Работа начинала раздражать. Сухие, твердые комья глины врезались в колени через джинсы, спина одеревенела. Томи встал, потянулся, повернулся к солнцу и разнеженно ощутил ласковое тепло. Стоял чудесный летний день. Нет, он не будет тратить его впустую здесь, на свекольном поле.

Окунь сейчас вряд ли клюет на плесе Роммакко, но вот в заливе Тиитинен щуки наверняка одурели от жары. Их обычно захватывают проволочной петлей и выбрасывают на берег, так что приходят они в себя, лишь шлепнувшись о землю.

При этой мысли на губах Томи промелькнула улыбка. Он оглянулся: половина работы уже сделана, а на следующей неделе он управится и с остальной. Мать с отцом не приедут и на следующей неделе. Поэтому, уж конечно, он успеет разделаться с работой до их приезда.

Томи принюхался. Воздух был наполнен звуками и запахами жаркого летнего дня. Глинистой пылью. Ароматом клевера на соседней делянке. Жужжанием пчел. Стрекотом кузнечиков.

Томи улыбнулся про себя: «Нет, дело не в запахах, это просто чудесный день. Такой, в который не сорняки на свекольном поле выдергивать, а гулять. Об этом наверняка записано даже в законах, если хорошенько в них вчитаться».

Он отряхнул штанины. От них поднялось облако глинистой пыли. На прополке всегда измажешься дальше некуда. Но это не особенно тяготило его теперь, когда дома никого нет и умываться не обязательно.

Томи все больше одолевала охота поплавать. К заливу Тиитинен можно пройти по пляжу. В заливе как следует не поплаваешь — слишком мелкий он был, да еще с вязким, илистым дном. И весь оторочен камышом. Но здесь, у конца, вдающегося в сушу, любят держаться щуки. Можно добыть и трехкилограммовую, стало бы умения подцепить.

Идя по дорожке с поля домой, Томи быстро придумал план. Сперва взять дома сделанную из старой камышины и проволоки петлю. Потом пойти в прилегающий к пляжу ольшаник. Спрятать там рыболовную снасть на то время, пока он будет купаться. И только потом идти к заливу Тиитинен.

Но по дороге к пляжу приходилось остерегаться ребят из домов-башен. Если они возятся в ямах в лесу, от них наверняка схлопочешь по уху. Эх, жаль нету такого вещества: принял ложку — и стал во сто раз сильнее. Вот тогда бы он непременно пошел прямо во двор домов-башен или к ямам, свалил первых попавшихся наземь и спросил, кто хочет быть следующим.

Ребята из домов-башен ни дать ни взять гитлеры — вся их ватага. Если хочешь мирно миновать то место на улице, где стоят дома-башни, надо мчаться на велосипеде с невероятной скоростью.

Так повелось с тех пор, когда здесь воздвигли первый дом-башню, и ничто не изменилось, сколько бы конференций по европейской безопасности и сотрудничеству ни состоялось в Хельсинки. Можно было бы все же включить в повестку дня и упоминание об этих типах из домов-башен.

Ход мыслей Томи внезапно прервался. Он поглядел по обеим сторонам дороги. Нет, укрытия нигде не найти, повсюду простиралось ровное поле. По полю навстречу ему, отдуваясь, шла учительница английского языка.

«Куда бы она могла идти?»

Учительница непременно спросит его о переэкзаменовке.

Ну и пусть спрашивает. Но здороваться с ней я не стану. У меня сейчас каникулы. С другой стороны, глупо молчать, если учительница все же узнает его.

Он верно угадал: учительница замедлила шаги, остановилась.

— Так это ты, Туомо. Я тебя не узнала, солнце бьет прямо в глаза. («И не к чему меня узнавать».) Как ты провел лето?

— По-всякому, и так и этак.

По лицу учительницы заранее можно было угадать, о чем она сейчас спросит.

— Почему ты не пришел на переэкзаменовку?

— Мы были в отъезде, — соврал Томи. — На Севере.

В глазах учительницы мелькнуло недоверие.

— Ты не забывал читать?

— Нет, не забывал.

Его зло брало, что приходится врать. Ну, если теперь учительница спросит: «What is Miss Kuokkanen?»,[1] он промолчит. Он не помнит, как надо сказать: he[2] или she.[3] Потому что за все лето не прочел по-английски ни строчки. И за всю зиму тоже.

По натуре учительница была славная женщина. Она, конечно, видела, что Томи лжет, но не стала настаивать, а лишь сказала, вздохнув:

— Постарайся хоть немножко читать… И бывай побольше на свежем воздухе.

Опасность миновала, и Томи продолжал свой путь. Дома он долго не задерживался. Только надел под джинсы плавки, чтобы быть в полной готовности. На веранде было так жарко, что спина его при переодевании взмокла. Теперь скорее взять лежащее у стенки гаража удилище с петлей — и живехонько на пляж. Не следовало мешкать, дожидаться, пока явится кто-нибудь от бабушки и сорвет всю программу дня.

Томи задержался еще на улице, когда догнал Сату Сааринен. Это была соседская трехлетка, этакое черноволосое, похожее на куклу чудо-юдо, притом весьма пронырливое. Она и сейчас брела куда-то в одиночку, ускользнув из-под надзора Марке, своей матери. Марке была замужем за Пааво Саариненом, но Пааво куда-то исчез уже более года назад. С тех пор о нем не было ни слуху ни духу. По-видимому, он жил где-то в Швеции.

Сату заревела, когда Томи потащил ее обратно во двор и даже норовила укусить его. Она была дикая, как незнамо кто, но язык не поворачивался отчитать ее. Томи знал, какими большими, чуть ли не в тарелку, делались глаза девочки, когда из них лились слезы. В такие минуты он был готов отдать ей свою единственную блесну.

Бабуся вышла из дому как раз в ту минуту, когда Томи затаскивал Сату во двор.

— Боже мой, девочка опять удрала!

— Она уже дошла до угла кооператива.

— Я куплю тебе мороженое, когда пойду в магазин, — пообещала бабушка Сааринен. — Ты ведь всегда помогаешь присматривать за девочкой. С моими ногами не так-то просто поспевать за ней.

Обе Сааринен вошли в дом, и Томи продолжал свой путь.

У него уже зародилась надежда, что Паршивца Хилтунена нет дома, но старик копошился между ягодными кустами и увидел его оттуда. И самый голос его напоминал звук заржавевшей дверной петли:

— Неужто у Туомо, такого взрослого парня, нет дел посерьезней, чем среди дня идти ловить рыбу?

Что на это ответить? Ничего. Какое дело этому Хилтунену до того, где и как человек проводит время. Он всегда сует нос в чужие дела. Вот уж сплетник не хуже бабы. И взрослые тоже называли его Паршивцем Хилтуненом.

— Полил бы лужайку водой, вот трава бы и не выгорела дотла, — проскрипел старик. — А то только и знаешь, что шляться без дела. Да пакостничать. А родители не присматривают. И где только их нелегкая носит?

Голос старика звучал в ушах Томи, даже когда он ушел далеко от Хилтунена. Старик явно разговаривал с самим собой.

Кратчайший путь к пляжу вел мимо домов-башен. Но попытаться миновать это место пешком мог только тот, кто не дорожил своей жизнью.

Томи задумался.

«Неужто я трус? Никак не могу отделаться от мысли, что не справлюсь с ребятами из домов-башен. А ведь они не страшнее, чем все другие. За исключением Яксю — он среди них самый старший. Его настоящее имя Хейкки Аксели, и обычно его называют Аксу, но все, кто близко знаком с ним, зовут его за глаза Яксю.[4] Сказать ему это в глаза никто не смеет. Хотя, наверное, как его ни назови, все равно он набросится на тебя. А прочие мальчишки из домов-башен сплошь щенки. Храбрые только в ватаге и когда противник явно трусит. Я никогда от них не бегал, — оправдывался перед собой Томи. — И не боюсь их. Но они придерутся к чему-нибудь и не дадут проходу».

В школе мальчишки из домов-башен нападали сзади, дрались или, вырвав у кого-нибудь шапку, втаптывали ее в грязь. Это их забавляло. И это сходило им с рук. Учились они неплохо, и в школе их считали лучшими и во всех иных отношениях. Если набедокурит кто-нибудь из ребят с Окраины, его назовут скверным, злонравным мальчишкой. Ну, а если натворят что-либо ребята из домов-башен, скажут, что это бьет в них через край молодой задор, озорство. Томи однажды подсчитал с ребятами, какая разница между злонравием и озорством. Граница проходила где-то около 7, 5 балла.[5] Выше этой отметки были шалость и озорство, ниже — скверность и злонравие.

Была тут и еще одна закавыка. Если ты не удовлетворишься тем, что пропашешь носом землю на школьном дворе или лишишься шапки и дашь сдачи мальчишке из дома-башни, тебе придется в наказание стоять перед классом. Этому же наказанию тебя могут подвергнуть и за то, что ты свалишься под ноги тому, кто подставил тебе подножку, если только учитель случайно не увидит истинного виновника.

Старая пословица «Двое дерутся — оба виноваты» в школе означает лишь то, что если один получает по физиономии, то наказывают обоих. Это упрощает разбирательство.

Томи выбрал тропинку через рощу. Этот путь был тоже небезопасен: мальчишки из домов-башен могли прятаться в глубоких ямах, которых в роще полно, и он мог столкнуться с ними нос к носу. На тропе, в тех местах, где она была покрыта мельчайшим, как пыль, песком или синеватой глиной, виднелись следы велосипедных шин. Значит, вся их компания была сейчас там, в лесу.

Но так или иначе искупаться было необходимо. И именно в заливе Тиитинен. Если повезет, можно поймать щуку, и не одну. В такую жару они совсем одурелые. Знай себе спят и подпускают достаточно близко, если двигаться осторожно.

Он добрался до пологого взгорка в лесу, прежде чем увидел велосипеды. Они лежали в одном месте у поворота тропы по обеим ее сторонам. Новенькие велосипеды — спортивные сиденья, широкие рули. Кому они принадлежат — в этом можно было не сомневаться. Томи снял удилище с плеча и взял в руку: будет легче бежать, держа его на весу. Не стоит связываться с Яксю, если без этого можно обойтись.

На мгновение Томи представил себе, что если Яксю бросится на него, он накинет ему на шею петлю для ловли щук и повесит его на дереве. Но тут он завидел мальчишек из домов-башен, и его фантазиям пришел конец.

И они заметили его. Однако никто к нему не двинулся. Сейчас их интересовало что-то другое, а не какой-то мальчишка с Окраины. Томи остановился.

Ребята стояли полукругом у края неглубокой впадины, поросшей молодыми деревьями, и пристально смотрели в самую гущу кустарника, где среди ив и можжевельника лежало несколько довольно больших камней.

Что они там увидели?

Любопытство взяло верх над осторожностью, и Томи подошел поближе. Самыми противными типами в компании Яксю были Копонен и Сойккели.

— Подойди-ка сюда! — крикнул Сойккели. — Мы ничего тебе не сделаем.

Копонен взмахнул рукой.

Томи уже приготовился увернуться, но камней в его сторону не полетело. В кустарнике что-то зашуршало.

«Умнее всего прямо сейчас направиться к берегу», — сказал себе Томи. Еще немного — и они затеют драку. И уж конечно, сломают ему удилище. Они не умели ловить щук. Им не хватало терпения двигаться бесшумно. Зато завидовать они умели. И делали все, чтобы испортить человеку рыбалку.

С другой стороны, испариться уже невозможно. У них велосипеды. И разумеется, они настигнут его, если погонятся за ним.

Томи двинулся к ребятам.

Копонен снова взмахнул рукой. В кустарнике, шурша, упал камень. Оттуда послышалось рычание.

И в это мгновение Томи увидел: в зарослях ивняка и можжевельника лежала большая овчарка. Она лежала распластавшись, словно пыталась как можно глубже вжаться в землю. Когда она рычала, обнажались ее белые клыки.

— Кончайте бросаться в собаку камнями! Что плохого она вам сделала?

Вся компания из домов-башен разом повернулась к Томи.

— А что, это твоя собака? — спросил Копонен.

— Ну и не твоя!

— Тебя это абсолютно не касается, — сказал Копонен.

Томи взглянул на Яксю. Хотя шумели другие, Яксю был опаснее всех.

— Подпустите этого босяка с Окраины к шавке, — сказал кто-то.

— Никому к ней не подойти! — отозвался Яксю. — Попробуй сам!

Томи подумал, что он ослышался. Неужели Яксю стал на его сторону?

— А вот возьму и попробую, — сказал первый мальчишка, тот, что заспорил с Яксю. Похоже, это Хуотари. Он был ниже Яксю ростом, но крепкого сложения и играл в хоккей с шайбой в команде юниоров. Он не боялся даже Яксю. — Ты думаешь, никто не посмеет подойти к ней потому, что сам боишься ее.

Яксю двинулся к Хуотари.

— Ну-ка, повтори, что ты сказал.

— Ты уже слышал. И мы все только что видели, как ты побежал от нее, когда она зарычала.

Яксю был приперт к стене. К своему удивлению, Томи обнаружил, что ему жалко его.

А Яксю уже не мог идти на попятный. Он повернулся и двинулся к собаке.

Собака, до этого лежавшая спокойно, положив морду на лапы, оскалила зубы. Яксю замедлил шаг.

— Ну-ну-ну… Ты послушный песик. Ведь ты и вправду послушный песик, а?

Собака вскочила. Яксю остановился.

— Он и в прошлый раз осмелился дойти только досюда, — сказал Хуотари громко, так, чтобы все слышали.

Яксю слегка нагнулся и вытянул руку вперед.

— Ведь ты хороший песик, хороший, — повторял он.

Собака стояла, застыв на месте. Она больше не рычала, не скалила зубы.

— Ведь мы с тобой друзья, — уговаривал ее Яксю. — Ты такой послушный песик.

Он протянул руку к собаке.

И в тот же момент собака с раскрытой пастью бросилась к Яксю. Тот мгновенно отдернул руку и дал тягу.

Собака кинулась было за Яксю, но вдруг резко дернулась и кубарем полетела в вересняк. За это время Томи успел заметить и причину рывка: собака зацепилась цепью за кусты.

— Проклятая псина! Она укусила меня! — Яксю показал окровавленную руку. — Вот возьму дома дедушкин дробовик да всажу в нее заряд, — добавил он злобно.

— Лучше закидаем ее камнями, — предложил Копонен.

— Это дело не хитрое — собака-то беззащитная… — сказал Томи и, не договорив последнего слова, понял, что сплоховал — они сперва разделаются с ним, а потом с собакой. Ну, да будь что будет. — Никто из вас не стоял бы здесь, если б собака была не на привязи.

— А ты бы стоял?

— Я не стану вместе с вами бросаться камнями.

Вся компания сгрудилась вокруг Яксю. Его рука, начиная от большого пальца, была разодрана с обеих сторон. Но рана была неглубокая, хотя из нее и сочилась кровь. Ведь Яксю все же успел в последний момент отдернуть руку.

— Тебе сейчас же надо в больницу, — сказал Хуотари. — Делать уколы против бешенства. Укус может быть опасным.

— Пойду, пойду. Только прежде ты получишь от меня по уху.

Хуотари не успел увернуться. Кулаком здоровой руки Яксю ударил его. Из губы Хуотари потекла кровь.

Яксю не стал дожидаться, как отреагирует Хуотари на удар, и поспешно зашагал к домам-башням. Его компания следовала за ним по пятам. Не поворачивая головы, он крикнул:

— Хуотари еще получит от меня! А эту собаку я прибью, как только выйду из больницы.

— Ты не вернешься оттуда! — заорал Хуотари. — Эта собака бешеная.

Откуда он знает? Он прокричал это просто так, чтобы побесить Яксю, когда заметил, что тот нервничает.

«И Яксю тоже такой, как все, — подумал про себя Томи. — Если что случится — заревет, как девчонка. Вот и сейчас он так разнервничался, что и про велосипед забыл».

— Я знаю, что делать, — сказал Ярвинен. — Скажем моему старику, и он сразу пристрелит ее. Он ненавидит бродячих собак.

— А он сейчас дома? — спросил Хуотари.

— Он в гараже, ремонтирует машину.

Ребята вскочили на велосипеды и уехали.

Томи охватила тревога за собаку. Эти ребята из домов-башен способны на что угодно. Они расскажут, что собака укусила Яксю. Но промолчат о том, что сперва сами забросали ее камнями.

Томи поглядел на кустарник. Овчарка снова улеглась на землю. Вид у нее был усталый и жалкий. Понимает ли она, что ее ждет? Говорят, собаки могут предчувствовать события.

На опушке рощи последние мальчишки на велосипедах выезжали с тропы на дорогу. Скоро они будут у гаража.

Томи оставил удилище в стланике и направился к собаке. Его взгляд был прикован к камню, возле которого Яксю остановился и протянул руку к собаке. До камня собака не достанет. Но на расстоянии вытянутой руки от него начиналась опасная зона, где собака могла укусить.

Овчарка, положив морду на лапы, глядела, как он приближается. Подвижными были только ее глаза. Когда Томи остановился, поднялась и собака.

«Если она рывком оторвется от куста, я и моргнуть не успею, как она повиснет у меня на горле, — подумал Томи. — Эх, если б я не взобрался на тропу, я бы уже купался и ничего не знал, не ведал».

А теперь-то он знал еще и то, что человек, собирающийся убить собаку, быть может, идет из гаража в дом за оружием. А может, ружье в гараже…

Эта мысль словно подтолкнула Томи вперед.

Собака смотрела на него, склонив голову набок и слегка повиливая хвостом.

— Они убьют тебя, если я не наберусь храбрости помешать этому, — сказал Томи. — Обещаешь, что не станешь кусаться, если я освобожу тебя, а?

Как раз здесь остановился и Яксю.

Томи шагнул вперед. Он знал, что у него не хватит духу двинуться дальше, если он тоже остановится на этом самом месте.

Цепь была прикреплена к ошейнику простым замком-карабином. Стоит лишь нажать на язычок, и цепь соскочит. Томи ощутил какой-то странный зуд в запястье, когда протянул руку к челюстям собаки. Кисть была бы напрочь отхвачена, если бы эти челюсти сомкнулись на ней.

Его руки чуть-чуть дрожали, когда он одной рукой взялся за карабин, а другой отжал язычок. Он ощущал на своем виске дыхание собаки. Его щека была совсем рядом с ее шерстистой мордой.

Наконец замок был открыт.

— Теперь ты свободна. Ступай.

Томи толкнул собаку в шею. Она не шелохнулась. В ее глазах было какое-то странное выражение.

— Ну иди же, — сказал Томи. Он больше ни капельки не боялся.

Собака была больше, чем казалась, когда лежала на земле. Лапы как у льва, грудь широкая. Огромная, сильная овчарка.

Откуда же она сбежала? Ее грудь и живот были мокрые, как будто она где-то искупалась.

«Наверное, в море», — подумал Томи, ничего другого не пришло ему в голову. Только в море могла искупаться в нынешнюю сушь такая большая собака. Либо в водоотводной канаве Тиитинен.

Томи нагнулся, чтобы осмотреть собаку.

Шерсть у нее на шее была в крови! Откуда?

В этот момент до него донеслись крики мальчишек из домов-башен. Они не торопясь поднимались на велосипедах друг за другом по тропе к роще. Тот, что ехал первым, крикнул:

— Сюда!

Томи схватил собаку за ошейник:

— Идем отсюда, да поживее.

Собака тотчас двинулась за ним. Словно почувствовав опасность, она шла пригнувшись. Томи убегал от мальчишек к лесной опушке, где начинался домовый участок его семьи.

Кусты и деревья мешали мальчишкам проследить, куда они скрылись.

Собака бежала рядом с Томи по правую руку, ее голова была вровень с его плечом.

К счастью, на краю леса рос густой молодой подлесок.

Томи увидел первых велосипедистов на бугре, когда он и собака были еще в роще, но мальчишки не додумались посмотреть в их сторону — они искали собаку во впадине. Однако к тому времени Томи со своей новой знакомой уже укрылись в подлеске.

На улице, проходившей через их домовый участок, виднелись люди. Выйдя к началу улицы, Томи перешел с бега на шаг. Собака последовала его примеру. Они прошли мимо цементовоза. Его разгружали перед гаражом одного дома, где деревянные рамы и готовая железная конструкция ждали цементной массы. Люди подвозили ее на тачках. Рабочие с лопатами дожидались тачечников. Стоявший ближе всех к дороге рабочий, глядя на проходивших мимо мальчика и собаку, сказал своим товарищам:

— Ну и хороша же у мальца немецкая овчарка!

— Не собака, а волк, — отозвался другой.

Томи провел рукой по ушам и затылку собаки. Она вопросительно взглянула на него. Пасть ее была раскрыта, язык свешивался наружу.

Томи не сбавлял ходу.

— Идем дальше, дальше, — сказал он собаке. — Нечего меня разглядывать, на мне узоров нет… Если это зависит от меня, мы станем друзьями.

Томи понимал, что им надо спешить. Мальчишки из домов-башен прочешут всю впадину и часть леса. Они найдут его удилище для ловли щук и смекнут, в чем дело.

— Мы забыли удилище, и это, слышь, была моя ошибка, — сказал Томи собаке. — И я буду виноват, если что случится. Но сейчас — сворачиваем к нам.

Собака взглянула на него. Она, казалось, понимала все, что он говорит. Томи знал, что и вид у него напряженный и встревоженный. Они повернули влево, к Купальничной дороге.

— Теперь снова бегом!

Купальничная дорога была уже всех дорог, ведущих к морю, и травянистее. Она почти сплошь поросла одуванчиками и клевером и была такой узкой, что автомобиль едва мог проехать по ней. Местами дорога шла словно через девственный тропический лес, с обеих сторон над ней смыкались кронами растущие в садах, за заборами, черемуха и рябина, липы и клены.

Томи прикинул в уме свои возможности.

Промышленный район надо обогнуть. По другую сторону асфальтового шоссе начинались заросли ивняка на болоте Хепосуо. Только бы добраться до этих зарослей, и тогда мальчишкам из домов-башен не так-то легко будет их найти.

Болото Хепосуо представляло собой поросший ивами заливной луг, поделенный на участки. По нему они доберутся до водоотводной канавы Тиитинен, которая, извиваясь, впадала в морской залив. В ее устье водилось особенно много щук. И во время нереста они поднимались далеко вверх по канаве.

По обеим берегам канавы Тиитинен рос кустарник, в нем легко можно было укрыться. А по идущей вдоль нее тропе можно было совсем близко подобраться к дому.

Но мальчишки из домов-башен все равно успели бы к канаве раньше их.

Вот это-то и тревожило Томи.

