Прозрачные тени снов

Автор этого, пожалуй, самого чарующего собрания изречений — малоизвестный литератор Чжан Чао, имевший литературное имя Синьчжай. По всей видимости, этот человек никогда не состоял на государственной службе и прожил всю жизнь как вольный ученый и литератор в своем домике на Желтой горе в окрестностях Янчжоу, что в нижнем течении Янцзы — города богатых купцов, красивых женщин и артистической богемы. Кажется, Чжан Чао был большим любителем путешествий и имел много друзей в литературных кругах того времени. Во время веселых встреч с друзьями рождались и обсуждались изречения, которые составили впоследствии эту книгу. Кстати сказать, вошедшие в сборник отзывы друзей Чжан Чао о его суждениях — тоже, как мы уже знаем, часть давней литературной традиции, примета определенной духовной школы.

Судя по некоторым высказываниям друзей Чжан Чао, собрание его заметок было в основном завершено к 1698 году, а создавалось оно в течение десяти лет. В этой книге, по отзыву друга автора, «говорится о том, о чем другие не могут говорить, и рассказывается о том, о чем еще никто не рассказывал».

Оригинальный текст книги содержит в общей сложности 219 сюжетов. В русском переводе опубликованы 180 из них, то есть опущена примерно пятая часть суждений, содержание которых слишком специфично.

Как легко убедится читатель, темы сюжетов очень разнообразны: здесь и заметки о литературе, и назидательные сентенции, и всевозможные жизненные наблюдения — о людских нравах и мире природы, развлечениях и занятиях на досуге, дружбе и женщинах. Вся книга проникнута эстетическим пафосом: она написана человеком, который умеет находить и ценить удовольствия в жизни. Впрочем, поклоняясь всему прекрасному в окружающем мире, Чжан Чао и его друзья при каждом удобном случае с удовольствием отмечают неразрывное единство красоты и добродетели. Они настолько же эстеты, насколько и моралисты. И это единство эстетики и морали — очень характерная особенность всей афористической словесности Китая.

Несколько слов о заголовке книги. Из составляющих его трех слов наибольшие трудности для перевода представляет первое. По-китайски оно звучит ю и обычно имеет значение «далекий», «недостижимый», «уединенный». Все эти прилагательные мало годятся для того, чтобы быть эпитетом к слову «сон». Вместе с тем это понятие с древности указывало и на некое сокровенное, неизъяснимое качество опыта, которое сопутствует духовному прозрению. В этом качестве оно входило в словосочетание ю сюань («недостижимо-сокровенный»), которое со временем стало ключевой категорией японского эстетического идеала (по-японски оно звучит как югэн). Китайский писатель Линь Юйтан, впервые издавший частичный английский перевод книги Чжан Чао, а в отечественном китаеведении 0. Фишман перевели заглавие книги как «Тени тихих снов», что далеко не передает истинной глубины оригинального названия. Авторы современного тайваньского издания книги, следуя традиции (см. ниже предисловие Сунь Чжими к книге Чжан Чао), объясняют присутствие слова ю и смысл всего заголовка иначе: речь идет о сновидениях «сокровенного», или «уединенного» человека, который, возносясь над материальным миром, сознает, что созерцает только «обманчивые образы». Собранные в книге суждения как будто призваны пробудить читателя от снов его повседневного бытия или, говоря резче, вырвать сознание из оцепенения, в которое его ввергает сила привычки и людского мнения. Несомненно, Чжан Чао и его друзья более всего ценят свежесть и искренность чувства, всегда ищут новый и необычный взгляд на вещи. Но чаемое ими «прозрение» не связано доктриной и не имеет формальных критериев. Легкой тенью скользит оно за стихийным, совершенно безыскусным потоком жизни, воспитывая утонченную чувствительность духа, эстетически переживаемый покой души, мудрость здорового и радостного самочувствия жизни, которые проявляются, помимо прочего, в неистребимом вкусе к курьезам, мягкой иронии и чувстве юмора. Мы привычно говорим о «воспитании чувств» посредством серьезной и ответственной мысли. Но и чувство способно само воспитывать мысль. Чуткая душа воспитывает сознание, заставляя его открывать и расширять нравственное измерение жизненного опыта. Это совпадение эстетического и этического, чувства прекрасного и чувства долга, совпадение неизменно неожиданное и потому радостное, всегда было предметом особой гордости старых китайских писателей. Вот как писал о книге Чжан Чао автор одного из предисловий к ней:

«Читая эту книгу, я, поистине, то и дело не мог удержаться оттого, чтобы пуститься в пляс. Сердце мое ликовало, а дух радостно воспарял. В ней говорится о том, что по отношению к себе человек должен быть прохладным, как осень, а по отношению к другим — теплым, как весна. Благодаря ей мы можем понять, что в одном цветке и в одной травинке заключена вся правда мироздания и что, странствуя среди гор и вод, мы можем пестовать неизъяснимо-сокровенные думы и уноситься душой за пределы мира вещей… Так мы можем понять, что вольные странствия духа и есть истина конфуцианского учения, а неизменные устои жизни могут быть выражены в суждениях нелепых и причудливых. Пусть всякий образ есть только пустота — мы знаем, что в жизни есть нечто сущее. Пусть все вокруг кажется только сном и тенями — в самом нашем взоре сокрыта правда».

В нашем взгляде, на что бы он ни был направлен, истинна сама способность видеть; в видениях жизни ценно самое видение. Моменты непроизвольного открытия жизненной правды не раскрывают нам какой-то иной и новый мир. Они в действительности возвращают к непреходящей повседневности, к сну бытия, вновь и вновь пробуждая нас к тому, что вечно жительствует в жизни. В таком случае нам становится доступной и утонченная двусмысленность того понятия, которое Чжан Чао прилагает к своим литературным «снам»: мир его книги — это мир упоительных грез, в которых стирается сама грань между сном и явью, возвышенным и обыденным. Подлинная глубина переживания всегда оказывается потерянной в нашем опыте, как теряется ощущение пространства, когда мы смотрим на далекие вершины или на дно пруда с кристально чистой водой. Воспринять образы как тени — значит внезапно открыть для себя внутреннюю глубину опыта, ежемгновенно скрывающуюся при свете дня, затмеваемую «здравым умом и трезвой памятью». Мы должны заключить, что истина открывается нам в прозрачных тенях снов; что правда выговаривается в обманчивых словах. И это, если угодно, — главная истина афористического слова.

Понятно теперь, почему Чжан Чао называет свой литературный мир «тенями сна». Сон и есть стихия творческих метаморфоз жизни, вестник грядущего, обещание неисповедимой полноты пережитого. Во сне открывается наивысшая, недостижимая наяву ясность внутреннего зрения. И только забытье бесчисленных снов жизни погружает нас в бездонную глубину деятельного духа, в нескончаемость творческой воли. В этой бесконечно сложной завязи жизни отношения между вещами реальнее самих вещей, метафоры истины важнее отвлеченных идей.

В безыскусных, без претензий выговариваемых изречениях Чжан Чао и шуточных откликах его друзей нет ничего вызывающего, ничего навязчивого. Прозрения китайского автора «падают» в мир самых обыкновенных, мимолетных ощущений. Ирония, сопутствующая рефлексивности пробудившегося сознания, в конце концов затвердевает в трюизмах книжного слова. Метафоры умудренной речи сами ведут себя метафорически и изливаются в чистую экспрессию естественного языка. Так в китайских афоризмах творческая жизнь возвращается в лоно культурной традиции, а культура примиряется с жизнью. Глубина «просветленного сна» китайского литератора — это расстояние (ежемгновен-но теряемое, извечно скрадывающее самое себя) от поверхности к глубине вещей и от глубины к поверхности.

Священное безмолвие Неба звучит немолчной мно-гоголосицей Земли. Будем же внимать глубинам человеческого духа, о которых сообщают одним своим присутствием, непроизвольной игрой образов легкие, как дыхание, и стройные, как гармоничный аккорд, изречения старого китайского писателя. Вслушаемся смиренно и радостно в мировой хор голосов, в котором человек и природа, земля и небеса поверяют друг другу свои самые затаенные чувства.

Перевод осуществлен по следующим изданиям: Ю мэн ин/ Ком. Тояма Кинаму. Токио, 1966. Чжан Чао. Юмэн ин/Ком. Се Чжэнти. Тайбэй, 1994. ОшеГ Огеат 5Нас!от/ Тг. Ву Ип Уи^апд. Татреъ 1988.

Синьчжай написал полный дом книг, и все они касаются тем из канонов и истории. В сочинениях его много оригинального и глубокого, так что они заслуживают того, чтобы быть известными в мире. Вот одно из них: читая его, можно постичь истину Трех начал[245] мироздания, сущность всей тьмы вещей и свойства всех явлений в свете.

В заглавии же книги говорится о сне и тенях. Мне доводилось слышать, что далеко за морем есть страна, где дни короткие, а ночи длинные, и тамошние жители считают то, что случается с ними днем, наваждением, а то, что они видят во сне, — правдой. Еще я слышал о человеке, который боялся собственной тени и все пытался убежать от нее. Выходит, что сон дает нам возможность пробудиться, а тень позволяет нам осознать себя. Иносказания и намеки не содержат в себе ничего предосудительного, но помогают нам уберечься от многих ошибок — вот так Синьчжаи раскрывает перед читателем тайны человеческого сердца.

Поистине, читая эту книгу, можно услышать звук колокола, пробуждающего от сна, и можно погрузиться в мрак, в котором исчезают тени!

Писал соученик из Цзяндуна Сунь Чжими

Канонические книги следует читать зимой, ибо в это время года дух сосредоточен.

Исторические сочинения следует читать летом, когда много свободного времени.

Философов нужно читать осенью, ибо воззрения их разнятся меж собой.

Произведения изящной словесности лучше читать весной, ибо в это время дух окрылен[246].

Цао Цюцю: «Видно, что автор знает толк во всяких книгах».

Пан Вину: «А эти "Прозрачные тени снов" можно читать во всякое время года».

Классические книги следует читать в одиночестве. Исторические сочинения следует читать вместе с друзьями.

Сунь Кайсы: «Тому, кто постигнет истинный смысл этих слов, будет трудно не познать Путь».

Ван Цзинчжоу: «Если нет хорошего друга, читать можно в обнимку с винной бутылью».

Пребывающий вне добра и зла: таков мудрец. Творящий много добра и мало зла: таков достойный муж. Творящий мало добра и много зла: таков обыкновенный человек. Творящий только зло и не делающий ничего доброго: таков низкий человек.

Творящий только добро и не делающий ничего злого: таковы будды и святые даосы.

Инь Жицзе: «Внешне добр, а в сердце зол: таков негодяй. Его следует упомянуть отдельно».

Мао Цинжо: «В старину один человек сказал, что нужно, конечно, делать добро, но бывает и так, что сделать добро невозможно».

Если у вас есть хотя бы один близкий друг, вам негоже роптать на судьбу. А коли вы не одиноки, это означает, что в мире помимо вас стало одной одинокой вещью меньше. Так хризантема стала лучшей подругой Тао Юаньмина[247], слива стала лучшей подругой Линь Пу[248], бамбук стал лучшим другом Ван Хуэйчжи[249], лотос стал лучшим другом Чжоу Дуньи[250], персик стал лучшим другом людей, убежавших от властителя Цинь[251], абрикос стал лучшим другом Дун Фэна[252], камень стал лучшим другом Ми Фэя[253], чай стал лучшим другом Лу Ю[254], ароматные травы стали лучшими друзьями Лунцзюя[255], петух стал лучшим другом императора Чу-цзуна[256], журавль стал лучшим другом Ван Сичжи[257]. Такая дружба не померкнет и за тысячу лет. Поистине, такие друзья посылаются самой судьбой!

Чжан Сунпо: «Не иметь близкого друга среди людей и найти его среди вещей — это счастье для вещи и несчастье для человека. Вещь не ищет себе друга, а человек находит ей применение: это, можно сказать, радость для человека, но горе для вещи». Так можно познать тяготы положения, свойственного близкому другу. Кто знает чужие тяготы, знает и чужие радости».

Печалиться о том, что луну скрывают облака, черви поедают книги, цветы страдают от ветра и дождя, а красивые женщины и гениальные поэты не имеют счастья в жизни, — для этого, поистине, нужно обладать сердцем бодхисаттвы[258].

Ю Даньсинь: «Если пребывать в таком состоянии, не будешь знать ни мгновения покоя».

Сунь Сунпин: «У благородного мужа, как говорится, есть более серьезные заботы».

Хуан Цзяосань: «Сострадание несчастной судьбе красавицы и гениального поэта, поистине, разрывает сердце».

Чжан Чжупо: «От красавиц и поэтов благодарности не дождешься».

ЦзянХаньчжэн: «Прочитав это высказывание, я начал беспокоиться о том, что крабам порой приходится ползать в тумане».

Еще раз Чжупо: «Ханьчжэн в действительности беспокоится о том, что ему не достанется крабов».

ЮХуэйанъ: «Все это смахивает на переживания того человека из царства Ци, который все боялся, что небо упадет на землю».

Не бывает цветов без бабочек. Не бывает горы без ручья. Не бывает камня без мха. Не бывает пруда без тины. Не бывает дерева без травы. Не бывает человека без недостатков.

Хуан Шилюй: «Отсюда можно заключить, что все сущее в мире действительно существует благодаря личному пристрастию».

Тот, кто слышал щебет птиц весной, звон цикад летом, стрекотанье кузнечиков осенью и хруст снега зимой, кто слышал стук шашек в ясный день, пение флейты при луне, шорох ветра в соснах и журчанье вод в ручье, прожил жизнь не напрасно. А если слышать только крики дерущихся юнцов и брань сварливых жен, уж лучше вовсе не рождаться.

Чжан Чжупо: «Тот, кто долго жил вдали от родного дома, тоскует по голосам своих детей, заучивающих урок».

Чжан Юйань: «Прочитав это суждение, узнаешь, что у автора на редкость чуткий слух».

В Праздник фонарей[259] подобает пить вино с благородными друзьями. В Праздник двойной пятерки[260] подобает пить с красивыми друзьями. В Праздник Седьмицы[261] подобает пить с самыми приятными друзьями, в Праздник середины осени[262] подобает пить с самыми утонченными друзьями, а в Праздник двойной девятки[263] подобает пить вино с самыми возвышенными друзьями.

Чжу Цзюйшань: «К какой категории следует причислить меня?»

Ван Учжэн: «Твое место — между благородными и приятными друзьями».

