есть восприятие целого. Сколько бы рассудок не трудился над причинами и следствиями вещей, проблема печали не может быть разрешена мыслью. Только когда ум воспринимает причину, следствие, весь процесс в целом и выходит за пределы его, только тогда наступает конец скорби. Для большинства из нас функция стала очень важной, так как с ней приходит статус, место в обществе, высокое положение. А когда статус порождается исполнением функции, налицо противоречие и конфликт. Как мы почитаем учёного и как пренебрежительно смотрим на повара! Как почтительно взираем на премьер-министра и на генерала и как пренебрегаем солдатом! Таким образом, когда статус связан с функцией, имеет место противоречие; отсюда разделение на классы, классовая борьба. Общество может пытаться ликвидировать классы, но до тех пор, пока функция сопровождается статусом, существование классов неизбежно. И это то, чего мы все хотим. Мы все хотим статуса, потому что это власть. И вы знаете: власть — это нечто совершенно удивительное. К ней стремятся все: отшельник, генерал, учёный, домашняя хозяйка и муж. Мы все хотим власти: власти, которую дают деньги, власти, позволяющей господствовать, власти знания, власти способностей. Она даёт нам положение и престиж, а это то, чего мы хотим. Но власть есть зло, будь то власть диктатора, власть жены над мужем или мужа над женой. Власть есть зло, ибо она вынуждает людей соответствовать, приспосабливаться, а в этом процессе нет свободы. Мы хотим её весьма утончённо или очень грубо; вот почему мы стремимся к знанию. Знание так важно для нас, и мы так подобострастно смотрим на учёных с их интеллектуальным трюкачеством потому, что со знанием приходит власть. Пожалуйста, слушайте не только меня, но и свой собственный ум, свой рассудок, своё сердце. Наблюдайте, что происходит там; вы увидите, как большинство из нас жаждет этой власти. Но где есть погоня за властью, там невозможно учиться. Ведь только простой и чистый ум может учиться, только простой и свежий ум получает удовольствие учась, но не ум, не рассудок, обременённый знанием, опытом. Поэтому религиозный ум всегда учится, и этому процессу нет конца. Учиться — не значит накапливать знание. Ориентируясь на знание, наращивая его, вы перестаёте учиться. Пожалуйста, вникните в это полностью, до самого конца. Когда вы наблюдаете всё это, вы отдаёте себе отчёт в необычайном чувстве изолированности, одиночества и отъединённости. Большинство из нас в то или иное время пережило это чувство полного одиночества, замкнутости и отсутствия отношений с чем бы то ни было или с кем бы то ни было. И с осознанием этого приходит страх; а когда есть страх, есть и желание, потребность убежать от него. Пожалуйста, следите за всем этим внутренне, это же не лекция; мы действительно путешествуем вместе. Если вы сможете совершить это путешествие, вы уйдёте отсюда с совершенно другим умом, с рассудком совершенно иного рода. Через это чувство одиночества нужно пройти, а вы не можете пройти через него, если боитесь. На самом деле это одиночество создаёт ум своими самозащитными реакциями, своей эгоцентрической деятельностью. Если вы будете наблюдать свой ум и свою жизнь, вы увидите, как изолируете себя во всём, что вы делаете и думаете. Все эти заботы — "моё имя, моя семья, моё положение, мои качества, мои способности, моя собственность, моя работа" — всё это изолирует вас. Отсюда одиночество, и вы не можете избежать его. Вы должны пройти через него так же реально, как проходите через дверь. А чтобы пройти через него, нужно жить с ним. А жить с одиночеством, пройти через него, это прийти к чему-то гораздо большему, к более глубокому состоянию, к уединённости, то есть остаться совсем одному, без всякого знания. Я не имею в виду поверхностного механического знания, которое необходимо для повседневного существования; от рассудка не надо отказываться; однако я хочу сказать, что знание, приобретённое и накопленное человеком, не должно использоваться в целях психологической экспансии и защиты. Говоря об одиночестве, я имею в виду состояние, которое не может затронуть никакое влияние. Это уже не состояние изоляции, поскольку в нём понята изоляция, понят весь механический процесс мышления, переживания, вызова и отклика. Не знаю, задумывались ли вы когда-нибудь над проблемой вызова и отклика. Мозг всегда откликается на любую форму вызова, сознательную или бессознательную. Всякое влияние отпечатывается в мозгу, и мозг реагирует. Вы можете понять внешние вызовы достаточно легко — они очень неглубоки; а если вы пойдёте достаточно глубоко, то сможете разглядеть внутренние вызовы и отклики. Пожалуйста, будьте внимательны, ведь когда вы пойдёте ещё глубже, там уже нет ни вызова, ни отклика — но это не означает, что ум спит. Наоборот, он полностью пробуждён, настолько