«Где бы мне с собакой укрыться, — напряженно думал он. — Если б я опередил их, можно было бы попросить бабушку Сааринен взять на время собаку к себе».

Он прибавил шагу.

— Успеем мы или не успеем — зависит от меня, а не от собаки, — пробормотал он про себя. — Будь у меня велосипед — мы бы успели.

Но обе шины его велосипеда были проколоты, и он до сих пор не удосужился починить их. Чуточку не без умысла. Если велосипед превратится в старую рухлядь, можно потребовать от отца новый. Этот не особенно честный трюк сейчас обернулся против него самого. Разумеется, теперь вместе с ним пострадает и собака.

Они подошли к Фабричной улице. Дорожка для прогулки тут поворачивала и вела вдоль улицы к фабрике. Здесь им надо было пересечь дорогу.

— Теперь пойдем пригнувшись, а потом — мигом через дорогу, — сказал Томи собаке.

Если им не повезет, отец какого-нибудь мальчишки из дома-башни, проезжая после работы на автомобиле по Фабричной улице, сейчас же, как приедет на стоянку, расскажет всем, что видел мальчика с собакой. Разумеется, все подумают про них и не удивятся, почему один из соседей ходит с ружьем.

Собака снова инстинктивно уловила, с какой осторожностью Томи двинулся дальше. Дорога и дорожка для прогулок были разделены декоративным кустарником. Под его прикрытием они шли, пригнувшись, по обочине дороги.

Томи поглядел вдоль дороги — не видать ли на ней автомобилей.

— Ну!

Собака вместе с ним перескочила через дорогу. И тотчас укрылась под сенью декоративного кустарника на другой стороне.

Собака начала успокаиваться. Томи крепко обнял ее за шею, и так они сидели под кустом, притаясь, сдерживая дыхание. Казалось, Томи оперся о мощный кряж или крепкий кнехт, к которым в гаванях привязывают тросом корабли. Такой уверенной в себе и спокойной казалась собака.

Она повернула голову и лизнула Томи в висок.

Томи вытер висок рукой, и ему даже стало чуть-чуть стыдно: а вдруг собака обидится.

— Ну ладно, пошли!

«Если настоящий владелец собаки не объявится, я ни за что никому не отдам ее, — думал Томи. — Буду драться с кем угодно. Или убегу вместе с ней».

Он был готов бежать хоть сейчас, но понимал: это неразумно. Если их разыщут, им несдобровать. Теперь, когда мальчишки из домов-башен растрезвонили повсюду, что собака укусила Яксю, кто угодно мог убить ее на улице. Ведь все уверены, что она опасна. Но если где-нибудь спрятать ее на пару дней, шум вокруг нее поутихнет.

Стояла такая сушь, что даже с заливных лугов болота Хепосуо поднималась пыль. Выжженная солнцем красно-бурая, растущая высокими пучками трава скрывала беглецов, когда они бежали к ивняку, росшему вдоль канавы Тиитинен. Томи нет-нет да поглядывал на развалины старого кирпичного завода впереди слева. Оттуда их могли бы заметить.

Однако ликующих возгласов мальчишек из домов-башен не было слышно.

Наконец они добрались до тропы, шедшей вдоль канавы, и Томи немного сбавил шаг: у него спирало дыхание, пот заливал глаза. Да и не нужно было бежать так быстро по узкой тропе, натыкаясь на кусты. Это могло их выдать, если бы мальчишки из домов-башен успели добраться до дамбы между канавой и Окраиной. От развалин кирпичного завода в сторону канавы тянулась длинная песчаная гряда. Длиной она была если не с километр, то, уж во всяком случае, не меньше пятисот метров. Ближе к морю канава шла вдоль склона гряды, и вода подмыла склон так, что берег, усеянный множеством ласточкиных гнезд, стал совсем отвесным.

Томи тронул собаку рукой.

— А теперь попробуй идти по моим следам. — Он показал жестом. — Понятно?

Собака глядела на него, склонив голову набок.

Томи пустился в путь. Собака выждала, пока он уйдет немного вперед, затем двинулась за ним вслед. Казалось, она понимает человеческую речь. В ее глазах было такое выражение, что Томи не особенно удивился бы, даже если бы она заговорила.

Чья же это собака? Томи был уверен, что никогда не видел ее раньше. Возможно, она была совсем с другого конца города.

Но что с ней произошло?

Томи старался идти как можно быстрее: он боялся за собаку. Они шли так долго, что мальчишки из домов-башен уже наверняка подстерегали их. Головы у них тоже варят. Они не увидели их на прогулочной тропе и потому теперь, конечно, станут прикидывать, каким путем можно добраться до Окраины, и скоро смекнут, что именно этим самым.

Некоторое время можно было прятаться в ивняке на берегу канавы, но в конце концов ребята, действуя сообща, найдут их. И уведут собаку.

Он испытывал к ним острую ненависть. Говорят, что ненависть — нехорошее чувство, но если уж ненавидишь, ненавидь изо всех сил. Лучше уж признаться себе в этой ненависти, чем врать и притворяться перед самим собой.

И среди взрослых немало таких, кто лжет.

Промежуток между канавой и песчаной грядой начал сужаться. Здесь, почти до берегового обрыва, росли ивы, ольха и рябина, а еще выше — кусты можжевельника.

И тут следовало бы подняться наверх. Но прежде необходимо разведать обстановку.

Томи остановился. Собака тоже.

— Слушай, ты должна притаиться тут, в ивняке, и дожидаться меня, — сказал Томи собаке.

Для пущей убедительности он похлопал рукой по редкой скудной траве на песчаной, вперемешку с глиной почве в тени куста. Собака легла под ним.

Томи почувствовал, как к горлу его подкатывает комок, и сглотнул. Именно о такой собаке он мечтал всю жизнь. Но удастся ли ему спасти ее?

Он поймал себя на мысли, до сих пор таившейся где-то в глубине сознания, но теперь всплывшей наружу: если ему удастся спасти собаку, владелец наверняка позволит ему навещать ее. Они бы тесно подружились. При случае он мог бы брать собаку на время к себе. Тогда бы они гуляли вдвоем. Собака стоила больших денег и, по-видимому, принадлежала людям, которые много путешествовали.

Томи порывисто повернулся и рукой, вымазанной в синей глине, потрепал собаку по загривку. Затем полез наверх по откосу.

Взглянув из-за куста на ту сторону песчаной гряды, в направлении своего дома, он убедился, что действовал правильно. Мальчишки из домов-башен двигались по его улице. Некоторые даже смотрели сюда — на песчаную гряду, где он притаился. Они, безусловно, сразу заметят его, если он вдруг выскочит из-за гребня.

С ними был и человек с ружьем.

По спине Томи пробежал холодок. Никогда прежде за ним не охотились на такой манер. Это было совсем не так, как в играх.

Мальчишки из домов-башен были на велосипедах. Они разъезжали взад и вперед, заглядывали во все дворы, расспрашивали людей.

Жители Окраины собирались на перекрестке, на углу кооператива. В основном древние старики и старухи, любители почесать языком. Даже продавцы выскочили из магазина посмотреть, что происходит.

Томи быстро оглянулся назад.

Он испугался: а вдруг собаке наскучило лежать на одном месте и она, поднявшись, появилась на гребне? Нет, собаки не видно, не слышно.

В толпе был и Паршивец Хилтунен — уж это непременно. Вот он махнул рукой по направлению его, Томи, дома. Видно, объяснял мальчишкам из домов-башен, где живет Томи. Настоящий паршивец, болтун. Предатель.

Они подъехали к воротам дома Томи. Человек с ружьем тоже подошел. Снял ружье с плеча, взял его наперевес. Чуть пригнувшись и прижимаясь к стене дома, он вошел во двор. Но увидев, что во дворе никого нет, сразу расслабился. Несколько мальчишек из домов-башен принялись обследовать кусты. Мужчина сказал им что-то, и они остановились.

И тут Томи осенило, где ему спрятать собаку.

Он чуть не рассмеялся, когда ему в голову пришла эта мысль.

Эти людишки ни в жизнь не найдут ее там. Теперь они с глупым и беспомощным видом, размахивая руками, что-то втолковывали друг другу…

Однако Томи не мог недооценивать противника. Среди тех ребят, конечно, были и смышленые. Если бы он жил в доме-башне и принадлежал к их компании, он непременно сдружился бы с некоторыми из них.

Как раз сейчас они строили догадки, каким путем он ушел вместе с собакой. Некоторые из них уже с интересом начали поглядывать на песчаную гряду. Сюда они и придут.

Надо было срочно принимать решение. Томи так и подмывало побыстрей спуститься вниз за собакой. Но он заставил себя остаться на месте. Лучше потерять несколько десятков секунд, чем подняться вслепую к песчаной гряде и попасть прямо в руки недругов.

А те, видимо, уже выработали план и побежали к своим велосипедам. Мужчина медленно двинулся к воротам.

Вот теперь Томи по-настоящему испугался: на лбу выступил пот, по спине пробегала холодная дрожь. Так случалось иногда зимою, когда у него начинался грипп.

Мужчина посмотрел было в другую сторону, но в конце концов все же повернул туда, куда укатили мальчишки на велосипедах, к кооперативу. Стоявшие на углу люди указали ему путь прямо вверх, к песчаной гряде.

Томи начал торопливо протискиваться через кустарник.

Он свистнул и тихо сказал:

— Ко мне!

Кусты так и закачались, когда собака стремительно, словно выпущенная из катапульты, взобралась к нему наверх. Она была похожа скорее на волка, чем на собаку.

Неуверенность, на минуту овладевшая было Томи, испарилась, когда собака ткнулась ему мордой под мышку. Мальчишки на велосипедах были еще далеко, у развалин кирпичного завода, а человек с ружьем и вовсе только в переулке. Так что другой дорогой Томи, безусловно, успеет вместе с собакой дойти до укрытия.

Обращенный к городу скат гряды был в этом месте травянистее, чем тот, что спускался к канаве. Но здесь не было ни кустов, ни ольшаника. Там, где заброшенные луговые участки за Окраиной начинали взбираться на невысокий холм, деревья совсем кончились. Томи взял собаку за ошейник и побежал с нею прямо вниз по склону, поросшему подмаренником и пижмой.

Он в несколько отчаянных прыжков преодолел последние метры крутого склона, таща за собой упирающуюся всеми четырьмя лапами собаку. Они грузно бухнулись в высокую сухую траву.

Чуть приподнявшись на корточки, Томи увидел человека с ружьем в каких-нибудь двухстах метрах от себя, на тропе, поднимающейся от переулка. К счастью, мужчина глядел в сторону развалин кирпичного завода и, стараясь не упустить из виду велосипедистов, не заметил поднявшееся с песчаной гряды облако пыли.

Томи хотел возвратиться наверх и замести, хотя бы можжевеловой веткой, следы их броска вниз по склону. Но на это не было времени, да к тому же, пожалуй, эти следы вообще нельзя было уничтожить.

— Пошли дальше! — сказал Томи собаке. — Пригнись!

Здесь, внизу, от человека с ружьем их скрывала высокая трава и мелкая, лишь местами заполненная водой, луговая канава. В ней росли сорняки и валялся разный хлам. Старые велосипедные колеса. Истлевшие башмаки. Разбитые красные цветочные горшки… Обычно Томи издали обходил эту канаву, но теперь он был доволен: она служила укрытием. Помимо того, их следы совершенно терялись в сухой траве, зарослях крапивы и грудах хлама.

В тех местах, где земельные наделы заканчивались старыми хозяйственными постройками и дворовыми заборами вокруг первых домов Окраины, рос ивняк. Здесь Томи замедлил бег.

Он чувствовал морду собаки у себя за спиной. Животное следовало точно по его пятам. Остановившись, Томи скомандовал ему лечь.

Человек с ружьем тащился по тропе, поднимающейся к кирпичному заводу. Первые велосипедисты катились ему навстречу. Томи услышал возгласы ребят:

— Их нет в развалинах!

— Их следы ведут вдоль канавы!

— Они знают, где мы, — сказал Томи собаке. — Только ведь ты, бедняжка, этого не понимаешь. Пошли!

Они поднялись из канавы и под прикрытием кустов проскользнули возле забора ближайшего дома. Минуту спустя они уже шли рядышком по улице Окраины. Томи так и подмывало броситься бегом, но тогда они привлекли бы к себе внимание людей на углу кооператива.

Теперь они шли поперечной улицей, и Томи смотрел на песчаную гряду. Больше всего его интересовал человек с дробовиком.

Нужно было миновать всего лишь два дома, но времени не оставалось совсем. Мальчишки из домов-башен успели проследить путь Томи и собаки по песчаной гряде и, конечно, сообразили, куда ведут их следы.

— Они должны быть теперь там, внизу! — крикнул кто-то из мальчишек.

Томи и собаке оставалось одно — бежать что есть сил.

На бегу Томи не упускал из виду угол кооператива.

Из толпящихся там людей еще никто не взглянул в их сторону. Все следили за тем, что делалось на песчаной гряде.

И вот, когда Томи с собакой достигли своих ворот и завернули во двор, мимо них на дребезжащем велосипеде проехала Марке Сааринен, мать Сату. Она с любопытством взглянула на большую собаку и даже что-то сказала про нее, только Томи не расслышал.

Марке также завернула к ним во двор.

Томи заколебался. Видимо, следовало предупредить Марке, чтобы она держала язык за зубами.

Крики мальчишек из домов-башен решили дело. Их голоса слышались совсем близко, всего за несколько домов, так что Томи схватил собаку за ошейник и побежал к асфальтовой площадке перед гаражом. Ему некогда было объяснять что-либо Марке.

Он мгновенно распахнул дверь.

Собака секунду помедлила, затем последовала за Томи в полутемный гараж. Томи подбежал прямо к левому углу задней стены и отодвинул в сторону прислоненное к ней автомобильное колесо. Теперь оставалось только отдернуть заднюю доску в стене. За ней открывался тайник. Он заглянул в отверстие и похлопал по старому тряпичному кухонному коврику, лежавшему на земле.

— Жди здесь! — тихо сказал он.

Собака улеглась на коврик. Ее морда и умилительно смотрящие глаза — последнее, что Томи увидел во мраке тайника, прежде чем плотно задвинул на место доску и припер ее автомобильным колесом.

Теперь вон отсюда, да поживее.

Томи запер дверь гаража и успел заскочить за дом, прежде чем от ворот до него донеслись голоса ребят. Он осторожно, крадучись, прошел последние метры, обогнул угол двора и поднялся на крыльцо. Усевшись на верхней ступеньке, он как ни в чем не бывало стал дожидаться мальчишек из домов-башен.

— Они наверняка где-то здесь, — раздался голос Копонена.

Вот из-за угла показался Сойккели. Увидев Томи, он остановился.

— Эй, они здесь!

Мальчишки гурьбой повалили во двор. Человек с дробовиком, пыхтя, тоже вошел следом за ними. Он осматривал кусты, держа ружье наготове.

— Где эта собака?

— Какая собака?

Мужчина опустил ружье и повернулся к Томи.

— На песчаной гряде местах в пяти ясно видны рядом твои и собачьи следы, — сказал Копонен, стоявший рядом с мужчиной.

— Ну и что же? — спросил Томи.

— Я не из тех, кто способен подолгу любоваться на злых бродячих собак, — сказал мужчина и потряс ружьем. — Она укусила мальчика из нашего дома.

Томи промолчал.

Человек с ружьем повернулся к калитке. Там теснились местные жители, те, что ротозейничали на углу кооператива.

— Если только я увижу этого пса, я уложу его на месте, — сказал мужчина.

— Таких надо убивать, — добавил Паршивец Хилтунен. — Где она сейчас?

Человек с ружьем снова внимательно посмотрел на Томи.

— Куда ты ее спрятал? Лучше скажи сразу, не то худо будет.

— Вздуть бы его, — сказал Паршивец Хилтунен, стоявший у ворот. — Совсем взрослый мальчишка, а порядка не знает.

Томи встал:

— Плевал я на вас, на всю вашу шайку-лейку.

Человек с ружьем сощурил глаза.

— А ведь мы можем и поучить, как подобает вести себя. Но прежде разберемся с собакой. Ты думаешь, мы не найдем ее?

— Ищите, если хотите.

— А если она у него в доме? — сказал Копонен.

Мужчина, поколебавшись, сказал:

— Опасную собаку можно достать и оттуда.

— Ее нет в доме, — сказал Сойкелли. — Я сунул резиновую жвачку в дверную щель, когда мы сюда наведывались.

У Сойккели была голова на плечах. Правда, жвачка могла остаться на двери, если даже дверь открывали. Краешком глаза Томи заметил, что жевательная резинка еле-еле держится на дверной раме.

Герой с дробовиком тоже увидел жвачку.

— Собака где-то здесь, во дворе, — сказал он. — Нужно найти ее.

Мальчишки из домов-башен рассыпались по всему двору. Одни обследовали кусты, другие кружили вокруг дома. Человек с ружьем снова подошел к гаражу.

Томи разбирал смех. «Ты и не догадываешься, дядёк, как близко от тебя то, что ты ищешь».

Лишь бы собака не зарычала или, того хуже, не залаяла!

Страх приковал Томи к месту. Как он не подумал об этом? Собаке стоило подать голос, чтобы выдать себя.

После нескольких минут поисков человек с ружьем подошел к Томи, стоявшему посреди двора.

— Чего мы торгуемся на глазах у всех? Давай-ка договоримся. Я уплачу тебе за собаку пятьдесят марок. — Герой с дробовиком нагнулся еще ближе к Томи. — Может, и от отца Яксю ты получишь пятьдесят марок, если я приведу к нему собаку. Полагаю, он выбьет дурь из этой шавки, прежде чем я пристрелю ее.

Томи не сомневался в этом. Ребята в школе говорили, что Яксю стал тем, чем был, благодаря отцу, его побоям. Яксю определенно не знал иного обращения с людьми, кроме ругани и драки. По таким правилам они жили.

— Спрашиваю в последний раз, где собака? — Голос мужчины был уже другим.

Кто-то появился на соседнем дворе.

Томи вздрогнул: это была Марке. Она вышла снять с веревки белье — черные тучи вдруг заволокли все небо.

Человек с дробовиком обратился к Марке:

— Вы, сударыня, случайно не знаете, где прячется овчарка?

Марке посмотрела на него, потом на Томи.

— Какая овчарка? — медленно спросила она.

Томи перевел дух. Ему следовало бы знать, что Марке прекрасно понимает, что к чему. И она не из тех, кто любит зря чесать языком.

— Стало быть, вы не видели, как этот мальчишка вошел во двор с собакой?

— Томи я видела. Но у него нет никакой собаки. И никогда не было.

Мужчина стоял в нерешительности.

В этот момент из дому вышла бабушка Сааринен помочь невестке снять белье. А может быть, и специально, заметив в соседнем дворе человека с дробовиком и ребят из домов-башен.

— Кто вы такой и по какому праву шастаете с ружьем по чужим дворам? С какой стати эти хулиганы вытаптывают цветы и лужайки? Вот возьму и позвоню в полицию, — протараторила бабушка.

Мужчина посерьезнел.

— Мы уйдем, уйдем, — сказал он. — Мы разыскиваем опасную собаку, которая укусила ребенка. Но кажется, здесь ее действительно нет.

Бабушка с удивлением смотрела на ружье.

— Как можно палить из ружья где попало? Мне кажется, для этого существуют определенные правила.

В эту минуту прогремел гром.

Грохотать начало так, как будто включили гигантский телевизор. Дождь хлынул в каком-нибудь полукилометре от Окраины.

— Скорее собрать белье… — встревожилась бабушка и принялась сдергивать сухое белье с веревки.

Человек с дробовиком махнул рукой мальчишкам из домов-башен.

— Надо спешить, а то промокнем!

Томи подошел к воротам посмотреть, как они бегут. Первые капли дождя уже упали на его лицо, молния, сверкнувшая совсем близко, ярко осветила все вокруг.

— Эй, Томи! — крикнула Марке со двора Саариненов. Она стояла у забора с охапкой собранного белья.

— Что?

— Выводи собаку и иди вместе с нею к нам! Так будет лучше, а то вдруг гроза зарядит на весь вечер.

По голосу бабушки Сааринен Томи понял, что она недовольна.

— Ты подумал о том, сколько она съедает за день?

Томи не торопился с ответом. Он и сам прекрасно видел, как быстро целая порция картошки и котлет поглощается собакой. Она ела в прихожей Саариненов из большой старой тарелки, куда Марке положила для нее еду.

Наружная дверь была открыта, и сидевшие в доме Марке, бабушка и Томи могли видеть не только, как ест собака, но и наблюдать, как далеко над морем тянутся, уходя, грозовые облака.

— Вот уж не знаю, согласится ли твоя мать оставить ее у себя, — произнесла бабушка. — С собакой возни что с маленьким ребенком.

Томи уже и сам думал об этом. В глубине его души теплилась надежда, что ему все-таки разрешат оставить собаку. Но вслед за этой надеждой гнались сомнения, словно стая рыб за блесной. Что скажут ему дома! Ведь на собак такой налог! Пусть лучше объявится ее настоящий хозяин…

— Мы тоже завели как-то собаку, когда Пааво очень уж захотелось, — бубнила бабушка Сааринен. — Он, мол, сам будет заботиться о ней, и я, дура, поверила. Но от него было мало проку даже тогда. Мне пришлось самой выбегать с собакой утром и вечером, и я продала ее, когда мне это опостылело.

Собака вылизала глубокую тарелку, потом чуть приподняла голову и посмотрела на женщин. Она явно просила добавки.

Марке убрала тарелку из-под носа собаки. Она нисколько не боялась ее после того, как вместе с Томи обмыла ей две кровоточащие раны, и собака не противилась, хотя ей, конечно, было больно.

— Ну, Томи-то, уж наверное, будет заботиться о ней, если она ему достанется, — сказала Марке.

— Пообещать-то он пообещает, — проворчала бабушка. — Даст честное слово мужчины. А потом не сдержит его.

Бабушке не повезло с мужчинами. Папаша Сааринен пил всю свою жизнь и умер от запоя. Из Пааво тоже не вышло ничего путного.

Томи осторожно двинулся к двери.

— Мы с собакой пойдем немножко погуляем. Дождь, кажется, совсем перестал. Спасибо, что накормили собаку.

— Не стоит благодарности, — сказала Марке. — Что ты скажешь насчет того, чтобы остаться у нас на ночь, если мы с бабушкой пойдем в летний театр?

— Это в такой-то дождь? — удивилась бабушка. — Да еще неизвестно, достанем ли билеты.

Она делала вид, будто недовольна, но была определенно рада, что невестка хочет пойти с ней куда-то. Жизнь бабушки Сааринен была не очень разнообразной.

Томи кивнул в знак согласия.

— Идите, идите. Уж конечно, я могу побыть у вас.