Ван Минъю: «В Янчжоу есть мною красивых друзей, меньше друзей благородных и еще меньше приятных. А друзей утонченных и возвышенных вовсе не сыскать».

Чжан Чжупо: «Таких друзей можно найти повсюду. Меня больше всего трогает то, что автор желает угощать друзей вином по всем праздникам».

Гу Тяньши: «На Новый год подобает угощать вином наших менее удачливых друзей».

Сюй Яньгу: «Меня можно угогцать в любое время года».

Золотая рыбка среди рыб и ласточка среди пернатых — это, можно сказать, даосские небожители в животном царстве. Они живут в мире, словно мудрый Дунфан Шо[264]: сильные мира сего не могут причинить им вред.

Цзян Ханьчжэн: «Золотая рыбка может сберечь себя потому, что плоть ее горька на вкус. Однажды некий человек послал в подарок местному правителю одну особо красивую рыбку, а потом чиновник сказал ему: "Вата рыбка оказалась на редкость невкусной". Значит, он сварил и съел ее. Вот какие люди бывают в мире!»

Любоваться цветами подобает в обществе красавицы. Пить вино при луне подобает в обществе приятных друзей. Гулять по снегу подобает с возвышенным человеком.

Ю Даньсинь: «Цветок — сам по себе красавица, луна — сама по себе приятный друг, а снег — это воплощение возвышенного мужа. Поэтому любоваться цветком, пить вино при луне и гулять по снегу — все равно что быть в обществе красавицы, приятного друга и возвышенного мужа».

Цзян Ханьчжэн: «В таких случаях воспитанному человеку претит наедаться до отвала. Нельзя гулять по Янчжоу верхом на журавле[265]».

Чжан Чжупо: «Тот, кто располагает одновременно цветком, луной и снегом и находится в обществе красавицы, приятного друга и возвышенного мужа, будет пьян от счастья».

Говорить с образованным другом — все равно что читать ученую книгу. Говорить с возвышенным другом — все равно что читать стихи. Говорить с прямодушным другом — все равно что читать канон. Говорить с остроумным другом — все равно что читать роман.

Ли Шэнсюй: «А читать эти разные виды книг — все равно что говорить с разными видами друзей».

Чжан Чжупо: Эти слова принадлежат тому, кто знает толк и в чтении, и в дружбе».

Живи так, чтобы жизнь твоя была поэмой. Подбирай свои вещи так, чтобы они были словно выписаны на картине.

Гун Баньцянь: «Есть вещи, которые никогда не будут выглядеть так, словно они нарисованы на картине. Таковы свиньи, бумажные деньги и задиристые юнцы».

Чжан Чжупо: «Можно сказать и по-другому: "Живи так, словно ты нарисован на картине, и обставляй свою комнату, словно пишешь поэму"».

О, если бы молодые люди обладали пониманием стариков, а старики обладали чувствами молодых!

Цзян Ханьчжэн: «Я видел дряхлых стариков, стоящих одной ногой в могиле, которые брали себе молоденьких наложниц. Разве они не обладали чувствами молодых? Но молодые люди, обладающие мудростью стариков, воистину редки».

Чжан Чжупо: «Есть молодые люди, которые берут наложниц, будучи семнадцати-восемнадцати лет отроду. Вот они обладают мудростью стариков».

Ли Жоцзинь: «Тот, кто ощущает себя старой развалиной, не может быть великим мужем».

Ван Сычжи: «Кто умеет так жить, не будет простой игрушкой времени».

Весна — это главная тема в музыке Неба, а осень — ее вариация.

Ши Тяньвай: «Эти слова прямо указывают на сущность жизни».

Юань Цзянчжун: «Дух весны — это изначальное чувство человека, а дух осени — это вариация главного чувства».

Лу Юныии: «Согласие в душе — это весна, целомудренная сдержанность — это осень. Небесное пребывает в человеческом».

В старину один человек сказал: «Если бы на свете не было цветов, луны и красивых женщин, не стоило бы и рождаться». Добавлю от себя: «Если бы на свете не было туши, шашек и вина, не стоило бы и жить».

Инь Жицзе: «Живя в этом мире, более всего берегитесь суеты!»

Гу Тяньши: «В заморских странах наверняка нет писчих кистей и бумаги, шашек и вина, а если есть, то они совсем другие. Зачем же там тоже живут люди?»

ХуХуэйлай: «Если бы в мире не было героев и писателей, жить в нем тоже не стоило бы».

Среди деревьев я хотел бы быть деревом шу[266] среди трав — тысячелистником[267], среди птиц — чайкой[268], среди животных — зверем чжи[269] среди насекомых — бабочкой, а среди водяных тварей — рыбой кунь[270]

Чжэн Погиуй: «Я хотел бы быть камнем, который из века в век остается неизменным».

Ю Хуэйань: «Я хочу быть сном!»

Ю Хуэйчжу: «У меня тоже есть своя мечта: быть тенью сна!»

Древние считали зиму «излишком»[271] трех других времен года. Я бы назвал таким «излишком» еще и лето: летнее утро — это «излишек» ночи, ночной отдых — «излишек» дневной праздности, а послеобеденный сон — «излишек» от всего прочего времени, когда прячешься от людских взоров.

Для Чжуан-цзы было большой удачей увидеть себя во сне бабочкой, а вот для бабочки увидеть себя во сне Чжуан-цзы вовсе не было удачей[272].

Хуан Цзююань: «Только Чжуан Чжоу могло присниться, что он — бабочка, и только бабочке могло присниться, что она — Чжуан Чжоу. Разве могут те, кто погряз в мирской суете, увидеть себя во сне бабочкой?»

Сунь Кайсы: «Не снится ли тебе, что ты умеешь толковать сны?»

Цзян Ханьчжэн: «Чжуан Чжоу приснился такой сон потому, что в глубине души сам он был цветком.

Другие могут только начать видеть такой сон. Это все равно что увидеть во сне, что ты пришел на званый обед, и в этот момент жена разбудит тебя грубым окриком».

Искусно нарисованный цветок может привлечь к себе бабочку. Искусно выложенная горка из камней может привлечь к себе туман. Искусно изображенная сосна может привлечь к себе ветер. И еще: вырыв водоем, привлечешь ряску, построив террасу, привлечешь луну, посадив банан, привлечешь дождь, посадив иву, привлечешь цикад.

Цао Цюцю: «Кто держит в доме книги, может привлечь друзей».

Цуй Ляньфэн: «Кто держит в доме вино, может привлечь меня».

Ю Гэньцай: «Где же найти такого хозяина?»

Ю Хуэйчжу: «Если это не Синьчжай, то больше быть таковым некому».

УЮньши: «Тот, кто накапливает добродетель, может привлечь Небо. Тот, кто возделывает поле, может привлечь Землю. Те, кто привлекает что-то, сами того не желая, совсем не похожи на тех, кто старается привлечь к себе славу и выгоду».

Гу Тяньчи: «Скряга может привлечь богатство».

Пейзаж, слывущий величественным, а в жизни неприятный: туман и дождь. Картина, слывущая поэтической, а в жизни невыносимая: бедный и больной человек. Звуки, кажущиеся мелодичными, а на деле пошлые: выкрики торговцев цветами.

СеХайвэнь: «Вещь, считающаяся вульгарной, а в жизни всеми любимая: деньги».

Чжан Чжупо: «Выходит, я пребываю в состоянии, которое считается "поэтическим"».

Талантливый писатель и притом богат и знатен! Это можно назвать «счастьем в мудрости»[273]. Вот всестороннее совершенство!

Молодая луна не нравится нам за то, что слишком быстро пропадает, а луна на ущербе — за то, что слишком поздно появляется.

Кун Дунтан: «А я соотношу часы моего сна с приходом и уходом луны».

Сунь Сунпин: «Большее недовольство доставляют облака, которые скрывают луну».

Мао Цинжо: «В природе все движется по кругу, и нет смысла сердиться на то, что в ней что-то происходит слишком быстро или слишком медленно».

Мне не под силу вспахать целое поле — ограничусь тем, что взращу сад у дома. Мне не под силу собрать весь хворост в лесу — ограничусь тем, что выполю траву у крыльца.

Монах Цзюньжэнь: «Поливка поля и прополка двора— не такое уж плохое занятие, и оно учит полагаться на себя. Такое впечатление, однако, что автор хочет вырвать и отбросить многое в своей жизни».

Ван Сычжи: «Ямогу назвать себя пахарем-грамотеем. Надеюсь, это не слишком претенциозно?»

Десять вещей составляют неудовольствие: черви в связках книг, комары в летнюю ночь, худая крыша на террасе, увядшие хризантемы, большие муравьи под соснами, слишком много опавших листьев бамбука, слишком быстрое увядание цветов лотоса, змеи в пышной траве, колючки среди распустившихся цветов, отравление вкусной рыбой.

Цзян Диань: «На Желтой горе под соснами нет больших муравьев».

Чжан Чжупо: «Для меня в жизни есть две неприятности: когда талантливые люди поступают дурно и когда с красивой женщиной случается несчастье».

Взойдя на башню, приятно смотреть на горы. Взойдя на крепостную стену, приятно смотреть на снег. Сидя с зажженной лампой, приятно смотреть на луну. Плывя в лодке, приятно смотреть на туман. При луне приятно любоваться красавицей.

Цзян Юньин: «Еще приятнее созерцать облака с вершины Желтой горы».

Би Ювань: «Я часто смотрю на ивы после дождя. Их вид освежает мой дух».

Ю Цзиньюн: «Можно также любоваться снегом с вершины горы, любоваться цветами, гуляя по снегу, и любоваться женщиной в саду среди цветов».

Сияние гор, журчанье вод, свет луны, аромат цветов, ум и такт образованного человека, внешность и манеры красивой женщины — все это нельзя выразить в словах, нельзя явить взору, но такие вещи воистину покоряют наши сердца и навсегда сохраняются в нашей памяти.

У Цзенань: «Представьте себе, что величайший поэт при свете луны встретился с прекраснейшей женщиной среди гор, вод и цветов — какой это будет чудный сон, какое неизъяснимое чувство!»

О, если бы мы могли управлять своими снами! Тогда бы мы могли отправляться туда, куда захотим, встречаться с теми из людей прошлых веков, с кем пожелаем, и гулять по миру, не дожидаясь, пока женятся дети.

Хуан Цзюянь: «Я иногда думаю, что духи имеют это преимущество над людьми, ведь они могут скитаться, где хотят».

Цзян Ханьчжэн: «Но может статься, что духи витают и вверху, и внизу, но ничего не видят».

Чжаоцзюнь[274] отдали варварам из-за ее красоты. Лю Цзэ[275] оставил о себе память благодаря его честности. Можно сказать, что судьба этих людей была несчастливой, но нельзя сказать, что они заслуживают жалости.

Цзян Ханьчжэн: «Во всяком случае, не следует сначала сломать лапу воробью, а потом заботливо лечить ее».

Тот, кто любит женщину так, как любят цветы, будет воспарять в своих чувствах все выше и выше. Тот, кто любит цветы так, как любят женщин, будет открывать в своем чувстве все новые и новые глубины.

Мао Пицзян: «Только так можно явить истинное благочестие и истинную заботу».

Чжан Чжупо: «Какая удача и для женщины, и для цветов встретить такого поклонника!»

Красавица лучше цветка тем, что понимает смысл слов. Цветок лучше красавицы тем, что источает благоухание. Одно нельзя соединить с другим, поэтому лучше пожертвовать благоуханием ради понимающей собеседницы.

Ван Уцзянь: «Между тем дыхание Фэйянь[276] было благоуханным, как орхидея, а тело Чжаои[277] распространяло аромат. Выходит, красавицы тоже могут благоухать, как цветы».

Всего удивительнее, стоя на улице, смотреть, как человек в доме пишет иероглифы на оконной бумаге.

Юноша читает книги, словно смотрит на луну из глубокой ямы. Человек средних лет читает книги, словно смотрит на луну, сидя во дворе. Старец читает книги, словно любуется луной с высокой террасы. Глубина их понимания зависит от высоты положения.

Чжан Чжупо: «Мой дядя судил о жизни так, словно сам сидел в хрустальном дворце на луне и смотрел на земной мир, как на дно чистого озера».

Би Ювань: «Я полагаю, что такие же различия есть и в постижении Пути».

Лучше быть чистым в бедности, чем замарать себя нечестно нажитым богатством.

Лучше спокойно принять смерть, чем жить в волнениях суеты.

Ли Шэнсюй: «Если жить по правде, даже печали не будут печальными. Если умирать наперекор правде, даже радости не будут радостными».

УЕжэнь: «Я бы предпочел замарать себя богатствам».

Чжан Чжупо: «Я бы хотел быть чистым и бедным, но это желание трудно осуществить. Неужели я хочу слишком многого?»

В мире легче всего разбогатеть душам умерших. Даже если при жизни у них не было ни гроша, после смерти для них сжигают горы денег[278]. В мире легче всего заслужить уважение опять-таки душам умерших: даже если при жизни их презирали, после смерти им бьют поклоны, преклонив колена.

У Ежэнь: «Почему же в таком случае люди зовут бедного ученого "нищим демоном"?»

Чэнь Канчжоу: «Когда нищий демон умрет, ему тоже будут оказывать почести».

Бабочка — это перевоплощение талантливого ученого. Цветок — это поэтическое имя красивой женщины.

Чжан Чжупо: «Бабочка садится на цветы и пропитывается их ароматом, вот почему ее стали считать воплощением талантливого ученого».

Снег навевает мысли о возвышенном муже, цветы навевают мысли о красивой женщине, вино навевает мысли о бесстрашном воине, луна навевает мысли о добром друге, а горы и воды навевают мысли о гениальных стихах.

Чжан Чжупо: «Как много чувства в этих словах! Невольно слезы навертываются на глаза».

Ли Цзицзы: «Эти слова возбуждают воображение».

Лу Юныии: «Есть похожее изречение, оно гласит: "Думай о внутреннем свершении; следуй взгляду, устремленному к сокровенной срединности"»

Крик дикого гуся пробуждает воспоминания о Нанкине. Всплеск весла напоминает об озерном крае в Цзяннани[279]. Журчание быстрого ручья заставляет вспомнить о горах Чжэцзяна. Звон колокольчика на шее лошади навевает мысли о дороге на Чанъань[280].

Не Цзиньжэнь: «Наньу Гуаньшиинь пуса мааса!»[281].

Ни Шуйцин: «Но как мы будем говорить, когда все звуки в мире умолкнут?»