пробуждён, что не нуждается ни в каком вызове, так же как нет никакой необходимости и в отклике. Состояние ума, в котором нет ни вызова, ни отклика, потому что ум понял весь этот процесс, такое состояние и означает уединённость, пребывание наедине с самим собой. Таким образом, религиозный ум понимает всё это, проходит через всё это, но не с течением времени, а в непосредственном, немедленном восприятии. Даётся ли понимание временем? Будете ли вы иметь понимание завтра? Или понимание может иметь место только в наличном настоящем, лишь сейчас? Понять — это увидеть что-то полностью, сразу. И такому пониманию препятствуют любые виды оценок. Всякие словесные формулировки, оправдание, осуждения и прочее мешают восприятию. Вы говорите: «Нужно время, чтобы понять. Мне для этого необходимо несколько дней». И пока эти дни идут, проблема укореняется в уме ещё глубже, и избавиться от неё всё труднее, в чём бы она не состояла. Поэтому понимание возможно только в непосредственном настоящем, но не во времени. Когда я вижу что-либо очень ясно и непосредственно, возникает понимание. Важно, чтобы имела место именно эта непосредственная мгновенность — а не отсрочка. Если я ясно, без каких-либо мнений, оценок или суждений вижу, что я раздражаюсь, что я ревнив, что я честолюбив и так далее — тогда сам этот факт незамедлительно начинает действовать. Тогда вы увидите, что особенностью уединённости является состояние полностью пробуждённого ума. Это не мышление в терминах времени. Состояние это действительно оказывается чем-то удивительным, когда вы в него входите. Поэтому религиозный ум не является умом эволюционным; ибо реальность — вне времени. Это действительно важно понять, если вы зашли так далеко в своих открытиях. Вы видите, что хронологическое время и психологическое время — это два разных времени. Мы говорим о психологическом времени, внутренней потребности в большем количестве дней, в большем количестве времени для достижения — о потребности, означающей наличие идеала, наличие действующего героя, наличие разрыва между тем, что вы есть и тем, чем должны быть. Вы говорите, что для преодоления этого разрыва требуется время, но такая позиция есть разновидность лени, ведь вы можете увидеть суть дела сразу, если обратите на него всё своё внимание. Таким образом, религиозный ум не озабочен прогрессом, временем; он находится в состоянии постоянной активности, но это не связанно с тем, чтобы становиться или быть чем-то. Вы можете войти в это состояние прямо сейчас, хотя, вероятно, никогда в него не войдёте. Потому что войдя в него, вы увидите, что религиозный ум есть разрушительный ум, так как без разрушения нет созидания, нет творчества. Разрушение не есть вопрос времени. Оно происходит тогда, когда весь ум в целом отдаёт своё внимание "тому, что есть". Полное видение ложного как ложного означает разрушение ложного. И это не разрушительность коммуниста, капиталиста и всех прочих людей, не достигших зрелости. Религиозный ум — это разрушительный ум, и будучи разрушительным, религиозный ум творит. То, что является созиданием, творчеством, является и разрушением. Созидания, творчества не бывает без любви. Вы знаете, любовь для нас — нечто чуждое. Мы разделили любовь на страсть, похоть, вульгарную любовь и любовь священную, любовь плотскую и любовь божественную, любовь семейную, любовь к стране и так далее и тому подобное — всё разделяем и разделяем её. В разделении же присутствуют противоречие, конфликт и скорбь. Любовь для большинства из нас, — страсть, похоть; и в самом процессе отождествления себя с другим заключено противоречие, конфликт и начало скорби. И любовь от нас уходит. Её дым — связанные с ней ревность, ненависть, зависть, жадность — уничтожает пламя. Но там, где есть любовь, есть и красота. Страсть вам необходима, но не толкуйте сразу это слово как сексуальную страсть. Под страстью я понимаю страсть интенсивности, энергию, которая даёт ясное, жгучее видение. Без страсти нет самоограничения. Самоограничение не есть просто отказ от чего-то, владение немногим и контроль над собой — всё это слишком незначительно, слишком мелочно. Самоограничение приходит с забвением себя; и с забвением себя приходит страсть, а потому и красота. Не красота, которую создаёт человек, не красота, сотворённая художником, — и я не говорю, что в этом нет красоты. Но я говорю о красоте, которая за пределами мысли и чувства. И эта красота может проявиться только при высокой чувствительности рассудка, а также ума и тела. Но чувствительность такого рода, такого качества невозможна, когда отсутствует полное забвение себя, когда рассудок не отдаёт себя полностью той целостности, которую воспринимает ум. Если же эта чувствительность имеется, налицо и страсть. Итак, религиозный ум — ум разрушающий. И он же есть ум