Томи засмеялся про себя: его голос звучал так, словно он, Томи, собирался преподнести им большой подарок. Все эти проявления благодарности были сплошным притворством. На деле он уже заранее знал, что Марке приготовит для них с Сату что-нибудь вкусное на ужин, да еще заплатит ему пять марок за то, что присмотрел за домом.

Тут проснулась Сату. Она чуть вздремнула перед грозой. Хорошо еще, что не проспала дольше, иначе бы она не угомонилась всю ночь.

— Мы должны успеть на автобус в шесть десять, — сказала Марке.

— Мы придем к шести, — сказал Томи и вышел с собакой из дому.

Уже на крыльце Томи почуял запахи только что прошедшего дождя. В воздухе посвежело. Не было того ощущения удушья, как в середине дня.

Собака остановилась перед крыльцом и подняла морду.

— Что, старик, и тебе ударил в нос запах клевера? — проговорил Томи.

Запах зеленой листвы был такой сильный, что казалось, закрой руками глаза — и ты ощутишь его на ощупь. Дождь шел так долго, что вода стояла, не впитываясь в землю, даже на сухих возвышенных местах.

Томи обнял собаку за шею. Она вопросительно взглянула на него, кончик ее черного носа вздрагивал совсем близко от его лица.

— Сперва пойдем за банкой, — сказал Томи собаке. — Потом посмотрим, не вырос ли на задворках вейник. Завтра утром отправимся рыбачить на мыс Мёлься и придем с хорошим уловом. Сегодня рыба еще не клюет: слишком мало времени прошло после грозы. Но перемена погоды расшевелит ее.

Томи напоил собаку, которая пыталась лакать воду из оставшихся в траве луж. Затем, захватив с собой банку и лопату, пошел на задворки. Обычно после дождя там из-под торфа добывали хороших червей.

… Собака искала червей не менее усердно, чем сам Томи.

Ее хвост вертелся, словно пропеллер. Всякий раз, как они находили извивающегося червя, собака била лапами по земле и облаивала его.

— Дурачок ты, дурачок, — говорил собаке счастливый Томи, — отродясь не видел собаки глупее. Тебе ни за что не выучить таблицу умножения даже на «пять»!

Собака слушала, склонив голову набок. Томи казалось, что она готова даже полететь, если он прикажет. В ней не осталось и следа того изнеможения, в котором он застал ее в роще, где она лежала с запутавшейся в кустах цепью.

Они уже успели набрать банку червей на одну рыбалку, когда к их компании присоединилась Сату.

К девочке овчарка отнеслась более настороженно, чем к Томи. Она старалась не подходить близко к Сату. И это понятно: та по натуре была сущая юла. Она подбегала прямо к собаке и бросалась ей на спину. Томи не боялся, что собака станет кусаться, но все-таки тревожился за девочку. Чтобы унять ребенка, Томи подвел ее к крыльцу:

— Будем устраивать фокусы с собакой.

— Какие фокусы? — заинтересовалась девочка.

— Всякие.

Он наполнил банку с червями землей и водорослями и спрятал ее у камня с теневой стороны.

— Сядем здесь, на крылечке. Ты, Сату, садись выше всех. Рой сядет здесь… Рой, сюда! Я схожу в дом за колбасой.

Томи уже подошел к двери, когда девочка спросила:

— Ее зовут Рой?

Только теперь Томи сообразил, что, сам о том не думая, дал собаке имя.

— Я не знаю ее настоящего имени. Вот и будем звать ее Рой.

Когда Томи возвратился на крыльцо с куском колбасы в руке, он увидел Паршивца Хилтунена. Тот стоял у их калитки и смотрел во двор.

— Это та самая собака, которую искали? — спросил Паршивец.

— Тебе-то что?

— Значит, ты соврал. Но они все равно узнают правду. Я уж постараюсь…

— Ты гнусный ябедник.

Паршивец Хилтунен подошел поближе.

— Не будем обзывать друг друга. Мы взрослые люди.

— Никто никого и не обзывает.

Разговаривать с ним было бесполезно. Он ничего не понимал. У него было всего две книжки — банковская и календарь. И он отродясь не слыхал даже о таком замечательном поэте, как, скажем, Эйно Лейно.[6] Он кичился тем, что все в его доме сверкает и блестит. Он и автомобиль свой чистил зубной щеткой. Но указать на карте мира Манчестер и Гавану было для него непосильной задачей. А что касается Че Гевары, то он бы наверняка побился об заклад, что это полусредний нападающий «Реал Мадрид».

— Я ничего не сказал, — самым что ни на есть миролюбивым тоном произнес Томи. — Это спокойная собака, она никого не кусает, если только ее не дразнить. Мальчишки из домов-башен первые напали на нее.

— Ты всегда делаешь что-нибудь недозволенное, — проворчал старик.

«Старших следует уважать. Это правильно. Но такого паршивца я ни за что не научусь уважать, пусть даже мне прикажут. Его, скорее, можно жалеть», — подумал Томи.

Почувствовал ли Рой враждебность в старике? Во всяком случае, он оскалил зубы и зарычал.

Старик поспешно отступил от калитки.

— Ты еще пожалеешь об этом! — прокричал он издали, уже с дороги.

Томи пожалел о том, что не натравил собаку на Паршивца. Пусть бы она угнала старика хотя бы вон до того забора. Но, пожалуй, она бы съела его вместе с башмаками, и Томи даже не успел бы вмешаться.

Хилтунен рысцой затрусил к своему дому.

— Паршивый старик, — сказала Сату.

Томи изумленно взглянул на девочку.

Они сидели в гостиной у Саариненов втроем — Сату, Рой и Томи.

— Теперь слушайте внимательно! — сказал Томи.

— А Рой поймет? — спросила Сату.

— Конечно, если у него хватит терпения слушать.

Рой поднял голову, когда Томи начал объяснять:

— Мы будем по очереди уходить в другую комнату. Тот, кто остался, будет прятать мяч.

Собака поводила мордой вслед движению руки Томи, державшей мяч.

— Мы прячем мяч, а тот, кто за дверью, ищет его. А тебя, Рой, мы можем еще спросить: «Где мяч?»

Рой взлаял.

— Что он говорит? — поинтересовалась Сату.

— Сколько раз будешь искать ты и сколько он. Давай до трех раз.

Девочка была уже готова. Как только она исчезла в другой комнате, Томи показал мяч собаке.

— Теперь спрячем его.

Помахивая хвостом, Рой следил, как Томи прятал мяч под коврик.

— Можешь войти!

Томи много раз играл в эту игру с Сату, когда оставался присматривать за домом. Девочка знала ее. Войдя в комнату, она остановилась и огляделась.

Томи следил за взглядом Сату. Играя с девочкой, он иногда подолгу наблюдал за ней. Даже сто цветных кадров на телеэкране не могли бы передать смену выражений ее глаз. Когда девочке рассказывали или читали что-нибудь, в них отражалось все: напряженность, страх, тревога, восторг.

Сейчас ее глаза смотрели с некоторым напряжением, испытующе внимательно. Томи точно определил тот момент, когда в поле зрения девочки попал бугорок на коврике.

Рой одновременно с девочкой бросился к коврику. Томи был готов поклясться, что собака смеялась не меньше девочки.

Сату во второй раз вышла в другую комнату и во второй раз нашла мяч. И в третий тоже.

Затем настала очередь собаки.

— Рой, сюда!

Томи открыл дверь в другую комнату. Собака вышла.

— Жди здесь!

Собака послушно осталась за дверью.

— Значит, так: кладем его под коврик, только в другое место!

Сату спрятала мячик в таком незаметном месте, что Томи хотел даже поместить его чуточку повиднее.

— Ну ладно, попробуем, — решил он. — Открой дверь.

Девочка подбежала к двери и распахнула ее. Собака сидела на месте.

— Где мячик? Ищи!

Собака мгновенно выскочила из комнаты, подбежала к Томи и, остановившись возле него, огляделась. Затем бросилась на коврик.

— Нашла! — ликовала Сату.

Собака соскочила с коврика и стала мордой выталкивать из-под него мячик. В следующее мгновение она принесла мячик Томи.

— Она и это умеет! — ликовала девочка. — Она уже до нас умела играть в эту игру!

Томи в глубине души тоже был в этом уверен.

Следующие полчаса собака приносила мяч из самых неожиданных мест, куда Сату его прятала. Когда Рой не мог достать его сам, он лаем давал знать, что нашел его, и Томи с Сату доставали мяч из укрытия.

Сату была готова продолжать игру как угодно долго, но по своему опыту Томи знал, что нельзя давать девочке расшалиться так поздно вечером, иначе она не сможет уснуть.

— Поедим теперь то, что приготовила нам на ужин Марке, а потом посмотрим телевизор, — предложил Томи.

— Я не хочу есть, — возразила девочка.

— А Рой хочет. Вот смотри.

У Томи оставался принесенный из дому кусок колбасы. Он бросил собаке маленький кусочек. Она схватила его на лету.

— Ну что, видишь? Скормим Рою эту колбасу в передней. И постелим ему коврик, чтобы он мог отдохнуть и вздремнуть.

Уходя, бабушка Сааринен сказала, что лучше, если собака поспит в передней: для верности. Это означало: как бы она не намочила в комнате или даже не сделала чего похуже. Томи, конечно, был уверен, что собака ничего такого себе не позволит, но для Роя и лежать в передней было уже хорошо.

Томи налил в тарелку воды на тот случай, если ночью собаке захочется пить, а он, может статься, заснет у телевизора и больше не выйдет к ней.

В гостиной Томи и Сату устроили роскошный пир. По телевизору сначала показали отменную программу с Бастером Кйтсоном и другими артистами прежних времен. Угощение было высшего класса, как и следовало ожидать от Марке. Она набила холодильник уже готовыми порциями. Бутерброды и молоко. Куски хлеба с копченым мясом. Его присылали Марке из деревни.

Сату бутерброды не нравились. Томи съедал с ее бутерброда колбасу, а потом выжимал на хлеб из тюбика икру «Калле». Ему она казалась горькой, но Сату охотно ела ее.

А вот следующее блюдо, приготовленное ее матерью, понравилось им обоим. Марке до половины набила мороженым высоченные стаканы, залила их на два пальца апельсиновым соком, а поверх до краев налила воды «Сприти». В каждом стакане было по две соломинки и ложка с длинной ручкой.

Коктейля из лимонада с мороженым хватило на всю телевизионную комическую программу. Сату втянула через соломинку последние капли со дна стакана как раз в ту минуту, когда ей надоел и коктейль, и телевизор. Девочка прикорнула на диване — вся ее рожица была желтой от апельсинового сока и перепачкана мороженым.

Томи достал бумажный носовой платок и обтер спящей девочке лицо, потом сунул ей под голову подушку и пододвинул кресло, чтобы она не упала во сне. Затем прикрыл ее тонким байковым одеяльцем, положил рядом с нею тряпичную куклу — и его свободный вечер начался.

С легкой грустью смотрел он на девочку, которая все теснее прижимала к себе во сне свою куклу. Сату была для Томи все равно что младшая сестренка. Никогда прежде он не думал о том, что ему может не хватать сестры. Он понял это только тогда, когда по соседству появилась эта большеглазая кудрявая девочка. К нему пришло ощущение, будто он взял на себя роль какого-то героя, потому что Сату всегда прибегала к нему за защитой. У нее не было ни брата, ни сестры, и в защите она нуждалась частенько.

У Томи мелькнуло воспоминание о посетившей их школу миссионерше. Они не приняли всерьез ее речей, и в голосе миссионерши явно звучало огорчение, когда она сказала: «Если бы вы хоть раз увидели, как дети и взрослые умирают от голода, а скотина изводится от жажды, до вас бы дошло!»

Мимолетное чувство стыда охватило тогда Томи.

Женщина почувствовала это инстинктивно. Некоторые люди глубоко разбираются в других людях. Некоторые не разбираются вообще. Миссионерша была права. Человек не поймет, пока не увидит сам. Учитель доверяет только термометру. Если температура поднялась до тридцати семи и пяти — дело ясное. Ну, а если в твоей душе температура тридцать девять и восемь, тебя все равно не освободят от занятий. У взрослых, безусловно, никогда не бывает такого ощущения: провались он пропадом, весь этот мир, я больше не могу. Во всяком случае, объяснять это учителю было делом совершенно безнадежным. Как и то, что в таком случае хочется бежать ото всех, заползти в какую-нибудь нору и заснуть. Безусловно, и та миссионерша чувствовала, что объяснять что-либо им, ученикам, бесполезно.

«Я не верю, что дети, которые не могут пройти мимо пташки со сломанным крылом, равнодушны к смерти невинных детей и животных. Вот только я не могу довести это до вашего сознания. Не могу разбудить вас». Так сказала миссионерша. Ребята, сидевшие в актовом зале возле самой двери, видели слезы на ее глазах, когда она покидала зал.

По телевидению начали показывать старый детективный фильм. Его уже прокручивали раньше, позапрошлой зимой. Томи достал из шкафа горстку карамелек, которые оставила им Марке, и разделил ее надвое: чтобы не съесть незаметно для себя долю Сату. Потом он поставил перед креслом скамеечку и положил на нее ноги. Карамель была на другой скамеечке возле кресла. Хорошо бы сидеть, развалясь, в кресле и сосать карамельки.

Вот только фильм был не особенно интересный. Наверное, поэтому Томи сразу же заснул.

Томи разбудил какой-то резкий звук.

Рой ворчал. В его ворчании слышалась угроза. Затем острый скрежет зубов сменился неистовым рычанием, и Рой часто-часто зацарапал лапами по полу. Стоявшая в передней табуретка опрокинулась.

И тут Томи окончательно проснулся. Батюшки, неужто собака набросилась на вернувшихся из театра бабушку и Марке!

— Рой! На место!

В передней послышалось приглушенное ругательство, тяжелый топот ног. Грохнула наружная дверь.

Томи ринулся в переднюю.

Ступеньки крыльца сотрясались под чьими-то шагами. Затем смутная тень мелькнула из-за кустов, на дороге. Томи бросился мимо собаки и опрокинутой табуретки к двери, распахнул ее и выскочил во двор. С улицы донесся звук автомобильного мотора.

Когда Томи подбежал к воротам, автомобиль, кажущийся сгустком тьмы, разворачивался на углу кооператива.

Томи трясло от страха.

Он только теперь заметил, что стемнело. Уличные фонари летом не зажигались. Ни в одном из соседних окон не было света. Все спали.

Ночь была прохладной. Но вовсе не от этого пробегал холодок по спине Томи.

— Было бы, конечно, глупо бросаться вслед за ним, — пробормотал он.

Ну, а если тот человек поджидает его за кустом у ворот?

Томи так и подмывало опрометью кинуться в дом. Но он заставил себя идти совершенно спокойно, даже медленнее обычного. На крыльце он остановился и, обернувшись, оглядел каждый куст.

— И не подумаю пугаться этих типов из домов-башен, — сказал он себе, открывая дверь в переднюю. — Ни мальчишек, ни дядек с ружьями.

Но он понимал, что был застигнут врасплох. Еще вчера он бы не поверил, что взрослый человек может ворваться в чужой дом из-за собаки.

Рой тыкался мордой в плечо Томи и повизгивал.

Томи обнял собаку.

— Ничего, старина! Это сущие идиоты! Они считают, что даже цветок не смеет вырасти без их разрешения. Но они ничего тебе не сделают. Они бросаются наутек, когда мы вместе, правда ведь?

Собака была явно неспокойна. Убедившись в том, что Сату спит, Томи вернулся в переднюю поболтать с Роем. Он похлопывал его по могучей груди, почесывал шею, гладил по спине и думал о случившемся. Зачинщиком был, конечно, Паршивец Хилтунен. Это он сказал мальчишкам из домов-башен, что собака у Томи. И что он, Томи, повидимому, будет сегодня с собакой у соседей. Паршивец видел, как бабушка и Марке уехали на автобусе.

— Надо же мне было оставить дверь в переднюю открытой! — твердил Томи скорее себе, чем собаке. — Да, именно так. Иначе бы мужчина не пробрался в переднюю.

Тут Томи пришла в голову одна мысль.

— Погоди немного! — сказал он собаке.

Ручной фонарь оказался там, где бабушка Сааринен обычно держала его.

На этот раз Томи вышел на улицу не один. Установив дверной замок так, чтобы он не защелкнулся, Томи взял с собой Роя и с фонарем в руке выскользнул из дому.

Следы ночного гостя обнаружились тотчас же. Рой устремился прямо по ним. На смоченной дождем земле остались отпечатки кед. У этого человека была большая нога. На следу ясно различались каблуки, на набойке какое-то клеймо, похожее на изображение финляндского льва на почтовых марках. На подошве — насечка, чтобы кеды не скользили.

Следы кончались на улице. Там, где мужчина сел в автомобиль.

Рой недоуменно, чуть ли не укоризненно посмотрел на Томи, когда следы внезапно исчезли, словно беглец в этом месте испарился.

— Отсюда он поехал в автомобиле, — объяснил Томи собаке и показал на следы шин. Томи был уверен, что Рой поймет: он, безусловно, уже сам определил по звукам, что произошло.

«Мужчину спасло то, что, убегая второпях, он закрыл дверь передней. Иначе собака выбежала бы за ним на крыльцо, и тогда ничто не спасло бы обитателя дома-башни».

При мысли об обитателе дома-башни Томи остановился.

— Пройдемся по нашему двору, — сказал он собаке.

Рой с готовностью последовал за ним.

Во дворе дождь смыл почти все следы. И все же Томи казалось, что некоторые из них принадлежат мужчине с дробовиком, — правда, они были без той косой насечки на подошве.

— Значит, он успел уже переобуться, — объяснял Томи собаке, когда они повернули обратно. — Ведь он весь промок, когда под дождем возвращался домой.

В передней Саариненов Томи поставил табуретку на место и успокоил собаку. Она задремала.

Мальчик не переставая думал о наружной двери. Странно, что она оказалась незапертой, хотя он помнил, что вроде бы проверял ее. Теперь он убедился, что дверь закрыта, сильно подергав ее. Жутко было сознавать, что совсем недавно через нее прошел кто-то бог весть с какими намерениями.

Когда Томи возвратился в гостиную, Сату преспокойно спала на диване. Он взял газету. Любительницы театра должны были прийти вот-вот, даже если завернули к кому-нибудь на чашку кофе.

Женщинам Томи решил ничего не говорить о ночном госте.

Он пришел к этой мысли, слушая ровное, спокойное дыхание Сату. Девочку не стоило пугать всем этим. Рано или поздно женщины не утерпят и проболтаются, и Сату наверняка узнает обо всем. Томи сам помнил, какое неприятное чувство возникало у него всякий раз, когда он ощущал страх в словах и голосах взрослых.

— Это дело исключительно мое и Роя, — вполголоса сказал Томи. — Оно касается лишь нас двоих, и мы будем начеку, будем зорко следить за нашими врагами.

Когда отец и мать вернулись домой, состоялся крутой разговор о собаке. В конце концов дело кое-как уладили, хотя отец был решительно против Роя.

Но сегодня по лицу матери было видно — опять что-то произошло. Она плакала: глаза у нее покраснели.

Томи черпал ложкой суп с мясом, стараясь не привлекать к себе внимание. Мать заговорит сама, если захочет. Было неприятно думать, что это из-за собаки.

— Хочешь добавки? — спросила мать.

— Спасибо, я наелся. Мы с Роем отправимся разносить торговые рекламы. Хокканен сказал, что они выходят два раза в неделю. Хватит этих денег на то, чтобы прокормить собаку?

— Не в деньгах дело, — сказала мать. — Отец боится, что зимой у тебя не хватит сил ухаживать за Роем. А ты привяжешься к нему. Избавиться от него тогда будет трудно.

Томи сглотнул.

— Отец все-таки хочет отделаться от Роя?

— Да, он уже решил, — сказала мать.

Именно это и хотел знать Томи. Отец не был пустословом. Уж если он что сказал, от слова своего не отступится. И разговаривать об этом больше не будет.

— Ну ладно, мы пошли!

Рой понял, что сказал Томи, и прыгнул к двери — уже съел свою порцию и теперь нетерпеливо ждал Томи. Но не успел Томи выйти в переднюю, как зазвонил телефон.

— Томи Лехто слушает.

С минуту в трубке молчали. Затем хриплый мужской голос произнес:

— Слушай, малец, скажи своей матери, что каждое слово насчет этой паршивой собаки верно. Спровадьте ее куда-нибудь, не то вам придется худо!

На том конце провода повесили трубку.

Из кухни вышла мать.

— Это звонил человек насчет собаки?

— Да. — Томи заметил усталость и отвращение на лице матери. И страх. — Он что, звонил много раз?

— Я не считала, — ответила мать. — Когда человек звонит и не называет своего имени, такой звонок не стоит принимать в расчет.

Конечно, это было не так. Звонки на мать действовали. И возможно, подействовали бы на кого угодно.

— Я не говорила отцу, — сказала мать. — Но если это будет продолжаться, мне придется сказать. Никогда не знаешь, чего можно ожидать от такого типа. Это может быть опасно.

Мать потеряла бы самообладание, расскажи он ей о ночном визите в переднюю Саариненов!

Томи был доволен, что сумел держать язык за зубами. Женщины Сааринены мигом доложили бы обо всем матери.

— И кто бы это мог быть? — продолжала мать, словно разговаривая сама с собой. — Этот человек, должно быть, многое про нас знает. Про собаку и прочее. И он никогда не звонит, когда отец дома.

— Может, это Паршивец Хилтунен? — высказал предположение Томи.

— Куда ему! — резко сказала мать. — Хилтунен может зловредничать, но он не из тех, кто звонит по телефону, не называя своего имени.

Томи тоже так думал. И не мог себе представить никого из обитателей домов-башен, способных на такое. Но вот человек с дробовиком был, безусловно, способен. Он возненавидел собаку и мог сделать что угодно.

— Это, должно быть, какой-то круглый дурак, — решил Томи. — Я и Рой как-нибудь побеседуем с ним, если он объявится.

Рой ходил от Томи к матери и обратно, лизал Томи в щеку и вновь возвращался утешить мать.

— Ну, старина, пойдем разносить рекламы!

В прихожей он дал собаке небольшую корзинку. Рой нес ее в зубах. В корзинку вмещалось два десятка реклам. Когда Томи на прошлой неделе в первый раз раздавал рекламы, он полагал, что Рой будет ему толковым помощником. Но собака есть собака. Некоторое время она разделяла с ним его хлопоты, но потом забывала о работе, как малое дитя. Разумеется, она не была воспитана как рабочее животное. Движимая инстинктом, собака может часами бегать по следам дичи, но о работе она забывает через несколько минут, учуяв какой-нибудь привлекательный запах.