Дождь — это такая вещь, которая может сделать день коротким, а ночь длинной.

Чжан Чжупо: «Дождь — это такая вещь, которая может заставить небеса сомкнуть очи, дать земле силу родить посевы и раздвинуть рубежи водного царства».

Будь полевой лилией среди трав. Не будь кукушкой среди птиц[282].

Детеныши всех животных очень милы, и только потомство осла не вызывает симпатии.

Хуан Люэсы: «Все, что состарилось, не радует взор, только старые сливы и сосны не таковы».

Ни Юнцин: «Только любитель ослов не сочтет их некрасивыми».

Все девушки от четырнадцати до двадцати пяти лет обладают очаровательным голосом, но стоит взглянуть на них, и сразу увидишь, кто из них красавица, а кто дурнушка.

Отсюда следует заключить, что слух все-таки не сравнится со зрением.

Цзян Ханьчжэн: «Не зря говорят, что ширма — приманка красавицы».

Чжан Чжупо: «Когда в доме есть некрасивая молодая служанка, есть смысл разговаривать с ней через дверь, а если служанок несколько — слушать, как они шепчутся между собой».

Ни Юнцин: «А если прелестная девушка наделена грубым голосом, что делать тогда?»

Лучше быть бедным и жить в покое и праздности, чем быть богатым и всю жизнь изнемогать в трудах. Лучше стыдиться своего богатства, чем гордиться своей бедностью.

Цао Шиань: «Если богатый и знатный может жить в покое и праздности, он, можно сказать, умеет стыдиться».

Сюй Шилю: «Если богатый и знатный стыдится себя, он может жить в покое и праздности».

Чжан Чжупо: «Кто стыдится покоя и праздности, будет богатым и знатным».

Чжан Юйань: «Кто покоен и празден, может гордиться собой, а кто изнемогает в трудах, должен стыдиться себя».

Глаз не может видеть себя, нос не может обонять себя, язык не может попробовать себя на вкус, палец не может дотронуться до самого себя, и только ухо может слышать себя.

Младший брат Мушань: «Но разве не сказано, что "сознание ни в чем не пребывает", и оно "слушает и не слышит"?»

Чжан Чжупо: «Сознание может доверять себе».

Монах Шиэнь: «Старинная поговорка гласит: "Око и бровь друг друга не узнают, потому что они слишком близки друг к другу"».

Звуки вообще лучше слушать издали, и только звуки цитры хорошо слушать и издали, и вблизи.

Ван Минъю: «Шум соснового бора и водопада, звуки флейты и свирели? чтение нараспев, звон колокола и декламацию сутр следует слушать издали. Но тонкости звучания цитры, пение и шорохи снегопада надо слушать вблизи».

Пан Тяньчи: «Все цвета лучше разглядывать вблизи, но краски горных склонов прекрасны, когда созерцаешь их и издали, и вблизи».

Цветы, которые приятно одновременно созерцать и обонять, это слива, хризантема, орхидея, нарцисс, роза и фиалка. На все прочие можно только смотреть. Среди тех, у которых прекрасны и цветы, и листья, на первом месте стоит бегония, на втором — лотос, а за ними следуют яблоня, красный мак и нарцисс. У бананового дерева листья красивее цветов. А у магнолии и мирта некрасивы и цветы, и листья.

Чжан Чжупо: «Растение, которое прекраснее всех только благодаря его листьям, — это бамбук».

Возвышенные отшельники не любят говорить о делах государева двора, но в исторических книгах только о том и говорится. Неужто наши мудрецы хотели, чтобы мы не читали исторических книг?

Чжан Чжупо: «Те, кто рассуждает о возвышенных предметах, только хотят прослыть людьми, живущими в уединении. Настоящий отшельник вполне может заниматься государственными делами».

Облака в небесах вечно изменчивы. Иногда они наслаиваются уступами, словно горные пики, иногда они прозрачны, как вода, иногда своими очертаниями напоминают зверей и птиц, рыб и людей. Вот почему из всех вещей в мире облака рисовать труднее всего. А изображения облаков, которые мне доводилось видеть, — это просто одно название.

Чжан Чжупо: «В облаках есть передняя и задняя стороны, внутренность и внешность. Одна сторона может быть ярко освещена солнцем, а другая может находиться в тени.

Верно сказано, что доселе не было живописца, который умел рисовать облака. Это не значит, что в "Прозрачных тенях снов" все сказано верно».

Полнота счастья: жить в мирные времена среди гор и вод под управлением бескорыстного начальника, иметь достаток в доме, умную жену и талантливых детей.

Сюй Шаолинь: «Жаль, если всем этим будет наслаждаться пошлый и глупый человек».

Цзян Ханьчжэн: «Вот так чернолицый Лао-цзы[283] мечтал бы о том, чтобы сотворить ад».

У Дайгуань: «Это все равно что облизываться на хороший кусок мяса в лавке мясника».

Ли Лиюань: «Умная жена — это хорошо. Но нужна еще и долгая жизнь, иначе счастье не будет полным».

Качество изделий в последнее время становится все лучше, а их цена все время снижается. Должно быть, жить мастерам становится все хуже.

Чжан Чжупо: «Причина этому, наверное, бедность, которая заставляет работников трудиться больше, а продавать свой товар дешевле. Если бы люди не были бедны, разве стали бы они продавать так дешево?»

Когда мы ставим цветы в вазу, ее размеры должны соответствовать букету, а вот цвет не должен быть таким же, как у цветов.

Чжан Чжупо: «При такой заботе о красоте цветы должны бы без сожаления расставаться со своим стеблем. Им следовало бы радоваться своему новому жилищу».

Ван Мицао: «Надобно знать, что благодаря контрастам рождается ощущение цельности».

Весенний дождь — словно государев указ о награде. Летний дождь — словно государев указ о помиловании. Осенний дождь — словно погребальная песнь.

Чжан Кайши: «Я вечно живу в нужде и не ем досыта, и летний дождь для меня — как добрая пампушка».

Чжан Чжупо: «Когда слишком много остроумных суждений, это выглядит не очень утонченно».

Тот, кто в десять лет необыкновенный мальчик, в Двадцать с лишним — талантливый юноша, в сорок с лишним — государственный муж, а в шестьдесят — святой небожитель, прожил свою жизнь сполна.

Чжан Чжупо: «Необыкновенным мальчиком и талантливым юношей бывают благодаря собственной природе. Государственным мужем становятся благодаря правителю, а святым — благодаря Небу. Случается такое редко».

Гу Тянъю: «Стать святым небожителем в шестьдесят лет как будто еще рано».

Воин, который не судит легкомысленно о войне, — ученый человек среди военных. Ученый человек, который не следует господствующим мнениям, — воин среди ученых.

Мэй Динцзю: «В последнее время вокруг стало много ученых людей, которые не следуют принятым мнениям. Среди них есть даже те, кто предан духовному совершенствованию».

Гу Тяньши: «В таком случае и нашего автора можно назвать воином? Да это курам на смех!»

Ученый человек, рассуждающий о военных делах, — кабинетный стратег. Полководец, рассуждающий о словесности, — уличный грамотей,

УЦзенань: «В наше время полководец, рассуждающий о военном искусстве, — это только кабинетный стратег. А ученый, рассуждающий о словесности, слишком часто похож на уличного грамотея».

Чувство должно соприкоснуться с отчаянием, и тогда оно будет подлинным. Талант должен закалиться переживаниями, и тогда он будет безупречен.

Лу Юныии: «Такое мог сказать только человек, наделенный подлинными чувствами, и прирожденный писатель».

Гу Тяныии: «Не предаваясь целиком "воздержанию сердца", невозможно соединить талант с чувством».

Барышня Хуэйчжу: «Мне знаком жар страсти, но мне недоступны переживания, рождаемые талантом».

Цветы, прекрасные на вид, обычно не источают аромата, а те, которые имеют пышные бутоны, не приносят плода. Как же редок в мире всесторонний талант! Впрочем, лотос обладает всеми этими свойствами.

Инь Жицзе: «От корня до верхушки и от цветов до семян — все в лотосе пусто и все имеет применение. Поистине, лотос — это само воплощение совершенства![284]»

Гуаньюй: «Лотос цветет очень короткое время, так что он, можно сказать, являет собой "полноту совершенства", но "неполноту счастья"».

Ван Даньлу: «Я бы хотел, чтобы у плодов личжи были красивые цветы, а пионы давали прекрасные плоды».

Ю Цзиньюн: «Совершенный талант всегда возбуждает зависть. Вот почему лотос называют благородным мужем в царстве цветов».

Сочинить новую книгу — это достижение, которое будут помнить тысячу осеней.

Растолковать старинную книгу — это заслуга, которую не забудут десять тысяч лет.

Хуан Цзяосань: «Среди трудных дел в этом мире написание комментариев стоит на первом месте. В каждой фразе нужно раскрывать заветные мысли автора».

Чжан Чжупо: «Составление комментариев вовсе не трудно — тут требуется только покой души. Трудно лишь найти для этого подходящие время и место».

Просить известного ученого быть учителем твоих детей, удаляться на знаменитую гору для того, чтобы готовиться к экзаменам на ученое звание, и просить именитого ученого править твои сочинения — вот три вещи, которые не подобает делать.

Чэнь Канчжоу: «Так поступают из тщеславия, не думая о том, прилично ли это делать».

Инь Жицзе: «Вы только подумайте, что такое слава в наши дни!»

Облако становится радужным, когда отражает солнечные лучи. Поток становится водопадом, когда наталкивается на скалу. Вещи приобретают новые свойства в зависимости от того, с чем они вступают в отношения. Вот почему в нашей жизни так много значит дружба.

Чжан Чжупо: «Без солнца облако не будет светлым, без скалы поток не станет бурным. Вот почему мы должны очень тщательно выбирать друзей».

Произведения выдающегося писателя можно любить и чтить, и я стараюсь подражать им. Произведения прославленного писателя[285] можно любить и чтить, но подражать им нельзя. Если не удается освоить стиль выдающегося писателя, это будет лишь, так сказать, творческая неудача — ошибка невеликая. Но если не удастся перенять стиль прославленного писателя, это будет полный провал.

Хуан Цзюцзяо: «Яне согласен. Более всего мне неприятны те, что тщатся прослыть великими писателями».

Инь Жицзе: «Он говорит так потому, что не постиг дух великих писателей, а судит только по поверхности вещей».

Чжан Чжупо: «В нагие время немало таких, которые прочли несколько книг и думают, что ни в чем не уступают великим писателям».

Север, юг, запад, восток: всегда можно точно определить место. Спереди, сзади, справа, слева: никогда нельзя точно определить место.

Чжан Чжупо: «Я полагаю, что в круговороте Неба и Земли, смене дня и ночи тоже нет определенного места для востока и запада, севера и юга. А если выйти за пределы Неба и Земли, Небо и Земля будут иметь определенное место».

Я всегда говорил, что и учение буддистов, и учение даосов не следует запрещать, а те правители, которые в прошлом так поступали, совершали ошибку. Ведь, когда мы восходим на священную гору, найти место для отдыха, чтобы выпить и перекусить или укрыться от грозы, как правило, можно только в каком-нибудь храме. Иногда путешествие занимает не один день, и ночью на тебя может напасть тигр или леопард, так что нет возможности устроить ночлег прямо на дороге. Но даже и в городах храмы нужны, во-первых, как постоялые дворы для проезжающих и, во-вторых, как места отдыха для носильщиков, а в-третьих, — как трактиры, где можно отдохнуть и выпить чаю в жаркий летний день или съесть горячий суп в зимнюю пору. Все это основывается на практических соображениях и никак не связано с учением о воздаянии за добро и зло.

Чжан Чжупо: «Было бы неплохо приспособить все храмы для этих целей и освободить их прислужников от исполнения обрядов, чтения сутр, отбивания поклонов статуям божеств и проповедей о воздаянии за содеянные добро или зло. Пусть себе пьют вино, едят мясо, женятся и рожают детей».

Пусть даже ты неискусен в письме, все же писчие кисти и тушечницу надобно выбирать самые лучшие. Пусть даже ты неискусен во врачевании, все же лекарства дома держать надобно. Пусть даже ты неискусен в игре в шашки, все же шашечную доску следует держать наготове.

Цзян Ханьчжэн: «Пусть даже ты не любитель вина, а винный погребок в доме надобно завести».

Гу Тянью: «Пусть даже ты не охотник до женщин, а красивую служанку в доме надобно держать».

Би Ювань: «Пусть даже ты неискусен в военном деле, а без лука и стрел в доме никак нельзя».

Монахи не обязательно должны воздерживаться от вина, но они должны воздерживаться от суетности. Женщины не обязательно должны быть сведущи в литературе, но они должны обладать хорошим вкусом.

Чжу Цигун: «Вообразите, что будет, когда монах-пьяница встретится с неграмотной красоткой!»

Монах Фуцунь: «Последователям Будды в миру это суждение дает право пьянствовать с легким сердцем».

Ди Дунъю: «Было бы хорошо, если бы монахам запретили просить милостыню».

В саду камни под сливой должны быть «древними», камни под сосной должны быть «неуклюжими», камни в зарослях бамбука должны быть «худыми», а камни в миниатюрном саду на подносе должны быть «изящными».

Чжоу Синъань: «Читая эти суждения о камнях, понимаешь ценность всех девяти разрядов людей»[286].

По отношению к себе будь прохладен, как осень. По отношению к другим будь теплым, как весна.

Сунь Сунцю: «Благородный муж выделяется среди других тем, что никогда не склочничает».

Чи Хуэйань: «Таи в себе свою весну и свою осень».

Есть немалое различие в том, когда слушаешь звуки лютни под сосной, пение свирели под луной, журчанье вод на берегу ручья или чтение нараспев священных книг в горной обители.

Чжан Чжупо: «Различие это трудно объяснить непосвященным».

Ни Юнцин: «Но тот, кто поймет его, сможет наслаждаться всяким чистым звучанием».

При лунном свете наставления истине чань кажутся еще более проникновенными, рассказы о героях — еще более волнующими, беседы о стихах — еще более задушевными, а встреча с красавицей делает чувства еще более возвышенными.

Юань Шидань: «А теперь вообразите официальный банкет в жаркий день, сдачу экзамена в зимнюю пору, когда вокруг лежит снег и лед, и беседу сученым педантом в дождливый день. Как вы будете себя чувствовать?»

Есть горы и воды, которые существуют на земле, в картине, во сне и воображении.