творческий, поскольку озабочен всей полнотой существования. Это не творчество художника, который озабочен лишь некоторой частью, некоторой сферой жизни и пытается выразить то, что в этой сфере он видит и чувствует, так же как мирской человек старается выразить себя в бизнесе, — хотя художник и считает, что он выше всякого другого. Творчество появляется только при полном понимании всей жизни в целом, а не какой-то одной её части. Теперь, если ум пришёл к этому, понял весь процесс существования и отбросил всех богов, созданных человеком, его спасителей, его символы, его рай и ад, тогда, при полной уединённости, оказывается возможным предпринять ещё одно, совершенно необычное путешествие. Но нужно прийти к этому, прежде чем отрицать или утверждать существование Бога. С этого начинается подлинное открытие, потому что рассудок, ум, полностью разрушил всё, что знал. Только тогда можно войти в неизведанное, только тогда оказывается реальным непознаваемое. Это не бог церквей, храмов, мечетей; не бог ваших страхов или верований. Существует реальность, которую можно обнаружить только при полном понимании всего процесса существования, не части его. Тогда ум, как вы обнаружите, становится необычайно спокойным и тихим, и рассудок тоже. Мне интересно, доводилось ли вам когда-нибудь наблюдать свой рассудок в работе, осознавал ли когда-нибудь рассудок себя в действии! Если вы будете осознавать всё таким образом, без выбора, негативно, вы увидите, что рассудок постоянно болтает, разговаривает сам с собой или говорит о чём-то, накапливая знание и запасая его. Он всё время действует — действует сознательно, на верхних уровнях, но действует также и глубоко внутри, в снах в намёках, оттенках и переливах идей и тому подобном. Он постоянно движется, меняется, действует, никогда не бывает в покое. Но уму и рассудку необходимо быть полностью, абсолютно спокойными и безмолвными, свободными от противоречий и от конфликтов. Иначе проецирование иллюзий неизбежно. Но когда ум и рассудок абсолютно спокойны, без какого бы то ни было движения — когда все видения, влияния, иллюзии абсолютно исключены, — тогда, в этом безмолвии, эта целостность отправится в дальнейшее путешествие, чтобы воспринять то, что неизмеримо временем, что не имеет имени, вечное, постоянное. Участник беседы: Не состоит ли вся проблема в устранении того, чего нет, для восприятия того, что есть? Кришнамурти: Конечно, искать подтверждения довольно нелепо, позвольте мне сказать так. То, о чём мы говорим не нуждается в подтверждении. Либо это так — тогда всё в порядке; либо это не так — но и тогда тоже всё в порядке. Но вы не можете искать подтверждения у другого, вы должны всё выяснить сами. Участник беседы: Является ли состояние ума, в котором нет вызова и отклика, тем же самым, что и медитация? Кришнамурти: Я выразился очень точно, сказав, что медитации нет, если нет самопознания. Закладка правильного фундамента, что является медитацией, есть подлинная, реальная свобода от честолюбия, зависти, жадности и поклонения успеху. И если, заложив правильный фундамент, человек идёт дальше, глубже, тогда нет ни вызова, ни отклика. Но это долгий путь — не во времени, не в днях и годах, но в беспощадном самопознании. Участник беседы: Не существует ли страха, который не являлся бы результатом мысли? Кришнамурти: Мы говорили о том, что есть инстинктивный страх, физический страх. Когда вы встречаетесь со змеёй, или мимо вас с рёвом проносится автобус, вы отшатываетесь — и это является естественной, здоровой и нормальной самозащитой. Но любая форма психологической самозащиты ведёт к душевной болезни. Участник беседы: Нет ли в умирании какого-то нового, иного бытия? Кришнамурти: В умирании, как мы выяснили, исследуя его, нет становления и нет бытия. Это совсем другое состояние. Участник беседы: Почему мы не пребываем всегда в этом удивительном состоянии? Кришнамурти: Подлинным фактом является то, что вы в нём не находитесь. Всё, чем вы являетесь есть результат вашей обусловленности. Прийти к полному пониманию того, чем вы являетесь, — значит заложить правильное основание для дальнейших открытий. Видите ли, я боюсь, что вы вовсе не слушали того, о чём мы говорили. Это последняя беседа, и будет жаль, если вы попытаетесь выбрать то, что вам подходит, и унести этот пепел с собой. Всё, что было сказано, от первой беседы до последней, представляет собой единое целое. Здесь не может быть какого-либо отбора или предпочтения. Вы должны взять всё или вообще ничего не брать. Но если вы заложили правильное основание, вы можете пойти очень далеко — но не в смысле времени, как я уже говорил, а в смысле сознания безмерного, которое не может быть выражено в словах, в красках или в мраморе. Без такого открытия ваша жизнь пуста, ограничена, лишена смысла. 24 сентября 1961 |
|
||