На возню с собакой у Томи уходило больше времени, чем на распространение реклам, и корзинка была для Роя прежде всего игрушкой.

— Ты большая дуреха с волосатой мордой, — говорил Томи овчарке, когда они шагали по улицам. — Ты мнишь себя бог знает кем, потому что у тебя есть корзинка, а в корзинке чуточку бумаги. Совсем как маленькие ребятишки на тонком льду канавы Тиитинен.

Обычно каждую осень случалось так, что кто-нибудь из ребятишек по пояс проваливался в воду. Ребята постарше сперва подзуживали маленьких: «Вот слабо тебе перейти здесь на тот берег». И всегда выискивался какой-нибудь дурачок, который, желая показать себя, попадался на эту удочку. Он ужасно задирал нос, если ему удавалось перейти канаву, и воображал, что другие и вправду хвалят его. Либо плача отправлялся домой переодеваться во все сухое, когда проваливался под лед под всеобщий смех и улюлюканье.

«Таким легковерным человек остается всю жизнь, — утверждал дедушка Жестянщик, когда с ним обсуждали эти события. — Маленьких науськивают, заманивают похвалами, большим дают побрякушки-ордена и почетные титулы. Ради маленького кусочка металла люди убивают друг друга и бегают, задыхаясь, до изнеможения. А другие сидят, смотрят на это зрелище и кричат «ура».

У дедушки Жестянщика было время для размышлений. Он делал водосточные желоба и простые, легкие, плоские крыши. Бабушка Жестянщица говорила, что он вынужден целыми днями разговаривать сам с собой, так как в шуме, который он производит, он не может слышать, что говорят ему другие, а те не могут слышать его.

Томи доверял дедушке Жестянщику.

«Не переставай всю жизнь сомневаться в себе, — убеждал его дедушка Жестянщик. — Человек не замечает, как его начинают обводить вокруг пальца, и сам же помогает тем, кто выставляет его на посмешище. Вроде Лункреени. Посмотри через улицу. У него во дворе жестяной драндулет шести метров в длину. На нем плохо ездить по городу, уж больно там тесно. А для узких дорожек среди этих домишек он слишком широк. И не вмещается в гараж. Но нужно быть большим, если хочешь, чтобы тебя замечали. Лункреени правильно объясняет, зачем ему нужно быть большим. И сам в это верит».

Иногда Томи казалось, что дедушка Жестянщик чуть-чуть завидует Лункреени. Он говорил о нем довольно часто. Они, Лункреени и дедушка Жестянщик, в молодости вместе плавали по морям и океанам. И теперь они были хорошими друзьями: мылись в бане то у одного, то у другого, помаленьку тянули пиво, а затем вместе слушали болтовню бабушки Жестянщицы и жены Лункреени. Томи видел, как они перемигиваются. Но кое в чем они все же отличались друг от друга. Лункреени без конца говорил об автомобилях, о том, какой лучше купить и как кому в жизни повезло. Дедушка Жестянщик рассуждал о книгах, о рыбалке и о политике.

Дедушка Жестянщик и внешне совсем не похож на Лункреени. Куда крепче. Бабушка Жестянщица говаривала, что в молодые годы он был привлекательный мужчина, потому что у него и ум имелся, и волосы на голове. Но потом ум исчез, волосы вылезли. Говоря об этом, бабушка Жестянщица улыбалась старику и сама словно молодела. Но Лункреени бабушка Жестянщица недолюбливала.

«Он всегда важничает, что у него деньги есть. А чего важничать? Занимается всякими махинациями да сделками, налогов не платит — вот вам и весь Лункреени».

Мысли Томи прервались: он заслышал впереди рычание и остановился. Он совсем забыл про Роя. И про то, в какие места они забрались.

Тут были владения наводившей на всех страх большущей карельской собаки-медвежатницы Райкку, которая принадлежала Халоненам. Все здешние жители знали ее и опасались. Райкку могла ни с того ни с сего наброситься на проезжающего мимо их ворот велосипедиста. Или вцепиться в щиколотку старушки, толкающей перед собой санки. А если мимо пробегала собака, Райкку непременно кидалась на нее.

На Райкку жаловались, требовали посадить ее на цепь, но Халонену хоть бы что — как горох об стену. Он был зажиточный маляр-подрядчик и, смеясь, платил денежные штрафы.

К счастью, на этот раз Райкку неистовствовала в передней, за закрытыми дверьми и окнами. Томи увидел ее, вступив на домовый участок Халоненов. Она учуяла Роя и пришла в ярость, увидев овчарку у своих ворот. Дверь передней прямо-таки затрещала, когда Райкку, поднявшись на задние лапы, налегла на нее. Затем голова собаки показалась в одном окне, потом в другом. Ее белые клыки так и сверкали, когда она разевала пасть.

Халонен с женой и дочерью прибирал в доме-автоприцепе. Он вышел оттуда с пылесосом в руке, когда Томи остановился возле ворот.

— Можно, я всуну рекламу вот сюда, в щель ворот, чтобы не дразнить Райкку? — спросил Томи.

Халонен повернулся и посмотрел в сторону ворот.

— То-то я думаю, какого черта она прыгает там в передней?

Халонен не ответил на вопрос Томи. Но и не запретил, так что Томи свернул рекламу в рулон и просунул его в ячейку сетчатой ограды ворот. Рулон раздался вширь и плотно застрял в ячейке.

Подрядчик подошел с пылесосом к крыльцу дома, выдернул штепсель из розетки на наружной стене и поднялся по ступенькам крыльца. На верхней ступеньке он остановился.

— Нам не нужно никаких реклам по продаже со скидкой. Мы вообще не будем покупать у Хокканена, если это его реклама.

У Томи не было времени объясняться с подрядчиком. Вместо этого он поспешно сказал:

— Прошу прощения, не изволите ли вы немножко подождать и не открывать дверь, чтобы мы с Роем успели отойти чуть подальше, когда Райкку выскочит на улицу… Рой, ко мне!

Подрядчик ухмыльнулся так, что его золотой зуб стал виден от самых ворот.

— Не помешало бы и твоей собаке получить небольшую трепку. Случая не было проучить ее. А ну, посмотрим!

Халонен растворил дверь передней.

Черно-белая собака-медвежатница стремглав пролетела по лестнице и подбежала к калитке.

Томи на всякий случай держал Роя за ошейник.

— Рой, сидеть!

Райкку не перескочила через калитку. Видно, была перекормлена. Она уперлась в нее лапами и яростно залаяла.

Сердце Томи сильно забилось. Страх сжал ему грудь.

— Иди за мной!

Рой пошел рядом с Томи, хотя шерсть у него на загривке вздыбилась, и его пришлось тащить за ошейник.

Райкку не удовлетворилась лаем у калитки. Она бросилась вперед вдоль живой изгороди из кустарника. В углу домового участка, где живая изгородь поворачивала под прямым углом, она проскочила через нее: очевидно, кустарник в этом месте был разрежен, и Райкку сделала здесь себе проход.

Внезапно выскочив из кустов на улицу, она сразу же набросилась на Роя.

Подрядчик подбежал к воротам. Из дома-автоприцепа появилась его жена.

Томи услышал, как она запричитала пронзительным голосом:

— Господи оборони, что-то сейчас опять будет! Зачем ты выпустил собаку, Юкка?

В следующее мгновение воздух наполнился собачьим рычанием, летящими клочьями шерсти; сверкали белые клыки, с бешеной быстротой перекатывались собачьи спины.

Томи видел, как Райкку набросилась на Роя и вцепилась ему в пасть. Послышался визг: должно быть, Рою было очень больно. Собаки катались по земле яростно рычащим клубком, вздымая в воздух тучи пыли.

— Она убьет овчарку! — встревоженно крикнул кто-то с другой стороны улицы. Там к своим воротам уже высыпали люди поглядеть на собачью драку.

— Да сделайте же что-нибудь! — крикнула какаято женщина. — Она может укусить и самого мальчика!

— Не укусит, — сказал Халонен, — а только проучит овчарку. Пусть собаки выяснят отношения между собой.

— Рой, покажи себя! — крикнул Томи.

Может, овчарка ждала только приказа? Или же этот возглас удесятерил ее силы? Во всяком случае, с этого момента драка приняла совершенно иной характер.

Одним-единственным рывком Рой освободился от Райкку. И не успела собака-медвежатница снова схватить его, как челюсти Роя сомкнулись на ее загривке.

Райкку издала вой, перешедший затем в пронзительный визг.

Рой тряс грузную собаку-медвежатницу, словно пустую наволочку. Он встал над Райкку, отпустил ее загривок и принялся кусать ее бока и спину.

Томи уже собирался остановить Роя, как все неожиданно кончилось. Собака-медвежатница легла на спину и жалобно завизжала. Рой отступил назад.

— Господи боже, неужто она убила нашу Райкку? — послышался голос жены Халонена.

— Она еще хрипит, — сказал мужчина, стоявший у ворот на другой стороне улицы. — Она просит пощады!

Райкку, жалобно скуля, поднялась на лапы. Томи показалось, что собака наполовину уменьшилась в размерах, когда понуро побрела мимо них к своим воротам, округлая, словно согнутая в подкову, покорно виляя хвостом и льстиво изгибаясь всем телом в сторону Роя.

Подрядчик открыл ворота.

— А не слишком ли опасно, когда такая собака свободно разгуливает на воле? — проговорил он. — Или, может, нам следует завести собаку еще больше?

— Заведи носорога или крокодилл, тогда будешь уверен, что твой любимец не даст себя в обиду, — заметил мужчина, стоявший на другой стороне улицы. — Райкку-то, видать, совсем слаба перед настоящей собакой!

Райкку взвизгнула, когда нога хозяина швырнула ее во двор. Не желая слушать пересуды о собачьей драке, Томи вместе с Роем, не задерживаясь, двинулся дальше. В конце улицы, раздав два десятка реклам, он оглянулся и увидел, что все уже скрылись в своих домах.

На опушке рощи Томи осмотрел раны, полученные Роем.

— Дела твои не так уж плохи, — утешал он Роя, у которого только на морде остались следы зубов Райкку. — Когда вернемся домой, зайдем к Саариненам, и Марке полечит рану, идет?

Рекламы оставалось разнести лишь по этой улице — вдоль опушки, где дома стояли только на одной стороне. Ну, это минутное дело.

Реклам у него было еще более двадцати штук. Их Томи собирался вернуть Хокканену, придя за следующей порцией. Может быть, торговец по числу оставшихся реклам проверяет, насколько добросовестно Томи работает.

У Томи живот подводило с голоду. Но он не думал о еде. Чем ближе подходили они к дому, тем сильнее угнетала Томи мысль, которую он старательно гнал прочь: телефонные звонки.

Человек, унизившийся до угроз матери по телефону, безусловно, дергал за верную нитку. Хотя отец и позволил пока держать собаку, судьба Роя все еще не была решена окончательно. Мать Томи была отнюдь не в восторге от идеи завести собаку. Поэтому неизвестный, звонивший по телефону, мог добиться своего. Нервы матери могли не выдержать.

Томи считал, что мальчишки из домов-башен, скорее всего, напали бы в открытую. Он и помыслить не мог, чтобы Яксю, Копонен или кто другой пошел на такое дело. К тому же голос в трубке принадлежал не мальчишке. Это был взрослый.

Человеком, звонившим по телефону, скорее всего, был мужчина с ружьем — Ярвинен. Может быть, эта война с собакой задела его самолюбие, и теперь он способен на что угодно.

«От человека можно ждать всего, — говаривал дедушка Жестянщик. — Когда ему придется туго, он может оказаться и мышью, и львом. С Лункреени был однажды прямо-таки невероятный случай. Помнится, как-то раз в Марселе мы зашли вечером в таверну и пропустили пару рюмок. Тут приходят девять человек с какого-то судна и…»

В этом месте рассказа бабушка Жестянщица всегда начинала умерять пыл рассказчика. Она говорила, что все, наверное, было наоборот: рюмок — девять, а людей — двое.

Во всяком случае, Томи усвоил одно: если человек впадает в отчаяние или становится всеобщим посмешищем, то он может совершенно измениться. Если мужчина с ружьем попал на зубок мальчишкам из-за своей неудачной охоты на собаку, он теперь способен мстить и таким образом.

Томи задумчиво смотрел на овчарку. Рой то забегал вперед, то отставал, смотря по тому, куда манили его запахи дороги.

«Я не намерен расставаться с Роем: теперь уже слишком поздно. Я привязался к нему, как будто сам его вырастил. И потом куда его девать?»

Томи звонил в полицию. Там держат собаку трое суток. Затем, если владелец не забирает ее, собаку либо усыпляют, либо отдают в какую-нибудь хорошую семью, где любят животных.

Для Томи, пожалуй, было бы даже лучше, если бы Роя усыпили. Ему не хотелось увидеть Роя чужой собакой.

Они подходили к дому. Рой бежал по левой стороне дороги, останавливался, чтобы оглянуться назад, и, когда видел, что Томи приближается, продолжал свой путь.

Компания ребят с Окраины завернула во двор Хурскайнена.

— У нас тренировка в шесть на спортплощадке. Ты придешь играть? — окликнули они Томи.

— Могу, — ответил он.

— Так не забудь, а то команда будет неполная.

Пойти с ними не помешает. Он стал слишком редко видеться с друзьями — не потому, что не любил их. Просто он читал больше других и на рыбалку любил ходить в одиночестве. Если же отправлялись всем скопом, из этого ничего не получалось. Поэтому летом Томи общался с друзьями гораздо реже. Зимой же, когда не было ни прогулок в одиночку, ни рыбалки, все собирались вместе. Теперь его приятели рассеялись по всей Финляндии, а некоторые даже уехали за границу.

Когда Томи повернул от ворот дома Хурскайнена, он увидел за два перекрестка впереди длинный автомобиль типа «пикап». Машина тронулась с места. Свет закатного солнца сверкал на ее ветровом стекле. Томи удивила та бешеная скорость, какую сразу набрал автомобиль. Он вилял из стороны в сторону, его колеса взметали к небу фонтаны песка и пыли, камни так и барабанили в днище.

За рулем сидел какой-то сумасшедший, не иначе!

Автомобиль ничуть не сбавил скорость, приближаясь к перекрестку. Если бы справа из-за угла выехал другой автомобиль, авария была бы неизбежна.

А если бы на перекресток вышел маленький ребенок?!

И Томи подумал о Сату. Лишь бы эта взбалмошная малышка не выбежала сейчас на дорогу!

Однако автомобиль благополучно проскочил мимо их ворот и дома Саариненов. Теперь он двигался все с той скоростью, но ровнее, полностью подчиняясь воле водителя.

Томи взглянул на Роя. Собака бежала впереди него по правой стороне дороги после проверки очередного столба. Она что-то разнюхивала под аккуратно подстриженными кустами дома Маттилы.

Команда «Сесть!» уже была готова сорваться с языка Томи, как вдруг автомобиль внезапно резко изменил направление. Теперь его нос нацелился на другую сторону дороги.

— Рой, берегись!

Оклик Томи прозвучал в самый последний момент. Собака подняла голову, увидела несущийся прямо на нее автомобиль и прыгнула.

Это был стремительный прыжок. Рой взметнулся вверх, будто с трамплина. Слегка задев лапами и животом изгородь из кустов, он преодолел ее и шлепнулся на все четыре лапы по другую ее сторону.

В то же самое время зашуршали кусты у дороги, шаркая ветвями по боку серого «пикапа». Автомобиль ехал вплотную к изгороди из кустарника. И лишь в последнее мгновение вырулил перед телеграфным столбом обратно на середину дороги и, миновав отскочившего в сторону Томи, умчался.

Томи пытался определить, кто сидел за рулем. Это было безнадежное дело: солнечный свет, отражаясь от ветрового стекла, бил Томи в глаза.

Он тотчас повернулся к удаляющемуся автомобилю, пытаясь разглядеть его номер. Но и это ему не удалось. Весь автомобиль был покрыт коркой серой грязи, так что не было видно не только номера, но даже самой таблички.

Томи всего трясло, когда он переходил на другую сторону улицы. Рой, помахивая хвостом, выскочил из ворот дома Маттилы и побежал прямо к мальчику.

Томи обнял собаку, гладил ее мощную спину, лапы. Она лизнула его в щеку и торкнулась головой в шею.

— Что тут, собственно, произошло?

На улицу со двора Хурскайнена высыпали ребята. Хозяин Маттила и его сестра тоже выскочили на улицу.

— Господи помилуй, он чуть было не проехал сквозь изгородь, — сказала старая дева.

Маттила уже и сам увидел следы автомобильных шин и обломанные ветви кустов.

— Это не шофер, а извозчик. Он, должно быть, вдребезги пьян, — проворчал он.

Ребята побежали взглянуть на следы.

— Посмотрите, нет ли на земле осколков стекла, — встревоженно сказал кто-то из ребят. — Он мог разбить фару.

Томи вместе с Роем подошел к Маттиле.

— Что-нибудь с собакой? — спросил Маттила. — Уж не отшвырнула ли ее машина в кусты?

— Рой в последний момент перепрыгнул через кустарник, — сказал Томи, — иначе машина проехала бы прямо по нему.

— Это ужасно, когда так ездят, — посетовала старая дева, обернувшись к соседям, вышедшим на улицу. — Под машину могут попасть ни в чем не повинные животные и дети. Вот до чего мы дожили. По всем приметам — близок конец света.

— Какой разбег Рой взял, чтобы перескочить через изгородь? — полюбопытствовали ребята.

— Никакого, — с гордостью ответил Томи. — Посмотрите на следы. Он что-то разнюхивал тут в кустах, потом я крикнул ему, и он увидел автомобиль. Он перепрыгнул через изгородь единым махом.

— Взгляните на ее лапы, — сказал кто-то. — У Мюллюли тоже есть взрослая овчарка, но у этой лапы чуть ли не вдвое больше.

— А я поначалу так и думал, что собака Томи — волк, — сказал кто-то.

Все похлопывали Роя по спине и хвалили его.

«Вам бы только поговорить, — думал Томи. — А ведь никому в голову не придет, что тот человек хотел задавить Роя. И что еще секунда или две — и это бы ему удалось».

— Надо позвонить в полицию, — сказал сосед Маттилы, разглядывая изгородь. — Таких надо сажать в тюрьму.

— Это дело непростое, — сказал Маттила. — Они берут бандитов только тогда, когда те уже совершили преступление. Если им удается взять их вообще. Он наверняка безобразничает на краденом автомобиле.

Сосед долго еще говорил, но Томи не следил за разговором. В его уме зрело нечто совсем иное.

А что, если пойти взглянуть на автомобиль того, из дома-башни?

У Роя был несколько обиженный вид, когда он глядел на ворота из своего угла у гаража Саариненов. Томи посадил его на цепь, конец которой скользил по проволоке, натянутой между двумя гаражами. Это давало Рою возможность бегать по обоим дворам и вздремнуть, когда захочется, на положенной в гараже Саариненов подстилке. Бабушка Сааринен устроила в пустующем гараже спальное место для Роя, заметив, как хорошо поладили друг с другом Сату и собака.

— У нас никогда не будет столько денег, чтобы купить автомобиль, так пусть наш гараж послужит хоть конурой для собаки, — сказала бабушка и тем решила дело.

У ворот Томи помахал Рою рукой и отправился по задуманному делу.

Он охотно взял бы Роя с собой, но, пожалуй, лучше было побродить по задворкам домов-башен без собаки. Возможно, ему сразу же придется драться. Мальчишки могли снова затянуть старую песню: мол, собака опасна.

Томи не бывал в районе домов-башен с тех пор, как нашел собаку. И обитатели домов-башен тоже с тех пор не показывались на Окраине. Если не принимать во внимание человека с дробовиком.

— И с ним вместе мы разберемся во всей этой истории, — произнес Томи вслух.

Он отдавал себе отчет в том, что его бормотание было сродни воинственному танцу дикарей. Таким образом он разжигал в себе смелость дойти до цели. Нужно взять себя в руки и настроиться так, чтобы стыдно было пойти на попятный, пусть даже он и оробеет среди домов-башен.

Правда, пока не похоже, что ему страшно.

Чувство, которое жило в нем сейчас, было многогранным. С одной стороны, он физически ощущал его. Все существо Томи словно налилось какой-то новой силой. И это давало ему ощущение уверенности. С другой стороны, появилось острое осознание своего «я». Самого себя. Человека. Такого, которым не помыкают, не пользуются, как ковриком у порога.

Это было пьянящее чувство. Нечто большее, чем просто слепая ненависть, которая заставляет руку сжиматься в кулак и отвечать ударом на удар. Томи казалось, что из бесформенного состояния он воплощается в нечто реальное, обретая плоть и кровь, разум и чувство. Словно он проснулся утром и заметил, что действительно существует.

Он оглядел свои руки и ноги. Они оставались прежних размеров. Но у Томи было такое ощущение, будто он по меньшей мере гигант, высотою с дом-башню. А то и выше.

В начале Башенной, там, где тропа переходила в улицу, несколько его маленьких друзей пытались построить автомобиль. Они уставились на него, как на выходца с того света.

— Яксю у себя во дворе, — сказал один из них.

— Он в плохом настроении, — добавил другой.

Томи сделал вид, что не слышит.

— На сколько спорим? — сказал один из ребятишек за спиной Томи. — Он схлопочет себе здоровенную оплеуху.

Ребятишки оставили автомобиль и последовали за Томи.

Вся компания — Яксю, Копонен, Сойккели, Хуотари — была в сборе. Они сидели на велосипедах, опершись о стенку печи для сжигания мусора. Две девчушки, их подружки, сидели на печи, прислонясь к стене, и потягивали сигаретки. Одна из них первая заметила вошедшего во двор Томи.

— Вон идут твои приятели, Яксю!

Девчонка сказала это назло, чтобы уколоть его. Томи отлично понял это. Но его мало интересовали эти девчушки. Обе были из тех, что с вечера надевают мокрые джинсы, чтобы на следующий день они плотнее облегали ноги. А в школе с одной из таких случился даже конфуз — не сумела вовремя расстегнуть «молнию» тесных джинсов.

«Эта чересчур умная современная молодежь, — имел обыкновение ворчать дедушка Жестянщик, — которую многие торговцы одурачивают и при этом усмехаются в бороду. Когда я был молод, только последнего дурака можно было подговорить выскочить на мороз полуодетым. А теперь целое поколение финнов ходит посиневшее от холода, потому как свитера прикрывают спину лишь наполовину, а на ногах такие тесные летние штаны, что вся кровь приливает к голове».

К черту девчонок, главное — как будет реагировать Яксю.

Томи чувствовал, что ребятишки выстроились у ворот за его спиной. Они ждали, что произойдет.