Красота гор и вод на земле состоит в величии и разнообразии. Красота гор и вод в картине состоит в богатстве оттенков туши и свободе движения кисти. Красота гор и вод во сне состоит в их непрерывной переменчивости. А прелесть гор и вод в воображении состоит в том, что они соответствуют нашим мечтам.

Чжоу Синъюань: «В книге "Прозрачные тени снов" тоже есть своя красота постоянно меняющихся видов».

ИньЖицзе: «В литературе изящество и переменчивость пейзажей передать еще труднее».

Цзян Ханьчжэн: «Но эта переменчивость неприятна, когда она нарочита».

Ю Сянцзу: «Порою, когда мы попадаем в трудное положение, воды иссякают, а горы пропадают».

Если, устраивая свой сад, ты хочешь получить результат через день, сажай банановое дерево. Если рассчитываешь на год, сажай бамбук. Если рассчитываешь на десять лет, сажай ивы. А если смотришь вперед на сотню лет, сажай сосны.

Чжоу Синъюань: «А тому, кто смотрит вперед на тысячу лет, не лучше ли писать книги?»

Чжан Чжупо: «Если смотришь вперед на сто поколений, сажай добродетель».

Дождливый день весной хорош для чтения. Дождливый день летом хорош для игры в шашки. Дождливый день осенью хорош для размышлений о пережитом. А в дождливый день зимой хорошо пить вино.

Чжоу Синъюань: «Среди дождей всех времен года, шум осеннего дождя — самый неприятный. Но в любую пору под шум дождя хорошо пить вино».

Стихи в старинном вкусе хороши, когда дышат осенью. Арии для опер хороши, когда дышат весной.

Цзян Ханьчжэн: «Осень — это пора печали, но и скорбь должна выражаться естественно».

Нет необходимости пользоваться лучшей кистью и тушью, когда переписываешь что-то для себя, но, делая надпись кому-нибудь в подарок, нужно непременно выбирать и лучшую кисть, и лучшую тушь. Точно так же не обязательно держать в доме превосходное собрание книг, но издания, которые используются для справок, должны быть лучшими.

Гуляя среди гор и вод, не обязательно искать лучший вид, но пейзаж в том месте, где ты намерен построить себе уединенную хижину, должен быть изысканным.

Мао Пицзян: «Женщины, с которыми имеешь мимолетную связь, не обязательно должны выделяться красотой, но любовница, которую собираешься взять к себе в дом, должна быть красива».

Ни Юнцин: «Эти суждения о неодинаковой ценности вещей учат тому, как управляться с миром».

Если человек не великий мудрец и не достойнейший из мужей, разве может он все знать?

Выше всех те, кто, зная что-нибудь, знают, что их познания ограничены и хотят знать еще больше. За ними идут те, кто знают что-то одно, но соглашаются и с другой точкой зрения, когда узнают ее. За ними идут те, кто не отвергает другие точки зрения. Ниже всех стоят те, кто знает что-то одно и ненавидит тех, кто указывает им на что-то другое.

Чжоу Синъюань: «Только умный человек умеет слушать других».

Ни Юнцин: «Это воистину великая истина всех мудрецов, высказанная простыми словами».

Записанное в летописях — это мир, длящийся во времени. Нанесенное на карты — это мир, развертывающийся в пространстве[287].

Ю Хуэйань: «Все происходящее в мире — это пространство первозданного хаоса».

Гу Тянью: «Меня всегда занимало, где в мире находится Небесный дворец и откуда в мир исходит дыхание ада. Все-таки в мире есть вещи, которые невозможно уразуметь».

Восемь триграмм Прежденебесного порядка располагаются по вертикальной оси. Восемь триграмм Посленебесного бытия располагаются по горизонтальной оси[288].

У Цзенань: «Смотри хоть по вертикали, хоть по горизонтали, а все равно ничего не разглядишь».

Цянь Мутянь: «Зачем же быть таким безучастным к делам?»

Держать книги дома нетрудно, а трудно заглядывать в них. Заглядывать в книги нетрудно, а трудно вчитываться в них. Вчитываться в книги нетрудно, а трудно приложить их мудрость к делу. Приложить книжную мудрость к делу нетрудно, а трудно ее запомнить.

Ван Жуйжэнь: «Кто умеет запоминать книжную мудрость и пользоваться ею, тот и умеет держать у себя книги».

Чжан Чжупо: «Запоминать мудрость, конечно, трудно, а применять ее к делу еще труднее».

Легко найти понимание среди своих друзей, трудно найти понимание среди своих женщин. А сделать так, чтобы правитель и его подданные понимали друг друга, еще труднее.

Ван Минъю: «Труднее найти понимание у жены, нежели у наложницы, и вдвойне труднее добиться понимания между женой и наложницей».

Чжан Чжупо: «Трудно найти понимание также среди братьев».

Цзян Ханьчжэн: «А вот боги и духи, кажется, понимают нас неплохо».

Что такое добрый человек? Кто не причиняет вреда людям, тот и есть добрый человек.

Что такое злой человек? Кто вредит людям, тот и есть злой человек.

Цзян Ханьчжэн: «Но есть и такие, кто вредят людям, но пользуются доброй репутацией, и такие, кто извлекают выгоду, стараясь выглядеть бескорыстными».

Полнота счастья: иметь время читать книги; иметь время помогать людям; обладать достаточной ученостью, чтобы писать книги; быть избавленным от обязанности выслушивать споры; иметь знающих и верных друзей.

Инь Жицзе: «Я — человек не очень везучий, должен искать свое счастье, стараюсь всегда быть осмотрительным — и не более того».

Ян Шэнцао: «Будет жаль, если все это счастье достанется какому-нибудь пошляку».

Ван Данлу: «Такая полнота счастья доступна только нашему автору».

В жизни нет ничего приятнее праздности, но не потому, что ты можешь бездельничать. Когда празден, ты можешь в свое удовольствие читать книги, осматривать достопримечательности, встречаться с друзьями, пить вино, писать. Что в мире может принести больше радости?

Чэнь Хэшань: «В таком случае ты всегда будешь очень занят».

Ю Хуэиань: «Древние говорили: "Укради праздность у занятости". Такая "кража праздности" тоже в своем роде искусство[289]».

Ли Жоцзинь: «Настояшей праздности достичь нелегко. Когда имеешь эти пять удовольствий, и мечтать о праздности нет нужды».

Литературное сочинение — это пейзаж на столе. Пейзаж — это литературное сочинение на земле.

Ли Шэнсюй: «Однако же сочинение должно обладать блистательным изяществом, и только тогда его можно уподоблять пейзажу. А пейзаж должен обладать необыкновенными красотами, и только тогда его можно уподоблять литературному произведению».

Среди знаменитых романов «Речные заводи» — книга гнева, «Путешествие на Запад» — книга прозрения, «Цзинь, Пин, Мэй» — книга печали.

Цзян Ханьчжэн: «Некоторые говорят, что "Цзинь, Пин, Мэй" — распутная книга. Они напоминают мне тех, которые едят "свинину от Дунпо"[290] и думают, что они уже могут судить о поэзии Дунпо».

Инь Жицзе: «А "Прозрачные тени снов" — это книга отдохновения».

Чжу Цигун: «Я бы сказал, что это книга настроений».

Пан Тяньчи: «"Прозрачные тени снов" — это книга ненависти и книга медитации».

Вообще говоря, чтение доставляет удовольствие. Но, читая исторические книги, мы редко радуемся и часто впадаем в гнев. И все же в конце концов даже этот гнев оказывается источником радости.

Чжан Чжупо: «Вместо того чтобы гневаться или радоваться, лучше забыть обо всем и войти в царство Великого Наслаждения».

Тот, кто откроет в старых книгах смысл, не высказанный древними, прослывет гением среди пишущих людей. Тот, кто сможет выразить заветные чаяния твоих домочадцев, станет твоим самым близким другом.

Сунь Кайсы: «В этом суждении выражен весь смысл книги нашего автора».

Би Ювань: «У меня найдется несколько гениальных книг. И почему только люди не хотят их читать?»

Лу Юньши: «Книга "Прозрачные тени снов" раскрывает смысл, остававшийся скрытым прежде, говорит о том, о чем нелегко поведать, и, подобно раскатам грома, возвещает великую истину. Она заслуживает славы».

У достойного человека непременно должен быть близкий друг. Близкий друг — это не обязательно тот, кто поклялся быть вместе с тобой и в жизни, и в смерти, а тот, кто, даже находясь за тысячи верст, хранит тебе верность, невзирая на порочащие слухи, и старается оправдывать тебя перед теми, кто разносит ту хулу; кто сам уладит твои денежные дела, ничего тебе не сообщая и не страшась уронить свою репутацию. Вот что такое близкий друг.

Ши Тянъвай: «Я бы хотел, чтобы наш автор был мне таким другом».

Тот, кто душой раскован и сам собой восхищен, выбирает себе в друзья лишь цветы да птиц. Тот, кто душой честен и не ищет признания, заключает в свои объятья небесную дымку.

Цзян Ханъчжэн: «Су Дунпо говорил: "В таком состоянии как будто есть мысли и как будто их нет"».

Можно забыть обо всем на свете, но трудно забыть о мирской славе. Можно быть равнодушным ко всему на свете, но только не к трем чаркам вина.

Чжан Чжупо: «Я слышу здесь крик неугомонного петуха, которому не терпится найти счастье на дне кувшина с вином».

Ван Даньлу: «Я по натуре своей не переношу вина, а вот о мирской славе забыть не могу».

Лу Юньши: «Мечтать о славе — не такое уж плохое занятие. Даньлу сказал верно».

Листья водяного каштана можно есть и можно носить на себе[291]. Из металла и камня можно делать предметы, и их тоже можно принимать вовнутрь.

Чжан Чжупо: «Понятно, почему Чжоу Дуньи[292] беспокоился только о еде и одежде».

Ван Сычжи: «А похожи ли на Чжоу Дуньи те, кто беспокоится о еде и одежде в наши дни?»

Приятно слуху и в то же время приятно зрению: игра на цитре и на свирели. Приятно слуху, но неприятно зрению: игра на флейте и на трубе.

Ли Шэнсюй: «Приятно зрению, но неприятно слуху: красавица с голосом, напоминающим львиный рык. Неприятно зрению и одновременно неприятно слуху: заносчивый юнец с уродливым лицом, который мелет чушь».

Пан Тяньчи: «Приятно слуху и одновременно приятно зрению: человек с приятной внешностью, умеющий хорошо говорить».

Любоваться красавицей за утренним туалетом лучше после того, как она напудрит лицо.

Ю Даньсинь: «Знает ли наш автор, когда лучше любоваться красавицей во время ее вечернею туалета?»

Чжоу Пинчи: «Молчите! Молчите!»

Пан Тяньчи: «Для вечернею туалета лучшее время— когда красавица слегка захмелела. Но в такое время все плывет и перед собственными глазами».

Я не знаю, что было на свете до того, как я родился. Действительно ли в эпоху Чуньцю[293] была такая красавица, как Сиши[294]? Вправду ли при династии Цзинь[295] жил такой красавец, как Вэй Цзе? Жил ли во времена цзиньского императора Ань-ди[296] такой любитель вина, как Тао Юаньмин? Была ли в годы царствования Тяньбао такая женщина, как Ян Гуйфэй[297]? Жил ли в годы царствования Юаньфэн[298] такой поэт, как Су Дунпо[299]? В истории было гораздо больше людей, достойных упоминания. Я привожу эти имена потому, что они известнее других.

Цзи Боцзы. «О тех, кто жил прежде нас, даже если это такие известные люди, как Тао Юаньмин и Су Дунпо, мы ничего не можем знать доподлинно».

Ван Минъю: «Дело не в этом. Наш автор сам сказал, что хочет жить в одно время с самыми красивыми людьми. Быть может, Сиши и Вэй Цзе и в самом деле жили не прежде него?»

Чжэн Пошуй: «Восторг и скорбь, любовь и ревность во все времена одни и те же. Красавица не должна быть женой, великий ученый не должен иметь друзей. Зачем же интересоваться тем, как они жили? Наш автор — поистине страстный любитель чувств».

Литературное сочинение — это узор из слов, а узор — это литературное сочинение без слов. И то и другое имеет общий исток.

Нестерпимо больно видеть, как опадают цветы, как заходит луна, как прежде времени умирает красивая женщина.

Чжу Цигун: «Я не уверен, что это суждение истинно. Неужно вы хотите, чтобы красавица дожила до такого возраста, когда ее лицо сплошь покроют морщины, а во рту не останется зубов?»

Выращивая цветы, нужно любоваться ими, когда они распускаются. Созерцать луну надо в тот момент, когда она становится полной. На красавицу лучше смотреть, когда она весела и довольна собой. Иначе все наши труды и терпение окажутся напрасными.

Ван Пуань: «Это суждение развивает предыдущее. Если сказано, что невыносимо смотреть, как опадают цветы, это значит, что любоваться ими нужно тогда, когда они распускаются»[300].

Цветы сосны годятся для замера емкостей, семена сосны годятся для изготовления благовоний, из веток сосны хорошо делать мухогонки, в тени сосны приятно отдыхать, а шум ветра в соснах — все равно что пение флейты. Отшельник, живущий в сосновой роще, будет иметь всего в избытке.

Ши Юйшаны «Не забудь, что ты жаловался на обилие больших муравьев под соснами».

Цзян Ханьчжэн: «Если под соснами много больших муравьев, почему бы не стать их царем?»

Ши Тяньвай: «В таком случае можно, лежа под соснами, вообразить, что ты находишься в хрустальном дворце на дне моря, а над тобой бегают толпы твоих слуг».

На ясную луну лучше смотреть снизу вверх, а на луну в облачной дымке лучше смотреть с высоты.

Кун Дунтан: «Вот суждение, сполна раскрывающее секрет любования луной».

У младенца нет своего разумения. Его глаза не умеют отличить красивое от безобразного, его уши не отличают звучание стройное от нестройного, нос не различает запахов приятных и неприятных, а вот пищу приятную или неприятную на вкус он, даже еще ничего не соображая, различает очень хорошо. Видно, не зря Гао-цзы[301] утверждал, что удовольствие от вкусной пищи и плотские желания более всего свойственны человеческой природе.

Ван Цзычжи: «То, чего не может человек, берет на себя Небо. А то, что человек может, дарует ему Небо. Отсюда можно видеть, что Небо устанавливает все полезное в нашей жизни. А слова Гао-цзы о вкусной пище и плотских желаниях, по-моему, не имеют к этому отношения. Удовольствия, вызываемые всеми пятью органами чувств, как раз и составляют человеческую природу».

В повседневной жизни нет нужды делать заметки, а читая книгу, нельзя не делать заметок. В повседневной жизни нехорошо быть жадным, а вот в покупке книг нельзя не быть жадным. В повседневной жизни негоже быть безрассудным, а делая добро, нельзя быть рассудительным.

Чжан Чжупо: «Мне обычно лень делать пометки, так что я пишу одно слово: "нет"».

Ян Шэнцао: «Тот, кто без устали творит добро, слишком печется о своей репутации».

Пей вино, но не буйствуй во хмелю. Люби женщин, но не истощай своих сил. Трудись ради денег, но не позволяй им владеть твоим сердцем. Живи неистово, но не теряй головы.

Юань Чжунцзян: «Есть и такие, которые ни в чем не знают меры и благодаря этому приобретают славу выдающихся людей».

Ван Бицао: «Вот так можно явить образец благочестия, укрепить свои жизненные силы и упокоить свой дух».

Литературная слава может заменить собой карьеру ученого. Бескорыстие и скромность могут заменить несметные богатства. Непорочное поведение может заменить долгую жизнь.

Не Цзинжэнь: «Но если известный ученый выдерживает экзамен на высшее ученое звание, а кроме того, богат, может вести безыскусный образ жизни, не превращаясь в раба своего богатства, и получает чистое наслаждение от своей праздности — разве не следует причислить такого человека к сонму бессмертных небожителей?»

Фань Жушоу: «Боюсь, что такими мыслями любят утешать себя бедные ученые, а проку от них нет никакого».

Цзэн Цинли: «Говорят, что если человек сидит без дела целый день, этот день будет для него длиной, как два и, стало быть, семьдесят лет его жизни превратятся в сто сорок».

Ши Тяньвай: «Постигните истину отступления на шаг, которой учил Лао-цзы».

Мы можем сдружиться с древними людьми, не только читая их книги. Древние становятся нашими друзьями, даже когда мы только созерцаем начертанные ими письмена.

Чжан Чжупо: «Кто сможет стать другом древних, созерцая начертанные ими письмена, сможет сопереживать всему, что случается в пределах Девяти Равнин[302]».

Самая бесполезная трата денег: подносить угощение монаху. Самая бесполезная трата литературного таланта: сочинять молитву о долгой жизни.

Чжан Чжупо: «Самые бесполезные раздумья: печалиться о своей бедности. Самое бесполезное учение, учиться с мечтой о славе».

Инь Цзяньтан: «Если пишешь в благодарность кому-нибудь, то можно написать и молитву».

Пан Тяньчжи. «Самое полезное благодеяние: прислать мне несколько экземпляров "Прозрачных теней"».

Лучше иметь умную жену, чем красивую наложницу, и лучше иметь душевный покой, чем горы золота.

Чжан Чжупо: «Поистине, нет предела нашим желаниям! Как можно заполучить красивую наложницу, не имея прежде умной жены? И как можно иметь душевный покой, не имея денег?»

Чжан Юйаны «Речь идет о том, что то и другое нельзя получить одновременно. И действительно: есть много богачей, которые не могут обрести душевный покой».

Лучше восстановить старый храм, чем построить новую обитель. Лучше вдумываться в произведения древних, чем читать новые книги.

Чжан Чжупо: «Эти слова принадлежат тому, кто в самом деле умеет читать, кто прочел много книг и некоторые книги перечитал несколько раз».

Письмена и картины имеют общий исток. Это можно видеть из того, что среди шести составных частей письменных знаков образ стоит на первом месте[303].

Чжан Чжупо: «За все прошедшие века никто не смог так точно выразить эту истину в одной фразе».

У человека, загруженного делами, садик должен находиться рядом с домом. Человек, живущий в праздности, может позволить себе иметь сад вдали от дома.

Чжан Чжупо: «Человек по-настоящему праздный сделает своим домом сад».

Вино может заменить чай, а чай не заменит вина. Стихи могут заменить прозу, а проза не заменит стихов. Оперная ария может заменить песню, а песня не заменит арии. Луна может заменить лампу, а лампа не заменит луны. Письмо может заменить устное слово, а устное слово не заменит письма. Служанка может заменить слугу, а слуга не заменит служанку.

Цзян Ханьчжэн: «Если служанка будет как слуга, она станет слишком близка хозяину Как бы тогда не пришлось услышать ильтныйрык к востоку отрет"»[304].

Младший брат Мушань: «Мой старший брат на пирушках больше всего боится, что луна не сможет заменить фонарь».

Юй Сянкэ: «Если слуга заменяет служанку, это означает конец женской власти».

Суп Цзыфа: «Только во дворце императора слугам не возбраняется выполнять роль служанок, поскольку там прислуживают скопцы. Когда оскопленный слуга входит в покои государыни, тут есть о чем задуматься».

Небольшое возмущение в душе можно устранить вином. Большое возмущение в мире иначе как мечом не устранишь.

Чжоу Синъюанъ: «Так утопите свои печали в чаше с вином, глядя на меч!»

Чжан Чжупо: «Секрет умиротворения мира с помощью меча недоступен даже Иньлян[305]».

Чжан Юйань: «Не думаю, что Небо с готовностью вручит такой меч людям. Подобное оружие может породить еще большую смуту».

ЮХуэйань: «О, Лунцюань[306] и Тайэ[307]! Вы знаете меня! Я знаю, как употребить вас в деле».

Когда обстоятельства вынуждают нас льстить, это лучше делать не письменно, а устно.

Когда мы не можем удержаться от брани, это тоже лучше делать не письменно, а устно.

Сунь Баоэнь: «Боюсь, порою мы и вправду не можем себя сдержать».

Чжан Чжупо: «Первая фраза в этом суждении помогает нам хранить благочестие, а вторая помогает хранить добродетель».

Чжан Юйань: «Она не только позволяет сберечь добродетель, но и дает возможность избежать беды».

Гу Тяньши: «В наши дни есть писатели, которые употребляют свой талант только на сочинение панегириков. Наш автор не догадывается об обстоятельствах, которые побуждают их к этому. Сердцем он пребывает в обществе возвышенных мужей эпох Тан и Сун».

Лу Юньши: «В старину на писчих кистях писали: "Любезная кисточка, ты можешь выйти невредимой из воды, но можешь погибнуть, когда начнешь писать". Конечно, есть панегирики, в которых можно разглядеть критические выпады, но было бы лучше вовсе не изливать их на бумаге».

Страстный человек обязательно любит женщин, но любитель женщин не обязательно страстный человек. У красивой женщины обязательно несчастливая судьба, но женщина, у которой много несчастий в жизни, не обязательно красива. Талантливый поэт всегда любит вино, но любитель выпить не обязательно талантливый поэт.

Чжан Чжупо: «Следовало бы отличать любовную страсть от настоящей любви. Несчастья могут быть следствием необычайной красоты, но могут быть и не связаны с нею. Часто это бывает только судьба».

Хун Цюши: «На свете есть поэты, которые не любят пить».

Цветы сливы делают нас возвышенными духом, орхидеи погружают в глубокую задумчивость, хризантемы возвращают к жизни дикой природы, лотос побуждает отрешиться от чувственных удовольствий, вишневый цвет вселяет в душу ликование, пион пробуждает дремлющие силы, банан и бамбук настраивают на поэтический лад, цветы бегонии делают игривыми, сосна отвращает от мирской суеты, тунговое дерево очищает нашу душу, а ива вселяет в сердце волнение.

Чжан Чжупо: «Красавица придает всем цветам их аромат. Возвышенный муж побуждает все цветы раскачиваться, словно они танцуют».

Ю Цзиньюн: «Ибо у каждого цветка есть свой талант и своя красота».

УБаоцзя: «А книга "Прозрачные тени снов" пробуждает в читателе желание петь».

Вещи, более всего способные тронуть наше сердце: на небе — луна, среди музыкальных инструментов — цитра, среди живых существ — кукушка, среди растений — ива.

Ван Бицао: «Когда под ивой играешь на цитре при луне, а издалека доносится голос кукушки, тогда все переживания жизни сходятся в одном чувстве».

Начитанность хотя и не приносит в жизни выгод, а все же лучше невежества.

Возвышенность духа заслуживает восхищения, но она не должна означать незнания жизни как она есть.

Чжан Чжупо: «Можно не соглашаться с тенденциями времени, но можно ли не понимать, чего требует время?»

Ю Хуэйань: «Прекрасные слова! Прекрасные слова!»

Настоящая красавица лицом подобна цветку, голосом — птичьему пению, духом — прохладной луне, станом — гибкой иве, ее кости — что белая яшма, кожа — как свежий снег, она выступает, словно речка струится, а сердце ее — вдохновенная песнь. Перед такой я не могу не склониться.

Хуан Цзяосань: «Чтобы сердце красавицы уподобляли вдохновенной песне — я такого еще не слыхивал».

Мухи садятся на человеческое лицо, комары терзают человеческую плоть. За кого же они принимают человека?

Чэнь Канчжоу: «Они — как бродячие монахи, которые только просят милостыню».

Монах Цзюньжэнь: «Что они думают о человеке — это секрет».

Чжан Чжупо: «Вот чему учил Чжуан-цзы»[308].

Ю Хуэйань: «Они думают просто: вот вкусная плоть и кровь, которые будут для нас прекрасным угощением. Быть может, мы даже пахнем для них, как лучшая баранина!»

Лу Юньши: «Вокруг нас собираются существа, которые ведут себя как кровососы, хотя они и не комары Хотя они выглядят точь-в-точь как люди, но сосут нашу кровь, словно комары. За кого же они нас принимают?»

Есть люди, живущие уединенно среди красот гор и вод и не понимающие прелестей своей жизни. Таковы рыбаки, дровосеки, крестьяне, монахи буддийские и даосские. И есть люди, владеющие садами, павильонами и красивыми женщинами и не умеющие пользоваться прелестями того, чем обладают. Таковы богатые купцы и знатные вельможи.

Младший брат Мушань: «Есть люди, которым попадаются самородки с гор и жемчужины со дна моря, а они не могут ими воспользоваться, — таковы повара. Есть люди, которые имеют книги с застежками из слоновой кости, а они не могут их прочитать, — таковы книжные торговцы.

Любой цвет может быть слишком ярким и слишком тусклым. Только черное и белое не могут быть чересчур яркими.

Ду Чацунь: «Неужели ты не слышал, что во времена Танской династии жил человек по имени Ли Тайбо[309]?»

Цзян Ханъчжж «И разве не слышал слова: "Темное и еще более темное[310]?»

Ю Хуэйань: «Об этой истине давно известью. Вот и Лао-цзы сказал: "Знай свое белое, храни свое черное"[311]».

Когда, читая «Речные заводи», доходишь до рассказа о том, как Луда побеждает Чжэньуаньси или как У Сун раздирает тигра голыми руками, невольно радуешься.

Если человеку доводится пережить такие минуты радости, можно считать, что он прожил свою жизнь не напрасно. А если он не переживал ничего подобного, он может написать прекрасную книгу.

Чжан Чжупо: «Такие мгновения радости могут придти только нечаянно. Нельзя пережить их нарочно».

Младший брат Мушань: «Если бы старший брат мог убить Чжунгианьского волка[312], он бы пережил такую чистую радость».

Весенний ветер подобен вину, летний ветер подобен чаю, осенний ветер подобен дыму, а зимний ветер — все равно что горчица.

Чжан Чжупо: «Как бы сделать так, чтобы к нам каждую ночь прилетал восточный[313] ветер?»

Решетки на окнах должны быть изящными. Это значит, что они должны быть тонкими, а не толстыми. Грубо исполненный узор на окнах отвратителен.

Цзян Ханьчжэн: «Узор должен быть таким, как на фарфоре сунского времени».

Среди певчих птиц всех приятнее поет серый дрозд, после него идут иволга и черный дрозд. Однако же иволгу и черного дрозда нельзя держать в клетке. Видно, у них душа возвышенного мужа: их можно слушать, но нельзя заставить служить.

Лу Юньши: «В одном стихотворении говорится: "Иволга уже привыкла к нам, и когда она улетает, она кричит четыре-пять раз". Из этих слов можно понять душу птички. Конечно, никак нельзя сажать ее в клетку».

Тот, кто не обременяет себя заботами о хозяйстве, в конце концов станет обузой для других. Тот, кто не желает быть щепетильным в своих связях, в конце концов причинит себе лишние хлопоты.

Ян Шэнцао: «Это предостережение заставляет глубоко задуматься».

Мао Цзаоминь: «Что касается меня, я бы не сожалел, если бы со мной приключилось такое».

Цзун Цзыфа: «Вредить другим или вредить только себе — это все-таки не одно и то же».

Цзян Ханьчжэн: «Нынче люди не любят, когда им доставляют хлопоты Поэтому надо быть осмотрительным».

Древние говорили, что чтение развращает женщин. По-моему, дело здесь не в чтении, а в том, что грамотный человек у всех на виду, и его пороки тут же становятся всем известны.

Чжан Чжупо: «Вот о чем должен всегда помнить возвышенный муж».

Ли Жоцзюнь: «Целомудренного человека грамотность делает еще целомудреннее. Распутника грамотность делает еще распутнее».

Тот, кто знает толк в чтении, видит книги даже там, где их нет. Для него и пейзаж, и партия в шашки, и веселое застолье, и цветы, и луна — все это книги, которые он читает. Тот, кто знает толк в путешествиях, видит прекрасные пейзажи даже там, где их нет. Для него и исторические книги, и пирушка с сочинением стихов, и цветы, и луна — все это пейзажи, которыми он любуется.

Чэнь Хэгиань: «Здесь хорошо сказано о сущности и хорошего читателя, и хорошего путешественника».

Хуан Цзяосань: «Тот, кто хочет осмысленно прожить свою жизнь, должен руководствоваться этими словами».

Цзян Ханьчжэн: «Лежа в постели ночью, можно мысленным взором узреть все прекрасные пейзажи, которые есть в жизни и в литературе».

Ю Хуэйаны «Горы, воды, книги составляют одно, и это одно есть в то же время каждое из них».

Красота садов и павильонов заключается в их расположении и облике, а не в пышности убранства. Часто приходится видеть, как домики в садах, выстроенные с большим искусством и превосходно украшенные, за короткое время приходят в ветхость и восстановлению почти не поддаются. Не потому ли в строительстве особенно ценится безыскусность?