Яксю с компанией повернулись в седлах велосипедов ровно настолько, чтобы увидеть, о ком это говорят девчонки. Копонен свистнул. Сойккели обернулся и, съехав с седла на багажник, оказался лицом к лицу с Томи.

— Что, у малыша собачонка удрала или, может, он что-нибудь здесь потерял? — спросил Хуотари, растягивая слова.

Томи ответил не сразу. Он следил за выражением лица Яксю.

— Или, может, у тебя какое-нибудь дело? — вступил в разговор Яксю.

— Да. Я пришел спросить тебя об одной вещи.

В глазах Яксю зажегся огонек любопытства. Очевидно, он чувствовал себя значительной фигурой оттого, что Томи обратился именно к нему, игнорируя остальных.

— Ну, спрашивай. — Голос Яксю звучал не так враждебно, как обычно.

— Скажи прямо, что ты думаешь о своей компании? Настоящие это парни или просто сборище болтливых баб?

Яксю повернул велосипед в сторону Томи.

— Говори яснее, что ты имеешь в виду.

— Нам звонит по телефону какой-то тип по поводу собаки и угрожает. Почему бы ему не объясниться со мной и не решить дело как мужчина с мужчиной?

— Малыш хочет схлопотать затрещину, — произнес Хуотари.

— Заткнись, — обернувшись к Хуотари, сказал Яксю. — Ты что, Томи, думаешь, что это я?

— Нет, не ты, — отвечал Томи. — Тебя я хорошо знаю. И по правде говоря, не верю, что это кто-нибудь из вашей компании. Но я пришел прямо спросить об этом, потому что звонкам нет конца. Если это ты, Хуотари, так давай разберемся с этим делом, и оставь собаку в покое.

Хуотари слез с велосипеда и положил его у своих ног.

— Я ни о чем не звонил тебе, но мы можем хоть сейчас померяться силами.

Он двинулся к Томи. Томи, чуть наклонясь вперед, пошел ему навстречу.

«Какая глупость, — отметил он про себя. — Мы как дворняжки сходимся друг с другом, а зрители ждут, что обоим достанется по первое число. Они смеются над нами в глубине души и радуются, что сами стоят в сторонке. Но мне надоело убегать от какого-то Хуотари. И от всех других. Если раз навсегда не положить этому конец, придется бегать от них всю жизнь».

Хуотари сделал еще шаг вперед, но рука Яксю тяжело легла на его плечо и отдернула назад.

— Ничем вы не померяетесь, не то я отделаю обоих. О чем вам звонит этот тип?

Томи тоже остановился.

— Он требует убрать собаку.

— Какой у него голос?

— По-моему, совсем взрослого человека. И по-видимому, у него есть шоферские права и автомобиль. Во всяком случае, час назад он пытался задавить собаку.

Яксю поглядел на девчушек, сидевших на печи, и обозрел ближайшие окна дома. Многие из них были открыты.

Яксю кивнул головой в сторону росших на задворках сосен.

— Поговорим вон там, подальше. Прыгай на мой багажник!

Томи вскочил на багажник, и велосипед тронулся с места. Остальные последовали за ними. Несколько нажимов на педали — и Яксю уже свернул к соснам.

Все расселись на скамьях, сделанных из толстых бревен. Маленькие ребятишки грустно смотрели на них со двора. Подойти ближе они не посмели, раз Яксю не позвал их.

— Так вот, — сказал Яксю. — Ты уверен, что он пытался задавить собаку умышленно?

— Абсолютно уверен. Хотите — посмотрим? В изгороди из кустов сломаны ветки, и по ним можно проследить путь автомобиля. Он поехал прямо на Роя. Собака перепрыгнула через изгородь в самую последнюю секунду.

Ребята переглянулись. Потом посмотрели на Томи.

— Какой был автомобиль? — медленно произнес Яксю.

— Длинный «пикап».

Копонен присвистнул.

— А номер? — спросил Хуотари.

— Если б я увидел номер… — сказал Томи. — Но весь автомобиль сплошь заляпан грязью, так что о номере нечего и говорить. А вы не думаете, что это был человек с дробовиком?

Яксю отрицательно покачал головой.

— Ярвинен вспыльчивый тип. Он может здорово завестись. Но он не станет целую неделю подстерегать какую-то собаку. Я в это не верю.

— Я хочу пойти и спросить его об этом, — сказал Томи.

Воцарилось молчание.

— Он взбесится, — осторожно произнес Копонен.

— Он запихнет тебя в дробовик и выстрелит в небо, — усмехнулся Сойккели.

— На твоем месте я бы не пошел, — поколебавшись, сказал Яксю. — Он способен на все, если вспылит.

Томи уже думал об этом. И в самом деле, увидев, что он разоблачен, этот человек пойдет на все.

— Ну, а если все-таки это он звонит по телефону и угрожает убить собаку? — предположил Хуотари.

— Так или иначе, я намерен пойти и прямо спросить его обо всем, — заявил Томи. — Хорошо бы и вы что-нибудь сделали, если меня не будет слишком долго.

— Конечно, сделаем, — торжественно сказал Яксю. — Мы подождем ровно десять минут и потом придем к нему всей компанией.

Хуотари с сомнением покачал головой.

— За десять минут, ребята, он может вышибить из Томи дух! Каке иной раз так доставалось, что он не мог ходить в школу.

Томи знал Каке Ярвинена. И то, что рассказывали про его отца.

— Так или иначе, мне надо разобраться с этим делом, — сказал Томи и поднялся со скамьи. — Он живет в доме «А»?

— Да, «А» двенадцать, — сказал Яксю.

Томи направился к дому.

— Десять минут начиная с этой, — сказал Яксю ему в спину. — А то и еще раньше, если в подъезде станет слышно, что тебя колотят!

Дверь открыл Каке. Томи почувствовал разочарование. В висках ломило и шумело. Пока дверь открывали, Томи казалось, будто он видит медленное падение ножа гильотины на собственную шею. И вот перед ним лицо товарища по школе.

Томи сглотнул.

— Твой отец дома?

Всем своим видом Каке выразил недоумение.

— Дома…

— У меня к нему дело.

Каке, бросив на него удивленный и словно бы предостерегающий взгляд, пошел в комнаты.

«Еще не поздно смыться, — подумал Томи. — Он не успеет схватить меня, если я побегу прямо сейчас изо всей мочи. Он ненавидит Роя и меня, потому что считает, что его щелкнули по носу».

Бежать от более сильного противника не трусость, а мудрость. А этот человек, конечно, превосходил Томи силой.

«Но дело-то исключительное, — сказал себе Томи. — Дать сейчас тягу — это значит на всю свою жизнь признать, что сила Ярвинена дает ему право решать судьбу Роя. Что все произойдет так, как затеял Ярвинен, — телефонные звонки, попытки задавить собаку и все такое прочее, а нам останется только дрожать от страха и ждать, как поступит сила. Я не какой-нибудь раб Ярвинена. И ничей не раб. Так что пусть только попробует тронуть меня».

Ярвинен вышел к нему с полотенцем в руках. Его волосы были встрепаны, на лице — капли воды.

Глаза мужчины округлились, когда он узнал Томи.

— А-а, это ты! Тот, что с собакой?

— Да, я тогда соврал, — согласился Томи. — Была такая необходимость.

В освещенной лампочками прихожей солнце не могло выглянуть из-за облака и озарить все вокруг, но, когда мужчина улыбнулся, Томи почувствовал нечто подобное. Глаза Ярвинена сощурились, в них был смех.

— На твоем месте я поступил бы так же, — сказал он. — Ты обвел вокруг пальца целую ватагу ребят. Хотя я был уверен, что ты где-то спрятал собаку. Где ты ее так быстро спрятал?

— В нашем гараже. И все время боялся, что она залает.

— Умная собака не будет лаять, когда надо молчать.

— Рой очень хорошо все понимает, — с жаром сказал Томи. — Приходите навестить его, и вы увидите, что просто так он не кусается.

Мужчина наморщил лоб, положил полотенце на стол, посмотрелся в зеркало и пошел к двери.

— Все ясно. Яксю сам сказал, когда пришел из больницы, что собака укусила его потому, что в нее бросались камнями. Как ты сумел увести ее? Она что, знала тебя раньше?

— Нет. Она просто поняла, что я пришел ей помочь.

Ярвинен похлопал Томи по плечу:

— Да, малец, это был смелый шаг с твоей стороны. И вообще ты был прав, а мы не правы. Просто удивительно, до чего может взбеситься человек. Тогда в его котелке не остается ни капли разума. Я бы и вправду застрелил собаку, если б увидел ее. Я решил, что это злобная бродячая собака. Ведь даже овчарка, если забудется, может стать опасной.

Тут мужчина вспомнил, зачем вышел в переднюю.

— Ты ко мне по какому-нибудь делу?

Томи почувствовал себя неловко. Но не идти же на попятный… Кратко, как только смог, он изложил причину своего прихода.

Когда он кончил, мужчина отрицательно покачал головой:

— Это был не я. Вы, ребята, конечно, знаете, каким неприятным субъектом я становлюсь, когда выхожу из себя. Но я не стану никого преследовать.

— Ну конечно, я это знаю, — сказал Томи. — Но я пришел убедиться, так, на всякий случай, чтобы потом не думалось понапрасну.

— Все это очень странно, — проговорил Ярвинен. — Кто станет взваливать на себя столько забот ради какой-то собаки? И чего он добивается?

— Убрать Роя.

— Да, но зачем?

Томи вытер нос рукавом.

— Не знаю, — сказал он. — Это выглядит и странно и гнусно.

— Еще бы! — согласился Ярвинен. — Я готов помочь разобраться в этой истории, если смогу. Обдумаем это дело. А сейчас я вместе с тобой выйду во двор и покажу тебе наш автомобиль, чтобы ты знал, как он выглядит.

— Я верю вам на слово, — сказал Томи.

— Ну все-таки взгляни. — Ярвинен достал из кармана ключи и пошел впереди Томи вниз по лестнице.

Когда они спустились на первый этаж, чуть приоткрытая наружная дверь распахнулась и компания мальчишек из домов-башен протолкалась внутрь. Горячая волна захлестнула сердце Томи, когда он встретил вопрошающий взгляд Яксю. Мальчишки были готовы во что бы то ни стало защитить его!

— Все выяснилось, — сказал Томи. — Мы только посмотрим автомобиль Ярвинена.

— Мы пойдем вместе с вами, — объявил Яксю, и вся компания зашагала следом за Ярвиненом и Томи.

Через подвальный этаж они прошли прямо в гараж. Автомобиль Ярвинена стоял четвертым в ряду, передом на козлах.

— Я уже с неделю вожусь здесь, обновляю тормозную систему, — сказал Ярвинен деловито, как мужчина мужчине. — На это уйдет еще несколько дней.

— Ну так приходите, как управитесь, посмотреть на Роя. И вы тоже, ребята. А к тебе, Яксю, она привыкнет, дай только обнюхать себя как следует.

Они пошли в обход гаражей. На дворе вся компания вместе с Ярвиненом помахала Томи руками. А Хуотари прокричал:

— Дай знать, когда тебе будет нужна помощь. Мы выясним, кто этот тип.

— Мне больше невмоготу, — сказала мать, глядя на Томи заплаканными глазами. — Я, конечно, понимаю, как это тяжело для тебя, но нам придется расстаться с собакой.

Они сидели вдвоем за столом на кухне и пили чай. Было полпятого утра. Двадцать минут назад они проснулись от телефонного звонка. Звонил все тот же субъект.

— Я бы не стала поднимать трубку, но подумала: а вдруг с отцом что-нибудь случилось, — продолжала мать. — Пришлось ответить, а это опять оказался тот тип.

— Что он сказал сегодня?

— Что-то в том смысле, будто мы сами отвечаем за все, что случится с собакой, раз не выполняем его требований… Возьми еще бутерброд.

Томи взял. Он уже приготовил съестное в дорогу. Но все-таки следовало плотно поесть перед уходом.

— Страшно отпускать тебя на рыбалку, — тревожно сказала мать. — Как знать, где он подстережет тебя. Он сказал, что следит за нами. Может, он наблюдает и сейчас.

— Он просто запугивает, — проговорил Томи, откусывая большущий кусок хлеба с колбасой.

Мать, видимо, не была в этом так уверена:

— Еще он сказал, что у нас на дворе все время открыт тент от солнца.

Томи бросил бутерброд на стол и выглянул в окно.

Красно-желтый полосатый тент и вправду был раскрыт.

По спине Томи пробежал холодок. Откуда этот человек может следить за их домом? Должно быть, вон с того гребня. Если бы он только проехал мимо их дома по улице, то не увидел бы тента.

— Ты не побоишься остаться дома одна, если я схожу в Мёлься? Мне он ничего не может сделать, пока Рой со мной.

— Как раз за собакой-то он и охотится, — вздохнула мать. — Подожди хоть, пока люди начнут просыпаться. Но, по-моему, сегодня вам и вовсе не надо выходить.

— Не сидеть же нам за семью запорами из-за какого-то чокнутого, названивающего по телефону! — ответил Томи.

— Когда отец вернется домой, он сообщит об этом в полицию.

— И тогда они уведут Роя.

— Не увели же до сих пор.

— Да, а вдруг они решат, что собака причиняет всем слишком большое беспокойство.

— Я этого не думаю, — смягчившись, сказала мать. — Можешь отправиться с собакой в деревню к дяде Вилле. Хоть на неделю. Уж конечно, там ее примут. А отец с помощью полиции выяснит, кто это нам названивает. И если это какой-нибудь преступник, он будет наказан. Я налью тебе еще чаю.

Они выпили по второй чашке. Томи выглянул наружу. Солнце заливало все вокруг ярким светом. Давно уже следовало быть в Мёлься. Лучшее время клева прошло.

Бабушка Сааринен на склоне лет потеряла утренний сон. Вот и теперь она уже вышла во двор. Заслышав ее быстрые и легкие шаги, Рой подбежал к двери гаража и залаял.

В присутствии других бабушка Сааринен делала вид, что терпеть не может собаку. Но на самом деле она любила Роя. Вот и сейчас она подошла к собаке, погладила ее и поставила перед ней миску с едой.

Томи незаметно от матери пытался понаблюдать за гребнем гряды, но отсюда его было плохо видно. Все же Томи заметил, как ранние пташки — береговые ласточки — словно нарочно огибают один бугор на гряде. Тот самый, на котором несколько раз подозрительно шелохнулась рябина.

— Скорее всего, это какой-нибудь шутник, — продолжала мать уже веселее. — Какой-нибудь молодой пакостник, который не понимает, как отвратительно то, что он делает. Мне думается, ему скоро надоест, и он прекратит свое вздорное приставанье.

«А я таки уверен, что не прекратит», — подумал Томи.

Рябина снова шелохнулась. Кто-то опирался о ее ствол и, наверное, переменил положение тела.

Почему этот человек хочет убить Роя?

Разумеется, он ненавидит собаку, которая укусила его тогда вечером в прихожей Саариненов. Но зачем он связался с ней?

Если бы дело шло о человеке с дробовиком, Ярвинене, Томи еще мог бы хоть как-то понять его. Отместка за оскорбленное чувство собственного достоинства. Но ведь звонит-то кто-то неизвестный…

Ну, а что, если это человек, который давно знает собаку? Который хочет ей отомстить? У Роя были две раны, когда он, скованный цепью, лежал тогда в лесной ложбине. Может, он, раненный, вырвался от своего истязателя и убежал. Но ведь этот человек знал, где искать собаку…

Воображение Томи работало не переставая. Он отлично понимал, что из-за какого-нибудь пустяка никто не станет днями и неделями преследовать собаку. На это должна быть серьезная причина.

Уж не убил ли кого этот человек, а Рой знает, где спрятан труп? Тогда этот человек должен бояться, что собака раскроет тайник. Тем более если там закопан, скажем, бывший хозяин Роя.

— Тебе пора отправляться, пока утренний клев не кончился, — сказала мать.

— Дело не к спеху. Вообще-то надо бы сходить на чердак да взять спиннинг. Может, захочется немного побросать, раз уж пойду в Мёлься.

На верхнем этаже, в спальне, висел на стене отцовский бинокль.

Как ни в чем не бывало Томи поднимался по лестнице. Он беззаботно посвистывал, хотя от напряжения весь дрожал. Сделав вид, будто из передней верхнего этажа прямиком направляется на чердак, он по пути прошмыгнул в спальню и взял бинокль.

Из чердачного окна нельзя было как следует разглядеть гребень гряды. Смотреть приходилось снизу вверх. Другое дело — разглядывать берег. Когда Томи занял у окна удобную позицию среди игрушечных автомобилей и дорожных сумок и подкрутил окуляры бинокля по глазам, ему показалось, что он смотрит на гребень с расстояния в десять метров.

Нашарив биноклем то место на бугре, Томи вздрогнул. Под рябиной, опираясь о ее ствол, сидел человек в голубой куртке и джинсах. Согнув ноги в коленях, он подтянул их к подбородку, а руки заложил за голову.

Лица мужчины нельзя было разглядеть. Мешали пучки высокой, выжженной до желтизны травы и кепи с длинным козырьком, скрывавшее большую часть лица. Мужчина был бородатый, в темных очках.

Так вот он, гонитель Роя. Томи был в этом уверен.

Мужчина курил. Вот он бросил окурок и — об этом можно было догадаться по движению его ноги — затоптал в песок.

Томи постарался хорошенько запомнить внешний облик незнакомца. Он рассмотрел его еще лучше, когда тот встал и отряхнул брюки. Мужчина был худой, довольно высокий и, по правде сказать, приятной наружности.

«Я бы не стал биться об заклад, что этот человек — убийца, — подумал Томи. — Такой молодой…»

Но кто же этот человек? Томи не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел его в здешних местах.

Мужчина еще раз посмотрел в сторону дома Томи. Затем повернулся, спустился по гряде и исчез из поля зрения.

Томи еще с минуту побыл на чердаке, чтобы унять бешеное биение сердца и отдышаться. Он дрожал с головы до ног быстрой, мелкой дрожью.

Что же предпринять?

«Если я расскажу матери об этом человеке на гряде, она хлопнется в обморок. Я и сам близок к этому. Если же расскажу Марке и бабушке Сааринен, то все равно через минуту это станет известно матери. Можно было бы поговорить с Ярвиненом, если б он был дома, но он уже отправился на работу».

Ну, а с товарищами?

В душе Томи боролись противоречивые чувства. Пожалуй, больше всего ему хотелось, чтобы его защитили. Конечно, он мог рассказать все матери, и они позвонили бы в полицию. Тогда дело решилось бы просто.

Но от этого удерживал страх быть осмеянным. Что скажет полиция? Подумаешь, мол, какой-то чокнутый звонит о том, что ему не нравится их собака. Ну и что? Какое дело до этого полиции? В лучшем случае там напишут протокол и сунут в папку, посмеиваясь: вот слабонервные!

К тому же действия полиции могут вспугнуть преследователя Роя, он исчезнет. И правду так никогда не удастся узнать.

Столь же опасно было звать на помощь своих друзей, здешних и из домов-башен. Правда, они могут установить такой строгий караул, что тот человек ничего не сможет сделать. Но это его тоже спугнет.

Кроме того — тут Томи остановился на третьей сверху ступеньке лестницы, ведущей на чердак, — он вдруг понял, что его заедает тщеславие.

Важно разобраться в этой истории самостоятельно, без помощи других. Уже вечером он мог бы устроиться в каком-нибудь подходящем месте, чтобы следить за подступами к той рябине и определить, куда уходит мужчина. Тогда, может, и удастся что-нибудь выяснить.

Со спиннингом в руке Томи спустился вниз.

— Я вернусь, скорее всего, за полдень, часа в два.

— Береги себя, — сказала мать. — А сегодня вечером, когда отец придет домой, или завтра утром, поговорим с ним. Я думаю, нам удастся как-нибудь с этим разобраться.

С едой и рыболовными принадлежностями в руках Томи вышел из дому, захватил банку с червями, стоявшую на своем обычном месте у камня, и направился во двор к Саариненам. Рой выскочил ему навстречу.

Бабушка Сааринен тут же воспользовалась случаем поворчать на собаку:

— Из нее выйдет изрядный иждивенец, уж это точно. Она такого благородного происхождения, что простая еда ей не по вкусу! Вот и сейчас она не соизволила притронуться к плошке, хотя ей дали такого мясного супа, что впору хоть министру. Я хотела сама съесть вечером остатки, но все же отдала ей, и вот они тут, поглядите, пожалуйста.

Бабушка указала на полную плошку с едой.

— На земле не хватает продуктов питания для людей, а этот пес воротит нос от мясного супа, — продолжала бабушка. — Но ничего другого она не получит, во всяком случае, от меня.

Томи подумал о кругах колбасы в пластиковой сумке, припасенных для собаки. Бабушка Сааринен наверняка оттаскала бы его за волосы, если бы узнала об этом. Но это останется тайной между ним и Роем. О мужских делах не положено кричать во все горло.

И поэтому, спуская собаку с цепи, Томи вслух сказал:

— Ничего, он все будет есть как миленький, пусть только побегает со мной целый день.

— Тебя оштрафуют, если собака будет бегать без поводка! — крикнула бабушка им вслед, когда они уже прошли через задние ворота и направились к береговой гряде.

По гряде Томи поднимался совсем тихо, собака не отходила от него ни на шаг. Не исключено, что их враг лишь укрылся на другой стороне гряды — поесть или вздремнуть, и они идут, как мышь в ловушку, прямо ему в лапы.

Достигнув гребня, Томи шепотом приказал собаке лечь, а сам прополз последние метры так осторожно, как только мог.

Из-за кустов можжевельника он посмотрел в сторону канавы.

На самом гребне никого не было. Но он заметил человеческие следы. Они внезапно обрывались чуть ниже по склону гряды. У этого человека не было машины, иначе он поставил бы ее у развалин кирпичного завода или на дороге, пролегающей по фабричной территории. Видимо, он приходил на Окраину откуда-то издалека. Возможно, он больше не смел появляться в здешних краях на машине, которую многие видели и могли узнать.

— Рой, ко мне!

Собака стремительно подскочила к Томи. Они подошли к рябине. На песке вокруг нее были разбросаны окурки и спички, близ ствола Томи снова увидел следы. Отпечаток этих кед Томи уже знал: косая насечка, клеймо на каблуке. Да, это тот самый человек, который столкнулся с Роем в передней Саариненов.

Томи осторожно огляделся вокруг. В лесной чаще по берегам канавы, казалось, ничего не изменилось. Человека там слышно не было. Доносились лишь голоса птиц, занятых своими утренними хлопотами.

Мужчина, по-видимому, ушел своей дорогой.