Цзян Ханьчжэн: «То, что более всего очаровывает людей на свете, — это знаменитые сады и изящные павильоны, но дорожки в саду быстро приходят в негодность, павильоны проседают и зарастают бурьяном. Поэтому достойные мужи былых времен ни о чем другом и не заботились».

Младший брат Мугиань: «Мне как-то пришла мысль, что сады и мошенники имеют кое-что общее между собой: сады становятся прекрасными благодаря их извивающимся дорожкам, а мошенники добиваются своего благодаря тому, что вертятся так и эдак, обделывая свои делишки».

Тихой ночью сидеть в одиночестве и поверять луне свои печали. Теплой ночью дремать в одиночестве и рассказывать сверчкам о своих горестях.

Юань Шидань: «От этих слов все сто чувств начинают тесниться у меня в груди».

Хуан Кунчжи: «Наш автор отлично знает, что на душе у одинокою странника».

Цикада — это перевоплощение талантливого поэта. Цветок — это литературный псевдоним красавицы.

Репутация чиновника зависит от мнения людей, но ведь и суждения влиятельных особ, и суждения простолюдинов не выражают всей истины. Решение тяжбы о распутном поведении зависит от способности взглянуть на него беспристрастно, но ведь и свидетельства красавицы, и свидетельства дурнушки не могут быть совершенно достоверны.

Хуан Цзюянь: «Конфуций уже говорил как раз по этому поводу: "Лучше снискать любовь добрых людей в округе, чем ненависть негодяев"».

Ли Жоцзинь: «Сказанное не всегда верно. Когда влиятельные люди не пытаются выгородить своих людей, а простолюдины не ищут милостей, их суждения тоже могут быть справедливы».

Ни Юнцин: «Я думаю, что, когда чиновник навлекает на себя всеобщее осуждение, в этом есть что-то заслуживающее внимания».

Для того, кто в сердце своем носит холмы и долины, городская площадь не отличается от лесной чащи. Для того, кто в чувствах своих неизменно возвышен, мир людей не отличается от мира небожителей.

Человек страсти ни в жизни, ни в смерти не изменяет себе. Любитель выпить ни в жару, ни в холод не изменяет своим привычкам. Любителя чтения ни дела, ни отдых не отвлекают от любимого занятия.

Чжу Цигун: «Эти три типа людей наш автор списал с самого себя».

Ван Сычжи: «Я хочу до самой смерти только пить вино и читать "Скорбь изгнанника"[314]. Что вы скажете на это?»

Воспитывай свой характер на заветах людей Сун. Живи в этом мире, вдохновляясь чувствами людей эпохи Цзинь[315].

Фан Баочэнь: «Не бывало еще истинного последователя ученых мужей Сун, который не вдохновлялся бы идеалом духовной свободы людей Цзинь».

Чжан Чжупо: «Сам Конфуций был таким».

Ни Юнцзин: «Вот так получается "двойной мудрец"».

Лу Юньши: «Одни приверженцы учения сущее не любят раскованность духа, а другие преклоняются перед ней. Одни приверженцы раскованности духа в душе чтут учение сущее, а другие нет. Здесь есть свои тонкие различия».

Древние говорили, что зверям и птицам ведомы законы людей. Я же говорю, что человеческие законы ведомы не только зверям и птицам, но даже деревьям и травам.

Пион — царь среди цветов, а гортензия — его советник. Вот вам отношения правителя и подданного. Исполинские деревья Южных гор и катальпа Северных гор — все равно что отцы и сыновья. Побеги кустарника засыхают, когда их сажают врозь, и живут, когда сплетаются воедино: они подобны братьям. Растущие парами стебли лотоса — это муж и жена. Орхидеи, в согласии источающие аромат, — все равно что друзья.

Цзян Ханьчжэн: «Нравственные устои человеческой жизни нынче — все равно что мусор. Вот и приходится разыскивать их среди цветов и деревьев, птиц и зверей».

Легче быть героем, чем мудрецом. Литераторы встречаются чаще, чем талантливые писатели.

Чжан Чжупо: «Герой не может быть мудрым, но мудрый не может не быть героем».

Буйвол и конь: один служит, а другой на покое. Олень и свинья: один небожитель, а другой обыватель.

Ду Чацунь: «Известно, что Тянь Дянь[316] в одной из битв поджег хвосты быкам, чтобы те смяли позиции противника, но я никогда не слышал о лошади, которая находилась бы на покое. Когда царь У[317] отпустил коней пастись, это была, что называется, "принудительная отставка"».

Лучшие книги всех времен писаны кровью и слезами.

У Цзинъань: «Даже эта книга досужих заметок, писаная горным старцем, содержит в себе слезы. А если приглядеться, то эти слезы нередко оказываются кровавыми».

Цзян Ханьчжэн: «В дурной литературе всех времен есть только кровь и никаких слез».

Одним словом «чувство» держится весь мир. Одно слово «талант» украшает мир.

У Юйжо: «Вся жизнь человека проистекает из любовного чувства: сначала есть муж и жена, а потом появляются отец и сын. Если есть отец и сын, появляются отношения между братьями, а за ними появляются отношения между друзьями».

Монах Чжунчжоу: «Чувство и талант не могут друг без друга».

Конфуций жил в восточном царстве Лу, а восток — это область жизни. Поэтому путь ритуала, музыки и словесности — это рождение чего-то сущего из ничего. Будда жил в Западном краю, а запад — это область смерти. Поэтому учение Будды о восприятии, мышлении, суждении и сознании[318] — это переход чего-то сущего в ничто.

У Цзенань: «Будда ходил в Восточные земли, и буддизм пришел в край жизни, а наши люди устремлялись на Запад[319] — неужели только для того, чтобы попасть в царство смерти? Увы! Люди на Западе умирают так же, как и здесь».

Ни Юнцин: «У Паньгу[320] было Небесное сердце, поэтому он пребывал между тем, что есть, и тем, чего нет[321]».

Если есть зеленая гора, на ней появится зеленый ручей: вода лишь отразит цвет горы.

Если есть доброе вино, появятся чудесные стихи: поэзия лишь вберет в себя духовную силу вина.

Ли Шэнсюй: «Когда есть зеленые горы и голубые воды, можно наслаждаться добрым вином и декламировать прекрасные стихи. А вино и стихи в свою очередь воплощаются в горах и водах».

Среди людей женщины превосходят красотой мужчин. Среди птиц самцы превосходят красотой самок. А среди зверей между самцами и самками нет больших различий.

Ду Юхуан: «Среди людей тоже есть мужчины, которые красотой превосходят женщин. Это суждение нельзя считать истинным».

Сюй Сунчжи: «Это высказывание — из разряда досужих домыслов, и оно не соответствует действительности».

Несчастье зеркала — встретить уродливую старуху. Несчастье тушечницы — стоять на столе безграмотного писаря. Несчастье меча — висеть на поясе трусливого воеводы.

Поистине, все это безнадежные случаи.

Цао Чунгу: «Всего тягостнее видеть красавицу в обществе тупицы».

Если бы в мире не стало книг, не было бы нужды толковать о них, но, поскольку они есть, их нужно читать. Если бы не было вина, и говорить о нем не стоило бы, но, поскольку оно есть, его нужно пить. Если бы не было знаменитых гор, то и речи о них не стоило бы вести, но, поскольку они есть, их нужно осматривать. Если бы не было цветов и луны, тут и спорить было бы не о чем, но, поскольку они есть, ими нужно любоваться.

А поскольку в мире есть еще поэты и красавицы, их нужно любить и беречь.

Младший брат Мугиань: «Это легче сказать, чем сделать. В нашей округе есть знаменитая Желтая гора, но многие ли из нас посетили ее?»

Стрекот цикад осенью и птичий гомон весной сливаются в сладостный напев, который ласкает слух. А мы, люди, проделывая отверстия в трубках и натягивая струны на доски, производим звуки, сравнимые разве что с криком петуха и ревом быка.

Ни Юнцин: «Между тем в мире крик петуха и рев быка нередко считают очень поэтичными».

Уродина потому не злится на зеркало, что перед ней ничего не понимающий, мертвый предмет. А если бы зеркало обладало разумом, уродливая хозяйка, наверное, разбила бы его.

Цзян Ханьчжэн: «Если бы зеркало обладало разумом, от нынешних людей оно бы убежало без оглядки».

Чжан Чжупо: «Если бы зеркало обладало сознанием, оно бы постаралось преобразить уродину в красавицу».

Секрет писательского мастерства состоит в том, чтобы как можно проще и яснее высказать самые сложные мысли, а истины простые и ясные изложить изысканным слогом. Тема всем известная должна быть подана по-новому, а в идее, лежащей на поверхности, должна быть открыта новая глубина. А что касается расстановки акцентов, сокращений и устранения стертых слов и фраз, что делает сочинение более возвышенным и непринужденным, то это достигается позднейшей правкой.

Чжан Чжупо: «Наш автор, можно сказать, мастер словесности».

Ван Даньлу: «Секрет литературы заключается в умении выразить смысл произведения, оставив его сокровенным».

Среди съедобных растений лучшее — побеги бамбука, среди фруктов — плоды личжи, среди морских тварей — крабы, среди яств — вино, среди небесных светил — луна, среди пейзажей — озеро Сиху[322], а среди литературных произведений — песни и оперные арии.

Чжан Наньцунь: «А из книг лучшей можно считать "Прозрачные тени снов"».

Чэнь Хэгиань: «А это высказывание — лучшее в "Прозрачных тенях снов"»

Глядя, как человек держит веер, можно определить, хорошо ли он воспитан и в каком обществе вращается.

Вода скапливается в самом грязном месте. Огонь грязных мест сторонится. Но и вода, и огонь помогают нам очиститься от грязи.

Цзян Ханьчжэн: «В мире есть немало вещей, которые нужно бросать в воду или огонь, и их превращения приятны нам».

Паук — заклятый враг бабочек, а осел — вечный слуга лошади.

Чжоу Синъюань: «Это тонкое суждение. Оно достойно лучших умов из числа поклонников духовной свободы времен династии Цзинь».

Хуан Цзяосань: «От сотворения мира не бывало столь причудливого суждения».

Есть лица вроде бы некрасивые, а привлекающие к себе взор, и есть лица, казалось бы, миловидные, и все же неинтересные. Вот и среди книг есть такие, которые, будучи по видимости неумело написанными, нравятся нам, и есть книги, написанные гладко, но не вызывающие в читателе ничего, кроме раздражения. Это трудно объяснить людям, мыслящим поверхностно.

Ли Жоцзинь: «В конце концов в гладко написанных книгах тоже должно быть что-то интересное, а книги, которые нам нравятся, не могут быть написаны уж слишком неуклюже».

Мэй Сюэпин: «Но если книга "гладко написана", но скучна, значит, она написана плохо».

Древние славили тех, кто в бедности не терял достоинства, и тех, кто, разбогатев, не впадал в гордыню. Нынче же нелегко найти того, кто, будучи бедным, не впадает в гордыню, а будучи богатым, лишен высокомерия. Отсюда можно видеть, как низко пали мирские нравы.

Сюй Лайань: «Можно заметить, что уже во времена Борющихся Царств[323] были люди, которые гордились своей бедностью».

Чжан Чжупо: «Более всех несносны те, кто заискивает перед одними и понукает другими».

В старину люди мечтали о том, чтобы десять лет читать книги, десять лет странствовать в горах и десять лет размышлять о пережитом. Я думаю, что не обязательно тратить на размышления о пережитом десять лет, достаточно двух или трех. Что же касается чтения книг и странствий в горах, то для этого и двадцати лет не хватило бы. Как сказал когда-то Хуан Цзюянь[324], «человеку, чтобы все взять от жизни, нужно прожить триста лет».

Чжан Чжупо: «Те, кто сегодня хочет уподобиться Пэнцзу[325], не могут сравниться даже с Сыма Цянь[326]».

Лучше услышать брань от низкого человека, чем столкнуться с презрением благородного мужа. Лучше провалиться на экзаменах при государевом дворе, чем не получить признания среди знаменитых ученых.

Чэнь Канчжоу: «Отныне люди должны быть осмотрительны и больше не бранить нашего автора».

Ли Жоцзинь: «Если низкие люди не бранят меня, значит, я — один из них. А тот, кого презирает благородный муж, не может быть "превосходным ученым"».

Нельзя не гордиться собой[327], но нельзя гордиться своим умом. Не гордиться собой — значит затеряться среди заурядных людей. А гордиться своим умом — значит не быть в числе благородных мужей.

У Цзенань: «Благородный муж не должен предаваться гордыне, но при встрече с заурядным человеком он не может не чувствовать гордости в душе».

Ши Тяньвай: «Вот слова об истине и суждение талантливого человека».

Цикада — это Бои и Шуци[328] среди насекомых, а пчела — это Гуань Чжун и Янь Ин[329] среди насекомых.

УЦзинцю: «Комар — это тюремщик, а муха — это бродяга среди насекомых».

Чудаковатый, несмышленый, неуклюжий, сумасбродный: все это слова с плохим смыслом, но людям нравится, когда их так называют. Хитрый, смекалистый, сильный, ловкий: все это как будто лестные слова, но людям не нравится, когда их так называют. Почему это так?

Цзян Ханьчжэн: «Потому что в них называется одно, а подразумевается другое или же их истинный смысл вообще нельзя обозначить».

Говорят, во времена Яо и Шуня[330] музыка могла взволновать птиц и зверей. Такое, верно, могло случиться только с птицами и зверями Яо и Шуня. А что до живности позднейших времен, то ее растрогать музыкой было бы нелегко.

Хун Цюу: «Неужели нравы зверей и птиц тоже могут быть добрыми и дурными в зависимости от времен?»

Чэнь Канчжоу: «В зверях и птицах позднейших времен живут души ученых позднейших времен, а потому и нравы их соответствующие».

Бы Ювань: «Птицы и звери позднейших времен такие же, какими были Яо и Шунь, а вот люди позднейших времен уже далеко не таковы».

Боль можно стерпеть, а зуд стерпеть нельзя. Горькое можно жевать, а кислое жевать невозможно.

Монах Мутан: «Кто знает разницу между болью и зудом, разбирается в горьком и солёном, тот понимает, что значит быть последователем Будды в миру».

Образы в зеркале — цветные картины, а люди при лунном свете — это картины, написанные только тушью. Образы в зеркале — это картины с отчетливыми контурами предметов, а пейзажи при лунном свете — картины с размытыми образами. Горы и реки на луне— это пейзажи в небесах, а отражения звезд и луны в воде — это небесный узор на земле.