Они могли двинуться следом за ним. Но эта мысль не вдохновила Томи. Другое дело — следовать за мужчиной так, чтобы видеть все его движения. С самого начала. Сейчас его нигде не было, и на него можно было наткнуться где-нибудь там, далеко, — на болотах канавы Тиитинен или в лесах за ними.

Томи, сидя под рябиной, посмотрел в сторону дома. Отсюда их дом просматривался, как хоккейное поле с лучших мест во Дворце спорта. Человек мог свободно следить за всем происходящим на дворе у них и у Саариненов. Если у него был бинокль, он при соответствующем освещении видел и то, что делается внутри.

Было как-то неприятно думать, что этот человек знал об их жизни почти все. Среди прочего и то, что отца нет дома. А также то, что и у Саариненов нет никого из мужчин.

Ну, сегодня-то вечером отец рано или поздно вернется и останется дома на весь конец недели. Отцу он расскажет об этом мужчине все. Вот тогда-то они и решат, как быть дальше.

Томи уже хотел было продолжить свой путь, когда его взгляд упал на что-то блестящее. Он нагнулся и разгреб рукою песок.

В его пальцах оказалось что-то твердое, металлическое. Боевой патрон. Короткий, совсем миниатюрный. Для мелкокалиберной винтовки или пистолета.

Этот человек возился здесь с оружием, очевидно, заряжал его и обронил патрон.

Может, он собирался убить Роя? Но собака в то время находилась в гараже и вышла оттуда лишь тогда, когда бабушка Сааринен уже встала и появилась во дворе. По-видимому, это и спасло собаку.

Томи трясло. Любой из них там, во дворе, был хорошей мишенью для этого человека. С наступлением темноты они даже не задергивали занавески на окнах, обращенных во двор. И незнакомец смотрел отсюда в освещенные комнаты, словно в витрину магазина. И кто знает, может, смотрел сквозь прицел оружия.

— Разумеется, он охотится за собакой, а не за людьми, — вслух произнес Томи, но ему не стало от этого легче. Да и к тому же, откуда знать, чего он добивается.

Томи вспомнил, как весною на пасху, когда они гостили в Каяани, двое мужчин стреляли в полицейского. Во хмелю человек способен на все. Так, возможно, и этот был пьяницей, которого не лечили.

Ловить рыбу расхотелось. Томи знал: и на берегу моря ему не избавиться от мысли, что человек с оружием может в любой момент возвратиться на гряду. То, что до этого утра представлялось таинственным и волнующим приключением, обернулось страшной угрозой. Томи посмотрел на часы. Сейчас семь утра. Отец придет не раньше семи вечера. Эти двенадцать часов казались Томи ужасающе долгими.

— Знать бы, чего добивается этот тип, стало бы чуточку легче, — произнес Томи вслух и почесал шею Роя. — Может, и ты чувствуешь то же, что и я, но не умеешь сказать… Пошли!

Он попытался успокоить себя тем, что с ним собака, и продолжал свой путь. Однако патрон в кармане заставлял его неотступно думать о человеке, который во что бы то ни стало хотел лишить Роя жизни. Может, этот человек опасается, как бы Рой не стал для него помехой? Может, он боится, что Рой отыщет тайник, который он выкопал? Должно быть, так. А что там, в тайнике?

Прорыбачив все утро на скале, с которой в море свалилась большая ель, Томи добыл тридцать крупных окуней. Это было одно из его лучших мест для рыбалки, и он ревниво оберегал его. Окуни и без того собирались у ели, качавшейся на воде около отвесного склона скалы, а Томи еще и подкармливал их. Под водой, на еловых лапах, он подвесил большой мешок, полный мякины, зерна, крупы — всего того, что напихал в него дедушка Жестянщик. Все это сквозь редкую мешковину просачивалось в воду, и большие окуни сбивались в стайку около ели на утреннюю и вечернюю кормежку.

Томи спустился с пойманной рыбой вниз, на камни. Это было нелегко, потому что под мышкой он нес еще собранный на скале хворост и обломки пней.

— Осторожно, братец, — подбадривал он Роя, который шел следом за ним. — Мы оба бухнемся в воду, если ты будешь суетиться.

На ту сторону скал они могли бы попасть гораздо легче, но там не было такого уединения. А здесь поросшие хвойными деревьями скалы стеной обрывались к морю, местность наверху была труднопроходимая, и поэтому сюда никто никогда не заглядывал. Все предпочитали правую сторону оконечности мыса — значительно более пологую и удобную, с маленькими клочками травы и лиственными деревьями. Был там и песчаный пляж. Горожане частенько наведывались туда.

Однако Томи нравился здешний покой и одиночество. Отсюда города не было видно, и перед глазами простиралось лишь море с островами, а еще дальше — безбрежный простор. Весь городской шум оставался позади, по ту сторону скал. За возвышенностью тянулся заболоченный, пустынный на всем пространстве залива Тиитинен берег. По другую сторону канавы местность понемногу повышалась, и там уже начинались леса и обжитые места.

Томи обернулся и посмотрел на Роя.

— Ну как, держат тебя твои лапы? Ничего, дальше будет уже легче.

Казалось, собака глядела на него укоризненно.

— Ты даже не представляешь себе, в какой рай мы попадем, — сказал ей Томи. — И ты в конце концов полюбишь его.

Перебравшись через большой гладкий валун, они подошли к широкой расщелине, где уже была земля, и на ней росли вперемежку ягель, вереск и какая-то низкая трава. Отсюда можно было без труда добраться до конечной цели прогулки — валуна, лежавшего у самой кромки воды.

Томи окрестил это место Спиной кита. Это был его потайной уголок, где он загорал. Солнце пекло здесь в полдень так жарко, что подошвы ног горели, когда он снимал кеды.

— Ну, что скажешь?

Рой исследовал все вокруг: выпятившуюся из берега Спину кита, крутой и низкий бок скалы, похожее на пещеру углубление в подножии утеса, где даже в сухое лето из источника, укрытого где-то в недрах скал, струилась холодная вода. Собака обнюхала и принесенные Томи чурбаны для сиденья, и старое кострище на камнях прямо у воды. Здесь Томи и в сухую погоду осмеливался разжигать маленький костер, такой, который не давал искр. Это отец научил его, когда можно разжигать костер, а когда нельзя.

«Самое худшее, что может натворить человек в глуши, — это побаловаться с огнем и устроить лесной пожар!» — говаривал отец.

Нынешнее лето выдалось до того сухое, что, пожалуй, здесь — единственное место, где не страшно развести костер.

Рой был вне себя от возбуждения, когда Томи ссыпал рыбу в неглубокую ямку между камнями сбоку возле Спины кита и достал из своего тайника обломок доски.

— Я сперва разделаю рыбу и только потом поем, — сказал он собаке, вспарывая животы окуням и вычищая внутренности. — Если их не обработать, они протухнут через несколько часов.

Со свежей рыбы чешуя сходила довольно легко, зато когда окуни подсыхали, она держалась так крепко, что рыбешку помельче приходилось выбрасывать, если она хоть день оставалась необработанной.

Все необходимое для рыбалки у Томи было в пластиковой сумке. Немножко соли. Бумажный пакет для чешуи и потрохов. Он закопает этот пакет, поднимаясь наверх, под каким-нибудь деревом, где будет подходящая яма. Если за этим тайным местечком не ухаживать, через несколько недель здесь будет такая вонь от разложившихся потрохов, что сам леший шарахнется отсюда.

Очищенную рыбу Томи положил в сумку и отнес ее в глубь пещеры, в заросли папоротника близ ручья. Там было прохладно, как в погребе. Томи потрогал бутылку лимонада, которую перед этим он положил в проточную воду. На ощупь бутылка была прохладная.

— Сперва мы искупаемся, а потом поедим, да?

Словно соглашаясь, Рой тявкнул.

Томи разделся, расстелил брюки и рубашку на большом камне. Сверху положил часы. Они показывали половину первого.

До возвращения отца домой остается шесть с половиной часов!

Томи старался отогнать от себя все мысли, не связанные с рыбалкой. Но тем не менее они жили где-то в уголке его сознания, будто ловя первую же возможность овладеть им целиком.

«Я больше не думаю об этом субчике на гряде», — сказал себе Томи и вошел в воду.

Он уже проплыл два круга далеко от берега, прежде чем Рой соизволил войти в воду. Поначалу он только лаял на берегу и бегал взад-вперед по Спине кита. Томи, разумеется, знал, чего он боится. Каменистый берег был скользкий, и собака с трудом удерживала равновесие. Вот так же ей приходилось заставлять себя подниматься по лестницам многоэтажных домов вслед за Томи, когда тот разносил рекламы. Твердая гладкая поверхность не давала опоры ее лапам.

Наконец Рой разбежался и прыгнул в воду.

Он погрузился довольно глубоко. На поверхности оставались лишь голова и часть спины. Плавать он, конечно, умел. Но в такой жаркий день, как сегодня, просто наслаждался купанием.

Томи выбрал из принесенного для костра хвороста толстую палку и бросил ее в воду. Рой с готовностью поплыл за палкой и яростно зарычал, когда Томи, нырнув, опередил его и кинул палку в другую сторону.

Под конец Томи швырнул палку на берег, к подошве Спины кита, близ входа в пещеру.

Вздыбившись из моря, словно штормовая волна, Рой охотно бросился за палкой, позабыв о том, что его лапы скользят по камням.

Томи вышел из воды следом за собакой.

— Теперь, старик, разведем небольшой костер, поджарим колбасу и обсохнем на солнце, — сказал мальчик, возвращаясь вместе с Роем на берег.

Тонкие хворостины и несколько клочков лишайника вспыхнули, как порох, едва Томи чиркнул спичкой. Минуту спустя он сидел рядом с Роем у горящего костра. Собака ела колбасу сырой, а Томи поджаривал ее себе над огнем, насадив кусок на кончик прутика.

Солнце припекало, миллионы лучей отражались от поверхности моря, и ветерок ласково обдувал кожу, сушил ее, словно мягкое полотенце. Здесь была благодать.

Увидев красный пожарный автомобиль на своей улице, Томи сменил шаг на бег. Сумка с рыбой колотилась о его бедро, удочка бороздила дорогу, подымая пыль, но Томи ничего этого не замечал.

Что там стряслось?

Вблизи пожарного автомобиля толпился народ. У забора стояли велосипеды ребят, но их самих на улице не было видно.

С трудом переводя дух, Томи вместе с Роем достиг угла кооператива. Отсюда он уже разглядел, что люди сгрудились не у их ворот, а у ворот Саариненов.

Неужели пожар?

Глядя в направлении дома Саариненов, Томи одновременно увидел береговую гряду. Ее гребень был черным от облепившей ее малышни.

Бабушка Сааринен стояла во дворе у крыльца в окружении соседок. Среди них Томи увидел и свою мать. Все были взбудоражены, многие плакали.

Томи в нерешительности остановился у ворот. Рой держался около него. Одна из продавщиц кооператива стояла в воротах.

— Что случилось? — тихо спросил у нее Томи.

— Сату утонула в канаве Тиитинен, — шепотом ответила девушка.

Томи ухватился за столб забора. Ему казалось, что еще немного — и его голова лопнет от прилива крови. Все вокруг него кружилось.

— Пожарники пытаются найти ее, — пояснила девушка. — Но она утонула четверть часа назад.

— Откуда они знают это с такой точностью? — возразил Томи. — И то, что она утонула?

— Дедушка Хилтунен слышал крик девочки за грядой. Но не сообразил сразу же поднять всех на ноги, а сказал об этом только сейчас, когда бабушка Сааринен пришла к нам в магазин и спросила, не видели ли мы Сату.

Томи бросил удочку и рыбу у ворот. Затем они с Роем побежали через двор к задней калитке, а оттуда по лугу к береговой гряде.

— Никому не разрешают спускаться вниз к канаве, — сказал кто-то из ребят, когда Томи, расталкивая их, устремился дальше.

Пожарники прочесывали канаву вглубь. Один из них стоял на берегу с мегафоном в руке и радиотелефоном у бедра. Он показывал рукой чуть ли не под ноги себе и говорил людям, прочесывавшим канаву неподалеку от него:

— Во всяком случае, следы детских башмаков ведут вот отсюда!

Оглянувшись назад, пожарник увидел Томи.

— А ну, ребята, сейчас же прочь отсюда! Здесь не место для любопытных!

Эти слова едва дошли до сознания Томи. Было нечто другое, гораздо более значительное, чем этот человек и все люди по обеим сторонам гряды. Рядом с маленькими следами Сату — следы кед, на большой подошве которых косая насечка и, словно лев на марке, клеймо на каблуке.

На мгновение у Томи зашлось дыхание. Пожарник снова сказал ему что-то, но он не слышал, а лишь остолбенело глядел на знакомые до ужаса следы рядом со следами, оставленными Сату.

«Так неужели этот человек охотился за девочкой? Или Сату заметила его, и он захватил ее с собой?»

Томи перевел взгляд с пожарников на гряду. Он видел следы Сату по крайней мере в трех местах. И рядом с ними отпечатки обуви преступника, таившегося за грядой.

— Прочь отсюда, да поживее!

Пожарник подумал, что Томи лишь исполняет его приказание, когда мальчик с собакой, миновав его, пошел вверх и наискосок по склону гряды. Томи безотрывно смотрел на следы кед на песке. Там, где трава стала погуще, следы исчезли.

Неподалеку впереди канава подходила еще ближе к гряде, которая становилась в этом месте крутой, как стена, и отвесно падала вниз. Тут гнездились береговые ласточки. Сейчас они встревоженно носились в воздухе. Перед этим обрывом человек должен был снова подняться на гряду.

Томи рассчитал правильно.

Там, где кончался травянистый берег канавы, следы мужчины поднимались по песчаному пространству вверх на гряду. А на гребне снова появились следы Сату. Мужчина, несомненно, сам пронес девочку вверх по склону, а потом вновь заставил ее идти пешком.

Томи взглянул на Роя. Морда собаки уже уткнулась в следы Сату.

— Это Сату. Понимаешь, Сату! Ищи Сату!

Собака в темпе направилась вдоль гребня прочь от Окраины, в направлении лугов и лесов, остававшихся по левую сторону канавы Тиитинен.

Томи бегом бросился за ней.

Множество мыслей копошилось в голове Томи, пока он бежал рысцой вслед за собакой. Мальчику казалось, что мысли растут, наслаиваются друг на друга и обволакивают все его существо разноцветными полотнищами.

И самыми черными полотнищами были ужасающие картины судьбы Сату. Этот человек мог сделать с Сату что угодно. Томи не исключал и такой возможности, что где-нибудь на тропе Рой натолкнется на труп Сату.

Томи в бессильной ярости сжимал кулаки.

«Я убью этого негодяя, если он хоть пальцем тронул Сату. Эх, жаль у меня нет с собой ножа!»

Нож остался в пластиковой сумке, которую Томи бросил у ворот дома Саариненов.

Брюки у Томи были без ремня, и он мог носить нож только в сумке вместе с другими вещами.

«Постарайся теперь успокоиться, — сказал себе Томи. — Нет ничего хуже, если сейчас все перемешается у тебя в котелке».

Какой бы страх за судьбу девочки ни владел им, теперь на уме у него должно быть одно: погоня. Во всяком случае, следы девочки еще то и дело показывались на тропе. Но потеряй он самообладание — и ее не спасти, даже если сейчас она жива и здорова.

«Спокойно, спокойно, — яростно твердил себе Томи. — Ты же всегда воображал, как тонко сможешь действовать во время опасности… И вот она пришла, опасность!».

Его угнетали не только черные мысли, но и действительные заботы. Они навалились на него, тяжелые, как камни, и требовали немедленных действий.

«Спешкой я все испорчу», — думал Томи, заставляя себя успокоиться.

Рой остановился на том месте, где гребень гряды понижался. Канава Тиитинен поворачивала здесь направо. Сбегающая с гребня тропинка раздваивалась.

Левое ответвление вело к земельным наделам, где и у них был участок под сахарной свеклой. Направо, поворачивая в сторону канавы, тропинка убегала через заболоченные луговые наделы в лес и тянулась по крайней мере до лесного озера Рубппо.

Зимой озеро Руоппо превращалось в лыжную базу города. Местность там была холмистая, с сосновыми борами и довольно высокими горками. И совсем близко от старой избушки для лыжников. Между лесистыми гребнями холмов открытые низкие равнины, по большей части болотистые.

Быть может, где-то там, близ озера Руоппо, и укрывался похититель Сату?

Глядя на собаку, которая обнюхивала тропинку у развилки, Томи лихорадочно подсчитывал в уме: от города до озера Руоппо было около восьми километров. Отсюда, возможно, неполных семь. Если верно, что с момента исчезновения девочки, как говорили во дворе у Саариненов, прошло четверть часа, то похититель имеет лишь километр форы, от силы полтора. Сату не могла бежать. Мужчине пришлось нести девочку на руках.

«Я наверняка настигну их, если они пошли в том направлении! Ну, а что если на дороге, которая идет мимо садовых участков, у похитителя стоит наготове автомобиль? В таком случае он уже мог уехать куда угодно».

Рой пробежал несколько шагов по левому ответвлению тропинки, но затем вернулся обратно и снова стал обнюхивать место развилки.

— Постарайся найти верную дорогу, — прошептал Томи. — От этого многое может зависеть…

Теперь собака двинулась вправо. Пробежав совсем немного, она зарычала и прибавила ходу. В ее движениях появилась целеустремленность. Несмотря на это, Томи не чувствовал особой уверенности, пустившись бегом вслед за собакой. Его взгляд пытался отыскать на тропе те страшные отпечатки ног или различать маленькие следы Сату.

Тем ли путем они пошли?

Тропа здесь опускалась еще ниже, а камни и корни деревьев мешали движению. Томи бежал рядом с тропой. Его нога ступала по мягкой почве вересковой пустоши и оставляла на ней след, но ненадолго: примятая растительность снова выпрямлялась. По тем следам, которые оставлял сам Томи, невозможно было определить, какой обувью они впечатаны.

Томи не спускал глаз с собаки.

Действия Роя, по крайней мере на этом этапе преследования, представлялись убедительными.

Рой бежал вперед, держа морду над самой землей, временами останавливался, возвращался на несколько шагов назад. Потом опять устремлялся вперед, и по его виду чувствовалось, что он уверенно ведет поиск.

Но вот им встретилась первая болотистая ложбина. Томи остановился на краю болота. За кочкарником на той стороне росла осока. Она высохла и пожелтела. Там и сям посреди этого травостоя виднелись большие темные пятна. Это был высохший ил. Там, где тропа проходила по илу, Томи попытался рассмотреть следы человека, за которым он гнался.

Насколько хватало глаз, сухая корка ила нигде не была раскрошена. Все углубления в ней были сделаны много дней, а то и недель тому назад.

Разочарование и отчаяние порождали у Томи такое же ощущение, как чересчур быстрый спуск с большой крутизны на велосипеде без притормаживания. В ушах шумит. Грудную клетку будто сдавило. В висках стучит, корни волос пощипывает.

Казалось, все стало ему ненавистным. Даже собака. Но больше всего собственное бессилие.

Да, именно бессилие вызывало у него чувство ярости и унижения. К тому же он чувствовал себя виноватым. Если бы он бежал быстрее, они бы уже настигли похитителя. Услышали бы и увидели, по какой дороге двигается этот человек.

«Ты теперь как загнанная в угол крыса, — в ярости говорил себе Томи. — Если бы ты регулярно выходил на прогулку и поднимал гири не в воображении, а на самом деле, тогда бы ты сегодня мог держать темп».

Томи обвел взглядом болото. Лес вокруг него. Каменистый косогор по ту сторону. Он свистнул, подзывая к себе собаку.

Рой прыгал по обе стороны тропы на том краю болота, пытаясь отыскать след.

— Там ничего нет. Мы упустили их из-за того, что я слишком медленно бегу. — Томи чувствовал к себе отвращение.

Собака взглянула на него. Затем повернулась и снова принялась обнюхивать кочкарник. Так как Томи продолжал стоять на месте, она через некоторое время повернулась к нему и взвизгнула.

Томи побрел назад к концу тропы, с которой они только что сошли, и захлюпал по болоту. Рой поскуливал на той стороне болота.

Чего же добивалась собака?

Томи остановился. Поскуливание Роя перешло в визг.

Наверняка стоило пойти посмотреть, что там.

С трудом перебравшись на другую сторону болота, Томи увидел два следа, довольно далеко от тропы, справа от нее. Одни следы были маленькие, оставленные детскими ботинками, другие большими, с косой насечкой.

Последние метры Томи пробежал бегом и крепко обнял собаку.

— Молодец, дружок, — поощряюще сказал он тихим голосом. — К счастью, ты достаточно настойчив даже тогда, когда я падаю духом.

По следам было видно, что мужчина обогнул болото, возможно опасаясь, что оно слишком топкое. Вероятно, ему пришлось взять девочку на руки. Во всяком случае, на краю болота следов Сату больше не было видно. Но их не было видно и на каменистом склоне ложбины.

Здесь, у подошвы склона, на покрытой хвойными иголками и низким ягелем земле виднелись глубоко врезавшиеся в почву маленькие следы. Похоже, мужчина тащил за собой Сату и ножки девочки содрали ягель с поверхности земли.

Томи остановился одновременно с Роем. На большом камне среди высокой засохшей травы и вереска что-то желтело. Это была лента из косички Сату.

Томи нагнулся, поднял ленту и сунул ее в карман. Другой рукой он погладил Роя по шее.

— Идем дальше. Где Сату?

Собака, вытянув хвост, двинулась вверх по склону. Томи последовал за ней.

После крутого склона тропа с километр вела по гребню, поросшему вереском. Она была хорошо утоптана, и Томи до самого конца гребня бежал изо всех сил, каждую минуту ожидая, что нагонит тех, кто шел впереди. Судя по следам, мужчина нес Сату на руках, и это, естественно, замедляло его продвижение.

Гребень стал суживаться и постепенно понижаться. В гуще сосен начали попадаться ели и лиственные деревья. По обеим сторонам возвышенности простирались топи.

Впереди топи смыкались в одно болото. Идти по нему пришлось с полкилометра или чуть побольше. И тогда Томи увидел: по ту сторону болота высокий мужчина в куртке и джинсах нес девочку к твердой земле.

— Рой, ко мне!

Собака, будто недоумевая, посмотрела на Томи. Потом — на следы, по которым они гнались. Потом снова на Томи. И, понурясь, вернулась к мальчику.

— Лежать!

Рой лег. Томи и сам пригнулся. Густой подлесок скрывал его от глаз впереди идущих.

Томи лихорадочно думал, как быть. Во всяком случае, он не осмеливался тут же отправиться в болото вдогонку за мужчиной. Если тот и не оглядывался назад, то девочка, которую он нес на руках, сразу бы заметила их и обязательно позвала на помощь.