Юнь Шуцзы: «Это суждение само напоминает картины с размытыми образами».

Ши Тяньвай: «Живописцы, рисующие и красками, и тушью должны хорошенько вдуматься в сказанное».

Шэнь Цичжан: «Наш автор хорошо уловил и выразил в словах сущность зримых образов?[331]».

Кто умеет читать бессловесную книгу природы, напишет самые волнующие слова. Кто проникнет в неизъяснимый смысл жизни, лучше всех выразит истину Чань.

Монах Мутан: «Самые волнующие слова входят в человека извне. Прозрение истины чань приходит к человеку изнутри. У горного старца внутреннее и внешнее сливаются воедино».

Ху Хуэйяай: «Книга без слов способна более всего взволновать человека. Постижение самого трудного в жизни открывает человеку высшую истину. Не таковы ли "Прозрачные тени снов"?»

Если бы не было стихов и вина, горы и воды были бы безжизненным сочинением. Если бы не было красивых женщин, цветы и луна были бы пустой видимостью.

Чжо Цзычэнь: «Поэт с кувшином вина и в обществе красавицы: так можно взрастить в себе тончайшую энергию гор и вод».

Поэт, который наделен талантом да к тому же хорош собой, и женщина необыкновенной красоты, к тому же обладающая литературным даром, редко доживают до преклонных лет, чему виной, вероятно, ревность Творца. Ведь такие люди — это сокровище не только своего времени, но и всех времен, прошлых и будущих. Вот почему Творец не позволяет им долго оставаться среди живых.

Ван Сычжи: «Вот печаль, которая не утихнет целую вечность. Можно ли не расплакаться, читая эти строки?»

Человек праздный, конечно, хочет держать в доме лучшие принадлежности для письма, а человек, поглощенный делами, тем более хочет того же. Пылкая наложница, конечно, хочет быть красивой, но и наложница, уже народившая детей, хочет того же.

Чжан Ханьчжэн: «Хорошая тушечница дает отличную тушь — и только. Но пылкая наложница возбуждает ревность. Как быть с этим?»

Чжан Чжупо: «Ревность пребывает в женщинах и не имеет отношения к красоте».

Что такое музыка, доставляющая радость в одиночестве? Пение цитры. Что такое музыка, доставляющая радость двоим? Стук шашек. Что такое музыка, доставляющая радость многим? Звуки карт, бросаемых на стол.

Цай Сюаньшэн: «Какая радость лучше: когда радуешься один или когда радуешься вместе с другими? Конечно, когда радуешься вместе с другими. Какая радость лучше: когда радуешься с несколькими людьми или с множеством людей? Конечно, когда радуешься с множеством людей».

Ван Даньлу: «Яне согласен с господином Цаем. Когда человек долго живет в одиночестве, он приучается иметь свои собственные радости, а встреча с другими людьми только смутит его».

Все вещи полезны своей формой. А вот вещи, которые полезны благодаря человеческому разумению: зеркало, печать, солнечные часы и компас.

Юань Чжунцзян: «Польза всех людей тоже определяется их формой, а люди полезные их разумением — это мудрецы, небожители и будды».

Хуан Увай: «В вещах полезна форма, но то, что делает их полезными, — это дух».

Когда встречаются ученые мужи, они обычно относятся друг к другу дружески. Когда встречаются красавицы, ни одна из них не хочет отдать должное красоте другой. Я хотел бы в следующей жизни родиться писаной красавицей и покончить с этим!

Чэнь Хэшань: «Есть поговорка, которая гласит: "Почтенный Бао смеется над господином Го, потому что тот в танце неуклюже машет руками. А когда самого Бао просят станцевать, он машет руками еще смешнее". Ну и что из этого следует?»

Чжэн Фаньсю: «Подождем, когда наш автор родится женщиной, и посмотрим, что из этого получится».

Ю Сянуэ: «Но и в древности одна женщина сказала о другой: "Даже я влюбилась в нее"».

Ни Юнцин: «Пусть наш автор не забудет о своем обещании, когда вернется к нам в другом обличье!»

Я хочу устроить Всеобщее великое собрание[332], чтобы почтить всех поэтов и всех красавиц былых времен.

Если найду истинно возвышенного монаха, я непременно это сделаю.

Гу Тяньши: «Если ты в самом деле хочешь заказать такой молебен, подожди еще лет двадцать или тридцать, чтобы я смог попасть в число чествуемых душ».

Монах Чжунчжоу: «Я и есть такой истинно возвышенный монах. Поторопись же избавить эти души от их печалей».

Цзян Ханьчжэн: «Кажется, приглашение на молебен уже есть, но неизвестно, когда он состоится. Души поэтов и красавиц могут потерять терпение. К тому же я боюсь, многие души сочтут себя душами красавиц и поэтов и придут на молебен без приглашения. Повар при храме не сможет заготовить еды для всех желающих. Что думает об этом наш автор?»

Монах Юаньфэн: «Наш автор на самом деле — мой клиент, а брат Чжунчжоу хочет отбить его у меня».

Мудрецы и достойные люди представляют в своем лице Небо и Землю.

Чжан Чжупо: «Мудрецы и достойные люди соработ-ничают с творческой силой мироздания».

Небесам нетрудно водворить порядок на этом свете. Им нужно только послать в мир два-три десятка добродетельных людей: одного правителя, одного советника[333], одного наследника престола и по одному управляющему на каждую провинцию.

Хуан Цзюянь: «В народной песенке говорится: "Не старайся быть Небом в четвертый месяц года". Отсюда можно видеть, что Небу трудно навести порядок сразу повсюду».

Ю Цзиньюн: «Если Небо не ведет себя как Небо, значит, оно просто грезит. Почему так? Почему так?»

Ни Юнцин: «Если бы Небо рождало только добрых людей, правитель и ею советники могли бы "спрятать руки в рукавах" и управлять посредством недеяния».

Лу Юаньши: «Сказано очень странно, но сказано очень верно!»

Среди животных тоже есть представители Трех учений. Дракон и феникс — это конфуцианцы. Лисы и журавли[334] — даосские святые. Львы и быки — представители буддизма. Более того, Три учения есть и среди растений. Бамбук и орхидея — это конфуцианцы. Персик и коричное дерево — даосские святые. Лотос и гардения — это представители буддизма.

Ши Тяньвай: «Толпа заурядных людей — это все равно что мошки в животном царстве. А так называемые выдающиеся люди — это не более чем высокий кустарник».

Отражение в зеркале и воде — это то, что принимается. Тени, появляющиеся при свете солнца и лампы, — это то, что отбрасывается. Тень же от луны принимается на небесах и отбрасывается на землю.

Чжэн Пошуй: «Слова "принимается" и "отбрасывается" выражают сущность отношений сил Инь и Ян[335]».

Гу Тяньчи: «"Прозрачные тени снов" — это то, что отбрасывается нашим автором и принимается переписчиком».

Существует четыре вида звуков, производимых водой: звук воды, вырывающейся наружу, звук струящейся воды, звук воды в водоворотах и журчание воды в канаве.

Существует три вида звуков, производимых ветром: звук ветра в соснах, звук ветра, срывающего листья осенью, и звук ветра, гонящего волны.

Существует два вида звуков, производимых дождем: звук дождя, падающего на листья, и звук дождя, стекающего по желобам в бамбуковые ведра.

Младший брат Мушань: «Среди всех природных звуков звук воды более прочих ввергает человека в горестные раздумья».

Ученые люди часто презирают богачей, однако, хваля литературные сочинения, сравнивают их то с золотом, то с яшмой, то с жемчугом. С чего бы это?

Цзян Ханьчжэн: «Богачи заслуживают презрения только если они скупы и неотесаны. А против их жемчуга и драгоценных камней мы ничего не имеем».

Чжан Чжупо: «Если человек не сведущ в словесности, то, даже если он беден, он заслуживает презрения. А если человек разбирается в словесности, то, даже если он богат, он заслуживает уважения».

Лу Юньши: «Суждение Чжупо вполне справедливо».

Ли Жоцзины «В богачах вызывает отвращение ограниченность их кругозора. Одни из них не любят словесности, другие боятся путешествовать, третьи мечтают только о знатных, титулах и презирают бедных ученых. Если они лишены этих недостатков, они могут сделать много полезного для людей».

Только те, кто безучастен к делам обыкновенных людей, могут заниматься делами, к которым безучастны обыкновенные люди.

Сначала читай канонические книги, а потом — исторические сочинения. Тогда, толкуя о мирских событиях, будешь к месту ссылаться на древних мудрецов и достойных мужей.

Прочитав книги по истории, возвратись к канонам. Тогда не будешь прельщаться красотами слога.

Хуан Цзяосань: «В записанных речах[336] конфуцианских ученых эпохи Сун мало истинно глубоких суждений».

Лу Юныии: «Конфуцианцы прежних времен писали очень многословно — не чета нашему автору, который может полностью выразить Путь в нескольких словах».

Когда живешь в городе, пейзажными свитками возмещай отсутствие вокруг гор и вод, садиками на подносе возмещай отсутствие сада, а друзьями своими сделай книги.

Чжоу Синъюань: «Вот теперь можно догадаться, что наш автор более всего любит радости, обретаемые в уединении».

Ван Сычжи: «Наш автор поместил всего себя в книги».

Когда живешь в деревенской глуши, нужно иметь хороших друзей, ибо общение с пахарями и дровосеками, у которых на уме только погода и урожай, быстро наскучит.

Среди друзей лучшие — это те, кто пишет стихи; за ними идут те, кто рисует; далее идут те, кто поет; а ниже всех находятся те, кто умеет придумывать игры за чаркой вина.

Цзян Ханьчжэн: «А те, кто любит рассказы о привидениях, стоят еще ниже».

Инь Жицзе: «А среди тех, кто ходит в гости к богачам, рассказчики историй о привидениях обычно ценятся больше всех».

Ни Юнцин: «Кто умеет слагать стихи, обязательно умеет рассказывать и всякую небывальщину».

Лу Юньши: «А я люблю подобные рассказы. В последнее время они становятся все более интересными».

Гнилое превращается в нечто, наделенное духовной силой: таковы уксус, простокваша, соевый соус. А что касается превращения одухотворенного в гнилое[337], то таковы все вещи.

Юань Чжунцзян: «Вот примеры, когда одухотворенное не подвержено тлению: червонное золото и поэзия».

Ван Сычжи: «В литературе бывало, когда одухотворенные произведения создавались гнилыми людьми».

Черное может запачкать белое, а белое не может высветлить черное. Дурной запах мигом вытеснит благоухание, а благоухание не может побороть дурной запах. Вот что получается, когда низкий человек сталкивается с благородным мужем.

Младший брат Мугиань: «Люди всегда предпочитают белое черному и благоухание — дурному запаху. Поэтому в конечном счете благородный муж одержит верх над низким человеком. Все дело в том, как пользоваться наличными обстоятельствами».

Ни Юнцин: «В наше время нередко можно также видеть, как одна вонючка воюет против другой».

Благородного мужа исправляет только стыд. Низкого человека исправляет только боль наказания.

Чжан Чжупо: «Бывает и так, что благородный муж может исправить низкого человека, пристыдив его, а низкий человек, принимая боль, способен явить образец преданности родине».

Зеркало не может само себя осветить. Весы не могут сами себя взвесить. Меч не может сам себя перерубить.

Ни Юнцин: «Стихи не могут сами себя передать будущим поколениям, словесность не может сама себя хвалить».

Пан Тяньчжи: «Красота не может сама себя видеть. Уродство не может скрыться от себя самого».

Древние говорили: «Человек становится хорошим поэтом, познав бедность». Так получается потому, что бедность заставляет нас многое пережить. Люди же богатые и знатные, не ведающие невзгод бедняков, способны писать лишь о ветре и облаках, луне и росе. Единственный способ для них набраться мудрости — это пуститься в странствия.

Повидав разные края и пейзажи, нужду и муки людей во времена войн и бедствий, они потом вложат пережитое в свои стихи и превратят горести чужих людей в собственное вдохновение. Вот почему, чтобы стать хорошим поэтом, не обязательно самому жить в бедности и лишениях.

Чжан Чжупо: «Вот почему "Скитальцы" Чжэн Цзефу[338] — лучшая картина всех времен».

Ни Юнцин: «Во время приятного путешествия некогда писать стихи. Во время неприятного путешествия невозможно писать стихи. Только если путешествовать, не имея никаких намерений, наш взор и сознание действуют заодно».

Ю Хуэйань: «В мире бедных людей много, а хороших поэтов мало. Выходит, творчество не так уж и зависит от обстоятельств».

Что приличествует любованию луной

Люди:. Любитель поэзии. Возвышенный монах. Даосский мудрец. Красивая женщина. Мужественный воин. Искусный певец.

Место: Высокая терраса. Петляющая галерея. Вершина башни. Лодка. Горный приют. Величественный храм. Обитель даосов. Равнинное место.

Предметы: Винные чарки. Чайные чашки. Бамбуковый столик. Теплая одежда. Теплый кан. Монашеское облачение. Курильница. Стихи. Кисть и тушечница. Подголовник. Подлокотник. Молитвенный коврик из тростника. Свирель. Дощечки из сандалового дерева. Цитра. Сачок для светлячков.

Действия: Петь хором. Играть в угадывание предметов. Размышлять над прочитанным. Слушать оперную арию. Играть на свирели. Перебирать струны цитры. Медитировать. Говорить о воинской удали. Беседовать о природе сознания. Исполнять танец с мечом.

Примечания:

2

В оригинале употреблено словосочетание и си, означающее буквально «один перерыв». Речь идет о реальности как длящемся отсутствии — безусловном, не подготавливаемом прошлым опытом и отрицающем актуальное состояние момента чистого творчества. Отметим, что знак си означает также дыхание, веяние.

3

В оригинале употреблен знак мин, переведенный выше словом «помраченность». Небытие в данном случае не имеет ничего общего с ничто как антитезой сущему. Оно представляет собой скорее вездесущую ускользаемость, которая отличается эстетическим и рефлективным характером.

24

Пустотная полнота (сюйу) — даосский термин, обозначающий всеобъемлющую целостность бытия, несводимую к тому или иному актуальному состоянию, но делающую возможным существование каждой вещи. В древней даосской литературе такая «пустотная полнота» уподоблялась, в частности, материнской утробе, порождающей все сущее.