Это был последний болотистый участок на их пути. А дальше, по ту сторону канавы, начинались уже окрестности озера Руоппо — ближайшие подступы к лыжной базе. Мужчине с девочкой оставалось пройти до избушки лыжников два километра. Это устраивало Томи. Он был уверен, что ему удастся догнать их.

Ну, а дальше что?

Вероятно, у мужчины возле избушки лыжников стоит наготове автомобиль. Он может увезти Сату куда угодно. И с девочкой может случиться что угодно. Прежде чем Томи доберется обратно до города, у похитителя будет в запасе семьдесят — восемьдесят километров.

Томи совсем забыл о собаке. Вероятно поэтому, мельком взглянув на Роя, Томи будто не увидел его. Потом зрение вернулось. Появились очертания: голова, лапы, грудь.

Когда взгляд Томи упал на заклепки на ошейнике собаки и отраженный ими солнечный свет блеснул ему в глаза, Томи вдруг понял, что надо делать.

На стоящей перед ним березе кора местами отслоилась от ствола и свернулась завитками. Томи потянул за завиток и оторвал лоскут сантиметров двадцать длиной.

Карандаша у него не было. Эх, как бы пригодился ему сейчас нож! В голове Томи мелькнуло мудрое старое правило: без ножа и без спичек мужчине лучше в лес не ходить. Но что пользы в запоздалых сожалениях?

В кармане у него была коробка из-под блесен. Дядя Эркки — сам заядлый рыболов — к каждому рождеству присылал из Лахти несколько блесен.

Томи достал коробку из кармана, открыл пластмассовую крышку и вынул черно-белую блесну с двумя парами крепких крючков. Он как можно сильнее сжал пальцами крючок и принялся выцарапывать буквы на куске бересты.

Выводить буквы крючком было трудновато. Крючок скорее рвал, чем резал внутреннюю поверхность бересты. В конце концов на бересте кое-как одно за другим запечатлелись слова: «Полицию. Озеро Руоппо».

Нацарапав последнюю букву «о», Томи поспешно сунул блесну обратно в коробку и положил коробку в карман. Одновременно он смотрел сквозь ветви березы на середину болота. Мужчина с Сату пытался перебраться через канаву.

«Время еще терпит, — сдерживал себя Томи. — Я еще успею сделать все, что нужно». Он достал из кармана желтую ленту Сату и один ее конец крепко-накрепко привязал к ошейнику собаки. Затем аккуратно обмотал бересту лентой, второй конец которой тоже прикрепил к ошейнику. Если Марке хоть мельком увидит собаку, она наверняка заметит ленту из косички Сату.

Ну, а если Марке не увидит?

Томи с минуту раздумывал. Затем его осенило.

Он быстро снял с руки часы и также прикрепил их к ошейнику. Теперь на Роя обратит внимание всякий, кто увидит его.

— Домой, к Марке! К Марке! Быстро! Ну, пошел!

На короткое мгновение, пока собака поднималась с земли, Томи испытал страх, что она побежит вслед за Сату и незнакомцем. Потом, увидев, как целеустремленно Рой направился к тропе, которой они пришли, мальчик мысленно попросил у собаки прощения за недоверие к ней.

— Теперь все зависит от того, сумеет ли Рой привлечь к себе внимание, — вполголоса пробормотал Томи.

А сам он поднялся с кочки и, пригнувшись, стал наблюдать из-за березы, что происходит впереди. Мужчина с девочкой совершал свой переход через болото очень медленно. Ему предстояло преодолеть глубокое ответвление канавы Тиитинен, и он несколько раз возвращался обратно — берега канавы совсем раскисли. Только через полчаса, после нескольких неудачных попыток, мужчина отыскал место, где он с Сату смог перебраться на другую сторону канавы. Томи совершенно спокойно наблюдал за их продвижением. И лишь когда преследуемый скрылся из виду, он двинулся вперед. Мальчик рисковал быть замеченным, если, случаем, мужчина присядет где-нибудь там, на вересковой пустоши, и оглянется назад, на болото. Но Томи был вынужден пойти на риск: другого пути через болото не было.

Он обогнул купу берез в том месте, где похититель исчез в лесу вместе с Сату.

Поднимаясь от болота к вересковой пустоши, прилегающей к озеру, Томи был готов к тому, что мужчина может караулить его за любым кустом. Но мужчины и Сату нигде не было видно. Выбежав по их следам на тропу, Томи вдруг сообразил, что существует еще большая опасность: двигаясь вдоль дороги на лыжную базу, мужчина может поспеть к своему автомобилю так быстро, что никто не сумеет помешать ему. И тогда Сату полностью окажется во власти похитителя.

Томи прибавил шагу, хотя и запыхался, пересекая болото. Он винил себя в том, что слишком поздно послал Роя за помощью. Это следовало сделать сразу после того, как он нашел ленту из косички Сату. Тогда полиция успела бы. А теперь мужчина, скорее всего, выйдет из этого поединка победителем.

Но чего, собственно, он хотел от девочки?

В этот момент, как будто в ответ на вопрос Гоми, откуда-то спереди раздался детский крик.

Томи остановился, прислушиваясь.

Да, это была Сату. Девочка кричала от страха и боли.

Томи бросился на крик.

Мужчина мог услышать топот его ног, но в слепой ярости и тревоге Томи продолжал быстро бежать рядом с тропой.

Впереди были лесопосадки — густая поросль двухметровых сосен. Деревца стояли чуть ли не вплотную друг к другу, и тропа делала здесь петли, словно распустившийся клубок ниток. Томи был вынужден сбавить ход.

Это спасло его, иначе он угодил бы прямо в лапы похитителя детей.

Лесопосадки кончились так же внезапно, как и начались, и за ними была обширная пустынная пожога. По тропе, посередине пожоги, мужчина тащил Сату за волосы.

На мгновение Томи остолбенел от этого зрелища, его тело словно налилось цементом.

Люди, собравшиеся во дворе дома Саариненов, увидели, как Марке спускается с береговой гряды вместе с только что прибывшим старшим констеблем.

— Тело Сату нашли в канаве, — авторитетно заявил кто-то.

Все вытянули шеи, высматривая, не идут ли между столпившимися на гряде зеваками люди с носилками. Во дворе началась настоящая давка. Второй автомобиль с аквалангистами, остановившийся на улице перед домом, поднял на ноги всех жителей Окраины. Люди выражали сочувствие матери и бабушке Сааринен, предлагали свою помощь. Были и такие, которые пришли из простого любопытства.

Прибытие полицейской машины вызвало у людей множество новых вопросов. Собравшиеся не знали, что по тревоге вместе с пожарниками на место любого происшествия всегда приезжает и полиция. Поэтому им оставалось только пускаться в догадки, что все это означает и уж не пахнет ли тут преступлением.

Не обращая внимания на любопытные взгляды, рослый деловой с виду старший констебль протолкался сквозь толпу к тропе, ведущей на гряду, и вернулся оттуда вместе с Марке.

— Уж не подозревают ли они, что Марке сама утопила ребенка? — произнес чей-то женский голос. — Но это, скорее, похоже на Пааво — такая у него слава.

— Не болтай вздора! — горячо возразил женщине сосед. — Нельзя судить о Марке по тому, какой негодяй у нее муж. Да и о самом Пааво нет ни слуху ни духу вот уже полтора года.

— Да ты и сама не смогла бы ухаживать за своим ребенком лучше, чем Марке и бабушка Сааринен ухаживали за Сату, — заметил другой.

— Да ведь трупа-то оттуда не несут, — проговорил какой-то старик, стоявший у задней калитки.

Толпа мешала полицейскому и Марке пройти ко двору.

Лицо у Марке было заплаканное, в волосах застряли мелкие веточки и засохшие ивовые листочки. Ведь с горя она как помешанная бегала взад и вперед вдоль канавы, пытаясь отыскать свою дочку. Однако направление последнего следа на берегу канавы обмануло и Марке: как и все, она пристально разглядывала траву по эту сторону береговой гряды, и ей не пришло в голову взобраться на гряду и искать следы девочки по ту сторону. Их и вообще едва ли можно было обнаружить: любопытствующие истоптали весь берег.

— Посторонитесь немного, — строго сказал старший констебль, и толпа расступилась перед ним и Марке.

Они прошли через двор к крыльцу Саариненов и, поднявшись по ступенькам, исчезли в доме.

— Чего это они?

— Эй вы там, кто поближе, заглянули бы хоть в окошко, — сказал стоявший посреди двора Паршивец Хилтунен. — Есть же среди вас шустрые ребята! Влезли бы на плечи друг дружке или на пожарную лестницу…

— Это неприлично — подходить к окну и заглядывать внутрь, — возразил заведующий кооперативом.

— Да ведь случай-то какой… — проскрипел Хилтунен. — Уж очень хочется знать, что они там замышляют.

Разговор прервался, когда большая овчарка бегом спустилась по береговой гряде и по тропе направилась прямо во двор.

— Осторожно, — проговорил кто-то. — Это может быть злая собака.

Рой вбежал во двор и остановился у ворот. Он нерешительно глядел на толпу. Затем все-таки двинулся вперед.

— Это собака соседского мальчика Туомо, — сказал заведующий кооперативом. — Она ночует в гараже Саариненов.

— Наверное, она и теперь хочет туда войти.

Человек, стоящий ближе всех к гаражу, открыл двери гаража. Все быстро отодвинулись, освобождая проход собаке.

— Будьте осторожны. Уж кусаться-то она умеет! — сказал Паршивец Хилтунен. — Она чуть было не загрызла насмерть медвежатницу Халонена.

— Но ведь та первая набросилась на собаку Туомо, — заметил стоявший близ ворот парень, — но если ты, Хилтунен, так уж боишься, полезай на крышу. Там ты будешь в безопасности. Собаки не летают.

— А отсюда тебя будет сопровождать эскорт, — добавил другой мужчина.

Он имел в виду второй полицейский автомобиль, который только что прибыл и въезжал задом во двор Саариненов.

Чтобы пробиться сквозь толпу, шофер полицейского автомобиля пустил в ход сирену. Это подействовало незамедлительно: люди расступились. Машина медленно въехала во двор.

Протискивание машины сквозь толпу и вой сирены, видимо, подействовали и на собаку. Она немного помедлила, посмотрела на въезжающий задом автомобиль и повернула к гаражу.

В тот самый момент, когда собака переступила порог гаража, люди, с недоверием глядевшие на нее, захлопнули его двери.

Сату была девочка с характером и легко приходила в ярость. Томи хорошо знал это. Теперь и человек на пожоге испытывал на себе норов девочки. Сату царапала ногтями его лицо и шею, хотя похититель и старался нести ее, оттягивая за волосы подальше от себя.

Внезапно мужчина громко застонал и выругался. Выпустив девочку из рук, он поднял левую кисть к лицу. Видимо, Сату укусила его своими крепкими зубками.

Девочка тут же бросилась бежать. Мужчина догнал ее, но на этот раз не схватил, а ударил ладонью так, что Сату упала в кусты вереска.

Томи вышел из остолбенения. Он быстро нагнулся и схватил лежащий на краю тропы камень.

Он уже замахнулся, чтобы швырнуть камень, но в последний момент одумался, опустил руку и отступил на два шага назад в молодой сосняк.

«Ты ничего не добьешься, если позволишь, чтобы тебя захлестнула ярость, — твердил ему рассудок. — Что толку швыряться камнями? Неужели ты хочешь лишить Сату последней возможности спастись? Только хладнокровие и самообладание помогут тебе одолеть этого человека.

А может, ты вообразил себя Давидом, сражающимся с Голиафом?»[7] — язвительно вопрошал голос рассудка.

Томи взял себя в руки и принялся сосредоточенно рассматривать лежащую перед ним местность. Тропа, пересекая пожогу, продолжалась далее вдоль высоченного гребня. Она широкой дугой поворачивала вправо, а потом круто брала влево и заканчивалась близ лыжной базы на вершине холма, где был сооружен трамплин. Шоссе к озеру Руоппо проходило слева, от сухих ровных вересковых пустошей. Если бы он нашел в себе смелость рискнуть и пойти прямиком, он бы добрался скорее, чем мужчина с девочкой.

Куда мужчина свернет с тропы?

По правую сторону озера Руоппо тянулся лишь заболоченный берег моря. Если бы мужчину где-нибудь ждала моторная лодка, он бы не отправился к морю этой дорогой. Он привел бы лодку куда-нибудь поближе — в Мёлься или залив Тиитинен.

Единственно разумным было предположить, что мужчину ждет машина.

Уверившись, что правильно разгадал замысел похитителя, Томи тотчас отправился в путь по левой стороне пожоги.

Теперь ему не обязательно следить за продвижением впереди идущих и стараться ступать так, чтобы его шагов не было слышно. Самое важное сейчас — поскорее добраться до цели. Томи бежал хорошей рысцой, но не настолько быстро, чтобы раньше времени выбиться из сил. На бегу нужно было постоянно думать. Точно выдерживать направление. Стараться не налететь на камень или на пень. Обдумывать решения, которые он примет в ближайшие минуты.

Досадно только, что он расстался с часами. Точно знать время было сейчас необходимо. Да и на душе стало бы спокойней. Томи не мог сказать, прошло ли с момента его расставания с Роем десять минут, полчаса или час. Какую часть пути домой пробежала собака? И привлечет ли она к себе чье-нибудь внимание на Окраине, где ищут пропавшего ребенка?

Лишь бы только Марке увидела ленту из косички Сату, тогда бы она поняла. Но где будет Марке в то время, когда собака прибежит домой?

А полицейские? Успеют ли они добраться до озера, чтобы упредить отъезд похитителя?

Прибытие второго полицейского автомобиля еще более сгустило напряженную атмосферу во дворе дома Саариненов. Теперь люди стали перешептываться, задавать друг другу самые невероятные вопросы.

— Может, они нашли в канаве труп девочки и собираются незаметно увезти его?

— Они не захотят никому его показывать, если исчезновение Сату связано с преступлением.

Каких только «экспертов» тут не было, и каждый высказывал свои соображения. И если кто краем уха слышал какие-либо предположения, тут же передавал их дальше как «истинную правду». Да, мол, он слышал это собственными ушами «из достоверных источников».

Когда полицейские въехали во двор, люди перестали заглядывать в окна.

Полицейские открыли дверцы своих автомобилей, но продолжали сидеть на местах. Наконец после долгого ожидания, показавшегося вечностью, на крыльце появился тот самый расторопный старший констебль. Он что-то держал в руках — что именно, стоявшие в отдалении люди не могли рассмотреть. Полицейский направился к машине, задом въехавшей во двор, показывая это что-то людям вокруг и разговаривая с ними.

— У него фотография Сату, — прошел шепот по толпе.

По-видимому, так оно и было, ибо старший констебль взял из машины микрофон и стал перечислять приметы Сату не то полицейским, сидящим в другом автомобиле, не то тем, с кем у него была радиосвязь.

Тут из дому вышли и бабушка Сааринен с Марке. Бабушка осталась на крыльце, а Марке направилась к задним воротам.

— Стоит ли тебе снова идти туда, к канаве, — усталым голосом проговорила бабушка. — Никто же не знает, может, она пропала в другом месте.

— Все-таки схожу, — сказала Марке. — Не могу сидеть на одном месте.

Люди, стоявшие ближе всех к гаражу, вздрогнули от шума, который подняла за стеной собака. Уж не взбесилась ли она?

Старший констебль глянул в направлении гаража и наморщил лоб. Затем он снова сунул голову в автомобиль и продолжал диктовать радиограмму.

Марке была единственной, кто не обратил внимания на собаку. Бледная, сгорбившаяся, как старуха, она прошла через двор к задним воротам. Люди расступались перед ней, безмолвные, не в силах сказать ей слово утешения.

— Ты хоть далеко-то не заходи! — крикнула бабушка невестке с крыльца.

— Ладно, — кивнула Марке. — Небось они скажут, если девочка найдется где-нибудь в другом месте.

В этот момент толпившиеся возле гаража люди испуганно вскрикнули и уставились на его единственное окошко.

Стекла зазвенели и посыпались на землю. Оконная рама была выбита из проема. Огромная, похожая на волка овчарка выпрыгнула наружу следом за упавшей рамой.

— Господи боже, она прется прямо сквозь стену! — истерически закричала женщина, стоявшая у угла гаража.

Вышколенные полицейские мигом выскочили из автомобиля. Они не знали, откуда грозит опасность, но были готовы отразить ее, в чем бы она ни состояла.

Однако собака и не подумала бросаться на кого-либо — в несколько прыжков она оказалась рядом с Марке.

Возможно, полицейские превратно истолковали бы рывок собаки к Марке, если бы молодая женщина сама не обняла ее за шею и, прильнув к ней, не разразилась бы слезами. И вдруг ошейник собаки чем-то привлек внимание Марке. Она подняла голову. Ее рука потянулась к желтой ленте.

— Господин старший констебль Юрьеля!

Полицейские гурьбой кинулись к Марке и собаке.

Томи добежал до места, где лес был сильно разрежен. Завершающих работ после порубки здесь еще не производили — повсюду валялись верхушки деревьев и сучья. Они мешали бежать, так как под ними прятались предательские пни. Продвижение вперед замедлилось.

В конце концов какой смысл бежать напрямик? А вдруг он ошибся: выбрал не то направление и неверно определил расстояние? Похититель со своей жертвой, возможно, уже приближается к автомобилю, и Томи услышит лишь, как он отъедет.

Для верности Томи решил взять чуть правее. Не было смысла выходить на шоссе слишком далеко от лыжной базы, если, конечно, он вообще на правильном пути и добежит до шоссе.

Его уверенность поколебалась. Он сильно устал, вспотел, чувствовал колотье в боках. Дыхание его стало прерывистым — он задыхался.

К счастью, лесосека кончилась.

Томи остановился, несколько раз глубоко вздохнул и прислушался. Шума автомобиля не было слышно.

«Значит, я первый добрался до места, — торжествовал Томи. — Хорошо, что я так сильно спрямил свой путь… Его еще нет… Я бы, конечно, услышал, если бы он уже ехал по шоссе… Да и пыль, наверное, еще была бы видна…»

Он побежал вперед, прямо к дороге.

Дорога, извиваясь, вела от шоссе к лыжной базе. Зимой ее расчищали, посыпали песком, и она была довольно широкая, в две колеи. Летом, скорее, походила на тропу.

Томи не останавливался. Убедившись, что на дороге иных следов, кроме автомобильных, не было, он повернулся и пустился бегом к избушке. Не по дороге, а вдоль линии электропередачи по тропе, по обеим сторонам которой рос низкий березняк, ивы, кипрей, а на самых сухих местах можжевельник.

Он разом увидел избушку лыжников, «пикап» и похитителя с его жертвой. Конец пути мужчина проделал очень быстро и вышел, неся Сату на плече, прямо позади горки для катания на лыжах. Тропа там шла по горному кряжу, на котором почти не было деревьев, и на фоне неба против солнца мужчина виднелся смутным силуэтом. Он почти бежал, то и дело оглядываясь назад.

Топот ног Томи по краю пожоги все-таки достиг ушей преступника, и он наддал ходу.

Томи перебежал через дорогу. От него до автомобиля было всего лишь метров сто, до избушки лыжников метров четыреста, до горки для спуска на лыжах примерно столько же. В его распоряжении оставалось три-четыре минуты, чтобы что-то предпринять. Но что именно?

По обочинам дороги рос сосняк высотой в человеческий рост. Под его прикрытием Томи удалось добраться до автомобиля так, что спускающийся с гряды мужчина не заметил его. Он на каждом шагу высматривал куда ступить, и это поглощало все его внимание.

Когда Томи остановился у автомобиля, мужчина уже успел пройти половину спуска. Скоро идти ему станет легче, и он взглянет сюда, в сторону своей машины.

На какое-то мгновение, когда дыхание Томи выровнялось, ему послышался откуда-то издалека на дороге шум мотора, но эта надежда тотчас угасла. Затаив дыхание, Томи напряженно прислушивался, но не уловил больше никаких звуков в том направлении.

Мужчине, видимо, тоже стало трудно идти. Сквозь окна автомобиля Томи видел, как похититель спустил с плеча Сату и убавил шаг. Он был вынужден держать девочку за руку, чтобы она шла за ним.

Теперь необходимо что-то предпринять — и безотлагательно.

Томи скользнул взглядом по грязному серому «пикапу», и его словно током ударило: он сообразил, что можно сделать.

Томи шагнул вплотную к автомобилю и наклонился к переднему колесу. Его пальцы не смогли повернуть предохранительный колпачок ниппеля, и на какое-то мгновение его охватил страх. Колпачок был то ли завернут слишком туго, то ли забит грязью и песком.

Но вот колпачок повернулся. Пальцы Томи дрожали, пока он отвинчивал его. Однако, несмотря на нервное напряжение и волнение, в душе Томи росла надежда. Или нечто большее. В этот момент он чувствовал себя победителем. Злодей не успеет добраться до машины прежде, чем по крайней мере две шины будут спущены.

Наконец колпачок полностью отвинтился.

Томи швырнул его за спину и протянул руку, чтобы вывернуть ниппель. Он был так взбудоражен, что уже схватил пальцами головку ниппеля и тут только сообразил, что автомобильный ниппель не такой, как у велосипеда. Конечно, нет. Он сам много раз накачивал шины отцовского автомобиля.

Томи подобрал с дороги сучок и нажал им на головку ниппеля. Слушая шипение выходящего из шины воздуха, он подумал, что, по-видимому, все-таки проиграл игру. До прихода мужчины он успеет выпустить воздух в лучшем случае лишь из одной шины, и тот сможет за несколько минут поставить на место спущенного запасное колесо.

Рыдания рвались из его груди, стесняло дыхание. Слепая ярость нагнетала кровь в мозг так, что казалось, было слышно, как она бурлит. Томи низко пригнулся и прилег щекой к гравию на обочине. Из-под автомобиля он увидел, что мужчина волочет за собой Сату уже по эту сторону избушки лыжников.

Взгляд Томи отчаянно блуждал по обочине дороги возле автомобиля. Обычно повсюду у дороги бывает полно бутылок, но теперь, когда бутылка понадобилась, не видно ни одной.

Взгляд Томи остановился на крепком сосновом суку, валявшемся в трех-четырех метрах от него. Сук уже давно отломился от дерева. Вся шкурка сошла с него. Он был серый, почти цвета кости, но тверд, как сталь. Об этом можно было судить по его сухой, блестящей поверхности.

На суку было несколько острых, как шипы, обломанных отростков.

Томи вскочил, схватил в руки сук и приставил крепкий короткий шип к боку покрышки. Шип был острый. Когда Томи изо всей силы ударил по суку ногой, шип сразу вонзился в бок старой, изношенной покрышки. И словно выстрел раздался — с таким шумом вышел из нее воздух. Бок покрышки разорвался. Перед автомобиля начал оседать.

Томи выдернул сук из покрышки и выпрямился. Мужчина увидел его, когда Томи двинулся к заднему колесу.

— Эй! Это еще что такое?

Мужчина отпустил Сату и бегом бросился к машине. Их разделяло метров двести пятьдесят.

Томи напрягся, оцепенел, но заставил себя не глядеть на мужчину. Он пытался проколоть вторую шину. От этого теперь зависело все.

Острый конец сука пришелся прямо посередине шины. Томи передвинул его ближе к ободу. Там шина была тоньше — ее легче проткнуть.

— Ах ты, дрянной мальчишка!

Томи не очень удачно ударил ногой по суку, но шип все же вонзился в покрышку. А покрышки у «пикапа» были, конечно, столь же старые, как и он сам, стертые до гладкости, чуть ли не до самого корда.

Мужчина понял смысл происходящего. Вероятно, он даже слышал шипение воздуха. К тому же эта покрышка, опорожняясь, издавала звук, похожий на писк.

— Я убью тебя!

Томи пустился в бегство через посадки молодого сосняка. На ходу он крикнул стоящей на месте девочке:

— Беги, Сату! Беги скорее!

Мужчина остановился, с минуту поколебался, затем все же припустился следом за Томи. Вероятно, он полагал, что девочку-то все равно поймает, если даже она и побежит. А может, им овладела слепая жажда мести, и он решил догнать мальчишку во что бы то ни стало.

Томи бежал через лесопосадки, и ветки сосенок хлестали его по лицу. На этот раз скорость его ногам придавал страх. Оглянувшись назад, он успел заметить такое, отчего прямо-таки полетел как на крыльях. Во-первых, мужчина сжимал в руке пистолет, а во-вторых, Томи узнал его, ибо теперь на мужчине не было темных очков. Это был Пааво Сааринен, отец Сату, объявленный в розыске преступник, совершивший бог знает что — его даже подозревали в убийстве. Местные жители говорили о нем шепотом, до того чудовищная была у него репутация. Буйный, своевольный, Пааво бил Марке, и она не захотела жить с ним. Тогда Пааво поклялся отомстить ей.

Выстрел эхом разнесся по всему сосняку. Томи сделал крутой поворот. Затем другой.

Снова раздался выстрел.

Опять промах, хотя преступник стрелял не с такого уж большого расстояния. Томи оглянулся. Его преследователь колотил рукояткой пистолета по ладони. Как видно, у него что-то не ладилось.

Ругательство Пааво прозвучало так громко, словно он был совсем близко. Он сунул пистолет в карман и бросился за Томи.

В этот момент Томи упал.

Он слишком долго глядел назад. Повернувшись вперед, он увидел поросшие брусникой кочки и попытался повыше поднять ногу, чтобы перепрыгнуть через них. Это ему удалось, но потом он неожиданно задел ногой за высокую кочку и упал на бок.

Пааво позади него издал торжествующий крик:

— Ну, теперь ты у меня попляшешь, щенок!

Томи все-таки успел вскочить и побежать. Но ему не удалось набрать достаточной скорости. Шаги Пааво раздались совсем близко, и он ухватил Томи за шиворот.

Послышался треск разрываемой материи. И одновременно другой звук — яростное рычание. Чье-то тяжелое тело отчаянными скачками летело навстречу Томи и, миновав его, слегка задело за щеку. Мощные челюсти сомкнулись на руке, ухватившейся за куртку Томи.

С криком боли Пааво грохнулся на спину в кочкарник под тяжестью бросившегося на него Роя.

Томи окружили люди. Суровые с виду дюжие полицейские, с быстрыми и энергичными движениями, подоспевшие на помощь Рою. Еще мгновение, и Пааво Сааринен был обезоружен. На его запястьях щелкнули наручники.

Юрьеля, старший констебль, преподававший у них в школе физкультуру, крепко обнял Томи за плечи:

— Ну как, мальчуган, ты не пострадал?

— Нет… — все еще задыхаясь, ответил Томи. — Мне бы крышка, если бы вы не подоспели.

Юрьеля смотрел на него теплым дружеским взглядом, в котором сквозила добрая улыбка.

— Мы пришли, когда нас позвали. Ты и Рой хорошо поработали.

Томи вдруг стало стыдно — ведь он начисто забыл о Сату.

— А где Сату? Нужно найти ее. Она бросилась в другую сторону, когда Пааво погнался за мной.

Взгляд Юрьели заставил Томи обернуться. Марке и Сату рука об руку торопились к ним от дороги.

— В ту сторону побежали ребята из другого автомобиля, — объяснил старший констебль. — Правда, сначала и мы устремились туда, но потом Рой учуял твой запах и привел нас сюда. Как раз перед тем, как раздались выстрелы.

Томи вспомнил, как ему послышался шум мотора автомобиля.

— Значит, вы оставили там автомобиль и пришли пешком? Я слышал шум автомобиля несколько минут назад.

— Верно… Хотя мы и старались не шуметь — рассчитывали нагрянуть внезапно. Госпожа Марке догадалась, что все это затеял ее бывший муж, и мы предполагали, что при нем есть оружие. Его уже ждет приговор в Швеции за убийство, а то и за два.

Но вот прибежали и Марке с Сату. Томи застеснялся, когда Марке обняла его, но решил, что выдержит и это.

Тут к ним подскочил Рой. Собака до сих пор кружила вокруг Пааво Сааринена, словно сомневаясь, что люди смогут справиться с врагом Томи. И подбежала к хозяину, лишь когда полицейские повели Сааринена к автомобилю.

Сату просилась на руки к Томи. Марке пыталась возражать, но Томи донес девочку до дороги. Он ведь и прежде брал ее на руки.

— Садись ко мне на закорки, поиграем в лошадку!

Сату с восторгом согласилась.

Так ее легче было нести и одновременно разговаривать. У каждого набралось много вопросов. Томи пришлось несколько раз повторить свой рассказ.

Вся Окраина чернела людьми, когда Юрьеля привез домой их всех — Марке, Сату, Томи и Роя. Местные ребята вместе с ребятами из домов-башен сбились в единую ватагу. Весть уже разнеслась повсюду, и люди были в курсе происшедшего. Когда Томи вылезал из полицейского автомобиля, его встретили аплодисментами.

Томи страшно смущался.

К счастью, рядом был Юрьеля. С его помощью они пробились сквозь толпу, после того как старший констебль оформил какие-то официальные бумаги. Бабушка Сааринен и мать Томи обняли его и прослезились. Остальные похлопывали по плечу и хвалили.

Чуть погодя Юрьеля отвез Марке и Сату к врачу. Девочка прошла медицинский осмотр — не получила ли она каких-нибудь серьезных травм, когда Пааво тащил ее по болотам и вересковым пустошам.

Томи улыбался, глядя, как Марке несла девочку к полицейскому автомобилю. Сату была уже в полусне — мать еле-еле уложила ее в кабину. Один из соседских мальчишек с важным и гордым видом держал дверцу открытой. Взрослые уже ушли со двора и с улицы, но ребятня все еще держалась несколькими стайками. Кто-то осматривал окошко гаража Саариненов и объяснял, как прыгнул Рой.

Дома Томи ждал ужин — жареное мясо с картошкой и луком. Мать велела сыну сесть за стол, а сама стала готовить еще и яичницу.

Томи сидел и поглядывал в окно, позволяя матери прислуживать себе. Он гладил ногой собаку, которая лежала под столом. Рою повезло: он не поранился, когда выскочил из гаража, разбив стекла лапами — рама вылетела целиком, так что в проеме не осталось осколков стекла.

На крыльце послышались чьи-то шаги.

— Ешь, не беспокойся, — сказала мать. — Я схожу посмотрю.

Это был посыльный из цветочного магазина. Уже третий. Он принес два букета.

— Как быстро люди узнали, — удивлялась мать. — Ты и Рой стали настоящими героями.

В голосе матери звучала гордость. Томи был рад за нее. Мать стойко держалась, когда названивал Пааво. Уже в полицейском автомобиле преступник признался, что это он звонил и наблюдал за домом Саариненов. А также в том, что пытался похитить свою дочь еще в тот вечер, когда Марке и бабушка ушли в театр. Присутствие собаки в доме явилось для Пааво полной неожиданностью и перечеркнуло все его планы. Вот почему он хотел убрать ее с дороги, перед тем как снова попытаться похитить Сату.

— Вот цветы от тети Хелены, — суетилась мать. — А эти от какого-то Ярвинена из домов-башен. Тут и записка есть, вот погляди!

Цветы были от Ярвинена. В записке значилось: «Поздравляю упорного детектива. Так и подобает вести себя мужчине. Поедем вместе ловить рыбу, когда сниму машину с козел. Будь здоров. Ярвинены из дома-башни».

— Это от того самого человека, который чуть не застрелил Роя, когда он укусил Яксю.

— Ну, теперь-то мы знаем, что это не он названивал нам, — сказала мать, ставя цветы в вазу.

— Мне уже раньше стало все ясно, — сказал Томи, чувствуя, как его распирает от гордости.

Зазвонил телефон.

Томи взглянул на мать. Каждый из них знал, о чем подумал другой. Томи разбирал смех.

— Если это опять кто-нибудь угрожает Рою, я пропущу телефон через мясорубку!

Мать взяла трубку и затем, отняв ее от уха, прошептала:

— Это какой-то корреспондент. Хочет взять интервью и сфотографировать тебя, Роя и Сату.

— Это не так-то просто сделать. Сату наверняка будет спать, когда он явится. Ну да пусть приезжает, там посмотрим.

«Только не задавайся», — сказал себе Томи. Он вспомнил, каким задавакой стал один мальчишка, когда зимой его превознесли до небес как лучшего нападающего юниоров группы «В». Такое может случиться со всяким, если потеряешь контроль над собой.

Томи помнил, как все они смеялись над этим мальчишкой, когда тот пыжился от сознания собственной значимости. Он совершенно всерьез воспринимал самый грубый подхалимаж. И не только в командах юниоров, да и в прочих есть люди, которым кажется, что весь мир смотрит на них, когда им случайно удается забить два-три гола.

Рой под столом лег на бок. Томи почесал его ногой.

— У нас, брат, есть голова на плечах, правда? Я буду красоваться в свете юпитеров, а ты болтать языком. Это будет лучшее интервью корреспондента за всю его жизнь!

Рой заворчал, словно выражая свое согласие.

Сон не приходил. Томи лежал в кровати с открытыми глазами. Его мысли, не переставая, вертелись вокруг всего случившегося.

Вечер прошел интересно и хорошо. Отец вернулся домой из поездки и был очень горд Роем и своим сыном. Он услышал о происшествии по радио в автомобиле и позвонил уже с пути. А после того как он явился домой, Томи пришлось пересказать ему все несколько раз. Они ходили вдвоем осматривать разные места на гряде и выбитое Роем окно и разговаривали как мужчина с мужчиной.

То и дело завязывались новые разговоры: одни знакомые приходили просто из любопытства, другие — поздравить. Поздним вечером, когда Сату проснулась, к ним пришла вся семья Саариненов. Марке принесла из закусочной огромный торт-мороженое, и они всей компанией поглощали его с кофе за разговорами о происшедшем.

Теперь совершенно необходимо заснуть, если завтра он собирается встать пораньше и с толком провести день. Но мысли о пережитом все еще будоражили его. Томи пробовал читать; но это ему не удавалось. Он не мог сосредоточиться.

В комнате было жарко.

Томи поднялся и подошел к окну. Он раздвинул задвижки окна и уже открывал его, когда заметил неясную тень у гаража Саариненов.

Неужели кто-то пытается проникнуть к Рою?

В ту же минуту Томи узнал, кто это, и засмеялся про себя. Он уже вообразил себе невесть что! А это всего лишь бабушка Сааринен направилась к собаке, наверняка несла ей какой-нибудь лакомый кусок. Как бы она не перекормила Роя!

Бабушка медленно шла через двор, время от времени останавливаясь понюхать какой-нибудь цветок. На ней была длинная белая ночная рубашка, на ногах туфли. Надо полагать, она не один десяток лет выходила так во двор летними ночами. Рубашка была не то из фланели, не то из какой-то еще более плотной материи, и в ней бабушка хорошо переносила прохладу не очень теплых летних ночей.

Вот старушка отошла от цветов и направилась к крыльцу. Но она не поднялась в сени, а остановилась перед крыльцом возле углового окна.

Что ее там заинтересовало?

Томи напряг зрение, вглядываясь в сгустившуюся тьму. Затем скорее догадался, чем увидел: бабушка Сааринен остановилась возле старой кормушки для птиц. Она протянула к ней руки. Погладила крышу и стенки, коснулась пальцами основания и подпорок, на которых кормушка держалась у косяка окна.

Эту кормушку для птиц сделал Пааво. Он сколотил ее еще в школе, когда ему было лет десять-одиннадцать. У него была в школе девятка по труду.

Томи иногда видел у бабушки свидетельства его мастерства. Однажды солнечным майским днем Пааво принес свои зимние поделки в дом. Томи вместе с матерью рассматривал их, и мать похвалила кормушку. Пааво вынес из сарая кучу гвоздей, опору и прикрепил кормушку у окна, а мать сварила кофе и подала на стол свежеиспеченную булку.

Бабушка облокотилась о стену возле кормушки и подперла голову рукой. Томи понял, что она плачет, хотя и не видел этого.

«Вспомнил ли я хоть раз за весь этот пьянящий победой вечер, что Пааво — единственный сын бабушки Сааринен? И муж Марке. Спросил ли я хоть раз, каково было им? Или о том, что случилось с Пааво после того, как он смастерил в школе все свои поделки? Черт возьми, уж не стал ли я таким же паршивым Хилтуненом, как сам Паршивец? Ведь когда-то и ему было двенадцать лет. И он был таким же самодовольным, как я сейчас. Если со мной не произойдет решительная перемена, то, когда мне будет столько же, сколько ему, я стану таким же, как он».

Томи увидел, что бабушка Сааринен выпрямилась и повернулась в сторону крыльца. Однако она не сразу двинулась к крыльцу, а сперва вытерла слезы. Только после этого она тронулась с места и медленно поднялась на крыльцо, держась одной рукой за перила. Томи она показалась человеком, который уходит от могилы дорогого покойника.

От вечернего возбуждения не осталось и следа, когда Томи вернулся к себе и растянулся в Кровати на спине.

Он неподвижно смотрел в темный потолок. Там невидимыми буквами стояло: «У тебя в этом мире есть права и обязанности. Придерживайся их. И не думай, будто весь мир вращается вокруг тебя или создан для тебя одного. Проснись и заметь других, следи за собой. Каков же ты и каким тебе следует быть?»

Лишь под утро Томи удалось заснуть.

Они пошли в полицию втроем — отец, Рой и Томи. Шли словно в гости к знакомым. До этого Томи в течение двух дней давал там показания в качестве свидетеля. Они с Роем стали всеобщими любимцами. В полиции его угощали лимонадом и кофе со сдобной булкой. И называли коллегой.

У Юрьеля уже был готов протокол допроса. Он позвонил и попросил Томи, когда у него найдется время, прийти и подписать его.

И на этот раз полицейские угостили их кофе. У них была собственная кофеварка, которая, видимо, кипела не переставая. А сегодня были еще и пирожные, что придавало угощению особую торжественность.

— У нас, похоже, есть причина для маленького торжества, — сказал Юрьеля, открывая коробку с пирожными, когда протокол был прочитан и скреплен подписями.

— Вот как? — воскликнул отец. — Какая-нибудь годовщина?

У Юрьеля было сосредоточенное выражение лица. Остальные полицейские молча улыбались.

— Не совсем так, — произнес старший констебль и поставил коробку на стол. — Причина — вот эти два героя! — И он посмотрел на Роя и Томи.

Отец нахмурился.

— Не пора ли прекратить их чествовать?

Юрьеля рассмеялся.

— Уж они-то, кажется, крепко стоят на земле, один на двух, другой на четырех ногах, — сказал он. — Теперь у нас есть совершенно новый повод полакомиться пирожными, поэтому мы и угощаем.

Томи попробовал сообразить, о чем, собственно, речь. Ничто не приходило ему в голову, но от этого пирожные не стали менее вкусными.

А полицейские не торопились объяснять, в чем дело. Каждый взял по пирожному и с невозмутимым видом начал пить кофе.

И все-таки в воздухе веяло чем-то особенным. Это было видно по полицейским.

В правой руке Томи держал ложку, которой ел пирожное, а другой гладил Роя по груди и шее. Его волновало это грядущее нечто, о котором все полицейские знали, а он нет. С другой стороны он досадовал на это волнение, которое мешало ему вдоволь наслаждаться пирожными. Он жевал их почти автоматически.

Наконец Юрьеля сжалился над Томи.

— А не лучше ли будет рассказать все этим героям прямо сейчас? — проговорил он, растягивая слова, и взглянул на своих коллег. — Или отложить до будущей недели?

Полицейские молчали. Затем один из них сказал:

— Пожалуй, все же можно рассказать сегодня.

Юрьеля поставил чашку на блюдце.

— Мы тут поняли из протокола допроса, что вас по-настоящему беспокоил неизвестный, звонивший вам и постоянно говоривший о собаке. Но вот как бы ты, Томи, объяснил тот факт, что, хотя Пааво Сааринен сидит сейчас у нас под замком, вчера мне позвонили и разговор снова шел насчет Роя?

Томи в изумлении поднял глаза на Юрьеля. Потом взглянул на других полицейских. Те смотрели на него, ожидая ответа. Не думают же они теперь, что он преувеличивал, рассказывая о звонках насчет Роя. Почему они не спросили мать, ведь она знает про эти звонки больше всех.

— Да, верно, это кажется несколько странным, — осторожно ответил Томи. И тут вдруг его осенило: — Не хотите ли вы сказать, что звонящих было двое, а пойман лишь один?

— Вовсе нет. Разумеется, вам звонил один и тот же мужчина. Мне же звонила женщина.

Томи тряхнул головой.

— Тогда я не понимаю. Ни у какой женщины нет причины жаловаться на Роя. И ни у каких мужчин, кроме Паршивца.

— Женщина, которая звонила мне, собственно, не жаловалась, — сказал старший констебль, — она, скорее, хвалила собаку. И заявила, что дарит ее тебе.

Томи поднялся со стула.

— Так, значит, это была владелица Роя?

Отец тоже смотрел на Юрьеля выжидающе. А Рой насторожил уши, как будто понимал, о чем речь.

— Я бы сказал, бывшая владелица, — уточнил Юрьеля. — Вчера она подарила собаку тебе. Так что поздравляю!

Восторг переполнял Томи. Ведь где-то в глубине его души постоянно жил страх, что в один прекрасный день настоящий владелец Роя явится к ним и потребует вернуть собаку.

— А кому все-таки принадлежал наш Рой? — поинтересовался отец.

— Одному сельскому аптекарю. Вернее сказать, принадлежал его одиннадцатилетнему сыну, который погиб в позапрошлом году. Жена аптекаря позвонила сразу же, как увидела фотографию собаки в газете.

— А что случилось с мальчиком? — спросил Томи, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.

— Он попал под машину… Аптекарша рассказала о их жизни и еще кое-что, и я прошу, чтобы это осталось между нами, мужчинами.

— Ну конечно, — сказал отец.

— Смерть единственного сына так потрясла аптекаря, что с ним случилось нервное расстройство. Он запил и возненавидел собаку, которая была вместе с мальчиком, когда тот попал под машину. Говоря без обиняков, он во хмелю истязал собаку. В тот день, когда Томи нашел ее в лесу, она выпрыгнула из лодки аптекаря где-то между пляжем и Мёлься и убежала, когда аптекарь, пьяный, принялся бить ее. Аптекарша даже предполагает, что ее муж стрелял в собаку, но промахнулся.

Томи прижал к себе Роя. Чего только Рой не вытерпел, пока не попал к ним! Но отныне ему будет хорошо.

— Возможно, ты, Томи, напомнил собаке ее прежнего юного хозяина. Вот почему вы так быстро сдружились. Начиная с этого дня ты законный владелец Роя. Аптекарша обещала в ближайшие дни выслать мне документы на него, и ты сможешь зарегистрировать его на свое имя. Тебе не потребуется даже платить налог на собак.

— Как так? — удивился отец.

Юрьеля улыбнулся:

— Рой высокодрессированная собака и является резервистом финской армии, совсем так, как и все мы, люди. Поэтому он освобожден от налога.

Отец усмехнулся:

— Вот бы применить этот закон и к другим военнообязанным.

Все рассмеялись.

— Эта привилегия не дается нам, двуногим, — заметил один из полицейских. — Впрочем, у нас есть к Томи предложение насчет собаки.

— Какое? — спросил Томи.

— Ты бы мог время от времени ходить вместе с ней на дрессировки наших полицейских собак, — сказал Юрьеля. — Рой исключительно понятлив, и из него выйдет замечательная служебная собака. Ее услуги могут нам понадобиться в любой момент. Да и ты научишься кое-чему. Видать, у тебя тоже сильная склонность к нашему ремеслу. Имеет ли твой отец что-нибудь против?

— Конечно, нет, — ответил отец. — Что касается меня, то вы можете учить мальца хоть иностранным языкам, а собаку читать.

— Насчет последнего мы на данном этапе не можем дать никаких гарантий, — сказал Юрьеля. — Но может, вы удовлетворитесь тем, что мы пообещаем научить собаку различать прописные буквы?

— По рукам, — улыбнулся отец.

Рой посмотрел сначала на смеющихся полицейских, потом перевел взгляд на Томи.

Мальчик нагнулся к его уху:

— Не обращай внимания, старик. Они подшучивают над нами… Ну да мы еще покажем им прописные буквы, правда?

Он взъерошил шерсть на загривке собаки и снова наклонился к ней, словно шепча ей еще что-то на ухо. Таким образом он хотел восстановить утраченное равновесие и скрыть свое волнение — до того он был счастлив! В голове у него уже роились всяческие планы на будущее. Рой может научиться всему, чему угодно, если только он, Томи, будет водить его на дрессировку. Будущее покажет, что из этого выйдет.

Примечания:

1

Как поживает мисс Куокканен? (англ.)

2

Он (англ.).

3

Она (англ.).

4

Яксю (фин.) — вспыльчивый, строптивый.

5

В финских школах принята десятибалльная система отметок. Высшая отметка — 10 баллов, низшая — 4 (может, конечно, быть и ниже, но с четырех начинается «неудовлетворительно»).

6

1Эйно Лёйно (1878–1926) — известный финский писатель, переводчик и литературный критик.

7

Согласно библейской легенде, Давид — юноша-пастух, победивший великана Голиафа.