25

Суждение Умэня навеяно знаменитым высказыванием Линь-цзи, с которым тот обращался к ученикам: «Если вы натолкнетесь на кого-нибудь, кто мешает вашему прозрению, быстрее освободитесь от него. Если вы встретите Будду, убейте Будду. Если вы встретите патриарха, убейте патриарха. Если вы встретите святого, убейте святого. Если вы натолкнетесь на отца и мать, убейте и их. Если вы натолкнетесь на других родичей, убейте тех родичей. Только так вы можете достичь полного освобождения». Нет нужды пояснять, что наставление Линь-цзи не имеет ничего общего с нигилистическим бунтом.

26

Шесть сфер мироздания, различаемые буддийской традицией, суть следующие: ад, соответствующий опыту страдания; мир голодных духов, соответствующий низменным желаниям в человеке; животное состояние; мир демона Асуры, соответствующий агрессивному началу в человеке; человеческое состояние как таковое; мир небожителей.

27

Четыре способа рождения включают в себя рождение из яйца, из утробы, из влаги и посредством метаморфозы.

28

В буддийском мире средневекового Китая была широко распространена практика произнесения публичных проповедей. Эпоха Тан стала временем расцвета искусства буддийской проповеди.

29

Закон причинности существования, определяющий судьбу всех живых существ, является одним из фундаментальных постулатов доктрины буддизма. Достижение же блаженства трактовалось буддистами как выход из цепи перерождений, круговорота причин и следствий.

30

Ошибка собеседника Байчжана состояла в том, что он противопоставил состояние просветленности профаническому существованию и тем самым субстантивировал его.

31

Следует заметить, что обожествление лисы и культ лисьих нор на горе были характерной чертой китайских народных верований вплоть до XX века. В отношениях между Байчжаном и стариком, обращенным в лиса, в какой-то мере отобразилось стремление буддизма доминировать над локальными культами в Китае.

32

Среди чань-буддистов рыжебородым варваром было принято называть полулегендарного основателя чаньской традиции, индийского проповедника Бодхидхарму или самого Будду. В целом данный гунъань является иллюстрацией к основополагающей для буддизма махаяны теме недуальности истины и заблуждения, нирваны и сансары, просветления и обыденного сознания.

Поскольку реальность, по буддийским представлениям, лишена атрибутов, ее невозможно отличить от иллюзии. Говоря словами Байчжана, различие между неведением и просветленностью подобно различию между знанием факта наличия «рыжей бороды» у варвара и бытием «рыжего варвара» как таковым.

33

Имеется в виду «глаз мудрости», который позволяет узреть подлинную реальность.

245

Три начала (сань цай): Небо, Земля, Человек.

246

Деление литературных произведений по четырем рубрикам (каноны, исторические сочинения, труды философов, изящная словесность) традиционно для Китая.

247

Тао Юаньмин — поэт V века, прославившийся своей любовью к хризантемам.

248

Линь Пу — поэт XI века, всю жизнь проживший в уединении среди гор.

249

Ван Хуэйчжи (IV в.) — сын знаменитого каллиграфа Ван Сичжи, прославившийся своей любовью к бамбуку.

250

Чжоу Дуньи (XI в.) — известный ученый, один из основоположников неоконфуцианства.

251

Имеются в виду жители блаженной страны, описанной в утопии Тао Юаньмина «Записки о Персиковом источнике»».

252

Дун Фэн — ученый южнокитайского царства У (III в.).

253

Ми Фэй — знаменитый художник XII века, поклонявшийся одному прекрасному камню.

254

Лу Ю — поэт XI века, большой поклонник чая и автор «Книги чая».

255

Имеется в виду древний поэт Цюй Юань (III в. до н. э.), который, согласно преданию, питал пристрастие к орхидее и ароматным травам.

256

По преданию, император древней династии Сун (V в.) Чу-цзун имел говорящего петуха, с которым любил подолгу беседовать.

257

Ван Сичжи (IV в.) — лучший в китайской истории каллиграф.

258

Бодхисаттва (кит. пуса) — буддийский святой, сострадающий всему живому.

259

Праздник фонарей — самая веселая часть празднования Нового года в Китае, проходившая в середине (то есть в полнолуние) первого месяца по китайскому календарю.

260

Праздник двойной пятерки, или Праздник драконьих лодок — главный летний праздник в Китае, отмечавшийся в 5-й день 5-го месяца.

261

Праздник Седьмицы — один из осенних праздников, отмечавшийся в ночь 7-го числа 7-го месяца.

262

Праздник середины осени — главный осенний праздник, отмечавшийся в середине 8-го месяца.

263

Праздник двойной девятки — последний осенний праздник, отмечавшийся 9-го числа 9-го месяца.

264

Дунфан Шо — сановник при дворе императора Ханьской династии У-ди (П-1 вв. до н. э.), прославившийся своим умением избегать превратности придворной карьеры и жить в свое удовольствие.

265

Журавль считался спутником даосских небожителей. Смысл этой поговорки таков: нельзя одновременно предаваться земным утехам и быть блаженным небожителем.

266

Дерево шу упоминается в книге древнего даосского философа Чжуан-цзы. Оно было таким искривленным и твердым, что не годилось ни для плотницких работ, ни на топливо, и потому смогло «сполна прожить свою жизнь».

267

Стебли тысячелистника с древности служили в Китае инструментом гадания.

268

Чайка — символ свободы.

269

Имеется в виду мифический зверь, который на суде безошибочно определял правого и виноватого.

270

Гигантская рыба кунь, упомянутая в самом начале даосского канона «Чжуан-цзы», тоже слыла символом духовной освобожденности.

271

Имеется в виду, что зимняя пора — это время, свободное от земледельческих работ и, следовательно, время праздности, досуга.

272

Здесь содержится аллюзия на знаменитый рассказ о «сне Чжуан-цзы», в котором говорится: «Однажды Чжуан Чжоу увидел себя во сне бабочкой — беспечной бабочкой, которая порхала среди цветов в свое удовольствие и знать не знала, что она — Чжуан Чжоу. Внезапно он проснулся и увидел, что он — Чжуан Чжоу. И он никак не мог понять, то ли он — Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он — бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она — Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой должно быть различие. Вот что такое превращение вещей!» Отметим, что в существующих переводах этого сюжета, включая перевод автора этих строк, изложение необоснованно ведется от первого лица. (См.: «Чжуан-цзы». Пер. В. В. Малявина, М., 2002, С. 71).

273

«Счастливая мудрость» — буддийское понятие, обозначающее полноту духовного достижения.

274

Чжаоцзюнь — наложница императора Ханьской династии Юань-ди, которую вследствие ее необыкновенной красоты выдали замуж за предводителя племени сюнну.

275

Лю Цзэ — сановник императора Танской династии Вэнь-цзуна, который пострадал за смелую критику власти дворцовых временщиков.

276

Имеется в виду Чжао Фэйянь, наложница, а затем супруга императора Ханьской династии Чэн-ди.

277

Чжаои — младшая сестра Чжао Фэйянь, тоже ставшая позднее фавориткой Чэн-ди.

278

В Китае существовал обычай сжигать в жертву душам умерших особые бумажные деньги, которым приписывали, естественно, большую номинальную стоимость.

279

Имеется в виду район в пров. Цзянсу от Усина до Шанхая, где много озер и протоков.

280

Чанъань (ныне Сиань) — название столицы империй Суй и Тан, расположенной в северо-западной части Китая.

281

Букв.: «Великая бодхисаттва Гуаньшиинь». Буддийская ритуальная формула, соответствующая восклицанию «Аллилуйя!»

282

В Китае полевая лилия называлась в просторечии «забудь печали», голос же кукушки, напротив, считался воплощением печали.

283

Вероятно, имеется в виду владыка ада. Имя Лао-цзы можно понять и как Почтенный ученый.

284

В оригинале употреблен термин дэ, который переводят также как «благая сила», «добродетель» и даже «благодать».

285

В оригинале говорится буквально о «великих авторах» (да цзя) и «прославленных авторах» (мин цзя). Это противопоставление кажется несколько искусственным. В переводе Линь Юйтана говорится соответственно о «великих мыслителях» и «великом писателе».

286

Имеется в виду порядок оценки личных качеств чиновников, существовавший в эпоху поздней древности. Разделение вещей на девять категорий по их качеству традиционно для Китая.

287

В оригинале упоминаются придворные летописцы и картографы, то есть речь здесь идет не просто о хрониках и картах, но, в сущности, о мироустроительной миссии государства. Тем примечательнее, что в реплике ЮХуэйаня подчеркивается преемственность между официально санкционированным порядком мироздания и несотворенным хаосом.

288

В китайской традиции были приняты два порядка расположения триграмм, Прежденебесный и Посленебесный. Первый означал первозданное, «хаотически-смутное» состояние бытия, второй относился к миру явленных форм.

289

Букв.: «путь» (дао).

290

Знаменитый поэт сунской эпохи Су Дунпо прославился и как изобретатель особого блюда из свинины.

291

В старину в Китае изготовляли одежду из листьев и стеблей водяного каштана.

292

Чжоу Дуньи — знаменитый ученый сунского времени, который прославился также своей любовью к лотосам.

293

Эпоха Чуньцю соответствует VIII–V вв. до н. э.

294

Сиши — знаменитая красавица древности.

295

Царствование династии Цзинь приходится на III–IV вв.

296

Император династии Цзинь Ань-ди правил в 405–418 гг.

297

Ян Гуйфэй — любимая наложница императора Танской династии Сюань-цзуна (713–755), прославившаяся своей красотой и коварством.

298

Годы правления Юаньфэн династии Сун —1078–1085.

299

Су Дунпо (1036–1101) — знаменитый ученый, поэт и живописец эпохи Сун, образец «человека культуры» для современников и позднейших поколений.

300

В переводе Линь Юйтана два предыдущих изречения действительно объединены в одно.

301

Гао-цзы — философ древности, который известен как оппонент конфуцианского ученого Мэн-цзы в вопросе о сущности человеческой природы.

302

Девять Равнин — весь обитаемый мир.

303

В Китае традиционно различали следующие шесть аспектов иероглифики: графический образ, предметное значение, звучание, смысл, истолкование, переносное значение.

304

Здесь имеется в виду гнев законной супруги.

305

Иньлян — знаменитая женщина-воительница, жившая в VIII веке, при династии Тан.

306

Лунцюань—знаменитый сорт вина.

307

Тайэ — знаменитый меч.

308

Чжуан-цзы — древний философ, один из основоположников даосизма, развивавший идею об относительности всякого восприятия и мнения.

309

Ли Тайбо или Ли Бо—знаменитый поэт танской эпохи. Его имя означает буквально «великая белизна».

310

Цитируется фраза из первого изречения даосского канона «Дао-Дэ цзин». Обычно она переводится как «сокровенное в сокровенном», «сокрой и еще сокрой».

311

«Дао-Дэ цзин», гл. XXVIII.

312

Чжунгианьский волк — персонаж старинного предания. Преследуемый охотником, волк уговорил доброго ученого Дун Го-цзы спрятать его, а потом съел своего спасителя.

313

В Китае восток ассоциировался с весной.

314

«Скорбь изгнанника» — поэма древнего поэта Цюй Юаня (III в. до н. э.), отправленного в ссылку по навету придворных недругов и там покончившего с собой.

315

Эпоха Сун (X–XIII вв.) в истории Китая отмечена новым расцветом конфуцианской мысли, именуемой в европейской литературе неоконфуцианством. В эпоху Цзинь (III–IV вв.) был распространен культ внутренней освобожденности от «пошлых правил света».

316

Тянь Дянь — полководец из древнего царства Ци эпохи Борющихся Царств.

317

Имеется в виду основатель царства Чжоу У-ван (XI в. до н. э.), который, по преданию, после свержения им династии Шан демонстративно распустил войска, показывая, что мир более не нуждается в военной силе.

318

Имеется в виду буддийское учение о четырех нематериальных состояниях бытия (санскр. скандха).

319

Достаточно вспомнить легенду о том, что основоположник даосизма Лао-цзы ушел на Запад, или классический роман «Путешествие на Запад».

320

В древних китайских мифах Паньгу — первочеловек и творец мироздания.

321

«Быть между тем, что есть, и тем, чего нет», — традиционное описание реальности в китайской мысли. Эта формула, как можно видеть, охватывает как «движение от ничто к сущему», так и движение «от сущего к ничто».

322

Сиху — озеро в городе Ханчжоу, славящееся своей красотой.

323

Эпоха Борющихся Царств приходится на V–III вв. до н. э.

324

Хуан Цзюянь (настоящее имя Хуан Чжоусин) — малоизвестный литератор, старший друг Чжан Чао.

325

Пэнцзу — легендарный долгожитель в китайской традиции.

326

Сыма Цянь — историк древнего Китая, автор труда «Исторические записки».

327

В тексте букв.: «костями», что в китайском языке означало не только и не столько телосложение, сколько характер, «душевную закваску».

328

Согласно легенде, братья Бои и Шуци, отличавшиеся выдающимися добродетелями, отказались покориться власти чжоуского У-вана и удалились на гору Шоуян, где уморили себя голодом.

329

Гуань Чжун и Янь Ин — два знаменитых государственных мужа древности.

330

Яо, Шунь — добродетельные правители, жившие в глубокой древности.

331

В оригинале букв.: «теней», «отражений».

332

Имеется в виду самый торжественный молебен, принятый в буддизме.

333

Отметим, что автор употребляет здесь термин, который имел хождение только в древние времена.

334

В Китае бытовало поверье, что лисы и журавли могут быть воплощениями бессмертных небожителей.

335

В китайской космологии силы Инь и Ян обозначают соответственно пассивное, женское, темное и активное, мужское, светлое начала, которые не являются антагонистическими, но всегда дополняют друг друга.

336

Записанные речи (юту) — особый жанр нравоучительной и философской литературы, представляющий собой запись бесед учителя с учениками. Подобные произведения фактически восходят к «Беседам и суждениям» Конфуция, а позднейшее свое название получили в традиции чань-буддизма. Жанр «записанных речей» пользовался особой популярностью среди конфуцианских ученых эпох Сун и Мин.

337

Тема этого сюжета, по-видимому, подсказана пассажем из гл. XXII «Чжуан-цзы», где сказано: «Все вещи в мире суть одно. Те из них, что нравятся нам, мы считаем прекрасными, а те, что нам не нравятся — отвратительными. Однако же отвратительное может обернуться прекрасным, а прекрасное — отвратительным…». См.: «Чжуан-цзы». Пер. В. В. Малявина. С. 214.

338

Чжэн Цзефу—художник XII века, создавший портреты голодающих и преподнесший их императору.